Лысенко Виталий : другие произведения.

Воспоминание о Великой стране, которую мы потеряли

"Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Воспоминания участника ВОВ, в минимальной литературной обработке. Добавлен фрагмент 101-105.


   Я, Шачнев Николай Николаевич, хочу рассказать, как встретил начало Великой Отечественной Войны и где служил, как провел эти трудные годы. Родился я в городе Вадинске, Вадинского района, Пензенской области. В 1941 году окончил 9 классов средней школы г. Вадинска. Наша школа, как мне помнится, была очень хорошая. В ней было множество кружков на любой вкус, позволявших ученикам развивать их способности. Я старался посещать их все, но особенно любил спортивный и драматический.
   22 июня 1941 г. у нас был назначен футбольный матч. В городе было две юношеских команды, в одной из которых я участвовал как игрок. Мы сами написали и развесили по городу несколько объявлений о том, что 22 июня состоится футбольный матч.
   В воскресенье в назначенное время я пришел на стадион, увидел там всех участников игры и удивительно малое количество болельщиков.
   Я поинтересовался, почему так не густо пришло зрителей.
   Ребята, у которых дома было радио, так называемые "тарелки", рассказали, что началась война с Германией.
   Мы решили по такому случаю отменить игру и устроили митинг.
   Было общее мнение, уверенность, что наша армия наступает, успешно громит фашистов и что очень скоро придет победа, а потому на нашу долю войны не хватит. Поэтому мы решили все коллективно пойти в военкомат добровольцами.
   Когда мы прибыли в военкомат, нас внимательно выслушали и сказали следующее:
   - Те, кто закончил десять классов, будут направлены в военное училище, те, кто еще не успел окончить школу, должны сначала доучиться, а уж затем будут призваны в армию или отправлены в военное училище.
   Мы разошлись по домам.
   К вечеру были сформированы отряды машин, которые повезли призывников на пункты сбора и формирования армейских подразделений. Как я видел, везде царила деловая обстановка, плачей, воплей, паники не было.
   Мы слушали последние извести, продолжали учиться, посещали кружки, в том числе драматический, играли постановки. Нашу труппу знал почти весь город, как "артистов".
   Я окончил школу в 1942 году и сразу же пришел в военкомат с просьбой отправить меня в военное училище.
   Мне предложили зайти еще раз на следующей неделе, что я и сделал.
   В этот раз мне в военкомате сообщили, что есть разнарядка из военно-технического училища, но нужно сначала пройти медицинскую комиссию в г. Пенза. Нас, группу из четырех ребят, отправили туда на следующий день.
   Так как я активно занимался спортом, то не боялся комиссии и без проблем прошел всех врачей, кроме окулиста. Когда я зашел на проверку зрения, оказалось, что у меня очень слабое зрение, и я не вижу многих букв и цифр.
   Как-то в школе меня посадили на последнюю парту, откуда ничего написанного на доске не было видно. Я тогда подумал, что ученики с задних мест потому и учатся плохо, что ничего не могут рассмотреть.
   Я стал безобразничать, поэтому на следующий день меня снова пересадили на первую парту.
   Все десять лет я сидел на уроках на первой или второй парте, а потому прекрасно видел все, что пишется на доске.
   В общем, врач сделал вывод, хотя и не окончательный, что я не годен по зрению, так как было сомнение, что я хитрю и пытаюсь "откосить" от армии.
   Я нашел остальных ребят, и мы все вместе пошли просить врача, чтобы она написала, что я "годен".
   Мы вчетвером стали ее упрашивать, чтобы не разбивать группу приятелей.
   Но врач еще раз проверила меня и подтвердила отказ, и поэтому трое моих знакомых ребят отправились в авиатехническое училище в город Вольск.
   Мне же пришлось вернуться обратно домой.
   Я продолжил навещать военкомат и просил забронировать назначение, где зрение не было бы столь важно.
   Наконец, мне сказали, что есть несколько мест в танковое училище. Я сразу же дал согласие и оформил все необходимые документы.
   Всего отобрали шесть человек, так как меня уже хорошо знали, то сказали: - Артист, ты поедешь старшим, - и вручили мне документы.
   На второй день дали подводу, и нужно было ехать пятьдесят километров до железнодорожной станции Тарбеево.
   Документы на всех шестерых я положил за пазуху, в рубашку, так как ни портфеля, ни сумки у меня не было.
   Лошади довезли нас до станции, и мы поехали с пересадками, а где и на товарняках, так как билеты не всегда можно было достать, и в конечном итоге мы добрались в г. Ульяновск во Второе танковое училище.
   Я сдал документы, нас оформили на учебу и разместили в казарме.
   Училище я должен был закончить в начале 43 года. Это училище было малых танков, но в связи с появлением новой техники, самоходных установок СУ-76, то нас переподготовили.
   В октябре или ноябре 43 был выпуск, я окончил училище с отличием...
   Для тех, кто окончил с отличием, в качестве поощрения давали удостоверение с правом назначения в гвардейские части...
   Мне присвоили звание: младший лейтенант.
   В декабре я прибыл с группой сокурсников под Москву. В Костеревских лагерях танковую бригаду переформировали в учебно-танковый полк СУ-76 с тремя батальонами (потом их переименовали в дивизионы), с тремя ротами в каждом.
   Я оказался в батальоне, где готовили механиков-водителей. В роте было три офицера, командиры взводов. Взводы были большими: по сорок с лишним человек. В роте я был единственный танкист, остальные два командира были обычными артиллеристами.
   В учебных частях офицеры не хотели служить, было очень тяжело, много занятий, тренировок, повышенная дисциплина, не было необходимой учебной литературы, поэтому большинство старалось перевестись из учебного полка на фронт.
   Мне также приходилось помогать двум своим коллегам-артиллеристам, рассказывать об особенностях танковых войск, чтобы они тоже могли эффективно проводить занятия. На командиров взводов было возложено вооружение, стрельбы, вождение танков. Приходилось очень тяжело.
   Я поддался общему настроению и пошел к командиру полка с заявлением, что я, как отличник службы, имею право на службу в гвардейской части, а наш полк не гвардейский, и поэтому прошу отправить меня на фронт.
   Командир полка меня выслушал, и ответил на повышенных тонах: "Ты должен нести службу там, где Родина приказала", и мне пришлось до конца войны служить в учебном полку.
   Много можно рассказать о сложностях, которые то и дело возникали в учебном процессе.
   Вначале мы готовили механиков-водителей на трехмесячных курсах, другие батальоны готовили командиров самоходных установок и наводчиков.
   После войны продолжил нести службу, служил в общей сложности тридцать три года, сменил двенадцать мест службы, в том числе в Египте. Уволился в звании полковника.
   В ВОВ участвовали из нашей семьи еще двое.
   Мой дядя по матери воевал еще в Первой Мировой Войне, получил несколько георгиевских крестов, которые я по малолетству растерял, он прошел Гражданскую войну, отметился в Испании, ВОВ встретил на Кавказе в Батуми, командиром дивизии, в звании генерала.
   За белорусскую операцию получил звание Героя Советского Союза, был несколько раз ранен, закончил войну в Германии или в Австрии, уже точно не помню, затем служил на курсе "Выстрел" под Москвой.
   Кроме того, всю войну прошел мой брат, который был старше меня на два года, воевал на многих фронтах. После войны мы встретились, и он многое рассказал про свою службу, большую часть, я, к сожалению, забыл, но один эпизод мне врезался в память.
   В 43 году он был отобран в авиадесантную бригаду, одну из трех, которые секретно формировались под Москвой для Харьковской операции: заброски в немецкий тыл.
   Однако, немцы узнали про эти планы, установили точки выброса и приготовили нашим горячую встречу, поставили средства ПВО и посбивали наши самолеты, как куропаток. В том числе попали в самолет, где был мой брат.
   Самолет завертело в штопор. Десантники пытались выбраться через дверь, но потоки воздуха не давали этого сделать. Брат понемногу протиснулся через бомбовой люк, вначале просунул голову, плечо, выпрыгнул, дернул кольцо парашюта, за ним успели вылезти еще двое десантников.
   Когда они выходили из немецкого тыла, его по пути ранили, но, тем не менее, ему удалось добраться к своим.
   Брат закончил войну в звании сержанта.
   Человек, который смог выбраться из горящего самолета, погиб, к сожалению, уже в мирное время в 1978 году под колесами машины, ведомой пьяным водителем.
  
   {860044}
   Кроме того, я рано начал работать в колхозе. Потому что надо было помогать зарабатывать трудодни, за которые давали хлеб. Помню, как с седьмого класса я работал в колхозе учетчиком. Работа моя заключалась в том, что я в конце дня объезжал места работы и деревянным сажнем(циркулем с расстоянием в метр) замерял ширину и длину обработанного участка, площадь делил на количество работников и заносил результаты каждому в ведомость. Бригадир преподавал мне особую науку:
   - Как ты определяешь площадь?
   - Как в школе, ширину умножить на длину.
   - Неправильно. Сложи две длины и две ширины, потом умножь. Тогда я не мог понять, зачем так делать, а теперь понял, что в то время женщины не вырабатывали даже половину трудового дня, а бригадир хотел, чтобы им хоть по трудодню записывали.
   Очень запомнилось, как мы с ним часто заезжали после работы на пасеку, где нас пчельник угощал хлебом и медом. Мне это очень нравилось, обычно я очень редко ел мед, а тут почти каждый день. Когда приблизилось первое сентября, а я не знал, как дальше обходиться без меда, то вспомнил, как кто-то говорил, если объесться какой-то едой до тошноты, то потом этого долго не захочется и я решил попробовать на себе. Ел мед и ел, так чтобы мне было плохо. И мне стало плохо. Понадеялся, что теперь меда мне больше не захочется. Мать меня молоком отпоила, стало мне легче, лег спать, а наутро понял, что опять хочу сладкого меда. И понял, что напрасно я так старался.
  
   {860045}
   В десятом классе наряду с учебными предметами нам начали преподавать работу с сельскохозяйственной техникой: комбайнами, тракторами. В течение года все получили кроме среднего образования дополнительно специальность по управлению сельхозтехникой. Когда мы закончили десятый класс и парни ушли кто в армию, кто в военное училище, девушки остались работать на комбайнах. Также в десятом классе большое внимание уделяли военному делу. По выходным мы устраивали военные игры, наш класс был поделен на взводы, и я был назначен командиром одного из взводов. Мы сделали деревянные макеты винтовок, маршировали, отрабатывали различные тактические приемы: засады, наступления на уровне отделения или взвода.
   Также мы готовились, как в ОСОАВИАХИМе: стреляли из малокалиберных винтовок, изучали противогазы, так что получили определенную военную подготовку.
  
   {860046}
   В девятом и, особенно, в десятом классах, когда уже ожидалась война, мы постоянно ставили классом патриотические театральные постановки. То в школе, то в доме культуры. Режиссером выступал наш преподаватель Николай Евгеньевич. В одной из пьес по рассказам А. П. Чехова "Невидимые миру слезы" со мной произошел комический случай.
   Я играл мужа, который вернулся домой к жене, мы скандалили, и она била меня тапочками по голове. В это время зал просто стонал от смеха. Сначала я отнес это на счет нашего актерского мастерства, но потом расспросил знакомых, и они рассказали, что тапочки, оказывается, несколько лет валялись на складе и основательно пропылились. И когда моя сценическая жена била меня по голове, с каждым ударом поднимался столб пыли, что приводило зрителей в полный восторг.
   {860047}
   В училище учили нас всему военному делу, что необходимо для танкистов на фронте. Занятий было много: классные занятия, занятия на танкодроме, на полигоне, вождение танков, стрельбы, различные занятия по изучению техники. Мы изучали легкий танк Т-70, экипаж которого состоял из трех человек: командира, наводчика-стрелка и механика-водителя.
   В 1943 году на базе танка Т-70 была создана самоходная установка СУ-76 и летом 1943 года мы вместо Т-70, начали изучать новую самоходную установку и заниматься артиллерийской подготовкой для стрельбы и использования именно СУ-76.
   Самоходные артиллерийские установки отличаются от танков, как по конструкции, так и по предназначению, и создаются, как правило, на базе танков. Танки имеют вращающуюся башню, а смоходки ее не имеют. Танки применяют для стрельбы с ходу и с места прямой наводкой.
   А самоходные установки используют как для стрельбы с места прямой наводкой, так и для стрельбы с закрытых огневых позиций. Поэтому и прицельные устройства у них разные: на танке установлен оптический прицел с мощным резиновым кольцом на окуляре, а на самоходке установлена оптическая панорама, которая служит для стрельбы прямой наводкой и для стрельбы с закрытых позиций.
   Самоходные установки имеют легкое бронирование, но мощное вооружение. Так, на танке Т-70 установлена пушка 45мм, а СУ-76, созданная на базе этого танка имеет пушку калибром 76мм. Это приводит к тому, что при выстреле из СУ-76 отдача сильнее, чем в танке, и если при выстреле не убрать голову от панорамы, то при откате окуляром панорамы можно повредить глаз.
   В моей службе был случай, когда вновь назначенный командир роты (танкист) решил тоже пострелять на полигоне, но не прислушался к моему предупреждению, что при выстреле надо убирать голову от панорамы. Он мне ответил: "Не учи ученого".
   Когда он вернулся со стрельб и вылез из самоходки, я со страхом увидел у него лиловый правый глаз. Хорошо, что глаз не был сильно травмирован.
   На СУ-76 боевая часть была покрыта не броней, а брезентом, за что ее прозвали голопопый "Фердинанд". Немецкий "Фердинанд" был мощным оружием.
   В училище мы начали изучать и водить самоходные установки и в октябре-декабре закончили обучение, наша рота выпускалась, и в последний день пришел приказ о присвоении нам званий младших лейтенантов.
   Всех выпускников собрали в столовой, к праздничному обеду добавили каждому по стакану красного вина. Начальник училища произнес перед нами прощальную и напутственную речь, мы выпили вино и пообедали. На следующий день мы начали разъезжаться по местам формирования воинских частей согласно предназначению.
   Наше подразделение в сопровождении командира второго взвода нашей роты направили в Костеревские лагеря, Владимирская область в районе станции Костерево. Куда мы и прибыли в декабре 1943 года. Там дислоцировалась расформированная ранее бригада, на базе которой был сформирован учебный танковый полк самоходных установок СУ-76.
   Я был назначен в батальон по подготовке механиков-водителей. В этих условиях было очень тяжело готовить экипажи: не хватало литературы, да и не все офицеры были танкистами. В роте было три взвода, и только я был танкистом, а два остальных офицера командиры взводов - артиллерист и пехотинец, которые не имели представления о самоходных установках.
   Также я по собственной инициативе начал своими силами создавать класс вооружения, а потом руководство увидело практическую пользу и оказало мне помощь. Мы брали списанное вооружение, частично ремонтировали вместе с ремонтниками, собирали, приносили в класс. Это сильно облегчало подготовку экипажей механиков-водителей по вооружению.
   И стрельбы, и вождение приходилось показывать для курсантов мне самому. Также надо было проводить занятия по метанию гранат. Мы использовали Ф-1, гранаты оборонительного боя. Во взводе у меня собрались курсанты от 18 до 50 лет. Некоторые были уже обстрелянные, и гранат не боялись, а некоторые и не воевали и, естественно, робели перед таким оружием. Вот для того, чтобы никто гранат не боялся, я разбирал их, показывал и рассказывал о внутреннем устройстве.
   Может, это и было нарушением, но я выстраивал взвод и, держа гранату на руке, ходил вдоль строя и показывал, что она сама по себе не взрывается. Как она хранится, что надо сделать, чтобы граната взорвалась. Я прижимал спусковой рычаг к корпусу, и выдергивал чеку. Потом опять ходил вдоль строя и давал всем послушать, что ничего не щелкает, граната не взрывается. Можно даже спокойно в карман положить, пока не отпустишь рычаг. Таким образом, я внушал курсантам уверенность по отношению к использованию гранат.
   Затем, уже из траншеи, первым бросал гранату, чтобы все слышали характерный щелчок, видели, как она взрывается. Потом мы шли и смотрели мишени, какие поражения наносил взрыв. Затем бросали те, кто имел опыт. И в конце обязательно была очередь тех, кто раньше этого не делал.
   Так как новички были спокойны после моих демонстраций: держания гранаты за пазухой, в кармане, я даже предлагал спать с гранатой, только чтобы руку не разжимали, то они не боялись бросать гранату. У них была уверенность, что все будет хорошо, и никто ни разу не уронил гранату в траншею под ноги себе и остальным, как сейчас часто бывает среди новобранцев.
   Опять же, нарушение, но мы оставляли две-три гранаты, и после занятий шли на речку. Рядом протекала Клязьма. Бросали гранаты в воду, пытались глушить рыбу. Даже иногда всплывало несколько некрупных рыбешек. Также курсанты видели результаты взрывов, которые происходили в воде.
  
   (Фрагмент 860048)
   Все офицеры должны были после занятий в ночное время подготовить конспекты на завтрашний день. Мне было достаточно легко, так как я был танкистом и все это знал, а товарищам моим, пехотинцам, было сложнее. Они часто обращались ко мне за помощью, разъяснениями каких-то им непонятных моментов. И брали переписывать мой конспект, и добавляли свои пометки, после моих объяснений.
   Большинство наших командиров проверяли и утверждали конспект для занятий на утреннем разводе. И после построения полка батальоны расходились по местам учебы и подготовки. А один начальник требовал, чтобы ему конспект обязательно представляли вечером. Он вносил замечания, изменения, обращал внимание на то, что нужно дописать и так далее.
   Так как времени на подготовку вечером не хватало, мы и ночью дописывали планы и конспекты, то мы решили схитрить так, чтобы он сам отменил порядок вечерней проверки планов. Мы сговорились все, и, после отбоя, раз он говорил приходить когда угодно, шел первый с конспектами. После исправлений и утверждений первый уходил, а через полчаса шел второй. И так полночи мы ходили по очереди к командиру с планами. А ему и поспать надо, так на следующий день он заявил, что приносить на проверку все надо с утра, и никаких ночных посещений. С тех пор мы спокойно готовились до утра, и не тратили время на беготню и утверждение конспектов среди ночи. Так мы провели старшего офицера.
  
   (Фрагмент 860050)
   Хочется рассказать еще о следующем: за хороший выпуск курсантов мне, как отличнику, как говорится боевой и политической подготовки, приказом командира полка был предоставлен отпуск на 10 суток зимой 1944 года. Я решил поехать на родину: сегодня - приказ есть, завтра - как сложится. Собираться не долго: сумка офицерская, револьвер (по-моему, тогда еще был не пистолет, а револьвер) за пазуху, да документы в карман, денег на дорогу и все сборы. И поехал. Знал я единственную дорогу, когда уезжал - это с Торбеево или с Пачелмы до моей родины до Вадинска, бывшего Керенска, 50 км от любой станции. Поэтому я поехал поездом от Москвы куда-то в среднюю Азию до Пачелмы. Вышел на станции Пачелма, пошел искать почту. Думал, что почту же возят с этой станции до Вадинска. Но мне сказали, что, ни машины, ни подводы с этой станции до Вадинска не ходят. Думаю, пешком надо идти, как всегда пройду 50 км и уже дома сяду отдыхать. А потом вижу: подъехал на хорошей лошади извозчик, хорошие сани для пассажиров, каретные такие санки. Я подошел, узнал: это с Ломова приехал партийный работник, на какую-то конференцию в Пензу. На мой вопрос ответил, что к ним в Ломов ходит из Вадинска машина и подводы за почтой и оттуда можно доехать до моего города. Я попросил, чтоб этот извозчик меня подвез, так как он возвращался в Ломов, а потом в назначенное время приедет в Пачелму через несколько суток, встречать своего начальника. С этим извозчиком я приехал в Нижний Ломов уже совсем к вечеру. Извозчик посоветовал с утра идти на почту и узнавать про машину, подводу и так далее. Он меня отвез переночевать, к кому-то из своих знакомых определил, и наутро я пошел искать подводу или машину, которые ходят в Вадинск. До 12 часов дня провел в поисках машины или подводы, но ничего не узнал, тогда решил идти пешком. Так как я не ходил с Нижнего Ломово, то дорогу не знал, подсказали, что по столбам телефонным идти и, собственно говоря, по дороге от деревни до деревни спрашивать.
  
