Зимний Вильнюс погодой не радовал. Пронизывающий ледяной ветер залезал под пуховик и под шапку, мелкий дождик моросил, бросая на лицо мокрые плевки. Анины шпильки отбивали унылую дробь по бесснежной, вымощенной камнем мостовой старого города.
Память невольно уносила меня в тот далёкий январь две тысячи пятнадцатого. Тот же ветер, тот же дождь и ни следа пушистого белого снега. Но тогда Вильнюс, несмотря на это, казался светлым и гостеприимным, и в воздухе не витало теперешней тоски. Наоборот, было некое ощущение тепла, близкого счастья. Может быть, потому, что тогда я был молодым? Однако сердце упрямо подсказывало: нет, дело не в этом.
- Тём, сюда, - отвлекла меня от размышлений Аня, завидев очередной магазин с ювелирными изделиями, на витринах которого переливался разными цветами янтарь.
Вздохнув, иду за ней. На язык так и просится вопрос: ну, зачем, Ань? У тебя уже этих серёжек, колец столько! Но что толку спрашивать? Всё равно ответом мне будет: ты ничего не понимаешь! Я женщина, а не какая-нибудь дешёвка, хочу хорошо выглядеть.
Пока моя жена примеряет золотую подвеску с зелёным камнем, я снова отдаюсь во власть воспоминаний. Воспоминаний о той зиме, где осталась Оксана.
Мы познакомились в чайном магазинчике, скромно примостившемся на одном из московских бульваров, куда я, тогда ещё молодой пиар-менеджер в некрупной компании, зашёл купить хорошего кофе. Стоявшая впереди меня девушка в зелёной куртке попросила продавщицу взвесить ей сто грамм чаю.
- Вам какого?... Этот зелёный, слива с корицей... этот чёрный с миндалём и васильками...
- Давайте с васильками.
- С васильками - это интересно, - отозвался я. - И что - вкусный?
- Этот не пробовала, - ответила девушка. - Но вообще я люблю с васильками.
Так и началось наше знакомство. Оказалось, к тому же, что нам по пути. Оксана - так звали девушку - училась недалеко от того места, где я работал - заканчивала пятый курс.
Мы стали встречаться, и вскорости я познакомил её с моими друзьями.
- Прикольная девчонка! - был их вердикт.
- С мозгами, - добавил Игорёк.
- Да ладно мозги! - отмахнулся Стас. - Главное, милашка.
Одни были с ним полностью согласны, другие, наоборот, считали, что Игорёк прав, но главное - Оксана им понравилась. Хорошо отзывались о ней и мои предки: девушка скромная, вроде бы неглупая, хозяйственная - такую бы тебе в жёны.
Оксанкины тоже вроде как оценили выбор дочери по достоинству, когда я ужинал у них дома. Если верить моей подруге, мама сразу отметила, что парень я толковый и к тому же не развязный, как многие молодые люди, в общем, она в восторге. У отца я тоже не вызвал неприятия: нормальный вроде мужик.
А подруги, как рассказывала мне Оксана, по-хорошему завидовали: классный, мол, у тебя бойренд, мы тоже такого хотим!
Не знал я тогда, что не бывает в жизни всё просто и гладко. И то, что слишком хорошо начинается, как правило, плохо заканчивается.
Первый поцелуй... До конца жизни я не забуду нежного соприкосновения наших губ, тепла тонких ручек, обвивших мою шею, взволнованного частого дыхания, обжигающего моё лицо. Не забуду синего, будто разбавленного молоком вечернего неба, зелёных ёлок, фасада здания с замысловатой архитектурой и тёмными, словно скрывающими какую-то тайну, окнами.
Больше всего на свете хотелось, не отрываясь, целоваться до поздней ночи, а может, и до самого утра. С каким трудом расслышали мы тогда голос разума, советовавший нам распрощаться и разойтись по домам. Ночью на улице небезопасно...
Первый раз... Мы и сами не знали до последнего, когда это случится. Сначала мы просто сидели и пили чай у неё дома. Тот самый - с миндалём и васильками, сладкий, как надежда на счастье. Музыкальный центр играл что-то на итальянском - не то Пупо, не то Риккардо Фоли.
