С некоторых пор Павлу Боярину начала мерещиться всякая чертовщина. То вдруг покажется, что за ним кто-то наблюдает в тёмной и пустой комнате и станет от этого неуютно, то мелькнёт в толпе знакомое лицо, а попристальнее всмотришься - и не знаешь человека. Всё, вроде бы, мелочи, несущественная чепуха, но в целом картинка получалась тревожная.
Боярин был сторонником глубоко материалистического мировоззрения, ни в какие таинственные силы Вселенной но верил, хоть и жаждал чуда изо всех сил. Есть такой удивительный тип людей - убеждённых атеистов с истовой тоской по необъяснимому. Внутри каждого такого материалиста сидит свой чёрт, который не позволяет узреть чудо, нашёптывает пошлые рациональные объяснения любого события, не даёт прикоснуться к тайному смыслу явленного.
Вот такой разлад носил в душе и Павел Петрович, поэтому хоть и беспокоили его странные явления последнего времени, но приписывал он их то своей не в меру буйной фантазии, то игре теней в узком переулке, а то и вовсе гнал тревогу прочь, не желая разбираться в причинах, её породивших.
Ему и в голову не приходило соединить воедино необычный заказ Крейцера с изменениями, которые его острая наблюдательность профессионального актёра фиксировала в окружающем мире.
Сейчас Павел планировал разговор с Марией Фёдоровной Гаспарян. Ему предстояло разыграть сцену объяснения в нежных чувствах и в зависимости от реакции Маши перейти либо к плану А, либо к плану Б. План А ему нравился больше, поскольку сулил приятные отношения с симпатичной ему женщиной, план Б требовал усилий по выведению из равновесия мужа этой самой женщины. Понятно, что второй вариант мог грозить неприятностями. Мужья - народ непредсказуемый, иногда вспыльчивый и мстительный. С этим Боярину приходилось сталкиваться, так что знал не по наслышке, каким тяжёлым бывает кулак раздражённого супруга.
Сама же любовная сцена его не беспокоила: доводилось играть подобное и в театре, и в жизни. "Справимся," - подумал Павел и направился к автостоянке.
Маша уныло смотрела в окно своего кабинета: погода не радовала. Вчера Боярин практически вынудил её согласиться на прогулку в парке, хотя ей этого очень не хотелось. И погода, и общество, честно сказать, не слишком... Не то, чтобы совсем погано, - в этом случае можно было найти вежливый предлог отказаться, - однако ничего приятного и интересного ждать не приходится. Теперь как-то надо выполнять обещание, а настроение катастрофически не способствовало прогулкам.
Павел Петрович был милым, даже обаятельным молодым человеком, но никаких личных отношений Маше иметь с ним не хотелось. Что-то было в нём такое, что тревожило Марию Фёдоровну как психолога и как женщину. Вроде бы, симпатии со стороны пациента - вещь вполне обычная, ожидаемая и управляемая. Маша вполне владела профессиональными приёмами, которые как привязывают человека к своему консультанту, заставляя открываться, так и отвязывают его, когда надобность в поддержке уменьшается. Однако с Павлом Петровичем что-то шло не так, как должно было. Что-то неуловимо фальшивое было во всём его облике, словах, взглядах. Проявления симпатии со стороны кавалера были правильными, а вот её ощущения от них - нет.
"Однако придётся ехать. Время," - вздохнула Маша и пошла одеваться. Через десять минут позвонил Павел и сообщил, что он уже внизу, ждёт.
В просторном парке было безлюдно - рабочий день, мамы с малышами уже закончили утренние прогулки, а до вечерних ещё далеко. Разве что одинокие пожилые люди изредка попадались навстречу, да запоздалые собачники выгуливали своих питомцев. Мелкий пушистый снег кружил в воздухе, изредка переметало дорожки порывами ветра, но холодно не было. Странно кричала где-то в вершинах елей птица: два раза курлыкнет, издаст звук, похожий на "кррр..кррр", помолчит десять секунд и снова - "кррр...кррр". На городских улицах такую не услышишь, воробьи, голуби и вездесущие вороны стали привычными представителями птичьего мира для горожан. Это была незнакомая птица с непривычными для уха позывными.
"Вот ведь как выходит, - думала Маша, - живут рядом с нами разные существа, у них здесь дом, еда, деток выводят, а мы даже не представляем, как выглядят наши соседи, чем живут..."
Они с Павлом бродили по аллеям уже минут десять, а цель встречи всё ещё не была Маше понятна. Разговор носил светский характер: чуть-чуть о погоде, о политике пару фраз, отвлечённые рассуждения о природе. Наконец, словно почувствовав напряжение и недовольство спутницы, Павел Петрович заговорил о причинах, побудивших его так настойчиво тащить Марию Фёдоровну на свидание.
