Это выглядит странно, это выглядит правильно и вместе с тем жутко. Жаль, что я не художник, а то б запечатлел всё это на века. Красиво. Мне понадобилось бы всего четыре краски. Чёрная, как пустота, для надгробной плиты и оградки; белая как чистый лист, для снега; стальная как лезвие ножа, для неба и красная как кровь для роз.
Две алых розы, они лежат на холодном куске гранита. Они прижимаются друг другу, словно пара влюблённых. Они горят жизнью хотя давно мертвы. Их жизни принесены в жертву той, что красивее тысяч бутонов, той что покоится сейчас под гранитной плитой.
Я долго смотрел на эти цветы. Долго даже по моим меркам. Ведь для меня время не имеет значения. Я никуда не спешу. Для меня жизнь превратилась в вечный просмотр телевизора. Одно время я хотел убить себя, но как это сделать если нет ни головы ни сердца, ни тела вообще. Это было время глубокой депрессии. Я несколько месяцев просидел в какой то заброшенной штольне. Сидел там в темноте и ждал, чего ждал и сам не знаю. Пробуждения наверно. Тысячи раз ранее мне казалось, что я вот-вот должен проснуться, но пробужденье не приходило. Вот и тогда оно не пришло. Когда я покинул своё тёмное пристанище, я понял, что оно уже никогда не придёт. И я решил искать прелесть жизни в том, чтобы наблюдать, подглядывать и подслушивать.
И занимаюсь этим вот уже последние 96 лет. Для этого дела я просто незаменимый работник. За одного такого шпиона, как я любая разведка отдала бы весь свой штат. Ведь для меня нет преград и пределов. Я могу проходить сквозь стены, подыматься в летящий самолёт и плыть по дну океана. Я бессмертен и неуязвим. Но я ни что. Я не могу дотронутся, не могу издать звук, не могу даже вызвать дуновенья. Потому, что я скольжу. Да именно так, ни летаю, ни хожу, а именно скольжу. Проскальзываю и просачиваюсь. Я похож на человека, которому отрезали руки, ноги и уши, вырвали глаза и язык. Но я двигаюсь, слышу, вижу и говорю. Бред какой то. Я смотрел в зеркало и не видел там ничего, хотя думал, что буду похож на ангелочка в церкви. Этакая голова с крылышками. Бред. Бред. Говорил я себе поначалу, но потом понял, что даже у надёжнейшей из систем бывают неполадки. Меня просто забыли, забыли здесь на земле.
Я смутно помню, как попал под лошадь, как словно подхваченный смерчем подымался над землёй, наблюдая толпящихся вокруг моего безжизненного тела прохожих. Я пытался кричать, вырваться из крепких лап вихря. Но, всё тщетно, вихрь уносил меня всё выше и выше в серое небо, и мои истошные вопли кроме меня никто не слышал. Какой то человек начал делать мне, лежащему на земле искусственное дыхание. Я был уже выше крыш, на востоке ярко сверкали купола лавры, на западе Софии и Михайловского собора. Мимо или даже сквозь меня (сейчас я уже к этому привык) пронеслась стая голубей... И вдруг я начал падать. Мостовая стремительно приближалась. Я зажмурился в предвкушении удара, но это было лишь желанье, ибо не было у меня век, я обречён всегда смотреть, и как оказалось позже бодрствовать. Я был готов разбиться в лепёшку, до конца ещё не осознавая, что же со мной происходит. Но вдруг всё замерло. И какая то вспышка на миг ослепила меня, или моё сознание, потому как мои глаза не могут ослепнуть. Словно невидимый фотограф сделал снимок. Мне даже почудился запах магния во влажном воздухе киевских улиц. Но это длилось мгновенье. А затем фотография ожила. И жизнь для меня превратилась в созерцание этой фотографии пусть даже, выражаясь по-современному, интерактивной и трёхмерной. Люди всё также продолжали двигаться, каждый думая о чём то своём, большинство переговаривалось жалея меня.
Мужчина, не брезгуя вдувавший мне в лёгкие воздух, поднял голову к присутствующим, и громко произнёс дрожащим голосом.
- Мне показалось я слышал пульс, но если он и был то его снова нет.
--
Продолжайте, не останавливайтесь, - послышался из толпы женский голос.
