Верещагин Олег Николаевич : другие произведения.

Оснований для изъятия детей из семьи Агеевых не было

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    О судебном заседании по делу Агеевых 21 апреля 2010 года в Видновском городском суде рассказала Лола Игоревна Скопина, член правления Некоммерческого Партнерства "Родительский комитет".


Оснований для изъятия детей из семьи Агеевых не было.

О судебном заседании по делу Агеевых 21 апреля 2010 года в Видновском городском суде рассказала Лола Игоревна Скопина, член правления Некоммерческого Партнерства "Родительский комитет".

   Заседание началось утром. Было трое свидетелей со стороны опеки города Видное, трое со стороны Гольяновской опеки, один сосед по даче и педагог Морозовской больницы, которая находилась с детьми во время медицинского обследования в апреле 2009 года. Всего было восемь свидетелей.
  
   Первые свидетели были со стороны Гольяновской опеки. Это руководитель Гольяновской опеки Устинов, по-моему, его фамилия, и две женщины - просто сотрудники опеки. Эта опека осуществляла усыновление Агеевыми детей, они проводили проверку жилищных условий и всех справок и документов, которые были предоставлены перед усыновлением. Все документы были в порядке, усыновление было произведено в соответствии с нормами закона, никаких претензий к этим родителям не было.
  
   Детей Агеевы усыновили в апреле 2008 года, никаких сигналов за этот год в опеку не приходило. Никаких звонков по поводу жестокого или просто плохого обращения, никаких других проблем никогда не было. Об этом свидетельствовали сотрудники опеки.
  
   Затем выступал сосед Агеевых по дачному посёлку, который жил недалеко от них. У него был шестилетний сын, и поэтому сосед часто общался с Агеевыми, причём знал их ещё до усыновления ими приёмных детей. Этот сосед свидетельствовал, что Агеевы - достаточно приятные, добродушные и открытые люди, и он был очень потрясён самим фактом усыновления. Среди его знакомых за всю жизнь не было никого, кто бы усыновлял детей, а тут они двоих взяли.
  
   Он был потрясён тем вниманием и заботой, которые они начали проявлять к приёмным детям заранее, ещё до их приезда в семью. Хотя СМИ повесели на Антона Агеевы ярлык "банкир", этот "банкир" сам горку строил для детей, с молотком и со всеми инструментами всюду лазил и везде копал, красил, всё сам делал для своих детей. С детьми Антон Агеев всегда общался очень спокойно, безо всякой нервозности и эмоций, даже, по мнению свидетеля, занудно, так как он бы сам в каких-то ситуациях мог сказать своему сыну более резко, если ребёнок с третьего или четвёртого замечания не понимает. Сосед всегда поражался терпению Агеевых, такому их вниманию и постоянной заботе о детях.
  
   За год пребывания детей, Глеба и Полины в семье Агеевых в их физическом и умственном развитии произошли большие изменения в лучшую сторону, причём свидетель сказал, что далеко не всему, чему Агеевы научили своих детей, он к этому возрасту смог научить своего сына.
  
   Судья задала уточняющий вопрос по поводу показаний одной из предыдущих свидетельниц, которая сказала, что её муж заходил к Агеевым, и ей раньше казалось, что он там выпивал. Но впоследствии выяснилось, что он просто у Агеевых занимал денег. Судья спросила, употребляли ли Агеевы спиртные напитки. На это свидетель ответил, что даже на праздники у них это было у них в семье не принято, даже когда к ним гости приходили, они не ставили на стол спиртное, может быть, только бутылку вина на новый год, но это максимальное, что ему приходилось видеть. Спиртное в семье Агеевых было не принято, они любили говорить: "погоняем чайковского".
  
   Потом была свидетель из больницы, молодая девушка, работающая воспитателем в том отделении, где находятся дети из детдомов и оставшиеся без попечения родителей. Её спрашивали о том, что сами дети - Глеб и Полина Агеевы говорили по поводу событий, происшедших 20 марта 2009 года. Она пояснила, что таких вопросов детям не задавала, и вообще с детьми на эту тему не разговаривала. Тогда её стали спрашивать об отношении детей к родителям. Свидетель ответила, что дети очень по родителям скучали, всегда вспоминали и ходили гуськом друг за другом, были как брат и сестра просто неразлучны, если один из детей отлучался, другой начинал беспокоиться, настолько они были привязаны друг к другу, и такая любовь у них была. И при этом дети всегда спрашивали о своих родителях.
  
