Аннотация: Как простые люди могут замечательно петь. Как хорошая песня сплачивает людей.
Две песни.
Вначале 90-ых годов прошлого века один частный банк решил отметить вторую годовщину своей деятельности. Первый год не отмечали - это было бы преждевременным. А к двум годам чётко были видны успехи в работе, заслужили. Моя жена работала в банке (в IT-сфере), я тоже попал на этот банкет (слово "корпоратив" тогда ещё не вошло в обиход). Отмечали в ресторане в большом зале замысловатой формы. В то голодное время столы ломились от яств, руководство банка было щедрым. Был приглашён ансамбль "Лаутары", удивительный ансамбль, созданный в Молдавии ещё в 70-ые года. В составе ансамбля музыканты играли на скрипках, виолончели, контрабасе, цимбалах, барабане, бубне и на других народных инструментах, вокалисты исполняли цыганские, народные песни, современную эстраду. После нескольких песен ансамбль исполнил инструментальную мелодию, солировали скрипки. Редко когда посчастливиться услышать такое превосходное исполнение, особенно трогали душу скрипки: они плакали, они пели, они очаровывали. Но... в зале стоял шум. После окончания мелодии седой скрипач взял микрофон и сказал, что они недавно вернулись из турне по США, где выступали в престижных залах "Карнеги-холл" (Carnegie Hall - концертный зал в Нью-Йорке), "Radio City Music Hall" (зал-ресторан со столами, прямо во время концерта можно выпить и закусить). Сказал, что там их публика слушала более внимательно. То ли молодые банкиры "приняли лишнего на грудь", то ли репертуар был не в их вкусе, а, может, просто их сердца были глухи к музыке.
Лет за двадцать до этого я с однокашниками побывал на свадьбе Вали Коваленко и Лёши (Леонида Васильевича, как мы его называли) из нашей группы. Валя родом из городка Новгородское Донецкой области. Ранняя весна, сильные порывы ветра, холмистый край. Автобусом ехали в городок, который был похож на большое село. И свадьба напоминала сельскую свадьбу, с большим количеством гостей, с соблюдением старых обычаев. Тёщу решили покатать: по обычаю друзья жениха впрягаются сами в телегу и катают по селу тёщу. Но в наш век никаких телег, как и лошадей, не осталось. Нашли какую-то тачку, большую, но всё-таки мало приспособленную для катания людей. Мы, друзья жениха, никакого отношения к этому эпизоду не имели. То ли выпитое повлияло, то ли тачка такая была, но земляки-друзья родителей невесты (даже сомневаюсь в слове "друзья"), тачку не удержали на скорости, опрокинули, бедная Валина мама получила травмы. Мне показалось, что получился перебор с обычаями.
Второй день свадьбы близился к концу. Гости начали просить кого-то спеть. Мужчина средних лет, где-то ровесник родителей Вали, сидевший к нам спиной за соседним столом отнекивался, отмахивался, пытался отказаться. Но просьбы были настойчивыми. Мужчина, в конце-концов, согласился. Я даже не слышал его согласия, но понял, что он согласился, по вдруг установившейся тишине. И в этой тишине странно зазвучали слова женщины, сидевшей напротив певца, слегка наискосок. Она говорила еле слышными словами, если бы я сидел чуть дальше, то вообще бы ничего не услышал.
- Ваню... не спiвай... Не треба, - просила она.
- Рiдна мати моя, ти ночей недоспала
I водила мене у поля край села,
I в дорогу далеку ти мене на зорi проводжала...
- Не спiвай... Не треба, - беззвучно молила его женщина. Слова не слышались, слова угадывались по движению губ. А по щеке катилась слеза.
- I рушник вишиваний на щастя дала.
I в дорогу далеку ти мене на зорi проводжала,
I рушник вишиваний на щастя, на долю дала.
Всю песню у женщины текли слёзы по щекам. Я думаю, что она не одна плакала. И у многих мужчин глаза тоже наполнились слезами. Ни до, ни после я больше не слышал такого проникновенного исполнения так любимой у нас песни. Поразительно чистый голос точно передавал мелодию песни, всю гамму чувств её, ту большую материнскую любовь, что досталась нам в детстве. Теплота маминых рук, надежда и вера в маминых глазах, доброта в маминой улыбке слышались не только в словах песни, а чувствовались в его голосе, возникали в душе от его исполнения. А ещё какая-то боль, это как без вины виноватые.
Всю песню я наблюдал за женщиной напротив. И пришло осознание, что это его жена, его любимая. В молодости она полюбила своего Ваню, в том числе и за его песни, звонкие, добрые, весёлые и грустные. Её сердце, как никакое другое, отвечало его сердцу. Они чувствовали одно и то же. От его песни я пережил потрясение, в хорошем смысле. Каково же было ей, так часто слушать его и каждый раз переживать подобное потрясение, каждый раз переживать и чувствовать вместе с ним, любимым, сочувствовать до боли в сердце.