Мужчина снова склонился над моим телом и продолжил своё занятие. Но у него больше ничего не получилось и через пол часа меня увезли в морг. Морг был переполнен, и хотя я старался не упускать своё тело из видимости, там я потерял его раз и навсегда. Сейчас я даже, честно говоря, позабыл, как оно выглядело.
Я смотрел на розы, такие же как на похоронах моей матери, единственный образ который я видел при жизни (мирской) и помнил до сих пор, она умерла вскоре за мной, так и не оправившись от моей смерти.
Хоть это и было давно рана всё ещё не затянулась. И теперь рядом с ней появилась ещё одна.
Я оторвал глаза от роз, которые оживили во мне память и посмотрел на того кто их положил.
Он стоял прислонившись к дереву растущему посреди кладбища. Его можно было видеть здесь уже месяц, потому, что именно тридцать дней назад земля скрыла её прекрасное тело от его глаз. Он стоял и смотрел на занесённое снегом поле могил. Кресты и памятники были на этом поле колосками. Полы его чёрного пальто развевались по ветру словно крылья. Мрачный и одинокий он стоял посреди белой глади. Он был похож на ворона.
Сегодня он снова положил на её могилу две алых розы. Для него это был символ их страстной любви. Но мне казалось будто одна роза от меня. Ведь я тоже любил её. Любил так сильно, как только была способна моя бесплотная душа.
Я приблизился к нему. Заглянул в его потухшие от бессонных ночей глаза. Они были голубыми и очень красивыми. Но уже, который день они блестели от разлуки. Я понимал его ведь, как я уже говорил, я тоже её любил.
Он стоял и смотрел на её могилу. А я смотрел в его глаза и видел в них отражение двух красных роз. Может он видел то, что не видел я. Может я видел то что не видел он. Теперь мы были с ним так похожи. Я увидел в его глазах, как мир изменился для него. Как мир превратился в выжатый лимон, растоптанный цветок. Мир, который потерял вкус, запах и тепло. Как этот мир был похож на мой!
Похож, но одно было не так. В его глазах я видел гнев. Гнев и безумие.
Он расстегнул пальто. Рука скользнула под драповую ткань во внутренний карман и вернулась с маленьким сотовым телефоном. Он нажал на кнопку - телефон в ответ тихо пикнул и кнопки загорелись салатовым светом. Его посиневшие от холода пальцы быстро набрали нужный номер.
- Здравствуйте, это Валентин... Да... У меня срочное дело... Да прямо сейчас... Да... Хорошо... Через пятнадцать минут я буду у вас, до свидания.
Молодой человек выключил сотовый и спрятал его обратно в карман. При этом порыв ветра рванул пальто обнажив чёрный шерстяной свитер. Под свитером, у правого бедра, из-под джинсов торчала деревянная рукоятка пистолета.
Первый раз за 30 дней я покинул кладбище.
2
Я очень любил свою мать. Да и люблю теперь, хотя странно говорить так об умершем человеке. Но для меня уже нет странностей, тем более кому как не мне известно жива ли она сейчас.
После моей смерти я часто приходил к ней в дом. И слышал как она плачет по ночам. Я кричал, пытался дотронуться до неё, но я был лишь воздухом, которым она дышала, шорохом которого она не слышала, стеклом сквозь которое смотрела. Я метался из угла в угол и не в силах терпеть вылетал на улицу, охваченный истерикой, мокрый от не видимых слёз, из не плачущих глаз. Слёзы, в которых тонула моя бесполезная душа.
Затем придя в очередной раз я застал дом в трауре. На окнах висели чёрные ленты. Я долго не решался войти и заглянуть смерти в лицо. Я стоял и смотрел на дом на обрамлённое чернотой окно её спальни. Мне казалось я вижу там её бледное лицо она смотрит на меня и улыбается своей открытой и доброй улыбкой. Её глаза блестят от любви. Я знал, что это не она, что её тело сейчас сковано цепями смерти, пальцы скрючились, лицо осунулось. Её кожа холодна, как лёд, а душу уже не встретить среди живых. Но я смотрел, и улыбался в ответ, а из глаз моих катились всё те же пустые слёзы. Но это уже не были слёзы жалости или бессилия, это были слёзы прощания.
Прошло 93 года, а её лицо всё стояло у меня перед глазами. И я благодарен ей за эту память потому, что если бы не она я не встретил бы Катерину.