   Родителей категорически не пускали к детям. А самих детей даже не выпускали в течение того месяца, пока они находились в больнице, на улицу из-за того, что бы они не могли как-то увидеться с родителями, их изолировали полностью. Но Глеб и Полина знали, что родители приходят и приносят им всякие передачи, подарки, поэтому они всегда ждали этих дней и постоянно спрашивали, когда их принесут, а потом этим подаркам радовались, всегда спрашивали, когда они, наконец, к родителям вернутся. У детей были игрушечные мобильные телефоны, по-видимому, подаренные родителями, и они практически каждый вечер "звонили" по ним и сообщали, как они провели день, разговаривали с родителями виртуально, не слыша ответов, такая была к родителям привязанность.
  
   Воспитатель сказала, что Глеб - мальчик подвижный, он довольно много для своего возраста знал буквы, мог слоги складывать, различать цвета и формы, хотя ему было около четырёх лет, так же любил складывать пазлы и мог заниматься этим часами с большим вниманием.
  
   После перерыва свидетельские показания дали сотрудники Видновской опеки, на территории которой, в дачном посёлке в деревне Коробово фактически проживает семья Агеевых. От этой опеки было три свидетеля - два сотрудника и начальница, которая потом, сразу после этого дела, уволилась. Но в настоящее время она опять восстановилась на работе в этой опеке и, судя по её улыбке на лице, очень довольна этим, хотя сейчас она не в ранге начальницы, а возглавляет один из отделов.
  
   Сотрудники Видновской опеки говорили о том, что осуществляли осмотр жилища и условий проживания детей в семье Агеевых сразу же после усыновления, в мае 2008 года и в сентябре, через несколько месяцев после этого.
  
   Естественно, раз дети остались в семье, никаких замечаний не было, никаких претензий не возникло, всё соответствовало требованиям, предъявляемым для нахождения детей, не было для них никакой опасности.
  
   Во время допроса свидетелей выяснялись обстоятельства обследований, проведённых после случая с Глебом 20 марта 2009 года - кто приезжал в дом Агеевых для разбирательства, в каком количестве, какие были эксперты, судмедэксперты, то есть круг задействованных при этом лиц.
  
   Выяснилось, что во всём этом деле было участие каких-то лиц, которые, в принципе, по таким делам не выезжают. Например, присутствовала заместитель Министра образования Московской области Котова, которую хотят привлечь в качестве свидетеля, но судья почему-то активно противодействует этому в связи с тем, что она якобы занята.
  
   Причём все обследования почему-то происходили по ночам, где-то после 9-10 часов вечера, когда дети уже очень хотели спать. С родителями свидетели толком разговаривать не могли, оправдываясь тем, что мы приехали вечером, и поэтому ничего не смогли узнать.
  
   Задачей суда было выяснить обстоятельства происшествия, что, собственно, произошло 20 марта 2009 года в доме Агеевых. Но со стороны сотрудников всех опек было какое-то массовое умолчание, как будто они ничего не выясняли, а просто пришли в эту семью посмотреть на детей и на родителей.
  
   Именно Видновская опека приезжала последние дни после выписки Глеба из больницы, начиная с 27 марта 2009 года, это было на её территории, она должна была выезжать, а Гольяновская опека особо в этих мероприятиях не принимала участие, и её представители протоколы не подписывали или подписывали дополнительно.
  
   На суде представители Гольяновской опеки свидетельствовали о нормальном состоянии детей, они ничего опасного не нашли.
  
   А сотрудники Видновской опеки на суде пытались скрывать, что они выяснили о происшествии, но потом их удалось всё-таки разговорить. Они не хотели говорить об одном важном обстоятельстве, всё время произносили фразу "ну, конечно же, мы не будем это принимать во внимание". Судья раз десять говорила им, что их не спрашивают, принимают ли они что-то во внимание или нет, а спрашивают, что они во время осмотра дома Агеевых выяснили.
  
