Аннотация: Бросив пить, Лиза устраивается почтальоном и случайно спасает молодого человека. В благодарность девушка получает от него подарок с секретом...
***
- Это нужно разнести по адресам, - начальница отделения вывалила на стол кучу конвертов. - Оксана Борисовна покажет, как это делается... Оксана, сегодня ты пойдёшь вместе с Лизой, покажешь новенькой, что к чему, проинструктируешь.
- Не волнуйся, Галя, всё расскажу, всё покажу... Давай, Лиза, раскладывай по номерам домов и пошли.
После этого Галина Викторовна вернулась на место начальника, а я стала внимательно рассматривать адреса на конвертах, чтобы положить в нужную кучу и не ошибиться. Оксана Борисовна тут же взялась мне помогать. Конечно же, у неё, опытного почтальона, это получалось намного быстрее.
Вскоре корреспонденция была отсортирована и разложена по пакетам. Так начинался мой первый рабочий день на почте - первый в жизни рабочий день. И я позабочусь о том, чтобы он не был последним. К старому я больше не вернусь - довольно!
Мы шли по улицам Коломны, не сказать, чтобы родным, но таким знакомым с детства. Отец с матерью часто привозили меня, маленькую, сюда. Просто погулять, посидеть в кафе на улице Лажечникова, полакомиться вкуснейшей пастилой. Как давно это было! Жаль, невозможно вернуть то счастливое время! Мне было восемь лет, когда авария разделила нашу жизнь на до и после. Мы с бабушкой остались одни: я без родителей, она - без единственного сына.
Что, спрашивается, занесло меня так далеко? Разве в родном Непецино нет почты? Конечно, есть. Но там есть и соседи, и знакомые, которые хорошо помнят моё прошлое, и для которых пьяниц, равно как и наркоманов, бывших не бывает. Для них если один раз по глупости оступился, встал на кривую дорожку, то просто обязан рано или поздно на неё вернуться. И неважно, что самостоятельно с неё же и сошёл, ежедневно и ежечасно борясь с самим собой. Где им знать, каких усилий мне стоило избавиться от этой пагубной привычки? У меня порой складывается впечатление, будто они втайне желают, чтобы я сломалась под их косыми взглядами и снова начала пить. Но не для того я прошла через все эти муки самостоятельного лечения, чтобы доставить им такое удовольствие! Словом, извините, дорогие земляки, но спектакля не будет! Пусть мне придётся каждый будний день ездить за несколько километров от дома, зато в Коломне меня никто не знает, пальцем показывать не станут. А соседи, как говорится, пока я далеко, пусть меня хоть бьют! Хотя может, не такие уж они и злые - просто по первости не верят, что я завязала? А там глядишь, много лет не видя меня пьяной, привыкнут и будут воспринимать как должное. Но в любом случае сейчас лучше не слишком перед ними отсвечивать.
- Вот это первый дом. Видишь, табличку с номером. Её надо сфотографировать для отчёта.
Я послушно нажала на кнопку. Кусок стены с белыми цифрами на синем фоне остался в цифровой памяти смартфона.
- Теперь заходим в подъезд и раскидываем по ящикам.
Оксана Борисовна приложила электронный ключ. Дверь, сопровождаемая бодрым звоном, отворилась, и мы вошли вовнутрь.
В пакете с написанным маркером номером дома лежала пухлая стопка разной корреспонденции: конверты с марками, платёжки за различные услуги, толстые бандерольки, журналы, буклеты с рекламой косметики.
- Посмотри, Лиз, в квартиру пятьдесят семь что-то есть?
- Да, вот два журнала "Мир садовода", - ответила я, порывшись в пачке.
- Положи их так, чтобы выглядывали, и сфотографируй.
Я в точности исполнила приказ Оксаны Борисовны, и лишь потом протолкнула вглубь ящика. Точно так же я хотела поступить со всеми конвертами, но моя наставница меня остановила:
- Нет, здесь фоткать не надо - можешь сразу опускать. Просто в пятьдесят седьмой такая противная баба, да ещё и склеротичка. Вытаскивает из ящика журналы, потом куда-то засовывает и забывает - приходит на почту жаловаться, что мы ей не приносим.
Однако не во все ящики мне удалось протолкнуть корреспонденцию. Некоторые были доверху заполнены тем, что Оксана Борисовна приносила в прошлые разы - письма лежали нетронутыми и выглядывали наружу, рискуя вывалиться. Где носило их владельцев, одному Богу известно! Впрочем, про хозяина квартиры номер двадцать два, ящик которой был забит различными платёжками, Оксана Борисовна кое-что знала.
- Бухает по-чёрному. Дождётся, что за неуплату выселят нафиг!
С этими словами она так презрительно скривилась, что я невольно поёжилась. Ведь это самое могло ждать и меня.
- Может, возьмётся за ум?
- Да куда уж! Нет у него никого. Жена умерла лет десять назад, с тех пор и запил.
