Аннотация: Глава 18 завершена. Приступаю к 19-ой Как говорится "Ни дня без строчки". Приношу извинения за долгое молчание. Оценки и комментарии прошу убедительно в основной файл.
Глава 18
Прибытие в Киев Ирынея доставило много головной боли Добрыне, а поначалу вызвало и нешуточную тревогу. Будешь тут, тревожится, если с границы прискакал гонец с известием, что на Киев идет тысяча печенегов, с Ирынеем во главе. Оно, конечно, известно, зачем печенежский князь в Киев направляется, но тысяча его конников, не шутка. Глаз да глаз за ними нужен. К тому же и самих воинов и коней где-то размещать надо. Хорошо, что с осени еще на берегу Почайны пригородок строить начали, там и избы жилые, и поле большое для воинских занятий. Здесь-то и поселили печенегов под надзором вновь набранного двухтысячного киевского войска. Места поставить юрты всем хватило.
Самого Ирынея с ближниками поселили в гостевых покоях царского терема, но пира по его прибытию не давали, обойдясь совместной вечерней трапезой. И тому были причины. Большую опаску имел Ирыней, что Елдей усмотрит в его дружбе с Владимиром угрозу для себя. Потому и взял с собой целую тысячу, как бы пришел Киев наниматься на службу, как то было при Ярополке. А кто же для наемника пиры устраивает?
Вот после этой трапезы Владимир и Ирыней вдвоем ушли в царскую горницу, где и просидели до полуночи. Царь начал разговор с того, что готов поддержать собеседника в его стремлении занять место Елдея, но хочет заранее знать, что в результате получит Русское царство кроме его, Ирынея, благодарности. Тот хотел казной Елдеевой расплатится, но Владимир на это был совершенно не согласен
- Ты честный муж, Ирыней, и иметь тебя соседом в князьях печенежских для меня было бы много лучше, чем Елдея, но войско я свое собираю не затем, что бы терять его в чужих усобицах. Для того свеи больше подходят, им в привычку за серебро гибнуть. И хотя пиршественной чаши я ему простить не могу, но думаю, что торопиться с этим не надо . Оно так, вместе мы Елдея одолеем, а ну как другие князья за него встанут. Они к нему привыкли, захотят ли менять? То, что я с тобой в этом участвовать буду, уж точно, многим не понравится. Надо тебе потихоньку к себе людей притягивать, тех, кто в кочевьях ваших власть держит. А сделать это можно только одним способом, дать им обогатиться, следуя за тобой. Ты, когда в Польшу собрался, скольких князей за собой увлечь смог, троих? А сейчас, если бы ты такой набег предложил, сколько бы их за тобой пошло?
- Десятка полтора, а то, и два.
- Значит, шесть-восемь тысяч ты сейчас можешь иметь под своей рукой, а если отобрать лучших, то три, может быть четыре. И у меня три тысячи наберется, из них пятьсот арбалетчиков. Это сила. И есть у меня мысль, куда эту силу можно приложить. Булгар! Если мы с тобой возьмем Булгар, ты сможешь всех твоих князей подручных обогатить, и крепко к себе привязать. Перед удачливым вождем Елдей покажется старым бессильным псом, который может только естество свое тешить. С ним и воевать не надо будет. Его же люди сами тебе на блюде голову принесут.
Встанем с тобой прочно на Итиле, все купеческие караваны, что по нему ходят, будут нам дань за проход платить. Сейчас с этого Булгар, богатеет, а тогда будем мы.
- Редко так бывает, - усмехнулся Ирыней, что бы два медведя в одной берлоге уживались. А вот как друзья не могли поделить совместно добытое, видел часто.
- В этом ты прав, такие раздоры часты. Только, они не из за дележа добычи бывают, обыкновенно, а из за дележа власти. Одному хочется в этой дружбе первым быть, а другой не согласен. В итоге обычно все прахом идет. Но нам-то с тобой делить нечего. У меня Русь, у тебя степь. А серебро булгарское мы уж как-нибудь поделим. Польское ведь поделили. Поторговались, конечно, не без того, но это дело житейское. Да, и не это главное. Скажи, что Ты знаешь о кипчаках
- Слышал о них, но это далеко на восходе.
