Это случилось давно - во времена, когда ни у кого не было сотовых телефонов и общение не было столь телеграфно-безликим - оно было живым и доставляло куда больше удовольствия. И не боюсь сказать - общались тогда интересней. И встречались чаще. И дружили крепче. А может, мне просто жаль моей молодости, которая, как и дружба, уходит от нас навсегда. Нам остаются только воспоминания. И с каждым прожитым годом они становятся светлей...
===============МЕДЕЯ И РУССКИЙ ВИТЯЗЬ==============
Тысячи людей живут, не имея ни малейшего представления о походах выходного дня. (Да что там тысячи! Миллионы...). Марина не представляла своей жизни без походов. Помог ей случай - пригласила подруга. Марина согласилась из любопытства, а потом её, что называется, затянуло...
Она сменила много групп, пока не выбрала наконец свою: с дружной компанией и необыкновенными маршрутами. Она побывала в красивейших местах Подмосковья, о которых раньше не имела представления: в непролазной дремучей Мещоре, в сказочной долине родников (Марина насчитала их тридцать два) на реке Киреевке, на затерянном среди болот озере Чаек, на водопаде Гремячем с целебной радоновой водой...
Поначалу у нее болели непривычные к лесным дорогам ноги (километраж был нешуточный), но Марина быстро втянулась в походный ритм. В группе ей нравилось всё: и крепкий спаянный состав, и "бодрящий" темп, и руководитель. У руководителя было прямо-таки былинное имя - Илья Святославович, и былинная же внешность. Он словно сошёл с картины "Три богатыря" - густой чуб цвета спелой ржи, такие же ржаные усы и синие весёлые глаза - словно два бездонных омута.
Впоследствии выяснилось, что у "русского витязя" половина родни была из немцев, другая половина из эстонцев, но Марине к тому времени было уже всё равно: она влюбилась в Илью, что называется, по уши.
Илья Святославович Кестель нравился не только Марине - по нему украдкой вздыхал весь женский состав группы, и каждая втайне мечтала: "А вдруг он выберет меня?" С появлением Марины вопрос зазвучал по-другому: "А вдруг он выберет - её?" Ведь Марина была красивой, и знала об этом.
Отец Марины - Харалампий Метафиди - был обрусевший грек, а мать - чистокровная еврейка - черноволосая, с горящими глазами и царственной осанкой, настоящая Саломея, как говаривал отец. Она была на десять лет старше Харалампия, который женился на ней по любви. "Да, женился! И за семнадцать лет ни разу об этом не пожалел! - с гордостью признавался Харалампий друзьям. Он преподавал историю искусств в ****-ском институте, и Марина никогда не задумывалась о выборе профессии: она будет искусствоведом, как папа. Марина гордилась отцом.
По-настоящему Марину звали - Медея, так было написано в её свидетельстве о рождении: Медея Харалампиевна Метафиди. У неё и лицо было - как у Медеи: нездешнее, матово-гладкое, с резко очерченным ртом, изящно вылепленным подбородком и огромными - в пол-лица - глазами цвета мёда. Глаза словно жили на лице сами по себе, сверкая из-под длинных, вразлёт, бровей. При росте 164 сантиметра Марина вовсе не казалась маленькой - так гармонично была сложена.
Только имени своего - стеснялась, и когда в шестнадцать лет получала паспорт, хотела поменять Медею на Марину. Но отец, всегда спокойный и рассудительный, узнав о её решении, "вышел из берегов" - по определению мамы. Дома был скандал, и в паспорте она осталась Медеей, хотя представлялась всегда - Мариной.
В доме царили любовь и согласие, и детство Марины было счастливым. Харалампий относился к жене с нежностью и уважением, всегда называя полным именем - София (по-гречески "мудрая") и никогда - уменьшительным, и часто повторял друзьям: "Я никогда не жалел, что женился на моей Софии, и всю жизнь буду гордиться женой!"
"Пожалел" отец через год, когда Марине исполнилось семнадцать.
==========ЧЕМУ БЫТЬ, ТОГО НЕ МИНОВАТЬ
Ты должна меня понять, - втолковывал Харалампий дочери, но 17-летняя Марина никак не желала понимать, как можно бросить всё - и уехать. Отец собрался в Грецию, где у него, оказывается, осталась какая-то дальняя - седьмая вода на киселе - родня, и Харалампий решил начать жизнь заново. Марининой маме в этой новой жизни места не нашлось - отец уезжал без неё.
На вопрос "А как же мама?" Марина услышала: "Ты уже большая девочка. Взрослая уже. Пора начинать жить самостоятельно. Вот там и попробуешь. А с мамой будешь переписываться, захочешь навестить - я денег дам, мне для тебя не жалко".
Марина ехать в Грецию отказалась наотрез. Мать, напротив, приняла решение отца спокойно. "Я всегда знала, что когда-нибудь это случится, - сказала она Марине. - Он ведь моложе меня на десять лет, ему всего тридцать семь, а мне - под пятьдесят... Да и как я могу ему запретить? Чему быть, того не миновать. Зато я восемнадцать лет прожила в раю!"