Чувства этого мужчины я прекрасно понимала. Сама ступила на эту скользкую дорожку после того, как похоронила бабушку. И ведь ничто не предвещало. Ещё накануне бабуля была в добром здравии, а утром... Утром она просто не проснулась. Врач сказал: остановка сердца. Помню, как мне тогда было плохо - ведь я осталась совершенно одна в этом мире. Мой парень Пашка вместо того, чтобы в это время быть рядом, плюнул и стал встречаться с другой.
Сначала я пила понемногу, чтобы не чувствовать боли, и сама не заметила, как втянулась и уже не мыслила себе жизни без бутылки. Из техникума, где я тогда училась на первом курсе, я очень скоро вылетела, так как спиртное заменило мне и занятия, и друзей. Впрочем, друзья очень скоро появились новые - такие же алкаши, и нехватку счастья в этой жизни мы вместе компенсировали пьяным весельем. После которого, кстати, дико болела голова, и организм требовал "продолжения банкета". Некоторые собутыльники вели себя вполне культурно, но некоторые буянили так, что соседи вызывали полицию. Впрочем, оглядываясь назад, я даже благодарна тем из них, которые, набравшись для смелости, обнажили всю мерзость своей натуры. Особенно Кольке, который в разгар веселья поленился идти в туалет и справил нужду прямо на месте - на любимую бабушкину скатерть. А ведь бабуля её вязала с такой душой и любовью!
"Ты чё, охренел?" - кричала я на него.
"Не понял, Лизка, чё ты паришься из-за какой-то тряпки!" - он едва шевелил языком.
Я пыталась ему объяснить, что эта вещь мне дорога как память о бабушке, но Колька уже вырубился и упал прямо на то место, куда только что помочился.
Наутро он уже ничего не помнил и как ни в чём не бывало спрашивал, есть ли чем опохмелиться. Я принесла из ванной холодной воды и вылила ему на голову, сказав, чтоб проваливал отсюда нафиг. Потом залезла под холодный душ сама, потому что после похмелья чувствовала себя не лучше.
"До чего ты, Лизка, докатилась? - думала я тогда. - Бухаешь, водишь в дом кого попало! Могла ли бабушка представить что-то такое?"
И я поклялась её памятью, что завяжу с этим, непременно завяжу. Даже если сдохну от ломки или как там это называется у алкоголиков. Но бухла больше в рот не возьму, будь оно трижды проклято!
Когда все письма были разложены по ящикам, мы с Оксаной Борисовной отправились по другому адресу. Точно так же сфотографировали табличку на стене дома, открыли дверь ключом и стали раскидывать корреспонденцию по ящикам. Особенно много писем присылали для хозяйки квартиры номер пятнадцать, притом из различных мест лишения свободы. Я подумала, что она, наверное, адвокат, или сама отсидела и поддерживает связь с теми, кто остался по ту сторону колючей проволоки.
- Она частенько приходит к нам на почту письма отправлять, - объяснила Оксана Борисовна. - Пишет политзаключённым, они ей отвечают. Сколько писем Егорову писала!
- Какому Егорову? - полюбопытствовала я.
- Как? Разве не знаешь? Это который против мусорной свалки боролся. Вот его и упекли. Не так давно на свободу вышел.
Мусорная свалка... Что-то я слышала про это, но в подробности не вникала. До подробностей ли, когда вся твоя жизнь - пьянки-гулянки? Про то, в какой стране живу, я, конечно же, знала. И что от сумы да тюрьмы не стоит зарекаться, тоже. Но как-то мне в голову не приходило писать письма хорошему человеку, который сел за решётку безвинно - потому что не угодил сильным мира сего.
- А теперь ещё эта военная цензура, - продолжала Оксана Борисовна. - Людей сажают всё больше. Просто за слова.
Когда мы уже почти закончили, в подъезд вошла женщина, на первый взгляд вполне обычная, средних лет. Но что-то было в её глазах такое, что мне стало не по себе. Ощущение, как будто тебя просвечивают рентгеном, проникая во все самые потайные закоулки твоей души, и от этого ни спрятаться, ни скрыться. Может, где-то в органах работает?
- Здравствуйте! - она в упор посмотрела на меня.
Мы с Оксаной Борисовной поприветствовали её в ответ.
- Смотрю, у вас новый почтальон.
- Да, сегодня как раз первый день работает. Я, как говорится, показываю, ввожу в курс дела.
- Ясно. Посмотрю, есть ли что-то для меня?
Но в её ящике под номером семь как раз ничего и не оказалось. Потом по лестнице спустилась другая женщина, поприветствовала соседку, тоже заглянула в ящик. Но мы с Оксаной Борисовной уже выходили. Прежде чем железная дверь за нами закрылась, я услышала, как эта странная дама говорит:
- Симпатичная девочка! Жаль, что скоро умрёт!