Мы говорили до полуночи (благо, была пятница - завтра выходной), целовались, забыв о времени как о чём-то не существенном.
- Ладно, я пойду, - сказал я, догадавшись, наконец, посмотреть на часы.
- Куда же ты? - остановила меня Оксана. - Уж почти двенадцать, да ещё и полнолуние. Сейчас вампиры особенно злые. Оставайся у меня.
И я остался. Да, остался... В её комнате, под одним с нею одеялом. Нет, в эту ночь нам было явно не до сна.
Луна, шикарная и дородная, заглядывала к нам в окно, как любопытная деревенская кумушка, чтобы потом посплетничать с соседками - звёздочками - о том, что она там видела.
Наверное, это прозвучит цинично и жестоко, но я был благодарен судьбе за это полнолуние, для кого-то ставшее последним в жизни - долгой или не очень. Я не думал о тех несчастных путниках, оказавшихся сей поздней порой на улице, и о том, как под зловещим взглядом луны вампир вонзает кому-то в шею свои острые клыки.
Вампиры... Первое упоминание о них в российских СМИ пришлось на две тысячи девятый после того, как группа археологов, производивших раскопки в Трансильвании, наткнулась на усыпальницу одного из приближённых Влада Цепеша - того самого Влада, которого называли Дракулой. Одни из археологов был наш соотечественник. После раскопок он вернулся на родину, и вскоре в пригороде Оренбурга стали находить обескровленные трупы людей. Да и некоторые живые люди вдруг перестали ходить на работу, на учёбу и просто погулять. Сами они мотивировали это кто страхом, кто внезапной болезнью, однако по вечерам вдруг становились оживлённее. Власти до последнего отмахивались: мол, не верим в вампиров и тому подобную чушь. А вампиризм тем временем разростался. И вот уже не только в Оренбургской области пьют кровь. Москва, Питер, Сахалин, Кавказ и даже Калининград - не было, пожалуй, такого города, где не случалось бы вампирских нападений.
Притом, не все жертвы, ставшие вампирами, были обращены в таковых насильно. Многих, особенно молодых, привлекала вечная молодость и бессмертие, которые может дать один-единственный укус. Кому-то это просто казалось интересным. Такие не только не опасались ночных кровосовов, но и специально платили за то, чтобы их укусили. Вампиры, в свою очередь, быстро смекнули, что так можно заработать неплохие деньги. Добровольцев с радостью кусали, случайных жертв старались не оставлять в живых.
Зарабатывали на этом и подпольные наркоторговцы, и продажные учёные, разработавшие специальные мази, позволяющие вампирам разгуливать при дневном свете.
Теперь вампиры были среди нас: работали, учились, случайный попутчик в автобусе или грубиянка-продавщица в магазине вполне могли оказаться самыми настоящими кровососами. Хотя, если ты достаточно наблюдателен, заметишь, что у этого человека нет тени, этот по непонятной причине избегает зеркал, а этот, проходя мимо овощной лавки, вдруг побледнел (там же чеснок!). Надо ли говорить, что церковь такие господа обходили десятой дорогой?
Ещё один признак вампиризма - сонливость днём, которая к вечеру проходит. Но погода и полный переход на летнее время сделали сонными столько нормальных людей, что распознавать вампиров по этому признаку стало делом ненадёжным. Зато восклицания старых друзей, встретившихся лет через десяток: "Ба, да ты совсем не изменился!" - приобрели оттенок некой подозрительности: а не вампир ли ты, дружок?
Нередко вампиры сбивались в стаи, образуя целые бандформирования. С теми, у которых находилось достаточно денег, наша доблестная полиция не только не боролась, но и крышевала - ровно так же, как прежде - обычных бандитов. Да и среди наших полицейских были вампиры. Находились они и среди бизнесменов, политиков и чиновников.
И в это неспокойное время я встретил свою Оксану. Мог ли я подумать, как скоро я её потеряю? Проклятые, проклятые вампиры!
Незаметно приближался Новый год, а с ним - долгие зимние праздники. Тридцать первое мы отмечали сначала у неё, потом у меня, а после - почти до утра гуляли вместе с друзьями и знакомыми. А первого вечером сели в поезд, который утром привёз нас к балтийским берегам. Впрочем, берега - это громко сказано, ибо в Вильнюсе моря никогда не было.
