Вера поставила на обеденный стол блюдо с горячей отварной картошкой, тарелку с дымящимися, зажаренными до коричнево-оранжевой корочки, куриными котлетками, и принялась нарезать соленые огурчики.
- Огурцы-то с хрустом? - строго спросил Виктор Иваныч.
- С хрустом, с хрустом!... Я ж пробую, а потом покупаю.
- А картошка с луком и с укропом?
- С луком и с укропом. Как всегда.
- А селедка свежая ли? - засомневался Виктор Иваныч.
- Сегодня утром брала на рынке. Свежее не бывает.
Виктор Иваныч придирчиво оглядел стол, но придраться ему было не к чему: скатерть, салфетки, специи, его любимая жгучая аджика - все было на месте.
- Сальца подрежь. Немного. Только твердого.
- Твердого-твердого!... - закивала головой Вера, и ловко подрезала сальца.
- И садись уже, хватит крутиться.
- Хватит крутиться... - добрым и послушным эхом отозвалась Вера.
- И болтать!
- И болтать...
За каждым субботним обедом Виктор Иваныч думал о том, что в Вере он больше всего ценил ее способность слышать его, понимать его, и не перечить ему. И еще то, что на кухне у нее, да и во все доме, всегда был порядок, четкость и ясность, а это Виктор Иваныч ценил выше всего.
Виктору Иванычу недавно исполнилось пятьдесят пять лет, работал он на машиностроительном заводе города Н-ска больше двадцати лет, дослужился до должности мастера участка, и в подчинении у него были три сборщицы, два наладчика, и один контролер ОТК. С подчиненными Виктор Иваныч был строг, но справедлив, и на его рабочей территории всегда и во всем царили порядок, точность и ясность. Виктор Иваныч имел множество похвальных грамот за хорошую работу, руководство всегда было им довольно, и его фотография уже много лет висела на цеховом стенде "Сотрудники, которыми гордится цех".
Фотография Виктора Иваныча располагалась в верхнем ряду, прямо под словами "гордится цех", и, проходя мимо стенда, Виктор Иваныч украдкой, - если рядом был кто-то из сотрудников, и не таясь, если он был один, - замедлял шаги у стенда и бросал взгляд на свою фотографию, - отчего глаза его наполнялись тихой гордостью, плечи сами собой расправлялись, сердце в груди начинало биться сильнее обычного, а на губах появлялась едва заметная улыбка.
Стенд был большой и внушительный, он остался еще с советских времен.
В длину стенд был ровно три метра, в ширину два, и выкрашен он был в бежевый цвет, как, впрочем, и стены во всем цехе. Фотографии сотрудников были черно-белыми, потому что начальник цеха был человеком строгим и суровым, и он был уверен в том, что фотографии тех, кем гордится цех, должны быть именно черно-белыми, и никак не цветными. Но все это было не главным. Главным было то, что фото Виктора Иваныча находилось прямо под словами "гордится цех", и Виктор Иваныч был глубочайшим образом убежден в том, что это самое почетное, самое лучшее, самое главное место на стенде. Стенд располагался прямо напротив входа в цех, и поэтому каждый входящий неизбежно и ежедневно смотрел в глаза тех, кем гордился цех, чтобы не забывать о том, что ему есть куда стремиться, и есть на кого равняться.
Дымящуюся куриную котлетку Виктор Иваныч разрезал поперек, и сильно прижал одну половинку вилкой к тарелке, чтобы убедиться, что котлетка сочная.
- Удались, сочные!... - улыбнулся Вере Виктор Иваныч, и с удовольствием, не торопясь, отправил кусочек котлетки в рот.
- Сочные, я же всегда для сочности лук кладу, потому и сочные... - отозвалась Вера.
Закончив с обедом и напившись чая, Виктор Иванчч взглянул на часы. Было ровно два часа дня.
- И во сколько мне выходить сегодня? Не знаю, - нахмурился Виктор Иваныч.
