Вступив в права наследства, Марина, не выходя из кабинета нотариуса, написала дарственную на дом - Магдалене. - "Это твой дом" - сказала ей Марина.
- Твой, - был ответ.
- Но я не могу так... Я не хочу! Не хочу, чтобы ты ушла опять в монастырь. Я не отдам тебя богу, потому что ты нужна - мне и детям! У них никогда не было бабушки... И папа ни за что не позволил бы тебе уйти. Хочу, чтобы всё оставалось как при папе! - забывшись, Марина топнула ногой.
- Остынь. Никто ведь с тобой не спорит, - усмехнулась Лена, и Демосфен подумал, что Марина всё-таки в чём-то не права: Магдалена вовсе не старая и даже симпатичная. Просто горе никого не красит. Но горе пройдёт и уйдет, и она ещё будет счастливой - наша бабушка... η γιαγια.
Выйдя от нотариуса, Марина виновато тронула мужа за рукав - "Если бы мы продали дом, могли бы выплатить кредит за коттедж. Ты на меня не сердишься?"
- Да мы и так уже почти выплатили, - весело возразил ей Демосфен. Поступок Марины привёл его в восхищение - оказывается, он совсем не знал свою жену... Но это дом её отца, и она вправе распоряжаться им по своему усмотрению.
Близнецы обожали бабушку Лену и жили у неё по целому месяцу, пока за ними не приезжала возмущённая Марина и не забирала детей к себе. Анечке и Стасику нравилось гостить у Магдалены - предоставленные самим себе, они с утра до вечера бегали с местной ребятнёй и играли в придуманные ими самими игры, забегая домой только поесть.
Магдалена баловала их (игнорируя протесты Марины) и закармливала разными вкусностями. Она не умела печь пирожки, зато прекрасно готовила виноградный крем: давила виноград (который зелёными джунглями поднимался по шпалерам, обвивая веранду и давая желанную тень), а сусло процеживала и, добавив муки, варила крем, приправляя его корицей и кунжутом, как любили близнецы. Анечка и Стасик обожали бабушкин крем, который Лена варила из светлого винограда. Тёмный шёл на вино, которое очень нравилось Демосфену.
Когда близнецам исполнилось по шесть лет, Марина отдала их в школу. Летние каникулы дети неизменно проводили у бабушки (к радости обеих сторон). Здесь, на высоте, было относительно прохладней, к тому же - в отличие от Марины - дети легко переносили жару.
На зимние каникулы близнецов увозили в Россию, и вся семья дружно вставала на лыжи (впрочем, детям больше нравились санки, с горы они летали сломя голову и приходили домой вывалянные в снегу). Если погода была плюсовая, Анечка со Стасиком под предводительством неугомонной Ники лепили во дворе снеговиков, а Марина с мужем строили снежную крепость, поливая снежные стены водой - чтобы они были крепкими. В сражениях участвовали все...
========ТРУДНОСТИ ЛИТЕРАТУРНОГО ПЕРЕВОДА=============
Как-то вечером, усталая и счастливая, Марина сидела в любимом кресле. Она только что закончила перевод для афинского издательства.
Работа оказалась трудной - Марина переводила на новогреческий серию романов Виктории Платовой, составлявших, по сути, тетралогию: "В тихом омуте" ( по роману снят фильм "Ловушка для золушки" с Амалией Мордвиновой в главной роли, ставший бестселлером), "Куколка для монстра", "Эшафот забвения" и "Корабль призраков".
Неповторимый, искромётный и динамичный стиль изложения (читатели Виктории Платовой, надеюсь, со мной согласятся) упорно не ложился на чужой язык, с трудом поддаваясь литературному переводу, и Марина совершенно вымоталась. И теперь наслаждалась отдыхом, ожидая, когда вернутся из школы дети.
И вдруг услышала звонкий детский голосок, говоривший на русском: "Мама, здесь пирожки! Ой, с малиновым вареньем! Зайдём, а?"
Здесь пора рассказать, что в Марининой кондитерской меню было своеобразным: без слов, одни картинки! Меню придумали Маринины близнецы, они его и рисовали. Слева были нарисованы: аппетитный пирожок, вычурный крендель, печенюшка-ёлочка, бокастая кулебяка, пузатый левашник... Напротив - изображены начинки: рис и яйца, грибы и капуста, осетрина с вязигой, гречка со шкварками, фрукты и ягоды...