С вокзала нас отвезли в гостиницу, а после мы отправились гулять по городу.
Теперь, гуляя с женой по булыжным мостовым старых улиц, я вспоминаю,Ю как семнадцать лет назад гулял по ним вместе с Оксаной. С каким интересом рассматривала она здание ратуши из белого камня, стоящее на перекрёстке двух дорог, на церковь с красной отделкой, в которой Пётр Первый крестил арапа! И как тщательно она подбирала ракурсы на Кафедральной площади, стараясь, чтобы в объектив попал и большой собор, и стремящаяся ввысь колокольня, и стоящий посреди площади князь Гедиминас, и даже красная крепость на холме. Но в итоге всё это пришлось фотографировать по отдельности. И уж не описать того любопытства, с которым слушала Оксана рассказ экскурсовода о том, как бы основан Вильнюс, какой странный сон приснился его основателю - Гедиминасу, почему у него, кстати, меч в левой руке, а не в правой, как король Сигизмунд Август женился на красотке Барбаре, которая не была ему ровней, почему у святого Казимира на иконе три руки, как крестоносцы совершали набеги на Литву, которую Римский Папа отказывался крестить, хотя литовцы сами подавали такое прошение. Ане бы эти истории быстро надоели, а Оксана слушала, задавала вопросы. У меня до сих пор где-то хранится рождественская открытка с фотографией, сделанной в церкви. За оградкой на соломе - две живые белые овечки с мягкой закрученной шерстью, а сверху на полочке - сделанные из соломы Дева Мария с младенцем и мужем Иосифом. Музей янтаря, куда нас водили, Оксане тоже понравился, так же, как понравилась ей Литературная улица, где на стенах домов всякий мог нарисовать картину и таким образом себя проявить. Особенно привлекла Оксану табличка на одном из домов по этой улице. Там одно время жил поэт Адам Мицкевич. Ещё одна табличка - память о журналисте, убитом за разоблачительные статьи про мафию. Витас, кажется, его звали. Фамилии не помню.
После экскурсии мы, пообедав в ресторанчике, гуляли дотемна. Вечерний Вильнюс сверкал и переливался огнями. К уютно-тёплому свету окон примешивалась подсветка для достопримечательностей, новогодние гирлянды, уличные фонари. Из кондитерских доносились запахи свежеиспечённых булок, корицы и шоколада. Как же Оксана любила шоколад! Мог ли я отказать ей в удовольствии зайти и выпить по чашечке?
В гостиницу мы вернулись почти что глубокой ночью. Благо, вампиризм в Литве не принимал столь большого размаха, как в родной России. Пришлось также пройти до супермаркета купить себе чего-нибудь к ужину.
На следующий день мы с утра отправились в Каунас, который после войны был временной столицей Литвы, одной из четырёх за всю историю. Город встретил нас замком, в котором мать Сигизмунда Августа прятала сокровища; мостом через реку Неман, по которому, благодаря разнице во времени на двух берегах, в древности время пути было две недели; Ратушной площадью с ёлкой из пластиковых бутылок; кафедральным собором, обычным для городов, где живут католики; вымощенными улицами; остатками крепостных стен, удачно встроенных в современные здания. Даже жаль, что не всё получилось сфотографировать.
Батарейки сели у здания почты, вход в которую охраняли две бронзовые собаки. Говорят, если встать между ними, загадать желание, подержавшись за них, оно сбудется. Ну, я человек рациональный - что мне до этих суеверий? Но Оксана встала, взялась за отполированные мордочки. Я только собрался заснять эту картину, но...
- Плохая примета, - произнесла Оксана с огорчением. - Наверное, не сбудется желание.
Только потом она призналась, что в тот момент загадала, чтобы мы были вместе и жили долго и счастливо. Эх, Оксана, как же ты была права! Не суждено этому было сбыться, увы. Ты ушла, оставив одни воспоминания.
