Волхвы прибыли на следующий день после случившейся трагедии. Их нагнали, когда они уже были близ Мурома. Я, несмотря на жесточайшую депрессию, из-за которой я уже второй день даже не брился, в стороне оставаться не мог. Нужно было хоронить Варвару. Старуху волхвы упокоили, но разрешения на сожжение не дали. По здешним правилам, раз её убил упырь, какой бы праведницей она не была, дух её к предкам не отправится. Ей дорога в Навь, а, значит, нужно её хоронить в земле. Копать могилу, как единственный родственник, должен был я. Но лопату у меня все равно забрали. Служивые выгнали с кладбища, сказав, что толку с меня никакого. Я не спорил, нет толку, значит - нет, пусть сами в тридцатиградусный мороз копают, раз такие толковые. А мне и так на душе хреново, бабка, получается, по моей вине померла. Поэтому я пошел к Олесе. Любовница достала из погреба бочонок, спросила, буду ли я мед, Варвару помянуть же надо. Я отказываться не стал, хотя странно как-то медом поминать. Но мало ли какие тут традиции. Но когда мне налили стакан, я уже оп запаху узнал алкогольный напиток. Медовуха, судя по всему. Так мы помянули Варвару. Олеся почти не пила из-за тошноты. А я попросил налить ещё. Я с момента попадания так ни разу и не пил, а тут Олеся прямо вовремя медовуху подогнала.
В итоге, когда я шел на похороны, от опьянения заплетались ноги. По вкусу в медовухе алкоголя почти чувствовалось, но как ни странно, я напился с такого количества, от которого раньше и глазом не повел бы. Толи организм Данилы к выпивке не приучен, толи напиток такой странный, думалось мне. На похороны, помимо волхвов и служивых, пришла почти вся деревня. Принято здесь так, и неважно, общался ты с человеком или нет. Олеся тоже хотела прийти, поддержать меня, но к полудню ей стало особенно плохо. Тошнило едва ли не постоянно. Отравилась она серьезно, видать Панас подстрелил что-то не то, рассудил я. Когда вся эта суматоха с похоронами закончилась, я сразу поплелся домой. К любовнице заходить не хотелось. Панас уже вернулся с рыбалки, он сейчас обхаживает горячо любимую женушку. Что я там забыл со своей кислой небритой рожей. Решил остаться дома, попутно сокрушаясь, что даже выпить нечего. Так бы напился до беспамятства и вырубился, так нет же. А к Олесе за выпивкой идти, когда та едва не слегла, это уже наглость.
Ещё не стемнело, но я уже улегся на лежанку. Не то чтобы хотелось спать, мне вообще ничего не хотелось. Я просто смотрел в потолок и думал о том, какая же у меня паршивая жизнь. Ещё я думал, как мне теперь дожить до весны. Хотелось поскорее свалить из этой дыры в Чернобыль, где меня бы научили пользоваться колдовством. Вот тогда можно ещё подумать о своем будущем. А пока я просто холоп, как не противно это осознавать. И я ни хрена не могу сделать с тем же Прохором. Мои размышления прервал стук в дверь. Я, признаться, уже испугался. Вдруг приказчик или Прохор приперлись? Но, оказалось, пожаловали Захар, Илья и Семен.
- Доброго вечера, мы это, тут подумали, Варвару то помянуть не мешало бы. А то ж как-то не по-людски, - со знанием дела заметил Семен. Остальные только кивали. Учитывая увлечения его отца, он должен знать, как по-людски, так и хотелось сыронизировать мне.
- Сам бы помянул, да вот ни питья, ни харчей, кроме проса у меня не водится. Вы уж простите. Могу вам отвар из смородиновых веток сделать, - не без иронии предложил я. Приятели иронии не поняли. Может и к лучшему.
- Так и не надобно, мы все принесли! - выпалил Илья.
Семен вытащил из котомки бочонок.
- Это я у отца браги стащил! На доброе дело можно, - пояснил он.
- А я еды принес! Яловый окорок, леща сушеного, хлеба два каравая,- Захар потряс котомкой.
Я пригласил их в свою халупу. Зажег масляную лампу и достал деревянные чашки. Других не было. На разливе был Семен.
Вначале мы выпили, как полагается, за покойную. Помянули, каждый сказал про Варвару хорошее. Я вдруг понял, что не просто опьянел, а меня натурально тошнит. Если честно, меня это даже расстроило. От медовухи я же отрезвел уже, а тут с одного стакана уже херово, хотя вроде напиток не крепкий. И не напьешься, хотя так хочется. Судя по всему, Данила раньше выпивку совсем в рот не брал. Впрочем, эта брага, в отличие от медовухи, действительно, та ещё мерзость. И по вкусу и по запаху. Я ведь к дорогой выпивке привык, а не к дерьму бодяжному. В итоге, пошел я типа по нужде, проблевался за сараем, мы налили ещё по одной. Больше в меня не полезло, от одного запаха тошнило. Потому я, несмотря на уговоры собутыльников, на выпивку не налегал.
Ребята после второго, сразу взялись за третий стакан. Мне ничего говорить не хотелось, а вот у приятелей языки развязались. Постепенно разговор перетек в типичную беседу пьяных неудачников. Илья жаловался, как тяжко жить в нищете, есть нечего, надеть нечего, засеять поле - семян нет, и вообще, ему скоро восемнадцать, жениться пора, а Ульяна даже не смотрит на него. Захар причитал о том, что отец у него строгий, вечно донимает, угрожает барину нажаловаться, и попросить, чтобы его в солдаты отдали. Девицы у него тоже не было, даже вдова Прасковья погнала, хотя она почти никого не гонит. А Ефросиния, на которой он мечтает жениться, и вовсе игнорирует. Семен молчал долго, но и он не выдержал, и разразился нытьем по поводу отца, который, как напьется, всю их семью избивает, даже младших сестер. Из-за отца они в нищете живут, ему семнадцать, а девицы даже разговаривать с ним не желают. В общем, невеселая пьянка получилась. Впрочем, какое может быть веселье на поминках? Я после первого стакана не пил, тошно было, а вот ребята напились. Первым, как ни странно, пал толстяк Захар, ну а следом уже остальные. Я заснул последним.
Разбудил меня стук в дверь. Никто, разумеется, кроме меня ничего не услышал. Приятели посапывали, как ни в чем не бывало. Впрочем, несмотря на то, что я выпил меньше всех, голова почему-то болела все равно. Я, мысленно ругаясь, поплелся открывать. Оказалось, пожаловал приказчик, собственной персоной. Не успел я прийти в себя, он обругал меня, наверное, всеми известными ему бранными словами. Потом перешел к делу, заявил, толку с меня нет никакого, земля такому ничтожеству не нужна, и он, пользуясь своим правом, отправляет меня в дворовые люди выгребать навоз. Прохору помогать. А что самое ужасное, у меня всего пять минут на сбор вещей. Точнее на то, чтобы одеться, потому что в этой избе мне ничего больше не принадлежит, и я должен сказать спасибо, что мне позволят взять хотя бы одежду. Приятелей моих он разбудил самым наглым образом, обругал, обозвал пьяницами, пригрозил побить палками и выгнал, едва позволив одеться.
В тот момент я даже не мечтал его убить, полагал, все равно не смогу. Тогда я просто хотел сбежать. Мне и так было хреново, и морально и физически, а тут ещё этот урод в очередной раз меня унизил. Невыносимо было выслушивать все это. Ольгерд ещё и подгонял меня одеваться быстрее. Я понимал одно, сбежать я сейчас никак не смогу, он меня сейчас пригонит к Прохору и тогда начнется ад. Времени на раздумья не было. Пока Приказчик пинал замешкавшегося Захара, я успел припрятать тесак, а когда уже выгонять взялись меня самого, я вдруг вспомнил, что ребята вчера принесли небольшой мешочек соли. Пригодиться, рассудил я, засовывая его в карман, и фактически вылетая на улицу под воздействием пинка приказчика. Я уже все решил. По пути к поместью я насыплю соли в глаза Ольгерду, прирежу этого скота, и свалю к гребаной матери прихватив пару припрятанных на дереве шкур. Там видно будет, но больше я унижений не потерплю, и уж точно не допущу, чтобы Прохор издевался надо мной.