- Сегодня далеко, завтра близко. Купцы из тех мест приходящие говорили мне, что сейчас кипчаки эти начали теснить ваш род Цапонов. Там, по их словам, у ваших родов замятня сейчас. Кто-то к исламу тянется, иные против, так что кипчакам в такой воде мутной привольно. Все-то бы ничего, но ведь как они ваши восточные роды, по одиночке, схарчат, сюда придут, не остановятся. Мне же они в соседях совсем не нужны. С вами мы уже столетиями соседствуем, когда деремся, когда миримся, но как-то привыкли друг к другу, а те будут новые, и поэтому настырные.
- Думаешь, что не остановятся они?
- Так и думаю, что пока не найдется силы, что бы их остановила, сами не остановятся. Конечно, не завтра они здесь будут, и даже не через десять, или двадцать лет, но будут. А я не хочу на своих детей эту заботу оставлять, да и ты, я полагаю, тоже.
Далеко смотришь, Владимир. Но, наверное, ты прав, хотелось бы и мне наследникам сильное княжество оставить, только вот нет их у нас с тобой. Хотя, конечно, это дело наживное. И что ты теперь делать предлагаешь?
- Первое, пусть твои люди вызнают там, на восходе, что и как. Купцы, они купцы и есть, не воины все же. Второе, готовится к походу на булгар. Опять же туда надо прознатчиков направить, не глядя на то, что о нем вроде бы все известно. Надо знать, где и сколько пешцов, конников, какое у них оружие и все остальное. Не мне тебе объяснять. И самим готовится, что бы через год у нас было не меньше, чем четыре тысячи отборных твоих степняков и столько же моих конных пешцов. Наши с тобой рати, как две половинки. Каждая сама по себе сила, а вместе сила неодолимая. Так мыслю, что ты это еще в Польше, когда вместе с хирдманами там резвился, прекрасно понял.
- Да уж, погуляли славно. И что третье?
- Это будем смотреть по тому, какие вести твои люди с восхода принесут. Но думаю, что надо нам будет по Итилю заставы крепкие ставить, к приходу кипчаков готовясь. Но это много позже.
На том они и порешили. Подготовка к походу на Булгар пошла неспешно, но обстоятельно. Впрочем, Владимир переложил эти заботы на плечи Добрыни, а сам занялся делами внутри царства. И было этих дел, невпроворот. Но, хотя не все получалось так, как хотелось бы, дела потихоньку налаживались.
За прошедший год Бажан сколотил вокруг себя группу молодежи из семей киевских ремесленников, заразив их своим энтузиазмом и надеждой на то, что в новом деле их ждут большие перспективы. Сам Бажан и был тому живым примером. Воистину, этот парень оказался золотым самородком, и свой чин царского размысла носил не зря. Да и сам Владимир, что бы не терять времени попусту, на этот раз не стал говорить с ним намеками, а прямо указал, что вблизи Киева надо разворачивать изготовление оружия, а для того искать руду и горюч камень. И искать и то, и другое нужно в северских землях на берегах левых притоков Днепра. Летом по всем ним ушли струги с кузнецами Бажана и дружинной охраной. И нашли в подмытых реками берегах на Пселе железную руду, а на Северском Донце каменный уголь. Чему Владимир совсем и не удивился потому, что еще в аспирантские годы сплавлялся там на байдарках, и об этих выходах прекрасно знал.
И потянулись к Киеву груженые струги, туда, где на берегу Почайны обосновался Радок, перебравшийся сюда с Беляной из Новгорода. Опыта ему было не занимать, и через пол - года, задымили домницы. Сам Бажан ковал теперь мало, зато булат его выплавки киевские кузнецы обращали в оружие и брони для царского войска, которое выросло втрое по сравнению, с прошлогодним. Пока на все это хватало царской казны, но в зиму Владимир намеревался вновь отправить Добролюба и Горазда в Италию уже не только с мехами, но и с булатным оружием.
