Аннотация: Да какая аннотация, баню мне устроили, вот и вся аннотация! нахлебалась, до сих пор помню.
Банный день, или За что не любят москвичей
===================Дым отечества
Из форточки моей московской квартиры пахнет невозможным, незаслуженным мною счастьем - настоящим печным дымом! Рядом МКАД, за ней ещё остались старые дома, ещё остались... И кто-то топит печку, подкладывая сухие берёзовые полешки, дым освобождено вырывается из трубы и улетает, уносится, возносится - в осеннее низкое небо и плывёт вместе с ветром далеко-далеко...
Вот, до меня доплыл. Проняло. До сердца дошёл этот дымок. Закрываю глаза и отчаянно вдыхаю, впитываю, впускаю в себя этот слабый запах, мою детскую мечту - запах деревенского дома, бревенчатого, настоящего.
Мне довелось побывать в таком, у бабушкиной сестры. Я прожила там две недели и до сих пор храню в памяти нездешний, необыкновенный запах - дерева, печного дыма, парного молока... Старых слив с узловатыми корявыми стволами, луговых опят, которые здесь называли говорушками и из которых бабушка варила для меня cуп, добавляя щепотку вермишели.
Помню дивный вкус варёной картошки - настоящей, деревенской картошки, только что выкопанной из земли! Впрочем, картошка шла в меню как десерт: август, она не выросла ещё, и Парасковея не разрешала выкапывать.
Ещё у неё росли смородиновые раскидистые кусты с удивительно сладкими ягодами, и вишни. С вишневых стволов мы с соседским мальчишкой соскребали смолку, угощая друг друга - то у него, то у меня. Это были "визиты вежливости"....
Смолка оказалась на редкость невкусной, словно застывший клей жуёшь. Мой приятель говорил, что я ничего не понимаю, а смолка сладкая и душистая - я верила ему безоговорочно, и смолка становилась такой, как он говорил. Постепенно мы вошли во вкус и с аппетитом жевали вишневый желтоватый "клей", проходивший в меню как "десерт" и с успехом заменявший конфеты.
=====================Что такое "надысь"?
Не знаю почему, но эти бережно хранимые в памяти картинки - старая деревенская изба из серых от времени брёвен, вьющийся из трубы дымок, картошка, поданная на стол в чём варилась - в дочерна закопченном чугунке - ассоциируются у меня со счастьем.
Две недели счастья. - "Бабушка Паня, давай я тебе чугун отчищу! Хочешь? Мне всё равно делать нечего" - "Коли нечего делать, так ступай гулять. Насмешила, чугун она мне отчистит... Да рази ж его отчистишь, он из печи не вылезает. Днесь ставила, вечером опять же... Ты ись-то будешь?".
Незнакомые слова: "коли" "рази", "днесь" и "ись" приводят меня в замешательство, и я бегу к бабушке - спрашивать (бабушка всё знает). Возвращаюсь умудрённая опытом и заявляю: "Коли я не поняла, мне ись или гулять? Я гуляла уже днесь, ись не буду, чугун буду чистить". И не понимала, почему бабушка Паня смеётся, вытирая глаза...
"Зачем смеёшься, обижусь. Я ещё "надыс" знаю!" - с гордостью заявляю я бабушке Пане, в надежде, что меня похвалят. Но получаю добавку: "Не смеёсца, а смеёшься. Не зацем, а зачем. И не "зачем", а "почему". Скажи: почему ты смеешься, я на тебя обижусь (говорю). Повтори (повторяю). Умрёшь с тобой...(обижаюсь, не буду с ней разговаривать и не буду есть. Мне бабушка сварит).
"Ты мне лучше скажи, надысь - ты как понимаешь?" - Молчание в ответ (я не знаю, что такое надысь. Надысь и надысь, просто слово, ласковое) - Марина, оставь мне её до сентября, хоть говорить научится по людски".