Но тогда мы ни о чём не думали - просто веселились. Не думали, когда нас в буквальном смысле послали к чертям (есть в Каунасе такой музей). Мы ещё тогда для прикола купили по рюмке с изображением чёртика. Типа чтобы всегда помнить, от кого сей соблазн. Не заморачивались и когда рассматривали картины Чюрлёниса в музее напротив. Как только Оксана понимала эти картины? У его современников от таких явно крыша съезжала.
- Видишь, Тём, - говорила Оксана. - Каждая из них с намёком. Вот "Буря", большие волны - и все они из мелких пузырьков. Или короли, что держат мир. Его нужно беречь, чтоб не разрушить.
- Хочешь сказать, что всё в наших руках?
- Думаю, что да.
Тогда я тоже так думал. Наивный! Нет, я, конечно же, знал, что порой в нашу жизнь вмешиваются обстоятельства непреодолимой силы. На деле же оказалось, что они-то и есть вся жизнь, и мы, простые смертные, мало что можем изменить.
Отведённое нам свободное время мы гуляли по аллее Лайсвейс. Дошли до старой части города. Там накупили открыток, магнитов с видами на Каунас, по пути нашли магазин фототоваров. Вот почему на наших фотографиях из Каунаса почти нет дневных снимков - зато много вечерних. Но не найдётся там ни подсвеченной огнями пластиковой ёлки, ни белеющей в сумерках городской ратуши. У нас просто не хватило времени туда дойти. Буквально в последний момент забежали мы в автобус, извиняясь за пятиминутное опоздание.
Третий день - свободный - мы провели в том же Вильнюсе. Позавтракали - и в город. Но не для того, чтобы Оксана накупила побольше украшений и тряпок - это мы оставили на потом. Сперва она хотела добраться до крепости на холме. Туда мы, не откладывая, и полезли.
Приходилось ли вам наблюдать Вильнюс с высоты птичьего полёта? Очень рекомендую - не пожалеете. Стоишь на крепостной стене, повернёшься в одну сторону - под ногами лоскутное одеяло из старинных домиков с красными крышами, широкой площади из гладкого камня, белых пятен собора с зелёными краями холмов. Далеко внизу стоит спешившийся Гедиминас. В глаза тебе с любопытством смотрит колокольня и виднеющаяся вдалеке телебашня. Повернёшься в другую - и тебе откроется набережная реки, серые извилистые дороги, новые многоэтажные дома. А назад повернёшься - к тропке, по которой взбирался, - на соседнем холме увидишь белый крест. Да, кстати, можно было и не карабкаться пешком - со стороны новой части города специальный подъёмник. Впрочем, кому как, а мы с Оксаной спускались на своих двоих.
Последующий за крепостью поход по магазинам и в кафе заняли не так уж много времени, но зимой сумерки на землю опускаются быстро. Пока мы доехали на автобусе до района Каролинешки, пока дошли до башни, подсвеченной, как новогодняя ёлка, протянутыми от верха до самого низа гирляндами, над городом уже нависала тёмная ночь. Впрочем, нет, не такая уж и тёмная. Поднявшись на лифте на вершину башни, мы были поражены открывшейся перед нами панорамой. Казалось, какой-то искусный мастер, не жалея труда, выстроил маленький игрушечный город.
На медленно вращающейся круглой площадке стояли столы, за которыми, весело переговариваясь, ели и пили туристы - посетители ресторана. Аня бы никогда не простила, если бы я, не дай Бог, ответил отказом на её предложение к ним присоединиться - устроила бы истерику. Но только не Оксана. Она об этом даже не заикнулась, понимая, что здесь даже стакан воды будет стоить целое состояние. Поэтому мы просто стояли на платформе и смотрели вниз. Помню, как Оксана всё пыталась найти Кафедральную площадь, а когда она, скудно освещённая соседними огнями, наконец, показалась, радовалась так, словно нашла клад.
Мы бы, наверное, простояли там очень долго, но надо было возвращаться в гостиницу, собирать вещи. Ибо завтра мы туда больше не вернёмся.
Тракай - небольшой городок с деревянными домиками вдоль единственной улицы, с озером, растянувшимся на многие километры. "Фу, деревня!" - презрительное мнение моей жены об этом местечке.
