Дать подножку. Подложить кнопку. Дёрнуть за косичку. Старо, старо, как мир. Да и неинтересно уже. Что ж друзья не могли придумать что-нибудь оригинальнее? Эх, скукотища! И что обиднее всего, Саша и сам не мог придумать, чем бы удивить Настю. Как привлечь её внимание к своей персоне? Она ведь такая гордячка, с мальчишками и знаться не желает. Мол, все они хулиганы и двоечники, ей, отличнице, не чета. Изредка, правда, она удостаивала Сашу и его друзей вниманием. И это внимание в полном смысле слова сваливалось на их головы. В виде тетради, а то и учебника. В лучшем случае ограничивалось гневным: "Придурки!". Но Саша был рад и такому вниманию. Значит, неравнодушна к нему Настёна.
Илья задумчиво теребил фантик только что съеденной конфеты. Саша молча глядел на одноклассники, и тут ему пришла в голову "замечательная" идея.
- Слушайте, а давайте подсунем ей фантик. От конфеты.
Идея была встречена на ура.
Ловкими пальцами Саша взял фантик и завернул его. Погляди кто-нибудь на это "произведение искусства", он бы ни за что не подумал, что это просто фантик. Казалось, внутри спрятана целая конфета. Это хорошо! Настя по первости тоже так подумает. И, должно быть, очень удивиться, когда развернёт и увидит, что она пустая.
- Идёт, - Вадик заговорщически прижал палец к губам и отошёл от классной двери.
Друзья тотчас же устремились к своим местам и сделали вид, что усердно готовятся к уроку математики. Первый "Г" стал с шумом заполнять класс. Мальчики, шумя и дразнясь, норовили дёрнуть девочек за косички, девочки давали сдачи и со злорадством глядели на смирно сидящей за партами компании. Мол, не выучили дома, а теперь сидят, пытаются быстренько наверстать упущенное. Ну что ж, попробуйте!
Кинув снисходительный взгляд на "неучей", Настя направилась к своей парте. Саша затаил дыхание. Вот она заметила конфетку и с удивлением глядит по сторонам. Кто же это её угощает? Саша опустил глаза и сделал вид, что занят домашним заданием. А сам исподтишка глядел, как Настя, пожав плечами, принялась разворачивать конфету. И тут... девочка заревела в голос.
Этого Саша никак не ожидал. Он ждал чего угодно: что Настя рассердится, порвёт фантик, выкинет в мусорку; что скривится; что скажет на весь класс: "Ну, придурки!". Но чтобы она вдруг начала плакать. Та, которая, казалось, и плакать-то не умеет.
Если бы Настя в тот момент подняла голову, она бы увидела, как Саша покраснел до кончиков ушей. Впервые за свою недолгую жизнь он не знал, что делать. Рассердись она, он бы стал убегать, дразниться, показывать язык. Сейчас же у него возникло доселе неведомое желание - утешить её.
Наконец, набравшись чуток смелости, он неловко подошёл к девочке и пробормотал:
- Насть, ну, извини! Я больше не буду.
- Да ну тебя! - ответила Настя, продолжая плакать.
- Насть!
Она не ответила. Тогда Саша подошёл к своему ранцу и достал свою любимую конфетку, которую думал съесть после уроков. Сделав это, он снова приблизился к Насте и протянул ей сладость:
- Возьми. Эта нормальная. Точно. Вот, смотри.
Он развернул конфету, надеясь, что Настя поднимет голову и поймёт, что Саша говорит правду. Но она не смотрела на него.
В этот момент в класс вошла учительница и сказала с обычной строгостью.
- Так, дети, все по местам - начинаем урок.
Саша неспешно поплёлся к своей парте, положив конфету на Настину тетрадь.
- Семушина, ты почему плачешь? - спросила учительница. - Кто тебя обидел?
Саша не успел понять, какая неведомая сила подняла его с места и заставила сказать:
- Я, Марь Степанна.
Одноклассники посмотрели на него с нескрываемым удивлением. Что касается учительницы, у той просто челюсть отвисла. Чтобы Саша Никонов признавался в своих проделках! Но, несмотря на удивление, она быстро пришла в себя и строго спросила:
- Зачем, Никонов?
- Не знаю.
- Не знает он! Дневник на стол! Быстро!
Трясущимися руками он протянул Марье Степановне дневник. Он сам готов был заплакать от стыда. Но вдруг... Настя подняла голову и посмотрела на него, как не смотрела никогда. С каким-то уважением. Интересно, за что?
На тёмном экране замелькали титры. Настя нажала на кнопку пульта и разочарованно вздохнула. Её опять обманули. В который раз. Совсем как в первом классе, когда подсунули вместо конфеты пустой фантик. Тогда-то она в первый раз в жизни заплакала от обиды. Вот и сейчас ей хотелось плакать. Как жаль, что она уже взрослая! Взрослая не должна, не имеет права быть слабой.
И всё-таки как обмельчали люди, подумалось вдруг девушке. Всего один человек из всех, что её обманывали, нашёл в себе мужество извиниться. Да ещё и признаться учительнице. Не с глазу на глаз, а при всех. Хоть бы разок министр культуры последовал его примеру и появился бы на ОРТ с официальным извинением! Да что министр - хоть бы один-единственный режиссёр или даже актёришко. Словом, кто-нибудь из тех, кто имеет отношение к таким фильмам.
Сериал, так огорчивший Настю, имел многообещающее название "Люблю несмотря ни на что". А начинался-то как интересно! Сын богача и деревенская сиротка... Неземная любовь, ради которой он забывает о столичной невесте, свадьба. Потом подстава, обвинение молодой в измене, предательство. Бедняжку выставляют на улицу, невзирая на то, что она ждёт ребёнка. Сам главный герой преспокойно женится на своей забытой.