Я не знаю, что эти ордынцы творили на земле русской, но Ольгерд видимо от них пострадал особенно. Иначе как понять его настолько изощренные попытки унизить меня. Пока мы шли, рот его не закрывался ни на минуту, не забывал он меня и пинать, а заодно угрожать, как я буду жрать дерьмо. Может, его ордынцы когда-то дерьмом накормили? Непонятно, отчего он, приказчик, свободный человек, уделяет столько внимания какому-то никчемному холопу. Впрочем, мне бы легче не стало, если бы я даже понимал причины его поведения. С каждой минутой я желал его смерти все сильнее. Я просто ждал, когда мы выйдем в лес, и я решусь на этот шаг. Уже в лесу я начал готовиться морально и даже почти зачерпнул соли. Не успел. К этому моменту нас встретил Прохор.
В конюшне мы оказались одни, что меня вначале испугало. Конюх потирал руки, и будто что-то замышлял. Похоже, он специально организовал все так, чтобы никто нас не видел.
- Вот и займешься, чем тебе подобает, холоп! Говорят, ордынцы в навозе купаются, и жрут его, когда есть нечего. Вот и отведаешь сейчас, - небрежно бросил Прохор и рассмеялся.
У меня внутри все помутилось от злости. Проклятье, я даже не представлял, что могу испытывать такое бешенство. Если он мне предложит сожрать навоз, я не вынесу этого. Конечно, если этот гнида захочет, он одним ударом мне башку расшибет, да только лучше так, чем есть дерьмо.
- Чего уставился, живо бери лопату, мешок и выгребай! - небрежно процедил он, указывая в угол.
Я поплелся за инвентарем, уже мысленно думая, как буду использовать лопату и мешок. Главное, чтобы Прохор отвернулся.
- Выгребай! - приказал Прохор, указывая пальцем на стойло. Отворачиваться он даже не думал.
Я положил раскрытый мешок и неловко зачерпнул навоз. Мне стало мерзко до тошноты. Какой же противный запах, мать его. Ещё и руки от страха дрожали. В итоге я промахнулся, и часть навоза полетела мимо мешка.
- Что ты наделал, криворукий ублюдок! Теперь жри то, что упало! - рявкнул Прохор
Я в недоумении уставился на конюха. Он что, это серьезно?
- Жри, или тебя покормить? - с угрозой повторил он.
Я на какой-то момент охерел. Это он мне такое предлагает? Потом я понял, что промедление смерти подобно. Пришла идея, как отвлечь этого мудака, и заставить отвернуться. А там, будь что будет.
- Г- господин, а у л-лошади поди подкова отвалилась же, - заикаясь, заметил я.
Это была забота конюха, так что Прохор, даже не подумав, откуда я вообще в этом разбираюсь, оттолкнул меня от стойла, и присел глянуть. Тут я и надел ему на голову мешок. Он подскочил, но развернуться не успел.
- Получай, мразь, - я огрел его ребром лопаты по спине. Потом ударил по шее. Потом ещё раз. Изо всех сил. Он инстинктивно перегнулся через ограждение стойла и зарычал как зверь. Мешок он уже снял. Все-таки здоровый боров, чтоб его. Тогда я долбанул его по голове, и он перегнулся ещё сильнее. В этот момент я резко поднял его ноги и опрокинул головой вниз. Там было много навоза. Лошадь недовольно заржала, и, разумеется, лягнула незваного гостя. Тем временем, я зачерпнул навоз в соседнем стойле, и уже ждал, когда несчастный конюх будет выползать. Я вошел в азарт, и признаться даже не думал, что нужно кончать его быстрее. Мне просто хотелось заставить его жрать дерьмо.
- Ублюдок, я порву тебя, - рычал он, выползая.
- Сначала поешь, - я сунул ему лопату в лицо, и теперь уже с наслаждение размазал дерьмо. Прохор в бешенстве зарычал, хотел вскочить, и сам, своей звериной силой, ударил себя спиной о деревянную перегородку стойла, сломав барское имущество. Тут ещё я ему добавил ногой в челюсть. Прохор, извергая ругательства, подался назад, и вновь его лягнула лошадь. Это было просто прелестно. Прохор оказался в ловушке, ни туда, ни сюда. Он пытался достать лопату рукой, ругался, но без толку. Вспомнив, что он мне тогда рассказывал, а заодно, все, что можно было вспомнить, я плюнул на него. Оставалось только убить. Но я решил толкнуть речь.
- Перед смертью ублюдок тебя накормил дерьмом. Это ты должен его жрать, сука, а не я. Проси прощения, сука! - потребовал я у лежащего в стойле Прохора, и вспомнил о тесаке. Я уже потянулся за ним, как услышал.
-Прости, - промычал Прохор.
Я остался доволен, собрался добивать, перерезав ему горло, как услышал зычный голос Приказчика.
- Эй, сынок, ну что, накормил говнюка навозом?
Все как в идиотском фильме, когда из-за болтовни герой или злодей не могут прикончить друг друга. Я прицелился ребром лопаты в висок, со всей силы ударил и, бросив лопату, зачерпнул рукой в карман, где была соль. В этот момент проскрипела дверь. Я развернулся, и столкнулся взглядом с Приказчиком.
- Ты чего натворил, скот! - взревел ошалевший Ольгерд и полетел на меня с явной целью убить на месте.
- Ненавижу, мразь, - прошипел я, и как только он уже был рядом, бросил ему в глаза соль. Как же я его ненавидел. Так он меня достал, а тут ещё злоба на Прохора свое сыграла. В голове проносилось, будто я вырываю ему сердце, потом наматываю кишки на руку.
- Ублюдок, - взревел Ольгерд. Одной рукой он схватился за лицо, а другой за плеть.
Я отскочил на шаг, выхватил тесак, и уже собирался воплотить свой план, красочно представляя, как перерезаю ему горло. Но вдруг приказчик застыл на месте и с хрипом полетел на пол.
Какое-то время я в недоумении стоял как истукан и смотрел на приказчика. Точнее, на его бездыханное тело. Присмотрелся, он не дышал. Проклятье, и, правда, мертв. Я осторожно убрал с его лица соль. Пусть думают, его просто хватил удар. Так ведь и случилось. Он увидел труп сына, его хватило бешенство, и сердце не выдержало.
Я скользь посмотрел на трупы, меня едва не стошнило. Ещё и трясти начало. Непонятно от чего, я же сам хотел их замочить. Явно нервы сдают. Да только нервы нервами, но я понимал, надо валить оттуда. Идеальным вариантом было бы угнать лошадь. Да только это не тачка, я же верхом ездить не умею. Возможностей научиться было полно, у отца даже конюшня была, только я как-то попробовал и мне не особенно понравилось. Меня всегда больше автомобили интересовали. Эх, зря, - сожалел я, попутно размышляя, что же делать. Разумеется, нужно бежать, это единственное, что казалось на тот момент правильным.
Осторожно выглянув за дверь, я осмотрелся. Никого. Неудивительно, конюшня располагалась у левого крыла особняка, служивых и челядь Прохор сам отогнал, хотел поиздеваться надо мной. Да только могилу себе вырыл. Теперь главное, мне успеть смыться и самому в эту могилу не угодить. Убедившись, что поблизости никого нет, я выполз из конюшни и осторожно направился к ближайшим кустам. Пока полз, молился Чернобогу, просил помочь мне, дабы я мог служить ему в дальнейшем. Какой тогда смысл ему, если меня повесят? Как правильно молиться, я не знал, но молитвы мои были искренни. Я мысленно посвящал убитого Прохора как жертву Повелителю Нави, надеясь хоть на какую-то поддержку.
Оказавшись в кустах, я поднялся, нервно осмотрелся, и на ватных ногах понесся в сторону леса. Когда я убедился, что ушел достаточно далеко, остановился отдышаться. Вновь затошнило, руки и ноги дрожали, может от бега, а может, из-за шока. Ольгерд сам скончался, а вот Прохора я ведь убил. Тот последний мудак, но с другой стороны, как-то не по себе стало. Я же не убивал раньше, если конечно не считать той проклятой аварии. Да я даже не дрался сам ни разу, а тут убил. И за это меня теперь вправе повесить. Последнее пугало особенно.
Впрочем, сокрушаться долго я не стал, скорее, задумался, как быть дальше. Молиться это хорошо, но на бога надейся, а сам не плошай. Главное, быстрее добраться до деревни, собрать пожитки и валить отсюда, пока не поздно. Многие видели, как меня Приказчик забирал, все выяснится. Поэтому надо бежать. С этой мыслью я направлялся к мешку со шкурами. Нужно хоть парочку прихватить. Шкур я взял не парочку, а целых пять соболиных, припрятав их за тулуп. Придя домой, я выложил шкуры, и стал метаться по избе. Я никак не мог сосредоточиться, что мне с собой взять. Ещё и тошнило жутко. В какой-то момент я осознал, что пешком далеко не уйду, меня все равно догонят. Нужно раздобыть телегу. А это проблема. Верхом ездить не умею. Даже если смогу украсть телегу с лошадью, я же запрягать не умею. Да и как я украду? Остается прийти к Олесе и умолять дать телегу, рассказать о Прохоре, та поймет. Унизительно, да только куда деваться?
