Аннотация: Да простит меня автор, что я выкладываю без спроса его произведение, но я просто не могла пройти мимо
Летать с тобой мне было трудно,
А без тебя я не могу дышать...
Она лежала в больничной кровати - такая нежно красивая, в белом... Странно, но он только сейчас заметил, насколько ей к лицу белый цвет. Руки безвольно раскинуты по бокам, катетер пропускал сквозь себя какие-то лекарства в ее плоть. Волосы необычайно четко выделялись на белой подушке. Лоб скрывала бинтовая повязка, губы, ранее нежные и теплые, теперь потемнели и распухли от разрезов. На шее и щеках светились синяки. Осколки стекла уже были изъяты из ее безвольного тела, а она все не приходила в сознание. Тяжелая травма - от нее редко просыпаются. Ее дыхания он не слышал, но, глядя на экран приборов, окружающих ее, понимал, что она еще здесь. Ненадолго, но здесь.
Он сидел в кресле рядом с ней и думал. Нет, он не любил ее. Просто принял в свою игру. Но, в результате заигрался и не заметил, что это она приняла его в свою игру - в свой театр, именуемый жизнью. У него было все: слава, признание, деньги, всеобщая любовь, друзья... У нее был пес с прозаическим именем, белый котенок и болтливый попугай. Каждый раз она приходила домой, гладила шерстку преданному псу, брала на руки котенка, кормила попугая и шла в свою комнату. Там она могла часами смотреть на фото в рамке с отсутствующей улыбкой, хаотично перебирать нежными пальцами струны старой гитары и ждать, ждать, ждать...
Теперь же, когда улыбка сползла с ее лица, пальцы бессильно лежали на белом больничном покрывале, путая собой проводки приборов и капельницы, он один сидел здесь и ждал, глядя мимо ее лица - ждал упреков, слов ненависти, боли, злобы. И не слышал ничего, кроме звуков, означающих ее дыхание. У него были крылья на спине, а летать он уже не мог, как раньше. Будь он ангелом, как думала она, то сейчас сорвал бы эти бесполезные и ненужные крылья. Но он не был им. Колючий ошейник ранее служащий только для самоопределения, теперь давил так сильно, словно и впрямь он стал ослушавшимся рабом. Но это не было так. И он ее не любил. Просто играл...
єФеникс, а ну вернись! Ко мне, сказала!.."
Так он познакомился с ней. Его называли Фениксом, а она так звала своего верного друга - массивного пса, породы немецкой овчарки. Он не знал, что она так назвала собаку в его честь, чтоб ощущать его присутствие.
Теперь ее голос казался сном - так, будто бы она молчала всегда. Как ему хотелось, чтоб она проснулась и закричала на него, ударила, бросила и ушла к другому, но она молчала. Когда он уходил, она ждала его возвращения. Когда он уставал быть с ней, она плакала и признавала свою вину, хоть они оба осознавали, что виновен только он один. Когда он убивал ее, она не морщилась от боли и оставалась с ним, в его безумной игре.
Теперь она по капле утекала мимо его воли. Чтоб ее убить, понадобилась какая-то дурацкая машина - и вот она здесь, бросает его ради того, против кого он бессилен. Его соперником стала смерть.
У него по-прежнему есть крылья, слава, друзья.... Она по-прежнему здесь одна - ни журналистов, ни друзей, ни родных. Только шрамы на запястьях, только царапины на лице и безграничный эгоист рядом с ней.
Он подумал, что надо бы забрать ее животных к себе, как немой упрек, напоминание о ней, но знал, что не сделает этого.
Когда он встал, чтоб уйти, она пошевелила пальцами, и он невольно бросился к ней. Ее ладошка утонула в его крепких ладонях. Улыбка появилась на ее лице вновь, и больше не сошла. Прибор тревожно запищал, но прежде чем парень с крыльями успел кого-либо позвать, он выбил сплошную линию и долгий звук, эхом отзывающийся в его голове долгие ночи и дни после этого. Глаза закололи сотни осколков, как в сказке - слезы покатились по его щекам, горькие и отчаянные. В окно бешено колотили огромные грозовые капли.
єАнгел заплакал...."- сказала бы она, если бы увидела это.
Ангел действительно плакал, по-прежнему сжимая холодную ладонь, не в силах уйти, не в силах забыть, не в силах отпустить...