   В результате удалось из них вытянуть, очень не скоро, что дети, и Полина и Глеб, говорили о том, что Глеб упал с лестницы, мало того, эти свидетельские показания детей были зафиксированы на видеоплёнку. Видновская опека эту плёнку скрывает, и пленка не была приобщена к материалам уголовного дела. Сотрудники Видновской опеки обосновывали это тем, что мнение детей они не учитывают. Но когда по телевидению показали Глеба, говорящего "меня мама убила и дрессировала", то это мнение ребёнка учли и на этом основании возбудили уголовное дело. Ведь если исключить эти слова Глеба, то вообще никаких оснований для обвинения Агеевых в жестокости нет. Только на словах Глеба, сказанных им в больнице, и основывается уголовное дело. А когда дети дают показания в пользу родителей, то опека говорит, что мнение детей не учитывается.
  
   Если даже согласиться с главой Видновской опеки Фокиной, то тогда вообще нет основания для судебного дела, его можно закрывать, поскольку единственным доказательством вины родителей является высказывание Глеба, несколько экзальтированное, - "меня мама убила и дрессировала". Причём присутствующие при этом свидетельствуют, что Глеб тут же рассказывал, как он упал, в каком месте и как лежал, и как он любит маму и папу. Это свидетельство ребёнка из доказательств исключают.
  
   Обвинение супругам Агеевым предъявлено в жестоком обращении с детьми. За то время, пока я посещаю заседания суда, и пока не пропустила ни одного из них, я слышала показания около тридцати свидетелей. Ни один из свидетелей, которые реально видели и могли наблюдать обращение Агеевых с детьми, не только ничего не говорит о жестоком обращении, но, напротив, всё говорят, что воспитание, обращение и все условия детям создавались максимально хорошие.
  
   Свидетелями было заявлено, что Антон Агеев, находясь в должности главы банка, в связи с усыновлением детей перешёл на должность заместителя главы банка, что бы больше уделять времени семье. А его жена, заместитель начальника юридического отдела банка, вообще перешла на домашнюю работу, что бы дети смогли адаптироваться в семье, что бы уделять им больше внимания, что бы не отвлекаться. При этом финансовом отношении Агеевы теряли очень сильно, но шли на эти риски ради своей домашней жизни. Это говорит о том, что люди заботились о детях. Если бы с их стороны имела место жестокость по отношению к ним, то вряд ли они добровольно пошли бы на материальный ущерб для себя. Более того, скандал, раздутый СМИ вокруг семьи Агеевых привёл к тому, что им руководство банка предложило добровольно уйти с работы, что бы не создавать для банка репутационные риски.
  
   О том, какие Агеевы были "банкиры" можно судить по тому, что Антон сам занимался домашним хозяйством, и машина у него была не очень дорогая, просто был обычным семьянином.
  
   Когда Антон Петрович хотел задать дополнительный вопрос опеке по поводу лестницы или видеозаписи и судья прервала его и запретила ему говорить на том основании, что он прерывает заседание, то Агеев не сдержался и заплакал. Судья сказала, что сейчас решается дело не об их детях, но о них самих. Антон ответил, что им нужны дети. "Если не будет детей, то уже всё равно, посадят нас или нет" - сказал Антон. Несомненно, Агеевы хотя вернуть детей себе.
  
   На этом судебном заседании много времени было уделено лестнице, с которой упал Глеб.
  
   Начальник Видновской опеки Фокина после больницы, 27 марта 2009 года выдали постановление об оставлении детей в семье в связи с отсутствием для них какой-либо опасности, о том, что все условия для пребывания детей в семье соблюдены. При этом присутствовали сотрудники обеих опек - Видновской и Гольяновской, присутствовали представители следственных органов, и было очевидно, что ничего плохого с детьми не происходило.
  
   Эта же Фокина осталась ночевать в доме с 28 на 29 марта. Существуют сделанные на пленочный фотоаппарат снимки, сделанные в эту ночь, которые приобщены к делу. На этих фотографиях Глеб без синяков, у него видны только два шва на лице от падения с лестницы, которые были сняты на следующий день, 29 марта. Никаких других повреждений на фото не видно, и опека так же свидетельствовала, что никаких других повреждений они не видели. Никаких синяков, опухолей или других следов избиений. Ребёнок выглядел абсолютно нормальным и здоровым.
  