   (Фрагмент 860051)
   К вечеру стало темнеть, буря, снег, ветер страшный, в общем, как говорят, "не видно ни зги".
   В очередной деревне, у последнего дома, где буря не так свирепствовала, стояли женщины, о чем-то судачили, пересказывали что-то. Они на меня посмотрели и говорят:
   - Солдатик, куда ты идешь в ночь? Замерзнешь! Останься переночевать.
   - Мне не далеко.
   - А куда тебе?
   - В Вадинск.
   - Как же не далеко, это далеко!
   Я поблагодарил их, но решил, что пойду по дороге, по столбам, и так ночь идти, пока не дойду до дома. Вышел из деревни, повернул в лес, там было непривычно тихо после вьюги и снега, что хозяйничали на открытом пространстве. Дорога была видна хорошо, лес не очень большой, может быть километра полтора, я прошел его и вышел в поле. Тут внезапно видимость стала нулевой, опять вернулся ветер, метель, я прошел несколько сотен метров и понял, что потерял дорогу. Влево, вправо, вперед, назад - а дороги нет, да и столбов не видно в темноте. Через несколько минут непрерывных метаний я понял, что заблудился, и решил отдохнуть. И леса уже не видно, чтобы вернуться и переждать непогоду в более спокойном месте. Знал, что засыпать нельзя, чтобы не замерзнуть, но сил уже не было совсем. Решил вырыть ямку в снегу, чтобы хоть отдышаться, и не заметил, как уснул от усталости. Вдруг меня разбудили какие-то крики, шум, я поднялся и скорее почувствовал, чем увидел, прямо перед собой морду лошади. Ухватился за нее, оказалось, повозка, в санях были женщины, они как закричали, представьте себе, в поле, ночью, в пургу, кто-то поднялся из снега и схватился за лошадь. Я, чтоб их успокоить, сказал, что заблудился, не бойтесь, а они говорят, мы тоже заблудились, садись с нами, и взяли меня с собой, лошадь обладает чувством дороги, она еще побродила немного и дорогу почуяла, и потихоньку пошла. Мы обрадовались, что она на дороге и вернулись через тот же лес, где я проходил, и как раз подъехали к тому дому, где стояли и разговаривали женщины, некоторые все еще были на улице. Они обрадовались, что это их родственники приехали, а за них сильно переживали, думали, что замерзли в поле, потому что такая пурга.
  
  
   { Фрагмент 860052}
   Вспомнили они и про то, что вот тут прошел военный, солдатик и замерз, наверное. А мои попутчики, объяснили, вот мы вашего солдатика живого привезли. Пригласили меня в дом, есть нечего, а самогона они мне налили, да на закуску луковицу и кусочек хлеба. По тем временам, хорошее угощение. Потом мне выделили печку для ночлега, где я мгновенно и уснул, наутро поблагодарил их и пошел домой по той же самой дороге. За лесом увидел, что дорога поворачивает налево, а я вчера пошел прямо и потерял дорогу. И хорошо, что меня нашли эти жители.
  
   {Фрагмент 860053}
   Пришел я домой после тяжелого пути длинной в 25 километров, только на другой день, и у меня сразу поднялась температура до 40 градусов, и весь оставшийся отпуск, целую неделю, я ходил на уколы, чтобы сбить температуру. К концу отпуска надо было еще доехать до нужной станции, но оказалось, кому-то из соседей надо было как раз до Пачелмы ехать, чтоб забрать материалы для посевной, как раз с ними я и добрался до Пачелмы. Там купил билет, вернулся в полк и продолжал занятия, продолжал службу в своем учебном полку. В 1946 году полк расформировали, и я был направлен в Тамбов в такой же учебный танковый полк. И где-то летом 1946 я прибыл в Тамбов, полк находился под Тамбовом, в лагере и там встретил своих однокашников по училищу, которые в таком же учебном полку преподавали. Но полк просуществовал недолго, год всего на всего, особого там ничего не было, и в марте или апреле 1947 года я уже прибыл эшелоном в Сертолово, это Ленинградская область. Был сформирован отдельный учебный батальон для дивизии, которая находилась в Осиновой роще, а в Сертолово мы приехали со своей техникой, со всем имуществом, уже сформирован был учебный танковый батальон, где я был назначен командиром учебно-танкового взвода. Начались такие же занятия. Нам, офицерам, дали одну комнату на троих. Так как мы находились недалеко от Ленинграда, я с одним товарищем поехали на один вечер познакомиться с городом, нам рассказали старожилы из Сертолово как добираться, как возвращаться, что посмотреть. Мы там пробыли, зашли в ресторан на Невском, и последним поездом вернулись в Песочную, а с Песочной уже пешком пришли в Сертолово.
  
  
   {Фрагмент 860054}
   В учебном батальоне мы готовили механиков-водителей для своей дивизии. У нас был полигон, танкодром, поле для тактических занятий, обычная учебная программа. Для меня нового ничего не было, но мы всегда стремились, когда случались выходные, поехать в город, или в театр или на танцы. Чаще всего с товарищем ездили, но случалось, я ехал даже один, мне нравились танцы, а ближе всего к нам был Выборгский дом культуры, до которого было проще всего добираться.
   Однажды я поехал на танцы, и в доме культуры познакомился с девушкой, потанцевал, проводил ее, и договорились через неделю в выходной встретиться. Она показала, где живет, от дома культуры совсем недалеко. Я в следующий выходной приехал, мы пошли в дом культуры на танцы, сдали вещи, я фуражку сдал, и мы танцевали, затем она танцевала со многими ребятами, ее ребята хорошо знали, танцевать часто приглашали, и мне это не очень понравилось. Я стал приглашать других девушек на танцы и в один прекрасный момент между танцами услышал сзади разговор.
   Такой мягкий голос, чистый выговор, я удивился, кому он принадлежит, повернулся и увидел девушку моего роста, необыкновенной красоты, она меня поразила мгновенно. Я ее пригласил на танец и уже не отпустил, так и танцевали мы весь вечер.
   Когда собрался уходить, то встретил ту девушку, с которой пришел, чтобы отдать ей номерок. Новая знакомая и спрашивает:
   - А что это за девушка с тобой?
   - Это девушка товарища, он сегодня не приехал, а я просто номерок ей сохранил.
   Проводил я так понравившуюся мне девушку домой, до района, где она жила. Договорились в выходные встретиться опять, в скверике, у Екатерины.
   В день следующей встречи я опаздывал, бежал бегом. Я бежал, боялся, что она уйдет, и я ее больше не найду. Подбежал к скверику, мы увидели друг друга одновременно, она сидела на лавочке и встала мне навстречу, нежно глядя прямо мне в глаза.
   Я был так поражен ее взглядом, что всю оставшуюся жизнь провел с ней. Эта любовь с первого взгляда продолжалась 62 года, мы прекрасно прожили с ней все это время в любви и добре. И она меня безропотно сопровождала по всем городам страны, со мной переносила все тяготы моей армейской жизни.
  
   {Фрагмент 860056}
   Интересные истории случались не только со мной. Например, мой друг, Алексей, с которым мы часто вдвоем ездили в Ленинград на танцы. Он много и часто знакомился с девушками, но, узнав, что они не из Ленинграда, особых отношений с ними не завязывал. Правда, влюблялся часто. Мы, как увидим, что он курит не свои обычные папиросы, а "Казбек", сразу к нему приставали с расспросами.
   - Леша, скажи в кого влюбился?
   Он смеялся, отшучивался, но потом признавался. И если его очередная избранница жила где-то поблизости, то он бродил всю ночь около ее дома и курил "Казбек". А если она жила далеко, то он ходил кругами вокруг своего дома.
   Встретились мы с ним уже летом 1950 года во время поступления в Московскую Бронетанковую Академию. Он приехал из группы советских войск в Германии, и тоже сдавал вступительные экзамены, только на параллельный курс. После сдачи, а мы поступили оба, нам дали краткосрочные отпуска проведать семьи. Мы обменялись адресами и разъехались. У меня тогда уже была семья, маленький ребенок и я понимал, что снять квартиру в Москве, да с маленьким ребенком достаточно сложно. Поэтому сразу планировал поселяться в общежитие академии. Леша был еще холостой и тоже планировал жить в общежитии.
   Уехал он на Урал, к каким-то своим родственникам, я уже вернулся в академию и в общежитии жил. И тут получаю от него телеграмму, чтобы я помог ему найти квартиру в Москве, так как он женился. Я немного удивился, уезжал-то в отпуск он еще холостой, но квартиру ему нашел.
   На вокзале встретил его уже с женой, и они рассказали мне удивительную историю их бракосочетания. Уже во время обратного пути в Москву ему надо было сделать пересадку на какой-то станции и ждать своего поезда несколько часов. Во время этого ожидания он и познакомился с девушкой, которая так же, как и он, ждала того же поезда. Она ехала по назначению на работу после окончания медицинского училища.
   Вот так, познакомившись на какой-то глухой станции, во время ожидания поезда, они ходили вдоль перрона, гуляли и влюбились. Рядом с железнодорожной станцией располагался ЗАГС, они зашли, подали заявление, и их тут же расписали, без всякой очереди.
   Пока ожидали поезда, оказались мужем и женой. Поселились они в квартире, и он начал обучение в Академии. Она тоже где-то в Москве устроилась по специальности. Я потом несколько раз встречался с ним, узнавал, как у них дела. Они прекрасно жили, и все у них было хорошо. Так судьба могла свести двух людей внезапно и неожиданно и на всю жизнь.
  
   Вернусь к своему пребыванию в Сертолово, я уже говорил, что начал готовиться в академию, уговаривал и своих товарищей, но по разным причинам никого уговорить так и не удалось: кто собирался жениться, кто-то почему-то чувствовал себя не подготовленным и в общем, из батальона только я один готовился в Академию. Это было трудно потому, что надо соответствовать должности, кстати, меня, как командира взвода, всегда выставляли на все проверки. Я со своим взводом хорошо и отлично сдавал все проверки, поэтому ко мне претензий по службе у начальства не было, но все равно надо было быть готовым и по текущей службе, и параллельно, в свое личное время, готовиться к поступлению в Академию.
   Я готовил все предметы, которые надо было знать и сдавать, и по которым я мог подготовиться самостоятельно. Так как все мои товарищи неожиданно переженились и съехали по квартирам, то в общежитии я жил один и стал готовиться по ночам. Написал заявление, затем всех кандидатов отобрали и проводили подготовительные занятия. Также проводили блиц-зачеты, чтобы сразу отобрать кандидатов от округа.
   Во время этих зачетов один из кандидатов постоянно поправлял ошибки за всеми, рассказывал и подсказывал, что и как надо было правильно делать. Мы удивлялись, что у него такие успехи, тем более, когда он сказал, что уже три раза поступал и провалился.
   Ведь если он с такими знаниями поступает в третий раз, то на что надеяться остальным, подготовленным значительно хуже? Появились даже те, кто собирался отказываться от поступления и бросить подготовку.
   Позже, после экзаменов в академию, выяснилось, что он с четвертого раза все-таки поступил. А когда начались занятия, то он оказался совершенно не подготовленным, очень слабым по предметам, и ему пришлось заниматься намного больше, чтобы догнать остальных.
   И выяснилось, что на подготовке у него были тетради с готовыми, уже решенными заданиями. Поэтому он так хорошо и решал все примеры и задачи: просто смотрел решения и подсказывал.
   После отбора в округах прибыл приказ по всем кандидатам, и летом 1950 года нас отправили поступать в академию.
   По баллам я проходил, был восьмой по списку, у меня были все отличные оценки, кроме одной хорошей и одной удовлетворительной. Удовлетворительно было у меня по немецкому языку, так как языки давались мне достаточно плохо.
   Перед экзаменом давали три дня на подготовку. Я заметил, что все кандидаты готовятся, кто английский учит, кто немецкий, французский. Причем, все разговаривали свободно. Стало понятно, что я им не товарищ, и у меня будет железный неуд. Попытавшись заниматься и что-то учить, понял, что становится только хуже, в голове образовалась совершенная каша. Когда понял, что начал забывать и то, что знал, то плюнул на экзамен и пошел в Лефортовский парк.
   Там был окружной стадион, и как раз проводились соревнования по борьбе. Я просидел на трибунах все три дня отведенные для подготовки, и был уверен в том, что мне поставят двойку. И дальше только сумма баллов покажет - прохожу я в академию или нет?
   С таким настроением я и пришел сдавать немецкий язык. Подошла моя очередь, меня вызвала учительница, которая принимала немецкий и сказала что-то на немецком языке. Понял только, что надо тянуть билет, взял, а от нее услышал немецкую фразу, из которой понял только "Номеро". Сказал номер билета, на это моих знаний хватало,
   В билете нужно было прочитать текст, перевести, задать к нему вопросы, проспрягать глаголы. Взяв книгу с текстами для чтения, я нашел свой параграф и увидел, что кто-то сдавал до меня и прописал над каждым словом перевод. Обрадовался я, что хоть с текстом будет попроще, и пошел сдавать, тем более, что остальное мне было не по силам, и тянуть время смысла не было.
   Прочитал текст, прочитал перевод, а дальше делаю вид, что не успел сделать. Она попросила задать ей вопрос по повествовательному предложению. Предложение было "Ты пойдешь сегодня в столовую". Как делать вопросительное предложение я не знал. Тогда экзаменатор задала мне какой-то вопрос, ответить я не смог. Сижу потный, понимаю, что выгляжу полным идиотом.
   Потом меня попросили проспрягать глагол шесть раз, я четыре раза ошибся, а два раза сказал правильно.
   Она взяла мою зачетку, я уже хотел сказать "Поставьте двойку, только отпустите меня, я плохо знаю". Понимаю, что будет двойка, на большее я и не рассчитывал. Когда экзаменатор пролистала зачетку, а там одни "отлично" стоят. Наверное, это и помогло мне. Я думал, что получил двойку и расстроенный вышел в коридор. Уже там открыл зачетку и увидел тройку. От радости даже начал подпрыгивать и кувыркаться.
   Знакомые сначала переживали, что я умом тронулся, ведь все знали, что больше, чем на двойку, я не знаю. А когда увидели мою тройку, то стали смеяться, радоваться за меня.
   После поступления меня зачислили в группу французского языка и когда я начал учиться, то начинал с нуля и овладел языком на уровне остальных, не хуже и хорошо учил иностранный язык, но только французский. Вот так эта тройка меня отодвинула с первых рядов по количеству баллов на 8 место. Но спасибо ей, хоть может быть меня и с двойкой бы приняли, ведь все равно все начал учить заново. Вот такая история была при поступлении в академию.
   Еще очень запомнилась сдача математики, надо было сдавать алгебру и геометрию, учителя все были гражданские, и ходили разговоры, что у одного преподавателя все получали только двойки, ну максимум тройку у него можно было заработать. К несчастью, я попал именно к нему. Когда подготовил билет, то быстро ответил, он на меня посмотрел, и начал задавать мне вопросы. Он мне вопрос, а я ему тут же отвечаю, тогда он попросил задачу небольшую решить и дает мне условие. Я тут же на глазах у него мгновенно решаю, он начинает по тригонометрии что-то спрашивать или по геометрии, в аксонометрии нарисуй фигуру, я буквально тут же рисую без раздумий. Беру ручку и тут же изображаю фигуру. Так он очень долго меня мучил, все удивлялись, что я так хорошо отвечаю. В результате он мне единственному поставил отлично. Спустя много лет я понял, что ему просто доставляло удовольствие на чем-нибудь меня поймать, не то, чтобы он хотел снизить оценку, он просто задавал вопросы, а я ему тут же ответ и это его удивляло и радовало. В общем, в результате этих длинных мучений на экзамене оценку я получил "отлично".
  
  
   {Фрагмент 860059}
   В батальоне я был спортивным организатором, что мне неожиданно пригодилось при поступлении и учебе. Заниматься спортом для меня было одно удовольствие. Так и при вступлении я сдавал все спортивные тесты на отлично: бег, метание гранаты, упражнения на турнике и на брусьях. Кроме того я все время спрашивал преподавателя кафедры физкультуры, есть ли возможность заниматься спортом дополнительно.
   Тот кивал, а сам незаметно взял на карандаш курсанта, так сильно интересующегося спортом. Когда начались занятия и сформировали курсы, начальник курса начал назначать курсантов на различные должности. Меня назначили спортивным организатором курса с подачи преподавателя физкультуры.
   Так все 5 лет учебы я и вел спортивную работу на курсе, и наш курс постоянно занимал 2 место в академии, а первое место всегда было у другого факультета, они были сильнее, особенно по легкой атлетике. Соревнования проходили круглый год и зимой и летом, и между факультетами, и среди академий, так что второе место мы почетно держали.
   Те, кто спортом не занимались, обычно готовились к параду. Два раза в год торжественный парад по Красной Площади, а перед этим тренировки. Как только составлялись коробки, сразу начиналась подготовка к параду, мои спортсмены, состоящие в команде, обращались, и сразу говорили: "Дуй скорее к начальнику курса, чтоб нас освободили от парада, чтоб мы на него не попали, потому что у нас занятия, соревнования, готовиться надо и т.д. Я составлял списки, шел к начальнику курса, он проверял, давал добро, и этих спортсменов не назначали на тренировки парада. Мы ходили только на демонстрации по Красной Площади, один день. А в остальное время занимались тренировками и подготовкой к соревнованиям.
   Почему спортсмены хотели заниматься, а не готовиться к параду? Готовиться надо месяц, а то и больше, после занятий ехать на аэродром, маршировать часами и т.д. Очень напряжённо и тяжело, в любую погоду, а спортсмены шли в спортзал или на стадион, и занимались спортом. Так что все мои товарищи, которые занимались каким-либо видом спорта, на парад не попадали. Я заявлял команду, а если не было хотя бы одного спортсмена, кого можно было бы выставить, то я записывал себя. Безусловно, не показывал хорошего результата, но команда уже была, а не выставить человека, за это уже можно было получить минус, и снимались баллы. Поэтому я себя записывал в различные команды, и кроме того сам занимался спортивной гимнастикой.
   На первом курсе, я жил в общежитии с остальными холостяками, так как жена с маленьким ребенком осталась в Ленинграде
  
   {Фрагмент 860060}
   В Москве очень тяжело было найти квартиру, в которую бы пускали с маленькими детьми, особенно грудными. Поэтому пока жена с ребенком остались в Ленинграде, и я отправлял им туда деньги.
   Началась учеба. Я очень внимательно слушал и записывал лекции, но все мои конспекты были разрисованы: то смешная рожа, то крокодил, то знак вопроса. Где надо было проработать часть материала после лекции - я всегда такие моменты помечал. Отучились первый семестр, начали сдавать зачеты и готовиться. Естественно, готовились по-разному. Большинство отправлялось в учебные аудитории и читало конспекты, один товарищ просто переписывал свои конспекты по-новому. У него была хорошая память: перепишет конспект полностью, и несколько дней все помнит.
   Я же оставался в общежитии, и готовился так, как и в школе: брал цветные карандаши - черный, красный, синий, коричневый и внимательно перечитывал конспекты. Согласно своим знакам продумывал, что надо перечитать, проработать и только потом продолжал читать дальше. Периодически я отключался на некоторое время, чтобы дать себе отдых и мог некоторое время поспать, потом просыпался бодрым и возвращался к учебе.
   Начальник курса всегда проверял, как группа готовится к экзаменам и зачетам. Заходил в учебные аудитории и в общежитие. И несколько раз попадал как раз в те моменты, когда я спал, и ругал меня. По итогам сессии, а я все сдал на отлично, начальник удивлялся. Следующий семестр - та же история: одни готовятся в аудиториях, другие переписывают, а я опять в постели с карандашами. Опять меня ругает. А на зачетах и экзаменах я опять на отлично сдаю. Так через какое-то время начальник уже со смехом говорил, когда заставал меня спящим в общежитии: "Этот пусть спит, он все равно отлично сдаст". Так от меня и отстали, а потом внезапно перевели в группу отличников.
   И перед сессией на собрании группы заставляли брать на себя обязательства сдавать все отлично. Одно время я даже пожалел, что так хорошо учился, но обязательства пришлось брать и сдавать.
   На втором курсе я оказался "сталинским стипендиатом", в деньгах это никак не выражалось, но моя фотография вместе с прочими стипендиатами висела на доске почета Академии.
   Когда я учился на втором курсе, то смог найти квартиру, которую сдавали семье с ребенком, на Авиамоторной улице, недалеко от Академии. Небольшой одноэтажный домик, совсем не новый, вросший по окна в землю. В нем было три комнаты, а нам сдали сарай, пристроенный к дому. Раньше там хранили сено, потом сено выбросили, сделали небольшой ремонт, вставили одно окно, постелили полы и начали сдавать. Но там не было никакого отопления, совсем. Чтобы зимой мы не замерзали, хозяйка натапливала кухню, и открывала дверь в нашу пристройку, чтобы к нам шел теплый воздух. Несмотря на это, один угол зимой полностью промерзал. В комнате стояла одна кровать, ни колясок, ни кроваток детских не было.
   А была у нас походная коробка, фанерная, типа чемодана, но без крышки. Мы ставили ее на табуретку, оборудовали там кроватку, и дочку укладывали рядом с нашей кроватью. Когда же она не спала, то мы ее по очереди качали на этой табуретке.
   Я уходил по утрам в Академию, а жена с ребенком шла по магазинам, потом готовила и ждала меня домой. В хозяйстве все приходилось начинать с нуля: кастрюли, чашки, тарелки, и так далее. Когда дочка подросла, и старалась помогать маме, то был интересный случай. В тот момент у нас оставалась последняя глубокая тарелка, остальные разбились. Жена мыла посуду и передавала посуду дочке, чтобы та относила на стол.
   - Осторожнее неси, доченька, тарелка последняя!
   - Последняя?
   И грохнула ее об пол. Я пришел на обед и обедал из чашки. Потом пошел в магазин, где продавался керосин, там же продавались и тарелки. Не помню уже, сколько копеек стоила тарелка, и купил несколько штук новых. Жить было не просто, но другой квартиры в тот момент найти не удавалось.
  