Тогда Настя думала, что он ещё пожалеет о предательстве, будет валяться в ногах у брошенной. Но это будет потом, а пока молодая женщина сама вырастит ребёнка, сама сделает человеком, да ещё и добьётся в жизни успеха, как Катя из фильма "Москва слезам не верит". Но главная героиня, вопреки ожиданиям, спилась.
А Настя, чувствуя себя обманутой, не понимала, зачем этот "шедевр" вообще сняли? Чтобы зрителю захотелось удавиться от безнадёги? Или чтобы лишний раз напомнить, что жизнь жестокая? И при этом ничему полезному не научить.
- Ну а что ж теперь только сказки показывать? - удивился отец, когда Настя поделилась с ним своими мыслями. - Это в сказках всё хорошо, добро побеждают зло, живут долго и счастливо и умирают в один день. А в жизни обычно наоборот. И женщины, которых бросил муж, очень часто спиваются. Это жизнь!
- Но есть же такие, - с надеждой спросила девушка, - которые сами растят детей и даже не думают пить?
- Есть, конечно, но редко. В основном спиваются.
"Действительно, это жизнь", - думала Настя, вынося мусорное ведро.
Отцу, конечно, лучше знать. Когда он повстречал Настину маму, он уже был женат на другой. Первую жену он уже давно не любил, но до сих пор жил с ней только потому, что не нашёл себе лучшей пары. Встреча с Настиной мамой, тогда ещё молодой девушкой, всё изменила. Отец ушёл из семьи и женился на своей любовнице. А первая жена после развода спилась, так же, как и героиня сериала.
По пути Настя решила заглянуть в почтовый ящик. Как всегда, он был не пустой - через щёлочку белела какая-то бумажка.
Открыв ящик, девушка кинула небрежный взгляд на первый лист, исписанный печатным текстом. Наверняка очередная розово-сиропная муть! Опять, наверное, о любви до гроба. Чушь всё это! Это только в сказках бывает, да в старомодных фильмах. А в жизни любовь заканчивается тогда, когда у женщины появляются морщины. Мама об этом знает не понаслышке, потому и тщательно следит за собой. К счастью, это нетрудно. Учитывая, что она на двадцать лет моложе папы.
Решительным движением Настя скомкала все бумажки и, бросив в ведро, направилась к помойке...
"Нет на свете порочнее страсти, чем та страсть, что к себе самому". Хорошо сказано! Даже жаль несчастного Лопе. Раскритиковала Любавина "Собаку на сене" вдоль и поперёк.
- Нда, - вслух подумал Саша. - "Собачка у него и вправду подкачала. Даром что классика!"
А ведь права Виктория, ох как права! Диана, эгоистичная графиня, привыкшая получать всё, что пожелает, разве могла она любить кого-то, кроме себя? А любовь, возникшая от ревности? Можно ли придумать что-то более дикое?! Ревность - эта та же зависть. Притом чёрная - "не мне, так никому". Как может такая зависть породить светлое чувство - любовь?
Нажав "Скопировать", Саша принялся с любопытством рассматривать другие страницы "Ликбеза". У Белышева, как всегда, парочка рассказиков - коротких, но ярких. Андрей Моисеевич не любитель писать длинные.
Вот ещё несколько авторов, чьи книги не продаются в книжных. По ним не снимается популярных фильмов, но у них есть одно важное преимущество - идея. То, что в популярных бестселлерах частенько отодвигается на второй план. Собственно, само название "бестселлер" как нельзя красноречивее говорит о главной цели, с которой они пишутся. С английским у Саши никогда проблем не было.
Где же Инна Саакян? А вот она. Саша всегда с нетерпением ожидал её новых рассказов, и большинство из них очень нравились ему. Хотя многие критиковали их за прямолинейную мораль, однако, для Саши это отнюдь не было недостатком. Что плохого в том, что рассказ чему-то учит? Не это ли главная задача литературы?
На этот раз Инна порадовала читателей красивой любовной историей. Они любили друг друга, всей душой, всем сердцем. Но не могли друг к другу прикоснуться. Их разделяла преграда, переступить которую было не просто риском - смертельным безумием. Трудно любить девушку из другого мира - существо, которое, попав в этот мир, превратится в туман. Нелегко и ей любить того, кто не сможет выжить в её мире. Но они любили несмотря ни на что, не могли друг на друга налюбоваться, наговориться, и каждый, отдавая себя без остатка, желал, чтобы другой был счастлив. Ревновал ли кто? Он - всего один раз, по глупости. Она - никогда, ибо в её мире нет места этому дурацкому чувству. "Пусть мне будет плохо, лишь бы любимому человеку было хорошо", - именно так любили в том мире.
"Скопировать" однозначно! И - на печать.
Гремя колёсами и играя проводами, электричка, постепенно замедляя ход, подлетела к вокзалу. Двери раскрылись настежь, выпустив выходящих на станции "Ярцево". Затем непрерывным потоком вовнутрь повалили и сами ярцевчане. Настя же осталась стоять на платформе. Её электричка - следующая, эта же до Вязьмы - совсем в другую сторону.
- Привет, Настюх! Как дела?
Саша? А впрочем, ничего удивительного - он учится в Смоленске, и поэтому ездит этой электричкой каждый день. Для Саши же такая встреча явилась полной неожиданностью. Настя-то поступила в ярцевский техникум - ей уезжать из города было незачем.
- Ты что здесь делаешь?