- Мария Фёдоровна, - начал он, - вы безусловно уже всё прекрасно поняли и даже, наверно, знаете, что мне ответите.
Маша улыбнулась и прервала собеседника вполне дружелюбно:
- Павел Петрович, если вам кажется, что психологи сидят в головах у своих пациентов, то я открою вам страшную тайну - это не так. Мне известно только то, что вы мне озвучили, а всё остальное - не более, чем возможные варианты толкований различных не осознаваемых проявлений. Впрочем, - тут Маша как-то по-новому посмотрела на своего спутника, - в вашем случае о неосознанности следует говорить с осторожностью.
- Это потому что я служу в театре?
- В значительной степени, поэтому.
- А ещё почему?
- Ещё потому, что мне так и не удалось выяснить подлинную цель ваших визитов ко мне. Я хоть и не живу в вашей голове, но отличить недосказанность или умолчание от правды могу.
- Вы так говорите, что я сам себе начинаю казаться монстром, - Павел удручённо покачал головой.
- Так что же всё-таки вы хотите мне сказать? - перевела Маша разговор на другую тему. - Честно говоря, я не очень представляю, чего нельзя обсудить у меня в кабинете.
- Правда, не представляете? Совсем, совсем?
- Нет, Павел Петрович, не представляю...
С этого момента Павел Боярин уступил место своему двойнику. Так он называл себя, когда играл роль. Он как бы разделялся на два персонажа: один пользуется телом, речью, демонстрирует проявления эмоций и чувств, а другой, бестелесный, но настоящий Павел, наблюдает за первым и строго контролирует, чтобы тот не заигрывался, не допускал фальши.
Двойник смущённо потупился, покашлял в перчатку и слегка треснувшим голосом произнёс:
- Мне казалось, что вы давно поняли, как я к вам отношусь.
Пауза. Птица в вышине вывела в очередной раз своё "кррр...кррр..." Маша не смотрела на собеседника, испытывая неловкость.
- Мария Фёдоровна, я понимаю, что вам, возможно, часто приходится выслушивать от своих пациентов, что вы для них значите, но поверьте, никто из них не говорил вам о своих чувствах так искренне, как я.
Маша слушала и теперь слегка отстранёно наблюдала за тем, что за спектакль перед ней разыгрывал Боярин. Она не верила ни одному слову, хотя внешних признаков фальши не видела: и голос не дрожит, а временами срывается, немного, чуть-чуть, как раз для того, чтобы звучало искренне; поза правильная - чуть к ней, но на расстоянии, словно ждёт разрешения прикоснуться; взгляд тревожный, и всё же мелькает надежда в глубине глаз. Короче, для сцены - безупречно. Даже крупным планом в кино прокатило бы, а вот вживую что-то не так, где-то скребёт и раздражает.
Павел говорил, говорил, говорил. О мечтах, о разочаровании, о том, что уж и не верил, что бывает такое, когда "то нежностью меня накрывает, то страстью по сердцу бьёт". Речь его лилась романтично, трепетно и очаровала бы значительную часть женских душ, но Маша была глуха к обертонам и переливам этой мелодии. Глуха не потому, что Павел её не нравился, а потому что он лгал.
Они шли по берегу пруда, когда Павел Петрович после небольшой паузы решительно остановился и, взяв спутницу за плечи, осторожно развернул её к себе лицом. Не убирая рук, он сказал:
- Маша, скажите, что мне с этим делать? Как быть? - он замер, в ожидании ответа.
В парке стояла тишина. Серое небо низко сидело на видневшихся сквозь ветви деревьев крышах домов. Ветер беззвучно играл со снегом.
Маша наблюдала за кружением позёмки на поверхности замерзшего пруда и молчала. Она даже не думала, что ответить на столь трепетное признание. Гораздо больше её интересовали причины, по которым такая ситуация была создана. Что же стоит за всеми этими усилиями? Зачем нужно убеждать её во внезапной, но страстной привязанности молодого симпатичного мужчины?
Как любая женщина, она, конечно, хотела быть привлекательной, так что шансы Павла Боярина найти отклик не были нулевыми. Однако логическое мышление, профессиональное чутье и просто женская интуиция не оставили шансов на обман.
Ветер по-прежнему беззвучно завивал маленькие смерчи. Вдруг снежный вихрь, собравшись столбом в центре пруда, помчался в их сторону, закружился рядом и рассыпался на полянке чуть в стороне. Было в этом снежном кружении что-то до боли знакомое и болезненное. Какое-то воспоминанием стучалось из подсознания. Первым в глубине памяти шевельнулся ужас, озноб пробежал по спине, оставив капельки холодного пота между лопатками. Перед мысленным взором всплыли кровавые ошмётки на стенах ванной комнаты и то чувство опустошённости, в которое Маша погрузилась после знакомства с творением Крейцера.
