В наступающем году вся Освященная Европа отметит поистине великую дату. Ровно сто лет назад выдающийся чудотворец и заступник Святой Илья подарил христианам свою божественную Лампочку. С тех пор она прочно вошла в наш обиход, потеснив замшелые свечи и лучины. В каждом доме - от королевского дворца до лачуги поденщика - можно найти этот чудесный предмет. Казалось бы, Темные века позади, но - так ли это?
Вот городок Вызжелига, что на Сулеме. Здесь уже третий месяц не горит ни одно окошко. Погружены во тьму ратуша, кабак и повивальня.
- Произвол! - возмущается Нуштош, местный старожил, - как жить в таких условиях! Мне, летописцу, приходится работать по утрам, под веселым солнышком - немыслимо!
И правда, немыслимо. Представьте, какую историю напишет нам такой старец! И это далеко не все. На вечерние потемки жалуются поэты, менестрели, любители игры в гусек и завсегдатаи плясовых домов. Недовольных становится все больше, они выходят на дороги, перекрывают мосты. К ним присоединяются погорельцы, которые, отвыкнув пользоваться свечами, по неосторожности сжигают свои дома.
Отчего же гаснет Лампочка Ильи? Неужели пророк отвернулся от нас?
- К пророку не может быть никаких претензий, - уверяет форсмажорграф Шойга, разглядывая божественную скляницу, - мы обследовали все потухшие Лампочки в этих землях и не нашли никакого изъяна. Волоски Святого Ильи не повреждены и вполне способны к свечению. Лоскутов его рубища хватит на дюжину лет работы...
Чего же не достает в этих лампочках?
- Денег, - прямо отвечает Шойга, переворачивая сосуд вверх дном, так, чтобы была видна тонкая блестящая нить, - лучеводник пожелтел, значит, свет селянам просто-напросто отрубили.
И мы отправляемся в Гринпийский лес, к ближайшему Рубильнику.
Вот он, стоит в одном из удаленных оврагов. Видимо, местный смотритель не слишком заботится о ценном предмете: секира заржавела и притупилась, камень выщерблен, тут и там виднеются похабные руны. Да и самого смотрителся нам удается найти лишь чудом.
Почему он погрузил деревни во тьму? Разве люди не заплатили оброк?
- Заплатили-ИИ-и! - визжит лохматый человечек, похрустывая костями, - но размер подати с этой весны увеличе-ЕЕ-ен!
Куда же уходят деньги? Неужели на заточку Рубильника? Или, может, на ремонт лучеводников, которые не менялись со времен самого Святого Ильи?
- Видите ли, все не так просто, - объясняет Тойлег-ватт-Тойгель, хранитель Главного Рубильника, - уход за всей этой гигантской паутиной обходится гораздо дороже, чем кажется многим. Я всего лишь приучаю наших обывателей к мировым податям на свет. К примеру, те же сарацины платят за каждую Лампочку Аллах-ад-Дина почти в три раза больше. И это притом, что их мутное сияние - дьявольская каверза, мы же дарим народу свет истинного бога!
Что ж, звучит убедительно. Однако не все люциведы согласны с уважаемым хранителем.
- Арабские лампы работают по совершенно иному принципу, - заверяет нас преподобный Крачек, настоятель Незнаньского исследовательского монастыря, - их мощь обеспечивают так называемые джинны, скованные специальными чарами. Их не так-то просто отыскать, а тем более изловить, поэтому сарацинские светильники так дороги. У нашей же энергии гораздо более доступные и богатые источники.
Вы имеете в виду кладбища?
- Кладбища... - Тойлег усмехается в рыжую бороду, - Мы не святотатцы и не разорители могил. Если хотите, проверьте накладные - там только отъявленные грешники, живодеры и предатели, чья душа и без того погублена безвозвратно. Да и тех отдают с большой неохотой. Гуманисты, что с них возьмешь...
Это правда?