   {Фрагмент 860061}
   Продолжу рассказ об Академии Бронетанковых войск имени Сталина. Когда я учился на третьем курсе, товарищ, живший на Крестьянской заставе, нашел квартиру по соседству и предложил нам. Мы переехали в эту квартиру, у нас была маленькая комнатка, но уже отапливалась, так что условия были лучше, чем в предыдущей квартире на улице Авиамоторной. Мы даже купили сундук, в который складывали все вещи, и поставили кроватку, а больше в этой комнатке ничего не помещалось. Дочь подрастала, она уже не требовала такого внимания, и уже сама играла с девочками на улице, но все же надо было следить за ней.
   В 1953 году, когда умер Сталин, мы, слушатели Академии, были по тревоге подняты в оцепление, стояли по различным улицам все время, пока люди прощались со Сталиным, и во время похорон. Стоя лицом к тротуару убеждали людей, чтобы они не прыгали через головы в ту массу, которая шла проститься со Сталиным.
   Такие случаи случались постоянно, пока я был на занятиях, еще до оцепления, жена с подругой договорились поехать смотреть на Сталина, оставив с кем-то детей. Когда их потянуло в общую массу, и уйти уже было не возможно, а на подруге началась рваться шуба, она говорила моей жене: "Давай как-то выбираться", но выбраться уже было очень сложно, людской поток нес по улицам вперед. Им повезло, что впереди оказался какой-то огромный мужчина, понявший, что это серьезно и опасное, и начавший активно выбираться, а они пристроились за ним. Из общей массы удалось выбраться с большим трудом, а если бы не получилось, тем более жена сердечница, то наверняка бы кончилось гибелью. Поэтому они вернулись домой, счастливые, что все хорошо закончилось. А мы стояли в оцеплении, не пускали людей и убеждали не прыгать, потому что людским потоком их подхватило бы, и выбраться оттуда человеку было просто невозможно, так все хотели проститься со Сталиным.
   Учеба продолжалась, я участвовал во всех кружках, кружки были технические, научные. Некоторые умные слушатели по подсказке родственников или кого-то еще, начиная с первого курса брали одну тему и разрабатывали ее в течении всех лет обучения в академии. Они, как правило, все оставались на кафедрах преподавателями. Я же каждый год на новой кафедре брал себе тему, работал по ней в правильном направлении, но только год, на следующем курсе уже брал новую. Конечно, я отлично учился, но преподавателем в академии оставаться не рассчитывал.
   Незаметно закончились пять лет учебы, было отведено несколько месяцев на диплом, который я писал на кафедре эксплуатации, защитил диплом отлично, жена в честь этого купила мне подарок на последние деньги, хрустальный стакан с подстаканником и ложкой, который хранится у нас и по сей день. Я тоже сделал жене подарок, заканчивая академию на отлично, с золотой медалью. И имел право выбора округа для дальнейшей службы. Плюс к золотой медали прикладывался курсантский оклад, и эти деньги помогли купить жене пальто. Экзамены принимал председатель комиссии по выпуску слушателей академии, генерал из группы войск в Германии, заместитель по технической части командующего армией. Он, когда закончилась сдача экзаменов, отобрал всех золотых медалистов и взял себе в подразделение, как председателю комиссии ему безусловно возражать никто особо не смел, и согласились, что какое-то количество офицеров должны назначить для дальнейшей службы в группе советских войск в Германии. Я пришел домой, жене рассказал про этот приказ, она заплакала, не хотела жить в Германии после войны, которая не так давно закончилась, в 1953 году там были беспорядки, поэтому она не хотела в Германию, а только в Советском Союзе. Я согласился: "Хорошо, завтра пойду, буду возражать, буду требовать, так как это мое право, чтобы меня послали в какой-то округ в Советском Союзе", Но я добавил, что в столицу нас не пошлют, а в каждом округе есть такие дыры, в которых можно прослужить десятки лет в лесу. Она успокоилась, перестала плакать, и я не стал возражать против назначения меня для прохождения дальнейшей службы в группе Советских войск в Германии.
   Мне была вручена золотая медаль, но после смерти Сталина ее стали делать уже не из чистого золота, а из какого-то другого металла и выдали удостоверение. В актовом зале Академии выбиты фамилии всех лучших выпускников по годам окончания. Среди шести лучших в 1956 году есть и моя фамилия. В книге об Академии Бронетанковых войск, я нашел свою фамилию, снятую на стене этого зала.
  
   {Фрагмент 860062}
   Во время учебы мы проходили практику в войсках, я в Житомире, где встретил своего сослуживца по учебному полку. Он был начальником штаба, заместителем командира дивизии. Там же я увидел первые показательные занятия по глубокому вождению танков. Танк т-34 переправляли через озеро, проклеивали его, тогда оборудования для подводных танков не существовало, была просто самодеятельность. Также мы проходили в войсках заводскую практику по производству танков в Харькове, а по ремонту танков - во Львове. То есть Академия давала очень широкие практические знания своим слушателям. После окончания все служили кто в войсках, кто в штабах. Мне пришлось служить всю жизнь в войсках, потому что характеристику в академии на меня написали, достоин, энергичен, сообразителен, в общем, характеристика такая была, что только в войска.
  
   {Фрагмент 860063}
   По окончанию Академии я получил распределение в Германию, в армию, где служил отобравший меня и других отличников генерал. Он там был заместителем командира армии по технической части. То есть отвечал за подготовку танкистов, состояние танков и так далее.
   В первый же день я встретил своего бывшего сослуживца из Сертолово, с которым тогда жил в одной комнате. Он мне рассказал, что в соседнем городке служит наш третий друг Саша, который тоже жил с нами в одной комнате.
   Я был назначен в танковый полк мотопехотной дивизии заместителем командира батальона по технической части. В ремонтной мастерской батальона служили три солдата ремонтника, не слишком любившие дисциплину. Я решил нагрузить их работой, чтобы у них не было лишнего времени на разгильдяйство.
   В то время в танке Т-34 была известная проблема с турбинами: при длительном использовании лопасти трескались, и могли разлететься во время эксплуатации, полностью портя силовое отделение. Было принято решение проверить все танки в батальоне, которые были на хранении, все учебные танки, и около десятка турбин с треснутыми лопастями нашел. Я поставил вопрос о замене. Мы получали со склада новые турбины и с этими тремя ремонтниками менял турбины в танках по очереди. Они были загружены целыми днями, все рабочее время, а порой, чтобы закончить работы, приходилось прихватывать и ночное время, и выходные. Так что нарушать дисциплину им было просто-напросто некогда. И через несколько месяцев они уже стали дисциплинированными передовиками.
   Хочется вспомнить курьезный случай. Офицеры с семьями жили в офицерских домиках, на три-четыре семьи. И как раз незадолго до этого приехал в Германию служить офицер из Сибири: мотоциклист, спортсмен, охотник. С женой. Которая все похвалялась, какая она смелая, и как она с ружьем будет защищать всех в случае чего.
   В то время у нас частенько проводили боевые тревоги, когда вся часть выезжала из расположения, и решала поставленные условные боевые задачи. Иногда до нескольких дней, а то и недели вся часть и все офицеры отсутствовали. После очередного выхода мы вернулись и слушали рассказы наших боевых подруг о том, как жена этого офицера спряталась сразу после объявления тревоги в туалете и долго не хотела выходить оттуда. Так ее и прозвали - "Тревоговна", и спрашивали, "не в каземате ли она сейчас обороняется?"
   Вскоре меня назначили заместителем командира отдельного учебного танкового батальона. Мой предшественник допустил ряд ошибок, его отправили в отпуск и на новое место службы, а вместо него назначили меня.
   Я всегда старался сделать что-то новое. В батальоне имелось разрешенное здание, только стены без крыши. Я организовал солдат, чтобы восстановить крышу, и сделать в этом помещении мастерскую для танков. Генерал, который отобрал меня для службы в этой части, частенько наведывался, смотрел, какие новшества у нас внедрены. И каждый раз мы старались его чем-то удивить. Но однажды я его "подвел". Однажды вызывает командира батальона и меня начальник дивизии. И говорит, что во всех остальных учебных батальонах есть классы горячей регулировки, где установлены двигатели, и прочие узлы танка для разборки-сборки, а у нас такого еще нет. И поставил задачу: за месяц создать такой класс.
   Я попросил разрешения получать со склада или ремонтопригодные узлы и изделия, или совсем новые. Командир пообещал. Я, пользуясь таким разрешением, мы начали делать этот класс. Создали три бригады. Первая бригада - ремонтников, которая должна готовить места для установки двигателей, коробок передач и прочих силовых узлов. Долбить и заливать пол, подготавливать фундамент и так далее. Вторая бригада должна была ремонтировать и приводить в порядок полученные со склада узлы. И в третьей бригаде собрались художники. Я задумал сделать несколько красочных учебных стендов, с техническими характеристиками, технологическими картами. Бывая в других батальонах, я видел, как было сделано у них. И захотелось сделать лучше.
   Месяц мы работали день и ночь, как говорится. Когда остался последний день, мы уже расставили стенды, все убрали. Командир батальона хотел остаться на ночь, но я уговорил его идти спать, и вернуться утром. А до утра все закончим. После его ухода мы еще раз проверили работу всех агрегатов, и осталось только навести чистоту. К утру, мы все закончили. Но неожиданно часов в семь-восемь приезжает мой любимый генерал. Я доложил ему, что мы подготовили новый учебный класс, завел туда, показал. Обычно он перед отъездом тепло со мной прощался, а тут посмотрел, повернулся, и, не прощаясь, уехал. Я удивился такому поведению, но в назначенное время звоню командиру дивизии с докладом, что класс готов и можно смотреть. Заодно и докладываю о приезде генерала и всей этой ситуации.
   Тогда командир смеется по телефону:
   - Молодец, все ты сделал правильно, сейчас приеду, посмотрю...
   Уже позже я узнал, чем так расстроил своего любимого генерала. Оказалось, что он поспорил с моим командиром, и был уверен, что мы за месяц такой класс не подготовим. Проигравший должен был, как сейчас говорят, "накрыть поляну" победителю.
  
  
  
   {Фрагмент 860064}
   По приказу командира мое подразделение сделало класс горячей регулировки. От боевого парка мы отгородили кирпичной стеной отдельное помещение на три пульта регулировки. С трех танков срезали всю броню, оставив только днище и все внутренности, "сняли кожу", чтобы наглядно показывать курсантам, что и как они регулируют. Потом днища трех танков были залиты бетоном и зафиксированы. Когда бетон затвердел, смонтировали двигатели, трансмиссии, и все прочие агрегаты и механизмы танков.
   На стенки мы навесили обычные батареи и включили их в систему охлаждения двигателей танков, чтобы класс можно было использовать и зимой, ведь остальной парк не отапливался.
   В 1957-1958 годах в наш учебно-танковый батальон, где я был заместителем по технической части, начало поступать оборудование для подводного вождения танков. Поступило четыре комплекта, и мы начали оборудование четырех танков. Некоторые детали приваривались на линейные танки, ставились специальные уплотнения, чтобы не проходила вода внутрь,
   Также встал вопрос о тренировках в любое время года. И бросать неподготовленных курсантов сразу форсировать реальную водную преграду - было опасно. Поэтому оборудовали специальный, так называемый "гидрокласс", помещение с бассейном внутри. В бассейне расположили макет корпуса танка. Сваренный из железа и опущенный в воду, он предназначался для тренировок экипажей курсантов, нахождения в танке под водой, затопления танка, отработка нештатный ситуаций и аварий.
   Прежде чем пустить экипаж в танк и под воду, мы учили их пользоваться изолирующим противогазом, отрабатывали уверенность, что такой противогаз спасет курсантам жизнь в случае какой-то аварии.
   Танк был оборудован системой, имитирующей давление столба воды на люк, ведь под водой люк открыть не так просто: разница давлений в танке и снаружи не позволяет откинуть крышку и освободить экипаж.
   Чтобы выбраться из танка в такой ситуации, нужно через специальное отверстие наполнить танк водой. Тогда давление снаружи и внутри сравняются и люк можно открыть без особых усилий. Экипаж, одевший1 заранее противогазы, поднимается на поверхность, где его и подбирает спасательная служба.
   Также в макете был предусмотрен клапан мгновенного сброса воды из танка, на случай, если экипаж не может сам покинуть танк.
   Во время посещения нашей части маршалом Военно-Воздушных Сил, кажется, Вершинина, ему показали наш "гидрокласс". Выяснилось, что практически так же готовят и летчиков.
   Летом мы выезжали на реку Эльбу и проводили учения уже там. Преодолеть всю реку мы не могли, но разведка нашла лиман, где глубина была нормальная для наших танков. Был выбран маршрут в несколько десятков метров по дну лимана, мы выехали на Эльбу, разбили лагерь, установили оборудование, подготовили эвакуационную службу. Начали вождение.
   Маршрут был проложен так, чтобы глубина была в районе предельно допустимой для наших танков. Сначала все проходило нормально, но к обеду вода в реке начала подниматься. Через какое-то время уровень поднялся выше допустимого. Вскоре один из танков вернулся, и экипаж доложил о прорыве трансмиссии.
   Это было удивительно, так как оборудование было совсем новое и не должно было порваться. Я забрался на танк и начал искать причину поломки. Оказалось, что все дело в повышении уровня воды. В танке был люк с вентилятором для выброски воздуха. В мирное время он закрывался сеткой, чтобы туда ничего не попало. В боевой обстановке люк закрывался двумя бронированными заслонками. Столб жидкости преодолел давление воздуха от турбины, продавил сетку, и вентилятором турбину кусок этой метки и вырвало.
   Я принял решение переоборудовать все четыре танка, заменив сетки бронированными заслонками. Вождение продолжилось, несмотря на все поднимающийся уровень воды. К концу дня осталось несколько экипажей, которые еще не проводили вождение, но все поднимающаяся вода грозила залить воздухозаборные трубки двигателей танков. На каждой такой трубке крепился флажок с номером танка, чтобы можно было управлять им на учениях. Так этой трубки осталось не более двадцати процентов, но все экипажи успели закончить вождение.
   К нам подошел немец и начал что-то объяснять. Так как немецкий свободно никто не знал, то мы поняли только его жесты - он советовал переехать на горку метрах в двухстах от реки и повторял "Wasser, wasser", что значит - вода.
   Мы перенесли лагерь на горку, перегнали туда же и танки, оборудовали новый лагерь, и, уставшие, легли спать. Когда же мы утром поднялись, то увидели на месте нашего вчерашнего лагеря сплошное море воды. Я с благодарностью вспомнил вчерашнего немца, если бы не он, то нам пришлось бы просыпаться ночью в воде и переносить лагерь в аварийных условиях.
   Забегая вперед, скажу, что когда я был заместителем командира по технической части, каждый год читал приказы о случившихся в разных частях несчастных случаях, связанных с быстрым поступлением воды в танки по неизвестной причине.
   Через несколько лет в нашу часть приехал проверяющий, мой бывший однокашник по Академии. Находясь в боевом парке, он к слову вспомнил про несчастные случаи при подводном вождении танков, и посетовал, что причина так и не выяснена. Тогда я показал, что и как выяснил, и мы даже стали на танке писать через трафарет: при установке оборудования подводного вождения бронировки над вентилятором закрывать.
  
   {Фрагмент 860065-66}
   Однажды командир нашего отдельного учебного батальона заболел. Предполагалось его лечение в Советском Союзе, на протяжении нескольких месяцев. Возник вопрос с назначением временно исполняющего обязанности командира. Наш батальон имел следующее штатное расписание: командир батальона, начальник штаба батальона, он же заместитель, зам по тылу, заместитель по политической части, и я - заместитель по технической части. У каждого был определенный круг обязанностей, ответственный участок работы: кто чем руководит и за что отвечает.
   Незадолго перед этим сменился командир и в нашей дивизии, прямое начальство нашего отдельного батальона. И вот новый комдив назначает исполняющим обязанности командира батальона зампотеха, то есть меня.
   Это было крайне удивительно для всех, так как это были прямые обязанности начальника штаба, или замполита. В мои же обязанности входила подготовка курсантов, ремонт техники, оборудования, парковая служба, состояние мастерской. Также подготовка оборудования танкодрома, обучение курсантов вождению.
   Сейчас показывают танковый биатлон, как там преодолевают препятствия. Так в наши времена это был обычный курс вождения. Мы учили наших водителей вождению по спускам, подъемам, платформам, воронкам, бродам, стенкам и так далее. Это была самая обычная подготовка механиков-водителей, и я отвечал за оборудование танкодрома, так как препятствия на нем постоянно разрушались во время вождений. Нужно было постоянно их восстанавливать, особенно часто страдал эскарп. Эта специальная стена, которую танк должен был преодолевать поверху. Для мягкости поверху укладывали толстое бревно, и танки очень быстро его приводили в негодность.
   Новые бревна были необходимы буквально каждую неделю, но вырубка леса была строжайше запрещена. Я держал контакт с заместителем командира дивизии по технической части, а он в свою очередь, заказывал бревна для боевой подготовки. Часть бревен шла нам для тренировок. Но несмотря на помощь бревнами из дивизии, надо было экономить древесину, и я придумал окольцовывать бревно гусеницами танка. Попробовали - получилось.
   В преодолении такого препятствия танкам было несколько сложнее, жестче, но это было решение. Подготовленные таким образом бревна служили в несколько раз дольше.
   Также надо было учить наводчиков-стрелков стрелять на ходу. Танк, когда едет по пересеченной местности, то качает очень даже сильно, и без определенной сноровки все снаряды уйдут мимо.
   Я помнил, что еще Ушаков в Крыму учил своих артиллеристов стрелять, раскачиваясь на качелях. Мы оборудовали платформу на пружинах, или подвешивали танк на качелях и раскачивали. Таким нехитрым способом достигался эффект езды танка по неровной местности. И платформы и качели раскачивались вручную, с помощью других солдат.
   Когда меня неожиданно назначили исполняющим обязанности командиром батальона, то почти сразу же приехал с проверкой командир дивизии. И проверял как раз огневой городок. Только я прибыл по его приказу, то тут же получил разнос за использование ручного труда при раскачивании танков. Закончился он коротким приказом:
   - Неделю тебя видеть не хочу, а через семь дней приеду и посмотрю, как ты тут все механизировал.
   После недолгого обдумывания решение было найдено.
   Уже на следующий день, мы начали доставлять различные узлы и собирать новый агрегат. В результате получились те же платформы, на каждую из которых мы поставили по электромотору, агрегаты танка, коробки передач, электромоторы и прочее. За неделю уложились. Ровно через неделю командир дивизии приехал опять и даже немного похвалил меня.
  
