На письмо, в котором они просили разрешения приехать, Тина не ответила. Так же, как не откликнулась на телеграмму о смерти сестры. На похороны Полины приехала одна Томка, оставив шестилетнюю Настю на соседей.
Томка тогда сказала, что матери хозяйство оставить не на кого: корова, куры, овцы, всех кормить надо, да огород, да сад. Вот и не смогла приехать. А Томка смогла. Дочку на соседей бросила и приехала. Рита бы ни за что не бросила... И не представляла себе, как бы они справились - без Томки.
Зная, что полуграмотная Христина никогда не была любительницей писать письма, Лида с Ритой всё-таки поехали. И Златика взяли. В гости ехали не с пустыми руками, накупили подарков: Христининым внукам книжки-раскраски, игрушки и московские конфеты и пряники. Тине - пуховый платок, сапожки-бурки, батистовую нарядную кофту и серебристо-голубой плащ с водонепроницаемой пропиткой, который Полина так ни разу и не надела. У плаща был синий поясок и красивые синие пуговицы. Как бабушкины глаза - в который раз удивилась Рита и подумала, что Тина будет рада подарку.
Ещё они везли целую сумку краковской полукопчёной колбасы. К слову, колбасу в те времена можно было купить только в Москве, за ней приезжали целыми автобусами и стояли в длинной терпеливой очереди, чтобы взять батон варёной докторской или любительской. А уж краковская - это чистое везение...
Краковской они купили целый баул - чтобы хватило на всех. Ещё они взяли с собой деньги - для Тины. Много ли ей платят в совхозе? А в хозяйстве деньги нужны всегда...
До Выкопани добирались целый день. Четыре часа электричкой до Рязани (Златик весь извёлся, горестно взлаивал и рвался из рук). Потом на другой, местной электричке доехали до деревни Шарыпино, а оттуда до Выкопани "рукой подать" - три километра через поля, "по столбам".
Шарыпинская электричка со старыми разбитыми вагонами и выбитыми стёклами окон, погромыхивая на стыках, весело бежала через поля. Рите с Лидией Степановной повезло - им досталась двухместная лавка с выбитым окном, в которое вливался незнакомо сладкий воздух, напоенный запахами цветов и трав. Рита с матерью по очереди выглядывали в окно, и Златика высовывали, крепко обхватив руками тёплое и нежное тельце.
Златик так устал от долгой дороги, что даже не скулил, покорно сидел на коленях у Риты высунув розовый язычок - Златику было жарко и плохо. Когда его высовывали в окно, щенку становилось легче. Ветер трепал вислые уши, ерошил шелковистую длинную шерсть, щенок тоненько взлаивал и хватал зубами тугой, вкусно пахнущий воздух, забавно щёлкая челюстями. Пассажиры смеялись. Рите было жалко Златика: измучился, а им ещё пешком три километра идти...
Наконец приехали в Шарыпино. Златику пришлось идти на своих двоих... то есть четырёх: Лида с Ритой сгибались под туго набитыми рюкзаками, волоча в руках тяжёлые сумки. Колбасу везли в сумке-тележке (больше в сумку ничего не поместилось, она была доверху набита плотно уложенными кольцами вкусно пахнущей краковской, а сверху лежало четыре батона докторской...)
Златик ошалел от неожиданной свободы - отстегнули поводок и даже ошейник сняли! - и весело бежал впереди, вертя лохматой башкой. Он был городской собакой и впервые в жизни оказался в бескрайних полях, на уходящей неведомо куда просёлочной дороге, покрытой тёплой мягкой пылью. Болтая длинными ушами и поднимая столбы пыли, Златик убегал далеко вперёд (откуда только силы взялись!) и стремглав нёсся обратно, удивляясь собственной храбрости. И внезапно испугавшись низко пролетевшей любопытной вороны, уткнулся в Ритины ноги, мешая идти.
- Не бойся, Златочка, никто тебя не съест! Мы одни, и бояться нечего, - говорила щенку Рита, но Златик боялся вороны, которая назойливо сопровождала их, перелетая с одного столба на другой и возмущённо каркая. Златик упрямо плёлся позади, предпочитая, чтобы первыми шли его хозяйки.
- Осторожный! Хозяев вперед пропустил - случись чего, нас первыми съедят, а его, глядишь, оставят, - хохотала Лида. Она впервые смеялась после смерти Полины. Златик, распахнув от жары пасть с мелкими белыми зубками, словно тоже смеялся.
Дорога то полого поднималась вверх, к горизонту, то резво сбегала вниз. Телеграфные столбы стояли, словно в почётном карауле, совхозные поля зеленели светлыми всходами - словно зелёные лоскуты, отороченные тёмными строчками защитных лесополос...
