Наверное, я слишком груб, возможно, я чересчур нахален. Но она...она мучила меня пять лет. Пять лет молчания и неизвестности. Я мог бы узнать о ней побольше из сухих отчетов наших разведчиков, но каждый раз открывая досье на нее, я видел первую странницу с этим ужасно сухим, коротким словом, констатирующим факт: Интегра Хеллсинг была замужем, но её муж умер и теперь она уважаемая всеми вдова. Она была замужем не больше восьми месяцев, она даже не сменила фамилию. Зачем она вообще вышла замуж?! Почему так быстро? Почему за простого солдата? Неужели она любила его? Хотя для женщины потерявшей любовь, пусть даже это было давно, Интегра слишком хорошо держится. Нет той грусти, которую я часто видел в глазах вдов приходивших в церковь при нашем приюте. Я согласен кое-какая грусть есть, но это скорее всего из-за недавнего нападения на штаб, а вот тех шрамов которые оставляет потеря любви в Интегре не заметно.
Произношу слова, скорее по какой-то злобной отвратительной привычке, чем из нужды оскорбить её. Хотя вообще-то она первая начала, я же вполне мирно к ней обратился. Или дело в наглой провокации моего письма? Оно напомнило ей о прошлом? Хм, интересно заметила ли она, что розы, лежащие сейчас на полу, желтые? Желтый - цвет предательства. И пусть я говорю гадости, а на самом деле хочется плакать. Интегра даже не обратила внимания на то, как я изменился, какими резкими стали черты моего лица, как сильнее обычного ввалились щеки, как я побледнел, хотя пять лет назад моя кожа была смугловатой от постоянно греющего меня итальянского солнца - я болен самой страшной, опасной и неизлечимой болезнью - любовью.
- Господин епископ, Андерсон провалился, - эти слова почти не задели в моей душе никаких струн. Но вот отчего я сжал кулаки и зубы, так сильно, что они чуть не треснули, так это от одного вида того, как Интегра, сидя в обычном английском кафе, пьет горячий шоколад. Кажется, вот-вот и слезы брызнут у меня из глаз. Я просто не могу поверить, что снова вижу как она с упоением, зажмурившись и сильно запрокинув голову, вливает в себя горячую коричневую жидкость, а потом, поставив чашку на стол, своим розоватым язычком быстро и ловко слизывает "усы" над верхней губой.
На время Шоколадка останавливается всего в нескольких миллиметрах от меня, и её дыхание почти щекочет моё ухо. Я даже не понимаю, что она там говорит, меня накрывает энергия её самодовольства исходящая от Интегры волнами, она довольна, что победила, но есть что-то ещё...нечто вроде недосказанности, как будто если бы не присутствие отца Рональдо и Уолтера, её дворецкого, она сказала мне гораздо больше. Я решил сделать пробу: протянул руку, обняв Интегру за талию, сказав:
- Нам нужно поговорить.
- Мы уже поговорили, - пытаясь оттолкнуть мою руку, ответила Шоколадка тем незнакомым злым голосом, который, похоже, у всех уже нормально с нею ассоциируется. А я не привык, я помню её совсем другой.
- Я имею в виду наедине, - я придал своему взгляду и голосу всю многозначительность, на которую был способен.
- Нам не о чем разговаривать наедине, - выплюнула она.
- А я уверен, что есть.
- Ладно, - она сделала знак своему дворецкому, и вскоре они вместе с отцом Рональдо исчезли за поворотом.
- Ну?
- Может быть, сядем? - я не мог подавить дрожь в моем голосе, особенно под таким знакомым и в то же время неизвестным мне взглядом холодных голубых глаз.
- Нет, я хочу сказать тебе всё здесь и сейчас. После того как я закончу, у тебя будет ровно три минуты, - Интегра отдернула вверх рукав пиджака, показав мне на циферблат своих часов, - на то чтобы уточнить неясные тебе моменты. А после я хочу, чтобы ты исчез. Ладно, полностью исчезнуть у тебя не получится, однако прошу больше не звонить мне и уж тем более не приезжать. Ясно? - вопрос был издевательский, больно режущий душу. Я хотел чуть-чуть подлечить свои раны её присутствием. И я не хотел говорить я хотел просто побыть рядом, возродить наши итальянские вечера за чашкой горячего шоколада, а она, оказывается, желала что-то сказать мне. И я просто слабо кивнул в ответ.
