Веспа Оссиана
Как важно не быть серьезным

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Типография Новый формат: Издать свою книгу
 Ваша оценка:

Как важно не быть серьезным.

О.Веспа

1. Аполлон Потапович.

   Серьезный человек Аполлон Потапович Базаренко сидел в своем просторном кабинете и с удовольствием ощущал себя директором. Неважно, что был он директором захолустного крошечного филиала малоизвестного столичного института в маленьком заштатном городишке. Важно, что он назывался директором, и это слово звучало так приятно и сладостно, что Аполлон Потапович не ленился при каждом удобном случае сообщить со всей серьезностью эту важную подробность каждому встречному. Вы скажете: "Как это каждому встречному? Не может такого быть". А вот бывает. Аполлон Потапович пешком не ходит, а разъезжает на личном автомобиле, пусть и не собственном, а взятом на время у приятелей, что пребывают в заграничной командировке неопределенной длительности. Оно ведь даже и лучше, что автомобиль чужой - приятели довольны, считая, что машина не так быстро ржавеет, как если бы стояла в гараже, и ему не обидно, если вдруг спросят, почему, мол, не иномарка, а всего лишь "Калина". Всегда можно ответить, что это так, мол, чужое дерьмецо, а у самого руки еще не дошли до какого-никакого бумера. И времени нету, все уходит на непосильный директорский труд. Как, Вы еще не слыхали? Недавно Петр Александрович бросил меня на амбразуру. Так и сказал: "Знаю, будешь ходить с протянутой рукой". Но я не стыжусь. Не для себя ведь прошу, для пользы дела.
   Вы скажете: "Кто ж его спросит, если он пешком не ходит?" А вот, например, идет Аполлон Потапович от своей машины к дверям своего филиала и видит случайного прохожего. Здоровается с ним вежливо и говорит: "Здравствуйте, мы с Вами не знакомы?" Прохожий, естественно, в недоумении, а Аполлон Потапович тут же и сообщит, мол, директор он, заправляет теперь в этом здании, будем знакомы. Или, скажем, наблюдает он из окна своего кабинета соседний дом с элитными квартирами, в котором, к сожалению, живет не он со своей семьей, а совершенно посторонние люди, и видит, что рабочие выгружают у элитного подъезда кучу песка. Тут же бдительно спустится к рабочим и строго скажет: "Я директор этого (и ручкой махнет) института. Вы где песок взяли? Не у нас, случайно, увели?" Что ответят рабочие, не важно. Важно, что сладкое слово "директор" прозвучало и звучало оно о нем.
   Ну вот, сидел Аполлон Потапович за своим массивным, но несовременным директорским столом, доставшимся ему от недавнего предшественника, который был сброшен со своего поста быстрым революционным ходом в шахматной партии влиятельных заговорщиков без всякого участия Аполлона Потаповича, посаженного сюда из чужого огорода в результате прополки, и скучал в одиночестве. Давно он никому не рассказывал, что он директор и что окончил с отличием мехмат ЫГУ. Тут дверь открылась, и очень кстати вошел молодой человек, который сообщил, что хочет работать в филиале.
   - Добрый день. Садитесь. - начал сладко Аполлон Потапович голосом Сергея Петровича Капицы. - Вы, конечно, знаете, что я директор.
   Тут на столе зазвонил телефон. Директор снял трубку и сказал строго и важно уже своим собственным неопределенным тенорком: "Базаренко", - с ударением на "е", - "Вы говорите с директором. Я занят. Перезвоните попозже".
   Молодой человек за это время устроился на стуле недалеко от директора за длинным совещательным столом, примыкавшем торцом к директорскому столу, и рассматривал кабинет. Едва он провел глазами по стенам, на одной из которых, прямо над головой директора, словно икона, висел портрет Президента, а на другой, напротив Президента, - большой календарь с перекидными страницами, словно отсчитывавший дни президентского срока, как Аполлон Потапович снова обратил свое внимание на посетителя.
   - Так вот, Вас как зовут?
   - Кныш Андрей Александрович.
   - Базаренко Аполлон Потапович, - представился директор с ударением уже на второй звук "а" своей фамилии.
   "Он что, не знает, как произносится его фамилия?", - подумал Кныш, поскольку ему было неведомо, что Аполлон Потапович сверял ежедневно, как курс доллара, собственное произношение своей фамилии с ее звучанием в устах начальства. А сегодня еще ни одно важное лицо не произносило фамилии Базаренко, поэтому курс ее не был известен.
   - Наша кафедра, которую я возглавляю, - продолжил, любуясь звучанием своей речи, Базаренко, - прочно стоит на ногах. Похвастаюсь. За последнее время мы выпустили ряд учебных пособий. - Аполлон Потапович порывисто встал, несмотря на грузную фигуру, и бросился к стоявшему у стены в двух шагах от стола книжному шкафу, тоже перешедшему по наследству от предыдущего директора, достал из-за стеклянной дверцы пять тоненьких брошюр небольшого формата и разложил их на столе перед посетителем.
   На обложке книжечки объемом не более пятнадцати страниц с надписью "Основы аналитической математики" был напечатан детский рисунок желтой рыбки в синем море, словно намекавший на то, что эти основы покоятся на дне морском, поэтому с трудом, с ужасной глубины автору удалось извлечь лишь эти скромные страницы. Десять страниц под названием "Манторы и операции над ними" покоились под формулой из таблицы умножения, другие десять страниц "Элементов послеоперационного счисления" были украшены абстрактным детским рисунком, не вызывавшим никаких ассоциаций с их содержанием. Брошюра под названием "Философия остроконечников и тупоконечников" с первого же взгляда знакомила читателя с натюрмортом, изображающим половину круглого арбуза в окружении синей фасоли. Все брошюры объединяла фамилия одного и того же автора.
   - Очень интересно, - вежливо заметил Кныш.
   - Должен Вам сказать, что я закончил мехмат ЫГУ с отличием, и горжусь этим, - со значением сказал Базаренко, словно опасаясь, что знакомство с брошюрами должно вызвать у посетителя какие-то сомнения.
   Кныш внимательно посмотрел на директора и несколько раз почтительно кивнул, отметая всякие возможные подозрения.
   - Я, собственно, хотел бы у Вас работать. Я математик и хотел бы вести занятия по любому из математических курсов, - начал он.
   В этот момент в кабинет директора энергично вошла элегантно одетая высокая и стройная молодая брюнетка.