Оказывается, отец на десять лет моложе мамы! - удивлялась Марина. - А выглядит старше! А мама - выглядит моложе, и красивая, как настоящая Саломея! Как же он может - бросить её и уехать?! Марина удивлялась, мать молчала, отец оформлял документы на выезд - на себя и на дочь. Проблем с оформлением не было - отцу прислали из Греции вызов. Приглашение.
"Я. Никуда. Не поеду" - ледяным голосом отчеканила Марина. Она никогда не позволяла себе такого тона с отцом. Отец взорвался (чего он тоже никогда себе не позволял): "Но почему? Почему?! Не понравится - уедешь. Но тебе непременно понравится. Подумай, сколько поколений твоих предков жили на этой земле! Это наша с тобой страна, наши с тобой истоки... А мама останется здесь. Она не хочет ехать. Я каждый месяц буду присылать деньги, мама ни в чём не будет нуждаться, я обещаю! Устроюсь на работу и буду присылать... Что ты так расстраиваешься? Мама у тебя есть, она никуда не денется", - уговаривал Харалампий строптивую дочь.
- Мама у меня есть, - перебила отца Марина (первый раз в жизни! А раньше никогда не перебивала, всегда выслушивала до конца). - Мама есть. А отца больше нет! - захлебнувшись слезами, выкрикнула Марина в лицо отцу. Она стояла перед ним и плакала. И никак не могла успокоиться. Это так больно - потерять навсегда отца, а она - вот сейчас - потеряла. Если он может так - с мамой, то ей, Марине, не нужен такой отец.
От слов дочери Харалампий окаменел. - "Не поедешь, значит?" - переспросил он почему-то шепотом. Марина помотала головой (говорить она уже не могла). Отец издал горлом странный звук, и Марина с ужасом поняла, что он плачет. Сколько помнила себя Марина, она никогда не видела его слёз. "Не надо, папа. Мужчины не плачут" - сказала отцу Марина.
Отец улетел через три дня. В аэропорт Марина не поехала. А вечером маму увезла "скорая".
Обширный инфаркт - в сорок семь! Рановато... - удивлялись врачи. Марина не удивлялась. Приезжала в больницу ежедневно и упрямо ждала перед дверью в отделение кардиореанимации, где лежала мама. Посетителей в реанимацию не пускали, и Марина об этом знала. Но всё равно приезжала и подолгу сидела на стуле, ожидая, когда выйдет врач. Врач выходил и каждый день повторял ей одно и то же: "Состояние больной - стабильно тяжёлое. Делаем всё возможное. Но Вы же понимаете - мы не боги! Будем надеяться..."
- Девушка, ну зачем Вы тратитесь - каждый день букет, это ж сколько денег! Вы, может, миллионерша? Зима на дворе. Я ведь говорил Вам, в реанимацию цветы - нельзя!
- Говорили, - эхом отзывалась Марина. - Возьмите. Если маме нельзя, поставьте у себя...
- Да у меня и так уже два букета стоят, вчерашний и позавчерашний!
- А Вы поставьте сегодняшний! - грустно улыбалась Марина. Врач с тревогой вглядывался в её огромные глаза, запавшие щеки...
- Вы завтракали? Ели что-нибудь сегодня? Нельзя же так, Вы же заболеете...
- Завтракала, - соврала Марина врачу.
Еще тяжелей было Марине дома. Не зажигая света, она бродила по опустевшей квартире, переходя из комнаты в комнату, словно ища выхода. - А выхода не было! Горе обрушилось на неё внезапно, и не на кого было опереться, некому пожаловаться, не с кем посоветоваться... Марина осталась одна.
В гостиной висела леонардовская "Джоконда" (отец говорил:"Джиоконда") - отец уверял, что она похожа на Софию. Марина всматривалась в её лицо сквозь набегающие слёзы, и ей казалось, что у Джоконды исчезла с лица её вечная полуулыбка. Джоконде тоже было не радостно. Но помочь Марине она ничем не могла. Помочь, наверное, мог только Бог - и неверующая Марина шепотом просила его о помощи, просила оставить ей маму и не забирать её к себе.
- У меня никого не осталось, только мама! Ну зачем она тебе? - говорила Марина невидимому Богу. - Она в тебя даже не верит! Ты с ней... натерпишься. Подумай, зачем тебе неприятности! - увещевала Бога Марина, глядя из окна опустевшей квартиры в бескрайнее черное небо. В небе было так же, как дома - пусто и темно.
- Если тебе так уж нужна чья-то душа, можешь забрать мою, а мамину, пожалуйста, оставь. Паракало! Ей знаешь как плохо - без папы, и ты не сможешь ей его заменить, уж поверь мне на слово!
И Бог услышал Марину. И отступился.