- Отлично. Так вот: Максвелл, ты - глава тринадцатого отдела специальных сил Ватикана, католик, мой враг и больше никто. Никто ты понимаешь? Ты не милый переводчик из неизвестности, не герой, спасший девушку от перенасыщения макаронами, ты не друг и уж тем более не любовник. Ты просто сухой факт, ещё одна моя головная боль и больше я слышать о тебе ничего не хочу. Вопросы есть? - о, да! Есть! Они тысячами роились в моей голове, похожие на тучи саранчи атакующие поля. И в то же время вопросы словно истребляли друг друга, и их мгновенно становилось всё меньше, меньше, меньше...
- Что ты сделаешь, если я скажу что люблю тебя?
- Рассмеюсь тебе в лицо, - без намека на улыбку ответила она. И как только звук её шагов по дощатому полу стих где-то вдали, я упал на колени и почувствовал что умираю.
- Значит, ты ему не сказала? - голос вампира всегда был каким-то соблазняющим, не потому что Алукард хотел соблазнить того с кем разговаривал. Просто такая уж у него была натура. Впрочем, Интегра уже давно принимала интонации соблазнения, как должное, и не обращала на это внимания.
- Нет, не сказала. Незачем ему знать.
- Женщины - жестокие создания.
- Это ещё почему? - хозяйке было очень интересно узнать.
- Просто, я сначала вампир, а уж потом мужчина. А вот любая женщина сначала женщина, а уж потом человек, вампир или что-то ещё. Вы все прекрасны, - Интегра повернулась к вампиру и вгляделась в его лицо, пытаясь уловить выражение издевки хоть в одном мускуле или взгляде. Но Алукард был абсолютно серьезен.
- К чему ты это говоришь?
- К тому что, живя без вас, мужчины умирают. Некоторые делают это тихо и покорно, а некоторые борются. И мне кажется, этот католик относится ко вторым.
- Думаешь, он придет сюда? - хозяйка вздрогнула и нервно затянулась, она ужасно боялась, что именно так и случится.
- Наверняка, там, в музее, я почувствовал в нем невероятную силу духа, - Интегра зло сощурилась при мыслях о Максвелле, а затем, дернув головой, затушила сигару, сильно вжав горящий кончик в дно пепельницы.
- Хочешь отдать мне приказ? - вампир не мог читать хозяйских мыслей, однако всегда чувствовал её настроения, так как в нем было немного крови Хеллсингов.
- Он не должен увидеть её, - решительно сказала Интегра, но добавила уже менее уверенно:
- Однако убить его...это чересчур. Всё-таки...
- Увы, здесь я тебе не советчик, - вампир вполне ожидал такого от хозяйки, - однако, что ты прикажешь мне?
- Ничего, - а вот это было уже нечто новенькое, - пусть Максвелл делает что хочет, но правды он не узнает никогда. Я ни за что не пущу его в дом.
- Ох, не зарекайся, - и никакие приказы не смогли бы заставить вампира объяснить смысл этих его слов.
А может быть, все совсем не так как кажется сначала? А может быть, я в силах изменить что-то? И, в конце концов, я тоже хочу сказать ей...что она для меня значит. Апатия быстро сменилась активностью, однако меня не оставляло ощущение, что это всего лишь рефлекс - такой бывает у покойников, когда дергается нога или рука. Просто остатки жизни выходят из мертвого тела. Нет, главное для меня не думать о пустяках, нужно идти, идти пока не останется хотя бы маленькой надежды. Не знаю, где я взял столько силы воли, однако её мне хватило, для того чтобы поднять руку и нажать на звонок. Чем дольше длилась тишина за дверью, тем сильнее становился страх, что мне вообще не откроют. Мне хотелось не просто уйти, а убежать или даже улететь, и лишь остатки мужской гордости не давали мне этого сделать. Чувствуя что, схожу с ума, оттого что секунды кажутся мне вечностью, я решил смотреть на часы, чтобы вернуть себе нормальное ощущение времени. Однако моё сознание не так сильно обманывало меня: прошло ровно полчаса, прежде чем мне открыли дверь. Дверь открыла сама хозяйка дома, одетая в халат поверх пижамы, и тапочки.