  
   {Фрагмент 860067}
   В 1959 году меня назначили в мой бывший танковый полк заместителем командира полка по технической части, так что я вернулся на свое предыдущее место службы.
   Когда я прибывал на новое место службы, то всегда изучал, как обстоят дела, что можно улучшить, что новое внедрить, какие недостатки имеются. У танкового полка всегда было много учений. Боевые танки для стрельб, танки для отработки вождения.
   Хоть полк я уже и знал, но просмотрел, какая работа мне предстоит в новом качестве. Один батальон стоял удачно, в помещении с бетонированными полами, а два батальона стояли в бывшем кавалерийском хранилище в маленьком немецком городке. Для лошадей нужно было совсем другое покрытие, но теперь там стояли танки. И первым делом я наметил забетонировать полы и в этом помещении.
   Танки часто выходили на стрельбы, на вождение. После каждого такого выхода танк должен быть хорошо обслужен, вычищен, вымыт. Стоял вопрос - как облегчить труд экипажей? Особенно трудно всегда было чистить гусеницы, да еще, если местность была глинистая, или дождь, в траках застревала грязь. Все это очень сложно вычищалось, и при постановке на хранение это отнимало много времени и сил.
   У меня возникла идея, как можно облегчить экипажам эту работу. Внутри танк все равно надо убирать вручную, а вот если танк подвесить и включить высокую скорость, то грязь разлетится с гусениц сама под действием центробежной силы.
   На мойке закрепили соответствующие опоры, которые будут удерживать танк, проложили рельсы, изготовили тележки с брусьями сверху. Танк заходил на подъем-платформу, и двигался дальше. Сначала передней частью ложился на одну платформу, которая двигалась на колесиках, постепенно и задняя часть ложилась на брусья. Тележки продвигали вперед, и вот танк стоит днищем на платформах, не касаясь гусеницами поверхности. Потом тросами танк подтягивался на другой участок, где были смонтированы трубы, подающие воду под большим напором на разные части танка. Водитель забирался внутрь, включал передачу на больших оборотах и несколько минут танк работал в таком режиме. Грязь разлеталась, и гусеницы в основном очищались. После промывки поверхности танк на тросах перемещался назад, и тележками подавался на съезд. Далее уже свои ходом чистый танк добирался до места стоянки.
   Таким образом, сокращалось время на обслуживание одного танка, и механизировался процесс очистки.
   Со временем были забетонированы полы во всех помещениях, где стояли танки. Впереди танков была нарисована красным цветов "ковровая дорожка". С одной стороны, это было красиво, а с другой, экипаж тоже видел аккуратность такой дорожки, и старался не мусорить вокруг танка и не оставлять после себя ненужные вещи и мусор.
   Полк в составе дивизии регулярно проверялся: весной, летом, осенью. Я принимал активное участие при таких проверках. Наш полк считался лучшим танковым полком в армии, и даже в группе войск.
   Командование полка было дружным и поддерживало друг друга. Командир полка знал, что заместители его работают вместе, помогают при необходимости один другому. Вот характерный пример.
   В один из дней, ближе к окончанию службы, в мой кабинет вошел заместитель по тылу с проблемой. Завтра, дескать, приезжает комиссия проверять оборудование котельной новой техникой для сжигания угольной крошки и пыли.
   Задача в том, что технику по каким-то причинам не установили. Я предложил показать мне чертежи. Сложностей там особых не было, только требовалось сваркой поработать и подогнать. Договорились, что зампотылу уходит домой, а я с солдатами смонтирую все до утра. А в шесть утра, до приезда проверки, он придет и протопит и проверит все, так как это уже не по моей части. А к этому времени мы все сделаем.
   Он ушел, а я вызвал свою ремонтную бригаду: сварщиков, слесарей, электриков. Работа закипела. За ночь мы все установили. Утром зампотылу прибежал даже раньше, чем договаривались. Проверил, все смонтировано, его бойцы затопили - все работает, как нужно. Комиссией мы были отмечены в первых рядах, хотя, фактически, все сделали за ночь перед приездом комиссии. А если бы мы не дружили, то так просто бы все не решилось. Он, в свою очередь, всегда шел мне навстречу, когда что-то нужно было для мастерской.
  
  
   {Фрагмент 860068}
   Командир полка лично наблюдал за взаимоотношениями между своими заместителями. Если замечал какое-то напряжение, или шероховатости, сразу принимал соответствующие меры. Обычно он заказывал ужин в офицерской столовой. Приглашал всех заместителей к себе в кабинет, и предлагал, чтобы они друг на друга не косились, посидеть за одним столом, обговорить недостатки, проблемы.
   Это был небольшой ужин, без излишеств, максимум одна бутылка вина, не больше. В основном велись разговоры, кому что мешает, что можно улучшить, высказывались затаенные обиды. Командир полка все решал мирно, как правило, все оставались довольны.
   Командир должен быть одновременно и требовательным и заботливым. Следить за множеством разных вещей одновременно: чтобы был порядок в казармах, столовой, чистота чтобы везде была, у солдат полноценный отдых, боевая подготовка по расписанию и так далее. Только тогда придут успехи.
   Запомнилось еще как в 1960-1961 годах, будучи министром обороны, Маршал Советского Союза Жуков был с делегацией в Индии. Там ему бросилось в глаза, что все генералы местной армии, офицеры очень подтянутые, с отличной выправкой, и совсем нет животов. По возвращению из Индии он издал приказ по вооруженным силам, чтобы наши генералы и офицеры тоже были подтянутыми и стройными. Для чего ввели ежедневно час обязательной спортивной подготовки для офицеров.
   У нас это выглядело следующим образом: раньше на час все поднимались, не завтракая, собирались в полку на спортплощадке, и в течение часа занимались. После всех спортивных занятий возвращались по домам, завтракали и шли на службу. Какие-то острословы прозвали это мероприятие "индийский час".
   Мы, конечно, обсуждали этот приказ, но выполняли. Примерно год это продолжалось, но не становились офицеры и генералы худенькими. И питались наши люди по-другому, и климат совсем не индийский. А потом все это было спущено на тормозах и потихоньку забылось.
   В тот период времени у нас был отличный командир полка: требовательный, грамотный, заботливый. В то же время веселый, мог сыграть на аккордеоне, спеть, сплясать. Все праздники: Новый Год, 23 февраля, 8 марта, День Танкиста отмечали задорно, весело, намечали план, собирали деньги, готовили стол. Все очень любили эти вечера, проводились они дружно, семейные офицеры с женами. Холостые могли пригласить своих девушек, которые работали в госпиталях, на коммутаторах.
   Чтобы не случалось неприятностей, дежурила машина. В основном, никто не напивался, разве что новенькие молодые офицеры, которых тянуло на подвиги. Так если случался такой желающий геройствовать, его сразу в машину, доставляли домой. А машина назад, на дежурство. Вдруг еще кто объявится, кого надо домой доставить!
   Даже когда поступил приказ прекратить все сборы, вечера и праздники, мы все равно продолжали. Начальник полка отговаривался, что уже и деньги собраны, и продукты закуплены. Ему разрешали под его ответственность проводить. И никогда у нас не было никаких неприятностей. А там, где запрещали все напрочь, там и бывали нарушения дисциплины и происшествия.
   Командир в полку был отличный, но пришло время ему отправляться на Родину, на следующее место службы. Начальство почему-то не захотело повышать никого из замов нашего начальника, хотя он рекомендовал и того и другого на свое место. А прислали "варяга" из другой части. Буквально через неделю оказалось, что наш новый командир полка любит прикладываться к бутылке, проводит время в компании таких же как он. Такие всегда быстро находят себе компанию. Все это стало сказываться на результатах полка, и слава его стала меркнуть.
   Потом у одного заместителя командира полка закончился срок службы за границей, у второго, потихоньку все стали разъезжаться по новым частям для прохождения дальнейшей службы. И полк окончательно перестал выделяться. Уже ни о каких победах и кубках речи быть не могло.
   Так что от командира много зависит: где командир хороший, то и люди хорошие воспитываются, вплоть до последнего солдата.
  
  
   {Фрагмент 860069}
   Поскольку подводное вождение теперь было не только у отдельного батальона, а изучала это вся дивизия, то нужно было отрабатывать вождение через водную преграду. Это было возложено на меня, хотя я был всего лишь заместителем командира полка по технической части.
   Под моим руководством готовились танки, прочая техника, перегонялось все на Эльбу, там выделялся участок реки с подходящим дном и берегами. Там готовилась переправа, обязательно проводилась подготовка спасательной службы. Начиналось обычно с показательных занятий, на которые приезжало командование дивизии, других полков. После показательных занятий высокое начальство разъезжалось и продолжалось обучение уже в нормальном рабочем порядке.
   Сначала я пропускал все экипажи своего полка, затем танкисты из других полков, даже в мотострелковых полках был танковый батальон. У всех проверялась подготовка, проводился инструктаж, вырабатывалась уверенность у экипажей, чтобы не боялись находиться под водой. Таким образом, через подводное вождение проходили все танкисты нашей дивизии. Затем танки своим ходом перегонялись в наш городок. Занимал этот ответственный период до двух недель.
  
  
   {Фрагмент 860070}
   Подводное вождение танков - самый ответственный, самый сложный и опасный вид боевой подготовки, который широко практиковался в войсках в советское время.
   Во время моей службы в Группе Советских Войск в ГДР в нашем полку произошло чрезвычайное происшествие.
   Во время форсирования реки одним из танков, посредине реки экипаж по радио доложил, что в танке газы, он остановился и заглох. Я дал команду повторно завести танк. Попытка была неудачной. Следующая команда - надеть противогазы, снять танк с передачи и подготовиться к эвакуации.
  
   Надо рассказать немного про подготовку танка к подводному вождению.
   Каждый танк оборудуется воздухопитающей трубой на башне, через которую дышит экипаж и питается двигатель под водой, установить оборудование для ОПВТ и на всякий случай подготовить танк к эвакуации. На воздухопитающую трубу обязательно ставится табличка с номером танка, чтобы было видно местонахождения танка под водой. Кроме того к ней привязываются тросы. На каждый танк положено иметь два буксировочных троса. Один из них крепится в лобовой части танка, второй - в кормовой, за специальные крюки. Свободные концы тросов укладываются на надгусеничную полку танка. Чтобы трос не выпал во время движения или эвакуации, у крюка танка есть защелка. К свободным концам тросов привязывались веревки, а вторые концы этих веревок привязывались к воздухопитающей трубе. Чтобы не перепутать, какая веревка от какого троса, мы одну из веревок красили.
   Сразу же подготовилась наша команда спасателей: плавающий бронетранспортер с катушкой и лодка, в которой находятся несколько спасателей. Лодка подошла к месту нахождения танка, вытащили веревки и тросы привязали к катушке бронетранспортера дальше к тягачу, который стоял на берегу. Когда тягач потащил трос, оказалось, что крюк соскочил с танка, и эвакуация на этот берег невозможна.
   Бронетранспортеру пришлось пройти вниз по течению, высвободить весь свободный трос и смотать. После этого взяли другой трос с кормы танка. В этот раз все прошло удачно, и другой тягач успешно вытащил танк на другой берег. Туда же направили сразу санитарную машину с фельдшеров, который имел еще с войны опыт работы с ранеными.
   Когда танк вытащили и открыли люк, два члена экипажа вышли сами, а двух подняли на руках. Сильнее всех отравился механик-водитель, так как он сидел ниже всех и первым почувствовал, что газы прорвались через выхлопной коллектор, и заряжающий. Их вытащили за собой командир и наводчик в противогазах. Фельдшер сделал укол отравившимся, и на санитарной машине их отправили в ближайший госпиталь. Санитарная машина вскорости вернулась и доложила, что в порядке, все живы и здоровы. Их напоили чаем и уложили спать.
   В то время было недостаточно опыта у нас по такому организации такого вождения, да и литературы не хватало. И оставшиеся офицеры начали между собой обсуждать, почему соскочил трос, выдвигать разные гипотезы. Пришли к выводу, что когда трос подняли вертикально вверх, то защелка выскочила из крюка. Начали думать, как более надежно крепить трос. И придумали кроме защелки забивать в крюк еще и деревянный клин спереди и сзади.
   И в будущем, сколько раз я проводил подводные вождения, ни разу трос не соскакивал с защелки крюка танка.
   Во время службы моей уже заместителем командира танковой дивизии мы форсировали широкие водные преграды, как Неман и Эльба. И реки были достаточно глубокими, так что вода доходила почти до верха воздухопитающей трубы.
   Зимой обучали экипажи в гидроклассах затапливать макет танка и выходить в изолирующих противогазах, а летом проводили по плану одиночные дневные и ночные вождения, а затем в составе подразделения. Это длилось до месяца, бывало, что и спал урывками в течение месяца, но никогда не покинул ни одного занятия по вождению. Следил, чтобы в каждом экипаже было несколько человек уже опытных, неоднократно проходившие подводное вождение. Тогда новички чувствуют себя спокойнее.
   При подготовке спасательных команд я всегда принимал личное участие, придумывали какие-то ситуации для спасателей, и потом их прорабатывали. На показательных занятиях всегда в первую очередь мы показывали процесс эвакуации экипажа из танка, "заглохшего" под водой. Спасатели по отработанной системе эвакуировали танк с помощью тягачей и тросов.
   Как-то зимой мы проводили подводное вождение, а стояли сильные морозы: -18-20 градусов. Через всю реку саперный батальон снял лед шириной до 20 метров и освободил нам зеркало для вождения. Когда первый танк прошел под водой и вышел на тот берег, с корпуса стекала вода, тут же застывала льдом толщиной в палец. И при движении лед начинал трещать и разлетаться в стороны "петухами". А через несколько прохождений под водой туда-сюда, танк уже разогревался и вода просто стекала.
  
  
   {Фрагмент 860071}
   На учениях, которые проводились зимой или летом, давалась команда "форсировать реку по нескольким направлениям". Для каждого полка давалось свое направление. Так как экипажи уже были обучены, требовалось быстро преодолеть водную преграду на ограниченное время. Этому экипажи тоже надо было учить.
   Если на подводном вождении я лично стоял и проверял и перепроверял готовность танка идти под воду и готовность спасательных служб, то на таких учениях каждый полк идет своим направлением. Наша дивизия всегда преодолевала реку Неман, достаточно широкую.
   Чтобы преодолеть реку за отведенное время, танки идут под водой с интервалом 15-20 метров. Но не цепочкой, а шахматным порядком, чтобы не наткнуться на предыдущий танк в случае какой-то неисправности. А перед погружением в воду танк надо подготовить. Времени на это дается мало, у офицеров нет возможности проверить каждый танк. Поэтому мы учили каждый экипаж готовить и проверять танк на герметичность. Для этого была разработана и опробована такая методика.
   В первую очередь танк нужно проверить на герметичность. Мы делали это без погружения под воду. К педали газа привязывалась бечевка, танк заводился на холостых оборотах, закрывались наглухо все люки. А бечевкой управлялась подача топлива.
   Получалось, что танк наглухо закрыт, воздухопитающей трубы у него нет. Двигатель вырабатывал весь воздух и глох через три-четыре минуты. В танке образовывалось пониженное давление. И экипаж внимательно слушал, не свистит ли какое-то соединение, какой-то люк. Если свистит - значит, там нет герметичности, и туда поступает воздух. При нахождении такого места экипаж определял неисправность, устранял ее и докладывал о готовности танка к погружению.
   Таким образом, у нас все готовили танки самостоятельно и достаточно быстро. Перед самым форсированием все проверяли свои машины, устраняли неисправности, и каждый полк переправлялся по своему направлению.
   В один из дней на военный совет к заместителю командующего округом были вызваны несколько офицеров для назначения на новые должности. В том числе нужно было назначить заместителя командира учебной дивизии в Риге и заместителя командира танковой дивизии. Первым назначили заместителя командира учебной дивизии: бывшего работника технического отдела округа. Командующий утвердил. Когда дошла очередь до меня, я начал рассказывать свою биографию, где служил. Был заместителем командира отдельного учебного батальона. Командующий, выслушав меня, высказал мнение, что меня надо бы назначить как раз в учебную дивизию. Но офицеры, готовившие документы не согласились, и доложили, что готовили меня именно в боевую танковую дивизию, так как там более ответственная и трудная работа. Командующий с этим согласился.
   Впоследствии ходили слухи, что у меня "мохнатая рука" и назначили меня "по блату". Дошло это до командира дивизии и заместителей, но все помалкивали.
   Я всегда тщательно знакомился с новой должностью, вникал во все детали, искал, где можно что-то улучшить. Так же было и в этом случае, при моем назначении заместителя командира дивизии.
   Танки в дивизии делились на два вида: боевые и учебно-боевые. В каждом танковом полку четыре танка учебно-боевых, а остальные - боевые, и в мирное время стоят на хранении. Их используют только на учениях, по боевой тревоге, и в случае войны. Вся же боевая подготовка должна проводиться на учебно-боевых танках. Их в дивизии двенадцать, и в мотострелковом полку два, итого четырнадцать танков. На них ведется боевая подготовка, вождение, стрельбы, и все прочие дисциплины.
   При осмотре танков в полках, я обратил внимание, что боевые танки стоят на хранении не обслуженные должным образом. Полковые командиры ответили на мой вопрос, что боевые танки используются для проверки округа или армии. Чтобы хорошо сдать, поднимают роту, выводят из хранения боевые танки, и на них сдают. Потом ставят в парк, а времени на обслуживание не хватает.
   Мое мнение было такое, что это неправильно. Ведь в дивизии отличные учебные танки. Экипажи на них целый год стреляют, тренируют вождение, обслуживаем их. Должны сдать на учебных танках. И на следующем собрании узкого круга офицеров перед очередной проверкой я воспротивился, чтобы выводились с хранения боевые танки. Мы сдадим хорошо и на учебных танках. Все промолчали, не хотели связываться, как они думали, с тем, кого поставили по блату, но думали, что учения мы провалим.
   А у меня уже все танки были записаны в блокноте, я знал, какой танк что из себя представляет. Как говорится, "под каждым танком" я уже пролез, и отлично знал, кто что из себя представляет. К проверке вождения нужен какой танк? С новым двигателем, чтобы скорость была. Не так важен стабилизатор, ведь из него стрелять не будут. А для стрельбы нужен танк с хорошим стабилизатором.
   Если танк уже подходит к среднему ремонту, это значит замена двигателя, других узлов. Это делается в дивизии, в ремонтном батальоне. Я его тяну по проверки, пока запас по двигателю еще есть. Другой танк подходит по сроку к капитальному ремонту. Надо его отправлять на завод, а вместо него сразу же снимается с хранения боевой танк и выводится в учебную группу. У меня все это записано, и за две недели до учений, а то и меньше те танки, которым нужен средний ремонт, отправляем в ремонтный батальон, на замену двигателей. Раз - и танк с новым двигателем. Готов к проверке. Те танки, которые должны участвовать в стрельбах тоже тянул до самой проверки, а перед проверкой изношенные танки приказом в капитальный ремонт, снимаем с хранения боевые, проводим обслуживание. Так что сдали мы на "хорошо" и "отлично", и вроде как на учебных танках.
   Так что надо думать, когда и сколько танков отправлять в ремонт и на замену. У нас и проверки проходили хорошо, и боевые танки были готовы в любое время для выезда.
   В 1968 году, во время Чехословацких событий, наши дивизия одной из первых прошла маршем из Прибалтики до точки назначения, и ни один из боевых танков по пути марша не заглох и не сломался. Потому что мы не использовали их, как затычки, в случае учений и проверок.
  
