АНАТОЛИЙ ВЕРЕМЬЁВ
БЕССЕЗОНЬЕ
(из поэмы юности)
Бессезонье... Зима и слякоть...
Беспорядочен сердца ритм,
то захочет надрывно плакать,
то желает тихих молитв;
то погонит в неоновый росчерк
суетливых московских страниц
и кидает горящие очи
в безразличие женских лиц.
Даль огней зовёт и пугает,
чёрным глянцем блестит проспект,
светофор на шоссе роняет
окровавленный алый спектр.
Я брожу бесконечно кроток,
вянут грустью мои глаза,
в обветшалую рвань подмёток
льётся уличная слеза.
Я сегодня один на свете.
даже с тенью своею врозь,
и холодный настырный ветер
продувает меня насквозь.
Бессезонье со мною тоже,-
нет лица ни одежд, ни дум...
Только вечер седой тревожит
мой промокший озябший ум.
И бегу от людей подале
до окраин ночных огней,
мимо окон, квартир и спален,
мимо женских чужих бровей.
Одинокий, счастливых выше,
с высоты Воробьёвских гор
я угрюмо смотрю на крыши,
на Московский ночной убор.
Я далёк от крикливого света,
и громадность не давит грудь,
я как будто с другой планеты
на столицу пришёл взглянуть.
И становится сердцу мягче,
и уходит томящий бред;
даже улицы стали ярче,
как хвосты уходящих комет.
Не волнуют уж больше лужи
и реклам шаловливая спесь;
я, наверное, был простужен
где-то в Космосе, а не здесь.
Предо мной как пожар вселенский
Город-Солнце в ночном дыму...
Мне не нужно красивости женской,
здесь мне лучше побыть одному.
Я не мыслю, как мыслят люди,
я - их выше и впереди:
страсть не только у женских грудей,
но у каждого есть в груди.
Я в восторге от личной свободы,
я - хозяин себя и всего,
познавая величье природы
и величье себя самого.
Я владелец пустых карманов,
самый маленький человек,
побеждаю мечты обманом
мир страстей и прекрасный век.
Я забыл худобу ботинка.
В лунной россыпи звёздных снов
ждёт меня молодая блондинка
в свой украшенный в бархат альков...
Тихо гаснут дома, засыпая.
В наказанье за мой обман,
вижу я, как другой обнимает
поддающийся женский стан.
Мне не смерить любовную дозу,
не поддаться нежным рукам...
Бессезонье роняет слёзы
по моим горячим щекам.
А снежинки всё больше кружат,
покрывая даль пеленой,
и от тех, кому я не нужен,
отделяют меня стеной.
Ноги топчут мокрую жижу,
возвращают меня назад:
я своё общежитие вижу
словно огненный водопад.
Я спешу в это бурное бденье,
чтобы снова гореть и тлеть,
позабыть про своё смятенье,
о несбыточном не жалеть.