И вправду, ничего особо примечательного в Тракае не было, за исключением роскошного замка, построенного Витовтом.
Если заглянуть в мой фотоальбом, можно увидеть фотографию: берег реки, вдалеке, на острове, ясно вырисовываются стены и башни того самого замка. В сторонке стою я, нежно обнимая Оксану. А у ног застыли наши тени, разделённые чётким швом между бетонными плитами. Наверное, это был ещё один знак того, что наше счастье недолговечно.
Внутри самого замка тоже было достаточно интересного. Экскурсовод рассказывал про знаменитую битву с войсками "Евросоюза", в которой Витовт проявил себя как талантливый подководец, и литовцы одержали победу; о не сбывшейся мечте Витовта стать королём; а также про сам замок: как его строили, по какой технологии, как оборонялись от врагов, как разрушили, а потом вновь реставрировали. Показывали фотографии, каким был этот замок в пятидесятые годы прошлого века - одни руины.
После обеда нас повезли обратно в Вильнюсь. Остановились прямо у вокзала, чтобы выгрузиться с вещами и сесть на поезд. Настала пора возвращаться в Москву.
Ну, почему судьба бывает так жестока? Почему нельзя вновь повторить этих чудесных дней? Если бы только можно было, свернув за угол, встретить здесь Оксану! Я бы сделал вид, что очень удивлён. "Оксана!? Что ты здесь делаешь?" - спросил бы я её. "А я тебя жду, Тёма", - ответила бы она, улыбаясь. И мы, слившись в объятиях, пошли бы гулять по улочкам Вильнюса, довольные и счастливые, будто не было меж нами этой пропасти длиною в жизнь. Потому, вернувшись в Москву, пили бы чай с васильками у неё на кухне, болтали бы о пустяках, смотрели бы друг другу в глаза. Как тогда, расположившись в последнем вагоне на боковушке. Оксана не требовала большего. Это Ане подавай купе - и чтоб, не дай Бог, не было там ни одного чужого. Оксана же была не против поболтать со случайными попутчиками. До сих пор помню, как она тогда на пару с соседками затянула песню про Беловежскую пущу (мы тогда как раз границу с Белоруссией проезжали). Как же хорошо она пела! Не то что Аня, чей высокий голос сгодится разве что при пожарах и ограблениях.
Оставшуюся часть новогодних каникул мы гуляли по Москве, посещали выставки картин, скульптур, побывали в театре на спектакле "Таланты и поклонники". Оксана очень любила пьесы Островского. Где-то смехом, где-то трагедией бросал этот великий классик вызов окружающему миру. Этим он, видимо, и привлёк Оксану.
Дурная привычка - пытаться найти справедливость в нашем жестоком мире. Оксана её искала. Поначалу это вызывало у меня умиление и даже какую-то ностальгию. Я невольно вспоминал тогда своё розовое детство, когда я думал: вырасту - запросто смогу горы свернуть. Святая наивность! Все мы в этом мире - песчинки. Если нас много - ещё можно что-то изменить. Но одна песчинка погоды не сделает. Это я не раз пытался объяснить Оксане, но она только начинала со мной спорить. Она не хотела этого понимать. Жаль, очень жаль!
Если бы она хоть разок услышала мои слова: да ладно, не дёргайся - всё равно всё будет так, как есть, - мы были бы сейчас вместе. И не одни - у нас могли быть дети. Мальчик и... ещё мальчику - как говорил герой "Служебного романа". Те дети, которых Аня не может мне дать при всём желании. Аборт, сделанный через год после нашей свадьбы, оказался для неё роковым. Придётся, по-видимому, разводиться.
Будь на её месте Оксана, она бы, услышав свой приговор, наверняка с её большим рвением отдалась бы борьбе за добро и справедливость, которая стала бы для неё единственным, ради чего стоит жить. Впрочем, что я говорю? Оксана бы никогда не сделала аборт. Она считала это узаконенным детоубийством. Аня подобными вещами не заморачивается, для Оксаны же, по-моему, всё на свете было важно. Как только человек может так жить?