- Да вот к однокурснице еду. В больницу. Ты только моим не говори, а то не поймут. А ты на учёбу?
- Ага. Ещё думаю в библиотеку после пар сгонять.
- В "ликбезовскую"?
- Ну да. Мне же тайные поклонники хороших рассказов не шлют... Кстати, как твой-то?
- Вчера опять что-то прислал. Да только я не читала?
- Отчего ж так?
- Да вечно он подсовывает какие-то сказки. Жизнь-то сложнее.
- А что? Я, допустим, люблю сказки. Тем более что они так похожи на реальность.
- Сказки? На реальность?
- Ну да. В них то же самое добро и зло, мужество и трусость, верность и предательство. Как и в жизни. И сказочные герои - фактически те же люди. Так же любят и ненавидят.
Настя не могла не улыбнуться - так её рассмешил по-детски наивный Сашин монолог.
- Нет, - ответила она, смеясь. Впрочем, смех получился какой-то невесёлый. - Не бывает в жизни, чтоб, как в сказке, жили долго и счастливо и умерли в один день.
- А почему нет? - удивился Саша.
- Потому что женщина стареет, - терпеливо объяснила Настя, как старшие сёстры объясняют ещё неразумным младшим братьям.
"Да, я знаю, сейчас ты скажешь, что твоя мама уже не молодая, но папа её нежно любит. Но ведь это временно, пока ему не подвернулась помоложе и покрасивше. А как подвернётся, он её бросит - сто процентов".
Но этого она решила не говорить Саше. Слишком жестоко разбивать иллюзии горькой правдой. Поэтому Настя несказанно обрадовалась, когда вдали показалась смоленская электричка. Стоило сказать одну фразу: "О, кажется, наша!", и нить разговора оборвалась.
До самого Смоленска приятели болтали ни о чём. Только когда показался центральный вокзал, Насте невольно подумалось: а ведь так хочется сказки! Хоть на денёк бы стать Прекрасной Принцессой. Дождаться Сказочного Принца, пленить его и полюбить всем сердцем. Да так, чтобы и жить друг без друга не могли. Да и зачем друг без друга? Обвенчаться, устроить пир на весь мир и жить долго и счастливо. До самой ста... , нет, до гробовой доски. И даже после...
"Хватит, Анастасия! - строго прервала девушка сама себя, как в детстве мать, когда Настёна не в меру расшалится. - Ты не в сказке живёшь!"
- Здравствуйте, Саша! Что-то давненько Вас не было. Ну, что у Вас новенького?
Такими словами встретила его Пестрихина, золотоволосая женщина средних лет. Сашу как постоянного посетителя библиотеки она давно уже узнавала в лицо и всякий раз была искренне рада его появлению.
- Да, всё дела, Ирина Александровна. Учёба. А как Вы живёте?
- Вашими молитвами. Вот стенд готовлю. С мудрыми цитатами. По делу пришли или просто проведать?
- Как сказать? Вообще-то за литературой, но увидеть Вашу милую улыбку мне тоже очень приятно.
- Право, Вы мне льстите! - несколько смущённо заулыбалась Пестрихина. - Кстати, вы в курсе, вчера вышел новый номер 'Ликбеза'.
- Знаю, я вчера как раз читал. 'Здоровый цинизм' Белышева очень понравился.
- Ох, у Белышева цинизм далеко не здоровый, - заметила Ирина Александровна с лёгкой усмешкой. - Зашкаливает ужасно.
Впрочем, это была не простая шутка. Главный герой рассказа, убеждённый, что к людям надо относиться с долей здорового цинизма, явно перегибал палку. И каждый раз, когда он с кем-либо общался, под маской рациональности проявлялось безумное человеконенавистничество. Притом свой яд предпочитал изливать на самых беззащитных, зная, что за них ему ничего не будет. Ничего и не было. До поры до времени, пока он здорово не ошибся, нарвавшись на такого же циника. Тут уж пришлось ему испытать на себе все прелести того, что он называл 'здоровым цинизмом'. И задуматься: а бывает ли он вообще здоровым?
Другой его рассказ - 'Оборотень из Брянска', был достоин ещё большей похвалы. Не было в нём того, чем грешат многие авторы ужастиков. Зачастую в них идею приносят в жертву жанру. 'Побольше страха и жестокости', - вот их девиз. А ради чего эти страх и жестокость? Просто чтоб напугать, не научив при этом думать головой. Белышев же владел искусством успешно совмещать ужастик с блестящей идеей. Сколько Саша ни читал его страшилок, ни одна не обошлась без разумной мысли. В одной читателю говорилось - не будь легкомысленным, а то попадёшь в беду; в другой - не делай зла другим, ибо оно породит зло, которое против тебя же и обернётся.
Но Саша пришёл не за страшилкой - сейчас его волновала тема любви, огромной, как океан, и вечной, как космос.
- Про любовь... Этого добра у нас в достатке. Вы садитесь - я сейчас чего-нибудь принесу. Вам какой век? Девятнадцатый, восемнадцатый? Или советскую?
- Не знаю. Всё равно.
Пестрихина понимающе кивнула и ловко, словно кошка, забралась на стремянку.
На полках до самого потолка красовались своими кожаными и картонными обложками книги, журналы и ридеры (те же скреплённые вместе листочки).
- Боюсь, отдельного сборника про любовь нет. Но очень много есть в 'Рассказах Оксаны Пущиной', в 'Сказах для взрослых'...
- Нет, сказки не надо. Мне бы что-нибудь более реалистичное. Так сказать, к реальной жизни.
- Есть 'Реалистическая проза'. Там наверняка что-нибудь будет про любовь.
- Давайте 'Прозу'.