Мне не повезло, Панас был дома. Разумеется, она стала расспрашивать, что случилось. То, что меня забрал Приказчик, знала вся деревня. Я солгал, что просто помог убрать конюшню и меня отпустили. Так как меня все ещё трясло, она решила, что я заболел. Я отнекивался, но травяной чай выпил. Однако не посидели мы и полчаса, как Олеся принялась капризничать, будто она хочет свежего лисьего мяса. И надо же, Панас тут же собрался и ушел на охоту. Я прямо сам удивился, учитывая, что мяса у них в доме достаточно. Но не успел её муж выйти за порог, Олеся, не дав мне даже раскрыть рот, выдала.
- Данила, не хотела говорить тебе, горе у тебя, да не могу уже в тайне держать. То, что я заболела, так это не правда. Дитя у меня будет, - она расплылась в улыбке.
Я охерел. Проклятье, ребенок от меня ведь. Проблемы были не у нее, а у мужа, видимо. А она думала, что у нее. Рассказала, что залетела, и от ребенка Айнара избавилась, думала, её наказывают боги. Я, конечно, был рад за Олесю, она очень хотела ребенка. Но становиться отцом я как-то не планировал. На мне жмур висит, я телегу клянчить пришел, а тут...
- Поздравляю, - выдавил из себя я.
- Ты не понял. Это наш с тобой ребенок будет. Чудо свершилось, боги на нашей стороне, - она ко мне прижалась.
Я думал об одном, главное, чтобы Олеська не надумала бросить Панаса. Я еще не готов стать отцом, и вообще, я жениться не собираюсь. И вообще, её муж убьет меня. Я сразу стал молниеносно размышлять, как бы её убедить, чтобы она не признавалась мужу, что ребенок не его.
- Да, но ты же замужем за Панаса, - подчеркнуто горько возразил я.
- Помнишь, ты говорил о побеге? Давай сбежим? Муж на охоту подастся, а у нас телега с лошадью есть. И деньги есть у меня! Не люблю я мужа, я бы с тобой воспитывать дитя хотела! - выдала она.
Я так и знал, втрескалась баба. И вроде вариант вполне подходящий. Мне как раз телега и лошадь нужны. Да только что я буду с беременной бабой делать? Как их содержать? Мне же надо в Чернобыль учиться на Черного Волхва! А сбежать с ней и бросить с ребенком, это уже слишком, я же не совсем подонок!
- Побег? Куда же мы пойдем? Я ведь не был нигде, и ты не бывала. Я же думал о побеге, с тобой сбежать хотел. Но у тебя ребенок будет, это жестоко. Понимаешь, если нас догонят, нас палками побьют. На себя мне плевать, но ты и ребенок, который должен родиться. Я не могу на это пойти. Мы просто крепостные, - я говорил так, будто у меня трагедия. Скорчил такое лицо, будто едва сдерживаю рыдания, и приложил руку к её животу. Не зря я в детстве мечтал стать актером.
- Данила, но как теперь нам быть? Я люблю тебя, это наш ребенок. А Панаса я ненавижу, - Олеся разрыдалась.
- О боги, почему вы так жестоки! - сокрушался я, - Но я готов смириться, и смотреть на своего сына, или дочь только со стороны. Пойми, иначе никак. Ради будущего этого дитя мы должны, мы обязаны сохранить эту тайну, - мой голос дрожал, причем я тут не притворялся, - Его отец, Панас, а я... я просто соседский сирота, иногда приходящий в гости. Твой муж не догадается, что дитя не его. Я знаю, каково быть ублюдком, и никому не пожелаю такого ужаса, - я выдавливал из себя слова с такой горечью, что и сам бы, наверное, разрыдался.
Вообще-то в детстве я хотел играть в боевиках, но пока приходиться довольствоваться мыльной оперой. Причем, хотелось, чтобы это так и осталось мелодрамой, боевик с участием Панаса как-то мне душу не грел. Олеся задумалась, я же сидел как на иголках. Желательно, чтобы она согласилась. Причем без истерик. Я решил продолжить игру, и сделал вид, будто едва не пустил слезу, то есть картинно отвернулся.
Олеся обняла меня за плечи.
- Ты ведь будешь рядом, живешь недалеко, - о боги, она меня успокаивала. Я все-таки хороший актер, тут не поспоришь.
Не думать о побеге со мной Олесю я убедил, да вот только с этими разговорами о ребенке стало уже не до моих проблем. Как-то уже неловко мне стало просить у нее телегу с лошадью. Да и не к месту. К тому же не хотелось заставлять её переживать, я и так ею воспользовался, а теперь буду нервы трепать, когда она беременна. Ещё и от меня.
Олеся тем временем снова озаботилась моим здоровьем. Меня все-таки стошнило. Разумеется, не за столом, но и скрыть это не удалось. И дрожь никуда не делась. Олеся пощупала мне голову, заподозрила температуру. Мне, действительно, было хреново, однако не могу же я валяться в постели после такого, мне бежать надо. И телегу с лошадью добыть. А добыть я её решил у Захара. Правда, любовница все-таки заставила меня выпить какой-то целебный отвар. Я не возражал, может, попустит. И действительно, в какой-то момент стало легче. Трясти перестало, тошнота прошла, а потом мне безумно захотелось спать. Я решил, полчаса ничего не решат и с мысленной мольбой Чернобогу не оставить меня, заснул.
Когда я буквально подскочил с мыслью, что мне надо бежать, в окно светило солнце. Я ничего не понимал. Ко мне подошла Олеся.
- Уж час как рассвело. Ты долго проспал, но так и должно быть. Зато лучше стало! - приговаривала она.
- Мне же бежать надо! - выпалил я и соскочил с постели.
- Да не спеши ты, Панаса я на рыбалку отправила, он все мои прихоти исполняет. Да и не против он, чтобы ты гостил у нас, - все так же ласково успокаивала меня любовница.
- Но..., - пытался возразить я.
- Куда это ты собрался? Давай сначала позавтракаем, чаю попьем! Я тебе новости расскажу! Ой, столько новостей то! С одной стороны скорбные, а с другой, как сказать! Грешно конечно злорадствовать, но покарали боги изверга то! - приговаривала Олеся, а сама уже хлопотала на кухне.
Новости действительно были приятные. Как оказалось, в особняке те ещё приключения творились. Когда нашли мертвого Ольгерда, началась суматоха. Приказчик копыта, значит, отбросил, служивые замотались, и в итоге исчез Прохор, трое дворовых мужиков и одна девка. Помимо них исчезли шесть породистых лошадей. Толи и впрямь Чернобог подсобил, толи совпадение удачное, но трупа Прохора никто не видел, и моего имени никто не поминал. Судя по всему, рассудили, Ольгерда хватил удар, а челядь тут же на господское имущество позарилась.
Я, если честно, ошалел. Конечно, странно, что труп исчез, но может просто дворовые люди, когда решили украсть лошадей, испугались, что на них труп повесят и спрятали его? Вполне логично. Я не мог поверить, неужели мне так повезло? Я в который раз мысленно поблагодарил Чернобога. Если все так хорошо пойдет, нужно на всякий случай на темное капище сходить, в жертву живность какую-то принести. Ну, или хотя бы помолиться. Все-таки служить Чернобогу не так уж плохо, мысленно рассуждал я.
Приказчика хоронили в полдень. Несчастных волхвов снова вернули на половине пути. Да уж, никак в Храм не доберутся. Им бы в Берендеевке поселиться надо. Сначала я на похороны идти не хотел, но потом стало интересно, будет ли кто оплакивать этого упыря. А заодно хотелось узнать, что говорят люди. На всякий случай я взял тесак, мало ли что. На похоронах приказчика собралась вся деревня и челядь из особняка. Никто никого не сгонял, сами пришли. Традиция. В этот раз никто не плакал и даже не горевал. Не плясали, конечно, но если бы не приличия, как по мне, не отказались бы.