Сам же Бажан отправился на Ильмень озеро, туда, где на островах били соляные источники. Больно уж накладно было возить соль с Карпат, а без нее на Руси никуда. Все припасы на зиму на ней, родимой, делаются, да и скотине никак без соли нельзя. А здесь своя, да беда в том, что угля древесного, что бы выпарить ее нужно немерено. Потому и пришлось вспомнить Владимиру, что читал о любимом, в свое время, месте прогулок с детьми - парке у Ростокинского акведука, неподалеку от которого он жил в Москве. В том числе и о Фридрихе Бауэре, который при матушке Екатерине строил не только акведуки и набережные в Питере, но и наладил как раз на Ильмене солеваренное производство, дававшее в год полтораста тысяч пудов соли. Такие масштабы сейчас, конечно, были не нужны, но обеспечить Русь своим, столь необходимым продуктом, очень хотелось.
Достаточно было показать Бажану как на ветру, стекая по веточкам, густеет рассол, и уже через два месяца тот принес чертеж, хоть и примитивной, но вполне рабочей градирни, всяко не хуже, тех, к которым Владимира Николаевича водили на экскурсии в Дрездене.
Остальные дела тоже не стояли на месте. Момчил построил в Киеве постоялый двор, и теперь вовсю разворачивал паутину осведомителей. Как и Ратша в Полоцке. Скупкой краденого он больше не баловался, но связи среди татей имел немалые, что давало возможность получения информации и из этого источника.
Елец, вернувшийся из Новгорода, подрастерял там значительную часть своих иллюзий касательно морального облика волхвов, и теперь вместе с Зорецом и еще двумя Верховными серьезно занимался чисткой рядов.
Феофилакт вновь отправился в Константинополь с большой грамотой от Владимира. В ней речь шла о признании Русского царства в обмен на то, что Царь будет крещен Патриархом по восточному обряду. Особых надежд на то, что Император и Патриарх на это согласятся, не было, но Владимир считал необходимым обозначить в этом деле свою позицию. И само собой, поторговаться, что бы уяснить, насколько велик их интерес в этом деле.
Во все эти дела приходилось вникать, так что Владимир был занят с утра до вечера. Иногда только оставалось время побыть с Малушей. Слушая ее молодой царь возвращался в детство, когда прибегая к матушке он рассказывал ей о прошедшем дне, мальчишеских забавах, и делился с ней радостью жизни. И теперь он, как встарь, не мог удержаться, что бы не поведать ей о своих победах и неудачах. Видимо так срослось, что оба Владимира не были избалованы материнской лаской. Владимир Святославич был с Малушей разлучен в детстве, а Владимир Николаевич помнил свою мать всегда усталой и озабоченной не столько тем, что бы приласкать детей, сколько необходимостью одеть, обуть и прокормить их. Потом он и сам закрутился в водовороте дел, и только на похоронах понял, всю тяжесть потери.
Теперь же ему стало невыносимо трудно скрывать от этой женщины свою тайну. Но и открыться было страшно, как еще она его воспримет! В конце концов во время одной из встреч он рассказал ей все о волхование Елеца, ожидая..., да, многое чего ожидая. Но все оказалось гораздо проще. Малуша сказала только: "Как же тебе тяжело, маленький мой, но ты не бойся, мама с тобой!". Однако, сколь ни желанны были для молодого царя вечера, проведенные с матушкой, времени для них находилось мало.
*****
Больше всего времени отбирала школа, в которой были собраны отроки - воспитанники волхвов со всей Руси. Надзирал за ней Зорец, и он же собрал туда лучших обучителей и воспитателей. Вот уже год, как эти мальчики постигали знания, которые могли дать им воины, купцы, волхвы и ремесленники. Через пять лет, по замыслу Владимира, им предстояло стать становым хребтом Русского царства. Все его сегодняшние соратники, как не верти, были воспитаны в княжествах. И даже понимая, что сегодня все меняется, и более того, делая все, что бы эти перемены приблизить, они оставались людьми сегодняшнего, ну может быть завтрашнего дня. Из этих же ребят он хотел воспитать помощников, преданных идее единой Руси, и лично ее царю. С осени в школу пришел второй набор. Эти мальчишки, как волхвы, были послабей своих предшественников, так ведь, кроме волхования, есть еще много полезных занятий, знаний и умений, крайне необходимых молодому царству.