Теперь смешно моей бабушке: "Ты её научишь... не переучишь потом, в школе засмеют". Я не понимаю, над чем они смеются, но мне тоже делается смешно, и мы хохочем втроём. Бабушка Паня улыбается: "Садись, тебе говорят. И не дуйся. Творог сёдни поспел, хошь с медком, хошь сметаны из подпола достану. Хочешь? Тады лезь, доставай!" И задохнувшись от восторга и от оказанного мне доверия, я спускаюсь по деревянной лесенке в подпол... Две недели счастья.
Давно нет на свете бабушки Парасковеи и моей бабушки Марины. Они живут где-то в другой Вселенной, ставят в печь угольно-черный чугун, варят из луговых опят душистый вкусный суп и достают из подпола густую, дивно вкусную сметану. Я не верю в это, меня не научили верить. Но мне так хочется верить...
Через много лет ветер принёс запах счастья - запах дыма и бабушки Паниного дома. Словно передал мне привет от неё. Спасибо тебе, ветер!
======================Сибариты
Отчего-то вспомнилась другая осень, и сиротски-заброшенный летний лагерь-дачу детского сада, где мы - сотрудники московского проектного института - "квартировали" в летних домиках, помогая Рузскому совхозу убирать с полей картофель - тогда популярны были такие командировки "на картошку".
Октябрь. Холодно, ветрено, в домиках температура почти как на улице, а нам тут жить (выживать) три недели! Вплотную к территории примыкает лес - по осеннему сырой и тоскливый.
Детей отсюда увезли ещё в августе, горячую воду в душевой отключили: "Перебьётесь, в воскресенье в баню вас отвезут, там воды сколько угодно, и душ есть, и парная, попаритесь" - сказал нам сторож.
Правильно сказал, не включать же ради командированных сибаритов-москвичей огромную душевую. Привыкли, понимаешь, в своей Москве к комфорту, так - вот же вам, терпите!
"Сибариты" терпели и не жаловались, потом что некому: закон тайга, а прокурор медведь. Сторож то есть. Впрочем, холодная вода в душевой была всегда - мойтесь, если сможете. Хоть всю ночь.
=======================Родные просторы
Так и повелось - после целого дня, проведенного на четвереньках (добирали за комбайном оставшуюся картошку, в буквальном смысле понимая подмороженным к вечеру нутром и всей кожей - родные просторы: ветер в бескрайних совхозных полях и дождливый стылый октябрь), девчата кипятили воду привезёнными с собой кипятильниками.
Я возмущалась и охала - что мне кружка кипятка, если я привыкла принимать душ ежедневно. Девчата, с которыми я жила в одной комнате, обходились этой самой кружкой: "Что ты, Нинка, разоряешься, мало тебе кружки, можно вторую согреть".
За что ж так не любят бедных москвичей? - думала я и обречённо шла в душевую, провожаемая ласковыми словами: "Дура ненормальная, идиотка безбашенная, знаешь, чем это кончится?" Не кончается, продолжается, ничего так, нормальненько.
"Не ори, спокойно стой, чего зря глотку драть" - говорила я себе, стоя под ледяными струями с "выключенным звуком" (орать хотелось на всю душевую). После чего с чувством исполненного долга забиралась под два одеяла, выданных мне нашим завхозом (одеяла приехали вместе с нами, в автобусе - новенькие, пахнущие шерстью и чем-то приятным, а может и не очень, но после ледяного душа запах одеял казался мне упоительным.
Я проваливалась в сон, не успев донести голову до подушки, за что получала утром "нагоняй": "Ну ты, Нинка, вообще. Мы полночи трепались, а ты как медведь в берлоге дрыхла, и как тебе не жарко под двумя одеялами..."
====================Горячий мир
Так прошла неделя. Девчата говорили мне, что я без царя в голове, я говорила им, что они лентяйки и поросята (лень дойти до душевой, лень вымыться). Впрочем, мы друг к другу привыкли и даже подружились (продолжая говорить своё).