Этот вопрос вслух он всегда задавал самому себе в субботу после обеда, если нужно было ехать в Москву. Один раз в месяц Виктор Иваныч навещал свою сестру, проживающую в столице. До Москвы он добирался на автобусе, но неприятное заключалось в том, что московские автобусы из города Н-ска выезжали примерно один раз в час, без четкого расписания, по наполнению, и Виктору Иванычу, как человеку, превыше всего ценившему порядок, четкость и ясность во всем, очень не нравилось эта ситуация с наполнением. От дома до вокзала он ехал на маршрутном автобусе минут десять. Если ему везло, он приезжал к московскому автобусу, который был уже почти заполнен пассажирами, и это означало, что ждать отправления было недолго. Если же ему не везло, он приезжал к полупустому, или пустому автобусу, - и ждать наполнения приходилось около часа, а иногда и час. Угадать заранее, в котором часу очередной автобус отправится в Москву, было невозможно, потому что расписание для коммерческих автобусов отсутствовало как таковое. Городские автобусы выезжали из города в Москву дважды в день, четко по расписанию, в семь утра и в девять вечера, но это время категорически не устраивало Виктора Иваныча, потому что семь - это очень рано, учитывая, что это выходной день, а девять - очень поздно, учитывая, что он едет гости. Сестра его, Нина Сергеевна, и ее муж, Дмитрий Палыч, тоже были людьми серьезными, жизнь их тоже строилась согласно порядку, четкости и ясности, спать они ложились ровно в одиннадцать вечера, и поэтому приезжать к ним в гости на последнем автобусе, на ночь глядя, - было совершенно невозможно.
Виктор Иваныч любил ездить к сестре в гости, потому что находил много общего между собой и мужем сестры Дмитрием Палычем.
Дмитрий Палыч все молодые годы отдал пожарному делу, - бесстрашно тушил пожары разной категории сложности, и теперь, после выхода на пенсию, остался там же, в городском пожарном отделении, но теперь - в должности вахтера.
Он следил за порядком в отделении, наставлял молодежь на путь истинный, помнил наизусть все трудные и необычные случаи на пожарах, происшедшие за время его службы, и с удовольствием рассказывал их новичкам. Дмитрий Палыч был человеком основательным, любил рассуждать о том, о сем, а так же о политике, экономике, рыбалке, инопланетянах, кругах на полях и прочих "катавасиях"... - как любил выражаться сам Дмитрий Палыч, - тоже свое мнение имел.
Направляясь в гости к сестре и ее мужу, Виктор Иваныч никогда не брал с собой жену Веру по нескольким причинам. Во-первых, между его сестрой и женой никогда особой любви не наблюдалось, во-вторых, Виктору Ивановичу нравилось возвращаться, когда дома его ждала и встречала Вера, и в третьих, - он и так все свободное от работы время проводил с женой, и если бы они вместе стали навещать сестру, поездки в Москву определенно потеряли бы для Виктора Иваныча свою прелесть.
"Все ж таки, - как доверительно сказал однажды Виктор Иванович Дмитрию Палычу после четырех стопок "Белой росы", пока сестра гремела на кухне посудой и не могла его слышать, - все ж таки после двадцати пяти лет брака хочется иногда от жены куда-нибудь на время деться.... даже если у нее во всем порядок, четкость, и ясность... Причем так хочется деться, чтобы она не могла неожиданно возникнуть, так сказать, на пороге..."
Дмитрий Палыч, выслушав Виктора Иваныча, понимающе усмехнулся в усы, кивнул, шумно вздохнул, и налил еще по одной.
Приезжая в гости к сестре, Виктор Иваныч всегда привозил с собой одни и те же гостинцы: бутылку полусладкого вина "Улыбка", торт "Ленинградский", и бутылку водки "Белая роса".
У сестры его уже ждали, стол был накрыт, скатерть постелена, тарелки расставлены, рюмочки сверкали, дымились ароматные котлетки и картофельное пюре, салат "сельдь под шубой" просвечивал лиловым через майонез, блестели под свежим лучком селедочка и соленые грузди, а домашние разносолы манили острым запахом тмина, укропа и чесночка.
"Улыбку" и "Белую росу" сразу ставили на стол, а "Ленинградский" -
в холодильник, и все садились к столу.
Каждый раз Дмитрий Палыч, наливая жене в рюмку красного вина, а себе и Виктору Иванычу - по "Белой росе", произносил, поглаживая усы и улыбаясь:
- А ведь у нас классика, Виктор!... На троих соображаем! Давно и успешно...
- А почему же нет, Дмитрий?... - отвечал, тоже улыбаясь, Виктор Иваныч. -
И потом, соображают за углом, а мы с вами на троих культурно проводим досуг, разве не так?
