Тьма впитывала в себя все, что приходило к ней. Впитывала, разжевывала до самых костей, перемалывала их в пыль, выплевывала останки. Тьма питалась ею. Ее душой.
За это тьма давала видения. Видения будущего, которое для тьмы ничего не значило. Которого для нее попросту не было. Потому что тьма существовала вне времени. И пока они были в ней, они тоже существовали там - без прошлого, без будущего, без настоящего. Без мыслей. И без сожалений.
Но потом тьма наедалась и выбрасывала их обратно. И они просыпались. Они просыпались, побывав в ее утробе - увидев и познав многое, и забыв это как ненужное. И не помнили, и не понимали. И не видели. И не предчувствовали. Однажды побывав во тьме, они учились бояться ее - и видений. Бояться, не осознавая. И не вспоминая.
Они жили дальше, не ведая. И росли, и взрослели. И когда новое поколение проваливалось во тьму, они ждали. Ждали до момента, когда тьма насытится и вернет их детей - но уже не детьми. И, в конце концов, они привыкли, что только подростки, только взрослые, только созревшие могут бодрствовать. И только те, кто пережил тьму и отгородился от нее, могут существовать. Потому что страх был слишком силен.
Тьма проглотила ее, как конфетку. Она почувствовала, как тело ее крошится сахарным песком, как плавится дух, как рвется в лоскутья душа. Она почувствовала, как сливается с тьмой, переваривается ею, растворяется в ней.
И увидела - увидела себя, стоящую на бескрайнем полотне земли. Ощутила тонкие нити травы, щекочущие ноги, вдохнула запах солнца, разлитый в густом плотном воздухе. И услышала - идут. Бездушные. Существуя вне времени, она знала, что было. Существуя вне времени, она понимала, что будет.
Ее тело, то тело, что она видела, бросило на землю. В глазах потемнело, перехватило дыхание. Она крикнула - но саммон не пришел. И он, тот, кого она ждала, не пришел тоже. Мельком она увидела его пламенные волосы. И внезапно подумала, что он не успеет. Даже если он успевал всегда, сейчас - нет. Сейчас, когда творится история, никто не успеет.
Бездушные шли. Не с севера - на крепость магов и воинов. Не с запада - они не прилетели, чтобы напасть сверху на столицу зверолюдей. Не с востока - они не ломали священное древо крылатых. И не с юга - не с моря, не из-под воды. Они шли из самого сердца мира, и четыре расы сломались, рассыпались, как весенний букет.
Она видела, как сиды защищали свое древо. Как люди дрались на стенах замков. Как зооморфы сплотились в столице. Как тайдборны закрыли острова непроницаемым куполом. Она видела, как пришли бездушные. И как они, стражи земли, встали на защиту - потому что так надо. И потому что это судьба.
А потом она увидела, как они проиграли.
И проснулась.
Тьма сердито колыхнулась и выбросила ее резким толчком - вытолкнула из себя, изгоняя, отказываясь. Она почувствовала свое тело и закричала.
- Сны.
Нэль открыла глаза и встретилась взглядом с Хэйдином. Первые несколько раз ее это напугало - увидеть чье-то лицо так близко, когда ты наполовину еще барахтаешься во сне. Когда тьма не отпускает, а живое существо - вот оно, рядом. Оно теплое и настоящее, и оно может прижать к себе и защитить от монстров. Только от тьмы не защитит никто.
- Сны.
Мистик села и Хэйдин чуть отодвинулся. Первые пару раз пугало - а сейчас она привыкла. Сейчас она знает, что тьма отступит, если смотреть в фиалковые глаза.
- Полезное что-то?
- Нет.
Когда тьма приходит ночью, это почти всегда прошлое - снова и снова, ее видения, ее мысли в том сне. Сне, который должен был длиться пятнадцать лет, а длился всего семь.
Когда тьма приходит ночью, это просто кошмар.
Хэйдин хмыкнул.
- Мало вам видений, еще и сны.
Нэльке помолчала немного. Пожала плечами.
- Сны бывают у всех. Не только у мистиков. Даже у золотого котенка есть.
- Опять. - возвел глаза к потолку сикер. - Это шаман из Дома Дождя понимает твои метафоры, а меня перспектива спасения мира котом, пусть он хоть сто раз золотой...
Хэйдин не договорил, взмахнул руками - мол, что с тебя, эдакой, взять.
- Он не спасет мир. - почти обиделась Нэль. - И ты понимаешь мои метафоры. Когда хочешь.
Она сделала короткую паузу.
- Никто мир не спасет.