Ждали воскресенья, когда нас повезут в поселковую баню. В воскресенье в бане женский день (наших ребят, тьфу ты, мужчин, в баню повезут в субботу).
- Нин, ты хоть в бане была? В настоящей, русской, с парной? - Я что-то неразборчиво бурчу и киваю. Мне стыдно признаться, что - не была, я никогда не была в русской бане, в мои двадцать семь это невероятно, но факт. Не довелось. В воскресенье - побываю.
Поселковая баня оказалась бревенчатым одноэтажным домом с крохотными окошками, белесыми от пара. В-вввв, вв! Отогреемся наконец, после ежедневного ударного труда на свежем октябрьском воздухе, холодной картошки, от которой даже в перчатках мёрзли руки, и насквозь пронизывающего насквозь ветра , который нагло залезал под свитера и куртки "общаться".
Девчата улыбаются, я улыбаюсь, нам улыбается билетёрша, принимая от нас медяки (удовольствие стоило дешево, копейки, хотя недёшево мне обошлось... Не будем пока об этом).
=================Патара, ром тквэли?
- Нин, что ты всё моешься, типа грязная очень? Все давно уже в парилке, тебя ждут. Пошли уже, а? Я отчего-то боюсь идти в эту самую парилку, "я не хочу, не пойду, мне и здесь хорошо", но меня настойчиво тащат за руку, и приходится идти.
За несколько секунд в голове вспыхивает сразу несколько "сюжетов" - о том, как я семилетняя грохнулась в обморок от жары и духоты в столовой маленького южного городка, где отдыхала с мамой. Очнулась на улице - лежу на лавке, вокруг меня чужие люди:
"Патара, ром тквэли?" (маленькая, что с тобой?) - "Со мной ничего... а где моя мама? Сад арис чэми дада?" (где моя мама?) - я почти не понимаю, что мне говорят, язык меня не слушается, голова тяжелая, с трудом вспоминаю, как сказать, чтобы маму позвали (она не видела, что со мной, стояла с подносом в очереди).
Мне улыбаются, кивают головой, чьи-то руки поднимают меня с лавки и несут к маме... Чвэн иковит тквэни дэда, сейчас найдём твою маму... Мне уже хорошо.
Однажды я потеряла сознание в электричке (поезд стоял двадцать минут, что-то там произошло на линии, а в вагоне духота, а я стояла...) - но не упала, чьи-то руки подхватили, удержали, обняли за плечи, вывели в тамбур - там легче дышать, и я пришла в себя.
Стыд какой, свалилась как мешок. Правда, всего на пару минут. Придя в себя, я поблагодарила моего спасителя. Как оказалось, зря, потому что он радостно объявил на весь вагон: "Да что вы, это вам спасибо".
Застрелиться! Слава богу, что в тамбур меня вывел, там этого не слышали... Потом была ещё пара таких случаев, и я наконец сообразила, что духота для меня - не айс.
А меня уже втолкнули в парную...
=================Белая органза
Белый туман, белый воздух (как же им - дышать?) Полупрозрачный пар словно занавесь из органзы, сквозь которую проглядывают знакомые силуэты, слышатся знакомые голоса: "Нина, ты? Давай к нам!" - "Не хочу, я не хочу, я не привыкла..." -"Сейчас привыкнешь. Да чего ты боишься, тебе жар не нравится?" - "Ей душ ледяной нравится, как пингвину"...
У двери ещё можно дышать, и я с любопытством оглядываю помещение парной - всё в клубах белого пара. Я вдыхаю тёплый воздух, парная мне уже нравится, я уже хочу - туда, ко всем. И не сопротивляюсь, когда меня берут за руку и ведут в Белое Нечто, в горячий мир. Слишком горячий"
"Ложись, сейчас веничком попарим тебя". - Я отчаянно вырываюсь: мои лёгкие закупорены горячим паром, перед глазами колышется серый кисель... Где же дверь?! Я с трудом стою на ногах, в глазах начинает "смеркаться". Знаю эти признаки.
