Снег падал из глубин свинцового неба бесформенными комками. Падал, сваливаясь на серых камнях в рыхлую кучу, сочащую талой грязью. Сырой воздух, казалось, был наполнен шорохом этого бессмысленного, никому не нужного падения. Когда-нибудь наступит настоящая зима, с кусачим морозом, с радостными криками детворы, со скрипом наста... чушь. В любом случае, он чувствовал, многое в этом мире для него останется таким вот безвременным, безрадостным, как этот набухший влагой безмолвных слёз молчаливый снег.

Он шагнул обратно под своды пещеры. Безрадостная неподвижность поздней осени здесь сменялась безрадостным же шёпотом склепа. Кого он обманывает? Сколько ещё недель, дней, ночей, часов и минут будет продолжаться то, что завязалось вовсе не здесь? Сколько ещё песен он сможет спеть, прежде чем свершится непоправимое? И неизбежное...

Вытесанный некогда в монолитной скале камин, шкуры на каменном полу, треск пламени, звон капель о гранит. Не в этом дело. Сейчас она сладко спит, погружённая в видения, порозовевшая, спокойная, ей, видно, снятся совсем другие песни.

Недолго.

Ещё пара часов, и всё начнётся снова. Воспоминания, боль, страх, бессилие. Она сама вершит свою судьбу, не яд волшбы в её крови. И песни его не способны ничего изменить. Время течёт.... утекает.

Боже, храни Королеву

От горя врагов, от обиды друзей.

Может, она постепенно и вспомнит

О том, что была веселей?

Может быть по её венам

Пройдётся огонь, повернув время вспять?

Боже, храни Королеву!

Ей страшно - а вдруг разучилась летать.

Может столкнуть её с крыши?

Куда уж тут денешься - точно взлетишь!

Боже! Ну ты же всё слышишь и видишь

Ну, так отчего ж ты молчишь?!

Что же - понятное дело:

Всё сложно и мир не стоит на китах.

Боже, спаси Королеву -

Она заблудилась в своих же ветрах.

Ветры запутали косы,

И каждый день лёд от зари до зари. К чёрту ответы-вопросы!

Но, если ты можешь, ты ей подари

Ложе из моря и пены, луну, эти звёзды и Короля!..

Боже, храни Королеву!

Храни же её! И немножко - меня.

Спускаться по склону оказалось чуть ли не сложнее, чем до того - подниматься. По таким камням впору прыгать двадцатилетнему мальчишке, а не разменявшему второй полтинник барду с больным коленом и стойкой нелюбовью к дальним странствиям. Немало народу бы удивилось, увидев Ксанда здесь, в таком виде. Хотя... немало народу вообще полагали его мёртвым, так что в каком-то смысле все эти грандиозные скалы, густо поросшие кривенькими сосенками, представляли собой вполне безрадостный ландшафт - самое то, сгинуть навеки, перестать, наконец, мозолить многотерпеливой Иторе глаза.

- Т-тьма подери... - Ксанд сквозь зубы выругался, потирая ноющее колено. Путешествие выдалось похожим на пытку - ногу словно раз за разом пронзало ржавым железом. - И какого лешего тебя сюда понесло?

Однако не ночевать же здесь, воспоминания о важной, но такой неприятной встрече толкали седовласого барда вперёд. Ксанд привычно поправил на плече неразлучную лизанну, какой же он бард без инструмента? Сколько раз она оставалась его последним спутником... сейчас не упомнить, к тому ж имя древнего мастера на её грифе значило слишком много, чтобы бездумно оставить своё сокровище на неграмотного трактирщика. Дичь и глушь. Ксанд продолжил свой нескончаемый путь в долину, незаметно для себя углубившись в размышления.

Странная это была встреча, странная... какой смысл было тащить всех сюда, в такую даль, аж на северную оконечность предгорий Алатайского хребта, только для того, чтобы поговорить словно бы ни о чём, да и разойтись в разные стороны. Что такого прозвучало под кровлей заброшенной часовни? Почему они все мрачнели, выслушивая друг друга, почему опускали глаза, почему выбирали впоследствии свои тропы так, чтобы ни в коем случае не встретить на своём пути кого-то из собравшихся?!

Самим Богам Иторы сие было неизвестно, себе же Ксанд мог признаться лишь в смутных, но оттого не менее страшных подозрениях. В каком-то смысле их восьмерых теперь объединяла тайна, секрет которой не представлял для простых людей ровным счётом никакой ценности, что же касается судеб этого мира... ему ли о них заботиться?

Ксанд поморщился. Давно минули те годы, когда Высокие Игры будоражили его кровь, и снова оказаться в самом центре бури - чего хорошего. Устал, постарел?

Возможно. Итора была слишком велика для него одного, кругом слишком много всякого - боли, страха, гнева... любви тоже было немало, однако на своём пути бард, сумев побывать и выбраться из сотни переделок, не сумел обрести спутников. Среди тех семерых, его собратьев по тайне, была и та, с кем он мог бы навеки скрестить дороги, но...

Жизнь среди потоков и заводей горячечного бреда многоликой Иторы не давала покоя, раз ступи в её объятья, и не будет пути обратно. Игрок должен быть предельно осторожен даже в своих усилиях выжить, а уж стремиться навязать окружающим просторам свою волю... только подумай об этом, и тебя сомнёт, раздавит, вывернет наизнанку сила, с которой нельзя бороться. Многие пытались... лишь о самых удачливых из них осталась толика короткой людской памяти, легенды слагали лишь о Великих, но скорая и неправедная смерть настигла всех.

Всё это Ксанд уяснил давным-давно, так что теперь ему не приходилось волноваться за собственную психику. Заметив кружащего высоко в небесах ворона, бард как мог быстро свернул на боковую тропинку, кроны здесь уже были достаточно густыми. При чём тут нервишки? Воронов часто использовала в своих чарах Истрата, да и Маги заокеанных родов тоже не брезговали... что же касается слов, произнесённых там, на вершине, их стоит пока упрятать подальше, в самые пыльные подвалы памяти, ибо если это всё правда, а не домыслы восьмёрки выживших из ума Игроков... жизни не хватит подобное исправить.

До придорожной таверны Ксанд добрался уже в сумерках. Нога разболелась ещё сильнее, однако бард, крепя сердце, не стал входить внутрь. Хозяин вышел на стук, настороженно вглядываясь в лицо застывшей на крыльце фигуры.

- Милорд, вы? - звания «милорда» этот малый удостаивал всякого, кто был хотя бы прилично одет.

- Я. Мне нужна лошадь, хозяин, на следующей почтовой станции обещаю вернуть её с оказией. Если ты не против, вот тебе кошелёк...

Пять последних золотых легко брякнули в его ладони.

- Что вы, это уж слишком, забирайте лошадь совсем, даром, пока вы пели здесь по вечерам, мой трактир пользовался таким успехом... вы точно не можете остаться у нас ещё на недельку?

- Я сожалею, добрый человек, но путь мой лежит далеко, и мне некогда отдыхать. Принеси мои вещи к воротам, будь так добр, да прихвати чего-нибудь съестного в дорогу. А лошадь я тебе обязательно верну...

- Господин, если...

- Погоди, хозяин, я ценю твою щедрость, и ни в коем случае не побрезговал бы такой щедростью, однако коняга пригодится и тебе самому, я же всегда смогу заработать своей игрой хорошие деньги. Проводи меня до ворот, мастер, и мы будем в расчёте.

Трактирщик засуетился, позвал своих мальчишек, чтобы они помогли «великодушному господину» на конюшне, сам же скрылся в глубине таверны.

Ксанд, тяжело припадая на дорожный свой посох, направился в обход дома. Ох, как хотелось не спешить, остаться здесь ещё на пару дней, отдохнуть. Он знал, здесь неподалёку есть замечательный источник, и пучка трав хватило бы, чтобы успокоить боль в колене, но... нужно спешить. Барду было прекрасно известно, чего может стоить минутное промедление в перипетиях Высокой Игры.

Полчаса было потрачено на сборы, всё это время Ксанд простоял, не проронив ни слова. Хозяин и его сыновья, проходя мимо, отчего-то вжимали голову в плечи, спешили мимо. Было в этой фигуре, закутанной в плотный походный плащ, что-то от готовой вот-вот сорваться лавины - напряжение.

Приняв от трактирщика суму, туго набитую припасами, бард ещё раз поблагодарил его за гостеприимство, выслушал пожелания приезжать ещё, покачал головой.

- Я постараюсь.

Уговор восьмерых Игроков был встретиться в той часовне снова. Оставшиеся в живых вернутся. Если повезёт. Свои же шансы бард оценивать не спешил. Жизнь человеческая подобна игре в камни, а в ней сильнейший способен проиграть слабейшему, что же до судьбы того или иного полированного осколка... Ксанд в этой Игре полагал себя хромым стареющим Серым Камнем, Идущим По Краю. Быть может, именно этот выбор станет его могильной плитой. А может, и нет. Тогда он обязательно сходит к замечательному роднику.

- Прощайте.

Лошадь была добрая, он легко повёл её ровной рысью вверх по дороге. Предстояло проделать по ней добрых двести лиг вглубь континента, и большая часть этого пути была куда как менее комфортна. На счастье ночь выдалась ясная, оба младших светила заливали всё ровным серебристым светом. На небе - ни облачка, так что Ксанд немного успокоился - незримые шпионы всех сортов такое время не любят, а твари из плоти и крови ему не страшны. Привычное к длительной скачке тело было собрано, мысли выровнялись. Смысла во всех этих подозрениях, конечно же, не было. Ну, что такого, простое совпадение, случайность. Чего пред ликом Иторы не случается?

Вокруг расстилалась ночь, тишина окутывала кроны, только стук копыт разносился меж деревьев...

Ксанд проснулся от холода. Утренняя сырость забралась за пазуху, руки задеревенели. Лошадь, спокойно похрапывая, паслась у края дороги, вокруг, насколько хватало глаз, свивались в тугие кольца утреннего тумана.

Обычное для этих мест промозглое раннее утро. Вот так, Игрок, убавь ещё раз свой лимит везения. Ксанд соскочил с лошади, похлопал себя по плечам, согреваясь. И проспал-то всего часа три. Нужно трогаться в путь.

Когда лучи Кзарры протиснулись к сырой земле сквозь густые кроны местных клёнов, бард успел проскакать добрых несколько лиг. По обе стороны дороги уже то и дело мелькали небольшие сонные деревеньки, однако Ксанд, не сворачивая, только пришпоривал лошадь. Нужно было до полудня успеть добраться до торгового городка Лино, именно там его уже два дня должен был ждать небольшой конверт. Как знать, повезёт - и не случиться его даже разворачивать, но уже тот факт, что седовласый бард достал из дальних запасников столь тщательно хранимые предметы... кое-кто не на шутку заинтересуется, если об этом узнает.

Ксанд был бодр и энергичен, лошадь тоже была добрая, путь на запад только начинался.

Сучья громко трещали в костре, выбрасывая под своды пещеры снопы ярких искр. Тепло живого огня грело бок, от него кожа на лице наливалась румянцем, стягивала скулы. Язычки пламени прыгали в самой глубине её глаз, оживляли серебро гладких волос, выделяли укутанную в одеяло фигурку на фоне задрапированных в шкуры стен пещеры. Сегодня она была как никогда свежа, казалось, былые силы вернулись к ней, и стоит ему отпустить девушку, та со спокойным лицом соберёт вещи и отправится домой.

Весь день они разговаривали, смеялись, что-то вспоминали. Потом сытно и со вкусом пообедали. День был замечательным - снаружи ярко светила Кзарра, в самую глубину пещеры доносилось пение мелких скальных пичужек - идиллия, да и только.

- Что ты делаешь?

- Я? - переспросил он, поднимая голову. Как будто здесь мог быть кто-либо ещё. - Я тут... решил просмотреть свои записи.

Она внимательно на него посмотрела, усмехнулась.

- Вот не знала, что ты на такое способен.

- На какое?

- Вести дневники, это вовсе на тебя не похоже.

- Ну... - протянул он, - мало ли что на меня не похоже. Знаешь, временами, бывало и такое. Я раньше не так уж часто пускался в дальний путь, а сидячий образ жизни способствует, знаешь ли...

- Хм, вот уж не подумала бы. В твоих записях, верно, сокрыто много чужих тайн...

- Может быть и такое. Да только забросил я это дело, давно и крепко, так что новых моих знакомцев не должна пугать...

Замолчал. Она смотрела на огонь и о чём-то думала. Вспомнила что-то?

Но нет, через минуту она снова тряхнула головой, улыбнулась и попросила принести попить. Ей же лучше... вот так - не помнить.

Он поднялся, принёс полный ковш ледяной родниковой воды, потом привычно протянул руку снять с крючка инструмент.

Время песен, время песни...

Ты пройдёшь по росе перед сном.

Ты уснёшь и увидишь город.

Город, крытый серебром...

Эх, кабы серебро то пальцем тронуть.

Ты летишь, а над городом

Лунный свет с неба льётся.

Город, крытый золотом...

Эх, не коснись рукой, а то проснёшься.

Ты одна среди звезд и огня,

Скачешь вверх по дороге лунной.

Слышишь, осади коня -

Не гони ты, ночь так безумна.

Ночь устала показывать сны.

Кончен бал, и окно закрыто.

Тает золото луны...

Эх, пока ночь, лети, Маргарита.

Ксанд настороженно вглядывался в боковые улочки, едва протискивающиеся меж высоких серых стен местных лабазов. Ни человечка. В прошлые его визиты такой безлюдности не наблюдалось даже в самые тёмные ночи. Торговый городок жил своей жизнью, купца кормят ноги, так что такое происходит сейчас?

В белый день Ксанду не удалось встретить ни одного босоногого посыльного, ни одного деловитого управляющего, телеги стояли, перегораживая проезжую часть, как попало. Что-то тут не так. Неужто в окрестностях случилось нечто такое, на что собрались поглазеть буквально все? Бард повёл плечами, мурашки пробежали между лопатками - набрякшая тишина так напоминала ловушку, что справиться с ощущением никак не удавалось. Плохо, ох, как плохо... расслабился, поздно заметил. Другое дело - ничего не стоило в этот самый миг послать в его сторону верную дюжину тяжёлых арбалетных болтов. Счастье, что такого отчего-то не происходило. Свет, убивать его никто не хотел, пока. Ему нужно было идти, ещё всего два двора.

Ксанд резко обернулся. Не так-то уж здесь и безлюдно. Скользнувший по спине взгляд ему удалось почувствовать так же чётко, как если бы он поздоровался с соглядатаем за руку. Скверно, ловушка была расставлена хорошим охотником, возможно и не конкретно на него, но барду так необходим был один небольшой свёрток... и времени ждать - тоже не было.

Вот нужная дверь. Ксанд порадовался про себя, что оставил, как чувствовал, лошадь в ближайшей рощице и направился к Лино пешком. Заботиться о судьбе животины сейчас вовсе не улыбалось, а ведь он обещал вернуть её в целости, как только сможет. Пожав плечами, бард незаметным движением поправил перевязь и шагнул внутрь.

Закуток весь пропах страхом и агрессией. Так он и знал.

Короткий, покрытый выщерблинами, дешёвого металла клинок, однако, вполне впечатляюще сверкнул у его горла.

Латников было двое. Вернее, каких латников, так, дешёвая дружинная экипировка - наручи, мятая кираса. Что и успел разглядеть в окружающем полумраке.

- Добры...

- Стой тихо, песенки свои будешь петь в другом месте.

Ага, на фигуру речи не похоже, значит, охота была всё-таки на него самого. Так, хоть что-то определённое.

В воздухе тонко свистнули два отточенных лезвия в палец длиной, разом приведя в движение всех трёх актёров этого бесталанного театра. Громилы, хрипя разорванным горлом, повалились на пол, заливая его своей кровью, сам же Ксанд отделался лёгкой царапиной на левом плече - не шибко острому мечу только и удалось, что пропороть толстый походный плащ. Бард завертелся волчком, судорожно соображая. Эти двое поджидали именно Ксанда, однако тот, кто их послал, явно толком не знал, куда именно во всём городке разумеет направиться его превосходительство. Иначе здесь была бы добрая дюжина молодцов. Впрочем, они сюда уже бегут, и нужно срочно что-то предпринять.

Серый Камень, как же ты сумел угодить в самое пекло?

Перехватив поудобнее посох, он рванул вверх по лестнице. Свёрток они явно не нашли, иначе зачем он им сдался? Вот он, знакомый сундучок, лежит себе, вроде и на виду, да много их тут, городок вверх ногами переворачивать - время нужно немалое. Вот ты и пригодился...

Россыпь никому не нужных безделушек, колечки, камушки. Кто их только собирал по свету? А вот и то, что нужно. Тонкая, едва заметная серебряная нить, свитая в кольцо - как раз набросить на голову. Мир вокруг словно подёрнулся рябью, замерцал, поплыл, внезапно обострившемуся зрению вдруг показались разноцветные потоки Сил. Сами окружающие стены стали полупрозрачными, зыбкими...

Да, попал он в переделку. Тени десятка осторожно пробирающихся этажом ниже бойцов, короткие выкрики да резкие щелчки влетающих в ближайшие окна смертоносных снарядов - всё говорило о том, что церемонии кончились. Прорубаться вниз - себе дороже, в узком коридоре от дорожного посоха да засапожного ножа толку никакого, а найдись у врага хотя б ручной арбалет - и вовсе верная смерть. У Серого Камня свои пути...

Точно! Не теряя ни секунды, Ксанд метнулся дальше по коридору. Его раскрывшемуся внутреннему зрению был ясно виден светлый прямоугольник в, казалось бы, добротной деревянной стене. Вжимая голову в плечи от свиста проносящихся позади него стрел, бард, как мог, разбежался и... всем телом врезался в видимое лишь одному ему отверстие. Разлетелась щепа, что-то загремело по полу - он был по ту сторону. Дом этот, разделённый на две половины, когда-то принадлежал одному хозяину, лишние же проходы, ничтоже сумняшеся, заколотили впоследствии досками. Повезло.

А вот кое-кому не повезло. Бард отчётливо разглядел три уже холодных трупа, их кто-то оттащил в заднюю комнату. Неужели всех жителей Лино так же?

Ксанд тихо, старясь не замечать боль в треклятом колене и раненом плече, спустился по боковой лесенке на первый этаж. Вот славно - там замер в напряжённой позе, прислушиваясь к происходящему на улице, ещё один боец. Вспомнив свою находку наверху, Ксанд не желал никого щадить - хруст ломающихся позвонков стал похоронной песней. Резкими движениями Ксанд распустил ремешки вражеской амуниции. Нужно стать одним из них. Покачав головой над побуревшим от крови плащом, к тому же продырявленным уже в трёх местах - не сплоховали вражеские стрелки, бард быстро завернул в него свой посох, походную суму и, особенно бережно, лизанну. Нож вернулся на своё обычное место за голенищем, да и свёрток оставлять было нельзя - пусть полежит за пазухой. Выдохнув, Ксанд поправил на себе чужую амуницию, надвинул пониже на лоб капюшон кольчуги и шагнул на улицу.