   - Здравствуйте, - мягко, но деловито сказала она, обращаясь ко всем присутствующим.
   - Здравствуйте, Зинаида Петровна, - оживившись отозвался директор. - Вы очень кстати. Вот, познакомьтесь, преподаватель математики, - махнув короткой ручкой в сторону Кныша, продолжил он, по-прежнему, любуясь волнующим звучанием собственного голоса. - А это наш ведущий преподаватель гомометрии, Укорова Зинаида Петровна, - представил он вошедшую даму посетителю, - кандидат физико-математических наук.
   - Очень приятно, - с интересом сказала Укорова, улыбаясь посетителю.
   - Очень приятно, - почти одновременно с нею ответил Кныш, слегка приподнимаясь с места.
   - Присаживайтесь, Зинаида Петровна, - пригласил Базаренко.
   Укорова села за совещательный стол напротив Кныша.
   В этот момент мобильный телефон директора, лежавший на столе, разразился странной мелодией, которая очень подходила для танца слонов. Директор озабоченно посмотрел на экран, включил телефон и строго сказал: "Да, малыш. Скоро буду. Ну, хоп". И положил телефон на стол. Укорова догадалась, что Базаренко беседовал с женой. Ее всегда удивляла странная фраза "ну, хоп", которой Аполлон Потапович неизменно заканчивал разговор со своими родственниками и знакомыми. Смысл ее был непонятен и загадочен, поскольку из современных сериалов Зинаида Петровна почерпнула, что фраза "хоп-хоп" означает известное взрослым, а теперь и даже младенцам, интимное действие.
   - У Вас есть степень? - спросил Базаренко Кныша, возвращаясь к разговору.
   - Нет, - просто ответил Кныш.
   - Это не страшно, - успокоил директор. - В любом случае мы найдем для Вас нагрузку только ассистента. Я имею в виду не должность ассистента, хотя еще надо посмотреть на Ваши документы, чтобы решить, на какую должность мы можем Вас взять, - и он посмотрел на Кныша с укоризной. - Я имею в виду, что Вы будете ассистировать лекторам. Вот, например, Зинаиде Петровне по гомометрии, мне по аналитической математике или еще какому-нибудь предмету. Я ведь универсал, могу вести все предметы в этом вузе.
   Директор снова двинулся своим невысоким молодым и грузным телом к шкафу и извлек оттуда еще одну брошюрку под названием "Кинематика прямого угла". На голубенькой обложке был нехитро изображен прямой угол во всей своей простоте и без всяких прикрас. Автор был тот же. Брошюрка была предъявлена Кнышу и заняла свое место на столе рядом со своими сестрами.
   - Выступая вчера по телевидению, - прочно усаживаясь в массивное кожаное кресло, начал директор, - я рассказал, что позавчера мы отмечали с моими студентами день рождения Бернхарда Римана, - директор сделал долгую паузу и воззрился на гостя, давая тому возможность прочувствовать значительность этого факта и его, Базаренко, эрудицию. Кныш молчал и смотрел на директора, ожидая дальнейших событий.
   - Мы написали большую контрольную работу, - наконец продолжил директор, озадаченный молчанием гостя. Обычно в этом месте (про день рождения Бернхарда Римана был оповещен всякий, кто с позавчерашнего дня показывался на глаза директору) следовали восхищенные возгласы приближенных. - И результаты этой контрольной работы, - толстые пальцы Базаренко схватили хлипкую пачку рваных листочков в клеточку и потрясли ее в воздухе, предъявляя результаты, - показали, что наши студенты очень плохо подготовлены.
   В этот момент в кабинет заглянула пожилая щуплая секретарша, напоминавшая своим видом утлое суденышко, и произнесла два слова: Карассиус Клай. Эти волшебные слова произвели на директора удивительное воздействие. Шевелюра его встала дыбом, глаза округлились и выражали робость и решимость одновременно. На узком лбу внезапно выступили капли пота.
   - Попрошу вас выйти из кабинета, я буду говорить по-английски, - рявкнул Аполлон Потапович, обращаясь ко всем присутствующим, и схватил телефонную трубку, едва пятка последнего из них покинула кабинет.
   Вытесненный таким способом в приемную директора ошеломленный Кныш переминался с ноги на ногу и озадаченно молчал, глядя на секретаршу, тоже молча и неподвижно восседавшую у старинной пишущей машинки за чтением газеты "Шпынятин вечерний". Укорова же, ничуть не удивившись, дружелюбно заметила, покидая приемную:
   - Это ненадолго. Если не торопитесь, советую подождать. А я зайду попозже.
   Из кабинета доносилось: "Йес... герр Клай... ай эм ин Шпынятин, энд ю...ю ин Думмельсдорф? Сори? Ай, ай, как это, ай ворк нау. Йес, ворк. Энд ю, ю...вот? О, йес, юа что, плиз? Ага, юа коллинг..." Тут телефон на столе секретарши звякнул, и в кабинете воцарилось молчание. Через минуту в приемную выглянул весь взмыленный Базаренко и, серьезно уставившись на секретаршу, отчетливо произнес:
   - Если позвонит господин Клай, немедленно соедините со мной.
   Переведя взгляд на Кныша, Базаренко добавил строгим тоном:
   - А Вы зайдите, мы с Вами не договорили.
   Кныш снова зашел в кабинет директора и скромно уселся на дальнем от директора конце длинного совещательного стола, разместившись на краешке стула.
   - Ректор на последнем Ученом совете, - разгораясь, начал Базаренко, глядя Кнышу прямо в глаза немигающим взглядом, - прямо сказал, что мы должны развивать систему репетиторства. Учебный план предусматривает сильное снижение аудиторной нагрузки. Поэтому плохо подготовленные студенты не сумеют сами освоить материал, им нужно помочь. И лучше будет, если им поможем мы, а не репетиторы со стороны, которые их неизвестно чему научат.
   - Это очень хорошая мысль, - подхватил Кныш.
   - Но Вы понимаете, - продолжил директор, по-прежнему, гипнотизируя Кныша, - что не все студенты готовы отдать нам деньги, для этого нужно создать условия. Нужно привлечь правильных преподавателей, - он сделал ударение на слове "правильных", - составить программу обучения, содержащую правильные фразы и так далее. Этим как раз и призван заниматься наш недавно созданный отдел коммерческого обучения, возглавляемый Зинаидой Петровной. Вы ее видели.
   - Да, - неопределенно отозвался Кныш.
   - Я, как директор, не имею права заниматься со студентами на коммерческой основе, но всячески поддерживаю преподавателей, готовых заняться этим нужным всем делом. - На самом деле у Базаренко, руководившего ранее Математическим Обществом Любителей Бани и Сауны, никогда не было частных учеников лишь потому, что он совершенно не способен был что-либо внятно объяснить. Аполлон Потапович был из тех, кто, любуясь глубиной собственного ума, "хочут свою образованность показать и всегда говорят о непонятном".
