Ноги в унтах то и дело соскальзывали и принять устойчивое положение на крутом травянистом склоне, присыпанном снегом, никак не получалось. Заточенный топор со звоном отскакивал от промерзлой древесины лиственницы. Руки уже плохо слушались, хотя рубить оставалось совсем немного. Ударив еще десяток раз и сунув топор в куст караганы, Сергей зашел сверху и уперся плечом в ствол. После нескольких сильных толчков с резкими выдохами внизу что-то хрустнуло, крона вздрогнула и дерево сначала неторопко, потом все быстрее стало падать на прибрежный лед. Пушечно грохнуло, взметнулся снег, отломившаяся вершинка отлетела на несколько метров в сторону.
Сергей достал помятую пачку, с трудом выудил негнущимися пальцами целую папиросу, кинув на неровный сруб пня рукавицу, сел на нее. Первую спичку задуло порывом ветра, но со второй удалось прикурить. Сделав подряд две короткие, но глубокие затяжки, он на секунду закрыл глаза, чувствуя, как сознание приятно затуманивается. Пачка была последней, приходилось экономить. Со склона хорошо просматривался большой участок Барлыка, только что вырвавшегося из ущелья и вольготно раскинувшего свои рукава-протоки в широкой долине у подножия Чингекатского плато. Заснеженный лед покрывал белым всю пойму, лишь в середине темнело небольшое пятно, по краям которого сверкали свежими сколами обломки льда и суетились люди. Там, на трехметровой глубине, в русле одной из проток, обняв колесами большой валун, лежал их грузовик, ГАЗ-66, называемый в народе "шишигой". А в радиусе сорока километров вокруг не было ни единой живой человеческой души.
Еще утром все казалось в порядке. Командировка заканчивалась. Все запланированные работы выполнены. Два сурчиных гнезда лежали, упакованные в большие бязевые мешочки, помещенные в мешок уже клеенчатый и в деревянный сундук. Накопившаяся за три недели усталость давала о себе знать. Грузовик шел в перевал. Было круто. Когда колеса проскальзывали и начинали шлифовать покрытые снегом мерзлые камни, на секунду-другую движение приостанавливалось. Мотор взвывал при переключении на пониженную передачу, и все замирали, ожидая, что тяжелая машина может покатиться назад. Но вот широкие ламели протектора опять находили за что зацепиться, и они снова двигались вверх, упрямо подбираясь все ближе и ближе к низким облакам.
В кабине, рядом с водителем, сидел старший зоолог Гоша - руководитель группы. Сергей и два техника лежали в кузове в "коконе" из нескольких слоев ватных одеял, тулупов из овчины с подстеленным снизу двойным войлоком и укрытым сверху брезентом. Внутри "кокона" и в кабине было тепло, но за бортами грузовика царствовал январский мороз. Уже несколько дней столбик термометра опускался по утрам ниже отметки "минус сорок".
Наконец, выкарабкавшись на седловину горного хребта, грузовик остановился. Из кузова полез заспанный народ, чтобы размять ноги и облегчиться. Позади расстилалась неоглядная ширь долины реки Каргы, причудливо обрамленная на западе скалистым низкогорьем. За линией почти не видимых отсюда пограничных столбов на юге долина переходила в типично монгольский пейзаж с изогнутыми, как крыши японских домов, холмами. Еще дальше можно было разглядеть заснеженную плоскость озера Оруг-Нур, окруженную мощными горными хребтами с альпийским рельефом, среди них особой отточенностью линий выделялись вершины Хархира и Тургень. Впереди и ниже, сразу под перевалом, изгибалась долина реки Барлык. Закурив и перекидываясь дежурными шутками, они ходили, махали затекшими от долгого сидения ногами и руками, настроение у всех было приподнятым - не далее, чем к ночи ожидалось завершение пути, встречи с близкими и праздничный, по этому поводу, стол.