На него кто-то налетел, отскочил в сторону, огляделся злыми глазами.

- Ты что тут стоишь?

- Я не стою.

- Не стой. Обеги дом и сторожи окна!

Ксанд не стал ждать, пока его раскроют, поспешил кивнуть и потрусил в указанную сторону. Нужно как-то выбраться из самого эпицентра развернувшейся охоты. Отбежав за угол, бард нырнул в какую-то калитку, нос к носу столкнувшись с вражеским стрелком. Тот стоял с заряженным арбалетом на сгибе локтя и настороженно всматривался в окна верхних этажей.

- Песенник наш не показался?

- Нет, никого не видно. Как сквозь землю провалился, собака.

- Пойду я что ли, вон те окна покараулю?

Стрелок презрительно осмотрел его с ног до головы, хмыкнул и снова вцепился острым взглядом в крышу.

Как просто. Вот только... отступающий с поля боя воин не может не вызвать подозрения. А такие стрелки долго раздумывать не станут - сделают из него подушку для булавок.

- Здесь дыра в стене!

Из верхнего окна высунулась бородатая фигура и замахала руками. Ксанд не стал терять ни секунды. Враг слишком многочисленен.

- Вот он!!! Я его видел! - завопить нечто подобное его подмывало давно, нужен был повод.

Вокруг словно зашевелился рассерженный муравейник. Где?! Куда?!

Он продолжал махать руками в противоположную сторону.

- Он туда... он туда побежал!!!

Мимо уже пронеслись, гремя железом, трое дюжих мечников. Кто-то пробормотал про себя «к пленникам, гадёныш, побежал». Ага, Ксанд тоже постарался набрать скорость, его хромота могла быть известна врагу, придётся поднажать, чтобы не подставиться. Если часть жителей Лино уцелела, то просто так сбежать, не попытавшись их спасти, было бы крайней низостью.

Другое дело, что, увлекая преследователей за собой, он и их не освобождал, и сам не спасался. Бард завернул за очередной дом, вовремя заметив там кого-то из пришлых. Короткий взмах, блеск металла, хрипение агонии. Ещё одним меньше. Пусть думают, что это сделал тот неведомый, кого они все сейчас так лихо преследуют. Быстро обтереть клинок и мчаться дальше. Стоп. Он, кажется, кое о чём забыл...

Прямо на бегу Ксанд принялся шарить по сторонам своим внутренним, приобретённым зрением. Пусто.

Ксанду не верилось, что его жизнь понадобилась кому-то из правителей окрестных земель. Ему, Игроку, стоит ждать опасности лишь из одного источника - большинство Богов Иторы никак не могло смириться с самой возможностью - избежать их воли. Верно, сейчас, как и много раз до того, смертоубийство творилось человеческими руками, сам же враг не посмел показаться - ни одного источника подозрительного свечения на лиги вокруг - даже его заветный свёрток, специально экранированный от чужих глаз, уже был почти неощутим. Значит, ему противостоят только люди, пусть и вооружённые, пусть в большом числе. Что ж. Это давало барду гораздо больше шансов на успех.

Добраться до глухого забора одного из складов, куда налётчики согнали всех уцелевших жителей, оказалось нетрудно. Несколько раз он даже откликался на обращённые в его сторону возгласы. Да, тот куда-то сюда побежал, нет, сам его не видел. Двум любопытствующим уже никого не придётся ни о чём расспрашивать, по крайней мере в этой жизни.

Тяжело дыша, Ксанд скорчился в какой-то тёмной нише, замер, осторожно огляделся. Трое стрелков высматривают свои цели из окон третьего этажа. Да сколько же их тут! Два мечника и один, вооружённый внушительным боевым цепом, прохаживаются вдоль стен. Вот подбежал ещё один боец - тут же принялся о чём-то бубнить, жестикулируя и нервно оглядываясь. Тьма, сейчас их станет больше... Если он хотел освободить пленников (которых, было понятно, тотчас перебьют, дайте только срок избавиться от него, Ксанда), следовало действовать быстро и решительно. Бежать сейчас самому уже не представлялось возможным - стоило противнику понять, что бард превратился в одного из них - без брони, на виду у десятка стрелков далеко не убежишь. Освободив узников, он дал бы себе свободу манёвра.

Лёгкой тенью Ксанд скользнул вдоль стены к ближайшему мечнику, тот попросту не ожидал, что нападение может произойти с той стороны, где ждали его товарищи. Короткий взмах ладони, и тот уже валится с хрипом на землю. Свистнула стрела, лучник не успел взять верный прицел и промахнулся. И на этот риск приходилось идти.

Не останавливаясь, Ксанд проскочил угол бревенчатого сруба и тут же ловко, как кошка, принялся карабкаться вверх. Где-то здесь, он знал, должен был оставаться люк для смыва нечистот из комнат верхних этажей - разводы на земле давали ясный знак. Ещё секунда, и его тело уже ввинчивалось в непроглядный мрак стока. Сейчас только не хватало застрять, подумал Ксанд, яростно помогая себе локтями. Однако чужая амуниция не подвела - задыхаясь от спёртого воздуха и видя вокруг себя только блёклые ауры, различимые внутренним зрением, Ксанд остался цел и невредим. Была слышна забористая брань, но вслед за ним никто лезть не решился. Сейчас, дайте время, внутри вас должно быть не так уж много, да и пока наружные догадаются добежать до ворот, объяснить, что произошло...

Выбрался

Дверь, ведущая на лестницу, оказалась совсем рядом, бард ураганом смерти скатился вниз, разя противников наповал - жёстко, грубыми размашистыми ударами наискось. Здесь, вдали от вражеских стрелков, в тесных коридорах, где бьются друг с другом лишь два умения - ему не было равных. Ещё три тела остались остывать на полу. Ксанд разок выругался на чужую, дрянную сталь своего меча, но делать было нечего, внутренний двор встретил его свистом арбалетных болтов. Что-то едва коснулось холодом щеки, но он вовсе не обратил на это внимания. Пленники - человек пятьдесят не очень хорошо связанных людей - отреагировали на его появление на радость живо. Парой взмахов клинка Ксанд поставил в строй пятерых здоровых купеческих сынков, и даже обеспечил им кой-какое оружие. Вот свистнули из окон, выходящих наружу, первые стрелы, заставляя врага отбежать за хорошее укрытие. Теперь можно думать о том, что делать, когда налётчики этот склад с четырёх концов подожгут. Они были отнюдь не дураки, рано или поздно своего добьются, запертые же старики, дети и женщины держат теперь закрывшихся внутри лучше всякой верёвки.

Вот уже - аккуратно, навесом, не рискуя соревноваться с занявшими удобную позицию местными в меткости - полетели первые смолящие воздух стрелы. Сейчас будет жарко...

Ксанд изначально закладывался на то, что спасение пленных может оказаться делом провальным, теперь бы самому проскользнуть в тыл к противнику, вот только дым от горящих крыш разойдётся... Что это?

Забыв о боли в колене, бард проскользнул наверх. Снаружи заволновались, раздались резкие команды, перестали лететь зажигательные снаряды. Что-то тут не так. Резкий клич боевого рожка раздался уже совсем рядом - на окраинах городка. Дружина, местная княжеская дружина!

Ксанд поймал себя на том, что он, свесившись по пояс из окна, что-то кричит, размахивает мечом... острая боль в подреберье заставила его (слишком поздно!) осознать свою ошибку. Внутреннее зрение тотчас погасло, вернув миру его обычные серые краски. Потом его покинуло и сознание.

Иногда ей становилось хуже, она металась в постели, её дыхание срывалось на бессильный хрип, лоб покрывался липкой испариной, ладони вцеплялись друг в друга, кожа приобретала жуткий зеленоватый оттенок.

Борьба с недугом изводила её, отнимала последние силы, а он даже не мог помочь. В такие часы единственной обязанностью было следить за ней из другого угла пещеры, следить насколько пристально, насколько ему позволяли его природные возможности. Раз приблизительно в два часа нужно было подняться, пройти в глубину пещеры, где журчала чистая ключевая вода, набрать её в большой кувшин с высоким горлышком, потом - осторожно, не навредить - обтереть ей лицо смоченным в воде полотенцем, смочить губы, так чтобы несколько капель целебной влаги сумели проскользнуть к горящему языку. Приступ жестокого кашля, который за этим следовал, было невозможно слушать. Казалось, девушку выворачивает наизнанку, так стремился её организм избавиться от бремени. Помочь ей в этой борьбе было невозможно, он прекрасно это знал, но ничего не мог с собой поделать, быть в её мучениях сторонним безразличным наблюдателем он не мог.

Собственно, его черёд начинался гораздо позже, когда, раз от раза, приступы ослаблялись, судороги больше не изменяли до неузнаваемости её лицо, а ладони покойно располагались на груди. Именно тогда начинали оттаивать скрученные в агонии нервные окончания, оживали мышцы, бурая нездоровая кровь толчками начинала проталкиваться через сеть сосудов. Она оживала и, тем самым, открывала свой мозг пьянящей волне боли.

Так сам организм праздновал собственную жизнь, хмельной и стенающий от осознания этого факта. Шок отходил, и она начинала сначала лишь тихо выть, потом всё громче, громче, громче! Её крик срывался на бесноватое шипение, глаза выкатывались, не видя ничего, кроме заливающего всё океана боли. Именно тут он мог помочь, его лучший талант давал такую возможность. Спасти человека не от смерти, но от страданий. Бессмысленных и от этого не менее страшных.

Солнце, всех согревшее солнце,

Нам подарено солнце,

Любимое, жестокое, на всех одно солнце -

Ростку, что вылез однажды

И погибшим от жажды,

Как солдатик бумажный, -

Каждому своё... Солнце,

Ты взнянчило поля травы,

Копыт звон, кашель кровавый,

Поило пулей, отравой

Самых верных детей...

Спасибо, что нет пощады, -

Огонь дают, как награду

Снопы повязанных Богом

Твоих колосьев лучей...

Ксанд медленно, напряжённо ворочал головой, впечатление было такое, словно в самое основание черепа насыпали битого стекла. Такая боль могла свести с ума, однако если он хотел вернуть хоть какое-то соображение о собственном местоположении, нужно для начала разогнать предательскую мглу перед глазами.

Рядом раздались шаги. Словно тяжелыми сапогами по деревянному полу.

- Ксанд, у вас невероятная способность попадать в переделки, но в этот раз вам повезло.

Лострин, его хранитель и давний товарищ по странствиям. Это он должен был доставить нужные Ксанду предметы в этот злосчастный городок. Это его выследили враги, это на него, как на живца, должны были поймать и самого Ксанда. Однако бродяга, оказывается, жив!

Ксанд разлепил губы и припал к заботливо поднесённому кувшину. Вода была ледяная, невероятно вкусная.

Постепенно вернулось зрение, сквозь пелену и мельтешение чёрных пятен Ксанду удалось разглядеть, что он лежит на какой-то кушетке в неизвестном помещении, раны его перебинтованы, и даже на колено наложена целебная мазь.

- Падая, расшиблись, иначе всё было бы гораздо лучше... лежите, я вам сказал. Бард, вы куда-то собрались?

- Где мой свёрток? - Ксанд повалился обратно на кровать, силы были ещё не те. - Где моя лизанна?

- Да тут, тут... не беспокойтесь. Вот.

Ладонь Ксанда осторожно подняли и положили на мягкую ткань, под которой явственно ощущались мелкие твёрдые предметы - перстни, камни... его богатство, которое так долго ждало своего хозяина. Тут же, рядом, прислонёнными к ложу стояли его посох и лизанна - в добром бегемотьей кожи чехле. Хорошо.

- Что случилось, почему...

- Да я только успел с хозяевами переговорить, про вас расспросить, как тут же эти появились. Я неладное давно чувствовал, в дороге ещё, так что даже не стал за грузом возвращаться - сразу двинул к ближайшему посту дружины. Солдатики не сплоховали - почти всех успели положить, разве что человечка три упустили. Вот только с вами беда... стоило в бучу лезть?

- Стоило, стоило. Я чувствовал, где лежат артефакты, ты ж за ними «не стал возвращаться»... выбора у меня не было. Ты вот что... у опушки лошадь меня дожидается. Ты её найди, да отведи к хозяину, было слово дано - её вернуть. Это тут недалеко... и вот что. Закончишь с этим делом - не останавливаясь направляйся на север. Лострин, ты понял?

Хранитель издал едва слышный звук, потоптался на месте и только потом решился спросить:

- Ксанд, я вас знаю столько лет, мы побывали в стольких переделках, я стал вашим хранителем, и воm теперь, когда вам так нужен близкий друг, товарищ, когда впереди могут понадобиться все силы, которые только доступны нам в этой жизни, вы прогоняете меня?!

Ксанд открыл глаза, поднялся на постели, хмуро уставился на «этого мальчишку».

- Ты ничего не понимаешь... всё тот же, застрял в своём детстве, где сказки про добрых Богов и всемогущих героев. Не так всё... этот мир смертельно опасен для Игроков, даже для лучших из нас. Но он трижды опасен для тех, кто вызвался нам помогать. Ты силён, не спорю. Ты молод и горяч. Это хорошо.

Ксанд нахмурился и отогнал мелькнувшую перед глазами картину.

- Плохо то, что ты - не Игрок. В тебе нет этого таланта, как мне не прискорбно. Кто-то из Сильных разглядел тебя в толпе, несмотря на все мои усилия. И тут же решил поймать меня, используя свёрток как наживку. То, что это им не удалось - наше счастье, а оно не безгранично.

- Но, Ксанд...

- Никаких «но». Ты сильный воин, тебе будут рады везде, где нужен добрый клинок. Однако тебе не устоять против Сильных. И чем ближе ты ко мне - тем большую опасность для нас обоих эта близость представляет. Понял?

- А как же ваша наука... вы больше не сможете меня учить игре в камни.

- Ты уже отлично знаешь свою роль в этом мире. Маленький, опасный, колючий осколок горного хрусталя не должен показываться в центре доски даже на два хода, иначе он будет неминуемо проглочен любым из десятка враждующих сторон. Оставайся с краю, Лострин, пережди драку, иначе погибнешь ни за грош. Шутки, брат мой, отныне закончились.

Разговор этот неприятный, вопреки желаниям Ксанда, продолжался до самого заката. Но даже отправляя хмурого хранителя восвояси, бард не мог избавиться от мрачных предчувствий. Лострин, конечно, с ним согласился, но что-то он себе такое нехорошее замыслил... ой, выкинет ещё чего...

Однако делать было нечего, он и так задержался. Провожать его вышло, почитай, всё мужское население Лино, дали лошадь, денег в дорогу, кой-каких припасов. Ксанд пристроил за спину свою верную лизанну, приторочил походный мешок и верный посох к седлу, у бедра теперь покачивался ручник славной работы мастеров далёкого южного племени. Разве что содержимое свёртка теперь перекочевало на фаланги пальцев, запястья, шею, покрыв его ровным слоем сверкающей брони. Пусть она видна только его внутреннему зрению, но кое-кому теперь следует его опасаться. Игроки и сами многого стоят, но именно редчайшие коллекции артефактов со всей Иторы делают незаметный постороннему глазу дар могучим оружием.

Когда Ксанд отправлялся, раны ещё беспокоили, однако он не стал поддаваться слабости. Его дорожный плащ мелькнул в воротах Лино и скрылся в подступающей тьме.

Снова скачка сквозь ночь, снова топот копыт и шальные мысли в голове. Нужно было составить кой-какие планы на будущее. Эта немая, обезличенная охота, что началась, чувствовал бард, на него самого, раньше была лишь лихой возможностью для старушки-судьбы. Вероятностью, питаемой в келейных беседах и спокойных размышлениях ушедшего на покой Игрока. Сейчас она стала реальностью - повязки на его свежих ранах говорили об этом лучше всяких слов. Кто из Сильных Иторы стоит за событиями в Лино, Ксанд выяснить не смог, его противники предпочитали играть чужими костями. «Или на чужих костях», - подумал он. Жутковатый каламбур.

Истрата, Гием, Тондеис... с этими дело имел, еле ноги унёс. О последнем, правда, с тех пор - ни слуху, ни духу. Возможно, оцарапал бессмертную душонку острый ножичек, а может он просто затаился, попивает дымок курительный свой, отлёживается, месть готовит. Да только руки коротки.

А может и правда - так, случаем, испробовали старые знакомцы знаменитого барда на зуб. Авось попадётся старик... Нет.

Что бы ни говорил он своему хранителю Лострину, тот был великолепным бойцом и прирождённым разведчиком, иначе никогда не доверил бы ему Ксанд, повидавший всякое в жизни, свои сокровища. И взять след такого человека, да ещё снабжённого чужим, но достаточно сильным магическим арсеналом, было весьма непросто. Особенно с помощью Сил.

Клин клином вышибают только в деревенских поговорках. А тут... правду говорили слова, оброненные под сенью заброшенной часовни.

Ксанд затянул посильнее ремень лизанны и лишний раз пришпорил лошадь.

Путь до древней столицы Восточной Тиссали города Милона занял у него два дня. За это время он был вынужден целых три раза останавливаться на краткий отдых в придорожных гостиницах. Раны на привыкшем к походной жизни сильном теле заживали быстро, но всё-таки беспокоили. Ксанд пару часов отлёживался, продолжая сквозь чуткий сон вслушиваться в окружающий мир, потом с аппетитом съедал всё, что мог предложить хозяин, благодарил его за угощение, менял лошадь и снова отправлялся в путь. Кем бы ни были эти рыщущие в поисках Игрока тени, им стоило пытаться его обогнать лишь о-двуконь, да и то - незаметно для глаз местных дружинников, привычно бдивших на сторожевых вышках, такая толпа конных проскользнуть бы не смогла. Тиссали ещё помнила набеги северных степняков харудов, их страшные луки и боевые кистени, так что ставить под сомнение степень готовности дозорных не приходилось.

Добравшись до места, бард въехал в боковые ворота Милона, лишь изрядно расспросив дородного сотника, жевавшего табак под лёгким деревянным навесом невдалеке от будки таможенного писаря. Нет, никаких чужаков тут не видели, даже разбойнички что-то в последнее время шалить перестали. Да, Пресветлый в городе, где ж ему ещё быть. Следит и наставляет, как водится. А бумаги, мил человек, у тебя в порядке? Ну, так проезжай...

Узкие стеленные дранкой чавкающие боковые улочки, зажатые между высокими глухими каменными стенами домов, напомнили Ксанду давешнее происшествие в Лино, отнюдь не улучшив его настроение. Прав ли он был, не заехав в прошлый раз к Пресветлому в серебряные хоромы? С одной стороны, конечно, дела Игроков должны оставаться сокрытыми, но с другой... мог и погибнуть по небрежности. Теперь же он чувствовал необходимость заручиться чем-то более надёжным, чем собственное везение. Игра становилась грубой, и Серому Камню требовалось прикрытие.