Дмитрий Палыч и сестра переглядываясь, улыбались, кивали, и все трое синхронно опрокидывали по рюмашке.
- И потом... - подмигивал Виктор Иваныч сестре, - у нас же четвертый друг есть!... Правда, когда он с нами, он всегда почему-то трезвенник.
- И где же наш четвертый?... - обычно спрашивал Дмитрий Палыч после третьей рюмки "Белой росы", закусив соленым груздем, и весело смотрел на жену.
- Сейчас будет тут!... - улыбалась разрумянившаяся Нина Петровна, поправляла выбившуюся из высокой прически каштановую кудрявую прядь, и включала телевизор.
Четвертым Дмитрий Палыч называл Леонида Якубовича, потому что ни одно застолье не обходилось без включенного телевизора, а телевидение, видимо, на тот момент, никак не могло обойтись без Леонида Якубовича.
- Вот теперь вся компания в полном составе!... - улыбался Дмитрий Палыч, наливая по "росе".
Нина Петровна согласно кивала, блестя глазами, и мечтательно подперев щеку ладошкой, смотрела в телевизор.
- Да, не могут женщины жить без телевидения... Это есть общепризнанный факт! - философски заключал Дмитрий Палыч. - Да и то сказать, ведь оно же не мешает нам, Виктор?
- Конечно, не мешает, Дим, ну ты скажешь тоже, как это он - нам мешать может? - обижаясь, горячо вступалась Нина Петровна.
- Нет, не мешает. Пусть будет!... С телевизором веселее, - кивал Виктор Иваныч.
- Вот и я говорю. Пусть для фону будет, - соглашался Дмитрий Палыч.
- Для фону, конечно, для фону... - кивала Нина Петровна, улыбалась, и прибавляла звук.
Нина Петровна была женщиной подвижной, веселой и доброй, и она очень
любила мужа и брата, и не любила жену брата, Веру, которую за глаза называла "моль серая" за заурядную внешность и немногословие, которое Нина Петровна принимала за гордыню. Но в жизни Нины Петровны присутствовал еще один мужчина, что было ее абсолютной тайной. Следующее место по значимости, сразу после мужа и брата, в жизни Нины Петровны занимал звездный телеведущий Леонид Якубович, к которому она, как и все ее подруги, испытывала необъяснимое влечение сердечного характера. Нине Петровне нравилась его интеллигентность, барские манеры, кураж, а так же ее очень волновали его лихие гусарские и пышные усы, но больше всего ее волновал особый взгляд "с огнем и прищуром" - о чем, вздыхая и розовея, Нина Петровна по секрету признавалась своим подругам. Когда Якубович, лучезарно улыбаясь, смотрел с экрана телевизора "взглядом с огнем и прищуром" - прямо в глаза Нине Петровне, сердце ее сильно смущалось, но наполнялось восторгом, трепетом и негой, а по всему телу разбегались горячие нескромные волны.
Дмитрий Палыч не догадывался об увлечении жены Якубовичем, так как он был уверен, что она, как и все женщины ее возраста, просто увлечена телевидением в целом.
По субботам, когда Виктору Иванычу нужно было ехать к сестре, единственное, что расстраивало его, так это неопределенность со временем отправления автобуса в Москву. Как человек, который больше всего ценил порядок, четкость и ясность, он очень не любил сидеть в автобусе и ждать наполнения, потому что было это муторно и скучно, и к тому же, это было потерей времени. Книжек Виктор Иванович почти не читал, в основном читал газеты, лежа на диване, и поэтому, ожидая наполнения, он отчаянно скучал и томился. Если ожидание затягивалось, настроение его портилось, предвкушение от поездки и встречи с родственниками тускнело, и каждый раз в ожидании наполнения в голове его роились одни и те же грустные мысли.
"Ни порядка, ни четкости, ни ясности ... - размышлял Виктор Иваныч, вздыхая, и бережно придерживая на коленях сумку с "Улыбкой", "Ленинградским" и "Белой росой", и хмуро наблюдая за людьми, спешащими по площади. - Неразбериха, вот что это такое, это ваше наполнение, и издевательство над серьезными людьми... Сижу, как надолбень, и смотрю в окно, как глупый индюк, и попусту трачу время"
До Москвы ехать полтора часа, да еще час сидеть в автобусе и ждать наполнения, и значит это, что дорога увеличивается в два раза. И где тут порядок, четкость и ясность?..."