Впереди всех ждал еще долгий путь. До города, откуда началась поездка и где она должна была завершиться, оставалось примерно шестьсот километров, из них четыреста - плохой горной дороги. Четыре протяженных участка шли по руслам рек, где постоянно встречались боковые ледопады. Им предстояло преодолеть и несколько высоких перевалов через отроги хребта Танну-Ола. Там, после недавних ветров, наверняка образовались широкие и протяженные снежные надувы, через которые придется лопатами пробивать дорогу. Словом, обратная дорога однозначно не сулила однообразия и скуки.
Гоша, давно вынашивавший свою идею, вдруг снова про нее заговорил. Мол, если не уходить вправо, а спуститься прямо по льду Барлыка, то через восемь километров ущелья мы выезжаем на хорошую ровную грунтовку по его террасам. Каких-то восемь километров! А там, меньше чем три часа пути, - уже асфальт, "а по асфальту-то, сами знаете, хоть боком катись!". Получалось, с его слов, что сокращаем мы верных две сотни верст и минуем все оставшиеся перевалы. Сергею идея сразу не понравилась - не один раз приходилось попадать с Гошей в разные передряги, пытаясь сократить путь. Но возражать было лениво, а остальные рьяно начали обсуждать достоинства предстоящей авантюры. Осторожный пожилой водитель Михалыч, быстро прикинувший экономию бензина (у него был свой "Москвич"), тоже поддался общему настроению.
Поначалу поверхность реки была ровная и крепкая. За каких-то полтора часа они практически без проблем прошли почти все ущелье. Большую часть этого времени потратили на вырубание ступенек во льду в единственном месте, где с горы бил ключ и образовался наклонный скат к скале на противоположном берегу. Еще остановку пришлось сделать, когда на нависающей поверхности одной из скал обнаружили сплошные красновато-желтые натеки каменного масла, запастись которым все сразу захотели. Никто и не подозревал ничего плохого, когда они выехали на широкое место и направились к близкой уже береговой террасе. Лед сначала тихонько треснул, грузовик кивнул носом и остановился. Все, включая водителя, едва успели выскочить из машины, как опять раздался треск, хруст ломающегося льда и грузовик-вездеход почти мгновенно исчез в образовавшейся дыре. Наступила тишина...
В последних числах октября 1224 года после нескольких лет дальнего похода экспедиционные корпуса Джебе и Субэдэя стремительными длинными переходами возвращались в Монголию. Посетив перед этим ставку Великого Хана, расположенную в тот год на живописных берегах Иртыша, доложив о результатах рейда на Кавказ и в Восточную Европу, отдав положенную долю добычи, два лучших полководца той эпохи получили разрешение на отдых. Джебе предпочел для себя южный маршрут - через Джунгарские ворота и Турфан в благословенную долину Орхона. Субэдэй хотел навестить родных (он был родом из Тувы) и выбрал северный вариант - через Алтай, по Катуни и Чуе.
Его конные колонны медленно поднимались в крутой перевал Чике-Таман. После того, как восемнадцать лет назад тумен Субэдэя настиг в этих краях остатки убегающих меркитских племен и вырубил их поголовно, его войска, мобилизовав местных жителей, за два месяца превратили вьючную осыпающуюся тропу в широкую дорогу, пригодную для движения колесных обозов или конницы в три ряда. Сейчас каждый всадник имел по три запасных лошади, две из которых были нагружены всем необходимым для дальнего похода и трофеями, третья шла налегке.
Передовой отряд вытянувшегося армейского порядка уже достиг вершины перевала, когда с северо-запада их догнал штормовой фронт. Сильные порывы холодного ветра проникали под надетые поверх доспехов подбитые мехом длинные монгольские халаты. В скуластые обветренные лица на поворотах дороги швыряло снежной крупой. Окружающие вершины гор, то показывались, сверкая удивительной белизной в последних еще пробивавшихся временами солнечных лучах, то совсем исчезали за рваными грязно-серыми тучами.