Размышляя на эту тему, бард добрался к самому подножию длинной лестничной анфилады, что вела на вершину холма, ставшего некогда фундаментом Дворца Пресветлого Князя. Нижние ступени занимала полудюжина скучающих молодцов из числа гвардии Его Высочества, странно, раньше такой осторожности наш драчун не проявлял. Вот и стрелки скорчились в своих каморках на самом верху. Различить их с такого расстояния было нелегко даже его, Ксанда, внутреннему зрению. Эти ребятки могут уложить на мрамор любого, кто попробует без надлежащего разрешения проникнуть во внутренние покои дворца. Что ж.

Гибкий молодой десятник хмуро покосился на барда, оставшегося в седле, показным жестом поправил эфес своего широкого меча, более пригодного для конного, нежели для пешего боя, подошёл.

- Что тебе угодно, добрый человек, не праздное ли любопытство привело в дверям Пресветлого Князя?

- Нет, увы, не праздное, - Ксанд ловким движением соскользнул на мостовую, их взгляды оказались вровень друг с другом. Секунду они молча смотрели друг на друга, после чего Ксанд сделал шаг назад, галантно поклонившись - парнишка хорошо держал взгляд. - Передайте, юноша, своим набольшим, что на приём к Пресветлому явился сам Ксанд Силонский, сын Птора, бард, известный своим искусством пения и декламации далеко за пределами этого континента.

Надо отдать десятнику должное, пустое бахвальство он принимал вполне естественным образом, как истинно человеческое качество.

- А не желаешь ли ты именоваться самим Мёртвым Императором, известным и вовсе по всей Иторе?

- Будем считать, что мне для подобного не хватило воображения. А теперь - исполняйте свою службу как должно, молодой человек!

О, не будь он сам её участником, Ксанд бы немало позабавился этой сценой. Однако сейчас что-то его всё-таки задело. Этот мальчик и правда мнил о себе слишком много.

- Выполнять!!!

Слово сорвалось с губ свирепым рыком, он даже не успел себя одёрнуть.

- Да как ты...

- Смирно! - сам Пресветлый, во всей красе, с двумя телохранителями, плащ развевается за плечами, глаза горят. - Десятник, вернитесь на пост, - и, уже спокойнее, - вы слишком молоды, чтобы быть таким самоуверенным. Жить расхотелось?

- Но, Сир!

- Хотите в карцер? Могу устроить. Всё лучше, чем приглашать ваших родителей на похороны сына. Довольно!

Собственно, путь до серебряных покоев занял добрых полчаса, как только Пресветлый успел добраться ему навстречу так быстро? Стоило порадоваться слаженности и расторопности работы дозорных да вестовых Его Светлости. По дороге разговаривали о пустом - обсуждали знатность теперешней охоты, виды на урожай ледяных груш да на шкуры доброго лесного зверя. Ни о Совете в часовне, ни о событиях в Лино, естественно, бард не заикался. Впрочем, даже когда мягкая аура глушилки накрыла его и Пресветлого, разговор продолжался с крайней осторожностью.

- Мы давно не виделись, а, бард?

- Ваша Светлость всё прекрасно помнит...

- Не называй меня так, Ксанд, не надо.

- А как же мне именовать Вашу Светлость?

Князь дёрнул головой и принялся мерить опалесцирующий контур широкими шагами.

- Эх, раньше ты не задавал таких вопросов...

- Это было давно, Пресветлый, очень давно. Тогда я был ещё только бардом. Пусть самым знаменитым из ныне живущих, но всё-таки. Мы были друзьями, временами я пытался заменить тебе отца, но эти времена прошли. Ты видишь, я даже не могу сказать, почему я пришёл к тебе...

- До меня дошли слухи...

- Да. Это правда. Во мне пробудился дар Игрока, с тех пор меня ищут здесь и там.

Пресветлый Князь, владетель Милона, которого Ксанд помнил ещё мальчишкой, ради которого он отдал бы жизнь, сейчас замер с каменным лицом, то хватаясь за эфес меча, то принимаясь шептать молитву...

- Тяжело быть столь сильным в этом мире, но вместе с тем оставаться в роли Слабого? Ты боишься меня, Игрока, боишься моей Силы?

Кривая ухмылка пересекла его губы.

- Ксанд, ты всегда искушал меня. Сколько себя помню. И даже теперь ты продолжаешь это делать. Зачем?

- Искушение рождает сомнение. Сомнение - сила Слабых. Она даст тебе возможность продержаться лишний день, прежде чем по моим следам будет брошена полвина ополчения Восточной Тиссали. Даже открывая тем самым свои северные границы, ты не сможешь поступить иначе.

- Однако если ты заведомо успеешь уйти далеко...

- Не смотря на свою слепую, человеческую веру в Богов, ты не теряешь обычной хватки. Да, у тебя и твоего государства неплохие шансы пережить моё здесь появление без лишних проблем.

Княжеский меч, искря о металлическое навершие, вошёл обратно в ножны.

- Проклятье, Ксанд, я не могу поверить самому себе, разве такое возможно?

- Что именно?

- Я сам, не кто иной, именно я - не могу удержаться от предательских мыслей!..

- Твоя воля, ничья боле...

- Так ли?

- Так! Именно так! Именно ты сейчас подумал «какого рока старик ко мне припёрся»! Боги не тянут человека за язык, им этого не нужно. Вы же все не можете без них, сами тем самым становясь на пусть покорности.

- Покорности?!! - громовой голос правителя пробил марево глушилки и вознёсся под самые своды замка. Ксанд не обратил на его гнев ни малейшего внимания. Он ждал, пока Светлейший сможет воспринять то, что нужно было ему, Игроку.

- Говори, бард, говори, не жди, пока я сойду с ума окончательно...

- Ладно. Скажу лишь, что если бы судьбы миллионов не замерли сейчас на весах судьбы, я бы ни за что не потревожил твой двор, ибо никакая любовь к тебе и твоей матери не смогла бы пересилить возможные последствия такого опрометчивого шага. Серый Камень знает своё место на игровой доске.

- Гнев Богов на твою Игру!

Ксанд усмехнулся. Ему бы не знать, что такое гнев Богов...

- К делу, у нас осталось мало времени. Мне нужны провожатые. Из твоих вернейших людей. И учти - у них мало шансов вернуться. На этот раз за меня взялись по серьёзному.

- Сколько у нас времени?

- Мало, очень мало, - признался Ксанд, радуясь этому «у нас». - Пока я жив только благодаря тому, что кое-кому обо мне практически ничего неизвестно. Моё имя прозвучало под этими сводами, но до этого оно молчало десятилетие с лишним. Более оно не тайна и одному мне придётся туго. Ты видишь, я раскрываю перед тобой все карты. Раскрываю, даже твёрдо зная, в чьи лапы угодит твоя память всего, быть может, пару часов.

«Эх, знать бы, в самом деле, это Имя!»

- Ты дашь мне людей?

- Да.

Ксанд жалел в этой жизни о многих вещах. Факт принадлежности Светлейшего к сонму Слабых мира сего был одой из них. Но, ничего с этим не поделаешь...

Ксанд смотрел в спины скрывающейся один за другим в чаще леса конной кавалькаде, а сам не мог избавиться от видений. Вокруг Светлейшего сгущалось едва различимое бирюзовое облако, отчего на лице грозного воителя напряглась предательская жилка, а на самом верху северной башни замерла светлая женская фигурка. Мужчины должны бороться за своё право выбора земного пути, женщины же всегда вот так... провожают давно и бесследно исчезнувшую тень. Что их каждый раз связывает, поди пойми...

«Прощай, Княгиня, тебе-то я уж точно не смогу помочь. Даже единым словом».

Путь на запад начинался со скверных предчувствий.

Грозная поступь неведомых сил сотрясала само основание древних скал. Их крепкие кости трещали под напором всесокрушающей власти Старого, что проливалась, выплёскивалась сейчас в недрах Иторы. Стон несокрушимой горной породы, помнящей многое, казался стенаниями узника, привыкшего к собственной неволе, не желающего своей нежданной, и оттого - омерзительной свободы.

Человек, привёдший сюда эту силу, знал, что это за место. Полюс покоя, озеро вневременья, пропасть небытия. Оно было славно своей безжизненностью. Однажды выжженное дотла в неведомых по своей ярости сражениях Старых Сил, это плато до сих пор не отважилось отрастить на своём челе ни травинки. Один-единственный источник живой влаги был признаком того, что остальной мир хоть как-то сумел проявить свои обыкновенные картины среди монолита мёртвых скал. И эта влага была девственно-чиста, незапятнанна и толикой чьей-то воли, ей можно было верить, ей можно было кланяться. Не расплачиваясь и не сожалея - на лике Иторы уже одно это было невероятным подарком.

Но кроме того - пещера была последним средоточием простоты, отторгающим всё наносное, привнесённое, лишнее, Новое. Для миллиардолетней истории этого мира Новым было и всё Старое. Сама жизнь была Новым. Сама Смерть.

Иному человеку лишь на это и остаётся полагаться. Он привёл сюда её в надежде на невозможное, привёл, совершив безумное в своей бесполезности путешествие через моря, страны, подземные реки и горные массивы. Привёл. И теперь имел возможность лицезреть весь тот ужас, какой неминуемо разгулялся бы в гуще лесов и на просторах степей, пронёсся бы по городам и весям, который раз изменяя образ Иторы Многоликой...

Он имел возможность лицезреть, но не имел возможности оставаться в стороне.

Сияющее гало незримого света окружало то, что некогда было его невольной попутчицей. Волны чужой воли сотрясали самое естество окружающего мира - от недр до небес - они метались, закупоренные в узилище древней пещеры, отторгаемые историей этого места, но уже не сдерживаемые собственным носителем. Задорная девушка впервые настолько поддалась влиянию порчи, растворившись в ней словно бы уже навсегда. Вихрь невыносимого пламени принялся уже и за чужое - его собственную душу.

Человек не моргая следил за этой яростной псевдожизнью, пока ничего не предпринимая, но уже напрягшись для решающей схватки. Первый бастион на пути этого к свободе всевластия рухнул, но его единственный защитник ещё жив, стоит только отбросить врага - борьба будет продолжена. Борьба до последней капли человеческих сил. Отбросить? Как можно обороть врага, у которого нет ни меча, ни доспехов, ни собственно физического тела? Оружием, к которому привыкли руки, тут не поможешь. Только чистая воля, несгибаемая сила собственной души, всё искусство жить, которое тебе отпущено.

Человек выгнулся струной, и ярость его крика ударила по сгустку вражеской воли. Гнев клокотал, ярился, дрожа подобно туго натянутой тетиве. Подобно струне сладкозвучной лизанны. Подобно песне, самой обыкновенной песне, какие поют на привале дружинники. Поют, быть может, за пару часов до смерти.

Не проси меня петь о любви в эту ночь у костра,

Не проси называть имена, ты же понял всё сам.

Не сули за балладу неспетую горсть серебра,

Всё равно эту тайну я, странник, тебе не отдам.

Слышишь, сказка лучом по скалистым скользит берегам,

И судьба затаилась, растерянно нить теребя,

Лишь холодное море всё так же бросалось к ногам,

Только белые чайки носились, о чём-то скорбя.

Менестреля крылатое сердце легко поразить,

И метался в лучистых глазах сумасшедший огонь.

Он стоял, без надежды её полюбить,

Бесполезный клинок по привычке сжимала ладонь.

И была их любовь, словно пламя костра на ветру,

Что погаснет на утро под мелким осенним дождём...

Пусть когда-нибудь в песне счастливой поэты соврут,

Но я знаю, лишь день, только день они были вдвоём.

А с рассветом их вновь развело перекрестье путей:

Он ушёл, а её через год забрала к себе смерть.

Как сказать, может, он даже помнил о ней,

Но о смерти её даже я не могу ему спеть.

А на сердце осталась туманом глухая тоска,

Только время поможет потерю и боль пережить.

Не узнать никому, как я мёртвую нёс на руках,

Потому, что об этом я песню не смею сложить.

Не проси меня петь о любви в эту ночь у костра,

Не проси называть имена, ты же понял всё сам.

Не сули за балладу неспетую горсть серебра,

Всё равно эту тайну я, странник, тебе не отдам.

Перевал был таким же пустынным, как и три года назад. Тропа вилась меж скал едва заметной цепочкой тайных отметин, позволяющих провести лошадей да и самому шею не свернуть. Ходить этой тропой кому попало не складывалось, добрые же горные ветра в миг заметали торный путь снежной пылью из расщелин скал, так что оглядись назад - где следы твои, куда подвались? Не сыскать тех следов.

Ксанд любил этот перевал. За его недоступность, за его жёсткий нрав. Такая любовь может быть понятна лишь отшельнику, жаждущему уединения для святых дел, да Игроку, чья судьба - таиться от сторонних глаз.

Но на этот раз его путь лежал не в одиночестве. За ним, продолжая и на отвесных скалах держать плотный строй, шагали шестеро воинов. Вышколенные армейские лошадки двигались спокойно, не шарахались, в трещины ноги не совали, в общем - пока обходилось без обычных для подобного перехода сюрпризов. Да и попутчики... Его команды выполнялись в точности, ни единого раза никто даже взгляда косого не бросил, Ксанд твёрдо знал, что, в случае чего, все шестеро будут сражаться за него не за живот, но...

Ксанд слишком привык к одиночеству, привык рассчитывать только на себя да изредка на старого друга, и теперь даже слово Светлейшего перед лицом его лучших гвардейцев казалось ему чем-то не совсем надёжным.

- Привал.

Пятеро лишь кивнули, принявшись поправлять подпруги и чистить лошадям морды от инея - животные в горах важнее людей, шестой же воин, суровый и молчаливый здоровяк Тсорин, капитан княжеской гвардии, пристроил на камнях мешок с поклажей и направился вверх по тропе. Ксанд вздохнул и поплёлся следом. Настороженный взгляд пристальных глаз цепко скользил по кромке чёрного гранита и сияющих безоблачных небес. Что-то он там увидел...

- Тсорин, что случилось?

Воин, даже на таком морозном ветру не снимавший полного доспеха, остановился, поскрипел суставами, разминаясь, лишь потом обернулся.

- Там кто-то есть, Ксанд. Я в этом уверен.

- Наверху?

- Да. Я видел движение. Краем глаза. Однажды видел и силуэт. Это воин.

Ксанд с сомнением посмотрел наверх. Эта тропа оставалась нахоженной на протяжении сотен лет. Одни Игроки смогли бы разглядеть те знаки...

В один момент его пронзило наитие: коллекция артефактов на его теле полыхнула яркой вспышкой. Странно. Там никого нет. Но кто-то там есть. И это не простой человек. Силы были лишены способности видеть Игроков, так что... там наверху мог быть только другой, неизвестный Ксанду участник Игры.

- Тсорин, оставайся с людьми. Если я не вернусь через час, возвращайтесь в Милон, сообщи обо всём Пресветлому.

Ксанд похлопал воителя по плечу и сделал движение вверх, к следующему различимому отсюда знаку-символу.

- Ты уверен, что справишься один?

- Если бы я мог быть уверен, я бы заметил того малого первым. А так... кто знает.

Ксанд нащупал рукой рукоять меча, поглубже вогнал его в ножны, через силу выпрямился во весь рост, перехватил поудобнее неразлучный посох и побрёл наверх, уже не оборачиваясь.

Вообще, нужно согласиться, место для засады выбрано неплохо - тропа хорошо просматривается, полно мест, где укрыться. Вопрос один - на что рассчитывал неведомый Игрок? Тропа - общее достояние, устраивать здесь свары не принято, Итора слишком тесна, чтобы начинать на узких дорожках валить своих же собратьев по несчастью. А если искать встречи - тогда зачем прятаться? Условные сигналы Игроков были известны любому опытному... стоп! Ксанду вдруг пришло в голову, кто мог вести себя таким образом. Их Игра слишком мала, чтобы долго гадать.

Добраться до излома скал удалось довольно быстро, без поклажи оно и сподручнее.

- Стой!

Голос был женский, молодой. Даже юный.

Ага. Ксанд послушно замер, показывая в пространство пустые ладони. Это было не совсем правдой, но продемонстрировать свои намерения нужно.

- Стою, что уж... только и ты, девочка, показалась бы старику. С пустотой не сподручно разговаривать.

Тильона дель Консор, родная дочь самого Листа дель Консор, Игрока, известного под прозвищем Боец, он же - Красный Защитник, один из важнейших Камней на доске. Девочку Ксанд видел в последний раз пять лет назад, тогда ей было только четырнадцать лет. На фоне сверкающего снега её фигура с луком и внушительного вида боевым клевцом на поясе смотрелась куда как не по-детски.

- Приветствую вас, Ксанд Силонский, сын Птора. Какими судьбами очутились на этом чудном для пеших моционов перевале?

- Ехидничаешь, девочка? А между прочим у меня к тебе есть пара вопросов. Вернее даже не к тебе, а к твоему досточтимому отцу. И вопросы эти касаются плохого воспитания его дочери. Таиться на пути Игрока - не лучший способ встретить нескорую старость.

Тиля заметно стушевалась, явно не рассчитывая такую отповедь.

- Я же не знала, что будете идти вы...

Ксанд покачал головой и потащился наверх, обнять знакомицу.

- Вот то-то и оно, что не знала. А был бы на моём месте кто другой, без сигнала - он бы с тобой даже разговаривать не стал. Друг прятаться не станет.

- Правда твоя, Ксанд... - при этих словах в двух шагах от Тили шевельнулась, дрогнула какая-то плотная тень, и вот уже она нависла за спиной у девушки, выразительно прошипев коротким взмахом клинка. Ксанд предостерегающе потянулся рукой, но не успел он и рта открыть, как сомнительная в своей драматургии сцена завершилась.

Не сиделось Тсорину на месте, потащился следом. Как только он его сразу не почуял. Ну, да неважно. Теперь бесстрашный воитель мирно покоился, обезоруженный, на припорошенном лёгким снежком валуне. Его меч валялся в паре дюжин шагов от того места, куда можно было дотянуться из столь незавидного положения. Это не давало возможности даже думать о дальнейшем развитии вооружённой стычки. Тсорин смотрел в глаза девушке, приставившей к его горлу острие меча, баюкал вывихнутую правую руку и скрежетал от злости зубами.

Ксанд покачал головой да пошёл разнимать неугомонных.

- Хватит, силы свои настоящим врагам оставьте, ишь, разошлись!..

Тиля вложила клинок в ножны, легко ступая, отошла в сторону, с независимым видом насвистывая себе что-то под нос, Тсорин же с выражением лица, достойным побитой собаке, поплёлся подбирать оружие. Впервые в жизни его так мастерски уделала какая-то девчонка!

Видя, что лучший воин из отряда явно неспособен сейчас продолжить путь, Ксанд крикнул остальных и приказал разворачивать лагерь, благо вокруг было немало укромных мест, можно последить за возможной погоней.

Между скал живо заплясал огонь.

- Тиля, ты мне так и не ответила. Где твой отец, и с каких пор ты стала путешествовать в одиночку?