Вскоре библиотекарша спустилась с двумя книжками. В одной из них были преимущественно любовные романы девятнадцатого века. Они так понравились Саше, что он немедленно сфотографировал всю книгу. В другом нашлась только парочка рассказов о большой и светлой, но Саше показалось, что это не то, что он искал. Однако на всякий случай он сфотографировал страницы. Также заснял ещё несколько на другие темы и вернул книгу Пестрихиной.
Когда он закончил съёмку, Ирина Александровна положила книги на стеклянный столик и спросила:
- Чего же Вы сами не попробуете что-нибудь написать?
Вопрос был настолько неожиданным, что Саша выпучил глаза и уставился на Пестрихину.
- Я?
- А почему бы и нет? Глядишь, в журнале напечатают. Кстати, Вы слышали о готовящейся конференции?
- О какой конференции?
- 'Пошлость в литературе и кинематографе'. Приходите, послушайте. И девушку с собой приводите.
'Если она придёт', - с горечью подумал Саша.
Поговорив немного о других рассказах в новом номере и поделившись друг с другом впечатлениями о прочитанном, Саша и Пестрихина сердечно распрощались. На прощание парень попросил передать от него привет Ксении Михайловне, другой библиотекарше, у которой сегодня был выходной.
Оказавшись на улице, парень крепко задумался над словами Пестрихиной, которая так настойчиво советовала заняться творческой самодеятельностью. А может, и впрямь попробовать, мелькнула мысль. Кто знает, может, и вправду получится что-то стоящее. А не получится, всегда можно порвать и выбросить на помойку. Никто ж в самом деле не заставляет его становиться светилом литературы. Хотя кто знает, может, и вправду на странице журнала с крупными буквами 'Ликвидируем безыдейщину, безморальщину и беСтолковщину' появится фамилия Александра Никонова. А может даже сама Виктория Любавина как учредитель и руководитель этого общества будет вручать ему награду. Впрочем, это не главное. Есть кое-что поважнее славы...
Вернувшись домой, Настя по обыкновению заглянула в почтовый ящик. Тайный поклонник, казалось, давно ожидал этого - набор печатных листов нетерпеливо выпал наружу, на руки девушки. Первый был наполовину исписан крупными буквами, которые она тут же прочитала:
"Жизни дверь распахнув в ненастье,
Ты явилась, весны красивей.
Птицы в небе щебечут: "Настя!",
Травы шепчут: "Анастасия!"
Признание в любви - не иначе. Первое за долгие годы. Настя уже сбилась со счёта, сколько лет прошло с того дня, когда она, открыв ящик, обнаружила там что-то непонятное. Что-то похожее на длинное письмо, напечатанное с двух сторон на пяти листах. Но почему-то без конверта, словно сам писавший положил. Сказать, что Настя тогда удивилась - значит, ничего не сказать. Интересно, кому придёт в голову класть письмо в ящик, если имеешь возможность встретиться и поговорить. Тот, кто далеко живёт, не будет бегать для этого через весь город. А уж тем более не приедет из другого. Тем проще отправить по почте.
Озадаченная Настя тогда принялась читать. Оказалось, никакое это не письмо. Какой-то художественный рассказ. Сейчас она бы даже не вспомнила, о чём он был. Кажется, что-то мистическое. Решив, что это недоразумение, Настя тогда выбросила письмо и забыла. До следующего дня, когда вновь, к своему удивлению, нашла скреплённые бумаги. На них был напечатан ещё один рассказ. Нет, случайностью это быть не могло. Многовато их получается для одной недели. Впрочем, не успела неделя закончиться выходными, как пришёл третий.
И вот уже много лет кто-то упорно шлёт ей свои произведения. Редко какая неделя обходится без "подарков". Иногда Настя их читала, иногда - выбрасывала, ибо все они были слишком утопичными. Как сказки, с чётко различимым абсолютным Добром и абсолютным Злом. И первое во всех случаях побеждало. Прочитав эти рассказы, хотелось убежать от жестокой реальности в другой мир. В мир, где порядочность и благородные чувства не превращаются в пустой звук, где дружба бесценна, а любовь безгранична. В мир, где доброта ценится на вес золота, и есть место справедливости.
Тот мир прекрасен, но он придуманный. Его нет. Есть только суровая прозща жизни, в которые хочешь-не хочешь приходится возвращаться. И ничего изменить нельзя - только безумцы думают, что могут изменить мир. И, кстати говоря, набивают на этом немало шишек.
Однако идти к помойке после поездки в Смоленск Настя поленилась. В конце концов, можно выбросить и завтра. Решив так, девушка заперла ящик и поднялась на свой этаж.
"Тьфу, отстойщина! И ради этого я до сих пор не легла спать!" - Настя гневно щёлкнула пультом, едва сдерживаясь, чтобы не плюнуть на экран.
Поначалу казавшийся таким интересным и захватывающим фильм разочаровал девушку подлейшим образом - в самом конце. Это ж какие мозги надо иметь! Вернее, не надо иметь - они здесь только всё испортят. Воспользоваться горем безутешной матери, чтобы поймать какого-то вора! Слыханное ли дело! А Настя по простоте своей думала, что ребёнка и вправду похитили, и доблестная милиция ловить злодея, чтобы передать в руки правосудия, а малыша вернуть матери. Хоть бы предупредили её, что всё под контролем, чтобы с ума не сходили! По-видимому, цель оправдывает средства, и жестокость - это нормально, потому что...
"Ну, знаю я, знаю, что жизнь жестокая! Зачем лишний раз об этом напоминать? Чтобы сделать больно?"