Так что нет ничего удивительного, что Владимир, очень много времени проводил в школе, и ученики уже воспринимали его, как заботливого отца, хоть и был он ненамного, старше некоторых из них. Знаменитая максима: "Кадры решают все" здесь проводилась в жизнь последовательно и неуклонно.
В начале зимы, когда дороги схватились морозцами, киевское войско совершило недальний поход в Волынское княжество. Две тысячи царских воев и тысяча печенежских конников проводили Русского царя к Волынскому князю. Дядюшка Сятозар три года назад не совсем верно сделал выбор между двумя братьями, и теперь, младший племянник пришел к нему. Конечно же, княжеская дружина была хороша, но четыреста против четырех тысяч, столь же хороших, а пожалуй что и лучших, воев! Нет, есть еще и ополчение, но его еще и собирать время нужно, и воинство из него не самое лучшее, а киевляне, вот они, уже тут. Правда, разору княжеству никто не чинил и волынян не обижал. Войско подошло к княжеской столице, и встало лагерем неподалёку, вовсе не угрожая городу осадой, и тем более штурмом
В тот же день Владимир направил к князю Святозару глашатая с сообщением, что племянник князя, Владимир - царь русский, просит его о встрече, так, как это будет удобно князю Волынскому. В этом можно было усмотреть насмешку, мол, попробуй не согласись. Но можно и уважение, что с такой-то силой, а обращается по покону, как младший к старшему.
Встреча царя и князя произошла на следующий день на крыльце княжеского терема. Оставив внизу сопровождавших его дружинников Владимир поднялся по ступеням до середины лестницы, где его уже ожидал Святозар. После взаимных здравствований и обязательной чарки меда оба проследовали в трапезную. Здесь на возвышении для них было приготовлено все для трапезы. По десять человек свиты царя и князя расселись внизу за большим столом.
Трапеза, она и есть трапеза, тем более княжеская. Вина, меды и все другое, что полагается к ним. Только што, кусок у волынцев в горло не лез, а так все, как обычно. После третьей чаши Святозар посчитал, что приличия соблюдены, и обратился к Владимиру с понятным вопросом.
- С чем прибыл, князь? Может нужду, какую имеешь до нас? И войско такое великое, зачем привел. Нету, вроде, промеж нас вражды никакой. А если держишь на меня обиду, что я на стороне Ярополка был в вашей с ним распре, то зря. Был он тогда Великим князем Киевским, и помогать ему моим долгом было. Тогда ему, а теперь тебе, новому Великому князю Киевскому.
- Князь говоришь! - Владимир усмехнулся, - Что до Волыни не дошла весть, что четыре княжества единым Царством Русским стали, и не князь я теперь, но Царь? Или ты не признаешь за руссами права быть единым целым? А может, просто, по привычке так говоришь?
- Не сочти за обиду, о Русском царстве я знаю, но ты став царем остаешься и Великим князем Киевским. А я уже сказал, что Волынское княжество всегда было верным другом и помощником Киевскому. Потому и величаю тебя так. И все же ответь мне на вопрос, зачем ты столь великое войско под мои стены привел? Коли воевать меня хочешь, послал бы вестника о том, а то как-то негоже получается, пировать с тем, против кого завтра в сечу идти.
- Как думаешь, князь, - гость внимательно поглядел хозяину в глаза, - если бы я воевать тебя решил, сколь долго твое войско против моего могло бы устоять? Скажи, смог бы ты свое княжество от разорения поляками уберечь, кабы я тебе весть об их походе вовремя не передал? Про Полоцк я уже и не говорю. А войско свое сюда привел, что бы все волыняне увидели, что есть на Руси сила, коя может за нее постоять.
Не в погоне за властью я Царство русское строю, мне и без царского венца власти в четырех княжествах хватало. Не о власти пора думать пришла, а о том, что бы все русичи единым кулаком стали, против которого всякий недруг поостережется выступить. А друзей вокруг нас - русичей я вовсе и не вижу. Поэтому и пришел к тебе. Миром - ли, войной - ли, но должно княжеству Волынскому стать частью единой Руси.