Ксанд мог бы поклясться, что твёрдый взгляд юной воительницы ни капельки не дрогнул.

- С тех пор, как он погиб. То было три седмицы назад, он отправился в город узнать новостей и прикупить кой-чего. Вернулся он только на третий день, истекая кровью, без лошади, с чужим клинком в ладони. Он умер от неизвестного мне яда, разлитого в его жилах, спустя всего шесть часов. Единственное, что я смогла разобрать в горячечном бреду - «куда угодно, только не к Пику Тирен».

Ксанд хрустнул костяшками пальцев, обернулся, словно пытаясь разглядеть далёкую гору прямо отсюда. Увы, даже его внутреннему зрению такое не было доступно.

- И естественно, первое, что тебе пришло в голову, это направится именно этой, единственной тропой, ведущей как раз в сторону Мёртвого моря.

- Да, Ксанд, Пик Тирен был единственным ключом к разгадке гибели моего отца. Он был великим Игроком, быть может, величайшим из ныне живущих. Одолеть его, да ещё и в нашем личном урочище, не удалось бы никому из тех, кого знает Игра. Мне нужно докопаться до истины, кроме меня некому отомстить...

- Уже есть! - рявкнул, не сдержавшись, бард. - Что ты о себе возомнила? Ты считаешь, что твоему великому отцу было невдомёк, какую силу ты из себя представляешь как Игрок? И он был настолько глуп, что послал тебя вовсе не туда, куда тебя, на свою голову, теперь неудержимо тянет?

- Нет, я так не думаю. Мне просто кажется...

- Кажется - Боги близко. Помнишь такую поговорку? Если не ошибаюсь, Красный Защитник очень любил именно эту. Просто через слово повторял! В общем, так. Ты ещё слишком слаба для участия в этом деле. Восемь, всего восемь Игроков были посвящены в некоторые подробности того, что творится пред ликом Иторы. Твой отец должен был быть девятым. Он не явился на Совет, но мы решили, что он просто не успел прибыть вовремя - сейчас Игрокам очень неспокойно, расшевелилась вся нечисть, что только могла восстать с одра. Ты знаешь, когда я подумал, что тут нас поджидает Игрок, я первым делом подумал на твоего отца. Но нет, не судьба.

Ксанд снова взъярился так, как ни разу за последние годы.

- И теперь ты мне говоришь, что ты должна отомстить за отца?! Тебе не довольно того, что ты не выполнила его последнюю просьбу, так ты ещё и себя погубить хочешь?! Так?!

- Нет. Не так.

Бард вздохнул.

- Коллекция осталась при тебе?

Кивок головы в ответ.

- Хорошо. Тогда молчи и слушай, - Ксанд поднялся, отошёл за край защитного полога, о чём-то беззвучно поговорил, потом вернулся внутрь вместе с предводителем гвардейцев, всё ещё недовольно разминающим травмированное плечо.

- Садись, Тсорин, тут есть кой чего и для твоих ушей.

- Меньше знаешь - лучше спишь, - проворчал тот.

- Не скажи, знать лишнее - себе дороже, безусловно, но не знать необходимого... В общем, так. Ты верно, уже понял, что мы направляемся вглубь Империи. Однако по дороге нам придётся отклониться севернее, чтобы оставить Тильону как можно ближе к Перевалу Трёх Ручьёв.

Произнося эти слова, Ксанд пристально смотрел в глаза своенравной девчонке, отыскивая там малейшую искорку неподчинения. Однако лицо её было бесстрастно, девушка явно рассудила, что путь предстоит неблизкий, так что она ещё сможет поспорить на этот счёт. Ладно, пусть будет так.

- Возможно, нас уже будут ждать по ту сторону Горной Страны, так что постараемся держаться высокогорий столько, сколько сможем. В случае возникновения каких-то неприятностей в пути - по возможности расходимся, не ввязываясь в открытые стычки, сбивая противника с толку. Остальное я беру на себя.

Тсорин покачал головой.

- Замечательный план, если только против нас не примутся воевать все Хольды по эту сторону Мёртвого моря. Если только.

- Ну, такой поворот дел меня бы весьма удивил... Не будем загадывать, крупномасштабных засад вдоль всей Страны ставить некому, потом же... потом и посмотрим. В любом случае, молодая леди, вы мне доставляете совершенно лишние заботы, и я рассчитываю на ваше благоразумие. Иногда лучше не застревать на пути снежных лавин.

Ксанд задумчиво повертел в руках какой-то сверкающий предмет, встал и живо, не обращая внимания на ноющее колено, принялся сворачивать полог. Разговор был окончен.

На этот раз было решено не оставаться на ночёвку. Лошади уже отдохнули, Тсорин перестал морщиться при каждом неловком шаге, люди перекусили чего пришлось, так что можно было попытаться наверстать упущенное время. Ночи в то время стояли светлые, так что, одолев подъём, по снежному насту можно было вполне сносно двигаться круглые сутки - пока хватит сил. Сборы не заняли много времени, не оставив на месте лагеря и следа пребывания здесь целого отряда. Решили оставить одного разведчика, пусть последит за тропой - догонит потом налегке.

Двигалась кавалькада, как и положено, в молчании. Ксанд косо посматривал из-под капюшона в спину Тиле, качал головой и бормотал про себя что-то невнятное. Постепенно мысли его, убаюканные однообразием пути, вернулись на давно протоптанную дорожку. Кто были те люди из напавшего на Лино отряда? Как они обнаружили его хранителя?

Ответов не было, и на помощь им приходила цепкая память Игрока.

Нападавшие были вооружены обыкновенно для Средины, да и лицами не походили ни на жителей Царства, ни тем более - на степняков, северян или жителей влажных дебрей Юга. Свои они были, местные... вот только откуда под приглядом Пресветлого собралась такая боевая братия, да и как пробралась через весьма охраняемые границы? Отношения с Западной Тиссали были не из дружеских, а дальше... или Загорье, наёмники Марки... вовсе невероятные ополченцы Островов или Западной Отмели. Не припомнить Ксанду ни единой детали, выделившей бы ту или иную страну Средины. Бойцы могли быть откуда угодно, а может и вовсе - отовсюду понемногу, что стоило барду придумать причину, собравшую их в одном месте? Зачем было так делать, если всегда можно воспользоваться божественными силами, сразу привлечь армию Пресветлого?

Опасаясь действий других Богов?

Такое бывало... не бывало одного. Чтобы по всему континенту гибли один за другим сильнейшие Игроки, чтобы начинали шататься троны, рушиться храмы. Ни один из Сильных на такое не пойдёт, ибо поступать так - значит разрушать систему, устойчивостью которой живут сами Боги.

Или он оказался прав, там, на Совете, когда помянул недобрым словом возможность пробуждения каких-то новых, а точнее - очень старых Сил на лике Иторы. Сил слепых и страшных. Если бы ему, дворцовому барду, служителю не дум, но песен и танцев, только причудилось во всплеске вокруг Пика Тирен это пробуждение чужого знания, чужой Воли... Если бы.

Но проверить это предположение Ксанд должен. И каждый случай сопротивления этому его ходу будет только лишним стимулом продолжать Игру.

- Ксанд.

- А?

Девушке удалось почти неслышно подвести свою лошадь к его, так что бард невольно шарахнулся в сторону.

- Напугала старика. Что скажешь?

- Я хотела поговорить обо всём этом...

- Только не заводи разговор о твоём участии. Я уже говорил, ты не готова. Это Игра не твоего уровня.

- Я не буду. Но жду в ответ правды.

Ксанд пристально вгляделся в её глаза.

- Правды? Какой? Я тебе когда-нибудь что-нибудь скрывал?

- Не скрывал. Но сейчас, я чувствую, ты не смеешь со мной поделиться.

- Не смею. Хорошее слово. Ты хочешь меня заставить?

- Нет. Но попросить... могу.

Бард пожал плечами.

- Напомни мне на привале спеть тебе одну песню, моя лизанна застоялась. Так вот. Я тебе кое-что смогу рассказать, и рассчитываю, что ты меня поймёшь и не будешь пытать лишние подробности. Они и правда лишние.

Он пожевал губами, провёл перчаткой по холке лошади, тихонько кашлянул.

- Что-то творится на лике Иторы. Гибель твоего отца - лишь деталь. Я иду по следу одного из мощнейших проявлений этого процесса. Там, у Пика Тирен, может таиться разгадка, а может - неудача. Вот и всё. Я сказал тебе правду.

Больше они в тот вечер не разговаривали.

На неё было страшно смотреть - иссиня-белая кожа, тонким пергаментом обтягивающая заострившиеся скулы, чёрные провалы на месте глаз, обессиленное тело, которое покинули последние силы. Она лежала, заботливо укутанная в тонкое шерстяное покрывало, молча смотрела в пространство, и только лёгкий кашель, раздававшийся под сводами пещеры, говорил о том, что жизнь продолжает теплиться в этом измученном существе, давал знак, что ничего ещё не кончилось.

Нужно было продолжать бороться, давать ей силы, поить тёплым бульоном.

Он поднимался с каменных ступеней, с усилием отрывая себя от натужного пения глубин, извечного голоса Иторы, брёл к огню, устало поводя плечами.

- Как ты?

Голос мало походил на звонкий девичий, он был так слаб, что выходило лишь едва различимое хрипение. Однако было отрадно, что ей хватило сил и на это.

- Я-то нормально. Ты, девочка, молчи, не трать силы на бесполезную болтовню...

- Болтовня... а мне, знаешь, временами кажется, что от меня... что от меня только эта болтовня и осталась... где ты, почему я тебя...

- Я тут, тут. Ты просто закрыла глаза. Вот, я тебя сейчас напою своим отваром... Тебе нельзя ещё говорить. Вот так... ничего, пройдёт ещё пара дней, ты окрепнешь. Встанешь, сходишь наружу, подышишь свежим воздухом, посидишь на тепле. Надо набираться сил.

Он что-то говорил, говорил... а самому хотелось плакать, но даже слёзы не шли, слишком много всего, слишком много...

Слова песни появились сами собой, вырываясь из груди подобно стону.

Выходил воин в поле один,

Выводил негромкий мотив.

Ветер песню нёс впереди,

На лету её подхватив.

«Натяну я струн тетиву,

Вспомню о неверных друзьях.

Снова трубы к бою зовут,

А со мною-то песня моя».

Ксанд заворочался в спальном мешке, открыл глаза и прислушался. Лагерь спал, вокруг расстилалась заснеженная пустыня, и только биение сердца часового, укрытого среди камней, указывало на то, что здесь, вокруг есть хоть кто-то живой.

Или нет?

Едва различимая тень мелькала тут и там, чуть задевая чуткое сознание барда и тут же растворяясь снова. Порождение сумрака, бред воспалённого бесконечными странствиями разума? Или существо из плоти и крови?

Ксанд редко бывал в Горной Стране, что простирала свой заснеженный венец от границ Западной Тиссали и Стелланской Марки до южной оконечности земель старой Империи. Огромные пространства почитались безлюдными, и только досужие слухи упорно говорили о том, что что-то здесь существует. Слухи слухами, но только Игроки и Сильные Иторы знали правду.

Ксанд поднялся на ноги, натягивая на плечи ткань плотного шерстяного плаща. Идти было всё равно куда. Он поднялся на невысокий скальный навес, защищавший лагерь от пронзительного восточного ветра, прошёл ещё и замер, нарочито показывая свои пустые ладони.

- Привет тебе, человек снизу, - голос говорившего из темноты был глух и как-то по особенному невнятен. Словно тот крайне редко разговаривал вообще, а уж на языке Средины - тем более.

- Человек... просто человек не стал бы тебя интересовать, горец. О чём ты хотел говорить?

- Говорить - нет. Просто посмотреть на тебя, слишком редко Игроки стали интересоваться нашими тайными тропами.

Ксанд продолжал разглядывать неприметную кочку в паре метров от себя, словно вовсе не пытаясь понять, откуда исходит этот голос.

- Посмотрел? Вот и славно. Тем более, что твою тропу я скоро освобожу, вот только доведу своих людей.

- С каких пор у Игроков появились какие-то «свои люди»? Вы всегда были одиночками, подобно нам.

- Не всегда. Приходят грозные времена, и мы становимся на одну тропу с другими существами Иторы, как со Слабыми, так и с Сильными. Ты не знал этого?

- Догадывался... так что на этот раз случилось на лике Иторы?

- А тебе непременно нужно всё знать?

- Да.

Ксанд пожал плечами, реагировать на подобную бестактность не следовало. Горцы были народом, несколько далёким от людей.

- Хорошо. Я тебе расскажу, что знаю. Но в ответ хочу от вашего народа одну услугу.

- Какую, если не секрет? Золота у нас нет, а горного хрусталя у вас и самих навалом.

- Не смеши меня, зачем Игроку золото? Мне нужен совет. На лике Иторы пробуждается сила, которой никто уже не помнит. Если, конечно, она вообще имеет что-то общее с известным доселе миром. Я иду к Пику Тирен, где произошёл один из последних всплесков этой силы. А посему мне нужен кто-то, знающий Материк также, как я - свой собственный карман. Ты знаешь такого?

- Хм. Я некогда знал такого... и он был горцем.

- Я верил в это. Так вот... когда мне окончательно станет ясно, что источник всего безобразия действительно где-то там, пред стенами столицы Старой Империи, я буду ждать ответа - где находится то единственное место, что способно проглотить это новорожденное чудовище. Пускай и вместе со мной. Ты понял меня, горец?

- Да. Понял. Жди меня у стен Пика, я найду тебя сам. Где б ты ни находился.

Ксанд пожал плечами, от этих жди чего угодно, отнятая у Богов способность находить Игрока даже по его следам на песке могла быть отдана кому другому. Даже тонкая нить устного договора приводила хранителя к Игроку через весь Континент, теперь этот невидимый горец стал таким его хранителем.

- Хм, а ведь и я теперь тебя сумею почуять за сотню дневных переходов.

Никто не ответил. Горец ушёл. Так и не дав ответа на извечный вопрос - кто ты?

Ксанд неслышной тенью вернулся в лагерь, снова укрылся спальным мешком. Стоило поразмыслить над этой занимательной встречей. Что бы там ни говорилось, горцы действительно редко общались не только с людьми. Самим Игрокам были известны считанные случаи, когда это странное племя само выходило на контакт. Тем более были редки примеры, когда подобные контакты происходили по воле людей. Огромная и почти не заселённая Горная Страна оставалась для жителей Средины страной неведомого. И вот теперь, когда Ксанду предстояло одно заветное дельце у берегов Мёртвого моря, на его пути появляется горец, разговаривающий словно от всего своего небольшого племени...

В размышлениях об этом Ксанд встретил рассвет. Было в происходящем слишком много... неясного. Игрок привык играть, не зная чужих камней, однако ему нужно было хотя бы знать правила. Извечные его противники, Сильные Иторы, вернее сказать - одной лишь Средины, никогда не пересекались с чужими расами, в их интересах было обходить друг друга стороной в многовековых дрязгах народов. Что же получается... решение проблемы, за которую взялась давешняя восьмёрка присутствовавших на Совете, было настолько значимым пред ликом Иторы, что... что.

На сцену вышли Игроки других рас.

Он, Ксанд, на поверку оказывался кругом прав, только радости от этого как-то не прибавлялось. Наоборот, не проходило ощущение, будто он, шаг за шагом, всё глубже погружается в ледяное бездонное болото. Тайны пугали Игрока сильнее гнева Богов.

Странность была ещё вот в чём. Уже сколько дней отряд пересекал заснеженные высокогорья. И только теперь, на подходе к северо-восточной оконечности Равнины, на которой были разбросаны осколки Старой Империи, горцы проявили себя. Если хотели говорить, почему не открылись сразу? И почему всё же решили открыться в последний момент? И продолжают ли следить сейчас? Стало жутко неуютно, даже неслышимая воля Сильных была терпимее такого холодного наблюдения.

- К оружию!

Короткий пронзительный окрик разорвал предрассветные сумерки. Ксанд рывком оказался на ногах, привычным жестом выхватывая свой клинок из лежащих рядом ножен. Воздух запел под отточенным лезвием, отбрасывая в сторону разрубленную надвое стрелу. То, о чём он предупреждал Тсорина ещё у восточной стены горного хребта, поспешило воплотиться в действительность. Слишком поспешило...

Серой тенью плащ Ксанда мелькнул меж скал навстречу приближающемуся неприятелю. Бард успел разглядеть, как упал на снег их дозорный, успевший выпустить уже с полдюжины стрел, но сражённый сразу двумя или тремя вражескими. Наступил момент их отряду показать, на что он в действительности годился. Различая позади себя лишь короткие ругательства, Ксанд не стал ждать остальных бойцов в удобной расщелине между валунов, если они не хотят проторчать здесь до прихода более значительного подкрепления, нужно выходить врагу навстречу. С привычным мягким звуком клинок продирался сквозь тело врага, и Ксанд больше не заботили судьбы Иторы. С чётким выдохом он наносил прямые рубящие удары, которые был способен выдержать не всякий гранит. Прошло всего не больше секунды, как позади него распластались на снегу четыре скрюченные фигуры, пятый же - огромный для жителей Равнины воин с занесённым для удара огромным двуручником так и не понял, каким чудом ничем не выдающийся по виду старик с бешеными глазами сумел отбить его страшный удар, а потом и удивляться уже было некому.

Ксанд из немыслимой позиции сумел извернуться и восстановить равновесие, снова подняв клинок на уровень глаз, готовясь отразить новое нападение. Тут мимо него пронеслась фигура Тсорина, за которым след в след держалась Тиля. Серый Камень снова оказался в тылу. На доске становилось тесно.

Бой продолжался совсем недолго, за это время отряд успел, помимо часового, потерять ещё одного человека - вражеский стрелок в упор всадил в него стрелу, сам поплатившись за своё тщание жизнью. Была подстрелена одна из лошадей, другая повредила ногу на камнях, так что и её пришлось из гуманных соображений добить.

Осматривая четверых воинов и девушку, бард убедился, что они отделались лёгкими царапинами, но в очередной раз утвердил себя в мысли отправить Тилю Ущельем в пределы Западной Тиссали, подальше от эпицентра разворачивающихся событий.

На скорую руку похоронив павших, даже не имея времени толком с ними попрощаться, отряд снялся с места. Ксанд решил двигаться прямо на север, надеясь, что хороший ход по плотному снежному насту и сменные лошади позволят им уйти от возможной погони. Опять убегать...

Спустя час пути отряд, не сговариваясь, повернул на запад, перед ними раскинулись необъятные просторы предгорий, всего в десятке километров отсюда начиналась Равнина. Нужно было как можно быстрее покинуть снежники вершин, укрыться же в предгорных хвойных зарослях не составляло труда даже для менее опытных путешественников.

Пока лошади цепочкой втягивались в укутанной туманом неприметное ущелье, Ксанд остановился дождаться Тсорина - тот в который раз решил вернуться назад проследить близость погони.

- Что там?

Гвардеец пожал плечами.

- Может, сообразили, что мы от них так и так уйдём... а может и нет.