- Мам, а мы в лес пойдём? Там грибов, наверное, не собрать... Я помню, как с бабушкой мы их собирали, уже класть некуда, а они всё попадаются!
- Пойдём! И на речку пойдём! И Златика возьмём, он же ещё не видел речки, - откликалась повеселевшая Лида. Впервые после похорон Рита видела на мамином лице улыбку. И тихонько радовалась.
- Бабушка, ты видишь - мы идём к Тине, - прошептала Рита, глядя в синее, как бабушкины глаза, небо над дорогой. - Мы идём в твою родную деревню, к твоей родной сестре! - радовалась Рита, и ей казалось, что бабушка тоже радуется и, незримая, идёт вместе с ними.
==================== Нерадостная встреча
Наконец показался мост через Пескариху - мелководную неширокую речушку, в которой пескарей никогда не водилось, ловили только бычков, которых здесь называли огольцами.
Навстречу им по мосту неспешно шла лошадь, запряженная в телегу. Когда телега поравнялась с ними, Лида ахнула и уронила сумку.
- Христина! Ты куда это собралась? А мы вот - к тебе приехали...
На телеге сидела худая старуха в выцветшем платке, повязанном по-деревенски по самые брови, в холщовой тёмной юбке и застиранной кофте неопределённого цвета. Рита с удивлением поняла, что это и есть Христина, бабушкина родная сестра. "Одевается как старуха! Зачем она так одевается?" - неприязненно думала Рита, забыв, что Тине уже семьдесят два года.
Тина помнилась ей совсем другой, какой она была в далёком 1968 году - ещё не старой, крепкой в кости красивой женщиной с узкой талией и по-мужски сильными руками. Тогда они с бабушкой прожили у Христины целый месяц, и Тина баловала девятилетнюю двоюродную внучку, помогая ей шить платья для куклы, а вечерами вела длинные неспешные разговоры с Полиной.
Ещё Рита помнила, как сын Тины Николай приехал в гости к матери и привёз десятилетнего Сережу - старшего Тининого внука. Прошёлся по хозяйски по двору. - "Ну-к, мама, где, говоришь, у тебя топор-то? Серёжка, дуй на чердак за гвоздями, а ты, Рита, тащи молоток".
Поправил покосившийся забор, починил крышу сарая, залатав дыры кусками толя. Мастерил что-то в коровнике, постукивая молотком - "так-так, тук-так-так!". А вечером уехал, оставив матери Сережу. У Риты появился товарищ - её троюродный брат.
Рита не понимала, что значит - троюродный.
"Мать твоя с моим Колюшкой двоюродные, а вы, значит, троюродные" - объяснила Тина. Если мама с дядей Колей двоюродные, то и мы с Серёжей тоже, - думала Рита. - И нечего придумывать непонятные слова! Троюродные, значит, есть и четвероюродные, и пятиюродные, и стоюродные, - веселилась Рита.
Ей было весело тем летом. Они с Сережей целыми днями играли, раскачивались на верёвке, заменявшей качели, ловили в Пескарихе головастых огольцов и кормили ими кошку Мурку.
Христина поила Риту с Серёжей парным молоком, наливая его в стеклянные поллитровые банки из-под консервов, которые шли у неё вместо стаканов. Дети пили наперегонки тёплое, пенящееся, волшебно вкусное молоко - кто первым выпьет, бьёт проигравшему щелбан. Тина с Полиной хохотали - глядите, не лопните!
Рита помнила добрые Тинины глаза - синие, как у бабушки, в мелких лучиках морщинок. Помнила её широкую, во всё лицо, улыбку. И - не узнавала в этой хмуро смотрящей на них женщине прежнюю Христину.
Христина не сошла даже с телеги, не обняла Лиду с Ритой, не заплакала от радости.
- Живите! - махнула рукой, вроде как пригласила. А лицо недовольное, губы в скобку собрала, взгляд вприщур, в глазах досада... Рита подошла к ней, обняла и почувствовала как обмякли Христинины плечи.
Тина нехотя слезла с телеги, вымолвила со вздохом, словно не хотела говорить, да пришлось:
- Ну, здравствуй, племяшка. Не забыла дорогу-то, чай? Домой сами дойдёте, ворочАться не буду, примета нехорошая, да и лошадь туды-сюды гонять... - Тина обняла племянницу, расцеловала в щеки троекратно, по-русскому обычаю. И вздохнув ещё раз, повторила:
- Ну-к, что ж, живите, раз приехали. Нековды мне с вами, ворочусь, тады уж... В выходные-то мои приедут, Алька с Томкой, тесно всем в избе-то будет... Спать на сеновале будете, тёпло ночами-то, не замёрзнешь, поди... - и, кивнув на прощанье Рите, уселась на телегу и тронула вожжи.
