Только выдохнул хрипло Фуэго, обмяк в его объятиях. И прижался надолго губами - словно стремясь выпить Колтера до дна. Приник всем телом - кожа к коже, разгоряченное пламя к прохладному шелку. Ткнулся носом в шею, шепнул:
- Обними.
И син обнимал - син попросту не выпускал и выпускать не собирался. Шаман отвернулся, скрутился почти кольцом. Колтер зарылся лицом в волосы, обхватил Фуэ руками за плечи. Слушал тишину и дыхание. За окном дзенькнули первые капли, вскоре превратившиеся в буйный поток. Фуэ задышал глубже, ровнее. Колтер подумал "Устал". И потом "Соня". И улыбнулся.
Мир рухнул - в одно мгновение.
Дождем в окно, стуком в двери. Шаман спохватился - рванулся к одежде, набросил домашний халат. Син автоматически - в инвиз, ближе к стене.
- Господин Фуэго. - голос служанки срывался от волнения. - Господин Фуэго, к вам Мэйталь из Дома Песка. И еще - не назвались.
Пискнула - и исчезла. Правильно, у Фуэго, - вся столица знает, - нрав крутой. Особенно по утрам. Даже если утро наступает в полдень.
- Одевайся.
Руки у психика едва не дрожат. Натягивает брюки, дергает нетерпеливо с кресла рубашку. Пальцы хватаются за верхнюю пуговицу - и отпускают. Фуэго рвется за дверь - распущенные волосы за спиной светлым полотном. И син - едва успевший одеться.
А внизу - Мэйталь. Сидит прямо у двери, на полу, устало привалившись к стене. Мокрый котенок - трясет мордочкой, с волос летят брызги. Дышит тяжело, щеки бледные-бледные - и куда только слетела позолота? Даже глаза раскосые словно погасли. Сидит - только на звук шагов вскидывается, начинает вставать. Фуэ отрывисто машет ему рукой - и младший шаман снова упирается в стену.
Остальные - парень с девушкой едва ли старше Сай. Парень словно пламя, а девушка - василек под солнцем.
- Фуэ. - шепчут едва слышно.
И Колтер вздрагивает. Запоздалое понимание - это зовет женский голос. Голос зовет, а Фуэ, - его Фуэ! - молча застывает. И - ни крика, ни возмущения. Ни нервного взмаха прядями, ни даже недовольно поджатых губ. Девушка зовет - белая кожа, словно у статуэтки, волосы мокрыми сосульками. Вода капает на ключицы, стекает по шее - на синие одеяния, налипшие на тело. Меж бровей, чуть выше глаз - серый узорный нарост. Девушка произносит всего одно слово, и Фуэго застывает на последней ступеньке. Стоит, смотрит молча на троицу гостей. Плывут секунды, капает вода. Путники дрожат, а шаман - его шаман! - как будто не решается. Как будто не знает.
Колтер делает шаг - первый порыв всегда сложнее всего, а потом будет легче. Просто отбросить все - и оставить лишь то, что знакомо. Син встряхивается - и как с Мэйталя вода, слетают с него вопросы. Все потом, все позже.
А сам подлетает к гостям. Рывком подымает на ноги Мэя, подает руку девушке. Огненоволосый парень пытается заступить ему дорогу. Взгляд - уходи. Фиолетовые глаза напротив синих. А меж бровей - тот же нарост. Мэйталь хватает спутника за плечо, одергивает. А девушка между тем вцепляется в сина, едва не падает. Глаза - бесцветный серый омут, затягивает туманом. Вздрагивают плечи, выплескивается из горла всхлип. Рвется нитью дыхание. Раскрываются губы - словно не хватает воздуха. И бьет тело почти судорога.
Он хватает ее за плечи - удержать! И слышит едва различимое: "Ничего нет. Поздно."
- Не помогло! - громко, вскриком.
Его дергает. Но он сильнее. На ее белых плечах потом буду синяки - если будет потом. В окно бьется гроза, дрожат перезвоном стекла. И как будто даже тянет из-за двери льдистым потоком. Бушует природа, рыдает незнакомая девушка.
Ничего нет. Не помогло. Поздно.
То шепотом, то почти воем. Три фразы повторяются, слова таранят стекла изнутри, а снаружи вторит гроза. И так - почти вечность. Но испуганный писк служанки разрубает бесконечный круг - и падают полотенца, и слышится удаляющийся топот. И вдруг - словно прорвалась плотина - он ловит дыхание Мэйталя, хриплые вдохи огненоволосого. Шаги Фуэго - торопливые, поспешные. Шаман оживает - и уже командует одному гостю снять доспехи, а второму - вытереться. Девушка в руках сина в последний раз вздрагивает - и обмякает. Он едва успевает подхватить ее на руки - запрокидывается бессильно голова, закатываются глаза.