- Что же ты мне царь предлагаешь? - Святозар горько усмехнулся, - Отдать тебе земли щуров и пращуров моих? Коли хочешь взять Волынь, бери, но без боя я тебе ее не отдам. Дружина моя, хоть и не велика, но обучена хорошо, и ополчение соберем хоть завтра. Малой кровью тебе нас будет не заполучить.
- Можно, конечно, и так, да только не в радость мне кровь братьев лить. Я по другому сделаю, буду стоять там, где сейчас стою. Мои люди будут в город ходить, с твоими разговаривать, рассказывать им, зачем мы пришли. Рано или поздно недруги твои, а у тебя хватает, ко мне придут. Я им помогу, сначала серебром, а потом и силой, когда на Волыни смута образуется. И с тем, кто на твоем месте окажется, а для меня в этом разницы никакой, я уговор заключу, такой же, как я тебе сейчас предлагаю. Сам думай, что для тебя лучше.
- Тогда прямо говори, что от меня хочешь.
- Я уже сказал, хочу, что бы Волынь стала частью Русского Царства. Частью единой Руси. Сейчас в Киеве, Полоцке и Овруче мои князья-бояре сидят, Новгород навеки вотчина наследников царских, а Волынь, если мы уговоримся, войдет в царство во главе со своим князем. Тебе здесь, как и доселе, все дела решать, кроме тех, что с другими державами, и войска царского. Само собой, мои указы, общие для всего царства, исполнять нужно будет неукоснительно. Это для тебя. А далее будет Волынь в том же праве, что Киев, Овручь и Полоцк. Но это, если все миром будет, если нет, сам понимаешь!
- Стало быть, дети мои изгоями станут?
- Зачем изгоями? Они детьми князя Волынского будут. За то им, и почёт, и уважение останутся, а далее, как он сами себя покажут. Я же, хоть и Царь, и Великий князь, а от дела не лытаю, и всех других не за то чиню, что у них, самое главное, как у брюквы в земле лежит, это я о славных предках говорю, а за их дела на пользу Руси Великой направленные. Вот тебе весь мой сказ. Так что, Святозар, пиши мне грамоту с прошением о вхождении княжества Волынского в Русское Царство. Старейшины твои, или кто там у вас, тоже пусть подписываются, ну там печать, что бы все как положено.
- Эка ты, племянник, дядю своего к земле пригибаешь! Как в капкан зажал, не выбраться.
- Зачем тебе выбираться? Все одно ты сам по себе надолго не останешься. Либо ты сейчас со мной доброй волей пойдешь, либо через два-три года Оттон тебя силком к себе приведет. Неужто, тебе это не понятно?
- Понятно-то понятно, да уж больно неохота под чужую руку идти.
- Здесь тебе ничем помочь не могу. Отдавать Волынь Оттону не хочу и не могу. Мне думаешь, охота этот воз тащить? Сидел бы себе в Новгороде, катался бы как сыр в масле и жизни радовался. Нет, нужно было Ярополку эту кашу заварить, да и ты, дядюшка, не без греха, мог бы и отсоветовать племяннику, с братьями воевать. А теперь что же, назад для себя и Руси пути я не вижу. И если кто, по злой воле, или по дури, на этом пути встанет пусть не жалуется. Знаю, что нелегко тебе со мной соглашаться, но пойми, нет у нас с тобой другой дороги, если, конечно, не о своей власти, да корысти ты думаешь. Посмотри на Мешко польского. Был князь, да весь сплыл, как под руку Рима отошел. Вроде и своей волей все делает, а по сути, у Оттона на поводке. На суд к нему по первому требованию побежал, сына в заложниках у того оставил, да и все свое княжество Папе римскому в завещании отписал, как говорят. И епископ латинский, коего он в Киеве посадить вез, думаешь, он твое княжество не стал бы в свою веру крестить? Так что считай, что не под мою руку ты идешь, а всем княжеством в общую семью русичей. Вот и выходит, что предложение, что я тебе сейчас сделал такое, от которого отказаться ты никак не можешь. И законы Царства Русского выполнять тебе придется со всем тщанием. А, что бы по первости у тебя соблазнов не возникло, дружину твою я с собой в Киев заберу, ее еще учить и учить придется. А здесь оставлю из своих воев пять сотен, да печенегов две, всяко не хуже, чем твои, княжество оберечь смогут.