В конце подъема, почти у самого перевала, на очередном крутом повороте дороги, огибаемая узкой колонной всадников, стояла невысокая, но коренастая лиственница. Возле самой вершины ее кроны, на конце одной из еще крепких ветвей, находилась небольшая шишка, одна из многих на этой ветке. Ее отличало от соседок то, что в пазухе чешуек у нее сохранилось последнее семечко. Небольшой перекос и оно зацепилось краями своего крылышка за прилегающие концы двух чешуек и никак не могло покинуть место своего рождения. Но вот, от резкого порыва ветра нижняя ветвь как плетью ударила по верхней, чешуйки на долю секунды разошлись, семечко освободилось и взлетело!
Вращающийся поток воздуха в считанные минуты поднял его на трехкилометровую высоту и понес в неизведанные края. Законы турбулентности неисповедимы, и семечко с одной из воздушных струй сначала понесло почти поперек основного фронта циклона - на северо-восток, но над Шапшальским хребтом атмосферные потоки в этом горизонте, сжатые соседями, тоже повернули и устремились на юго-восток.
То кувыркаясь, то планируя на своем крошечном крыле, зародыш жизни еще около часа мчался над долинами рек, горами и лесами. Затем, влекущие его стремительные воздушные массы врезались нижними эшелонами в гранитные бастионы Западного Танну-Ола, образуя множество воздушных водоворотов, восходящих и падающих потоков. В одной из струй воздуха семечко спикировало вниз по крутому распадку в ущелье Барлыка и удачно воткнулось в узкую щель между сланцевыми плитами прямо над руслом замерзающей реки. Множество мелких частичек почвы, сорванных ветром, и опавшая хвоя прикрыли семечко, а скатившийся сверху небольшой камень плотно затрамбовал его в новом месте. К утру шторм закончился и перешел в сильный снегопад, покрывший белым одеялом горы, предгорья, приречные террасы и надежно спрятавший новосела от любившей полакомиться семенами лиственницы лесной мыши, чье гнездо располагалось всего лишь в паре метров под кустом караганы.
На следующий год между камней появился тоненький росток, тянущийся к свету. С каждым годом молодое дерево все быстрее росло, наливалось силой и крепостью. За свою долгую жизнь этой лиственнице довелось повидать многое. Были засухи, когда река внизу превращалась в маленький, едва журчащий, ручеек. Сильные лесные пожары трижды прокатывались огненными валами по ущелью, но ее, стоявшую у самой кромки воды, не задели. Немало деревьев, расположенных выше по склону, пали под ударами молний. Более двух десятков раз сильнейшие наводнения поднимали уровень воды так, что потоки шли по верху скалы, на которой, впившись в нее длинными руками корней, стояло это дерево. Его било перекатываемыми валунами, ударяло проносящимися вниз стволами других деревьев, которых покинула удача. Из-под корней вымывало тонкие прослойки почвы, из скалы выпадали отдельные камни и небольшие плиты, но лиственница держалась.
Высясь сорокаметровым огромным исполином, она тоже выпустила в жизнь миллионы уже своих семечек, которые на небольших крылышках-пластинках отважно отправились в путешествия. Шли годы, теряя ветви, засыхая верхушкой кроны, лиственница медленно старела. Кто знает, если бы не стечение обстоятельств, она, возможно, прожила бы здесь и еще сотню-другую лет, но, рано или поздно, всему приходит конец.
Ливень, двое суток терзавший горы Южной Тувы в июле 1984 года, подмыл огромный гладкий валун, неизвестно, как и когда попавший на склон горы в ущелье Барлыка. Скользнув вниз, камень ударился о скальный выступ и рухнул в бушующее русло реки. Стремнина понесла его как мячик и, крутанув в водовороте, с размаху бросила в скалу, на которой стояла наша лиственница. От сильнейшего удара гранитная щетка раздробилась и вывалилась в реку, оставив торчащие размозженные обрывки корней дерева, теперь уже не имевшего надежной опоры и пошатывавшегося при каждом сильном порыве ветра. Его участь была решена.