Неожиданно для себя, почти безотчётно, Маша спросила:
- Скажите, Павел Петрович, а вы хорошо знакомы с Крейцером?
- Кем? - Боярин слегка вздрогнул и чуть отпрянул.
- Крейцером Фридрихом Карловичем, - повторила спокойно Маша, поняв, наконец, что же было не так во всей этой сцене. - Только прежде, чем сказать неправду, вспомните о невербальных признаках лжи. Вы мне их уже продемонстрировали.
Зелёный Чёртик задумчиво рисовал веточкой на песке затейливые фигурки. Контуры забавных зверушек покрывали уже приличную площадь вокруг греющегося на солнце дракона.
- Ты что делаешь? - полюбопытствовала Младшая голова. - Это магический круг, да?
Правитель огляделся, прежде чем ответить. Затем он бросил прутик, к чему-то прислушался внутри себя, взмахнул досадливо лапкой и сказал:
- Кыш отсюда!
Контуры на песке зашевелились и вспорхнули ввысь, словно стая стрекоз.
- Они теперь так и будут прозрачными? - спросила Младшенькая.
- Нет, зачем же прозрачными, - ответил Чертик, - повзрослеют, остепенятся, оперятся. Красивые будут, короче. Не переживай.
- А, - кивнула понятливо голова, - это хорошо, если красивые. Не люблю, когда небо пачкают.
- Ты чего смурной такой? - вступила в разговор Старшая голова дракона. - Вроде ж, не случилось ничего?
- Как-то неспокойно мне, - ответил правитель, - не пойму, в чём дело. Лезет в голову всякая муть, крысы какие-то рыжие мерещатся, замки с башнями, каких и нет у нас совсем.
- Хм, - задумался Дракон, - это неспроста, раз такая конкретика попёрла.
- А! - воскликнула Младшая, - вы вспомните, что там Демиург про мир этого своего рыжего чудика рассказывал! Там же был замок с башнями!
- Верно, верно! - загудели две головы разом.
- Так это что же выходит? - начал размышлять вслух Зелёный Чёртик. - Это выходит, что я как-то реагирую на события и обстановку в другом мире?
- Я думаю, что в принципе, это возможно, - солидно согласился верный гвардеец всеми тремя головами сразу. - Если задуматься, то наш мир и мир этого сумасшедшего - как родственники, потому что у них один создатель.
- Хорошенькое дело, - досадливо прокомментировала Старшая голова, - у них там проблемы, а у нас голова болит.
- Ну, положим, у тебя голова не болит, - ответил на это замечание правитель, - это у меня на душе кошки скребутся, а ты на солнышке греешься.
Гвардеец на такое замечание не обиделся. За время, которое они с правителем провели за разными правительственными делами, Дракон успел усвоить, что Чёртик капризничает и раздражается только тогда, когда есть какая-то очень серьёзная проблема. От того, что на сей раз проблема назрела в совсем другом мире, ситуация не менялась. Как верно отметила Младшенькая, они с тем миром - творения одного создателя, так что прочно связаны. В этом можно не сомневаться, раз правитель рыжих крыс видит.
- Знаете, - встрепенулась Младшенькая, - надо что-то придумать, чтобы в мире Рыжего стало так же хорошо, как у нас.
Старшая и Средняя головы переглянулись:
- Как бы их проблемы на нас не отразились, - подвела итог Старшая.
- Это - да, - согласился Чертик, - не зря же меня тревога грызёт. Надо придумать план стабилизации.
- Хорошенькое дело! - воскликнула Старшая голова, - как мы можем придумать план, не имея представления о самой проблеме?
- А давайте пошлём туда кого-нибудь, - предложила Средняя голова, молчавшая до сих пор.
Правитель встрепенулся, подобрал прутик и нарисовал ещё одно существо, упорхнувшее сразу же, как только он сделал последний росчерк.
- Хорошая мысль, - сказал, наконец, Чёртик, - и я даже знаю, кто может туда отправиться. Только не знаю пока, как..
- Лемур? - понятливо прогудела Старшая.
- Думаю, что это возможно, раз он уже бывал за пределами нашего мира, то для него это проще всего.
Младшая голова испуганно ойкнула. Хвост дракона непроизвольно дёрнулся, как бы реагируя на опасность.
- Что не так? - спросил правитель. Он интуиции младшей головы доверял едва ли не больше, чем самому себе. Он уже давно заметил, что если всё тело дракона отзывается на реакции Младшей, то это серьёзно. К таким вещам стоит прислушиваться.
- Я не уверена, что ему наша идея понравится, - ответила Младшая, - вспомните, чем для Лемура закончилось путешествие в другой мир.