- Широко ты размахиваешься, племянник, - задумчиво произнес Святозар, отпивая из чаши, - а что с остальными делать собираешься, с Вятичами, Радимичами, да и с Муромой? Тоже их к себе в царство потянешь?
- Еще раз говорю, не к себе, а в Русское Царство. А так, конечно потяну. Не добром, так силой.
Через три седмицы Владимир с войском вернулся в Киев. Грамоты княжества Волынского заняли свое место рядом с остальными.
В этот раз епископ Киевский Феофилакт был допущен до самого Патриарха Феодора. Басилевс, прочитав грамоту русского князя, который вознамерился стать царем, само собой, разумеется, поручил Феодору выяснить у привезшего ее епископа все, что только возможно. О том, что сейчас в архивах поднимают все донесения императорских соглядатаев на Руси за последние три года, и связывают узелочками все имеющиеся нити, говорить не приходится. Не так часто у границ Империи начинает вырастать новое государство. И совершенно необходимо иметь представление о том, что, и кто послужило тому причиной, а, главное, пойдет ли это на пользу Империи, или во вред.
Патриарх встречал Феофилакта не в приемном зале, а в довольно просторной рабочей келье, где кроме стола, на котором стопкой лежали грамоты, стояло несколько удобных кресел. В углу располагался высокий поставец, содержимое которого скрывалось за парчовыми занавесами. Острый глаз епископа усмотрел среди пергаментов несколько листов бумаги, которая встречалась очень редко, и стоила весьма дорого.
Хозяин кельи, сидя в кресле возле стола, протянул посетителю руку, к которой тот с почтением приложился губами.
- Приветствую тебя епископ, - Патриарх указал на кресло против себя.
- И я приветствую Вас, Владыка! Великая честь для меня удостоиться Вашего приглашения.
На эти слова тот нетерпеливо повел рукой, обрывая обращенную к нему речь, и вновь указал на кресло. Феофилакт, наконец , сел, и устремил взгляд на Феодора, ожидая начала беседы. И началась она для него, прямо скажем, неприятно.
- Прежде всего я хочу знать, - Патриарх тяжело посмотрел на епископа, - почему я узнаю о грамоте, которую ты привез, не от тебя а от Басилевса. Не оправдывайся тем, что она была для него прислана. Но все, что знают служители Церкви, в первую очередь должен знать я. Церковь служит Империи, а ты служишь Церкви. Запомни это, и впредь...Впрочем, если ты сейчас не докажешь мне, что достоин быть епископом, хотя бы и у этих варваров, никакого впредь не будет.
Конечно же, сколько-нибудь серьезные санкции Феофилакту не грозили, но Патриарх давно уже стал замечать, что главы отдаленных епархий, годами не появляющиеся в Константинополе, порой начинают вести себя излишне самостоятельно. Теперь же, когда епископ проникся, можно было уже перейти к беседе по существу.
- Теперь же мне от тебя нужно все, что ты знаешь об этом варваре. Как случилось, что еще три года назад в Новгороде сидел малолетний князь, абсолютно никому не интересный, и ни на что не претендующий. И вдруг он превращается в грозу окрестных князей, практически в один миг захватывает территорию, сравнимую по площади с империей Оттона, с легкостью громит немалое польское войско, и объявляет себя царем. Причем не только объявляет, но с дотошностью римского юриста закрепляет это грамотами и договорами. Что стало причиной тому? И что от него ждать в дальнейшем? Ты провел среди русов много времени, и твой сан епископа подразумевает, что ты должен уметь читать в душах людей, или уж, в крайности, понимать их устремления. Рассказывай все, что ты о нем знаешь, и помни, во многом опираясь на твой рассказ, Басилевс будет принимать решение об отношении Империи к новоявленному царству.
- Прости, Владыка, разве возможно, в принципе, признание Владимира царем?