- Наверх. - бросает Фуэго.
Как же хорошо снова слышать уверенность - хоть в чем-то! Колтер несет гостью в гостевую комнату - свою, других не знает, а в ушах все отдается набатом:
Ничего нет. Не помогло. Поздно.
Внизу хлопают двери, звучат голоса девочек. А наверху - тонет на широкой постели белокожая кукла. Огненоволосый, в одних штанах, вытирает полотенцем ее волосы, наклонившись так низко, что почти касается губами изуродованного серым наростом лба. Мэйталь молча кутается в сдернутое с этой же кровати покрывало. Мэйталю проще, тайдовские одежды не пропускают воду.
- Иди переоденься. - приказывает младшему шаману Фуэго. - У меня в комнате, найди в шкафу. И Хэйдину тоже.
Хэйдин - видимо, огненоволосый, отрывается от спутницы и неохотно кивает наследнику Дома Дождя. Хмуро, но послушно.
- Сестры. - напоминает Колтер, глядя на Фуэ.
А тот не отрывает взгляда от постели. Выжидательного взгляда, словно девушка вот-вот откроет глаза и встанет. Смотрит и ждет - пока голоса девочек не звучат ближе. Тогда Фуэго вздрагивает, будто проснувшись. И - гаснет. Только тлеет огонек решимости в глазах - тот самый, что едва зажегся минуту назад. Шаман отступает в глубь комнаты. Падает в кресло - и прячет лицо в ладонях. Плечи опущены, волосы тонкими струйками спускаются на грудь.
- Сестры. - едва слышно, почти испуганно повторяет Колтер.
Что делать? Внизу он знал, внизу он делал. Внизу были промокшие гости, а здесь - Фуэ. Здесь - любимый.
- Потом. - шепчет наследник Дома Дождя, меньше всего походя сейчас на какого-то наследника какого-то Дома. - Вечером.
И поднимает взгляд. Колтер смотрит на него - на море, которое разбилось о скалы, на реку, что забыла, куда ей течь. Смотрит и не решается - а потом вдруг бросается вперед, застывает у кресла статуей. Берет лицо Фуэ ладонями - и прямо в губы:
- Что мне сделать?
Любимый чуть щурится - и взгляд снова становится ясным, уверенным.
- Скажи девочкам, чтобы не мешали. Только Сай... Пусть зайдет, надо раздеть ее. Проследи, чтобы Мэйталь с Хэйдином отдохнули. Пошли за Мидзушико - передай, что они приехали.
Шаман откидывается на спинку кресла - и син убирает руки. Кивает.
- Я сделаю.
И отворачивается. Как просто выполнять приказы. Как просто делать, не думая. Но мысли все равно рвутся, мечется гнев. Бьется в клетке ревность, взвывает почти ненависть. Все не то, все лишнее. Он держит их в узде, приказ держит в кулаке его. Он не знает, что думать - а чувства всплывают, как пузыри из котла. И как их унять - если не понимаешь?
Он отворачивается, поджимает губы. А шаман неожиданно тянется за ним, хватает за руку. Прохладный шелк кожи обжигает, пламя шипит и отплевывается.
- Сделай это. И...И вернись ко мне.
Ничего нет. Не помогло. Поздно.
Тьма хватает ее и не отпускает. Это сильнее, чем всегда. Это - без защиты, без магии, без границ. Это - как будто она вдруг оказалась у самой сердцевины мира, у самых границ, сдерживающих тьму. Как будто - но только есть ли у тьмы границы? Или же она - везде, вокруг, туманом разлита по миру?
Ничего нет.
Больше не горит третий глаз, не окутывает разум щитом. Не обволакивает полотном мысли, не туманит видения будущего. Нет силы, нет магии. Ничего нет, кроме тьмы. И Нэльке тоже нет, потому что ее тело - лишь сосуд для того, что зовется будущим.
Не помогло.
И не рвись, не пытайся, не пробуй. Не сражайся, не путай нити событий. Не думай, будто можешь как-то изменить. Будущее уже здесь, бездушные нескончаемым потоком. Прорвалась земля, вспучилась почва, выпуская их наружу. Стонет древо сидов, скрипят ели на родине людей. Обвевает сухим ветром столицу зооморфов, кипит море вокруг островов. И стираются в пыль горы, и в город стражей, что под землей, уже крадется лед с поверхности. И все, сделанное тобой - ничто. Потому что будет, как виделось.
Поздно.