  
   {Фрагмент 860072}
   Расскажу несколько курьезных случаев того периода службы.
   Командующий округом не очень хорошо относился к нашему командиру дивизии. Командующий округом, генерал Хетагуров, любил полигоны. Он практически жил на полигонах. Он не считал зазорным для себя подойти к танку, спуститься в траншею, не боялся испачкаться. И так как учения на полигонах проводились практически непрерывно, то и генерал там дневал и ночевал. И, естественно, на полигоне не получится быть таким же чистым, как просто сидя в кабинете.
   Так вот, командующий раз вызвал нашего командира дивизии прямо на полигон во время очередных учений. А командир был человеком новым, недавно назначенным, это было до моего назначения в эту дивизию, но история передавалась из уст в уста еще долго...
   Наш командир по вызову прибыл к командующему на машине, по дороге приведя себя в порядок, надев чистую форму и начистив до блеска сапоги. Машина подвезла его прямо к генералу. И командир вышел, в блестящих сапогах, в поглаженной форме. Докладывает о прибытии. А командующий, как раз из траншея поднялся. Принял доклад, осмотрел нашего командира, очень долго смотрел на его блестящие сапоги, ничего не сказал и отпустил.
   И как раз во время чехословацких событий, когда наши части выдвигались в том направлении, один из управленцев округа пересказывал слова командующего на инструктаже перед отправкой.
   - Вы поедете на помощь в 40 танковую дивизию, так будьте там внимательнее! Там командир дивизии в начищенных хромовых сапогах ходит.
   Не доверял командующий нашему командиру после того случая. А на самом деле командир у нас был знающий, хороший. Боевую подготовку любил.
   В 1968 году я только вернулся из отпуска и докладывал командиру дивизии о прибытии на службу, как прямо при мне командира дивизии по спецсвязи вызвал командующий армии. Оказалось - общая тревога. Не учебная. Я занялся транспортировкой колесных автомобилей, и гусеничной техники.
   В мирное время мы готовили специальные пункты приема техники. На них оформляется документация, сколько машин, откуда и куда, как осматривать и так далее. Но там, как правило, сколько разнообразных требований, что можно забраковать даже машину, пришедшую с капремонта.
   Я взял любимый блокнот, объехал все пункты приема техники и провел новый инструктаж. Попросил не заниматься казуистикой.
   Особое внимание обратить на резину: в случае чего, в дивизии запасной резины нет, в дороге ее взять будет негде. Машины с изношенной резиной не брать. Если слабый аккумулятор - обязательно полностью зарядить его на специальном приспособлении. Двигатель если стучит - то не брать. Остальное все - ремонтировать и готовить в дорогу. Таким образом, забракованными оказались только несколько автомобилей. И наша дивизия была отмобилизована одной из первых по округу. В то время как другие дивизии мучились еще дня три, запрашивали новые машины на замену своим, те тоже не сразу и не все подходили. А "командир в хромовых сапогах" отмобилизовал свою дивизию в числе первых.
   Когда мы выдвигались в направлении Чехословакии, нашу дивизию разделили. Колесная техника передвигалась своим ходом, а гусеничная - по железной дороге. Нам было предписано разгрузиться в Котбусе, а на погрузку становиться в Черняховске, Калининградской области. До железнодорожной станции из Советска добирались своим ходом, в рамках учений.
   В Черняховск подавались платформы из Европейских стран, так как ширина колеи в Европе и в Советском Союзе была разная, там все наши части поочередно грузились, и переправлялись к месту сбора в Чехословакии.
   Командир наш ушел с колесными машинами и тягачами, в сопровождении представителя начальника округа. А организация отправки танков нашей дивизии была возложена на меня. По мене подачи платформ мы грузили подразделения и отправляли. Я старался отправлять подразделения целиком, побатальонно, в разрывы ставил кухню, и подразделения обеспечения. Снабжение нам предлагало колодки для крепления танков на платформе - мы брали. Хороший, сухой лес. А танки в то время уже крепились без колодок, надевались башмаки на гусеницы, да между катками забивались специальные распорки, которые каждый экипаж имел в танке.
   А колодки пошли в кухни, для обеспечения подразделений горячей пищей. Так и оправлял: подразделение танков, руководство этого подразделения, кухни, ремонтные мастерские, и прочие подразделения, необходимые для несения службы. Мало ли что там случится после прибытия на место, а так, у подразделения есть с собой все необходимое для выполнения боевых задач.
   Полки добирались до места дислокации по очереди, и благодаря такой предусмотрительности, практически ни в чем не нуждались. Ни разу я не оставлял отдельно один-два танка оторванных от руководства и поддержки.
   А на соседних колеях грузилась другая дивизия, где погрузкой распоряжался мой коллега, недавно назначенный на дивизию. И у него оставалось все больше одиночных танков, не ушедших со своими подразделениями. Один от роты, от батальона пару штук, от полка шесть экипажей.
   Он даже обиделся на мое такое предупреждение.
   Когда у меня уже оставалось к отправке пару батальонов, да и у него примерно столько же, по факту жалобы местных жителей приезжает целая комиссия из округа. Дескать, солдаты обирают огороды, воруют у местного населения.
   Я показал свой лагерь, огороженный, с положенным числом полевых кухонь. И показал на соседний лагерь, где стояли танки без общего командира, без кухонь. Из штаба округа доставили несколько кухонь и организовали кормление экипажей оставшихся танков соседней дивизии.
   Уже на месте, когда мы расположились в районах выполнения полученных боевых задач, шли очень сильные дожди. Личный состав роты укрыть негде, палаток не хватало. В то время как на каждом танке большой и плотный брезент. И танк оставлять под дождем не годится, и людей жалко. Мы придумали следующее: ставили два танка почти рядышком друг с другом. Накрывали их одним брезентом, лишь бы трансмиссию закрывало от дождя. А броне и гусеницам ничего не будет, только помоет лишний раз. Освободившийся же брезент шел на сооружение временных палаток для личного состава. Личный состав был укрыт.
   Даже на военном совете доложили командующему, как мы решали вопрос укрытия людей и техники и ставили нашу дивизию в пример.
   После нескольких месяцев нахождения в Рудных Горах командование хотело оставить нас на постоянной основе там, или передислоцировать в группу войск в Германии. И пришел такой приказ: проверить личный состав, негодных по каким-то причинам продолжать службу за границей вернуть в Советский Союз. То же самое касалось и военной техники - проверить ее состояние, и неисправную, которая не может выполнять поставленные задачи, отправить на Родину.
   На совещании у командира дивизии мы обсудили, как выполнить этот приказ. Я гарантировал состояние нашей техники, так как следил за нею постоянно. Но предложил отправить телеграмму по полкам и собрать со всей дивизии технику, которую, по мнению полковых руководителей, нужно отправлять в Советский Союз. И собрать ее всю в нашем ремонтном батальоне, где комиссия, под председательством заместителя командира дивизии по технической части рассмотрит каждую машину и примет решение, что отправлять, а что можно починить на месте.
   А командир дивизии с замполитом, то же самое сделают с личным составом, который направят из полков для отправки в Советский Союз.
   Так и сделали. Нам в ремонтный батальон пригнали не больше десяти машин. У одной коробка неисправна, у другой что-то другое, но все ремонтируется на месте. Отдал команду, и в течение дня все было отремонтировано.
   Вечером отрапортовал командиру дивизии: техники, которую нужно отправлять на Родину - ноль единиц. Все отремонтировано в лучшем виде. А у командира с замполитом набралось около двадцати человек, нуждающихся к отправке.
   Отправили телеграмму в штаб армии: необходимо отправить в Советский Союз двадцать человек и ноль машин. А другие дивизии рапортовали о необходимости отправить несколько сотен человек личного состава и сорок-пятьдесят машин. По факту сильного несоответствия данных между разными дивизиями командование решило перепроверить эти числа. Мы повторно отправили наши цифры.
   Оказалось, что в других дивизиях к проверке подходили очень строго: бабушка где-то живет за границей - не годен нести службу в этом округе и так дальше. А пригодность машин определяли со слов водителей. А им только дай пожаловаться и попросить новую технику. Напишут такого. И никто не проверял этого.
   А у нас было несколько больных, у пары человек были маленькие дети, за которыми некому было ухаживать. Их действительно надо было отправлять.
   В результате дали команду сосредоточить неисправную технику в одном месте. Назначили руководителей для организации отправки. Там же и людей собрали и отправили всех к границе своим ходом. Через полтора суток все машины своих ходом пересекли границу. Отрапортовали о доставке техники и личного состава в Советский Союз, что вызвало новую проверку со стороны командования: как могла неисправная техника пройти такое расстояние своим ходом?
   Опять пошли депеши, проверки и наказания виновных. А наша дивизия, с командиром "в хромовых сапогах" оказались в числе лучших. В числе первых отмобилизовались, лучше всех прошли марш, меньше всего техники отправляли назад неисправной. Командира дивизии представили к награждению орденом Героя Советского Союза, а меня Орденом Красного Знамени.
  
   {Фрагмент 860073}
   Мне пришлось быть советников в Египте, когда он был соединен с Сирией. У меня было несколько "подсоветных". Советник должен был быть очень грамотным, очень подготовленным, потому что иногда "подсоветные" у нас обучались в Советском Союзе, имели хорошие знания, и опят работы. И чтобы иметь уважение у таких товарищей, необходимо было показать знания и умения, уровень обращения с техникой выше, чем у них. Тогда к советнику относятся с уважением и почтением.
   Пару курьезных случаев было и у меня.
   Однажды мы приехали в район Асуанской плотины. Я был предупрежден нашими сослуживцами, что обеды и ужины у них там достаточно скудные, и мне советовали взять с собой колбасы, которую я и купил в Каире, в армянской лавке. Нам выделили по комнате, мне и "подсоветному". А перед комнатами был небольшой холл. Там я оставил вещи и портфель с колбасой, а сам пошел осматривать территорию.
   Через какое-то время меня нашел переводчик и очень просил срочно прийти к себе в комнату. Как оказалось, мой "подсоветный" не мог войти к себе комнату, так как унюхал, что в портфеле лежала колбаса из свинины, и просил ее убрать. Чтобы не оскверниться самому, находясь в одном помещении со свининой.
   Через какое-то время пригласили меня через переводчика на обед. Пока пришли, да помыли руки, заходим, а все сидят и ждут меня, как советника. Даже высокие чины кушать не начинают. Я извинился через переводчика, и начали обедать. Вероятно, был какой-то праздник, так как обед был очень и очень обильный. Одним из блюд шли жареные голуби. Попробовал я их - не могу есть. И спиртного у них вообще не бывает, А обижать хозяев не хочется. Договорились с переводчиком, что будем накладывать закуски и салаты, и обменяемся тарелками. Он был очень доволен, так как съел целых два голубя. А мне было достаточно закусок и сладких десертов.
   Ранее я упоминал, как во время Великой Отечественной войны получил отпуск на десять суток во время зимы и чуть не заблудился в заснеженной степи. Похожая ситуация случилась со мной и в Египте. Мы находились с инспекционной поездкой в одной из артиллерийский частей, когда задул сезонный ветер хамсин. Он дует от десяти до пятидесяти дней подряд, и всякая жизнь на это время практически парализуется. Поняв, что толку от инспекции не будет никакого, я принял решение вернуться в Каир. И вот мы втроем, я, артиллерийский офицер-советник и переводчик поехали в Каир на машине ГАЗ-69. Обмотались, как могли тканью, чтобы можно было дышать и выехали. Хамсин несет мельчайшие частицы песка, которые забиваются во все возможные щели, складки одежды, и выглядит, как снежная вьюга, только из песка.
   Дорога местами была заасфальтирована, местами просто укатанная проселочная дорога. И были участки, которых мы совсем не видели из-за нанесенного песка. Тогда приходилось останавливаться, или ехать очень медленно, искать какие-то указатели, ориентиры, чтобы не сбиться с пути.
   Примерно после половины дороги я начал сильно переживать за двигатель, ведь воздухозаборник набирал эту мельчайшую пыль постоянно. И двигатель мог отказать в любой момент. А никаких машин мы так и не встретили, ни попуток, ни встречных. Но двигатель выдержал, мы доехали до Каира, и потом очень долго и тщательно пришлось очищать машину и двигатель от налета пыли.
  
  
   {Фрагмент 860074}
   Несколько историй о ходячей легенде Сороковой танковой дивизии - старшине Мычке, командире эваковзвода в ремонтном батальоне.
   Мне, как зампотеху дивизии было поручено собрать все остатки дивизии, всю технику, погрузить и отправить эшелонами. Последним эшелоном отправлялся ремонтный батальон, и самым последним грузился как раз эваковзвод старшины Мычки.
   Мычка - особенный человек. Ему было около пятидесяти лет, грамотный, старательный, с юмором, исключительно исполнительный. Он прекрасно командовал эваковзводом. И вот, когда уже все было практически готово для отправки, ко мне обратился переводчик и сообщил, что прибыл немецкий офицер полиции с женой и просят поговорить и попрощаться со старшиной Мычкой. Я передал через переводчика, что он освободится чуть позже и подойдет.
   Когда Мычка погрузил всю свою технику, мы выяснили, сколько времени осталось до отправления, и старшина был отпущен попрощаться со своими знакомыми. Разговор у них был без переводчика, в основном, жестами. Когда пришло время эшелону трогаться, старшина вскочил в вагон, а мы увидели, что офицер полиции и его жена достали из карманов платочки и начали вытирать глаза от слез.
   Мы были удивлены, как они познакомились и подружились без переводчиков, Я долго думал, откуда взялась такая дружба? Старшина рассказал историю их знакомства.
   Танковая дивизия шла к месту дислокации. Последним шел ремонтный батальон, и замыкал его эваковзвод Мычки. Ему была поставлена задача: при выходе из строя какой-то техники на марше, цеплять ее на тягачи эваковзвода и сопровождать до места дислокации. Чтобы не создавать заторы, и не бросать на дороге технику. А немецкий офицер регулировал движение и помогал проехать без заторов и остановок той части колонны, где ехал старшина. Таким образом, они проехали бок о бок до самого места расположения ремонтного батальона, и, не зная языка, почувствовали друг к другу симпатию, уважение и подружились. Есть такая пословица: "рыбак рыбака видит издалека", и припасами обменяются, и советом помогут, где лучше ловить. Они чувствуют друг друга по духу.
   Так и в нашем случае - в одном месте оказались два толковых человека: немецкий офицер-регулировщик, и наш старшина.
   Мычка очень не любил, когда его проверяют, так как всегда исключительно скрупулезно выполнял приказы.
   Однажды мною была поставлена задача командиру ремонтного батальона: заменить двух дневальных, которые открывали и закрывали ворота на въезде в часть на механические ворота, открывающиеся и закрывающиеся кнопкой. Командир поручил это старшине.
   Когда я приехал проверить, все отлично работало, а Мычка доложил, что все сделано с точностью до микрона. Этим он подчеркивал, что если ему поручено, он все сделает точно, как приказано.
   По возвращению из Чехословакии, на сборах командования генералы вспоминали, как бы в шутку, когда на марше ими командовал старшина. И не смотря на разницу в званиях, и то, что они его и матом ругали, он стоял на своем и выполнял приказ. Они превращали это в шутку, а дело было так.
   Когда перед Чехословацкими событиями была объявлена по армии боевая тревога, одна дивизия, кажется, Первая Московская, была на полигонах и должна была возвращаться через Советск по определенному маршруту. Нам была поставлена задача: обеспечить прохождение дивизии. Я знал узкое место, где по маршруту движения дивизии был заболоченный ручей, через переброшен маленький мостик, по которому проходили машины.
   Но техника ожидалась тяжелая, в том числе и танки, поэтому мостик необходимо было сохранить. Он мог пригодиться и для нашей дивизии в дальнейшем. Я взял Мычку с собой, показал ему мостик. Объяснил задачу: сохранить мостик любой ценой. Если надо - поперек поставить тягач и тяжелую технику и танки пускать в обход мостика. Для этого тягачами справа-слева проехать, обозначить дорогу и с каждой стороны дергать по тягачу. В случае, если техника наших коллег застрянет, помогать ее эвакуировать. Не создавать заторы и столпотворения в этой низине.
   Старшина так и выполнял свою задачу. В какой-то момент подъехали генералы, решили ускорить прохождение техники и пустить ее через мостик. Каждый мнил себя стратегом, и они попытались командовать Мычкой . А тот был своеобразный мужик, просто обложил их матом и сказал, что ему поставлена задача лично зампотехом дивизии, и он ее будет выполнять любой ценой.
   Генералы отступились, но потом, на сборах и совещаниях любили в шутку вспоминать этот случай.
   При транспортировке в Чехословакию была допущена ошибка, так как мы перегружались два раза. Мы находились в ГДР, а там колея другой ширины, пришлось доехать до Черняховска, потом перегружать технику на другие платформы, и следовать дальше в Советск. Изначально вся тяжелая техника должна была двигаться в Чехословакию на трайлерах, но кто-то вверху доложил, что только первая дивизия пойдет таким образом, в остальные - железной дорогой. Передоложить никто не решился, и пришлось нам грузиться и перегружаться.
   Основные части располагались на территории ГДР, в районе границы с Чехословакией, или в горных районах Чехословакии. Население Рудных гор советских войск и не видело. Как в 1945 году прошли наши войска где-то стороной для освобождения страны, с тех пор наших войск там не было. И вот когда наши части прибыли на место временной дислокации, то ли в шутку, то ли всерьез некоторые женщины просили снять шапки и показать, где у нас растут рога.
   Местные руководители обращались к нашему командованию, и оно шло навстречу: выделяло подразделения солдат. Шла осень, и солдаты помогали убирать урожай. Так как у наших солдат была высокая эффективность и дисциплина, всегда просили помощи с удовольствием. Наше подразделение тоже помогало местному населению, боевых действий не было, и хотелось сменить вид деятельности.
   После возвращения из Чехословакии нам объявили благодарность. Министр обороны в октябре 1968 года нам было выписано благодарственное письмо.
   "17 октября 1968 года за отличное выполнение задачи умелое овладение техникой, Вам, как участнику выполнения интернационального долга по защите социалистических завоеваний в Чехословакии, объявлена благодарность".
   Когда нас отправляли в Чехословакию, то командующий считал нашего командира дивизии верхоглядом, "командиром в хромовых сапогах", а когда дивизия вернулась на место постоянной дислокации, наш командир оказался лучшим из всех командиров дивизий. Поэтому сразу стал в почете у командования округа. При проверке московскими комиссиями командование "ставило нас под удар", и мы справлялись отлично, получали хорошие оценки.
   Командир наш был очень толковый, спокойно, без всякого крика мог организовать и распределить обязанности между заместителями, чтобы была дружба, поддержка, и каждый выполнял свою задачу. Много времени уделялось планированию. Каждую неделю заместители командира дивизии и начальники отдельных служб собирались на планерку, где распределялись задачи на неделю, согласовывалось расписание. Кто где и что выполняет.
   Однажды был случай, когда я оказался в дивизии один из командного состава. Приехали проверяющие из округа. Я встретил, доложил. Где какой полк и чем занимается. На все вопросы ответил. Проверяющие были удивлены. Потом спрашивали командира дивизии: "как это у тебя зампотех так все знает?" А тот отвечал, что у нас все заместители все знают, так как планируется расписание заранее для всех дивизии.
   В другой раз к нам приехал с проверкой министр обороны Гречко. Про него рассказывали, что когда он прибывал с проверкой куда-то, то отказывался ехать в городок и в столовую на встречу, а сразу отправлялся на полигон и смотрел, как проходит подготовка. И видел, где какие недочеты.
   Об этой его привычке стало известно в войсках. Как раз в начале семидесятых годов он прибыл проверять сороковую дивизию. Наученные опытом других дивизий, мы особенно подготовились. Ожидая прибытия министра, я находился на танкодроме, руководил вождением, другой заместитель командира на стрельбище.
   Вдруг над танкодромом летит красный вертолет. Танки двигались по большому кругу, я дал команду уплотниться и двигаться по малому кругу. Плотность вождения увеличилась. Вертолет пролетел и приземлился.
   Командир дивизии встретил министра, доложил, предложил посмотреть, как организована боевая подготовка. Потом проследовать в городок, где министра ожидали. Тот ответил, что распорядок меняется, так как он с вертолета уже увидел все, что хотел. У вас, дескать, все нормально с боевой подготовкой. И поехал в городок, встречаться с жителями.
  
  
   {Фрагменты 860075-80}
   Хотелось бы вернуться к формированию учебного танкового полка СУ-76. Как формировался полк? На базе танковой бригады, которая расформировывалась. Часть личного состава должна была войти в учебный полк в качестве или руководителей, или курсантов. Механики-водители были опытные, но их необходимо было переучить на самоходную установку СУ-76.
   Что это за зверь, СУ-76? Это самоходная установка с 76-миллиметровой пушкой. Калибр пушки, конечно, большой, но она была защищена броней от пуль и осколков. Боевая рубка была покрыта сверху и с кормы брезентом, от дождя, так что боевое отделение было защищено от непогоды.
   Механики-водители бригады посмотрели и прозвали это установку "голопопый Фердинанд", намекая, что задняя часть не защищена ни от пуль, ни от осколков, а только от дождя. Поэтому они не очень хотели быть механиками-водителями на такой, не очень защищенной машине. Они собрались, и пошли к командиру полка, выставили требование, что так как у них имеются права водителя танка Т-34 или тяжелого танка, то новые машины они изучать не будут. Им пошли навстречу и разослали во воинским частям, где имелись Т-34 или тяжелые танки, а мы набирали новых курсантов: тех, которые приходили служить по призыву, выписывались из госпиталей и возвращались в войска. Возраст их был самый разный, от семнадцати до пятидесяти лет. Вот такие были курсанты.
   Поначалу были случаи дезертирства из нашего учебного полка. Вновь прибывшие для обучения курсанты, особенно те, у кого были права для вождения танков, сбегали на близлежащую станцию Костырево, дожидались проходящего на фронт эшелона с техникой и просились к ним. Командир подразделения мог, видя права водителя танка, под свою ответственность взять просящегося с собой на фронт. И уже позже, с фронта, приходили к нам в полк переводные документы, что такой-то и такой-то курсанты служат теперь в другой части.
   Командование приняло меры, усилили контроль на станции, и как только кто-то появлялся на станции, его сразу проверяли и, при необходимости, возвращали в полк. Вот такого типа тогда было дезертирство - не спрятаться в тылу, а наоборот, уйти добровольцем на фронт.
   Были пополнения обычные, а однажды в полк пришел призыв из лагерей, осужденные. Я, из выделенной мне группы, назначил помощника командира взвода, так как его вроде уже признавали, и он очень добросовестно выполнял свою задачу по укреплению дисциплины во взводе. Как поощрения во взводах было распространено увольнение в кино для рядового состава или помощников командиров взводов. Кинотеатр был в Костырево, и под видом походов в кино курсанты знакомились с девушками, поэтому такого типа поощрение было очень и очень ценным.
   Хотелось еще объяснить, чем самоходная установка отличалась от танка. Самоходная установка легкого бронирования, но пушка довольно мощная. Вес самоходки был не большой, поэтому при выстреле из пушки она откатывалась, даже на тормозах, такая сильная была отдача. А прицелы на самоходных установках были артиллерийские, панорама такая, используется для прямой наводки и для стрельбы с закрытых позиций.
   Поэтому нужно было учитывать особенности при стрельбе прямой наводкой. Если не отрывать глаз от окуляра во время выстрела, то этот откат ударит по глазам, и можно получить травму, о похожем случае я ранее рассказывал.
   Танк в несколько раз тяжелее, бронирован не только от пуль, но и от снарядов, полностью закрыт, прицел там жесткий. Танк в основном в бою нацелен на прямую наводку, поэтому наводчик, когда стреляет, не отрывается от окуляра. И на прицел одета мощная резиновая втулка, поэтому танкист-наводчик на ходу даже не отрывается от прицела.
   В настоящее время артиллерийские установки закрыты броней и спереди и сзади, бронирование мощное, как правило, на самоходной установке пушки ставятся мощнее, чем на танк аналогичного класса.
  
