Нестерпимая боль терзала тело. Руки не слушались, впрочем, как и ноги. Зрение отказывалось фокусироваться, и окружающая действительность проступала причудливыми пятнами. Звуки доносились, словно сквозь вату. Холод каменного пола, еще день назад пробиравший до костей, сейчас был единственным спасением, хоть немного приглушая ужасную боль. Даже сон не хотел принимать его в свои спасительные объятья. Что говорили люди, стоящие над ним, он не разбирал. Да и не хотел разбирать. Он хотел одного. Чтобы его оставили в покое. Но у людей насчет него были другие планы.
Прикосновения к телу отдались болью. Его куда-то потащили. Потом поставили, подняли вверх руки, потом отпустили. Он начал падать, но не смог этого сделать. Резкая боль в запястьях полностью вернула его в сознание. Боль плотным коконом окутала тело. Зрение и слух прояснились. С огромным трудом ему удалось повернуть голову, осматриваясь по сторонам. Он висел у столба, привязанный за запястья к верхней его части. Вокруг стояли люди. Рабы, работавшие на плантациях коки. Такие же рабы, как он. Рядом стоял надсмотрщик. И управляющий плантацией.
- ...не выполнял дневную норму, грубил надсмотрщикам и управляющему, ломал инвентарь. Но мы гуманны, и поэтому накажем этого раба только двадцатью ударами палками, - услышал он голос управляющего. Он закрыл глаза и застонал. Звука удара он не услышал. Яркая вспышка боли ослепила и оглушила его. Затем была еще одна. И еще. И еще, и еще, и еще. После одной из вспышек наступила темнота.
Впереди появился свет, и он ощутил себя летящим к нему по круглому тоннелю. На стенках тоннеля светились какие-то надписи, но скорость полета была слишком велика для того, чтобы успеть их прочитать. А свет приближался все быстрее и быстрее. И вот он стал белым полем, заслонившим собой все. Посреди этого поля горела огненная надпись: "Игра окончена".
"Игра окончена, - сказал мягкий голос, - дождитесь нормализации восприятия". Свет стал тускнеть, уступая место комнате с удобным креслом посредине. Он в этом кресле и сидел. Боли не было. Руки-ноги двигались нормально. Ощущал он себя великолепно. Это радовало.
- Я стал рабом! Меня убили, избивая палками у позорного столба!
- И что вас расстраивает?
- Но это же незаконно!
- Но вы же сами хотели абсолютной свободы, вот мы и поместили вас в местность, где практически нет законов.
- Но я стал рабом!
- Вы сами растратили свой потенциал и продали себя в рабство.
- А что мне оставалось делать?
- Не продавать себя.
- Но это невозможно! Там все так живут!
- Паренек, живший в игре с вами по соседству в детстве, помните такого?
- Да, помню.
- Он все еще в игре и занимается наукой. Он не раб. Девочка, сидевшая с вами за одной партой в игре, замужем, воспитывает двоих детей. Не рабыня. Большая часть вашего окружения в игре - свободные люди.
Он загрустил. Поднял голову вверх. Спросил:
- И что же мне делать?
- Хотите сыграть еще? - спросил голос спокойно.
- Хочу! - прокричал он.
- Будут особые требования?
- Хочу, чтобы меня боялись!
- Требования приняты.
Он сел в кресло. Очертания комнаты угасали, заполняясь светом, и вскоре свет занял собой все вокруг. "Приготовьтесь к началу игры", - сказал мягкий голос.
Свет удалялся. Он опять летел по тоннелю. Тоннель сужался и, вскоре, ему пришлось, буквально протискиваться через него. Стенки тоннеля сжимали, причиняя легкую боль телу. Впереди снова показался свет, на этот раз неяркий и мягкий. Он хотел открыть глаза, но не смог этого сделать. Открыл рот, пытаясь что-то сказать, но издал только нечленораздельный звук. Что-то мягкое и теплое коснулось его головы и провело по ней. Потом еще. И еще. И вот, язык проводил уже по всему телу.
"Язык? Почему язык? - подумал он, - Меня вылизывают. Я только что родился и моя мать меня вылизывает. Моя мать, волчица. Волчица? Я волк? Но почему волк?"
- Но ведь волков же боятся, - раздался в голове мягкий голос, - Приятной игры!