- Максвелл, - хриплым ото сна голосом проговорила она, - ты совсем дурной? Сейчас только одиннадцать.
- Эммм, а где твой дворецкий?
- Ты разбудил меня в такую рань, для того чтобы узнать, где Уолтер, - раздражение в её голосе становилось всё более явным.
- Нет, но он мог бы открыть мне дверь и сказать, что ты спишь.
- Интересная теория. Изложи её в письменной форме и пришли мне по электронной почте, - створка двери угрожающе надвигалась на меня, готовая вот-вот закрыться.
- Стой, ну подожди. Я просто...я не знаю с чего начать.
- Тогда тем более. Пойди, подумай, а я пока посплю, - наверное, дело было в пренебрежительном тоне её голоса, в общем, я разозлился. Я ухватился за створку двери, протолкнул Интегру в дом и вошел сам, закрыв дверь за собой.
- Ты должна меня выслушать. Пожалуйста, - она в ответ нахмурилась и устало, шаркая ногами по полу прошла в комнату, которую я позже идентифицировал как кухню.
- Сколько времени на самом деле? - спросила Шоколадка, наливая и мне и себе чай.
- Одиннадцать сорок две, - я наблюдал за ней. Интегра изменилась не так сильно как мне показалось сначала, согласен движения стали какими-то более рассчитанными и суховатыми, блеск в глазах, словно искорки от костра, превратился теперь в сияние стали на солнце, да и запах: сандал сменился табаком - Интегра начала курить. Но осталась уютность, теплота растаявшего шоколада его липкость, его надоедливость и в то же время сладость - я полюбил Интегру за это, и она, словно подсознательно ощущая мою любовь, сохранила себя для меня, настолько насколько смогла.
- Ладно, у тебя есть час...нет даже полтора. Справишься? - при учете того, что я даже не знал с какого конца начать, мой ответный кивок был нарушением заповеди: не лги.
- Интегра...Шоколадка, - она вздрогнула и уронила чашку полную кипятка. Чай пролился ей на ноги.
- Твою мать, - тихо прошипела она, оседая на пол, и держась одной рукой за стол. Я быстро подбежал к ней.
- Прости, я просто подумал что...
- А у меня такое ощущение, что ты не подумал! - хорошо Интегра была в тапочках и её ноги остались относительно целыми. Я снял с неё тапочки и на руках отнес к стулу.
- Ничего не напоминает? - в ответ на моё ехидство Ириска зашипела как самая настоящая змея. Я даже испугался.
- Я тебе уже сказала: сегодня я видела Энрико Максвелла впервые, и в моих воспоминаниях он навсегда останется хамом, упивающимся своей мелкой властью и ехидством.
- А куда ты дела молодого итальянца, покупающего тебе шоколадное мороженное? - мне показалось или что-то похоже на грусть пробежало по её лицу? Я решил проверить, надавив сильнее:
- Ты никогда не скучала по нему? Никогда не хотела, чтобы он снова помог тебе спуститься с подоконника? Чтобы он пошутил о погоде? - я удерживал Интегру в сидячем положении на стуле, при этом приближая к ней свое лицо.
- Никогда не хотела его предупредительности? Твой муж наверняка не сильно с тобой церемонился... - в следующий момент я пожалел, что сделал операцию на глаза и теперь не нуждаюсь в очках - Интегра плюнула мне в глаз. Не знаю, целилась ли она специально или просто так получилось, однако пока я тер лицо, по моим щекам несколько раз прошлась её ладонь.
- Убирайся! Убирайся! Вон! Иначе Алукард закончит, то чего не сделал в музее! Не смей больше упоминать об этом! Тебя вообще не должно здесь быть! - проморгавшись, я остановил её, занесенную для очередного удара, руку и притянул Интегру к себе за запястье.