Мне стало не по себе от такого приговора. Как? Почему? Я совсем не хочу умирать! Ещё пару месяцев назад мне было бы всё равно, но сейчас, когда я начала новую жизнь... Хотя почему я решила, что речь обо мне? - так подумала я в следующую минуту. Мало ли симпатичных девочек в одной только Коломне? Может, соседки обсуждали какую-то общую знакомую, которой врачи поставили неутешительный диагноз?
- Оксана Борисовна, а что это за дамочка? - рискнула я спросить свою наставницу, когда мы уже немного отошли от дома.
- Да какая-то не от мира сего! И имя у неё странное - Кассандра.
- Что, прям по паспорту?
- А то! Она ж приходит на почту, письма, посылки получает. Вот о чём думают родители, когда дают детям необычные имена? Кассандра Владимировна - оно ж даже и не звучит! Так вот она вообразила, что она такая вещая, знает чужие судьбы. Представляешь, как-то прибежала на почту, говорит Таньке, операторше: беги спасай своего сына, смерть к нему на машине приближается! Не то чтобы та вот так сразу ей и поверила, но для верности позвонила Максу. Тот не взял трубку, она отпросилась. Потом рассказывает, побежала встретить Макса с тренировки, а он, когда дорогу переходил, чуть под машину не попал. Буквально в последнюю минуту успела его назад оттащить. Но я думаю, это скорее совпадение. Сейчас же дураки всякие купят права и несутся как угорелые! А подростки... Вперят глаза в смартфоны и ничего вокруг не замечают! Но вот Танька теперь прямо так ей верит!... А вот и следующий дом.
В том доме ничего необычного не было - я, уже более-менее наученная, что делать, разбрасывала письма по ящикам, как вдруг моё внимание привлекло письмо с надписью "Розыск". Это слово написано было на конверте красными чернилами. Отправитель: военный комиссариат. Получатель: Андреев Пётр Васильевич. Видимо, человек скрывается от мобилизации. Тех, кто, получив повестку, готов бежать в военкомат, едва ли станут разыскивать. Будь сейчас на дворе сорок первый год, я бы, конечно, осудила того молодого человека. Но сейчас... Сейчас я мысленно пожелала, чтобы ни один военкомат его вовеки не нашёл. Но что делать с письмом? Оксана Борисовна как раз в этот момент пыталась засунуть толстую бандероль с журналом в другой почтовый ящик и на меня не смотрела. Можно было бы спрятать это письмо в карман пальто и по-тихому уничтожить: типа в глаза его не видела. Но я подумала о том, что если я так сделаю, то могу оказать этому Петру Андрееву медвежью услугу. Если он прячется где-то в городе, то он, вытащив письмо из ящика, будет знать, что надо быть осторожнее. Если же уехал куда-нибудь, письмо могут вытащить родственники и предупредить, чтобы не спешил возвращаться. Или чтобы прятался получше. Подумав так, я опустила письмо в почтовый ящик и взялась за следующее. Раз не стоит морального выбора: человек ты или почтальон, - то не надо его себе придумывать!
До обеда мы разнесли письма ещё в пару домов, потом вернулись на почту, пообедали тем, что с собой взяли, и отправились с новой партией корреспонденции по новым адресам. Однако больше ничего интересного и запоминающегося с нами не произошло. А вечером, вернувшись отчитаться Галине Викторовне о доставке, каждая из нас отправилась на заслуженный отдых до следующего рабочего дня.
Я могла бы дойти до остановки, дождаться автобуса на Непецино, и через час была бы уже дома. Однако что-то не давало мне просто так взять и уехать. Из головы всё никак не выходил уклонист, разыскиваемый военкоматом. Увидел ли он письмо, собирает ли вещи, чтобы свалить из города, а ещё лучше, из страны? Или же пребывает в блаженном неведении, в то время как военкомат строит на него свои планы? Понимая, что совесть моя не успокоится, пока я не узнаю, в курсе ли Андреев, я решила наведаться к нему в квартиру.
Номер дома я помнила хорошо. Квартиры - не особенно, но под его ящиком был заполненный доверху - там ещё выглядывал толстый журнал "Я бухгалтер". По счастью, журнал ещё не успели вытащить, поэтому квартиру мне удалось найти без труда.
Поднявшись на лифте на пятый этаж, я позвонила в квартиру.
- Кто там? - раздался из-за двери приятный мужской голос.
- Это почтальон.
Дверь открыл симпатичный молодой человек.
- Здравствуйте!
- Здравствуйте, Пётр Васильевич! - я поспешила перейти сразу к делу. - Если не хотите, чтобы Вас загребли, собирайте вещи и валите куда подальше. Вас разыскивает военкомат.
- Да, хорошо, я понял, спасибо! Я, собственно, живу у друга, приехал, чтобы полить цветы... Тс-с, - он вдруг приложил палец к губам. - Кто-то идёт.
На лестнице тем временем послышались шаги. Судя по всему, мужские, тяжёлые. Двое переговаривались между собой.
- Блин, надеюсь, это не за мной? - прошептал Пётр.