- Почему нет? Болгарское царство ранее было признано Императором. Важно не то, как называются варвары, но то насколько полезны, или вредны они Церкви и Империи. Но ты прав, это маловероятно. Впрочем, об этом говорить сейчас слишком рано. И не пытайся уйти от ответов на мои вопросы. Я тебя внимательно слушаю.
- Прежде всего, Владыка, хочу сказать, что до того времени, как Ярополк призвал Владимира в Киев, он был никому не интересен. В Новгороде княжеская власть всегда была сильно ограничена боярами и подконтрольным им Вече, а уж князя - отрока никто и вовсе в расчет не принимал. На Киевский же престол он претендовать никак не мог - хоть и признанный отцом, но незаконнорожденный, к тому же еще и младший сын. Видимо, после смерти князя Олега в Овруче, Владимир очень сильно испугался за свою жизнь. Отсюда и поспешность, с которой собиралось ополчение, и совершенно безумный зимний поход.
- Безумный, говоришь! Но этим походом он сорвал все планы Ярополка, и стал Великим князем. Ты не находишь, что такой результат выглядит странным для безумия?
- Видимо, я неверно выбрал слово. Следовало сказать, необычный. Мне тогда были известны все планы Ярополка, и следующим летом Владимир был бы обречен также как Олег. Своя дружина, наемники, печенеги. Старший брат мог собрать в войско до десяти тысяч. Все ожидали, что младший уйдет за помощью к норманнам, и никто даже и помыслить не мог, что он решится зимой пойти на Киев. В этом смысле я и назвал его безумным. Я, когда позже узнал, как Владимир готовил и организовывал этот поход, поразился, что семнадцатилетний юноша сделал то, что не под силу и умудренным годами мужам. Но, каюсь, объяснил это тем, что, загнанный в угол, он хватался за любую соломинку. Однако то, как ему удалось использовать печенегов против Мешко, заставило меня переменить свой мнение. Одной стрелой он убил сразу нескольких перепелов. Мало того, что с их помощью разбил поляков, так еще наложил руку на Полоцк. И при этом не он платил печенегам, а напротив, получил с них немало серебра, после их возвращения из Польши. Не говоря уж войсковой казне Мешко, которая досталась ему целиком. Но и это еще не все, в результате всего этого Владимир и Ирыней заключили некий союз. Подробности мне не ведомы, но их воины сейчас учатся действовать вместе. В итоге может получиться совместное войско до десяти тысяч человек. Причем наполовину из пешцов в броне с качественным оружием вплоть до арбалетов, и наполовину из конницы. Серьезная сила. Его отец в свое время с меньшей доставил Империи немало неприятностей в северных провинциях.
- Ты, Феофилакт, слишком долго прожил в Киеве, и рассуждаешь порой также как и они. Походы его отца, деда, да и так возносимого ими Олега, не более чем комариные укусы для Империи. С ними даже и воевать нужды не было. Дешевле было дать им малую толику злата, и они убирались в свои варварские княжества. А Святослав даже и в Киев не смог вернуться, потому как алчны всегда были печенеги. Полагаю, и ныне будет также. Но это дело светской власти, дело Басилевса. А твое дело спасать души варваров, отвращать их от язычества и обращать в Христову веру. Тогда у них и мысли не будет посягать на оплот Христианства, но, напротив, будут они, как послушные овечки идти за своими пастырями.
- Владыка, я ни на минуту не забываю о конечной цели , возложенной на меня Церковью миссии, но в Киеве с приходом Владимира мне приходится трудно. Мало того, что он приблизил к себе волхвов, борьба с ними для меня привычна, так еще и это его посольство к Оттону. Очень оно меня беспокоит. Ныне купцы киевские и новгородские в Рим зачастили. Боюсь, что воевать за души руссов придется не только с язычниками, но и с римским влиянием. Дозволено ли мне будет высказать свое видение этой проблемы?
- Говори.
- Думаю, что обещание признания Владимира царем после крещения Руси не будет слишком великой платой за то, что он примет крещение от меня, или даже от Вас. Тогда я смогу и с язычниками по другому разговаривать, и папских клириков на Русь не допустить.