От этих мыслей настроение его портилось, и брови его мрачно сдвигались у переносицы.
"Сейчас конец сентября, и пока не холодно. А зимой сидишь в автобусе и мерзнешь, потому что двери открыты. А ведь так можно и отморозить себе все на свете, и даже то, что морозить никак нельзя. Так и заболеть недолго. Чтобы был порядок, что ни говори, должно быть расписание!... Надо, пожалуй, жалобу написать в администрацию на эти коммерческие автобусы. Толку, конечно, от жалобы не будет, ну а вдруг будет толк от жалобы, и сделают расписание?..."
Так размышлял Виктор Иваныч, наблюдая за пассажирами, которые медленно,
не торопясь, вразвалку, словно насмехаясь на его нетерпением, заходили в автобус, занимали места, выходили курить, прогуливались по площади, шелестели газетами, жевали купленные на площади пирожки, мирно беседовали, и пребывали в спокойном, и даже радостном настроении. Было похоже на то, что ситуация с наполнением и ожиданием их нисколько не волнует.
"Почему они все такие спокойные и довольные? - думал Виктор Иваныч, тоскливо разглядывая пассажиров. - Неужели им нравится сидеть и ждать?... Или им заняться нечем? Или все они несерьезные люди?... Наверное, так и есть. А несерьезным людям, им все равно: что сидеть, что ехать, что в кругу плясать. А по мне, так нет ничего хуже, чем ждать"
И все же постепенно автобус наполнялся. Водитель шел по проходу, собирая с пассажиров деньги за проезд, автобус начинал заводиться, тарахтеть, и наконец, трогался с места. Виктор Иваныч облегченно вздыхал, ощущая через сумку подрагивающие под руками "Росу", "Ленинградский", "Улыбку".
Закончив с обедом и напившись чаю, Виктор Иваныч взглянул на часы. Было ровно два часа дня.
- И во сколько мне выходить сегодня? Не знаю, - как всегда, нахмурился Виктор Иваныч.
И тут Вера всплеснула руками так задорно, что чуть не опрокинула чайную чашку. Виктор Иваныч удивлённо взглянул на жену, потому что обычно такое легкомыслие было ей не свойственно.
- Вить!... Забыла же я сказать тебе, Вить!... По радио говорили! Теперь наши коммерческие автобусы по расписанию ходят! Неделю уже!
- Да ну?... - недоверчиво улыбнулся Виктор Иваныч. - Неужели дождались?
- Дождались-дождались.... - улыбаясь и радуясь за мужа, кивала Вера.
- Значит, теперь ходят по расписанию?
- По расписанию-по расписанию!... Автобус отходит каждый час, первый -
в час дня, второй - в два дня, третий - в три, и дальше каждый час - по автобусу, а последний идет в семь вечера.
- Это хорошо и правильно! - широко улыбнулся Виктор Иваныч, потому что единственная неприятность, омрачавшее его настроение по субботам, наконец-то исчезла.
- Тогда я сегодня в Москву поеду, пожалуй, на пятичасовом. А до вокзала возьму, пожалуй, такси, чтоб в маршрутке стоя не трястись. Сама знаешь, маршрутки всегда битком.
- Битком-битком... - кивала Вера.
- Стоишь в ней, как крючок.
- Крючок-крючок...
- Не разогнешься потом.
- Потом-потом...
- Один раз в месяц можно и на такси. Не обеднеем.
- Да, не обеднеем...
После обеда в выходные дни Виктор Иваныч всегда отдыхал, лежа на диване.
"Часик отдохну, полежу, придремлю, вызову такси и поеду... Один раз в месяц и такси можно вызвать, не обеднеем... К тому же выходной, к тому же еду к сестре..."
По субботам, отдыхая на диване после обеда, он всегда вспоминал о том, что у него было машина, и что он ее продал.
"С одной стороны, хорошо, что продал ее, а с другой плохо. Была бы машина, я бы ездил в Москву на ней, но с другой стороны, кроме как в Москву, ездить мне на ней было некуда: работа рядом с домом, до дачи тоже два шага, дача почти на соседней улице... И что, держать ее только из-за Москвы, из-за одной поездки в месяц? Глупость какая... Стояла бы и ржавела бы. Правильно, что продал..."