В последней колонке значились цены - в драхмах и в долларах. Для своих восьми лет близнецы соображали, пожалуй, даже слишком... Марина бы до такого не додумалась. В кондитерскую часто забредали праздношатающиеся туристы, и такое меню было понятным для всех, не нуждаясь в переводе. Демосфен втайне гордился детьми - его кровь! И рисуют - просто здорово!
- Мам, заглянем, а? Ну ма-а-ам! Я есть хочу! - ныла невидимая девчонка, добиваясь своего. И "добилась"
- Пирожки есть вредно, а тем более жареные! - возразила ей мать. - Ладно, уговорила. Пахнет офигенно, и меню офигительное, кто-то ж додумался!
Этого Марина уже не вынесла. Русский язык вливался в уши сладкозвучной музыкой. Она бы, наверное, даже мату обрадовалась... Прыгая через две ступеньки, Марина спустилась вниз: русские заходили к ним нечасто, и ей всегда доставляло удовольствие видеть у себя соотечественников.
Марина вышла на улицу - и без сил опустилась на стул (слава богу, столик был не занят!) - перед ней стояла... её Анечка. Синеглазая, светлокосая, как две капли воды похожая на своего отца. Но этого не может быть!
И всё-таки это была её прежняя Анечка, восьмилетняя голубоглазая куколка. Саксонская принцесса. Только глаза другие, озорные и лукавые. Уж точно не ангела -маленького бесёнка.
- Нет, это невозможно, - по-русски сказала Марина.
- Почему невозможно? - переспросила Валя (а это была она!). - Цены вполне... вменяемые, хотя и... И хорошо, что в долларах, я от ваших драхм охреневаю, - пожаловалась Марине Валя и тут же одёрнула дочь: "Аня! Когда входишь, надо поздороваться. И не забудь, за каждый пирожок ты мне должна по шесть отжиманий"
- Мам, давай по четыре, - торговалась девочка. - По четыре, мам!
- Ну, хорошо, сойдёмся на пяти.
Марина прыснула. - "Отжиматься прямо здесь будете? Вам постелить, или так?
- Ой, как вы хорошо говорите по-русски! - обрадовалась Валя. - А то прямо беда: английский здесь мало кто знает. Ну, в магазинах, конечно, знают, а на улице - просто беда... Ну, несите ваши пирожки, у меня уже слюни как у собаки текут!
- Мама, так ты не забудь, с тебя по десять отжиманий за пирожок, - напомнила Вале дочь.
- Вот, вырастили гестаповку! - пожаловалась Валя. - Мать родную не жалеет!
- А я подумала, что вы сёстры... Такая молодая мама.
- Так все думают, что сёстры. А мне уже тридцать восемь. Подумать и то - страшно, - призналась Валя.
- А ты не думай, - развеселилась Марина. - Вы с дочкой вдвоём путешествуете?
- Втроём. Муж где-то по дороге отстал. Он у меня как собака - по всем лавкам, по всем магазинам, ни одного не пропустит!
- Собаки по помойкам бегают, а не по магазинам, - поправила Валю дочь.
- Цыц, я сказала! Умна не по годам, - возмутилась та. - Ты хоть в Афинах меня не позорь... Сейчас наш папа придёт - голодный как стая волков. Он всегда такой! И сожрёт у вас всё подчистую... Что с вами? - испугалась Валя.
- Н-ничего... Уже прошло, - Марина взяла себя в руки и лихорадочно вспоминала, какие лицевые мускулы "отвечают" за улыбку. - В кондитерскую вошёл Илья.
Совершенно такой, каким был четырнадцать лет назад! - подумала Марина. - Такой же неотразимый "русский молодец". И такой же чужой. И я его больше - не люблю.
- Илья, что стряслось? Остолбенел от цен? Или потратил все деньги? Транжира! Ребёнка голодным оставил.
Валя смотрела на мужа, а Илья во все глаза уставился на Марину и видел, казалось, только её. - Совершенно такая же, как четырнадцать лет назад. Словно ожившая статуя Фидия. И он до сих пор её любит...
Илья взял Маринину безвольную руку и поцеловал холодные как мрамор пальцы. - "Что у тебя руки такие холодные? Как у лягушки". (Господи, что он такое говорит, он же хотел - прощения просить...)
- Где-то здесь - мой муж. И если он это увидит, набьёт тебе морду. Это я тебе обещаю, - отчеканила Марина .(Господи, да что она себе позволяет? Что она такое говорит! А впрочем, всё равно - здесь никто не знает русского).
- У-уу... Бить будут? Это я люблю! Будым пасматрэт! - обрадовалась Валя, и Марина с удивлением на неё уставилась. Аня промолчала - да и как она могла говорить и жевать одновременно?..