Слишком поздно пришли стражи. Не могли раньше - потому что нельзя. Потому что стражи заперты в коконе, закрыты под коркой земли. Нельзя - значит не хотим, так она думала. Нельзя - значит, нет магии, так она знает. Нет магии, и они не успевают. А когда приходят, нет больше материка. Повалено древо, смяты бастионы. Сметены поселения полу животных. И - острова. Острова падут последними. Но - падут. А потом - стражи земли. Слишком поздно.
Тьма держит крепко, а у нее нет сил вырываться. Нет сил, нет желания. Нет будущего - шепчут прямо в голове голоса. У тебя. Нет. Будущего. Как это - нет? - спрашивает она. Как может не быть у того, кто сам - будущее? Голоса запинаются, становятся тише. Накатывает волной отчаяние, уверяет - нет смысла спорить, все равно. Все равно, что их ждет - смерть или ничто. Смерть - то же ничто. Она пытается махнуть отрицательно головой, но как махать, если нет ни головы, ни тела? Она хочет вернуться к ним, чтобы иметь возможность отрицать. Чтобы не только мыслью, бесплотной, невесомой. Чтобы и телом, и словом - чтобы махнуть резко рукой, как Фуэ плечом, махнуть, как отрезать.
Будущее есть. Будущее - оно рядом, оно в синих глазах, обеспокоенных, нервных. Синих глазах, что смотрели не отрываясь, что очарованы ее словами, околдованы предсказанием. Синие глаза, до которых тьма не доберется. Она пытается вспомнить что-то еще, кроме этой морской синевы, но все остальное сливается пятном, растекается туманом. Все остальное теряется во мраке, и остается лишь взгляд - да сила. Сила удержала ее на краю, чужая сила. Удержала и отпустила, но следы ее прикосновений ноют на коже, мнут игольчатыми лапками плечи. Тык-тык-тык - уколами. Боль бежит по нервам, бьет в мозг как в колокол, отражается эхом в теле. И вместе с болью приходит ощущение материальности.
Как же хорошо быть настоящей!
Дрожат ресницы, поднимаясь. Глаза жаждут видеть, но мышцы просыпаются медленно, с трудом. Устало. Уши уже слышат дробь дождя, но взгляд упирается в марево, омытое слезами. Она пару раз моргает, привыкая к полумраку, и привстает на локтях. Тепло и удобно - кто-то раздел ее и укрыл толстым одеялом, таким мягким, что ей хочется завернуться в него с головой. Любопытство, однако, сильнее, и она осматривает комнату, отмечая аккуратность и чистоту, инкрустацию на стенах и аквариум в углу. Высокая колона почти до потолка, и рыбки в ней блестят цветными бусинами. Она бросает на них взор и не может оторваться - считает, беззвучно шевеля губами, следит взглядом, не отрываясь. Рыбки напоминают птиц у нее на родине - цветастые, пышные, плавники крыльями рассекают воду как небо. Их мерные движения успокаивают, но глаз ловит движение сбоку, и она поворачивается туда.
На подлокотнике кресла свернулась змея. Сидит недвижным камнем, поджидает добычу. Раскосые глаза, тонкий нос, косой разрез рта. Хищное узкое лицо с острыми ушными плавниками, худое вытянутое тело.
Змея смотрит на Нэль, и мистик боится пошевельнуться, прекрасно зная, что стоит только дернуться, как твое тело будет распорото ядовитым укусом. Не лезь к хищникам, повторял Хэйдин, не лезь и останешься жива. А если уж столкнулась, замри - возможно, тебе повезет, и ты покажешься им слишком мелкой добычей.
И она послушно застывает, дышит тише, медленнее. Только стучит сердце, гонит как бешенное, а змея тем временем отворачивается, садится вполоборота.
- Она проснулась.
И Нэль только тогда замечает Фуэ, откинувшегося на спинку кресла, и понимает, что все это время змея не охотилась - она охраняла. А еще через мгновение ее мозг все же заменяет "змею" на "мужчину" - заменяет, но верить не спешит.
Фуэ поднимается - резко, порывисто. Смотрит на нее, а она ловит его взгляд, впитывает в себя вместо солнца, вместо тепла, вместо всего. И осознает - не тот. Взгляд не тот, и сила, конечно, не та. И пытливо всматривается в змею, которая мужчина. Тянется, пытаясь сквозь сумрак темной комнаты добраться, узнать, принять.
- Подойди. - просит, когда одеяло сползает с плеч, через грудь на живот.