Любовь для меня была даром. Она заставила меня поверить в то, что я всё-таки живу. Я снова начал чувствовать вкус к жизни, радуясь и благодаря бога за то, что потерялся между мирами. Радуясь словно был Сизифом и обманул смерть.
Не знаю была ли это любовь с первого взгляда или просто влеченье. Но как говорится привлекательная девушка привлекает и она меня привлекла. Поначалу мне кажется я обратил на неё внимание потому, что в ней было что-то от моей матери. Тот же взгляд та же улыбка. Затем я начал замечать в ней. Её собственную красоту и изящество. И вскоре она стала для меня идеалом и мечтой. Я полюбил её. Я полюбил её так сильно, как только может любить пустота моего сердца.
С тех пор, как я увидел её я не расставался с ней ни на час. Я следовал за ней по всюду, как невидимая тень, как бессильный ангел хранитель. Я наблюдал за ней, радуясь вместе с ней и разделяя с ней её печаль. Это было так прекрасно, это было так ужасно. Это было почти не выносимо. Я не могу передать вам, что за мучение тянуться и не дотрагиваться, восхищаться и молчать, любить и не существовать.
Тогда она только начинала встречаться с Валентином. И ревности я не испытывал, только бескорыстную зависть. Зависть к взгляду, слову.
А потом был первый поцелуй, мне хотелось его задушить. Но я всего лишь кучка желаний и не материализующихся мыслей. Я видел, что когда его нет рядом она думает о нём. Я видел как она скучает и бежит к нему на свидание после часового наведения красоты. И тогда я решил стать частью его, я решил стать её любовником поселившись в нём, как незаметная шпионская телекамера.
Это было похоже на реинкорнацию. Только без потери памяти. Я пытался даже повторять его движения. Не знаю получалось у меня или нет. Ведь рук своих я не вижу. Ха! Да я даже не знаю есть ли они у меня. Чувствую, что есть, но ведь не вижу и коснуться ничего не могу.
Поцелуи, объятия, даже занимался с ней любовью. Но всё это было не так. Всё что я испытывал было лишь ревностью и скольжением.
Я хотел уйти. И я убегал. Но возвращался потому, что не мог оставаться там где нет тебя Катерина. Словно я был элементарной частицей, которая не может улететь далеко и не может приблизиться слишком близко. И тогда, когда она пришла за тобой меня не было рядом, я как раз улетел. А она пришла, так просто, и разлучила меня с тобою. Отняла у меня твою не увядшую красоту. Тогда мне показалось, что я снова умер.
Теперь ты где-то там высоко, там где мне быть суждено и где меня нет. Там где мы должны были встретиться, но не встретились и не встретимся уже никогда.
3
...Я рядом с Валентином следую за ним потому, что боюсь за его действия. Не смогу помешать, но и не могу оставаться в неведении.
По дороге мне пришла мысль, а что если так должно быть. И дело не в том, что меня здесь забыли, а в том, что так должно быть. Вокруг меня парят миллионы душ. И все они думают, что их забыли. Они мечутся по воздуху, подглядывают и подслушивают. И думают, что уникальны, но они лишь части таких же как они, частей пустоты. А может среди них есть и Катерина. И сейчас она рядом и, как я когда то кричит в тишину, пытаясь сойти с ума. Эта мысль так поглотила меня, что я сам не заметил, как оказался перед чьей-то бронированной дверью...
Его длинный костлявый палец вдавил кнопку звонка. За дверью раздалось приглушённое пение, какой то птицы. Валентин прислушался. Тишина. Он нажал на кнопку снова. Глаза его сузились от напряжения. На шее вздулись вены. Лоб покрылся испариной.
Он не убирал палец, наоборот давил на кнопку всё сильнее, будто от этого он звенел громче. Наконец за дверью раздался чей-то сонный голос.
--
Иду, иду.
Валентин убрал палец от кнопки. Я знал, что сейчас произойдёт, но как я мог помешать ему сделать то что он решил.
--
Валентин Сергеевич!?
--
Да, да это я.
За дверью послышалась какая то металлическая возня, затем короткая пауза - тишина наполненная всё учащающимся стуком сердца Валентина. И вот наконец дверь отворилась и на пороге появился ничем не примечательный мужчина средних лет. На нем был полосатый чёрно-серый халат туго затянутый на поясе.
Мужчина жестом пригласил Валентина войти, умудрившись даже выдать, отдалённое подобие поклона. При этом лысина на его голове ярко сверкнула отражая свет лампочки.