Лошадь неспешным шагом двинулась по дороге в гору. Тина её не погоняла. Лида с Ритой долго смотрели ей вслед, но Христина не оглянулась.
=================== Сеновал
Миновав мост, вышли на деревенскую улицу. Дом Христины - крайний - Рита узнала сразу. Он сильно обветшал и словно бы стал ниже. Забор покосился, и его подпирали длинные слеги. Сарай почернел и старчески прогнулся в хребте. Рита подумала, что надо бы его покрасить, и забор починить, да и дом...
Сердце больно защемило от незнакомой ей прежде тоски: вот она - бабушкина деревня. А бабушка никогда уже не приедет на свою родину, Тина про неё даже не вспомнила, словно Полине нет здесь места, даже в памяти места нет! Да и им с мамой, кажется, тоже нет...
Рита никогда в жизни не спала на сеновале и теперь думала - как же они там будут спать? Сеновал - для сена, корову зимой кормить. А спать полагается на кровати, или хоть на лавке, или хоть на полу, матрас бросить и спать. А на сеновале - это как?!
- А сено - оно колючее, наверное? Как же на нём спать? - недоумённо спросила Рита.
- Ой, да на сене-то - самый сон! - рассмеялась Тина, и сразу стала похожа на Ритину бабушку. - Колется... Одеяла вам дам, простыню на него постелете - дак ничего колоть не будет. А хошь, пододеяльник дам, спите на здоровье...
... Аля приехала на следующий день, с двумя детьми, а ещё через день объявилась Тамара с Настей. В избе сразу стало тесно. Сговорились они, что ли? Рите с Лидией Степановной пришлось перебраться на сеновал: спать в избе им было негде.
Вдвоём они взялись за дело: растрясли сено, на нём расстелили одеяло, на одеяло простыню. А второе одеяло свернули конвертом и под ним спали. Под одеялом было тепло, сено сильно пахло цветами и мятой, и Рите очень нравилось спать в этой душистой сладкой темноте, изредка нарушаемой скрипом досок, шорохом сена и пиликаньем сверчка.
А Златику спать было страшно. Дома он обычно укладывался у Риты в ногах, на её кровати, игнорируя свой матрасик. Рита укрывала его углом одеяла, и Златик сладко посапывал, дёргая во сне лапами - наверное, догонял кого-то. Спать на сеновале Златик категорически отказывался, маялся и поскуливал жалобно - боялся. Рита с мамой пробовали уложить его в ногах на одеяло, но Златик трясся от страха и скулил, и успокаивался только забравшись под одеяло. Ввинчиваясь пушистым веретеном, Златик пролезал под одеялом до самого конца, туда, где кончался "конверт", и свернувшись в ногах пушистым тёплым клубком, переставал дрожать и засыпал. Под одеялом Златику было не страшно.
Ощущая, как под её ногами сонно-ритмично вздымается тёплый собачий бок, Рита улыбалась в темноте: набегался, намаялся, налаялся... Спи, мой хороший!
================= Несколько слов о колбасе
Вставали рано. Завтракали одни - Тина, подоив корову и проводив её в стадо, уходила в огород, закрыв за собой калитку. Рита хотела было ей помочь, но Христина неожиданно воспротивилась: "Не надо, сама прополю, ты ж мне всё подряд повыдергаешь. Сама справлюсь. Не то - Алька поможет. Идите, гуляйте. Без вас управимся".
- Не хочет нас с мамой в огород пускать, вдруг сорвём чего да съедим, - поняла Рита, и ей стало неловко. Словно она чужая Тине. И мама чужая.
Рита с Лидией Степановной завтракали одни - все остальные ещё спали. И хорошо, что одни: тайком от Тины лазали в погреб - за колбасой, которой привезли из Москвы целый баул. Всё - Христине, а сами будут есть картошку и творог, у Христины всё своё, свежее, вкусное, с "магазинным" творогом никакого сравнения.
Рита с мамой радовались деревенской простой еде и готовы были питаться одним хлебом, макая его в томлёное в печи сливочное масло, которое Христина делала сама, и запивая молоком.
Златик был другого мнения и наотрез отказывался есть. Поначалу на это не обращали особого внимания - маленький ещё, перенервничал в дороге, устал... не хочет есть - не надо, отдохнёт, придёт в себя, сам попросит. Но прошёл день, второй, а Златик так и не прикоснулся к еде, даже от молока отказывался, пил только воду, а на воде, как известно, далеко не уедешь...