Кто же, в конце концов, убил наше счастье, превратил его в руины? Я даже знаю фамилии этих людей. Брусникин, Удавченко, Воронов-Глазов... И они были не одни. Было ещё множество персон не столь известных, о которых мы, по-видимому, так и не узнаем. Политика - грязное дело. Эти деятели даже не задумываются о том, что, желая унизить и опорочить друг друга, они ненароком причиняют ущерб простым людям. Мы для них не более чем мошки, нас просто никто не видит.
Тот же Брусникин. Ну чего ему так приспичило баллотироваться в президенты? Ладно бы его партия "Надежда России" прошла в Госдуму. А то ж ведь не прошла. Охотно верю, что голоса у них были украдены - председатель ЦИКа Воронов-Глазов - Мастер с большой буквы (так с нескрываемым восхищением говорил о нём президент Удавченко). Будь я на месте Брусникина, я бы не упрямился - попытался бы, как другие политики, договориться с Кремлём: мол, я и моя партия голосуем за ваши решения, а вы нас пропускаете в Думу. Брусникин же не умел договариваться, что очень восхищало Оксану. Она с радостью собирала подписи за его выдвижение - так же, как пару месяцев назад собирала подписи за "Надежду России". Если бы она ещё делала это втихую! Но нет - об этом знали все, кто хоть мало-мальски был знаком с Оксаной.
- Да чего ты паришься? - говорил я ей. - Всё равно твой Брусникин не соберёт два миллиона. А если и соберёт, всё равно не выиграет - это уже политический труп.
Но подпись всё-таки поставил - только ради Оксаны.
Подписи, вопреки моим прогнозам, собрать удалось, но вскоре Брусникина сняли с выборов по подозрению в вампиризме. Притом, доказать, что он вампир, не удалось ни тогда, ни в последующие годы. Сам Брусникин пытался убедить общественность в обратном - в эфире на глазах у телезрителей вертел в руках зубчик чеснока и даже, по-моему, откусил кусочек. Однако тени его не было видно. Я сам по долгу службы имел дело с рекламой - знаю, с какой стороны надо снимать, и каким должно быть освещение. Время тоже было подобрано хорошо - вечер, когда вампиры отнюдь не сонные и вялые. Поэтому то, что несостоявшийся кандидат держался вполне себе бодро, ни о чём не говорило. Чеснок на следующий же день объявили муляжем. Невиновность Брусникина так и не была доказана.
Хуже всего то, что из-за этой истории репутация Оксаны тоже пострадала. Собирала подписи за вампира - это "круто"! Покаялась бы, дурочка - выпучила бы глаза: надо же! А я-то ему верила! Кто бы мог подумать? Ай-ай-ай! Тогда бы её простили - с кем не бывает. Она же упёрлась: да не вампир он никакой, всё это не более чем фокус, чтоб с выборов снять, а всё потому, что власть его боится. Выгораживает вампира. Зачем? Может, она и сама вампирша?
-Я вот давно заметила, что твоя Оксанка какая-то странная, - всё чаще говорила мне мать. - Вроде бы показалась неплохой, но что-то мне в ней...
Друзья мои, как оказалось, тоже давно были в ней разочарованы.
- Я как увидел, сразу понял: девчонка со сдвигами, - говорил Игорёк.
- Да к тому же страшненькая, - добавлял Стас.
К тому же, выяснилось, что Оксана и вялая, и какая-то неестественно бледная. А ещё в том районе, где она живёт, недавно нашли труп мужчины. Без крови...
- Смотри, Тём, - подшучивали друзья. - Будешь с ней целоваться, а она тебя - цап в шею.
Да и мне самому вскоре стало казаться, что вид у Оксаны какой-то нездоровый, и вечером она более живая и весёлая, чем днём. Я сотню раз видел её тень, любовался её отражением в зеркалах. Да, это было. Но чем чёрт не шутит! Научились ведь вампиры жить при дневном свете. Вдруг теперь и тень отбрасывать могут? Недаром же те, кто были её лучшими подругами, от неё отвернулись.
Но особенно невыносимы были для меня насмешки друзей. Чтобы лишний раз на них не нарываться, я старался не видеться с Оксаной в открытую. А если друзья и знакомые нас всё же "засекали", искал повод поскорее удрать, а им потом говорил: случайно встретил, она сама ко мне привязалась.