Ни слова не говоря, я втолкнула его в квартиру и сама зашла следом:
- Закрывай дверь!
Он молча закрыл её на ключ и на замок. Шаги тем временем становились всё ближе. А через пару минут раздался звонок.
Я тихонько посмотрела в глазок. На пороге стояли двое здоровых мужчин в форме.
- Есть простынь? - шёпотом спросила я Петра.
Он кивнул.
- Давай её мне.
В дверь тем временем позвонили ещё раз, более настойчиво.
- Кто там? - спросила я.
- Это участковый. Откройте, пожалуйста!
- Подождите, пожалуйста, пару минут. Я сейчас оденусь. А то я совсем голая.
Раздеваясь и разуваясь на ходу, я последовала за Петром в большую комнату. Хозяин только что вытащил из шкафа свежую простыню.
- На другой балкон перелезть сможешь?
- Наверное.
- Тогда давай туда.
С этими словами я увлекла его на лоджию. К счастью, балкон этажом ниже не был застеклён. Тогда я скрутила простыню и один конец привязала к каркасу подоконника морским узлом. Папа когда-то учил меня вязать такие узлы забавы ради. Говорил, они прочные, сами по себе не развязываются.
Подёргав за самодельный канат, Пётр открыл окно и, крепко ухватившись за него обеими руками, спрыгнул с подоконника. Затем, перебирая руками, спустился до уровня нижнего балкона. Вскоре он нащупал ногами его перила, спрыгнул за пол и только потом отпустил простыню. Убедившись, что молодой человек в безопасности, я схватила простыню, отвязала узел и закрыла окно.
- Девушка, Вы там скоро? - послышался из-за двери недовольный голос.
- Сейчас! Уже иду!
Опасаясь, как бы молодчик из органов не выломал дверь, я побежала открывать. За порогом стояли двое мужчин, и один из них был в военной форме. Видимо, из комиссариата.
- Здравствуйте! Чем могу вам помочь?
- Мы разыскиваем гражданина Андреева Петра Васильевича, - заговорил участковый, показывая удостоверение. - По нашим сведениям, он проживает здесь. Вы ему, собственно, кто?
- Я его жена. Гражданская, - добавила я поспешно, подумав о том, что сотрудники органов могут проверить мой паспорт. - Только где он, понятия не имею.
- То есть, как? Живёте с ним и не знаете, где он?
- Не знаю. Мы поругались, а он взял и ушёл. Куда, не сказал.
- Разрешите, мы пройдём в квартиру? - тот, который был из военкомата, уже начал подозрительно на меня коситься.
- Да, пожалуйста!
Я посторонилась, пропуская обоих. Очень скоро я убедилась, что не зря Пётр лазал по балконам. Поздние посетители заглянули в каждую комнату, включая ванную и туалет, проверили каждый шкаф (в одном из них, к моему удивлению, оказались женские вещи). Даже балкон не избежал их визита.
Убедившись, что того, кого они ищут, в квартире нет, незваные гости проверили мой паспорт и поспешили ретироваться, сказав на прощание:
- Когда Вы его увидите, позвоните вот по этому телефону. И передайте ему, что если он не явится в военкомат, его ждёт уголовная ответственность.
- Хорошо, как появится, позвоню. До свидания!
Лишь только я закрыла за ними дверь, тут же кинулась на балкон и стала спешно привязывать простыню к рамке. Затем выбросила свободный конец в окно.
- Залезайте, Пётр! Они уже ушли.
Простыня натянулась, и через несколько минут хозяин квартиры уже переваливался через раму.
- Спасибо Вам огромное! - сказал он, оказавшись, наконец, на собственной лоджии. - Вы меня реально спасли!
- Да не за что! - ответила я. - Но сами видите, надолго оставаться Вам здесь нельзя.
- Да, уже вижу. Может, чайку со мной попьёте?
- Спасибо, но я должна бежать. Мне ещё ехать в Непецино, а автобус минут через десять. Надеюсь, успею.
Однако в душе моей особой надежды не было. Разум подсказывал, что до вокзала минут будет как минимум пятнадцать. Да и то если очень постараться. Но я должна была сделать невозможное, потому что этот автобус был последним. Если опоздаю, придётся мне гулять по Коломне до самого утра.
Пётр виновато покачал головой:
- Нет, боюсь, это очень далеко. Вот что, может, переночуете у меня? Приставать не буду, обещаю!
- Ну, что Вы? Не волнуйтесь, дворами как-нибудь добегу. К тому же они всё время опаздывают.
- Однако мне бы не хотелось, чтобы моя спасительница шла пешком до самого Непецина. Прошу Вас, оставайтесь! Я постелю Вам в комнате сестры.
- А как же...
- Сестра? Она с мужем в Ногинске. Но к ней я поехать не могу - сразу вычислят.
- Хорошо. Тогда, пожалуй, останусь.
- Кстати, как Вас зовут? А то я даже не спросил.
- Елизавета. Можно просто Лиза.
