В одном маленьком-маленьком городке, на окраинной улице жил был человек. Обыкновенный человек, ничегошеньки особенного в нем не было. Вставал по утрам, как все, одевался, умывался, завтракал, ходил на работу, возвращался, смотрел телевизор...Каждый день - одно и то же, как и у всех. Иногда случались праздники, и тогда он вместе с друзьями отправлялся в ближайшую пивнушку (или бар, как в последнее время стали величать подобные заведения), принимал для порядку... не будем говорить сколько, но домой возвращался всегда сам и всегда помнил поутру, что было ночью...В общем, ничего особенного, в толпе никто бы его не выделил.
И было у человека хобби. Вполне невинное хобби, обзавелся он им еще в детские годы и честно взращивал в себе увлечение, потому как больше ничего от жизни интересного не ожидал, да и не догадывался, что возможно нечто более привлекательное.
Человек собирал марки.
Его увлечение имело одну положительную черту и одну отрицательную. Конечно, при желании можно переставить эти черты местами без особых потерь, но в целом все сводилось именно к ним.
Во-первых, человек не был одинок в своем увлечении
И во-вторых, занятие его не имело конца.
Разумеется, можно предположить, что однажды люди перестанут писать письма или (что менее вероятно) перестанут наклеивать на конверты марки. Но и тогда пройдет много времени, прежде чем исчезнут дотошные коллекционеры маленьких клочков бумаги, да и то если только они не введут электронный (или какой-то еще, ибо потребность в общении на расстоянии никогда не исчезнет в людях, и всегда в какой-нибудь форме будут существовать почта и письма) аналог марок специально для собственного удовольствия и будут тщательно собирать файлы, ставить умопомрачительные защиты на "редкие" "марки" и тайком переводить в электронный вид прадедушкину бумажную коллекцию...
И вот каждую субботу, в 9 вечера человек собирался, надевал свой самый лучший пиджак, вынимал из верхнего ящика письменного стола отобранные за неделю марки и шел на вечеринку коллекционеров города. Меняться марками и узнавать последние новости можно в любое время, но на вечеринку приносили самые лучшие экземпляры и нередко, подпоив владельца, можно было уговорить его расстаться с раритетом почти задаром... Человек пил очень мало и ничего не терял от такого способа обмена.
Вечеринка проходила каждый раз в новом месте, чтобы не создавать унылое настроение привычки, и зачастую ее проведение стоило организаторам немалых хлопот. Однажды какой-то многодетный папаша загорелся идеей повеселиться в здании школы, и так расписал все прелести этой проделки, что общество загорелось тоже и мечтало о подобном около полугода, пока не удалось втянуть в субботние посиделки сторожа упомянутого заведения. После вечеринки сторож долго обижался и грозился страшными карами, потому что все воскресенье ему пришлось на больную голову наводить порядок в немаленьком здании, а потом еще и в понедельник объяснять директору, почему в его кабинете не хватает двух кресел, выбито окно и исчезла вся бумага для принтера... Но все обошлось, плохое скоро забылось, сторож года через два переехал в соседний городок, а байка о страшном веселье в стенах незабвенной для многих старожилов школы так и ходит по городу, обрастая с каждым годом все более нелепыми подробностями...
Человек за долгую жизнь так и не успел обзавестись близкими родственниками, только потерял изрядную долю данных ему при рождении, поэтому никто не ждал его долгими субботними вечерами и гораздо менее долгими воскресными утрами (а случалось и такое). Человека не мучили муки совести, неизбежные для хороших мужей и сыновей, в очередной раз нарушающих страшную клятву приходить домой вовремя. Дома его ничто не держало по большому счету, и тем не менее он регулярно возвращался туда каждый день, и цветы на подоконнике не стояли неполитыми больше суток. Цветы остались ему еще от матери, умершей три года назад, новых он не заводил и без особой сентиментальности заботился о старых, больше по привычке, чем по какой-то иной причине.
Человеку было 128 лет.
Наверно, только это и отличало его от всех остальных. Как-то сложилось, что все его предки были долгожителями, и никто этого не замечал, хотя они особенно и не скрывались. Человек выглядел примерно на сорок и ощущал себя так же.
О своем возрасте он не догадывался.
Среди обломков воспоминаний детства у него было любимое - рыбалка с отцом на скрывшемся подальше от людей озере. Тогда они с неделю прожили в лесах, и хотя человек никогда особенно не восхищался отказом от благ цивилизации, эта неделя была у него чуть ли не самой счастливой за всю жизнь. И был еще один короткий месяц первой влюбленности, нагрянувшей на него в шестнадцать и оставившей после себя нерастворимый осадок горечи и твердое (но вскоре забытое) намерение посвятить себя науке.
Между этими воспоминаниями он прожил 70 лет, о которых не помнил ровным счетом ничего...
А затем вторая жизнь стала реже вмешиваться в первую.
В промежутках между скучными периодами обычной жизни человек был оборотнем.
Да-да, именно оборотнем, и это не мешало ему в нормальные дни быть совершенно обыкновенным, ничем не выделяющимся в толпе, а уж тем более в узком кругу друзей человеком. "Необычные" дни случались не часто, не оставляли после себя никаких следов ни в памяти, ни во внешнем облике, за исключением разве что легкой головной боли на первое "нормальное" утро, каковая боль, впрочем, легко объяснялась лишней бутылочкой пива "вчера вечером", и человек вполне искренне считал свою "первую" жизнь линейной и непрерывной.
"Вторая" жизнь ему казалась такой же непрерывной, но вовсе не линейной. В ней встречались петли, повороты, зигзаги и пара возвращений в прошлое, которые он по неизвестной причине (возможно, по элементарной необразованности в области математики во второй жизни) не считал разрывами. В этой жизни он был человеком не просто незаурядным, но даже выдающимся, каждый новый день не был похож на предыдущий и каждое утро он встречал в окружении новых людей. В этой жизни родители его были живы и постоянно путешествовали в погоне за новыми впечатлениями, его три первых жены после долгих жизненных перипетий все-таки относились к нему доброжелательно, а четвертая и последняя довольно мило сочетала в себе черты уступчивой красавицы и первоклассной стервы. Он и здесь жил в маленьком глухом городке, но только от любви к тишине, а не от хронического безденежья, и незамысловатому, но жутко дорогому уюту его дома могли позавидовать первые богачи страны. Одним из самых неприятных моментов были прогулки по ночному лесу, когда он превращался в крупную, обросшую чересчур длинным для этих краев мехом тварь; самыми любимыми были утренние пиршества все той же твари. Мир его второй жизни не был так перенаселен, как мир первой, но все же пропитание было добыть очень легко. Любителей попьянствовать допоздна хватает везде...
И было у человека во второй жизни хобби. Хобби это было странным, противоестественным и малопривлекательным, но вопреки всем замечаниям соседей и мягкому, но настойчивому противодействию жены человек не бросал его.
Человек собирал марки.
Возможно, только этот факт позволял с уверенностью говорить, что в обеих реальностях жил один и тот же человек...