   - Некоторые могут сказать, что преподаватель, принимающий экзамен, не может вести у своих студентов платные занятия. Так я Вам вот что скажу, - Аполлон Потапович гордо выпрямился в кресле, выпятив толстый живот, одна половина которого была облачена в просторную голубую сорочку с серым галстуком, а другая, отделенная от первой коричневым ремнем, проложившим глубокую борозду в упитанном теле, одета в широкие габардиновые брюки черного цвета. - Моя сестра живет в Енотляндии, и она мне рассказывала, когда гостила у нас недавно со своим мужем-иностранцем, что там у них, - директор, оглянулся, будто ожидая увидеть за спиной зоркое енотляндское око, и, не увидев, ткнул большим пальцем себе за спину, - налоговый инспектор, проверяющий сведения о доходах клиентов, может за отдельную плату помочь своему же клиенту правильно, - в этом месте Аполлон Потапович выразительно посмотрел на Кныша, подняв брови и наклонив голову вперед, - заполнить налоговую декларацию. - Базаренко сделал большую паузу, чтобы Кныш прочувствовал полученную информацию.
   - Все дело в том, - продолжил после паузы Базаренко, бросив на стол свои руки, - что инспектор за полученные от клиента деньги обязан отчитаться, представить документ. И все. - торжественно сообщил он, словно открыл простой ответ сложной задачки.
   - Угу... м-да, - нейтрально промычал Кныш.
   - Так значит, мы с Вами договорились, - оторвавшись взглядом от Кныша, сказал директор, - мы подыщем для Вас нагрузку и позже ее обсудим. Рассказал.
   Кныш понял, что пора уходить, встал и, откланявшись, открыл дверь кабинета, немедленно натолкнувшись на маленького роста крепкую женщину шарообразной формы и неопределенного возраста, облаченную в неопределенного же цвета наряд деревенской жительницы тридцатых годов двадцатого века. Разве что отсутствие фартука поверх просторной сборчатой юбки и выпущенной легкой блузы вызывало сомнение в ее деревенском происхождении. Женщина стояла у двери в кабинет, как солдат на посту, загородив вход в него всякому, кто мог осмелиться туда войти. Окинув выходящего из кабинета внимательным взглядом, женщина с грациозностью черепахи вытянула шею и спросила, стараясь придать все возможное очарование своему занудному высокому голосу:
   - Аполлон Потапович, Вы свободны?
   - Заходите, Шехерезада Ивановна, - любезно отозвался директор из-за стола.
   Тщательно прикрыв за собой дверь, Шехерезада Ивановна Липучкина на носочках, придавая своей фигуре воображаемое ею изящество, прошла к директорскому столу и села у самого основания совещательного стола напротив Базаренко. Стул затрещал под нею, но устоял. Базаренко с подозрением посмотрел на давший слабину стул и подумал: "Пора покупать новую мебель".
   - Слушаю Вас, Шехерезада Ивановна, - вкрадчиво произнес он голосом Алана Чумака.
   - Аполлон Потапович, - еще более вкрадчиво начала Липучкина, - Наши студенты совершенно распустились, они совершенно не занимаются и покупают контрольные работы.
   Подождав реакции Базаренко, которой не последовало, Липучкина продолжила:
   - Мы должны их заставить работать. Вы сами знаете, какая зарплата у преподавателей, а студенты - это просто неосвоенный Клондайк.
   - Ректор на последнем Ученом совете, - повторил Базаренко, словно Органчик, свой тезис, ранее изложенный Кнышу, - прямо сказал, что мы должны развивать систему репетиторства. Учебный план предусматривает сильное снижение аудиторной нагрузки. Поэтому плохо подготовленные студенты не сумеют сами освоить материал, им нужно помочь. И лучше будет, если им поможем мы, а не репетиторы со стороны, которые их неизвестно чему научат.
   - Репетиторы - дело хорошее, но не профессорское, - заметила профессор Липучкина, скромно опуская свои маленькие глазки, - Пускай Зинаида Петровна развивает систему репетиторства, она женщина активная, у нее это получится, но Вы же понимаете, что все это, в наших условиях, копеечные доходы, да и ответственность. - Под "нашими условиями" Шехерезада Ивановна подразумевала государственную инструкцию о коммерческом обучении, которая разрешала платить преподавателю лишь треть от уплаченной студентом суммы за коммерческое занятие и невысокую, по меркам ее, но не студента, цену часа индивидуального занятия - сто пятьдесят рублей.
   - Что же Вы предлагаете? - заинтересованно спросил Базаренко, останавливая на ней свой взгляд, доселе блуждавший по кабинету.
   - Наши студенты, изучая отдельные предметы, не видят связи между ними, а между тем, это очень важно для достижения профессионального уровня. Лекция по межпредметным связям помогла бы им повысить свой профессиональный уровень. Для всего потока. Пятьсот рублей. С каждого. Это минимум.
   - Неплохая мысль, - задумчиво произнес директор, размышляя, какой нужно составить документ, чтобы прилипший к его рукам слой от куска сала (в виде семидесятипроцентного дохода государства от такой лекции) оказался как можно толще. - А студенты согласятся?
   - Вы меня удивляете. Им же придется сдавать мне экзамен.
   Тут следует заметить, что сдать экзамен профессору Липучкиной было не так-то просто. Она работала только с заочниками, которые и в лучшие времена не блистали знаниями. Поэтому у нее всегда имелась возможность обнаружить солидные пробелы в знаниях своих студентов, чтобы мотивировать ими неудовлетворительную оценку, которую она ставила каждому проходившему сквозь ее руки студиозусу, независимо от его знаний и ровно два раза, поскольку принимать экзамен у каждого студента можно было не более трех раз. Таким образом, не читая лекций студентам, чтобы не метать бисер перед свиньями, она не только выполняла запланированную нагрузку, но и увеличивала ее троекратно, что путем почасовой оплаты сверхплановых часов значительно увеличивало ее жалованье.
   Аполлон Потапович, став директором и обнаружив такой хитрый и нахальный способ дохода Липучкиной, формально отменил почасовую оплату, используя оную только в личных целях, но оценил остроумие Шехерезады Ивановны и, будучи осторожным с нею, как с сутягой высокого класса, все же частенько с нею советовался по коммерческим и бюрократическим вопросам.