- Красивое имя! Ну, а меня можете звать просто Петей, и давай уже на ты.
- Давай, - ответила я.
Всё-таки странно было бы обращаться на "вы" к человеку, у которого собираюсь остаться в квартире на всю ночь.
От предложенного Петей чая я также не отказалась, и вскоре мы сидели на кухне и пили из прозрачных кружек янтарную жидкость, закусывая печенюшками курабье.
- Спасибо тебе, Лиза, что не осуждаешь меня!
- За что?
- Ну, за то, что уклоняюсь от мобилизации. Если бы на нас напали, я бы сам побежал в военкомат. А так...
- Я тебе верю. Если бы речь шла о защите Родины, я бы тоже поступила по-другому.
- Честно говоря, даже кто не осуждают, не всякий почтальон пришёл бы после работы предупреждать. Обычно мысленно пожелал бы удачи и этим бы ограничился. А ты на редкость благородная девушка! Спасибо тебе!
- Если бы ты знал обо мне побольше, - усмехнулась я. - То, наверное, не захотел бы сидеть со мной за одним столом.
- Если у тебя статья за дискредитацию армии или за фейки, - ответил Петя. - То я наоборот сочту за честь.
- Нет, всё проще. Я недавно бросила пить.
Сама не знаю, зачем, я принялась рассказывать своему новому знакомому свою горькую историю.
- Вот теперь ты всё про меня знаешь, - закончила я свою исповедь. - Как тебе такая правда?
- Думаю, ты большая молодец, что взяла себя в руки и бросила. Это тебе не хухры-мухры! Вот мой дядя так и не сумел - умер от пьянки. Вернулся со Второй чеченской и запил по-чёрному. Пил, пока палёнкой не отравился.
- Вот моя соседка тоже умерла от пьянки...
Правда, палёнкой тётя Наташа не травилась - зимой не успела дойти до дома, упала в сугроб и вырубилась. Наутро её нашли уже окоченевшей.
Я почти никогда не видела её трезвой, однако бабушка, знавшая её с детства, рассказывала, что Наташка была красавицей и умницей. Закончила школу с золотой медалью, готовилась поступать в институт в Москве, но залетела. Жених её, как узнал, что она беременна, тут же и бросил. От своей матери она скрывала беременность до последнего. Баба Валя дама строгая, если что - затерроризирует так, что мало не покажется! Впрочем, она и гнобила дочь по-чёрному, когда узнала. Может, от нервов тётя Наташа и родила мёртвого ребёнка? Только после этого она совсем слетела с катушек - стала пить запоем. Баба Валя чего только ни делала? И скандалила, и запирала дочь, и деньги прятала - та всё равно умудрялась убегать и где-то доставала деньги на бутылку, чтобы среди ночи заявиться домой пьяной в дупель.
После смерти тёти Наташи баба Валя окончательно озлобилась на весь свет. И особенно почему-то на меня и на бабушку.
"Завидует, что мы есть друг у друга, - говорила бабуля. - Я, хоть и сына родного потеряла, но у меня есть внучка. А у неё никого, вот и злится".
Оттого, видимо, баба Валя открыто злорадствовала, когда я осталась одна и явно шла по пути её дочери. Когда же я бросила пить, её злоба по отношению ко мне удвоилась. Наверное, она надеялась, что я закончу так же плохо, как тётя Наташа, и бесилась, что я лишила её этой надежды.
- Ты уж точно в этом не виновата, - сказал Петя, когда я ему всё выложила, как на духу. - Ты же не можешь отвечать за выбор другого человека.
Когда наше чаепитие закончилось, Петя постелил мне в комнате сестры. За день я так устала, что заснула сразу же, как моя голова коснулась подушки.
***
Когда утром я проснулась, Петя уже был на ногах. Из коридора слышались звуки шагов, открывались и закрывались двери в комнатах. Посмотрев на часы, я сначала с ужасом подумала, что не успела вечером завести будильник, но тут же одёрнула себя: я же не у себя дома, а в Коломне - на работу ещё десять раз успею. Но всё же долго разлёживаться в чужом доме мне помешали элементарные правила приличия. Потянувшись, я встала с постели и вышла в прихожую.
- Доброе утро!
- Доброе утро, Лиз! - поприветствовал меня хозяин. - Извини, я, наверное, веду себя шумно, не даю поспать.
- Да ничего страшного! Тем более, у меня сегодня вообще-то рабочий день.
- Будешь яичницу?
Я хотела было отказаться, но Петя меня опередил:
- Я как раз позавтракать собирался. Составишь мне компанию? А то одному скучно.
- Спасибо! Не откажусь.
Я заметила в прихожей две большие сумки.
- Валить собираешься?
- Ага. Думаю в Оренбург, а оттуда в Казахстан. Как раз погуглил, как туда на электричках и на маршрутках добраться.
- Чтобы паспорт лишний раз не светить?
- Ну, да. Я же в розыске. Даже не знаю, как сестре позвонить? Хотел попросить её забрать цветы к себе, а то завянут.