  
  
   {Фрагмент 860081}
   Хочу остановиться отдельно на самоходных артиллерийских установках - САУ. Они создавались и создаются на базе танков, и отличаются от танка тем, что танк имеет вращающуюся башню, а самоходная установка такой башни не имеет. Также самоходная установка имеет большую огневую защиту, пушку более мощного калибра, чем танк.
   Например, самоходная артиллерийская установка САУ-76, которые были по штату в учебном артиллерийском полку, в котором я и служил, была создана на базе танка Т-70. Танк Т-70 имел пушку всего 45-миллиметровую. А уже САУ-76 имела пушку 76-миллиметров. Почти в два раза мощнее.
   Если танки использовались в бою для атаки, и поэтому прицельные приборы были рассчитаны на стрельбу прямой наводкой, то САУ могла использоваться как для стрельбы прямой наводкой, так и для стрельбы из закрытых огневых позиций. Поэтому на самоходной установке установлен прицельный прицел типа панорама, который позволял стрелять и прямой наводкой и из закрытых огневых позиций.
   САУ-100 имела еще более мощную пушку на 100 миллиметров, так как создавалась на базе танка Т-34, на котором была 85 миллиметровая пушка.
  
  
   {Фрагмент 860082}
   Хочу дополнить некоторые предыдущие рассказы. Рассказывая о подводном зимнем вождении, необходимо добавить: когда я проводил со всеми частями дивизии подводное вождение, необходимо было подготовить майну, то есть убрать лед для прохождения танков. Эту задачу выполнил саперный батальон за две недели. Лед резался на кубы, вытаскивался на берег или рядом на лед. Некоторые было проще затопить глубже, и течение уносило их дальше по руслу. Майна была подготовлена. Помня опыт прошлых лет, и зная обстановку, я уверен, что это были единственные подводные вождения в Прибалтийском военном округе с выемкой льда из реки Неман.
   Проводились иногда вождения зимой в районах заводов или теплостанций, которые спускали горячую воду или отработанные продукты в реку Неман. В Советске тоже был завод, который сбрасывал в реку горячую воду, и река на несколько километров не замерзала. Мы использовали эти участки для вождения зимой, не затрачивая средства и силы на подготовку майн.
   Во время проведения зимнего вождения, как правило, проводились по округу какие-то зимние штабные большие командные учения. И руководство хотело использовать фрагменты подводного вождения, преодоление реки в зимних условиях с выемкой льда для показа итогов этих учений. Якобы это было частью больших штабных учений и специально задумывалось именно так.
   Приезжали военные корреспонденты, фотографы, но так как температуры была постоянно 17-20 градусов ниже нуля, то отогрев свои фотоприборы в помещении, они выбегали на лед и пытались делать снимки. А оптика сразу же запотевала на таком морозе и ничего толкового у них не получалось.
   После подводного вождения мы еще проводили свои дивизионные учения с использованием этой майны для преодоления водной преграды зимой.
   Хочется дополнить рассказ о работе советника в Египте. Я был назначен советником по планированию и инспектированию, то есть проверке техники вооруженных сил Египта. Выполняя эти задачи, приходилось объезжать много воинских частей, проводить проверки личного состава. Хочется отметить, что многие офицеры были хорошо подготовлены, заканчивали военные училища в Советском Союзе, некоторые даже Академию, поэтому имели хорошую подготовку, большой практический навык в работе.
   Советники, которых Советский Союз посылал в какую-то страну, в том числе и Египет, играли особую роль. Дело в том, что лицо советника - лицо государства. Насколько советник подготовлен, как выглядит, что знает, что может подсказать. Поэтому очень важно было посылать советников хорошо подготовленных.
   Однажды я выехал для проверки очередного танкового подразделения. То ли произошла какая-то несогласованность в связи, то ли еще что, но о моем приезде в часть никому не сообщили. Мы с переводчиком приехали, а местные офицеры проводят свою проверку. И сразу я почувствовал напряжение и определенную неприязнь со стороны старшего египетского офицера. Дескать, мы и сами с усами, и нам тут разные проверяющие без надобности.
   Но я через переводчика дал понять, что приказ есть приказ, и раз я приехал проверять эту часть, то приказ будет исполнен. Когда мы прибыли на полигон, этот офицер демонстративно сел в танк, разогнался, проехал в одну сторону, развернулся, проехал назад и лихо остановился. Я понял, что это были показательные выступления для меня. Как будто он мне бросил вызов.
   Я уже много лет служил в танковых войсках, от командира взвода до заместителя командира дивизии, всегда с техникой, постоянно практиковался с танками, в том числе и с вождением. Попросил предоставить мне танк для маневров. Принял во внимание особенности почвы, а она была сухой и слегка каменистой. Сел, разогнался до большой скорости, не притормаживая совершил разворот на 180 градусов, вернулся на исходную точку
   Когда я выбрался из танка, отношение ко мне сразу изменилось. Офицеры поняли, что я не просто штабной проверяющий, а их коллега-танкист, сразу оттаяли, начали через переводчика общаться, задавать вопросы, пригласили на обед.
   Так что всесторонняя подготовка была очень важна для советника.
   Как только я прибыл в Египет, то, не зная местных особенностей, попал в не очень приятную ситуацию. Проверяя первую часть, я после каждого танка говорил, что не так с ним, кто виноват, как исправлять. Это виноват механик, тут надо всему экипажу доработать, и так далее.
   После очередного моего замечания, я забрался в танк, и вдруг услышал шлепок или щелчок. Мало ли что может быть, быстро вылез. Заметил, что это местный офицер дал пощечину механику танка, который я перед этим осматривал. И я понял - пощечину получил я.
   С того момента я не озвучивал свои комментарии сразу и вслух, а все записывал. И уже потом, после проверки всей части, в штабе или на совещании, докладывал по каждому танку и по каждому подразделению и ставил общую оценку. Чтобы старшие офицеры тут же не срывали злость на младшем составе и рядовых. Через какое-то время местные привыкли и прозвали меня "мистер Коля-Коля Шуф-Шуф-Шуф Баден". Примерно можно перевести как "все-все смотрит, а потом ставит оценку". Таким образом я старался не допустить, чтобы оценка привела к расправе с экипажем.
  
  
   {Фрагмент 860083}
   Вспомнил еще один случай. Коллега мой проверял не только технику, но и вождение танков. И однажды он мне пожаловался, что не может правильно поставить оценку оценочными листами.
   В Советском Союзе мы составляли специальную таблицу препятствий. Препятствие, время на его прохождение, и плюс или минус. Прошел или не прошел препятствие.
   Так вот он мне и говорит, проверил танк, прописал время, плюсы и минусы. Только где-то отвернулся, а уже все минусы исправлены на плюсы. Так местные офицеры, что сидели рядом с ним в штабе, пытались улучшить показатели.
   Я ему посоветовал то, что делал еще в Советском Союзе: сменить плюс на минус. И сообщить об этом местным офицерам через переводчика. Так он и сделал. Через какое-то время встречаемся с ним, а он рассказывает, что учет и оценки наладились. А местные через переводчика же выражали ему свое восхищение. Что он так ловко сделал исправление оценок практически невозможным.
   Вот что иногда приходится делать, чтобы обмануть обманщиков.
  
  
  
   {Фрагмент 860084-85}
   Хочу немного вернуться и рассказать о своем детстве. Родился я в городе Вадинск Пензенской области. До 1940 года он назывался Керенск. Переименован в четь реки Вад, которая протекает через наш город. Это достаточно полноводная река, круглый год, за исключением весенних месяцев, когда идет ледоход. На реке Вад построено несколько водяных мельниц, во время весеннего ледохода они открывают затворы и спускают воду со льдом. Потом затворы закрываются, и река довольно быстро опять наполняется.
   Пока река мелкая и уровень воды низкий, мы ловили раков. Шли с братом по мелководью, высматривали их норки, и вытягивали оттуда раков. Кидали на берег, тем, кто стоял с ведрами. Постепенно продвигались вниз по течению. Когда ведра наполнялись раками, мы шли домой. Мама варила их и мы наслаждались своей добычей.
   Река очень выручает приречные улицы, так как можно круглый год брать воду для полива и хозяйственных целей. Женщины прямо в реке полоскали белье, для чего на реке построены так называемые мостики.
   У нас на улице было много ребят, целая компания, и все хотели поплавать на лодке. Однажды где-то мы нашли лодку. А чтобы у нас ее не отобрали и не украли, мы, как покатаемся, возле берега в определенном месте ее притапливали. Переворачивали, наваливали сверху камней, а веревочкой к колышку крепили, чтобы течением не снесло. А когда надо было опять покататься, мы снимали камни, поднимали лодку, выливали воду, и она опять была готова.
   Как водилось в то время в деревнях, дети были предоставлены практически сами себе: родители старались заработать в колхозе, прокормить семью. А мы росли сами по себе в своих компаниях. Называли друг друга не по имени, а прозвищами. Мой друг детства, с которым мы еще долго потом дружили, Володя, был с прозвищем Козел, другой, Колька - Кага, он погиб во время войны. Еще одного звали Купец, мы у него всегда собирались и играли в карты. На семечки, конечно, денег у нас тогда не было. Тоже погиб во время войны.
   Одного прозывали Добчинский. Он был полненький, а мы все худые. А настоящее имя у него было Петька. У меня было несколько разных прозвищ в разное время. То я был Комар почему-то, а маму мою Комариха звали, хотя она Мария. Потом Колян, потом Шачек, клички менялись в зависимости от возраста.
   Так вот, многие жители выстроили мостики вдоль реки, для удобства. Однажды мы с Добчинским подняли лодку и решили вдвоем поплавать. Мы тогда держались от противоположного берега метрах в десяти, я на веслах, а Добчинский на руле. Я посматривал по сторонам и увидел, что на мостике сидит мальчонок лет пяти-шести. В руках у него была маленькая бутылочка. Только мы поравнялись с мостиком, как он падает в воду с головой. Последнее, что у меня в памяти осталось - как он ушел под воду с головой, и только ручонка с бутылкой еще была сверху. Потом и она скрылась.
   Я крикнул Добчинскому, чтобы тот нырял, а сам начал грести к мостику. Вода была тогда не сильно высоко, и ребенка мой приятель скоро поднял над водой, второй рукой схватился за борт лодки и я погреб к мостику.
   Никакого понятия о том, как проводить спасательные мероприятия, мы тогда не имели. С самого детства мы жили около воды, и даже шутили, что сначала учились плавать, а только потом ходить. Так что мы просто стояли около него, и не знали, что делать. К счастью, через пару минут он пришел в себя, поднялся на ноги, начать реветь, наверное, только теперь испугался. И побежал к дому, который стоял рядом на берегу.
   А мы сели в лодку, и опять поплыли кататься, как будто ничего и не произошло. Тогда мы даже не сочли случившееся чем-то из ряда вон выходящим. Так, небольшое приключение.
   Мы росли около воды, и специально нас никто плавать не учил. Бывало, играли возле берега, а старшие ребята предлагали перевезти нас, малышей, на другой берег. Зацепишься ему за шею руками, а ногами в воде гребешь. Сначала в одну сторону нас отвозили, потом - обратно. И никаких спасателей, взрослых не было. Если бы на полреки тот, кто перевозил, устал и пошел ко дну, то утонули бы оба. Но я таких случаев не помню, все обходилось. Правда, в тяжелые ситуации попадали многие. Со мной тоже был такой случай.
   После весеннего ледохода река мелеет, и ее можно было чуть ли не вброд перейти. А когда все мельницы закрывают затворы, уровень реки поднимается, можно купаться. Собрались мы такой компанией, я, да брат мой, старше на два года, и, соответственно, на несколько сантиметров выше. Володька, по кличке Козел, тоже выше меня был. Они проплыли немного, и встали, отдышаться на небольшой косе. Я тоже решил: поплыву к ним, там постою на отмели, отдышусь и назад.
   Но когда я доплыл к ним, оказалось, что эти несколько сантиметров все решали. Там, где они спокойно стояли, мне было почти с макушкой. Ни о каком отдыхе речь уже не шла - надо было возвращаться к берегу. А я уже подустал, и было очень тяжело плыть. Спасибо друзьям, они догадались по очереди подныривать под меня, и головой толкать меня под живот. Помогали, таким образом, мне держаться на плаву. С их помощью я и добрался до берега.
   Когда мы чуть подросли, начали помогать родителям по хозяйству. Как могли. Сначала помогали заготавливать сено на зиму для скота. Мы всегда держали корову и овец. И как лето, то мы целый день ходили "челноками" на поля и в лес за травой. И обязательно мимо речку. По дороге туда разделись, окунулись, подсохли. По дороге назад опять же искупались. Дома траву расстелили для просушки, и снова в лес. За день по несколько ходок делали.
   Еще для животных заготавливали молодые побеги липы, вместе с листочками. Нарубим их, и развесим сушиться во дворе. А зимой добавляли скотине в корм.
   Служба в любой учебной части подчинена циклам обучения: призыв, комплектация подразделений, обучение, тренировки, притирание курсантов друг к другу, чтобы они составляли из себя что-то большее, чем просто набор солдат. Чтобы на учениях понимали друг друга. Чтобы был результат. Дивизионные большие учения, как правило, проводились в феврале-марте. Думаю, чтобы не мешать народному хозяйству в летнее время растить, а в осеннее - собирать урожай.
   Сначала проводятся взводные учения, потом ротные, батальонные, полковые. А в самом конце - дивизионные. Когда выходит вся техника дивизии, весь личный состав на полигон и решают поставленные командованием задачи. Самодеятельность на таких учениях, отклонение от четкого выполнения поставленных задач может обернуться бедой или чрезвычайными происшествиями. Случались и травмы людей, и повреждения техники.
   Во время моей службы в Советске, примерно в 1969 году, проводились дивизионные учения на Добровольском полигоне, Калиниградская область. На тот момент, спустя почти двадцать пять лет после Великой Отечественной войны, там все еще было достаточно воронок, заполненных водой. Так как в тех местах было несколько населенных пунктов до войны, то там находились и брошенные пруды, и естественные озера. Никто эти водные образования не обслуживал. Говорили, что они "с двойным дном". Одно из таких озер стало причиной чрезвычайного происшествия.
   Учения прошли удачно, отстрелялись, задачи выполнили. После окончания учений дали отбой и команду на погрузку танков.
  
  
  
   {Фрагмент 860086}
   Я, как ответственный за погрузку, поехал на станцию организовать и проконтролировать процесс для отправки в Советск. На выезде с полигона нашей машине наперерез на большой скорости примчался БТР, из которого мне махал руками один из офицеров. После остановки выяснилось, что у них пропал танк. И им нужна помощь. Из рассказа офицера я понял, что командир полка, имея в запасе время до погрузки, решил потренировать свои роты и батальоны в боевом развертывании на ходу. Причем делать это по дороге с полигона на станцию. Естественно, часть этого пути не была разведана и исследована, так как учения в ней не планировались.
   Один из батальонов развернулся в боевой порядок и двигался вперед. Местность была с небольшими холмами и средней высоты кустарником. Командир батальона, находясь на вершине холма, видел свои танки, но кустарники периодически закрывали видимость номеров.
   Все эти мелочи сложились в большую проблему и привели к чрезвычайному происшествию. Командир батальона увидел, что один из его танков держал направление прямо на озеро, и начал по рации передавать команду танку принять вправо. Но так как номер он видел не четко, то отдал команду другому экипажу.
   Пока разобрались, танк уже выехал на лед озера и доехал до средины. Командиру бы промолчать, но он по неопытности дал команду "Стой!". Экипаж команду выполнил, резко остановился. Произошел динамический удар, и лед не выдержал. Танк ушел под лед.
   Попытки экипажей находящихся рядом танков нащупать башню или промерить глубину ни к чему не привели. Даже с помощью длинных деревянных "банников", которыми прочищали стволы пушек, танк не находился.
   Стало понятно, что озеро очень глубокое, и экипаж спасти нам не удастся. Я отдал команду ремонтному батальону смонтировать длинные наращиваемые на резьбе трубы, чтобы определить глубину и местоположение утонувшего танка.
   Уже после эвакуации танка выяснилось, что озеро имело даже не двойное, а тройное дно. На поверхности нарастали и наслаивались друг на друга водоросли и наносы грунта, создавая достаточно толстую и плотную прослойку. И таких "дна" было три.
   Кроме того, танк провалился под лед, и зацепился пушкой за лед, что придало ему вращательный момент. И на дно он опустился на башню. Так что у экипажа не было никаких шансов выбраться из танка самостоятельно.
   После выяснения всех этих обстоятельств мы доложили по команде командиру дивизии, тот командующему армией и так дальше. Также мы попросили помочь, путем направления к нам нескольких военных водолазов Балтийского Флота с оборудованием, так как глубина озера оказалась очень большой.
   Прибывшие водолазы осмотрели озеро и обнаружили лежащий на дне вверх гусеницами танк. Кроме того, над ним нависала часть промежуточного дна: ил, ветки, водоросли, коряги, песок. Все это могло упасть и засыпать танк совершенно. Было принято решение очистить так называемый "колодец" над танком, то есть пригнали большой ковшовый экскаватор, который очистил водную поверхность над танком от всего мешающего мусора.
   В это время появилось начальство: один генерал из округа, один из штаба армии и один генерал инженерных войск. Все начали командовать, что и как лучше делать. Требовали срочно зацепить трос и тягачом дергать танк. Никаких моих возражений они не слушали. И только когда водолазы доложили, что одним тросом для горизонтальной транспортировки танка не удастся поднять его из воды вертикально, разрешили зацепить дополнительные тросы.
   К счастью, водолазы вместе со своим оборудованием доставили и специальным трос для буксировки суден, он был намного толще наших штатных тросов. На примере одного танка водолазам показали, где лучше цеплять тросы за танк снизу.
   Через какое-то время мы решили, что тросов должно быть достаточно. Всего использовали три наших троса и один особо прочный морской. Четыре тягача потянули, и тут же лопнул один из наших тросов. Так как все они были немного разной длины, на него пришлась вся нагрузка.
   Когда танк, наконец, был извлечен, и второй наш трос уже на грани порыва. Извлекли экипаж, выполнили все необходимые процедуры, начальство разъехалось. Так как на следующий день как раз должны были состояться выборы, мне было строго-настрого приказано доставить весь личный состав и технику к местам дислокации.
   Водолазы убыли по месту службы, большинство личного состава и техники тоже. Я оставался с последним ремонтным батальоном. Два тягача утащили вытянутый танк в направлении станции. А с двумя последними тягачами опять случилось ЧП. Озеро было в небольшом углублении, и тягачи изрядно распушили промерзший грунт на склоне, да еще танк за собой утащили.
   Оставшиеся два тягача никак не могли выехать и просто сползали вниз. Я принял решение, основываясь на том, что само озеро было уже достаточно исследовано: загнать тягачи в воду, проехать по мелководью до другого, более пологого склона, и подняться по нему. Этот маневр был выполнен отлично, и вся техника была эвакуирована на станцию. Личный состав успел на выборы.
  