Сейчас это случится, и как-то не хочется валяться на полу совсем без одежды, не радует меня такая перспектива.
"Ненормальная! Мы ж не начали ещё, пару раз веничком прошлись, это не больно совсем, с чего ты так перепугалась?" - "Она холод любит, ей тепло противопоказано..."
Какие же они все противные, привязались, не отвяжутся теперь, две недели терпеть их выходки. Пару раз прошлись веничком? Даже не заметила, потому что мне плохо, мне так плохо, что я прощаю им их дурацкие шутки. Я не люблю холод, я его ненавижу, жару люблю, градусов тридцать - самое то... Но не эту горячую белую духоту!
==================="Горячие" проводы
На ватных ногах добираюсь наконец до душевой, восемь кабинок - без дверей, три из них никем не заняты, мне повезло. Я выбрала крайнюю и, прошлёпав по кафельному полу, ухватилась руками за стенки, которые оказались приятно холодными.
В голове плавал белый туман, руки дрожали. Отвернув до отказа оба крана, я с наслаждением стояла под бьющими струями, понемногу убавляя горячую воду, и мне стало легче. Теперь уже не упаду.
Мои глаза уже не застилала пелена, чего нельзя было сказать о голове: ей было тошно не столько от душной горячей парной, сколько от сознания собственного безволия. "Сколько же раз ты будешь наступать на эти грабли, тебе всё мало, знаешь ведь, что нельзя, так куда же тебя понесло!" - ругала я себя, держась руками за стенку (в коленях не проходила противная слабость) и машинально подкручивая горячий кран.
Вроде лучше стало, теперь дойду до автобуса... Постою ещё чуток и пойду. Голова мутная, тяжелая, чугунная, это удовольствие на весь вечер. А может, пешком до нашего лагеря пойти? Всего-то километров восемь, часа полтора на хорошей скорости. По дороге приду в себя и в лагерь вернусь в хорошей форме и с "нормальной" головой...
В душевой между тем разгорались нешуточные страсти. Кто-то кого-то ругал, к ней присоединились остальные, и на голову бедной женщины посыпались камни слов и обещаний...
=================С любовью к москвичам
- Выкинуть её отсюдова нах, что с ней разговаривать! Сорок копеек заплатила и решила тут заночевать. Ишь стоит, морду задрала. Ей всё равно, что люди ждут!
- Да эт москвичи, их цельный автобус привезли, а автобус на улице так и стоит, ждёт. Всё для них! И автобус личный, и баня, и деньги получат за работу, а что они наработают, безрукие, ничё толком не умеют, токо с бумажками ковыряться умеют. Мас-скви-чи!"
Последнее слово было сказано с ненавистью В голове что-то щёлкнуло, и до меня дошло: это ведь обо мне говорят! Это я - безрукая и безмозглая, с задранной кверху мордой, это меня ждёт автобус, а я нагло занимаю душевую кабинку, на которую не имею никаких прав и на которую уже образовалась очередь.
Меня охватило раскаяние, хотелось сказать эти женщинам, что я не видела очереди - стояла спиной, что у меня до сих пор подрагивают коленки... Впрочем, уже от холода: горячий кран давно закручен до предела.
Но посмотрела на их лица - и молча вышла из душа, нагло улыбаясь (а что, надо плакать, когда тебя так оскорбляют - в лицо, да ещё вместе со всеми москвичами, они-то в чём виноваты?)
Я не успела сделать и трех шагов, как за моей спиной раздался страшный вопль: "А-аааа!! Ааа! Она кран выввер-нну-лла, девки, она кран ввы-вввввер-ну-ла-аааа, мерзавка!". Мерзавка - это я. Потому что освободила душевую кабинку, так сказать, по первому требованию, молча и без возражений. А она так же молча туда вошла и встала под душ, который оказался ледяным.