Челядь сняла с телеги гроб с телом приказчика, и понесли к выложенному костру. Судя по выражению лица недовольный волхв стал читать молитвы. Народ затих. После всех ритуалов, подожгли сложенный костер и народ начал расходиться. Заметив, как все оглядываются, я тоже обернулся. Не ожидал. Вот это засада. Оказалось, прибыл Прохор. Приехал он в телеге в сопровождении какой-то девицы. Служивые ехали верхом рядом. Вид у самого Прохора был не просто неважный, а полумертвый. На лице места живого не было. Я охренел, проклятье, ну и живучий гад. Как я так умудрился, думал, успел добить. А ведь сказали, он пропал. Что за бред? Солгали? Я не знал, что делать и просто застыл на месте.
Учитывая, что Прохор даже не мог слезть с телеги, он, конечно, сейчас мне ни хрена не сделает. А вот поведать служивым про мое преступление может.
Люди, косясь на Прохора, продолжали расходиться. И тут началось.
- Слушать меня, холопы! Я, сын Ольгерда, служившего приказчиком в поместье, и теперь вместо него! - я услышал измученный голос Прохора. Крестьяне в недоумении остановились и начали шептаться. Один служивый направил коня в мою сторону.
- А кто же его назначил так быстро? Конюха то? Барина же нет, - тихо возмутился стоящий рядом со мной дед Егор.
- Поди, царем себя возомнил! Надо волхву, как посланнику богов, нажаловаться, - тихо предложил Иван, здоровый мужик. Остальных я не слышал. Вслух никто пока не роптал. Прохор тем временем продолжал.
- Посему приказываю всем крепостным явиться у столба позорного. Наблюдать за наказанием Данилы Безродного, отродия ордынского, бесчестным образом руку на честного человека поднять посмевшего! - вещал он.
Служивый был уже недалеко от меня. Я понимал, никакой Чернобог мне не помог, и помогать не собирается. Теперь мне конец. Вот и пришла моя смерть. Впрочем, есть один шанс выкрутиться. Сбежать я не смогу, служивые верхом, так что терять мне все равно уже нечего. Вот и придется выяснить, кого здесь ненавидят сильнее, меня или Прохора. Главное, постараться убедить это стадо в том, что лучше им ненавидеть последнего.
- Так это Данило тебя так? - вдруг выпалил кузнец, и все расхохотались. Я тем временем побежал к лестнице, ведущей вверх на капище, поднялся так, чтобы меня видели, и громко, как только мог, обратился к толпе.
- Да, я это сделал! Ибо защищал я себя от беса окаянного! Убить он хотел меня, да в жертву Чернобогу принести. Пред богами клянусь, да разразит меня молния, коли я лгу! - все в недоумении затихли, служивый замер.
- Схватить его и заткнуть! - практически заверещал Прохор, но я продолжал вещать.
- Вся деревня знает о его жестокости неимоверной! Неспроста, ибо служитель он бога темного! А бесовщина, что Берендеевку одолела, это ж его рук дело! Не смог я более молчать, ибо Варвара, душа родная померла по его вине, а тут бес этот душу мою Нави отдать пытался, а сие хуже смерти! И оттого возроптал я! Я, человек чтящий богов, воззвал к Перуну с мольбой о спасении, и дал мне он силы справиться с бесом окаянным! И вас призываю оказать бесу сопротивление. Не имеет права бес этот приказчиком называться! При волхвах святые законы переиначил, ибо должность приказчика ни по каким законам не наследуется! Коли не так, волхвы, скажите! - закончил свою речь я, обратившись к ошалевшим священнослужителям.
Служивый меня не прерывал. С ораторскими способностями у меня всегда было в порядке, ну а манипулировать этим стадом много ума не надо. Больше слов о богах, заодно, напугать Чернобогом и они растаят.
Охреневшие от такого поворота событий крестьяне в надежде уставились на волхва. Судя по всему, никто не желал видеть приказчиком Прохора. Даже служивые.
- Не богоугодное дело сие, самовольно себя на должность назначать, - удивленно согласился старший волхв Веденей.
- А бесовщина то и впрямь творится доселе невиданная. В какой раз приезжаем! - возмущенно заметил второй волхв, невысокий мужичонка с рыжей бородой.
- Холопы, вы кого слушаете! - взревел Прохор и закашлялся.
- Сам ты холоп, упырь поганый! - послышалось из толпы и понеслось. Мужики бросились к повозке, девица заорала. Служивые стали, как вкопанные, понимая, что ситуация уже вышла из под контроля. Волхвы смотрели на все это безобразие с возмущенным видом, но ничего пока не предпринимали.
- Люди, самосуд есть грех! Мы же на капище. С нами волхвы, обратимся же к суду богов! - я, наверное, кричал, что есть силы.
Для блага моего и всей деревни, будет лучше, если ответственность за наказание этого мудака будет на волхвах. По идее они имеют право судить. А учитывая настроения людей, и отношение к бесам, я уже знал, какое решение они примут. Часть людей прислушались и восприняли эту идею. Тут религия имеет большое влияние. Больше мне ничего орать не пришлось, подключились служивые, которым эта идея тоже пришлась по вкусу, и разогнали непонятливых. В спешном порядке был организован суд. Прохора не били, но и не выпускали.
Волхвы принялись выслушивать жалобы каждого желающего выступить с обвинением. Крестьяне и челядь едва не передрались за право выступить скорее. Я выступил в последнюю очередь, рассказал, как он в конюшню меня затащил, и хотел там бесовский ритуал справить. В очередной раз предположил, будто это он повинен во всей бесовщине. Приказчика, тоесть отца своего, со свету сжил тоже он. Я решил, если врать, так на полную катушку. Прохор пытался протестовать, но его сразу заткнули. Закончил я свое выступление тем, что ещё раз поклялся перед богами, в том, что говорю правду. Наверное, волхвы мне поверили, и решили осудить гада за черное колдовство. Провели, как полагается ритуал, и умертвили прямо на капище, после чего тело понесли на кладбище. Жечь бесов тут ведь не принято. Крестьяне восприняли приговор и его исполнение с дружным ликованием. Служивые, как я заметил, тоже выглядели довольными, кажется, были рады, что избавились от этого упыря. Девица устроила истерику. Уже потом мне рассказали, эта дворовая девка - любовница его.
Вот так Чернобог мне помог. Разве только одном своим существованием подсобил. Все-таки не зря говорят, на бога надейся, а сам не плошай. Пришлось самому выкручиваться. Все-таки я не совсем идиот, как оказалось. Кабы не спихнул я на Прохора все грехи, вплоть до своих собственных, меня бы повесили. А так ещё и звездой берендеевского масштаба стал. Люди удивлялись моей храбрости и самому факту, что мне удалось сделать. Ещё бы, я самого Прохора избил, притом, что на голову ниже, и тощий к тому же. Я же дистрофик фактически. Особенно по сравнению с Прохором. А на кулачных забавах с этим мудаком ни один мужик не мог справиться. С ним никто драться не хотел даже в шутку. Но факт есть факт, избит Прохор, а не я. Разумеется, все были в шоке. Люди ведь не знали, что никакой честной драки там и близко не было. Я и драться то не умею, как не прискорбно, и в честном бою разве что девицу пристукну. И то не пристукну, бить женщину рука не поднимется. Впрочем, правду, что я просто натянул противнику мешок на голову, приложил лопатой, а остальное и вовсе лошадь доделала, я не сказал. На все вопросы отвечал, это боги мне помогли против беса выстоять. Разумеется, решат, что скромничаю. Вот и пусть считают, я такой великий боец, что Прохору навалял. Приятно быть героем, да и связываться остерегутся. Мне тут ещё как минимум месяц жить, нормальная репутация не помешает.
Вечером ко мне пришла великолепная троица. Предложили помянуть Прохора и приказчика. Я не стал отказываться, тем более, выпивку и харчи они сами принесли. А помянуть можно по-разному, скорбеть необязательно. И вообще, мне есть, что отметить. Я вышел сухим из воды, улучшил свою репутацию, избавился от врагов, в дворовые люди меня уже отправить некому. Пока нового приказчика пришлют, я могу спать спокойно.
Захар снова принес окорок, правда, он жаловался, что отец его за те харчи высек. Семен снова принес бутылку браги. Ему повезло меньше, отец тогда заметил пропажу и наградил сынишку очередным фингалом. Ещё и за то, что дома не ночевал, тумаков надавал. Впрочем, все это не помешало им повторить свои подвиги.
- Ты нам так и не рассказал, как Прохора отметелил, а ведь обещал, -напомнил заинтересованный Илья, только мы разложились и начали так называемые поминки.