- И тебе нисколечко меня не жалко? - спросил Илья Валю. - Сейчас примчится - кто у нас муж-то? - свирепый турок с кривым ятаганом... и будет меня на твоих глазах убивать. А ты будешь смотреть и получать удовольствие Философ. (Валя кивнула, соглашаясь).
- Так вы философ? - переключилась Марина на Валю.
- Д-да, я философию п-преподаю, - подтвердила Валя, почему-то заикаясь. Илья по-кабаньи всхрюкнул и зашёлся смехом.
- Что это с ним? Испугался моего кривого турка с ятаганом?
- А... - отмахнулась Валя. - У него это бывает. Нервы шалят. - И принялась за пирожки...
Кофе им принёс Дионис, улыбаясь своей неотразимой улыбкой. Поставив перед девочкой бокал с холодным кофе-гляссе, в котором плавали аж два шарика пломбира, он бросил в бокал бело-голубую соломинку и сказал по-русски, смешно коверкая слова: "У тебя красивая сестра. Калон корица!"
- Даже не мечтай! - ответила ему Валентина, очень довольная собой. Дионис смотрел не понимая. Марина мстительно перевела, и Дионис расхохотался.
- Ты сейчас говоришь не то, что думаешь, - сказал он по-гречески. Марина снова перевела и добавила: "Счет один-один. Ничья". (Валя почему-то покраснела и опустила глаза, продолжая жевать).
Марина говорила с Валей, а смотрела - не отрываясь - на её дочь. И не могла отвести взгляд, как ни старалась. А Илья - не сводил глаз с Марины, машинально поглощая пирожки - очень быстро, и впрямь как волк.
- Почему ты не ешь? Не нравятся? - сказала Марина Вале.
- Нет, что ты! Пирожки просто суперские, я три уже съела! Просто мне нельзя больше. Я и так здесь за два дня на двести грамм поправилась! - с обидой сказала Валя, и Марина её не поняла.
Тут двери кондитерской распахнулись, и двумя маленькими торнадо влетели Маринины близнецы - их привёз школьный автобус.
-Знакомьтесь, это... - начала Марина, но дети представились сами. Девочка присела в очаровательном книксене и сказала: "Я Адриана. Можно просто Аня"
- Ой, я тоже Аня! А полностью - Ангелина.
Анастас, во все глаза глядя на Ангелину, представился коротко: "Стас. Как вам понравилась мамина стряпня?"
- Очень, просто очень! - призналась Ангелина. - Я столько уже съела, что сейчас лопну. А ты где русский так здорово выучил? Ты в русской школе учишься?
- Мы из Москвы, - важно заявил Стас. Адриана кивнула, подтверждая слова брата. Валя заинтересованно прислушивалась к разговору.
- А в Москве - где живёте? На какой улице? (это Ангелина)
- Мы не прямо в Москве, у нас дом в пригороде. Красивый. Папа говорит, что скоро выплатит этот... долбаный кредит и долбаные проценты и пошлёт русский банк к этой... как её? к едрене-фене! - добросовестно вспоминал Стас слова Демосфена (И когда Демосфен такое говорил? И когда Стасик успел запомнить?! - ужаснулась Марина).
Адриана мило улыбнулась и добавила: "У нас там воздух есть. И лес есть, и речка. Папа говорит, пусть москвичи в своей Москве керосином дышат, раз им так нравится. Папа говорит, русские вообще странные". - "И в море зимой купаются, им лета не хватает - добавил Стас. - А ты тоже купаешься зимой?"
- Анастас!! Θεε μου! ("Господи!", греч.; дословно: "Мой бог!") - вскрикнула Марина, а Илья уже хохотал, по-своему повторяя между приступами смеха вырвавшееся у Марины восклицание - "О, майн Готт!"
Анастас сконфуженно умолк, не понимая, что же он сказал не так. К ним присоединился Демосфен, и вся компания долго сидела за столиком. Наконец Валентина, сделав дочке страшные глаза, достала из сумочки кошелёк. Марина её остановила:
- Платить не надо. За счёт заведения.
- Спасибо, - легко согласилась Валя. - Будем дома дышать керосином и вспоминать ваши пирожки... Да чего ты краснеешь, всё нормально...
Прощаясь, Илья задержал руку Марины в своей, но увидев её застывшее лицо, разжал пальцы. Такого не прощают, она права.
- Можешь выполнить мою просьбу? - сказала ему Марина. - Не приходи сюда больше. Твоей Марины здесь нет, она давно умерла. Я - не она. Ты понял? Или тебе повторить?