Виктор Иваныч улыбнулся, вспомнив про расписание, и почувствовал, что глаза его сами собой закрываются.
"Придремать надо часик... часик... а потом поеду... потом поеду..." - подумал Виктор Иваныч, и задремал.
Таксист приехал равно в 16.30.
"Я все правильно рассчитал, - думал Виктор Иваныч, усаживаясь в такси, и бережно придерживая на коленях сумку с гостинцами. - Десять минут нам ехать. Приедем в 16.40. Спокойно сяду в автобус и займу себе хорошее место. Если позже приехать к автобусу, например, в 16.50, свободных мест может уже и не быть"
Расплатившись с таксистом, Виктор Иваныч направился к остановке, у которой уже стоял московский автобус. И не прошел он и трех шагов, как увидел на остановке новое расписание. Увидел - и остановился.
Уже несколько лет на этой остановке стоял большой облезлый фанерный щит, -
три метра в длину, и три метра в ширину, - на который приклеивали все, что обычно приклеивается в местах массового скопления населения: листовки, рекламные объявления, предложения работы, афиши, объявления от частных лиц, и прочее, прочее, прочее... - иначе говоря, на щите размещалась очень важная, очень актуальная, и, как привило, никому не нужная информация.
Потом старые объявления заклеивалась новыми, сверху ложился еще один слой, еще один, и еще один... Поверхность щита напоминала огромную потрепанную рыбью кожу с остатками разноцветной чешуи, торчащей в разные стороны, и шелестящей на ветру. Обрывки старых объявлений мокли под дождем, и оставались пылиться и чернеть на щите, - до тех пор, пока, наконец, их не срывал и не уносил ветер.
Теперь щит изменился до неузнаваемости.
Теперь прежний облезлый фанерный щит - стал расписанием.
От разноцветной бумажной чешуи, торчащей в разные стороны, и шелестящей на ветру, не осталось и следа. Поверхность щита стала ровной, гладкой, и была выкрашена в ярко-желтый цвет. Вверху большими черными буквами было написано:
РАСПИСАНИЕ КОММЕРЧЕСКИХ АВТОБУСОВ Н-ск - МОСКВА
По центру щита, вертикально, были расположены цифры - время отправления автобусов: 13.00, 14.00, 15.00, 16.00, 17.00, 18.00, 19.00. Слева от колонки цифр была изображена схема города
Н-ска, а справа от колонки - герб города Н-ска. И схема, и герб были цветными,
и выглядели очень эффектно на желтом фоне, но гораздо больше, чем схема и герб,
Виктор Иваныч стоял перед расписанием, и, запрокинув голову так высоко, что пришлось придерживать кепку на затылке левой рукой, так внимательно и детально рассматривал долгожданное расписание, что даже затаил дыхание. Он с удовольствием дотронулся до желтой поверхности, и провел по ней пальцем - от цифры 19.00 до лапы милого улыбающегося зверя, изображенного на гербе города. Поверхность расписания на ощупь оказалась не идеально гладкой, а слегка шероховатой, но все равно очень приятной.
"Расписание, конечно, немного великовато... - подумал Виктор Иваныч,
по-хозяйски окидывая его взглядом. - С другой стороны, если его заменять, так пришлось бы или этот щит обрезать, или другой устанавливать. А так, хоть и великовато, зато обошлись без дополнительных расходов. Использовали старый щит по новому назначению, и это хорошо и правильно, экономно. Все правильно сделали. Теперь будет четкость, порядок и ясность".
От щита еще исходил резкий запах свежей краски. Виктор Иваныч вдохнул его полной грудью,
и, улыбнувшись милому зверю на гербе города, пошел к автобусу.
У автобуса курил веселый водитель с шустрыми и липкими глазками, лет тридцати пяти.
- Значит, по расписанию едем? - строго спросил его Виктор Иваныч.
- А то!... - прищурившись, хриплым баском хохотнул водила, пританцовывая сигареткой. - Все чин-чинарём, как положено!
Виктор Николаевич вошел в автобус и увидел, что он почти пуст. Вместе
с собой Виктор Иваныч насчитал шесть человек. Он сел на место у окна.