   - Нужно принять антикоррупционные меры, - серьезно и строго изрек Аполлон Потапович, - Назначим лекцию после сдачи экзамена. С каждым студентом заключим договор на проведение платной лекции с оплатой до экзамена. Побегу дальше, - закончил он и остался сидеть, очевидно этим подразумевая, что бежать должна Липучкина.
   Но отделаться от Шехерезады Ивановны было нелегкой задачей.
   - Я провожу Вас, - произнесла Липучкина и тоже не двинулась с места.
   - Пора обедать, - напряженно заметил Аполлон Потапович, ожидая прощания с Липучкиной, - я, когда голодный, становлюсь злым.
   - Да что Вы, - отозвалась Липучкина, возлагая большие надежды на слово "обед", - этого невозможно себе вообразить.
   - Представьте, сегодня совершенно ничего нет к обеду. Придется выпить стакан чаю и ждать до ужина. Очень много работы. Варвара Кузьминична! - позвал он, и в кабинет влетела, топоча, сгорбленная седая старушка в сильных очках, никогда не бывавшая за границей и не знавшая ни одного иностранного языка, что не мешало ей работать помощником Базаренко по международным делам.
   - Варвара Кузьминична, заварите мне чаю, - приказал старушке Базаренко и метнул в нее пронзительный взгляд.
   Опытная Варвара Кузьминична быстро оценила ситуацию и решительно ответила:
   - Чаю нет. Давеча закончился.
   - А Вы сходите в магазин, тут рядом, - поучительно посоветовала старушке Липучкина, - заодно купите там булочек, сыру, колбасы. Нельзя же оставлять Аполлона Потаповича без обеда.
   Варвара Кузьминична вопросительно посмотрела на директора.
   - Сходите купите чаю, - с нажимом на слове "чай" кисло сказал директор, и Варвара Кузьминична тотчас же отправилась по своим международным делам.
   - Нельзя так жертвовать своим здоровьем, этого никто не оценит, кроме меня, - произнесла Шехерезада Ивановна, удобнее располагаясь на стуле. Стул угрожающе затрещал и пошатнулся. - И мебель не мешало бы Вам обновить, с интонациями Новодворской продолжила Липучкина, поднимаясь, чтобы выбрать себе более надежный стул.
   - Пока нет на это средств, - с надеждой в голосе отозвался Базаренко, наблюдая, как Липучкина продвигается вдоль совещательного стола к двери, ощупывая каждый стул.
   - С Вашими способностями средства всегда найдутся, - возвратившись на место и усаживаясь с пыхтением на выбранный новый стул, ответила мадам профессор.
   - Вот и Петр Александрович мне сказал, когда отправлял меня в это кресло: "Знаю, будешь ходить с протянутой рукой". Но я не стыжусь. Жизнь у нас такая, - монотонно-разъясняюще заметил директор, критически оглядывая новый жидкокристаллический монитор с мыслью, что его цвет не гармонирует с цветом мебели.
   - Конечно, спонсоры - дело хорошее, но ненадежное, сегодня - есть, завтра - нет, а послезавтра придут и спросют: "А за что это Вам давали столько денег, а куда Вы их потратили?" - занудно, но со скрытой угрозой в голосе произнесла Липучкина и вопросительно посмотрела на Базаренко.
   Аполлон Потапович продолжал с заинтересованным видом разглядывать монитор, будто и не слыша рассуждений Шехерезады Ивановны.
   - А Вы поезжайте за границу, я Вам устрою позицию постдока, на годик. Заработаете неплохо, а главное, все прозрачно, - продолжила свою мысль Липучкина.
   "Невысоко же ты меня ценишь", - подумал Базаренко и внезапно спросил ласково:
   - А почему Вам так хочется стать директором? Возраст у Вас пенсионный, да и не изберут Вас профессором еще раз без моей поддержки. К тому же, кроме Вас, теперь на кафедре есть и другие профессора, помоложе.
   Липучкина резко сглотнула, будто подавилась слюной.
   - Вы знаете, Аполлон Потапович, когда мы с Петром Александровичем были студентами...мы ведь учились на одной кафедре...он за мной очень ухаживал...а я интересовалась только наукой, - задумчиво произнесла Шехерезада Ивановна и уставилась в окно.
   Базаренко скептически оглядел Липучкину и промолчал.
   Тут в кабинет вошла Варвара Кузьминична и, злобно взглянув на Шехерезаду Ивановну, поставила перед нею плохо вымытую чашку чаю на бумажке, а затем аккуратно разместила перед Аполлоном Потаповичем стакан в железном подстаканнике с надписью "Счастливого пути!".
   - Варвара Кузьминична, меня кто-нибудь ждет? - спросил деловито Аполлон Потапович.
   - Давно уж сидит в моем кабинете один посетитель, - с готовностью откликнулась Варвара Кузьминична и махнула рукой на дверь.
   - Ну, так надо принять человека, - радостно вскочил Аполлон Потапович и двинулся к двери. - Вы пейте, пейте чай, Шехерезада Ивановна, я сейчас же вернусь, - с преувеличенной любезностью сказал он, проходя мимо Липучкиной и любовно похлопывая ее по спине.
   Аполлон Потапович вернулся через два с половиной часа сытый и готовый к любым разговорам. Шехерезада Ивановна, по-прежнему, невозмутимо пила седьмую чашку чаю и не двигалась с места.
   - Ах, я заставил Вас ждать, - сокрушенно промолвил Аполлон Потапович, отодвигая от себя остывший чай в подстаканнике.
   - Ничего, я женщина одинокая, торопиться мне некуда, - жалостным голосом произнесла Липучкина, думая об упущенном обеде. - Разве что по магазинам пройтись. Вы не поедете в сторону Котовки, там, говорят, очень хороший магазин пальто открылся? У меня, правда, есть пять шуб, но отчего же и не купить хорошую вещь за хорошую цену. Я Вас научу, так как очень хорошо к Вам отношусь, а человек Вы молодой, и, возможно, еще не очень опытный. Если видите хорошую вещь, покупайте сразу несколько штук. Вот, смотрите, - и она выдвинула ступню в грязном старом сапоге из-под необъятной юбки, - эти сапоги я купила двадцать лет назад сразу пять пар. Они импортные, очень удобные. Это только третья пара, а две еще лежат. А вчера я купила два чудесных унитаза голубого цвета, ведь если один разобьется, то где же потом найдешь такой же. Очень и Вам советую.
   Базаренко, хотя и отличался экономностью, но представив себе квартиру Липучкиной, содрогнулся.
   - Спасибо, это очень ценный совет, - любезным тоном ответил он, - но я еще поработаю. Очень много дел, - и повернул свое вращающееся кресло к компьютеру, оказавшись таким образом, спиной к Липучкиной.
   Мадам профессор, будучи серьезным человеком, посидела еще некоторое время молча, но видя, что ничего большего, чем еще один стакан чая, не добьется, распрощалась и отправилась восвояси.
  