Сейчас Настя всё бы отдала, чтобы хоть на минутку, хоть на миг увидеть что-то другое. Другое... Как хорошо, что она не успела выбросить очередной подарок поклонника!
Неизвестный автор на сей раз порадовал девушку... ужастиком. После фильма он показался бессмертным шедевром. Монстра, терроризировавшего мирную семью, также ловили на живца. И юная девушка-приманка, и её жених, и родители - все знали, что на этот раз чудовище останется без ужина. Навсегда. Потому что за дверями комнаты стоят сотрудники милиции. И как только монстр приблизится к несчастной, они "угостят" его серебряными пулями. Все знали, что идут на риск, волновались, конечно, но понимали, что лучше пусть девушка один раз побудет приманкой, чем каждую ночь - потенциальной жертвой. Собственно, их риск увенчался успехом...
Нехитрый сюжет несколько поднял ей настроение. Если бы Настя знала, как её тайный поклонник, сидя за компьютером, сокрушается: "Какой же я дурак! Нашёл, что прислать любимой девушке!" Но она этого не знала - только мысленно благодарила его за творение, что пришлось как раз кстати.
- Смотрите-ка, кто пришёл! - заговорила, Ксения Михайловна, когда через два месяца Саша вновь явился в 'ликбезовскую' библиотеку. Для неё, как и для её младшей коллеги, Саша был своим в доску.
- Чем же Вас порадовать на этот раз? - спросила Пестрихина.
- Мне бы Геннадия Верного. В прошлый раз я читал его антиутопию 'Люди и кустарник'.
- А да, припоминаю. Об экологической катастрофе.
Книги Верного удобно расположились на самом верху и, чтобы достать их, Ирине Александровне пришлось снова залазить на стремянку, потеснив при этом Ксению Михайловну.
- Сашуль, а ты пойдёшь завтра на митинг? - спросила она.
Саша уже знал, о каком митинге идёт речь. Завтра в субботу соберутся 'ликбезовцы' и сочувствующие им, да и просто те, кому надоело телевизионное плёнкомарательство. И будут громко кричать о том, что Министерство культуры плохо заботится об общественной нравственности. Грех пропустить такое мероприятие!
- Да, наверное.
- Тогда возьми пару листовок - знакомым отдашь. Может, кто ещё пойдёт.
- Спасибо, Ксения Михайловна? - ответил Саша. - Я вот хочу девушку пригласить.
- Конечно, Сашенька. Возьми ещё - для её подруг.
В общей сложности у Саши вместо двух штук оказалось с десяток. С десяток наклеек с видом на одну из площадей города и большими буквами 'Нет - безыдейщине, безморальщине и беСтолковщине! Да - нравственному телевидению!' Снизу чёрным по зелёному был написан адрес, по которому собирались митингующие.
- Как? И завтра в Смоленск? - удивилась мать. - Вас что, уже по субботам гонят учиться?
- Дело не в этом, - ответил Саша. - Митинг будет "ликбезовский". Мне тут целых десять листовок дали, чтоб друзей пригласил.
Как в общем-то и ожидал Саша, все друзья и приятели, к которым он заходил, недоумённо пожимали плечами. "Оно тебе надо! Всё равно ж ничего не изменится. Дурь по телеку как была, так и будет". Дурь-то будет, пытался уговорить их Саша, но если многие телезрители выйдут и заявят: "Что вы нам подсовываете? Мы не будем это смотреть!", Минкульту волей-неволей придётся пересмотреть качество фильмов, ибо нет смысла показывать то, что люди не смотрят. Но на всё это Сашины друзья обречённо махали руками.
- А Настю, небось, тоже приглашал?
Ещё бы! Её - в первую очередь. Но и там Саша не встретил понимания. Хотя в Смоленск и она собиралась. Вместе с подругой, чтобы погулять, пройтись по магазинам, посидеть в кафешке и поболтать о своём о девичьем. А такая "глупость" как хождение по митингам ну никак не входила в их планы. Однако листовку он ей всё же всучил. На случай, если девушки вдруг передумают и решат присоединиться. Настя, в конце концов, взяла, чтоб он только отстал.
- Я так и думала, что Настя не придёт, - сказала мать, выслушав о его похождениях. - Зачем оно ей? Она живёт очень приземлёно, как и вся семья. Сдалась ей идейность, нравственность! Для них это, по моему, вообще пустой звук. Они же всё привыкли себе брать.
Опять мама намекает на мать Насти, которую за глаза все называли разлучницей. "Выскочила замуж. Он ей в отцы годится - а всё туда же. Окрутила мужика - из семьи увела" Сашу всегда удивляла такая формулировка. Почему о том "мужике", то бишь Настином отце, никто не сказал ни слова. Разве не он сам променял постаревшую, но любящую (а когда-то и любимую им) жену на молодую девушку? Стоило какой-то фифочке скрутить хвост колечком, как он всё бросил и побежал за ней. Можно ли его после этого мужчиной назвать? Сашин папа сказал на это однозначное: нет. Да и мама назвала его трусом и предателем, хотя и девица ничем не лучше - нельзя на чужом несчастии счастье себе строить. Остальные же винили только её.
- Но Настя не такая, - возразил Саша, вспомнив встречу на вокзале. Будет ли девушка, привыкшая только брать, прогуливать пары и тащиться с утра пораньше в другой город, чтобы навестить больную однокурсницу? И кстати говоря, через день Саша снова встретил её на вокзале.
- Может, она и неплохая, но это вопрос времени. У неё нет чётких принципов, а если человек всё, что ни делается, воспринимает как норму, он, скорей всего, станет на путь зла. С такими родными это проще простого.