"Как хорошо, что поедем по расписанию... - подумал Виктор Иваныч. - А не то бы час сидеть, а то и больше, ждать наполнения, ворон считать и томиться..."
Виктор Иваныч поднял голову и увидел над кабиной водителя объявление, которого он раньше не замечал: "Уважаемые пассажиры! Просьба - семечки, бананы и орешки съедать вместе с кожурой".
"Непорядок это объявление, - подумал Виктор Иваныч. - Надо было написать - не сорить, и все. И слов было бы меньше, а порядка было бы больше".
Водитель прошел по автобусу, собирая деньги за проезд: по сто рублей с человека.
- Так значит, по расписанию? - уточнил Виктор Иваныч, протягивая водителю сторублевку.
- Все чётко у нас, как в аптеке! - подмигнул веселый водитель.
Виктор Иваныч, улыбаясь, смотрел из окна автобуса на новое расписание, и думал о том, что в следующий раз, пожалуй, сестре можно будет купить не "Ленинградский" торт, а, например, "Сказку", потому что "Ленинградский" он привозит ей уже давно, и может, "Ленинградский" ей уже надоел, а она не говорит, потому что не хочет брата обидеть. И вместо "Улыбки" сестре в следующий раз можно будет купить, например, "Букет Молдавии". Или "Лидию". Или "Крымское сладкое". А сегодня, когда он приедет в Москву, он купит ей маленький букетик цветов, потому что она очень любит цветы, особенно тюльпаны.
"А вот "Белую росу", пожалуй, заменить пока нечем. На сегодняшний смутный день это самая надежная и добротная водка. К тому же, Дмитрий Палыч совершенно со мной в этом вопросе согласен".
Взглянув в окно, Виктор Иваныч увидел лохматую веселую дворнягу, которая сидела на остановке и смотрела, казалось, - прямо на него.
"Какая хорошая, добрая собака, - улыбнулся Виктор Иваныч, - виляет хвостом, и никого не трогает... - и вспомнил про бутерброд.
Вера всегда готовила ему в дорогу бутерброд с колбасой и сыром, хотя Виктор Иваныч никогда ее об этом не просил.
- Сколько ты еще в автобусе будешь сидеть, неизвестно. Может, проголодаешься... - каждый раз говорила Вера, заворачивая бутерброд в целлофановый пакет, и засовывала его в боковой карман сумки.
На этот раз Вера тоже положила Виктору Иванычу бутерброд - по привычке.
Он достал бутерброд, и вышел из автобуса.
Развернул пакет, выбросил его в урну, и положил бутерброд перед собакой. Собака набросилась на бутерброд, и проглотила его в два счёта.
"Вот и бутерброд пригодился, - улыбнулся Виктор Иваныч, и вернулся в автобус.
Когда Виктор Иванович посмотрел на большие часы, установленные на здании городской автостанции, на них было 17.05.
"Задерживаемся. Отстаем от расписания... - нахмурившись, подумал Виктор Иваныч, и взглянув
в окно, увидел водителя. Он стоял у автобуса и говорил по мобильному. Когда часы на вокзальной площади показали 17.10., Виктор Иваныч, покашливая, вышел из автобуса и пошел к водителю.
Тот, улыбаясь от уха до уха, кричал в телефон:
"Ну, красава, ну, молодца!... Ну герой!... Да ладно!... Медаль ему на грудь!... Лады, братан!... Не вопрос!... Если что, на телефон мне гудни, я перезвоню..."
Увидев Виктора Иваныча, водитель радостно помахал ему рукой,
и, оторвавшись от мобильного, выпалил:
- Все путем, все в силе!... Рассаживайтесь, скоро стартуем! - На этом водитель отвернулся от Виктора Иваныча и пошел от него, по-прежнему приговаривая:
- Да ты что?... А то!... А ты как думал?... Ну, красава!... Ну, герой, хоть песни пой!..."
Виктор Иванович вернулся на свое место.
"Непорядок!... думал он. - Куда это годится - на десять минут отстать от расписания!"
Водитель продолжал говорить по телефону, прогуливаясь у автобуса.
Когда стрелки на больших часах показали 17.15., Виктор Иваныч встал с места, и решительно пошел к кабине водителя. Тот сидел за рулем и курил, выпуская дым в открытое окно красивыми и ровными кольцами.