Ксанд хмуро кивнул вниз, пропуская Тсорина к его жеребцу.

- И что будем делать, бард?

- Песни петь... пока план остаётся прежним - двигаемся к Синтао, там оставляем Тильону, потом поворачиваем на запад и так же скрытно двигаемся вдоль реки до Мёртвого моря и дальше к Пику Тирен.

- То есть всё по-прежнему...

Ксанд заглянул гвардейцу в лицо, покачал головой.

- Тсорин, я сожалею о гибели твоих людей, но тебе не в чем меня упрекнуть. Я сразу выложил, какой сладкий приём ждёт нас в Империи. Более того, останься мы хоть на день в пределах Тиссали - случилось бы то же самое... В любом случае, ничего, кроме приказа Пресветлого, тебя около меня не держит.

- Тьма тебя подери, Ксанд, неужели тебе так трудно объяснить, что вообще происходит?!

Бард остановился нос к носу с могучим мечником, с испытующим прищуром впиваясь в него взглядом.

- А ты с чего взял, что я сам что-то понимаю? Я, видишь ли, тоже иду в неизвестность. Мне лишь остаётся шевелить мозгами, почему бы тебе ни поступить так же?

Тсорин при этих словах как-то весь стушевался, покачал головой, плюнул в сердцах да поспешил вниз.

Странное их путешествие продолжалось, они старались пока не выходить на открытые пространства, крались предгорными пихтовыми лесами, переходили вброд ледяные речушки. На второй день пути вдоль отрогов Горной Страны полил непрекращающийся проливной дождь, скалы наполнились бесконечным эхом громовых раскатов, так что, поскольку скрываться с такой уж особенной тщательностью уже не приходилось, расстояние дневного перехода стремительно возросло. Почти без задержек отряд оказался на подходе к Синтао - речному порту, ближайшему к Перевалу Трёх Ручьёв.

Ксанд приказал остановиться на днёвку, отправив вперёд вдоль старой имперской дороги лишь одного разведчика. Прежде чем выступать, нужно было как следует подготовиться - показаться перед местной милицией в своём нынешнем виде было бы неумным решением. На смену дорожным плащам показались на свет заранее припасённые Ксандом тонкие шёлковые накидки с гербами разнообразных кантонов и Хольдов юга Равнины, сам он чудесным образом обзавёлся стриженными по местной моде тонкими, в ниточку, усиками. Несколько мазков грима, и лишь опытный глаз разглядел бы в нём уроженца Средины, даже глаза стали замечательно раскосыми. Тсорин. Рассматривая этот облик командира, только пожимал плечами - бард удивлял собранием такого множества талантов.

- Значит, так. Здесь нам придётся разделиться. Я вместе с Тсорином отправляюсь проводить Тильону до пристаней Синтао, вы же, не прячась, но и не показывая, что знакомы друг с другом, верхами добираетесь до следующего волока вниз по течению. Там и встретимся. Им может быть известен состав отряда, обыскивать же каждого на дороге им не с руки, так что обращать внимание будут лишь на группы вооружённых всадников крупнее двух человек, собственно этому критерию вы и не должны соответствовать. Лица можно не прятать, если мой профиль они могут и знать, то остальные им по барабану, чужаков здесь всегда хватало. Если что - пробирайтесь обратно в Милон, искать меня не нужно. Всё понятно?

На том и порешили. Половина отряда с запасными лошадьми уже отправилась, а Ксанд всё сидел на корточках и что-то чертил на листе бумаги.

- Ксанд, что это?

Бард поднял голову на голос Тили.

- Это тебе будет записка. Возьмёшь с собой, пойдёшь к человеку, он тебе поможет через Перевал проехать... чтобы без осложнений.

- Но, Ксанд!..

- Молчи, Тиля, молчи... Ради памяти своего отца, ты должна немедленно отправляться обратно в пределы Средины. И не вздумай спорить. Не принимаю я... споров.

Отправились спустя полчаса. Тсорин красовался на вороном жеребце, его кольчуга посверкивала в прорезях имперской накидки - ни дать, ни взять офицер из наёмников. Компания из огромного воителя, красотки в амуниции рейнждера и сопровождающего их неприметного проводника из местных - старикашку с согбённой спиной и непримечательным лицом - принять их за отряд охотников до тайн Сильных было бы вовсе удивительно.

Ехали молча. Тиля хмурилась и разговаривать не желала. Тсорин изображал разухабистую удаль, то и дело пуская жеребца в галоп, только искры по древнему камню сверкали. Ксанд тащился следом, осторожно посматривая по сторонам - имперская дорога была местом езжим, но осторожность не помешает и здесь. К Синтао добрались во второй половине дня.

Город встретил их теснотой улочек, беготнёй босоногих мальчишек, гомоном торговок и острым ароматом готовящейся пищи. Знакомая Ксанду атмосфера больших городов Юга. Бард ловко уворачивался из-под колёс гужевых повозок, нырял под навесы - он явно хорошо ориентировался в муравейнике домишек. Тсорин и Тильона на своих боевых жеребцах только и успевали, что следить за его серым плащом, встречный люд почтительно сторонился, но толпа была слишком плотной, чтобы позволить легко следовать за юрким «проводником». Пару раз им уже казалось, что они заблудились в мешанине звуков, ярких пятен одежды, толчее ног, голов, квохчущей под ногами домашней птицы, но потом снова появлялся Ксанд. На его лице была написана заинтересованность.

- Всё в порядке, у пристаней стоит целых три речных «дракона», можно отправляться хоть сегодня.

Тиля на это даже не ответила, её прищуренные глаза скользили по крышам, Ксанд дорого бы дал за то, чтобы узнать, о чём она задумалась. С другой стороны, не спорит - и ладно. Она взрослая девочка, вполне может понять, куда ей не стоит ввязываться.

- Давайте за мной, а то закончится рыночное время, так мы вообще здесь не пройдём с лошадями.

Тсорин огляделся, не понимая.

- Как это?

- Так. Это жилой район, рынок - за пределами городских стен. Там сейчас добрая треть населения шатается. Вот когда они вернутся - станет тесновато.

Воитель грязно выругался, Тильона тоже поморщился. Им обоим явно было не по нутру местное великолепие. Ксанд пожал плечами и направился в сторону пристаней. Двое его товарищей живо направились следом.

Ксанд снова вошёл в роль местного, принявшись с пронзительным имперским акцентом расхваливать местные достопримечательности:

- Миста воин, ваша видель ошень вкусный рестрон Синтао, здеся можна ошень карашо вкусить. Вкусить!

Получалось так потешно, что оба спутника невольно прыснули. Бард кивнул самому себе и, набрав поглубже в грудь воздуха, разлился соловьём. Пока они добирались к причалам, разошедшийся проводник успел всучить им две меры каких-то мелких терпких фруктов, Тильона обзавелась тремя дутыми браслетами дешёвого серебра, сам же Ксанд получил целых два интересных предложения от местных торговцев, оценивших бойкость старикашки.

Перевести дух смогли только у плавно покачивающегося на речной волне кораблика.

- Так, - бард посерьёзнел в единый миг. - Тиля, отправишься прямо на этом корабле. Лишний час задержки может тебе доставить неприятностей на Перевале. Вот тебе обещанная бумага - используешь по прибытии. И ещё...

Бард что-то долго искал у себя за пазухой. В протянутой ладони остро сверкнуло.

- Вот тебе. Пригодится. До коллекции.

Повисла неловкая пауза. Тсорин топтался рядом, всем видом давая понять, что нужно бы не затягивать с прощаниями, а живо сваливать. Тиля просто молчала. Её глаза никак не отпускали его взгляд. Словно она что-то хотела сказать, но не решалась.

Ксанд порывисто к ней наклонился, обнял, задержал плечи в своих ладонях, потом отпустил, шагнув в сторону.

- Деньги у тебя есть? Ну и ладно. Не поминай лихом, девочка. Может, свидимся ещё.

Ксанд молча стоял на помосте причала, пока Тильона о чём-то договаривалась с хозяином, и лишь после того, как кораблик снялся с якоря, набирая парусом свежий ветер, бард дал знак Тсорину. Им пора было двигаться.

Вокруг расстилалась бескрайняя равнина, великое море трав. В рост человека, это изумрудное полотно гигантскими валами живой массы колыхалось под порывами стремительных воздушных потоков.

Он зачарованно следил за этой могучей жизнью, что билась пред ним в едином ритме борьбы со стихией. Зачаровывающее зрелище, масштабное, непередаваемое. Образ летящих вдаль волн этого волшебного моря словно был иллюстрацией самой жизни в этом беспокойном мире. Могучие силы по собственной прихоти играли лёгкими тростинками, подминали их под себя, а потом так же легко отшвыривали прочь. Не было в той битве сил ни смысла, ни причин, ни следствий. Вот стебель тростника не сумел удержаться в рыхлой почве, швырнул его в небеса лихой порыв ветра, вознёс под самые облака, но недолго продолжался тот полёт - вмиг изломал ураган хрупкий его стебель, вмиг оборвал листья, и вот уже былой борец за свободу летит вниз комком перемолотой в бешеной мясорубке плоти. И вот ничтожная капля зелёного сока уже качается без того влажной почвы, навек исчезая, растворяясь в будущем иных поколений...

Он видел это всё, но не мог понять одного. Почему вокруг беснуется чуждая ему воля, а он, привыкший доверять своему чутью иного, люто ненавидящий несвободу, способный так же неудержимо сражаться, прорубая себе путь к упокоению сквозь любые преграды, он продолжает лишь беспокойно оглядываться туда, за спину, откуда дует страшный сегодняшний ветер. Не ощущая самого ветра. Не нуждаясь в борьбе с его кромсающими плоть клинками. Не зная страха...

Как можно бояться того, от чего не нужно бежать. Только помани, и он - твой. Отныне только ты будешь возвещать свою волю окрестным травам, и никто иной не посмеет перечить истинной свободе, которую раз и навсегда привнесёт...

По спине пробежал холодок. Тишина и спокойствие вокруг него затягивало, тихим мороком проникало в мысли, отравляя душу, спутывая мысли. Что это за странное мерцание пробежало по колышущемуся пологу разнотравья? Почему вдруг оттенки зелёного сменились пятнами красного, бордового, рубинового, алого, грязно-коричневого? Словно это не сочный стебель истекал соком под порывами ветра, а грозный воитель в изрубленной кольчуге медленно слабеет от оставленных на его теле многочисленных ран. Это не корень расшатался, грозя оборваться от любого дуновения, это целый род хоронит одного за другим своих лучших сыновей, вкладывая рукояти мечей в хрупкие девичьи ладони. Это не оборванная листа носится на ветру, это души человеческие не могу найти упокоения в безумном танце ветров.

Он ведь именно этого боялся увидеть, от этого скрывался в заветной тиши собственной отстранённости. Его дело было - убежать, скрыться, не дать себя обмануть кажущейся силою дарёных заклятий. Но он не мог больше оставаться тут, в тиши, заставляя бороться других. Он, именно он, имеет достаточные силы, чтобы сражаться. Только-то и нужно, что не дать себя обмануть вражеской приторной лести. Сколько погибших друзей нужно оставить позади, чтобы осознать значение простого слова: ненависть.

Видение рассеялось. Ему осталось только повернулся навстречу безумному ветру.

Средь оплывших свечей и вечерних молитв,

Средь военных трофеев и мирных костров,

Жили книжные дети, не знавшие битв,

Изнывая от детских своих катастроф.

Детям вечно досаден их возраст и быт,

И дрались мы до ссадин, до смертных обид

Но одежды латали нам матери в срок,

Мы же книги глотали, пьянея от строк.

Липли волосы нам на вспотевшие лбы,

И сосало под ложечкой сладко от фраз.

И кружил наши головы запах борьбы,

Со страниц пожелтевших слетая на нас.

И пытались постичь мы, не знавшие войн,

За воинственный крик принимавшие вой,

Тайну слова «приказ», положенье границ,

Смысл атаки и лязг боевых колесниц.

А в кипящих котлах прежних войн и смут

Столько пищи для маленьких наших мозгов,

Мы на роли предателей, трусов, иуд

В детских играх своих назначали врагов.

И злодея слезам не давали остыть,

И прекраснейших дам обещали любить.

И друзей успокоив и ближних любя,

Мы на роли героев вводили себя.

Только в грёзы нельзя насовсем убежать,

Краткий бег у забав, столько боли вокруг.

Постарайся ладони у мёртвых разжать

И оружье принять из натруженных рук.

Испытай, завладев ещё тёплым мечом,

И доспехи надев, что почём, что почём?!

Испытай, кто ты - трус иль избранник судьбы,

И попробуй на вкус настоящей борьбы.

И когда разом рухнет израненный друг

И над первой потерей ты взвоешь, скорбя,

И когда ты без кожи останешься вдруг,

Оттого, что убили его, не тебя,

Ты поймешь, что узнал, отличил, отыскал,

По оскалу забрал - это смерти оскал,

Ложь и зло, погляди, как их лица грубы,

И всегда позади вороньё и гробы.

Если путь прорубая отцовским мечом,

Ты солёные слезы на ус намотал,

Если в жарком бою испытал, что почём,

Значит, нужные книги ты в детстве читал.

Если мяса с ножа ты не ел ни куска,

Если руки сложа, наблюдал свысока,

И в борьбу не вступил с подлецом, палачом,

Значит, в жизни ты был ни при чем, ни при чем.

Ксанд вскинул непривычно короткий имперский лук, высматривая подходящую цель. Рядом мерзко свистнула шальная стрела, он тут же рванул тетиву в ту сторону, удовлетворённо расслышав короткий стон. Треклятый туман не давал толком развернуться, четвёрка его спутников едва слышными тенями мелькала чуть в стороне, то и дело раздавался лязг оружия, но даже отборная брань долетала сквозь промозглый воздух как-то неясно, дробясь коротким эхом.

Погоня всё-таки настигла их здесь, в среднем течении Ли Цзы, отряд в два десятка местных ополченцев не смог бы их сильно задержать, но невесть откуда свалившийся на их голову туман (это здесь, посреди Равнины, где засухи бывают по полгода!), не давал уйти от остающихся на расстоянии вражеских лучников. Долгожданной быстрой драки накоротке, столь любимой Тсорином и его гвардейцами, не получалось. Они бессмысленно мотались в струях плотного тумана, ежесекундно рискуя получить стрелу в живот, и ничего толком не могли поделать. Расходиться дальше двадцати шагов - нельзя, потеряешь друг друга. Перекрикиваться - тоже, наведёшь на себя выискивающего цель стрелка. Нужно уходить, и как можно быстрее, сюда наверняка уже мчится отряд-другой конного патруля. Даже его отличные бойцы не смогли бы сражаться с таким многочисленным врагом.

Ксанд бросил взгляд в небольшую низинку, где тихо лежали, приученные к боевым условиям, тиссалийские лошадки. Их оставалось числом пять, и на сегодня они уже набегались. Заменить их под седлом было нечем. Скакать же в таком тумане, не зная дороги, было и вовсе самоубийством - или коню ноги переломаешь, или себе шею свернёшь.

- Замри!!!

Команду Ксанд отдал своим обыкновенно тихим, но слышимым на сотни шагов голосом. Тени в тумане послушно растворились, Тсорин с бойцами найдут укрытие где угодно. Свистнули стрелы, минимум шагов пять в стороне. Да, стрелки из них поганые. Бард развернулся на спину, высматривая в клубах поганого тумана тусклый диск Кзарры. Даже его вновь обретённое внутреннее зрение было бессильно. Так.

Риск был велик, но ничего другого Игроку не оставалось. Кое-кто уже и без того знал, что он - тут. Старая песня. Временами даже Серому Камню приходится раскрывать своё истинное «я». Не хочется, а надо.

Пальцы ловко скользнули в заветный кисет. Предметы из ударного своего арсенала Ксанд не мог постоянно носить на себе, сияние этих вещиц горело бы в незримых зрачках Сильных подобно самой Кзарре в жаркий полдень. Они боялись этого света, но это была игра на Их поле, в таких делах Им стоило только захотеть - и перешедший границу дозволенного Игрок мигом захлебнулся бы в крови невольных человеческих жертв. Когда ставится на карту само обладание властью, Сильные жертвовали своими рабами, не задумываясь. Сейчас это барду и было нужно.

Полыхнуло. Его невидимый образ возник посреди застоявшегося воздуха на высоте в три десятка локтей. Переливающаяся, сотканная из языков голубого пламени фигура легко покоилась, разбросав руки, на незримом ложе. Мерное биение его сердца вторилось чуть заметным дыханием пламени, и не было в этой призрачной фигуре ни толики напряжения, нарочитости позы или проявления какой бы то ни было слабости, известной людям под именем эмоций. Фигура плыла в родной стихии, впитывая её соки.

Поганый туман сдуло одним порывом ветра. Призрачный цветок голубого пламени бесстрастно наблюдал, как крошечные фигурки чужих рабов трясутся внизу, разрываясь между неслышимыми приказами и обыкновенным лютым страхом, что пробуждало в них видение. Кровавая роса уже начала рисовать свой грубый узор на сырой соломе изломанных Кзаррой трав, сам же он уже направил свой всевидящий взгляд далеко на юго-запад, туда, куда лежал его путь.

Тропы, пристани, переправы. Рисовые поля. Пыльные пустоши. Люди, бессмысленно копошащиеся на лике Иторы. Огромное Мёртвое море, безжизненное, прекрасное. И белый остов древнейшего горного хребта на Материке - Пик Тирен, превращённый некогда предками Мёртвого Императора в неприступную крепость. Что там?

Ничего.

Ему не удалось признать ни единого проблеска чужой воли, ни единого порыва сопротивления его вмешательству. Наоборот, словно это зов шёл оттуда, слабый, тонкий, но непреодолимый, пронизавший своими обертонами сами кости этого мира на сотни лиг вокруг. Что же это?! Ответа не было.

Ксанд открыл глаза и спокойно оглянулся на обступивших его воинов. Ему помогли подняться, всё вокруг заливали жаркие лучи Кзарры, воздух был тих и прозрачен. Только сладкий аромат смерти портил картину.

- Путь покуда свободен, нужно этим воспользоваться. Я кое-чем помог лошадям, так что до вечера они нас далеко увезут. Нужно будет отклониться к югу, чтобы нас было труднее в следующий раз выследить.

- Что это было, Ксанд? - глухо спросил его Тсорин.

- Ничего не было. Ничего.

Их взгляды встретились, и гвардейцу пришлось отступить. До того подобное с ним случалось только при разговоре с самим Пресветлым.

Нужно было спешить.

Пятёрка конных резво рысила по пыльным дорогам Равнины, двигаясь к своей цели. Из четверых спутников Ксанда один лишь Тсорин решался задумываться о том, что же всё-таки происходит, куда они движутся, какие цели преследует их предводитель и вообще... кто таков этот бард? Могучего воителя, не раз выходившего в одиночку на многих противников, преграды на пути выполнения приказа Пресветлого не волновали, однако дарованное ему от природы любопытство, а также смекалка прирождённого военачальника неустанно твердили: узнай, подгляди, разгляди, угадай.