Этого Саша и сам боялся. Потерять Настю! Это было бы, пожалуй, даже страшнее её гибели. Смерть близких и любимых - страшный удар, но пережив его, человек потом с грустью вспоминает ушедшего и чувствует, что его душа здесь, с ним рядом. Его чистая, светлая душа, обитающая на небесах.
Куда страшней, когда эта светлая душа медленно умирает. Медленно и мучительно, ибо не может душа умереть по-другому. Тело его живёт и здравствует, но ни в нём, ни на небесах нет его души. А значит, нет и человека. Не об этом ли писалось в романе "Обожаю твою душу"? Непризнанный, но безумно талантливый автор далёкого прошлого посвятил его любимой девушке, замученной в ГУЛАГе, которая, несмотря на все страдания, осталась человеком.
- Обожаю твою душу, - вслух проговорил Саша, рассматривая школьный альбом. На пятой страничке, где с фотографии ему улыбалась тогдашняя выпускница.
В этом году зима рано побаловала первым снегом. Крупными хлопьями падал он на крыши домов, щедро застилал белыми коврами дворы и дороги, рисовал хитрые узоры на оконных стёклах. Осыпаемый снегом, город казался каким-то сказочным королевством. Не хватало лишь принцессы. Она была где-то здесь, но не рядом.
Думая о ней, Саша и сам не заметил, как ноги вынесли его на желаемую площадь с памятником. Там уже потихоньку собирались люди. Посреди площади стояла деревянная грубо сколоченная трибуна с микрофонами и плакатами. Какие-то молодые люди ходили между собравшимися, раздавая спецвыпуск "Ликбез в картинках" с карикатурами на современное искусство.
Автор этих художеств - Пестрихина - сидела на скамейке, порядком уставшая от всей этой суеты. Снежные хлопья падали ей на шапку, на пальто, будто пытаясь сделать из неё Снежную Королеву. Но нет, этого никак не получалось - слишком тёплой была её улыбка.
"Может, она передумает? Может, придёт?"
С этими мыслями парень то и дело поглядывал по сторонам. Но знакомый силуэт не показывался.
А демонстрация уже началась, и ведущий предоставил слово Любавиной. Впрочем, он мог бы не называть фамилии - Саша всё равно узнал бы эту женщину с волнистыми каштановыми волосами до плеч. Именно такой он видел её на фотографиях в каждом номере "Ликбеза".
- К сожалению, искусство на сегодняшний день плохо выполняет своих функции - вместо того, чтобы сеять разумное, доброе, вечное, оно часто само выступает в роли развратителя и подаёт дурные примеры. При этом деятели, которыми, очевидно, движет коммерческий интерес, либо не понимают, к каким опасным последствиям это может привести, либо уже настолько погрязли в болоте жадности, что им попросту нет дела до нашего будущего. Страшней всего то, что и Министерство культуры игнорирует это, хотя развитие общественной нравственности - его прямая обязанность.
Они наживаются, а страдают от этого, как всегда, простые граждане. Наши дети, насмотревшись телевидения, превращаются в бездушных роботов...
Слушая громкую, пламенную речь Любавиной, Саша всё вертел головой вправо-влево. Вдруг Настя в последний момент отменила поход по магазинам и сейчас стоит в толпе? Совсем рядом. Стоит лишь окликнуть, помахать рукой, чтоб увидела...
- Я вовсе не призываю показывать исключительно розовые сказки, - продолжала тем временем Любавина. - Но стёртая грань между Добром и Злом, перевёрнутые с ног на голову представления о чёрном и белом, легитимизация насилия - это неприемлимо. И чем больше мы будем смотреть это безобразие, тем больше его будут показывать...
Дружные аплодисменты, и слово предоставляется Белышеву.
- Когда я вижу, что порой показывают по телевизору, мне хочется рвать на себе волосы, биться головой об стенку и выть на луну. Самое страшное, что некоторым это нравится...
- Эх, Андрей Моисеевич! - тихонько проговорил Саша. - Как я Вас понимаю!
Он снова поворачивает голову, надеясь отыскать в толпе любимые глаза. Но всё безрезультатно.
- 'Любовь как залог жизни', - эти слова Ксении Михайловны заставляют его взглянуть на трибуну. - Как зритель могу сказать, что более тупого фильма я в жизни не видела. Снять такую гадость, знаете ли, не всякий человек из дурдома сообразит.
Когда же эта женщина в очках, с французской стрижкой в стиле Мирей Матье вкратце обрисовала сюжет, Саша понял, насколько она права. Любаша, одержимая идеей отомстить убийце своего отца, по иронии судьбы влюбляется в него, но простить не может. За то, что он, милиционер, застрелил её папашу в тот момент, когда тот напал на него с оружием, убив перед этим уличную проститутку. Простила только тогда, когда узнала, что её отец по пьяни сам застрелился. Уж как его там жалели! Не оттого, что никчёмным был человеком и пропал, как собака, а оттого, что ему 'в жизни не повезло, жена больная, вот он и запил и загулял от безысходности'. Показывали, как страдает Любаша, потеряв отца. Но о том, что убитая им девица тоже была чьей-то дочерью, и по ней тоже кто-то плакал - автор ни слова. Памятник однобокости на все времена!
На минуту Саша даже обрадовался, что Насти здесь нет. По крайней мере, этот 'шедевр' не пачкает ей уши. Но когда Ксения Михайловна удалилась под гул аплодисментов, парень снова стал жадно искать её среди собравшихся.
"Может, она с подругой хотя бы пройдёт мимо, - думал он с надеждой. - И я помашу им рукой".