- А ты позвони с моего.
Всё равно ведь уже засветилась в его квартире. И если я типа гражданская жена, ничего удивительного в том, что с моего телефона поступит звонок его сестре. Тем более если "сожитель" не пришёл домой ночевать.
Петя, впрочем, не злоупотреблял моей щедростью - вкратце обрисовал ситуацию, сказав ей, что собирается уехать немедленно, попросил поливать цветы, добавив, что если бы не добрая почтальонша, спалился бы два счёта. А положив трубку, передал мне большое человеческое спасибо от сестрички.
Завтракали мы почти молча, думая каждый о своём. Петя, очевидно, прорабатывал детали своего плана, стараясь предусмотреть каждую мелочь. Я же пыталась представить свой второй рабочий день на почте. Ведь сегодня со мной рядом уже не будет Оксаны Борисовны - всё придётся делать самой. Впрочем, не так уж это, оказывается, и сложно. А вот оператором - куда как раз переводят мою вчерашнюю наставницу - наверняка работать сложнее.
Прощаясь, Петя ещё раз поблагодарил меня за спасение. Я от души пожелала ему удачи.
Я уже спустилась вниз, как вдруг Петя догнал меня на лестнице:
- Черепанова Елизавета Петровна.
Я остановилась, удивлённая. Откуда он знает, как меня зовут полностью?
- Ты паспорт на тумбочке забыла.
- Ой, спасибо! Сейчас бы так и ушла. Ладно, счастливо! Береги себя!
Как мне и говорили, письма я в тот день разносила уже сама. Адресатов было немного. Среди них была авторша писем для политзаключённых, которую, как я прочитала на конверте, звали Надеждой. Я как раз кидала ей в ящик письмо от Алексея Горинова, когда вдруг меня окликнула молодая девушка:
- Это мне? Давайте, я заберу. Я из пятнадцатой квартиры.
- Пожалуйста, - я протянула ей конверт, невольно отметив, что у этого Горинова красивый почерк.
- Спасибо! А Вы теперь наш новый почтальон?
- Он самый, - ответила я. - Второй день работаю.
- А где Оксана? Уволилась?
- Её в операторы перевели. Так что если придёте на почту, увидите её в окошке.
- Привет ей от меня!
- Спасибо! Непременно передам!
Под вечер, вернувшись на почту, чтобы отчитаться о проделанной работе, я убедилась, что Оксана Борисовна была права, когда фотографировала корреспонденцию, прежде чем бросить в ящик старой склеротички. Та как раз пришла и устроила скандал: почему нет журналов? Когда же ей показали фотоснимок, на котором были ясно видны оба журнала, свисающие с края, и я ещё подтвердила, что своими глазами видела, как Оксана Борисовна положила их в ящик, буйная дамочка передёрнула плечами и удалилась, процедив сквозь зубы: "Безобразие!". И никаких тебе: извините! Вторая баба Валя! Та тоже большая любительница спускать собаку на почтальонов!
В этот раз я поехала после работы сразу домой. Уже в автобусе я решила погуглить: кто же такой этот Егоров, о котором вся Коломна знает? Прохаживаясь по ссылкам, которые мне услужливо предоставлял Интернет, я всё больше убеждалась, что чувак реально достойный. Даже на суде в своём "последнем слове" он говорил, что если бы была возможность вернуться назад, он делал бы ровно то, что делал - боролся бы за экологию родного города. "Потому что меня так воспитывали: нельзя проходить мимо чужой беды. А если уж своя, то тем более".
"Эх, Лизка, Лизка! - думала я. - А ты вот за всё время, что этот замечательный человек сидел в тюрьме, не написала ему ни одного письма, ни слова доброго ему не сказала! Упивалась своим собственным горем, и ни до чего тебе больше дела не было!".
А вот бабушка, будь она жива, непременно бы ему писала.
Где искать освободившегося Егорова, я не знала, да и теперь он наверняка так не нуждался в моих добрых словах. Но ведь есть ещё в России политзаключённые, которых несправедливо посадили за решётку. Что если взять и кому-то из них письмо написать?
Я снова включила Гугл и набрала в поисковике "Алексей Горинов". Глядя на седовласого человека в клетчатой рубашке, стоящего в клетке-аквариуме с антивоенным плакатом, я уже знала, что ему и напишу.
***
Лишь только автобус довёз меня до Непецина, я первым делом заглянула в магазин, чтобы купить цветную бумагу. Вдобавок взяла и наклейки в виде черепашек, которые случайно увидела на полке. А ещё - чёрную ручку и клей-карандаш.
Дома я сложила зелёный лист пополам, заклеила с боков, чтобы получился конверт, написала адрес, который Горинов указал на письме к Надежде в качестве обратного, затем свой домашний. После чего принялась обклеивать самодельный конверт черепашками. Учитывая мою фамилию, я сочла, что наклейки именно с этими земноводными будут как нельзя более кстати.