Мои коленки моментально пришли в себя, ноги сами (голова не участвовала) понесли меня из душевой в раздевальную, я наскоро напялила на себя блузку и брюки и, прихватив остальное, опрометью выбежала вон. О полотенце и о том, что после душа принято вытираться, я забыла.
================Больше никогда!
В автобусе я забилась в уголок и сидела с бьющимся сердцем и горящими щеками. Наш водитель зашел в салон - видел, как я бежала - и сказал: "О! Напарилась как, аж щеки горят. Чего раздетая сидишь, одевайся, октябрь шутить не любит, простынешь... Кто тогда картошку собирать будет?" - улыбнулся водитель.
Я через силу улыбнулась в ответ и промямлила: "Д-да, напарилась ("напарили" меня отменно), я оденусь, я сейчас...". Хороша же я была - в насквозь промокшей и прилипшей к телу блузке и в джинсах, с мокрыми волосами и малиновыми от стыда щеками...
Я посмотрела на водителя умоляюще - он понял и убрался в кабину. Я стащила с себя мокрую блузку, клацая зубами, натянула на голое тело шерстяной свитер, чтобы скорее согреться, застегнула куртку на все застёжки, повязала голову платком по деревенски (встретят - примут за свою) и тихо выскользнула из автобуса, отжав заднюю дверь.
На улице никого не было. Я вздохнула с облегчением и отправилась в путь. В дороге хорошо думается, а подумать мне было о чём. На свежем воздухе, пахнущем печным дымом и почему-то яблоками, проблема решилась сама собой: "Никогда. Нога моя не ступит. В эту баню! Никогда!"
Остаток пути я пробежала вприпрыжку, радуясь обретённой свободе, свежему ветру и левитановским пейзажам, которые - не вмещались в рамку и жили своей жизнью, сами по себе. Я бежала и улыбалась, и мне было хорошо.
"Домой" пришла уже без ног и свалилась на кровать
Сейчас приедут девчонки, и я услышу много тёплых слов - из парной убежала, из автобуса улетучилась, и валяется опять - и опять под двумя одеялами!...Ты где была-то? Умотала раньше всех. Погрелась бы, в душе постояла, там знаешь какие душевые, мы просто душу отвели... Как добиралась-то?
Если я им скажу, как... Если скажу, что раскалённая парная меня, мягко говоря, охладила, а горячая встреча с тружениками села - слегка оцарапала (исцарапала, изодрала в кровь, ... да что там - ободрала кожу с моей сибаритски-изнеженной московской души), если я скажу всё это, девчата опять меня не поймут. Мой рейтинг упадёт и уже не поднимется. Молчать надо в тряпочку.
================Молчание в тряпочку
"Меня на машине подвезли, тачка ничего так, симпатичная, "Kia Mohave" последняя модель. Два часа уже тут кайфую, вас дожидаюсь" - не моргнув глазом совру я девчатам, и они восторженно выдохнут: "Ну, Нинон, ты номера откалываешь... Мы в принципе знаем уже, на что ты способна, крыша едет - шифером шуршит, но такое... А хозяин тоже ничего?"
Проглотив "шифер", я сделаю большие глаза: "Ну вы обнаглели, вопросы интимные задаёте, ещё и ответа требуете. Хозяин тоже - последней модели". И тогда они наконец замолчат... Я закрою глаза и постараюсь забыть этот день и эту баню, которую я ждала всю долгую, дождливую, выстудившую сердце неделю.
Баню мне устроили неслабую, свои расстарались и местные добавили, попарили, что называется, с веничком. Вместо веничка глаголы и прилагательные, которыми провожали меня добросердечные поселковые женщины и которых мне (за редким исключением, правил без исключений не бывает) ещё не доводилось слышать.
Я постаралась забыть - и забыла, а сегодня вспомнила. И снова задала себе вопрос: за что же так не любят москвичей? И снова не нашла ответа...