* * *
Второй семестр 5-го курса у нас начался с военных лагерей. Нам предстояло в лагере научиться стрелять из автомата, пистолета, принять присягу и, главное, освоить на практике теоретические знания о ракетах - мы, будущие офицеры-ракетчики должны были получить практику для полноценного боевого дежурства. Короче, получить минимум знаний, чтобы стать офицерами. Мы приехали в учебный лагерь в Псковской области, получили обмундирование - гимнастёрки, форма, в которой воевали в Великую Отечественную. 30 лет победе, а на складах остались запасы старой формы! После ужина мы нестройной толпой прошли к казарме, ребята стояли-курили. С дневного дежурства шёл взвод техперсонала, ребята-срочники в чёрных комбинезонах. Вечер, небольшой мороз, безветрие, по освещённой дороге с укатанным снегом ребята шли маршем и пели песню:
- Письма нежные очень мне нужны,
Я их выучу наизусть, - начинал запевала.
- Через две зимы, через две весны
Отслужу, как надо, и вернусь, - подхватывал взвод.
До чего же здорово шли ребята, взвод чеканил шаг, словно это был один организм. Словно и не было под ногами снега. Не было видно командира, сержанты шли в общем строю, выделялся только запевала, и то только своим голосом. Песня звонко разносилась в морозном воздухе военного городка. Мы на гражданке слышали эту песню, её пел ВИА "Самоцветы", но здесь она звучала совсем по-другому. А потом певец Юрий Богатиков включил песню в свой репертуар- лучше бы он её вообще не пел. Или приехал бы в лагерь и послушал, как её поёт простой армейский взвод. И тогда бы он сам, может быть, догадался эту песню больше не петь. Песня была про солдат, для солдат, удивительным образом затрагивала самое сокровенное для ребят на службе. Мы зачарованными взглядами проследили за взводом, как будто они были на параде-смотре. Но правда в том, что ребята, взвод пел песню не для кого-то, а для себя. Пели даже лучше "Самоцветов", на мой взгляд.
Сборы были быстротечными. Буквально со следующего дня нас учили маршировать. Вообще-то, маршировать будущим офицерам-ракетчикам особо и не требовалось, один раз на присяге. Но нас уговаривать и не надо было: у кого-то, а точнее, у нескольких наших ребят одновременно возникла идея - пройти так, как вчера взвод солдат, и обязательно с песней. Идея сплотила весь наш взвод, и мы стали Коллективом, и все задачи были нам по плечу. Вопрос с запевалой у нас не стоял: с первого курса с нами учился Дима Украинский, светловолосый парнишка с тонкими нежными чертами лица. С первого курса он играл на электрооргане и пел тенором в составе университетского ансамбля "Днепряне". Непонятно было, что Дима делает на физтехе: ему бы музыке учиться. С такой национальной фамилией Дима был белорусом по национальности. Но мы не спрашивали, кто какой национальности и на каком языке говорит: у нас на физтехе установилось своего рода братство, где все были равны. Главное было: что человек думает, "чем он дышит" и готов ли он подставить плечо другу. Наверное, так было и в братстве казаков несколько сот лет назад.
Может, Дмитрий и не очень подходил на роль строевого запевалы, но в музыке он разбирался лучше всех. Вопрос с песней тоже не стоял: конечно же "Через две зимы", песня ребят. Но мы разучили ещё одну песню. В нашей студенческой группе, а также во взводе не так много было ребят, кто хорошо знал украинский язык. Но я заметил, что, попадая в другое окружение, в иной мир, мы непостижимым образом обращаемся к своим древним истокам. Приехав в леса Псковщины, второй песней мы выбрали "Ой на горi та женцi жнуть", про казаков, про атамана Дорошенко и про Сагайдачного, который "промiняв жiнку на тютюн та люльку, необачний". Мы научились проходить маршем, разучили песни. Но не для командования. Для себя!
Время быстро пролетело. Мы выезжали на "точку" (всё-таки учебную), где наш взводный Валера Забора, наш же однокашник, но отслуживший два года в армии, устроил нам обучение "отбой", "подъём" за время, пока горит спичка. В программе этого не было, но надо же было нам, студентам, дать почувствовать, что такое солдатская жизнь. И была реальная боевая ракета "8К63", "старушка" уже, которую снимали с боевого дежурства, но которая ещё где-то стояла на вооружении. И были почти полноценные регламентные работы с ракетой ("почти" - потому что топливом настоящим ракету мы не заправляли: просто это очень опасно). Зачётная стрельба из пистолетов. Присяга. Экзамен. И на будущее осталось получить две звёздочки лейтенантов после подписания приказа. Мы сдали наши гимнастёрки, сапоги и шинели, переоделись в свою гражданскую одежду. Нам осталось пройти до проходной военного городка. Машинально мы построились в колонну и прошли последним маршем по асфальтовой дороге - снег уже растаял - с песней. Мы невольно чеканили шаг, словно единый целый организм. С нашей песней, с двумя. Мы шли маршем, почти как армейский взвод в первый день нашего приезда. Почему почти? Потому, что ребята того взвода больше каши армейской съели, и для них слова этой песни значили больше, чем для нас:
Через две, через две зимы, Через две, через две весны Отслужу, отслужу, как надо, и вернусь.