- Это что же за непорядок, - строго сказал Виктор Иванов. - Почему отстаем от графика? Что, не работает ваше расписание?
- Это почему же?! - от изумления у водителя чуть не выпала сигарета изо рта, и глаза округлились, как монеты.
- По расписанию должны были в пять выехать.
- Да?... - растерянно заморгал водитель.
- А сейчас пять пятнадцать уже.
- Да ну?!... - искренне удивился водитель и посмотрел на часы.
- Вот тебе и да ну!... - нахмурившись, строго проговорил Виктор Иваныч. - Ты что же, время не видишь?
- Вижу!... - хохотнул водитель.
- А не едем почему?
- Скоро поедем.
- Значит, не работает расписание?... - с трудом сдерживаясь, чтобы не повысить голос, спросил Виктор Иваныч.
- Да почему не работает? Все работает!... Щас поедем, бать, слово профессионала!
Виктор Иваныч вернулся на свое место, и стал смотреть в окно, поглядывая на часы каждую минуту. Пассажиров в автобусе по-прежнему было мало.
Ровно в 17.30. он решительно направился к водителю.
- Почему не едем? Что, не работает расписание?
- Почему не работает? - удивился водитель. - Очень даже работает!
- А не едем почему?
Водитель снисходительно, через плечо, взглянул на Виктора Иваныча.
- Сейчас сколько времени, бать?
- Семнадцать тридцать... - строго сказал Виктор Иваныч, взглянув на часы.
Водитель вытянул руку в сторону нового расписания.
- Ты расписание видишь?
Виктор Иваныч настороженно кивнул, смутно предчувствуя подвох.
- И какая цифра в расписании - следующая по времени? Восемнадцать нуль-нуль, так?
Виктор Иваныч кивнул.
- Так мы в восемнадцать и поедем. Чётко по расписанию. И с чего ты взял, что расписание не работает?... С твоей стороны, бать, это - нездоровая злобная критика!...
Виктор Иваныч замер с открытым ртом.
На то, чтобы осознать услышанное, ему понадобилось секунд десять.
- Ка-а-а-к?... Восем-над-ца-а-а... - он перешел на шепот, ноги у него внезапно ослабели, и он опустился на соседнее сиденье.
- А ты как думал, бать?... Как же я автобус погоню, если он почти пустой?
Ты ж серьезный человек, в галстуке ходишь, соображать должен. Кто пустой автобус гоняет туда-сюда? Никто не гоняет. Только дурак. Нерентабельно. Вот наберется народ к шести, и поедем в шесть. Чётко по расписанию!
- В... ше-шесть?... - все еще не веря своим ушам, пролепетал Виктор Иваныч.
- В шесть! - радостно подтвердил водитель. - Всё ведь ты правильно понимаешь, а прикидываешься, что не понимаешь! Возвращайся на место, и сиди себе, смотри в окошко.
- А... расписание тогда... зачем?
- Для порядка. Люди хотели, что б расписание было, вот и сделали расписание.
Все ж для людей делаем, бать! - сказал водитель, деловито протирая салфеткой оконное стекло.
- Так какой же это... порядок!... - голос у Виктора Иваныча дрогнул, и кулаки его сжались сами собой. - Расписание есть, а едешь не по расписанию, а по наполнению?
В автобус вошла пожилая женщина и спросила:
- Водитель, по расписанию едем?
- Едем чётко по расписанию! - громко загудел водитель.
- Что ж ты людям голову морочишь?... - чуть не сорвался на крик Виктор Иваныч, - не работает же твое расписание!
- Ты чего шумишь, бать?... Почему не работает-то?! - громко обиделся водитель, быстро бросив взгляд через плечо на пассажиров.
На первом сиденье, сразу за водителем, сидела пожилая дама в шляпке, рядом с ней сидела маленькая девочка с косичками. Дама строго посмотрела на Виктора Иваныча и сказала укоризненно:
- Вы что скандалите? Вон же расписание, там все написано! Идите и почитайте! При чём тут водитель?
У Виктора Иваныча вспотел лоб, и заломило в висках. Он хотел найти нужные слова, чтобы высказать все этому хитроумному водителю и строгой даме, но все нужные слова почему-то вылетели из головы.
Вошедший в автобус мужчина в спортивной куртке обратился к водителю:
- По расписанию едем?