Я мысленно выругался. Они же от меня просто так не отстанут, болтовней, как мне помогли боги, тут не отделаешься. Придется мне им пересказать какой-нибудь боевичок. Мы выпили по стакану, и я приступил к рассказу. Фантазия у меня хорошая, так что рассказал я им целый сценарий для финальной битвы в голливудском блокбастере. Я много таких фильмов пересмотрел. На деле я хрен повторю, но говорить - не делать.
- Ногой с разворота? Никогда не видел, чтобы так дрались, у нас на кулаках все бьются, - восхитился Семен.
- Ну, а дальше что? - ждал продолжения рассказа Илья.
- Дальше? Прохор в последний раз на меня замахивается из последних сил, я снова увернулся, и по челюсти ему вмазал. Он и полетел на землю, ну а тут я его и добил ногой под дых, - наконец, закончил я. Честно говоря, сам почти поверил в свой рассказ.
- А ты где так научился? Так ведь не дерутся в деревне! - удивленно спросил Захар. Я уже напился, для Данилы один стакан браги, это немало. Ну и меня понесло.
- После того, как меня палками побили, я надумал отомстить. Решил, хватит с меня унижений. Пошел в лес, туда за поле, близ дороги на Муром, решил, стану на снеговиках тренироваться. Ходил так три дня, и вот уморился я, и решил пройтись по дороге. Гляжу, всадник ко мне направляется. Он приблизился, оказался воин с вот таким мечом, - я показал руками расстояние больше метра.
- А что за воин? Иноземец? - заинтересовался Захар.
- Да, иноземец. Он спросил у меня дорогу на Муром. Я показал, и дернуло меня попросить его показать мне, как драться правильно. Рассказал ему свою грустную историю, ну он и проникся. Целых три часа он меня учил, и назначил встречу через неделю, когда он обратно ехать будет. И вот я неделю целыми днями учился. А потом встретился с ним! - самозабвенно лгал я, придумывая на ходу. Приятели прямо рты пооткрывали, даже про выпивку забыли.
- А как его звали? - с интересом спросил Илья.
- Брюс Ли, так его звали, - выдал я.
- А откуда он был? Из Римской Империи? Это ты из-за него бриться начал? - посыпал вопросами Захар. Какой он все-таки молодец, сам идеи подает.
- Да, римлянин. Он бывший гладиатор из самого Коллизея. Он проверил мои навыки, показал ещё, и отправился в путь.
Семен снова наполнил наши стаканы. Я пить больше не захотел, тошно было. Брага снова не пошла, видимо, не дано мне такую мерзость пить. От одного запаха противно. Это не абсент. И даже не медовуха.
- А что он про Римскую Империю рассказал? - теперь уже спросил Семен.
Пришлось мне ещё и про Римскую Империю рассказать. Я совместил курс школьной истории, голливудские блокбастеры и россказни Варвары, и выдал им целую лекцию. Про Коллизей, про гладиаторские бои поведал. Меня слушали с открытым ртом. Похоже, им можно рассказывать любую чушь.
Утром я проснулся первым, ведь по сравнению с приятелями, я почти не пил. Умывшись, я разбудил этих пьяниц. Те были не очень рады. Но когда я напомнил, что им грозит наказание дома, все прям подскочили. Особенно нервничал Семен. Немудрено, второй раз стащил у алкоголика выпивку. Можно было только представить, что ему грозит, если отец снова заметит.
- Что же теперь делать? Может не ходить? Можно, я тут останусь? - заскулил он, потирая виски.
- И что, ты так всю жизнь бояться будешь? Придет сюда твой папаша, и кто с ним разбираться будет? Я бы мог, но тебе самому не стыдно трусом быть! - возмутился я.
Если честно, драться с его отцом у меня вообще желания не было. Тем более, если учесть мои реальные умения. А вот пристыдить Семена, это за милую душу. Вдруг втолкую умную мысль? На Семена мне было плевать, а вот сестер и мать его было жаль.
- Он же отец, имеет право... Что я сделаю... - промямлил Семен. Друзья его будто проглотили языки.
- Какое такое право? Жену и детей избивать спьяну? На себя насрать, нравится в синяках ходить, о матери и сестрах подумай! Ты мужик или кто? Ты же здоровее отца будешь. Тьфу, трус ты, - я небрежно отмахнулся. Действительно, Семен ведь здоровый, а не может папашу алкаша урезонить? Тот ведь еле дышит, вечно пьяный ходит.
- Да? А ты научишь меня драться по-римски? - попросил вдруг он.
Я охренел. И кто меня за язык тянул? Спьяну наплел, и не подумал, когда сейчас предлагал ему папашу бить.
- И меня научи! Меня хоть не бьют, да любопытно! - подключился Илья.
- А я драться не люблю, но я посмотреть бы хотел, - заинтересовался Захар.
У меня челюсти отвисли. Твою мать, язык мой - враг мой. Это раньше у меня охрана была, я мог себе позволить разглагольствовать, а тут за свои слова отвечать нужно. Вот чему я их учить буду? Мешки на голову натягивать?
- Я же не учитель, вдруг я не так научу. К тому же я обещал учителю, что не стану передавать это искусство, - попытался я отговориться.
- Ну, по дружбе, я все что хочешь, сделаю! - взмолился Семен.
- Да, по хозяйству поможем! - вторил ему Илья.
- И у меня проси что хочешь, пусть отец побьет, но так любопытно поглядеть! - подключился Захар. Тут мне пришла идея, как их отвадить.
- Я вам сейчас объясню. Только прошу, никому об этом! - шикнул я. Все закивали,- Хоть и грешен я, да не лгал, когда говорил, что мне боги помогли. Так вот, искусство это не простое, а божественное. Дабы овладеть им, нужно служить римскому богу Марсу! Думаете, почему я вынужден бриться как римлянин! Так требуется! Я ведь каждый день Марсу хвалу воздаю! И я не могу от вас требовать предать родных богов! Я пошел на это, ибо совсем невыносимо стало! - разразился пафосной речью я, надеясь, что приятели откажутся от своей просьбы.
Только не очень уж религиозными они оказались. Семен решительно заявил, что готов начать служить Марсу прямо сейчас, и попросил отвести его к идолу, а потом научить бриться. К нему подключился Илья. Даже Захар вызвался служить Марсу, хотя учиться драться при этом не хотел.
Силь пасум парабелум! Силь пасум парабеллум! Силь пасум парабеллум, - на всю поляну звучал слаженный хор мужских голосов. Я, Захар, Илья и Семен, все идеально выбритые, сидели в кругу и повторяли известное римское изречение, на русском звучащее как "Хочешь мира - готовься к войне". Правда, приятели думали, что это молитва римскому богу войны Марсу. Надо же мне им что-то сочинить, вот я и решил не особенно мудрствовать. Когда мы закончили ритуал, я встал и объявил начало занятия.
Я уже придумал программу обучения, основанную на почерпнутых теоретических знаниях из фильмов и драк с участием моих охранников. Придумал я и логичное оправдание, почему я не буду ничего показывать.
- Так вот, Брюс Ли мне в первый же день сказал, что показывать мне он ничего не станет, ибо повторяя его движения, тем самым я лишаюсь шанса раскрыть свою истинную силу. Наилучшее, и самое быстрое усвоение искусства боя происходит после обычных объяснений! А главное, это тренировки с противником, равным по умениям, с которым вы будете постигать искусство вместе и в соревновании. Увы, у меня такой возможности не было, так что у вас больше шансов стать мастерами, - с видом гуру вещал я.
- Но как же я буду знать, что делать, если даже не видел! - изумился Семен.
- Я тоже у него спросил, полагая это невозможным. Но в итоге вы сами видели результат с Прохором! - в полной уверенности заявил я.
В общем, как я изначально понял, удары ногами тут приняты только в качестве добивания уже лежачего противника. Вот я и решил рассказать незадачливым приятелям, что размахивая ногами, можно прибить противника более эффективно. И чем выше научишься ноги поднимать, и более точно попадать в нужные места, а именно в грудь или в голову, тем лучше. Пояснил я им все на словах, когда сам увидел наиболее пристойный результат, отметил это. Рассказал, как заниматься растяжкой, чтобы выше ноги поднимать. Хоть это я знаю, как делать. Сам я подобное не делал, но Эдик, пять лет карате занимался, показывал. Ещё рассказал им про выкручивание рук. Сам ни разу не пробовал, но мои охранники так часто делали. В общем, объяснял я до тех пор, пока у Семена не получилось. Сказал я им заниматься неделю все свободное время. Тренироваться со снеговиками, а потом и друг с другом, а там знание придет само. Главное бриться каждый день и Марсу не забывать молиться. И стараться, чтобы никто не видел. Заодно, помимо растяжки предложил такие банальные упражнения как отжимания и приседания.