Поспешно натягивает обратно, оборачивает вокруг себя коконом. Мужчина пожимает плечами и подходит, скользя рукой по плечу Фуэ. И это движение говорит ей быстрее, чем глаза - он. Его взгляд, его сила. Его будущее, его решение. Его власть над всеми ними, над всем. Она снова смотрит на Фуэ, ловит почти ощутимое спокойствие, почти физически видимую уверенность. И ей больше не нужна магия, чтобы понять - тени нет. Ни той, что на острове, преследует чужаков, ни той, что гонит на смерть, что отголосок тьмы. Ей достаточно мгновения, чтобы понять - это он. Тот самый, что изменил будущее один раз, когда коса сменилась неровными прядями, а улыбка - зовом смерти. Он забрал у нее шамана, и она десять лет билась вместе с этой пустой оболочкой против будущего, пытаясь спутать нити, к которым ни один из них не смел прикоснуться. И вот теперь он вернул его - без косы, но с улыбкой, спрятанной за обеспокоено поджатыми губами. И рядом с ним тьма ушла, потому что там, где пальцы перебирают нити судьбы, нет места предсказаниям.
- Ты здесь. - шепчет она, глядя на него. - Ты с Фуэ.
Он удивленно смотрит на нее, не понимая.
- Я с Фуэ. - твердо, едва ли не с вызовом.
- Ты - тот самый.
Они переглядываются. Связь между ними почти физический рассекает воздух, почти ощущается кожей. Пару мгновений тайды смотрят друг на друга. Пару мгновений, во время которых она чувствует, что между нею и ними непреодолимая стена. А потом Фуэ насмешливо фыркает.
- Да, он - тот самый.
И садится на край кровати.
- Я хочу знать, что с вами случилось.
На островах тайдборнов всегда дождь. Всегда сыро, мокро, серо. На островах тайдборнов всегда холодно. К этому надо просто привыкнуть. Привыкнуть к черному небу, к потокам воды сверху. К морозу, к грохоту ливня, к плеску волн.
Привыкнуть, если собираешься остаться здесь, если хочешь. А если и не хочешь, куда тебе податься? Не на родину же, не к тем, кто предал, кто бросил. Не туда, где не ждут.
Привыкнуть, если будет на то время. Если вообще будет время. Если получится, если спутается, как надо. Если полоумная мистик, которая роднее сестры, и кличущий смерть шаман все-таки смогут. Если не сбудутся предсказания, а победят действия. Если бездушные не уничтожат все.
Привыкнуть - и он пытается. Он смотрит в окно, но стекло размывает пейзаж, а дождь размывает остров. И барабанят капли, и ритм их сливается с ритмом барабанов далекой родины. И грохочет сердце, а мысли бегут скакунами. Силы нет, и те крохи магии, что доступны искателям, растворились во тьме. Нет интуиции, нет знакомого предчувствия, и когда в комнату входи Мэйталь, он удивляется и почти вздрагивает.
Молодой шаман ходил домой, он живет неподалеку, и на нем теперь своя одежда, подходящая по размеру. Ему в ней удобно, в отличие от Хэйдина, которому непривычны тайдовские тяжелые ткани. Одежда, впрочем, последняя забота, куда важнее Нэль. Куда важнее то, что погас третий глаз, и мистик теперь открыта тьме, которая и с защитой едва не поглотила ее целиком. А без защиты? Без защиты маленькая девочка, доверенная ему еще до рождения, в любой момент может потеряться там, куда ему нет ходу. Может - если уже не потерялась, но об этом он старается не думать.
- Она проснулась. - тихо произносит Мэйталь. - Сейчас они с Фуэго поговорят, а потом мы все...
Шаман замолкает, прислушивается к чему-то. Хэйдин тоже прислушивается, но слышит лишь тишину и дождь.
- Потом мы все поговорим. - твердо заканчивает психик.
И добавляет тихо-тихо, обеспокоено, заботливо:
- Она в порядке. Ты отдохни пока.
Он и отдыхает. Отдыхает, глядя в размытое окно, думая, гадая. А потом его зовут, и он идет вместе с молодым шаманом в большую комнату, где уже собрались те, кого Мэйталь называл "все". Фуэго из Дома Дождя в кресле, на подлокотнике - опасный тайд, который нес Нэль наверх. Сама мистик рядом с двумя девушками примерно их возраста - такими одинаково светловолосыми и синекожими, такими похожими на Фуэго, что сомневаться в их родстве не приходится. Золотоволосый Мэйталь. И еще один незнакомый мужчина - высокий и худой, не менее опасный, чем первый, но куда более уверенный. Он спокойно смотрит на Нэль, его не удивляет третий глаз, его не удивляет вообще ничего. Хэйдин застывает за спиной у Нэль, смотрит на мистика, ловит ее слабую улыбку. А потом все оборачиваются к Фуэго. Шаман вздыхает - глубоко, собираясь с силами. И произносит совсем не то, что все они ожидали.