- Я считаю такое вполне допустимым, но это тоже решать Басилевсу. Продолжай о едином войске Руси и степи. Для чего, ты полагаешь, оно может быть предназначено?-
- По моим сведениям, Владыка, сейчас все усилия Владимира направлены на укрепление того, что он называет Русским царством, и присоединение к нему остальных русских княжеств. Собранное совместно с Ирынеем войско прекрасный инструмент для этих целей. Во всяком случае, Волынь он привел под свою руку бескровно. У тамошнего князя просто не было возможности, этому противится. Думаю, что в ближайшее время у печенегов точно также Ирыней займет место Елдея.
- И что, Елдею об этом неведомо?
- Конечно же, ведомо. Мои люди обо всем, происходящем в Киеве его извещают.
- Тогда чего же он ждет?
- Видите ли, Елдей упустил момент, когда мог что-то сделать. Сейчас сил, что бы справиться с кем-либо из них у него может и хватит, а может, и нет. А если они объединятся, то его точно уж ждет разгром. И неизвестно, на чью сторону встанут многие молодые князья в этом случае.
- В таком случае чего ждут эти волчата.
- А им торопится некуда. Владимир подминает под себя русичей, а Ирыней перетягивает на свою сторону род за родом, и ждет, когда яблоко само упадет ему в руки.
- Ну что же, с этим ясно. Через час нас ждет Басилевс, ты кратко изложишь ему все здесь сказанное. Кроме нас там будет лагофет секрета, его люди тоже работают на Руси и у печенегов, он доложит свои выводы. На основе ваших с лагофетом сведений Басилевс Василий выскажет свою волю, которую нам всем надлежит неукоснительно исполнять.
Через три часа три человека в молчании спускались по ступеням дворца. Гнев Басилевса был не шуточным, и, двоим из них, грозил большими неприятностями. Слушая доклады Епископа, а затем Лагофета Император все более и более мрачнел. Дослушав до конца, устремил взгляд на них обоих
- И вы смеете так вот спокойно мне все это говорить!? Вы, кому надлежало не смотреть на то, как взрастает противная Империи сила, но подавить эти ростки еще в зародыше! Или вы забыли свой долг пред Империей?! Епископ, скажи мне, почему этот варварский князек с детства не был приобщен к истинной вере? Или ты полагаешь, что твоя епархия начинается и заканчивается в Киеве? Почему, кроме как в нем, на Руси нет больше христианских общин? Да и там все наше влияние, как выяснилось, держалось на князе и несчастной Юлии. Владыка, моя власть заканчивается перед вратами Церкви, но, неужто ей безразлично такое положение дел? - Патриарх склонил голову, признавая правоту Басилевса. Тот продолжил.
- А чем занимается твоя служба, лагофет?! Я должен знать, о замыслах моих врагов или соседей, что одинаково, до того, как они сами о них догадались, а ты мне излагаешь события постфактум. Тебе чего не хватает, людей, золота, или может быть стремления служить Империи?! Так ты скажи, я найду замену. Кстати, Владимир в своем письме сообщает мне о нелояльных высказываниях Варда Фоки. Да, я помню, твой доклад, но откуда об этом узнал варвар? От своих шпионов? Тогда получается, что в Империи повсюду его шпионы. Или от твоих людей. Это мне понятней, но нравится еще меньше.
Пока, я повторяю, пока, я усматриваю у вас обоих небрежение долгом перед Империей. А долг ваш в том, что бы понудить варваров истреблять друг друга, и прежде всего, надлежит разрушить этот противоестественный союз степи и Руси. Варвары падки на золото, в этом случае не следует скупиться. Кстати, Владыка, я полагаю, что не будет греха на том, кто посодействует освобождению от жизни двух варваров?
- Безусловно, Басилевс, поскольку они не стали на путь спасения души, дорога в Рай для них закрыта, а когда они попадут в Ад значения, не имеет.
- Имей это в виду, лагофет. Если твои и епископа совместные усилия не приведут к нужному результату, можно использовать самые крайние меры. А ты, епископ, обещай Владимиру исполнение всех его желаний, но позже. После того, как он креститься сам и обратит в христианство подвластные ему племена.