Ксанд был одной ходячей тайной. Некогда этот человек был придворным бардом, известнейшим в государствах Средины, потом, сказывали, надолго исчез, не было о нём ни слуху, ни духу. И вот теперь, по прошествии многих лет, он объявился. Самое его существование словно задевало чьи-то высокие интересы, неприметный пилигрим с дорожным посохом и в походном плаще - простота его была опасной, как лезвие отточенного клинка в руках умелого бойца. Взгляд его был хмур, неясен, но нельзя было его назвать невыразительным. Поди ты только пойми, что за силы кроются за блеском этих глаз. Бард стал предвестником неприятностей, оком бури, он словно разом вызывал на себя гнев Богов и людей. Он был причиной всех их неприятностей в пути, или, вернее, он следовал именно той тропой, что прочила таковые во всей их красе.

Причина или искатель? Источник или путеводитель?

Тсорин все эти недели пытался дать ответ на эти вопросы. И не мог, ибо каждый новый день даровал ему всё новые факты, необъяснимые загадки, безответное недоумение и безоглядную веру. Бард имел слишком много общего со страшным образом Игрока, что вдалбливали в голову легенды и сказки, он был слишком полон богохульства и гордыни. Для чего?

Чтобы презреть приказы и оставить старика одного?

Чтобы устрашиться его непонятной силы и попытаться избавить от неё лик Иторы, подмешав в пищу яд?

Чтобы увидеть в нём сильного, смелого, опытного, но всё же - просто человека, взявшегося в одиночку воевать со всеми Сильными сразу?

Ему, Тсорину, военачальнику гвардейцев Пресветлого Князя Восточной Тиссали, было достаточно своего собственного понятия, чтобы сделать и то, и другое, и уж точно - третье. Тогда почему же?..

Мешал странный, заполнивший сердце, терзающий душу зов, что поселился в нём ещё во внутреннем замке Милона. В тот самый момент, когда прозвучали слова приказа Пресветлого.

Зов мешал сосредоточиться, как следует всё обдумать, он сбивал с мысли, подменяя их стремлением вперёд, в очередную драку. Немыслимое для солдата дело - желать боли...

- Тсорин!

- Что? - воитель словно только что очнулся. Вид у него был слегка сбитый с толку.

- Ты в порядке? Не ранен?

- Я? Н-нет... а нам не стоит ехать чуть побыстрее?

Ксанд смерил его странным взглядом.

- Не стоит. Вон там, - бард указал куда-то вперёд, - есть рыбацкая пристань. Есть шанс купить у них лодку. Не могли же они всех рыбаков-то...

Последнюю фразу Ксанд пробормотал как бы сам себе, пришпоривая лошадь и вырываясь вперёд. Он же почти почувствовал... но снова сорвалось. Странное дело, ему, Игроку, стоило только взглянуть на человека, он тут же почувствовал бы отпечаток аватары любого из ныне правящих Сильных. Любого! Значит, ту дело не в них. Тсорин ходит под каким-то странным знаком, уловить бы его...

Однако покуда это не удавалось.

Торг барда с узкоглазыми и тщедушными здешними рыбаками предварялся привычным уже брожением по окрестностям. Ксанд словно принюхивался, Тсорин почти явственно ощущал то внимание, что принизывало окружающее пространство подобно калёной стреле - кисейное одеяние. Не раз и не два спутники барда наблюдали эту картину. Не раз и не два им приходилось срываться с места в карьер, повинуясь короткой фразе приказа. Скакать день и ночь, неведомо куда, неведомо от кого. Петлять по оврагам и чащобам, сбивая со следа того, Тсорину не нужно этого доказывать, кого не было.

Вот и сейчас - подойди ты и предложи нищим подневольным оборванцам пару золотых, да и отправляйся себе вниз по течению. Нет, ходим кругами, оглядываемся.

- Пошли.

Хвала Богам, на этот раз всё вроде в порядке. Пока Ксанд расплачивался с горе-рыбаками за их утлые лодчонки, они четверо топтались поодаль. Как же им везти лошадей на этих развалюхах? Оставлять нельзя... да они и сами здесь еле поместятся! Подошедший бард рассеял все сомнения.

- Тсорин, поплывешь на второй. Нужно переодеться, может, если ты в пути помолчишь, нам удастся изобразить двух непримечательных рыбаков. Ниже по течению я могу раздобыть замечательную прогулочную яхту. Она вообще-то принадлежит местному князьку, но мне отчего-то кажется, что но нам её с радостью уступит. Остальные осторожно двигаются вдоль берега вон к тому мысу и ждут нас там. План ясен?

Две дырявые лодчонки резво бежали по волнам разлившейся Ли Цзы, в темя жарила Кзарра, Тсорин старался не отставать.

- Ксанд, чего мы всё время боимся?

- Смею заметить, мы ничего не боимся. Или есть вещи страшнее смерти? Мы просто остерегаемся.

- Хорошо. Опасаемся - чего?

- Хм, как бы это тебе объяснить, чтобы излишне не задевать твои религиозные чувства...

Тсорина передёрнуло.

- Лик Иторы весь искорёжен множеством воль. Неважно, нужны ли они нам, нужны ли они самим себе. Важно, что без них Иторе бы жилось ой как спокойнее. А посему - в делах, не требующих суеты, делах истинно важных, я предпочитаю обходиться без лишних свидетелей. Они слишком часто лезут вовсе не в свои дела.

Вот так. А чего можно было ждать? Покаяния?

- И вот что ещё. Можешь мне не верить, но все те преграды, что встают на нашем пути - их хромой ногой деланы. И живы мы с тобой, преспокойно плывём по речке, только благодаря моей... осторожности.

- Мечи уже не в счёт?

- Мечи... многие переоценивают их силу. Меч может помочь там, где проще орудовать мечом. Но хорошая осторожность может помочь твоему клинку лучше всякого точила. Кто разит цель, когда отряд стрелков даёт залп? Смертоносный рой снарядов, или тот, кто вовремя даст поправку на ветер?

- Конечно...

- Вот и помолчи, подумай лучше, я же сказал - твой могучий рык выдаёт нас с головой?

Оставалось только заткнуться, Ксанд был редким человеком, способным сломить могучую волю Тсорина одной, походя произнесённой фразой. Чудеса продолжались.

Не успела бешенная здешняя Кзарра склониться к закату, как они впятером уже гладко скользили на дарёной яхте вниз по течению. Ветер обещал спорый путь до самого Мёртвого моря, случайный чиновник очередного обнищавшего кантона если и набирался смелости забираться на борт, то живо удовлетворялся каким-то бумагами, что показывал им бард. Конных дружинников по обоим берегам Ли Цзы видно не было вовсе.

Бешеная скачка прошлых недель, сменявшаяся лишь яростной рубкой с наседающим противником, казалась теперь чем-то далёким, даже не случавшимся вовсе. Тсорин вольно откинулся в местном раскладном плетёном кресле, помахивая небольшим рисовым веничком. Ему было жарко, он даже позволил себе расшнуровать вросшую в тело шнуровку нагрудника, впервые с момента их отбытия из Милона. Что же такое происходит?

Бессловесные матросики муравьями носились по вантам, скрипел такелаж, все трое его сотоварищей, убоявшись духоты каюты, расположились тут же, в тени паруса. Расслабились, всё же... или нет. Вот соломеноволосый уроженец Марки, отличный лучник Тарнис бросает на обрывистый восточный берег свой колючий, прицеливающийся взгляд. И лук его не валяется в сундуке, лежит поблизости, со смазанной тетивой, аккуратно перевязана ленточкой дюжина стрел. Да и Гротт, могучий мечник, не зря играет желваками - верный признак опасности для любого, кто на него не так посмотрит. Разве что граф Моно дрыхнет в своём гамаке абсолютно беззаботно. Впрочем, последний способен урвать минуточку для здорового сна где угодно, хоть посреди поля битвы.

А что же Ксанд, так ли он спокоен по отношению к их теперешнему положению праздно прогуливающихся по реке знатных господ?

Бард продолжал исполнять непонятно зачем ему понадобившуюся роль местного проводника, у него наготове хранились десятки каких-то чудодейственных бумаг, канцелярской магией которых он наводил преизрядный ужас на встречных любопытствующих, в заплечном же мешке он постоянно таскал с собой неразлучную лизанну.

- Ксанд, ты же бард? Почему ты нам ни разу ничего не спел?

Тонкоусое гримированное лицо осталось недвижимо.

Ответ последовал нескоро.

- Петь... сейчас не время песен, слишком много моих хороших друзей погибло за последний год. Слишком... много... А вот сыграть, - старик ловко извлёк благородный инструмент из чехла, нежно коснулся струн, прислушался к звуку, удовлетворённо расправил плечи. - Сыграть можно. Вполне может так статься, что в следующий раз не только играть, но и слушать никто из нас уже не сможет.

Мрачное пророчество заставило всех, даже спавшего только что графа Моно, пристально заглянуть Ксанду в глаза. Впрочем, тот не обратил на этот к себе интерес никакого внимания. Он уже прикрыл глаза и едва-едва коснулся струн.

Не зря лизанну называли королевским инструментом, Тсорин отлично знал, какое это тонкое искусство - на ней играть. На редкие выступления королевских бардов, случавшиеся при дворе Милона, ценители музыки раскупали билеты за полгода. Сейчас им предстояло нечто не менее захватывающее, хотя... как может сочетаться тонкий гриф лизанны с содранными до крови мозолями на руках, привыкших к мечу? Или...

Лизанна дрогнула и запела.

Словно журчание весеннего ручья полилось из её широкого лона, лёгкое, свежее, светлое, живое. Оно искрилось и сверкало, проникая до самых глубин души, растворяя в себе усталость, гнев, страх, все те чёрные пятна, что неминуемо оставляет на нас жизнь.

Вот прогремел гром первой майской грозы, вот - налетел бесшабашный ветер, неся с собой свежесть и лёгкость - верные спутники начала новой жизни.

Вплетаясь искусным узором, мелодию пронзила птичья трель, ещё неуверенная, простуженная с зимы, но уже такая радостная. Ей не нужно было причин для этой радости, ей не нужно было целей в этой жизни. Она просто была, пела, цвела, радовалась и смеялась.

Тсорин словно пришёл в себя, таким резким оказался переход из мира зачаровывающих созвучий к нашей действительности. Нехотя вокруг начали качать головами его товарищи, трое матросов у фальшборта никак не закроют удивлённые рты... тьма подери.

Он решительным шагом направился к выходу. Пещера своей тишиной, своим гробовым молчанием только казалась упрятанной в немыслимые глубины Иторы. Лишь сделай шаг, и ты уже всей грудью вдыхаешь ток свежего горного воздуха, ощущаешь прохладу сонного камня, скользкого от росы, гладкого, покойного... Выход.

Ему едва удалось устоять на крутом карнизе, нависшем над пустотой туманной долины. За ним пустой глазницей чернел грот, а впереди зияла пустота. Он поплотнее завернулся в плащ, качаясь на носках, заглянул куда-то вверх, словно искал там, в бледных предутренних небесах, ответы на свои вопросы. Впрочем, они пришли вовсе не оттуда.

- Я снова явился, человек. Как ты просил.

Он не стал оборачиваться на этот голос, если надо, его хозяин покажется сам.

- Ты как будто ждал...

- Я не ждал, у нашего народа есть чувство времени. Мы знаем, когда должно явиться. Ваша история - клубок случайностей, у нас всё совсем по-другому.

- Это наше счастье, ты не находишь? В неведении. Мы не знаем, сколько нам суждено прожить. Нам суждено по жизни делать страшные и странные открытия. Вы же это всё просто знаете.

- Возможно.

Было странно видеть эти лёгкие и быстрые движения. Долгожданный гость не мог не удивлять своим видом, уже третий раз они встречались лицом к лицу, но лишь впервые они сошлись так близко, так невероятно близко для представителей двух чуждых друг другу рас. Да и как понять это хрупкое на вид существо, оказывающееся столь страшным противником в бою.

- Возможно. Нам приходится жить не здесь и сейчас, но в массе мест и времён одновременно. Впрочем мы ещё поговорим об этом, сейчас же мне необходимо сказать тебе нечто важное.

- Она умрёт?

- Да. Та сила, что завладела ею, слишком могуча даже для этого священного места. Но в твоих силах сделать так, чтобы эта смерть не стала напрасной. Ты, только ты, должен помочь ей в этой смертельной схватке. Сделай так...

Он уже не слушал, зябко кутаясь в плащ, ему только и достало сил, что шагнуть обратно под безжизненные своды. Он и сам чувствовал это тяжкое дыхание там, внизу. Он не слушал, он шёл петь свою песню. Нельзя прятаться за чужими спинами. Иногда нужно поставить на карту всё, чтобы победить. Чужую жизнь, да. Но и свою - тоже.

Раня ноги густой осокой,

Разбивая их в кровь о камни,

Я бежал к той горе высокой,

Улыбающейся слегка мне.

По дороге, ведомый солнцем,

Первый раз за неделю вставшим,

Я бежал к той горе высокой,

Я бежал от себя всё дальше.

...

Что покой твой нарушил мрачный,

Ты прости мне, гора седая.

Ничего, если я с тобою,

Здесь красоты понаблюдаю?

Ты позволь, отдышавшись вволю,

Мне с тобой поделиться грустью,

И кровавых мозолей голью

Оросить твоих недр устья.

...

Дотемна той горе высокой

Изливал я свои печали:

Почему всё так происходит?

Только камни в ответ молчали.

Не сказала гора ни слова,

Как ни ждал я её совета,

Изливался в своём бессилье,

Зная, что никого здесь нету.

...

Я спустился с горы высокой,

Лес раскрыл предо мной тропину,

Зашагал потихоньку в лагерь,

Мне по-прежнему дуло в спину.

Раня ноги густой осокой,

Разбивая их в кровь о камни,

Я бежал с той горы высокой,

Улыбающейся слегка мне...

Ксанд оставил Тсорина с гвардейцами внизу, в одиночку поднявшись на десятиметровый каменный уступ. Отсюда хорошо была видна голая, ровная как стол пустыня позади. Если хорошенько присмотреться, то отсюда даже можно разглядеть темнеющую в зеркалах миражей кайму Мёртвого моря. Его солёные воды, казалось, пропитали весь здешний воздух, не давая расти травам, иссушая ручьи, обветривая лица. Впрочем, им ведь и возвращаться придётся отнюдь не этой дорогой... дожить бы.

Ксанд поднял слезящиеся от беспрестанно яркого света глаза вверх по склону, туда, где громоздились гекатомбы серого мёртвого камня, где громадным муравейником копошились люди, вознамерившиеся встать на его пути. Где вот уже сколько дней пути сверкал тот самый иссушающий свет, который пугал своей неведомой природой, который бился в яростном бою почитай со всеми Игроками Иторы и... Проигрывал? Побеждал?

Это он с уверенностью поймёт, только добравшись до самого сердца твердыни Пика Тирен, древнейшей и неприступнейшей крепости Средины, да и всех земель Материка. Он должен найти проход в этом немыслимом лабиринте сокрытых в толще скал лестниц, анфилад, пещер и переходов. Защитники Пика уж не те, что во времена Мёртвого Императора.

- Ксанд, ну что там?

Серый Камень, уже поведший неприметную линию своей тропы в самые глубины нависшей над ними твердыни, отчего-то сумел обратить внимание на кучку поджидавших его людей. Странно, или ему показалось... словно солнечный блик, отражение бушевавшей в небесах стихии мелькнуло среди них. Впрочем... глаза слезятся, толком и не разглядишь. Он лишний раз поправил и без того ладно сидящий глухой штурмовой шлем. Куда и делся тот «проводник», неприметная личность в балахоне пилигрима... нет, сюда соваться в таком виде нельзя. Броня нужна. Броня.

- За мной.

Его внутреннее зрение послушно проявило на поверхности голой скалы неровный овал хода. Некогда воины Императора могли свободно входить и выходить даже во время мощнейших осад, что случались не раз за историю существования Империи. И ни разу никто их смертных не сумел разгадать тайны Пика Тирен. Игроку для этого понадобилось всего ничего. Вросшая в камень плита откатилась в сторону с утробным рокотом, достойным поступи дракона. Древний механизм был работоспособен до сих пор.

Отряд исчез в толще горы за считанные секунды. Узкими коридорами можно было двигаться только по одному, так что Ксанд разумно выставил вперёд Гротта, вооружённого по случаю короткой страшной секирой, следом двигался Тарнис со стрелой на тетиве, дальше двигались остальные. Сам же Тсорин замыкал шествие. В случае, если придётся возвращаться и выбирать другой путь наверх, ему лучше бы выводить их самому. Из всех он один не стал брать с собой факелы, уж что-что, а свет ему здесь почти не нужен.

Первые три перехода, по пол-лиги каждый, им удалось одолеть, никого не встретив. Даже замеченные ловушки и тайные двери казались давно заброшенными. Однако пол всё более забирал вверх, так что вскоре эхо бегущих ног словно окружило их, донося отовсюду короткие крики команд, бряцание оружия да отборную брань. Свистнули первые арбалетные болты, почти расщепив мощный кованый щит Гротта. Этот коридор удалось взять почти с разбегу, гарнизонные солдатики палили-то собственно больше от испугу. Однако когда впереди Тсорину очередной раз привиделось какое-то подозрительное шевеление, он тотчас отдал приказ поворачивать в боковой проход. Ввязываться в серьёзный бой таким числом - равносильно самоубийству. Так и продолжали двигаться - чуть что, сворачивая в сторону, благо окольных путей в толще Пика Тирен было предостаточно. Многие из них, как думалось Ксанду, даже не были нанесены на карты современных хозяев твердыни.

Первые по-настоящему крупные неприятности у них начались на лестницах, ведущих к третьему уровню. С одного из неприметных внутренних балкончиков на них обрушился целый дождь смертоносного железа. В единый миг граф Моно оказался ранен в плечо, благо не слишком сильно. Весь отряд как по команде распластался вдоль стены, Ксанд сквозь зубы что-то прорычал, пытаясь отыскать в окружающих серых тенях намёк на боковую веточку перехода. И не находил. Раненый кривился, перевязывая одной рукой влажно блеснувшее сочленение доспеха. Тарнис на мгновение вывернулся и пустил стрелу вверх вдоль стены. И тут же отскочил обратно, когда мимо них загремело по ступеням безжизненное тело. Хорошо, но нужно что-то делать...

И тут с места сорвался Тсорин. Ошеломлённому Ксанду этот самоубийственный бросок показался прыжком дикого зверя, когда одна лишь полупрозрачная тень несётся вперёд, не давая разглядеть, что же она такое. Беспощадное к себе и другим движение. А до треклятого балкончика было не меньше тридцати метров вверх по винтовому колодцу. Бард мгновенно сообразил выйти из-под навеса и разрядил вверх оба болта своего маленького ручного арбалета. Тарнис тоже сориентировался и теперь раз за разом спускал тетиву. Обоим мечникам оставалось только громче кричать, отвлекая на себя внимание. Вверху мелькнула искра отточенного клинка, раздался короткий крик, другой... и тишина.