Зелёный Чёртик нахмурился, потому что возражение было серьёзное. Кому захочется умирать ещё раз? Тем более, что никто не представляет, что это такое - сначала умереть, а потом воскреснуть.
- Ну, так давайте поговорим с ним, - внесла конструктивное предложение Средняя голова.
- Да, надо сначала поговорить, - поддакнула Младшая.
Правитель зачеркал начатую фигурку, а потом и вовсе смахнул ладошкой оставшийся контур.
- А то улетит ещё такая кривая, - сердито объяснил он своё действие Дракону. - Давай, вези меня к Лемуру. Всё равно надо что-то делать, а то спать не могу, всё эти кошмарные карапузики будят.
Лемур жил на дальней окраине леса, как раз там, где можно было увидеть горы. Со времени своего возвращения в родные края он не стал ни любезнее, ни вежливее. Несмотря на внешнюю раздражительность, все соседи Лемура просто боготворили, чем, надо сказать, немало способствовали дальнейшему развитию скверных черт характера. Вот и сейчас, стоило тени летящего Дракона упасть на землю, как Лемур принялся жаловаться:
- Вот, посмотрите, - сказал он случившимся некстати двум сладкоежкам, - стоит мне прилечь отдохнуть на солнышке, как тут же кто-нибудь непременно должен лететь. Можно подумать, что места в небе недостаточно, а все пути пролегают именно над моей поляной.
Сладкоежки добродушно проурчали что-то в ответ и продолжили лакомиться корешками.
- Нет, вы только взгляните! - Лемур патетически потряс маленьким кулаком, воздев вторую лапу к небу, - он ещё и кружится надо мной, как будто нарочно.
- Я и кружусь нарочно, - раздалось сверху, - ты лучше отойди куда-нибудь, чтобы не задеть ненароком.
Лемур приподнялся и, открыв, наконец, оба глаза, посмотрел вверх:
- А , это ты, - проворчал он, не в силах выйти сразу из роли жертвы злодеяний.
Дракон совершил ещё один круг на бреющем полёте и приземлился точно в середину полянки. Сладкоежки вылезли из кустов и подошли поприветствовать правителя и его гвардейца.
- Вы в гости или по делу? - сразу перешёл к цели визита Лемур.
- А вареньем дорогого гостя угостить? - пошутил Зелёный Чёртик, выбираясь из-под крыла дракона.
- Варьеньем, - передразнил Лемур, - скажи ещё - вишнёвым.
- Вишнёвым - лучше всего, - согласился правитель.
- Нет, - возразил Лемур, - лучше всего, когда есть выбор. Хочешь - вот тебе вишнёвое, хочешь - клубничное.
- Да, персиковое, абрикосовое, из плодов фигового дерева и арбузных корок, - поддержал мечты Лемура правитель.
- Фу, - отозвался Лемур, - из арбузных корок не хочу.
- Тогда тащи вишнёвое, раз такой капризный.
На это предложение Лемур отреагировал своеобразно: он вздыбил шерсть на загривке и зашипел, словно кошка.
- Я понял, - сказал правитель, - у тебя нет вишнёвого варенья. Впрочем, у меня тоже, так что перейдём сразу ко второй части Марлезонского балета.
На этом приветственная часть протокола была исчерпана, и стороны приступили к прениям по основному вопросу.
Лемур, на удивление, легко согласился отправиться в новый мир, словно и не случилось с ним ничего плохого в прошлый раз.
- Я так понимаю, что ничего хорошего в мире Сумасшедшего Рыжего меня не ждёт, - подвёл итог беседы Лемур. - Скорее всего, там назрели проблемы вселенского масштаба, и дай бог, чтобы они были разрешимы.
- Боюсь, что ты прав, - вздохнул правитель, - и, сам понимаешь, выбор у нас не велик: либо ты разберёшься с тем, что там случилось, либо беда придёт к нам. Как говорит Младшая голова моего гвардейца, наши миры связаны кровными узами.
Лемур пристально смотрел на горизонт, где возвышались горные хребты.
- Непонятно только, как я туда попаду без демиурга,
- А ещё непонятнее, как ты вернёшься сюда, - поддержал его Чёртик. - Меня больше всего интересует обратная связь, если честно.
- Это как раз просто, - отмахнулся Лемур, - у тебя же Дракон телепат?
- Да, в принципе, - кивнул правитель.
- Вот пусть он настроится на меня и принимает информацию в режиме прямой трансляции.
- Из другого мира? - усомнился Зелёный Чёртик.
- Ну, ты же принимаешь флюиды рыжик карликов, - возразил Лемур.
- Почему нет? - раздалось над их головами. - Мы попробуем.
- Не попробуете, а сделаете, - решительно поставил точку в разговоре правитель.