- Да вы что! Когда ж это было! - тараторит обиженный палач гулким, нарочно измененным голосом, - Чтобы я какого-то убийцу пожалел, да ко всему и дохлого? Меня б тогда сразу с помоста - да в сиротский приют, там гумнисты нужнее. С тушками у нас все просто: отсыпал сколько положено - уноси и хоть в прихожей вешай, хоть жаркое готовь.
И часто уносят?
- Да не особо. Народ нынче пожаднел, он скорее на кладбище полезет по колючей стене, чем с монеткой расстанется. Кошелек, стало быть, пуще ручек жалеет.
Вот где собака зарыта! Точнее, не совсем собака...
- Б-были такие с-случаи, б-были, - кивает молодой, но уже поседевший сторож Валгальковского кладбища, - в-вот на той неделе подъехала т-телега, вышли трое, стали к-копать и вытащили п-покойника... Я им говорю: н-н-нельзя! А они меня л-лопатой... И теперь у м-меня язык за-за-за...
Что скажет на это господин Тойлег?
- Не понимаю, при чем здесь мы. Спросите у ваших королей, почему молодежь идет в некромантию, а не, скажем, в монастырь или на военную службу. Почему страна махнула рукой на новое поколение, не строит церквей и ристалищных арен, не организует крестовых походов? У юношей просто нет достойных целей, вот и маются дурью.
Итак, во всем виноваты обычные хулиганы. Версия убедительная, но мы решили проверить ее правдивость и обратились к самим мертвецам.
- Харрк, харрк... Да, это был мой сосед, - доносится из-под безымянной могилы, - его забррали тррое, харрк...
Вы помните их?
- Только голоса, харрк... Они говоррили о пррибыли... Говоррили, трруп старрый, хорроший упыррь не получится, харрк...
Так-так. Похоже, теперь нам ясно, где Тойлег достает своих мертвецов. И чтобы увидеть это своими глазами, мы отправляемся в Манидор, на одну из крупнейших некромельниц.
Сразу за высокой изгородью нас встречает черный и отвратительно пахнущий холм. Взгляните на этот необычный пепел - такой можно получить только из человека, уж поверьте нашему опыту!
- Ага, упырьки горелые, - подтверждает нашу догадку батрак, вываливая в громадную кучу еще один мешок смердящей пыли, - их только по средам вывозят.
Вот это да! Сколько же гробов опустошается за неделю?
- Да просто, судари, бабахают они больно часто. Вот, слышите? Опять. Каждый час подпрыгиваем, чисто блохи на псине. Я уж думаю уйти с этой мельницы к чертям - у вас вот, судари, к примеру, какой паек в этой инквизиции? Ежели что, я со щипцами работать умею...
Припугнув назойливого парня, мы проходим в пирамидальное здание. Вот она, великая цитадель света: гнилые саркофаги, прохудившиеся трубы в зарослях плесени, протекающие бочонки с кровью, батраки, пребывающие в извечном перекуре. Результаты перекура валяются тут же, на полу, среди лужиц крови и кучек пепла.
Неужели владелец поскупился даже на уборщика?
- Гартуг бахрад, - отвечает один из батраков, с шелухой в черной бороде.
- Осонниэ иминимэль, - добавляет второй, со спутанными патлами.
- Шыг рыгн пхык.
- Н'гумд ш'сэхха.
- Щ-щ-щ-щ.
Здесь кто-нибудь понимает по-человечьи?
Хотя нет, не отвечайте. За вас ответит хозяин мельницы.
- Подобные артели попадаются нам все чаще, - говорит Бальзамир, глава манидорской дружины, - мошенники любят нанимать нелегалов, особенно из мифических наций. Эти бедняги выходят из своих лесов или пещер без денег, без документов. Они, естественно, нигде не записаны, власти о них не знают, а порой даже не верят, чем и пользуются всякого рода проходимцы.
Видимо, это станет темой нашего следующего выпуска. А пока - заглянем в дырявые саркофаги вместе с мастером Пейгжелкой, трупожогом первой категории.