Искатель вздохнул. Он часто так вот вздыхал - с усталостью обреченного на вечные муки.
- Ну вот зачем так говорить, а? Теперь я же буду переживать - а что, а как? А вдруг мы все умрем? Постой...
Он показательно схватился за сердце.
- Мы что, все умрем?
- Я так видела.
- Ужас. - совершенно серьезно произнес сикер.
И чуть склонил голову набок.
- Ты вот объясни мне, зачем? Понимая, я, я привыкший к тебе и твоим, эээ, пессимистическим взглядам на жизнь. Но потенциальных спасителей мира ты такими заявлениями отпугнешь.
Она непонимающе уставилась на него.
- Фуэ знает, что так будет.
- Фуэ знает. - вздохнул Хэйдин. - Ну конечно. Но раз все закончится так плохо, то зачем вы с ним расшатываете нашу и так ненадежную лодку? Зачем тебе этот котенок дурацкий, раз уже ничего не изменить?
- Лодку? Ты что, метафорами заговорил?
- Вот с кем поведешься. - почти сердито, и даже слегка назидательно произнес он.
Нэль хмыкнула. Искатель вопросительно поднял брови, но ответа не дождался, и отошел, снял с вешалки куртку.
- Спи уж, вестница несчастий. - буркнул он. - А я завтрак добуду. Успеем мы до конца мира поесть?
Мистик задумалась. Прикрыла глаза, но вместо картины разрушений пришел образ. Она не удержалась - улыбнулась его кошачьим глазам. И посмотрела на сикера.
- Успеем.
Тот снова возвел очи к потолку.
- Метафоры она строит, а иронию не понимает. Счастье ты мое.
Нэльке пожала плечами.
- Встреть котенка по пути. И принеси мне бабочку. На синем цветке.
Возмущенный фырк был ей ответом.
Хэйдин возмущенно фыркнул. Сначала котенок, теперь вот бабочка. На синем цветке. Второй пункт, правда, был ему знаком - он таскал своему мистику самых разных бабочек на самых разных цветах, и почти привык. К чему он не привык, так это к встречам. Новым встречам.
Иногда он даже спрашивал себя, почему. Почему он здесь, почему живет отдельно от своей расы, почему терпит Нэль. А потом глупые вопросы выветривались - и он шел искать очередную бабочку. Потому что, в конце концов, так требовало его прошлое. Таким было его настоящее. А будущее - будущее как-нибудь само случится.
Хэйдин подхватил с земли камушек и сердито швырнул в кусты - раздалось громкое хлопанье, гигантская стрекоза бзыкнула на него и улетела от греха подальше. Ну и ладно, стрекоз есть - последнее извращение, да и ему хочется поохотиться толком перед встречей с котенком. Потянуть время, и злость пусть выветрится.
Хэйдин ненавидел будущее. Мысли о нем, разговоры о нем, видения о нем. Как и любой сикер, сам он к ним отношения не имел. От странной силы, связь с которой укрепилась у их расы, искатели получали куда меньше даров, чем их родичи. Им хватало - повышенной интуиции, небольшой магической силы, хорошо развитого предчувствия опасности. Конечно, они не видели будущего - но зато их не глотала тьма. Им не приходилось забываться, растворяться в чужом. И не следовало половину своей жизни спать, ожидая, пока способность прорицать ослабнет, почти сходя на нет. Им надо было лишь одно - ждать, пока вверенный каждому из них мистик проснется. И защищать его до конца жизни.
И он ждал. Он надеялся, он верил, он восторгался. Ему было семь - что еще ему было делать? Кроме как тренироваться, мечтая, что вот-вот, еще лет шесть, и они начнут открывать глаза.
Только вот Нэльке проснулась слишком рано. Проснулась, закричала пронзительно. И он до сих пор помнил этот крик. И то, как бросился, и то, как увидел ее впервые - плачущую, бьющуюся в ужасе, дрожащую от страха. Тогда она кричала. А потом - потом сказала, что им конец, перевернув таким образом жизнь всей расы. И его, его жизнь изменив навсегда.
Хэйдин замер. Предчувствие не обмануло - через мгновение он услышал знакомый тихий гул - и еще пару секунд вспоминал, что это. А потом мелькнула мысль - Душа. Зеленые щиты шаманов, охранное заклятие. Он видел его на представителе Дома Дождя, а теперь, похоже, к ним пожаловал котенок. Пожаловал, и так не вовремя!
Сикер немного подумал, а стоит ли вообще его встречать. Может, оставить на берегу, пусть ищет как хочет? Но вспомнил Фуэго. И подумал, что будь новый психик хоть каплю похож на уже знакомого, то себе дешевле провести его лично.