2. Зина.

  
   Зинаида Петровна Укорова или Зина, как называли ее между собою студенты, была для Аполлона Потаповича до некоторой степени загадкой. Внешне очень серьезная, деловая. Умеет ладить со студентами-заочниками, которые старше ее и которых Аполлон Потапович именно поэтому боится. Умеет договариваться с людьми. Но не так, как Аполлон Потапович. Масштаб не тот. Вот скажи ей привезти трехметровую копченую щуку из Астрахани, чтобы ублажить нужного человека, разве справится, привезет? Нет, может договариваться только с рванью, вроде местных преподавателей, исключая, конечно, мадам Липучкину. С Липучкиной у нее сложные отношения. И это очень хорошо.
   Так вот, с одной стороны, Зина соглашается работать фактически бесплатно, что непонятно, если считать ее умной, но совершенно понятно, если она дура. Ей предлагают себя оценить и назвать цену, она, дура, стесняется и не называет, ожидая, что ее оценят по сделанной работе. Дважды дура. Верит, что студенты бедные и не трясет их, хотя могла бы, пользуясь своим авторитетом. Трижды дура. Не заискивает перед начальством. Полная дура. Но, с другой стороны, может в этом, последнем, пункте что-то кроется? Почему не заискивает? Может, имеет покровителя. Надо с ней пока быть осторожнее, пока сама не раскроется. Дело серьезное.
   Аполлон Потапович сидел в своем кабинете и любовался новой мебелью, цвет которой теперь совпадал с цветом нового компьютера и монитора. Он заботливо протер монитор специальной салфеткой, смоченной специальной жидкостью, и, бодро набрав название своего нового труда "Роль таблицы умножения в творчестве Луи де Фюнеса", посмотрел на экран монитора. Шрифт показался ему недостаточно выразительным для полета его мысли, и он озабоченно принялся подбирать нужный образец, не забывая и о размере полей, которые тоже имели большое значение в восприятии читателем откровений Аполлона Потаповича. Разобравшись со шрифтом и полями, он крикнул громовым голосом: "Марфа Игнатьевна!!"
   В ответ на крик Аполлона Потаповича в кабинет поспешно вбежала пожилая секретарша и молча остановилась в дверях, ожидая распоряжений.
   - Позвоните Зинаиде Петровне в кабинет и попросите ее зайти ко мне, распорядился директор.
   Зина заведовала отделом коммерческого обучения уже седьмой месяц, оказавшись единственным его сотрудником, и ее разочарование новым для нее видом деятельности начало расти практически с момента ее погружения в эту деятельность. Соглашаясь на предложение Базаренко возглавить организацию коммерческого обучения, Зина рассчитывала легализовать честное репетиторство, дающее преподавателям лишнюю копейку, а студентам недополученные по разным причинам знания, и предоставить для таких занятий помещения института, поскольку не всем удобно принимать учеников у себя дома. Была также наивная надежда путем повышения уровня знаний студентов лишить некоторых преподавателей, идущих в ногу со временем, возможности регулярно собирать со студентов оброк.
   Студенты отнеслись к идее дополнительных платных занятий в родном институте с интересом, но без воодушевления, поскольку, с одной стороны, не было охоты брать дополнительные уроки у вымогателей, какими бы образованными они ни были, проще было заплатить за экзамен и расстаться с подобной личностью навсегда, невзирая на недополученные знания. С другой стороны, даже занимаясь ради знаний с порядочным преподавателем, почему-то хотелось, чтобы уплаченные за такие занятия деньги обнаружили свой вес на экзамене, а это было невозможно, так как порядочные преподаватели соблюдали преподавательскую этику и не занимались со студентами, которых должны были экзаменовать.
   Зато мадам Липучкина торжествовала. Она, по соглашению с Аполлоном Потаповичем, вцепилась в студентов железной хваткой и каждому потоку, проходящему через ее цепкие руки и состоящему, как минимум из сорока человек, раз в семестр (чтобы не перетрудиться), читала лекцию по междисциплинарным связям на совершенно добровольной основе, по предварительно заключенному и оплаченному до экзамена договору, с предъявлением перед экзаменом квитанции об оплате. Иногда случались осечки, и не все студенты испытуемого на прочность и состоятельность потока соглашались прослушать драгоценную лекцию. А однажды случился и вовсе вопиющий случай.
   Профессору Липучкиной удалось запугать тридцать восемь студентов, каждый из которых обещал уплатить ей за лекцию, согласно договору, пятьсот рублей через сберкассу. После лекции уважаемый профессор проверила список уплативших и, о, ужас, оказалось, что вместо тридцати восьми студентов уплатили тридцать семь, а тридцать восьмая, сказав, что уплатила, и помахав на экзамене квитанцией перед носом профессора, благополучно сдала экзамен и укатила домой, в далекий край. Профессор не верила своим глазам.
   - Да ведь она показывала мне квитанцию! - истерично кричала Липучкина в бухгалтерии, - Найдите мне эти деньги и выплатите их мне!
   Не добившись от рыхловатой, но стойкой интститутской бухгалтерши желаемого результата, мадам Липучкина стала разыскивать эти деньги во всех бухгалтериях города, пробуждая в памяти всех своих собеседников незабвенную госпожу Мерчуткину, женщину слабую и беззащитную, чем разозлила даже Аполлона Потаповича, не ленившегося угождать, подобно грибоедовскому Молчалину, даже собачкам тружениц бухгалтерий.
   Проведение ценных лекций Шехерезады Ивановны, согласно стратегии Аполлона Потаповича, сопровождалось гигантским количеством документов, призванных доказать полную законность такого источника заветных шуршащих бумажек. Натурально, оформление всей этой кипы документов, размер которой должен был немедленно у всякого проверяющего изгнать мысль о подробной проверке, было возложено на Зину и отнимало массу времени, которого стало катастрофически не хватать для семьи и научной работы. Зина хорошо справлялась с этой бумажной работой, но все больше становилась недовольна собой, не видя способа пресечь этот грабеж.
   Направляясь по зову начальства в кабинет директора, Зина обдумывала только что состоявшийся разговор с мамой своего студента, которая была огорчена решением сына бросить учебу в филиале из-за плачевного состояния аудиторий и лабораторий.