Северо-западный октябрьский шторм, точно такой же, как тот, который когда-то давно подарил лиственнице жизнь, на этот раз отнял ее. Дерево упало в реку, его потащило вниз. В паре километров ниже высокая сланцевая гряда пересекала дно долины трехметровой плотиной, лишь посередине был узкий слив, в котором и застряла лиственница. Пока она плыла, ее ветви и торчащие корни обрывали ледяные забереги, которые большими и малыми льдинами устремлялись за ней. В сливе образовалась закупорившая его запруда, и несколько дней вода прибывала и поднималась, пока не достигла уровня плотины и не пошла верхом. В начале ноября ударили сильные морозы. Получившееся озеро схватилось льдом. Еще через неделю вода все-таки пробила себе путь через запруду по нижнему сливу, ее уровень резко упал. Над долиной Барлыка появилось огромное, висящее в воздухе, ледяное поле - "пустоледка". Под ним внизу сейчас и находилась "шишига", которую теперь надо было как-то спасать.
Трое суток длилась эпопея. Повезло в том, что при падении на валун под машиной оказались большие куски толстого льда, принявшие на себя удар и сохранившие карданы и агрегаты вездехода в целости. Хуже было то, что грузовик стоял в русле, по которому шла вода. При некоторых манипуляциях на начальном этапе приходилось стоять по колено в ледяной воде. Туда все время самоотверженно нырял Гоша, но пару раз удалось побродить и Сергею. После водных процедур нужно было бежать почти сотню метров до берега, где Михалыч жег костер, и отогреваться-сушиться, потому, что мороз только усиливался, а ветерок из ущелья прекращался, лишь когда менял направление на противоположное. Попытка развести костер подо льдом тоже оказалась неправильной - лед таял, начиналась капель, и одежда быстро намокала.
Первая идея - поднять машину в том же месте на лед, была почти сразу отвергнута - лед бы снова не выдержал. Да и неизвестно - к каким последствиям могло привести повторное падение грузовика на камни. Пришлось спускать вниз лестницу, бревна. Заготовку бревен вели на ближних склонах гор. Из деревьев здесь, кроме лиственницы, ничего не росло, пилить или рубить ее твердую мерзлую древесину оказалось трудно, но других вариантов просто не было. С помощью простейшего рычага - ваги, колеса постепенно поднимали, подкладывая чурки и камни. Из бревен и камней же сделали наклонную эстакаду, по которой грузовик удалось переместить подо льдом на высокую галечниковую косу. Оттуда прорубили несколько десятков метров льда до небольшого островка. С него, сделав сплошной настил из бревен, в конце концов, только на третьи сутки затянувшейся эпопеи, удалось выехать поверху на сушу.
Еды в обрез хватило на два дня. Последний день питались только кипятком. Когда выбрались на берег, всех шатало, сил радоваться уже не осталось. Был поздний вечер, и решили остаться ночевать. Запасливый Михалыч вытащил откуда-то из заначки начатую фляжку с водкой и сухарь. Водка подозрительно неторопливо стекала в кружки. Выпили, возникло желание поговорить, но напрасно - все потеряли голос от перемороженного напитка. Как потом оказалось, в эту ночь в Западной Туве столбик термометра опустился до минус пятидесяти трех... С утра, залив в радиатор шишиги два ведра кипятка, они успешно завелись, выехали и уже к обеду добрались до города.
Та поездка запомнилась. Прошло много лет. Больше по Барлыкскому ущелью они не ездили. Да и никто другой не пытался. А в Монголии, в узком ущелье верховья Завхана на западных склонах Хангайского хребта на большом сланцевом выступе у самой воды тянется к небу молодая лиственница. Тот ветер, сломавший жизнь старому дереву осенью 1984 года, принес сюда его последнее семечко, из которого, волей Великого Тэнгри, появилась новая жизнь.