  
   {Фрагмент 860087}
   В 1964 году я был назначен на должность заместителя начальника дивизии по технической части "по кадру" Восьмой Панфиловской дивизии, которая была расквартирована в Эстонии. Что значит "по кадру"?
   До Великой Отечественной войны у военного руководства страны был определенный взгляд на формирование новых подразделений: личный состав укомплектовывался в одном месте, техника, материальные средства и вооружение - в другом. Потом все это объединялось и подразделение начинало свою жизнь по предписанному месту службы. После начала войны, особенно в первые месяцы, часто не было возможности доставить технику и вооружение в те районы, где формировались новые мобилизованные подразделения.
   Отсюда и печальные факты, когда у вновь созданных подразделений была одна винтовка на трех солдат, и так далее. Со временем эти ошибки были учтены, и уже в послевоенное время формирование новых дивизий происходило совершенно по-другому.
   Полная дивизия после войны имела двухштатный состав. К примеру, в первом штате дивизия имела полную комплектацию по технике, офицерскому составу, и подразделения с личным составом. Второй состав, "дивизия кадра", имело полный комплект техники, какое-то количество руководящего состава и мизерное количество личного состава для обслуживания техники.
   Я был назначен на эту "запасную" должность, но штатный зампотех дивизии как раз убыл на два года советником на Кубу, и я выполнял обязанности штатного заместителя по технике.
   Однажды я сопровождал заместителя командующего округом в компании нескольких других офицеров. Уже не помню точно, куда и зачем мы его сопровождали. Чтобы не скучать в тишине, заместитель командующего начал давать вопросы: где кто служил раньше.
   Я в порядке очереди ответил, что проходил службу в рядах Советской Группы войск в Германии. И как раз этот офицер, тогда в другом звании и должности, проверял нашу мотопехотную дивизию, где я был заместителем начальника танкового полка по технической части.
   Он вспомнил, что полк был хорошим. А пока я там служил, наш полк постоянно получал переходящий кубок лучшего танкового полка.
   Проверка проходила как раз в период холодной войны, когда наши войска былина Кубе, и Советский Союз и США была на грани войны. В то время произошли серьезные кадровые перемены в верхних командных эшелонах. Командующим Группы войск в Германии был назначен герой Отечественной войны, обладавший огромным авторитетом, Маршал Советского Союза Конев. Предыдущий командующий был назначен при нем заместителем.
   Тогда же командира нашей дивизии перевели на новое место службы в Советский Союз. На его место Конев назначил одного из своих штабных офицеров. Когда Карибский кризис разрешился, то Конев был отозван обратно в Москву, его зам вернулся на свое место Главнокомандующего. Нам в дивизию был назначен новый командир и в скорости нашу дивизию проверяли, и возглавлял комиссию как раз этот заместитель командующего.
   Я за время службы проходил много проверок, почти всегда оценки были хорошие и отличные. В данной же ситуации было ясно, что нам поставят не выше, чем "удовлетворительно", уж не знаю почему.
   Проверяющие попали в довольно непростую ситуацию, так как сначала ставили хорошие оценки и за состояние техники, и за вождение. А потом выяснялось, что надо проверить больше танков, и пересдать вождение, и в результате оценки с "хорошо" снижались до "удовлетворительно".
   Так же и с вождением, оценка выходила даже не "хорошо", а "отлично". Когда проверяющий это увидел, то по факту первой ошибки поставил оценку "два" всей роте. Доказывать было бесполезно, да и на оценку полка она не влияла, пришлось смириться. Все равно полк в итоге получил положительную оценку. А проверка должна была стимулировать нового командира проводить работу по улучшению результатов дивизии.
   Напомнив заместителю командующего про проверку, о его участии, он вспомнил и эту проверку, и то, что наш полк был впереди потом не один год.
   Мне были сказаны несколько теплых слов, а еще он сообщил, что в одной из дивизий заместитель по технической части будет убывать на другое место службы советником. И пообещал замолвить за меня словечко, чтобы меня назначили на эту освобождающуюся должность. Так как он обещал порекомендовать достойного человека.
   Выбор действительно пал на меня. И когда я пришел служить в 40-ую танковую дивизию в 1966 году, то все подумали, что у меня есть связи в штабе и меня назначили "по блату". Хотя я, собственно, не являлся протеже этого командира.
  
  
   {Фрагмент 860088-90}
   В моем рожном городе Вадинске, бывшем Керенске, стоял большой монастырь. До революции он функционировал и процветал. При Советской власти, как и везде по стране, монастырь закрыли, здание частично было демонтировано, колокола вывезены. А помещения приспособили под школу и интернат. В интернате жили дети, бывшие беспризорники, со всей страны.
   В школе учились и интернатские дети, и наши, совместно. В каждом классе было несколько бывших беспризорников. Я даже сидел за партой с одним из них, Костей Захпаевым. Они часто вспоминали свою жизнь до попадания в интернат, много и со вкусом рассказывали про беспризорную романтику, про побеги от милиционеров и путешествия зайцами по всей стране. И фильмы в кинотеатрах в то время шли соответствующие, про выбор пути, да про новые дальние стройки.
   Несколько деревенских ребят, я в том числе, собрались сбежать из города, чтобы посмотреть мир. Собрали даже немного продуктов на дорогу. А собрать мы тогда могли только немного хлеба. Начали думать: что дальше? Это сейчас я уже понимаю, что от нашего городка до ближайшей железной дороги в любую сторону было не меньше пятидесяти километров. И детям, да еще пешком, не преодолеть такое расстояние.
   А тогда мы начали расспрашивать знакомых и родственников, и выяснилось, что почти никто не видел паровозов, и так далеко от родного города не забирался. Так потихоньку романтика растворилась и угасла, да и хлеб, запасенный, мы съели. Так и забыли об этом походе. К счастью, этой романтики мы не испробовали.
   Позже монастырь восстановили, начали проводить службы, к нему потянулись и паломники, монастырь большой. Школу построили новую, в другом месте.
   Когда я стал постарше, то с братом помогал матери копать огород по весне. Все копалось лопатой, и труд этот был достаточно тяжелый. А у бабушки было другое задание: она каждый день, когда мы копали, шла в город и приносила нам белую булку. Уже сейчас не помню, то ли была карточная система, то ли просто с деньгами было не густо.
   Бабушке присылал деньги ее сын, мой дядя, будущий Герой Советского Союза. И каждый день она приносила по одной булке, и мы ее съедали на обед с молоком. А в какой-то из дней принесла полторы. Это было очень необычно, и стали ее расспрашивать, откуда она взяла лишние полбулки.
   Она рассказала, что пока стояла в очереди, видела, как какой-то молодой человек отламывал от целой булки куски и ел. А когда увидел, какими глазами она на него смотрела, то отломил ей половину булки и отдал. Да свою ежедневную она купила. Вот и вышло полторы.
   Это насколько сильно мне запомнилось, что став взрослым, я всегда оказывал помощь, особенно пожилым людям, и транспорте, и в магазине, если кто-то просил помочь или я сам видел, что человек нуждается.
  
   У меня практически нет фотографий из Египта, разве что совсем чуть-чуть, которые я сделал и проявил сразу по приезду. Хотя я подготовился, и перед поездкой купил новый хороший фотоаппарат, накупил пленки, и был во всеоружии. До этого много лет я занимался фотосъемкой, и уже предвкушал, какие снимки сделаю. Африка, экзотика!
   После первый нескольких дней акклиматизации, когда я снял первую пленку, мы поехали на Ассуанскую плотину с комиссией по проверке батальона охраны. Я был старшим проверяющим. Там недалеко две плотины: одна, еще английская, и Ассуанская, построенная с помощью советских специалистов. Так английская против нашей - как деревенский плетень против бетонного забора! После проверки нам организовали культурную программу с прогулкой по Нилу на лодке и экскурсией. С выполнением традиций, вроде того, что надо зачерпнуть воды из Нила и выпить. Также мы проплывали старинный затопленный Дворец Солнца. Он затоплен, и над водой только примерно полметра плоской крыши. Все сошли с корабля и фотографировались. Я тоже фотографировал сам и просил, чтобы на мою камеру меня сняли.
   По окончанию инспекции мы вернулись в Каир, и я отдал переводчику пленку для проявки. А он мне вернул ее на следующий день со словами, что там засвечены все кадры. Я поставил другую пленку и делал снимки уже в Каире. Отдал на проявку - та же ситуация, все пленка засвечена. Я подумал, что сломался фотоаппарат.
   Когда я вернулся на Родину, отдал его в ремонт, и выяснилось, что фотоаппарат немного испортили. Поменяли местами положение диафрагмы. При нажатии на кнопку диафрагма должна открываться на короткое время, а в остальное время ей необходимо быть закрытой. А у меня получалось, в момент срабатывания затвора диафрагма закрывалась, а все время была открыта. Так вся пленка и засвечивалась.
   Так поработала местная разведка: вроде мы и друзья, а снимать секреты свои на плотине не давали. Строилась плотина при президенте Египта Насере, а после его смерти президентом стал Анвар Садат, который взял курс на охлаждение отношений с Советским Союзом. Понемногу всех советников наших из Египта попросили под тем или иным предлогом.
  
  
  
   {Фрагмент 860091-94}
   Когда я учился в пятом классе, мы уже сдавали экзамены в конце года, для перехода в шестой класс. Один из них был русский язык. С этим предметов тогда у меня было не очень, и я просто не успевал выучить весь материал за год, поэтому решил положиться на удачу.
   Я был в классном журнале последним, на букву Ш. Почему-то я решил, что мне должен попасться и билет по последнему изученному нами материалу. В том параграфе как раз проходили глаголы. Я прилежно выучил последний параграф и пришел сдавать экзамен. Вытянул билет - и действительно, мне попался именно билет про глаголы. Вот такое везение.
   Много позже я понял, что логика моих рассуждений тогда хромала на обе ноги, но в пятом классе казалось именно так. Раз по списку последний, то и билет должен попасться по последней теме.
  
   Каждая строчка в технике безопасности написала опытом, кровью, иногда и гибелью людей. Так и с подводным вождением.
   Я рассказывал, как у нас застрял танк под водой и мы проводили спасательные мероприятия.
   Когда мы эвакуировали экипаж, опытный фельдшер сделал каждому по уколу, убедились, что все живы. На медицинской машине отправили всех в ближайший госпиталь. После возвращения доложил, что всех приняли, оказали первую помощь.
   Мы немного успокоились, после окончания спасательной операции, и я собрал своих подчиненных в передвижной ремонтной мастерской. Это такой автомобиль с будкой, где установлено оборудование для ремонта танков, печка, что особенно удобно в зимнее время. На учения всегда такие мастерские находились рядом, чтобы оказать помощь в ремонте танков или техники.
   Собрались командиры подразделений, и мы начали обсуждать, почему во время подъема трос отцепился от крюка танка? Провели эксперимент.
   Вытащенный из воды танк зацепили тросом, который соединили с длинным тросом на катушке на К-61, это такой саперный бронетранспортер. Длина троса на катушке равнялась ширине реки.
   На каждом танке установлено два троса: с лобовой части, и с кормовой. Трос одним концом надевался на крюк с большой серьгой. Другой конец укладывался на надгусеничную полку. Один на левую, другой на правую. Они предназначены для эвакуации застрявшего танка. Если танк застрял на болоте или в снегу, то за эти тросы танк и эвакуируют. И эвакуация проходит горизонтально. Трос удерживается по время транспортировки, тряски, прыжков на ухабах с помощью этой защелки, и никогда не слетает.
   Почему же трос слетел, когда танк поднимали из воды? Попробовали и так и эдак и выяснили, что при вертикальном подъеме трос сам отжимает эту пружину, и может соскочить с крюка.
   Пришли к выводу, что трос на крюке надо дополнительно закреплять деревянным клинышком. Попробовали - не соскакивает. И в инструкции такого не было.
   В будущем уже было закреплено приказом: иметь на танке деревянные клинышки и при подводном вождении закреплять тросы и ими тоже.
   А тогда, мы выяснили, в чем причина неисправности, спасли экипаж. И некоторые даже предложили отметить это дело. Раз все так успешно закончилось. Я же отмел это предложение сразу по нескольким причинам.
   Во-первых, мы не на отдыхе, а все еще выполняем поставленную нам задачу. И во-вторых, мне не верилось, что все уже закончилось. Будут еще визитеры к нам, и очень скоро.
   Так и вышло, часа через полтора приехал заместитель командующего армией, генерал, и первый вопрос задал мне:
   - Показывай, где ты тут топишь людей?
   Я ответил:
   - Не топлю, а спасаю. Солдаты уже в госпитале.
   Доложил причину остановки танка, разъяснил ход спасательных работ. Он попросил провожатого до госпиталя, ему нужно было поговорить с экипажем. С ним проследовал тот же фельдшер, который оказывал первую помощь. По возвращению он доложил мне, что генерал своими глазами убедился в правдивости моих слов, и уехал. Так и закончилась наша эпопея, и мы внесли свой вклад в написание инструкции по спасению экипажей танков при подводном вождении.
  
  
   {Фрагмент 860095-97}
   Мое детство прошло, как и у всех деревенских ребят: без плодов цивилизации, радио, электричества. Зато с ранних лет мы приучались к труду. Как только могли держать лопату или мотыгу, то копали огород, поливали овощи и помогали дома по хозяйству. Времени на игры оставалось очень мало. Поэтому я очень любил дождливые дни, когда не надо было работать на огороде из-за грязи, и можно было поспать лишний часок.
   Свое детство я стал помнить с голодных тридцатых годов, когда голодало все Поволжье и часть других областей Советского Союза. Помню, как не мог от голода подняться с постели, но маме кто-то подарил кусочек конопляного жмыха. Чтобы прокормиться, жители на огородах сажали не только овощи, но и сеяли зерновые культуры, в том числе и коноплю. После ее созревания коноплю обмолачивали, из зерен делали масло, а из отходов производства получали жмых.
   Его использовали в пищу, а из стеблей, после замачивания и сушки, делали нитки и ткали полотно для одежды. Никто тогда понятия не имел, что из нее можно делать наркотики. Помню, как я лизал и ел этот кусочек жмыха. Это меня спасло, и я поднялся на ноги.
   Я очень хотел учиться, но меня не принимали в школу из-за малого роста и отсутствия каких-то бумаг, но вскоре сжалились и приняли в первый класс. Я быстро догнал и перегнал своих одноклассников по учебе.
   Помню, как мне в первом-втором классе ежедневно давали кусочек хлеба, сто или сто пятьдесят грамм, как ребенку из бедной семьи. Я получал этот кусочек, отщипывал крошку и съедал. В своей жизни я не ел хлеба слаще этой крошки. Остальной кусок хлеба я прятал в карман и относил домой, где бабушка, мама и брат такого хлеба не имели. Меня никто не заставлял это делать, но я знал, что дома тоже все голодные. Мама принесенный мною хлеб разрезала еще на четыре части и раздавала всем по кусочку. Только тогда я съедал свой хлеб.
   Когда приходила весна и появлялась первая зелень, то для всех жителей становилось легче пропитаться, в том числе и для нас.
   В четвертом классе мне захотелось казаться взрослее, чем я был на самом деле, и я решил начать курить. Договорились с моим одноклассником учиться вместе. В моей семье никто не курил, и курево взять мне было негде, а его отец был директором школы и курил папиросы. Я его попросил вечер долго не спать, и когда отец уснет - вытянуть у него из пачки две папиросы. Так он и сделал. На другой день в перерыве мы спрятались за угол здания школы и закурили. Но глотнув дыма, оба закашлялись и бросили папиросы.
   Вторую попытку научиться курить мне устроили уличные парни. Дали попробовать их зелье. Я чуть не задохнулся, меня тошнило, а они вместо сочувствия пригрозили: если увидим или узнаем, что ты куришь, то будем бить розгами. Такую процедуру они проделали с парой других ребят.
   Иногда старшие брали нас в лес, и мы помогали им собирать хворост для костра. Когда они увидели, что один из нас закурил, то привели свою угрозу в исполнение. Отхлестали этого мальчика розгами. С тех пор из нашей компании никто больше курить не пробовал. Я даже став взрослым, курить не пробовал. И всегда вспоминал старших ребят с благодарностью.
   В пятом или шестом классе должна была приехать комиссия из роно и проверять, в том числе наш класс. Наша учительница по биологии и зоологии решила потренировать наш класс, оставила нас после уроков. Сама задавала нам контрольные вопросы, сама объясняла ответы. Я сидел на задней парте и видимо вел себя плохо, уже не помню. Она меня выгнала за дверь. На следующий день к нам на урок пришел кто-то из комиссии. Учительница задала вопрос для учеников. Я сижу спокойный и ужасно довольный, что вчера меня выставили из класса. Учительница взяла журнал и, о ужас, называет мою фамилию. Я поднялся и начал отвечать. Ответил на все вопросы.
   После урока я подошел к учительнице и спросил, зачем она меня вызвала отвечать? Ведь вчера меня выгнали, и я не слышал ее объяснений. Она ответила, что была уверено в том, что я знаю материал и не растеряюсь отвечать при комиссии. Вот так мне просто повезло.
   Наша семья всегда держала корову и нескольких овец. И каждый год у коровы был теленок. Летом мы его откармливали, как могли, а осенью мать сдавала его в колхоз по договору. Нам взамен давали деньги и зерно, чтобы мы могли пережить зиму. Ягнят забивали осенью на мясо и ели сами. Так в деревне делали многие, но не все. Некоторые норовили поживиться чужим трудом.
   Однажды зимой ночью у нас во дворе зарезали ягненка и унесли, только кровавый след на снегу остался. Но милиция не смогла найти воров. На следующий день я сидел дома и долго смотрел в окно. На улице возле соседнего дома собаки кружили на одном месте и пытались лапами разгрести снег. Я взял лопату и начал рыть снег в этом месте. Вскоре откопал нашу забитую овцу.
   Зимой мы, детвора, гуляли на улице без всякого присмотра. И бегали по улице до тех пор, пока руки-ноги не начинали от холода отказывать. Помню, как я приходил домой с замерзшими руками. Когда начинал отогреваться, то руки и ноги начинали очень сильно болеть, до крика прямо. Тогда бабушка отправляла маму с ведром за холодной колодезной водой. Я опускал в нее руки, и боль проходила. Руки и ноги отогревались постепенно, сначала в ведре, а потом уже и на воздухе. В конце концов, я согревался и одевался. Так бабушка лечила меня от переохлаждения.
  
  
  
   {Фрагмент 860098}
   В 1971 году меня от Прибалтийского округа вызвали в Москву. Беседовали по поводу моей командировки в Египет в качестве советника. После беседы я вернулся в дивизию для расчета с должностными обязанностями, и в срок прибыл в Москву. В Управлении Генерального Штаба получил необходимые документы, гражданскую одежду, билет на самолет. Работники Управления передавали мне булки черного хлеба для подарков товарищам в Египте. Себе тоже купил одну на всякий случай.
   По прибытию в Египет убедился, что там продается прекрасный черный и белый хлеб в виде лепешек, так что напрасно только вез с собой хлеб из Советского Союза.
   Прибыв, получил должность советника в Управлении Генерального Штаба по моей специальности, номер в гостинице для проживания. Немного осмотрелся с жизнью в Каире и заметил некоторые странности с транспортом.
   По городу ходит два вида трамваев: тихий и быстрый. Быстрый у них назывался метро. В отличии от нашего метро, которое в основном движется под землей, египетский трамвай движется по земле. Отличается же египетское метро от трамваев большей комфортабельностью, скоростью движения, соответственно выше цена за проезд.
   В первую поездку по своей должности с подсоветным мы должны были выехать в Асуан для проверки охранных подразделений. Я заранее опросил "старожилов", из числа наших инструкторов, чтобы уяснить себе, что нужно купить для командировки. Чтобы несколько суток, которые длилась командировка, провести с большим комфортом. Мне рассказали, что обед в войсках, как правильно сытный и обильный. А вот завтрак и ужин могут быть весьма скромными. И порекомендовали купить с собой в дорогу колбасы. В Каире хорошая колбаса продается в армянском магазине. Там закупаются либо местные армяне, либо иностранцы.
   Я нашел этот магазин и купил себе колбасы в дорогу.
   Очень удивил египетский поезд. Купе в вагонах уже в то время имели систему регулировки температуры аналогичную современным кондиционерам. Ночью обогревают, днем, когда стоит страшная жара - охлаждают. Поэтому переводчик очень хотел ехать вместе со мной. Чтобы научить меня пользоваться этими приспособлениями.
   Ночь мы проехали через пустыню от Каира до Асуана в комфорте, не было ни жары, ни холода.
   В Асуане первое впечатление было от солнца: казалось, что оно "давит" к земле, насколько там жарко.
   Нам выделили целую квартиру, где каждому определили по комнате, мне с переводчиком и "подсоветному". А перед комнатами был небольшой холл. Там я оставил фотоаппарат, одежду и портфель с колбасой, а сам пошел осматривать территорию.
   Я очень хотел посмотреть городок, где жили наши строители, когда строили эту плотину. Потом там жили наши летчики.
   Через какое-то время меня догнал переводчик и очень просил срочно прийти к себе в комнату. Говорит, там "Ханзир". Как оказалось, мой "подсоветный" пожаловался, что не может войти к себе комнату. Так как он унюхал, что в портфеле лежала колбаса из свинины, и просил ее убрать, чтобы не оскверниться самому, находясь в одном помещении со свининой.
   Через какое-то время местная администрация пригласила меня с "подсоветным" через переводчика на обед. Пока пришли, да помыли руки, заходим, а все сидят и ждут меня, как советника. Даже высокие чины кушать не начинают. Я извинился через переводчика, и начали обедать. Вероятно, был какой-то праздник, так как обед был очень и очень обильный. Одним из блюд подали жареных голубей. Переводчик объяснил, что это деликатес местный. Когда мы проезжали по территории, то видели глиняные конусные сооружения. Оказалось - кормушки для голубей. Там их разводят. Я подумал, что голуби пользуются большим уважением, а там их просто откармливали. Попробовал я их - не могу есть. И спиртного у них вообще не бывает, А обижать хозяев не хочется. Договорились с переводчиком, что будем накладывать закуски и салаты, а потом незаметно обменяемся тарелками. Так мы и сделали. Он был очень доволен, так как съел целых два голубя. А мне было достаточно закусок и сладких десертов.
   Также администрация и командование устроили нам экскурсию на крышу Дворца Солнца. Изначально в этой местности была английская плотина. Потом с помощью наших специалистов построили Асуанскую плотину. И в Ниле поднялся уровень воды, "Дворец Солнца" затопило по плоскую крышу, возвышавшуюся над уровнем воды всего на полметра примерно. Уже по возвращению в Советский Союз я читал, что вокруг этого дворца были построены кессоны, его разобрали на части, вывезли в другое место, и уже там собрали заново.
   С нами поехало много сопровождающих от египетской стороны.
   Всем, то первый раз собирался плыть по Нилу, предлагали по традиции выпить кружку воды из реки. Доплыли до "Дворца Солнца" и сошли на крышу. Я прихватил с собой фотоаппарат, чтобы сделать несколько снимков.
   Все сошли с корабля и фотографировались. Я тоже фотографировал сам и просил, чтобы на мою камеру меня сняли. Забегая вперед скажу, что зря я фотографировался. Получилось только первых несколько снимков, еще из Каира.
   По окончанию инспекции мы вернулись в Каир, и я отдал переводчику пленку для проявки. А он мне вернул ее на следующий день со словами, что там засвечены все кадры. Я поставил другую пленку и делал снимки уже в Каире. Отдал на проявку - та же ситуация, все пленка засвечена. Я подумал, что сломался фотоаппарат.
   Когда я вернулся на Родину, отдал его в ремонт, и выяснилось, что фотоаппарат немного испортили. Поменяли местами положение диафрагмы. При нажатии на кнопку диафрагма должна открываться на короткое время, а в остальное время ей необходимо быть закрытой. А у меня получалось, в момент срабатывания затвора диафрагма закрывалась, а все время была открыта. Так вся пленка и засвечивалась.
   Это сделали умельцы от египетской разведки, когда я оставил фотоаппарат на тумбочке. Так и вышло, что у меня не оказалось снимков из Египта.
  