На четвёртый день щенок так ослаб, что не мог уже встать и лежал, глядя на Риту тоскливыми глазами. Может, заболел чем? Тогда тем более надо его накормить. А как?
- Что делать будем? Прямо хоть в Москву возвращайся! Там-то всё лопал - и котлетки, и колбаску варёную, и курочку... - со слезами на глазах говорила Лидия Степановна. - Умрёт ведь Златик-то. Четвертый день не ест... Ему бы колбаски отрезать, может, поел бы, да нет больше докторской - все четыре батона увезли: один Томке достался, два Алька забрала, четвертый Николаю отвезла.
Дождавшись, когда Тина ушла в огород, а Настя с Костиком убежали на улицу, Рита слазила в подпол и отрезала кусок краковской. Колбаса была полукопчёная, с мелким жиром.
Голодный Златик поймал её на лету и не жуя проглотил. И смотрел с жадным блеском в карих глазёнках - не дадут ли ещё. Рита изумилась - дома в рот её не брал, ел только докторскую, варёную.
Когда его, трёхнедельного, забирали от матери, хозяйка долго и обстоятельно перечисляла, чем его следует кормить. По её словам получалось, что щенок ел всё: "Вы его тёпленьким кормите, ему до шести месяцев холодное нельзя, и покрошите помельче, он всё съест. И сосиску съест, и котлетку домашнюю и курочку (с костями не давайте, нельзя ему, мяско только давайте), и индюшечку, и печоночку (варёную только, сырую не давайте, ни в коем случае!) Он всё съест, - умилялась хозяйка и сокрушенно вздыхала - Первое только не любит! А второе съест, без гарнира только, гарнир не любит он... Макарончики, правда, ест, если меленько ему порезать и подливочки побольше налить... Только чтоб не горячая! - испуганно повторяла хозяйка.
Видела бы она эту картину - Златик хватал колбасу как крокодил, ел жадно, торопясь и давясь большими кусками.
Ничего, Златик маленький, ему много не надо, а колбасы они привезли много, - думала Рита. Так и повелось - оставшись одни в избе, лазали в подпол и кормили Златика. А что им оставалось? Благо, колбасы Рита с мамой привезли больше чем достаточно.
Впрочем, едоков тоже хватало...
============== Веселая компания
В воскресенье Аля с Томкой уехали в Рязань, оставив матери внуков: девятилетнюю Настю, восьмилетнего Костика и трёхлетнюю Марианну. Дети понемногу привыкали к незнакомой красивой девушке, лицом похожей на маму Костика и Маринки.
Как объяснила детям Тина, Рита приходилась им сестрой.
Она и вела себя с ними как сестра - обняла и поцеловала Настю и Костика, а маленькую Маринку взяла на руки, подбросила вверх и поймала, потом ещё раз, потом ещё... Настя и Костик смотрели с завистью, понимая, что им этот восхитительный трюк не грозит: оба были упитанными и весили немногим меньше самой Риты.
Маринка, взлетая в низкий потолок (а ей казалось - в небо!), восторженно визжала и требовала "исё", Аля ревниво ворчала: "Ты с ней не миндальничай, набалуешь мне её, привыкнет, так и будет просить...", но Рита её не слушала.
- Аль, а помнишь, как я боялась, что тебя уведут, и никуда тебя одну не отпускала, и за руку всё время водила?
- Помню, как не помнить... Тебя забудешь...В руку вцепишься, глазами сверкаешь на всех, ко мне из-за тебя и подойти боялись, - смеялась Аля...
- Ну, ты скажешь... Почему из-за меня-то? - смущалась Рита.
Тем временем Настя с Костиком, покраснев от натуги, втащили в избу оставленные на крыльце сумки и пакеты, расстегнули на рюкзаках кожаные застёжки и сунули туда любопытные грязные ладошки:
- А тут что? А это можно брать? Это ты нам привезла? А ещё что привезла?
- Можно, можно, вам все можно, только сначала вы пойдёте и вымоете руки. Тому, кто с грязными руками, ничего не дам, - засмеялась Рита.
Дети гурьбой высыпали в сени и, отталкивая друг друга, совали ладошки под жестяной носик умывальника. Рита подхватила на руки маленькую Маринку - зеленоглазую светловолосую куколку, до странности похожую на мать. - Давай с тобой вместе ручки мыть! Ну и где у вас мыло? Нет, мы такое не хотим, правда, Мариночка? Мы с тобой другое возьмём, я тако-оое привезла! Тако-ооое!!