--
Добрый день.
Валентин не спеша переступил порог. Всё своё волнение он спрятал глубоко внутри и лишь во взгляде его горело безумие.
Хозяин квартиры протянул руку для приветствия, Валентин сделал вид что не заметил.
--
Мне надо с вами поговорить.
--
Да, да конечно. Пройдёмте в гостиную там нам будет удобно, - согласился мужчина, закрывая передо мной дверь. Я не долго думая шагнул сквозь неё.
--
Туфли обязательно снимать?
--
Нет... Нет можно так.
Я проследовал за ними. В моей бесплотной голове зародилось множество вопросов. И самый главный из них - почему Валик не сделал то зачем пришёл сразу, как увидел стоящего на пороге убийцу, может он передумал? Я с надеждой думал что он передумал. Но чувствовал, что он всего лишь продлил игру.
Посреди коридора который вёл к спальне и детской (я уже видел такие планировки раньше), слева находилась дверь в гостиную. Она была открыта и мы вошли.
Гостиная оказалась очень светлой комнатой, по крайней мере в это время дня. Я так прикинул приблизительно и решил, что окна её выходят на юго-восток. Летом наверное жарковато, утром солнце глаза режет. Несмотря на малое количество мебели (сервант, диван, кресло и столик с телевизором) комната казалась очень уютной. Наверное такое впечатление создавали удивительные по своей жизнерадостности и теплоте обои - переплетение загадочных кремовых ветвей. Бордовый ковёр с серо-абрикосовым орнаментом по краю скрывал линолеум и помогал обоям создавать не навязчивый уют.
Валентин сел в кресло. Хозяин квартиры опустился на надутый диван напротив него.
- До сих пор не могу забыть, - начал он вдруг, Валентин рассматривал крепко ли пришита пуговица на его пальто, он не обращал на мужчину ни какого внимания, но тот продолжал, - До сих пор, этот звук, крик, туфелька. Я не успел ничего понять, она появилась так неожиданно. Я ударил по тормозам, но было поздно, слишком поздно. Я выскочил из машины побежал к ней. Она казалась такая маленькая такая хрупкая на асфальте. На секунду я подумал, что с ней всё будет в порядке. Она пыталась подняться. Но когда я подбежал... Она... Она... у неё кровь была на щеке... такая красная, такая яркая и пол головы у неё провалилось вовнутрь...
У хозяина квартиры потекли по щекам слёзы.
- О боже, что же я говорю, простите ради бога.
Валентин нервно крутил пуговицу между большим и указательным пальцем, судя по его взгляду упёршемуся в бордовый ковёр его разум был сейчас где-то очень далеко.
- Я больше никогда ни сяду за руль, лучше б я никогда не садился, будь она проклята эта чёртова машина! - Его слова смешались со всхлипываниями и порывистыми вдохами. Мне действительно стало жаль этого человека превратившегося за минуту из вполне нормального на вид мужчину в истерического неврастеника. Никто не растаял бы увидев его в этот момент. Валентин это знал и потому смотрел куда-то в пол.
- Моя жена она говорит я сошёл с ума. Эта бессонница и крики во сне, этот беспричинный смех и слёзы, эти разговоры с самим собою и... - его речь превратилась в скрипучее нытьё, - у меня никогда не было проблем с этим, а сейчас я в постели ни на что не способен... Как я буду жить с этим. Я виноват, что сел за руль, этого не должно было случиться. Её туфелька она подлетела в воздух, медленно-медленно. Она взлетела кружась, высоко в небо, а упала только, когда я вышел из машины, стоит мне закрыть глаза и я вижу её падающую на асфальт...
Валентин оторвался от своего занятия и медленно поднял голову.
- Той ночью, когда вы убили мою невесту, уже под утро, я измерил тормозной путь, вы случайно не театральный заканчивали? - Он выговаривал каждою букву так чётко словно выбивал её молотком.
Хозяин прекратил плакать.
--
Меня выгнали на четвёртом курсе, но что вы имеете в виду?
--
Вы ехали с превышением скорости. И вы были пьяны. Я навёл некоторые справки. Поэтому и возвращались домой с работы так поздно.
--
Вы сошли с ума
--
Я не знаю как вы успели среагировать, но вы вовремя убрали ногу с педали тормоза, а затем, после того, как отправили случайную свидетельницу, позвонить в скорую, подогнали машину точно под трек. У вас видимо друзья где следует, не думаю, что у нас такие бестолковые менты.