- Тсорин!

Лишь струйка пыли посыпалась сверху, кто-то наверху тяжело возился.

- Тсорин!!!

- Да. Я тут, поднимайтесь.

Ксанд покачал головой, давая своим спутникам знак подниматься. Тсорин был лучшим из гвардейцев Пресветлого. Воином от природы. Но все эти невероятные моменты, что случались не раз и не два за время их совместного пути сюда, к Пику Тирен, они не укладывались в голове видавшего виды барда. Именно Тсорин застал тогда, на перевале, Ксанда с Тилей врасплох. Игроков, подготовленных и испытанных в боях с силами, куда более грозными, чем простая сталь чужого клинка. Гвардеец и после не раз проявлял невероятную удаль, но кроме того, он явно что-то знал такое... и это пугало Ксанда, как ничто другое.

Ни следа отметины чужой силы он в нём так и не обнаружил. Да и зачем всем этим Богам, что так упорно травили его, Ксанда, на всём пути от предгорий Алатайского хребта до самого Пика Тирен, одновременно ему помогать? Непонятно...

Бард поспешил поудобнее перехватить рукоять своего меча, поправил лямки заплечного мешка и продолжил штурм бесконечных ступеней. Тсорин ждал его, в заметном напряжении оттирая свой клинок от пятен свежей крови. Бард лишь оглядел того тревожным взглядом, похлопал по плечу и поспешил вперёд, в открывшийся перед ними широкий проход. Им удалось приблизиться к самому сердцу Пика, но расслабляться рано.

Сквозь толщу гранитных костей твердыни пронёсся низкий гул. С потолка лениво потекли струйки пыли, но цепочка вооружённых людей даже не остановилась. Потолок на голову не падает, а что там вдали творится - не их забота.

В который раз Ксанду приходилось жалеть - нельзя здесь применять таланты Игрока, ни в коем случае нельзя. Только подумай об этом, выдашь себя с головой, единственный же его шанс сейчас - бежать вперёд, не ввязываясь в драку. Не то прижмут в тёмном углу и передушат, как мышей. Бард сощурил глаза от яркого снопа света, что, казалось, вовсе не замечал могучей каменной тверди на своём пути. Будь это обычный свет... от бешенного урагана не закроешься ладонью, не заслонишься щитом. Ему показалось, или эти прожигающие насквозь лучи стали сильнее?

Тряхнув головой, бард жестом остановил раненного, осмотрел кое-как перетянутую рану, скривился, но пустил того догонять остальных. Везение их, похоже, заканчивалось. Спустя два пролёта слева показалась какая-то тёмная галерея, заметно забирающая кверху. Не долго думая Ксанд повернул свой маленький отряд туда. Спустя какую-то сотню локтей вокруг застыла кромешная тьма, однако Ксанд поспешил шёпотом предупредить Тсорина не зажигать факелы.

- Двигаемся максимально тихо, если я не ошибаюсь, сейчас станет светлее.

И действительно, вскоре впереди послышался шорох, замелькали тусклые пятна света. Бард быстро-быстро перебрался вперёд, его словно что толкало, что-то очень важное...

Свет падал сверху, где потолок галереи выходил вровень со следующим уровнем коммуникаций. Сквозь толстую литую решётку было плохо видно, там ходили и, кажется, разговаривали. И я зык этот не был похож на говор Имперский Хольдов.

- Где мы?

- Вопросик... мы в толще Пика Тирен. В каком-то круглом зале...

- Не глупи, там внизу, погибли мои товарищи, а ты ещё шутишь?

- Я не знаю ответа на твой вопрос. На ловушку не похоже, иначе почему мы до сих пор живы... мне понятно одно - нам нельзя ждать, нужно спешить... туда...

- Но куда же? Куда?

Ксанд узнал эти голоса. Один из них, что пониже, принадлежал лучшему бойцу Загорья, Коротышке-Миалу. Он был известен почитай на всю Средину своим умением здорово махать боевым топором. И слышать в его голосе нотки страха было странно. Тем более, что второй голос принадлежал никому иному, как участнику последнего Совета Игроку Лисею Тиссалийскому, известному также под именем Проходной Тор. Из всех них он был почитай самым молодым из Игроков Средины, но уже прославился бесстрашием, которое и принесло ему в своё время столь богатую коллекцию. Из всех знакомых Ксанду лично Игроков только он не унаследовал от своего Учителя ни единого камушка. Не было чего наследовать... И вот теперь этот боец, находящийся в самом расцвете сил, явно был растерян. Что такое встретилось этим двоим и их неведомым погибшим товарищам на пути сюда? Самому Ксанду все встреченные препятствия пока казались...

Что-то сверху закапало сквозь решётку, тёмная густая жидкость потекла по забралу шлема, бард нетерпеливо сорвал железо с головы, оттереть мешающее обзору...

Откуда разделся топот, первые бранные окрики, Ксанд не заметил. Только сверкнул во тьме фонтанчиком искр извлекаемый Тсорином меч, только заметались над решёткой тревожные огни, да зазвенела упрямая однозвучная сталь. Ксанд успел лишь обнаружить, как в отблеске неверного мечущегося огня его перемазанная ладонь перестала быть чёрной, а стала тёмно-алой.

- Вперёд, наверх, там друзья!..

В полусотне локтей дальше пол галереи ещё круче забрал вверх, Ксанд без труда, даже не отдавая себе отчёта в том, следуют ли за ним Тсорин с воинами, отыскал нужную дверь. Крики и горячка боя ударили в лицо подобно жару пламени из-под кузнечных мехов. Одним движением разрядив в спины мечущихся у самой двери дружинников свой арбалет, Ксанд коротким взмахом посоха расчистил себе путь к самому кипению схватки. Острие его меча бабочкой принялось порхать по уязвимым сочленениям вражеских доспехов, привычным ореолом смерти окружая его почти неподвижную фигуру. Когда то было необходимо, Игрок мог становиться настоящим блистающим злой смертию вихрем.

Вокруг кричали, шарахались, стонали, размахивали оружием люди. Свои ли друзья, враги ли... так ли это важно? Ксанд нашёл в толпе спину ещё державшегося Коротышки, ему достало с ним перемигнуться чтобы продолжить бой в этой тёплой компании. Собрата-Игрока видно не было, всё внимание привлекали к себе бесчисленные лезвия вражеских клинков, навершия их шлемов, вновь проснувшаяся острая боль в колене...

Всё замерло так же быстро, как и началось. Грянула липкая пронзительная тишина. В каменном кругу стояла группа израненных бойцов. Тсорин как мог быстро их пересчитал.

Граф Моно, ещё держится, хотя его смертельная бледность говорит о многом. Зачем он сунулся сюда раненый? Тсорин, кровь на его броне, кажется, всё-таки чужая. Через щёку тянется глубокая, до кости, резаная рана. Это как раз не страшно. Коротышка-Миал, натужно дышит и, похоже, не очень ориентируется в происходящем, но кроме приличных вмятин сбоку шлема на нём не видно никаких следов драки. Наверное, просто оглушён, растерян. В небольшой нише скорчился с обнажённым кинжалом Тарнис. Этот заметно морщится - попытки зажать ладонями рваную рану на бедре никак не удаются, кровь бьёт толчками, стекая на каменный пол. Скверно. Гротт, лежит на боку, из-под его левого наплечника явственно видны два навершия обломанных у основания страшных коротких копий, принятых в армиях кантонов. Он умер почти сразу, кинувшись на врага в прямом смысле грудью. Тьма подери, он так на него рассчитывал...

А где же Лисей? Ксанд никак не мог разглядеть лицо степняка среди тел, вповалку лежащих на голом камне. Неужели и он...

Груда мертвецов у дальней стены лишь немного подалась, но от Ксанда даже это слабое движение укрыться не смогло. Пусть другие умирают или приходят в себя, ему нужен был совет, совет! Пара шагов, мощный рывок руками, вот же он. Широкое лицо Лисея было вымазано в крови, но тонкие грубы заметно подрагивали. Смельчак был жив.

- Лисей, ты ещё с нами, Лисей? Это я, Ксанд...

- Кто... а, ты... плохие времена пошли, ой, плохие, Игроки начали сбиваться в стаи...

- О чём ты? Не рад, что я спас тебя от этих... слуг Сильных?

Игрок разлепил запёкшиеся веки и поморщился.

- Ты не ведаешь, что творишь, брат... ты думаешь, что это Боги Иторы боятся нас с тобой, лично, что они бросают нам навстречу силы слабых только затем, чтобы защитить свои интересы пред ликом Иторы... Ты не прав.

- Что ты такое говоришь, я тебя не понимаю. Игроки от века бились против алчности Богов, против их безудержной воли!

Ксанд невольно отступил от Лисея, или тот уже стоит на грани смерти и сам не понимает, что говорит?

- Есть вещи, сокрытые пред Многоликой, которых стоит бояться не только Им... ты не понимаешь...

Ксанд нервно повернулся к не пришёдшим ещё в себя товарищам.

- Быстро, нужно увести отсюда раненых, пока сюда снова не нагрянули. Двигаем!

Как бы в ответ на его возглас заметались по стенам разбуженные движением воздуха тени. Эхом пронёсся топот сотен и сотен кованых подошв о гулкий камень. Они все были ещё достаточно далеко. Но скоро будут топтать своих товарищей, лежащих на этом залитом кровью полу, словно и эти тела теперь стали хладным гранитом.

- Ну же!!!

Израненные воины зашевелились, снова взяли в руки рукояти мечей, забыли о терзающих острой болью ранах, об усталости, о страхе. Голос Ксанда своим гневом заставил воздух звенеть, его воля, воля Игрока, выплеснулась сейчас наружу. Да, он не был Богом, но владеть помыслами другим смертных во власти любого по-настоящему сильного человека.

Они с Тсорином подняли побледневшего как смерть Лисея. Так. Вперёд идти некуда, галереей тоже не вернёшься, там уже вовсю бушует камнепад чужого топота. Значит - в неприметную нишу, вырвать из стены чугунную решётку. Хорошую, в два пальца толщиной, только слишком долго её век, камень - и тот...

Протиснуться в узкий лаз, помочь товарищу, в этой норе можно отсидеться... сейчас Ксанд думал только об одном - в бредовых словах Лисея была своя правда. Всё-таки была. Бард наклонился над скорченной фигуркой Лисея.

- Что там сверкает вверху, что?

- Это... это нечто иное, мы не знаем, что это... только... Боги боятся её почище нас... Они... не пускают, боятся, что мы все... с нею заодно...

Голос совсем ослабел, был едва слышен, но Ксанду почему-то эти невнятные фразы явились настоящим откровением. Так вот в чём дело... он-то, дурак!..

За стеной орали и бесновались, но это не могло ему помешать.

Он, кажется, жалел о том, что Игроку слишком редко выдаётся случай приложить всю мощь своих способностей, развернуться во всю ширь, простереть пылающие ладони от горизонта до горизонта, увидеть звёзды прямо отсюда, из недр древнего Пика Тирен... быть может, именно сейчас настал тот редкий час.

Грянула тишина, словно призванная его беззвучной командой. Камни, кольца, ожерелья, тонкая аура, немой плащаницей покрывавшая саму его душу поверх кожи, всё это разом полыхнуло знакомым режущим глаза колючим светом. Умерло движение, зафиксировав бледные маски его товарищей, проявив сквозь толщу стен немые эмоции разъяренных вражеских воинов. В этом свете мерцала пылинка в недвижимом воздухе, этот свет играл своими тонкими пальцами по звёздному свету, этим светом освещалась сама суть происходящего. Вот они, те нити, что тянулись отовсюду за горизонт, разноцветные, туго натянутые, тонкие, острые как бритва. Побеседуем.

- О, Боги, с которыми я привык бороться всеми своими силами! О, Сильные Иторы, что колеблют своими помыслами её лик. Один раз за вашу вечную жизнь вслушайтесь в то, что вам говорит пыльный камешек у ваших ног. Тот самый, которым вы всё время пытаетесь играть. Слушайте! Я устал от этой Игры! Я хочу её закончить! Здесь! Сейчас!!!

Эхо металось меж каменных рёбер древней твердыни.

- Вы рвёте нас на части, вы думаете, что мы представляем для вас жизненную угрозу! Вы правы, ибо даже трава разрушает скалы, даже вода точит их основы. Но сейчас... сейчас мы должны понять друг друга, ибо за гранью этого - тот страх, что вы чувствуете при виде этого огня на вершине Пика Тирен. Вы боитесь, что мы отдадимся во власть этой силы, что мы станем ей теми самыми эффекторами, которыми вы так долго пытаетесь нас же сделать. Радуйтесь, мы не хотим этого! Нам это не нужно!! Посмотрите на меня, ужели я похож на человека, способного пожертвовать своей свободой хотя бы и ценою своей жизни? Нет. Дайте моим спутникам покинуть пределы Пика Тирен, пропустите меня к Источнику!!!

Тени по стенам гневно заметались, заплясали, жадно потянувшись к его сердцу...

- Вы мне не верите... вы меня не понимаете... Но вы прекрасно знаете, что лишь смертному достанет сил вынести этот тяжкий гнёт, любой из вас будет сокрушён отражением вашей же мощи! Вы не умеете её сдерживать... так поймите же это сейчас! Дайте это совершить тем, кто может!

...и, вдруг, замерли.

Ксанд двигался вперёд с мрачной грацией бронированной галеры, раздвигая плечом застывший воздух, врубаясь грудью в толпу вооружённых людей. Вперёд, вперёд... бесконечными коридорами на саму вершину, не отворачивая взгляд от колючего пламени.

Как же легко сейчас расступались, становились прозрачнее стекла гранитные перекрытия... вот они, выжившие Игроки Средины, а то и кое-кто издалека, остановились и смотрят на него, укоряя за поспешность, за гордыню, но всё-таки остановились. Дали ему свободу идти, куда хочет, и делать, что следовало.

Горнило впереди сверкало ровно, неподвижно, с достоинством принимая свою судьбу. О, уж ему-то ожидание давно стало привычным состоянием. Попытки освободиться ещё будут, да и в его, Ксанда, случае, сражение ещё только впереди... подойти, но не хватать вожделенную силу, не воображать себя выше других. Осторожно приподнять, вынести, а там...

Сообразить, что случилось, ему удалось не сразу. Он слишком ясно видел этот путь, чтобы сразу пробудиться к действительности. Чудо произошло, пламень разом угас, но прежде Ксанд явственно почувствовал движение. Как такое может быть... кто-то его опередил... зачем... почему...

Позади раздался шорох. Словно кто-то вынимал из ножен холодное железо.

- Тсорин, ты что?

Но лицо могучего воина уже не выражало ни единой мысли. Он стал истинной машиной убийства. Так вот почему эта невероятная способность драться не хуже подготовленного Игрока, почему такая самоотверженность... Ксанду стало тоскливо, они мог бы разглядеть этот неуловимый след в чужой душе, он мог избавиться от этого человека, в дали от него интерес чужой силы иссяк бы так же верно, как рано или поздно под лучами Кзарры тает самый глубокий снег... а так...

Если раньше задачей отличного бойца и просто товарища было довести Игрока до Пика Тирен, то теперь он служил воспрянувшему ото сна нечеловеческому сознанию. И оно приказывало убрать с дороги помеху своему движению.

Ксанд медленно и нарочито стал в позицию. Меч в одной руке смотрит в потолок, боевой посох отведён за спину в положение «крылья дракона». Боевой транс подступит мгновенно. Так засыпают усталые люди и маленькие дети.

Ксанд понимал, что сегодня ему придётся убить или быть убитым.

Иного не дано.

Стало темно и пусто. Время послушно остановилось, вознося его над бренной землёй. Едва заметное мерцание пространства осталось лишь на самом краю его сознания, став продолжением его пальцев, исчезнув как суть его существования, но продолжив свой образ за гранью инобытия в роли правил игры, которым должно следовать, но которые можно нарушать. Он очистился от сторонних мыслей, он сжился со своей незримой ролью в этом мире - ролью Игрока, и сейчас ему предстояло сыграть свою решающую партию.

Ладонь сплелась с загустевшим воздухом, превратившись в сверкающий клинок. Не оружие, нет, простой символ угрозы. Но здесь, по ту сторону символы играют гораздо большую роль, чем хрупкая острота булатной стали в мире реальном.

Загляни в глаза врагу, почувствуй его дыхание, разгляди его тень под этой телесной оболочкой, отдели его сущность от страдающей души поддавшегося соблазну человека. Это не он стремится сейчас в бой - ведь единственный настоящий союзник в предстоящем бою - вся эта ослабевшая, но не исчезнувшая любовь к свободе, собственная воля, воспоминания, любовь... и ненависть, что остались в этом человеке. О, этого достанет вволю в любом из живущих. Именно ею стоит воспользоваться. Так.

Сверкающий вихрь взметнулся вокруг него подобно полупрозрачному облаку смерти. Это не поможет в сражении, но отразит атаку на нижних уровнях бытия. К тому же, смотри, точно такой же призрачный клинок замелькал и напротив, прорубаясь сквозь сияющую сеть мироздания. Хорошо, очень хорошо... Вот он, показался, потускневший, но не менее всевластный, древний свет. Таким же живым ключом питающий непреодолимой волей чужую телесную оболочку. Кристально-чистый, непорочный... а он-то рассчитывал суметь побороть это в самом себе. На такое не хватит сил и безмозглому камню, у которого нет ни капли собственных обид и разочарований. Слабина найдётся у каждого, и эту трещину поспешит заполнить враг. Ты как бы станешь цельным, всемогущим, всеведущим... почти Богом.

Теперь понятно, чего так боялись Боги... о, они боялись даже не появления новых конкурентов в своём клане... они боялись, что кто-то из них самих поддастся. И станет... чем? Впрочем, сейчас они - вне игры. И цель ясна, как никогда.

Его собственная воля, его собственная уверенность должна заполнить ручьи и протоки чужой боли. Вытеснить эту силу, оставить её без основы, вывести наружу, а там - сокрушить, смять, усыпить, запечатать в сосуде неизбывной пустоты. Стереть из памяти поколений.

Он бросился в бой.

Обуглены пашни закатом времён,

И крылья беды коснулись лиц грубых.

Луч солнца рассек дремучий туман -

Иного ожога не надо нам.

Где тропы-дороги ведут к родникам

Изломаны копья, кони хромают...

Но вольному воля, - хрипит атаман, -

Иного раздолья не надо нам.

А кто не вернулся - печаль и покой.

Курганы хранят, реки прощают.

Останется имя наградой юнцам -

Иного поклона не надо нам.

Останется имя наградой юнцам -

Иного рассвета не надо нам.

Ксанд, тяжело опершись о посох, склонился над поверженным Тсорином. Невыносимая боль в колене не отпускала, мешая сделать даже малейшее движение, да и остальные, старые и свежие раны теперь покрывали его тело столь плотным узором, что изрубленные доспехи казались запёкшимся в кровавую кашу хитиновым панцирем. Глаза застила дурная багровая мгла, отводя взгляд, туманя сознание. Но разглядеть проигравшего схватку товарища Ксанд всё-таки сумел. Надо же, ещё жив. На неподвижном лице угасают глаза. И шепчут губы.