Подхватив малышку на руки, Рита кинулась в избу, вспомнив, что купила для детей фигурное детское мыло. Вся компания отправилась за ней, и каждый получил чудесный, вкусно пахнущий подарок - розового душистого зайчика, которого жалко было мочить, он ведь растает! Но Рита сказала, что у неё есть ещё, она много привезла, и проблема решилась сама собой. Маленькая Маринка доверчиво подставила ладошки, которые Рита намылила душистой пеной, отделявшейся от розовой мыльной зверушки.
Городские гостинцы всем пришлись по душе: Тина с удовольствием прошлась по горнице в пушистом платке и бурках, которые пришлись её впору. Вдосталь налюбовавшись, убрала в сундук дарёную кофту и плащ и впервые за вечер улыбнулась - по-настоящему тепло:
- Куда вы столько всего навезли-то, могли бы не покупать, вам лишь бы деньги тратить... Полькина кровь, что и говорить! Полька никогда деньгам цены не знала...Земля ей пухом, царство небесное... Прости, Полинка, за слова...
- Ой, забыла совсем, - Лида сунула ей в руки узелок с деньгами. - На, убери, зимой пригодятся.
Марианна, обмакнув кисточку в воду, с упоением раскрашивала "волшебные картинки", которые от воды расцветали разноцветными красками.
- И впрямь - волшебные! - дивилась Хариклия. - Рит, ты где такие брала-то? У нас-то в Рязани нет таких, чтобы без красок, водой раскрашивались... Чудеса-то!
Рита хитро улыбалась. Настя с Костиком хрустели облитыми сахарной глазурью орешками, уплетали за обе щеки пахнущие мёдом тульские печатные пряники "с картинками" и Ритины любимые конфеты "Шоколадный крем" и "Зоологические", которых она привезла аж по килограмму.
Детям нравились яркие конфетные обёртки - со слонами, жирафами, носорогами и прочими невиданными животными. Рита рассказала им про африканских животных, научила свёртывать фантики, и играть в них научила, и Настя с Костиком до вечера азартно шлёпали по столешнице разноцветными яркими квадратиками, обвиняя друг друга в жульничестве и весело ругаясь.
Златик, о котором все забыли, прикорнул в углу за веником и уснул. Рита разбудила его - покормить, но Златик отказался от творога, который поставила перед ним Христина, и жадно лакал колодезную воду, громко хлопая языком. Настя с Костиком сели на корточки перед миской и смотрели, как он пьёт. Напившись, щенок свалился где стоял и через минуту уже спал.
- Оставьте вы его, дайте ему отдохнуть, - сказала им Рита. - Завтра будете играть... Настя, а ты меня не помнишь? Тебя мама маленькую привозила к нам... Ох, ты вредная была девчонка!
Настя несмело улыбалась, не зная, радоваться ей или Ритка всё врёт. - "Она сама вредная, она меня с качелей за шкирку стащила и ещё пинка дала, но не больно, чтобы я домой шла, а я кататься хотела" - шёпотом наябедничала она Костику, который немного завидовал двоюродной сестрёнке: оказывается, она знакома с Ритой и даже была у неё дома!
============== Старые знакомые
С Настей Рита была знакома давно: Тамара с дочкой нередко гостила у своей двоюродной сестры, наезжая в Москву за покупками - сорила деньгами направо и налево...(Откуда у неё денег столько, она ведь с дочкой одна живёт, даже алименты не получает, - удивлялась Рита).
Тамара работала на ликёро-водочном заводе и приторговывала спиртом, который выносила с завода, хитроумно пряча в лифчике (покупала бюстгальтеры на два размера больше и клала в них... детские воздушные шарики, в которых спирт покидал территорию завода). Томка жила безбедно и сумела даже купить двухкомнатный кооператив.
Рита часто размышляла о том, что в их родне все "брали" - Томка спирт, Алька - простыни и одеяла со склада (пусть говорит что угодно, Рита ни за что не поверит, что Алька не приложила руку)... А Ритин дедушка, Полинин муж - не брал? Полина никогда не работала, на что ж тогда они жили, втроём на одну зарплату? Тогда получается, что все они - воры? Но деда-то оправдали! Оправдали, отпустили, и даже извинились перед ним!
- Отпустили, потому что доказать не смогли. А доказательства Полина припрятала, по чужим чердакам, по соседям. С обыском к нам пришли, а в доме шаром покати, - смеялась мама. Рита с ней соглашалась: её дедушка честный человек. Иначе просто не может быть!