Это бесило. Но бешенство можно и пережить, а сделать следует, что должно. Поймать завтрак, встретить котенка, принести бабочку. Даже если хочется что-то разбить. Хэйдин вздохнул и потопал по направлению к звуку. Но не удержался - и все-таки сказал:
- Кис-кис.
Ему кис-киснули.
Мэйталь вздохнул и, внезапно решившись, мяукнул. Вышло, по его скромному мнению, вполне правдоподобно. Колтер точно оценил бы и притащил блюдце с молоком. А потом потребовал бы поцелуев, а потом... Шаман недовольно оборвал сам себя и с удовольствием отметил, что "кис-кисанье" прекратилось. Постоял еще немного, после чего направился навстречу. Следовало быть вежливым.
Колтер довел его до самых границ островов. Довел, хотя по нему видно было - больше всего на свете син хочет броситься обратно, к Фуэго. Это почти не причиняло боли, почти не раздражало и, как ни странно, почти вызывало желание помочь. И он помог - как мог, и как считал нужным.
Улыбнулся в нужный момент, развел руками.
- Я иду к одной знакомой шефа. - ответил на вопрос убийцы. - очень близкой знакомой.
Колтер тут же напрягся. Он знал это его выражение, знал, что в таком состоянии син готов на поступки необдуманные - и жалел только, что, возможно, к возвращению в дом старшего шамана это у него может пройти. А так хотелось, чтобы убийца просто пошел - и сказал Фуэго все-все. Чтобы выпалил, выкрикнул, да хоть прошептал, как ему, в самое ухо - правду, настоящую правду! Пусть ругаются, пусть дерутся, но пусть перестанут смотреть и молчать, делая несчастными всех вокруг. А может, пусть признаются, и живут. Пусть улыбаются, любят друг друга - и дадут ему наконец свободу. Ему и себе, а еще всем тем, кто так или иначе пострадал в этой истории. Сестрам Фуэго, которых он так берег, что пытался отгородить и от себя, и от того, что делал. Стране, ради которой они старались. Миру. Будущему.
Хрустнуло. Шаман дернулся, почти вызвав Вуду. Почти поменяв белое на черное, почти готовый драться. Дернулся, но сдержался - и посмотрел на встречающего, чуть склонив голову набок.
Молодое лицо, едва ли не нежное. Едва ли не детское, едва ли не женственное. До красна огненные волосы, до аметиста фиалковые глаза - и горящий символ. Третье око, признак силы, признак связи. Признак того, что перед ним действительно страж земли. Пятая раса мира.
Мэй улыбнулся - как мог приветливо. Парень кивнул на приветствие - вид у него был недовольный и почему-то удивленный.
- Таки золотой. - проворчал он, всматриваясь в лицо шамана, ища...
Чего? Узнаваемости?
- Котенок. - выдохнул наконец страж.
- Вообще-то Мэйталь. - вздохнул тайдборн.
И протянул руку.
- Тайд, психик.
Незнакомец посмотрел на его ладонь подозрительно, но все-таки пождал. И ответил.
- Хэйдин. Страж земли, сикер.
- Официально.
- Как вы к нам, так и мы.
Кажется, он был даже моложе Мэйталя. Шаман вспомнил, что Фуэго рассказывал - Нэльке было семь, когда он ее встретил. Младший психик, услышав это, удивился еще - как мог его наставник вот так взять и поверить ребенку и изменить всю свою жизнь, следуя ее словам. А потом подрос - и понял, что для Фуэго, для того Фуэго, много лет назад, это, может быть, был единственный способ жить дальше. После того, что у них случилось в походе. После того, о чем не хочет говорить ни он, ни Колтер, ни Мидзушико. И о чем Мэй скорее всего так и не узнает.
Теперь, глядя на сикера, он думал, что была и другая причина. Было что-то еще, что-то, пылающее в глубине их символа, что заставляло верить - эти существа и вправду знают нечто, недоступное остальным расам.
Так что он снова улыбнулся - надеясь, что парень все-таки престанет дуться. И спросил:
- Тебя прислала Нэльке?
- Послала - будет точнее сказано.
- Печально.
Сикер недоверчиво прищурился.
- Издеваешься?
- Пытаюсь выяснить, чего ты бесишься. Не из-за моего прихода же в самом деле.
- А вот повторит тебе Нэль раз сто, что все умрут, я на тебя посмотрю. Думаешь, легко жить с предсказательницей?