--
Вы сошли с ума.
--
Я проанализировал аварию по вашим рассказам и данным полученным при экспертизе вы ехали 55 км/ч, но при такой скорости её тело не могло находиться там, где находилась, и характер повреждений, ей почти, что ноги оторвало.
--
Но, но, а как же свидетель она же всё видела, она бы дала показания, что я передвинул машину.
--
Поверьте ей тогда было совсем не до этого. Да и кстати где ваши слёзы.
И с этими словами Валентин выхватил из-за пояса револьвер.
- За преступления надо платить! - В одно мгновенье казалось даже комната потеряла свои жизнерадостные тона и посерела.
Глаза хозяина раскрылись от ужаса силясь выпасть из орбит.
- Валентин вы сошли с ума, я не был пьян, я не превышал скорости. Я не знаю откуда вы всё это взяли, но всё было не так.
Я был между ними и смотрел то на одного, то на другого. В глазах Валентина горело безумие не дающее право на пощаду. В глазах другого мужчины был страх и молебное унижение. За те долгие годы, что наблюдал я научился отличать правду от лжи. И думал, что овладел этим уменьем в совершенстве, но оказалось, что нет. Я не верил ни одному ни другому, или если сказать точнее верил обоим. Хотя сейчас... сейчас это было не важно. Мои размышления лишь ветер в пустоте. Один человек хочет убить другого. А я вынужден смотреть и не могу ничего сделать, даже закрыть беднягу собой.
Много принципов распалось и умерло в моей душе, но один прошёл со мной сквозь одиночество - я ненавижу смерть. Смерть лишь проводник между мирами, теперь то я это знаю. Но знание это не изменило отношение к ней, потому, что она приносит боль тем, кто остаётся.
Раньше я думал, что это невидимая девушка с костяным лицом. Теперь бы я сказал, что она это стиральная машина, очищающая наши души, от плоти социальных и материальных приобретений. Хотя суть её от этого не меняется. И нет от неё спасенья ни королю, ни плебею. Ей наплевать на ваши деньги, на вашу славу, на ваши мечты. Если она выбрала вас то от неё уже не скрыться. Вас не спасёт даже ваша депутатская неприкосновенность и ребята с накаченными ушами. Потому, что она такая же как я - она скользит; проскальзывает и просачивается. Её безумие в непредсказуемости, её быстрота во внезапности, а хитрость...
Смерть приходит, когда её не ждут. Она как летний куриный дождик, как первый поцелуй, как зачатье. Ты знаешь, ты чувствуешь, что она где-то рядом. Но она как акула кружится вокруг тебя. Ты можешь готовиться к её приходу. Но она не придёт, когда стол для неё накрыт, она позвонит в дверь тогда, когда ты будешь убирать со стола посуду думая, что она уже не придёт.
Я видел людей, искавших её. Особенно часто это случалось во время войны, которая сделала людей другими.
Я помню солдат которые бежали в атаку впереди всех, они врывались в гущу врагов размахивая как алебардой своей винтовкой. Но смерть не давалась им так просто. Пули свистели у самой головы обрывая лоскутки волос, убивая на повал бегущих рядом товарищей. Снаряды рвались совсем близко, но осколки вонзались в землю у ног, лишь подбрасывая столбики пыли. Вражеские штыки рвали гимнастёрку, рисуя по телу безобидные царапины. Их глаза искали смерть и видели её повсюду. Но Смерть не такая. Она не отпустит вас так просто. Сначала она заставит вас полюбить жизнь. И только тогда она вернётся за вами, чтоб увидеть в ваших глазах страх. Она вернётся, когда будут те, в ком останется боль.
Не жалейте тех, кто умер - жалейте тех кто остался!
На сколько мне было известно хозяин квартиры был не одинок. У него была жена и дочка. Где они были в этот момент я не знал.
- Встань, - тихо прошептал Валентин. Хозяин квартиры сжимавший пальцами подушку дивана, казалось не слышал его и только глубже вжался в спинку.
- Встань! - прокричал Валентин так, что люстра зазвенела.
На этот раз хозяин подчинился. Он поднялся ещё больше углубив во мне жалость к его персоне. Он был похож на сурка, поднявшегося на задние и сложившего передние лапки на груди. Казалось каждая частичка его тела превратилась в маленькую дрожащую пружинку.