- Здесь мы видим "рачий глаз", трубку со стеклышками, которая выходит на крышу, - объясняет Пейгжелка, копаясь мозолистыми руками в подгнившем нутре саркофага, - через нее раз в сутки поступает солнечный свет - вот сюда, в "полыхальню", где вызывает медленное сгорание упыря. Или взрыв, как в нашем случае...
От чего это зависит?
- Много от чего. От ширины трубки, от качества плащаницы, которая забирает у мертвяка избыточное тепло, превращая опять же в свет. От густоты крови, текущей из "хобота". И, конечно, от возраста и грешности упыря. Тут любая неполадка роль играет: не зашил "простыню", не долил юшку, мертвяка взял не того - значит, упырь не успеет оклематься за ночь и утром развоплотится. Слава Господу, если в одиночку...
Мастер заглядывает в "рачий глаз".
- Ярковато.
Мастер щупает обгоревшую "простыню".
- Шитье халтурное. Не держит огня.
Мастер, обмакнув палец в "хобот", пробует юшку на вкус.
- М-м-м... Свиная. На такой долго не протянешь.
И, наконец, вампиры.
Мы открываем первый попавшийся гроб.
- Пи-ить, умоляю... - хрипит тощая фигура в черном платье.
Вот это да! Вампир оказался женщиной. А ведь знаменитый эдикт Унеслава Третьего запрещает использовать женские и детские тела.
- Я не в чем не виновата, - говорит покойная Ингвин, вытирая глазницы "простыней", - мне всего семнадцать, я была чистой и целомудренной... за что?
В соседнем гробу нас ожидает горбатый старик с несимметрично отросшими клыками.
- Жамешательно! - восклицает он, - вшю шизнь шоблюдать шаповеди, поштитша и молитша, штобы пошле шмерти полушить такое! Мне даже горб не ишправили, отлишно! Большое тебе шпашибо, родимая шерковь!
Под соседними крышками тлеет столь же непригодный материал: добряки, святоши, правдолюбцы, в лучшем случае - мелкие воришки и жадины. Нашлась также пара личных врагов Тойлега, их-то как раз и обеспечили самыми добротными плащаницами и трубками.
Знает ли хозяин мельницы, кто жарится в его гробах? Известно ли ему о состоянии саркофагов? И наконец, куда уходят наши подати?
Увы, его язык, равно как и пальцы, уже отделен от тела по решению Святейшего скорсуда, поэтому нам остается лишь обратиться с этими вопросами к Тойлегу-ватт-Тойгелю.
- Вот вам, суки! - с жаром отвечает Тойлег, отстреливаясь из арбалета, - Не возьмете!
Неужели после всего содеянного вы пытаетесь скрыться?
- Именно! О, получили?
Разве вас не мучает совесть - за эти тысячи погубленных душ, за города, брошенные в объятия тьмы, за нашего писаря, которого вы только что застрелили?
- Ха! Слова такого не знаю!
Сможете ли вы убежать от небесного суда, как убежали от земного?
- Еще как! Через каких-то два дня я буду во владениях Будды, где меня не достанет ваш недобитый божок!
Можно последний вопрос?
- Валяйте! - хохочет бывший хранитель.
Как вы думаете, зачем мы так долго вас расспрашиваем?
- Ну, потому что в вашем дурацком теожурнале принято мучать благородных людей всяки... Черт!
- Спасибо, - улыбается Бальзамир, вытирая меч о богатый камзол Тойлега, - хорошо, что у старых замков есть запасной выход. Это очень помогает в нашей работе.
Вот, братья мои, откуда на самом деле берется божественное сияние. Вот каким обманом, какой ложью, каким неоправданным страданием оно обеспечено. Кто же виновен в том, что наш свет уходит в тень? Пророк Илья? Негодяй Тойлег? Жадные палачи или нечистая на руку стража? А может быть, это мы своими грехами, своей трусостью и равнодушием гасим этот слабый огонек, пылающий в наших Лампочках?
Так или иначе - мы постараемся, чтобы все виновные попали на дыбу и очень сильно раскаялись. До новых встреч, братья мои!