   Сотрудники Гольяновской опеки сказали, что они звонили в больницу, откуда Глеба выписали, говорили с лечащим врачом и настаивали, что бы ребёнка не отдавали родителям. Врач больницы ответил, что нет оснований задерживать Глеба, ребёнок здоровый и его надо отпустить домой, и единственные, кто может забрать его по закону - именно родители, так как других постановлений нет. Следующий был звонок начальнику Гольяновской опеки от главного врача 9-й больницы, и главврач говорил, что он так же не имеет права задерживать детей и не может удовлетворить ходатайство опеки не отдавать детей родителям, так как для этого нет никаких оснований - ни медицинских, ни юридических. Опека просила врачей не отдавать Глеба родителям, которые тогда не были лишены родительских прав.
  
   Поэтому врачи больницы отдают Глеба, его привозят домой, а потом начинается чехарда с этими опеками - то они решили, что Глеба повезли в Москву, то в дачный посёлок Коробово, хотя вся информация о нахождении детей была у всех опек. Мама, Лариса Владимировна Агеева, постоянно была на связи с сотрудниками опек, особенно Гольяновской, она звонила им каждый день и говорила, где находятся дети и родители. Тем не менее, сотрудники опеки под чьим-то давлением написали постановление, что детям якобы что-то угрожает, что неизвестно место нахождения детей, хотя постоянная связь с матерью и вся информация о детях у них была.
  
   Когда сотрудники опеки приехали в дом к Агеевым, они это постановление отменили, и постановили, что детям ничего не угрожает.
  
   После 28 марта на сотрудников опек началось очередное давление на сотрудников опек, и Видновская опека стала готовить иск о лишении Агеевых родительских прав. После того, как детей отвезли домой, глава Видновской опеки Фокина даже ночевала в доме. Родители сказали ей: "если Вы чувствуете для детей какую-то опасность, то поселитесь здесь, дежурьте у нас в доме, только не забирайте детей - они привыкли к нам за год, живут здесь как дома, знают нас как родителей, мы их родители, если их заберёте, всем будет огромная травма. Уже было вынесено постановление, что никакой опасности детям нет, и Вы сами это видите".
  
   Глава Видновской опеки ночевала в доме у Агеевых, есть фотография, как она с детьми общается. Все сотрудницы опек свидетельствовали, что у детей не было никакого страха, ни боязни, они целовали маму, любили, обнимали, отношения в семье прекрасные, нормальные, все показания были в пользу родителей и детей.
  
   Но после всего этого 29 марта, после того, как Фокина переночевала у Агеевых, она съездила к себе в офис, и там что-то произошло. К делу подключилась Котова, зам. Министра образования Московской области, которая ещё до этого говорила Агеевым: "отдайте детей по-хорошему, иначе мы их отнимем".
  
   29 марта вышло постановление об изъятии детей, само изъятие происходило очень долго, детей обследовали, окончательно их увезли вечером, часов в десять или в одиннадцать, и помещены они были в больницу чуть ли не в половине двенадцатого. Всё это время Глеб и Полина находились в машинах, при открытых дверях, при большом скоплении людей. Всё это надо было делать непременно ночью.
  
   Хочу обратить внимание, что все опросы и обследования детей происходили почему-то ночью, и даже судья обратила на это внимание и спросила: "а днём нельзя было проводить обследование?" Но они на это ничего не ответили, по-видимому, срочность была кем-то задана. Вопрос у судьи возник в связи с тем, что сотрудники опек вначале всё время ссылались на ночное время осмотра как на обстоятельство, которое не дало им разобраться в деле.
  
   Сама обстановка вечерних и ночных допросов и обследований в то время, когда дети должны спать, приводит к тому, что они нервные, взволнованные, могут плакать. То есть, это работает на версию неблагополучия семьи.
  
   Вызывает удивление сама ситуация, когда должностные лица на уровне заместителя Министра образования Московской области в нерабочий день, в субботу, ночью бегают по дачным участкам, что изъять детей, хотя только накануне было признано, что дети совершенно здоровы, живут в нормальных условиях и им ничто не угрожает.
  