- Я вижу, ты его сильно любила, раз так реагируешь. Верно? - эти слова стоили мне невероятных усилий, потому что мысли путались и начинали крутиться лишь в одном направлении, они тянулись вниз, набиваясь в то место, которым по женским подозрениям мужчины чаще всего и думают. В тот момент я был готов с этим согласиться.
- Дело не в любви, просто он был мне нужен, - каким то сдавленным голосом ответила Интегра.
- Для чего? - прижимая её ещё ближе к себе, спрашивал я лишь, для того чтобы отвлечь себя самого, - не для этого ли? - я чуть наклонил голову поцеловал её. Я был приятно удивлен тем, что Интегра так и не научилась, как следует целоваться, это значило лишь то, что набираться опыта ей было некогда. Возможно, даже...сладкая дрожь пробежала по всему моему телу при этой мысли...возможно она не отдавал себя никому после меня. Если бы речь шла о какой-нибудь другой женщине, вряд ли такую мысль можно было считать реальной, однако с занятостью моей Шоколадки особенно удивляться не чему. Ну, правда: мужа своего она не любила и вряд ли позволила ему к себе прикасаться, встречаться с кем-то у неё не нашлось бы время, ещё есть её домашний вампир...это вообще смешно.
- Нет, не для этого, - словно у неё вовсе не подогнулись ноги, и не закружилась голова, сказала Интегра после продолжительного поцелуя, - пусти!
- Не пущу! Вот не пущу пока не ответишь! Почему?! Почему ты не звонила, не писала, почему не хотела разговаривать?! Мы ведь могли бы...
- Что?! Что могли бы?! Встречаться на квартирах или в отелях?! Да?! Это ты хотел сказать?! Ты для этого приехал?! Ну, давай! Вперед! - я был смущен и, признаться, оглушен мощью её голоса, поэтому вырваться Интегре никакого труда не составило. Она отошла на шаг и рывком развязала пояс халата, затем рванула ворот пижамной рубашки, так что пуговицы с тихим стуком разлетелись по полу.
- Что же ты застыл? - а что я должен был делать?! Изнасиловать её прямо на холодном кухонном полу?! На самом деле я был поражен той яростью, которая плескалась в её глазах. Как сильна была её ненависть, и мне хотелось знать только: за что, почему? Она ведь сама просила меня...и в то же время я видел её грудь, отмечая, что что-то не так. Грудь Интегры была вроде бы такой же упругой и округлой, похожая на спелые яблоки, но соски казались какими-то...изжеванными, да и живот у него словно появилось нечто вроде кармашка или это была даже небольшая складочка.
- Да, я знаю, что не так прекрасна, как ты и Алукард изволите утверждать, но вот такой реакции никак не ожидала, - поплотнее запахивая халат, ворчливо как старушка сказала Интегра.
- Может быть, он застыл именно, оттого что ты так прекрасна, и он не считает себя достойным твоей благосклонности, - из темного угла раздавался кажущимся бесплотным голос, уж лучше бы он был бесплотным. Я вздрогнул, так как воспоминание о наставленном на меня дуле пистолета странной модификации всё ещё было свежо, к тому же сегодня между мной и вампиром стояла лишь Интегра.
- Ты, может быть, удивишься, римлянин, но у меня приказ тебя не трогать и даже не угрожать, - я правда удивился.
- Выметайся, Максвелл, - её голос был тихим и спокойным, как будто недавняя вспышка ярости смертельно утомила Шоколадку, - прошу тебя по-хорошему. Уйди, ты даже не представляешь, что можешь натворить. Если ты действительно любишь меня, уйди и больше никогда не возвращайся, - здесь нечего было возразить, однако меня терзало любопытство. Я так и не узнал, зачем она вышла замуж. И я стоял, как будто несколько секунд могли что-то изменить. Однако Интегра тоже молчала, не пытаясь выставить меня, казалось она пытается принять решение и в глазах её мелькали искры злорадства. Вампир...я забыл о нем на время, пока не обратил внимания на то, что он тоже как-то странно улыбается.
- А может быть... - успела еретичка сказать, прежде чем где-то на улице раздался звук тормозящей машины, звук открывающейся входной двери, голос дворецкого, собачье тявканье и...детский смех.