Весь вечер я писала письмо. В итоге после нескольких попыток найти нужные слова у меня получилось: "Здравствуйте, Алексей Александрович! Пишет Вам обычная почтальонша. Читала про Вас. Вы реально классный! Очень хочу, чтобы вся эта гадость поскорее закончилась, и Вы вышли на свободу. Душой с Вами и за Вас! Лиза Черепанова".
Затем сложила лист вчетверо, засунула в конверт и заклеила последний сверху. Завтра на почте куплю марок и отправлю.
***
- Лизка, ну, что за детский сад, ей Богу? Можно ж было купить нормальный конверт! - Оксана Борисовна была ошеломлена, если не сказать больше.
- Ну, не умею я писать письма так, чтобы завораживало, - ответила я, бросая проштампованное письмо в ящик. - Так хоть конвертом удивлю.
- А кому письмо?
- Горинову.
- Эх, Лизка, ерундой маешься! - отозвался Серёга, администратор. - Лучше бы бухала!
Я хотела было просто на автомате ответить ему той фразой, которую немцы дружно сказали после поражения в войне: "Никогда больше!". Но тут меня позвала к себе Галина Викторовна. Пришлось подчиниться начальству.
- Лиза, твоя задача на сегодня, кроме писем, доставить вот эту коробку. Вручишь под роспись.
Коробка была по размеру чуть больше ладони и предназначалась некой Семёновой М.В. Дом - тот самый, с которого начался мой первый рабочий день. Квартира пятьдесят семь. Так это ж, получается, та самая склеротичка, которая вчера устроила скандал. Да, попала ты, Лизка! Ну, что делать - такова наша работа!
Отправлена была коробка с балашихинского почтамта, и отправителем значилась тоже Семёнова с именем на А.
- Хорошо. Всё сделаю.
Попрощавшись с коллегами до вечера, я пошла по адресам. Первым делом я решила навестить эту самую Семёнову. Чем раньше от этой стервозной бабы отбоярюсь, тем будет лучше.
Поднявшись на лифте, я позвонила в дверь. Хозяйка, открывшая мне дверь, очевидно, уже была не в настроении, ибо вид у неё был весьма далёк от дружелюбного.
- Здравствуйте! Я с Почты России. Пожалуйста, получите, распишитесь, - с этими словами я протянула ей коробку вместе с извещением.
- Давайте сюда.
Схватив с тумбочки ножницы, она быстро перерезала упаковочный скотч и вскрыла коробку, буквально разорвав на части весь верх. Затем вытащила оттуда завёрнутый в бумагу ключ и записку. Быстро пробежавшись по последней глазами, она принялась ругать отборной матерщиной "неблагодарную стерву Альку".
- Распишитесь, пожалуйста, - напомнила я ей.
Размашисто поставив закорючку, Семёнова швырнула в меня бумажкой, а затем - пустой коробкой вместе с запиской и со злостью захлопнула передо мной доверь со словами:
- На, забирай и проваливай к чёрту!
Подняв с пола коробку, я понесла её к мусоропроводу. Нехорошо огорчать экологических активистов, превращая подъезд в ещё одну свалку. Однако я всё же не сдержала любопытства и, прежде чем выкинуть следом и записку, прочитала её. "Забирай свой ключ, мне от тебя ничего не надо. Нет у меня больше матери". Вот и вся дочерняя любовь! Неудивительно, что эта Семёнова так разозлилась!
Выполнив свой долг перед экологией, я стала спускаться вниз. Когда я уже достигла уровня второго этажа, то услышала звук раскрывающихся дверей лифта и голоса - достаточно знакомые, чтобы тут же остановиться, как вкопанная. Осторожно выглянув в лестничный пролёт, я поняла, что не ошиблась - внизу стояли те самые участковый и военком.
- Или этот Гришин нам фуфло толкает, или Семёновой что-то там показалось.
- Может, ещё раз обыскать квартиру?
- Да мы её и так уже всю перерыли. Ни Андреева, ни ещё каких призывных мужиков. И соседи толком сказать ничего не могут: кто у этого Гришина бывал, кто не бывал! Всем всё пофиг! Давай ещё этого спросим.
"Этот", о чьём появлении возвестил сигнал домофона, выглядел, мягко говоря, не брависсимо. Одежда его была грязной, очевидно, не стиранной со времён царя Гороха. Борода и волосы спутанные, засаленные. За километр от него несло дешёвым пойлом. При каждом шаге он то и дело норовил завалиться и с трудом балансировал, чтобы не потерять равновесие. По всему видно, с алкоголем этот человек был давно на "ты", притом настолько прочно, что неделями забывал помыться и побриться. Жесть! От мысли, что ещё не так давно я сама была ничуть не лучше, хотелось просто завыть волком.
Участковый тем временем потребовал у пьяного мужика документы. Тот, пошатываясь, вытащил из сумки паспорт, который, даже сверху мне было видно, был едва ли в лучшем состоянии, нежели его владелец.