   Внутреннее убранство филиала и в самом деле, заставляло вспомнить разруху гражданской войны. Стены с местами осыпавшейся штукатуркой лет двадцать пять не белили и не красили. Парты в аудитории были доставлены из соседней начальной школы после того, как их там списали вследствие крайней степени изношенности. Сидениями служили грубые деревянные лавки, на каких в деревне обычно размещают гостей на шумных свадьбах. Из лавок в самых неожиданных местах торчали крупные гвозди, так что садясь на такую лавку, никогда нельзя было быть уверенным, что встанешь с нее целым и невредимым. Тусклые светильники доводили картину до пещерного вида. Студент был прав, обстановочка не из приятных. Но и одинокую маму, просившую Зину повлиять на сына, которого сразу за дверями института ждала армия, тоже можно было понять.
   Войдя в кабинет директора, недавно приведенный к европейским стандартам и обставленный новой дорогой мебелью, Зина невольно отметила резкий контраст с общей обстановкой филиала, и это вызвало у нее слабое раздражение.
   Директор, напоминая бегемота из "Ну, погоди!", любовно складывавшего фигуры для городков, озабоченно измерял линейкой расстояния от торцов своего грандиозного стола до нового совещательного стола, образующего вертикальную палочку буквы "Т", составленной из обоих столов, добиваясь, чтобы оба расстояния совпадали с точностью до миллиметра.
   Усаживаясь на стул за совещательным столом, Зина про себя язвительно заметила, что новый совещательный стол был явно рассчитан на большее количество заседателей, чем их может набраться в филиале.
   - У нас вчера была комиссия из ректората, - нарушил молчание Базаренко, - Лекции профессора Липучкиной по межпредметным взаимосвязям оказались, что называется, в струе, а предложенные Вами темы для платных занятий сформулированы слишком близко к фразам государственного стандарта. Это запрещено.
   - Но Вы же сами рассказывали о словах ректора по поводу развития именно репетиторства. Студентам нужны лекции о межпредметных связях лишь после того, как они освоят базовые курсы. Они же не в состоянии ничего понять из таких лекций из-за незнания элементарных вещей, которые как раз и нужно им объяснять. Ведь всем совершенно очевидно, что лекции Липучкиной - это форма вымогательства. К тому же Вы сами сказали на заседании кафедры, что преподаватель, принимающий экзамен не может читать на том же потоке платные лекции.
   Директор, разместив совещательный стол в точном соответствии с осевой симметрией, уселся важно в кресло и молча кивал головой, строго глядя на Зину. Потом мрачно изрек:
   - Надо обдумать этот вопрос.
   Помолчав, он ласково добавил:
   - Зинаида Петровна, у меня есть к Вам одна просьба. Шехерезада Ивановна начинает работать через пять дней с новым потоком. Она просила предоставить ей аудиторию 8-А для занятий, а она уже занята преподавателями Вашего подготовительного отделения. Так Вы переведите их занятия в другую аудиторию, пока Шехерезада Ивановна не закончит свою работу.
   Тут следует отметить, что в филиале была одна-единственная более-менее приличная аудитория, самая просторная и вместительная, к тому же с кафедрой. По приказу Аполлона Потаповича аудиторию недавно побелили и заменили в ней светильники, а также повесили шторы на окна. Так что, несмотря на те же школьные парты и лавки-ловушки, по сравнению с другими местами для занятий, здесь воцарился рай. К этому надо добавить, что дверь аудитории закрывалась так плотно, что из коридора ничего нельзя было узнать о происходящем внутри, в отличие от других помещений. Это и была та самая заветная аудитория 8-А.
   Само собой разумеется, что в эту аудиторию был допущены только те группы, с которыми занимался сам Аполлон Потапович. Исключение было сделано только для слушателей подготовительного отделения, которые приносили хотя и относительно небольшую, но звонкую монету.
   - Аполлон Потапович, - с удивлением произнесла Зина, - расписание было согласовано с Вами два месяца назад, там занимаются в сумме девяносто человек слушателей и восемь преподавателей. Разве Шехерезада Ивановна не может позаниматься в другой аудитории?
   - Видите ли, Зинаида Петровна, тут деликатный вопрос, и мы должны проявить человечность. - Базаренко сделал вид, что замялся от деликатности того, что надлежало объяснить бесчеловечной Зине, и затем продолжил:
   - Шехерезада Ивановна - женщина полная, у нее могут быть дырочки на одежде, она хочет скрыть их за кафедрой.
   - Быть может, тогда ей надо выделить материальную помощь на покупку нового платья? - вежливо, но скрытой иронией предложила Зина.
   Базаренко нахмурился и продолжал уже не так ласково:
   - Возможно, она стесняется своего маленького роста.
   - Но тогда, по этой причине, ей как раз подойдет любая другая аудитория, поскольку из-за кафедры Шехерезада Ивановна будет видна только выше плеч, - упрямо, но вежливо парировала Зина, все больше раздражаясь всепроходимостью Липучкиной и напором директора. Она прекрасно понимала, что дело не в дырках на одежде уважаемого профессора, а в плотно закрывающейся двери аудитории 8-А, а также в исключительном положении мадам Липучкиной, из-за финансовых интересов которой требовалось ухудшить условия работы честно работающих преподавателей. Они, кстати говоря, могли получить доход, равный доходу Липучкиной от одной лекции по межпредметным связям, только после месяца почти ежедневной работы на подготовительном отделении.
   - Нет, другая аудитория ей не подойдет, она профессор - тоже накаляясь сказал Аполлон Потапович.
   - Среди преподавателей подготовительного отделения тоже есть профессора, и я не вижу, чем они хуже Шехерезады Ивановны.
   - Зинаида Петровна, если Вы не хотите, Вы можете не заниматься оформлением лекций профессора Липучкиной, - с фальшивым огорчением произнес директор.
   - Вы читаете мои мысли, я как раз хотела сказать Вам, что мне перестало хватать времени на научную работу, тем более, что и зарплаты за эту бумажную деятельность я не получаю.
   Базаренко посмотрел на Зину с неприязнью и любезно сказал:
   - Я думаю, что насчет аудитории мы договорились.
   Зина молча посмотрела на Аполлона Потаповича и, несмотря на огонь в душе, холодно спросила:
   - Скажите, а нельзя для наших студентов купить такие же новые столы? - и легко побарабанила указательным пальцем руки, лежавшей на безразмерном совещательном столе.
   - У нас нет средств, - сухо ответил Базаренко.
   Зина с выразительным сомнением посмотрела директору прямо в глаза.
   - Ну, что же, мне пора идти.
   И, поднявшись, вышла из кабинета директора.
  