- Что-то они рано вернулись, - обеспокоено сказала Шоколадка, повернувшись к вампиру.
- Она, наверное, замерзла, - ответил он.
- Муля! - раздалось тем временем за дверью, - мамуля, ты где?! - и мне вдруг стало ясно, что случилось с Интегрой, почему у неё такие соски и живот - она стала матерью. Господи, я ожидал всего, я бы всё пережил, пусть бы лучше у моей Шоколадки был целый гарем из мужиков, даже из женщин, но только не это! Ребенок, он связывает сильнее любых других уз, ребенок похожий на обеих родителей, ребенок - то ради чего стоит жить, ребенок со своими талантами и капризами, ребенок...
- Влад, ищи маму! - раздалось тем временем за дверью. По голосу я определил, что это девочка, лет четырех, в том, как она отдавал указания своей собаке было что-то от мамочки: повелительный тон, пока сглаженный детской звонкостью. Ручка двери тем временем повернулась, и на кухню вошел дворецкий. Он довольно быстро оценил ситуацию и створку тут же захлопнул.
- Алукард, отвлеки её!
- Влад, ищи! - два приказа прозвучали одновременно, и уж тут не было никаких сомнений в схожести двух голосов: матери и дочери. Вампир исчез.
- Ой, Алукард! На ручки! - тут же послышалось по ту сторону деревянной створки, - А где мамочка?!
- Она спит.
- Уолтер, ты тоже, - обратилась Интегра к дворецкому.
- Но я...
- Я сама со всем разберусь.
- Как пожелаете, - несомненно, от его внимания не ускользнули пуговицы, рассыпанные по полу и то, что у Интегры очки почти совсем съехали с носа, а так же мои красные щеки, однако спорить он не стал и, выйдя, тут же сказал, обращаясь к невидимой для меня девочке.
- Пойдемте, мисс Хеллсинг, Владу нужно вымыть лапы.
- Они чистые!
- Ну, как же. Вот посмотрите - земля.
- Уолтер, - явно копируя усталую и злую мамочку, коротко выдохнул ребенок, - я сказала, что они чистые и нечего со мной спорить. И вообще где мамочка? Алукард, отведи меня к ней, - слушая этот разговор, я чувствовал, как моя душа корчится, извивается в предсмертной агонии, как у неё идет горлом кровь, как жар охватывает её и она горит и открывает рот, но не может кричать, так как уже давно сорвала себе голос. Я сел и смог выговорить только:
- Боже...
- Я тебя предупреждала, - от холода и безразличия её тона мне захотелось плакать, однако слезы высохли, ещё даже не выйдя наружу.
- Как ты...почему? - хрипло спросил я.
- Хеллсингу нужен наследник.
- И ты для этого вышла замуж? - душа замерла, она увидела спасительное снадобье, которое какая-то бесплотная рука протягивала ей из мрака, окружающего её. Взгляд холодных как льдинки глаз сейчас казался мне чудодейственным бальзамом, но...
- Нет, не поэтому, - моя душа дернулась последний раз и покинула меня, оставив в этом мире лишь оболочку, способную двигаться, говорить, слушать, видеть, но пустую. И я сидел неподвижный, пока Интегра вызывала мне такси. А потом и она молчала.
- Я же говорила, что муля не спит! - звонкий голосок, заявил недовольно и топот маленьких ножек свидетельствовал о том, что ребенок спускается по лестнице.
- Куколка, стой! - но на этот раз даже вампиру не удалось предотвратить неизбежное: ручка двери в который раз повернулась и девочка вбежала в комнату.
- Вот видишь, проклятый вампирюга, она не спит, - Интегра хихикнула в руку, видимо выражение о вампирюге принадлежало ей, и дочкино подражание её забавляло. Я заставил себя обернуться...может быть было лучше если бы я этого не делал. Однако последние капли любопытства исчезли, в то время как душа неожиданно запросилась обратно. Мне мгновенно стало ясно, почему Шоколадка так упорно не хотела пускать меня в дом...на пороге стояла девочка, в принципе точная копия мамочки: те же волосы, тот же высокий, но аккуратный лобик, тонкие губы, даже очки. Только кожа светлая, а черты лица и тела чуть сглажены детской пухлостью и...глаза - с очень узким нижним веком и наоборот широким верхним, болотно-зеленого цвета у зрачка и светло-салатовые ближе к белку - точно такие же глаза я при желании могу в любой момент увидеть, подойдя к зеркалу.
