Наступило лето. В июне, по обыкновению стоит удушающая жара, но в наследство от мая он принимает к себе блуждающих спутников, - теплых и непродолжительных дождей. Огромный город ночью был ими объят, но с первыми лучами солнца, дождь, как загостившийся родственник, покланялся и ушел, оставив в награду свою приятную прохладу.
Город просыпался; улицы заполонили маршрутки, десятки людей спешили по делам, и золотом отливал налитый влагой асфальт. На кончиках городских цветов виднелись капли, впитавшие всю утреннюю свежесть без остатка, и редкий прохожий не хотел к ним прикоснуться. Всё вокруг приобрело яркие оттенки, и души людей, присутствовавших в центре таинства городской природы, распускались подобно цветам, и редкий язык не восхвалял это чудное утро.
Посреди свежей листвы, на скамье тихого парка, сидел молодой человек. Его переполняли необъяснимые чувства. Глупы те, кто пишет о любви, - нельзя вогнать её в рамки человека, и говорить о ней не стоит, - коль есть, прими как дар. И впитывал любовь он без остатка! И знал; взаимностью наполнится ответ, и думы протекали уж в ключе горячего объятья и вкуса мягких губ, что были недоступны. Хоть разум говорил; - Ты подожди, мой друг! Всего не делай так поспешно, - душа его, в лице любимой, плечо чуть приоткрыла, и он уже не слышит разум, - и будто не было его.
Ох, сколько планов было у него! И недостаток нот хотел восполнить чувствами своими, но не решался он садиться за верстак - за пианино, пока не скажет девушке что любит и не посвятит работу долгих вечеров одной ей, вдохновенной. В томящем музы ожиданье, провел он пару лет подряд, и жаждал, чтоб наполнили они сполна своею красотой, но не было их рядом. И в их отсутствие, сосуд душевный заполнялся плодами неуверенности, которую себе позволить мы не в силах. Стал умирать талант от той мольбы о помощи к нему, не прилагая сил к развитию слепца, сидит, что в каждом, окрыленный, и направляет нас сначала верно, а после отбирает всё до дна.
Как долго наш герой не был на местах, где погребены его родные. Он много раз пытался вырваться из бренной суеты, почтить их память мыслью и цветами. Родителям тот сколько раз бы мог сказать слова о том, как любит их и уважает. За доброту их, воспитанье, за всё имеет он в свои младые годы. Но благодарные слова произнести ему труднее, чем признаться в чувствах.
Сидел и думал он о будущем своем. О детях, что скрасят золотую старость, о благополучии и прошлых неудачах, которые по ранней глупости себе он дозволял. Построил планы, свадьбу, - лучший наш студент! - пророчили великую карьеру. Состраданием и привязанностью отвечал он тем, к кому не благосклонна фортуна. Преисполненные любовью, они воспевали его как лучшего друга, - чистого сердцем, помыслами и мечтами. И им хотел сказать он о любви, но ум водил вокруг тех фраз, что громко могут быть восприняты врагами, что развивались в маске безразличия. Пусты в душе, сокрыты от других. И не показывая лиц, гноят их языки взрастающие всходы тех талантов, что умерли в расцвете своих сил, и нам их не найти могил. Герой к ним приближался, что было опасно, - ведь приближаясь к ним, от них всё более отходишь, растрачивая жизнь среди пустых и колких замечаний, в след тех, кому до них нет дела.
И много раз, в предсонной неге, он вспоминал места, куда хотел вернуться. Там, где-то за бескрайними лесами, жили далекие сестры и братья. Хоть не было его хоть лет с десяток, герой наш помнил запах хвои и родник, что пробивался с треснувшего валуна. А стоя у обрыва, обдуваемый ветрами, он наблюдал, как солнце сходит на покой, но луч последний, сквозь громады леса, прощается с людьми и полем, где восходит рожь. Но почему ту красоту он принимал за красоту в столь раннем возрасте, не мог понять он до сих пор. Хотел вернуться много раз обратно, - был не в силах.
Сидел и думал парень, куда шальная мысль заведёт, и завела взглянуть на прошлые ошибки и невежество, от коих жить всё тяжелее становилось. Не в силах отпустить их, смаковал, и с новой силой он гонял свои постыдные поступки. Внутри, под хрупким телом, жило пара человек, - он в детстве, в юности, сейчас. И жили все они незавершенные; терзаемые собственным рядом забот, которые решить уж был никто не в силах. Убить одного, потерять воспоминания, но разве могут они вместе жить? Никогда.
И в беззаботные года, он был не в силах воспротивится природе, и восхищался женским телом. Он ждал, когда наступит тот момент и он, прочувствует всю силу тех фантазий, что будоражили и находили отклик средь мечтаний. Но также понимание того, что всё не вечно, ставило его в тупик. Средь поиска всех удовольствий, не находил он утешения другим. Всё это не доносило полноты его разрозненным терзаниям, и это налегло на ожиданье музы или человека, что всё исправит и поставит точку в незаконченном сонете. А человек не шёл и муза отвернулась. Его любовь должна была спасти.
Он встал, упершись на скамейку. Побрёл под шелестом листвы налитой соком лета. Прохожие смотрели на него и улыбались, - он улыбался им в ответ. Его ступни вели к цветам, чтоб подарить их той, кого он любит. Да и они готовы были жертвовать собой, лишь чувства были б не напрасны. Он подошел к торговцу,- тот улыбнулся и отдал охапку красных роз за даром, увидев в юноше огонь, погасший в нём в те самые года. И радовался им берущий; тут разум согласился с трепетом души, но потемнел весь мир. Пропали краски. Букет упал, а следом повалился юноша. Глотнул в последний раз он воздух свежий, и смертной негой залило глаза.
Carpe Diem.
Ах, если б жизнь кончалась смертью, она была б не интересна.