   В качестве единственной причины изъятия детей из семьи Агеевых сотрудники опеки смогли выставить только лестницу в доме, с которой упал Глеб.
  
   О жестоком обращении все уже забыли напрочь, об этом речь уже не идёт.
  
   Всё заседание суда 21 апреля 2010 года свелось к изучению лестницы, что на ней не было перил и ещё какие-то к ней замечания. Могло сложиться впечатление, что это какой-то агрегат для мучения детей. В результате папа, Антон Агеев, вынужден был выступить с объяснением, что в доме у них была нормальная лестница, у которой были перила, просто балясины на ней были более редкие, чем опека считала нужным.
  
   Лестница там совершенно обычная, видела на фото. Сверху керамическое противоскользящее покрытие, перила обычные стандартные. Лестницу они, естественно, не сами тачали, а заказывали такую, какие всем делают. Сначала они натянули канаты вдоль перил, чтобы маленьким деткам было удобно держаться, использовать верёвки, как средство передвижения. Но потом дети освоились и стали на этих канатах кататься, что стало уже опасно. Родители испугались, что эти верёвки повредят детям больше, поэтому их сняли и поставили редкие балясины, которые смогли на тот момент установить. Может быть, они показались опеке слишком широко расставленными, но родителям об этом не было сказано, хотя у них были проверки в мае и сентябре, 2 раза в год, и все было в порядке. За день до отобрания детей 27 марта у них тоже все было в порядке, опека вынесла постановление об оставлении детей, и через сутки вдруг эта лестница стала опасна. Но это же абсурд
  
   Сотрудники опеки на суде заявляли, что если бы Агеевы устранили замечания к лестнице, то опека детей могла бы не отнять. Агеевы ответили, что как они могли устранить, если им даже в тот момент не заявили, что лестница представляет какую-то угрозу. Потом как можно было её немедленно переделать тогда, когда в доме присутствовало 25 человек?
  
   Когда Фокину спрашивали, на каком основании Агеевых лишили родительских прав через день после того, как официально было признано, что детям ничто не угрожает, что за это день произошло, то на этот вопрос она вообще не стала отвечать, сказала, что лишили родительских прав "по совокупности обстоятельств". Когда попытались выяснить, в чем заключалась эта "совокупность", сотрудники опеки опять стали ссылаться на эту лестницу. Когда спрашивали, было ли что-то кроме лестницы, начиналось какое-то разведения руками, непонятные ссылки на какие-то должностные инструкции. Во время этих долгих объяснений слово "совокупность" повторялось раз пятьдесят. Причём Фокина готова была объяснить, из чего складывается эта "совокупность", но сказала, что для этого ей потребуется часа четыре - пять, а коротко она объяснить не может. Так и повисло это слово "совокупность" в воздухе без конкретного разъяснения.
  
   На суде, кроме лестницы, удалось установить ещё один факт. Агеевы по своей инициативе показывали сотрудникам опеки видео с сюжетом, как Глеб упал с собачьей будки. На основании этого сотрудники опеки заявили, что, поскольку ребёнок упал с будки и у него были травмы (синяк), то его надо отнять у родителей. О жестоком обращении с детьми речь уже не шла, говорили о недосмотре.
  
   Надо сказать, что уже в течение многих судебных заседаний слова "жестокое обращение" нигде не фигурируют. Об этом было заявлено только медицинскими работниками 9-й больницы, куда впервые поступил Глеб, и больше "жестокое обращение нигде не упоминалось", а все свидетели говорили об отсутствии какой-либо жестокости по отношению к детям в семье Агеевых. И опека никогда нигде не упоминает о каком-то жестоком обращении. Речь идёт о том, что дети периодически, два раза за год получают синяки, один раз при падении с будки, а один раз при падении с лестницы. И это - основание, с точки зрения опеки, для изъятия детей.
  
   В то же время, по свидетельству социальных работников и врачей, Глеб неоднократно падал и получал синяки во время пребывания в больнице и детском доме, но этом основании не ставят вопрос об изъятия ребёнка из больницы и детского дома. А два синяка, полученные за год в семье, являются основанием для отобрания детей у родителей.
  
  
  
   8
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"