Но вскоре надобность прятаться и вовсе отпала. Те же самые Игорёк и Стас, решив, что ни к чему мне долго быть одиноким, познакомили меня с Наташей. Полгода мы повстречались, потом надоела. Оставлять ребёнка она не стала - молодая ещё, погулять хочется. Да я и не настаивал - теперь у меня была Ира. После Иры у меня ещё были Маши, Даши, Светы, Кати... Да, Катя была ещё тот фрукт! Встречался я с ней недолго. Уже не припомню, тол и мне надоели её фокусы, то ли она была ко мне в претензии. В общем, расставались со скандалом.
К тому времени я уже, кажется, не работал менеджером - у меня тогда уже был свой бизнес - и весьма прибыльный. Я быстро богател, и годам к тридцати пяти у меня уже было всё: шикарная квартира в центре Москвы, коттедж за городом, три машины новейших моделей и солидный счёт в банке. Не было одного - семьи.
Тогда-то я и познакомился с Аней. Вернее, друзья нас познакомили.
- Ничего что дура, - говорили мне в один голос. - Зато красотка зашибись - ноги от ушей, и ваще просто секси. Дурак будешь, Тёмка, если такую женщину упустишь.
Ну, я и женился.
- Тём, ты что, оглох? - вырвал меня из прошлого голос моей законной. - Триста пятьдесят лит.
Я молча достал кошелёк и выложил на прилавок требуемую сумму. На те побрякушки, что любезная продавщица заворачивала, я уже не глядел.
"А счастье было так возможно! - говорил великий Пушкин устами своей героини. - Так близко..."
А ведь мы с Оксаной тоже вполне могли быть счастливы. Ну, чего ей стоило подождать два года? Неужели это такой большой срок, что можно состариться? Раньше девчонки парней из армии столько ждали. Раньше, пока Брусникин, ставший-таки президентом, не отменил "призывное рабство". А ещё раньше народ, наконец, увидел его тень.
Зато тени президента Удавченко так никто никогда и не увидел. Хотя, я думаю, все давно догадывались, что он вампир. Я, по крайней мере, точно подозревал - даже тогда, когда ставил за него галочку (всё равно ведь победит). Очень уж странным казалось мне то, что все важные встречи он старался назначать ближе к вечеру.
Трудно сказать, что послужило началом тех массовых демонстраций, которые так испугали Удавченко. Чего он только не придумывал, чтобы удержаться у власти! Без толку. Оппозиция росла всё быстрее и всё громче требовала его отставки. А тут ещё фильм злосчастный показали, где был переворот в Чили в начале семидесятых. Может, показали без каких-либо намёков, но Удавченко воспринял это в меру своей испорченности - стал собирать вещи, чтобы куда-нибудь свалить.
Далеко он, однако, не убежал - достали собственные прихлебатели, желавшие выслужиться перед новой властью. Очевидцы говорят, президент дико выл, когда его обливали святой водой.
Не менее печальной была участь и Воронова-Глазова. Мы с Катей видели в новостях, как он орал: "Уберите зеркало!" А на следующий день отец Виктор, который до этого предсказывал, что без Удавченко нашу страну ждут великие бедствия, в своём интервью объяснил, зачем он окатил святой водой председателя ЦИКа: "Вампиры - это нечисть, а с нечистью надо бороться". Поддержал его в этом и Святейший Патриарх, прежде говоривший, что все нападки оппозиции в адрес Воронова-Глазова - не иначе как от лукавого.
Сразу после победы Брусникина я позвонил Оксане. И тут же положил трубку. Нет! Пусть это будет сюрприз. Она, наверное, сейчас у окна сидит, несчастная и одинокая, напрочь отвергая все предложения войти прогуляться. Вздыхает, коротая долгие холодные вечера и не менее долгие бессонные ночи. Я знаю, она ждёт меня. Ждёт, считая дни, недели, месяцы. Сейчас, Оксана, сейчас, я иду к тебе! Бегу, лечу на крыльях любви! Вот она услышит звонок в дверь, подойдёт унылой походкой, нехотя откроет, а там я с букетом алых роз.