- Едем по расписанию! - громко загудел водитель, - чётко, цифра в цифру!... Написано - сделано!... - и, наклонившись к Виктору Иванычу, сказал негромко:
- Иди, сядь, подумай о жизни, о жене, книжку почитай. Или покури. Курить будешь? - Он рывком встряхнул пачку и протянул Виктору Иванычу прямо под нос. - Дукат куришь?
Виктор Иванович отклонил голову назад, чтобы не зацепить носом "Дукат",
и медленно поднялся с сидения. Вытирая пот со лба носовым платком, он уныло поплелся на свое место.
- Да не переживай ты так! - вслед ему бросил водитель, - все под контролем! Скоро поедем, слово профессионала!
Виктор Иваныч присел на свое место, и стал смотреть в окно.
"Так зачем расписание?... Если едут по наполнению? Как и раньше?... И как гладко говорит, как гладко говорит, наглый жулик!... Учат, наверно, их так разговаривать!... Язык без костей, мелет и мелет,... А что мне делать? Не идти же пешком в Москву. Придется подождать. Надо о чем-нибудь хорошем подумать, приятном, и время пройдет скорее..."
И Виктор Иваныч начал думать о приятном, глядя в окно.
"Сестра уже ждет меня, скоро начнет накрывать на стол. Дмитрий Палыч, наверное, сидит на диване и читает газету, или смотрит новости по телевизору. Вера сейчас гладит белье после стирки, а потом начнет готовить обед на завтра, к моему возвращению... Когда поеду назад, надо не забыть взять у сестры царского варенья из крыжовника, для Веры, она будет рада, потому что она это варенье очень любит..."
Ровно в 17.50. Виктор Иваныч подошел к водителю.
- В шесть выезжаем?
- А то!... - обиделся водитель. - Все путем, все под контролем! Скоро стартуем!
В 18.05. автобус все еще стоял на месте. Виктор Иваныч встал с места,
и пошел к водителю.
- Почему не едем? - хмуро спросил Виктор Иваныч.
- А, это ты!... - обрадовался водитель, как будто увидел старого друга, - неугомонный мой пассажир! А еще говорят, пенсионеры у нас не активные! Они еще какие активные!.. Как майские жуки! Зу-зу-з-з-з-з-зу!... Гудят и летают, летают и гудят!
- Не едем почему?
- Как я поеду, батя, если народа - пол-автобуса нету. Вот будет целый автобус,
и поедем сразу. По расписанию.
- По расписанию?
- Конечно, по расписанию, а как иначе?... Если есть расписание, значит, мы едем строго по расписанию!... Порядок и дисциплина, бать, у нас на первом месте.
- А тогда ты объясни мне, артист, почему я пришел на пятичасовой автобус, -
а сейчас уже седьмой час, и я до сих пор никуда не уехал?
- Да ладно, батя, сочинять!... - водитель дружески подмигнул, и по-свойски хлопнул Виктора Иваныча по руке. - Ты, бать, не к пяти, ты после пяти пришёл, я видел своими глазами. Ты чего-то попутал, бать.
- Я попутал?
- Ну да!... Ты с виду еще не очень старый, бать, но, между нами, по ходу чуть притормаживаешь....
- Я притормаживаю? - тяжело задышал Виктор Ивыныч.
Лицо его сильно покраснело, и лоб опять вспотел.
- А кто, я что ли? - искренне удивился водитель.
- Так значит, по наполнению вы едете, а не по расписанию. Как было, так и осталось?
- Нет, бать!... - горестно вздохнул водитель, - я все ж таки вижу, что ты реально не догоняешь ситуации!... Сейчас сколько времени?
- Седьмой час уже.
- Правильно. Седьмой час. А какая цифра следующая по времени стоит в расписании?
- Девятнадцать часов.
- Правильно. Поэтому мы поедем чётко в девятнадцать - по рас!-пи!-са!-ни!-ю!... - отчеканил водитель каждый слог, как будто забивая гвозди. - А если мы выезжаем по рас-пи-са-ни-ю, как ты можешь говорить, что оно - не работает?... Ты цифру 19.00. в расписании видишь?
Виктор Иваныч неуверенно кивнул.
- И я вижу! То есть автобус поедет в то время, какое написано в расписании, так?