- Ух ты, похоже, римлянин тебя хорошо научил! - восхищался толстяк Захар, который и не скрывал, что ему не нравятся драки, и он предпочитает все решать мирно. А вот посмотреть он любит.
- Да, его метод особый, он сам сказал. Вы главное, никому не говорите про меня тут, - в очередной раз попросил я. Не хватало ещё, что меня вся деревня доставать стала. Тем более, я же типа Марсу служу, не дай боги волхвы узнают
Жизнь потекла своим чередом. Приказчика пока не прислали, служивым было на крепостных плевать, их дело - поместье охранять. Я думал, проблемой станет Олеся. Вдруг снова её переклинит, и она решит предложить мне побег. Но теперь она думала и говорила только о будущем ребенке. Мне реально было скучно это слушать. Я в итоге подвел её к тому, что ради ребенка мы должны прекратить прелюбодействовать, дабы не гневить богов, снизошедших с таким чудом. Снова получилось. Неплохо я все обставил, мы остались друзьями, она приглашала меня в гости, но никаких обязательств к ней я уже не имел. Наивная, сама мне предложила такой вариант, и при этом продолжила кормить. Все-таки, что я всегда умел, так это находить подход к женщинам. Вот и тут пригодилось.
Приятели не только старались на ниве служения Марсу, но и всячески выказывали мне благодарность за науку. Так как начало теплеть, нужно было счистить снег с крыши и залатать в ней дыры. Я чинить крыши, разумеется, не умел, да и учиться не собирался. Вот и приобщил Илью и Семена к этому делу. Они мне крышу вычистили, починили, заодно забор подлатали. Прелесть просто. Захар к труду, увы, не тяготел, но зато из богатой семьи, он без зазрения совести таскал пристойные харчи. Не все так ужасно, как я думал раньше, главное свою жизнь правильно устроить. А когда я научусь колдовать, разбогатею, все вообще зашибись будет, рассуждал я.
Моя первая в жизни средневековая Масленица для всей деревни ознаменовалась концом вольницы при отсутствии приказчика. Накануне прибыл сам барин, Конный Сотник Титомир вместе со своим семейством. То есть с дочерью Марфой и сыном Всеславом. Разумеется, и приказчика привезти не забыли. И вот прямо на праздник всех с утра согнали на площадь - представить Велигора. Это был высокий, немного грузны й блондин, не более тридцати лет на вид. Мне он поначалу не понравился, какой-то сильно важный. Гонор чувствовался. Смотрит на всех, как на говно, а главное, что я подметил, постоянно за плеть держится. Я может и не великий психолог, но наука эта в юности меня интересовала. Мне показалось, Велигор может и Ольгерда переплюнуть.
Впрочем, я как-то не сильно переживал, пару недель побуду, и свалю отсюда. Троица приятелей и вовсе были заняты совершенно другими заботами. Илья и Семен самоотверженно постигали науку "римского боя", Захар постоянно доставал меня с просьбой дать совет, как ему подступиться к Ефросинье. На масленицу будут гулянья, хороводы, и он хотел бы воспользоваться случаем.
Я все-таки пожалел его и решил проконсультировать относительно соблазнения девиц. Илья и Семен пошли с молодежью на реку, самые смелые будут кататься на льдинах. Толстяк Захар идти не захотел, над ним там смеются, предлагают по льдинам прыгать, а он это делать с детства боялся. Мы присели на скамейку, и я ему стал преподавать науку соблазнения. Ну, для начала я расспросил про интересы этой самой Ефросиньи, все-таки важно, что за объект. Оказалось девушка из обычной небогатой крестьянской семьи, заводила на хороводах. Вечно с подружками ходит и хохочет. Она девица на выданье, и на нее уже положили глаз двое парней. Они из менее богатых семей, чем Захар, но более популярные тут. Пока она взаимностью никому не ответила, родители вроде не настаивают, а наш толстяк, оказывается, не знает, как подступиться к ней. Увлекается Ефросинья, как и все деревенские девицы, шитьем и вышиванием. Даже зацепиться не за что. Но с другой стороны, так может и лучше, типичная местная баба типа Олеси.
- Значит так, если она такая общительная у нас, значит, тебе даже не стоит пытаться подступиться к ней на гуляньях, - поставил перед фактом я.
- Но как же? Я специально гулянья ждал, как повод, - разочарованно протянул он.
- Зря ждал. Надо было, например, затаиться, а как она за водой пойдет, предложить донести ведро, и разговор завязать. Но, ничего, время у тебя есть до гуляний. Ты ещё успеешь подкараулить. Она точно, как и все девицы, пойдет подснежники собирать. Так вот, пока она к подружкам не дошла, ты и подойди к ней.
- Но что я ей скажу? - испуганно спросил Захар.
- Как что? Поздоровайся. Поздравь с праздником! Потом скажи, как она хорошо выглядит. Если заметишь обновку, похвали. Только ты точно должен знать, что это обновка, сомневаешься, лучше не упоминай, - предупредил я.
- Разве это так важно, странно как-то, - недоумевал Захар.
- Важно! Девицы любят, когда их обновки уже знакомый парень замечает, и очень не любят, когда старую тряпку называют обновкой. Сразу ясно девице становиться, что ты льстишь, и она может испугаться, решив, что тебе от нее что-то надо. Так вот, после того, как похвалил её, заговори про погоду. Только если погода хорошая, разумеется. Сегодня погода отличная. Скажешь ей, как тепло солнышко греет, сразу видно, что праздник.
Захар опять перебил.
- А зачем, смысл это говорить?
- Надо. Сажи и все. Она согласится, что погода хорошая. Ну, ты и предложи ей прогуляться собрать подснежники, - посоветовал я.
- А если она откажет?
- Конечно, откажет. Большинство девушек сначала ломаются, даже если хотят прогуляться. А девушки красивые выпендриваются чаще. Скорее всего, она станет оправдываться, почему не может с тобой прогуляться.
Тут уже надо действовать по ситуации. Но нынешний случай простой. Скажи, что знаешь поляну, где больше всего подснежников. Предложи её проводить. Но если опять откажет, оставь ее в покое. А потом иди, собирай подснежники сам. Подаришь на празднике, с пояснением, раз она не захотела идти на ту поляну, ты собрал эти цветы для нее, - наконец закончил я и выдохнул.
Если честно, я предлагал ему стандартный вариант. Мне и самому было интересно, получится ли у Захара. Те более, он так ныл, что я захотел помочь.
- А я не знаю, где поляна хорошая, - пробурчал Захар. Меня уже начала раздражать его патологическая недогадливость.
- Отведешь на любую. Если не будет там подснежников, отговоришься, что их уже сорвали. Не забудь отметить, что она очень красивая и ты хотел сделать ей приятное, - напутствовал я.
- А про что я буду говорить с ней на прогулке? - не унимался горе любовник.
- Ты уже достал! Ну, она же, сам говоришь, болтать любит, сама найдет о чем. Главное, чтобы она гулять пошла. И обязательно на прогулке сам собери букет и подари ей.
- Ясно, ну спасибо. Только откуда ты все это знаешь, я тебя с девушкой ни разу не видел, - подметил вдруг Захар.
Я не растерялся, если уж врать - так самое невероятное.
- Так ведь я за кем попало не ухаживаю. Думаешь, за что меня барин палками приказал побить? Я ведь, правда, барышню охмурил. Только молчок, это секрет, - шепнул я.
- Саму барышню! Расскажи! - изумился Захар.
- Потом расскажу. А ты иди, карауль свою Ефросинью, - напомнил я ему про девицу.
Захар пошел к дому дамы сердца, а я поплелся к льдинам, поглядеть на развлечения здешней молодежи. Все равно пока делать нечего. Людей я уже не сторонился, после инцидента с Прохором отношение ко мне поменялось. В друзья не набивались, но и обращались уважительно.
На реке собрались почти все подростки и парни Берендеевки. Так же пришли с соседней деревни, они стояли на другом берегу. Я пришел вовремя, как раз организовалось соревнование между деревнями, кто доплывет на льдине дальше. От каждой деревни шел представитель, кидали жребий, кто прыгает первый. Я подошел к Семену с Ильей.
- Ну что, собираетесь поплавать? - в шутку спросил я.
- Думал, да от занятий римским боем все болит, устал, - отговорился Семен.
- И я тоже, - согласился с ним Илья и задал такой же вопрос мне. И тут как раз все заорали "ура".