Марина почернела от горя, похудела так, что казалось, светилась насквозь, но мама поправилась, и Марина привезла ее из больницы домой. Когда они уже садились в такси, дверца открылась - и врач-реаниматолог, уже знакомый Марине, положил маме на колени... целую охапку хризантем! - "Вы любите, я знаю", - улыбнулся врач и, кивнув на прощанье Марине, поспешил в отделение: его ждали больные.
Дома Марина первым делом прошла в гостиную и взглянула на портрет: Джоконда снова улыбалась. Значит, всё теперь будет хорошо! А ведь она, Марина, напрочь забыла обо всём! О том, что собиралась поступать в институт. О том, как ходила в походы - и всю неделю ждала воскресенья, чтобы увидеть Илью! Дрожащими пальцами Марина листала купленный по дороге домой план походов выходного дня (Марине повезло - "Планы" в магазине еще остались). - Вот! Кестель И.С. Послезавтра! Послезавтра она его увидит...
Маринина мама тихо радовалась, видя, как светятся глаза дочери. Пусть она будет счастлива...
===================ИЛЬЯ========================
В воскресенье Марина поднялась с первым лучом солнца: группа Кестеля собиралась очень рано. (Свои так и так придут, а чужие пусть спят, - смеялся Илья. - походов в "Плане" много, есть и в девять сбор, и в десять... Даже в одиннадцать есть - для тех, кто поспать любит). "Своих" собиралось человек десять - двенадцать.
Когда приходило шестнадцать - это уже называлось "полный сбор". В группе был свой микроклимат - здесь все друг друга знали, всем было уютно и комфортно, у костра все сидели с наветренной стороны, где не было искр и пепла, - и всем хватало места, потому что костер разжигали большой и жаркий.
- Ну, нельзя же так исчезать, Мариночка! - обрадованно забубнил Илья, увидев Марину. - Ты в экспедицию уезжала, что ли?
Марина вспомнила бессонные ночи, тягостные разговоры с врачом, беготню по аптекам в поисках лекарств - и улыбнулась. Всё теперь позади. "Да, на Северный Полюс!" - сказала она Илье. Он первым с ней заговорил! А раньше вообще не замечал: пришла - молодец, а не пришла - и не надо. А теперь...
Марина не успела додумать, что теперь - и оказалась в крепких руках Ильи. Он прижался губами к Марининому уху и щекотно выдохнул: "Всё. Больше никаких экспедиций. Давай телефон, и отныне ты ходишь только ко мне. Это надо же! На целый месяц исчезла! Я из-за тебя чуть с ума не спятил - где ты, что с тобой? У меня же ни телефона твоего, ни адреса... По всем группам тебя искал!
Он сходил с ума по ней, Марине! Он её искал! - Марина сунула тонкие пальцы в большую теплую ладонь Ильи и тихо сказала: "Вот я и пришла... к тебе".
В июле Марина с блеском выдержала экзамены и поступила на искусствоведческий факультет ****-ского института, как и мечтала. А в августе они с Ильёй поженились, и Марина взяла его фамилию. Теперь она была - Кестель Медея Харалампиевна. "Круто!" - только и сказал Илья, когда в его руках оказалось свидетельство о браке.
Родители Ильи на свадьбу не приехали. "Они далеко живут, почти на краю света" - объяснил Илья Марине. Объяснение показалось ей странным - не позвонили даже, не поздравили! Маринину маму не радовало замужество дочери. - "Ты его совсем не знаешь. Кто он, откуда? Что у него за душой?"
- За душой у него - солнце, ветер и бо-о-ольшой километраж, - рассмеялась счастливая Марина. - Я люблю его, мама! И он меня любит. И больше я ничего не хочу знать...
На самом деле, ей многое хотелось бы знать о муже, но Илья ничего о себе не рассказывал, а дознаваться Марина не стала. Расскажет, когда захочет.
После свадьбы Илья перебрался к Марине: у него было своё жильё, но какое! Семиметровая комната в общежитии (а у Марины - такие хоромы!). Оказалось, Илья учился в аспирантуре.
- А Илья учится! В аспирантуре! - с гордостью объявила Марина матери. - А ты говорила, кто он да где...
Маринина мама молчала. Ну и пусть! Они теперь муж и жена, - думала Марина. - Впереди у них медовый месяц. Она возьмет с книжки деньги - и они купят тур - куда-нибудь на Бали, где волны лижут песок, ветер играет с лохматыми пальмами, а в маленьком уютном бунгало их ждут плетеные кресла и горящий камин.
Илья жить в бунгало не хотел. Хочешь экзотики? - спросил он Марину. - Получишь. Только зачем так далеко ехать? Там знаешь сколько народу... А мы наш медовый месяц проведем вдвоем. Возьмем палатку и заберемся в лесную глушь. Будем вечерами звезды считать...Только ты и я!
И Марина согласилась с мужем: она не хотела начинать семейную жизнь с размолвок и препирательств (Марина с детства твердо усвоила уроки отца: она - женщина, и должна подчиняться: сначала отцу, потом - мужу). Она даже сделала вид, что обрадовалась предложению Ильи. А так хотелось - на Бали!..