Нет подумал я, такой человек не мог быть таким хладнокровным. Но всё же до конца уверенным я в этом не был.
Хозяин квартиры попятился в дверной проём. Его губы то разжимались то сжимались то ли от недостатка воздуха то ли стараясь, что-то произнести.
- Тебе повезло, - тон Валентина был размерен и спокоен, - ты сможешь, что-то сказать перед смертью. Мне кажется, что так умирать лучше. Ведь если ты веришь в бога, а она верила в бога, то у тебя больше шансов попасть в лучшую половину того света. Исповедуйся.
- Я не убивал, - проблеял хозяин квартиры. Он прошёл в дверной проём и теперь упёрся спиной в стенку коридора. Валентин оставался на месте, но чёрное дуло его револьвера не давало шанс на спасенье.
- Опусти руки, - приказал он, - закрой глаза, - в его голосе слышалась стальная беспощадность. - Слушай и повторяй за мной. Эти строки из святого писания я выучил специально для тебя. - Хозяин повиновался.
На мгновенье повисла тишина. Я вспомнил какой то американский фильм где чернокожий килер перед тем, как убить читал своей жертве молитву. Было очень похоже. Только то был фильм, а это была реальность. В одной из дальних комнат мне почудился какой-то шорох. Но я не придал этому значения ведь в эту секунду для меня существовали только эти двое.
- Из глубины взываю к Тебе, Господи! - начал Валентин, и как искажённое верирбюратором вторило ему дрожащее, скрипучее эхо голоса хозяина квартиры. - Господи! Услышь голос мой. Да будут уши твои внимательны к голосу молений моих. Если Ты, Господи, будешь замечать беззакония, - Господи! Кто устоит? Но у Тебя прощение, да благовеют пред Тобою. Надеюсь на Господа, надеется душа моя; на слово его уповаю. Душа моя ожидает Господа более, нежели стражи - утра, более, - речь Валентина замедлилась, он произносил слова по слогам, расчётливо, словно отбивая каждую букву, - нежели стражи, - Валентин закрыл глаза, я отвернулся спрятав свой взгляд среди ветвей на обоях, - утра.
- ...утра, - повторил хозяин квартиры и зажмурился.
Выстрел был подобен грому. Не было ни крика ни вздоха, лишь ужасный от своей обычности звук упавшего тела. Он потряс мою душу и пронзил моё сознание. Я не хотел смотреть и посмотрел. Валентин открыл глаза. Глаза открыл и хозяин квартиры...
На сером ковролине лежала девочка. Пальцы её тоненьких ручек стучали по полу в агонии. Её длинные волосы увядшими лепестками опустились на пол. Голубая в цветочек ночнушка была забрызгана кровью.
Как это могло случиться? Что произошло? Я посмотрел на Валентина. Его лицо было лицом пустоты. Я посмотрел на отца этой крошки и увидел в его глазах отражение этой пустоты. Хозяин издал какой-то невнятный стон и упал на бок съехав по стене. Он не был ранен. Но разум его был раздавлен.
Я склонился над её хрупким тельцем. Как, как такое могло случиться. Она наверно спала. Услышав шум проснулась и вышла. Я посмотрел на её босые ножки. Пухленькие пальчики, белоснежную нежную кожу. Она не издала не звука. Она ходила как мышка. Она вышла, когда все мы не смотрели. Она вышла заслонив своей прекрасной головкой сердце отца.
То же самое чувство, как когда то я испытывал со своей матерью захлестнуло меня. Чувство собственного бессилия и бесполезности. Я приблизился к её груди и услышал, как её юное маленькое сердечко всё ещё бьётся не желая отпускать душу.
И снова крик, который навеки замер в моём горле, и слёзы которые навеки замёрзли в моей пустоте. Я рванулся желая только одного убежать подальше от этого места. Мне хотелось взлететь и улететь подальше с этого мира, где люди ненавидят друг друга, где люди только и делают что приносят друг другу боль и страдание. Мира где умирают такими молодыми, где умирают... и расстаются.
Но я не успел убежать. Вихрь, который как мне показалось вырвался из её замершего сердца, захлестнул меня и понес прочь сквозь потолок, этажи, крышу в далёкое серое небо. Когда-то, почти сто лет назад я уже испытал подобное. Но на этот раз, я знал что в моём пути не будет остановок...
...навстречу другим мирам, навстречу тем кто уже давно меня заждался...