- Бард, ведь ты был прав... человеку лучше держаться от Игры подальше.

- Тсорин, как давно... это в тебе?

- Не помню, с нашей встречи, наверное. А это так уж важно?

- Нет, не важно. Я просто не знаю, что ещё сказать.

Запёкшиеся губы Тсорина чуть заметно дрогнули. Его шёпот стал почти неразличим.

- Спеши, бард, докажи, что моя смерть была не напрасной. Оставь меня...

Ксанд, Серый Камень сделал свой ход, и пространство послушно метнулось навстречу боли его движения. Зал с частой колоннадой по периметру, на полу - вековая пыль, плотная, скользкая, расслаивающаяся крупными волнами вокруг человеческих следов.

Их тут было совсем немного, три цепочки уверенных подкованных отпечатков. Первая, самая короткая - всего-то полдюжины шагов - заканчивалась большим тёмным пятном напитавшей каменную пыль крови. Серый дорожный плащ тоже закаменел бурыми разводами. Ксанду понадобилось время, чтобы узнать в этом посиневшем лице ещё одного участника достопамятного Совета - Первого синнея Марки Клавдия. Вот так заканчивают свой путь лучшие из лучших. Смотри, эта судьба ждала и тебя, Ксанд.

Странно, но именно о Клавдии Ксанд почти ничего не мог вспомнить. Быть может, дело было в том расстоянии, что лежало между Западным побережьем и Алатайским хребтом, а может, в нелюдимости Клавдия, необычной даже для Игрока. Те три раза, что они с ним виделись, Ксанд мог припомнить только хмурое выражение лица да привычку повсюду таскать с собой целый выводок прирученных животных и птиц, отличных разведчиков. Здесь синней оказался один.

Дальше.

Ещё один пожертвовавший собой в горниле чужой борьбы. Он не был Игроком, Ксанд чувствовал это так же верно, как и то, что неведомый воин был абсолютно мёртв. Тсорину хотелось идти дальше, туда, за возвышающийся посреди зала алтарь, но что-то его словно схватило за плечо, не давая ступить и шагу. Бард склонился на одно колено, припадая к земле, и, через силу, протянул руку, дотронулся до расколотого наплечника. Показался ли этот узор чем-то знакомым? Где-то он его уже видел?

От лёгкого прикосновения скорченное тело повалилось навзничь, из груди торчала резная рукоять кинжала, обе ладони сжимали её, застыв в последнем стремлении вогнать острие в самое сердце... что ж ты так, хранитель. Да, Лострин, не послушал ты меня, увязался за кем-то из встречных Игроков... а ведь видит Итора, Ксанд хотел избавить парня от подобной судьбы.

Заскорузлые пальцы провели по мёртвым векам, закрывая эти безумные выкатившиеся глаза, в которых навеки застыл потусторонний ужас. Смерть редко выглядит красивой. Извини, друг, и тебе я не могу уделить должного внимания. Вперёд.

Не останавливаться, не бояться, не думать.

Древняя пыль - волнами от твоих ног, тело привычно рычит от боли, но боевой посох уверенно попирает камень. Ксанд важно было не замечать подозрений, пока длится эта короткая цепочка следов.

Раз. Два. Три. Привычный мерный отсчёт бытия. Алтарь, весь в такой же пыли, что и всё вокруг. Круглый отпечаток посреди жертвенника. И опустевший сосуд, откатившийся чуть в сторону. Пустая оболочка хранившегося здесь с незапамятных времён.

Дальше.

Она лежала, бесчувственная, слепая, на ступенях, что обрывались у самой стены. Куда вели эти ступени? Ужели эта стена, сколь бы монолитной она не казалась, была всего лишь вытесанной в камне вертикальной поверхностью? Неважно. Теперь она таковой является. Поэтому следует выкинуть из головы мысли о возможном финале этой затянувшейся песни, и вернуться к самому её началу. Девочка, ты не послушала совета, ты решила продолжать мстить за гибель своего отца, но тем самым ты обрекла сам лик Иторы на такую гримасу, что никаких человеческих сил не хватит представить.

На ступенях лежала Тиля. Она была жива.

Ксанд отцепил с пояса флягу, там кажется оставалось немного воды. Дым чадящих факелов оставил на лице девушки тёмные разводы, ему же хотелось видеть лицо несчастной девочки чистым. Если бы вода могла изгладить эти морщины с её лба. Увы.

Да, Ксанд сумел воспользоваться слабостью этого странного союза живого человека и мёртвой силы, вымотал их во время поединка с Тсорином, и теперь она спала. Но Боги видят, с какой лёгкостью проступали на этом спокойном, хоть и совершенно измученном, лице следы чудовищного внутреннего напряжения. Борьба уже началась, и сигнала к её окончанию ждать нельзя. Он прозвучит и без твоего участия, бард!

Ксанд сорвал с головы шлем, рассыпав седые волосы по плечам. Нужно утереть эти предательские слёзы, он не должен выказывать слабости.

Ловкие пальцы бывалого воина живо заскользили по сочленениям её брони. Воздуха дать, воздуха! Её тело взмыло в воздух, погружённое в облако серебряных пылинок. Раскинувшись, как птица в полёте, она казалась летящей по своей собственной воле, навстречу невидимому здесь свету жаркой Кзарры. Боги, она выглядела живой.

Ксанд медленно, словно вытягивая на себе невероятный груз, сделал первый шаг. Потом второй, третий. Двери, переходы, колоннады. Имперцы в своих клыкастых шлемах расступаются под тяжестью его взгляда. Их мечи опущены, некоторые падают наземь, принимаются что-то исступлённо выкрикивать, колотясь головами о пол.

Что они видят? Ужели этот ужас им внушает сам Ксанд и его ноша? Что такое кажется вам, смертным, безмолвно бросавшимся в бой, повинуясь чужой воле? Видение несуществующей свободы? Надежда? Или всё же - тривиальный страх перед неведомой силой, что предстала сегодня пред ликом Иторы? Что готова была провозгласить новое служение, новую борьбу? Нет. Ксанду захотелось отвернуться, только было некуда.

Буйный свежий воздух рванул в лёгкие, разгоняя кровь, просветляя разум.

Боги, он уже и думать забыл, из какого подземелья ему удалось выбраться. Пускай его путь лежал коридорами всегда вниз, вниз, но казалось ему, что в действительности это был невыносимо трудный подъём. И даже бодрый этот ветер, что хлестал ему в лицо, был похож на ледяной поверх Горной Страны. Вышел, он вышел из-под сени Пика Тирен, вырвался из этой ловушки и, вероятно, вывел кое-кого из своих людей. Неслыханное везение. Рассчитывал ли он на подобное? Похоже, что нет.

Это, кажется, был Центральный Портал. Величественный, самый величественный памятник архитектуры времён расцвета Империи, и вот теперь он ступает меж этих колоннад и пилонов бесценного золотистого мрамора, ступает, дрожа от усталости, ярости, боли и ненависти одновременно. И процессия позади него молча следит за его шумным дыханием. А он не может себе позволить даже сбиться с мерного ритма шагов. Зачем ему красоты всего мира взятого, тем более этого Богами не забытого места?

Ксанд осторожно отпустил Тилю на площадку перил парадной лестницы. До выхода оставалось всего несколько десятков шагов, но спешить уже некуда.

- Тсорин, ты всё-таки остался с нами?

- Да, Ксанд, ты знаешь, мне очень повезло с тобой.

- И мне с тобой, правда. А ты, Лисей, как думаешь, успеешь, войдёшь в форму к сезону поисков? Ты же самый везучий из нас.

- Не знаю, брат-Игрок. А если и пропущу сезон, что в том страшного? Моя коллекция и без того - лучшая из собранных в последнее время.

- И то правда. Лострин, ты тоже остался себе верен до конца? Как ты встретился с Тилей?

- Очень просто, в тот день через Перевал Трёх Ручьёв прошло всего два человека. Средина замерла в страхе за своё будущее. Так.

- Встретились. И решили идти вдвоём сюда. На что вы рассчитывали?

- На тебя, Ксанд, на тебя. Но ты не успел, наш паром опередил вашу яхту на сутки, ведь нас так не гоняли, как вас...

- Извини, Лострин, я действительно не должен был вас отпускать. Это моя вина.

Живые остались стоять в сторонке, поджидая своей очереди.

- Идите!! Что вы стали? Вы думаете, эта тишина здесь долго продлится?! Найдите яхту, отправляйтесь через Море, здесь вам больше нечего делать. У меня же... у меня свои планы.

Она глядели на Ксанда с недоумением, словно ожидая, что он передумает и позовёт их с собой. Но он молча стоял, и они решились. Отсалютовав, они покинули громаду Центрального Портала. И когда даже эхо их шагов замерло под этими сводами, Ксанд снова поднял безжизненное тело Тильоны и шагнул вперёд.

Был вечер. Надо же, он совсем потерял ощущение времени. Подземелья всегда играют с людьми подобные шутки. Так, где же он...

Лёгкая тень шевельнулась в стороне, промелькнув на серебристой от солёной морской пыли дорожке. Надо же. Явился.

- Ты, именующий себя Серым Камнем, отчего ты не торопился?

- А отчего ты, говорящий мне это, не вошёл внутрь и не поторопил меня?

- Резонный вопрос. Но ты же знаешь на него ответ. Взгляни на меня, человек, ужели ты хочешь, чтобы мы отныне и навсегда принимали участие в каждом деле, которое сможет задеть наши интересы? Ты хочешь этого?!

Ксанд не стал отводить взгляд, он лишь поморщился.

- Да, ты прав, я не хочу этого. Вам удалось найти место, о котором я говорил?

- О, да, хотя это оказалось нелегко. Лазурные горы ждут тебя, Игрок.

Что ж, из всех горных массивов Средины именно Лазурные горы нравились Ксанду больше всего. Хорошо.

Бард повернул голову на восток, его былые товарищи ещё пылили верхами у самого горизонта. Да, лишняя секунда, проведённая у основания громады Пика покажется равной месяцу вдали отсюда, особенно после того, что здесь произошло. Не стоит и ему здесь задерживаться. Один вопросительный взгляд за спину и - в путь!

У горного народа свои тропы, новый спутник Ксанда повёл их не на северо-восток, как велела карта Средины, а почему-то почти строго на запад. Его живые глаза стреляли по сторонам, но то не было выражением неуверенности, горец, быть может, впервые в жизни, находился на виду у десятков пар глаз, и этого его заметно смущало. Дорогу же он, должно быть, просто чувствовал, не нуждаясь в лишних ориентирах.

Ксанд покачал головой. Сколько дорог исходил, сколько полей были его постелью, скольким звёздам он пел свои песни. И никогда раньше так не боялся.

Что эти пути, что эти тропы. Миллионы жизней лежат у него на ладони. Не в переносном, в самом прямом смысле. Сожми её в кулак, швырни горсть праха навстречу бесконечности или же брось её в огонь. Что может быть проще?

Взгляни на эту гору. Она кажется подпирающей небеса, она спорит с безжалостной Кзаррой и бросает свою неумолимую тень на лик Иторы. Таковы Сильные этого мира. Ты всегда презирал их за эту непомерную гордыню, за этот мелочный страх, который заставляет Богов швырять в смертных камнями с заоблачных высот. А между тем внутри - пустота залов и пыль коридоров, серые мумии тех, кто служил своему божеству верой и правдой, подспудно истачивая его нутро, высасывая силы, заставляя думать день и ночь лишь об одном - как бы устоять, не рухнуть внутрь себя от единого порыва утреннего ветерка.

Сегодня на лике Иторы бушевал ураган, и вряд ли в силах простого барда понять степень того ужаса, что ярился в умах Сильных. Что им наши жизни... что?

Но ведь и эта восставшая непонятно с какого дна сила тоже - страх, ненависть, бессильная злоба и власть, власть, власть... Власть над кем? Да над нами, людьми, вне зависимости от того, в какие игры мы играем...

Дилемма.

Ксанд похлопал нервного своего иноходца по холке.

Вот лежит девушка, которую он не уберёг от этого пекла. Молодая, сильная, талантливая, она может попытаться справиться с наваждением чужой силы сама, а может и победить её, раз и навсегда разрушив всевластие Сильных... кого ты обманываешь, Ксанд? Она почти что обречена в муках погибнуть, и ты ей волен помочь лишь в одном - умереть раньше, чем будет погублена её душа, уже сейчас разъедаемая ядом всевластия. Вот он, твой долг.

Ксанд поднялся в седле, перехватывая из-за спины чехол своей неразлучной лизанны.

Тонкий изгибающийся гриф, две толстых струны из волоса ламы, семь туго натянутых серебряных, золотые колки, резонатор работы мастера-самойи. Инструмент, звучащий так, как того желает исполнитель. Иногда - мощно, яростно, подобно вою лютой зимней метели, иногда - тихо и печально, так звенит резун-трава у заброшенного надгробья. Лизанна побывала с ним во множестве переделок, вбирая в себя дрожь его нервов.

Почему он так редко брал в руки драгоценный инструмент?

Сколько пролетевших мимо лет ему было не до неё, превратившуюся в источник кое-каких денег на крайний случай? Слишком много эмоций, которые он не мог себе позволить? Куда делись те сотни песен, что хранила его память.

Вопросы не нуждались в ответах.

Одинокая группа всадников достигла берега Мёртвого моря, спустившись к самой кромке поднявшихся на время прилива тёмных вод. Ксанд ничуть не удивился, обнаружив едва приметный грот, уводящий куда-то вниз в сторону от берега.

- Здесь впадает в Море подземная река, я прав?

- Да, всё простое - просто, бард.

Они направились вниз.

Там их ждала ладья. Обычная двухместная деревянная ладья, с коробом для поклажи, с голыми скамьями и парой вёсел о широких лопастях. Они погрузились и, оттолкнувшись от берега, мерно закачались на волнах. Река казалась недвижимой лентой тёмного стекла, протянувшейся в темноту. Горец сделал лёгкое движение веслом, и их понесло... так настойчиво и, вместе с тем, неощутимо. У каждого народа свои пути.

Ксанд перекинул через плечо ремень любимого инструмента, с минуту поразминал пальцы, пару раз провёл по струнам.

Вот отражение всех твоих мыслей, твоя сила и твой дух.

Скользит лодка по тёмным водам подземной реки, текут мысли, пальцы скользят по струнам, ещё не решаясь начать свой собственный путь.

Волшебные изгибы и переливы мелодии... о, он знал в них толк, вот только редко выдавались случаи показать это во всей красе. Почему? Что за судьба у него такая, махать мечом, лезть подчас в самое пекло с единственной целью - выжить... Игрок, это что, такой приговор для человека, указывающий ему не иметь больше друзей - только товарищей по несчастью, обрекающий не наживать привязанностей - только могилы в хладной земле, дающих зарок не иметь желаний и планов.

Выживать. Надеясь на шанс.

Или опасаясь его? Страшась?

Нет.

Он не станет бояться того, что ещё только подступает. Спи, девочка, спи, тебе нужно немного отдохнуть.

Под гулкими сводами разнёсся первый уверенный аккорд.

Время звона клинков для него закончилось, началось время песен.

Плыви...

Река...

Плыви...

Пока...

Ксанд устало вздохнул. Никак не мог найти среди походных сум свёрток чистых простынь. Надо было омыть тело Тили, умастить, как то положено, благовониями, завернуть в чистое полотнище. Что потом? Привязать к ногам тяжкий камень да опустить в бездонные глубины подземных рек? Сжечь её останки в погребальном костре, доверив быстрому ветру её пепел, пусть эта юдоль страдания больше никогда не проснётся к новым деяниям пред ликом Иторы?

Неважно. Против судьбы не пойдёшь - та сила, что была повержена обратно в сковывающее небытие, найдёт путь навстречу живому. Сколько тысячелетий она ждала, и ещё подождёт. Надежда лишь - ещё и ещё раз будут вставать на её пути сыны и дочери Средины. А если нет... что ж, по крайней мере он попытался сделать всё, что в его силах.

Смешно, но он даже не знал, каким Богам молиться, под его руками хрустело белое накрахмаленное полотно, а вокруг шелестела тишина - страшно, очень страшно. И пусто. В такие моменты хочется найти себе силы где-нибудь вовне, черпнуть оттуда полную ладонь свежего, яркого огня... ни ему, ни несчастной девушке этого не было дано. Но ведь именно потому всё закончилось именно подобным образом. Пустотой, беззвучием, безветрием, страхом.

Нет, она не станет небесами, и она не станет глубинами. Ей суждено тлеть здесь, в пещере, сокрытой от Сил. Только так яд, едва не вырвавшийся на волю, сможет заснуть действительно надёжно и надолго. Сил для того, чтобы ему восстать к жизни, здесь нет. Или почти нет.

Ксанд собрал вещи, перекинул за спину зачехлённую лизанну, взял в руки обнажённый меч и замер у порога. Как страшно. Он медленно и напряжённо поклонился белеющему савану, словно хотел что-то напоследок сказать... но передумал.

Всё так же, с оружием наперевес, он вырвался наружу, будто собирался встретиться лицом к лицу с неведомым врагом. Прямо здесь и сейчас.

В Лазурных горах стоял туман, но Ксанд не обращал внимания на боль в ушибленных о неразличимые во мгле камни ногах. Не понимая, куда он мчится, бард слышал только собственное хриплое дыхание, бежал, бежал сломя голову.

И вдруг замер, по пояс провалившись в ледяную до боли в сведённых скулах воду.

Отчего его клинок обнажён? Ксанд, да в своём ли ты уме...

- Кто сделал это с ней?! Кто?!!

Он кричал в пустоту, и молчание было ему ответом.

- Боги... вы боитесь, что я начну вам мстить... вы даже готовы от меня откупиться. Спокойствием, собственным домом, моими песнями. Держите это при себе, я сам решу, что мне теперь делать.

Лишённый тени старый лес

Себя творит под шелест палых листьев.

Один он на сто лиг окрест,

Лишь снов гирлянды да рябины кисти.

Стремиться в высь хотелось им,

Те сотни лет, что зеленели кроны.

Но свет - не вечен, серый грим

Полёг усталой, тусклою короной.

Ты император, снегопад,

Ты власть свою сухим ветвям пророчишь.

Слабы они, но корни спят

И ждут, когда свои оковы сбросишь.

В глухой тиши чужих времён

Волненья лес поёт призывы небу:

Твой тёплый свет, лишь только он

Весны, судьбы вмиг разгадает ребус.

Судьба - странная штука. Хотя иной нам выбирать не дано.

Москва, январь-апрель 2002

В тексте использованы отрывки из песен Ольги Тишиной, Вени Дркина, Александра Непомнящего, Тэм Гринхил, Дмитрия Кантора, Владимира Высоцкого, Александра Иванова, Дмитрия Ревякина и Елены Правды.