Тем временем слово дали Матвееву, Сашиному тёзке. Этого молодого человека с волосами до плеч Саша пару раз видел в библиотеке. Будучи постоянным автором журнала, он ещё работал учителем и теперь с трибуны говорил о том, что его ученикам ещё десяти нет, а у них уже проявляются садистские наклонности. И благодаря нашему телевидению они развиваются, как плесень в сыром подвале.
Крича вместе со всеми, Саша тщательно прислушивался к голосам - нет ли среди них Настиного?..
Уже в электричке он вспоминал то радостное и вместе с тем тревожное чувство, сопровождающее его всё утро. Ему казалось, что сегодня он увидит, непременно увидит её. Но уже в следующую минуту что-то подсказывало, что Настя его не увидит - ни сегодня, ни завтра. И вот он уже проезжает Кардымово, но даже мельком не видел её.
С этими невесёлыми мыслями парень уставился в окно и принялся рассматривать проносящиеся мимо живописные, покрытые снегом, поля. Но вдруг...
Она лежала под насыпью без движения, не подавая никаких признаков жизни. На девушке была Настина шапка, синяя с белыми узорами. И пальтишко синее, какое он не раз видел на ней.
Вскочив с места, Саша, как сумасшедший, кинулся в тамбур, расталкивая возмущённых пассажиров, и резко дёрнул стоп-кран. Электричка остановилась, отбросив его к двери. Сердитый голос машиниста пробурчал, в чём дело.
- Девушка лежит. Под насыпью. Откройте дверь!
Когда двери раскрылись, Саша, не помня себя, выпрыгнул из поезда. Пара прыжков - и он уже был возле пострадавшей.
- Настя! Ты жива? Ты меня слышишь?
Да, это точно была она. Перевернув её на спину, Саша понял, что не ошибся. Но она живая, дышит - и это главное.
Вокруг уже успела собраться небольшая толпа зевак. Кто-то искренне сочувствовал и желал помочь, кто-то вышел из электрички, чтобы попросту поглазеть на ЧП, а завтра всем приятелям и коллегам рассказывать: я вот вчера видел! Но и тех, и других объединяло одно - неравнодушие. Равнодушные, главным из которых был машинист, поехали дальше.
- Скорую зовите! - крикнул кто-то.
Трясущимися руками Саша достал мобильный, набрал "03" и тут только заметил другую девушку, в белом полушубке. Какой-то мужчина проверял ей пульс и на вопрос: жива ли, растерянно ответил:
- Не дышит. Пульс? Есть, но слабый.
- Полин, ты цела? - Настя открыла глаза и позвала чуть громче. - Полин!
- Она здесь, Настён, - ответил Саша. - Ты как? Руки-ноги целы?
- Вроде да. Но я... я ничего не вижу. Саша, это ты?
- Я! Всё будет хорошо. Сейчас скорая приедет.
- А как Полина?
Саша замялся, не зная, что ответить, чтобы не огорчать девушку. Если бы он сам знал, жива ли её подруга. И если да, есть ли шансы, что выживет. Но и врать, что всё хорошо, не хотелось - в случае чего Насте будет труднее примириться с утратой.
- Чего молчишь? - заволновалась Настя. - Она мертва? Да?
- Нет, - только и ответил Саша. - Нет.
"Может, всё обойдётся", - думал он, глядя, как тот же мужчина делал Полине искусственное дыхание. Сам же тем временем занялся Настей. Сняв свой пуховик, он осторожно приподнял девушку и подложил под её озябшее тело. Затем принялся отогревать ей руки, холодные, как льдинки.
Она поминутно спрашивала, что с Полиной, на что Саша неизменно отвечал:
- Живая, пока живая.
- Почему же скорая так медленно? Скажи, Саш, ей очень плохо?
Он понял, что Настя волнуется о том, что её подруга может не дождаться приезда скорой. И ведь и вправду может быть, если тот мужчина делает ей искусственное дыхание. Но Настя этого не видела, и говорить ей Саша не стал. Только сказал:
- Хуже, чем тебе.
- Это я виновата! Зачем я предложила ей догнать эту чёртову электричку?
Только сейчас парень вдруг сообразил: минуточку, а почему они здесь, в Кардымово, когда должны были быть в Смоленске? Долго ли человек может гоняться за электричкой, на которую опоздал? Любой, кому хоть раз приходилось это делать, и кто хотя бы примерно знает расстояние между этими населёнными пунктами, скажет, что до Кардымова из Смоленская добежать невозможно. Можно догнать ещё в Смоленске, уцепиться сзади, доехать до Кардымова и там упасть...
Но Настя ответила:
- Мы не цеплялись. Мы хотели, но не догнали.
- А откуда вы бежали? - догадался, наконец, спросить Саша.
- Да отсюда, конечно. Через поле. Ты что, думал, что из Смоленска? Ну, ты даёшь!
- А как же...
Очень просто, принялась объяснять Настя. Погуляв по Смоленску, посидев в кафешке и заглянув к бывшей однокласснице, которая теперь там училась, девушки решили поехать домой. Но по пути подумали: а не заехать ли к в Кардымово к их общей подруге? Сказано - сделано. Сошли, заглянули, поболтали о том о сём, чайку попили. А глянув на часы, поняли, что пора уходить, а то можно опоздать на электричку. Так оно, собственно, и случилось. Ещё не дойдя до станции, Настя с Полиной увидели, как "зелёная змея" уползает в сторону Ярцева.
"Может, догоним, - предложила Настя подруге. - Уцепимся сзади, а на станции завалим".
Полина, которой тоже было лень ждать следующую, охотно согласилась. Тем более, электричка ещё не набрала скорости, поэтому угнаться было не так трудно. Только поднажать, перескочить два ряда. Скорый поезд они заметили слишком поздно...