Петька с нашей деревни был уже на льдине. Все побежали вдоль течения. Ну и я тоже. Река поначалу была спокойная, а вот дальше встречались пороги. Были и заторы. Соперник Петьки сошел с дистанции первым, свалившись в воду. Печаль, конечно. Победитель сошел потом при первой возможности. Парни и подростки начали его поздравлять. Мы дождались, пока соперники вытянут искупавшегося экстримала, и пошли обратно.
Соседняя деревня сдаваться не собиралась. Они выставили ещё одного желающего. И бросили клич нам. Мне это развлечение понравилось, и захотелось попробовать. В прошлой жизни я как-то целое лето увлекался серфингом, даже получалось. Подобный спорт даже меня увлекал. Тут нет ни серфинга, ни спорткаров, даже лошади у меня нет, так хоть на льдине покатаюсь. Максимум деревню подведу, если свалюсь. А так, ну искупаюсь в водичке, мороза нет, не умру. Так что я не стал ждать, пока кто-то надумает и вызвался. Спорить никто не стал, хотя на меня как-то косо посмотрели.
- Ты ж ни разу так не плавал, - удивился Семен.
- Попробую, - я дал ему тулуп, и пошел к берегу.
Самое трудное было, это поймать льдину и заскочить на нее. Мне выпал жребий прыгать первым. И вот поплыла подходящая. Блин, я думал точно упаду. Скользко, я едва удержался. Но потом мне понравилось. До первого порога я даже расслабился. Что там с моим конкурентом я понятия не имел, решил, буду плыть, пока есть возможность. Несколько раз я реально чуть не грохнулся, это конечно не серфинг, но как держать равновесие вспомнить пришлось. Мне что-то крикнули, но из-за шума воды я так ни хрена и не понял. Тем более течение стало усиливаться, становилось все интереснее. Тут увидел перед собой торчащую корягу. Уже решил, придется искупаться. Но как раз мимо проплывала другая льдина. Перескочил, снова едва не свалился. Льдина оказалась меньше, плыть стало не так удобно. А тут как меня понесло. Эх, прямо вспомнил былое, как гонял на своей тачке. Так я плыл, пока не уперся в скопление льдин. Пора на берег, видимо. Я, стараясь не перевернуться, быстро поскакал по льдинам. Одна из них после меня раскололась. Не знаю, может чудом не провалился, но я успел схватиться за ветку дерева, и благополучно выполз на берег.
Никто меня не встречал. Уплыл что ли слишком далеко? Или на хрен не нужен никому? Я поплелся обратно. Оказалось, я, действительно, увлекся. Пришлось лезть через какие-то заросли. Порвал себе рубаху. Чтобы не замерзнуть старался идти быстрее. Проклятье, да сколько же я на этой гребаной льдине проплыл? Мне уже надоело брести, и наконец, вдалеке я увидел небольшую толпу.
- Живой, - выкрикнул кто-то из толпы, когда меня заметили. Я побежал вперед.
- Конечно, а чего это мне мертвым быть? Тулуп, где мой? - тут же возмутился я, так как реально замерз. Семен сунул мне тулуп. Парни на меня как-то странно смотрели и переглядывались. Чего я такого сделал, здесь же вроде так часто развлекаются? Непонятно. Может именно от меня не ждали? Ну, значит, дождались.
- Кто победил? Ещё плавать будут? - сразу же осведомился я.
- А тебе мало? - спросил Илья, и все рассмеялись.
На обратном пути я выяснил, что стал героем ледникового периода. На их памяти так далеко никто не заплывал. Бежали за мной до тех пор, пока меня не понесло. Обычно до этого уже все падали или соскакивали на берег. Как я не свалился, непонятно. Я счел, дело в моем небольшом весе и увлечениях серфингом в прошлой жизни. Да и вообще, в вопросах острых ощущений я тем ещё психом был. Вспомнить хотя бы, как гонял на все двести пятьдесят. Скучаю я по ночным гонкам на спорткаре. Вот появятся деньги, обязательно лошадь хорошую куплю и верхом ездить научусь, мечтал я.
На мне соревнование закончилось, потому что все реально испугались. Испортил я всем настроение. Правда, героем стать мне это не помешало. В этот раз все было честно, в отличие от случая с Прохором. Наша деревня победила со счетом два ноль и установлением рекорда в моем лице. Ребята отправилась готовиться к празднику. Я пошел переодеться, благо Олеся мне еще пару косовороток успела подогнать, пока ещё не знала, что беременна.
К полудню приехал волхв, деревенские стали собираться у капища. Мы с Ильей и Семеном тоже пошли. Девицы от мала до велика нарядились. Все с подснежниками. Захар пришел с Ефросиньей, что меня обрадовало. Хорошую науку я преподал. Мужики притащили дров и чучело Масленицы. Волхв обратился к народу, наговорил какой-то дежурной хрени, и под дружное ликование, чучело сожгли. Потом начались всякие обряды, стали водить хоровод, играли на балалайке, пели частушки. На поляну вынесли столы, все угощали друг друга блинами и медовухой. Мужики и парни организовались и стали соревноваться стенка на стенку. Я предпочел ретироваться оттуда, вдруг предложат. Да меня они там раздавят, и вообще, в синяках ходить - на хрен надо. А вот Семен с Ильей пошли. Я примкнул к Олесе, лучше с ней потолкую. Тем более, Панас тоже оказался любителем потолкаться. Потом, когда им толкаться надоело, начались кулачные бои один на один. Семен с Ильей нашли меня, и стали предлагать поучаствовать. Я отговорился, мол, не хочу никого покалечить. Ну а чего мне говорить, что я трепач обыкновенный, владеющий только одним боевым искусством, болтовней и надевание мешка на голову соперника? Тоже, конечно, не каждый додумается, но в кулачных боях это не поможет.
Когда уже стемнело, разожгли костер, по традиции стали через него прыгать. От этого развлечения я уже не отказался. Ну а потом снова пошли песни, частушки, балалайка. Девицы на выданье водили хороводы, к ним стали подключаться парни. Женщины постарше сидели на скамье и пели народные песни. Мужики вынесли из дому выпивку с закуской и устроили застолье. Мы с Ильей и Семеном тоже не отказались от пьянки в своем кругу. В этот раз пили не брагу, а медовуху, от нее меня не тошнило. Так что я с огромным удовольствием вспомнил былое. А мне было что вспомнить. Все-таки в моей прошлой жизни были крутые тусовки. Помню, был я в прошлом году на вечеринке в славянском стиле. Тоже в честь Масленицы. В самом начале мы в блины завернули таблетки, ну там экстези, амфетамины и прочие радости. Взяли каждый по блину с сюрпризом, и весь вечер угадывали, кому с чем досталось. Там ещё специально нанятые голые девки в одних кокошниках на балалайках играли. Увы, таких вечеринок тут не проводят. Но с другой стороны, это же деревня, а в городе, наверное, всякие забегаловки есть. А если нет, так можно и устроить, не зря же я же собираюсь стать олигархом. Впрочем, мечты мечтами, а пока я был в Берендеевке и мне было хорошо.
Разумеется, я напился, и меня потянуло на подвиги. В данном случае - на половые. Ну какая вечеринка без секса? Илья и Семен, когда мы допили медовуху, взялись за брагу, я же буквально раздевал глазами местных девиц. Среди них были ничего так, хотя, может, я просто напился. Впрочем, я выпил не так много, чтобы не понимать, будь я хоть первый парень на деревне, так просто мне никто не даст даже после местного варианта вечеринки. Это не Москва 21 века. Насиловать кого-то я даже не помышлял, я не извращенец. Потому я решил поступить разумно. Во всяком случае, мне тогда так казалось. Рассудил, с Олесей дела уже не сладишь, да я и сам не хотел, вдруг на нее снова нахлынет желание сбежать со мной. А вдова Прасковья, по слухам, самая честная давалка Берендеевки. Эта мысль уже как целый час не давала мне покоя. Прасковье было всего двадцать пять, баба видная, и на лицо красотка, ещё и грудь пятого размера. А главное, погулять всегда не прочь. Вся деревня судачит про нее так. Ходит с непокрытой головой, тусуется с девицами на выданье. После смерти мужа она уже три года живет одна с двумя детьми, так что неудивительно.