3. Сон.

  
   Холодним зимним вечером атмосфера аудитории 8-А была теплой и уютной. Студенты сидели за партами, мирно ожидая начала экзамена.
   Вдруг дверь открылась, и в аудиторию вплыла, покачивая боками старинная пузатая чернильница. Чернильница оказалась совершенно живой и расторопной, ростом чуть выше полутора метров, с женскою кудрявой головою вместо крышки. Оказавшись за кафедрой, откуда виднелась только крышечка, то есть голова чернильницы, она зычно крикнула:
   - Смир-рно! На первый-второй рассчитайсь!
   Студенты вскочили мигом из-за низких парт, словно поднятые в воздух некою неведомой силой и, выпучив от рвения глаза, стали выстреливать в воздух: "Первый! Второй! Первый! Второй..."
   - Первый два шага вперед, второй на месте! Раз-два! - гаркнула чернильница.
   Перед кафедрой вмиг выстроились две шеренги.
   - Как живете, молодцы? - заинтересованно спросила чернильница командным голосом.
   - Та, спасибо, мамо! Бараны здешние, конечно, совсем не те, что у нас на Запорожье, но отчего же и не жить как-нибудь, - мирно откликнулся спокойный мужской голос.
   - Вот и славно, ребята! С каждого по полтыщи через кассу, первые идут, вторые ждут! Шагом марш! - скомандовала чернильница.
   Дверь аудитории сама собою распахнулась, и первая шеренга бодро отправилась в кассу, а вторая осталась неподвижно стоять на месте. Не прошло и минуты, как первая шеренга с белыми листочками в руках маршировала на место, а вторая строем отправилась по ее стопам и через минуту уже стояла позади первой шеренги, также с белыми листочками в руках.
   - А теперь споем! Песню запе-вай! - объявила чернильница.
   На мотив "У дороги чибис", студенты дружно затянули, первая шеренга первым голосом, а вторая - вторым:

Мы заявим твердо бедному студенту:

"Что кричишь, волнуешься, чудак,

Если денег жалко, если денег нету,

То зачем, зачем идете вы сюда?"

   - Молодцы, ребята! Хвалю! А теперь по одному, с квитанциями, ко мне! Шагом марш!
   Студенты стали вылетать по очереди из шеренги и оказывались перед кафедрой напротив чернильницы, протягивая каждый ей свой белый листочек. Чернильница хватала листочек одной появившеюся из бока толстенькою ручкой, а другой, выскочившей из другого бока, откидывая назад свою головку, макала в себя штампик с надписью "Уплочено", отпечатывая его затем на лбу подлетевшего студиозуса.
   Лишь только все студенты были опечатаны, внезапно в кафедре открылось горизонтальное окошко, и оттуда, словно чертик из табакерки, выскочил Аполлон Потапович с колокольчиком в руке и в одежде проводника, похожий на комиссара Жюва из "Фантомаса", который разбушевался. Аполлон Потапович так же, как комиссар Жюв, зазвонил в колокольчик и проблеял: "Вторая смена! Вторая смена!" И окошечко захлопнулось, пряча Аполлона Потаповича в своих недрах.
   Обе шеренги студентов одновременно взмыли вверх, уносясь по домам. На смену им летели две другие.
  

4. Дело серьезное.

   Проснувшись, Зина подумала, что не хочет идти на работу. Однако она пошла и прочла лекцию своим студентам, после чего настроение, как обычно, улучшилось.
   Уходя домой, Зина собрала все свои вещи и сняла табличку со своей фамилией с двери своего кабинета, ликвидировав таким образом целый отдел.
   Отсутствие таблички тут же было замечено, и директор был немедленно оповещен об этом дерзком поступке.
   Аполлон Потапович пришел в недоумение. На его памяти еще никто отделами не бросался без разрешения начальства. Он издал устное распоряжение, распространенное Варварой Кузьминичной через ее международные связи, о временном замораживании отношений с Зиной впредь до его дальнейших указаний. Ожидалось, что Зина, подобно журналисту Александру Хинштейну, займется разоблачением финансовых махинаций.
   Но Зина продолжала спокойно проводить свои занятия и снова стала заниматься наукой, совершенно забыв о Базаренко.
   Не в состоянии поверить в происходящее, Аполлон Потапович, по-прежнему ожидая подвоха со стороны Зины, приказал сменить замки во всех помещениях филиала и установить решетки на всех окнах. И выставил стражу в виде Варвары Кузьминичны, выдав ей мобильный телефон, чтобы быть постоянно в курсе перемещений Зины по филиалу.
   Но ничего не происходило. Зина за компрометирующими материалами не охотилась и никуда не жаловалась.
   Значит, действительно, дура, и никто ее не прикрывает, решил Аполлон Потапович и успокоился.
  

5. И на старуху бывает проруха.

   Быстрая обтекаемая машина стального цвета летела по шоссе в направлении Шпынятина. Еще несколько таких же быстрых машин можно было наблюдать на шоссе, ведущих в Козлятин, Мылоюрск, Старогреевск и Мышенорино, где размещались разнообразные филиалы всяких столичных вузов. В машинах сидели неприметные на вид серьезные молодые люди невысокого роста с аккуратной стрижкой и большими полномочиями.
   Стальная машина неслышно подкатила к Шпынятинскому филиалу, все еще возглавляемому Базаренко. Двое молодых людей легко выбрались из машины и упругим шагом поднялись на крыльцо. Вахтерша, приняв их за студентов-заочников, беспрепятственно пропустила пришельцев в удел Аполлона Потаповича.
   Один пришелец остановился у расписания и внимательно его изучал в течение пяти минут, делая отметки в маленьком блокноте, другой за это же время прошелся по коридорам и заглянул в аудитории и библиотеку.
   Затем облупившиеся стены коридора безмолвно пропустили молодых людей мимо себя, ничем не выдавая Аполлону Потаповичу их присутствия. Один направился в учебную часть, другой - в бухгалтерию.
   Ничего не подозревающий о перемещениях посторонних во вверенном ему филиале Аполлон Потапович в то же самое время, блаженствуя в новом кожаном кресле, повествовал, словно кот Баюн, собравшимся вокруг по его команде подчиненным о своих выдающихся способностях, подкрепляя свои слова демонстрацией новоизданных трудов с новыми цветными картинками.
   Вдруг дверь кабинета отворилась и выдала посторонних молодых людей Аполлону Потаповичу.
   - Добрый день, - своим собственным голосом вежливо произнес первый молодой человек, направляясь к Аполлону Потаповичу и доставая из кармана служебное удостоверение.
   - Здравствуйте, - приятно добавил второй, приближаясь к Базаренко и разворачивая перед его носом свой документ.
   "Так вот, кто за нею стоит..." - пронеслось в голове Аполлона Потаповича и руки его похолодели и задрожали.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   2
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"