- Старостин Михаил Владимирович, - прочитал участковый. - Квартира двадцать два.
Затем, вернув паспорт, продолжал:
- Скажите, гражданин Старостин, а Вы видели в квартире гражданина Гришина посторонних мужчин?
- Кого-кого?
- Соседа своего. Из квартиры номер тридцать.
- Ваньки, что ли? А хрен его знает? Я у него не бываю.
- Может, видели, как кто-то входил или выходил! - военкома, очевидно, такой ответ не удовлетворил. - Соседка Ваша, Семёнова Мария Васильевна, сообщила, что этот Гришин прячет у себя преступника, который уклоняется от своего патриотического долга. Укрывательство преступника - это соучастие в преступлении.
- Вы эту Васильевну побольше слушайте! - проговорил пьяный мужик заплетающимся языком. - Она давно с головой не дружит. А про Ваньку ещё и не такого наговорит.
- То есть, Вы утверждаете, что никого из гостей у своего соседа не видели и ничего подозрительного не замечали? - участковый снова взял инициативу в свои руки.
- Вообще не видел. Кто к нему когда заходит, без понятия.
Когда, наконец, за моими вчерашними знакомыми закрылась дверь подъезда, я тихонько спустилась вниз. Тот, кого назвали гражданином Старостиным, держась за перила, усиленно пытался подняться на площадку к лифту. Совсем как когда-то я сама.
- Давайте, помогу.
Я взяла его под одну руку. Другой он продолжал держаться за перила.
Так не спеша мы поднялись на площадку. Мой спутник с трудом держался на ногах и едва ли был в состоянии даже вызвать лифт, поэтому я нажала на кнопку. Когда двери раскрылись, я буквально втащила его вовнутрь, и мы поехали на его этаж.
Оказавшись у двери своей квартиры, Михаил принялся искать ключи. В замок он попадал с трудом, поэтому я помогла ему открыть дверь, после чего он буквально ввалился в коридор. Лицо его при этом было почти зелёным. Я без слов поняла, что если мы сейчас же не дойдём до туалета, вся прихожая будет в блевотине.
- Где у Вас сортир?
- Вот там, - он указал рукой на дверь справа.
Доставив Михаила до пункта назначения, я закрыла за ним дверь и невольно осмотрелась. Квартира выглядела не лучше, чем её хозяин. Толстый слой грязи, пыли, разбросанные хаотично вещи - всё это явно говорило о том, что уборки эта холостяцкая берлога не знала уже давным-давно. Невольно мне вспомнилось, как я сама потом приводила в порядок своё жилище. Умаялась тогда просто жуть! Но смотреть на всё это в трезвости я не могла.
Вскоре дверь туалета открылась, и оттуда вышел Михаил.
- Как Вам? Уже лучше? - осведомилась я.
- Наверное.
- Может, чаю поставить? Чёрного, крепкого.
- Давай.
Взяв в руки замызганный чайник, я налила в него воды, отодвинув кран от раковины с кучей грязной посуды. Затем зажгла конфорку и стала искать заварку. В принципе, я могла тут же уйти, однако оставлять зажжённый газ в квартире с пьяным я побоялась. Мало ли что может случиться?
По радио, затерявшемуся среди кучи пустых бутылок, тем временем зазвучала песня, которая привлекла моё внимание тем, что слишком уж плохо подходила к такому натюрморту:
"Я ходил по белу свету,
Я искал твою планету
Среди звёзд разбитых и рассыпанных сердец.
Я искал тебя повсюду,
Я хотел поверить чуду,
Что однажды ты мне дверь откроешь, наконец".
- Спасибо! Ты добрая! - Михаил, шатаясь, вошёл и опустился на стул.
- Да не за что, - ответила я.
- А ты это... Новая квартирантка Юльки с пятого этажа?
- Нет, я почтальон.
- Хорошая ты! Чем-то на Аньку мою похожа. Хреново без неё, хоть вешайся! Надо было к другому врачу пойти. Может, спасли бы. Говорят, рак на ранней стадии лечится.
- Понимаю. Мне тоже без бабушки хреново! Единственный был родной человек!
- Может, это... Выпьем, помянем.
- Нет, я завязала.
- Завязала?
- Ну, да, после её смерти я тоже пила...
Уже второй раз я рассказывала свою историю человеку, которого видела впервые в жизни. Подумала: вряд ли меня осудит тот, кто сам пережил горькую потерю и запил.
- Бросила, получается? - Михаил был удивлён. - Разве бросить можно?
- Как видите, можно. Правда, не скажу, что это было легко... А вот и чай закипел. Заварка есть?
- Вот там, в тумбочке.
Я с трудом нашла более-менее чистую кружку и заварила туда чай, затем поставила её перед Михаилом.
- Сейчас чай заварится, Вы тогда попейте. А я побежала.
![[Ольга Вербовая]](/img/w/werbowaja_o_l/agata/20230808_173204.jpg)