Вот я уже поднимаюсь на третий этаж (как же всё-таки бесконечны ступеньки!), звоню в дверь, мысленно представляя, как моя любовь бросится мне на шею, задушит в своих объятиях, и мы до поздней ночи будем целоваться и пить её любимый васильковый чай, рассказывая друг другу о своих мечтах и надеждах. А всё горькое оставим позади.
Я несколько опешил, когда вместо Оксаны увидел на пороге её мать.
- Артём? Тебе чего? - спросила она не слишком дружелюбно.
- Я к Оксане, - пробормотал я в ответ растерянно.
- Оксана здесь больше не живёт.
- Как не живёт? - а сам в следующий момент испугался: вдруг она, будучи не в силах вынести этих мук, покончила с собой? - Где она?
- Дома у мужа.
- У мужа?!
Оксаночка! Милая Оксаночка! Ну зачем ты от безысходки такую глупость сделала? Зачем пошла замуж за нелюбимого? Я же знаю, что ты его не любишь! Ты готовишь ему, стираешь его одежду, спишь с ним, но каждую минуту ты думаешь обо мне. И самое худшее, я знаю тебя, Оксана, знаю, что ты будешь "век ему верна".
В тот вечер я напился до беспамятства.
Прихожу в себя снова, возвращаюсь в суровую реальность тридцать второго. Аня уже набрала украшений и намекает, что пора бы "пожрать". Доходим до конца улицы - туда, где Кафедральная площадь раскинулась на много метров. Так же прекрасен тот собор, так же величественно, как и много лет назад, стоит колокольня. Всё так же с вершины холма глядит крепость, и Гедиминас по-прежнему стоит, держа меч в левой руке, и наблюдает, что там делается внизу. Одного только не хватает. Самого главного...
- Гриша, ты куда? - услышал я женский голос где-то за спиной.
Я даже вздрогнул - настолько его звучание было мне знакомым.
- Хочу с Гедиминасом сфоткаться, - ответил мальчик лет десяти, подбегая к памятнику.
Уж больно знакомые у него черты лица. Я обернулся.
Она стояла позади, чуть изменившаяся, с морщинками около глаз и проседью в волосах, но это была моя Оксана! Неужели? Я не сплю, не сошёл с ума? Чудо, в которое я верил и не верил. Осталось только броситься к ней, крикнуть: "Оксана!", но... Я только сейчас заметил третьего лишнего. Одного только взгляда на него хватило, чтобы понять, в каком отчаянии должна быть женщина, чтобы решиться выйти за такого. Весь какой-то невзрачный, совершенно не красивый, никакой в общем. Таких миллионы - пройдёшь и не заметишь. А вдобавок ещё и роста низенького.
Я посмотрел на Оксану. Она смотрела на этого с обожанием. Как такое возможно? Тщетно я выискивал в её взгляде затаённую брезгливость, вынужденное смирение и память о том человеке, которого она любила, память, которая не стирается временем. Но нет, глаза её говорили: я люблю тебе всем сердцем, всей душой, ты моя, а я твоя навеки. Говорили не мне - ему.
Счастливый Гриша тем временем, сфотографировавшись рядом с литовским князем, побежал к родителям. Тогда-то Оксана, наконец, меня заметила. Мог ли я думать, что когда-нибудь она посмотрит на меня так?! Так смотрят на случайных прохожих, на предмет мебели, на стенку. Но никак не на того, по ком сердце истосковалось. Неужели же она меня даже не узнала? О, женщины! Прав был Шекспир, когда сказал: вам имя вероломство! Вот чего стоит хвалёное женское постоянство! Я думал о ней каждую минуту, а она... Увы, она совсем обо мне не думала.
- Ну, чего пялишься? - дёргает меня за руку моя жена. - Пошли.
Иду с ней. Что мне ещё остаётся делать?
Пройдут годы, потеряет свою привлекательность Аня, превратившись в старуху, состарюсь и я уже рядом с другой женщиной, но навсегда в моей памяти останется Оксана и её предательство. А васильковый чай я с тех пор ненавижу. Его сладкий вкус и аромат всю жизнь будет напоминать мне о том, как недолговечна любовь и как скоротечно счастье.