- Фигня. - безапелляционно заявил Мэйтль, внезапно войдя в раж. - Думаешь, легко жить с тем, кого хочет твой бывший любовник?
О том, что он лично с Фуэго не живет, Мэй умолчал. Просто хотелось посмотреть на то, как изменится лицо стража земли, когда он соотнесет пол самого шамана со словом "любовник". Лицо вытянулось - как и ожидалось. Но, к сожалению, не настолько, как хотелось. Что ж, есть к чему стремиться.
- А нечего было заводить такого дурацкого любовника. - назидательно произнес сикер.
Шаман почувствовал, что такой тон рыжему дается легко - похоже, часто приходится что-то вот так Нэльке объяснять. Или не Нэльке, если с ними живет кто-то еще.
За Колтера было почти обидно. Мэй фыркнул:
- Так это не он же, это я сам дурак.
- И ты тоже. - великодушно кивнул сикер.
И буркнул:
- Ну и я дурак тоже.
Это он, видимо, о своей жизни с предсказательницей. А вот интересно, если не хочется слышать про конец мира - зачем тогда он здесь? Мэй бы спросил, но почему-то казалось, что это личное. А в личное ему пока лезть не хотелось - в очень личное, по крайней мере.
- Тогда идем? - предложил он.
- Пойдем еще. - бросил Хэйдин. - Сперва надо завтрак словить. И бабочку принести. На синем цветке.
Шаман удивленно хмыкнул, но не спросил. Ни о личном, ни о странном в первый день знакомства - такое у него было правило.
Котенок оказался действительно золотым. И немного медовым, и чуть-чуть солнечным. И через пару минут даже почти перестал раздражать.
Они шли по лесу - настоящему лесу стражей земли, и тайдборн восхищенно крутил головой - на бабочек, порхающих птиц и прыгающих с ветки на ветку длиннохвостых лемуров. Крутил, улыбался - а Хэйди все думал, зачем Нэль этот парень. Поможет ли он, будет ли вместе с ними с шаманом Дома Дождя биться в сетях, пытаясь изменить будущее. Сможет ли наконец порвать эти сети, от которых сикеру хочется бежать на край света. Прихватив в собой Нэль и бросив Фуэго.
Хэйдин ненавидел будущее. Ненавидел предсказания, ненавидел видения. И то, что сделали эти видения с ними - это он ненавидел больше всего.
Потому что помнил кричащую Нэль - его Нэль, его мистика. Мистика, которого он поклялся защищать задолго до того. Как увидел впервые. Помнил крик, и страх, и боль, почти физическую боль от ее страданий. И помнил ужас остальных - когда она заговорила, когда сказала. Правду сказала, он же знал это. И они знали. И знали, что так будет - иначе зачем готовились драться с бездушными, зачем воспитывали расу воинов? Они знали, но все равно испугались. И выгнали ее.
Нэль потом говорила, что так и надо. Что стражи земли все равно встанут на защиту мира. Что для этого они призваны. Говорила, что здесь нет места обидам. И что он мог же остаться с ними, а она ушла бы одна.
Только он не мог ее оставить. Не после того, как встретил. Не после того, как слышал крик. И уж точно не семилетний мальчик, воспитанный и выдрессированный защищать мистика. Случись оно сейчас, он бы еще подумал - а хочется ли ему оставшуюся жизнь провести с тем, кто каждый день будет смотреть в будущее и видеть там только конец. Подумал бы, но все равно пошел - он готов был себе в этом признаться. В конце концов, он злился на свою расу не за изгнание. И не за то, что их оставили одних. Он злился за страх - и за предательство.
Они клялись защищать - но испугались. Тьмы испугались. И Нэль. Потому и предали. Не его, не ее - себя. Свое предназначение. Они были глупцами. А он, дурак, их ненавидел. А мог бы быть умным, мог остаться и относиться к ним нормально - зато ненавидел бы себя.
- А ты знаешь, где цветок? - внезапно спросил шаман, выдернув его из воспоминаний.
И хорошо, что выдернул. И правильно.
- Понятие не имею.
- Круто.
- А то. Привыкай.
- Привыкаю.
Котенок оказался не только мяукающим, но и вполне нормальным парнем. С ним можно было иметь дело.
Так что завтрак они добыли быстро - и психик даже нарвал каких-то трав, уверенно заявив, что у них растут такие же, и из них варят приличный чай. Хэйдин чай никогда не варил, это Нэль время от времени доставала сухие букетики и сама готовила, а его обязанностью была охота. И провожание всяких шаманов, которые приходили, чтобы услышать. Понять. И помогать.