Хороводы уже закончились, но девицы пока не спешили расходиться. В одной такой компании сидела Прасковья. У всех девиц были букеты, они о чем-то шептались и периодически смеялись. В стороне расхаживали парни, видать ждали возможности проводить приглянувшуюся девушку. Я оставил налегающих на брагу Илью и Семена, и решил подойти поближе, осмотреться. Увидел лежащий у бревна букет подснежников. Кто-то забыл. А мне пригодится. Я взял букет и стал расхаживать неподалеку, ожидая, когда девушки надумают расходиться. Ждал я недолго, этот момент скоро настал. Только девицы встали, я, дабы меня никто не опередил, подскочил к Прасковье. Причем, едва не упал, пока дошел. Я оказывается, сильно напился. Впрочем, так бы я, наверное, не подошел к ней. Все-таки я хоть и герой всея деревни, но не факт, что герой её романа. Я же понимал, что теперь не богатый красавчик Кирилл Арсеньев, вот раньше я любую девицу склеить мог, а теперь не факт, что на меня даже последняя давалка польстится. Но тогда я об этом не думал. Я решил удивить Прасковью своим красноречием.
- Прасковья, это вам. От всего сердца. Хотя, ваша красота заслуживает на большее, - заплетающимся языком произнес я и протянул ей букет. Девица улыбнулась, и при этом удивленно на меня уставилась. Подружек, тем временем, будто ветром снесло.
- Спасибо, - ответила Прасковья.
- Простите, я возможно, несколько пьян, но ради богов, не обессудьте. Иначе я бы не решился, - я все-таки попробовал оправдаться за явно пьяный вид.
- Сегодня праздник, ничего страшного, - ответила она и улыбнулась. Я был уверен, рыбка клюнула.
- Позволите меня проводить вас? - спросил я в предвкушении бурной ночи. Прасковья с улыбкой кивнула.
- Уходи! И ты такой же! Иди! - вопила Прасковья истошно рыдая. Она сидела на лежанке, буквально вжавшись в стену.
Я в недоумении держался за горящую щеку. Влепила она мне жестко.
- Ладно, пойду! Только чего я такого сделал? Сама не знаешь, что тебе надо! Если не нравлюсь, могла бы сразу послать на хрен! Какого тут любезничала?! - искренне негодовал я. К её крикам теперь прибавился детский плач.
Поначалу все шло хорошо, я обсыпал её комплиментами, эта динамщица кокетничала так, будто напрашивалась в постель. Даже с учетом моего опьянения, это нельзя было не заметить. Она ещё и заявила, что я необыкновенный. Разумеется, как все девки, перед домом она начала ломаться, мол, дети спят, но потом все-таки в гости позвала. Раз в доме дети, я сразу предложил ей пойти в сарай, за что получил пощечину с истерикой в придачу. Я прямо протрезвел. Вот что за дурдом? Как бы она не обвинила меня в попытке изнасилования, этого ещё не хватало.
- Я думала ты серьезно. Так по-особому говорил, никогда таких слов не слыхала. А ты такой же, как все. Всем вам одного надо, а я же не такая, - хныкала Прасковья.
Тут до моих пьяных мозгов и дошло, что слухи тут не хуже московской светской хроники. Мне стало несколько неловко. Одновременно я разозлился на сам факт существования таких вот глупых слухов. Это, получается, бабы лясы точат, а сколько пострадавших. Сама Прасковья, да и те ребята, кто, наслушавшись вранья, просто хотел погулять. Захара Прасковья выгнала, так он до сих пор страдает, считая, что его даже местная шлюха видеть не хочет. Мне весь кайф от вечеринки перебили.
Я осторожно подошел к плачущей Прасковье и хотел присесть на лежанку рядом с ней. Она испуганно отшатнулась.
- Не бойся, я ничего тебе не сделаю, - уверил я, присел и тут же добавил, - Ты извини, конечно, но я, правда, жениться не собирался. Просто все в деревне говорили, будто ты гулящая. Откуда я знал, что это неправда. Так что, прости, - неловко оправдывался я. Прасковья вдруг разрыдалась пуще прежнего. Я почувствовал себя совсем неловко.
- Ну, я же извинился, может, хватит плакать. Детишки вон рыдают, их успокоить надо, - я попытался её отвлечь. Мог бы конечно уйти, было уже ясно, в изнасиловании меня никто не обвинит. Но с другой стороны, уходить тоже было неловко. Я же сам виноват, повелся на слухи, расстроил девушку, ещё и детей разбудил. В прошлой жизни у меня никогда таких конфузов не случалось. Впрочем, а как они могли случиться, если девушки только и мечтали прыгнуть со мной в койку? Да и нравы в 21 веке намного проще.
- Ты первый... Первый, кто хоть прощения попросил, - выдавила из себя Прасковья, кинулась мне на шею и вновь ударилась в плач.
Ну вот, приехали. Хотел потрахаться, а в итоге мне пришлось исполнять роль жилетки для девицы с неудавшейся личной жизнью. Подобное, кстати, тоже было для меня в новинку. Но деваться мне уже было некуда. Прасковья взяла себя в руки, успокоила детей, а потом мне пришлось выслушать про всю её несчастную судьбу.
Родилась она дворовой девкой, когда ей было шестнадцать лет, барин их в карты проигрался нашему Сотнику. Играл он на своих дворовых людей. Здесь девушка приглянулась вдовцу преклонных лет, её родители сразу согласились, барин тоже не возражал, столько дворовых людей ему было не нужно. Так Прасковья стала крепостной, поднялась в статусе, если это можно так назвать. Мужа она никогда не любила, от их брака из пяти выжили только двое детей, а три года назад осталась она вдовой. Прасковье было тогда всего двадцать два, девушка искренне хотела выйти замуж, и оттого пошла на рискованный шаг. Относив год траура, она перестала покрывать голову и стала вести себя как девица на выданье. Девушка она была красивая, изба с хозяйством от мужа в наследство достались, да только не жалуют тут чужих детей, видимо. Поклонников хватало, но никто замуж не звал. Но и не наглели, просто склоняли к постели, обещая жениться потом. Но Прасковья свято блюла традиции - секс только после свадьбы. А вскоре слухи разошлись, будто гуляет Прасковья. Кто пустил слухи, выяснить было нереально, да и смысл. В итоге мужчины, причем даже женатые, стали обращаться к ней только зав тем, чтобы потрахаться. А когда она, разумеется, отказывала, ужасно злились, были такие, которые портили её репутацию ещё больше, рассказывая друзьям, будто девушка им дала. Понял и даже извинился только я.
Я слушал и только кивал. Ну а что мне ещё делать? Не жениться же на ней, в самом деле?
- Хреново, что я могу сказать, - резюмировал я, когда она все-таки излила душу. Прасковья вдруг взяла меня за руку.
- Спасибо, - прошептала она.
- За что? - недоумевал я. Неужто за услуги бесплатного психолога?
- Просто за то, что выслушал. Я не должна была сваливать на тебя свои горести, - ответила она. Мда, с психологами тут действительно туго.
- Да не за что. Мне что жалко выслушать. Помочь то я все равно не помог. Да и чем я помогу, - я пожал плечами. Цинично, но зато честно.
Прасковья вдруг прижалась ко мне.
- Пошли в сарай, - шепнула она мне на ухо. Я прямо опешил, неужели она мне дать надумала? Вот так результат психотерапии.
- Я ведь не женюсь на тебе, - шепнул в ответ я. Мог бы солгать, но Прасковье лгать не хотелось, ей и так от жизни прилетело.
- Знаю. И никто не женится. Но раз уж я для всех гулящая, так буду гулять хотя бы с тем, кто мне мил, - с этими словами она поцеловала меня в щеку.
Вместо ответа я взял её за руку и встал. Мы тихонько, чтобы не разбудить детей, пошли в сарай. Благородный рыцарь, разумеется, отказался бы, а потом убил бы всех, кто назовет её шлюхой. Но я не благородный рыцарь, а обыкновенный мужчина, чуть более чем остальные разбирающийся в женской психологии. Может и цинично, но я же пришел к ней за тем, чтобы потрахаться, и глупо отказываться, если она сама хочет дать. Тем более, я был уверен, об этой ночи она не пожалеет.
Утром я проснулся от головной боли. Ночевал я у себя, хотя Прасковья предлагала остаться. Но я решил её не компрометировать, и поплелся домой. Только я продрал глаза, сразу вспомнил вчерашнюю ночь. Совесть меня не мучила, будто я мудак такой, воспользовался девушкой, пребывающей в угнетенном состоянии духа. Она сама захотела, а я никому ничего не обещал. Прасковья тогда, наверное, едва не скончалась от удовольствия, так что кто ещё кем воспользовался. Взаимное удовольствие даже в условиях строгих обычаев никто не отменял. И вообще, раз её уже шлюхой считают, так пусть хоть будет за что. Не так обидно все-таки.