  
  
   {Фрагмент 860099}
   Однажды я с переводчиком оказался по службе в небольшом древнем египетском городке. По окончании всех совещаний мы решили пройтись и осмотреть достопримечательности. И там мне довелось наблюдать необычное поведение молодого человека.
   Недалеко от гостиницы, на ближайшей улице, мы увидели молодого парня, который залихватски плясал, не обращая внимания на окружающих. Кто-то подходил и смотрел на него, кто-то уходил по своим делам, а он все плясал. Я удивился такому поведению и спросил у переводчика, в чем дело. Ведь пьяные в Египте не встречаются, может парень этот умом тронулся?
   Оказалось, это странный по нашим меркам местный обычай. Он завтра женится, и накануне он от радости пляшет прямо на улице. Это было удивительно, пока переводчик не рассказал про обычай полностью. Жениться молодой человек в Египте может только тогда, когда живет отдельно от родителей. И должен купить квартиру, чтобы пригласить невесту в это жилище. А невеста должна собрать деньги и купить обстановку.
   У нас, как известно, когда молодой человек женится, то может иметь собственное жилье, может привести невесту в родительский дом и жить там, может и пойти жить к родителям невесты. В Египте совершенно другие традиции.
   А так как зарплаты у них достаточно скромные, то собрать деньги на покупку собственного жилья очень непросто. И, в основном, мужчины накапливают необходимую сумму уже ближе к сорока годам. И только тогда могут жениться и приводить молодую жену к себе в дом.
   У нас было два переводчика, которым по возрасту уже давно пора было жениться по нашим меркам. Но оба были холостяками, потому что все еще собирали деньги на покупку жилья.
   Недалеко от того места, где мы проживали в Каире, находилось учебное заведение для женщин. И мимо нашего жилья постоянно проходили молоденькие каирские девушки. Мы даже предлагали переводчику выбрать какую-то симпатичную девушку, чтобы познакомить его с ней, а то и сосватать. Он отшучивался и говорил, что это невозможно.
   Но однажды переводчик рассказал, как в предыдущий день познакомился с девушкой. В Египте, как и во многих восточных странах, принято, что в трамвае мужчины сидят, а женщины стоят. Нам это было непривычно, а у них такие обычаи. И вот, когда наш переводчик ехал с работы домой, он сидел в трамвае, а рядом стояла девушка. Видимо студентка, так как у нее было много книг и тетрадей. Переводчик пожалел эту девушку, и взял к себе на колени ее книги. Потихоньку завязался разговор. Когда он заметил, что все вокруг молча наблюдают за ними, и смотрят крайне неодобрительно и осуждающе. Как же - разговаривать с незнакомым человеком! Неподобающее поведение.
   Ему стало неудобно, и он отдал все книги девушке и вышел на первой остановке. Потом дождался следующего трамвая и поехал дальше.
   Мы спросили - как же он не догадался позвать девушку выйти тоже. И в следующий трамвай вошли бы уже вместе, как родственники, или давние знакомые. И уже никто бы их не осуждал за общение в трамвае.
   Нашим советникам к праздникам: майским, Октябрьским, к Новому Году присылали подарки. Точнее, продуктовые наборы поступали в специальный магазин, где мы их покупали и потом отмечали советские праздники с привычными для нас продуктами.
   Переводчики об этом знали, и, как правило, не принимали в этом участия. Но однажды один из переводчиков, молодой еще парень, попросил купить ему бутылку шампанского. Мы подарили ему бутылку шампанского. Он собирался в своей группе парней и девушек попробовать, что это такое, так как раньше шампанского не пили.
   Как раз подходили выходные, и мы несколько дней не видели переводчика. Потом он вернулся и рассказал, как все было.
   Нам же было интересно, как вкус, какие ощущения. Он попробовать шампанское им так и не удалось.
   Их группа собралась около пирамид. Ведь это у нас повсюду растут деревья, а то и рощи. И есть где собраться, чтобы не быть на виду у всех. А там - сплошь каменистая пустыня. Все, как на ладони. А вокруг пирамид были невысокие песчаные холмы, дюны. Там они и решили расположиться, чтобы не беспокоить окружающих.
   Как только пошли за бархан, увидели за собой полицейского, который остановился на гребне бархана и наблюдал за ними. Они пошли за другой бархан, полицейский за ними. За третий - и он следом. Тогда они поняли, что спрятаться им негде, полицейских сопровождает их для наблюдения. Они вернулись домой, и после выходных переводчик принес нам шампанское назад, так и не попробовав.
   Мы с подсоветным офицером помогали в частях проверять технику, подсказывали, как обслуживать. Хотя в Египте много толковых офицеров, многие в то время заканчивали наши военные училища, были даже выпускники Академии. Подготовку танкистов я оценивал, как довольно высокую.
   В одной из частей в процессе проверки техники ко мне обратился зампотех бригады, его интересовало мое мнение по техническому состоянию машин. Я и рассказал ему: на этом танке надо отрегулировать такой-то агрегат, делается легко так и так. И продолжил проверять танки дальше. Когда выбирался из очередного танка наружу, то услышал непонятные звуки. Это зампотех бригады проводил "служебные разборки" с механиком-водителем, вместо того, чтобы помочь ему устранить неисправность.
   Я понял свою ошибку, и перестал говорить сразу, что в только что проверенном танке не так. Дожидался окончания всей проверки, и только тогда оглашал свои замечания и результаты. Какая оценка, в каком направлении усилить работу. И таким образом избегал того, чтобы разборки с солдатами проводились в моем присутствии.
   Какие требования предъявлялись к советникам? Требования эти были достаточно общими: советник должен быть грамотным, знать язык этого народа и оказывать посильную помощь. За время службы мне доводилось встречаться и с плохим примером советника, и с хорошими.
   Так один из советников в нашей бригаде был не очень квалифицированным. Из разговора с ним я выяснил, что он очень плохо представляет себе как современные танки, так и более ранние модели. И естественно, уважением у подсоветных такие советники не пользовались. И наоборот, если советник грамотный, он всегда, когда проверяет подразделение, то участвует в проверке полностью. Тогда подсоветный относится к советнику очень хорошо, и такой советник пользуется заслуженным уважением.
   В батальонах у советников не было переводчиков, и от этого они очень страдали. В Египте большинство жителей знали английский язык. И хороший советник за полгода-год выучивал и арабский и английский, и объяснялся уже с местными без переводчика, а иногда и сам выступал в качестве переводчика, когда приезжал новый советник, не знающий языка.
   Одну из местных бригад мы проверяли совместно с ремонтным Управлением, так сказать параллельно. Прибыли на место, начали проверку и смотрим, что наш коллега из Управления, египтянин, проверяет то же самое, что и мы. И он к нам относился с такой прохладцей, дескать, зачем мы еще приехали, он и сам все прекрасно проверит. Я сделал вид, что не понял его поведения, и продолжил выполнение поставленной мне задачи.
   Чуть позже заметил, что когда я проверяю очередной танк, ко мне незаметно подходят "парламентеры" от него и смотрят, что и как я проверяю. Потом удаляются к нему на доклад. Через несколько машин он понял, что я проверяю все по делу. Уже перед самым окончанием проверки он садится в танк и на большой скорости сделал проезд вперед, разворот в одну сторону, другую, так же лихо приехал назад. Я понял, что это маневр был для меня.
   Я принял вызов. Сел в другой танк и показал "биатлон": разворот через бугры на 180 и 360 градусов, такие же лихие развороты, быстрое движение и резкое торможение у исходной точки. Этим я заслужил эго одобрение, он подошел ко мне поприветствовал и пригласил меня на обед.
   Дождь в Каире - настоящее стихийное бедствие, так как город не имеет дождевой канализации. Однажды я попал под такой ливень: машины остановились, потоки воды лили и сносили весь мусор. И только когда дождь закончился и вода стекла, жизно потихоньку вошла в привычное русло.
   В пустыне то же самое: она больше каменистая, чем песчаная, и вода не впитывается, а катиться стремительными потоками в низины, или по направлению к Нилу, который во время таких ливней вздувается водой.
   Сначала в пустыне танки располагали в низинах, но после нескольких таких стихийных бедствий начали ставить их если не на вершине холма, то на скате, чтобы танк не затапливало водой.
  
  
   {Фрагмент 860100}
   Вдоль Суэцкого канала, по обоим берегам, были насыпаны высокие песчаные валы. Как с Египетской стороны, так и с арабской. Чтобы маскировать передвижение техники вдоль канала. Идет колонна, а с той стороны ее и не видно. Поэтому подход к самому каналу был несколько затруднен. А мне захотелось помыть руки и умыться водой из канала.
   В одном месте цепь песчаных валов прерывалась, чтобы к самой воде могли подойти фруктовые сады. И когда мы проезжали в этом районе, я попросил выделить мне сопровождающего, чтобы он провел меня на берег реки.
   Сопровождающего выделили, и он довел меня почти до берега, а потом отбежал назад, и укрылся в кустарниках. Удивившись такой реакции, я пошел дальше, и, только выйдя на берег, понял, почему он так поступил.
   Прямо напротив сада на противоположном берегу находился наблюдательный пост противника: вышки, охранение. Но поворачивать назад было поздно, и я с независимым видом дошел до берега. Наклонился, помыл руки, зачерпнул воды и умылся. Потом так же не спеша, пошел назад. И хотя меня явно видели и наблюдали за мной, но мне повезло, никто не стрелял: ни когда я шел к берегу, ни в спину, когда я возвращался.
   Когда в войска поступает новая техника, то всегда офицеры и сержанты ее осматривают, опробуют, и пытаются проверить заявленные параметры, где это возможно. Если указано в тактико-технических характеристиках, что танк может преодолеть высоту с уклоном двадцать градусов, то надо найти такую горку и попробовать, как пройдет. И так далее. И вот однажды я был на центральном пункте ПВО, и увидел, что приехало много советников в высоких чинах, как наших, так и арабских. Когда я спросил, в чем дело, то узнал, что будет показательный полет вновь поступившего на вооружение самолета МИГ-29.
   Руководящему составу будут показывать его возможности. Я никогда такого раньше не видел, и тоже решил посмотреть. Все собрались в комнате, где на стене была размещена огромная панорама с оперативной обстановкой вдоль всего канала.
   Когда самолет поднялся, он начал движение со стороны Средиземного моря вдоль канала над территорией противника. Я даже спросил у сидящего рядом офицера ПВО, что же он делать? Собьют ведь. Тот успокоил меня, мол, не собьют.
   Навстречу нашему самолету поднялось звено "Фантомов", но достать нашего самолета не могут. Над территорией следующего соединения поднялось в воздух следующее звено, и так далее. МИГ пролетел от Средиземного моря до Красного, но так никто его не смог достать и сбить. Высокие арабские чины были довольны, что получили такую хорошую и качественную технику на вооружение.
  
  
  
   {Фрагмент 860101-105}
   В 1977 году исполнилось тридцать пять лет календарной службы в Вооруженных Силах, и приказом Министра Обороны я был уволен в запас с правом ношения военной формы и назначением пенсии. Для меня закончился период принятия и выполнения ответственных решений. Подводя итоги службы в Вооруженных Силах надо отметить, что 40-ая танковая дивизия в городе Советске, где я был заместителем по технической части, два раза отмечалась в итоговых годовых приказах Министра Обороны, как лучшая танковая дивизия по состоянию и содержанию техники в Вооруженных Силах.
   Однажды я был приглашен на совещание к заместителю министра Обороны по безаварийной эксплуатации автотранспорта, где мне пришлось выступать с докладом. Так как, пока я был заместителем командира дивизии по технической части в Вильнюсе, у нас за три года не было ни одного автомобильного происшествия.
   В 1988 году я был принят на работу в Комитет по материально-техническому снабжению Литовской ССР, находящемуся в городе Вильнюсе, на должность главного механика технического управления Центрального аппарата.
   Вскоре, из-за кадровых изменений в техническом управлении был создан отдел Главного механика и энергетика, и я был назначен его начальником. На отдел была возложена ответственность за состояние техники и оборудования, рационализаторскую работу, проведение конкурсов отличного труда предприятий, пожарную безопасность.
   Я стал работником среднего звена, в основном, с исполнительными функциями. Но иногда приходилось проявлять характер и принимать важные решения, как раньше я делал во время службы в Вооруженных Силах.
   В первый год моей работы в Центральном аппарате ГОССНАБА, кроме моих прямых обязанностей, меня стали нагружать и общественной работой. Так, меня избрали в профсоюзный комитет, хотя я только год как был членов профсоюза. В армии у нас профсоюзов не было. И там меня обязали заниматься вопросами соцсоревнования между отделами, для чего я разработал положение о соревновании, куда кроме выполнения служебных обязанностей, включил и исполнительность по выполнению приказов и заданий, а также разработал поощрения для победителей. Через год один из заместителей Министра оценил мою работу очень высоко.
   Совместные заседания руководства и профсоюзного комитета проводились для решения важных социальных вопросов. Руководство Министерства проводило совещания совместно с профкомом, особенно если это касалось составления очередей на получение квартир. Но меня сразу удивило, что на таких совещаниях вся очередь ежегодно перетряхивалась: последний очередник мог оказаться в начале списка и наоборот. При появлении неясной ситуации председатель брал руководство в свои руки и зачитывал соответствующую статью, согласно которой и определялся порядок постановки в очередь того или иного работника.
   Очередники на получение квартир всегда со страхом ожидали опубликования утвержденного ежегодного списка.
   На следующий год, неожиданно для меня, я был избран Председателем Профсоюзного комитета Центрального Аппарата. Свою работу в данной должности решил начать с составления постоянной очереди на получение квартир. Для этого изучил очень внимательно руководство по выделению квартир нуждающимся. В руководстве было очень детально прописано как составляется очередь, и после составления она не подлежит изменениям.
   В руководстве сказано, что очередь составляется только в порядке очередности подачи заявлений на получение квартир. Я взял домой все поданные заявления и несколько вечеров над ними поработал.
   До момента моего ухода с должности председателя профсоюзного комитета почти все очередники получили квартиры. Мне не удалось выделить квартиры только последним нуждающимся. Хотя, выделял их и не я, моя задача была только в оформлении, но я принимал меры, чтобы очередь сокращалась как можно скорее. Писал в министерства прощения и заявления. Если не было подходящих вариантов, то искал замену.
   В последнем случае нам выделили трехкомнатную квартиру, а в очереди оставалась семья из четырех человек, им было достаточно двухкомнатной. И следом а ними стояла семья из двух человек - их достаточно было однокомнатной квартиры. Мне пришла в голову идея разменять трехкомнатную квартиру на двухкомнатную квартиру и однокомнатную. Обращался в райисполком, горисполком и другие организации, которые и выделяли нам квартиры для нуждающихся. Писал и в министерства, но все мои попытки закончились неудачно.
   Пришлось всю трехкомнатную квартиру выделять для семьи из четырех человек, что для них было очень удачно. А семья их двух человек осталась без квартиры.
   Я сдал свой пост. В то время прошла перестройка, волна демонстраций, национализма, все посты в республике занимали литовцы. И мой предыдущий пост занял литовец, который через год покончил жизнь самоубийством.
   Видя складывающуюся обстановку, я решил из Литвы уехать. Желающих вернуться обратно в Литву литовцев было в то время еще очень много. И легко можно было поменять квартиру. У меня была четырехкомнатная квартира, и я подал документы в различные бюро по обмену квартир в городе Ленинграде. В конце концов, вариант нашелся. Я сменял четырехкомнатную отдельную квартиру в хорошем районе Вильнюса на трехкомнатную в Ленинграде.
   Мои знакомые, которые жили в Литве, пытались меня отговорить, успокаивали, дескать, закончится, будет нормально. Я спрашивал, ходили ли они на демонстрации? Говорят, не ходили. А я, говорю, ходил и на демонстрации, и на антидемонстрации. Видел, как много молодежи принимает участие в таких демонстрациях, и понимал, что победа в вопросах независимости и установления нового порядка будет за ними. Так что самое время было меняться.
   И я как раз успел вовремя. Несколько позже многие поняли, что быть не гражданами в Литве очень тяжело, но желающих из России поменяться на Литву уже не было. И многим моим знакомым приходилось продавать хорошие квартиры за бесценок, а покупать в России значительно дороже.
   А многие, имя хорошие квартиры и работу, оставались в Литве, оставаясь не гражданами Литвы.
   Моя же бывшая работа в отделе Главного механика и энергетика руководством оценивалась хорошо, мы решали поставленные задачи, проявляли инициативу, помогали подведомственным организациям по многим вопросам, которые касались функций нашего отдела. Претензий к нам не было, работали мы дружно и с хорошим результатом. Что постоянно отмечалось руководством министерства.
   Отслужив в Вооруженных Силах 35 лет, я уволился в запас и начал новый отсчет времени своей трудовой деятельности - уже в гражданской сфере. Работал в гражданских организациях Литвы и Российской Федерации. И отработал еще 35 лет. Итого, трудовой стаж у меня - семьдесят лет.
  
   Проживал я вместе с семьей в городе Вильнюсе, район Каролинишки. Наш дом был крайним к лесу в этом районе. С одной стороны дома находилась русская школа, а с другой - литовская. Между этими школами и около нашего дома росли редкие деревья, и мы с внуком подсаживали каждый год еще по нескольку штук. И ежегодно наблюдали прилет скворцов.
   Решили мы построить для птиц скворечники, и взялись за дело. Нашли несколько ящиков, инструменты, и на табуретке за несколько дней построили три скворечника. Вид у них был, конечно, не очень. Птица в них бы жить не смогла, но вот воробьям и синицам они понравились и те их обжили. А уже когда прилетели скворцы, то и они за компанию заселились.
   Как ни крути, одному мне было не справиться, и я решил привлекать к решению этой задачи своих сослуживцев ежегодно. В наших подведомственных организациях были хорошие столярные мастерские, где ремонтировали ящичную тару, и изготавливали новую тару. Для них изготовить скворечник, имея станки, инструменты и старую тару было несложно. И я обратился к руководству некоторых таких организаций с просьбой принять участие во встрече пернатых друзей. Для нас изготовили и подарили нам два скворечника класса "люкс", по сравнению с теми, что делали мы.
   Мы с внуком закрепили их на деревьях. Так несколько лет я обращался с подобными просьбами о помощи, и в результате почти на всех деревьях красовались хорошие, качественные скворечники. А на некоторых даже по два. Правда, решив одну проблему, мы породили другую. Весной, прилетев с зимовки, скворцы безжалостно выбрасывали гнезда воробьев и синиц, которые зимовали в опустевших скворечниках.
   Сослуживцы смеялись, что у Гоголя один из персонажей брал взятки борзыми щенками, а я - скворечниками. Однажды какой-то из корреспондентов был в одной школе и в другой. В результате в газете появилась статья, где он пел дифирамбы школьникам обеих школ. Как они помогают птицам весной. И сфотографировал на деревьях это скворечное царство.
   Так наш труд был замечен, но мы были не в обиде, так как не гнались за славой, а просто хотели помочь птицам. Так, до самого отъезда, каждую весну мы ходили смотреть, как прилетают скворцы, как сражаются за свои жилища. Скворцы были довольны, и выводили потомство, а мы за ними с интересом наблюдали.

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
Э.Бланк "Пленница чужого мира" О.Копылова "Невеста звездного принца" А.Позин "Меч Тамерлана.Крестьянский сын,дворянская дочь"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"