Наконец, вдалеке показалась машина с мигалкой. Саша, едва завидев её, вскочил с места и принялся отчаянно размахивать руками...
- Доктор, она будет жить? - голос Полинкиной матери звучал умоляюще, словно она обращалась к королю, который решал: казнить девушку или помиловать.
- К сожалению, я не могу дать стопроцентной гарантии, но шансы есть. На самом деле Полине повезло - её поезд ещё удачно сбил.
Доктор прав, думал Саша. Он хорошо знал, что когда поезд сбивает неудачно, человека отбрасывает под колёса и разрезает.
- А с Настей-то что? - спросили Семушины в один голос.
Доктор глубоко вздохнул:
- Она отделалась легче. Черепно-мозговая травма, больших ран нет, переломов тоже. Но боюсь, у неё отслоение сетчатки.
- Что это значит? - воскликнул Саша.
- Увы, это значит слепота.
- Какого чёрта! - заорал отец Насти и, кинувшись к доктору, схватил его за грудки. - Вы что, издеваетесь? Если моя дочь ослепнет, я на Вас в суд подам!
- Прошу Вас, успокойтесь. Мы делаем всё возможное, но...
- Делают они! Ни черта вы не делаете - только штаны протираете! Руки у вас не оттуда растут!
Мать Насти, до этого стоявшая неподвижно, вдруг забилась в истерике и зарыдала в голос. Отец, наконец, отпустил доктора и, приобняв свою дражайшую половину, сказал: "Пойдём, дорогая", а доктору на прощание ещё раз пригрозил судом.
- Что за люди! - прошептала Полинкина мать. - Неужели совсем не рады, что их ребёнок живой?
А Саша вдруг чётко осознал одну простую и радостную истину: Настя живая! Живая и будет жить. И это главное.
Сидя на койке, девушка уже который час уныло глядела в одну точку. Куда? Какая к чёрту разница? Теперь, когда куда бы ни поглядел, увидишь одно и то же - ничего.
Соседки по койкам оживлённо болтали, время от времени обращаясь к ней. Но Насте не хотелось ни с кем говорить. Не хотелось слушать их неумело сочувствующих утешений. Каждая из соседок, небось, в глубине души радуется, что такое случилось не с ней. Да и как можно их за это осуждать? Случись такое с кем-нибудь другим, она, Настя, тоже бы втайне радовалась, что не оказалась на его месте. Как всё-таки легко сочувствовать чужое беде и как трудно примириться со своей!
Когда дверь палаты скрипнула, девушка по привычке повернула голову.
- Здравствуйте! Привет, Настя!
Она его узнала по голосу и ответила невесело:
- Привет, Саша.
- Как ты себя чувствуешь?
Первым побуждением было ответить, что если бы поезд разрезал её на куски, она бы чувствовала себя гораздо лучше. Но правила вежливости требовали иного.
- Нормально.
Про Полину она уже не спрашивала. Скоро её из реанимации переведут в общую палату. Врач сказал, что она будет жить. Полине-то есть смысл. А зачем она, Настя, осталась жива, для девушки было загадкой.
Она вспомнила, как рады были Полинкины родители, когда им сообщили эту новость. Её же мама и папа, казалось, ничуть не радовались, что Настя не погибла. Каждый раз, когда они приходили в больницу, мама плакала, а папа без конца спрашивал: "Ну, почему это случилось именно с нами? Разве не могло с кем-то другим?" Нелегко поверить, что с тобой может когда-нибудь что-то случиться. Мало ли таких, которые живут с мыслью, что несчастья случаются только с другими? Потому так трудно свыкнуться, когда это происходит с тобой. Ведь многие из тех, к кому беда постучалась в квартиру, ещё минуту назад думали: со мной-то никогда... И она, Настя, не была исключением.
Лучшая подруга, ушедшая от неё минуту назад, то и дело жалела её, приговаривая: "Как же ты теперь жить будешь?" Настя и сама не знала. Но в одном была уверена - если Саша задаст ей тот же вопрос, она пошлёт его куда подальше.
Однако Саша не только не спрашивал - он вёл себя так, будто точно знал ответ.
- Ты, Настён, главное, не отчаивайся. Всё наладится. Мы должны благодарить Бога, что худшего не случилось.
- Куда уж хуже? - вздохнула Настя.
- Но ведь ты живая, - возразил Саша. - А это уже хорошо.
В ответ девушка невесело усмехнулась:
- Тебе легко говорить. Ты здоровый.
- Я уверен, что и ты будешь здоровой. Тебя направят в Смоленск, сделают операцию...
- Операция не всем помогает.
- Тебе поможет - я уверен.
Больше он ничего не успел сказать, а Настя - возразить. В палату вошла медсестра и позвала её по фамилии.
- Ладно, я пойду, - сказал Саша. - До завтра. Не вешай нос!
"Как всегда, в своём репертуаре, - думала про него Настя, когда медсестра делала ей укол. - Придёт добрая фея и вернёт мне зрение! Как же как же!.. Если бы всё было так просто, если бы..."
Если бы самой в это поверить! Просто поверить, как в детстве в Деда Мороза. Хоть ненадолго забыть о том, что чудес не бывает, и пожить в ожидании чуда. А что потом? Даже на картах не погадаешь - для этого нужно видеть.
Достоевский в своих романах не раз говорил, что страдания очищают душу. Страдая, человек становится ближе к Богу. Сколько великих мучеников вознеслись на небо, страдая за Христа. Да и сам Христос принял чашу страданий на кресте.