- Это ещё кто?! - сдвинув белые брови, нахмурилась девочка.
- Это...это один мой знакомый. Он уже уходит, - за спиной малышки возник немалого размера, но все-таки молодо неуклюжий щенок сенбернара, которого как я уже понял, звали Владом. Вампирюга тут же возник за спиной ребенка.
- Прости, хозяйка я не уследил.
- Ладно, чего уж там, - Интегра была во всех отношениях недовольна, однако понимала, что поделать уже ничего нельзя. Она быстро подошла к дочери, присев на корточки, взяла её ручки в свои и поцеловала каждую.
- Давай мамочка закончит разговор и придет. Договорились? - я был поражен тому, как мягок голос моей еретички. Да, теперь я понимал, что она моя, моя навсегда, так как в ней есть часть меня - вот эта маленькая копия Шоколадки...Белая Шоколадка.
- Ладно, - девочка обняла мать за шею пухленькими ручками и несколько раз со смаком поцеловала смуглую щеку, а затем убежала вслед за вампиром и своим щенком, неплотно закрыв дверь. Я замер, боясь потерять связь с реальностью, боясь спугнуть ощущение счастья. Моя душа вернулась на место, весело напевая, словно домохозяйка в майское, теплое утро вернувшаяся из церкви. Кажется, она даже пританцовывала и дружески, словно живое существо, похлопывала стенки своего домика - мои внутренности. Всё внутри меня переворачивалось от счастья, и я заплакал. Мне просто не верилось - еретичка, вроде бы такое низкое неправедное и не угодное Богу существо, женщина, принадлежащая к тому типу людей, с которыми я поклялся беспощадно бороться, произвела на свет часть меня, родила для меня вторую душу. И я забыл о Боге, я понял, что на самом деле существует только она - женщина, сосуд священный сосуд в котором проросло моё семя. Интегра казалась мне неземной, ещё более прекрасной, чем это вообще возможно. Я безвольно стек со стула и на коленях пополз к ней, протягивая руки и продолжая плакать, я полз к своей Шоколадке как паломник к святому месту и, достигнув его, уткнулся в её живот лицом и плакал. Плакал от счастья и безмерного, бесконечного чувства благодарности.
- Спасибо, спасибо, спасибо... - я благодарил за то, что она сохранила мой плод, за то, что вырастила, да и за то, что отдала себя именно мне и никому другому. Интегра - удостоила меня великой чести быть отцом.
- Не думай, что это что-то значит, - позволив мне наплакаться вволю, холодно произнесла Ириска, положив свои руки мне на голову. Но я не мог не думать. Как можно было не думать, когда доказательство значимости моего вмешательства в её жизнь, сейчас где-то на втором этаже активно радовалось тому, как Влад хорошо исполняет команду сидеть и место. Я не мог не думать о собственной значимости в этот момент.
- Тебе пора, Максвелл. И! - уже каким-то шестым чувством предчувствуя, что я хочу о многом расспросить, Интегра предупреждающе подняла руку, - не смей искать встречи с ней, и больше не звони и не требуй признания отцовства. Имей в виду - её отец умер, когда она ещё даже не родилась, - так вот зачем она вышла замуж, чтобы было, кого обозвать отцом, когда ребенок спросит об этом. Ну, да неплохой план, а то девочка спросит, кто отец и мать ответит: "глава тринадцатого отдела, наш заклятый враг" - стильно, но для детской психики совсем не приемлемо. Вот он яркий пример лжи во спасение!
- Ну, хотя бы...
- Нет, вообще думать о ней забудь! Она не твоя!
- Хотя бы скажи мне, - уже одной ногой находясь в такси, предпринял я попытку, - скажи мне, как её зовут? - Интегра чуть нахмурилась, скрестила руки на груди, а потом неожиданно улыбнулась и к моему удивлению ответила: