Dark Window : другие произведения.

Лаура - королева призраков (Millenium Edition)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 6.56*6  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Полная версия ранней вещички. В связи с тем, что писалось в другую эпоху, хочу предупредить, что супергероев в данном романе вы не найдёте. Повествование ведётся о молодом человеке, который учится жить. Вернее, начинает учиться, после того, как судьба сталкивает его с существом из иного мира. Три мира готовятся сплестить воедино, и у каждого есть причины ждать этого соединения.Нелюбителям длинных описаний и скучных моральных рассуждений читать не рекомендуется ;)
  Dark Window
   Лаура - королева призраков (Millenium Edition)
   Laura is Queen of Ghosts (Millenium Edition)
  
  
   This book is dedicated specially
   to Laura Branigan. Only She
   inspired me to create this book.
  
   Все англоязычные названия песен
   Laura Branigan/Self Control
   (c)1984 Atlantic Recording Corporation
   использованы во всех англоязычных
   названиях глав за исключением
   "A long time ago in a galaxy far, far away...",
   в котором догадливый читатель без труда
   опознает эпиграф к легендарным "Star Wars".
  
   От автора.
  
   Хотелось бы настоятельно обратить внимание на следующие вещи, прежде чем Вы рискнете заняться непосредственно содержимым этого романа:
   1. Несмотря на то, что в книге описано немало реально происходивших событий, все упомянутые персонажи, кроме королевы Лауры, являются чисто собирательными образами.
   2. Эта книга не о "великих мира сего", а только о почитателях и подражателях. Все надписи и фразы, касающиеся вышеупомянутых персон, взяты из жизни, поэтому автор за них никакой ответственности не несет.
   3. Нередко среди строчек Вы можете обнаружить выхваченный кусочек песни. Нет, это не плагиат. Просто картинка тех, давно минувших дней.
  
   К Millenium Edition
  
   Появление этой версии вызвано прежде всего тем, что на большинстве сайтов И-нета и компакт-дисков (в том числе "Библиотека в кармане" N9 - N15) представлен текст, от которого руками неизвестного героя отхвачена чуть ли не половина третьей части. Поэтому читатель оказывается в заблуждении относительно финала. Надеюсь, что данная версия будет распространяться целиком. Характеры основных персонажей не изменились. Сюжет тоже. Однако, кроме добавления недостающих фрагментов, проведена серьёзная корректура стиля.
  
   Часть первая
  
   "Он принимает жизнь, а она не благодарит.
   Он отвергает, а она не возмущается.
   Элементарно не замечает. Он есть,
   а его как бы и нет".
   (Леонид Жуховицкий)
  
   * * *
   Кладбище. Тихо и спокойно. Лишь шелестят ветви деревьев вдоль дорожек. Фонарей нет, и поэтому ничто не тревожит темноту летней ночи, короткой, но прекрасной. Облака покинули небосвод, величаво уплыв куда-то на север. Над кладбищем сияют холодные звезды, а луна висит низко, у самого горизонта, наливаясь желто-розовым оттенком.
   Воспетое как хранилище тёмных тайн и убежище потусторонних сил кладбище - непременный спутник местообитания цивилизации: от двух полусгнивших крестов до необъятного поля, усеянного могильными плитами или памятниками на любой цвет и вкус. Проржавевшими оградами охраняются покосившиеся пирамидки, увенчанные где звёздами, где крестами, а где полумесяцами. А посреди мёртвого железного леса высится монументальный потрескавшийся ангел, рвущийся в небо, да так и не оторвавшийся от земли.
   "Опять тот самый, донельзя заезженный штамп, - недовольно морщитесь Вы. - Ну почему большинство заумных и запутанных историй начинается там и нигде иначе?" Да, спорить не стану. История эта могла начаться где угодно: посреди центрального проспекта, в дремучей тайге, в Вашей собственной квартире и даже в таких пределах, которые мы вряд ли сумеем вообразить. Но почему она не имеет права начаться именно здесь? Тем более, что всё уже предрешено. Достраиваются ключевые участки таинственной дороги. Истекают последние минуты чьей-то спокойной жизни, готовой броситься в вихрящийся смерч грядущих событий. Продолжаются миллионы других, которых данные события не затронут ни прямо, ни косвенно. И даже безмолвие будто сгущает краски ночи. Впрочем, оно - дело обычное в уснувших вечным покоем местах.
   Да, тихо и спокойно. Однако, никому не придет в голову любоваться красотами летней ночи, гуляя по тёмным дорожкам. Да и Вы, читающий эти строчки, наверняка листаете страницы книги днём или вечером. А может, ночью? Пусть так, но ведь не на кладбище? Хотя не спорю, найдется и такой любитель принципов, который непременно отправится туда, чтобы показательно полистать страницы и доказать активную жизненную позицию себе и мне. Но вряд ли это про Вас, не так ли?
   А зря! Здесь ничто не помешает Вашему уединению, и, кто знает, какие великие мысли посетят Вас в этот момент. Но я вижу, Вы не горите желанием отбросить дела и ринуться на кладбище. Может, Вас напугали леденящие душу рассказы о живых мертвецах, которые постоянно возвращаются, или о гробокопателях, рыщущих в поисках золотых зубов? Или слова известных экстрасенсов и гипнологов: "Мощная некротическая волна, исходящая от мёртвых тканей, воздействует непосредственно на главные узлы нервной системы и вызывает..." Ах, нет, отбросим чушь, льющуюся мощным потоком с мерцающих экранов! Но что тогда сдерживает и Вас, и вон ту милую даму, и, честно говоря, меня от сей увлекательной ночной прогулки? Не могу Вам ответить. Не знаю...
   Но давайте окончательно оторвемся от обсуждения наших персон и вернемся к тому, с чего начали.
  
   Глава первая
   The Lucky One
  
   Baby thinks she`s smart, but what about her heart?
   Like a wild bird of prey, like a thief in the night
   You can take what you want, and you dont`s think twice
   `cos the world`s in your hand`s, and you`ve got all you want
   And you won`t change a thing, you`re the lucky one
  
   Итак, кладбище. Последняя черта, заключительный верстовой столб оборвавшегося пути. Здесь в единую точку слились дороги со всех концов света, как в некий Рим. Но не видать ни грандиозных соборов, ни изукрашенных мостов, ни развалин Колизея. Могучая столица исчезнувшей империи словно отбросила сюда искаженное отражение, и потянулись вокруг лишь покалеченные временем неясные силуэты, замершие в неподвижности, чтобы люди, пока остающиеся наверху, помнили о тех, кто ушёл за горизонт жизни. Чёрные тени медленно ползут по траве и деревьям, внимая полной луне, величественно катящейся в непостижимой дали. Печальные верстовые столбы повествуют о том, что дороги были. Но последние ли это столбы? Может, дороги разом изогнулись под невидимым глазу углом и вновь разбежались в следующем измерении, куда нам сейчас не пройти. Впрочем, никто и не торопится туда, где в секунду, воздвигнувшую надгробие над нами, неземной свет выделит сверкающей точкой ещё один столб, отмечающий очередную версту, недоступный и непонятный. А затерявшаяся было дорога уверенно побежит дальше. И где-нибудь на границах времени она изогнется и возвратится. Но этого мы вряд ли дождемся.
   Когда-то места эти располагались на южной окраине. Но город ширился и рос. Теперь этот густонаселенный и в то же время совершенно пустынный район оказался если не в самом центре, то уж точно вблизи центрального пояса.
   А на кладбище всё та же тишина. Стройные ряды могил, мрачные деревья, молчаливая луна, поднявшаяся чуть повыше, и... столб дрожащего воздуха, напрочь прогнавший обыденность летней ночи. Источником его является вовсе не надгробие, как Вы могли подумать. Нет, движение воздуха наблюдается между парой скрюченных берёз. Воздух быстро сгущается, конденсируется в белый туман. И вот уже нет его. Словно по мановению волшебной палочки туман рассеялся, а меж отпрянувших деревьев стоит полупрозрачная фигура. Но не оживший мертвец, догнивая, таинственным образом обнаружил дорогу обратно и вылез из земли. Потусторонний, возникший из воздуха пришелец - призрачная женщина. Непропорционально высокая. Истощённая. Дрожащая, словно от холода. Сквозь бледный силуэт ясно проступают ближайшие кусты. Спустя минуту они постепенно тускнеют, исчезая. Женская фигурка, одетая в длинное до земли платье, приобретя плоть и объем, заслонила их своим телом. Густые белые-белые волосы, чуть отливающие золотом в свете луны, легонько колышутся в такт веткам. Чудо свершилось, возникшая из ничего вновь явилась сюда и теперь замерла в ожидании. Величественная осанка, бесстрашный взгляд и безупречные волны волос говорят о её далеко не низком положении в иерархии сил, что пока подбираются к людским пределам.
   Однако упаси Вас бог взглянуть ей в лицо. В два раза длиннее человеческого, оно отпугнёт Вас исключительно острым подбородком, провалом рта, наполненным мглистой влагой, двумя выпирающими клыками, которым позавидовал бы сам Дракула, и кроваво-красными зрачками, зловещий взгляд которых выдержать невозможно. Глубокие извилистые морщины избороздили поверхность лица, собираясь на пересечениях в отвратительные бородавки. И только волосы, обрамляющие нечеловеческую маску, несказанно прекрасны.
   Но что это? В кустах за таинственной незнакомкой блеснула искорка, рядом другая. Обе они обратились в два глаза, пылающих красным огнём. Из листвы вылетел сгусток, состоящий из круглой головы, постепенно переходящей в остроконечный, обрывчатый хвост. По обе стороны от кривого рта внезапно выскочили две лапки. Правая сжимала потухший факел.
   Кусты не шевелились. Но отовсюду, не потревожив ни травинки, выползали клочки тумана, превращавшиеся в исполинских гадов с глазами, словно зелёные огни светофора, в теневых человечков, состоящих из сероватого, вечно дрожащего студня, в белые колышки с мерцающими искорками по бокам.
   В первых рядах безобразного скопища раздувался огромный спрут с рваным ртом, крохотными щупальцами и непомерно большой головой. Рядом расположилось существо с головой чуть поменьше, на которой находились переливчатые глаза, выпуклый нос и рот, напоминающий застежку "молния", Голова выходца из запределья вихлялась на тонюсенькой шее, переходящей в маленькое туловище с хилыми руками по два пальца на каждой. Острые, согнутые дугой пальцы, маленький и большой, хватали воздух, непрестанно закрываясь и открываясь, словно клешня. А ноги напоминали два извивающихся конуса.
   У пришельца, стоящего позади спрута, виднелась только голова, которую легче всего описывать, открыв азбуку. В глазах, похожих на покореженные буквы "О", плавали точки зрачков. Нос был перевернутой буквой "Т", основу которой сплющили молотком, а перекладину раскатали асфальтоукладчиком. Рот состоял из буквы "П" с растянувшейся верхней и почти незаметными боковыми палочками. Рядом с ушами (не похожими ни на одну из известных букв) расположились морщины, напоминавшие латинские "I" разной высоты. Три маленькие аналогичные морщинки находились на подбородке. Впрочем, торчала ещё и рука, когтистые пальцы которой сжались вместе, выкинув указательный и средний буквой "V".
   За головастиком располагалось нечто, скрытое клубящимся синим туманом, из которого выставлялся череп, напоминающий человеческий. В пустых глазницах горели зловещие жёлтые огоньки, а чёрные зубы непрестанно дёргались, клацая быстро, но бесшумно. Лунные блики таинственно мерцали на гладкой поверхности мёртвого шара.
   Возле черепа кувыркалась в воздухе змеиная голова, длинная шея которой чудом удерживалась на четырех паучьих ножках и еще более тонких ручках, оканчивающихся четырьмя ухватистыми пальчиками. Вертикальные палочки зрачков, злобно посматривая по сторонам, бегали в щелочках трёх узких глаз, один из которых находился аж на затылке.
   В мглистом отдалении копошились создания ещё уродливей, но их уже трудно было разглядеть. Да никому в голову так и не пришла идея задержаться на кладбище, чтобы наблюдать фантастическую картину прибытия иномирян в оглушающую тишину (если не считать шороха листьев).
   Территория, пустовавшая четверть часа назад, теперь кишела потусторонними чудищами, призрачные очертания которых набирали мощь и объём. Армия монстров развернулась огромным кругом, в центре которого стояла женщина, прекрасная и ужасная одновременно.
   Сгусток, напоминающий теперь огромную с красными глазами и чёрным изогнутым ртом каплю, падающую в мрачную пропасть небес, взмыл к незнакомке в белом платье. Темноту содрогнул его пронзительный, ликующий вопль:
   - Королева!
   В тот же миг в чаше факела, что сжимала его рука, вспыхнул красный цветок пламени, а женщина, словно проснувшись, сделала шаг навстречу странному огню. Толпа призраков зашевелилась, сдвинулась вперёд и в стороны, сплотилась и предстала перед своей королевой огромным клубящимся полумесяцем, вьющимся среди надгробий.
   Королева медленно оглядела подданных и вновь застыла. Казалось, тысячи слов вот-вот извергнутся в холодный воздух, но пока с огненно-красных губ не сорвалось ни единого звука. Слева от неё опустился громадноголовый спрут. Щупальца его казались клубком спутанных морских водорослей. Внешние края глаз оплыли черной слизью. Белыми змеями изо рта выползли два изогнутых клыка. Дырами мрака проклюнулись ноздри над мглистой и влажной пастью. На подбородке нарисовалась чёрная стрелка, указующая на густо поросшую травой землю. Голову украсила зелёная корона о девяти колючих пиках, передний зубец которой сверкал лунным камнем. На мерцающей глади венца блестели разбросанные самоцветы. Две глубоких стрелы, направленные вокруг обода, пропахали изумрудную поверхность тёмными бороздами. Прямо по центру спелым лимоном светился улыбающийся круг, увенчанный чёрной трезубой короной. Справа от королевы парил уже знакомый нам сгусток, крепко сжимавший маленькой рукой тяжёлый факел. Над сверхъестественным красным пламенем не властен был ветер, и оно вздымалось чуть колышущейся остроотточенной пирамидой.
   - Наступает время полёта! - раздался низкий, не очень глубокий, но пронизывающий голос. Первые слова королевы. Призраки чутко внимали им. Каждый звук вибрировал в глубине сотен тел, раскладываясь на удивительную, неповторимую музыку.
   - Луна вновь изменила свой бег, - продолжала королева. - И нам пора в путь. Снова соприкоснулись два мира. Снова мы оставили замкнутую обитель и переместились сюда. Не знаю, сколько эпох сменилось за время нашего отсутствия. Но пусть никто не скажет, что мы стали хуже. Пусть этот мир, как и прежде, увидит нашу силу и наше величие. Мы ещё успеваем остановиться и повернуть вспять, но путь назад - угасание! Мы не хозяева здесь, но что с того? Ворвемся же сюда, как много веков назад. Покинутый мир снова принадлежит нам, начиная с прошедшего мига, с близкого полета, с королевского парада. Вперёд! И путь наш будет свободным. Свободным, как никогда!
   Закончив отрывистую, немного странную для представителей человеческого племени, но близкую и понятную любому призраку речь, королева взмыла вверх и остановилась на пятиметровой высоте, откуда грозно взглянула на свою рать. Вслед за ней рванулся сгусток, потом спрут, а затем и остальные.
   Столб белого света, взрезающий прохладу летней ночи, и переливающийся цветами мёртвой радуги павлиний хвост свиты.
   Тишина. Лишь травы и листья чуть слышно обмениваются друг с другом свежими новостями. Последний зазевавшийся призрак, напоминающий трухлявый пень с обломанными корнями, натужно оторвался от земли и стремительно догонял потустороннюю армию. А королева уже оставила за спиной кладбищенскую ограду.
   Внезапно она вздрогнула и на секунду замедлила полёт. Взгляд королевы устремился на факел. Предводительница призраков только теперь обратила внимание на удивительный цвет пламени.
   - Что это? - удивленно воскликнула она. - Почему оно сегодня такое странное?
   - Наконец-то, - проверещал сгусток и довольно покосился на своё достояние.
   - Да, королева, - подтвердил спрут, речь его была медленной, словно волны ленивых южных морей, - пламя в эту ночь не зеленое, каким оно бывает, когда у нас все замечательно, и не синее, когда дела обстоят хуже некуда. Пламя изменило естественный цвет. Это предостережение, королева!
   - Но чего опасаться? Пламя не черное, и даже не белое, - королева не верила в опасности. Чудесная ночь, удачный прорыв и пронизывающие волны счастья свободного полёта под звёздным небом отгоняли даже малейшую мысль о каких бы то ни было проблемах.
   - Вот именно, королева, - величаво кивнул спрут, набирая высоту, но не вырываясь вперёд повелительницы. - Пламя красное, а значит, это счастливое предостережение!
   - Разве предостережения бывают счастливыми? - сверкающие глаза королевы вбирали красоты иного мира, и только какой-то ничтожный кусочек сознания ещё следил за тем, чтобы не прервалась беседа. - По-моему, это несовместимые вещи.
   - Покажи мне, королева, хотя бы две несовместимые вещи, и я найду способ соединить их, - заверещал сгусток, обиженный, что его отстранили от разговора.
   - Я никогда не сомневалась в тебе, - улыбнулась королева.
   Спрут обернулся к армаде настигающих призраков и возвестил:
   - Красное пламя! Счастливое предостережение королеве!
   - Красное пламя! - крикнула королева в толпу, и по рядам призраков прокатился радостный гул:
   - Счастливое предостережение королеве, повелительнице тьмы и белых призраков!
   - Счастливое предостережение, - королева остановилась, и ее подданные мгновенно замерли на месте. - Но кому? Ведь я ВАША королева! Кому предостережение, моему народу или лично мне?
   Ответом вернулась оглушительная тишина. Секунду спустя неестественный металлический голос старого грибообразного призрака разорвал наступившее безмолвие:
   - О, Лаура, повелительница тьмы! Это ТВОЁ счастливое предостережение.
   - Счастливое предостережение повелительнице тьмы, нашей королеве! - зазвучал нестройный, но многоголосый хор существ, пришедших из мрачного замкнутого мира.
   Королева величаво повела головой, принимая всеобщие восторги и почести, и продолжила путь. Она смело летела впереди. Следом, четко соблюдая положенную дистанцию, двигались сгусток с факелом и большеголовый спрут. А после них, закрывая полнеба, неслась бесконечная армия призраков.
   Никто не видел этого грандиозного полёта. Даже если запоздалые прохожие догадались взглянуть на небо, то заметили лишь гряду прозрачных серебристых облаков, стремительно уносящихся навстречу луне. Людям не дано наблюдать призрачные парады. Впрочем, возможно, в момент, когда призраки появлялись на свет божий и еще касались земли, путаясь в надгробиях и густых травах, посторонний зритель и углядел бы пришельцев в натуральном виде. Но, как мы знаем, свидетелей вблизи не оказалось. Никто не запечатлел в памяти сию страшную картину, чтобы, спустя долгие годы, рассказывать о ней затаившим дыхание внучкам, слегка привирая и додумывая с каждым разом новые, всё более интересные подробности.
   А призраки парили над засыпающим городом, вились меж веток, тихонько раскачивая листья, заглядывали в окна гостиных и спален, носились по чердакам, усаживались на телевизионные антенны, разбросанные по крышам. Свежий мир волновал их, будоражил, навевая неведомые доселе чувства. Невероятные россказни счастливчиков, для которых не существовало преград между мирами, на глазах обретали плоть. Воздух свободы и новизна пьянили, а призраки уже разлетались по закоулкам и тупичкам, выискивая уютный уголок на случай, если когда-нибудь еще разочек удастся вырваться сюда. Они знали: лишь единицы сумеют устроиться здесь, закрепиться, удержаться. Остальным же предстоит возвращение. Армия распадалась огромным веером, теряя друг друга из вида, купаясь в волнах свободного полета в бесконечном холодном небе.
   И только неразлучная троица летела вперед и вперед - королева Лаура, спрут и сгусток. Они мчались по прямой, оставив позади предчувствия и опасения, Никто не в силах угнаться за столь стремительной командой. И некому слушать их взволнованные голоса в ста метрах над землёй.
   - Неужели я смогу воплощаться здесь, когда захочу, - не веря удаче, королева чуть ли не пела. Длинное белое платье развевалось на ветру, словно парус, летящий к дальнему, только ему известному краю земли, над которым светят совершенно иные звёзды. Счастье скользило по ужасному лицу повелительницы тьмы. Но для ее спутников не существовало никого прекраснее и величественнее во всех возможных и невозможных мирах. Вместе с Лаурой они парили в вышине, бесстрашно бросаясь навстречу воздушным потокам. Бушевавшие на просторе ветра изо всех сил боролись с ними, стараясь опрокинуть, развернуть, но тщетно. Коварному Западному Ветру не по зубам оказалась даже пышная копна волос, застывшая, словно вмиг заледенела. Восточный угрюмо тыкался в бок, тщась изломать плавный маршрут королевы. Колючий Северный Ветер, беснуясь, удвоил усилия, но его порывы беспрепятственно проскальзывали сквозь призраков, не причиняя им никакого вреда. Тогда он принялся за королевское одеяние, стремясь изорвать его в клочья. Но ни ниточки, ни кусочка не досталось, взвывшему от ненависти злодею. А изнеженный Южный давно поотстал от братьев и отправился спать, легко смирившись с очередной неудачей.
   Позади ещё одна улица, ещё один дом, а впереди новые и новые здания. Стремительным броском призраки достигли телевизионной башни, и весело крутанулись вокруг стальных опор. Издали казалось, что среди двух десятков кровавых звёзд габаритных огней вспыхнула сверхновая, подвижная, живая - то реяло пламя факела, не уступавшее им по яркости.
   Оставив телевышку за спиной, призраки медленно зазмеились над улицей, стараясь не отставать от припозднившегося грузовичка. Ничего не подозревающий водила свернул налево, где вдалеке маячили жавшиеся друг к другу кирпичики высоток, а потусторонняя троица пролетела над крышами пятиэтажек, едва не цепляя антенны.
   Они чувствовали себя на вершине блаженства, безмятежно наслаждаясь свободой и покоем. Стремительный полет, мерцающий свет звезд, ровный круг луны, тягучий ночной аромат, приятный холодок высоты, шелест деревьев, ветки которых тихо колыхались рядом, и дома с потухшими окнами. Сказочная ночь.
   Миновав детский сад - двухэтажное здание с разбросанными вокруг детскими сооружениями - призраки пролетели в щель меж двух домов. Затем ловко вынырнув из густой листвы, пронзили кирпичи трансформаторной будки (о её предназначении они, конечно, не задумались, да и какое им дело до разных, никому не нужных тонкостей). А потом снова зависли на пару секунд.
   Перед ними раскинулся большой просторный двор. Опустившись на крышу одноэтажного кубика, призраки по-хозяйски осмотрели раскрывшуюся панораму, близкий горизонт, очерченный крышами, и длинный дом, стоявший перед ними. Стены его неясно бледнели во тьме. По королеве пробежал приятный холодок, словно она обнаружила нечто родное, частичку собственного мира. Передохнув минутку, белые путешественники взвились к небу и ринулись к таинственно мерцающему дому, чтобы заложить королевский вираж у его окон, а затем пронестись над плоской крышей, озаренной лунным светом. Чтобы впитать один маленький кусочек чужого мира целиком, до миллиметра, до самой микроскопической трещинки.
   Факел горел ровным красным пламенем, не желая менять странный цвет на безопасный зеленый или победный голубой. Последний люди ещё могли бы перепутать с синим, но призраки - никогда! А красный огонь и для людей, и для потусторонцев всегда был чем-то особенным. Безмятежный, чуть подрагивающий красный. Такой, как в эту ночь. Предостережение неведомого, притягательного, которое вот-вот свершится. Оно сквозило рядом, вибрировало в призрачных субстанциях. Счастливое предостережение! Но разве сама ночь и полет всевластия уже не счастье? И Лаура - королева призраков, выкинув из головы ненужные размышления, круто взмыла вдоль шероховатой стены, собранной из камней, удивительно подогнанных по размеру, мимо выступов балконов, ощерившихся зубьями решёток, и тёмных безмолвных окон.
  
   Глава вторая
   Последний экзамен
  
   "На этом месте могла
   находиться реклама
   вашей песни".
   (Всем известная фраза ;)
  
   Занудно гудел будильник, и мне не оставалось ничего, как окончательно проснуться и, быстро одевшись, отправиться ополоснуть лицо. Сегодня не пришлось долго спать, сегодня мне предстоял экзамен - последний экзамен в последнюю летнюю сессию.
   Кое-как проглотив два бутерброда, я запил небогатый завтрак стаканом сладкого чая. Больше в меня не могло влезть ни грамма. Вот так всегда при сильной нервотрёпке. В принципе, по нынешним временам весьма выгодно иметь подобный желудок. Однако в гостях возникали некоторые проблемы. Съев три-четыре салата, от которых просто не успевал отказаться, и минимум жаркого, я уже не мог смотреть ни на что съедобное. Поэтому приходилось полностью игнорировать торты и другие сладости, что вызывало недоумение хозяев, а уж меня-то как огорчало. Нервы по возвращении домой успокаивались. Просыпался утерянный в гостях аппетит, но положенную норму продуктов я добирал уже из собственного холодильника.
   День, видимо, не задался. По пути я успел попасть в пылевой столб, промокнуть под проливным дождем и немного подсушиться в троллейбусе.
   Наконец, появилось радостное солнце. Оно пылало неукротимой энергией, словно возвратилось из хорошо проведённого отпуска. И снова поверилось, что на дворе лето. По площади, одну из сторон которой венчал главный корпус, катились потоки грязной воды, будто где-то неподалеку в очередной раз прорвало канализацию. На носочках вымытых с вечера кроссовок я мужественно преодолел возникшую акваторию и ввинтился в толпу, терпеливо ожидающую автобус. Последнего в обозримом будущем не предвиделось.
   Когда-нибудь при случае, будучи не таким вымокшим и озабоченным, я обязательно расскажу Вам о том, как надо ездить в автобусах сорок первого, студенческого маршрута. Но сейчас в голове крутились только теоремы Котельникова, свойства функций Уолша и принципы модального управления, которые упорно не запоминались накануне и сейчас вроде бы снова перестали выводиться.
   Толпа жаждущих уехать на комплекс учебных зданий, расположенный в лесном массиве меж трех отдаленных жилых районов, росла с каждой минутой. Автобуса как не бывало. Поэтому мне, да и всем остальным, кроме занятых извечными разговорами про цены на балке и кабельное телевидение, ничего не оставалось, как любоваться центральной площадью города.
   Сорок лет назад вдоль улицы, перед тем местом, где сейчас находится наш главный корпус (то есть прямо там, где я переминаюсь с ноги на ногу и думаю обо всем этом) теснились убогие деревянные лабазы. В них шла торговля жестяными и скобяными изделиями, а также разной домашней утварью. За домишками в глубине квартала стояла церковь, а вокруг нее был рынок, который просуществовал тут до 1953 года. Потом ему пришлось значительно потесниться в связи со строительством нашего корпуса. Вы спросите, откуда мне это известно? А просто однажды наша преподавательница по этике забыла дома положенную по программе библию. Зато у нее в сумочке случайно оказался блокнот, заполненный ею в бытность экскурсоводом. И мы послушно конспектировали краеведческие сведения, не зная еще, что зачет по этике ставится автоматически при условии усердного посещения лекций.
   А я помнил только двухэтажный домик рядом с кафе "Спутник". Его давно снесли, но из памяти никуда не исчезают потемневшие до черноты доски и затейливая башенка, придававшая всему дому стройность, возвышенность и благородство.
   И еще демонстрации. Не школьные, нет. Там меня всегда нагружали пачкой тяжеленных флагов и лозунгов те, кому положено развлекаться, а не таскать бремя идеологии. Зато демонстрации детства оставили яркий след. Отлично помню, как медленно продвигаюсь в недрах нескончаемого половодья людей. Мне ничего не видно, кроме развевающихся знамён, верхних этажей и плывущих над крышами разноцветных шаров. Как хотелось тогда ухватить их, прибавить к своим, чтобы их стало много-много. На площади движение почти прекращалось. Шаг - остановка - минутная пауза. Паузы угнетали больше всего. Я не мог долго стоять на месте. Ноги стремились вперед и вперед. Со всех сторон лилась музыка, громогласные приветствия серебряных мегафонов и всеобщие криков "Ура". То были настоящие праздники. Лишь позже я понял, что для многих это - скучная обязаловка и бессмысленное времяпрепровождение.
   Острый взгляд на секунду прорвал воспоминания, окинул площадь, убедился в отсутствии общественного транспорта, следующего по столь необходимому мне маршруту, и вновь отключился. Реальность погасла. Теснившиеся воспоминания снова обрели чёткость. Не зная, чем занять себя в настоящем, я плыл по тёплым волнам прошлого.
   В праздничные дни на главный корпус института вывешивали огромный плакат с рабочим и колхозницей, устремленными к светлому будущему. Пятнадцать флагов, обрамляющие силуэты тружеников, превратились в цветные полоски, когда союзные республики обрели суверенитет. А на семиэтажном здании напротив в дни демонстраций уже не появляются строгие портреты ныне не существующего политбюро, над которым главенствовал гигантский профиль Ильича.
   Там же находилась трибуна для почетных горожан, облицованная ранее мраморными плитками. Но за минувший год плитки местами разбили, местами поворовали. А на остатках осыпавшегося великолепия криво намалевали: "Нам нужен мэр и бесплатная приватизация квартир".
   Я вновь кинул взгляд туда, где должен появиться долгожданный автобус. Разумеется, там обнаружился лишь пустой асфальт. Глаза скользнули повыше и уперлись в орден Ленина, покрытый серебряной краской. С ордена Владимир Ильич косо поглядывал на стену ближайшей хрущевки, украшенной популярной надписью "Ментам не убить солидарность!" Судя по умиротворенному выражению лица вождя мирового пролетариата, Владимир Ильич не возражал.
   Ленина я не всегда поминал добрым словом. Будучи учеником пятого класса, я откопал дома маленький барельеф вождя и, восторгаясь собственной смелостью, нацарапал на обратной его стороне слово "козёл", не вкладывая в данный поступок никакого политического смысла. По истечении пяти минут я уже был изобличен и заложен малолетним Павликом Морозовым - племянником, гостившим у нас в тот день. Весь вечер мне читали нотации два поколения семьи. Теперь оставалось только жалеть, что тот случай не удостоился документального протокола. А то бы я с чистой совестью мог махнуть в Москву и загрести там за заслуги в борьбе против тоталитарного режима первую российскую награду наряду с защитниками Белого дома.
   Толпа студентов и скромно стоящих в сторонке преподавателей крепла и ширилась. Конкурс на посадку составлял уже не менее двух с половиной человек на место, а кандидаты неуклонно прибывали. Тяжелыми ударами захлопали двери. Это подбавились затишочники, до поры до времени гревшие косточки в сухом вестибюле. Народ оживился. По советско-студенческим приметам это означало лишь одно: пока я предавался благостным воспоминаниям, у въезда на площадь засветился автобус. Вот он - "Икарус" с греющей душу табличкой "Октябрьская площадь - 41 - Студенческий городок" и желтыми, забрызганными грязью боками. О, счастье! Он длинный, то есть с прицепом и бывалой, продранной в нескольких местах гармошкой, где так удобно стоять в солнечную погоду и очень неуютно, когда льют дожди.
   Ручей, протекающий у ног, напоминал горную реку средних размеров. Солнце вновь потерялось за тучами. Первые капли находились в раздумьях: то ли прямо сейчас хлынуть на головы, то ли погодить еще секунд пять. Автобус солидно вкатил на площадь и, высадив толпу счастливчиков, которым уже не надо никуда спешить, остановился в дальнем углу. Теперь наша судьба зависела от того, какие действия предпримет водитель в ближайшее время. Пессимисты уныло ждали появления на лобовом стекле таблички "В парк". Оптимисты надеялись, что работающий мотор долгожданного красавца предвещает скорую поездку.
   Водитель, однако, решил не огорчать ни тех, ни других. Выйдя из кабины, он обошел вверенное ему имущество и снова забрался на свое законное место. Затем он обошел автобус еще раз, в надежде узреть поблизости кого-нибудь из коллег. Не повезло. "Ну, давай!" - в едином порыве чуть не кричала толпа. Но водитель крепко обиделся на судьбу, вернулся в кабину, достал газету, развернул и начал читать. Медленно и вдумчиво.
   Заморосило. Затишочники снова скрылись за массивными дверями. Остальные продолжали мужественно переносить выпавшие им невзгоды, не решаясь раскрыть зонты, так как внезапная посадка означала бы самоубийство для последних.
   Наконец, газетный лист свернулся (оставалось только славить бога, что водитель читал не "24 часа" с их внушительным объемом). Автобус фыркнул, подкатил к узлу связи, а затем и к остановке, предусмотрительно оставив расстояние для наиболее ярых студентов, готовых лечь грудью за удачную посадку.
   Толпа возликовала и ринулась вперед. Двери, вдавленные внутрь телами первых рядов, распахнулись без вмешательства водителя, и счастливчики заскакали по ступенькам вверх, удовлетворенно плюхаясь на заманчиво свободные сиденья.
   Меня плотно сжимали со всех сторон. Я практически не мог шевелиться, только крепко вцепился в сумку, чтобы ее не унесло в какой-нибудь водоворот. Стоявшие сзади надавили, желая непременно попасть в автобус, а впереди уже образовалась пробка.
   Почти все великие умы нашего института уже сообразили, что объем предлагаемого к рассмотрению общественного транспорта далеко не безграничен. Огромная сила воздействовала на мою спину. Ноги самостоятельно сделали несколько шагов вперед и оказались по щиколотку в воде неиссякаемого вышеупомянутого ручья. Рядом кто-то тихо ругался, наблюдая, как рукав его модной куртки безупречно чисто снимал толстый слой грязи с желтого корпуса. Не скажу, что эта картина подействовала ободряюще, но тут толпа приподняла мое тело и занесла в автобус.
   Двери захлопнулись, выкинув из салона парочку невезучих и оставив за пределами умной машины три-четыре десятка менее расторопных субъектов. Медленно-медленно автобус поехал к повороту. За ним устремилась парочка чудаков, еще веривших в несбыточное. Но на их долю выпали лишь грязные брызги.
   - Серёга, ты носки промочил? - загремело над ухом.
   - Не то слово, - мрачно раздалось из другого конца салона.
   Оставалось перевести дух и немного успокоиться. Повертев левой ногой, висевшей в воздухе, я опечалился, потому что изображать аиста в течении ближайшего получаса было бы весьма утомительно. Но тут народ колыхнулся. На мгновение образовалась щель... Взгляд отчаянно пробуравил переплетение ног и наткнулся на кусочек чёрной резины. Я тут же бросил ногу в освободившееся пространство и успел благополучно втиснуть её между лакированной туфелькой и потрепанным московским "адидасом". У какого-то бедолаги раскрылся дипломат, и пол-автобуса старательно топталось на бумагах, покрытых длинными рядами формул. Над поверхностью людского моря вскинулась подобно перископу рука с очками, повертелась и спряталась обратно. Слева от меня кто-то подробно пересказывал сюжет "Техасской резни механической пилой", справа шел деловой разговор о том, как полезно быть миллионером. Я же, вцепившись в поручень, чтобы при повороте не оказаться под ногами у собратьев по разуму, безуспешно пытался вспомнить модальное управление, половину правил которого вытрясли из мозгов во время бурной посадки.
   Окончательно я пришел в себя, оказавшись в тихой и прохладной аудитории, где мне и предстояло сдавать экзамен. Но, хотя аудитория встретила меня пустотой, я не пожал лавры первенства. Более предусмотрительные люди, приехавшие сюда на полтора часа раньше, уже успели застолбить сумками задние парты, наиболее выгодные в стратегическом плане. Сейчас эти счастливчики наверняка отправились на второй этаж, чтобы воочию удостовериться, действительно ли открылся буфет.
   Блажен, кто верует! И буфет, и читальный зал, и комнату отдыха начальство обещало, когда наш курс дружно, по-коммунистически, трудился на отделочных работах. Все позиции длинного списка обещаний так и остались красивой, но несбывшейся легендой.
   Мне оставалось приземлиться за вторую парту среднего ряда, где в назидание потомкам кто-то выцарапал жизнеописания некоего Гологи:
   "18.12.91. Голога напился.
   26.12.91. Голога напился.
   28.12.91. Голога завалил экзамен по физике.
   Все! Ништец! Здравствуй, Советская Армия".
   Ниже рукой какого-то доброго человека было добавлено:
   "1.01.92. Голога повесился".
   Не успел я посочувствовать разбившейся судьбе, как подбежали те, кто несколько отстал от меня по дороге. Я тут же осведомился о состоянии их носков и получил в ответ массу добрых слов в адрес водителя, его жены и тех, кто два года назад придумал перевести наш факультет из главного корпуса в столь отдалённые места.
   Возвратились и ранее прибывшие. Оказывается, первые признаки буфета в лице соответствующей таблички уже появились. Но дверь надежно приколотили к косяку толстыми гвоздями. И завершающий этап воплощения мечты ещё ох как далёк. Затем в аудиторию влетели добиравшиеся на попутках. Ровно в девять появился сам преподаватель. Я не перестаю удивляться, как это они умудряются приходить вовремя?
   Протянув зачетку, я получил билет Љ 20 и, усевшись на место, погрузился в мир сигналов, специальных фильтров и злосчастного модального управления, которое значилось третьим вопросом. На сорок минут исчезло и лето, и голубое небо с убегающими обрывками туч, и береза, приветливо тянущая навстречу ветви, и солнце, освещавшее, впрочем, противоположную часть корпуса.
   Экзамен описывать бесполезно. Какие слова могут передать ту кропотливую работу, когда каждая ячейка памяти проверяется на наличие информации, а информация пытается либо удрать, либо выявить полное несоответствие выбранной теме. Из найденных крупинок старательно выстраивается конструкция ответа, а провалы недостающих знаний маскируются громкими фразами или отвлеченными рассуждениями. Чья голова не погружалась в эти адские муки, вряд ли поймет суть плоских слов.
   Гораздо легче представить то летящее чувство, когда вываливаешься в коридор, сочувственно кивая тем, кто только готовится вступить на тропу мучений.
   "Ну, как?" - посыпались вопросы. "Пятерка!" - выдохнул я и сразу полез в зачетку, чтобы убедиться, не ошибся ли, не принял ли желаемое за действительное. Нет, никуда она не делась! "Отл." стояло на нужном месте. Фортуна не забыла улыбнуться мне и позволила еще семь месяцев получать максимальную стипендию, что по нынешним временам совсем не вредно. От радости хотелось подпрыгнуть, но я вовремя вспомнил, что являюсь солидным человеком, уже за гранью четвертого курса Политехнического института. Да, четвертый позади!
   Я вышел из полутьмы коридоров корпуса на залитый солнцем асфальт и медленно побрел к автобусной остановке, впитывая мгновения счастья. Вокруг взмывали в небо сосны. Там партизанскими тропами брело на позицию атаки новое поколение клещей. По крайней мере, об этом недвусмысленно предупреждал плакат, откуда бдительно взирал наглухо застегнутый и затянутый в капюшон студент. Спереди к нему подкрадывалось громадное насекомое, ползущее по надписи "Осторожно - клещи!" Я решил, что на обороте весьма логично смотрелся бы плакат противоположного содержания: улепетывающий во все лапы клещ, и разъяренный изголодавшийся студент, бегущий по надписи "Осторожно - студенты!".
   Подошвы кроссовок упруго пружинили по асфальтовой дорожке, которую укладывали на декабрьский снег. Не слишком маленькая часть студентов утверждала, что покрытие сойдет вместе со снегом. Остальные ставили на нерушимость серой полосы. Однако ставки ушли впустую, асфальт не исчез, а только потрескался. Зато времена, когда сотни ног ежедневно месили грязь и протаптывали в радиусе ста метров окольные тропинки, безвозвратно канули в прошлое и вспоминались разве что с улыбкой.
   Упорные солнечные лучи настойчиво пробивались сквозь густую хвою. Обстановка была донельзя торжественной. А я пытался запомнить бегущие секунды навсегда, потому что им уже не суждено повториться. Последняя летняя сессия. Ровно через год я буду защищать диплом. Но окончание учебы пока маячило в туманном будущем. А я с совершенно пустой головой продвигался к остановке среди могучих деревьев и радовался каждому мгновению.
  
   Глава третья
   The Lucky One (Anti)
  
   Life is a dream, the lucky one, the lucky one.
   O, life is a dream...
  
   То, что на изучаемом им языке звалось глазами, внимательно уставилось на нечто, вполне соответствующее слову "манускрипт". Но не черные значки разбегались по белому фону. Нет-нет. В призрачной воронке с расплывчатыми границами змеился рой голубоватых звёзд, постреливающих крохотными, едва различимыми искорками. Впрочем, что нелепо расставленные значки на светлой плоскости, что комбинации звёзд в вывернутом пространстве - и те, и другие хранили в себе знания. Следовало только прочитать их, осмыслить, вырвать из ненужных переплетений рациональное зерно и зафиксировать выводы. Что на плоскости, что в вывернутом пространстве.
   Но осмысливать не хотелось.
   Знания, покалывающие волнующими иглами новизны, более не возбуждали, не тянули узнать, что там скрыто дальше, что на следующей странице, в какую комбинацию выстроятся загадочные звёзды в грядущий миг. Однако, покалывание никуда не делось. Только теперь оно являло собой обиду. В терминах мира, чей язык изучал хозяин того, что звалось глазами. И глаза эти не спали.
   Наблюдающий за круговоротом звёзд вывернутого пространства не должен был обижаться. Это чувство было неведомо ему ранее. Как и все остальные чувства. Кроме ледяного величия и чего-то неуловимого, необлекаемого в мантию слов. Того, что не давало упокоиться в довольстве безмятежного существования и звало что-то делать, пробиваться к каким-то свершениям. Неведомо зачем, но пробиваться.
   Быть может, в миг свершения всё и прояснилось бы.
   Но кто мог назвать великим свершением изучение ненужного языка?
   Только тот, кому не положены свершения высшего плана. Кому нет права на подвиги, тот вынужден довольствоваться мелочами и раздувать их до уровня подвигов в своём сознании. Незаметных для остальных, но значимых для того, кто их совершил. Но в тёмные минуты прозрения подвиги оборачивались величинами, стремящимися к нулю, по сравнению с тем, что суждено было вершить другим. И тогда донельзя хотелось забыть обо всём и упокоиться. Но что-то неведомое протаскивало сознание сквозь мгновения слабости и отчаяния и заставляло заниматься дальше. Хоть чем-то. Пусть даже изучением никому не нужных языков.
   Наблюдающий заставил звёзды крутануться и вычленил два слова. "Заноза" и "лотерея". Первое зудело, раздражало и покалывало. И в покалывании снова и снова сквозила обида. Пока ещё не прикреплённая ни к чему. Зато второе слово будоражило и заставляло забыть о первом. Оно обещало. Обещало много. Обещало столь много, что это "много" даже не могло выстроиться в сознании наблюдателя в связную конструкцию. "Много" заполняло весь мир. "Много" готовилось прорвать его, раскрыть, поглотить ближайшие миры и переплавить их в нечто, что навсегда заставит забыть покалывания того, что зовётся "обида".
   Второе слово обещало, но не гарантировало.
   Потому что оно обещало ВСЕМ.
   И ВСЕ шли за ним.
   А кое-кто получал подарки. То, что не заслужил, но вот оно нашлось, само выткалось из воздуха, скользнуло из прохладно-шелковистых рук судьбы и упало в сущность счастливчика, чтобы там раскрыться гаммой ранее неизведанных ощущений. Древние балы, величественные походы, острые лучи звёзд чужих миров. Сладостный ветерок, колышущийся в той вселенной, что внутри, вдруг взрывается неукротимым ураганом и заставляет ту вселенную, что снаружи, опрокинуться и вывернуться дорогой, по которой суждено пройти только тебе.
   И этих кое-кого было намного меньше, чем всех.
   И даже им доставались далеко неравноценные подарки. Кто-то получал счастье яркое, но короткое, как мгновение. Кто-то завладевал светлой памятью тех, что шли следом. Кому-то доставался новый, прекрасный мир, отлитый исключительно по его размеру. А для одного... Всего лишь для одного-единственного счастливчика раскрывались ворота чего-то совершенно грандиозного.
   Грандиознее, чем замок Чёрного Короля.
   Последняя мысль была кощунственной. В тот промежуток времени, что бесследно истаял ещё вчера, она показалась бы страшной, пугающей, заставившей забыть обо всём и отказаться. Согласиться на покой и довольство. Но теперь внутри плескалась зловещая сладость, которая не давала отторгнуть это коварное размышление. Тающая сладость переплелась с покалывающей обидой в невыразимый коктейль, который лихорадил и заставлял забыть обо всём, только бы ещё мгновение понежиться в его заманчивых волнах.
   Хоть и сладкая, но всё же обида. Потому что это неимоверно грандиозное обещалось ВСЕМ. Каждый мог получить ЭТО. И шанс достаться размышляющему об этом шансе был микроскопичен. Он был настолько мал, насколько велико было то, что звалось ВСЕ.
   У каждого был шанс. Каждый мог взять...
   Что?
   Наблюдатель призадумался. Слово "лотерея" утратило центрирующую сущность и превратилось в дополнение, а ось ткущегося мира спешило заполнить новое слово, только что подсказанное мерцающими звёздами знаний.
   Лотерейный билет...
   Один-единственный шанс из бесконечности.
   Но были и те, чьи шансы смотрелись весьма прилично. Те, кто мог взять не один лотерейный билет. Те, кому ПОЛОЖЕНО несколько билетов. И чем яснее представлялись наблюдателю образы тех, кому ПОЛОЖЕНО, тем большую власть обретала плещущаяся в его сущности сладкая обида.
   Следовало повернуть дело так, чтобы обладатели прав на лотерейные билеты утратили свои права. Следовало вывернуть мир.
   И если право взять билет получали не правители, не вершители и не верховные военноначальники. И даже не простые воины. И уж тем более не обыватели. А, скажем, те, кто изучает переплетенье миров.
   И не всех миров, а лишь ближайших...
   И не просто миров, а наполняющие их языки...
   То, что звалось ВСЕ, нисколько не уменьшилось. Уменьшалось лишь число лотерейных билетов. Когда их будет ровно один, ворота грандиозного откроются перед тем, кто возьмёт именно этот билет.
   Ворота такого, что грандиознее замка Чёрного Короля.
   Мысль совсем не казалась крамольной.
   Кем было то, что стало Чёрным Королём. И кем оно стало тогда, когда мир уже не смог вместить эту сущность. И пришлось шагать вниз...
   Наблюдатель, ещё вчера видевший себя пылинкой по сравнению с тем, что казалось ему необозримым и неизучамым, теперь глядел на смутный образ Чёрного Короля со стороны. И почти наравне. И знал, что завтра этого "почти" уже может не быть. И этот взгляд ему нравился. Взгляд смягчал обиду и усиливал сладость. Он обещал, что когда-нибудь обида достанется ВСЕМ остальным.
   Обещал, но не гарантировал.
   Гарантии заключались в лотерейном билете. Гарантии незыблемые, если сделать всего один билет.
   Вот только что представлял собой этот билет?
   Звёзды вывернутого мира складывались в сменяющие друг друга понятия. Перед тем, что звалось глазами, крутились искристые комбинации, поясняющие глубины значений всё новых слов. "Поживка", "пожня", "пожог", "поза", "позабросить", позади", "позванивать", "позволить", "позвонок", "поздно", "позёмка", "позиция"...
   Их надо было зафиксировать, перевести в привычное, осмыслить, выцепить то, что пригодится тем, кто будет идти следом.
   Но не хотелось.
   Плавать в нежных волнах сладкой обиды было куда притягательней.
  
   Глава четвёртая
   Ночь, уходящая в кошмар
  
   Через годы, через расстоянья,
   На любой дороге, в стороне любой
   Песня нам не скажет: "До свиданья!"
   Песня не прощается с тобой.
  
   Если днём всё складывалось удачно, то вечер получился просто замечательным. Солнце исчезло за крышами домов, а мою квартиру окутали тихие сумерки.
   Надо сказать, она могла именоваться "моя квартира". Родители заключили пятилетний контракт на работу в Бразилии. Раз в год, зимой, им удавалось вырваться в отпуск, и они приезжали, наполняя квартиру экзотическими вещичками и фруктами, которых я до этого и в глаза не видывал. Тут же появлялась куча гостей, принося с собой шум и оживление. Они рассаживались за столом, завистливо слушали рассказы о том, как там, и во весь голос жаловались на то, как здесь. Я не вникал в суть разговоров, а занимался спортивной ходьбой между кухней и гостиной, обрабатывая грязную посуду.
   Но две недели пролетали как миг. И мама с папой исчезали. Поначалу в доме оставались запахи. Но заканчивались фрукты. Запахи становились все тоньше и незаметнее. Наконец, жизнь снова вползала в привычную колею, а в комнатах просыпалась, казалось, совсем уже было скрывшаяся тишина.
   Квартира была сквозной. Большое окно с балконом и кухня выходили во двор. Окно спальни смотрело на улицу. Отсутствие проезжей части позволяло забыть про грохот трамваев и шиканье автомобилей. Прогуливаясь по нашей улице, пешеход всегда стоял перед выбором пути, так как их в этом спокойном месте имелось целых три. Он мог идти либо вдоль четных домов, либо возле нечетных, либо по самой середине сквера, среди раскинувшихся по сторонам кустов и деревьев. Насаждения здесь росли самые разнообразные. Я же с детских лет выучил лишь самые практичные из них: шиповник, боярышник и яблоню с мелкими сладкими плодами. Впрочем, беспечный гуляка мог и не ходить никуда, а присесть и отдохнуть, благо, лавочки с удобными спинками стояли через каждые пятьдесят метров.
   Ну ладно, я Вам о квартире, а забрел уже эвон как далеко. Кроме вышеназванных гостиной, спальни и кухни, в квартире еще имелся темный коридор, из которого четыре двери уводили в гостиную, уборную, ванную комнату и кухню, а также множество встроенных шкафчиков, что в детстве создавало превосходные возможности для игры в прятки.
   Пока я все это описывал, лежа на мягком диване... Кстати, о диване. За подобную вещичку всем известный царь немедленно согласился бы махнуться со мной даже знаменитым золотым петушком (правда, я меньше, чем на царевну, не согласился бы). "Надоел уже, - законно скажете Вы. - Предложение хотя бы закончи". Значит, пока я это описывал, в гостиной сгустилась темнота летней ночи. Неспешно текло время, когда на улице еще светло, а в квартире уже трудно что-то отчетливо разглядеть, если не зажигать свет. Но мне нравилось.
   Я тихо прошел на кухню, нажарил себе картошки и стал шарить впотьмах в поисках радио. Надеясь отдохнуть не только телом, но и душой, я включил его и сразу же услышал припев весьма небезынтересной и поучительной песенки:
  
   Здорово, корова.
   Здорово, козел.
   Налей-ка парного,
   Я в гости пришел.
   Здорово, корова,
   Теперь я смогу,
   Как резвая телка,
   Скакать на лугу.
  
   Телок и разного рода козлов хватало и в повседневной жизни, а мне так хотелось чего-нибудь необычного. Резко переключив канал, я устроился поудобнее, а из динамика понеслось:
  
   Ты - морячка, я - моряк.
   Ты - рыбачка, я - рыбак.
   Ты на суше, я на море,
   Мы не встретимся никак.
  
   Не то! Хотя уже немного получше. Хотя бы не про козлов. Но любителем подобных шедевров я тоже не являлся. Слова из решётки никак не вязались с вечерними сумерками. И чересчур бодрая корова, и хитрый козел, и морячок, который ну никак не может пересечься с подругой. Они словно отталкивали, отгоняли что-то неуловимое, витавшее в тёплом воздухе. Тайна? Приключение? Я чувствовал его, но не знал, где и когда. Рука мигом повернула кругляшёк выключателя, надеясь, что песни не успели разбить эти ощущения.
   Но не сидеть же в темноте и одиночестве? Оставался телевизор. На первом канале долго и нудно завывала не в тему неизвестная мне группа. А затем кто-то из солистов в том же духе долго и нудно объяснял, что эстрада загнивает, и только его группа набирает все новые и новые высоты, что ведущие гранды измельчали, потеряли связь с народом и достигли творческого тупика, и только его группа сумела найти необходимый массам образ. Но нет денег... Смотреть подобное нытье надоедало быстрее, чем вы успели прочитать эти строчки.
   По второму каналу шла неразбериха. Экран заполонила толпа. На заднем плане ходил священник и кропил святой водой, а невидимый хор подпевал ангельскими голосочками. Отодвинув народ за пределы видимости, на экране возник улыбающийся комментатор, рассыпавшийся вопросами. А угрюмый мужик в костюме высшего класса лениво на них отвечал:
   - А почему Вам пришла в голову идея открыть именно платный туалет?
   - Ну, видишь ли, на любой товар и услугу должен существовать свой рынок. Спрос на мои услуги не исчезнет никогда.
   - Телезрители уже ознакомились с внутренним великолепием. Скажите, на какого потребителя рассчитана такая изысканная обстановка?
   - В основном, знаешь, на иностранных туристов. Я думаю, что валютный порядок расчетов оградит нас от случайных посетителей.
   - А если мне или нашему оператору вдруг понадобится стать Вашими клиентами? Знаете, в жизни всякое бывает.
   - За рубли тебя, конечно, сюда и на порог не пустят. Но нет проблем. Обменный пункт работает вон в том магазине. Кстати, там заведует мой друган. И лично тебе он может поменять баксы по льготному курсу.
   - А в дальнейшем Вы не планируете открыть рублевый зал?
   - В обозримом будущем планирую. Ну а пока только за свободно конвертируемую.
   - А что Вас побудило пригласить отца Василия освятить место Вашего бизнеса?
   - А чо такого? Все под богом ходим.
   - Но, предположим, к нам прибыли туристы из стран ислама. Они ведь не смогут воспользоваться Вашими услугами. Как им быть?
   - Э-э... - вопрос поставил мужика в тупик. - Ну... Может, мы откроем филиалы для таких туристов, куда пригласим муллу из мечети, или как её там...
   Мне стало противно, и я выключил телевизор. С наступившей тишиной в комнату вползла таинственность. Её-то я и ждал, чтобы оборвать ниточки, тянувшиеся из внешнего мира и опутывавшие меня плотным, тесным, удушливым коконом безысходности и предопределённости. Таинственность обволокла комнату. Я уже не боялся, что она исчезнет от нечаянного постороннего шума. Проезжая часть находилась в необозримой дали, дети давно угомонились, в окрестностях не работала на общество ни одна акустическая система. Только листья деревьев шелестели сегодня как-то особенно громко. Их шепот врывался в квартиру через раскрытую форточку и словно от чего-то предостерегал.
   Не зажигая света, я подошел к двери балкона, где на крышке радиолы стояло мое сокровище - японский магнитофон - единственная солидная вещь, появившаяся из Бразилии. Я обвел взглядом стройные шеренги кассет на шкафу. Их была целая сотня. На пополнение личного состава аудиогвардии уходила большая часть стипендии. Каждому свое: кому марки, кому монеты и календарики, кому крышки от кастрюлек. А я коллекционировал кассеты.
   В рядах моего войска значились и представительницы фирмы "BASF" - красно-чёрная и оранжево-прозрачная, и строгая "AGFA", и мрачно-величественная "Toshiba", и "JVC", веселящая яркой наклейкой, и монументальные экземпляры "TDK", которые можно было хоть сейчас отдавать в музей современного искусства, и непривычная для наших мест "Sanyo". Друг к другу прижались редкости - золотые и серебряные "Maxell UD". Но особой гордостью всё же являлись всевозможные модификации "SONY". Не только простые, известные с застойных времён "EF" и её преемницы с приставкой "Super". Нет-нет, я постарался раздобыть весь модельный ряд, начиная от "CHF" и заканчивая новейшими "Metal-SR". В коробках похуже теснились менее известные фирмы, включая многочисленные китайские экземпляры.
   Я погладил приветливым взором вытянувшуюся по стойке "смирно" гвардию. Кассеты не отлынивали от службы. Они словно просились в магнитофон. Но музыка, даже созвучная душе, помешала бы тайному превратиться в явное. Ну где же оно, где? Когда появится? А в ответ тишина.
   Ничего не оставалось, как лечь спать, хотя сны задержались на полпути. Тени неведомого прятались по углам и под креслами. Узор на ковре колыхался морскими волнами. Прозрачные занавески дрожали и не могли удержать вливавшуюся тьму. Таинственно поблескивали стекла серванта. Блики загадочного света сверкали перламутром на югославском фарфоре. Скрипы и шорохи. Смутные отражения в темных глубинах телевизионного экрана. Тикали часы на стене, разделяя время на секунды и не давая погрузиться в спасительную дрему. Картины яркого дня померкли, потускнели, отошли в прошлое. Теперь не существовало иного мира, кроме сумрачной мглы в квартире и кусочка далекого неба за окном.
   За окном? Я перевел взгляд туда и оцепенел от ужаса. Уродливое, вытянутое, все в глубоких теневых извилинах, нечеловеческое лицо заглядывало в квартиру, прильнув к стеклу. Одним прыжком я оказался у выключателя, и слепящий свет пяти электрических ламп прогнал царство тьмы.
   Не сразу я рискнул взглянуть сквозь тёмные стёкла. Но когда всё же решился, балкон оказался пуст. Не осталось ни малейших следов леденящего душу пришельца. Может, я все же успел уснуть? Однако, остаток ночи я провел с включенной на максимум люстрой и яркой настольной лампой.
  
   Глава пятая
   Self Control
  
   In the night, no control
   Through the wall something`s breaking
   Wearing white as you`re walkin`
   Down the street of my soul
   You take my self, you take my self control
   You got me livin` only for the night
   Before the morning comes, the story`s told
   You take my self, you take my self control
  
   Хотите чудес? Разыщите шесть пятиэтажек, стоящих парами, словно детсадовцы, и пройдите меж ними в условный час. Остановитесь в тот миг, когда Ваш взор ещё цепляет стены последней пары, а серое здание невысокой школы уже недалеко, и взгляните чуть вправо. Ответвляясь от асфальта, там засеребрится призрачная дорожка. Она огибает один из придорожных тополей, проходит прямо сквозь морщинистый ствол другого и исчезает в стене дома. Помните: вставшему на серебряный луч не будут помехой преграды реального мира. Он легко пройдет и сквозь вставшее на пути дерево, и сквозь стену, и сквозь череду можжевельника, не чувствуя касания веток. Когда он протиснется через железное полотно детской горки, очертания окружающих предметов станут прозрачными и нереальными. Перед смельчаком засияют картины иного мира. Пока они трудноразличимы, но с каждым шагом становятся все ясней и отчетливей.
   Пейзажи двух миров причудливо переплетутся. Стоящий меж измерений увидит знакомую листву деревьев, зеленую днем и сероватую сейчас. Но среди острых листочков вспыхнут искорками пятиугольные звезды неведомых цветов. Из стены оставленного позади дома вывалится склон горы, словно нарост опухоли, образовавшейся на кирпичах вследствие неизвестной болезни. Трава, озаренная лунным светом, шуршит под ногами и вдруг исчезает, уступая место восьмиугольным каменным плитам, гладким, как стекло.
   Лишь серебряная тропинка крепка и надежна. Словно извилистая нить, она вьется, пронзая пространства. Единственная реальность в месте стыковки измерений имеет четкие границы и излучает свет, успокаивающий душу и вселяющий уверенность. Но ни в коем случае не покидайте ее теперь, ибо, где окажется оступившийся, не знает никто. Может он вернется в знакомый двор, с облегчением переводя дух после пути в неведомое. Но с тем же успехом безумец может очутиться на дороге, широкой дороге, сложенный из брусочков красного дерева. Дороге, ведущей в никуда. Или он не увидит вокруг ничего, кроме царства весьма подозрительных кустов, зловеще шевелящих иглами. Но пока он не покинул тропинку, кусты маячат призрачными очертаниями то ли в пяти шагах, то ли в двух сотнях метров. Когда они останутся за спиной идущего по серебряному пути, перед взором появится что-нибудь еще более странное и пугающее.
   Немногие видели в других местах такую тропинку. А уж про тех, кто рискнул свернуть на неё много лет назад, вообще не сохранилось преданий. Но того, кто в наши дни заметил волшебную дорожку среди простых и обыденных вещей, да еще догадался бы сделать по ней сотню, а может и тысячу шагов, ждал бы вполне счастливый исход. Ибо в мирах, имеющих границы, редко можно найти бесконечные дороги, и эта была не из их числа.
   Среди вспыхивающих и меркнущих миров истаяла бы и тропинка, сотканная из серебряного света. Сделавший по ней последний шаг не обнаружил бы ее ни впереди, ни сзади. Исчезнут переплетения миров. Останется ровное-ровное поле без единого росточка, да мрачное черно-серое небо без звезд и лун. Этот мир не соприкасается с космосом уже многие тысячелетия. И проникнувший туда остановился бы в ужасе, так как глаза не отыскали бы ни скоростного шоссе, ни железной дороги, ни узенькой тропинки обратно. И у того, кто очутился бы в одиночестве посреди бескрайнего поля, не хватило бы ни сил, ни времени, чтобы найти выход без посторонней помощи, а набирать "03" или "911" бесполезно даже по самой продвинутой спутниковой связи.
   Этот путь вел лишь сюда, и его проложила Лаура - королева призраков.
   Она уютно расположилась на троне в огромном просторном зале с витиеватыми колоннами, поддерживающими высокий сводчатый потолок. Трон представлял собой вырубленную в огромном камне чашу, край которой, сверкая золотом, выдавался вперед. Необработанные грани переливались радужными бликами. То был астекс - сияющий, небесный двор, цвет-камень. В каждом из миров ему давали свое имя. Но добывали его лишь в единственном из них.
   В одном далеком пространстве втыкалась в фиолетовое небо острая черная громадина горы. Там медленно рос он - чудо-камень, имевший несчетное число граней. И каждая сияла неповторимым светом. Уже при первом взгляде казалось, что тут представлены любые из возможных цветов. Но, открывая новые грани, глаза находили всё более удивительные, более невообразимые оттенки. И чем дольше блуждал взгляд по камню, тем таинственнее и многообразнее переливались его грани, и не было среди них двух одинаковых.
   Так и стоит он, огромный, выросший из тёмных вод в самом центре горы. К нему ведёт мрачная пещера, по которой плещутся, тихо шелестя, волны скорбной реки. Сюда и стремятся те, кто мечтает иметь хотя бы маленький осколочек этого чуда природы. Утлые лодчонки уплывали в пещеру, разбиваясь о выступы, внезапно выползавшие из темноты. Подводные машины петляли в извилистых коридорах, застревая там навечно. Железные корабли терпеливо продвигались вперед, пока не отступали перед мелями, где коварные камни норовили прорвать днище. Немногим удавалось достигнуть цели, когда вдалеке, во тьме, сопровождающей спутников все дни похода, засияют сполохи, становясь все ярче и ближе. Наконец, взору усталых путешественников откроется высокий грот, где сияет астекс, озаряя неприветливые стены. А в черных водах сверкает и переливается его отражение. Невозможно увезти камень целиком. И достигшие цели вознаграждают себя осколками, плавающими вокруг, или откалывают их сами. Чем больше осколок, тем больше число граней, тем величественнее его свет. От числа граней зависит и цена. Поэтому добравшиеся до камня норовят прихватить осколочек повнушительнее.
   Главный трон призрачного мира был исполнен из гигантского астекса. От камня исходил леденящий холод, но королева не страдала от морозов. Ледяное величие было естественным состоянием Лауры, когда она сидела на своем уникальном троне. Астекс доставили во дворец много лет назад, во времена расцвета белых призраков. Тогда правила королева Беатрикс, ушедшая в ничто при соприкосновении с блуждающим миром, разрушившим оболочки чуть ли не половины ее подданных. После королевой стала Урсула, удалившаяся в неизвестность четыре тысячи лет назад. Ей на смену пришла Лаура. Теперь она царила над белыми призраками. Но мысли её сейчас занимали не государственные дела, а бескрайние просторы мира людей, картины последнего путешествия.
   Слева от трона солидно восседал увенчанный короной спрут - главный министр при дворе. Справа крутился в воздухе сгусток, напоминающий устремленную вверх каплю с рваными краями. Должности он не имел, зато имел право постоянно сопровождать королеву во всех прорывах, путешествиях, исследованиях. И в молчаливых минутах, сплетающихся в часы тягучего ожидания.
   - Послушай, Ыккщщер, - обратилась к нему Лаура, - как ты находишь тот мир после нашего трехсотлетнего отсутствия? Не правда ли, он очень изменился?
   - Очень, очень, - изогнулся черный рот призрака, и огромная белая капля описала изящную дугу вокруг трона. Пронзительный голос Ыккщщера составлял разительный контраст с магическим тембром королевы.
   - А твое мнение, Желвин? - королева повернулась к спруту. - Ты думаешь, к лучшему или худшему подобные изменения?
   - Трудно сказать, повелительница, - шелестящий голос белого чудища невидимой позёмкой пробежал по залу. - Он, несомненно, стал интересней. Чего стоят только живые огни! Однако, прежде всего нам следует позаботиться о себе. Я не заметил там ни единого замка, пригодного для жилья.
   - Какому числу удалось задержаться? - Лаура вопросительно вскинула голову.
   - Там осталось гораздо меньше твоих подданных, королева, чем мы рассчитывали, пробивая дорогу. Их число - семнадцать.
   - Достаточно ли этого для исполнения миссии? - встревожилась владычица белых призраков.
   - Нет! - отрезал Желвин, но, выдержав должную паузу, добавил. - Впрочем, они смогут подготовить первый плацдарм в положенное время. А второй мы построим с твоей помощью, повелительница.
   - Что же, - улыбнулась королева, и ее верхние клыки весело сверкнули, отражая свет астекса, - мы не зря побывали там.
   Про себя королева добавила: "И я тоже". Закрыв глаза, она вновь увидела чужой мир, коробки домов, яркие, не чадящие квадраты света, так не похожие на бледные сполохи, порой пронизывающие их призрачный мир, и странные сооружения, которые Желвин назвал "живыми огнями". Они напоминали самодвижущиеся повозки, с тихим рычанием плавно ползущие по серым, плотно укатанным дорогам.
   Лаура, побывавшая в тысячах миров, никогда не встречала подобных этому. Да и он триста лет назад выглядел совершенно иначе.
   - И все же, куда исчезли замки? - недоумевал Желвин.
   - Просто их ещё не успели построить! - предположил Ыккщщер. - Когда три сотни лет назад я объявился там, то не увидел ничего, кроме скопища деревьев. И мне пришлось быстренько ретироваться оттуда и прорываться на северо-западе.
   - Да, - согласился с ним Желвин и извергнулся неукротимыми порывами восхищения. - Но какие строили замки в местечке, называемом Англия! А Прага! Повторить подобное невозможно. Просто не представляю, за что сумели уцепиться наши семнадцать героев? Как можно жить в обычных каменных коробках?
   - В сущности, наш дворец - та же коробка, - не согласилась с ним королева. - Если убрать украшения, подровнять стены, отбросить башни, выступы и главные ворота, то что останется? Меня больше заботят огни.
   - Живые? - уточнил Желвин.
   - Любые. Я никогда не видела ничего подобного, - голос королевы давно утратил приличествующее ей бесстрастие. - Согласись, это уже что-то новенькое.
   - Новое всегда оборачивается хорошо забытым старым, - проверещал Ыккщщер.
   - Действительно, - пробормотал Желвин. - Теперь я припоминаю, что во времена королевы Беатрикс существовали лаборатории, где алхимики, заманивая грозовые тучи, обрабатывали их и получали световые шары. Затем их сажали на выступы стен и три-четыре дня, а то и неделю освещали самые темные закоулки, не пользуясь ни фейерверком, ни световыми пирамидками, ни зеркалами.
   - Почему же в нашем дворце нет этих шаров? - недовольно вскричала Лаура. - Я даже не знала, что такое возможно.
   - Знание процветало, пока к нам не ворвался тот страшный, взрывающий мир, - объяснил Желвин. - Главная лаборатория погибла, а остальные объединили усилия, чтобы замкнуть наше пространство. Но летописи погибли в огне пожаров, - речь его текла в привычном медлительном ритме, который Желвин манерно противопоставил неожиданной порывистости королевы. - Уцелевшие алхимики стали вариться в собственном соку и вместо расширения знаний ограничились основами, превратившимися в догмы, что привело к развалу наук. Последняя лаборатория исчезла при королеве Урсуле.
   - Неужели никто даже не попытался возродить знания? - вмешался Ыккщщер, появившийся на свет после прихода Лауры. Из-за своей молодости он знал неизмеримо меньше, чем первый министр.
   - Утраченного могущества пока не вернуть, - назидательно заметил Желвин и гордо продолжил. - Но у нас остались метавременщики, чувствующие законы часов и минут, мироподвижники, способные начертить маршруты следования миров, волшебники, прокалывающие расстояния и держащие связь с тайными силами. И наша надежда - кольцевики, ищущие связующие нити и стержни пространств.
   - Именно, надежда, - грустно кивнула Лаура. - Замкнутый мир неизбежно погибнет. В случае неудачи я буду вашей последней королевой.
   - Не беспокойся, повелительница, - Ыккщщер принял величественную позу. - Нам удастся связать миры в кольцо. Только какой из них станет третьим звеном?
   Чтобы образовать кольцо, требовался еще один мир, лежащий рядом. Лаура хорошо знала это, ибо тысячи лет несчетное количество разговоров велось на эту тему.
   - Что говорят мироподвижники? - спросила она у Желвина.
   - Они рекомендуют мир умерших, - быстро ответил министр. - Из него легко можно проникнуть в мир людей. Два-три раза в столетие там происходят спонтанные проколы, забрасывая случайных прохожих то в один, то в другой мир, донельзя пугая обывателей с обеих сторон. Да и от нас туда ведет самая короткая дорога. Я могу служить тебе, повелительница, только потому, что во время катастрофы находился не в свите королевы Беатрикс, а в мире умерших с дипломатическим визитом. Кроме того, предчувствуя наступление перемен, я приказал сделать для границ с ними тонкую перегородку.
   - Пусть будет так, - согласилась королева. - Но кто знает, что произошло в том мире за сотню тысяч лет?
   - Метавременщики утверждают, что время там течет гораздо медленнее, чем у нас. Лучшего варианта и быть не может.
   Лаура молча кивнула и задумалась. Теперь она видела перед собой не коробки домов, и даже не живые огни. Перед взором стояло лицо. Бледное лицо. Испуганный взгляд. И снова лицо. Оно запало в память слишком глубоко. Слишком для призрака. И уж тем более для королевы. Противоречивые чувства проснулись в повелительнице тьмы. Ведь выкинуть его из памяти Лаура почему-то не хотела. Более того, она вновь желала увидеть это лицо и сказать его обладателю... Сказать? Что сказать? Лаура еще не знала. У нее пока не было слов, но они уже почти родились, готовились вспыхнуть и выплеснуться наружу.
   Желвина более заботили живые огни. Поразмыслив, он представил четырехколесную повозку, катящуюся под гору, и установил на нее четыре спицы со светящимися шарами - два обычных впереди и два красных позади. Вот только придание шарам багрово-красного оттенка казалось уж слишком нереальным делом.
   Лаура мысленно вздохнула. Сейчас больше всего хотелось поговорить о нём - незнакомце внутри коробки, отделенном от свободного неба прозрачной пластиной. Она вопросительно взглянула на Ыккщщера:
   - Угадай, что меня теперь занимает?
   - Готов растаять в свете солнца, если ты, королева, не мечтаешь о человеке, которого мы повстречали в последнем путешествии, - бойко ответил тот.
   - Ты всегда понимал меня лучше всех, - улыбнулась королева. - Но где ты научился угадывать мысли, которые даже я ещё не успела сложить в ясные образы?
   - Это совсем не трудно, повелительница, - снисходительно усмехнулся призрак. - После возвращения во дворец у тебя взгляд не в себе. И не от звёздного неба, - Ыккщщер хитро запульсировал. - И не от полёта. Тот длинный дом. Мы с Желвином без задержки скользнули вдоль стены, а ты словно примёрзла к окну.
   - Что значит "примёрзла"?! - возмутилась королева.
   - Ну, замерла в неподвижности, - ворчливо пояснил Желвин, надеясь свернуть с опасной темы. - Летописи надо читать, повелительница. Тогда бы ты точно знала, как действует беспредельный холод на призраков.
   - Скучно их читать, - отмахнулась королева. - Всюду одно и то же.
   - А признайся-ка, повелительница, ты не прочь бы сейчас вновь оказаться там? - Ыккщщер сделал полный круг, описав сложную фигуру около надувшегося недовольством Желвина.
   Лаура оглядела тронный зал, убедившись в отсутствии посторонних, и мечтательно сощурила глаза:
   - Кинула бы сейчас все, и бегом в мир людей.
   - Неужели он тебе так понравился? - рот Ыккщщера выгнулся вниз, изображая улыбку. Хитрый призрак намекал вовсе на не целый мир.
   - Неописуемо, - вздохнула королева. - Вот только перепугала я его до смерти.
   - Ну уж, до смерти, - Ыккщщер понимающе скривился. - Но он явно не влюбился в тебя с первого взгляда, а тебе хватило и одного.
   - Что ты знаешь про любовь? - возмутилась Лаура.
   - А что ты сама про нее знаешь? - отозвался Ыккщщер, выделывая ртом фигуристые композиции.
   Лаура всерьёз хотела рассердиться на вечного спутника, но вовремя остановилась. Не умей она сдерживать порывы, никогда не велись бы такие откровенные беседы с Ыккщщером.
   - Может, хватило и взгляда, - королева напустила на себя загадочную проникновенность. Однако в ней зарождалась уверенность, что Ыккщщер, безусловно, прав.
   - Вот это меня и заботит, - помрачнел Желвин. - Если бы ты родилась человеком, я предположил бы, что тебя коснулось нечто, называемое "дыхание любви". Но ты - призрак, это раз. И ты - королева, что весьма немаловажно. Это два.
   - На этот счет есть старая поговорка, - не унимался Ыккщщер. - Она гласит:
  
   Коль вспыхнет вдруг во тьме искра,
   И рухнут меж миров преграды,
   То крикнут две души: "Пора!",
   Особой требуя награды.
   Давно сокрыты звезды мглой.
   Избранников имен мы не узнаем.
   Кто будет им - колдун, герой?
   Иль королеву повстречаем?
   С чьей помощью там перекинутся мосты,
   Прорвав иных миров пределы?
   Кто - демон, человек, а может призрак ты,
   Кровавый, черный или белый?
  
   - Запрещенные стихи читаем, - выделяя каждое слово, заметил Желвин.
   - Срок давности запретов давно вышел! - ехидно произнес Ыккщщер.
   - Значит, снова надо запретить. Королеве не следует слушать подобные произведения, - тон первого министра суровел с каждым словом.
   - Но в стихах говорится о королеве, - воскликнула Лаура. - Может быть, предсказание имело в виду меня?
   - Не надо примерять старые слова себе на плечи, - резко сказал Желвин. - Кроме того, пора решать, кто из нас отправится в мир умерших для дипломатической миссии, а кто - для разведки.
   - Триста лет сидели спокойно, а теперь все хотим сделать за одни сутки, - Лаура просительно уставилась на министра, красное пламя в её глазах потухло, голубые зрачки живо смотрели в лицо Желвину. - Неужели нельзя подождать, а пока поговорить о чем-нибудь другом?
   - Хотел бы напомнить тебе, королева, что триста лет назад мы потерпели неудачу именно из-за проволочек и задержек, - ось власти теперь совпадала с местонахождением первого министра. - Миры разошлись, и нам снова пришлось ждать.
   - А сколько теперь продержится противостояние миров? - спросила Лаура.
   - Ровно месяц, повелительница, и из этого срока мы уже потеряли четыре дня, - слово "четыре" прозвучало так, будто истекали последние секунды.
   - Четыре дня! - королева вскочила, но тут же успокоилась. - Ах, не беда, потеряем еще один, - и тут же донельзя перепугалась. - А вдруг за эти четыре дня он уже успел меня забыть.
   - Время в том мире пока не в силах догнать наше, - поспешно вставил Ыккщщер. - Там не прошло и суток. Он, наверное, еще сидит и трясется от страха.
   - Там уже утро. Скоро восход, - заметил Желвин менторским тоном.
   - Да, там есть и солнце, - завистливо прошептала Лаура, - и звезды, и Луна. Как бы мне хотелось сейчас быть там.
   - Во-первых, королева, солнце погубит тебя, и ты вольешься в ряды презренных черных призраков, - рассудительно объяснил министр. - А во-вторых, это попросту невозможно.
   - Невозможно! - вскочив, Лаура грозно воздела руки над головой. - Для королевы нет невозможных вещей.
   - Тогда остается комната! - проверещал летающий призрак.
   - Комната! - глаза Лауры радостно вспыхнули.
   - Эх, Ыккщщер, зачем ты напомнил о ней? - укоризненно прошелестел Желвин. - Внемли разуму, королева, комнатой можно воспользоваться только один раз.
   Но Лаура уже не слушала его. Длинное белое платье мелькнуло у дверей зала, скользнуло сквозь сдвинутые створки и скрылось из вида.
   Закрытая комната. Как она раньше о ней не подумала? В критические моменты к услугам королевы всегда была маленькая комната в глубине замка. Она могла преобразовать все, что угодно, даже сам мир. На пути к ней погибла Беатрикс. А Урсула так и не воспользовалась чудесными возможностями таинственного помещения.
   В давние времена, когда дворец ещё строился, комнату создали пришельцы, прибывшие в мир белых призраков на корабле, словно игла протыкавшем бесчисленные пространства. Летопись гласила, что пришельцы соорудили ее в благодарность за помощь в ремонте их корабля. Однако истинная цель перестройки маленькой кладовой так и осталась невыясненной. Тем более что использовать комнату могла только правящая королева. Больше никто не мог проникнуть туда, кроме волшебников, видевших там только стены из камня. К тому же, длительное пребывание в ней грозило распадом оболочки, что на себе ощутили несколько магов, изучавших свойства комнаты.
   Перед остальными двери не желали открываться вообще. Даже королева могла войти в комнату не всегда. В особые моменты никакие силы не могли распахнуть створки. Попасть в комнату тогда можно было, разве что разрушив верхние этажи дворца.
   Никогда не приходилось рассчитывать и на то, что комната правильно поймет желание королевы и выполнит все в точности. Чаще всего комната объединяла мысли, вспыхивающие в голове ее величества, с подсознательными образами. Результаты получались довольно неожиданные. Но шанс имелся.
   Поэтому Лаура смело подлетела к двери и ухватилась за массивную перекладину ручки из железного дерева Ковэй, покоящуюся на изукрашенных золотых скобах. Дверь даже не шелохнулась и, очевидно, не собиралась впускать взволнованную королеву. А из-за поворота вот-вот мог вывернуть Желвин. Не собираясь выслушивать его увещевания, королева прильнула к щели и прошептала:
  
   Коль вспыхнет вдруг во тьме искра,
   И рухнут меж миров преграды.
   То крикнут две души: "Пора!",
   Особой требуя награды.
  
   Из щели засквозило. Что-то прошуршало внутри. И дверь стала медленно открываться. Лаура шагнула из темного коридора навстречу свету. Подоспевшему Желвину осталось довольствоваться созерцанием захлопнувшейся створки. Зайти внутрь министр не мог, так как не имел ни малейшего представления о сверхъестественных волшебных знаниях.
   Десять королев пользовались до Лауры комнатой, и каждой из них она виделась по-разному. Дверь крепко затворилась, впустив одиннадцатую королеву.
   Лаура стояла в небольшой комнате с желтыми стенами. Помещение озарял свет, проникающий через квадратное двустворчатое окно. Его наполовину закрывали темно-желтые занавеси, крепившиеся на коричневой палке под потолком. В углу находилась стойка, представлявшая собой тонкий вертикальный столб чуть повыше Лауры с накинутой на него мантией волшебника. Одна сторона магического плаща блестела нестерпимо-белым, другая сверкала ярко-алым.
   Лаура могла оглядеть всю комнату. Здесь никого не было. В то же время королеву не покидало чувство чьего-то присутствия. Ей даже казалось, что стойка с мантией - живая.
   Словно шум волн раздался в наступившей тишине. Сначала тихий, затем грозный, переходящий в шторм. Желтые стены исчезли, уступая место черной пустоте.
   Комната не задавала вопросов. Вопросы вспыхивали в голове, и у королевы мгновенно появлялись ответы на них. Сотни образов пролетели мимо нее, выстраиваясь в неведомую систему.
   Есть ли у нее желание стать повелительницей мира людей, пусть не всего сразу, а только ночных сил и призраков, подвластных любому ее слову? Что за вопрос? Конечно, есть! Она не могла не мечтать о подобном счастье. Провести тысячу лет в мрачном, замкнутом мире и превратиться в хозяйку другого, прекрасного, звездного, где раньше удавалось задержаться лишь на считанные минуты. Не пустота окружала ее теперь, а огни, свет окон, фонарей, чудных самодвижущихся машин. Она парила над танцующими огнями, наслаждаясь удивительной свободой, пока чуть ли полнеба не заслонило лицо.
   То самое единственное лицо, которое Лаура выхватила из мира людей! Но сейчас испуг исчез, и спокойствие лежало на нем. Словно из белого мрамора высеченное лицо стеной встало перед королевой, и она замедлила полет, а затем остановилась.
   Может быть, она желает увидеть его еще один раз? Да, желает, и не один, а много, много, много... И чтобы осуществить это, Лаура готова на все. Лицо сразу исчезло, и пространство вокруг заполнила корона Желвина. Громадные трещины раскололи ее. Обломки унеслись вниз. Но Лауре сейчас жизненно необходимо разыскать скрывшееся лицо, маленькую, но дорогую частичку чужого мира.
   Словно вспышка разорвала небо. И Лаура уже стояла на земле. Ноги чудом держали ее, глаза смотрели по-особому. А вокруг высились коробки домов, на которые так удивительно смотреть снизу вверх.
   Окна домов были пусты и темны.
   Она не могла больше летать. Но почему? Ах, да! Она уже была не королевой, и даже не призраком. Но кем? Лаура никак не могла понять, чувствуя, что от прежней сущности осталось только имя. Дул холодный ветер, который раньше беспрепятственно пронизывал Лауру, развевая могучими волнами лишь белое платье. Но теперь он сердился, злился и вызывал неприятное чувство. Так вот что такое "холод".
   Пламя возникло перед ней, и ветер пропал. То было не белое и не черное, не синее и не фиолетовое пламя факела Ыккщщера, знакомое ей с незапамятных времен. Огонь имел желто-оранжевую окраску, и только в сердцевине дрожал темнеющий красный сгусток. Языки пламени метались по сторонам, как живые. Они яростно схватились с холодом ветра и прогнали прочь ледяные порывы. Тепло окутало Лауру. Костер радостно потянулся к ней и исчез.
   Лаура снова летела. Ее окружали дома. Не витиевато-прозрачные жилища призраков и не строгие коробки людей. Даже не серебряные дворцы, рисунки которых она видела в старинных летописях. Лаура и сама не смогла бы описать непостоянные, смутные силуэты, мимо которых пролегал ее путь. Но она твердо знала, что летит сейчас в своем мире. Внутри самой себя. И темная улица, на которой Лауре так одиноко - улица ее души.
   Вновь сменилась картинка. Лаура стояла перед пустотой. Там должен вспыхнуть свет, скоро, сейчас. И это так же верно, как то, что с языка Лауры готовы сорваться такие нужные, такие необходимые, но уж никак не подобающие королеве призраков слова. Но в эту минуту она не была королевой.
   "Скажи, скажи, - зашуршали, зашелестели невидимые соглядатаи. - Скажи, и все будет так, как ты хочешь". Лаура и сама чувствовала, что появление вспышки тормозится молчанием, что свет не может вспыхнуть без ее слов.
   - Встреть меня, - тихо-тихо прошептала Лаура. - Не знаю почему, но я не смогу без тебя там, - голос ее несколько усилился. - Я - дочь мрака, где нет звезд, сияющих над тобой. Встреть меня и помоги остаться в твоем мире, - Лаура перевела дух и продолжила. - Я не смогу без тебя и здесь. Тысячи лет я правила призрачными созданиями. Но сейчас я не королева, я хочу снова увидеть тебя. Встреть меня, и ты не пожалеешь, - голос Лауры набирал силу, звенел, невидимые стены впитывали дрожащие звуки, а исчезнувшее лицо вновь стало вырисовываться из мрака. - Я верю, ты не испугаешься, ты поймешь меня, иначе не стоило жить все эти тысячи. Я предстану перед тобой. Ты отшатнешься, мечтая проснуться, разнося вдребезги ночные кошмары. Пустота проглотит всё, но я останусь. Останемся лишь мы двое. Лицом к лицу. И поэтому я использую единственный шанс, чтобы осуществить мечту. Завтра, через день, через неделю я прорвусь к тебе. Но помни, шанс только один, и если мне не суждено быть принятой, мы уже не встретимся никогда.
   "Встреть меня и помоги мне", - ласково прошептали женские голоса из пустоты, когда на последних словах в тембре Лауры обозначился пронзительный надрыв.
   И все. Тишина. Только отголоски эха гуляли в кромешной тьме. Лаура вдруг почувствовала свою ущербность и неполноценность перед избранником. Перспектива немедленно оказаться в незнакомом мире, существуя там только по ночам, а в дневное время прятаться от убийственных лучей солнца, наполнила ее ужасом. А что, если он оттолкнет ее? В конце концов, кто она такая? Может, повернуть обратно? Отступить? Никогда!
   Лаура на один-единственный миг вновь ощутила себя королевой призраков. В этот момент дрожащие ворота возникли перед ней, и она бесстрашно скользнула через них в удивительный, ни на что не похожий мир. То был внутренний мир Его!
   Лес раскинулся перед ней. Но не деревья росли там, а мечты. Каждый росток представлял еще не сбывшееся желание, но вполне осуществимое или уж совсем безрассудное. Все это, отлично понятное любому человеку из любой страны мира, но неведомое призракам, Лаура видела впервые. Но она чувствовала если не предназначение, то хотя бы название каждого видения.
   Видеодвойка "Шарп", отличная погода хотя бы на неделю, персональный компьютер, забитый игровыми программами, предстоящая поездка с группой на базу отдыха, Эйфелева башня и пламя в старинном камине, личный вертолет и побережье Италии, красочные мультфильмы Уолта Диснея и блоки новейших кассет.
   Лаура знала: чем богаче фантазия, тем причудливее лес, где высятся мечты её хозяина. Миры разбившихся мечтаний словно полоса деревьев, бессильно рухнувших после дикой вырубки. Что ждало её здесь? Сколько деревьев ещё держит вершинами небо? И достаточно ли их, чтобы небо не опрокинулось, погребая трепещущий в агонии мир? Было ясно одно, местность явно не пустовала.
   Вокруг проносились ещё только первые ряды, первые деревья. В душе королевы не было лесов. Душу - то, что связывает людские судьбы - пока составляла одна-единственная улица. Но ведь Лаура - призрак, а не человек. Не человек? А почему бы и нет? Что, если комната сделает ее вполне земной девушкой? Такое развитие событий показалось ей сперва заманчивым, а потом донельзя отвратительным. Стать девушкой. Реальной, смертной, приземленной, лишенной возможности править и проникать в чужие миры. Но лицо вновь возникло перед ней, поникшее и печальное. Нет! Пусть смерть, пусть ничем не примечательная жизнь, но она не могла допустить, чтобы ему было грустно. Лаура метнулась дальше, продираясь через скопища невообразимых и совсем непонятных образов.
   Автомобиль, постоянно менявший очертание (под влиянием очередной рекламы он превращался то в "Опель", то в "Мерседес", то в "Мицубиси"), гараж во дворе и дешевый бензин. Портативный летательный аппарат, чтобы стартовать прямо с балкона и не тратиться на общественный транспорт. Связка бананов "Chiquita". Место в отряде капитана Пауэра, команде Чипа с Дейлом и системе бирж "Алиса". Передачи "Super Channel" с синхронным переводом на русский. Пачки "Camel" и "Marlboro" (не курить, а в сервант для красоты поставить). Снежная и солнечная зима. Жаркое лето. Джинсы "Montana" (не вареные, а как до перестройки продавались). Бицепсы Шварценеггера. Богатство дядюшки Скруджа. Друзья во всех концах мира. Обаяние Алена Делона. Снова бесконечные блоки красочных кассет всевозможных фирм. И Новый год со свечами, подарками и цветными гирляндами.
   Все увиденное не раскладывалось по полочкам сознания владычицы призраков, не хотело называться ни одним из привычных ей определений. Королеве оставалось только прочувствовать, запомнить и следовать дальше.
   Лаура свернула налево и добралась до желаемого участка. Здесь царили исключительно девушки. Красотки, увиденные в фильмах, каталогах и просто на улице. Кого тут только не было. Жгучие брюнетки с пышным бюстом, златовласки со спортивными фигурками, маленькие, высокие, полноватые, худенькие. Навстречу Лауре метнулись тысячи глаз. И в этой гамме цветов нетрудно было заблудиться. Больше всего встречалось зелёных, словно болотная заводь или свежескошенная трава. Но проскальзывали и отчаянно-карие. А также беспросветно-тёмные, наполненные томительным ожиданием. Однако королеву больше всего привлекли те, что сверкали подобно сапфирам. Лаура, не медля, воплотилась в голубоглазую блондинку, такую же, как она сама. Ну, разве что кроме лица. Но она чувствовала, что привыкнет к нему, и взбила волосы, столь же пышные, как до метаморфозы, мощным взрывом.
   Теперь королева не чувствовала себя чужой в этом месте. Ведь невесть как заброшенный сюда образ полноправно жил тут и до появления новой владычицы. Прибавив уверенности, Лаура рванулась дальше, забираясь всё глубже, впитывая новые и новые образы. И вдруг остановилась. То был центр этого странного леса. Глубокий бездонный обрыв низвергался во тьму. На склонах не росли деревья и трава. Лишь буроватые камни виднелись у края обвала, и исчезали во мгле. Но не тишина и спокойствие царили в провале, не зеленая плесень заполонила стены. Там, в темноте и одиночестве металось что-то неведомое. Оно безнадежно пыталось вырваться из мрачных глубин, хотя прекрасно знало, что выхода не было, что выхода нет, что и не будет этого самого выхода отсюда наверх, к свету. Прекрасно замаскированная мечтами и густыми чащами видений черная яма навевала безысходность. А ведь выход имелся, и был очень простым. Отсюда, сверху, Лаура его отлично видела и в то же время понимала, что скрытое тьмой существо не сможет его обнаружить, несмотря на беспрестанные и безуспешные попытки. Холодные каменные ступени, видимые только Лауре, легко выводили из мрака прямо к высокой горе желаний. Но она пустовала, так как заполнить ее могло лишь то, что неистовствовало сейчас внизу. Совсем чуть-чуть не хватало ему, чтобы достичь лестницы, и некому было помочь совершить последний прыжок к заветной цели. Безысходность заполнила Лауру, увлекая вниз, и королева в ужасе отшатнулась назад, в заросли желаний, обычных желаний, заполнявших этот лес и многие другие такие же леса.
   Но лес растворился во мгле. На мгновение мелькнули желтые двери и исчезли. Лауру окружали серые камни, давая понять, что сеанс окончен. Она снова чувствовала себя полноправной королевой и величественно покинула пределы комнаты, вход в которую теперь закрыт для нее навсегда.
   Серебряная тропинка, ведущая сквозь окрестные миры, больше не существовала. Широкая дорога красновато-платинового цвета взмывала от дворца вверх. Но пройти по ней могла только сама Лаура.
  
   Глава шестая
   Начальные курсы великих комбинаторов
  
   Растут лимоны на высоких горах
   На крутых берегах,
   Для крутых,
   Короче, ты не достанешь.
   Я вижу свет,
   Я до лимона дотянуться хочу,
   Я за лимоном лечу
   И крутизной наслаждаюсь.
   ("Страна Лимония", гр.Дюна).
  
   "Не женишься в институте - не женишься вообще" - верная мысль, однако. Именно над ней я размышлял, невзирая на дождливую погоду. Мы с Борькой стояли на центральном рынке и ждали покупателей, которые соблазнятся жевательной резинкой невзрачного вида, изготовленной будто бы в Пакистане. Борис сосредоточенно смотрел в толпу, мысленно притягивая родителей гуляющих мимо детишек, прямо-таки жаждущих жвачек. Беда только, что наши вкладыши не слишком привлекали подрастающее поколение. То ли дело жвачки с наклейками "Star Trek", "Tom and Jerry" (на худой конец "Happy Fant" со слоном, вечно попадающим в нелепые ситуации). Но мы располагали лишь пластиками с мальчуганом, выдувающим громадные пузыри (розового цвета, по три пятьдесят), и почти таким же пацаном, смело показывающим то ли "козу", то ли "викторию" своими тонкими пальцами (белого цвета, по три рубля ровно). Такой товар тоже был в ходу, так как в окрестных киосках подобная жвачка шла не меньше, чем за пять. Но накрапывал дождь, и количество потенциальных клиентов резко сократилось.
   Наши покупатели пока не шли, и я радовался только тому, что догадался надеть аляску, которая спасала меня от ветра, а капюшон укрывал лицо от случайных знакомых. Я дико не хотел, чтобы кто-нибудь из соседей повстречал меня здесь и причислил к рядам торгашей, выколачивающих последние деньги из карманов трудящихся.
   Борис уже уплатил семь рублей за место и получил в подтверждение кусок бумажки, на одной стороне которого значилось сегодняшнее число, а на другой было написано "МЯСО", что давало повод лишний раз пораскинуть мозгами.
   Я уже устал ждать и давно бы плюнул, да смылся, но мне нужен был Борька, вернее, мои конспекты по организации и планированию производства. Экзамены закончились, и Борис с чистой совестью мог исчезнуть на все лето, а потом только хлопать длинными ресницами и божественно клясться, что никаких конспектов не одалживал. А в довершение он обязательно закончил бы речь каким-нибудь вывернутым четверостишием, после которого отпадала всякая охота продолжать спор. Такие стишки в стиле Григория Остера он постоянно выдавал к месту и не к месту, и в случае появления унылого просителя давно исчезнувших тетрадок Боря, не задумываясь ни секунды, выкрикивал на всю аудиторию:
  
   Если вы конспекты спьяну в ресторане потеряли,
   После дома обыскались, друга к стенке приперев.
   Вы не требуйте тетрадок, другу не травите душу,
   Бо не будет в этом разе ни конспекта, ни друзей.
  
   Ехидные улыбочки, покалывающие со всех сторон, заставляли отступаться даже самых наглых, а девчонки чуть ли не визжали от восторга (хотя я никак не мог понять: почему?).
   Кроме чувства юмора, делавшего Бориса центром любой компании, ему было присуще чувство непоколебимой уверенности и собственной правоты во всем. Борис обеспечивал себя исключительно коммерцией. Я же работал на полставки по специальности, что оплачивалось весьма скромно, но давало возможность спокойно доводить до конца курсовые, а теперь и диплом. Дополнительный доход приносила перепродажа, разумеется, без ущерба для учебы. Моей стихией были все те же кассеты. Я не пропускал ни одного коммерческого магазина, лежащего на пути, особенно на окраинах. И если на глаза попадалась кассеты по доступным ценам, я немедленно покупал их и сдавал в центральные комиссионки уже по рыночным. 1992 год. Теперь, когда творилась сущая неразбериха, подобный бизнес не требовал особых усилий. Продавал я поштучно, чтобы не связываться с налоговой инспекцией. Конечно, размер моего недельного оборота вызвал бы бурный смех крутых коммерсантов, но я не жаловался: на мороженое и кино хватало. Кроме того, не требовалось моего присутствия при сделке. Это было решающим условием. Я не смог бы лично всучить кому-нибудь товар посредственного качества. А тут покупатель делал выбор сам.
   Да, кино! Чуть не забыл, сегодня же я с Борькой должен появиться в главном корпусе, где нас будет ждать староста со стипендией (ему так не хотелось ехать во вторник на комплекс, что он предпочел корпус Љ 1 в выходной день). Конспекты теперь казались сущей ерундой. Ведь Борька собирался пригласить двух наших однокурсниц в кино. Предполагалась и моя активная помощь.
   Сейчас Вы будете дико хохотать, словно в первый раз услышали анекдот о том, как Ельцин и Буш однажды... Впрочем, неважно. Признание даётся нелегко, но всё же... Ладно, скрипнув зубами, начнём. Представьте парня двадцати одного года, который дожил до пятого курса, ни разу не поцеловавшись с девушкой в эпоху расцвета сексуальной революции и поголовной, прямо-таки стопроцентной сексуальной активности. Так вот, это я. Вижу половину из вас, которая катается по полу, конвульсивно загибаясь от смеха. Вижу и другую половину, кто, сощурив глаза, презрительно цедит глубокомысленную фразу: "Мне жаль мальчика, настолько обиженного судьбой". Оставшиеся дружно записывают меня в извращенцы или начисто отрицают факт моего существования. Тем не менее, я (пока) существую и стою сейчас на рынке вместе с Борькой, который только что всучил две жвачки по три рубля влюбленной парочке.
   Инициатива приглашения исходила, разумеется, от Борьки. Сам бы я на такое дело не решился. Девушки мне представлялись сверхъестественными существами, на которых я мог только поглядывать, да мечтать о несбыточном. Тем более я совершенно не умел с ними разговаривать. В обычной компании я мог беседовать о чем угодно, знал кучу историй и анекдотов, вот разве что не пел. Но как только я оставался с девушкой один на один, язык словно примерзал к нёбу, а подходящие темы для говорильни исчезали напрочь. Следует добавить, что я обладал хилой и сутулой фигурой, заплетающейся походкой, гнусавым тембром голоса и вечно простуженным носом.
   Вижу, вижу, как рейтинг мой стремительно приближается к нулевой отметке. Ладно, раз уж начал, посмотрим, что кроется на стороне мира, которую населяют отрицательные числа. Самый, пожалуй, существенный недостаток - другие уже твердо стояли на ногах, чем подводили серьезную основу для создания новой ячейки общества, а я летал в облаках, надеясь на невероятную встречу с идеалом. С той, которая понимала бы с полуслова и не требовала невозможного (в частности, денег, денег и еще раз денег). Но такого в жизни не бывает. Иногда я готов был вешаться от отчаяния, что не имею никакой надежды обзавестись семьей. Временами же душа ликовала, что я еще свободен, и красоту летнего вечера не испортит бестактное замечание "самого близкого человека" о том, что работы по дому невпроворот, или вечные стоны, что у других есть все, а у нас ничего нет и не предвидится.
   Не знаю, о чем думал тоже холостой и живущий в одиночку Борис, но он за время моей отключки успел отделаться еще от трех жвачек. Как опытный продавец, Боря не забывал напомнить мне про убойный временной отрезок с начала торговли, когда к тебе не подойдет никто, хоть ты тресни. Важно только переждать мёртвый сезон, не сдаться раньше времени. А когда тобой овладеют отчаяние и твердая уверенность, что деньги потеряны понапрасну, появится он - первый покупатель. Ты вдруг поймешь, что не хуже других, и что на каждый товар найдется купец. Ты уже переборол судьбу, перескочив с черной полосы на белую. Вот тогда и проявляй способности, действуй, не спи. Особенно, когда вокруг рынок. Но сейчас Борька не читал нравоучений. Он молчал и продавал, продавал, продавал.
   Народ любит рынок, подыскивая ему ласковые имена - "толчок", "барахолка", "развал", "балка", "толкучка". Не найдется, наверное, ни одного человека, который хоть раз в жизни не побывал бы на рынке. Одиннадцать часов, воскресенье - самый наплыв торговцев и покупателей. Сверху рынок кажется огромным котлом с кашей, уже доходящей до кондиции. Суровые экономические законы помешивают ложкой варево и снимают пробы, а счастливые теоретики изливаются толстыми книгами, обещая каждому члену общества прожиточный минимум в день и варенье на завтра.
   Воскресенье делит население нашей необъятной страны на две части. Одна хватает лопаты и до седьмого пота вкалывает на садовых участках, выполняя постановления правительства и мудрые заветы Ильича. "Лучший отдых - это смена рода деятельности", - завещал он нам, и мы радостно двинулись в указанном направлении. Обрекая нас на добровольную трудотерапию, обаятельная Тамара Максимова на все лады расхваливает быт простого западного фермера, позабыв, однако, о священном для тех же американцев уик-энде. Правительство, сетуя на нерадивых колхозников, не желающих сдавать продукты, уже готово поголовно осчастливить народ земельными сотками или участками на картофельных полях. И народ счастлив. Он бегает по магазинам в поисках садового инвентаря, выслушивает советы астрологов, в какие дни следует сажать свеклу и апельсины и требует переноса сериала "Богатые тоже плачут" на будние дни. Но не о них сейчас речь.
   Другая часть вожделенно устремляется на "отведенные для торговли места", доводя плотность населения на один квадратный метр оных до самых невероятных показателей.
   Рыночная площадь всегда являлась центром средоточения населения. Не музеи, не городская ратуша, а именно магазины привлекают народ. Возьмем к примеру Москву. Красная площадь - центр столицы, центр страны. Тысячи людей каждый день касаются подошвами ее серых булыжников. Зачем же пришли они сюда? В Кремль, посмотреть на царь-пушку, царь-колокол и соборную площадь? Не на них ли любуются москвичи и гости столицы и в первый раз, и во второй. И в сотый.
   А что это за красивое здание сереет через площадь от Кремля? ГУМ! Государственный Универсальный Магазин. Десятки тысяч людей, никогда не видевших вышеперечисленных чудес русских мастеров, ежедневно вступают в его владения, наполненные богатствами стран содружества, а в последнее время и всего мира. Ну кто из нас, побывав в Москве, не отметился под его прохладными сводами? А очереди? Вы резво пристраиваетесь в хвост, а Ваш спутник или спутница пробираются вдаль, горя желанием знать, что же такое можно приобрести за поворотом живой змеи. В любом случае это что-то дешевое и качественное, а значит, редко встречающееся в нашем постперестроечном мире. Ибо народная мудрость гласит, что за слишком дорогим и слишком ненужным очередей не бывает.
   В любом случае мы уже в очереди. Далеко, далеко ещё час блаженства, но с каждой минутой, с каждым пройденным шагом кусочек светлого будущего неизбежно становится ближе. А волнующее чувство, пронизывающее тревогой каждое нервное окончание? Помните? Хватит или не хватит? Достанется или нет хоть что-нибудь? Пусть другого размера, цвета или запаха. После обменяемся. Главное выстоять, дойти, не упустить свой миг удачи. И вот так каждый день. Вы говорите, очереди канули в вечность. Да не скажите. В любом месте, где вдруг и в наши изобильные времена обнаружится хоть что-нибудь подешевле и покачественнее товарной массы, заполонившей прилавки, кучкуются знающие люди. Собравшаяся толпа, сверкнув злыми глазами, извернется хвостом. И вот она, очередь! А чего это Вы на меня так смотрите? Вы здесь не стояли!
   Однако, время - деньги. Мы готовы, сэкономив часок-другой, расстаться с приличной суммой. И вот в наших руках красочная "Montanna", "Adiadas" или "Live`s" из Китая. Отличная вещь! До первого дождя. Но спрос велик и предложение огромно.
   Правительство и тут ухватило суть времени. Широко открыв двери в торговый бизнес известным указом, оно великодушно подождало, пока как можно больше людей вложит туда деньги, и тут же прикрыло дверь с другой стороны, дополнив указ поправкой "с уплатой за место". Возликовали магазины, обозначив прилегающую к ним территорию священной и неприкосновенной собственностью. Опередив местную мафию, они немедленно бросились сдирать вышеозначенную уплату, всё увеличивая размер сбора. И даже рынок обзавелся дополнительным штатом служащих, чтобы ни один торговец не оказался неохваченным правительственной заботой. Нововведение тут же не замедлило сказаться на ценах. И простому труженику ничего не осталось, как коситься на окна троллейбуса и покрикивать жене: "Это же надо! Пиво за тридцатник! И ведь находятся дураки, берут. Вон, вон, какой-то баран купил!"
   Услышав глас народа, Борис разражался следующим творением:
  
   Если Вы, зазырив цену, заприлавочника с богом
   Собирались познакомить, знайте - он не виноват.
   Шли бы, дядя, вы работать лучше на "Нефтеоргсинтез".
   Хоть пораньше сами к богу, зато бартер получив.
  
   Говоря языком газетных штампов, Боря являлся человеком эпохи, то есть удачливым коммерсантом, и лишь чуток не дотягивал до героя нашего времени - белый мерседес и отдых в Сочи были пока не по карману. Нет, Борис не мотался челночными рейсами в Турцию и Китай, скупая самые дешевые в мире товары. Зато он с первого взгляда мог определить, что из рыночного ассортимента следует купить и за сколько перепродать. Я тоже не был дилетантом в ценах, но меня всегда останавливал страх перед неудачной перепродажей и потерей оборотного капитала. Борька же лез напролом. Он мог втиснуться в самый узкий промежуток между продавцами и, заговорив клиента, всучить любую неказистую подделку.
   Но Борис уже готовился к уровню национального героя. За неимением многомиллионной телеаудитории он покровительственно объяснял свое торговое кредо мне:
   - Ты думаешь, кто мой клиент? Богатенькие буратины? Нет, большие люди не для меня. Мой товар приобретают... ну вот как ты, например. Вот представь, воскресенье. Выходной. Почти что праздник. И хочется купить хоть что-нибудь, но в кармане лишь десятка. С таким числителем любой знаменатель на целое не вытянет. А дроби, они, понимаешь ли, не для праздника. Что у нас в остатке? Только жвачка. Тут важен момент. Десятку потратить - пара пустяков. Вот она исчезла, и ты опечален. Но нет, здесь она, лежит еще пока в кармане, ждёт. И ты вдруг замечаешь жвачку. Не по десять рублей, не по шесть, не по пять. Заметь, всего по три рубля. Пусть немного липкая, ерунда. Сладость остается, и карман не пустой. Взял ты себе жвачку и выбор оставил. Захочу - еще куплю, не захочу - дальше пошлепаю. Тут психологию понимать надо.
   Но мне было не до психологии. Я мучительно стеснялся своего присутствия на рынке, боялся встретить друзей или соседей, отворачивался в сторону при первом же подозрении на знакомое лицо. Не мог я переломить себя в эпоху рыночной экономики. Если и следовало мне изучать психологию, то только свою собственную.
   Уф! Взглянув на Борькин ящик, я с чувством безмерного облегчения отметил, что кучка жевательных резинок заметно похудела. Близок, близок час возвращения блудных конспектов! Я осторожно переступил с ноги на ногу, стараясь не прикоснуться к груде поддельных "Левисов", над которыми высился гигант, не уступающий ростом Арвидасу Сабонису. Последнюю жвачку по три пятьдесят ухватила губастая девица с лошадиной физиономией, а я уже готов был сам заплатить шесть рублей за две оставшиеся. Стояние на одном месте у всех на виду убивало. Я лучше буду сидеть целый день за компьютером, доводя до ума какую-нибудь программу, хотя фанатиком ночных или круглосуточных бдений меня тоже не назовешь.
   К неописуемому ужасу Борис выкопал в кармане еще один трехрублевый пластик. Да, конец мучений отодвигался. Спасение подоспело в лице мужика, окруженного многочисленным потомством. Он протянул скомканную десятку, и пока Борька искал рубль сдачи, подозрительно стал крутить жвачку в руках. То ли ему не нравилась слишком подозрительная цена, то ли липкие обертки (и неудивительно, иначе кто продал бы Борису эти пластики по два рубля за штуку).
   - Покажи-ка еще жвачку, - сказал закончивший осмотр отец семейства, намереваясь подловить нас на недоброкачественном товаре.
   - Больше нет, - буркнул Борька, невинно глядя в глаза недовольному клиенту. - Последние остались.
   - Знаем мы, какие последние, - заявил с апломбом его собеседник. Больше всего я боялся, что он сейчас вернет товар Борису.
   - Вот ваша десятка, - невозмутимо ответил Боря. - Давайте обратно жвачку.
   Но мужик, видимо, уже распределивший сэкономленные деньги на что-то иное, предпочел взять рубль и удалиться, раздав жвачки детям.
   - Все! - выдохнул Борька. - Домой!
   Уяснив, что мучения окончились, и ничто не мешает нам удалиться восвояси, я вдруг забеспокоился:
   - А если жвачки и в самом деле испорчены?
   - Гляди, - крикнул Борька, вытащив из кармана два пластика весьма непотребного вида и, содрав с них обертки, сунул себе в рот. - Тебе, может, тоже охота?
   Чувствуя себя соучастником преступления, я получил пару совсем неприглядных жвачек, и бесстрашно принялся перемалывать их зубами. Это в некотором роде облегчало вину - если уж быть наказанным, то двойной порцией. Посмотрев на меня внимательно, Борька зашептал так, чтоб не слышали остальные:
  
   Если ты, упав в заботы,
   Даже в пище не уверен,
   Вспомни чудо голоданья
   И не ешь ее совсем.
  
   И мы двинулись к выходу, слившись с плотной массой покупателей. Народ шел медленно, как на демонстрации. Под ногами хрустела бумага от мороженого и расползались шкурки от бананов. А вокруг раскинулись торговые ряды. Джинсы "Carrera", "Wrangler", "Rifle", футболки с вышивкой "Chanel", "BOSS", "Benetton", изготовленные в Польше, бейсболки "USA-California", кроссовки "SIMOD" и "Reebock" китайского производства, спортивные костюмы "KAPPA" и "PUMA" из Гонконга, одежда "Second Hand", закупаемая на вес в Европе. Все известнейшие фирмы светились своими ярлыками на нашем рынке, но как-то ущербно, неполноценно, с кривыми строчками, разъезжающимися швами и законспирированными дырами. А рядом лежали турецкие и китайские брюки, куртки из Таиланда, пуховики. В общем, все, что только возможно купить по дешевке, было уже куплено и завезено сюда, чтобы прельщать глаз неразборчивого покупателя со средним достатком.
   "Не обманешь - не продашь". А если Вас трудно обмануть? Если Вы в "фирменной" немецкой коробке обнаруживаете ярлычок "Made in China" и недовольно тянете: "У, это Китай?" Тут же слышится бодрый и уверенный голос: "Это не Китай, это сделано в Китае, а фирма настоящая, германская!"
   "Мы не настолько богаты, чтобы покупать дешевые вещи", - взывали валютные магазины. Хлопая по тощему рублевому кошельку, мне всегда хотелось добавить: "А уж дорогие нам тем более не по карману". В любом случае приходилось довольствоваться лишь предложенным ассортиментом. "На рынке будет все", - заявляли маститые экономисты. И что же? Есть все? Какое там! Где фирменные хромные кассеты? Где настоящая французская парфюмерия? Где всеми хваленый "Nike"? Где товары высшего качества? На рынке их нет, потому что ввозить их в массовом масштабе не выгодно, а накладно. Гораздо успешнее можно проворачивать дела, закупая дешевку и клятвенно заверяя лопухов, что именно в этом и выросла вся Америка.
   Да, великолепие западных супермаркетов оставалось пока только для элитных магазинов. Из образа жизни развитого капитализма до рынка добрался лишь навязчивый сервис, напрочь прогнав тупое безразличие продавцов государственной торговли. Но народу от этого не легче.
   - Какой это размер?
   - Ваш, девушка! Берите!
   - А сапоги итальянские?
   - Самые что ни на есть! Только вчера из Италии привезла. Дешевле нигде не найдете.
   - А хоть крепкие?
   - Да я точно такие же пять лет ношу. Как новенькие!
   Ну как тут девушке, с детства привыкшей к неизменным ценникам в универмагах, не поверить и не купить. Да и продавца понять надо. У него таких, как Вы, в день больше сотни. Неужели, задавая вопрос, Вы надеялись в ответ услышать: "Нет, девушка, не итальянские сапоги, а китайские. В грязь лучше не надевайте, а то подошва отвалится. А в соседнем ряду вторая с краю женщина продает точно такие же на двести рублей дешевле. Но вы все равно покупайте у меня"?
   Однако бывает предел даже такому сервису. Вот через неделю девушка разыскивает услужливого продавца и предъявляет ему полуразвалившиеся сапоги. Что тут начинается! Продавец, брызгая слюной в лицо, орет, что ни девушки, ни сапог он до этого и в глаза не видел. Толпа одобрительно гудит. А со стороны уже несется дружная команда добрых молодцев, которые отработанными приемами резво и слаженно выталкивают за пределы рынка клиента, посмевшего вернуть товар.
   Мы тем временем протолкнулись почти к самому выходу. Осталось миновать старушек с цветами и наших конкурентов со жвачкой, а также вездесущих цыган. Бетонные ворота рынка остались за нашими спинами - мы на свободе!
  
   Глава седьмая
   Self Control (Anti)
  
   Another night, another day goes by
   I never stop myself to wonder why
   You help me to forget to play my role
   You take my self, you take my self control
  
   ...Если случайный человек взглянул бы сюда со стороны, то несомненно увидел бы, как в кромешной тьме вспыхнули два багряных огонька. "Глаза", - подумал бы невольный наблюдатель. И не ошибся бы!
   А больше б ничего он подумать не успел. Тот, кому принадлежала пара огненных глаз, явился сюда без свидетелей. И посторонних бы не потерпел. "Наверное, для этого он и ждал такую кромешную тьму!" - радостно вывел бы наблюдатель (если б ещё оставался жив). И на этот раз оказался бы неправ!
   Потому что окружающая обстановка вовсе не виделась хозяину вспыхнувших глаз кромешной тьмой. Для него тут всё было вполне понятным и различимым, хотя и запретным. Но запретный плод притягивал. Ещё вчера огненноглазый не решился бы на спонтанную экскурсию. Но сегодня что-то тихонько жгло внутри и толкало на поступки, которые ни один обитатеть этого кажущегося кромешно-тёмным мира не назвал бы благоразумными.
   Пришедший стоял в Галерее Славы. Пол бесконечно длинного коридора укутали пылевые завихрения. Верстовыми столбами высились заросшие мохнатыми травами пьедесталы. Тот, кто медленно пролетал сейчас по пыльному коридору, ещё не отваживался взглянуть вверх. Туда, где над пьедесталами колыхалось зеленоватое сияние, выгодно оттенявшее черноту ниш. В нишах находились воспоминания о героях, увековечивших себя грандиозными свершениями. Один взгляд - и из тьмы бы соткался образ того, кто прославил себя до конца времён. Но каким взглядом наградят того, кто осмелился нарушить вечный сон картинок былых эпох? Добродушным? Ободряющим? Вот хорошо бы. А может испепеляюще-злобным? Или блёкло-презрительным? Нет, и эти вполне можно стерпеть. Хуже, если на долю незванного гостя достанется ПОСЛЕДНИЙ взгляд. Ведь герои потому и становились героями, что были непревзойдёнными мастерами ПОСЛЕДНИХ взглядов.
   Но миг отчаянных поступков приближался. Взор ещё сверлит пыльные галактики пола, но нет-нет, да и огладит пьедестал то просительно, а то дерзко. Над пьедесталом он пока воспарить не осмеливался. Отваги хватало ровно на то, чтобы взглянуть за пьедестал. Там, в пыльной темноте, иногда прятались двери. Одна из них была заперта не столь надёжно, сколь желалось тому, кто накладывал заклятье запора. И если ты изучаешь языки чужих миров, то вряд ли сумеешь отворить дверцу, запечатанную даже простейшим заклятьем. Но кто мешает из комнатушки, где в вывернутом пространстве кружат бесконечные вальсы звёзды знаний, просочиться к соседям, которым неведомы слова иномирян, зато по всей лаборатории рассыпаны манускрипты с заклинаниями? Кто мешает подсмотреть несколько из них, позабыв, что тебе это не положено? А потом, совершенно случайно, произнести заклинание рядом с дверью. И кто виноват, если эта дверь совершенно случайно окажется именно той, за которую так хотелось попасть?
   Впрочем, всё уже в прошлом. Случайности сложились дорожкой, которая привела повелителя случаев в Галерею Славы. Осталось только стать повелителем смелости. И взглянуть наверх.
   Первый взгляд. Он получился торопливым и вороватым. Действительно, над пьедесталом переливалось зелёное сияние. И чернела ниша. Одно мгновение она пустовала и вдруг... Темнота отступила и флуоресцентные линии нарисовали силуэт, в котором без труда угадывался ЖэНетЛь - великий поэт и мыслитель почти забытых времён. Ещё через секунду образ обрёл плоть и объём. Хозяин багровых глаз невольно сжался, ожидая ПОСЛЕДНЕГО взгляда. Но опасения оказались напрасными. Взгляд был устремлён не на нарушителя спокойствия. Нет, его не интересовали ближние перспективы. Словно неукротимый луч, он пронзал и смотревшего на него, и стены, и пространства, улетая к далёким, неведомым горизонтам из старых легенд.
   Не дождавшийся ПОСЛЕДНЕГО взгляда почувствовал себя уверенней. Пока никто не собирался обрывать его существование. Жизнь продолжалась. До следующего пьедестала.
   Следующий пьедестал подвернулся весьма быстро. И взгляд метнулся вверх уже куда смелее. Кто же прятался в зеленоватом свете. Не прошло и секунды, а из тьмы выступил тот, чьи свершения обеспечили ему постоянную прописку в здешних местах.
   ПТхМЯ. Заплетающийся язык вряд ли выговорил бы столь сложное имя. Но этому миру не требовались языки. Только глаза и чёрная субстанция тела. Зато чем больше, тем лучше.
   Тот, у кого было всего два глаза, оглядел героя былых времён. Герой не тратил время на мысли. Герой сделал всего лишь один выбор. Но выбор привёл его в свиту Чёрного Короля. С ней он и удалился в поход под предводительством таинственного правителя, сумевшего шагнуть вниз и тем обессмерить себя. А заодно и имена тех, кто ушёл с ним.
   Взгляд полноправного жителя Галереи Славы наполняло величие, смешанное с равнодушием ко всему, что не относилось к его персоне. Он не замечал незваного гостя, словно в коридоре стало лишь на пылинку больше.
   А тот, кто пришёл, не любил, когда его считали пылинкой.
   С каждым новым метром медленного скольжения по пыльному коридору страх угасал. Растворялась и тревога, что его обнаружат здесь, в месте, где быть ему ну никак не положено. Впрочем, "положено-не положено" перестало делиться на чёткие категории. Когда он решил, что "положено", то пришёл сюда. А решения прочих его интересовали не больше, чем пылинки занимали соратника Чёрного Короля.
   И чем дольше продолжался полёт, тем сильнее ощущалось жжение. Жжение перерабатывалось в осмысленное чувство. И было оно чувством творящейся несправедливости. Ещё немного, и Галерея Славы захлопнет двери. И надо вновь возвращаться в комнатёнку, где придётся бесконечно долго описывать бесконечные переплетения звёзд знаний. Это и было несправедливостью. Потому что справедливо было оставить здесь свой образ. Ведь он был ничуть не хуже тех, кто обживал Галерею Славы с незапамятных времён. Разве он бы не смог влиться в свиту Чёрного Короля? Да запросто! Только вот выбора ему никто не предоставил. Хотя... жжение пробуждало новое чувство. И чувство оказалось смутным ощущением знания. Знания того, что с какой-то секунды он - сам себе выбор. И знание это уже не погасить, как не вернуть секунду, до которой он был мелким учёным. Тем, что на языке изучаемого им мира звалось то ли "архиватор", то ли "библиотекарь". Но уточнять уже не имело смысла. Смысл сейчас заключался в том, что он находился в Галерее Славы. И в том странном чувстве, что ему суждено тут остаться. Слабый огонёк веры вспыхнул невидимым третьим глазом. А тремя глазами можно уже отразить чужой взгляд. Даже если глядящий старается сделать его ПОСЛЕДНИМ.
   Но глядящий не старался. Обитателем третьей ниши был учёный. Только не изучатель языков, а тот, кто научил время изгибаться, а жителей тёмного мира - скользить по этим изгибам, предугадывая очередной поворот.
   Если бы ниша пустовала, то можно было представить в ней свой образ. И увековечить в сумраке за зелёным сиянием своё имя. КХ. Две буковки, ничего не значащие ни для мира, ни для его обитателей. И составляющие целую вселенную для того, кто пробирался сейчас среди бессмертных образов.
   КХ. Не самое плохое имя. Он знал это. Теперь надо было, чтобы это узнали и все остальные.
   Скользящий над пылевыми завитками приободрился. Третий встречный натолкнул его на неплохую мыслишку. А что, если одним глазком подсмотреть будущее. Ведь он умел! Ведь он знал, как это делается.
   Однако, он знал и то, что подобные опыты зачастую смертельны для экспериментаторов. Проникнуть в будущее, одновременно держась за возвращение в настоящее, грозило распылением сущности. И всё-таки... Всё-таки безумно хотелось рискнуть. Да и в самом плохом варианте его кончина наступит не где-нибудь, а в Галерее Славы. Ведь он останется в ней. Пусть даже и без пьедестала.
   Пока порыв не рассеялся, надо было действовать. Обладатель двубуквенного имени внутренне подобрался. И мысленно перебросил сущность в неведомое. Стены стремительно заскользили мимо и растворились. А пылевые завитки превратились в звёздные завихрения. И звёзды эти хранили не знания, а невероятно жгучий свет.
   Сущность чёрного сгустка развоплощалась, раздираемая будущим и настоящим. Шеренга секунд превратилась во вражескую фалангу, свершившимся будущим убивая несвершающееся настоящее. Когда последняя секунда исчезнет, вместе с ней потеряется и настоящее, в котором есть КХ.
   Резкий укол. Рядом ощущалась странная точка, которой надо срочно придумать определение. Иначе всё зря, иначе весь риск был напрасен. КХ не успел придумать определение. Он уже понял, что это за точка. Здесь, в недалёком будущем сходились три мира. Первый был несомненно его миром - привычным и пыльным. К нему вплотную прижался крошечный замкнутый мирок. На который можно было и не обращать внимания. Но что это за трепетание священного ужаса? Вопрос разрешился, как только пришло осознание, что владычицей того мира является зловещая Белая Королева, противостоять которой в отсутствие Чёрного Короля не мог и весь тёмный мир. Испугавшись, КХ чуть не позабыл о третьем мире...
   Он не мог поверить в случившееся. Последним в сцепившейся меж собой тройке оказался мир, среди многообразия языков которого прятался тот, чьи понятия бесконечно долгое время в его маленькой комнатушке раскрывали звёзды знаний.
   Радость открытия была финишной чертой того, что успел ощутить КХ, вглядываясь в смутное будущее. Его откинуло обратно. Снова бесконечные стены и пыльный пол. Снова пьедесталы и двери за ними. Только больше нет надобности смотреть в ниши, заслонённые зелёным сиянием славы.
   Проснулась обида на самого себя. Теперь казалось, что можно было потерпеть чуть дольше, чтобы заглянуть в будущее поглубже. КХ уже знал, как можно использовать незримую точку, отобранную у подсмотренного будущего. Загадкой оставалось, получится ли у него то, что сейчас складывалось в пункты чёткого плана. Ответ на загадку дарил уверенность, без которой браться за дело и вовсе не стоило.
   Но постойте! Разве знание о третьем мире не служило тем самым знаком, зовущим на славные свершения? Ведь третий мир был самой большой удачей, которая только могла выпасть КХ. Ведь если он только отправится в тот мир...
   Если отправится...
   Мало проникнуть в чужой мир, надо ещё уметь ДОГОВОРИТЬСЯ. А договориться получалось, ведь язык тех мест, где в единую точку сходились границы трёх миров, как раз изучал тот, кто видел эту точку. И во всём мире, где влачили существование чёрные субстанции, только один житель знал этот язык.
   Количество лотерейных билетов становилось равным одному. Надо было только осмелиться и взять этот билет...
  
   Глава восьмая
   День обломов
  
   Я ждал тебя тысячи лет.
   Конфетка, я жил лишь тобой.
   Не думал дождаться я бед,
   Но съел тебя кто-то другой.
   ("Конфетка",
   гр. Антикварный Магазин)
  
   ...Прошло каких-то три часа после того, как главные ворота рынка остались за нашими спинами. Три часа наполненные тоскливой дрожью тревоги и порывами праздничного ожидания. Минуту назад я страстно жаждал, чтобы ситуация окончательно прояснилась как можно скорее. А сейчас снова трепетал священным ужасом и радовался, что девушки ещё прячутся в туманных далях неопределённости будущего. Три часа пытки, словно пальцы сжимают провод высоковольтной линии. Три часа... В общем, хватит измышлений. Переходим к событиям и фактам, произошедшим после того, как истекли эти три часа, наполненные картинами падений и взлётов.
   Получив долгожданные конспекты, я нервно переступал с ноги на ногу в прохладном коридоре главного корпуса. Группа собиралась дружно и без опозданий - деньги нужны всем. Но я готов был отложить получение стипендии даже на неделю - лишь бы только удалось наше с Борькой мероприятие.
   Борис уверенно подпирал стену с совершенно спокойным видом. А меня била внутренняя дрожь, и требовались неимоверные усилия, чтобы выглядеть, как обычно. Подходящий момент никак не наклевывался. Трудно сказать, какую гамму чувств я сейчас испытывал, представляя то вежливый отказ Маши и Лины, то благополучный исход. Я уже с трудом переживал затянувшееся представление. Возникало чувство призрачной надежды, что девушек не удастся застать вдвоем, которое сменялось тягостным и нудным ожиданием. Я настолько переволновался, что чуть не исчез с поля боя. В этот момент Боря отклеился от стены и, толкнув меня в бок, ринулся в атаку.
   - Маша, Лина, - скромно, без обычных выкрутасов начал он. - Вы уже смотрели "Терминатора"?
   Девушки переглянулись и ответили:
   - Еще нет, пока.
   "Ну, так как же?" - хотел спросить я, но простые слова застряли в горле. Мне удалось только надуть щёки и сдавленно сглотнуть.
   Не получив должной поддержки, Борис свирепо взглянул на меня и продолжил:
   - А ведь у нас билеты пропадают. На самые лучшие места, однако.
   Последнее слово Борька нарочно исказил, копируя чукчу.
   - Хорошо, мы подумаем, - ответила Лина, и они быстро покинули аудиторию.
   - Только не забудьте, - сдавлено добавил я вслед.
   Сердце бешено колотилось. Сегодня осуществлялась первая попытка наладить контакт с прекрасным полом. С другой стороны, я находился в весьма выгодном положении. Если бы девушки отказались, то я оказывался на вторых ролях и вроде бы ничем не прокалывался, так как приглашал Борис, а моя персона скромно стояла в стороне. Если бы Маша и Лина ответили согласием, то я смотрелся наравне с Борькой и уж проявил бы свои лучшие стороны. Так что, как ни крути, я был в выигрыше при любом исходе. Мне больше нравилась Лина - кудрявенькая блондиночка с длинными волосами и удивительно бледной кожей лица. У Лины имелся лишь один существенный недостаток. Она жила в отдаленном районе новостроек. Я с благоговением представил, как буду провожать ее домой, а потом с тоской - томительный час, который придётся потратить на обратный путь.
   Девушки, получившие стипендию, куда-то потерялись. Отхватив свои кровные одну тысячу пятьсот сорок четыре рубля, я вместе с Борисом бросился обшаривать первый этаж. Маша с Линой как в воду канули. Борис уже собирался плюнуть на затянувшиеся поиски, но я возражал. Когда еще представится такая возможность. Надо же начинать взаимоотношения с девушками. Тем более что самая трудная половина дела уже позади.
   - Может, они в столовой, - жалобно тянул я.
   - Балбес, - Борька ласково постучал кулаком мне по лбу. - Сегодня воскресенье. Столовая не работает.
   - Может, посмотрим, - не сдавался я, и мы отправились в столовую.
   Непостижимым образом она работала. То ли перенесли рабочий день на выходной в связи с годовщиной обретения Россией суверенитета. То ли она обслуживала абитуриентов, посещавших дорогостоящие подготовительные курсы. Тем не менее, двери столовой были открыты, а за одним из дальних столиков мы обнаружили беглянок. Пока я раздувался от гордости за свою догадливость и доказывал Борису, что без меня не видать бы нам девушек как своих ушей, Маша и Лина снова исчезли. Но мы не собирались упускать удачу. Уныние сменилось предвкушением счастливого приключения, ибо они не отказали, не сбежали домой, а просто отправились пообедать.
   Мы без труда догнали Машу и Лину в конце коридора. Увидев их лица, я вдруг заподозрил неладное.
   - Так мы идем? - загадочно улыбнулся Борис.
   - Хорошо, - кивнула ему Лина. - Только втроем.
   "Маша не пойдет, - сообразил я. - Значит, Борька будет опекать Лину". Но в этот раз Шерлок Холмс из меня получился позорный.
   Маша улыбнулась и что-то зашептала, поглядывая в мою сторону. Борис за спинами девушек взглянул на меня и виновато развел руками. Такого ужасного поворота я не предвидел: он просто не укладывался в голове. Если уж отказ, то совместный. Как и победа. А тут...
  
   ...Мы с Борисом, не глядя друг на друга, попрощались и разбежались. Он с девушками в кино, а я в душный автобус в нелепой для лета аляске, бичуя себя уничижительными прозвищами. Мне оставалось утешаться только пошлой пословицей "Первый блин комом" да словами Ди Снайдера "Отказ красотки никогда не должен служить поводом для расстройства". Да, плохо, плохо я изучал принцип гарантированного результата.
   День был безнадежно испорчен. Теперь я не представлял, как буду учиться с Машей и Линой в одной группе, ежедневно ловя презрительно-ехидные взгляды. Спасало только то, что сессия закончилась, и новая встреча с группой состоится лишь в октябре, не считая поездки на базу. И все же я был морально убит, безусловно и окончательно. Ну почему всегда везет Борису и не везет мне?
   Конечно, можно во всем обвинить неблагоприятные астрологические прогнозы и сверхъестественные силы, но я прекрасно понимал, что сам виноват в том, что никому нет дела до моей персоны. Только я сам, и никто более! В тот самый миг, когда Борис с девушками подходил к самому престижному кинотеатру в городе, я ввалился в пустую квартиру, думая, что наступил самый мерзопакостный, самый худший день моей жизни.
   В груди щемило, так щемило. Неописуемо. Ну и пусть. Ну и хорошо. Пусть инфаркт, пусть летальный исход. Не надо учиться, работать, страдать, терять. Болело все сильнее. Волны колючей боли пронизывали грудную клетку. Ну зачем так? Почему мир устроен настолько неправильно? Да, да, я знаю, что жизнь прекрасна и удивительна, только она не нужна мне, совсем не нужна. Ну почему вокруг пустота, почему? Я ведь ничем не хуже других! Почему я не достоин любви? Где она, любовь? Ведь есть же она? Есть! Но не для меня. Где та, что поймет меня с первого взгляда? Наверняка, она с кем-нибудь другим. Миллионы людей сейчас счастливы и довольны! А мне плевать на них. Не им, мне плохо, и никто не в силах помочь. Миллионы людей плачут и страдают, как я. И на них мне тоже плевать. Вот так-то! Почему я должен думать о ком-то другом? Почему я не могу позаботиться о себе? Почему к остальным бегают прелестнейшие девушки мира и терпеливо ждут где-нибудь на лестничной площадке? Да я бы сам бегал, носил на руках, сочинял стихи и придумывал миллионы ласковых слов. Но нет! Не нужен! Не требуется!
   Я не мог так больше жить. Со всего размаху я вдарил головой о стену. Затем еще раз, еще, еще. Почему за другими готовы следовать хоть на край света? А за мной? Да, как же! Размечтался, одноглазый! Где та, кому интересны мои проблемы, моя душа? Кто заберет меня отсюда в иной, более прекрасный мир? Да кому ты нужен, козёл.
   "Ну, ну, мальчик расстроился, - скажете Вы, - ничего, всё образуется, придет время и..." Да мне плевать на Вас! Понятно? Плевать! И на советы Ваши тухлые тоже плевать. Миллионы девушек в этот момент напряженно смотрят на телефон, ждут звонка и мечтают о встрече. С кем? Да уж не со мной, понятное дело. Третий лишний. Это про меня. А, ладно, все равно жизнь кончена. Плевать! Плевать на все! Я не хочу ждать! Мне надо сейчас, понятно Вам, прямо сейчас, немедленно и самое лучшее. Что? Не заслужил? Не достоин? А другие достойны? Так что, мне уже пора вешаться? Не правда ли? К черту такую жизнь. Зачем она, если любви для твоей ничтожной персоны не было, нет и не предвидится? Остается просматривать красочные страницы западных каталогов и завистливо вздыхать. Да, это не сказка, это реальная жизнь, где нет места очаровательным ведьмочкам, которые горят желанием немедленно познакомиться с тобой и остаться рядом навсегда.
   "Ну, так сразу и ведьмочку! - скажете Вы. - Да у тебя в группе, наверняка, масса вполне привлекательных девушек!" Не спорю. Но у одних уже колечко на руке, за другими ежедневно заезжают друзья на автомобилях, а третьи лишь попросят списать практику или лабораторные, да упорхнут в кино с тем же Борькой (черт его дери). И чего мне от них ждать? Пригласительного билета на свадьбу с зарезервированным местом в дальнем конце стола, где выпивки еще хватает, но веселых тостов уже не слыхать.
   Боль по-хозяйски бродила где-то внутри. Я живо представил, как грудная клетка, распираемая болью, взрывается, разбрызгивая внутренности по стенам. Где? Где тот кирпич, что упадет с крыши и положит конец моему никчемному существованию. Пора бы уже. Пора!
   Из глаз потекли слезы. Мужчина не должен плакать, но если никто не видит, то можно. А если даже и видят, то что? Смотрите. Мне плевать и на тебя, и на тебя тоже, и вот на тебя (да, да, не оглядывайся, нечего оглядываться), на всех вас вместе взятых.
   Мягкая темнота вечера плавно перетекала в ночь, а я не находил себе места, кляня незавидную судьбу. Нет, я же не желал сказочную принцессу. Мне достаточно обычной девушки, чтобы почувствовать привлекательность жизни. Но жизнь не хотела казаться прекрасной и удивительной. Приходилось принимать ее такой, как есть. Но требовалось срочно отвлечься. В очередной раз пожалев об отсутствии видео, я бесцельно обводил глазами комнату. Да, сейчас бы вырубить свет и с головой уйти в мерцающий экран, где в сумеречных коридорах из таинственного тумана выползают склизкие мертвецы. Ужасы прекрасно прочищают мозги от ненужных переживаний. При каждом постороннем шорохе ты вздрагиваешь и ждешь, что сейчас проскребут по стене железные когти, и в комнату ввалится сам Фредди Крюгер. Тут уж не до несчастной любви. Но видео терялось в далеких и весьма призрачных перспективах.
   Свет включать не хотелось, поэтому книги тоже отпадали. Но мой блуждающий взгляд опустился с потолка на шкаф и замер. Пора вводить в бой главную мою гвардию, каждого бойца из которой я знал, ценил и берег. Музыка сейчас - то, что надо! Я врубил звук погромче, так что на всю комнату зашуршал неистребимый фоновый шум в колонках. И в мою руку легли они - самые любимые мелодии, записанные на самых любимых кассетах.
   Тишину прогнал "Silent Circle" с непревзойденной "Stop the Rain in the Night". Когда-то слова из "Anywhere Tonight" увековечил их неведомый поклонник на институтской парте, и я полностью поддерживал его стремление оставить те летучие фразы в памяти навсегда. Еще оставался год до того момента, когда группа переиздаст эту программу в новой обработке, и целых два до появления нового хита "Egyptian Eyes". Я, конечно же, не мог заглядывать в будущее, да и не хотел, потому что в данный момент орал вместе с ними "Touch in the Night" или "Man is coming" из "Hide Away", которая мне нравилась больше всего. На смену "Безмолвному Кругу" пришла C.C.Catch и ее блистательные "Heaven and Hell", от которых тащился весь мир, правда, уже в довольно далеком прошлом. После в темноту квартиры шагнула Sandra, исполнив полузабытые "In to a Secret Land" и "Midnight Man", а затем почти новую, берущую за душу "Jonny Wanna Live". Музыка обволакивала, прогоняла все плохое, смягчала потери и неудачи. Как лекарство, как живительный бальзам, она текла и пробиралась куда-то в неизведанные глубины, где недавно было все так погано.
   Окончательно тоску разогнал запретный когда-то Dschinghis Khan, выдав "Hadschi Halef Omar", которую я мог слушать до бесконечности. И мне плевать на заверения ушедших в прошлое идеологов о том, что "...данная группа разлагает моральный облик подрастающего поколения, воспевая факты, не соответствующие исторической действительности, и принижая тем самым великие свершения советского народа, достигнутые им под руководством Коммунистической Партии". Душу грели голоса и музыка. А текст песен оставался за кадром, тем более что по-немецки я ни слова не понимал.
   После я немного погрустил вместе с "Valerie", но уже не о своем, а о несбыточном, и представил танцующую королеву из "Night of the Night" опять же в исполнении группы "Joy", которую я по молодости когда-то путал с "Modern Talking". В эти минуты магнитофон был моим единственным другом. Он один понимал меня и находился рядом, невзирая на позднее время суток, сгущавшиеся над городом тучи и неблагоприятную экономическую обстановку в стране. И я уже не варился в собственных проблемах, а слушал и слушал далекие и близкие голоса. В космические просторы меня уносили "Rockets" и "Silicon Dream". Но, оставив мужчин позади, появилась Dee D`Jackson, и я, позабыв про все, внимал приказам космической леди, бесстрашно идущей по космическому курсу во главе галактических сил спасения. Другая жизнь расстилалась передо мной, другие времена и пространства. И проблемы растворились в череде электронных звуков и многоголосья, через которое то и дело прорывался неугомонный робот, созданный, чтобы включить в свою сущность все, связанное с понятием "Automatic Lover".
   Но окончательно я уплыл, когда в магнитофоне оказалась "Radiorama". Заевшая повседневность ушла. Остались только бой часов, клекот и щебетание неземных птиц и божественные переливы двух голосов, перекликавшихся в поисках друг друга.
  
   Глава девятая
   Ti Amo
  
   Ti amo, I never had a clue that I was losin` you
   You never once let me know you were lettin` me go
   Oh, I guess it was there in your eyes
   Guess is was there in your sight
   Guess is was there in your lies
   I was blind then, couldn`t face the end
  
   Полная луна разливала холодный свет по дорогам и крышам. Лучи стылого серебра пронизывали листву, рисуя на траве магические узоры, и пробирались сквозь стекла в темные квартиры. Не оставалось ни одного полуночника, который, соблазнившись ночным сеансом, избежал бы атаки Морфея. Серые дома, чёрные прямоугольники окон.
   Лишь один дом сверкал лимонным наливом. Кристально-белый, словно кусок сахара, днём, он стал теперь мягко-желтым, подставив длинную стену лучам Луны. Так же темны его окна, так же пустынны балконы. Двери восьми подъездов плотно прикрыты.
   И вдруг... Какой яркий контраст с серо-желтыми красками ночи! У одной из дверей, несмотря на совпавшие стрелки часов главных курантов страны, находятся голубые джинсы и красная рубашка. Их хозяин не тяготится бессонницей. Ему вообще не до сна, и он с радостью забыл бы, что это такое. Парнишка, с виду лет четырнадцати, поглощен беседой с девушкой на год младше. На гладкой черноте ее коротких волос играют лунные блики, а в глазах сияют лунные шарики. Она одета в лимонно-желтый костюм. Лунный свет растворяет ее на фоне дома, очерчивая черную тень. Не сдаётся лишь ультрамодный пояс, переливающийся радугой. Пряжка отбрасывает на бетонное крыльцо, где стоит юная парочка, рубиновый зайчик. Нет, не умерла еще жизнь на земле.
   Но кроме сонной жизни ночного города и неведомой нам, но верю, прекрасной жизни двоих юных существ вокруг разворачивается неприметная, но страшная третья.
   Порождения тьмы и мрака выползают наружу.
   Бледный великан, вооруженный громадным тусклым топором, шагает по дороге между шестью домами. Волосы его, словно колючки репья, только длиннее, да острее, срывают листья тополей на уровне третьего этажа. Топор в руке занесен для удара. Каждую ночь появляется здесь призрачный громила, не понимая, каким образом добирается сюда и почему под утро оказывается вблизи своей пещеры. Утро прогоняет его обратно. Не хватает самой малости, чтобы остаться здесь, зацепиться, удержаться.
   В темных кустах, скрытых от луны, злобно горят два красных глаза. Огромный полоз выбирается из земли, скручиваясь кольцами. Слабо светятся фосфорные узоры змеиной чешуи. Он тоже ищет, тоже пробует задержаться в прекрасном месте, совершенно не похожем на глиняные коридоры его мира.
   На крыше далекой девятиэтажки копошится существо с нелепыми щупальцами, на кончиках которых вспыхивают желтые сполохи и рассыпаются бенгальскими огнями. Зеленые треугольные глаза с интересом постреливают вокруг. Наконец, оно собирается с силами и начинает ползти, осторожно огибая телевизионные антенны.
   В траве суетятся бледные низкорослые человечки. Беспорядочен их путь меж высоких стеблей травы. Страшна участь того, кто окажется у них на дороге. Тысячи маленьких рук вцепятся в несчастного и утянут под землю. Но и они никак не могут отыскать себе жертву. И бегают недомерки, шныряют по округе до первых лучей солнца.
   А над ночным миром и всеми его жителями высоко в небе парит Лаура - повелительница тьмы и королева белых призраков.
   Медленно скользя по воздушным волнам, Лаура осматривала новые владения. Внизу раскинулся темный мир переплетения теней и призрачного света. А в вышине миллионами искорок мерцало небо, глубокое и бесконечное. За королевой неотступно следовал шар Луны, представляя новых и новых подданных. А те, чувствуя приближение владычицы, вскидывали головы, и восхищение вспыхивало в их глазах.
   А триста лет назад здесь не было ничего. Лаура вспоминала бескрайние леса, унылые и однообразные в свете Луны. Сколько изменений за такой малый промежуток времени! В ее мире ничего не могло изменить даже тысячелетие. И она ни за что не хотела возвращаться из этого прекрасного переменчивого мира. Но душа беспокойно металась, разыскивая что-то еще, неведомое, но желанное.
   - Куда теперь, королева? - прервал ее мысли Ыккщщер, безмолвно следовавший рядом.
   - Ах, не все ли равно, - воскликнула королева. - Хотя бы вон на ту крышу.
   Крыша оказалась покатой, и Лауре пришлось разместиться на узкой округлой пластине, соединяющей оба ската. Но невесомая королева могла удобно устроиться даже на электрических проводах. А неугомонный Ыккщщер без устали сновал вокруг и вовсе не желал зависать на одном месте.
   Луна светила им в спины. Внизу величаво шелестели деревья и травы. Черные тени от домов медленно перемещались к западу. Над землей царила ночь и королева Лаура.
   Прорвавшись сюда, королева призраков обрела свой второй титул - повелительница тьмы. Когда-то неведомо кто раз и навсегда постановил, что повелителем ночных существ является или черный король, или белая королева. Но мир белых призраков вскоре замкнулся на себя, а черный король, собрав огромное войско, удалился в беспримерный поход, желая захватить соседние миры и выиграть решающее сражение у демонов. С тех пор сведенья о нём не поступали. Известно только, что до демонов он так и не добрался.
   Таким образом, создания, не принадлежавшие к вампирам, оборотням, воскресающим и живым мертвецам, привидениям (которых не надо путать с белыми призраками), а также другим малочисленным тварям, обитающим преимущественно на болотах, оказались бесхозными. Они почти полностью утратили иммунитет перед солнцем и способность пробиваться в соседние миры. Поэтому отведенные границы дети ночи пересечь уже не могли.
   Появление королевы повышало их шансы на выживание. Ликованию ее новых подданных не было предела. Однако изменение статуса становилось возможным только при прочной связи человеческого, белого и еще одного из близлежащих миров. Лаура гордо смотрела в будущее.
   - О чем думаешь, королева? - воскликнул Ыккщщер, разорвав тишину.
   Лаура поморщилась. О чем? О многом! Душа кипела. Но можно ли это выразить словами? Лаура не знала языка, одновременно описывающего и восхищение, и радость, и беспокойство, и безмятежность. Тысячи порывов промелькнули в ней за секунду. Она ни за что не отступится от этого мира. Она свяжет его и свой невидимыми нитями серебряных дорог. Она выведет существ, обратившихся к ней за помощью, из бесконечного блуждания по границам.
   Но было еще одно чувство, скрываемое маской равнодушия, заставившее Лауру выбрать для посадки именно эту крышу. Чувство, о котором Желвин догадывался и выражал недовольство. Чувство, неизвестное королеве, всю полноту которого она изведала в таинственной закрытой комнате. Нет, она не ощущала себя слабой и беззащитной. Лаура превратилась в истинную королеву. Одного движения руки достаточно, чтобы все дети мрака, снующие сейчас неподалеку, встали под ее знамена.
   Но королева не собиралась отказываться и от Него. От того, чье лицо она навечно запечатлела в одной из комнат дома напротив. От того, чье лицо высветила во тьме ее душа, когда королева использовала единственную возможность влиться в мир людей, еще не связав его с двумя остальными. Вот бы сейчас взвиться вверх и броситься к тому дому, к одному-единственному окну, на которое королева то и дело посматривала украдкой, не желая вызвать еще более сильное недовольство Желвина.
   Как много она сказала бы Ему. Впрочем, нет, она просто взглянет в глубокие серые глаза и промолчит. Разговор ещё не нужен, а молчание уже не в тягость. Какая жалость, что он не призрак, она сделала бы его наследным принцем с правом принимать решения. Она воздвигла бы ему замок, такой же величественный, как у нее. Они вместе бы путешествовали и пробивали дороги к иным мирам. Вместе - навсегда!
   Самое печальное и самое ужасное заключалось в том, что Он ни о чём не догадывался. Сейчас Он спал. Лаура мысленно улыбнулась. Если бы Он был призраком, то не стал бы тратить время на такие пустяки. Ей очень хотелось оказаться вдруг рядом с Ним, пусть даже отделенной прозрачной перегородкой. Единственное, что удерживало от столь опрометчивого поступка, - боязнь испугать Его, как в прошлый раз. Лаура прекрасно понимала свою не от мира сего сущность. Она - призрак, а Он - человек. Люди и призраки несовместимы. Пусть обидно и больно, но ничего не поделать.
   Ыккщщер чувствовал, что с королевой творится неладное, но не понимал причину ее тревог. "Это воздух, - решил он, - всего-навсего воздух, который пропитан светом звезд и капельками воды. Он кружит голову королеве. И не удивительно! После тысячелетий темноты и безмолвия голова идет кругом даже у меня".
   Лаура продолжала плавать в волнующих грёзах, она боялась потерять Его. Не окажись рядом Желвина, королева могла ворваться в этот мир тремя часами раньше и погибнуть от солнечных лучей. Она никому не хотела отдавать Его. Не хотела, чтобы он смотрел в чужие глаза, улыбался кому-то другому, прикасался бы к чьей-то посторонней руке. Нет, Лаура уже не могла перенести такую утрату. Королева одновременно испытывала радостное возбуждение в голове и сладостную боль в груди. За все время существования она не переживала ничего подобного. Судьба сбилась с привычной дороги будней замкнутого мира - и это прекрасно. Но Лаура не находила места от переполнявших ее несбыточных планов - и это плохо, и все же... чуть-чуть хорошо. Душа то взмывала высоко-высоко в кристальную синеву, то обрушивалась в черные беспросветные пропасти.
   - Как бы мне хотелось узнать будущее! - воскликнула она, обращаясь главным образом к длинному восьмиподъездному дому.
   - Нет ничего проще, королева, - облегченно вступил в разговор Желвин, с тревогой ожидавший более вольной просьбы.
   - Каким же образом? - изумилась Лаура.
   - С помощью карт, разумеется, - ответил Желвин, довольный тем, что ему удалось удивить королеву. За тысячи лет, совместно проведенных в замкнутом мире, такое, согласитесь, бывает нечасто.
   - Ах да, совсем забыла, - пожала плечами королева. Будь Лаура человеком, она непременно хлопнула бы себя по лбу. - Но где же ты их достанешь?
   Желвин зыркнул глазами назад и звонко щелкнул, скрестив два щупальца. Возле королевы тотчас возник небольшой клубок тумана, из которого вылепился узкий и длинный призрак, похожий на стручок белого гороха с двумя рядами бойких черных глазёнок.
   - Чего желает королева? - почтительно обратился он к Лауре.
   Та рассмеялась, и смех звонкими колокольчиками рассыпался по округе. Он так не вязался с мрачным лицом Лауры, но призраки привыкли к этому несоответствию и не находили в нем ничего сверхъестественного. И в самом деле, погруженная в личные мысли королева напрочь забыла даже о том, что все это время какой-то частичкой души она непрестанно караулила дорогу назад. Ту самую кроваво-платиновую дорогу, которую проложила с помощью закрытой комнаты. По которой сейчас прибыл гонец.
   - Колоду карт, Эйвишь, да побыстрее!
   - Будет исполнено, королева, - стручок согнулся пополам, превратился в облачко тумана и исчез. Лаура тем временем очертила круг в воздухе. Перед ней возникла гладкая белая пластина, словно круглый столик на невидимой ножке.
   Эйвишь не заставил себя долго ждать. Исчезнув на пару минут в мир призраков, он уже стоял здесь и поддерживал тоненькими ручками колоду карт. Лаура осторожно взяла у него принесенный заказ, и Эйвишь растворился, будто его и не было.
   Карты представляли собой плотные остроугольные пластины. Размер они имели в полтора раза больше игральных, что не удивительно, ибо прибыли не для игры. Особые карты с непонятными картинками. Пришедшие из других миров. Переходившие из поколения в поколение. Почти все позабыли их смысл. Лишь древние призраки, такие как Желвин, умели с ними обращаться.
   Желвин принял карты из рук Лауры и долго молчал, вспоминая что-то неведомое. Наконец, торжественным голосом министр обратился к своей повелительнице:
   - Мысленно сформулируй свое желание, королева!
   Лаура заметалась. Как можно выразить сухой единственной фразой все, что происходит здесь и сейчас. Что будет, если в душе призрака вспыхнет... звезда? Нет, не звезда, а... здесь требовалось другое, новое слово, название чувства, полностью охватившего Лауру. Она жалобно уставилась на Желвина, требуя помощи. Как же обозначить чувство, путь которого должны предсказать волшебные карты.
   - Это чувство называется "любовь", - печально усмехнулся Желвин, прочтя вопрос в глазах королевы.
   - Значит, все-таки любовь, - Лаура мечтательно вздохнула.
   - И в этом нет ничего хорошего, - горькие складки легли на лицо первого министра. - Жаль, что ты не в силах понять, королева.
   - Ну, начинай же, - приказала Лаура.
   Любовь? Вот смешное слово! А почему именно любовь? Вопрос приготовился вырваться из уст Лауры, но она остановила его. Желвин сосредоточенно перемешивал карты, перекручивая часть из них через определенные промежутки времени.
   Семь карт легли на белую столешницу. Расколотая гексаграмма - два треугольника и карта между ними. Земля и небо, тянущиеся друг к другу, и отправная точка, парящая меж двух стихий и вверяющая им судьбу. Пристально посмотрев на карты, Желвин начал открывать их одну за другой, объясняя попутно смысл красочного рисунка на черном фоне.
   Первым открылся верхний ряд, несущий неизвестное духовное влияние. Слева скалилась перевернутая смерть, означающая стагнацию, застой во всех делах. Справа появилась звезда, также лежащая "вверх ногами". Лучи ее освещали разбитые надежды и бесплодные усилия.
   Затем был открыт нижний угол небесного треугольника, дающий духовный совет. Отшельник был изображен там - предостережение или духовный успех.
   Открылась карта левого угла земного треугольника, объясняющая подсознательное желание. Луна на черном небе высвечивала обман и спрятавшихся врагов.
   На представлявшем желание Лауры правом углу земного треугольника оказался висельник, ноги которого уходили в небо. Переведенный на язык людей смысл карты гласил: "Личные желания выше общественных".
   Шестая карта - вершина земного треугольника - давала практический совет. Перевернутый иерофант - слабость и недооценка противника.
   Все складывалось для Лауры хуже некуда! Как будто темно-синее пламя неудач вспыхнуло перед королевой. Оставалась еще одна карта - окончательный исход того, что беспокоило вверившего судьбу волшебным пластинам. Призраки не умеют плакать. Лишь поэтому Лаура с надеждой смотрела на последнюю карту.
   Щупальце Желвина бесстрастно перевернуло ее. На голубом-голубом небе светил солнечный круг. Правильный, не перевернутый! Этот рисунок имел только один смысл - счастье и удовлетворение.
   Глаза Лауры вспыхнули радостью. Но суровый голос Желвина оборвал готовые выплеснуться эмоции.
   - Солнце, - пророкотал он. - Солнце - символ счастья, но оно же - смерть для нас, призраков. Бойся солнца, королева. Мы никогда не сможем вынести его, а те, кто уцелеют от смертоносных лучей, вольются в ряды презренных черных призраков, в армию черного короля, который правит мраком глубин. Оставайся во тьме, королева, не выведи нас к солнцу.
   - Не бойся, Желвин, - прервала его королева. - Я ценю свой народ и никогда не толкну его на путь гибели.
   - Тогда оставь этот мир. Пусть наш прорыв и на сей раз закончится неудачей. Есть огромное множество открытых миров. Мы сотворим новое кольцо, а ты будешь самой великой из королев над Большой Тьмой и ее жителями.
   Лаура молча кивнула. Все-таки мир оказался чужим. Здесь она чуть не утратила свою сущность. Королева гордо расправила плечи и ринулась сквозь пространства и измерения в свой замок. Она не оглядывалась. Уж очень не хотелось смотреть, как дорога позади медленно теряет платиновый блеск, становясь кровавой, покрывается трещинами и рассыпается на миллиарды крошечных, невидимых осколков.
  
   Глава десятая
   Вдали от густонаселенных мест
  
   Много разных на свете песен,
   Но хороших не так уж много.
   (Ну кто это только не пел).
  
   Я лежал на земле, запрокинув голову к небу. Закат только что отгорел. Приближалась ночь. Небо постепенно меняло окраску с бирюзового на глубокий синий цвет. Вспыхивали точки первых звезд. Высоко-высоко тихонько покачивались на ветру темные верхушки елей. Бок покалывала то ли шишка, то ли веточка. А я все смотрел и смотрел вверх, так как, собственно говоря, делать было нечего.
   Под горой трещал костер и раздавались невнятные голоса. Там жарился шашлык и допивалась первая партия из многочисленной армады бутылок, заготовленных на сегодняшнюю ночь. Где-то на вершине холма, за могучей порослью деревьев затерялся небольшой домишко. Конец июня. Наша группа отмечала окончание четвертого курса на турбазе "Сухой Дол".
   Мне было на удивление хорошо и спокойно. Не хотелось никуда идти. Было лень даже пошевелить рукой или ногой, словно домашнему коту пенсионного возраста. Я находился у подножия лесистого холма, круто взмывавшего из-под моей спины.
   Выпитая водка приятно туманила сознание. Перед глазами всё покачивалось, как будто я лежал не на твердой земле, а на палубе мощного лайнера, совершающего круиз по Средиземному морю. Далекие электрические огоньки расплывались из точек в маленькие короны лучей, вращающиеся из стороны в сторону. Ощущение, надо заметить, не из последних. Я тупо воткнул взор в небо и уже не вспоминал ни об одиночестве, ни об отсутствии пары в отличие от большинства снующих у костра, ни о возможности хоть как-то изменить свое удручающее положение. Проблемы остались, но сейчас они отошли на второй план и стали уж слишком незначительными, чтобы заострять на них внимание.
  
   Посмотри в глаза, я хочу сказать,
   Я забуду тебя, я не буду рыдать,
   Я хочу узнать, на кого ты меня променял.
   Но больше не звони и меня не зови,
   Я забуду про все, что ты говорил,
   Я верну тебе все, что ты подарил.
  
   Губы расплылись в улыбке. В таком состоянии мне нравились исключительно все песни, вылетавшие из хриплого динамика магнитофона. Уже не волновало, что завтра голова затрещит по швам, а уж выворачивать наизнанку будет через каждые пять минут. Что мне до завтра? Я поймал кусочек счастья. Пусть он такой маленький, крохотный, зато мой целиком, а большего мне, к сожалению, не достать.
   В голове бурлило веселье, и даже боль одиночества становилась сладостной. Теперь можно начинать плакаться первому подвернувшемуся, а если достойного кандидата не представится, то и самому себе. А лучше никто не поймет меня - несчастного и одинокого. Я уже набрал нужную кондицию, чтобы не испортить грустными излияниями праздничного настроения.
   Для этого, наверное, люди и напиваются. Что же еще делать, если не удалось ухватить звезду с неба? Если хочешь придумать прекрасный и необычный праздник - и не можешь! Если видишь, что мир ярок и удивителен, но нет никого, кому хочется его показать, и нет ни единого шанса отыскать этого человека. Любой из нас по-своему видит звездное небо, палитру заката, блики солнца в лужах после дождя, искрящийся снег, зеленое море листвы. Но каждый сам за себя, сам в себе. Гордость нараспашку, чувства на замок. Счастье еще, что находятся такие двое, что могут вдруг почувствовать цель, смысл и красоту жизни одновременно. Я же не видел цели, не знал смысла, да и красота ускользала. Как сказал кто-то из классиков: "Если мир не с кем разделить, он бесполезен".
  
   Фотография, девять на двенадцать,
   С наивной подписью на память.
   Фотография, где мог ты улыбаться,
   Хотя улыбкой вряд ли что исправить.
  
   Голова качалась в такт музыке, а умные мысли постепенно улетучивались. Мне снова было хорошо, вот только комары упорно не понимали важность текущего момента и лезли общаться целыми тучами. Хотелось закрыться с головой, надышать теплого воздуха и согреться, но одновременно я не собирался расставаться с глубоким ночным небом звездного лета. Находясь в таком промежуточном состоянии, я неожиданно обрел мысли, которые, казалось, безвозвратно ушли в темноту. Мне вдруг до ужаса ясно представилось, что рядом, также глядя на переливающиеся звезды, лежит девушка. Такая девушка! Нет, не Маша и не Лина. На много-много уровней лучше всех, кого я знал. Я не сумел разобрать в темноте ни очертаний ее фигуры, ни цвет глаз, ни брюнетка она или блондинка. Но это не имело значения. Главное, я знал, она необычайно красива, и ей тоже сладостно лежать здесь, неподалеку от меня.
   От переизбытка чувств я глубоко вздохнул. В правый бок тут же впилось то неизвестное, что досаждало мне в течение последнего часа. Я дернулся, вытащив из-под себя острый обломок корня, забросил его подальше и снова устроился в прежнем положении. Но поздно! Несбыточные мечты исчезли.
   Вот именно, что несбыточные! Несбыточными они были, есть и останутся точно такими же и в светлом или там еще каком будущем. У меня никогда не хранилось фотографий девять на двенадцать ни с подписями, ни без них. Мне нечего было исправлять. А снизу уже поднималась другая песня:
  
   Атас! Веселей, рабочий класс.
   Атас! Танцуйте, мальчики, любите девочек.
   Атас! Пускай запомнит нынче нас
   Малина-ягода. Атас!
  
   Как все выглядело просто. Танцуйте и любите! Танцевать я умел, а любить... Как же я хотел любить, но... Почему у других жизнь идет: раз, раз, раз и все! А у меня: хрен, да хрен, да ничего. Сплошные обломы. Кажется, уже начал привыкать, но нет. Новый взлет чувств, новый провал, новый упадок сил. Я уж не мечтал совершить нечто грандиозное, что увековечило бы меня в памяти многих поколений. Зачем говорить о великом, когда и простое счастье стало недостижимой мечтой.
   А, ерунда! Я мысленно махнул рукой и вновь погрузился в теплые волны промежуточного состояния. Когда человеку неуютно в окружающем мире, он начинает строить свой собственный, где ему не так одиноко, где все знакомо, безопасно и доброжелательно, где полно интереснейших приключений с достойной наградой и счастливым концом. Но дверь! Где найти дверь? А ты выпей стопочку, другую и, глядишь, уже там безо всякой двери. Вот оно, то, что надо! А, скажем, выпить иногда, это Вам не на иглу подсесть. Вот уж на иглу... Стоп, не зарекайся. Кто знает, что будет с тобой лет через десять? Вдруг не хватит красок и тогда... В конце концов, были же времена, когда я твердо уверял себя, что ни при каких обстоятельствах... "Сколько раз давали слово: в рот не будем брать спиртного. Но... Так уж суждено..." Где оно, то времечко?
  
   ... весел и свеж,
   Брачный летит кортеж.
  
   Магнитофон взорвался новой песней, а у меня вновь все поплыло перед глазами. Я видел себя на заднем сиденье головной машины этого самого кортежа. Лучи то ли утреннего, то ли закатного солнца окрашивали стены домов в багряный цвет. А дома были красивыми, необычными, ну как в Ленинграде. Я бросил взгляд на невесту, но видение исчезло. Я вновь оказался в лесу, однако, вешаться не побежал. Голову захлестнула новая волна вязкой теплоты.
   Я отлично понимал, что девушки моей мечты в природе не существует. Но я согласился бы на любую красивую девушку, пусть только бы любила меня. Я также понимал, что красивые девушки с неба не падают. Прежде, чем обрести одну из них, требуется побегать, поискать, а не сидеть дома. Надо не отключаться от жизни, а участвовать в ней самым активным образом. По труду и награда. Если ты сам не готов долго и упорно завоевывать сердце полюбившейся девушки, то это непременно сделает кто-то другой. А тебе снова сидеть с пустыми руками. Опять захотелось свалить личные проблемы на полосу неудач, на общество, которое не хочет понять и принять, на сверхъестественные силы, которые тщательно оберегают меня от любых попыток к созданию семьи, готовя к великой миссии. Перед взором промелькнули все восхитительные ведьмочки, коих я видел в мистических фильмах, промелькнули и погасли.
   Конечно же, никто, кроме меня, не виноват в том, что я валялся полупьяный в одиночестве у холма. Время шло, приближался момент, когда я либо оборву его ход совсем, либо заглохну в заплесневелой гавани, не желая ничего менять, окончательно убедив себя в том, что не был ты никому нужен, не нужен сейчас, да и не будешь уже никогда.
   Стоп! Это потом! А сейчас я собрался с силами, поднялся с земли и поплелся к столу, где по объемистым железным кружкам разливалась новая порция водки.
  
   ... А как же плакала и как страдала
   Моя несчастная и старенькая мать
   Все из-за фраера, из-за шакала,
   Что деньги не хотел мне отдавать.
   Не прав он был, зачем в ответ ругался.
   Отдал бы бабки и остался б жить,
   Ночной дорогой дальше бы шатался.
   А так мне все ж пришлось его убить.
   Ментура схомутала нас скорее,
   Ну где понять тупоголовым тем козлам,
   Что деньги были мне в сто раз нужнее,
   Чем разным недобитым фраерам.
   А я хотел своей красавице-шалаве
   Такой подарок завтра же купить,
   Но бабки все остались в ресторане,
   Поставил корешам я выпить, закусить...
  
   - Надоело, - заметил Володя невнятным голосом. Он успел принять столько, что не держался на ногах, чем забавлял всех, еще не упившихся до такой степени.
   - Что надоело? - спросил Санек, вставивший кассету.
   - Вот это самое. Куда ни кинь, всюду хриплые урки. Пацаны лет по тринадцать-четырнадцать слушают и по молодости не соображают, что это всего лишь песня. Теперь для них убить человека - дело плевое.
   Володин язык ворочался с трудом, но вполне разборчиво.
   - О чем эта песня? - спросил Санек.
   - О воровской идее, - вставил я и начал собирать мысли, как пацаны соседнего двора, которым бы еще красные галстуки по возрасту носить, на вопрос корреспондентки областного радио: "Почему вы не хотите записываться в судомодельный клуб?" рассудительно ответили: "А нам не нужен такой клуб, нам бы в воровской клуб записаться". А затем самый смышленый из них горячо доказывал, что настоящие воры только на пользу простым людям.
   Но мои слова, как обычно, остались без внимания.
   - Об урках, чтоб им пусто было, - буркнул Володя.
   Хрипловато-наглый голосок продолжал тоскливо вещать про свою искалеченную судьбу, про Лёху, которому воткнули в спину нож, про девушку, которая предпочла жалкого фраера вместо крутого мужика, и про то, что пришлось с ней сделать.
   - А ведь не про урок песня, - заметил Санек. - Она про дружбу, про жизнь, где надо держаться вместе, про предательство и про ошибки, за которые надо платить. Так было всегда.
   - А что, при этом надо называть всех ментами и козлами? - речь Володи текла все медленнее.
   - Ты разве сам никогда не рассказывал анекдотов про ментов? - спросил Санек. - Да к черту их, не стоят они умных разговоров.
   - Не согласен! - заявил Володя и повалился на землю.
   - Иди спать! Упился уже до невозможности, - ткнула Володю в бок его жена. - Всегда с ним так.
   - И ничего не упился, - Володя поднялся на четвереньки, затем ухватился за ствол сосны, подтянулся, встал и чуть не упал снова.
   - Пойдем, горе мое, - вздохнула Лена и повела его к дому. Спор затих сам собой, оставив Санька победителем.
   - И все равно не согласен, - донеслось из темноты. Но заплетающийся голос только подчеркнул триумф Санька. К счастью, он отправился покурить, а я тут же выключил ненавистную кассету и спрятал ее под коробку от магнитофона с тем, чтобы мастера блатных песен разыскали не ранее, чем завтра.
   Я-то стопроцентно был на Володиной стороне. Теперь из любого киоска доносится: "Гоп-стоп, мы подошли из-за угла", "Ах, червончики, мои червончики", "Водки съем бутылочку, взгромозжусь на милочку, а потом в парилочку, твою мать", "Эх, мальчики, да вы налётчики", "Я - жиган московский, я - жиган азовский... Девочки вздыхают, лезут мне в штаны". Словно липкая грязь, льется музыка, а мы незаметно вбираем прелести воровской романтики. И народ уже делится при общении не тем, что придумал или совершил, а как ловко удалось схитрить, увильнуть, обмануть, украсть. Вполне обычные дела нашей многотрудной жизни.
   Но стоит произойти чему-нибудь неприятному с нами лично, как мы начинаем кричать: "Ах, ах, на улице шапку сняли. Ах, ах, как преступность выросла!" А кто снял? Не "менты поганые" сняли, а те же самые "мальчики-налетчики", безвинно страдающие от "мусоров". И подпевая в такт хриплому голосу из магнитофона, непременно надо помнить, что лохи и фраера - не те два посторонних мужика с вениками, идущие в баню, а мы. На нас лает собака. В соответствии с законами новой жизни, фраеров не только можно, но и обязательно нужно доить, чтобы потом в шикарных, ультрадорогих ресторанах с любвеобильными девочками хвастаться новыми "трудовыми успехами".
   Тогда почему я оставил Санька победителем? Почему не высказался веско и убедительно? Не хотелось присоединяться к партии перебравшего норму Володи? А может, опять проклюнулась та самая, поганая идейка: "Ну почему я? Пусть кто-нибудь другой сначала. А мы уж после. Мы потом".
   Да ведь уже некуда после. Так что оправдания не принимаются. Я опять не осмелился высунуться из толпы. Снова остался в стороне. Ну, мог ли я уважать себя после такого сокрушительного провала? Конечно, мог, поскольку знал и положительные свои стороны. Хотя и гораздо меньше уважать, чем хотелось бы. А кто-нибудь другой? Вряд ли. И тут опять виноват один я. Приговор вынесен и обжалованию не подлежит.
   Тем временем кружки снова наполнились.
   - Тост, тост, Серега, - требовала мужская часть общества.
   - Ну, пожалуйста, - просили девушки.
   Серега - душа общества - высоко поднял свою кружку. Взволнованная аудитория утихла.
   - Южная ночь, - начал он. - Пальмы. Луна. Гостиница. Кровать. Обаятельный мужчина и привлекательная женщина.
   Серега выдержал паузу и продолжил:
   - И следующая ночь. Мы видим те же пальмы, ту же гостиницу. В ней та же кровать, тот же мужчина. Но совершенно другая женщина.
   Сергей выдержал еще паузу:
   - И новая ночь. Опять те же пальмы, та же гостиница, та же кровать. Снова тот же мужчина, и снова другая женщина. Так выпьем же за постоянство мужчин и непостоянство женщин!
   Толпа восторженно взревела и осушила кружки. Я промедлил, размышляя о том, что в кино на главного героя буквально навешиваются всевозможные прекрасные дамы, а вот в жизни их почему-то не видать. Но я не собирался унывать. "Пешка - самая важная фигура на шахматной доске для самой пешки". Будем считать, что все еще впереди. А теперь мне оставалось выпить очередной децл и ворваться в общий круг, чтобы орать вместе со всеми в темноту летней ночи: "Стюардесса по имени Жанна!.."
  
   "Ну, и что это? - спросит кто-нибудь нетерпеливый, дочитав до сего места. - Я-то, между прочим, хотел почитать про призраков, про что-нибудь необычное на худой конец, а тут сплошное нытье. И вот за это я отвалил энную сумму?!" Эй, чуть-чуть постойте, не надо закидывать книгу за диван или прямиком в мусорное ведро. Чтобы убедиться, что жизнь никогда не зацикливается на одном человеке, перенесемся километров на семьдесят шесть с половиной правее. Итак, тот же самый вечер, тот же самый закат, та же самая погода, но совершенно другое место...
  
   ...Иннокентий Петрович, тяжело дыша, отвалил последний камень и стал протискиваться в узкий темный проход, освещая свой непростой путь лучом электрического фонарика. В спину ему дружно сопели Костя и Руслан, студенты приборостроительного факультета Политехнического института. Сам Иннокентий Петрович также относился к этому солидному и уважаемому учреждению, но занимал там куда более значительную роль - заместителя ректора по вопросам культуры. Бюджет, выделяемый на "разумное, доброе, вечное...", таял на глазах, и последнее время Иннокентию Петровичу приходилось лишь созерцать из кресла президиума мероприятия студенческой самодеятельности. Утеряв ведущую роль в распределении средств, Иннокентий Петрович призадумался. Мечта о постоянных загранкомандировках потухла в серости обыденной жизни, да и сама должность вот-вот могла запросто сократиться в связи с невыделением фондов. Пора было искать новое место в жизни, что для человека, возраст которого перевалил за полувековую отметку, не так-то просто.
   Безуспешно попробовав силы в нетрадиционной медицине и распространении акций коммерческих игр, Иннокентий Петрович решил остановиться на магии. Установка была предельно простой и ясной - заставить неведомые, враждебные всему силы немного поработать на себя. В случае удачи в руки падали финансовое благополучие, почёт, слава, уважение, а может, и любовь. Скажите сами, что еще надо в меру пожилому человеку, чтобы почувствовать себя весьма значащей величиной. И гордо сказать, поднимая бокал во главе юбилейного стола: "Ну вот, товарищи, сами видите, что жизнь свою я прожил не зря". Новый имидж Иннокентий Петрович решил не афишировать, чтобы в случае провала и на этом поприще ему ничего не грозило.
   Снедаемый величественными предчувствиями заместитель ректора по вопросам культуры погрузился в прохладные глубины институтского книгохранилища. В лабиринтах дальних стеллажей ему удалось обнаружить целую полку оригиналов по практической магии, напечатанных в прошлом веке и написанных от руки в более ранние эпохи. Найденные сокровища прибыли сюда из областной библиотеки, где лет десять назад прорвало водопровод и произошло настоящее наводнение. Уцелевшие экземпляры по различным отраслям науки и искусства спешно распихали по округе. Затем про них постепенно забыли, и лежали они мертвым грузом в подвалах, так как, несмотря на несостоявшуюся перестройку и наступившую демократию, запрета выдавать книги подобного содержания рядовому читателю никто не отменял. Иннокентий Петрович счел случившееся счастливым знаком и утащил домой десяток наиболее ценных экземпляров. Запрет запретом, но кто мог отказать заместителю ректора по вопросам культуры.
   В скором времени Иннокентий Петрович уже умел строить огненные пентаграммы и силой духа ловко гонял их по квартире. Но душа требовала большего; пришла пора вызывать демонов. Однако данный ритуал, как известно, невозможно провести без специального оборудования или без помощников. По крайней мере, так говорилось в пяти книгах, в трех это начисто отрицалось, а оставшиеся две почему-то хранили молчание. Специального оборудования, включающего в себя кинжал, выплавленный на вершине некоей святой горы при помощи молнии, и эликсир из перемолотых рогов оленя, смешанных с чертополохом, семенными железами кабана и сушеной кожи василиска, не предвиделось. Поэтому пришлось перейти сразу ко второму пункту, который гласил: "А ежели ты не имеешь возможности купить все эти хитрости заморски, отыскивай двух помощников из числа отроков, не постигших еще третью степень таинства ведовского".
   Таких отроков Иннокентий Петрович обнаружил в книжном магазине "Просвещение". Костя и Руслан стояли в отделе "Сельское хозяйство" и лениво листали всевозможные книги по магии. Дел никаких не планировалось, учиться ломало в связи со свободным распределением, резко подкосившим моральный дух всех однокурсников. Хотелось стать кем-нибудь вроде охранника из службы безопасности коммерческого банка, но отсутствовали нужные связи. В общем, накопилась куча времени, и требовалось хоть как-то его провести. К тому же выдали стипендию. На ресторан маловато, но как раз хватало на несколько книг по магии. К тому времени, как будущий наставник засек пытливых и любознательных студентов, они уже отвергли трёхтомник Блаватской по причине непомерно дорогой цены, и вели спор, что эффективней: "Азбука колдовства" или "Секс и астрология в жизни женщины тридцати - тридцати пяти лет".
   - Я вижу, молодые люди желают заняться практической магией? - осторожно заметил Иннокентий Петрович.
   - Сто двадцать три рубля, - моментально отреагировал Костя, глядя на соответствующую книгу. А Руслан хотел нехорошими словами пояснить, что постороннему человеку ввязываться в личную беседу не следует, да подумал, что с этим успеется.
   - Нет, не стоит даже брать в руки эту откровенную подделку, - презрительно скривил губы Иннокентий Петрович. - Но у меня дома есть книги по настоящей магии. Не желаете ознакомиться?
   Костя и Руслан понимающе переглянулись. Два дня назад, а может, на прошлой неделе "Комсомольская правда" доходчиво объясняла, куда клонят старички с подобными предложениями. Проследив за кривыми ухмылками и ускользающими взглядами, Иннокентию Петровичу стало стыдно. Нет, не за себя. За то, какая нынче пошла подозрительная и недогадливая молодежь.
   - Тогда так, - неловко вывернулся он. - Если вы не увидите у меня ничего занимательного, то я плачу пять тысяч рублей. Каждому! Но если идем ко мне, то прямо сейчас.
   Предложение прозвучало еще двусмысленнее. Ответа не последовало. Взгляды исследовали обложку с надписью "Магия нетрадиционных ориентаций". Пауза затягивалась. Иннокентий Петрович уже сто раз пожалел, что явился сюда. Жгуче хотелось рвануть обратно в тихую квартирку и совершить ритуал релаксации, отрешившись от земных проблем.
   - Ну, если только посмотреть, - протянул Руслан. Так, от балды. Просто, чтоб не молчать.
   Костя кивнул кудрявой головой в такт другу и затопал вслед. День выдался пустой, отчего ж его не разнообразить? Может, старичок действительно умеет делать нечто особенное?
   Дома Иннокентий Петрович, собрав все внутренние резервы, суровым взглядом двигал по столу блюдце. Затем поднял стакан на двадцать сантиметров от столешницы и чуть не разбил его, опуская обратно. В довершение к показанному он, затратив последнюю энергию, зажег все три свечи в подсвечнике на расстоянии двух с половиной метров.
   - Это все чепуха, - язык едва ворочался, когда он обессилено рухнул в кресло. - Сущая ерунда по сравнению с тем, что мы могли бы совершить втроем.
   Последний звук истаял, и воздух в углу с креслом сотрясали лишь судорожные вдохи и выдохи.
   Тем временем у молодого поколения шёл спор. Костя предлагал забрать законные десять тысяч и валить отсюда. Руслану же понравилась перспектива стать учеником чародея. В конце концов, и Костя вынужден был согласиться, что в условиях нестабильного общества любая новая профессия не помешает. И усталый, но донельзя довольный Иннокентий Петрович тут же начал обучение, бдительно следя, чтобы добросовестные ученики не перешагнули "...третью ступень таинства ведовства".
   В данную минуту они стояли в темном зале церквушки с провалившейся крышей. И в самом деле, где еще можно вызывать демонов, как не в заброшенной церкви. Благо, родное государство позаботилось о новоявленных колдунах и предоставило им широкий простор для деятельности в виде тысяч храмов, отлученных от государства. Этот ничем не отличался от опустошенных собратьев. Его пронизывал запах гнили, исходящий от пола. То и дело взвивалась пыль, заставляя бешено чихать, а на лицо падали обрывки паутины, давно пережившей своих создателей.
   Иконы, которые можно было снять, сняли и унесли. Остальные размокли и рассыпались. На месте алтаря зиял провал. В общем, царило полное запустение, радовавшее взор Иннокентия Петровича. Действительно, более благоприятной обстановки и пожелать нельзя.
   Мастер выключил фонарь и подождал, пока ученики станут свободно ориентироваться в темноте.
   - Что дальше, профессор? - спросил Руслан шепотом.
   Оба они называли Иннокентия Петровича профессором. В целях конспирации он нарочно настаивал на этом. Иннокентий Петрович знал, что и Костя, и Руслан вряд ли видели его в роли заместителя ректора по вопросам культуры, а если и видели, то наверняка не запомнили. Но лишних разговоров он не желал и поэтому действовал инкогнито.
   - Расставляйте свечи, - также шепотом ответил он.
   Небо, проглядывающее в провалы купола, еще не потемнело окончательно, и профессор различал снующую в сумерках светлую копну волос Руслана. Руслан всегда действовал старательно и осторожно. Поэтому Иннокентий Петрович уделял ему больше внимания, так как чувствовал в парне желание знать. Костя же отрабатывал исключительно за компанию. Ему было все равно: получится у них что-нибудь или нет. И делать ничего не хотелось, и в одиночку скучно. Если бы не Руслан, он вряд ли бы поехал сюда проделывать бесполезнейший с его точки зрения ритуал.
   Иннокентий Петрович обвел взглядом место предстоящей работы. Как вызвать демона? Да очень просто! Главный компонент - колдовскую книгу, немного изъеденную мышами - сжимали его руки. Кроме пособия, напитанного магической энергией, колдунам крайне необходима уверенность в том, что при любом раскладе пронесет, и наглость, чтобы при виде демона не рухнуть в обморок. Ученики заканчивали приготовления, раскладывая таинственно поблёскивающий инвентарь. Скоро пространство заполнилось чашами, большими и малыми свечами, ароматическими палочками и шпагами, слезно выпрошенными на кафедре физической культуры. Иннокентий Петрович собственноручно нарисовал пентаграмму, большой защитный круг для себя, два поменьше для учеников и треугольник, в котором должен появиться демон.
   Наконец, приготовления завершились. Руслан занял правый круг, Костя - левый. Мастер зажег свечи, ароматические палочки, последний раз проверил правильность расстановки предметов и подошел к мини-алтарю, стоящему в центре его круга. Выждав минуту, он вытащил из мантии сверток, откуда извлек полтора килограмма свежей говядины. Старательно выжав кровь в жертвенную чашу, Иннокентий Петрович начал действовать.
   Совершив простейший ритуал релаксации, он собрал накопленную за три месяца энергию в единый комок. Неслышный ветер колыхнул пламя свечей, а ароматы остро обожгли ноздри. Начало прошло прекрасно. Направив взгляд и мысли внутрь треугольника, Иннокентий Петрович выпустил тонкий луч желтого света из сжатых у груди рук. Сразу же круги окрасились нежно-розовым цветом, пентаграмма переливалась таинственно-зеленым, а треугольник вспыхнул ярко-оранжевым. Ни на секунду не теряя концентрации, уголком сознания Иннокентий Петрович восхитился собой, ибо не ожидал такого явного результата.
   Внезапно похолодало. Энергия покидала тело. Мастер знал, что и ученики испытывают такой же холод. Они и предусматривались исключительно как источники дополнительной энергии. Если бы Иннокентий Петрович решился вызывать демона в одиночку, ему пришлось бы расставлять на энергетических линиях хитроумные приспособления, большинство из которых следовало делать самому, и опрыскивать пространство бальзамами из фантастических ингредиентов. Такие мероприятия усилили бы его энергию. Но зачем же усложнять и без того непростую жизнь.
   Браслеты на руках и ногах неприятно холодили тело. Талисман, напротив, согревал грудь, словно стремился отдать хозяину свою небогатую энергию. Мастер выпустил по направлению к треугольнику пучок световых нитей. Дурманящий запах крови, смешиваясь с дымом от благовоний, потек к оранжевым бликам. Путь для гостя из потустороннего мира открылся.
   Теперь предстояла довольно трудная часть, требовавшая чуть ли не половины припасенной энергии. Чтобы демон стал виден вызывающему, он должен материализоваться, используя посылаемую ему энергию. Но треугольник пустовал. Никто не желал являться из других измерений, чтобы покориться смельчакам, бросившим вызов темным силам.
   Вдруг, разрушив магическую тишину, громко чихнул Костя. Учитель гневно обернулся к нерадивому подмастерью, на мгновенье утратив контроль над энергией. Два ярких луча врезались в пол вне треугольника. Ветхая церковь содрогнулась. И началось невообразимое.
   Задули ветра. Половина свечей погасла. Пламя оставшихся заметалось во всех направлениях. Над пентаграммой заискрился воздух. Потоки бледного света завертелись над тем местом, и в небольшом пространстве полуразрушенного храма возник странный смерч. Он крутился над полом, то взлетая ввысь, то опадая в сгнившие провалы, озаряя сумрачный зал призрачным светом. Отлетавшие от него сполохи породили сотни и тысячи уродливых теней, заплясавших по стенам. Смерч разметал чаши, звякнул шпагами, повалил свечи и палочки, обогнул защитные круги и растекся по стене. Вмиг стало темно. Неудавшиеся чародеи услышали только, как несколько крупных камней осыпались в отверстие, куда исчез смерч. От каменной крошки не уберег даже магический круг. Уяснив, что демона уже не дождаться, Иннокентий Петрович включил фонарик и направил луч света в образовавшуюся дыру.
   Но в ней темнел не лес, не небо. Электрический луч поглотился непроницаемой мглой. Словно разбуженные светом вспыхнули в этой мгле тысячи красных дрожащих огоньков. Низкий свист вновь пробил тишину. Подобно адским жукам красные огоньки со странным хлюпаньем покидали внеземное убежище. И первая пара летела прямо на Иннокентия Петровича. Он успел отметить, что оба зловещих светлячка покоились посреди черного сгустка, сгустка тьмы. Сгусток вздрогнул, сверкнула белизна клыков, огромная пасть, заполненная острыми иглами. Что за существо покинуло пределы мрака, Иннокентий Петрович не знал. Такого описания не встречалось ни в одной из книг, хоть отдаленно связанных с магией. Замерев в ужасе, потеряв последнюю уверенность, едва держась на ногах, он понял: это не демоны.
   Это действительно были не демоны. Необдуманные действия королевы Лауры и крайне неудачные эксперименты Иннокентия Петровича проложили в мир людей дорогу для черных призраков.
  
   Глава одиннадцатая
   Heart
  
   Oh, heart, are yоu still beating?
   Is there enough of you left to break?
   How could he take you and tear you apart?
   I never knew somebody would do it
   I never knew somebody could do it
   Never dreamed anybody would do this to my heart
  
   Лаура стояла на дворцовом балконе в одиночестве. Никого не хотелось видеть. И не только потому, что в голову настойчиво лезли мысли о мире людей, прекрасном мире, в котором... Нет, не надо думать об этом.
   Королева нахмурилась. Её лицо стало даже не страшным, а превратилось в ужасающе отталкивающую маску древнего бога. Она знала, что не должна... Но уже поздно. Дело сделано. Разумеется, подданные не посмеют возмутиться, но Желвин не упустит случая выразить неодобрение.
   "Надо помнить, - величественно заметит он, - всем, а особенно тебе, королева, что границы миров только кажутся непреодолимыми. Но они могут оказаться хрупкими и беззащитными. А если они вдруг исчезнут, и наш мир окажется внутри пространства, где жизнь невозможна? Зачем же ставить под удар наше существование?"
   Далее Желвин приведёт тысячи примеров, как какой-нибудь неспособный мироподвижник или, того хуже, волшебник не в том месте пытался прорвать границы, и какие катастрофические последствия получились. Однако в глубине души Лаура считала, что первый министр изрядно преувеличивает.
   "И даже королеве совершать подобные поступки, нет, проступки, в высшей степени непозволительно", - закончил воспитательную речь воображаемый собеседник.
   Что же такое сделала Лаура? За что ее должен допекать Желвин? А она взяла и построила новую дорогу. Да, новую, прочную, нерушимую дорогу в мир людей. Теперь обновленный путь стрелой уносится прочь от дворца и исчезает за недалеким призрачным горизонтом, сверкая золотом в бесцветном мире Лауры.
   Королеве не хотелось вспоминать, чего это стоило. Нельзя строить дорогу повторно, особенно когда сблизившиеся миры уже разбегаются. Энергия не берется из воздуха. А королева уже исчерпала свой запас и теперь прибегла к запретному методу. Во всем мире призраков не набралось бы энергии, необходимой Лауре. Зато в его границах хранилось количество, во много раз большее.
   Как сквозь туман, королева увидела себя со стороны. Вот стоит она посреди пустыни, закрыв глаза. Стоит в самой середине королевства. И тут же Лаура погрузилась в свой внутренний мир, как в океан черной беспросветной тьмы. Но что там светится далеко-далеко? Как призрачные берега, пылали голубым огнем границы. В них бушевала энергия, хранившая царство Лауры от разрушения, от случайных мирков, миров и мирищ, так и норовящих прорваться, вломиться и все испортить.
   В самой гуще мрака, там, где стояла королева, начали вспыхивать золотистые искорки. Они весело плясали, кружились, играли друг с другом. Постепенно их размер увеличивался. Искорки превращались в огненных змеек, затем в крохотные молнии. Они росли и росли. Вот уже сверкающие кусты летают вокруг Лауры, вот могучие деревья раскинули свои светящиеся ветви во все стороны. Королеву оплетала огромная сеть живого огня цвета золота. Затем образовалась воронка. Сеть бешено завертелась, сомкнувшись вокруг Лауры.
   И пришла боль. Неправда, что призраки не чувствуют боли. Любое существо, которому дан инстинкт самосохранения, знает боль. Она указывает, предупреждает: нет, так нельзя, опасно, ОПАСНО! И мы внимаем, подчиняемся, отступаем, желая вернуть то блаженное время, когда еще не поздно, когда не утеряно ни частички, когда не поражена ни одна клетка, когда все тело работает исправно... Но королева не могла отступать.
   Лаура впитывала энергию. Идя напролом, продираясь сквозь боль, сквозь правила и традиции, она ничего не видела и не слышала, а только чувствовала ослепляющую, оглушающую, отупляющую боль. Вся королевская сущность бунтовала. Лаура впервые в жизни переступила через себя.
   А голубое пламя тем временем тускнело и меркло. Где-то уже образовались провалы, и бледно-синеватая пленка жидкого огня старалась выправить ущербы, нанесенные правительницей мира. Все тоньше становились границы. Но никто не мог видеть этого, даже Лаура, всецело поглощенная сбором энергии.
   Наконец, королева поняла, что больше ей не вместить. Из последних сил, чутьем выбрав истинное направление, Лаура развернулась. Из глаз ее, из носа, изо рта выскочили лучи, пронзив и мрак, и голубые берега. Выпрямившись подобно сильно сжатой и вдруг освободившейся пружине, энергия хлынула, соединяя два мира новой дорогой. Лаура не давала затопить сознание мутным водам липкого ужаса. Не хотелось и думать о том, что случится, если энергии не хватит. Жуткое видение предстало перед закрытыми очами королевы. Ее невесомое тело разрывается на мелкие кусочки, растворяется в воздухе, прекратив существование, а мир белых призраков выпадает из времени и погружается в бесконечную мглу навсегда.
   Боль сдуло, словно ветром. Лаура осторожно приоткрыла глаза и просияла. Получилось! Она не только вновь могла очутиться в желанном мире, но и доказала, что является истинной королевой. Еще никому (согласно летописям королевства) не удавалось повторно построить дорогу. Никому! Ведь дорога - это не дыра в границе, не лестница, не тропинка, выводящая в окрестные миры. Королева могла гордиться собой, если бы... Если бы она не ставила минуту назад свои владения на грань гибели. Если бы она не ослабила границы до крайних пределов. Если бы она сделала это во имя чего-либо великого, а не ради никому не понятной прихоти. Сто тысяч "если бы".
   Королева сменила хмурый взгляд на надменный. Она сделала это, а значит, так было нужно. Лаура гордо развернулась и вошла в один из малых залов, прогнав мрачные мысли.
   Но навстречу уже спешил Желвин. Первый министр мельком взглянул на новую дорогу и с ужасом уставился на королеву, не в силах сказать ни слова.
   - Что с тобой, Желвин? - ласково спросила Лаура.
   Тот только невнятно промычал нечто невразумительное и, неподвижно зависнув в воздухе, вытянул пять своих щупальцев к груди королевы. Собрав оставшиеся силы, она с трудом взглянула сквозь себя и сразу поняла причину волнения Желвина. Там, под левой грудью, возник сероватый, невзрачный комочек. Упругий и более плотный, чем тело Лауры. Сердце.
   - Что произошло, королева? - широко раскрыв глаза, еле вымолвил первый министр. От постоянной важности и солидности не осталось и следа. Теперь он имел вид потерпевшего кораблекрушение (если бы оно произошло в мире призраков).
   - Откуда у тебя ЭТО? - от волнения Желвина изрядно передернуло.
   Лаура в ужасе молчала. Вероятно, созданная повторно дорога не лучшим образом повлияла на королеву призраков. Глаза Желвина вылезли, выпучились, словно перед ним стояла не королева, а потустороннее чудище.
   - А чем ЭТО нам угрожает? - прежде всего Лаура попыталась выведать подробности.
   - Потеря уже невосполнима! - вскричал Желвин, обращаясь большей степенью к мрачному сводчатому потолку. - Но кто мог знать?! Кто мог подумать, что мир людей так жесток и опасен? И зачем только я выбрал его для прорыва? Не лучше ли сразу было рубить окно к черным призракам? По крайней мере, с нами одним махом покончили бы раз и навсегда.
   - А разве теперь мир людей для нас потерян? - встревожилась Лаура.
   - Гораздо хуже, - еще никогда Желвин не выглядел таким расстроенным. - Для нас потеряна королева!
   - Но вот она, стоит перед тобой, - привычка Желвина раздувать любую проблему начинала раздражать Лауру.
   - Разве может хоть кто-нибудь назвать королевой ту, у которой есть сердце?
   - Ну, появилось оно у меня, так что с того? Я такая же, как и прежде. Я ничуть не изменилась.
   - С виду, конечно, ты осталась прежней. Если не считать, что утратила свою сущность! Родиться королевой, еще не значит, быть ей всегда. Королева призраков НЕ МОЖЕТ ИМЕТЬ сердце. Один маленький шажок в сторону. Одна крохотная, но непоправимая ошибка. И все! Вполне достаточно, чтобы оказаться недостойной блистательного трона. Ты обрела сердце, но потеряла право называться Белой Королевой. Это, как ни печально, взаимоисключающие вещи.
   - А Ыккщщер говорил, любые две вещи можно совместить!
   - Что он знает?! Нельзя быть сразу, одновременно, Белой Королевой и Черным Королем. Даже в твоем желанном мире люди то и дело теряют прежние сущности, обретая взамен новые, далеко не всегда лучшие.
   - И кто я теперь? - с испугом спросила Лаура.
   - Ну, как сказать, - горько протянул Желвин. - Не знаю. Я никогда не слышал о подобных превращениях. Но королева исчезла, словно растаяла от убийственных лучей Солнца. Нет у нас королевы, а, кроме того, ты донельзя ослабила наши границы, - и первый министр язвительно добавил. - Разве так поступила бы королева?
   Лаура прислушалась к себе. Серый комочек безмолвствовал. Неужели его рождению способствовало лишь повторное создание дороги. Вряд ли!
   Желвин нервно носился по комнате и, наконец, пыльной люстрой замер вблизи потолка.
   - Пусть любой, даже самый мелкий призрак отвернется от твоего дворца, для меня ты навсегда останешься королевой, - было видно, что решение далось ему с трудом. - Во-первых, мы выставим посты на границе, дабы возможное вторжение извне не прошло незамеченным. Во-вторых, укрепим дворец заслонами и ловушками, а то наши волшебники засиделись без дела. В-третьих, ни ногой в мир людей. Три месяца у нас, один у них дорога будет держаться, а затем исчезнет, разорванная удаляющимися мирами. Пусть мир людей превратится в страницы забытой летописи, зато наша королева восстанет и воцарится еще на многие тысячи лет.
   - Но мои семнадцать подданных?..
   - Забудь о них, королева. Тебе важнее сейчас подумать об остальных. Да, мы потерпели поражение, но существуют другие миры, более прекрасные. Если ты сохранишь себя сейчас, то в будущем откроешь лучшую дорогу для своего народа. Когда-нибудь нам удастся замкнуть кольцо.
   - Я хочу сейчас!
   - Королева, ты подвергаешь опасности не только себя, но и весь народ. Удержись от неразумных решений. Ошибка уже сделана, и ее не исправить. Но еще не поздно развернуться. Если обратного пути нет, то свернем хотя бы в сторону. Зачем же молнией нестись навстречу гибели?
   - Хорошо, Желвин, я подумаю, - королева вновь обрела гордый и величественный вид. - Прежде, чем совершать деяние, я подумаю о последствиях.
   Желвин стрелой унесся из зала и развил кипучую деятельность. Он моментально созвал многочисленное ополчение, разбил его на отряды и направил их к непреодолимым пока границам. Лаура медленно плавала по залу в одиночестве, так как от волнения сидеть не было никакой возможности.
   Теперь королева выговорилась и могла спокойно погрузиться в себя. Две тревоги одолевали ее сейчас. Судьба мира призраков и судьба новой дороги. К своему ужасу Лаура чувствовала, что судьба ее детища волнует королеву намного больше. Ведь дорога, построенная с такими муками дорога, вела свою создательницу прямо ТУДА.
   Сейчас там начиналась ночь. Время, когда порожденные бледным светом Луны тени не имели четких границ. Сродни призракам, сродни самой королеве скользят они по темной стороне земли, стелятся по траве, прячутся в мрачных подземельях и закоулках. А прислушайтесь внимательно к ночной тишине. Что там шелестит в листве? Может, ветер? Э, нет, он давно прошмыгнул здесь и шуршит теперь, завихряя мусор в соседнем дворе. А здесь собрались тени мглы.
   Ими могла, а вернее сказать, страстно желала властвовать Лаура. Тени и существа, приходящие из сумеречной зоны, звали ее, а она ничем не могла помочь.
   Королева содрогнулась. Не от страха и не от мрачных мыслей. Что-то перевернулось в ней и начало отсчитывать удары, медленно и ритмично. Крохотный комочек в груди заявил о своем существовании. Он стучал, придавая мыслям королевы новые направления. Нет, не жажда власти, не новые просторы деятельности и даже не сказочные красоты мира людей манили ее. В огромной голове королевы хлынули тысячи водоворотов, закрутились миллионы вихрей, взорвались миллиарды миров. Перед глазами все помутнело. Лавиной обрушились воспоминания. Ночь. Луна. Коробки домов. Огромный железный шпиль вдалеке, украшенный кровавыми фонарями. Движущиеся огни. Бескрайний простор неба, искрящийся звездами. Бушующее море листвы. И окно, темное окно, за которым...
   Теперь Лаура твердо знала, что не зря строила вторую дорогу и воспользовалась услугами потайной комнаты. Желвин наложил запрет на ее мысли. Но запреты лопнули! Почему, почему, почему она не может думать о Нем? Да, он из ДРУГОГО мира. Он сам ДРУГОЙ. Но в душе у него ТЬМА. А она может смягчить ее на СУМЕРКИ. Неясные, спокойные, призрачные сумерки. Не может, а должна. Должна помочь вырвать его из плена тьмы, спасти его мир, пока мглистая яма не поглотила его целиком. Неужели ее мечты никогда не станут явью? Конечно, не станут, если она будет спокойно сидеть, лишь созерцая и размышляя. Нет, прежняя жизнь теряла для королевы всякий смысл. В Лауре бушевали неведомые прежде чувства. Все остальное казалось ничтожным и ненужным. У нее появилось сердце, значит, она сможет приблизиться к Нему, стать похожей на Него. Да, но сумеет ли она тогда остаться королевой? Впрочем, какая разница. Одинокая улица в душе Лауры стремительно разрасталась, обзаводясь переулками, сквериками, ровными дорожками, тайнами, сияющими во тьме фонарями и даже... теплыми, желтыми окнами. Жизнь зарождалась в душе королевы. Лаура не видела, что за существа объявились в ее СУМЕРКАХ, но уже любила их. Ритм сердца бешено учащался. Приближался конец королевы. И начало новой жизни, возможно...
  
   ...А мы вернемся к покинутому в предыдущей главе Иннокентию Петровичу, которым владели сейчас страх, ужас и безмолвное отчаяние. Тяжело пыхтя, он и Руслан продирались через лес, едва не роняя из рук груз особого назначения. Грузом был Костя.
   Когда Иннокентий Петрович, спасаясь от неведомого, ринулся к двери, он внезапно наткнулся на что-то мягкое. Из тьмы снизу раздался стон, и неудавшийся повелитель демонов сообразил, что под ногами валяется один из учеников. Иннокентий Петрович на ощупь отыскал голову подмастерья и, подхватив его подмышки, рывками выволок с места происшествия. Судя по кудрявой голове, пострадавшим оказался Костя. Рядом с проломом в стене обнаружился и Руслан. Зубы его стучали, но он все же сумел выдавить:
   - Ч-что эт-то было?
   - Забудь, - рявкнул на него учитель. - Хватай за ноги. Потащили.
   Руслан схватил друга за колени и чуть не выпустил, когда услышал новый громкий стон. На улице положение прояснилось. Обе ноги были сломаны чуть ниже колен и обильно кровоточили. Кровь непрерывно капала из разорванных брюк. Руслан с ужасом глядел на измазанные кровью руки.
   - Не стой, - прикрикнул Иннокентий Петрович. - Хватай. Будем выбираться к дороге.
   Чувство направления не подвело. Минут через пятнадцать, пыхтящие от напряжения, они достигли пустынного шоссе. Здесь на них обрушилась новая беда. Обе штанины одновременно оборвались, и отвалившиеся ноги вывернулись из рук Руслана. Теперь кровь уже хлынула ручьем. Руслан впал в прострацию и тихо раскачивался, уставившись на Костю и на отдельно лежащие ноги. А Иннокентию Петровичу хотелось заорать. По его вине умирал парень, между прочим, студент его же института. Ну, и что он, Иннокентий Петрович, замректора по вопросам культуры, скажет Костиным родителям? Может, про демонов? И прямиком в психушку, разумеется.
   А ведь историю не утаить. Придется объясняться и в милиции, и на работе, что делал солидный человек с двумя воспитанниками того же ВУЗа поздно вечером в заброшенной церкви. И тогда прощай карьера и вся прежняя жизнь. Дернул же его черт заняться этой проклятой магией. Ну почему нельзя открутить стрелки обратно? Почему нельзя сделать так, чтобы ничего не происходило? И хоть стоял сейчас Иннокентий Петрович на ночной дороге, но в памяти ясно всплыл злополучный день, когда его занесло в библиотечное книгохранилище. Ну почему ему не попалась книжка "Сделай сам"? Мастерил бы он сейчас стулья и полки, а может, телевизоры чинил и горя не знал бы. Картины бы писал, на худой конец! Вот помрет этот, а отвечать, между прочим, Иннокентию Петровичу. Может, светят уже заместителю ректора места не столь отдаленные. Эх, небо в клеточку, друзья в полосочку. На весь остаток жизни! Не выдержать Иннокентию Петровичу беспредел зоны. Ну почему нельзя просто проснуться?! Проснуться и обнаружить, что не было ни заброшенной церкви, ни потусторонних сгустков, ни занятий по магии, ни Кости, ни Руслана. А есть тихая, уютная квартирка и простая, понятная, пусть и малооплачиваемая работа. Вот ведь, Иннокентий Петрович, сам себе на голову приключения нашел. Ведь не бывает ничего сверхъестественного, ведь нет никакой магии, ведь кажутся ему все эти события, к чёрту-дьяволу.
   Почти окончательно уверив себя в абсурдности происшедших вещей, Иннокентий Петрович обнаружил, что все еще стоит на пустой дороге, окруженной черным лесом. Где-то там, вдалеке, за холмами сиял ночной иллюминацией город. Тысячи людей мирно спали, видели обычные сны и совершенно справедливо не верили ни в экстрасенсов, ни в говорящих собак, ни в прилет инопланетян на центральный проспект города Воронежа. Ну почему такое произошло именно с ним?
   Что творилось сейчас в сознании Руслана, не знал никто. Никому не было дела до него, даже Иннокентию Петровичу. А Костя еще жил. Невнятные стоны срывались с губ. Но жизнь потихоньку оставляла того, кто в эту ночь мог бы повелевать демоном. Поверженный запредельными силами, лежал Костя на дороге и не чувствовал ничего, кроме боли.
   И тут появился ОН. Черный сгусток с горящими глазами вырвался из леса и замер перед лицом Иннокентия Петровича. Но того напугать было уже невозможно. Жизнь летела под откос, что по сравнению с этим стоил какой-то призрак.
   - Слышшишшь? - прошипел темный пришелец. - У тебя ещще ессть шшансс.
   - А, - отмахнулся Иннокентий Петрович, - теперь ничего не поправишь.
   В голове пульсировало что-то тяжёлое, а сама она готовилась разорваться кровавыми брызгами от невыносимо запредельного давления.
   - Поправишшь, - продолжил его собеседник. - Ещще как поправишшь. Но ты поможжешшь нам, поможжешшь.
   В чёрной субстанции раздался щелчок, словно взвели курок старинного пистолета. Округлившимися от ужаса глазами Руслан наблюдал, как оторванные ноги самостоятельно подползли к Косте и вросли в положенные места. Стоны сменились прерывистым дыханием.
   "Можно! - что-то ухнуло в груди Иннокентия Петровича, и на смену пульсации жарких глубин ада пробрался живительный холодок освобождения. - Все можно повернуть вспять!" И карьера, и квартира будут в его жизни. Будут! Вот только выпутаться отсюда и тогда к черту магию...
   - Он будет жжить, ессли ты ссделаешшь кое-что для насс.
   - О чем разговор! - воскликнул пришедший в норму Иннокентий Петрович. Жизнь-то, оказывается, еще никуда и не катилась...
  
   ...Черный призрак презрительно смотрел на иномирян. Мелковаты, но для простых исполнителей сгодятся. Пришел его час. Билет предъявлен. Единственный в своём роде билет. И он - не только хозяин данного билета. Он сейчас - главный здесь, в этом мире. Не зря тысячу лет глаза неотрывно следили за переплетениями звёздных комбинаций, таящими смысловые загадки этого сложного, быстро меняющегося языка. Лишь он, и никто другой, мог общаться с найденными недоразвитыми иномирянами, а значит, только ему доступна возможность претворить в жизнь грандиозные планы, задуманные тысячи лет назад. Три мира - его, людей и белых призраков с ослабевшими границами - будут замкнуты в черный треугольник. Он сам отныне - вершина его, главная вершина, которой принадлежит энергия всего треугольника. КХ - величественное имя - будет реять теперь в истории навсегда. Он вырвался из общей массы. Он нашел контакт, ему будут подчиняться все на многие тысячелетия вперед. Теперь необходимо время. Требовалось дождаться знака, символа, предзнаменования. Но что значили недели и месяцы по сравнению с триумфальной вечностью.
   Белая Королева. Если бы только удалось ее обезвредить. Лучшего сигнала к решающему сражению и не требовалось...
  
   ...Костя с трудом поднялся на ноги и, шатаясь, сделал несколько шагов к обочине. Руслан продолжал отрешенно смотреть на окончательно опустевшее шоссе. Кровавые пятна чернели бесформенными кляксами.
   Призрак окутал голову Иннокентия Петровича, вник в его мысли и передал свои планы. Затем он щелкнул снова, и в руках его будущего помощника очутились забытые в церкви шпаги.
   - Да не трясись ты, - четко и ясно обратился новоявленный властелин мира к ошалевшему от радости Иннокентию Петровичу. - Я уверен, что у тебя дома найдется все необходимое. А я найду ВРЕМЯ!
   И тут он исчез. А на горизонте загорелся яркий огонек. Подъезжал первый утренний междугородный автобус. Жизнь все еще продолжалась.
  
   Глава двенадцатая
   А жизнь, она такая...
  
   Я кручусь как белка. Я еще не стар.
   А тебе спасибо, Егор Гайдар.
   (Песня нашего времени).
  
   "За окном шел снег и рота красноармейцев", - вспомнились мне первые строчки похождений фон Штирлица. В реальном мире все обстояло наоборот. Шел пятый день августа. Снега не предвиделось. Красноармейцев тоже было не видать, и я шел в одиночку за всех их, вместе взятых. Направлялся из гастронома в булочную. В гастрономе я не обнаружил ничего полезного для желудка по причине великого неурожая в кошельке и теперь хотел купить хотя бы хлеба. Колбаса, сыр и масло в холодильнике имелись. Так что при удачном завершении маленького путешествия перспектива голодной смерти значительно отодвигалась.
   Выйдя из магазина, я свернул со своей улицы направо и теперь пробирался сквозь комья глины в промежутке между пустой цистерной из-под кваса и железной решеткой, за которой хранились поломанные деревянные ящики. Преодолев грязь, я оказался на улице Студенческой. Трудно объяснить, почему ее назвали именно так. Ведь корпуса двух институтов располагались хотя и рядом, но не на ней. Да и общаги стояли на бульваре Гагарина. Вообще-то, имелся там один институт повышения квалификации научных работников, но взрослым дядям и тетям несолидно называть себя студентами. Впрочем, закончим о студентах. Мне хватало проблем и без них.
   Улица, хоть и включала в себя лишь два квартала, была удивительно красивой. Если идти по проезжей части, то прямо перед Вами вырисовывается громадный и величественный силуэт телевизионной башни. Будучи маленьким, я очень любил ее рисовать. Как правило, мне не хватало одного листа. И я слезно выпрашивал пять-шесть дополнительных. Зато, когда рисунок занимал полкомнаты, я гордо рассматривал получившуюся телевышку. На первых листах, вблизи от земли, я украшал ее разноцветными фонариками и недоумевал, почему до этого не додумались сами строители, ограничившиеся темно-красными прожекторами. Дальше к верху исчезали яркие цвета, но еще проглядывали кое-где то желтые, то зеленые огоньки. На долю верхних ярусов доставались лишь черные или серые, нарисованные простым чертежным карандашом. Это символизировало переход к черному небу, которое я ленился закрашивать. И только на последнем листе меня охватывали раздумья. Я никак не мог решить: какой же звездой увенчать свое сооружение. Черной? Но ведь звезды бывают только красные! Сложный вопрос. Поэтому на разных рисунках имелся и тот, и другой вариант.
   Теперь же она предстала передо мной во всей красе. Бело-красный каркас гордо нависал над улицей, да и над всем городом. Никакой звезды сверху, конечно же, не было. "Обычный, стандартный вариант", - скажут Вам проектировщики. Но я не проектировщик, поэтому ничто не мешало мне любоваться ее стометровой высотой и в тысячный раз. Если бы у меня вдруг появился лишний миллион, то я потратил бы его, чтобы постоять в солнечный летний день на самой верхней площадке. Постоять, поглядеть вниз на далекую землю и сказать самому себе: "Ну, не Эверест ли это?"
   "Нет, не Эверест!" - скажут вредные и ехидные. Но в эти блаженные секунды я не хотел слушать даже добрых и отзывчивых. Когда не надеешься на тёплые слова, чаще смотришь на солнце. А солнце светило на всю катушку. Даже небо рядом с ним сияло белизной и только поодаль вновь обретало истинный окрас. Я перешел через дорогу, миновал зубную поликлинику и добрался до булочной.
   Купив хлеба в прохладном павильоне, я уже хотел направиться домой, но потом двинулся дальше по Студенческой. В такие дни необходимо погулять по городу. Вокруг подрагивает атмосфера тихого праздника. А ты идешь, впитываешь солнечные лучи, шелест листвы, звук шагов. Эта жизнь не похожа на ту, которую надлежит теперь вести всем - активную, быструю, хваткую, решительную, непоседливую. Такая жизнь годится разве что для старичков. Но меня она чем-то привлекала. Наверное, тем, что не надо никуда спешить, развлекать кого-то анекдотами, слушать чьи-то жалобы, вести неуместные разговоры. Я был счастлив, что медленно иду в одиночестве, потому что чувства словами не выразишь. Никогда не выразишь. Двух людей, чувствующих одинаково, не найти. А как мне хотелось, чтобы второй такой человек когда-нибудь отыскался...
   Я кидал взгляды то на корпус детского сада, то на дворы, утопающие в зелени, то на дома, первые пятиэтажные блочные дома нашего города. Ветки боярышника с территории детского сада сплетались с ветвями могучих тополей, образуя живую зеленую арку у меня над головой. Улица упиралась в ограду телецентра. Вернее, начиналась от нее.
   Дойдя до угла, я повернул на улицу Техническую, названную так, видимо, исключительно из-за телецентровского комплекса. Здесь деревья росли повыше, и арки листвы кидали на меня тень посолидней. И была тишина, которую не разрывали надоедливые слоганы радио "Максимум" или "Европы-плюс". Я даже придумал красивое название этой тишине - радио "Безмолвие".
   Я согревался тишиной летнего дня и не мог подобрать другого слова. Крутясь, свалился к ногам жёлтый лист. Странное ощущение: вроде бы впереди целый август, но ты знаешь, что лето неминуемо идет к концу, и в море зелени уже сверкают желтые искорки. И все же... Мне уже пора поворачивать. Я должен занести хлеб домой и ехать в центр города, где меня ждали важные дела...
  
   ...Во дворце белых призраков поселилась тревога. Придворные летали по залам и перешептывались, как интриганы и заговорщики. Истекло сто дней, как королева исчезла. В тронном зале тихо совещались Желвин и Ыккщщер.
   - След королевы затерялся в безвременье, - горестно вздохнул спрут.
   - Ты уверен, что она не спряталась в мире людей? - перебил его сгусток.
   - В любом из окрестных миров присутствие королевы не осталось бы незамеченным. Кроме того, невозможно скрыть прямой переход границы.
   - А может, она пошла окольным путем? Число связующих тропинок немеряно.
   - Королева не ходит тропинками! - с негодованием отверг это предположение первый министр. - Она либо строит дорогу, либо прорывает границы.
   - Но зачем ей исчезать в безвременье?
   - А вот для этого есть причины. Во-первых, энергия королевы истощена, она бессильна, а где еще можно набрать изрядный запас за считанные минуты. Во-вторых, дорога требует энергии, а ее может дать только наша повелительница. Между тем, дорога в целости и сохранности. Конечно, существует вероятность, что королева подпитывает ее либо из нашего мира, либо из мира людей. Но здесь ее нет, значит, она находится в безвременье или слишком хорошо законспирировалась среди людей, что маловероятно.
   - Но возможно?
   - Вполне. А энергия границ все так же ослаблена, королевство в непрестанной опасности, а сама королева бросила нас на произвол судьбы.
   - Не смей так говорить о королеве! - взорвался Ыккщщер.
   - Я говорю это с великой печалью. Любого за такие слова я бы отправил в небытие, но мне, первому министру, сказать горькую истину просто необходимо.
   - Но на границах посты. Все четыре крепости в полной боевой готовности. Может, ты преувеличиваешь опасность, ведь на нас никто не собирается нападать.
   Дверь тронного зала бесшумно распахнулась. В зал ворвался, кувыркаясь по воздуху, белый шар, усыпанный серыми многоугольными звездами и глазами различных форм и размеров. В мирное время ему предписывалось заниматься проблемами безопасности, а в военное - возглавлять армию королевы Лауры. Это был, выражаясь языком мира людей, министр обороны.
   - Королева! Где королева? - извергался из него громогласный рев. - Событие чрезвычайной важности!
   - Королева отсутствует по государственным делам. Я принимаю все новости и выношу решения в её отсутствие, - вскинув два щупальца вверх, возвестил Желвин. - Докладывай мне.
   - Южная крепость взорвана!
   - Как? - в один голос воскликнули Желвин и Ыккщщер в нарушение этикета дворца королевы призраков, предписывающих в таких обстоятельствах хранить величавое молчание холода.
   - Целиком и полностью. Граница была настолько тонкой, что зафиксировать кратковременную вылазку шпиона или группы лазутчиков не представлялось возможным.
   - Что за миры контактируют сейчас с южными границами?
   - Нам это неизвестно. Все мироподвижники погибли. Над обломками крепости стелется странный фиолетовый туман. Это все, что осталось от гарнизона. Уцелели лишь два форпоста, на одном из которых я и наблюдал это происшествие чрезвычайной важности.
   - Кольцевик Алвин? Что с ним? - испугался Желвин.
   - К счастью для нас, двое суток назад Алвин отбыл в Северную крепость на Совет.
   Желвин унял дрожь в щупальцах и отдал приказ:
   - Оставшиеся три крепости подготовить к возможной осаде. К южным границам выслать резервное ополчение. Больше никаких странных явлений не обнаружено?
   - Дует мощный ветер из других миров. Стража опасается, это не ветер ли демонов?
   - Демоны не вмешиваются в дела призраков, - успокоил его первый министр. - Ты же лично займешься обороной и укреплением дворца. В мое отсутствие ты остаешься главой королевства до возвращения королевы или моего прибытия. Отправь на юг также пару волшебников средней величины. Пусть разберутся, в чем дело.
   - Выполню, - мигнул всеми глазами генерал, - а куда отправляешься ты? Не за королевой ли?
   - Да, я попробую перехватить ее в мире людей. Но остальным это знать необязательно.
   - А я отправлюсь в безвременье! - воскликнул Ыккщщер.
   - Не спеши, - одернул его спрут. - Искать ее там все равно, что найти крупинку лунного света на тропинках темных миров.
   - Кто ищет, тот находит, - сверкнул огненными зрачками каплеобразный сгусток и, вытащив из-за трона потухший факел, растворился в воздухе, прежде чем Желвин сумел остановить его.
   - Значит, и мне задерживаться не следует, - задумчиво произнес первый министр и медленно поплыл в направлении дороги к миру людей. Генерал по-хозяйски осмотрелся и начал претворять плановые мероприятия по возведению фортификационных сооружений вблизи королевского дворца и над ним...
  
   ...Весь первый этаж нашего института кипел и бурлил. Неудивительно, ведь сегодня должны были давать стипендию. Обычно она доставалась нам с шестнадцатого по девятнадцатое число каждого месяца. Но сейчас, видимо, из-за нехватки наличных средств, выдачу хитро сместили.
   Еще позавчера у дверей бухгалтерии висел огромный плакат: "Выдача июльской стипендии переносится на август". Сегодня на его месте скромно примостилась крохотная записочка: "Стип. ЭТФ - 5.08 с 14 ч." Здесь крылся великий замысел. Нерадивые законопослушные студенты явятся получать стипендию шестнадцатого (вместе с августовской) и с чувством глубокого морального удовлетворения выяснят, что снять ее с депонента смогут только в октябре.
   К сожалению, студенты попались несознательные. Им не хотелось помогать в прокрутке собственных денег неизвестному дяде, который сколотит на этом начальный капитал и, создав фирму со звучным брэндом, будет поучать их с экрана телевизора, как надо жить. Поэтому с девяти утра у закрытых окошек кассы уже начал кучковаться знающий народ. Те, кто случайно или по делу забрел в главный корпус, заступали на пост и, к огромному неудовольствию администрации, оповещали друзей грандиозной новостью. С каждой минутой прибывали новые и новые бойцы, и, наконец, стало ясно, что выдачи стипендии не миновать.
   Без десяти два в главный корпус прибыл я. Доучившись до пятого курса, я, однако, особого ума не набрал. Так как весьма удивился, увидев вместо десятка-другого студентов огромную гудящую толпу. Что там пчелиный рой! Это походило на сборище разъяренных медведей. Все прекрасно понимали, что до шести часов касса обслужит разве что половину страждущих. Я поискал знакомые головы и, обнаружив их, стал проталкиваться в заданном направлении.
   В 14-00 передовики, стоящие у кассы, начали стучать в закрытое окошечко. В 14-05 окошко стало угрожающе потрескивать. В 14-07 оно все же открылось, и в проеме обнаружилось недовольное лицо кассирши. Лед тронулся.
   Не успели первые счастливчики протиснуться сквозь толпу, как в битву вступили более грозные бойцы. Самых упорных в минуту оттеснили самые сильные. Я, скромно затесавшись по знакомству в ряды упорных, был вытолкнут за какую-то долю секунды наружу, словно пробка из-под шампанского. Окошко кассы, которое я мог потрогать рукой, теперь находилось в недоступных далях. Собрав всю силу воли, я рванулся на отчаянный штурм. Но где там! Люди, объединенные общей целью, стояли насмерть. Не продвинувшись ни на сантиметр, я опустил руки. Бесполезно, удача отвернулась от меня.
   Так недолго остаться и без стипендии. При пустом кошельке такой поворот событий был явно неприемлем. На повестке дня стояло два варианта. Встать в очередь, либо примкнуть к активной группе. В очереди стояли те, кто не испытывал проблем со свободным временем. Пристраиваясь в конец, люди меланхолически вздыхали и надолго замирали на месте, незначительно продвигаясь вперед за счет отчаявшихся товарищей, которые покидали наши ряды, настроившись на октябрь. Выбрав такой вариант, я мог отправляться домой прямо сейчас.
   Оставалась активная группа. Немного передохнув на свежем воздухе в конце коридора, я вытер платком потное лицо и отправился к театру военных действий. Здесь заканчивалось формирование очередной группы из студентов нашей специальности. В 14-49 группа начала штурм. Нас было семеро.
   Кроме меня и Бориса в состав вошли Саша-маленький из первой группы, Саша-большой из третьей, Юра, Коля и чей-то, кажется, Юрин, знакомый то ли с другой специальности, то ли с другого курса. Девиз наша группа выбрала: "Ни шагу назад".
   С высоты птичьего полета жаждущие денег выглядели, как электрический скат. Большая вытянутая толпа возле кассы, длинный хвост очереди, а электрические разряды с успехом заменялись словесными.
   15-32. Становилось предельно жарко. Я весь взмок, но уже не в силах был изменить судьбу. Мы стояли, плотно сжатые со всех сторон. Ни вперед, ни назад, ни влево, ни вправо. Задача каждой группы заключалась в том, чтобы, держась друг за друга, использовать каждый сантиметр для продвижения вперед и намертво закрепляться на занятых рубежах. Обильно испарявшаяся влага конденсировалась на потолке, откуда падали очень неприятные холодные капли. Выдача денег шла слишком медленно, так как каждый, державшийся за витую решетку окошка кассы, просовывал туда по десять-двадцать паспортов: за себя, за друзей, за знакомых и за того парня. Получившего оттесняли от кассы и вот тут-то надо не зевать. Вакантное место мгновенно занималось либо слева, либо справа. Наша группа продвигалась по левому крылу.
   Очередной счастливчик просунул пачку паспортов и вцепился в решетку. Я истекал потом, украдкой вытирая его об куртку впередистоящего, чувствуя, что сзади кто-то проделывает то же самое с моей ветровкой.
   - Все, получил! - раздался радостный вопль нейтрального наблюдателя.
   - Не, не, мужики! Погодите, еще не все, - испуганно заорал кандидат на оттеснение и просунул в окно следующую пачку документов.
   Порыв стих. Оба крыла затаились, подозрительно поглядывая друг на друга. Счастливчик оторвался от кассы и...
   - Мужики, влево, влево, - воззвало враждебное крыло и ринулось на нас. Мы достойно встретили атаку, не уступив ни пяди. Крайние товарищи, разбежавшись, дружно ударили в толпу, искренне надеясь расколоть ее и просочиться хотя бы в середину. Впрочем, такое случалось. Толпа заволновалась, стремясь продвинуться ближе к кассе. Надо мной проплыл мешок с деньгами и попал в нужные руки. Кто-то при виде такой картины истерично подпрыгнул и попытался пролезть по головам, но народ расступился, и авантюрист снова исчез в толпе. Не знаю, намного ли он продвинулся, но что рубаху порвал, это точно. К нашему унынию, место у кассы занял представитель правого крыла.
   - Мужики, вправо! - раздался обиженный голос нашего соратника.
   - Вправо! - завопила толпа и, получив дополнительный толчок, рванула на новые позиции.
   - Я те дам вправо, - раздался где-то неподалеку наглый бас, и кому-то сошлось по морде. Я был счастлив и доволен, что не мне. Толпа закружилась, словно водоворот, выталкивая неудачников и сплачивая оставшихся. На этом толчке мы потеряли Бориса и Сашу-большого. Народ вновь успокоился.
   - Эх, на заводе так зарплату выдавать, - предложил кто-то сзади.
   - И в Верховном Совете, - добавили справа.
   Я согласился с ними и стал считать народ впереди. Справа наших не имелось. По центру стоял Юра и его друг, а Сашу-маленького я заметил у стены. Это хорошо! У стены - самая лучшая позиция. Люди сзади и слева давят на тебя, неуклонно проталкивая вперед, и ты шаг за шагом продвигаешься к цели. Я передал накопившиеся паспорта Саше, и тут увидел Колю. Он страховал нашего форварда сзади. До кассы оставалось четыре человека. Следующий толчок вновь оказался неудачным для нашего фланга. Я уже было подумал присоединиться к правому крылу, но в одиночку пробиться к кассе не имелось ни единого шанса.
   В 15-59 к великой радости учащихся на головы впередистоящих обрушилась длинная доска объявлений. Впрочем, особой пользы это не принесло, расстановка сил не претерпела изменений, так как обошлось без жертв. Ветровка насквозь промокла. Джинсы тоже можно было выжимать. Про то, что творилось в кроссовках, не хотелось даже и думать.
   Очередной толчок вывел меня из оцепенения. На этот раз нам дико повезло. От нестерпимой жары у кого-то в дальнем конце правого крыла лопнул газовый баллончик. Народ хлынул к стенам. Правое крыло смешалось, и мы сумели отодвинуть их аж на полметра. Я горделиво озирал новые позиции. Люди вокруг меня значительно повеселели и оживились. Три человека до кассы - весьма неплохо для нашей поредевшей группы.
   В 16-17 возникло непредвиденное обстоятельство. Те счастливчики, кто уже получил кровные и передал их товарищам, сами, однако, не могли обрести желанную свободу. Они пребывали в подвешенном состоянии вблизи кассы и терпеливо огрызались на ругань менее удачливых соучеников. Наконец, такое положение дел им изрядно надоело и, дождавшись очередного прибавления в своих рядах, они сами объединились в группу. Группа контрудара яростно и жестко рванулась туда, где заканчивалась дележка отвоеванной стипендии. Я не видел, что происходило на правом фланге, но в наших рядах образовался новый водоворот, вынесший меня из плотной толпы, тянущей руки к кассе. Я бешено вращал головой, но поздно. Теперь с чистой совестью всё можно начинать сначала. Рядом я обнаружил Юру и постепенно успокоился. Юрин друг и Коля твердо стояли на прежних позициях. А наша надежда - Саша-маленький - даже продвинулся вперед. Два человека до кассы.
   - Влево, мужики, влево! - вопили враждебные голоса.
   - Вправо, давай вправо!
   - Нажмем, мужики! - отчаянно выдал кто-то голосом смертельно раненого бойца. Толпа колыхнулась. Толпа, частичкой которой я был еще минуту назад. Как переменчиво счастье.
   Потолкавшись по краям и окончательно уяснив, что на прежнее место уже не пробиться, я отошел к тем, кто терпеливо дожидался своей участи, отправив паспорта в эпицентр взрыва. После жарких баталий нудное бездействие угнетало, зато вокруг царила прохлада, и отсутствовали неожиданно падающие за шиворот противные капли.
   16-42. Свершилось! Голова Саши-маленького скрылась в окошке кассы. Теперь уже ничто не могло помешать обретению долгожданной и желанной стипендии.
   16-51. Полиэтиленовый кулек, доверху набитый паспортами и денежными купюрами, величаво проплыв над толпой, достиг наших рук. Коля и Юрин друг уже рядом. А Саша кричит нам, чтобы мы не забыли и про него. Да, не дело оставлять Сашу у кассы после подвига, который он совершал последние два часа. Моментально сколачивается новая боевая группа, которая раздвигает краешек толпы, попутно разъясняя гражданам, что это делается для их же блага. Саша радостно тянет к нам руки, и мы, вцепившись друг в друга, выдираем его, словно легендарную репку. Саша донельзя мокрый, лицо красное, волосы слиплись в немыслимые фигуры. Но он лучится счастьем, как и мы. Начинается раздача паспортов с вложенными деньгами. Словно приз за участие в жестокой борьбе, мне достаются крупные купюры. Три по полтыщи и десятки с рублями до кучи. Одна тысяча пятьсот сорок четыре рубля - живем!
   17-23. Из бухгалтерии выбирается крупная женщина в фиолетовом платье и громко возвещает, надеясь перекричать толпу:
   - Завтра с десяти продолжим выдачу. Расходитесь.
   Но народ не верит:
   - Влево, влево, мужики!
   - Вправо давай!
   - Э, куда полез!
   К нам вытолкнута новая партия неудачников. Но мы уже далеки от житейских страстей. Мы выходим на крыльцо главного корпуса, подставив теплому августовскому ветру мокрые рубахи...
  
   ...Невидимая людям черная дуга пронизывала небо, начинаясь с балкона квартиры Иннокентия Петровича. Она разрывала низкие облака и, прорвав границу, уходила в черный мир. Так объявилась скоростная дорога, по которой предстояло прорваться неисчислимому потоку призраков цвета Тьмы. Иннокентий Петрович, как обычно, сидел по вечерам у окна, но душа ныла от мрачных предчувствий. Если раньше в квартире царили тишина и скука, то теперь не было отбоя от страшных гостей. Они перекликались, щелкая и кашляя, и обнаруживались в самых неподходящих местах: в посудном и платяном шкафах, под кроватью, в мусорном ведре. Незваные пришельцы сначала пугали Иннокентия Петровича, но постепенно привыкаешь ко всему. Так и он привык к их полетам, сверкающим глазам и непрестанным переговорам. Впрочем, и от них имелась польза: соседская собака, будившая по ночам всех кашляющим лаем, недельку повыла и сдохла. Кроме того, исчезли и тараканы. Ни одна муха не пересекала границ комнаты. Не пели птицы за окном. Только сновали туда-сюда молчаливые чёрные уродцы, приказы которых должны были исполняться Иннокентием Петровичем неукоснительно...
  
   ...Тот, кто звался КХ, висел в данный момент над столом и внимательно изучал план города. Его будущее зависело теперь только от него. От наличия или отсутствия идей в голове своей субстанции. А идеи имелись. Из статуса книжного червя, полиглота никому не нужных языков КХ мог шагнуть далеко вверх и стать если не предводителем черных призраков или главнокомандующим новых территорий, то хотя бы комендантом этого района. Захват нового мира - событие величайшей важности. К слову сказать, такого не случалось со времен грандиозных походов пропавшего Черного Короля. Мир людей будет не последним в списке будущих свершений, но весьма значимым пунктом. Треугольник высосет всю энергию из захваченных миров, а могущество черных призраков возрастет во сто крат.
   Будущему коменданту захотелось поделиться своими планами с другими сородичами, но те являлись всего лишь исполнителями, а значит, своего мнения иметь не могли. С таким же успехом можно читать пламенную речь обломкам Черных скал. Им вещать бесполезно. Они не в состоянии оценить грандиозности предстоящего.
   Оставалась единственная проблема - Белая Королева. Она уже успела связать свой мир с миром людей. Такой удачи он никак не ожидал. Это намного облегчало планы КХ. Но как справиться с королевой? Во главе белой армии она непобедима. Как изолировать королеву, нейтрализовать? Данный вопрос занимал КХ не первый день. А совет не мог дать никто! Иначе пришлось бы делиться успехом победы. Итак, приходилось рассчитывать только на удачу. На всякий случай КХ выставил вдоль дороги посты, но всё равно непрестанно ломал голову над этой задачей.
   В комнату влетел черный сгусток и быстро защелкал. Из доклада выходило, что пять минут назад королева Лаура прошла через дорогу и скрылась в мире людей. Обругав часового, что никто не догадался проследить за королевой, КХ распорядился собрать все силы у границ и выставить заслоны у дороги Лауры, чтобы перехватывать вражеских курьеров. Решающий миг наступал. Новому предводителю черных призраков неведомы были другие чувства, кроме холодного расчета, но где-то там, в глубинах странного разума, вдруг возник далекий черный дворец торжественно-строгого вида. Его украшали разноцветные фонари, а над башнями переливались желтые звезды. Дворец! Его дворец...
  
   ...Желвин летел, не разбирая дороги. Вернее, он не смотрел на нее. Ему было достаточно чувствовать ее присутствие. Необходимость срочно разыскать королеву гнала вперед. Уже не раз, и не два Желвин принимал всю полноту власти, когда Лаура пребывала в глубокой задумчивости. Не зря ее прозвали печальной королевой. В те моменты Лауру не волновали никакие проблемы, и помочь ей могло лишь что-то новое и оригинальное. Но где Вы найдете новое и оригинальное в замкнутом мире призраков, события которого расписаны на тысячи лет вперед? А как она ждала каждого прорыва в соседние миры! Последний прорыв, однако, удачным не назовешь. Желвин не мог сказать вслух, но наедине с собой, размышляя о возникших проблемах, он понял, что мир людей надломил Лауру. И теперь любой неосторожный поступок мог либо сломать королеву совсем, либо вернуть ее на прежнюю стезю. Мир призраков уже не устраивал Лауру, ей было мало его спокойствия и предсказуемости. Проблемы, вновь проблемы. Но королеву не выбирают. Она возникает, когда ничто преобразуется в свет, и уходит сама, не спрашивая разрешения.
   Первый министр так никогда и не узнал, что толкнуло королеву Урсулу, всегда строившую взбалмошные планы по преобразованию королевства и расширению территорий, оставить вдруг всё и раствориться в тронном зале. Может, и сейчас крохотные ее частички присутствуют там, крепко прильнув к каменным стенам. А ничто извергло тогда прекрасный сияющий белый шар, из которого вышла бесподобная крошка Лаура. Желвин находился рядом четыре тысячи лет и не представлял, что произойдет, если королева покинет их. Он считался придворным у Беатрикс и Урсулы, но для Лауры был другом. Возможно, в некоторые тайны она посвящала только Ыккщщера, а его лишь поругивала за "излишнюю осторожность", "важность", "церемониальность". Но кто-то ведь должен обучать королеву государственным делам и манерам. Теперь, когда все приметы указывали на начало войны, Желвин разрывался между государством, являясь первым министром, и Лаурой, отлично понимая состояние ее раздвинувшейся души и несовместимость вспыхнувших чувств со статусом королевы. Возможно, все проблемы решатся, когда Лаура и королевство воссоединятся вновь. Поэтому он и летел, не разбирая дороги, надеясь отыскать королеву в немыслимо запутанном мире людей.
   Внезапно упругая невидимая стена остановила полет, и вокруг Желвина заплясали противные язычки черного пламени. Магия призраков в мире людей? Весьма дешевая магия. Разметав щупальцами колдовской огонь, первый министр отбросил несвоевременные размышления и огляделся. Дорога вела не туда! Кто-то, обладающий знаниями по мироподвижничеству, достроил создание королевы. Теперь путь оканчивался в тупичке между могучим кустом и железными коробками, в которых люди прятали свои живые огни. Идущий по дороге неизбежно оказывался в подстроенной ловушке. Но мелкая магия бессильна против первого министра Белой Королевы. Однако неведомые враги могли соорудить и нечто похуже. Осторожно оглядевшись, Желвин юркнул в щель между железными щитами. В тот же миг со на него обрушился ледяной поток, охвативший спрута в плотный слиток льда. Попытки освободиться ни к чему не привели. Холод затуманивал сознание.
   Сквозь куст прошмыгнул дозор черных призраков и потащил скованного лазутчика в резиденцию предводителя...
  
   ...Очнулся он от неприятного тепла, шедшего из небольшой коробочки, тихо гудящей на полу полутемной комнаты. Судя по всему, он находился внутри людского жилища. Два оранжевых зрачка вспыхнули в темном углу, и спрут почувствовал присутствие черного сгустка - своего извечного врага.
   - Не будем терять времени, - объявило черное существо. - Ты - Желвин, первый министр белых призраков, а я - КХ, резидент черной империи в этом мире. Мире, готовящемся примкнуть к нашим территориям.
   - Не думаю, что люди согласятся на подобную сделку, - усмехнулся спрут, отодвигая щупальца от теплых потоков.
   - Их никто и не спросит, - огрызнулся КХ. - Но кто-то недоволен нами. Кто-то пытается помешать нашим свершениям. Конечно, все их попытки смешны, но они тормозят наше величественное движение вперед.
   - И кто же эти слабосильные враги?
   - А ты догадайся. После упорных неимоверных трудов мне удалось прорвать границу, дабы расширить владения империи. И что же мы видим, завершив свой труд? Мир людей так и кишит белыми, а по широкой дороге туда-сюда шастает то королева, то ее первый министр. И вот в таких обстоятельствах...
   - Королева шествует, а не шастает, - оборвал его Желвин.
   - Ага, тебе не нравится!
   Из угла повеяло холодом, перед которым оказалась бессильна даже весьма удивительная коробочка. КХ за последние дни набрал гору амбиций и очень не любил, когда его речь грубо прерывалась. Но пленник мог пригодиться, и КХ-завоеватель сдержал гнев. Первый министр молчал.
   - Предлагаю сделку, - произнес КХ. - Ты возвращаешься обратно, готовишь во дворце бунт и сдаешь королевство. За это я гарантирую твое существование и даю тебе должность в своей свите. Мне не обойтись без умного заместителя.
   - Благодарен за комплимент, - холодно ответил Желвин и вдруг резко рванулся к окну. Сразу же его охватил знакомый мороз, превратив окружающее спрута пространство в ледяную неподвижность.
   - Так я и предполагал, - проскрипел черный сгусток, вытянул из себя три протуберанца и довольно потер их друг об друга. - Но видишь сам, тебе отсюда не выбраться. Без посторонней помощи. Моей, разумеется.
   - Какие у меня варианты? - спросил Желвин, лихорадочно отыскивая пути к спасению. Принципов действия ледяной магии он не знал.
   - Всего два. Ты можешь после успешного завершения нашей маленькой операции либо примкнуть ко мне, став черным, либо убраться в любой доступный мир, сохранив сущность. Впрочем, будет и третий вариант. Правда, в нем не будет тебя, - КХ, выплеснув речь наружу, переваривал появившееся у него зачаточное чувство юмора. Он чувствовал, что власть развивает в нем способности и оттачивает их с каждой секундой.
   - Выходит, третий, - спокойно произнес Желвин.
   - Что ж, выбор за тобой, - так же спокойно продолжил КХ. - У людей, как я выяснил, принято в таких случаях покопаться в душах, произнести последнее желание, сказать заключительное слово, подвести итоги. Но у нас нет души, значит, нам этого и не требуется. У тебя есть одна минута и пятьдесят секунд.
   КХ исчез во тьме. В сумерках ярко белела одинокая фигура первого министра королевы Лауры, скованная льдом. В голове образовалась неприятная пустота. Горько осознавать, что судьба твоя предопределена. Никто никогда не мог представить министра Белой Королевы, дающего СЛОВО на черное предложение. Поэтому он не выбрал ни солидную должность, ни новый мир. Подлинную сущность сохранял лишь третий вариант, но меньше, чем на две минуты.
   "Да что он видел, кроме своего серого однообразного мира?!" - скажете Вы. А видел Желвин многое. Да, тысячи лет он провел в замкнутом бесцветном мире. Но были и другие миры. Мир сверкающих радуг в голубой прохладной пустоте. Мир водопадов огня во тьме с искорками кипящих брызг. Мир шумящих лесов, совсем как мир людей триста лет назад. В свите трех королев Желвин побывал в великом множестве миров. Но больше всего он ценил свой мир, порядок и спокойствие в нем. Величественный замок королевы, полупрозрачные хрупкие строения, образующие неповторимый город, где селились подданные, скалистые горы на севере. Праздники, когда на серой равнине и в небе вспыхивали мириады призрачных огней. Торжественные шествия. Полеты славы после прорыва в иной мир. Желвин ценил жизнь и знал, что ничто в любом из миров не дается зря. Он любил необычные ощущения и беседы с королевой. Невозможно передать все, что случилось в бытность его на посту первого министра. А ведь когда-то он не имел никаких обязанностей, а его мир был открыт и бескраен. Время молодости. Но время, проведенное с королевой, лежало самыми крупными бриллиантами в коллекции секунд и минут. Может, Лаура не так уж и не права в своем выборе.
   Желвин внезапно почувствовал себя камешком в основании огромной скалы. Этот камешек мог вывернуться и разрушить всю гору или расколоть ее на части, а мог тихо исчезнуть, уступив место рядом лежащим камням. Ему так хотелось, чтобы все осталось, как прежде. Чтобы каждый крепко стоял на своем месте, и ничего не менялось. Невозможно!
   Первый министр королевства белых призраков прекратил свое существование. На крашенных досках пола лежали обломки величественной короны, утрачивая с каждой минутой таинственное переливчатое сияние.
  
   Глава тринадцатая
   Will You Still Love Me Tomorrow
  
   Tonight with words unspoken
   You say that I'm the only one
   But will my heart be broken, baby,
   When the night meets the morning sun?
  
   Город спал. Вернее, готовился ко сну. Все семь его многолюдных районов неохотно гасили свет в окнах. В последний раз собирались пробежать по маршруту троллейбусы и трамваи. Автобусы с темными окнами салонов спешили в парк. И только уличные фонари продолжали светить, борясь с падающей на город ночью. Море огней превращалось в океан тьмы с редкими островами. Тьма от горизонта до горизонта.
   Это был большой город. Огромный. На семьдесят километров вытянулся он вдоль полноводной реки и прочно захватил третье место по протяженности, уступив первенство лишь Москве и Волгограду. А по занимаемой территории ему вообще не имелось равных кроме столицы с тех пор, когда самостийный Киев остался за бортом российских границ. Полтора Санкт-Петербурга или два Свердловска (извиняюсь, Екатеринбурга) спокойно разместились бы на его территории.
   Однако ничего подобного не увидели бы те, кто вместе с белыми призраками очутились здесь триста лет назад. Бескрайние леса, заставившие пришельцев из замкнутого мира поменять обстановку на туманную Англию. Леса до горизонта, рассеченные полосой реки с катящейся по ней лунной дорожкой.
   Но люди уже давно осваивали эти, непригодные для призраков места. Раскопки древнего поселения в устье одной из рек края установили, что основано оно двадцать - двадцать пять тысяч лет назад. Текли годы, появлялись и исчезали племена со своей культурой и обычаями. Жилища полуподземного типа сменились в десятом веке деревянными домами. Ханты, манси, коми, вогулы, удмурты, остяки - все те, кого русичи презрительно называли "инородцами" - росли и развивались в своей самобытной среде. И неизвестно, куда бы их это завело, если бы обширные территории Уральского края не попали в "зону стратегических интересов" тянущейся во все стороны России. В те времена взоры России, как и сейчас, пристально устремлялись на запад. "Вот ведь англицкие короли", - недовольно морщились бояре, наблюдая за ростом посторонних колоний. "Да и гишпанцы тоже не лыком шиты", - завистливо вздыхали они же, оглядывая поделенные и переподеленные чужие владения. Но вот зевнул один из них пошире, уронил шапку, обернулся за ней, да и воскликнул в великом удивлении: "Батюшки, а на востоке-то у нас и конь не валялся!"
   С той поры коню неоднократно пришлось поваляться в новых районах, осваиваемых крепкими царскими дружинами и купцами, что приводило к увеличению как политической, так и экономической мощи.
   Попутно местному населению терпеливо разъяснялось, как необходимо и полезно христианство и никоим образом не допустимо инакомыслие. Причем разъяснялось доступными методами, позаимствованными у просвещенной Европы из солидных трактатов времен "охоты на ведьм" с адаптацией к местным условиям. Главные языческие божества скрылись в глубине лесов. О Зарни-Ань - легендарной "золотой бабе" - вдохновленные отечественной тематикой талантливые и не очень писатели создали сотни исторических боевиков, совсем как на другой стороне планеты о пропавшем золоте инков. А затерянные храмы Войпеля - "Северного ветра" - еще ждут своих изыскателей. И может, в эту секунду у кого-то уже сверкнули глаза, почуяв свежую тему, а на чистый лист бумаги ложатся первые строчки.
   Тьма окружающего людей леса и суровая жизнь порождали таинственных богов, собравших в себя образы деревьев и зверей, и собственных героев: Кудым-Оша и Перу-богатыря. И были у них свои подвиги и победы, ни в чем не уступавшие Илье Муромцу или Добрыне Никитичу.
   Вскоре помимо купцов в край проникли промышленники, в первую очередь интересовавшиеся солью. Обнаружив богатые месторождения, они осели прочно и надолго. С тех пор кривая развития соляной промышленности, если бы кто додумался чертить графики в те времена, резко пошла вверх. С помощью соли Иван Грозный значительно укрепил позиции, завоевав потенциальных потребителей на рынках Швеции и Пруссии. А представитель тогдашних солевых монополистов Франции и Испании, подсчитывая убытки, мог с полным правом сказать всем известную фразу: "Друзья мои, я опечален".
   К восемнадцатому веку, наконец, вспомнили об обширных запасах медных и железных руд. Наличие их и стало краеугольным камнем в истории основания города, когда в 1723 году в устье крохотной речки построили медеплавильный завод. Пятьдесят восемь лет спустя заводская слобода обретает статус города.
   Официальные данные не упоминали славное имя основателя. По слухам, таковым был Татищев. Областная молодежная газета даже кинула клич в массы, что пора уже скинуть мозолящего глаза Ленина с главного пьедестала и отдать освободившееся место Татищеву. В верхах инициативу поддержали, но денег в городском бюджете не нашлось. Поэтому Ленин и сейчас спокойно взирает со своего места на народ, не боясь грядущих перемен.
   А город тем временем доказал свое право на существование. В 1846 году открылось судоходство, а через тридцать лет и железнодорожное движение. Город не отставал от жизни России, а время от времени даже преподносил ей сюрпризы. То гигантскую царь-пушку, прошедшую все испытания в отличие от чисто сувенирной московской. То невиданный паровой молот, то электросварку.
   С приходом советской власти город с каждым годом приобретал все большее оборонное значение, пока не достиг статуса закрытого для иностранцев. Не дай бог, узреют они с высокого холма панораму одного из крупнейших военных заводов и развалят обороноспособность страны к началу мировой революции (теперь, правда, узревают; видно, разваливать уже нечего). Так и пошло. На карте город имеется, но в сообщениях прессы, радио и телевидения не упоминается. Да и в распределении благ не участвует. Разве что объедки останутся после Москвы и Ленинграда. Приедут разнаряженные в фирменные тряпки москвичи поглазеть на уникальную ледяную пещеру и на неведомый ранее город, а потом сморщат нос, глядя на шагающий по улицам ширпотреб, и процедят свысока: "Как это, вы говорите, мяса нет. Не верим. Не может такого быть. А, так это вы нашу Москву объедаете".
   Но уральский народ крепчал в многокилометровых очередях за товарами первой необходимости, распределяемыми по талонам. Советский человек всегда там, где трудно. Это про нас. Выживем, выкарабкаемся. Пусть никогда нас не жаловали власть держащие. Никто из них так и не удосужился посетить город, начиная с Ленина и заканчивая Горбачевым, исколесившим весь Союз. Да и Борис Николаевич лишь отметился, когда голоса потребовались. Что с нас взять? Ничего!
   Ничего, кроме огромного оброка сельхозпродукции, тяжелого машиностроения, нефтепродуктов, мотопил и многого, многого другого. Народ у нас спокойный, от Москвы далекий. Можно и поприжать. Не Татария ведь, не Якутия. Тем льготы положены, а то возьмут, да и выйдут из состава Федерации. А мы? Мы тоже хотим равные с ними права! Что, какие-такие права? Да куда вы денетесь?
   Э, э, куда нас с Вами занесло? Я уже вижу укоризненный взгляд сверху. Ну, господа, нельзя же так. Вам только дай волю, так любую тему разовьете не туда, куда следует. Вы, господа, отвлеклись. Закройте-ка свою книжонку и внимательно посмотрите на название. Поняли, о чем надлежит писать? То-то же!
   Ну, хватит о политике. Только ее нам здесь не хватало. Действительно, не черные же призраки виноваты, что мы когда-то недополучили килограмм колбасы. Стоп, вижу ледяные лица читателей, которые жалеют, что не ограничились газетой, где информация и дешевле, и интереснее! Да черт с ней, с колбасой. Зачем заострять внимание на известных вещах. На вещах обыденных. Вспомним лучше, что в каждой душе строится свой город, который может выжить и украситься прекрасными дворцами даже при минимальном прожиточном. А может развалиться и порасти плесенью в окружении многомиллионного состояния. Сытый голодного не поймет. А давайте не будем смотреть в сторону сытого, а посмотрим на себя и в себя. Что мы умеем, что сможем, что сделаем? В каком состоянии наш личный город? Но это уже отвлеченные материи, а реальный уральский город с миллионным населением потихоньку расставался со светлячками огней, переступив вечерний одиннадцатичасовой рубеж...
  
   ...Лаура шла по темным улицам. Именно шла, а не летела. Она с каким-то даже удивлением делала шаги по земле, нарочно заставляя себя шагать, вместо того, чтобы быстро взмыть в небо и стрелой лететь ТУДА.
   Но нет, королева обязана научиться ходить, как все люди. У Лауры даже голова пошла кругом: к какому огромному количеству вещей надо привыкать. Ее легкие шаги не издавали ни звука, ведь призраки не имеют веса.
   Лаура вращала огромной головой по сторонам, опасаясь встретить кого-нибудь из людей. Прочитав обширную летопись о приключениях многочисленных посланцев всех времен в этом мире, королева знала, что люди донельзя пугливы и, столкнувшись с необычным, либо бегут, либо убивают. Странная психика не позволяет им находиться вблизи необъяснимого. Исходя из такого постулата, у Лауры шансов не имелось. Она жила лишь надеждой на лучшее.
   К счастью, на пути встречались лишь редкие прохожие, от которых удавалось вовремя скрыться за пышными кустами. Большинство людей находилось сейчас в каменных коробках в активном либо неподвижном состоянии за светлыми или темными окнами. Но на всякий случай Лаура выбирала не дороги, а тропинки, укрытые деревьями и кустами. Королева уже обрела некоторую плотность. Ветер разбивался о фигуру Лауры, огибал ее, играл прекрасными волосами и складками длинного платья. Королева отодвигала ветви бледной рукой, размышляя, что проскользнуть сквозь дерево ей стоило бы теперь больших трудов.
   Близилась полночь. Темное небо укрылось за густыми кронами. Поэтому королева не могла видеть звезды. Но ей достаточно было света, который дарили желтые прямоугольники окон и редкие сиреневые фонари.
   Наступил момент, когда она утратила уверенность в будущем. Впервые за много веков. Что ждало её завтра? Да что завтра! Она даже не знала, чем закончится этот вечер. Лаура краешком сознания отметила, что заблудилась. Одно дело - плавно парить над городом, видя сверху все мельчайшие подробности, и совсем другое - оказаться внизу, в лабиринте высоких стен. В кварталах, составленных из деревьев, кустов, людских жилищ, каменных, железных и деревянных заборов, мелких построек и других, совершенно непонятных конструкций. С высоты Лаура, безусловно, отыскала бы верный путь, но полет стал бы нарушением новых правил. Может, и хорошо, что дорога пока утеряна. Есть время поразмыслить. Еще не пришла минута, когда достигаешь точки невозвращения. Еще не поздно!
   Однако путь следовало завершить до полуночи. После проснутся порождения тьмы, затаившиеся в одиночестве. Они осторожны и, возможно, сразу почувствуют перемену в повелительнице. Никому не ведомо, что предпримут они, уяснив новые правила. Трава тихо зашуршала под ногами, а отпущенная ветка издала чуть слышный свист. Присутствие Лауры привносило первые звуки в жизнь мира людей.
   В ее королевстве все было не так. Плоская равнина занимала две трети владений. В центре возвышались призрачные замки подданных и величественный дворец Лауры. К северу равнина переходила в гористую местность с высокими скалами. Где-то там затерялся второй дворец - древний и заброшенный. В скалах прятались лаборатории мироподвижников, временщиков и магов. Там кипела научная жизнь, читались доклады, готовились бесчисленные летописи с результатами опытов.
   За горной грядой высилась могучая северная крепость. Три сооружения, подобных ей, с небольшими гарнизонами находились у самых границ на юге, востоке и западе. От главных башен убегали крепостные стены, постепенно сходящие на нет. Крепости скорее отдавали дань древним традициям, чем имели оборонное значение. Традициям, заложенным во времена, когда мир белых призраков был безграничен в пространстве, а над ним светили белые звезды и огромный бледно-матовый диск Луны, озарявший мягкими лучами причудливые города. По крайней мере, так гласили летописи.
   Здесь же царил сплошной хаос, что неудивительно для открытых миров. Внезапно Лаура узнала дорогу. Вот сейчас она пройдет последние шаги сквозь заросли кустов и окажется в большом дворе, а тот самый белый дом скрыт пятиэтажным зданием, нависавшим над ней. Лаура медлила, хотя секунды безвозвратно убегали. Под зеленым куполом листвы было уютно и безопасно. Вдоль стены быстро промелькнули силуэты двух маленьких зверьков, которые скрылись в гуще травы, истошно шипя друг на друга. "В закрытых мирах такие не выживут, - подумала королева. - Им требуется простор. И свобода". Мир людей жил открытой, многообразной жизнью. Неизвестно, примет ли он чужую королеву.
   В худшем случае жить оставалось до завтрашнего утра. Первые лучи солнца убьют ее. Любой из подданных пропитался бы насквозь мерзкой сажей и ушел бы в далекий мир черных призраков. Но для королевы такой возможности не существовало. Об этом знала только она. Сегодняшний вечер вполне мог стать последним.
   Лаура не могла понять теперешнее состояние. Нельзя отрицать, что последний переход изменил ее, изменил необратимо. За все тысячи лет, прожитые ранее, королева чувствовала лишь холодную гордость за себя, свой народ и маленький мир белых призраков. Сейчас же в груди бушевал поток неведомых, опасных чувств. Лаура не знала, как их идентифицировать, как разложить по полочкам. И в этом ей не помогли бы ни прошедшие годы, ни прочитанные летописи, написанные, несомненно, умными призраками. Призраки не имеют чувств и не признают их. Но являлась ли она полноценным призраком в этот час?
   Полноводные реки ощущений, переживаний, впечатлений, образов, несли королеву вперед, но она пока не решалась продолжить путь. Все, что накопилось внутри, должно вспыхнуть яркой звездой. Звездой, горящей, быть может, всего одну ночь.
   Развернулись воспоминания. Воспоминания о временах, когда все вокруг прекрасно и удивительно, о первой тысяче. Маленькая королева и не догадывалась тогда о многообразии миров в бесконечных пространствах, но ей вполне хватало и собственного. Она помнила первые полеты над равниной в сопровождении верного Желвина, обследование темных закоулков дворца, где можно создавать маленькие и большие тайнички, безмолвные ряды подданных и ее саму, стоящую на дворцовом балконе. Таинственная горная цепь, скрывавшая множество загадок, проплыла перед нею. Там, в одной из пещер, они с Желвином обнаружили только-только создавшегося Ыккщщера. С тех пор эта троица не разлучалась никогда до ухода королевы в безвременье.
   Возможно, королева предавала свой мир, оставив его без могущественного присутствия. Ну что ж, значит, будет новая королева. Да, еще не поздно повернуть назад, вернуться. Но забыть уже не получится. Комочек в груди отнимал выбор. Ноги не хотели шагать обратно. Впрочем, двигаться вперед они тоже пока не собирались.
   За четыре тысячи лет Лаура прорывалась во множество миров, любому из которых по красоте не имелось равных. Колдовские пейзажи медленно вспыхивали в голове королевы и угасали. Блистательный мир тысячи Лун. Уютный мир пыльных, заброшенных замков. Живительный мир чистой энергии, который пронизывают миллиарды фиолетовых молний. Почему она не осталась там, а всегда возвращалась в свой маленький мир? И почему она бросила его и стоит сейчас здесь? Тихими прикосновениями ветер мягко поглаживал длинные белые волосы. Темнота ночи окутывала ласковой прохладой и прятала от посторонних взоров. Далекие и близкие огни мира людей согревали и дарили надежду. Никто и ничто не мешало Повелительнице Тьмы. Возможно, выбор уже свершился, но последний шаг еще нет.
   Лаура загадала на Луну, что все кончится хорошо. Однако взглянуть наверх не хватило духа. Да, сквозь листья пробивался бледный свет. Так мог светить и фонарь "Пусть это будет лунный свет", - постаралась успокоиться королева и, чтобы не усомниться, шагнула из-за угла.
   Теперь все восемь подъездов предстали перед Лаурой, видимые и полускрытые зелёной порослью. Поблизости не наблюдалось ни единого живого существа, поэтому она выбрала ровную серую дорогу. Королеве все-таки пристало величественно шагать, а не прятаться в траве. Ноги бесшумно скользили по ровной поверхности, а глаза пристально следили за черными стеблями неизвестных растений, выдававшихся из темного озера травы.
   Её одинокая фигура добралась до третьего подъезда. Здесь Лаура остановилась вторично. Свет из приоткрытой двери освещал скамейку, собранную из изогнутых металлических прутьев, между которыми лежали бруски яркого разноцветного дерева. Упустив еще минуту, королева ухватила синюю дверь и потянула ее на себя.
   Лаура оказалась перед лестницей. Слева находилась еще одна дверь, верх которой уходил под следующий пролет. Несколько круглых отверстий, да простенькая ручка. Заглянув в одно из них, королева различила во тьме ступени, ведущие вниз. Белые пальцы легли на тусклый металл и потянули. Полотно двери не сдвинулось ни на миллиметр. И на толчок дверь тоже не поддавалась. "Ну и пусть, -подумала королева, - ведь мне нужен путь наверх".
   На стене слева находилось крайне непонятное сооружение. Множество синих цилиндров, сплющенных к середине так, что образовался шов, висело в два ряда, поддерживаемое крючьями, вбитыми в кирпичи. Прикоснувшись к ним, Лаура почувствовала холод и тяжесть. От крайних цилиндров в стену убегали тонкие трубы. Сквозь них пути не было.
   Оставалось подниматься. Пролет оказался коротким - восемь ступенек. Да и восьмая уже лежала в основании небольшой площадки.
   Лаура с ужасом увидела, что площадка пустовала. Толстая черная труба и две тонких, серебряного цвета, пронизывали пол и потолок. Кроме них в стенах слева и справа имелось по крошечной синей дверце из дерева. Люди не смогли бы пролезть в них! Неужели она выбрала неправильный путь? В отчаянии королева потянула за миниатюрную железную ручку. В проеме оказалась еще одна черная труба, подпорченная ржавчиной, сквозь которую проглядывала древняя надпись: "Сережа + Юля = Любовь". Перед Лаурой открылся путь гномов, но не людей.
   Может, это знамение, толкующее про возвращение к королевским обязанностям? Знак, зовущий обратно? Но королева не могла вот так, сразу, сдаться и повернуть. Люди не летают. Возможно, двери обнаружатся на следующей площадке.
   Преодоленный королевой пролет имел на ступеньку больше. Однако на следующей площадке обнаружились не двери, а еще одно, крайне странное сооружение. Также в два ряда там висели синие коробки из тонкой жести. Каждая располагала двумя крышками. Причем, верхняя спокойно открывалась, а нижняя - ни в какую. В не слишком большом прямоугольнике окна виднелось черное-черное небо за твердой стеклянной пластиной.
   Развернувшись, Лаура перевела дух. Вот они - двери. На один пролет вверх. Судя по всему, они вели на второй этаж. На дверях, окрашенных все в тот же синий цвет, красовались черные цифры. Точно такие же цифры кто-то нарисовал под маленькими окошками на железном щите в стене. В окошках бешено крутились диски, а в крохотных дырочках за стеклом виднелось несколько более мелких цифирок. Все это напоминало какой-то лабораторный агрегат.
   Обилие незнакомых вещей оттеснило волнение на второй план. Лишь в голове что-то неприятно кружилось. Только теперь Лаура обратила внимание на конструкцию по краям лестницы. Это были перила! Но до чего примитивные. Всего-навсего черные железные прутья с розовой лентой поверх. Однако Лаура сдержала улыбку: здесь все же не королевский дворец. Положив руку на ленту, она почувствовала приятную теплоту, а не прохладу мрамора или металла. И королеве это понравилось.
   Следующая площадка вообще пустовала. Лаура прикоснулась к стене возле окна, и на ее призрачно-белой руке остался след белой извести. Новые впечатления начинали пугать. Похоже, что ко всему этому ей не удастся привыкнуть никогда.
   Площадка третьего этажа отличалась от второго только цифрами на дверях. А двери стояли все там же: одна в левой стене и две в правом углу. Не теряя времени, Лаура поднялась выше. Теперь от желанного этажа ее отделял только один лестничный пролет. Здесь королева остановилась в последний раз. Она видела дверь, за которой скрывалась новая жизнь. Либо летящие годы, либо призрачные секунды. На синей двери чернел ромбик с числом "37".
   До полуночи оставалось совсем немного. Секунды убегали с удивительной быстротой. Тишина в подъезде звенела, как натянутая струна. Собрав мысли в комок, Лаура попыталась в очередной раз успокоиться. Дальше медлить нельзя. Пора!
  
   Глава четырнадцатая
   Фестиваль
  
   Какая муха укусила,
   Нам теперь и невдомек,
   Беднягу Гену-крокодила.
   Он играет рок.
   Его друзья не понимают:
   В натуре дурачок.
   А он сидит себе играет
   "Крутится волчок"...
   Он нот не ведает, не знает.
   Он не проходил.
   Но на гармошке рок играет
   Гена-крокодил.
   Какие песни сочинял он,
   Как напился пьян.
   Гармошка бедная рыдала
   "Мальчик-бананан".
   ("Гена-Крокодил", гр. Полигон).
  
   Гул толпы не смолкал. Иннокентий Петрович поморщился. Начинала болеть голова. В актовом зале главного корпуса бурно проходил отборочный конкурс к фестивалю "Студенческая Осень". Собственно говоря, фестиваль планировался на май со стандартным названием "Студенческая Весна". Но выделенные деньги ушли на хозяйственные нужды, поэтому заключительный концерт решили приурочить ко дню первокурсника - 1 октября. Кроме того, устроители предпенсионного возраста искренне верили, что летнее время не соберет большого числа претендентов на заветные места. Вот тут-то они и ошиблись. Наплыв желающих пробиться в звезды российской эстрады оказался огромен. Пришлось в начале августа проводить предварительный отбор.
   Из-за летних отпусков административных работников организацию конкурса взял на себя студенческий комитет. Были приняты два основных решения: выступление кандидатов без предварительного прослушивания и ночное время концерта.
   - Это переходит все рамки! - возмущался Иннокентий Петрович, отозванный из отпуска в связи с производственной необходимостью.
   - В наше время солидные мероприятия проводятся исключительно ночью, - настаивал Максим Шестернев - председатель жюри. - Возьмем, к примеру, номинацию на Оскар или Грэмми.
   Иннокентий Петрович собирался отметить, что данный конкурс на тянет даже на "Уральские Зори", но вовремя догадался, что спорить с Максимом бесполезно. Да и с тех пор, как ввели демократию, у замректора по вопросам культуры исчезло право решающего голоса. И сидел сейчас Иннокентий Петрович в жюри на почетном месте, отчаянно скучая. А за спиной ревел и бушевал переполненный зал.
   Иннокентий Петрович прекрасно понимал, что уже не в силах понять свисты и разделить восторги многоголосой толпы. Впрочем, как и толпа - его печальные мысли. Он приглашен чисто для показухи, для "галочки", для "демократии". Как некий бронтозавр на сборище зайцев. Разное время, разные нравы, даже разные языки. Но, несмотря ни на что, свой язык Иннокентий Петрович не собирался держать за зубами.
   На сцену слоноподобной поступью вышла рыжая толстуха и под мрачную музыку запела низким грудным голосом со зловещим придыханием:
  
   Я стремлюсь душою к свету,
   Но лишь падаю во тьму.
   Как призвать тебя к ответу?
   Как отдать любовь свою?
  
   Музыка резко ускорила темп, и начался припев:
  
   Не обещаю
   Тебе ничего.
   Сегодня ночью
   Все же будешь ты мой.
   Сегодня, верю,
   Добьюсь я всего,
   А завтра снова
   Для меня ты чужой.
  
   Конкурсантка глубоко вдохнула, надеясь продолжить тоскливые излияния, но не рассчитала свои силы, закашлялась и убежала, гулко сотрясая сцену. Мечтать о заключительном концерте ей было пока рановато; это понял даже Иннокентий Петрович. Максим вычеркнул строчку толстым фломастером, и замректора по вопросам культуры так и не узнал фамилии неудачницы, чему нисколько не огорчился.
   На сцену высыпала следующая группа. Музыканты остались в полумраке, а на освещенное пространство выбрался худой длинноволосый парень, который перед песней раза три откинул голову назад, отдаленно подражая манерами то ли Маликову, то ли Белоусову, и запел дискантом под ритмичную мелодию:
  
   Сядем утром в свой "Мерседес"
   И отправимся через лес.
   Там, где берег морской невысок,
   Прошуршит под ногами песок.
  
   Песня сразу же не понравилась Иннокентию Петровичу, так как собственным "Мерседесом" он не располагал. Впрочем, певец на эстраде тоже. Последний тем временем в четвертый раз тряхнул головой назад, и зазвучал припев:
  
   У моря,
   У синего, светлого моря,
   Где чайки,
   Где чайки с волнами спорят,
   Уносит,
   Уносит прибой нас с тобою.
   Подарим,
   Подарим мы радость прибою.
  
   Иннокентий Петрович терпеливо дослушал песню до конца, отметив, что и про чаек, и про прибой уже пели тысячи раз, а после спросил:
   - Каким образом, молодой человек, вы хотите осчастливить прибой?
   - А вам и не понять! - мгновенно возмутился певец. - Вот такие, как вы, и загубили весь цвет нашей эстрады. Только из-за вас нам, талантам, приходиться платить бешеные деньги, чтобы о нас узнали благодарные слушатели. Нет, вам не дано услышать великие замыслы Мастера.
   Певец распалялся еще минут пять. Публика поддержала выпад против застоя и консерватизма могучим ревом. Кто-то сзади метко запустил ком смятой газеты в затылок Иннокентию Петровичу. И даже Максим заметил:
   - Ну, Иннокентий Петрович, что же Вы? Песня публике понравилась. А что до смысла, то сейчас он не важен. Главное - увлечь народ.
   Галочка, поставленная напротив слова "Феерия", означала, что выступавшая группа допущена к финальному концерту. Видя эту галочку, Иннокентий Петрович сообразил, что ему отведена роль даже не диковинного бронтозавра, а всего лишь приблудного щенка, с которым сюсюкаются, возятся, но не забывают ткнуть носом в лужу. Оставалось стараться, чтобы подобных луж получалось как можно меньше.
   А на сцене уже разворачивалась следующая постановка. Мордатый певец крепко сжал микрофон и уверенно запел приятным баритоном на манер русских частушек:
  
   В магазине продавали "Адидас"
   Для работников обкома, не для нас.
  
   Из-за кулис выплыли две густо накрашенные девицы в кисейных накидках. Соблазнительно покачивая бёдрами, они писклявыми голосами затянули:
  
   Раз-два, люблю тебя, люблю тебя.
   Для работников обкома, не для нас.
  
   Иннокентий Петрович догадался, что в данном случае и голос - не главное. А петь про работников обкома теперь, когда самих обкомов не существовало, - дело вполне привычное, безопасное и даже благонадежное.
  
   Космонавтов запускаем на звезду,
   Хоть одежды нет у нас прикрыть...
  
   - Стоп, стоп, стоп! - громогласно оборвал Иннокентий Петрович опасную частушку. Многолетнее чутье подсказывало ему, каким словом должен завершиться куплет.
   - А в чем дело? - обиделся исполнитель. - В великом и могучем русском языке нет плохих слов. Кстати, сие произведение прослушано и одобрено самим Иваном Ивановичем. Отзывался обо мне, кстати, весьма похвально. Это, сказал он, певец гласности. Ну, так как же?
   Иннокентий Петрович взмок от волнения. С одной стороны, он никоим образом не мог пропустить данную частушку в финал. Но с другой, исполнитель мог накапать Ивану Ивановичу, а студсовет ректору на излишне строгую критику. Тогда должность Иннокентия Петровича подвисала на волоске.
   - Ну, хорошо, - выдохнул он. - Песня допущена к финалу без дальнейшего прослушивания. За исключением второго куплета.
   Обладатель приятного баритона хотел еще поспорить, но, удовлетворившись победой, передумал и горделиво удалился за кулисы. Девочки криво улыбнулись и просеменили за ним. Каблучки вонзались в сцену, как гвозди. А с другой стороны уже готовилась следующая группа. Троица, затянутая в кожу, заклепки и браслеты, застраивала эстраду мощными колонками. Проверив работоспособность каждой, солист страстно обхватил микрофон, в руках остальных объявились гитары, а в глубине, за ударными, выткался из темноты четвертый член группы. Раздался ужасающий каскад звуков, заставивший завибрировать барабанные перепонки у всех без исключения, а певец вступил высоким натянутым голосом:
  
   Тучи точат небо хмуро-е.
   Ваши рожи все угрюме-е.
   На осколки разлетается весь мир.
   Скоро демоны начнут кровавый пир.
   Облетают вокруг тополя-а.
   Разверзается могильная земля-а.
   Не дадут нам мертвые спокойно жить,
   Будут рвать нас, будут крови нашей пить.
  
   На минуту прекратив завывания, перекрывающее громовые раскаты музыки, солист начал припев:
  
   В небесах кровавый глас, закат угас.
   Черный крест, черный крест - спаситель наш...
  
   - Э, э, гитара-то не казенная, - возмутился кто-то из жюри, вероятно, хозяин гитары, заметив, что бас-гитарист намеревается эффектно завершить строчку, разбив инструмент об сцену. Музыканты смешались, песня оборвалась, но солист за словом в карман не лез:
   - Засунь себе эту гитару знаешь куда, козел. Я так и думал, что здесь любят одну попсу, а настоящий металл - вот он. Нас ставят выше, чем "Лаос" и "Муаб-Галш", понятно вам, педики. Нас приглашали выступать вместе с "Алисой". Вы еще услышите о "Железном смерче".
   Металлисты решительно освободили сцену, пнув на прощание колонку, тоже, вероятно, чужую. Зал посвистел и затих.
   Мощную акустику унесли, и на сцене появился юноша в очках, нервно теребивший галстук. Его коллектив настраивал инструменты.
   - Перед вами сейчас выступит ансамбль "Зеркало", - монотонно начал юноша, оставив галстук в покое. - Мы уже давно поняли, что все новое - это хорошо забытое старое. Мы берем мелодии прошлых лет и накладываем на них свои слова. Песни, таким образом, приобретают свежий, современный смысл. На этом концерте вы услышите две наших песни, первая из которых - политическая. Она посвящена августу прошлого года.
   Иннокентий Петрович не слушал песню, уловив лишь единственную строчку: "И Ельцин такой боевой, и мудрый Собчак впереди!" Он размышлял о том, что не сможет привыкнуть к произведениям новой волны. Не потому, что уже старый, а просто воспитание не то. Ну почему любую вещь на свете можно исказить и опошлить. Да, раньше была цензура. Да, исполнителям приходилось затрачивать неимоверные усилия, чтобы спеть, скажем, в "Голубом огоньке". Но такие меры приводили к тому, что зрителям доставалось лучшее. Может, однообразное. Может, кому-то неинтересное, но хотя бы осмысленное и не оскорбляющее слух. Сейчас же все решали деньги и связи. Заплатил за участие и ори со сцены, что захочешь, называя это новым нестандартным искусством или андеграундом. Но будь ты хоть соловьем, если у тебя нет денег, то путь наверх накрепко закрыт. На нет, как говорится, и суда нет.
   - Вторая наша песня эротическая, она посвящена грядущей сексуальной революции, - объявил представитель группы "Зеркало".
   Новое слово, мелькающее теперь повсюду, да очень знакомый проигрыш оборвали мысли Иннокентия Петровича. Песня лилась и ширилась:
  
   Рано утром я встаю,
   И на улицу свою,
   Там весь день хожу, гуляю
   И к девчонкам пристаю.
   По проспекту я пройду,
   Группу девочек найду,
   А которая понравится,
   Ту к себе домой веду.
  
   Группа, состоящая из густого баса, тенора и мягкого девичьего голоса пропела вместе с тенором-солистом последние две строчки и предоставила ему продолжать композицию в одиночестве. Первые же слова припева подтвердили подозрения Иннокентия Петровича о странной знакомости музыки. Однако смысл старой песни сумели вывернуть в совершенно иную сторону:
  
   Казановой я не стал,
   Но любить не перестал
   Те места, что душу трогают,
   Заповедные места.
   Эх!
   Мои руки неспроста
   Сразу лезут в те места
   И находят их под юбками,
   Заповедные места.
  
   - Ну, вот она, - пробурчал Иннокентий Петрович, - наглядная картинка. Секс теперь суют где надо и где не надо. Ничего, кроме секса. Думал ли я три года назад, что подобную песню вообще кто-нибудь осмелится петь.
   - Мешаете слушать, Иннокентий Петрович, - недовольно зашептал в ухо Максим.
   Замректора по вопросам культуры смолк и стал слушать окончание второго куплета.
  
   Вот зовут меня к реке
   На не нашем языке.
   Если это иностраночка,
   Сразу ей кричу в ответ.
  
   Здесь солист внезапно перешел на английский:
  
   Casanova is not I.
   But my music is sensai.
   I love you, my soul tempers.
   Inmost places is my cry.
   Hey!
   My hands creeps to back.
   I don't stop my speedy heart.
   I shall catch my honey moments,
   Inmost places under skirt.
  
   Английский язык Иннокентий Петрович знал (готовился к зарубежным командировкам). Вот только за последнее слово во второй строчке он не ручался. Впрочем, молодежь изобрела немало неологизмов. Иннокентий Петрович немного порассуждал еще о том, что в прежние времена на сцене звучал бы разве что испанский язык, да и то с песней о Кубе. И пропустил начало следующего куплета. Теперь на долю Иннокентия Петровича досталось лишь заключительное четверостишие.
  
   Так хожу который год
   И не ведаю хлопот.
   Та, кого я вдруг увижу,
   Бросит все, за мной пойдет.
  
   Зал зааплодировал, а солист, счастливо улыбнувшись и махнув рукой, протяжно продолжил припев, затем повторил английский вариант, снова спел русский, после предпоследней строчки сделал очень эффектную паузу и закончил выступление в тишине, беря удивительно высокие ноты.
   Народ восторженно взвыл, а у замректора по культуре сложилось твердое мнение, что песня (к сожалению) может выиграть и финал. Да, будь его воля... Эту подделку зарубили бы в одну секунду.
   Следующая песня исполнялась худой, высокой девушкой с удивительно гнусавым голосом. Даже сидя в первом ряду, Иннокентий Петрович разобрал слишком мало слов для того, чтобы композиция вышла в следующий раунд. Тут не спорил ни Максим, ни остальные члены жюри.
   Затем на сцену уверенно выбрался двадцатилетний юноша с длинными волосами, перехваченными на затылке черной резинкой. Он расставил ноги в отглаженных черных брюках, заломил руки так, что белые рукава сползли к локтям, и начал:
  
   Красный кол, злобный колокол.
   Царя скинули и покинули.
   Купола теперь поразрушены.
   Офицеры с крестами сгинули.
  
   "С крестами на мундирах или с крестами от церквей?" - задал себе вопрос Иннокентий Петрович, вспоминая, кого же ему напоминает этот юнец. Нет, не вспомнил, да еще и припев пропустил.
  
   И народ теперь, уж не тот народ.
   Ни купцов теперь, ни священников.
   Чем же бога мы сильно прогневили?
   Как отмыть нам Россию-матушку?
  
   Певец резко дернулся перед очередным припевом. На его груди блеснул крестик.
  
   Скорблю о тебе, Россия.
   Тебе уже не подняться.
   Ни солнцу, ни неба сини
   К родной земле не прорваться.
  
   В зале вежливо зааплодировали. К удивлению Иннокентия Петровича Максим вычеркнул фамилию "Корабельников".
   - А не люблю ни романсов, ни Малининых, - поморщился Максим в ответ на вопросительный взгляд соседки справа.
   На эстраде уже примостился рябой, усатый мужичонка. Если он и считался студентом, то выглядел намного старше своих лет.
   - Тут много пели про всякую чепухень, - заявил он. - А вот Игорь Березнюк споет вам вещь. Нашу, патриотическую.
   Заиграла музыка. Судя по ней, Березнюк вовсю эксплуатировал концепцию группы "Зеркало". Только изрядно пропитый голос резал слух куда жёстче:
  
   Хороша житуха в разных странах,
   Но буду я в России жить.
   Проживешь полвека
   Русским человеком,
   Сразу мир покажется другим.
  
   Иннокентий Петрович обиделся за песню своей молодости, а мужичок освоился и следующие куплеты звучали уже не так трагично:
  
   Хороши гаванские сигары,
   Но лучше русский Беломор.
   Выкуришь полпачки,
   Сядешь на карачки,
   Сразу мир покажется другим.
  
   Хороша испанская мадера,
   Но лучше русский самогон.
   Выпьешь полбутылки,
   Рожа на затылке,
   Сразу мир покажется другим.
  
   Хороши гашиш с марихуаной,
   Но буду нюхать я бензин.
   Крышечка открыта,
   Дешево, сердито,
   сразу мир покажется другим.
  
   Хороши заморские девахи,
   А лучше нашей Маши нет.
   Переспишь полночки,
   Как откажут почки,
   Сразу мир покажется другим.
  
   Хороши и йогурт, и омары,
   Но только русским хлебом жив.
   Зажуешь полбулки,
   Дернешь в переулке,
   Сразу мир покажется другим.
  
   Хороши бананы и маслины,
   Но лучший овощ - огурец.
   Выжрешь половинку,
   Закусь и сардинку,
   Сразу мир покажется другим.
  
   К слову сказать, в песне было сорок восемь куплетов. Терпения Максима хватило на шестнадцать. Иннокентий Петрович был безмерно ошеломлен, что в куплетах ни разу не прозвучал мат. Сейчас ведь демократия, можно все. В общем, песню отвергли лишь потому, что исполнитель изрядно успел надоесть Максиму.
   Взбив золотые кудри, очаровашка с превосходными ножками оправила мини-юбку, обеими руками ухватила микрофон и запела, отчаянно копируя Ирину Аллегрову:
  
   Переставлю все вещи, сменю занавески,
   Но последний подарок стоит на виду.
   Мои чувства сгорели, я не стала невестой,
   Для меня все осталось в прошедшем году.
  
   Ритм-компьютер выдавал сто двадцать ударов в минуту. Композиция, несомненно, была танцевальной, но высокий плавный голос делал ее лирической:
  
   Я тебя не увижу и теперь не пытаюсь.
   Твой прощальный подарок не скажет мне "Да".
   Пусть другая с тобою, скрыть я слезы стараюсь.
   Медвежонок лохматый со мною всегда.
  
   Мой славный мишка,
   Моя игрушка.
   От всей любви остались только
   Ты и Я.
   Насквозь промокла
   От слез подушка.
   Но знаю, мишка
   Поймет меня.
  
   "Примитивно", - подумал Иннокентий Петрович, но вслух высказаться не рискнул. Девушки в зале расчувствовались, по лицам потекли слезы. Одного этого было достаточно для участия в финальном концерте. По крайней мере, так считал Максим.
   Затем снова прозвучала песня о несчастной любви. На этот раз от молодого человека в строгой тройке и с курчавой бородкой. Он вытягивал гласные, постоянно забывал текст и старался уверить всех, что так и было задумано. Без лишних эмоций его фамилия скрылась под жирной чертой.
   Радостные вопли возвестили о приходе всеобщих любимцев. Откуда-то выродился конферансье, который заговорщицки подмигнул и восторженно выпалил:
   - Не упадите с высоких кресел. Девушек тоже касается. Держите свои юбки. Они идут! Крррутейшая группа "Буратины"!!!
   В джинсах и белых майках эффектными прыжками выбежали ударник и бас-гитарист. Затем с другой стороны выскочили гитарист и клавишник чуть ли не во фраках. Наконец, замысловатой походкой прошелся перед публикой солист, объемное тело которого пряталось в спортивных штанах и необъятной клетчатой рубашке. Зрители взревели еще громче, а ведущий "Буратин" расшаркался, дождавшись, пока его друзья обустроились. Заиграл задорный мотивчик, без труда забиравшийся в память на неопределенное время, и после полуминутного проигрыша вступил солист:
  
   Собрались здеся мы, наверное, не зря.
   Поговорим, о чем вчера было нельзя.
   Заткнем всем глотку, всех переорем.
   Так каждый день мы очень весело живем.
  
   В секундный перерывчик прозвучали два четких удара барабанными палочками, которые затем отмечали каждую строчку припева:
   Жираф не прав,
   И слон не прав,
   А нам начхать,
   Нам не летать.
   И будет ночь,
   И будет день,
   А мы все пьем,
   Нам пить не лень.
  
   Снова пронесся озорной проигрыш. Солист повихлял фигурой и продолжил:
  
   По вечерам мы долго в ящик глядим.
   Пахать, работать тоже мы не хотим.
   Гляди-ка, все наши друзья уже там.
   А надо денежек побольше всем нам.
  
   Припев подхватила добрая половина зрителей. Аплодисменты шли в такт музыке. Песня еще не кончалась:
  
   Старайся проще на песню нашу взглянуть.
   Крутою лампочкой осветим твой путь.
   Смотри сюда, не груша это висит,
   А наша лампа никогда не сгорит.
  
   Озорные нотки проигрыша терялись за ревом публики. "Буратины" чувствовали себя на сцене, как рыбы в воде. Последние ряды вскочили и принялись дружно размахивать сцепленными руками.
  
   А раньше очереди были везде.
   Упорный дух витал в советском гнезде.
   А нету денег, так получим мы срок.
   И ты, и я, и он ведь тоже совок.
  
   Последнюю строчку вместе с солистом пели все "Буратины". А припев уже скандировал весь зал:
  
   Жираф не прав,
   И слон не прав,
   А нам начхать,
   Нам не летать.
   И будет ночь,
   И будет день,
   А мы все пьем,
   Нам пить не лень.
  
   Зал оглушительно хлопал минут пять. Единый порыв охватил всех, кроме Иннокентия Петровича. "Вот он, хит", - грустно думал замректора по вопросам культуры. Веселый, запоминающийся проигрыш, смешные фразы ни о чем, понятные, простые слова припева, которые так здорово орать как можно громче, особенно когда дойдешь до нужной кондиции. Без сомнения, этой песне покорится финал, а группу ожидало великое будущее.
   Сама песня показалась Иннокентию Петровичу отвратительной. Но даже заикаться об этом было крайне опасно. За подобное мнение любой зритель из зала наплевал бы ему в лицо с чувством глубокого морального удовлетворения.
   Голова заболела еще сильнее, затекли мышцы, закололо в боку. Напрочь забыв о черных призраках, Иннокентий Петрович потер виски. К сцене катились пустые бутылки из-под "Жигулевского". Витал табачный дым. Сзади кто-то смачно хрустел воздушной кукурузой. Ночное праздничное шоу было в полном разгаре...
  
   ...Вторая программа завершила передачи. О финише теледня возвестила противная пикалка с мигающей надписью: "Не забудьте выключить телевизор". Еще один вечер подходил к концу, до двенадцати оставалось совсем немного. А мне не спалось. Я счастливо оглядел комнату. Июльская стипендия лежала в кошельке, а кошелек в кармане. Если мне улыбнется судьба, то через десять дней туда упадет и августовская. Это означало, что к коллекции кассет в весьма скором времени добавится, как минимум, еще одна штучка. А может, и две.
   Я лежал на диване, переполненный уютом и счастьем. Лень было вставать и выключать телевизор, на экране которого неприятно шуршали мелкие черные полосы. Неожиданно раздался звонок в дверь. И тут погас свет.
   Что за черт?! Я прищелкнул языком. Конечно, что мне бояться темноты? Но когда снятся кошмары, приятно, знаете ли, протянуть руку и включить свет. Кто мог поручиться, что у меня сегодня не будет кошмаров? Кто мог поручиться, что они уже не начались? Кого это, интересно, так не вовремя занесло? Ладно, успел позвонить. А то в полной тьме мне пришлось бы услышать таинственный стук в дверь. И все же, кто там? Вспомнив криминальную хронику, я уже начал подумывать, а стоит ли вообще идти открывать. Тем не менее, имелся весьма большой шанс, что за дверью стоит Борька и теряет терпение с каждой секундой. Надев шлепанцы, я поплелся к выходу.
   Коридор у меня и так темнее некуда, а тут я еще позабыл, куда сдвинул стул. Шаря руками в пустоте, я благополучно добрался до двери и открыл ее, пропустив обычное "Кто там?"
   Какие, к черту, ночные кошмары! Я определенно не спал. Сердечко чуть не выпрыгнуло, вспомнив задумку об инфаркте. Передо мной стояло бледное чудище. По бледной материи, которая укутывала худющую фигуру, пробегали искристые переливы мертвенного свечения. В десяти или пятнадцати сантиметрах от моего лица находилась громадная уродливая голова с остроконечным подбородком. Морду чудища испещривали страшные складки, морщины и трещины. Уродец не собирался ни исчезать, ни растворяться, ни впиваться мне в голову, высасывая мозги, а просто застыл в неподвижности. Вернее, застыла. На неоспоримость этой гипотезы указывала копна длинных волос и платье до пола, белеющее в непроглядном мраке подъезда.
   Писать об этом легко, но видеть собственными глазами огненно-красные зрачки, черно-кровавые губы и длинные клыки с отблесками призрачного света... Голова мгновенно опустела. Я не понимаю, почему не упал сразу, почему не отключилось сознание, ибо нервы мои никогда не отличались особой выдержкой. Женщина-монстр не двигалась, как, впрочем, и я. Текли тягучие секунды безмолвия, а мы стояли и смотрели друг на друга. Она прямо-таки впивалась взглядом в мои глаза, словно ждала чего-то. Я заметил, хотя дрожал от напряжения, что изгиб ее губ хранит печаль, а в черных провалах лица вокруг глаз пряталась не угроза, а...
   И тут я совершил самый необъяснимый поступок за всю жизнь. Шагнул вперед и впился губами в ее мягкие губы, почувствовав языком холод клыков. В тот же миг голубой разряд крошечной молнии разъединил нас. Необъятный провал ужаса сдвинулся в сторону. Сознание на секунду пришло в норму, и я в беспамятстве рухнул вниз, скользнув щекой по прохладной шелковистой ткани платья ночной гостьи.
  
   Часть вторая
  
   "Что же делать червячку,
   Чтобы жизнь свою пройти?
   Чтоб увидеть яркую звезду
   После трудного пути".
   (из песни, автора которой
   установить так и не удалось)
  
   * * *
   ...Как часто выстраиваемые целую вечность планы в мгновение рушатся от одного неверного шага. Как часто судьбы бесчисленного множества миров меняются от единственного импульсивного движения того, кто никогда не сможет понять ни сокровенный смысл зачастую нелепого, а порой и совсем неприметного поступка, ни суть вызванных им изменений, о которых он даже не подозревает...
  
   Глава пятнадцатая
   Satisfaction
  
   Don`t know what you`re doin`,
   But you`re doin` somethin` I think I like
   Not sure what I`m feelin`,
   But it feels like somethin` so right
   The sound of your sigh, the touch of your skin
   Is takin` me places I`ve never been
   I wanna go there again and again
   `Cos you give me
  
   В сознание меня привело неприятное покалывание подвернутой ноги. Чуть приоткрывшиеся глаза, быстро свыкшиеся с темнотой, разглядели склонившееся лицо. Странные превращения разглаживали морщины, округляли вытянутые черты, уменьшали размеры. Возможно, я еще спал.
   Разогнув ноги, я снова зажмурился. И почувствовал на лбу прохладную, почти невесомую ладонь. От легкого толчка чужой руки глаза испуганно распахнулись. Но ужас ночи куда-то запропастился. Ничто теперь не напоминало в лице склонившейся надо мной девушки уродливого кошмара, который я лицезрел минуту назад.
   Опёршись на руки, я медленно поднялся, с опаской поглядывая на обладательницу пышных белых волос. Незваная гостья вскочила с колен, не отводя от меня взгляда. В открытый проем двери выплыл огонек, двигавшийся на высоте полутора метров. Ужасы продолжались. Меня покрыл холодный пот, оставивший мокрые следы в подмышках. Вампиры? Оборотни? Призраки? А я кто? Не жертва ли для мрачного ритуала? Надо ущипнуть себя, но я и во сне мог чувствовать боль. Проверять реальность мрачных событий подобным образом бесполезно.
   Однако надвигались уже не ужасы. За огоньком свечи в проеме показался силуэт, в котором без труда угадывался Александр Гаврилович - непоседливый старичок из тридцать пятой квартиры.
   - Что, сосед, и у вас свет исчез? - осведомился он, подозрительно оглядывая белую незнакомку, не обратившую на него никакого внимания. Видимо, он остался недоволен тем, что увидел. Я хотел объяснить, но слова напрочь отказывались вспоминаться и выстраиваться в строгие предложения. Пришлось судорожно кивнуть. Александр Гаврилович удовлетворился ответом и скрылся за дверью.
   - И на третьем тоже нет, - донеслось до меня, прежде чем в подъезд вернулась тишина.
   Честно говоря, я не знал, что делать дальше. Звонить дежурному городских электросетей, когда у тебя в коридоре топчется невесть кто, казалось верхом безумия. Тем более, проблемой озаботились более опытные люди. Высшие силы милостиво позволяли разобраться со странной гостьей без посторонних свидетелей. Глупо спрашивать, зачем она появилась здесь. Надо будет, скажет сама. Явной угрозы я не чувствовал. Но что делать сейчас? Вопросы застряли в горле. Вернее, вообще не было никаких слов. Поэтому я повернулся и, запнувшись об нашедшийся стул, вернулся в гостиную. Там я рухнул в кресло. Удивительная гостья приземлилась на диван и прямо-таки буравила меня пристальным взглядом.
   Теперь я мог разглядеть незнакомку, насколько позволяла тьма летней ночи. Она обрела лицо девушки восемнадцати-двадцати лет. Губы несколько полноваты. Линию носа словно вычертили по линейке. Цвет глаз неразличим, затенен мраком. Волнистые волосы закрывали чуть ли не половину лица. Определенно, где-то я видел эту блондинку. А при каких обстоятельствах? То, что меня с ней знакомили, казалось полнейшей ерундой. Но всё-таки черты навевали смутные воспоминания. И где ж мы с ней пересеклись? В институте? В трамвае? На автобусной остановке? В очереди за хлебом? Где же? Ну где?!!! Память услужливо поместила таинственную особу на рекламный квадратик западных колготок, но я гневно отогнал яркую картинку. Так, глядишь, завтра сюда заявится Дженнифер Каприати. А через месяц из раскрытой книги вылезет Анна Каренина, и я, рассыпаясь в комплиментах, побегу провожать её до вокзала.
   Длинное белое платье скрывало фигуру девушки. Не видать даже краешка ступней. Двоякое чувство росло в душе. Внезапное появление интриговало, хотя интриговало пугающе. И в то же время присутствие в доме незнакомой личности вызывало тихое раздражение.
   Вы возмутились? Как, у тебя в квартире возникла прекрасная незнакомка, а ты теряешься и... Да кто Вам сказал, что она прекрасна? Заурядное лицо, каких тысячи. На звезду Голливуда наша красавица явно не тянула. Раз уж в мой дом вторглись сверхъестественные силы, то где сексапильная ведьмочка с вечной любовью? Где? Ну почему именно мне опять не повезло? Если на нас вдруг свалился принц, то мы готовы смириться с любым убогим дворцом и ничтожным состоянием, но он должен хотя бы нравиться с первого взгляда. Иначе кому он такой нужен? Почему, почему меня так обделили? Почему мне не досталась пышная брюнетка с изумрудными глазами, обладающая превосходным бюстом, мрачной властью и волшебством? Я бы свалился ей в ноги, поцеловал краешек туфельки и попросил унести меня из этого скучного мира в какой-нибудь горный дворец, одиноко темнеющий причудливым силуэтом на фоне голубого неба. Там мы наблюдали бы восходы и закаты, а на досуге излазили бы чародейский мир вдоль и поперек. Но нет, судьба повернулась ко мне хоть не спиной, но боком.
   Незнакомка, не отрываясь, изучала мое лицо. Черт побери, может, неведомые сверхъестественные силы выделили ей мою персону, и она тоже недовольна? Вот и хорошо. Пусть посмотрит на меня и убирается восвояси. Вдруг да появится девушка посимпатичнее? Конечно, уродиной её не назовёшь, но мне горячо хотелось кого-нибудь привлекательнее.
   Ну и что дальше? Она молчала. У меня тоже отсутствовало желание разговаривать. Разумеется, с красивой девушкой я нашел бы, о чем потолковать (может, и не нашел бы, но это уже отдельная тема). Ну а с этой о чём говорить? О погоде? О видах на урожай? Вряд ли ее интересовали предложенные темы. Вот и отлично.
   Раздражение во мне начинало разрастаться. Что ей нужно от меня? Какие причины привели столь непонятное существо? Происшествие меня занимало все меньше. Я хотел только знать, когда все закончится и можно будет лечь спать.
   Вы опять возмущаетесь? Как можно вести себя подобным образом по отношению к даме? Ну не вышло любви с первого взгляда, прояви хотя бы элементарную вежливость. Ладно, не будем спорить. Как бы Вам понятнее объяснить. Это вроде как Новый Год. Вы уже твердо настроились на велосипед, но обнаруживаете под елкой всего лишь совок для игры в песочнике. И думаете про себя: "Ну его, этот Новый год! Лучше бы его вообще не было!" Одним словом, обломись козе капуста. Кроме того, скажите-ка, какую вежливость надо проявить к не слишком симпатичной даме, без спроса вторгшейся в квартиру при полном отсутствии света. Может, предложить даме сесть? Так она уже сидит без всякого приглашения, между прочим, и смотрит, не отрываясь, до того пристально, что и глаза поднять боязно.
   Мы молча сидели в темной тишине. Чем занималась сверхъестественная блондинка, мне неведомо. Я внимательно изучал едва видимые узоры на ковре и мысленно дорисовывал к ним новые.
   Внезапно я понял, что кроме нас в комнате появился еще кто-то. Кинув взгляд в направлении окна, я увидел дрожащий сгусток, напоминающий белую каплю с нечеткими рваными краями. Мерцали тусклым светом треугольные глаза с черными зрачками. Отвратительный провал рта изгибался, словно извергал неслышимые мне слова.
   - Говори на их языке, - промолвила девушка. В мою сторону она уже не смотрела. Надо сказать, что голос мне понравился. Да, голос был первым, что меня увлекло в этом сверхъестественном существе. Никогда, ни до, ни после я не слышал ничего подобного. Низкий голос, но не грубый, нет. Пронзительный, пронизывающий. Достаточно услышать его один раз, чтобы сохранить в памяти до самой смерти. Словно приоткрылись двери, ведущие в потайные миры, и сквозняком проскользнула гамма неведомых звуков. Всего несколько коротких мгновений, но каких! Только так его можно понять и оценить. Я уже не обижался на ночное вторжение. Оно стоило того. И вообще, кто мне дал право оценивать внешность незнакомки. Она такая, какая есть. И вовсе не обязана соответствовать моим ожиданиям.
   - Плохая весть, королева, - пропищала белая капля.
   Королева? Раздражение мгновенно сменилось любопытством. В конце концов, не каждые сутки в Вашей квартире объявляется королева. Королева чего? Какой страны? Какого народа? Неважно. Главное, королева!
   - Что случилось, Ыккщщер? - вновь зазвучал тот притягивающий голос. Голос сплетенных в единое целое тревожных и грустных нот.
   - Война! Напали черные призраки! Желвин погиб, пробираясь сюда. Нельзя терять ни минуты. Все сейчас зависит только от тебя.
   "Война! Вот оно что!" - пронеслось в моем мозгу. Теперь мне дадут меч (или бластер), призовут под знамена королевы и поведут в бой. Я одержу победу на неизвестных землях и отыщу себе очаровательную ведьмочку.
   Королева вопросительно взглянула на меня и вновь обратилась в мерзкое чудовище. Вот кто заглядывал ко мне в окно июньской ночью! Однако я уже не грохнулся в обморок. Нельзя, ведь мне предстоят великие дела...
  
   ...Лаура вновь перевела взгляд на Ыккщщера. Что ж, приходилось признать, из затеи ничего не получилось. В сезон ветров она построила замок из пыли. А чего было ждать? Что тот, ради кого она покинула свой мир, бросится к ней, обрадуется, улыбнется и раскроет душу? Холодный разум королевы замутили бессмысленные фантазии. Но она так надеялась, что они сбудутся. Что она проникнет сюда и удержится с Его помощью. Не получилось, не пришла помощь. И с чего ей взбрело в голову, что помощь вообще будет? Никто не обязан делиться своими чувствами. И никому нет дела до ее собственных чувств. Желвин оказался прав. Королева не сумела обрести человеческое начало, но в бесплодных поисках растратила призрачную сущность. Почему из дворца все казалось простым и осуществимым? Две души обязаны встретиться согласно древнему пророчеству. Но почему она решила, что именно ее душа обозначена в старинных стихах? Пыльные кирпичики замка развеял злобный ураган.
   Он даже не обрадовался встрече, а смертельно напугался. А почему он обязан вести себя иначе? Кто ему Лаура? Так, никто, случайный эпизод нескольких минут жизни. Людям не дано понять призраков, не дано понять всё, что отличается от них. Она подставила под удар свой мир, и удар не замедлил обрушиться. Уже погиб Желвин, и надо скорее лететь назад, чтобы спасать остатки былого королевства. Ну, ничего. Очень скоро мир людей останется лишь красивым и печальным воспоминанием. А мир призраков звал королеву обратно...
  
   ... - Сожалею, но мне придется тебя покинуть, - холодно отчеканила королева, а ее спутник уже метнулся к окну.
   Как же так! Ведь они сейчас улетят, а я останусь в пустой комнате. Так для чего же они появились здесь? Неужели я не подхожу для великой Миссии? Мой, вероятно, единственный шанс уплывал безвозвратно. Едва очередная несправедливость судьбы дошла до меня, как я ринулся к странным гостям и заорал:
   - А мне нельзя с вами?
   - Зачем? - угловатый провал рта Ыккщщера недоуменно изогнулся.
   - Так ведь война! - воскликнул я, все еще надеясь, хотя бы на меч.
   - Это война призраков. Людей она не касается, - ответила мне королева. Ну что за колдовской голос! Неужели я никогда больше его не услышу? Неведомые миры и грандиозные подвиги ускользали. Но я был против.
   - Я пригожусь, вот увидите, - заверил я их обоих.
   - Хорошо, - неожиданно согласилась королева. - Летим.
   - Не совсем чтобы летим, - осторожно заметил я. - А по земле нельзя как-нибудь?
   - Ах да, я и забыла, - спохватилась королева. - Следуй за нами, только не отставай.
   Они вылетели в проем так и не закрытой двери и бесшумно спланировали вниз над лестницей. Я бросился за ними, но потерял две секунды на мучительные раздумья о том, стоит ли закрывать второй замок. Вдруг мое отсутствие затянется? В конце концов, я рискнул, не стал терять время и загрохотал по ступенькам.
   Наш путь лежал через двор. Трава сминалась под подошвами кроссовок (их я выбрал, потому что некогда было возиться со шнурками). Правда, липучки так и норовили отклеиться. То и дело приходилось нагибаться и поправлять измятые полоски. Призраки неслись в полуметре надо мной. Внезапно королева резко затормозила и с каким-то отчаянием произнесла:
   - Где же она?
   - Кто? - рискнул поинтересоваться я.
   - Дорога! Дорога в мой мир. Теперь мы не можем вернуться обратно.
   - Дорога не здесь, королева, - мрачно проронил Ыккщщер. - Черные призраки искривили ее. Но я знаю, где она выходит в мир людей.
   - Тогда вперед, - и мы рванулись за белым сгустком, резко изменившим курс.
   Не знаю, легко ли летать, а вот бегать я не мастер. Когда мы достигли площади Дружбы, я порядком запыхался. Теперь на всех парах ноги неслись к цирку прямо по трамвайным путям. Благо, улица пустовала: даже автомобили исчезли все до единого. Голова кружилась, суставы покалывали, нетренированная дыхалка не справлялась с неожиданной нагрузкой. Пожалуй, начиналось мое приключение не слишком удачно.
   Я почувствовал, что меня вырвет. Минуты через полторы. Мне уже не хотелось ни меча, ни подвигов, а лишь полчаса передохнуть в горизонтальном положении. Пытаясь забыть об измученных лёгких, я погрузился в раздумья. Вы удивляетесь, что я вместо того, чтобы отправиться в психушку, бегу вслед за явными галлюцинациями? Вот сейчас я должен остановиться и признать, что приобрел сдвиг по фазе. Как бы не так!
   Я никогда не верил в существование потусторонних сил, но с пионерских времен ждал момента, когда они, наконец, обратят на меня свое благосклонное внимание. И вот оно, свершилось! Пусть все произошло не так и не тогда. Главное, что ждал-то я не зря. Пускай даже над головой кружатся видения свихнувшегося разума. Я готов следовать за ними и дальше. Жизнь вырвалась из русла привычных событий и потекла в гораздо более интересном направлении.
   Когда мы добрались до цирка, я порядком поотстал. Королева сочувственно приостановилась, а Ыккщщер всем видом выражал презрительное недовольство. Мол, летать не умеет, бегать тоже, зачем он такой нам понадобился. Пробегая мимо поста ГАИ, я хотел посмотреть, какое впечатление произведут на милиционеров два призрака. Но то ли они не заметили нас, то ли вообще отсутствовали. Свет в будке не зажёгся, свистки не затрещали, а усиленный мегафоном голос не разорвал тишину ночи. Впрочем, моё присутствие уже отметало понятие "тишина". Топот, шмыганье носом, подшаркивания. Да ещё и дыхание, которое теперь напоминало хрип мамонта в последние минуты жизни. У цирка мы свернули налево, пронеслись мимо пятиэтажного дома и, снова взяв влево, чуть не врезались в гаражи.
   - Жди нас здесь, - приказала королева и скрылась между железными коробками. Я рухнул на сырую траву, ухватившись слабыми руками за ограду детского сада. Пусть разбираются, мне и здесь хорошо. Невдалеке высились две хрущевки, почти сходящиеся углами, а над ними вздымалось в небо оригинальное здание какого-то НИИ. Прозванное народом "Зуб дракона", оно напоминало горку с площадки для детей-переростков. В нем не виднелось ни единого огонька, а в жилых домах полутонами горели окна подъездов. Свет успокоил меня, только бешено стучало сердце, да лёгкие продолжали перекачивать огромные объемы воздуха. Прямо надо мной в ночном небе весело мигали звезды. Становилось холодно. Ветер приятно овевал разгоряченное лицо. Потные руки продолжали цепляться за леденящий металл решетки. Обстановка приобретала обыденность. Вот только разве должен был я лежать на земле в этом месте и в это время?
   Бесшумно передо мной выкристаллизовались спутники, которых я уже и не думал увидеть.
   - Дорога закрыта! - в отчаянии крикнула королева.
   Глаза огладили исцарапанные стены гаражей. Тёмные коробки стояли здесь с моего рождения. Узкие щели заросли кустами. Не было здесь дороги. Ну не было и всё! Так что ошибочка вышла, господа призраки. Где-то вы не там свернули. Ничего страшного, сейчас я маленько отдышусь, и мы снова можем бежать, куда вам угодно. В голове пульсировала блаженная пустота ничегонеделанья.
   - Ты тоже не чувствуешь дорогу? - голос королевы дрожал.
   На всякий случай я тупо кивнул.
   - Тогда мы погибли, - проскрипела белая капля. - Первые же лучи солнца убьют нас. Черные призраки победили.
   После перенесенной нагрузки я не сразу въехал в курс дела:
   - Почему убьют?
   - Потому что белые призраки не выносят солнца, - мелодия королевского голоса пропиталась печалью. - Они или погибают, или чернеют. Мы - дети ночи.
   А я-то всегда считал, что дети ночи - это вампиры. И тут до меня дошло, что приключение подходит к концу. Я безмерно удивился, но мне НЕ ХОТЕЛОСЬ расставаться с новыми знакомцами. И если надо спасти им жизни, то я готов, мне не трудно.
   - Опасны только солнечные лучи?
   - Да, - вздохнула королева.
   - Тогда вот что. У меня дома четыре прекрасных встроенных шкафа. Там Вас не тронет ни один луч. А если не подойдет шкаф, то в мой коридор солнце никогда не заглядывает. Пересидите день там, а следующей ночью...
   - Согласна, - кивнула королева. Ыккщщер не проронил ни слова, но не собирался же он бросить повелительницу. Похоже, я брал судьбу приключения в свои руки. Об этом я радостно размышлял на обратном пути, когда брел, едва переставляя негнущиеся ноги. Призраки терпеливо парили надо мной.
   С трудом поднявшись по лестнице, я обнаружил, что Ыккщщер, не дожидаясь меня, нырнул сквозь дверь. Королева собиралась проделать то же самое, но... не смогла и испуганно взглянула на меня. Признаюсь, я даже не думал, что такая отвратительная физиономия может выглядеть испуганной.
   - Я не могу пройти сквозь нее.
   - Я тоже, - скептически вырвалось у меня. И лишь потом я сообразил, что призраки ДОЛЖНЫ проходить сквозь любые преграды, обязаны по определению! Что-то неладное происходит с королевой, если она не может преодолеть не слишком толстый кусок дерева.
   - Сейчас, сейчас. Всё будет в порядке, - я мигом перемахнул оставшиеся ступени, открыл дверь и пропустил королеву вперед. Мы снова собрались в моей гостиной, как и (я мельком глянул на циферблат) почти полтора часа назад. Мне не удалось вступить в пределы иных миров, но их жители сидели рядом. Вернее, сидели мы с королевой, а Ыккщщер впотьмах сновал между люстрой и потолком...
  
   ... КХ величаво вознесся к серому беспросветному небу и обозревал с высот новые владения. Почти по двум третям мира белых призраков сновали черные легионы. Все шло по плану. Южная граница рухнула под могучим ударом черной дуги. Бесчисленные скопища сгустков с огненными глазами хлынули в наступление. Мощным порывом они смели гарнизон, отчаянно защищавший обломки некогда грозной цитадели. Быстрые группы бегунков - призрачных червей - перехватывали всех, кто уцелел после черного штурма и теперь пытался донести скорбную весть до остальных войск.
   Не останавливаясь ни на минуту, черные полчища перерезали дороги, разорвав связи между крепостями. Основные силы армии тьмы осадили дворец со всех сторон. Но тут им пришлось остановиться. Белая гвардия отчаянно сопротивлялась. Став номинальной главой правительства, генерал руководил обороной выше всяких похвал. Королевский дворец оказался твердым орешком. Взвод белых волшебников умело наносил удары то потоками лавы, то голубыми молниями, то огненными шарами, взрывающимися миллионами колючих смертоносных игл. Тысячи, десятки тысяч черных воинов исчезали, превращаясь в темный пепел, укрывавший серую равнину несколькими слоями. Удушливый запах пронизывал воздух, но такие мелочи безвредны и несущественны для призраков. Уничтожить их может лишь резкая смена температуры, да потеря энергии. Генералу некогда было использовать неспешное могущество холода. Он выбрал огневую мощь запредельных температур.
   Любая обычная армия давно потерпела бы неудачу. Но КХ не зря сделал ставку на послушных исполнителей. Их не надо ни уговаривать, ни убеждать. Приказ - главное для исполнителей. Над приказом не размышляют - его неукоснительно выполняют. Исполнители не имеют разума, за них думают командиры. В этой битве им отдали один-единственный приказ: продвинуться как можно дальше. Поэтому отовсюду, словно бабочки на огонь свечи, к королевскому дворцу слетались исполнители - сгустки, штопоры, бегунки, стрелки, спирали, мерцающие диски, мелкие призраки, напоминающие греческую букву "кси", и многие другие. После жестокой и непрерывной двадцатичасовой битвы дворец пал. Резиденция нового правителя готовилась к встрече с ним.
   КХ благоразумно искривил дорогу так, что пройти по ней удавалось только в очень короткие промежутки. Все остальное время дороги не существовало. Белой королеве не суждено было возглавить терпящую поражение за поражением армию.
   За нее это сделал Тэйпор - владыка северной крепости, автоматически принимающий командование в случае отсутствия королевы, первого министра и министра обороны. Он вывел войска и укрепил их в преддверии горной гряды. Черные волны разбивались о скалы на небольшие группки, которые без особого труда уничтожались белыми защитниками из тайных укрытий.
   В этот момент КХ понял, что наступательный порыв иссяк, и решил перейти к обороне. Чёрная армия вросла в землю, не собираясь сдвигаться ни на шаг. Территория, остававшаяся у белых призраков, напоминала полумесяц с изломанной вогнутой стороной. Началось противостояние. Оно тоже входило в планы КХ. Время работало на него. Если у каждого призрака имелась собственная звезда, то звезда КХ вспыхнула этой ночью с яркостью сверхновой...
  
   ...Тем временем королева Лаура проводила Совет. От правильности решений зависела судьба целого мира. То были не громкие слова. Ыккщщер тоже выглядел крайне озабоченным. И только Он пока ничего не понимал. Наступала пора воспользоваться магией с помощью небольшого количества оставшейся энергии. Но почему она не смогла пройти ЧЕРЕЗ дверь? Неужели путь назад закрыт, и она уже не призрак? Королева прислушалась к сердцу. Оно... создавало силу! Неведомая Лауре энергия начала ветвистый путь, растекаясь внутри окончательно затвердевшего тела королевы. Что-то дрогнуло в груди, и зародилась надежда. Она сможет остаться здесь, изменить королевскую внешность на земной облик и не бояться солнечных лучей. Вот только нужна ли она в этом мире? Стиснув клыки, Лаура отгоняла ненужные мысли, укрепляла надежду, строила из крохотных кирпичиков стену уверенности. В конце концов, он не остался в стороне, а рискнул пойти с ними, не испугавшись неведомого. Надо искать, искать тропинку в лесу его души, чтобы пробраться к яме тьмы. Разве королева сдается, уколовшись об острые шипы первого же кустарника? Никогда! Может, исчезновение дороги - это знамение, предостерегающее, чтобы она ни в коем случае не сворачивала с выбранного курса, а искала контакты, строила мосты через пропасти, разъединяющие их. Сейчас они вместе, и королева сделает все, чтобы так продолжалось, пока будет возможно. Втроем можно рискнуть и выиграть решающую битву. Лаура сжала длинные пальцы в кулаки и начала Совет словами:
   - Прежде всего, нам нужна дорога...
  
   ...Все крутилось вокруг дороги. По крайней мере, у призраков. Я чувствовал себя лишним, хотя меня никто не прогонял. Наоборот, моего участия ждали, но что я мог им сказать. У них началась война. Но как я мог поверить в спокойной тишине, что где-то далеко, в ином мире бушевали сражения? Да что далеко ходить! Войны в Африке, на Ближнем Востоке, в суверенных республиках были в полном разгаре. Что до них нам, узнающим о кровопролитиях лишь из газет да теленовостей. В нашем городе боевые действия не ведутся, значит, нас волнует лишь возросшая преступность, низкая зарплата, высокие цены, отсутствие горячей воды, да дождливая погода за окном. Даже в аду каждый глядит на мир из собственной сковородки. Неудивительно, что проблемы белых призраков не слишком занимали мое внимание. Глаза стали слипаться, но магический голос королевы отогнал сон. О чем она там говорила? Ах да, о дороге!
   - А другого пути в Ваш мир не найдется? - выразил я живейшее участие в разговоре.
   - Я создала лишь один путь. Надо искать его.
   Ну что я тут мог добавить?
   - Вызови предсказателя, королева, - предложил Ыккщщер.
   - Придется. Но у меня осталось слишком мало силы.
   Тем не менее, королева бегло осмотрела комнату и обратилась ко мне:
   - Поставь стол посредине.
   Я обрадовался, что могу принести хоть какую-то пользу, и с готовностью ухватился за стол. Не прошло и десяти секунд, как он оказался в центре гостиной.
   - Вам поставить сюда?
   Она резко обернулась и ни с того - ни с сего спросила:
   - Здесь есть еще королевы?
   - Пока только Вы.
   - Что значит "Вы", если я одна?
   - Ну, так у нас все говорят. Так принято, королева.
   - Мое имя - Лаура. Можешь им пользоваться. И называй меня на "ты", иначе я беспокоюсь о прибытии других особ королевского сана, - её глаза задорно сверкнули, а в моей душе заметно потеплело. Кроме того, дрёму как ветром сдуло. Я был готов, как пионер.
   Лаура - солидное имя для королевы. Не какая-нибудь там Келли, Шелли или тому подобные. Видимо, стол я поставил, как требовалось, ибо её величество, не говоря ни слова, воспарила с кресла и, нагнувшись над столом, начала выписывать руками фигуры. Они мерцали красноватым, постепенно исчезающим светом. И вдруг над столом засиял шар, размером со школьный глобус. Сначала там замелькали белые сполохи. Затем на голубом фоне возникло коричневое сморщенное лицо с уставшими глазами и твердо сжатым ртом.
   - Зачем побеспокоила меня, королева, - проскрипел появившийся неестественно высоким голосом.
   - У меня две проблемы. Потеряна дорога и захвачен мой мир. Помоги их решить.
   - У тебя две проблемы, но и закрытая дорога, и нашествие - одна из них и проистекает из другой. Другая сложна, и даже мне не дано знать финал ее. Но, решив вторую, ты сразу избавишься от первой. Твой путь верен для одной и гибелен для другой, но не меняй его, ибо вторая проблема лежит в конце его. Ты стоишь у ворот того, что, думаешь, потеряла. Но, найдя его, возможно, потеряешь что-нибудь еще. Две звезды, летящие друг от друга, не ухватишь, как ни старайся. Ты покинула королевский путь и вступила на дорогу потерь и находок, поражений и триумфов. Ищи талисман.
   Королева внимательно слушала скрипучий голос, а я тем временем обошел стол кругом. Из любой точки усталые глаза смотрели прямо на меня.
   - Как мне освободить хотя бы свой мир? Какой отыскать талисман?
   - План у тебя в руках, королева. Добавить нечего. Только один совет: идя по дороге из света и тьмы, следи, чтобы последняя полоса оставалась белой. И второй: талисман вблизи музыки, но не в ней и не рядом.
   Голубой шар вместе со своим обитателем растворился во тьме. Честно говоря, я не увидел в предсказании даже намека на будущее. Первая проблема, вторая. Я-то опять в стороне.
   - Дождемся прорыва призраков в мир людей, - сказала Лаура. Похоже, план у нее действительно имелся. Но не в руках, а в голове. Впрочем, в такую огромную башку уместится что угодно.
   - А не опасно ли это, королева? - попробовал возразить Ыккщщер.
   - А что тут опасного? - не выдержал я неизвестности. - Пусть приходят. Какой вред они несут? Пугают только. Ведь призраки бесплотны. Ну, за исключением Вас... королева.
   - Ты знаешь, как устроено твое тело? - спросила Лаура, не обратив внимания на мой очередной прокол.
   - Ну, в общих чертах. Сердце перекачивает кровь, легкие - воздух. Ткани растут, обновляются...
   - Что есть чувства? - перебила меня королева.
   - Ну, реакции в мозгу. Я не медик и не психолог. За счет энергии, вырабатываемой из воздуха и пищи...
   - Остановись. Энергия и требуется черным призракам. Энергия чувств. Все твои ощущения и чувства, зарождаясь, покинут тебя. Все, что делают люди, они совершают, чтобы испытать или ощутить. Если чувства исчезнут, то и жизнь будет вам не нужна. Призракам неведомы чувства. Это обязательное условие их существования. Люди без чувств не превратятся в призраков, но прекратят свое существование.
   - Да зачем черным призракам наши чувства?
   - Чтобы ощутить величие. Проникнуться им. Это единственная их цель. И единственное чувство, которое им положено. Они используют любую возможность, чтобы испытать его. К сожалению, во многом виновата я сама. Их армия прорвала ослабленные мной границы. Затем, укрепившись в мире белых призраков, они войдут в ваш мир по моей дороге.
   - Что они будут делать в нашем мире? Как похитят энергию чувств?
   - Мы никогда близко не контактировали с черными. Поэтому мне неизвестны их планы. Дорога закрыта. Значит, у нас есть шанс, единственный шанс: дождаться их здесь и устранить предводителя. Простые исполнители не страшны.
   Предводители. Исполнители. Кто бы объяснил, что это такое. Королева и Ыккщщер углубились в разработку планов. Мне же предложить было нечего. Я тоже пораскидывал мозгами, но ничего вразумительного в голову так и не пришло.
   - Надеяться надо только на себя.
   - Вспомни о подданных, королева. В мире людей находится семнадцать белых призраков. Они придут на помощь по первому зову.
   - Верно! Я совсем о них забыла. Тогда задача упрощается. Остается найти талисман до нашествия черных. Талисман укажет на предводителя. С его гибелью вновь откроется дорога, воссоединится наш мир, а после мы начнем великую чистку.
   - Хватит ли у нас силы, королева?
   - Я чувствую в себе новую силу. В сообществе с талисманом я смогу сразиться даже с Черным Королем, - увлечённо воскликнула Лаура, но после тихо добавила. - По крайней мере, мне так кажется.
   Ыккщщер повернулся к окну, и лицо его перекосилось:
   - Восход! Солнце убьет нас!
   - Тогда в шкаф, - вступил в разговор я. - Туда солнце уж точно не доберется.
   Ыккщщер рванулся в коридор, но завис, обращаясь к Лауре:
   - Не медли, королева.
   - Я остаюсь, - медленно произнесла Лаура. - Я уже не призрак. Я верю, что выдержу солнце.
   Она повернулась ко мне, словно спрашивая разрешения.
   - Не советую так поступать, королева, - замотал я головой. - Не стоит рисковать жизнью.
   Кроме того, если она умрет, то куда я дену ее тело, скажите-ка? Но, честно говоря, мне действительно НЕ ХОТЕЛОСЬ, чтобы она погибла. Я уже чувствовал уважение к любому из белых призраков, а королева находилась вне конкуренции. И сейчас, стоя с ней у балконной двери, я с ужасом смотрел на разгоравшийся рассвет.
   Ыккщщер скривил рот, но, бросив последний взгляд на сияние пробуждающейся зари, быстро нырнул за дверцу в темном коридоре. Небо приобрело бледно-голубой оттенок. Алая полоса прокатилась по горизонту, видневшемуся в разрывах крыш. Где-то на границе синего с голубым протянулась кавалькада желто-серых облаков. Утро вступало в свои права.
   Я посмотрел на Лауру. Вместо монстра там снова оказалась девушка. Не изменились только роскошные белые волосы. На бледном лице лежала маска томительного тревожного ожидания. Глаза были закрыты, королева не могла в секунду отбросить тысячелетние представления о Солнце - Смерти для любого белого призрака. Её руки напряженно вцепились в подоконник.
   Красная полоса на северо-востоке нестерпимо запылала. Показался краешек темно-багрового светила. Оно поднималось, осматривая владения, меняя цвет на светлые оттенки, словно расставалось с безудержным гневом и спокойно принималось за обыденную работу.
   Краешком глаза я осторожно смотрел на королеву, мучительно содрогаясь от мрачных предчувствий. Наконец, Лучи солнца коснулись её лица, окрасив его в нежные розовые тона. Теперь Лаура ничем не отличалась от нас, людей. Опасность миновала. Солнце приняло под свою опеку королеву чужого мира.
  
   Глава шестнадцатая
   Знакомство вслепую
  
   Давайте жить, давайте жить
   По солнечным часам,
   Чтоб стало на земле
   Еще светлее.
   (А ведь мы ещё не забыли эту песню)
  
   Лаура с тоской смотрела на полусогнутую фигуру возле окна. Раньше королеве не доводилось испытывать подобной боли. Даже изнурительная, разрушающая ломота, когда энергия из границ призрачного мира срывалась с места и вливалась в тело, не могла сравниться с всепоглощающим отчаянием наступившего утра. Прошлые боли закончились и ушли в забытье, а новая только зарождалась и конца ей не предвиделось.
   Когда-то она хотела бросить все и оказаться здесь, рядом с Ним. И что? Вот он, стоит рядом. А толку? Ведь мысленно он далеко-далеко. Лаура присмотрелась, ища глазами предмет его внимания. Так и есть. Его взгляд не мог оторваться от двух стройных фигурок симпатичных девушек, дружно шагавших по залитому солнцем асфальту. Она ему совершенно не нужна. Почему? Ведь Лаура так стремилась проникнуть в Его душу. Временами даже казалось, что у нее получается. Но здесь совсем другая жизнь. И в ней нет места для чужестранки. Нет, и все тут.
   Да, сейчас Он рядом. Ему хорошо и спокойно. Но легче ли от этого королеве? Нет, ей еще больнее, еще изнурительнее. Он с ней постольку поскольку. Смысл рифмы ускользал, но Лаура чувствовала, что он соответствует текущему положению дел. Почему она никак не может стать для него большим, чем всё вокруг? А кем королева является сию минуту? Неким предметом обихода, с которым можно поговорить, опереться, послушать о чем-то необычном, а можно просто выкинуть из души и забыть навсегда. Хотелось сказать так много, но не находилось слов, а если бы и нашлись, то все равно их никто не ждёт. Как ни грустно. И ничего тут не поправишь. И никто не в силах помочь. Ни ее воины, ни Ыккщщер. Даже чудом вернувшийся из небытия Желвин не смог бы вытащить королеву из-под груза навалившихся проблем. Нет, сейчас ей никто не нужен. Никто и ничто! Только... Ну, хватит о несбыточном.
   Королева встряхнулась, но боль никуда не ушла. Тягучая, странная боль, от которой вроде бы ничего и не болело. Боль жила сама по себе и покидать королеву не собиралась. Где-то там, в переплетениях печальных покалываний, в глубинах тоскливых пульсаций, зажглись и замерцали таинственные черточки, сложившиеся в строгие фигуры. Лаура чувствовала, они еще потребуются, пригодятся непременно. Надо только их зафиксировать, зарисовать. Нужны четкие контуры. Теперь Он должен помочь ей. Пусть не чувством, не словом. Пусть просто сидит рядом и смотрит на нее, не видя боли, правящей скорбный бал в душе королевы...
  
   ... - Сядь за стол, пожалуйста, - донесся до меня звучный голос. Я с сожалением оторвался от окна. Эх, когда же мне доведется пройтись по улице с прекраснейшей из девушек, вроде только что скрывшейся за углом соседнего дома. А вдруг по окончании миссии королева перенесет меня в мир, наполненный прекрасными принцессами? Тогда не надо отвлекаться, и ноги сами затопали в гостиную к столу, так и оставшемуся посреди комнаты.
   На сей раз королева села рядом. Она положила перед собой лист бумаги, взяла в руки прозрачную японскую ручку с черным наконечником и задумалась. Неужели она собралась писать кому-то неведомому срочное послание? А я в таком случае зачем?
   Может, меня выберут курьером? Ноги тревожно заныли.
   - Сейчас я нарисую план, - сказала королева, словно читая мои мысли.
   - Какой план?
   - Не знаю, - пожала плечами Лаура. - Но он пригодится.
   Что ж, план так план. Искоса поглядывая на меня, королева выводила черточку за черточкой. Неожиданно в голове потеплело, и ласковые волны охватили все, что только можно. Я замер, боясь прогнать тихие, невесомые поглаживания. Неужели за всю жизнь окружающие дарили мне так мало внимания? Ведь я поплыл лишь оттого, что кто-то начал рисовать для меня какой-то неведомый план. Лично для меня. Неплохо звучит. Именно так: для меня, а не для остальных. Только для меня. Эксклюзивно.
   Капелька участия мигом растопила мозг. Не хотелось уже ничего, только чтобы план, вычерчиваемый Лаурой, никогда не кончался, чтобы линия прибавлялась к линии, и листок, который вручит мне королева, заполнялся до бесконечности. Ведь стоит появиться последней точке, как очарование растает. Затихнут теплые волны. Разве я дождусь другого такого раза, когда кто-то нарисует мне подобный план или напишет письмо, пронизанное участием и эмоциями? Я так хотел, чтобы кто-то искал встреч со мной, чувствовал бы, когда мне плохо, и старался бы хоть капельку улучшить настроение. Такого не бывает, это уж точно! Но пока достаточно и того, что рядом сидит Лаура и продолжает старательно выводить все новые линии исключительно для меня...
  
   ...Лучи солнца упорно старались добраться до нас сквозь непрерывно колышущуюся листву тополей. Деревья безуспешно стремились уберечь нас от навязчивого света. Под ногами в густой зелени травы пестрели яркие детали детского конструктора. Где-то далеко протарахтел мотоцикл, на шум разлаялись собаки.
   - Тепло, - тихо выронила королева.
   - Удачное лето, - согласился я. - А бывает, что все три месяца дожди. Тогда и лето не в радость.
   Лаура и я тихо шли через поляну, чудом сохранившуюся в обрамлении серых пятиэтажек. Широкая дорога расположилась в метре от нашего курса, но королева пожелала идти не по камню, а по траве, пересекая разбегающиеся во все стороны тропинки. Молчание затянулось. Требовалось срочно найти тему для разговора.
   - Лето - мое любимое время года, - вдруг захотелось раскрыться мне. Раньше я побоялся бы высказаться подобным образом. Но теперь я не изливал душу, а словно давал экскурсионные пояснения, надеясь, что никому они не покажутся навязчивыми. - Если хорошая погода, то лето - праздник жизни. Солнце... Чувствуешь его жаркие лучи? А можно взять и спрятаться в тень, - я махнул рукой в сторону пятиэтажек, оставшихся за спиной. - Какое-то странное чувство. То же голубое небо. Яркая, освещенная трава совсем близко. Но в тени уже не так. Посмотри: темно-серые кирпичи, темно-зеленые листья, темная белизна простыней на балконах. Тень объединяет все, лежащее в ее границах. И сам я чувствую, что нахожусь в некоем укрытии. Но у меня свобода! Захочу - останусь, а нет - так пять шагов вправо - и вот тебе опять солнце.
   - Пройдемся по тени? - повернулась ко мне королева. Оказывается, она слушала мои слова! Я даже растерялся немного. Честно говоря, речь произносилась для поддержания разговора. Я ведь так, номер отрабатывал. Кто мог подумать, что Лаура заинтересуется?
   - Обязательно, но немного дальше, - я чуть не повернул обратно, но вовремя вспомнил, что любой дом отбрасывает тень.
   Мы шли по направлению к школе, огороженной невысоким деревянным заборчиком зеленого цвета, к стандартному трехэтажному зданию из серого кирпича. Нет, не серого. Солнце передавало серым стенам частичку своего света. Каждый кирпичик из тех, что не прятались в тени, излучал тепло. Какой же цвет имели стены школы Љ 116 в три часа пополудни? Желтый? Вряд ли. Золотистый? Ну уж нет! Светло-серый? Никогда! Палевый? Может быть, хотя... не могу сказать, но ласковый, располагающий к себе, уютный. Возможно, Лаура метко охарактеризовала бы его. Но я опасался спрашивать. Зачем же сбивать чужую сказку глупыми вопросами.
   Я пытался сравнить королеву с какой-нибудь из своих кассет. Наверное, лучше всего её охарактеризовала бы AGFA. Не красотка, но притягивающая внимание, словно девушка в униформе. Казавшаяся неприступной за холодным стеклом витрин в своём одеянии из красного целлофана, она не теряла великолепия даже когда целлофан был торопливо содран. Вкладыш был таким же красным: ярким, но строгим, разлинованным почти незаметными квадратиками. А две полоски - оранжевая и синяя - казались орденской лентой за подвиг, который никому из нашего мира не совершить. Чёрный корпус был уникален. Его, словно сказочный замок, сложили из тысяч крохотных кубиков, плотно прижавшихся друг к другу. Наклейка тоже была чёрной. Разве что белая надпись AGFA FeI (что я всегда читал , как "феи"), да оранжевая одиночная полоса, словно пояс. А рядом две голубые медали - "9" и "0". И, самое главное, орден - апельсиновый ромбик. Он словно пришёл из детства, когда на апельсинах лепили чёрный значок с золотой надписью "Maroc". Я осторожно отдирал хрупкие наклейки и украшал неожиданными наградами самые любимые игрушки. Но отодрать логотип с кассеты... Нет, на это рука не поднялась бы однозначно. А ещё у "Агфы" мне нравилась лента. Её коричневый оттенок был ярким, насыщенным, особенно если рядом поставить МК-60-1-е с их унылыми полосками наждачной шкурки. То же самое, что вспоминать праздничный день свадьбы и тоскливые будни. Как бы Вы не кривились от подобных сравнений, смею заметить, для королевы я подобрал весьма неплохой экземплярчик.
   Наши ноги ступали по незастроенной по каким-то причинам территории. Вокруг росли раскидистые деревья и густые, непроницаемые кусты. Они не тянули даже на редкую рощицу, но создавали лирическое настроение. По крайней мере, мне. Поэтому я и привел сюда Лауру. Судя по всему, ей здесь понравилось. Она пыталась легкими толчками хрупких рук сдвинуть с места шершавые морщинистые стволы, бережно и осторожно прикасалась к листочкам кустов, нагибалась и внимательно рассматривала стебельки травы. Ее удивляли и кошки, и собаки. Королева не могла вникнуть в то, что и длиннющая коротколапая такса, и могучий сенбернар, и свирепо-отважная лайка являлись по сути одним и тем же существом. Для меня же обстановка оставалась привычной, но настроение взмывало ввысь, стремилось в недостижимую голубую даль. Я горел желанием показать как можно больше красивых мест и ликовал, когда первое же из них захватило и очаровало королеву. Я не думал, что кто-то в наше время мог так увлеченно впитывать все краски, все запахи, все оттенки. Я замолк. Разговор уже не требовался, он мог только спугнуть зарождавшуюся легенду. Королева призраков познает мир людей (не без моего участия, между прочим).
   Несколько горделивые мысли прогнало ласковое прикосновение к плечу.
   - Как ты думаешь, где спрятан талисман?
   Просто "Ну, не знаю" не подходило. От меня ждали идею. Напросился на приключения, значит, пошевели извилинами.
   - Музыка, - глубокомысленно произнес я. - Может, все дело в звуках? Хотя бы в твоем голосе.
   - Нет, - не согласилась Лаура. - Мой голос не имеет к талисману ни малейшего отношения.
   - Почему так категорично? - попробовал было поспорить я, так как идей больше не возникало.
   - Каждое слово я проверяю, твое тоже.
   - У тебя есть детектор лжи?! - восхитился я.
   - Я не знаю, что такое "детектор лжи". У меня есть тьма, и есть цель. Если слово повернуто к цели, то становится светлее.
   - Игра "холодно-горячо", - отметил я.
   - Не играла. Хотя смысл ясен. Хорошо, давай пользоваться твоими определениями.
   - Тогда, - я задумался, - инструменты! Музыкальные инструменты.
   - Холодно.
   - Жаль. Что там у нас есть еще? Ноты!
   - Нет.
   - Да, голос я уже называл. Дискотеки? Концерты?
   - Стой! Маленький лучик. Слово вблизи истинного направления.
   - Концерты, концерты... А, билеты!
   - Нет.
   - Ну, здания, что ли. Здания, где проходят концерты.
   - Светлее!
   - Отлично! Стадион?
   - Нет.
   - Как нет? Тогда дворец культуры, цирк, дом политпросвещения, клуб...
   - Да, клуб.
   Тут следовало немного притормозить, чтобы оценить достигнутое. Значит, талисман находится в клубе. Я порадовался нестандартным способностям королевы. Страшно подумать о миллиардах вещей в миллионном городе, каждая из которых могла оказаться талисманом. Теперь же круг заметно сужался. Очень неплохо.
   - Клуб имени Дзержинского, клуб железнодорожников, - стал перечислять я известные мне очаги культуры, но на каждое название следовал решительный отказ.
   Пришлось приниматься за решение проблемы с другой стороны. Может, определить сначала название вещи, а уж потом выяснять, в каком клубе она имеется.
   - На концерты в клуб собирается тусовка, - продолжал я выдавать слова.
   - Не совсем, - с напряжением выдавила Лаура. - Что есть тусовка?
   - Народ!
   - Светлее.
   Неужели придется обыскивать каждого зрителя?
   - Зритель?
   - Не лучше, не хуже.
   - Фэн, поклонник?
   - Клуб поклонников! - радостно сверкнули голубые глаза королевы.
   Надо же, а разве такие есть? По крайней мере, у нас. Видимо, название вещи придется выяснять на месте, так как даже местонахождение любого клуба поклонников было покрыто тайной.
   Я вновь обратился с вопросами к себе, а Лаура продолжала любоваться тополями. Возможно, не пройдёт и двух лет, как их срубят. Прямо посередине взметнется в небо шестнадцатиэтажная свечка. А хмурые прохожие (в том числе и я) будут вспоминать молодость, косясь на парочку вытоптанных газонов и упорно отводя взгляд от высотного здания, а может быть и двух. Время всегда берет свое. Но пока ещё шелестели листья, и рядом стояла самая настоящая королева.
   Правда, вид у нее теперь, прямо скажем, был не королевский. Разумеется, я не выпустил ее подметать пыль шикарным белым платьем. Ткань его - высший класс, но покрой... мало того, что длина до земли, так еще рукава и подол заканчивались рваными лохмотьями. Вот только всеобщего внимания нам и не хватало. Возможно, такой пошив завоевал бы главный приз в Париже или, на худой конец, в Москве, но в одежде подобного стиля у нас по городу ходить не принято.
   Однако, Вы-то, может, и забыли, а я помнил, что не далее как вчера мои капиталы пополнились более чем на полторы тысячи. Кроме того, с утра я сбегал к Борьке и притащил ему кучу левых коричневых "Maxel" и желто-черных "CONCEPT" - приобретения предлиберализационного периода. Тогда я вложил в кассеты все лишние деньги. Вот и настал их черед.
   От "Консептов" Борис сразу отказался, заявив, что такого добра у любого идиота хватает, а "Макселки", подумав, принял. В городе чувствовался недостаток кассет. В соответствии с рыночными веяниями это указывало на то, что кассеты в скором времени появятся, но уже по новым ценам. "Макселки" имели неоспоримое достоинство в виде надписи "West Germany", что у неискушенного потребителя вызывало высшую степень доверия. Конечно, дома клиент обнаруживал посредственное качество ленты, но "купленный товар возврату и обмену не подлежит".
   Денег как раз хватило на таиландскую юбку-варенку черного цвета, черную блузку с белой отделкой на воротнике и манжетах и как бы итальянские колготки, опять же черные. Туфельки, слава богу, подошли мамины. Но когда я принес покупки домой, Лаура заупрямилась.
   - Я не могу это надеть, - отрицательно покачала головой королева.
   - Почему? - удивился я.
   - Черный - цвет врага. Я была и останусь белым призраком.
   Пришлось вести долгую полемику, упомянув о том, что черный - это цвет ночи, что так легче замаскироваться при случае среди черных призраков, что, в конце концов, к призракам может грязь и не пристает, а к людям липнет сразу и надолго. Времени же стирать и сушить единственную одежду ежедневно у нас не предвидится. Не знаю, что именно убедило Лауру, но доводам она вняла.
   Форсируя успехи, я тут же потащил королеву в магазин одежды. Там я завел ее в женский отдел и, используя в качестве наглядного пособия фотографию эффектной девушки на рекламе от колготок, пояснил, какие недостающие части одежды ей следует приобрести самостоятельно. Пока я от нечего делать рассматривал небогатый выбор джинсовых моделей, Лаура успешно справилась с поставленной задачей.
   Юбка сидела на Лауре - что надо! Блузка тоже пришлась впору - чудом я угадал оба размера. Теперь я начинал понимать, что фигурка королевы нравится мне не меньше ее таинственного голоса. А стройные ножки восхитили бы кого угодно (тем более охваченные черными колготками). Да, если бы с нее сняли уменьшенную копию, такая куколка потеснила бы фигурой Барби и даже Синди, не говоря уж об уродливых китайских дешевках. Но ни одна из самых престижных кукол не смогла бы сравниться с Лаурой прической.
   Теперь мы ехали на трамвае в центр города, где я надеялся обнаружить поклонников Виктора Цоя.
   Говорят, на Арбате существует стена, на которой они имеют право написать всё, что угодно, по поводу его трагической кончины. В нашем городе стены Цою не досталось. Я не беру в расчет стены домов, где его имя соседствует с "Modern Talking", непременными "Коля + Оля = Л." и "Севка - козел". Зато у нас верные почитатели отхватили длиннющий деревянный забор вблизи улицы Горького. И всякий едущий на трамвае по данному маршруту, скользя по скопищу отчаянных криков души, мог заметно обогатить словарный запас.
   Королеве захотелось рассмотреть забор не из трамвайного окна, а поближе. Я не смог отказать: кто знает, может, ей привидится талисман. Цель будет достигнута одним махом, и мне не придется ломать голову над призрачными проблемами.
   Мы быстренько отшагали полкилометра назад и начали осмотр местной достопримечательности.
   У самого верха забора крупными масляными буквами, затмевая менее заметные надписи, значилось: "ЦОЙ УМЕР". Ниже тонкими меловыми каракулями кто-то дописал: "Ну и хорошо". Справа доходчивыми трехэтажными словами разъяснялось, что светит рискнувшему выразить непочтение к усопшему. Ругательства терялись на фоне "15 августа", выполненного строгим наклонным шрифтом. Далее разухабистые буквы взывали: "Витюха-братуха, мы ждем перемен". На полметра правее констатировался факт: "Он любил ночь". С этим спорить не хотелось, тем более, надпись выполнялась с душой - буквы неизвестный мастер выписал как по линеечке. Следом неведомый гражданин нашей Родины разместил воззвание к нам: "Люди! Виктор Цой погиб! Кино распалось! Сохраним в памяти его песни!" Тут же кто-то не слишком удачно попытался воссоздать облик певца, но портрет производил впечатление лишь старанием. Хотя вряд ли можно соорудить что-нибудь удачнее при помощи грубой малярной кисти. Невдалеке от портрета выражалась надежда: "Цой жив! Цой с нами!" Ее подтверждала надпись пониже: "Я рад, что меня помнят". Мемориал завершало название группы "КИНО", выполненное огромными желтыми буквами во всю высоту забора.
   Лаура с интересом изучала надписи, обращаясь за разъяснением непонятных слов, не все из которых я смог перевести. Затем последовал вопрос, которого я ждал с первых же минут:
   - А где сами поклонники?
   Я-то давно сообразил, что вряд ли те, кто не мог забыть Виктора Цоя, изливали души в дневное время. Но объяснять Лауре, что расписывать красками заборы у нас вообще-то запрещено, - дело долгое, и я ограничился краткими выводами:
   - Он любил ночь. Поэтому надписи делали ночью. Значит, и поклонники собираются по ночам.
   - Зачем же мы здесь днем?
   Правильный вопрос. Но не говорить же, что я не предусмотрел непременное отсутствие предполагаемых поклонников на выбранном месте. Однако и ночью не следовало тащиться сюда, тем более, с королевой. Вероятность встречи с поклонниками в ночное время также стремилась к нулю. Впрочем, если черные призраки не поторопятся, то у нас с Лаурой имелся шанс дождаться того самого 15 августа. А уж в эту ночь...
   Эта дата не отмечена в календаре скорбными комментариями. Но у многочисленных разнополых и разновозрастных представителей нашего разобщенного общества (короче говоря, фанатов) она навечно запечатлена в памяти. Многие справедливо обидятся за подобное определение. Добравшись к нам из-за рубежа, оно, как и прочие иностранные неологизмы, видоизменилось и окрасилось оттенком пренебрежения. Это на западе известные певцы и актеры в каждом альбоме и на каждой пресс-конференции передают неизменное: "Thanks a million to all my fans around the world!" У них там фэны, скажете Вы, а у нас фанаты и фанатички. Да, обозвав их так, мы провели невидимую границу между нами - нормальными людьми и ими. Мы не хотим понимать, как можно во время концерта срываться с места, вопить в такт музыке и бесноваться у сцены. "Ведь я же вот не скачу, не свищу, не жгу всякие там бенгальские огни, а сижу тихо и спокойно, - говорим мы, не забывая назидательно добавить. - Так пусть и они сидят молча и не мешают". Нам уже не понять их, тех, у кого радостно блестят глаза от одного вида кумиров, автоматически тянутся руки, чтобы на мгновение дотронуться до НЕГО или до НЕЕ. А душа поет оттого, что они вместе, хоть и недостижимо далеки.
   "Да, не понять!" - подтвердим мы, обходя фанатов стороной, как неизлечимо больных. А симптомы болезни Вам ничего не напоминают? Неужели? Ну-ка, вспомните, как когда-то Вы спешили на встречу с любимым или любимой? Разве не блестели глаза от счастья, разве душа не пела, разве руки не сжимали красивый букет или подарок Тому, Кто Вас Ждет? Разве где-то спрятанная от бдительных родительских глаз не лежала фотография самого близкого и дорогого человека? Разве вы не горели желанием вот этими самыми руками свернуть горы по первой же просьбе любимого или хотя бы увековечить его имя на запотевшем трамвайном стекле? Тогда почему мы не можем (или не хотим?) понять тех, кто рвется в Москву или далекий Узбекистан, просачивается сквозь милицейские кордоны, чтобы краешком глаза увидеть, краешком уха вживую услышать голоса любимой группы. Да, у них свой собственный мир, но такой же, как наш. Только может там все преувеличено, как у Алисы в стране Чудес. И не надо суровых обвинений, что в том мире есть место для стопочки горькой 15 августа и для тех сладостных минут, когда капли краски тихо падают на черный асфальт ночи, а на тысячу лет не штукатуреной стене рядом с полустертыми надписями "John Lennon" и "В. Высоцкий" появляется "В. Цой".
   Однако королева ждала не такого ответа.
   - Я просто хотел показать, что поклонники существуют, и отыскать их - вопрос времени. А еще тут имеются красивые места.
   Требовалось срочно занять королеву. Взгляд уплыл вдаль, и в голову пришла отличнейшая мысль. Куда прежде всего водят иностранцев, а? В театры и в музеи! Стоило нам с Лаурой проехать одну остановку, и взору открылось бы здание Академического театра оперы и балета. То, что "в области балета мы впереди планеты всей", в немалой степени достигалось и его стараниями. Отлично! По крайней мере, сегодня Лауре не будет скучно.
   Я даже решил пройти остановку пешком. Королева не возражала. Однако ближе к цели ноги шагали все медленнее. Ну как я не подумал! На дворе лето! А летом артисты либо в отпусках, либо на гастролях. Опять прокол. Да, лавры Шерлока Холмса мне не светили.
   Но тут вмешались сверхъестественные силы, чинившие ранее одни препятствия, а теперь содействующие почти во всем. В семь вечера планировался благотворительный спектакль "Лебединое озеро". На какие цели пойдут вырученные деньги, я не обратил внимания. Меня больше волновал вопрос: есть ли билеты в кассах. Билеты нашлись. Оставшиеся пятьдесят минут мы провели, сидя на желтых скамейках возле пересохшего фонтана. Солнце закатилось за крышу бывшего горкома ВЛКСМ, а я рассказывал Лауре, как красиво в этом сквере зимой, когда горят фонари, где и какие прожектора освещали раньше памятник Ленину, а также кто такой Ленин и Чайковский, именем которого назван наш театр. Не будь Петра Ильича, не сидел бы я сейчас с Лаурой в ожидании "Лебединого озера".
   Ровно в шесть тридцать мы вошли в прохладный и торжественный вестибюль. Лаура тут же предположила, что это дворец нашей городской королевы. Я разуверил ее и хотел произнести пламенную речь, что искусство принадлежит народу, что все это нам дали наша партия и правительство, но вовремя прикусил язык. Во-первых, театр построили еще до рождения партии. Во-вторых, такие разговоры теперь вышли из моды. В-третьих, пришлось бы долго объяснять, что такое партия и правительство.
   Пускаться в объяснения не пришлось, потому что у меня не оказалось расчёски. В наборе истинного джентльмена всегда присутствуют носовой платок, расческа и ручка, но я как-то не причислял себя к джентльменам и поэтому расческу и ручку оставлял дома. Утром я, как мог, уменьшил объем пышного облака королевских волос, но толчея в транспорте и несносный ветер свели старания на нет. А все женщины и девушки старательно поправляли свои привлекательные прически. Королева настоятельно требовала расческу. Я попытался выкрутиться, мол, не царское это дело, но Лаура не сдавалась. Она даже хотела вернуться домой и захватить заодно свое платье, потому что визит во дворец требует королевского вида. Хорошо еще, что лицо королевы не требовало своего истинного облика.
   Однако судьба послала спасение в лице сорокалетней дамы, любезно протянувшей Лауре расческу со словами:
   - Возьми мою, милочка. И не обижай его, какой-никакой, а муж все-таки.
   В возникшей ситуации я бы стерпел и чего похлеще. Вдобавок, желудок напомнил, что сегодня я не завтракал, не обедал и, судя по всему, собираюсь пропустить и ужин.
   Лаура не обиделась на фамильярное обращение нашей спасительницы. Причесавшись, она тепло поблагодарила ее и повернулась ко мне.
   - Лучше не бывает, - восхищенно похвалил я белые водопады волос, струящиеся волнами по всей спине. Отдельная тонкая прядь спиралью спускалась к груди. Я и не думал, что волосы могут быть настолько прекрасны. Эх, если бы еще и личико подправить...
   Я подхватил Лауру и потащил по ступенькам вниз, в буфет. Ужин в театральном буфете - не лучшее размещение капиталов. Но когда музыке из оркестровой ямы яростно аккомпанирует желудок, привлекая настороженное внимание соседей, лучше запастись огнетушителем, дабы не сгореть со стыда. Тем более, если рядом находится королева.
   Я взял бутылку лимонада и две пары бутербродов. Пока я разливал напиток по стаканам, Лаура недоуменно ткнула в свой бутерброд пальцем:
   - Зачем это?
   - Есть! Помнишь, ты рассказывала про энергию. Так вот отсюда энергия и вырабатывается.
   - Призракам не надо есть.
   - Королева! - зашептал я ей в ухо, благо, перед спектаклем публики в буфете всегда маловато. - Ты уже не призрак. Ты не смогла пройти сквозь дверь. Ты не боишься солнца. Значит, тебе нужна наша человеческая пища.
   Лаура скривила нос и посмотрела на бутерброды с отвращением, затем перевела взгляд на стакан с лимонадом. Он ей, видимо, внушил больше доверия.
   - Можно, я съем это?
   - Можно, - согласился я. - Только не съем, а выпью. Это жидкость. Ее пьют.
   Королева залпом осушила стакан.
   - Исчезла сухость в горле, - раскрыла она глаза.
   - Вот-вот, освежает, - кивнул я и принялся за бутерброды. Что такое четыре бутерброда для голодного студента. Кроме того, у бутербродов из театрального буфета вкус особый - это я всегда знал. Быстренько прикончив лимонад, я вновь взял Лауру под руку и повел на второй этаж, где в восьмом ряду партера располагались наши места.
   Чудесно подниматься по великолепной лестнице театра под руку с настоящей королевой. Стыдно сказать, но я уже несколько лет не бывал здесь. Мой зоркий глаз отмечал, что обстановка не изменилась. Разве что исчезла с ложи Љ 3 вывеска "Ложа машиностроительного завода имени В.И.Ленина", а на ее месте возникла "Ложа товарной биржи".
   Изумление Лауры при виде зрительного зала вообще не поддается описанию. Хотел бы я взглянуть на ее дворец. Неужели обиталище королевы целого мира производит менее грандиозное впечатление? Мы едва успели отыскать свои места, как раздался третий звонок, медленно погас свет гигантской люстры и сотни светильников. Полилась музыка.
   "Лебединое озеро" я смотрел впервые. Я не знаток классической музыки. Я любитель ритмов дальнего зарубежья. Но редкие вылазки в театр мне нравились. Опера меня привлекала больше, чем балет, в ней легко прослеживался сюжет. Сюжет, содержание спектакля - вот что меня волновало в постановке. Поэтому я ценил красивые костюмы и эффектные декорации. А вот драматические спектакли смотреть не мог. Убивала неестественность обстановки. Художественный фильм по любой пьесе меня впечатлил бы куда сильнее, нежели спектакль. Но опера и балет - совершенно иное дело, да и вряд ли кому-нибудь удалось осуществить достойные съемки "Иоланты" или "Жизели". Вам не понятно? Вы не любите балет? Тогда сравните настоящую Эйфелеву башню с рекламной открыткой. Что? Зачем Вам башня? Ну ладно, замяли.
   Как культурный человек, в перерыве я счел своим долгом спросить:
   - Ну как, королева, понравился балет?
   - Я никогда такого не видела, - задумалась Лаура. - Я скажу потом.
   Выбор развлечений в нашем театре не богат. В буфете мы уже побывали, и я предложил Лауре подняться на самый верх и посетить музей. Королева выразила желание прежде осмотреть места второго яруса и долго глядела сверху на далекую сцену и наши с ней пустовавшие сиденья. В музее Лаура внимательно рассматривала афиши, словно никогда не видела ничего подобного (возможно, так оно и было). В короткий промежуток между вторым и третьим звонками я успел объяснить ей, что макеты теплоходов - это вовсе не кукольные домики, а копии сложнейших устройств, позволяющих путешествовать по воде. Начинался второй акт.
   Декорации королевского дворца завораживали. Я рискнул осторожно взглянуть на профиль королевы. Глаза широко раскрыты от изумления. Ну надо же! Уж кому-кому, а королеве не следовало так удивляться. Ведь у нее тоже имеется дворец, есть с чем сравнивать. На сцене чередовались танцы народов Европы, что никак не влияло на развитие сюжета и навевало на меня сонные мысли. Злой гений сидел рядом с королевой - матерью принца Зигфрида. Между ними шел неслышный разговор. Я же с нетерпением ожидал третьего кульминационного акта.
   В очередном антракте мы стояли в просторном холле второго этажа. Лаура молчала, а я осторожно разглядывал девушек. Вообще-то театр я еще ценю, потому что здесь собираются самые прекрасные девушки в самых умопомрачительных нарядах. Мимо как раз прошествовала группа из трех таких красоток. Я сразу выделил светловолосую красотку в красном бархатном платье. Как только она исчезла за поворотом, внимание переключилось на стройную девушку с каштановыми волосами, одетую в джинсы и черный свитер. Затем взгляд остановился на симпатичной брюнетке в розовом платье, до того коротком, что не было слов. К тому же, она не стояла, а сидела на скамеечке напротив меня. Взгляд стыдливо принялся рассматривать коричневые занавеси, хотя это было куда менее приятно. Но рядом находилась королева. Не знаю к чему, но это обязывало.
   Наряд Лауры диссонировал с вечерними туалетами собравшихся здесь дам. Возможно, кстати оказалось бы ее длинное платье. Но поездка в таком одеянии на трамвае не представлялась возможной. К нему идеально подошел бы автомобиль, а приобретение такового не значилось в моих планах на ближайшие две пятилетки.
   Антракт пролетел незаметно, как и напряженное действие третьего акта. Артисты танцевали так хорошо, что даже было обидно. При таком мастерстве главной исполнительнице светила сцена Большого театра. Оставалось только радоваться за нее и ожидать редких визитов в наш город с сольными концертами. Зал гремел аплодисментами. На сцену летели цветы, и никто не спешил в гардероб.
   Я снова посмотрел на Лауру. Она негромко хлопала нежными ладонями, внося лепту в грохочущий шквал, и улыбалась. Я впервые видел, как улыбается королева. Несмелая улыбка преобразила ее лицо. Настороженность и тревоги исчезли. В улыбке сквозило откровенное счастье. В моей голове разлилась приятная теплота. Я правильно сделал, что привел ее сюда. Странно, но во мне била ключом радость от проснувшихся эмоций Лауры. Наверное, неимоверно трудно забыть про свои проблемы и ухватить несколько минуток счастья. Королеве это удалось. Я же сидел рядом и чувствовал приятную усталость, словно после тяжелой, но отлично проделанной работы. И еще я слал тысячи немых восхвалений артистам за всё пережитое гостьей иного мира.
   Лаура улыбалась всю дорогу, не проронив ни слова. Мой рот открылся, когда трамвайные рельсы остались за спиной. Тихими дворами мы возвращались домой. Я вдруг испугался: ведь Лаура не знала сюжета! Неужели она смогла вникнуть во все коллизии, творящиеся на сцене?
   - Надеюсь, ты поняла содержание? - начал я. - Дело в том, что возле королевского дворца было озеро. И как-то раз принц Зигфрид увидел над ним лебедей...
   - Я не знаю, кто такие лебеди, - восторженно перебила меня Лаура. - Это легенда про нас, призраков.
   - Как про призраков? - опешил я.
   - Конечно. Принцу из мира людей предстояло выбрать невесту, но ни одна ему не приглянулась. Расстроенный человек ищет утешения вблизи границ, сквозь которые в его мир врывается королева белых призраков со небольшим отрядом. Душа принца и сущность королевы, вырвавшись, объединяются. Но над приграничьем властвует Черный Король. Когда его могущество всесильно, над Черным замком горит багровое сияние. Он разгоняет белый отряд и задумывает план подчинения королевства людей.
   - Продолжай, - увлеченно воскликнул я. Моему воображению никогда не хватило бы фантазии так повернуть известный сюжет.
   - Черный Король убивает короля людей и занимает его место, околдовывая королеву и принца. Но принца он убить не может, так как союз двух душ неподвластен ледяному мечу. И тогда он решает отравить душу принца и представляет своего шпиона под видом Белой Королевы. Околдованный принц слишком поздно замечает подмену. Белые призраки теряют сущность, перерождаясь в черную армию. Замок злого короля торжествует победу. Человек понимает, что только решающий бой спасет и его избранницу, и мир людей. Любовь побеждает. Колдовской замок рушится, а Черный Король отступает.
   - Подожди, - не согласился я. - Если кто и погибает, то черный король. Так по сюжету.
   - Нет! Он лишь вернулся в свой мир, - горячо возразила Лаура. - Ты видел, что он упал?
   - Не видел.
   Действительно, хотя в телевизионной постановке Большого театра Зигфрид сражался с Ротбардом мечом и убивал его, на нашей сцене боя не было. Следовательно, злой гений, потеряв власть, мог просто затаиться.
   - А ты видела, чтобы нашего короля убивали? Я что-то не заметил.
   - Но это и так понятно! - удивилась Лаура. - Ведь Черный Король сидел в королевском дворце на троне и спокойно разговаривал с королевой, а ваш король тогда так и не появился.
   - А может, его и не было вовсе? Может, отец Зигфрида умер задолго до этого бала?
   - Кто такой отец Зигфрида?
   Я не учел, что белые призраки не сильны в понятиях типа "отец - сын", "мать - дочь" и т.п. Однако...
   - Зигфрид - это принц. А его отец и мать - это люди... ну, которые подарили ему жизнь! Отец Зигфрида - король, а мать - королева.
   - А кто же тогда представлял Зигфриду гостей в самом начале? - усмехнулась Лаура.
   И в самом деле, я вспомнил, как в первом действии Зигфрида опекал некто в истинно королевском одеянии. Но ни во втором, ни в заключительном актах он ни разу не показался на сцене. Я как-то не обратил внимания на подобные тонкости. А вот Лаура запомнила все до последней мелочи. Можно, конечно, поспорить, что это и не король вовсе, а церемонимейстер. Легко рушить чужое, а вот строить свое... Никогда не следует ломать чужую сказку. И я удержался от дальнейших пререканий.
   - Эту легенду я не слышала никогда, но, возможно, она хранится в наших летописях. Неужели Черный Король хотел замкнуть треугольник задолго до моего появления?
   Я уже имел представление, что белый круг мог раскрыть замкнутые миры, а черный треугольник создавался для перекачки энергии. Также я знал, что в данный момент время в мире белых призраков бежит быстрее нашего. Что предыдущий прорыв сюда осуществлялся триста лет назад по времени обоих миров. Значит, и наше время когда-то ускорялось. Затем я подумал, что человечество, наверняка, развивается по спирали. Значит, события сегодняшнего дня уже происходили давным-давно неведомо где с другими призраками и людьми. Вот только, как ни крути, я не тянул на роль сказочного принца.
   Так, споря о сюжете, мы добрались до квартиры. В коридоре нас встретил Ыккщщер, давно покинувший темные просторы шкафа. Я едва переставлял ноги, да и Лаура устала. Пришлось бегло показать ей кухню, ванную и уборную.
   - Вода? Зачем она здесь? - удивилась Лаура, потрогав пальцем холодную струю, заглянула в соседнюю дверь и снова спросила, глядя на непонятное сооружение. - Зачем это?
   Ну как ей объяснить? Я горячо жалел, что у меня не было сестры. В такой ответственный момент она дала бы королеве без сомнения правильную и доходчивую консультацию. Но не мог же я выступить в роли сестры.
   Положение спас Ыккщщер. Он, вероятно, успел посетить близлежащие квартиры и вникнуть в потребности людей. Белый сгусток зашептал в ухо королевы бесшумные слова, отчего губы Лауры недоуменно скривились. Ей предстояло сделать еще бесчисленное множество открытий. Я тем временем усердно чистил зубы, брызгая во все стороны зубной пастой.
   Вернувшись в гостиную, я чуть не разинул рот, как Ыккщщер. Настала наша пора удивляться. Подогнув ноги и сунув руку под голову, на диване спала королева призраков. В наступившей тишине я отчётливо слышал ее ровное дыхание. Черные туфельки ровно стояли у окна. Теперь Лаура отличалась от обычной девушки лишь снежно-белой кожей.
   Намереваясь передохнуть, я рухнул в кресло, но встать уже не смог, так как мгновенно унесся в глубокий сон без сновидений.
  
   Глава семнадцатая
   Silent Partners
  
   So we`re livin` like silent partners,
   Sneakin` like thieves in the night
   Can`t let it snow, gotta keep it low, so no one knows
   We`re silent partners,
   Never come to the light
   It`ll never be right, whatever we do
   You need me too much and I`m just not givin` up on you
  
   Далеко-далеко внизу тускло мерцал лед под слабыми лучами дежурного освещения, с трудом проникавшими сюда из закоулков огромного помещения Дворца Спорта "Молот". Здесь тренировалась главная хоккейная команда города. И хотя на дворе стояло лето, до начала сезона оставались считанные дни. Мощные прожекторы сейчас томились в бездействии. А в рабочие часы они без труда заливали серебристым светом ледовую арену грандиозного сооружения, строившегося не один десяток лет.
   Собственно говоря, дворцом спорта "Молот" стал совсем недавно. Многие годы на прилегающей территории раскинулся одноименный стадион. В строгом соответствии с ГОСТом отвели место и футбольному полю, и волейбольной площадке, и беговым дорожкам с белыми разметками на асфальте, и гимнастическим снарядам, и уголку воина-спортсмена для сдачи норм ГТО. В те времена денег на массовый спорт не жалели. Но все же главный приоритет отводился хоккею. Открытая площадка с трибунами вокруг и железными стойками прожекторов вполне отвечала спортивным стандартам тех лет. Но уже шел процесс разделения на любителей и профессионалов. Уровень мастерства на подобном поле повышать становилось все труднее. Мешало солнце. Тогда и возникла высокая крыша, укрыв поле с искусственным льдом прохладной полутьмой.
   В 1985 году город принял эстафету восьмой зимней спартакиады народов РСФСР. И вот тут-то выяснилось, что проведение матчей на продуваемом всеми ветрами стадионе оказалось под угрозой срыва. На объект государственной важности было брошено всё население района, начиная от профессиональных строителей и заканчивая пионерами, разгребавшими производственный мусор вокруг площадки. В рекордные сроки вырастали стены из красного кирпича. Но время обогнало всех. В том году стенам не суждено было соединиться с потолком по всему периметру стадиона. Отшумели хоккейные баталии, и реконструкция сооружения замерла, оставив свистящим ветрам пространство под самой крышей.
   Вероятно, для завершения долгосрочного строительства четыре года спустя город пригласил к себе девятую спартакиаду. Пустые проемы в стенах исчезли, а сами стены обзавелись мраморной облицовкой. Так заурядный стадион превратился в прекрасный дворец.
   Однако наступили тяжелые времена. Ручеек денег, выделяемых на спорт, иссяк. Порвались и исчезли сетки на футбольных воротах. Загнулась одна из волейбольных стоек под чьим-то мощным ударом, да так и не выправилась. Дожди смыли разметку на покоробившихся и потрескавшихся дорожках. Лишь Дворец спорта оставался непоколебим, приняв на себя кроме спортивных и культурно-деловые функции, позволявшие цепляться за край финансовой пропасти.
   Теперь львиная доля оваций отводилась не хоккейной дружине, а звёздам совершенно иных жанров. В этих стенах пели София Ротару и Валерий Леонтьев, не говоря уже о множестве звездочек классом пониже. Ловкие ребята торговали в фойе фотографиями, заряженными на целебных сеансах известных экстрасенсов. Здесь проводились презентации фирм, у которых не хватало финансов на вечерний откуп драматического театра. Дворец спорта жил и загнивать не собирался. А впереди маячили времена аренды его площадей магазинами, страховыми компаниями и мелкими ТОО с АОЗТ.
   В эту ночь его гулкое пространство совершенно бесплатно приютило королеву белых призраков и семнадцать ее подданных, державшихся в мире людей уже третий месяц. Девятнадцатый в собрании призраков - Ыккщщер - неподвижно завис над правым плечом королевы. Двадцатым был я.
   Подо мной находился желтый неудобный крепежный рельс. Один из сотен, поддерживающих крышу. Я осторожно поглядывал вниз, немного передвигался с места на место, так как холод металла и страх высоты проникали даже через плотную джинсовую ткань. Правая рука крепко сжимала уголок, ведущий к потолку. Ногами я не болтал, сидел тихо, потому что опасался потерять новёхонькие немного великоватые туфли, одетые по случаю всеобщего собрания. В темноте они казались черными, но я-то знал, что они темно-серого цвета. Сейчас невозможно было разглядеть великолепную блестящую поверхность с мелкими дырочками. Отличное чехословацкое качество, доставшееся мне два года назад за двадцать восемь рублей.
   В дремучем лесу из сплетения железных балок, прутьев, уголков, змеящихся оплеток кабелей я чувствовал себя крайне неуютно. Этому способствовал и морозец, поднимающийся от искусственного льда. Уверенности не добавляла и многометровая высота. Однако, сидеть на холоднющей балке все же лучше, чем изнывать от неизвестности в пустой квартире. Под крышей стадиона царило безмолвие. Призраки общались на языке, звуки которого мне слышать не дано...
  
   ...Лаура оглядела на подданных. Слишком уж сократилось ее королевство. Да и будут ли существовать оставшиеся? Черные призраки не станут долго ждать. Все упиралось в талисман. Что он и где он? Но даже без него королева готова сражаться. Да, королева! Пусть она уже не призрак и пока не человек. Однако, для восемнадцати существ, собравшихся здесь, она являлась единственной и подлинной королевой. Для девятнадцати! Лаура видела, что и Он считал ее королевой. Не владычицей, не повелительницей, но королевой - достойной внимания и уважения. Вот и сейчас Он с ней. Не захотел остаться дома. Королева легко улыбнулась. Не сильно, чтобы не заметили подданные. Королева, влекомая чувствами - уже не цитадель, а горсть песка, несущегося по ветру. Но она справится, и, может, именно чувства помогут ей победить.
   Лаура шевельнула пальцами. Белое платье легко охватывало фигуру. Королева с радостью скинула жесткую, тесную, слишком уж облегающую черноту. Изначальное платье всегда подстраивалось под ее сущность, а одежду людей следовало постоянно контролировать. Лаура опасалась прорваться сквозь нее, оставить за спиной, оказаться в недопустимой ситуации. Она привыкнет. Надо будет - привыкнет. Но где же прячется талисман?
   Сейчас она чувствовала себя только призраком. Ветер вновь пронизывал ее насквозь. Как просто сделать несколько шагов назад к уверенности и спокойствию. Но до спокойствия ли теперь, когда потеряно почти все, и только двадцать существ могут противостоять черному нашествию, которое вот-вот начнётся? Дорога исчезла, талисман не найден, а время неуклонно бежит к мгновению, когда разверзнутся границы, и на ничего не подозревающий мир обрушатся армии врага. Впрочем, люди наверняка не заметят прибытие черных легионов, а потом им станет всё равно. Черный треугольник замкнется и навсегда заберет чувства и эмоции. Чудеса! Год назад ей и дела не было до мира людей. Во вселенной каждую секунду рушится, перестраивается, вспыхивает какой-нибудь мир. Почему бы и людям не присоединиться к этому ряду без начала и без конца? Открыть свой мир, проведя кольцо через два параллельных, она могла и в другой раз. Но королева благодарила судьбу за то, что та провела её через ворота чувств и подарила сердце.
   Пока они вместе. Правда, это еще ничего не значит. Нет, значит! Он не бросил ее, не отвернулся, а принял и помог. Единственный импульсивный поцелуй подарил ей энергию, позволившую противостоять солнцу. Вернее, вступить в царство его лучей, стать своей в этом все еще непонятном мире.
   Однако пора приниматься за дело.
   - Слушайте нашу задачу, - возвестила королева. - Пусть каждый узнает, где ему надлежит быть.
   Один за другим, туманной очередью, такие разные и все же чем-то схожие призраки подлетали к Лауре и, получив таинственные указания, возвращались на место. Безмолвные ряды выстроились перед королевой. Не было сказано ни единого слова о бесполезности предпринимаемых действий, о бессилии белой горстки перед черной армией. Каждый мог улететь и переждать, затаившись. Каждый предпочел остаться.
   Наступала пора ночных дежурств. Трем из семнадцати предстояло, зависнув над городом, ждать появления вражеских войск. Еще двум отводилась роль гонцов, несущих сигнал опасности, чтобы собрать всех воедино. Так, сменяя друг друга, они должны нести службу до страшного момента вторжения. В эту ночь ответственность за нерушимость границ взяла на себя королева. Поэтому ей надлежало покинуть зал первой...
  
   ... - Хочешь летать? - спросила Лаура.
   - Что за вопрос! - с жаром ответил я, так как устал сидеть в гигантском рефрижераторе. Собственно говоря, я уже сегодня летал. Вернее, меня таскали.
   Перед приходом сюда Лаура взвилась на второй этаж, проникла сквозь стекло, открыла шпингалеты и вернулась за мной. Я и слова сказать не успел, как меня крепко ухватили за плечи и вознесли. Воздух замер в груди, но я уже стоял на крепком полу в сумеречном фойе.
   - Ты хочешь пронести меня над городом, королева? А не устанешь?
   - Это будет твой полет, - возразила Лаура. - Мы полетим вместе.
   Не знаю, сказал ли я Вам, что от роду не умел летать. По крайней мере, королева эти слова услышала в очередной раз.
   - Ты подарил мне жизнь под солнцем, - был ее ответ. - Я подарю тебе полет. Только...
   - Что, королева?
   - Тебе снова придется поцеловать меня.
   Вы скажете: "Ну что ж, нам не привыкать". И хитро улыбнётесь. Да, но Вам-то не видно, что королева снова обратилась в того самого противного монстра. Ума не приложу, с чего я решился поцеловать ее в ту ночь. Правда, тогда поцелуй спас ей жизнь. Зажмурив глаза, я коснулся губами ее губ. На ощупь поцелуй казался прекрасным, словно передо мной находилась очаровательная принцесса, а не безобразный призрак. Голова закружилась, перед сомкнутыми веками замелькали красные светлячки, в голове разливалась приятная истома. Губы королевы внезапно потеплели. Я впился в них и, обхватив за талию, прижался к ее фигурке. В тот же миг холодная ладонь легла на лоб и остудила внезапный порыв.
   - Не слишком увлекайся, - зашептала она мне на ухо. - Вполне достаточно.
   Я открыл гляделки и встретился с ее красными глазами. Так мы стояли несколько минут, чуть не касаясь лицами друг друга. Наступило хорошее молчание, когда слова не требуются, когда чувствуешь себя замечательно просто оттого, что ты не один на белом свете.
   Лаура улыбнулась, обнажив клыки, подхватила меня под руки и в мгновение ока поставила на карниз крыши. Сама же вернулась, чтобы закрыть окна и вновь просочиться сквозь стекло. Вот это меня удивляло больше всего. Возможно ли спокойно проталкивать свое тело сквозь твердые предметы и тут же хвататься за них, совершая ими какие-либо действия? Воистину, призраки непостижимы.
   Когда Лаура очутилась на крыше, я опасливо посматривал вниз. Высота не маленькая. Королева оказалась за спиной и вдруг шутливо толкнула меня вперед. Не ожидая подвоха, я дернулся и шагнул в пустоту.
   Если Вы свалитесь с пятого этажа, смотрите в небо. Оно успокаивает. Оно всегда недостижимо далеко. Я же падал лицом вниз. Не передать словами, насколько удивительно двойственное чувство свободы полета и ужаса смерти за те, оставшиеся еще секунды. Асфальт радостно рванулся ко мне, словно ждал нашей встречи много-много лет. В глазах помутилось, а когда зрение прояснилось, я увидел окурок.
   Он лежал в метре подо мной, белый огрызок сигареты с золотым пояском, отделявшим фильтр от рабочей части. На белизне ясно виднелась розовая неровная каемка - след от помады владелицы заморского товара народного потребления. В безмолвном мире все замерло, как на картине.
   Я не падал к окурку. Он тоже не стремился впечататься мне в лицо. Мое тело висело в воздухе, как космонавт в невесомости. Прервав неподвижность, я дернул руками и ногами одновременно, но с места не сдвинулся.
   - Не умеешь, - зазвенел рядом чудесный голос королевы. - Держись.
   В поле зрения показалась белая рука. Я ухватился за нее, но пальцы неприятно врезались друг в друга, легко пройдя сквозь призрачное препятствие. Сверху раздался огорченный возглас, пальцы тут же раздвинулись теплым облаком. Теперь я сжимал в ладони вполне реальную руку, присутствие которой прогнало чувство неловкой неестественности. Рука немедленно увлекла меня за собой. Асфальт метнулся в сторону, промелькнули черные прутья ограды, деревья на противоположной стороне улицы. Тело приняло наклонное положение и дециметр за дециметром набирало высоту.
   Наверное, человек, как и птица, создан для полета. И если он произошел не от обезьян (как утверждают противники Дарвина), то уж точно от птиц. Недаром всю жизнь люди стремятся летать, с давних времен изобретая машины, чтобы оторваться от земли и взглянуть на нее с высоты, охватить всю ее ширь, заглянуть за далекие горизонты. Ведь дошли же до нас легенды о летающих людях. Возможно, далекие наши предки умели летать, свободно паря над бескрайними просторами. Но однажды, взяв в руки палку, первый птицечеловек сообразил, как много дел ждет его в ближайшие дни. И, занявшись делами, он уже смотрел в небо лишь вечерами, мечтая о том, как завтра... Но завтра предстоял сев, или уборка урожая, или мена того, что у тебя есть, на то, что надо. Крылья уже были не нужны для подобной работы, зато требовались крепкие и сильные руки. Текущие дела занимали все время. Появлялись планы на следующую неделю, месяц, год. Летящее завтра растворилось в череде заполненных бесконечной работой дней.
   С тех пор человек многого достиг. Сменялись каменные и бронзовые века, уходили в историю рабовладельческий строй и средневековье. С появлением множества полезных инструментов тяжелый труд становился все легче. Появилось свободное время. Вот тут-то бы и летать! Ан нет, не выйдет. Где они, крылья?
   Совершив грандиозный рывок в развитии, человек утратил прежнюю свободу. Он может почти все: рисовать картины, писать путевые заметки, строить прочные каменные жилища, играть в футбол и теннис, совершать кругосветные путешествия на автомобилях, поездах и пароходах, вырываться за пределы Земли на космических кораблях, открывать неизвестные химические соединения, физические законы и математические теоремы. Может, ко всему прочему, получать за это уйму денег и покупать все, что заблагорассудится, благо, и в сфере потребления соблазнов ох как много. А летать с помощью своих конечностей? Может. Но только один раз.
   Однако, презрев все законы физики, я летел, скользил по воздуху, не шевеля ни руками, ни ногами. Королева призраков осуществляла мои давние несбыточные мечты. Она мягко, но неуклонно рассекала воздух, а я, как прицеп, следовал за ней.
   Но я летел, а не болтался мешком с картошкой. Не знаю, какая сила удерживала меня на воздушных волнах, но такая существовала в природе, иначе не было бы этих тягучих и прекрасных секунд, этого ощущения беспредельного счастья и могущества.
   Подо мной расстилались чередующиеся друг с другом автомобильные магистрали, детские площадки, серебристо-серые газоны с черно-желтыми взрывами деревьев, безлюдные тротуары и - самое интересное - крыши домов.
   Наш путь лежал невысоко. Серый шифер или листы жести с ржавыми пятнами пробегали под самым носом. Я мог протянуть руку и ухватиться за телевизионную антенну или покосившуюся от ветра железную трубу. Но, словно во сне, я опасался прикосновений, чтобы не привлекать внимания закона всемирного тяготения, неизвестно почему выпустившего меня из своих объятий.
   Череда крыш оборвалась, мелькнул квадрат газона с протоптанной наискось тропинкой, и мы (вернее, я) чуть не врезались в угол десятиэтажного института машиностроения. Приняв влево, Лаура заботливо предотвратила мою черепно-мозговую травму. Земля вздыбилась холмом и оборвалась. Теперь внизу разлилась беспросветная тьма. Где-то там, во мгле, неслышно журчала речушка, которую многие поколения пионеров безуспешно пытались привести в нормальное экологическое состояние.
   Зашелестели серебристые волны листвы под лунным светом. Ветер колыхал листья, то загоняя их в черноту мрака, то вновь выпуская на поверхность, по которой торопились наши тени, чуть обгоняя меня с Лаурой. Деревья укрывали стройные ряды холодных столбиков из камня - солдатское кладбище времен последней войны. Темнота без единого огня наполняла душу страхом. Сначала она придала особую остроту воздушному путешествию, но потом обезумевшие нервы не выдержали. Мне показалось, будто мы падаем в бездну мрака, где останемся навсегда. Далеко в стороне блеснула ниточка огней дамбы, охватившей реку туннелем.
   - Летим вправо, - то ли прошептал, то ли подумал я.
   Но Лаура услышала и тихонько развернулась. Теперь вереница огоньков лежала прямо по курсу. Мы миновали башенку церкви, маковка которой темным маяком возвышалась над кронами деревьев, скульптуру скорбящей матери, поворот трамвайных рельс. Блики света пробежались по металлическим полоскам, стремясь успеть за нами, но тщетно. Теперь внизу проносились крыши двухэтажных кирпично-деревянных домишек начала века. В прежние времена городские власти намеревались взять этот микрорайон под охрану, организовав архитектурный заповедник. Однако политический ветер смел несколько эшелонов властей, а идея успешно забылась. Теперь несостоявшиеся памятники русского зодчества год за годом разрушались под воздействием окружающей среды, а в планах очередной власти стоял вопрос о снесении списанных комиссией зданий и возведении на их месте делового комплекса с быстрой окупаемостью. Как-никак, центр города все же. Но, помня о дефиците областного бюджета, каждый, лениво наблюдающий за древними строениями из окон трамвая, был твердо уверен, что до конца века данный пейзаж изменений в лучшую сторону не претерпит.
   Оставив позади редкие фонари, мы вновь погрузились во тьму. Слева мелькнул одинокий собор Петра и Павла, утративший колокольню после Великого Октября. Справа простирался глубокий лог, усеянный дачными участками. А мы с королевой летели над старым трамвайным мостом, некогда соединявшим мой район с городом. Мне почему-то никогда не верилось, что до постройки дамбы здесь ходили трамваи, хотя дорога, вымощенная специфическими кубиками, явно намекала на свое происхождение. В две секунды мы миновали мост и стали набирать высоту, следуя за метнувшейся в гору полосой, где давно уже не было ни единого следа трамвайных путей. Мимо дороги понеслись разномастные железные гаражи, не оставлявшие ни единой мало-мальски пригодной для обустройства щели. Когда дамба еще не существовала, трамваям приходилось описывать порядочный крюк.
   Мы также проделали немаленькую петлю и возвращались к цирку. Слева закончились гаражи, рядом с нами очутились деревянные домишки. Их черные бревна, потемневшие от времени, поглощали свет луны. Несколько секунд они держались на одном уровне с нами, но затем плавно ушли вниз. На смену им пришли белые пятиэтажки, окрашенные луной в лимонно-желтые тона. Далеко справа мелькнул черный купол планетария, и тут же его скрыло уже знакомое Лауре здание, похожее на гигантскую горку. Прошмыгнул под нами шифер крыши. Правый ее скат серебрился в лунном сиянии, а левый мрачно серел ночной тенью. Антенны стремились уцепить платье Лауры и бросали косые тени в надежде достичь затемненной стороны. Некоторым это удавалось. Впереди наплывало сборище гаражей, в мрачных щелях которого тупиком оканчивалась неведомая мне дорога призраков.
   Мной владело великое чувство полета. Казалось, только я с королевой, да Луна неподвижно зависли в воздухе, а Земля бежит навстречу, словно рельефный глобус, словно серо-желтый мяч, катящийся по невидимой бесконечной дороге. Правда, сравнив размер этого мяча и собственный, я должен был ощущать себя разве что клопом. А мне хотелось - орлом. Я уже прекрасно понимал летчиков в отставке, с тоской глядящих в небо. Не представляю, как можно расстаться с такой красотой. Ночь заставила краски померкнуть, зато заметнее стали оттенки. Пространство вокруг четко разграничили зоны света и тьмы. Первая сверкала и переливалась бликами ночного светила - тысячами цветов от бледно-желтого до золотого и даже оранжевого. Вторая скромно темнела серыми, стальными, мрачно-коричневыми и абсолютно черными тенями. Красота ночи представала глубинами ничем не разбавленного синего кобальта с вкраплениями переливчатых светлячков звезд. Встречный ветер выдувал тяжелые мысли, не трогая беспредельного счастья. В голове что-то приятно пульсировало, вибрировало, качалось. Совсем как на какой-нибудь вечеринке, когда удачно подберешь коктейль выпивки и закуски. Не больше, не меньше, а в самую точку. Однако, морозный воздух сохранял удивительную ясность ума. Я старался запомнить все до мельчайшего листика, на мгновение выскочившего на свет из темной глубины. Я знал, это требуется сохранить до самого что ни на есть конца. Человек живет воспоминаниями достижений и неудач, взлетов и падений. Разумеется, мой полет был вершиной - самой высокой вершиной с момента рождения.
   Лаура увлекала меня дальше и дальше. Мы оставили позади круглую крышу цирка и полетели вдоль моей улицы, обогнав двух запоздалых автомобилистов. Я уже решил было, что полет подходит к концу, но после площади Дружбы Лаура взяла наискосок. Первый двор встретил нас привычной тишиной. Во втором кто-то пьяным голосом бубнил неразборчивую песню с балкона третьего этажа, постоянно срываясь на жалостливые ноты. На скамейке следующего двора виднелись три черных силуэта с мерцающими сигаретными угольками. Чтобы не рассеялось волшебство ночного полета, Лаура рывком увеличила скорость. Мы летели прямо на красные огни телевышки.
   - Хочешь увидеть ее вблизи? - раздался ласковый шепот королевы.
   - Спрашиваешь! - прошептал я в ответ.
   Тут и говорить нечего. Сколько раз я мечтал побывать на самом верху. Поглядеть на панораму города, почувствовать себя выше всех, попробовать дотянуться до облаков, может, даже разок плюнуть вниз и надолго замереть, любуясь закатом в то время, когда дома уже накрылись сумерками. Правда, осуществлять мечту я собирался в солнечный день, а никак не ночью.
   Уже не требовался миллион. Ни рублей, ни долларов. Желание само летело мне в руки. Мы достигли телевышки и восходящей спиралью закрутились вокруг мощного каркаса. Издалека она всегда выглядела хрупкой и изящной. Только в непосредственной близости ощущался размах и твердая непоколебимость. Габаритные огни проносились красными кругами и стрелой летели вниз. Наконец, королева остановилась и предоставила мне возможность взглянуть широко раскрытыми глазами.
   Снова проснулся ужас. Телевышка скрылась за спиной, а вокруг не осталось ничего. Дома, деревья, люди утонули во мгле далеко внизу. Передо мной в пустоте холодного неба сиял бледный лик Луны. Ветер, ласково трепавший волосы, превратился в лютого врага, выстуживавшего тепло уверенности. Меня затрясло от страха и совсем не летнего мороза. И еще Луна. Не нравилась она мне такая. В городе она прячется то за дома, то за деревья, выполняя неблагодарную роль великовозрастного фонаря, коему надлежит неусыпно освещать вверенную территорию, передавая зарплату в фонд Мира. Люди временами поглядывают на нее, думая преимущественно о своем. Но теперь становилось ясно, кто здесь хозяин. Я чувствовал себя незваным гостем на холодном приеме у ледяных великанов с далекой планеты, которым не было до меня никакого дела.
   Лаура почувствовала перемену и за руку потянула меня назад, скользнув между толстыми трубами стальной конструкции. Ноги ощутили твердую опору. Я стоял на восьмиугольной площадке с полусферами по углам - возможно, параболическими антеннами. Вблизи они выглядели очень внушительными. Надо мной находилась восьмиугольная плоскость, аналогичная той, в которую упирались подошвы. Уверенность мигом вернулась, и хотя ветер дул с не меньшей силой, крыша над головой создавала ощущение безопасности. Пальцы легонько погладили холодную поверхность творения рук человеческих. Металлическая лесенка вела вверх. Кто-то обязательно бывал уже и здесь, и выше. Такая мысль окончательно успокоила меня, и я, повернувшись спиной к негостеприимной Луне, стал вглядываться в сливавшийся с небом горизонт. Вдалеке пылали яркими точками факелы Нефтеоргсинтеза, а за ними неясно виднелось скопище крохотных огоньков - вероятно, аэродром.
   - Вниз? - в полный голос спросила королева.
   От пережитого волнения перехватило горло, и я только кивнул. Мы на полминуты замерли на краю площадки, а затем шагнули вниз. Ощущения свободного падения я тоже никогда не забуду. Глаза непроизвольно зажмурились, ветер исчез и тут же встретил нас снизу, а в голове вертелась одна-единственная мысль: "Ускорение свободного падения равняется 9,8 м/с2".
   Не знаю, закрывала ли глаза Лаура, но мы с размаху врезались в листву и плотно завязли там, сломав несколько не слишком крупных веток. Счастье, что на пути не встретилось мощных ветвей. Нас овевало тысячекратными прикосновениями прохладное темное море. Кругом разлилась шелестящая живая темнота. И только повыше, слева, сиял фиолетовый шар фонаря, крася сиреневыми тонами близлежащие листья. Мы рванулись сквозь таинственное царство, заполнившее пространство между трехэтажным зданием телерадиокомпании и острыми прутьями забора, сгруппировавшимися в строгие шеренги, разделенные каменными столбцами, словно командирами отделений.
   Чувствуя благодатное избавление от безжалостного взгляда Луны, я подумал о квадратной площадке на самом верху телевышки. Кольнула запоздалая жалость о её недостижимости, но пришло облегчение: слава богу, выше меня что-то да имелось, а вот на той площадочке... И появилась надежда, что, конечно, в этот раз побывать там не удалось (и хорошо), но, может быть, в следующий... А Лаура круто пошла на снижение, и мы совершили посадку на мой неподвижный, крепкий, прочный, соответствующий всем ГОСТам по технике безопасности балкон...
  
   ...Проснулся я только во второй половине дня. Ковер на диване сбился неудобными складками. Дверь в спальню, предоставленную в полное распоряжение королевы, была открыта настежь. На кухне негромко постукивали металлом о фаянс. Я быстро надел джинсы, фирменную рубаху "AVIS" и выглянул в коридор. На обозримом пространстве кухни, поджав ноги под себя, Лаура расположилась на венском стуле и неумело намазывала масло на хлеб. Я тут же присоединился к ней, и мы молча стали пить чай. Эффектней, конечно, звучало бы "пить кофе", но на кофе я мог пока только любоваться, проходя мимо витрин. Я опять не знал, с чего начать разговор. Доброго утра желать поздновато, а говорить про хорошую погоду не стоило. Но Лаура сама прервала молчание неожиданным вопросом:
   - В театре я встретила очень много людей. Почему ты меня никому не представил?
   - Но я ведь их видел впервые! - попробовал оправдаться я.
   - Ты хочешь сказать, что никого из них не знаешь?
   - Конечно.
   - А почему тебе с ними не познакомиться?
   - Ну, у нас так не принято, - сказал я, и тут же почувствовал, что суть не в этом. - Понимаешь, я не знаю, как знакомиться. Ну, спрошу я чье-нибудь имя, представлюсь сам, а дальше. Что дальше? Я не знаю, о чем с ними говорить. Люди все совершенно разные, и интересы у них тоже разные. Как подобрать тему? - я понял, что одного чая мне недостаточно и вытащил из холодильника три яйца. - Я ведь и с тобой говорю очень мало тоже поэтому. Конечно, есть люди, которые в два счета определят твою профессию и увлечения, найдут массу подходящих слов, - я зажег газ под правой конфоркой, - в нужный момент времени расскажут анекдот, ну, смешную историю, сумеют поговорить обо всем просто, понятно и не натянуто. А я не такой. Я вижу, чувствую, а сказать не могу. Да и стоит ли говорить? Бывают такие люди, что выслушают и не поймут, - я разбил поочередно скорлупу, вываливая в промежутках белок и желток на сковородку, - или, еще хуже, наплюют потом в душу. А это самое страшное. Человек узнал твою тайну, проник в самую глубину души, а потом взял, да и разрушил все, ударил по больному месту со знанием дела. Поэтому я и боюсь знакомиться.
   - Люди разные? - не поверила Лаура.
   - Разумеется, - я схватил ее за руку и потащил к книжному шкафу. Там я вытащил одну из шести ярко оформленных тонких книжек.
   - Вот, смотри, - я начал объяснения, показывая картинки. - Это детская книга. Она описывает мир Муми-троллей. Иногда мне дико хочется покинуть наш мир и очутиться там, среди них.
   Тут мне пришлось бежать на кухню и перекладывать подгоревшую яичницу на тарелки.
   - Кто они такие? - спросила королева. - Я слышала про троллей, но мне никогда не доводилось встречаться с ними.
   - Это совсем другое, - горячо возразил я. - Сейчас я покажу тебе. В книге нет ни слова про людей, зато описаны все людские характеры. Каждое существо несет в себе черты определенного типа людей.
   Смотри, вот Хемули. Они считают себя правыми во всем и несут тяжкую обязанность, которую сами же на себя и взвалили - учить всех остальных, как надо жить. Они делают что-нибудь исключительно одно - собирают коллекции или проверяют, не отстал ли кто от жизни, или воспитывают своих и чужих детенышей по своему образу и подобию.
   А это филифьонка. Больше всего на свете она любит уют. Вещи, окружающие ее, переходят от поколения к поколению. Она живет в маленьком домике с фруктовым садом. Но главное для нее - найти существо, о котором надо заботиться, которое надо отыскать далеко-далеко или у себя под боком.
   Здесь - Гафса. Чем-то сродни филифьонке, но как-то приземленнее. Ее интересы - свой дом, соседи, вещи, интерьер и окрестности. А что скрывается там, за горизонтом, Гафсу не волнует и не будет волновать никогда.
   Вот нарисована Мюмла. Всегда пытается что-нибудь делать. Воспитывать, например. Хотя и крайне безуспешно. Но для неё это не самоцель, а просто способ участвовать в общих делах, приносить пользу.
   Этот пушистик - Хомса. Работяга. Интересуется миром. Развивается, но не ввысь, а вширь, охватывая все новые территории выбранной области. Трудовые династии у них получаются отменные.
   Думаешь, обычная зверюга? Не-а! Это Ондатр. Яркий пример, когда пытаешься выглядеть одним, а на деле совершенно другой. В глазах окружающих он - философ. Но никогда, размышляя о тщетности всего сущего, он не упустит возможности воспользоваться преимуществами материального мира.
   Кнютты. Маленькие существа. Они рождаются, живут и умирают, а никто не обращает на них внимания. Но они тоже умеют радоваться и огорчаться, понимать и чувствовать.
   Видишь, какой отстранённый, но в то же время героический тип? Снусмумрик. Вечный путешественник, исследователь, искатель приключений. Он умеет делать выводы, не наигранные, как у Ондатра, а свои собственные.
   А тут Снифф. Этот отправится путешествовать только в том случае, если удастся что-нибудь найти, выменять, приобрести. Пусть даже никому не нужное. Главное, пополнить свои богатства.
   И, наконец, смотри, Муми-тролль и его семья. Мечтатели. Но в хорошем смысле слова. Всегда готовы поделиться, угостить, сделать чью-нибудь жизнь интересней и веселей. Если тебе плохо, то они тебя поймут и постараются решить все проблемы, невзирая на затраченные усилия и средства. Они избегают мелочных огорчений, а самое главное - умеют радоваться жизни.
   - Так много характеров? - чуть склонив голову, Лаура смотрела прямо в мои глаза. - А ты на кого похож? На Муми-троллей?
   - Не на них, - честно вздохнул я. - у меня нет широты характера и бескорыстности. К сожалению, такие люди очень редко встречаются в жизни. Большинство живет по принципу "Ты - мне, я - тебе". Можно только завидовать муми-троллям, восхищаться ими. Жизнь стала бы исключительно прекрасной и доброй, если бы все имели характеры, как у этой семейки. Наверное, я больше похож на Филифьонку. Я не отказался бы от маленького домика, уставленного красивыми безделушками. - Я махнул рукой в сторону шкафа. - Вот кассеты. Они предназначены для записи музыки, но мне нравятся их яркие обертки. Поэтому они вряд ли будут когда-нибудь распечатаны...
   - Но ведь ее сущность - заботиться о ком-нибудь.
   - Да, конечно, - горестно вздохнул я. - Я бы заботился, было бы о ком.
   - И все это описано в маленькой книжке? Можно мне прочитать ее?
   - О чем речь. Читай. Только все, что я тебе рассказал, - мои впечатления. А ты увидишь героев в собственном свете. И характеры их покажутся тебе иными.
   - Разве так бывает?
   - Конечно! Ведь это художественная литература. Она воспринимается не разумом, а чувствами. Чем разнообразнее твоя гамма чувств, тем красочнее покажется тебе описанный мир.
   - У меня есть чувства, - решительно кивнула Лаура.
   Я молчал. Таких длинных речей я не произносил с тех пор, как читал доклад по организации и планированию производства. То есть с мая месяца. Теперь мне удалось выговориться, и я пылал благодарностью к Лауре, выслушавшей меня с величайшим вниманием. Казалось чудом, что кому-то стало интересно мое мнение о детской книжке, а не результаты реальных дел.
   - Пойдем на улицу, - предложила королева. - Я хочу почувствовать траву.
   В коридорном шкафу завозился Ыккщщер. То ли он выражал несогласие, то ли просто устраивался поудобнее. Призрак призраком, а ведь постоянно что-нибудь уронит или рассыплет, отчего в шкафу образовался великий бардак.
   Я быстренько помыл посуду, а Лаура вместо платья натянула нормальную одежду, не забыв сделать новую прическу. С ее роскошными волосами можно было экспериментировать бесконечно.
   Мы вышли во двор. Звуки наполняли его до предела. Проехал, надсадно фырча, "Москвич" с дядей Мишей. Чинно проследовали две старушки, громко костеря правительство и цены. Чирикали воробьи, захлопали крыльями голуби, покинув свое место у непросыхающей лужи. А малыш из шестьдесят пятой квартиры, безуспешно подбиравшийся к ним, обиженно скривил лицо. Дребезжал по асфальту сине-красный грузовик на трех колесах. Восторженно вопил Вован, обнаруживший последнего спрятавшегося приятеля. Не стесняясь в выражениях, Александр Гаврилович высказывал мнение об агентах империализма, отломавших ножку скамейки у соседнего подъезда. В соседнем дворе кто-то оглушительно выбивал ковер. Простучали сандалетами три десятилетних девчонки и скрылись за углом. И в этом гуле окончательно терялся голос Вячеслава Добрынина. Я уже интуитивно дополнял: "Не сыпь мне соль на рану, она еще болит".
   Лаура, казалось, не слышала звуковой палитры, а находилась вне окружающего мира. Она присела на корточки у начинавшейся вереницы деревьев, заслонявших пятиэтажку напротив. Ее внимание привлек крупный черный жук, старательно преодолевающий препятствия на своем многотрудном пути. Королева наблюдала за ним и пять минут, и десять. Я мучительно старался проникнуть в ее мысли. Видимо, ей необходим этот жук, а может, его путь. Может, вычислив маршрут жука, королева отыщет затерянную дорогу. Я терпеливо ждал и вдруг вспомнил полет. Хотелось высказать Лауре слова благодарности, не прозвучавшие вчера, но я не решился отрывать ее от дела. Да и речь споткнулась бы на середине первого предложения, застопорилась бы, выплевывая куски несвязных фраз, и окончательно увязла бы в непреодолимом смущении. Ну почему мысли складываются в голове красиво и гладко, а вот язык, сдавленно ворочаясь, выдает лишь мешанину, готовую развалиться на суверенные составляющие? И я просто посмотрел на телевышку и горделиво подумал: "А все-таки мы там были!"
   Вот надоем я королеве, и исчезнет она вместе с Ыккщщером, найдет другое убежище и будет совершенно права. Ведь она подарила мне полет, а я не в состоянии даже поблагодарить ее. Почему потерять значительно проще, чем обрести?
   - Ты знаешь, что такое тест?
   Вопрос застал меня врасплох, и я пробормотал:
   - Э... тест. Какой тест?
   - Я прочитала у тебя в книге множество тестов. Меня заинтересовали некоторые. Они выявляют чувства. Можно мне взять ее?
   Похоже, пока я спал, Лаура ознакомилась со сборником тестов, валявшихся на столе с периода предэкзаменационного затишья.
   - Конечно, королева, - я-то всегда считал, что тесты выявляют способности. Способности руководить, способности постигать, способности мирно жить с окружающими...
   - Я даже изобрела свой тест, - скромно улыбнулась Лаура.
   - Так испробуй его на мне, - сказал я, мысленно приготовившись отвечать на вопросы. - Только ручка дома осталась.
   - Ручка не нужна, - королева обрела торжественный вид и взяла меня за руку. Я почему-то подумал, что мы сейчас взлетим, и уже собирался отговаривать Лауру от поступка, столь неразумного в дневное время. Но Лаура просто повела меня обратно к дому. Мы остановились у каменных блоков под раскидистыми деревьями вблизи кирпичного кубика компрессорной с полустершейся надписью "ОГНЕОПАСНО! ГАЗ!"
   Три серых блока валялись здесь со времен строительства моего дома, то есть всю мою сознательную жизнь. В далеком детстве в щель между ними ловко всовывался пластмассовый зеленый пулемет, и я самозабвенно строчил очередями, выискивая фашистов в окнах правой пятиэтажки. Или играл с девочками в кухню-аптеку-больницу, расставляя по всей поверхности камней крошечную посуду из алюминия, разноцветной пластмассы и даже фарфора. Я давно вырос, повзрослел, а они ничуть не изменились, может, лишь немного вросли в землю.
   - Имя теста - Наводнение, - объявила Лаура и вспрыгнула на ближайший блок. Я поднялся следом и осмотрелся: не видит ли кто? К счастью, у всех имелись собственные неотложные дела, поэтому никто не обращал на нас недоуменных взоров.
   - Приготовился? - прошептала королева.
   - Да, - кивнул я.
   В тот же миг обстановка изменилась. Правая пятиэтажка растворилась в туманной пелене. Левой тоже на месте не оказалось. На всякий случай я не стал оборачиваться назад. Туман поглотил и деревья вокруг нас. А у самых блоков заплескалась вода. Море травы обернулось самым настоящим морем. Спустя три минуты туман рассеялся.
   Нас окружал бескрайний океан воды. Свинцовые волны катились из бесконечности в бесконечность. Серое беспросветное небо нависло над головами. Ничего более не существовало кроме воды, воздуха, королевы белых призраков, меня и знакомой мини-рощицы за спиной.
   Прямо за нами расположилось двойное дерево. Рядом вертикальной колонной уходил в небо одиночный ствол. Мощный конгломерат корней выкидывал в разные стороны шесть стволов, три из которых тянулись к блокам на полпути от исчезнувшей компрессорной. Далее высилось дерево, напоминавшее две буквы V, соединенные основаниями. С другой стороны из воды торчал тонкий скрюченный ствол, рядом взметнулись ввысь два ствола потоньше. И чуть ближе, между ним и блоками, расположились еще два ствола с сухим обрубком, извивающимся змеей.
   Все! Больше описывать было нечего за исключением того, что под нашими ногами лежали все те же непоколебимые блоки. Пустые горизонты действовали угнетающе. Интересно, какие чувства Лаура сейчас читает на моем лице?
   - Устраивайся, - сказала королева. - Мы в безвременье. Наше здесь пребывание продлится бесконечно.
   Я молча уселся на камень. Да, мир здесь бесконечно скучный. Затем я это произнес вслух.
   - Это не мир. Это безвременье. Чтобы окончательно не испугать тебя, я создала уголок твоего мира. Возможно, так ты быстрее освоишься.
   А может, это не тест? Может, это ловушка?
   Я пристально вгляделся вдаль. Бесполезно. Ни пятиэтажка, ни прилегающие к ней деревья не появились. Пальцы коснулись воды. Холодная.
   Можно было разораться, закатить истерику, утопиться, выяснять, кто здесь главный, повеситься, обругать всех и вся. Можно было ничего этого не делать. Времени свалился вагон и маленькая тележка. Следовало извлечь из него пользу в отсутствие средств передвижения, телевизора, радио, книг и инструментов. Выход, как ни странно, имелся.
   - Королева, Ыккщщер говорил, что ты посещала множество миров. Расскажи хотя бы об одном.
   Лаура словно ждала этих слов. Она спокойно улеглась в воздухе на уровне моей головы и начала рассказ. Сначала я слушал невнимательно. Голову занимали иные проблемы. Скоро новый семестр. Не пропущу ли я его в связи с вынужденной эмиграцией? Затем нахлынули воспоминания о моём полете. Да какой он, к черту, твой?! Наш полет. Наш! Если бы не королева, не состоялось бы вообще никакого полета. Лаура подарила мне полет, а я даже не соизволю вникнуть в суть ее рассказа. Не лекцию ведь слушаю, не историю для десятка приятелей, не анекдот для пары-тройки друзей. Рассказ для меня. Снова для меня. СНОВА! Понимаете вы или нет?!!! Исключительно для меня. Especially for me. Королева-то не обязана меня развлекать, могла бы отвернуться, да дрыхнуть в свое удовольствие. Правда, призраки не спят. Но Лауре уже требовался сон, чтобы набирать силы в соответствии с нашей сущностью. Ну, господи! Ну почему ты опять не слушаешь!!! Глаза закрылись, и голос Лауры вошел в мою реальность. Окончательно сосредоточиться я не сумел, поэтому картины иного мира заполнялись блеклыми красками, белыми пятнами и черными провалами. Да, Лаура рассказывала неплохо. Но мне-то что? Я-то ведь там никогда не побываю. Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. И вдруг меня прорвало. Пусть я еще до конца не верил этим словам, но они все равно должны прозвучать:
   - Королева, что тебя больше всего поразило в нашем мире?
   - Наверное, солнце, - чуть подумав, ответила Лаура.
   - Тогда считай, что я подарил тебе солнце. Ты подарила мне полет, возьми же солнце в знак благодарности. Даже больше. Ты подарила мне ночь, а я дарю тебе день. Весь, с травой, с ползучим жуком, с облаками, с синим небом, - я прекрасно понимал, что надолго запала не хватит. Сначала я возьму фальшивую ноту, потом с очередной фразой в разговор проникнет неестественность. Дипломат из меня еще тот. Но я продолжал говорить о том, что судьба всегда дает человеку шанс. Важно только этот шанс не упустить, а заметить. Поймать за хвост синюю птицу удачи. Что я считаю нашу встречу таким шансом. Что я не могу предвидеть последствий, но готов идти до конца, до края света. В смысле, сидеть с ней тут хоть до бесконечности. Что она подарила мне чувство полета, чего не смог бы сделать никто и никогда. И еще много всего.
   Речь получалась сбивчатой, отрывистой. Я спотыкался на каждом предложении, терял связующую нить, пропускал слова, глотал окончания. Но Лаура улыбалась. И я, не задумываясь о хлебе насущном, уяснил, что готов остаться здесь навсегда. Просто сидеть и слушать. Проще сказать, мне уже было приятно смотреть на нее, ощущать ее рядом с собой и себя рядом с ней.
   Лаура продолжила повествование. Безмолвным собеседником я внимал плавной, текучей речи. И, странное дело, провалы исчезли, пятна рассосались, а краски заиграли, словно блики на гранях драгоценных камней под яркими лучами солнца.
  
   Глава восемнадцатая
   Жаркий денёк
  
   "Я не ангел, я не бес. И зачем сюда полез? - недоуменно
   пытается объяснить бомж Пахомыч не вовремя
   подошедшему хозяину квартиры, а затем бьет
   на жалость. - Вспомни, ты сам был таким".
   (КВН, однако).
  
   Газета бесплатных объявлений - занятная штука. Тысячи людей, горящие желанием купить, продать, обменяться, вырезают купон и втискивают в немногочисленные строчки свои волеизъявления. "Проигрыватель не новый, на запчасти, дешево". "Старинные иконы, монеты, дорого". И даже "меняю ваучер на мини-трактор" в преддверии грядущей ваучеризации всей страны.
   Особое место занимают объявления о знакомстве с непременными требованиями:
   "... Без жилищных и материальных проблем".
   "... Наличие автомобиля обязательно".
   "... Не ниже 175 см".
   "... Блондинку с местом для встреч".
   "... 23-27 лет. Овна или Козерога".
   "... Разведенным, судимым, лентяям, алкоголикам и сексуально озабоченным просьба не беспокоиться".
   Эти я просматривал обязательно, но безрезультатно, так как соответствовал разве что последнему требованию, да и то относительно, потому что ни в какую не стал бы строить гараж собственными руками, копать овощную яму или обрабатывать грядки на, слава богу, несуществующем садовом участке.
   Обязательным атрибутом был раздел "Разное". Здесь неведомые люди объяснялись в любви, изливали душу, жаловались на трудности, делились проблемами и интересами. Объявки этого раздела стоило изучить повнимательнее. Не искать же информацию о любительских фэн-клубах на страницах официальной хроники областных газет.
   Повезло сразу. Между двумя бородатыми приколами от законспирированного "Веселого танкиста" я увидел: "Всем! Всем! Всем! Наш клуб им. В.Преснякова приглашает к себе тех, кому небезразличен выдающийся талант величайшего певца нашего времени. Ждем по адресу: ул. Академика Королева, 12".
   В Москве по данным координатам располагается Центральное телевидение. У нас любой, услышав эти слова, понимал, что придется забираться к черту на кулички. Мне же улица Академика Королева была до боли знакома. В доме номер пять располагалась студенческая столовая, а в двенадцатом, скорее всего, жили сотрудники ППИ. Значит, сегодня, во время законных каникул, придется бросить все дела и ехать на комплекс. Приятным сие событие не назовешь.
   Хлопнула дверь спальни, и на пороге появилась Лаура, одетая по полной земной форме. Белое платье, видимо, продолжало отдыхать после полета. Увидев меня, королева улыбнулась. Мои губы также расползлись в улыбке. Но черная тень нашествия незримо реяла над нами и прогнала вспыхнувшую радость.
   - Ты не нашел больше никаких клубов?
   - Нашел! - счастливо кивнул я. - После завтрака поедем.
   - Хорошо, - легонько тряхнула волосами Лаура. - Тогда на кухню. Будешь учить меня готовить завтрак.
   В коридорном шкафу опять что-то грохнулось с полки. Ыккщщер выказывал неодобрение. Он считал, что королева не должна терять даже остатки сущности, следовательно, ей требовалось отказаться от всяких там завтраков, обедов и ужинов. Очистив картошку от кожуры, я залил сковородку маслом и высыпал получившийся полуфабрикат. Сегодня обошлось без происшествий.
   - А это кто? - спросила наблюдавшая за моими действиями Лаура, кивнув на календарь, когда я выключил газ.
   Кто это? Да разве были такие слова, чтобы выразить, что значили для меня изображенные на календаре? Впрочем, цифирки под названиями месяцев всегда оставались в стороне от моего внимания, следовательно, календарь превращался просто в картину. Нет, не просто. Может, для Вас она и виделась кадром, выдернутым из мультфильма. Но мне она открывала окно в запредельную реальность. Туда, где я был нужен, где чувствовал себя прекрасно и замечательно. Итак, для Вас слова нашлись. Теперь следовало сказать их Лауре.
   - Это команда спасателей, - начал я.
   - Что значит "команда" и что такие "спасатели"?
   Да, начало удачным не назовешь. Требовалось подойти с другой стороны.
   - Они друзья, - выпалил я и, чтобы не объяснять ещё одно слово, немедленно добавил, - потому что всегда вместе. Вот это и называется командой. Представь, ты прорвалась в новый мир и летишь над ним, а рядом с тобой те, кто тебе особенно дорог, кто тебя понимает и никогда не покинет ни при каких обстоятельствах. Представила?
   - А если не рядом, а чуть-чуть позади?
   - Королеве положено быть первой? - улыбнулся я. - Конечно, они могут лететь чуть позади.
   Лаура улыбнулась в ответ. Судя по всему, картина у нее получилась яркой и впечатляющей.
   - А спасатели они, потому что помогают другим выпутаться из трудностей, - добавил я.
   Королева помолчала, а потом спросила прямо:
   - Неужели ты так хочешь оказаться там?
   - Конечно! - наверное, со стороны любой мог видеть, как сверкнули мои глаза.
   - А почему?
   Ну вот, опять отсутствие нужных и убедительных слов. Эх, велик и могуч русский язык, но надо еще уметь им пользоваться.
   - Там не бывает скучно. Каждый день что-нибудь новое и удивительное, а то и сверхъестественное. Там нет нудных обязанностей, потому что они превращаются в интересные дела. Там то, что ты хочешь, и то, что надо делать, совпадают, а это, наверное, и есть смысл жизни. Я думаю, что любой из спасателей понял бы и простил мои недостатки. Они это умеют.
   - И они приняли бы тебя в свою команду?
   Я задумался, ища ответ, и еще раз пристально вгляделся в картину. Спасатели недовольно хмурились, только Вжик с Гайкой натянуто и неестественно улыбались. Образы героев были искажены и скособочены. Художник не постарался. Судя по всему, для него данное произведение являлось очередной халтурой, и его не заботило ни правописание "resque rangers", ни дальнейшая судьба календаря, появившегося в отсутствие более достойных образцов. Но, глядя на спасателей, глаза отметали неточности, выправляли фигуры, придавали плоским образам объем и знакомые черты. И диснеевские персонажи виделись в истинном свете, затмевая свои неудачные копии. Рамки исчезали, и открывался проход в тот самый город, где происходили захватывающие приключения отважной пятерки. Границы разбегались вдаль, а передо мной развертывался целый мир со своей Америкой, Испанией, Англией и Китаем. Мир нарисованный, но все же реальный, надо только хорошенько присмотреться и увидеть. Нашлось бы там местечко для меня? Наверное. А где? В команде Чипа и Дейла? Вряд ли. Нужен ли вообще шестой спасатель, когда и пятеро дружно и слаженно справляются со всеми испытаниями? Я еще раз представил серьезного Чипа, улыбающегося Дейла, могучего Рокки, рыжеволосую красавицу Гайку и маленького Вжика. Расступятся ли их ряды? Раздвинется ли стройная шеренга, чтобы впустить еще одного?
   - Нет! - твердо и решительно сказал я.
   - Почему ты так не уверен в себе? - возмутилась Лаура. - Подумай сам. Ведь ты говоришь "нет", а в душе надеешься, что тебе скажут: "Да брось ты, не волнуйся, иди скорей сюда, мы тебя давно ждем".
   - Конечно, надеюсь, - вздохнул я. - Но для того, чтобы приняли, надо быть хоть чуточку полезным и нужным.
   - А ты сразу начинаешь считать себя ненужным и бесполезным? Нет! Ты так не считаешь. Ты опять надеешься, что они сами увидят твои достоинства и бросятся разыскивать тебя, сломя голову.
   - Не увидят, - вздохнул я.
   - Могут увидеть, - возразила Лаура, но тут же согласилась. - А могут и не увидеть. А почему бы тебе самому не показать, что ты крайне необходим этой команде?
   - Как? - вскричал я.
   - Неужели ты думаешь, что кто-то будет наставительно перечислять все возможные способы? Ведь ты можешь придумать их сам! Я даже уверена, что ты уже их придумал.
   Я только судорожно глотнул и махнул рукой в угол. Там, в тумбочке лежала толстая тетрадь, до краев заполненная описаниями наших совместных приключений. В ней шестой спасатель оказывался крайне полезен всей команде. Вот только как прорваться сквозь реальность в их сверкающий мир?
   - Да, твое желание велико, - мечтательно улыбнулась Лаура.
   Я аж просиял от восторга. Ведь королева побывала в тысяче миров. А что, если она встретила тот самый! А что, если она забросит меня туда прямо сейчас!!!
   Королева внезапно погрустнела.
   - Извини, - тихо сказала она. - Я не смогу тебя туда отправить. Я даже не подозревала о существовании подобного мира до этой минуты. Но я думаю, что шестой спасатель все-таки нужен, и он сумел бы себя достойно проявить.
   Ну вот, как всегда, облом. А я уже видел себя там. И все же...
   Неужели мои чувства так явно проявились, что королева прочитала их, как ежедневную газету? Но никто никогда не умел читать хоть что-то по моему лицу. И никому я не стал бы рассказывать про отважную пятерку. И когда я до последней секунды держался у телевизора, где самолет спасателей прорывался через пелену облаков, а мы уже точно опаздывали на дискотеку, даже Борька недовольно бурчал:
  
   Если про друзей и женщин
   Вы нарочно позабыли.
   Если Вам вино и водку
   Том иль Джерри заменил.
   Значит где-то ненароком
   Сдвиг по фазе получили
   Или снова в детство впали,
   Обратитесь-ка к врачу.
  
   Но Лаура - иное дело. Даже если я и сдвинулся по фазе - она поняла этот сдвиг! И даже одобрила мои действия, еще не зная про них! Да нет, так не бывает! Или все же бывает?..
  
   ...Через час с небольшим мы подъезжали к Сосновому бору, по официальным хроникам именуемому "лёгкими города". Я сидел у прохода в полупустом по-летнему сорок первом, уступив Лауре место у окна. Автобус плавно катил по лесному массиву. Но королева смотрела не в окно, а под ноги. Лишь когда автобус миновал круглое здание компрессорной, Лаура окинула поредевшие островки корабельных сосен и, повернувшись ко мне, сказала:
   - Знаешь, мне тоже нравится Филифьонка.
   Хорошо, что королева всерьез заинтересовалась книгами, а если бы нет? Что мне делать тогда? Я живо представил повелительницу тьмы, внимательно вникающую в хитросплетения "Санта-Барбары". Нет, не то! А вот видео действительно пригодилось бы. И про приключения команды спасателей мне не пришлось бы рассказывать. Поставил кассету, нажал на кнопку, и Лаура все поняла бы сама.
   Да, видео. Голубая мечта советского народа, глотающего слюни, когда речь в "Аргументах и Фактах" заходит о том, что в Арабских Эмиратах обеспечено видеомагнитофонами чуть ли не 92% семей. Ведь так хочется догнать и перегнать. И вот уже какой-то умный мужик выдвигает встречное решение: давайте отдадим Японии Курильские острова, а она взамен обеспечит видео каждой российской семье. Но острова остаются в наших владениях. Что, впрочем, радует. Ну, даже если выкупит их Япония, то российский народ получит не магнитофон, а "улучшение уровня жизни на 12-15% в среднем по стране", что для одного конкретно взятого человека не сулит никаких перемен к лучшему.
   Но мечта остается. А народ придумывает, как это обычно бывает, ласковые названия любимому предмету. Появляются "видаки", "видюшники", "видики", "видеомафоны" и прочее, и прочее, и прочее. Не появляется лишь сам вожделённый предмет.
   "А у кого родители работают в Бразилии?" - начинаете смутно припоминать Вы. Работают. Так что?! Сколько раз я просил и маму, и папу: "Ну привезите же! Ну не могу я без него!" Ответ мамы был категоричен: "Поставишь магнитофон - обворуют квартиру". А папа с ней не спорил. "Не обворуют", - с надеждой обещал я. Но мама только непреклонно качала головой, а папа опять не спорил. И на ту же сумму мне присылались экзотические фрукты, чтобы организм непрестанно укреплялся и не болел. Как видите, витаминов мне хватало, но так не доставало видеомагнитофона...
  
   ...Часовая стрелка едва преодолела цифру двенадцать, а минутная подбиралась к двойке. Солнце застыло в безмятежном небе с редкими кучевыми облаками. Стройные стволы сосен укрывали нас от солнечных лучей, оставив лишь узкую полоску неба над дорогой. Предоставив Лауре возможность любоваться лесными пейзажами, я осторожно подхватил ее под руку и повел к белым девятиэтажкам, выстроившимся в ряд. Рука Лауры была теплой, а мне почему-то казалось, что она сделана из хрупкого фарфора, который может треснуть от грубого прикосновения.
   Стены двенадцатого номера сияли, и только в глубинах лоджий, густо заставленных вещами, прятались тени. Солнце сверкало, отраженное тысячью стекол, и сотни зайчиков лежали на асфальте, траве и сыром песке под сумрачным, чуть покосившимся грибком. Клуб Преснякова мы нашли почти сразу.
   Полинявшая табличка голубого цвета с полуобсыпавшимися красными буквами возле одной из квартир первого этажа указывала: "Детский клуб "Орлёнок". Поверх сохранившегося изображения барабана с пионерским галстуком кто-то выцарапал более короткое и неприличное слово. Пионерская символика отошла в историю. Её сменили золотые строчки на чёрной пластмассе: "Клуб поклонников В.Преснякова * Прием астролога. Время работы с 12-00 до 16-00. Выходные дни: Понедельник, Пятница, Суббота, Воскресенье". По счастью на календаре значилось двенадцатое августа - среда.
   Войдя в таинственную квартиру, мы оказались перед выбором. Пустой тесный коридорчик располагал двумя дверями и уводил куда-то за поворот. Лаура молчала, поэтому я предложил ту, которая оказалась перед нами.
   Дверь легко открылась внутрь. Перед нами предстал солидный двухтумбовый стол темно-коричневого цвета. За ним в мягком кресле на роликах, легко меняющем угол наклона, восседал мужчина лет сорока довольно крепкого телосложения. Пальцы его правой руки крепко ухватили козлиную бородку. Глаза из-под круглых позолоченных очков внимательно изучали собеседника: мужичонку в сером потрепанном костюме. Ничем не примечательного, если не считать лица, испещренного синяками и пластырем. Он негромко бубнил, уставившись в стекло столешницы, под которым в единый круг сплетались символы света и тьмы из китайской мифологии. Там же красовалась крохотная цветная фотокарточка Софии Ротару.
   - Вот вы говорили, - послышалось нам, - что второго августа у меня будет удачный день. Звезды там, то, сё. А мне, между прочим, морду набили.
   - Конечно, удачный, - перебил его обладатель золоченых очков голосом, не терпящим возражений. - Подумайте сами, ведь вас могли убить. Понимаете, убить! Но расположение звезд плюс прохождение Сатурна через ваше зодиакальное созвездие смягчили неминуемое. Я считаю, что каких-то два выбитых зуба - пустяк по сравнению с бесценной жизнью, которую вам удалось сохранить благодаря моему предсказанию.
   - Но ведь про битьё звезды ничего не говорили, - мужик ещё пробовал наступать, но в глубине души уже начинал догадываться, что денежки в карман не вернутся.
   - Звезды не предсказывают всякие пустяки, они лишь направляют, указывают нам путь, - астролог копался во внутреннем кармане жилетки дымчатой тройки, словно сошедшей с обложки заграничного журнала. Глаза его переметнулись на книжную стенку, так как выжать новых деньжат из клиента возможности не предвиделось.
   - Два зуба - это пустяки?! - возопил к небу клиент. Затем он покинул обшарпанный стул, метко плюнул в угол и оглушительно захлопнул за собой дверь.
   Внимание астролога переключилось на нас.
   - Гадание по картам, по ладони, на кофейной гуще? - посыпались предложения. - Предсказание наилучшего дня для зачатия ребенка согласно вашим знакам зодиака? Гороскоп на следующую неделю? Если обоим, то скидка - десять процентов.
   - А где здесь клуб Преснякова? - спросил я.
   - Левая дверь, - презрительно процедил астролог, моментально утратив к нам интерес.
   Мы снова выбрались в коридор и толкнули левую дверь. В отличие от ухоженной комнаты предсказаний здесь нас встретили полумрак и запустение. Под потолком тускло горела лампочка в двадцать пять ватт без всякого абажура. Дневной свет едва пробивался в комнату сквозь серые стекла давно не мытого окна. В комнате витал влажный затхлый запах. Казалось, и крючья для гардины покрылись ржавчиной. Половину комнаты заскладировали сломанными стульями. Обстановку второй половины составляли стол и шкаф с оторванной дверцей. При ближайшем рассмотрении стол оказался партой, списанной с какого-то ущербного факультета, так как его поверхность заполняли похабные рисунки и четверостишия, пересыпанные матерными словами. Упоминаний о Преснякове рядом с ними не наблюдалось. О назначении сего помещения говорили разве что плакаты кумира, в огромном количестве приклеенные прямо на облезлые обои комочками желтого и синего пластилина. Изображения Вл. Преснякова-мл. различных размеров и качества сошли сюда со страниц "Собеседника", "Смены", "Сельской молодежи", "Комсомольской правды", "Ровесника" и других периодических изданий. Сюда же неведомым образом затесалась фотография Юры Шатунова и красочная панорама военного оркестра на фоне Кремля.
   Осторожное пошмыгивание носом напомнило нам, что мы тут не одни. За партой обнаружилась высокая худенькая девчушка, уставившаяся на нас огромными глазищами.
   - Это клуб Преснякова? - решил я подтвердить свою догадку.
   - Да, Володи! - восторженно прошептала девочка. - Володенька Пресняков - советский Майкл Джексон.
   Я не стал возражать, а шепнул Лауре на ухо:
   - Смотри. Увидишь талисман - скажешь.
   Лаура кивнула и принялась проницательно осматривать вещи.
   - А вы корреспонденты? - с надеждой спросила девочка.
   - Нет, - ответил я, но, решив не огорчать хозяйку полностью и бесповоротно, добавил. - Пока не корреспонденты.
   Королева чуть заметно качнула головой из стороны в сторону, показывая полное отсутствие необходимой нам вещи.
   - А зачем тогда вы пришли?
   - Узнали, что есть такой клуб. Решили зайти, посмотреть, - нашелся я. - Может, еще и других певцов клубы имеются. Хотелось бы два-три адреска.
   - Не певцов, а артистов, - поучительно заметила девочка. - Талькова еще есть клуб. Где-то у ДК Профсоюзов. Точно не знаю. Но Володя лучше! Тальков - все, а Володеньке еще петь да петь.
   - Спасибо, - кивнул я и отступил на шаг к двери.
   Увидев, что мы собираемся уходить, девочка решительно выскочила из-за стола. Ее нога зацепила невзрачный проигрыватель старого образца и стопку пластинок с густым слоем пыли на них. Вещами этими давно уже не пользовались.
   В мгновение ока девочка преградила нам дорогу. На ее руке красовалась красная повязка с выведенными по трафарету буквами "Добровольный Дежурный". Пальцы сжимали банку со сплющенным верхом. Судя по обрывкам наклейки, там когда-то хранилось сгущенное молоко.
   - Внесите хотя бы пожертвования, - заявила дежурная.
   Я молча положил в банку бумажный рубль, памятуя из западных книг, что за информацию надо платить.
   - Это все? - возмутилась девочка, с надеждой глядя на Лауру.
   - На двоих, - пришлось разуверить её, вспомнив габровские анекдоты. Копейку класть не хотелось. Мелочь уже исчезала из обращения и грозила в скором времени превратиться в нумизматическую редкость.
   Огорченные неудачей, мы побрели обратно к остановке. Особо печалиться, впрочем, не следовало. С первого раза везёт только в короткометражных фильмах. Вдобавок, у нас имелось примерные координаты очередного фэн-клуба.
   К огромному удивлению народа на автобусной остановке собралось предостаточно. Странная картина, учитывая летнее время. Знакомых лиц не встретилось, поэтому мы с Лаурой забрались в прохладную тень под крышей автобусного павильона. Вслушиваясь в чужую речь, я уяснил, что тут собрались представители соседнего корпуса, химики-технологи. Вступая в рыночные отношения, администрация дала указание заведующим кафедрами провести подготовительное собрание по поводу самоокупаемости высшего образования. Суть выступления сводилась к тому, что в связи с введением свободного распределения возникал вопрос о внесении некоей платы за получение диплома. Плату предполагалось взимать с организаций, куда отправлялся работать выпускник, или с самого выпускника, если организация не желала пускаться в непредвиденные расходы. Новость повергла большинство старшекурсников в глубокое уныние, так как добрая половина еще не представляла места будущей работы. Те же, кто уже трудился на благо общества, весьма логично предполагали, что начальству гораздо выгоднее пригласить специалиста со стороны, чем выкладывать энную сумму за студента без опыта практической работы.
   Поиски талисмана внезапно утратили актуальность. Я-то нигде не работал, практики проходил на кафедре и там же делал диплом по вечной теме "АСУ - Деканат", внося доработки и усовершенствования в предыдущую версию. За меня никто платить не собирался, лишними деньгами я тоже не располагал. Плачевные перспективы. По дальнейшим обрывкам разговоров я понял, каким хитрым маневром удалось завлечь сюда огромные массы учащихся. Оказывается, августовскую стипендию химикам будут давать, если в зачетке стоит штамп "Допущен". А стоит он только у участников собрания, да у друзей, зачетки которых неведомым образом всё же отметились у заведующих кафедрами. Следовало срочно поинтересоваться грядущими планами нашего деканата. Дурные примеры заразительны.
   Народ шумел, возмущаясь новыми порядками, а сорок первый появляться не спешил. Из-за дальнего поворота дороги показались сперва одиночки и пары, а затем возник устойчивый поток дополнительных студентов. По-видимому, в машиностроительном корпусе проводилось аналогичное собрание. К образовавшейся толпе скромно добавлялись бедолаги, проходившие практику на комплексе, и лицеисты, утрясавшие вопрос поступления в институт. Отдельной группой стояли преподаватели и сотрудники, которым тоже требовалось в город.
   Я отработал практику досрочно, поэтому спокойно сидел с королевой призраков на холодном бревне, приставленном вместо скамейки к стенке павильона. Морщинистую кору толстого дерева выкрасили в оливковый цвет под общие тона. На поваленном стволе виднелись засохшие отпечатки грязных подошв. Радостно пищали неисчислимые полчища лесных комаров, предвкушавших обильное угощение.
   Проследив взгляд Лауры, я увидел черного жука, родного брата-близнеца того, что встретился нам перед наводнением. Он деловито полз по асфальту, торопясь к правому углу, затем остановился, покрутился на месте и, не мешкая, отправился в противоположную сторону, выровняв курс параллельно бревну. Вот кому повезло! Вот кого нисколько не волновали проблемы свободного распределения. Я невидящим взглядом уткнулся в толпу и погрузился в тяжелые думы. Туманное будущее - вот, что заботило теперь больше всего. Имело наивысший приоритет, как выразился бы в данном случае отличник нашей группы, да и всего курса.
   - Зачем? - недоуменно зашептала Лаура.
   Я снова кинул взгляд на жука. Перевернутый на спину, он отчаянно размахивал четырьмя уцелевшими лапками. Задняя его часть размазалась по серой плоскости асфальта. Жук еще жил, но ждавшие его неведомые дела останутся теперь незавершенными. Хорошо, что я не мог видеть его глаза.
   - Почему он это сделал? - с горечью спросила Лаура, кивнув в сторону очкастого парня в неброском синем спортивном костюме. Он нервно ходил взад-вперед, судя по виду, крупно опаздывая на чрезвычайно важное мероприятие. Спешивший жук ненароком оказался под высокой подошвой кроссовки "Reebok".
   - Нипочему, - пожал плечами я. - Он же его просто не видел. Ты разве никогда не давила жуков случайно?
   - У нас нет таких крохотных существ. А жизнь обитателей других миров нам не принадлежит. Мы не можем продлять или обрывать ее. Мы не вправе изменять ее к лучшему или худшему. Правда, несколько раз нам приходилось обороняться, но и только. Призраки прозрачны для иномирян. Призраки не имеют чувств.
   - Тогда какое тебе дело до разных букашек?
   - Сейчас во мне есть чувства! Если у вас так просто уничтожить существо только лишь потому, что оно случайно попало под ногу, то не окажемся ли и мы с тобой под чьей-нибудь ступней?
   - Нет, нет, что ты, - замахал я руками. - Люди у нас - главные. Нет таких гигантов, которые посмели бы уничтожить людей. Если людям и надо кого-то бояться, то только самих себя.
   Лаура замолкла. Но я почувствовал настороженность в скорбном молчании королевы, видевшей тысячи миров и миллионы различных жизней.
   Взгляд мой снова упал на жука. Лапки продолжали дергаться в безысходности. И в эту секунду мне, убивавшему малюток-вампиров вкупе с противно жужжащими мухами, вдруг стало несказанно жаль оборванную жизнь агонизирующего существа. Жизнь жука и жизнь людей неслись в разных плоскостях, но им суждено было сойтись в одной точке. Человек, не заметив, растоптал чью-то судьбу и отправился дальше, всецело занятый собой. А разбитая вселенная доживала последние секунды. А вот также возьмут да рассыплются и мои осколочки. Возможно, и ждать долго не придется. Черная тень уже падает. Когда она коснется меня? Через неделю? Завтра? В следующую секунду?
   Люди гордо царят над природой. Ждут автобус, гуляют с детьми, работают, копаются на участке, в конце концов. Но кто знает, может, мы - бесполезные букашки в глазах неведомых сил, твердо шагающих к цели. Своей цели. Снова всплыл образ чёрных призраков, о готовящемся вторжении которых никто из людей не подозревал. Огромный черный башмак взметнулся ввысь, готовясь прихлопнуть население нашей планеты. А население пребывало в счастливом неведении, полностью погруженное в великое множество разрешимых и неразрешимых проблем своего существования.
   Автобус, между тем, всё не ехал. Предлагалось два варианта. Либо следовать до Блочной, а затем до Соснового бора, где ловить на перекрестке или шестерку, или тридцать девятый, которые тоже не баловали частым посещением. Либо ждать до упора, не сходя с места. Впрочем, с места сойти не представляло трудностей. Вопрос - зачем? Столовая закрыта на летний ремонт. Оставалось посетить булочную и аптеку, содержимое которых не представляло интереса для нас с королевой.
   Я в десятый раз ознакомился с двумя висевшими на стенке объявлениями. Первое из них взывало: "Вспомните о Боге. Кришна ждет вас". Далее следовал длинный список литературы, с которым должен ознакомиться каждый, кто желал познать свет истины. Второе прямолинейно предлагало: "Всем! Новая коммерческая игра "Политехник". Затраты окупаются уже на первом этапе. Выигрыш не ограничен. Спешите, игра только началась! Акции "Политехника" Вы можете приобрести в аудитории 122 главного корпуса ППИ". Была нужда всучивать четырем охламонам по акции с тем, чтобы в отдалённом будущем твой адрес оказался на вершине пирамиды. Или не оказался. Тем более, что среди моих друзей охламонов не было. Тот же Борис скорее организует собственную пирамиду, чем станет покупать чужие акции и отсылать деньги всяким хитрецам.
   Сорок первого как не бывало. Менее стойкие слои населения удалялись в сторону Блочной. В иные времена я последовал бы их примеру. Теперь же, памятуя о королеве (в частности, о высоте её каблуков), я решил не покидать насиженное место. Конечно, у Блочной можно перехватить частника. Но где деньги?
   Основная масса учащихся развлекалась, как могла. Слева бойкий девичий голос обсуждал "Красотку" с Джулией Робертс в главной роли. По центру пятерка шутников подкалывала друг над другом и травила анекдоты про философию и военную кафедру. Значок в виде короны отбрасывал солнечных зайчиков. Задумчиво читала книгу его хозяйка - девушка в фиолетовой юбке, похожая на ожившую кассету GoldStar. Около павильона сплоченная группа оживленно вспоминала золотые деньки в колхозе, а также празднование экватора в "Орбите". У столовой кто-то задумчиво пинал кирпич. На невысоком холме расположились люди, не привыкшие терять время зря. Они разделись до пояса и загорали, лежа на теплой траве. Прелести жаркого августовского дня проносились перед глазами, а в голове витал несбыточный проект электронной карты маршрута сорок первого, на которой светящиеся точки показывали бы, сколько автобусов на линии, и где каждый из них находится.
   Прошло время обеда. Я успел отметить, что на Лауру комары не реагировали, потом поскучал, затем повторил в памяти закон Ома в дифференциальном и интегральном виде. Вернее, попытался, потому что не смог вспомнить ничего, кроме простейшей формулы из школьной программы. Наверное, стоило разговорить королеву, но я не знал с чего начать. Приходилось тупо топтаться на месте, искоса поглядывая на владычицу иных миров, и вслушиваться в переплетения чужих разговоров.
   Народ устал. Некоторое оживление проходило по толпе, когда из-за поворота выворачивало очередное транспортное средство. Им могла оказаться легковушка или грузовик. Народ завопил от радости и тут же стих, перепутав автобус с экскаватором той же масти. Но не было желанного желтого силуэта. Автобусов сорок первого маршрута словно не существовало в природе.
   Терпение подходило к критической точке. Хотелось хоть что-нибудь сделать. В присутствии королевы несолидно пытаться погнуть ограду или вволю наподдать стене автобусной остановки. И я принялся вычерчивать на песке квадрат с диагоналями, безуспешно пытаясь выполнить рисунок, не отрывая палочки от земли и не проходя по одной линии дважды. Ученые давно доказали невозможность данного действия, но я тешил себя надеждой существования нестандартного решения, позволяющего привести задачу к блестящему завершению.
   И тут откуда-то из глубин толпы донесся звук, заставивший встрепенуться заснувшее сердечко. Начавшись с негромкого возгласа, выражавшего невнятную надежду, он рос и ширился, лихо разлетаясь по окрестностям. В нем воедино сплелись восторженные крики, многоногое топанье, увесистое похлопывание по спинам, шелесты и шорохи, свидетельствующие, что сумки, авоськи и кульки переводятся из походного положения в боевое. Когда звук, наконец, достиг размеров громогласного победного "Ура!" славных русских дружин, это могло означать только одно - он едет!
   К свершившемуся событию следовало подходить диалектически. Беглого взгляда было достаточно, чтобы в очередной раз доказать вечную истину: все не сядут. Теперь можно начинать правильный выбор позиции, дающей в любом случае приемлемый результат. Мне-то опыта не занимать, но действия осложнялись присутствием Лауры. Как поведет себя королева, оказавшись стиснутой со всех сторон?
   - Держись за меня, - шепнул я ей. - Ни в коем случае не отпускай.
   Лаура метнула на меня испуганный взгляд и цепко ухватила пальчиками чуть повыше локтя левой руки. Предчувствуя скорую посадку, толпа восторженно орала. Нас сдавили со всех сторон, как и предполагалось. Сзади нетерпеливо напирали те, кто не позаботился занять место в первых рядах заранее. Спереди отступали эти самые первые ряды, опрометчиво вырвавшись на середину дороги. Но я стойко держался на месте, подталкиваемый напором в спину. Инстинкт самосохранения заставил отступавших просочиться в незаметные щели, неизвестно как отыскавшиеся в наших сплочённых рядах, или вдавить своими габаритами назад менее стойких товарищей. Четко придерживаясь выработанных за четыре года правил, я оказался во второй шеренге страждущих, что давало неплохие шансы на заветное местечко.
   Водитель оказался на редкость совестливым человеком. Десятки раз другие, завидев гигантскую толпу, скопившуюся за время непредвиденного отсутствия остальных автобусов, спокойно проезжали мимо и высаживали народ возле поворота. Тогда в автобус попадали лишь редкие счастливчики, одновременно обладавшие резвыми ногами и трезвой головой. Два вышеупомянутых качества заставляли их вовремя рвануть за автобусом, в отличие от скорбно наблюдавшей за ними толпы. Наиболее осторожные водители, заботясь о вверенной им государственной собственности, тормозили уже за поворотом. В этом случае самые быстроногие участники забега не успевали достичь желанных дверей, хотя не обходилось и без счастливых исключений. И если на оживленной улице солидный человек с дипломатом вдруг резко ускорится, без труда догоняя покинувшего остановку желтого представителя общественного транспорта, а затем уверенным пинком раздвигает казалось бы нерушимые двери и отработанным движением изящно запрыгивает в салон, знайте, это он - боец старой закалки, прошедший суровую школу сорок первого.
   Проскочит или не проскочит? У поворота я, разумеется, его бы не упустил, но как быть с Лаурой? И вообще, кто-нибудь может представить королеву, бегущую за автобусом?
   Но нет! Ближний к нам оранжевый прямоугольник фары ожил, показывая, что встреча неизбежна. Первая шеренга предприняла героические усилия, дабы оттеснить толпу еще на несколько сантиметров. Мы не сдавались и сопротивлялись не менее упорно. У водителя, однако, не было желания заканчивать оставшиеся до пенсии дни в тюрьме, похоронив под колесами "Икаруса" пару-тройку студентов. Он тормознул, не сворачивая к остановке. Движение надежно перекрылось, красные "Жигули" возмущённо гудели, зато, возможно, была спасена жизнь какого-нибудь будущего президента России.
   Ни на йоту не отступая от своих правил, я рванулся к ближайшей двери, на полметра сократив расстояние до нее. Затем я боком протиснулся мимо двух конкурентов, блаженно хлопающих ушами. С шипением и лязгом отворились двери, и первые счастливчики уже запрыгивали в салон.
   - Ребята, пустите! Дайте же выйти! - отчаянно взывал к учащейся молодежи бородач культурного вида. Где там! Развернувшаяся картина напоминала прорыв плотины, когда мощный поток летит вперед, сметая любые преграды. Крики бородача донеслись снова, но уже из глубины салона. Затем он замолк. Коротко посочувствовав бородачу, я произвел решительную перестановку сил. Мощный рывок вытащил Лауру вперед и пристроил за спину какому-то здоровяку. Тот, словно ледокол, неуклонно продвигался вперед, отшвыривая более юрких и нахальных. Как караван кораблей мы следовали за ним, пресекая попытки посторонних людей вклиниться между нами. Добравшись до двери, я за талию приподнял ошеломленную королеву и поставил на первую ступеньку. Затем мне достался могучий удар в спину, чуть не сбивший меня с ног. Я с трудом повернул голову, а ноги уже автоматически шагнули на подножку. На крыше автобусного павильона, кто-то, донельзя довольный, стрекотал кинокамерой, предвкушая вполне заслуженный главный приз Парижского фестиваля документальных фильмов.
   Ну все! Я судорожно перевел дух, знаменуя окончание первого этапа. Автобус без нас не уедет. Теперь следовало проявить максимум быстроты и сообразительности. Глаза еще только успевают наметить свободное сиденье, а ноги уже делают прыжок к цели. Руки тем временем метко бросают сумку или пакет, чтобы сбить конкурентов с толку и выиграть доли секунды, за которые тело приземляется на застолбленное место.
   Сумка, впрочем, отсутствовала, а продвижение сковывала хватка Лауры. Разумеется, не занятые пока места можно уже считать потерянными. Наиболее спокойную территорию в гармошке занимали две запаски. Просверлив отчаянным взглядом салон, я втолкнул королеву на отличную площадку, образованную перегородкой, отделяющей гармошку от салона, и одиночным сиденьем, на которое секундой раньше плюхнулся взъерошенный второкурсник. Последним движением я успел сдвинуть форточку, не дав Лауре скончаться от недостатка кислорода. После меня поволокло по течению и притиснуло к другому борту. В бок сразу же впился угол спинки, а по правой ноге уже прошлись не два и не три раза.
   Где-то далеко-далеко начали захлопываться двери. Еще предпринимались последние попытки ввинтиться в монолитную массу, уцепиться за поручень, втиснуть вслед за ногами и голову, оставить дверь за спиной и блаженно навалиться на нее. Кое-кому они даже удавались. Но вот автобус пришел в движение, отделив агнцев от козлищ, которым предстояло участвовать в следующих штурмах.
   Салон укомплектовался полностью - на двести с лишним процентов. По черному стершемуся резиновому полу не удалось бы пробраться даже мышке. Люди стояли так плотно, что я не мог повернуть голову. Слева мое ухо впрессовалось в грудь некоего потенциального баскетболиста, а справа болтался пакет с красной "Нивой", то и дело норовивший царапнуть острым ребром. Так я и остался стоять, упершись взглядом в правый угол кабины. В переднем окне вырисовывалась грандиозная панорама. На голубом небе объявилась лавина кучевых облаков, перед которыми померкли высоченные сосны по сторонам дороги. Казалось, автобус стремится не завершить петлю у стен машиностроительного факультета, а отправиться в неведомое путешествие к таинственной серо-желтой горе, чья вершина вырисовывалась над горизонтом прямо по курсу. Но водитель не питал страсти к путешествиям, а делал то, за что платят. Поэтому он повернул влево, оставив никем не открытый горный массив за пределами досягаемости моего взора.
   Немного сбавив скорость, автобус проследовал мимо собравшейся толпы, правда, менее многочисленной, чем у столовой. В правом окне проплыли унылые, как у зверей в зоопарке, морды. И здесь нашлись герои, пытавшиеся оглушительными пинками приоткрыть двери на ходу. Но прислонившиеся к дверям студенты отчаянно обороняли свои посты, словно держали на запоре Государственную Границу. Дверь - это не только вход или выход, но и надежная точка опоры. Согласитесь, гораздо удобнее лежать спиной на двери, чем находиться в подвешенном состоянии и выслушивать ругань тех, кому ты то и дело опускаешься на ноги.
   Также не останавливаясь, автобус поднялся в горку и проехал мимо общаг. Несколько парней, еще не разуверившихся в светлом будущем, рванули за удаляющимся студентовозом, но, как и обычно, светлое будущее осталось недосягаемым. Медленно тянулись минуты. Позади осталась Блочная. У Соснового бора автобус впервые остановился. Толпа нехотя отклеилась от дверей и выпустила четверку, поспешившую на свою остановку. Впрочем, для меня к лучшему ничего не поменялось.
   Сотни глоток и носов засасывали последние крупицы свежего воздуха. Температура в салоне катастрофически повышалась. Меня окружали раскрасневшиеся от нестерпимой жары лица. Кожу разъедали жгучие струйки пота. Открытые люки в потолке погоды не делали. Скосив глаза вниз, я обнаружил очередную причину мучений. Какой-то добрый человек вырвал кусок обивки и старательно очистил от мягкой прокладки трубку каркаса. Край этой трубки теперь мстительно сверлил мне бок, а я не мог сдвинуться ни на сантиметр, на ухабах кусая губы от боли. Впереди еще только показывался далекий город, следовательно, адская пытка могла продолжаться минут десять (а то и все двадцать). Я искренне порадовался за Лауру, расположившуюся у форточки. Впрочем, это была не самая плохая поездка. Нам предстояло проехать мимо деревенского пейзажа улицы Борцов Революции, преодолеть километровый мост через реку и простоять нескончаемую паузу перед светофором, прежде чем автобус застынет у корпусов военного училища и выплюнет первую солидную порцию пассажиров...
  
   ... Солнце скрылось за тёмными коробками многоэтажек. Синь неба начала наливаться тьмой. Пока еще далекой. День уступал владения ночи, та не спешила брать их в свои руки. Лаура и я шагали по плитам мимо главных дверей Дворца культуры Профсоюзов. Пообедав (или поужинав) в "Спутнике" мы гуляли по городу, досушивая промокшую насквозь одежду. Лаура, к моему удивлению, не избежала общей участи. У неё даже не нашлось слов, она просто прижала мою ладонь к правому боку, чтобы и я почувствовал влажную ткань блузки. Струйки пота полосками прокатились по лицу, хотя оно ничуть не порозовело. Я лишь развел руками, показывая возросшую степень очеловечивания королевы призраков.
   После "Спутника" скудное содержимое кошелька заметно сократилось. Как ни крути, срочно требовалось продать что-то ещё. Но Лауру наше бедственное положение волновать не должно. Это исключительно мои проблемы. Слава богу, хоть Ыккщщер ничего не требовал, а скромно жил в коридорном шкафу, исчезая по ночам на разведку.
   Лаура ни разу не жаловалась на усталость, на скуку, на жару, на великоватые туфли и никогда ничего не просила. Удивительная скромность для королевы. Зато она умела радоваться солнечному дню, людям, идущим навстречу, деревьям, машинам, бесконечным путешествиям по городу. Мне тоже нравилось без видимой цели шататься по окрестностям хоть целый день, лишь бы погода не портилась. Только я любил бродить по центральным улицам с их столпотворением и обилием магазинов, а Лаура подолгу задерживалась в тенистых переулках.
   Наблюдая за счастливой королевой, я забыл о деньгах и погрузился в мысли иного плана. Выплыли обрывки далеких воспоминаний. Последний снег, укрывшийся под кустами, когда тысячи людей расходятся с первомайской демонстрации. Яркие шары и флажки. Боевые революционные песни. Пахнущая лесом елка, украшенная блестящими игрушками. Мигающая гирлянда, отбрасывающая на стены и потолок причудливые тени, в которых вдруг угадывался громадный силуэт хрупкого шара или стеклянной сосульки. Мерцающие звезды в новогоднем небе. Луна, обведенная странным, пугающим кругом, предвещающим морозы. Ничего подобного сейчас, конечно же, не происходило, но оно словно пряталось неподалеку, выказывая присутствие невидимыми волнами.
   Я искоса разглядывал лицо королевы. Его плавные изгибы. Глубокие впадины глаз, где призрачная бледность переходила в сумеречные тени. Яркие губы без всякой косметики. Ровную поверхность носа. Черные ниточки бровей. Пушистые ресницы. Бирюзовые глаза, в которых плясали веселые блики отражающихся ламп и фонарей. Чуть приоткрытый рот, в котором блеснул ровный ряд белоснежных зубов.
   Роскошное облако волос скатывалось на спину и не мешало любоваться лицом. Теперь я уже находил его довольно симпатичным. Кроме того, и Синди Кроуфорд, и Линда Евангелиста, и Дерил Ханна все равно замужем. В любом случае и им, и миллионам других женщин никогда не было, нет и не будет дела до моей скромной персоны. Хоть умри я завтра, хоть вознесись на небо, похищенный летающей тарелкой, хоть провались сквозь землю: никому не станет ни жарко, ни холодно. И только Лаура шла рядом, только ей интересно мое присутствие, мои чувства, которые я никак не мог выразить вслух, разве что когда уж совсем прорывало. Я давно разучился делать себе праздники. Но благодаря Лауре жизнь вырвалась из колеи серой скуки. В мечтах я надеялся, что королева призраков явилась сюда из-за меня. Смешно, конечно, строить предположения относительно самой настоящей королевы, но так хочется иногда почувствовать себя нужным хоть кому-то.
   Внезапно Лаура дернула меня за руку. Я резко обернулся. Лицо королевы посерело от ужаса. Беглым взглядом я окинул трамвайную остановку. Приближающийся состав, люди, готовящиеся к посадке, лохматая дворняга. Все как обычно, ничего сверхъестественного. Но ощущение праздника как волной смыло.
   - Чёрные начинают вторжение, - быстро зашептала королева. - Сегодня ночью, - она покачала головой из стороны в сторону. - Если мы немедленно не найдем талисман, то уже ничего не исправить. У меня слишком мало силы.
  
   Глава девятнадцатая
   Breaking Out (1)
  
   She breathes a sigh, watching as her life goes by
   Caught in the trap of a workin'-day world
   Tired of just being somebody's girl
   She's feelin' her frustration buildin' up inside
   But tonight, she's gonna give it up
   Break the chains and let it out
   Tonight, she'll say "I've had enough"
   I'm never going back
  
   Какая Василиса лучше: прекрасная или премудрая? Несколько лет назад, в пионерском прошлом, вопрос не вызвал бы ни малейших раздумий. Однозначное предпочтение отдавалось второму варианту. Даже пионервожатых независимо от пола рисовали в очках и с большой книгой в руках. Но уже в юные годы начинали копошиться не совсем правильные в идейном отношении мысли. Представьте-ка Марью-царевну в очках. Что-то не то. Не так ли? Я отлично понимал, как важно встретить в жизни человека с великой душой. Но почему-то хотелось, чтобы у нее было еще и красивое лицо, стройная и вместе с тем пышная фигурка, и... дальнейший список можно не оглашать, так как предела желаниям не существует. В общем, складывалась крайне пренеприятнейшая (опять же в идейном смысле) ситуация. Она напоминала сюжет известного мультфильма, когда на вопрос кролика: "С чем тебе хлеб? С медом или сгущенкой?" Винни-Пух мудро отвечал: "И с тем, и с другим. А хлеба можно вообще не давать". Ну ладно, ладно. Возьмем за аксиому (хотя и спорную), что идеала не существует. Какие же варианты тогда выпадают на нашу незавидную долю?
   Вариант первый. Сокращенно "Sexy". Изумительно красивая женщина, в облике которой всё совершенно до невозможности. Сексапильная, одним словом. По-английски - "Vamp". Идеальный вариант? Как бы не так! Для поддержания формы требуются неописуемые расходы на бассейн, сауну, тренажерный зал, аэробику, шейпинг (кстати, кто знает, что это такое?). Из всего перечисленного многообразия я мог предложить один, правда проверенный веками способ - голодание. "Жмот, скряга!" - негодующе скажете Вы. Извините, но с пустыми карманами, пополняемыми раз в месяц стипендией, трудно быть щедрым и расточительным. Зато в перерывах между стипендиями можно вволю наиграться в экономиста, стремящегося различными способами вывести желудок из долгого и продолжительного кризиса, успокаивая себя оптимистическими лозунгами типа "500 дней" или "Если к осени не станет лучше, я лягу на рельсы".
   А я ведь еще не упомянул рестораны - непременное место блистания секс-красоток. Все упиралось в деньги. Конечно, мне никто не мешал стать бизнесменом. Впрочем, с таким же успехом я мог попробовать силы в роли морского царя. Ладно, предположим, что "Vamp" будет блистать на работе. Тут ведь нужен глаз да глаз. И пока на свете не перевелись охотники за чужим счастьем с широкими жестами и липкими взглядами, не ведающими преград, намечался крайне неутешительный результат. Чтобы удержать такую женщину надо, по крайней мере, записаться в супермены. Не стану отрицать, я был им. Правда, всего два раза и весьма непродолжительное время. Особенно неприятно было просыпаться, выходя из образа. Оставалось признать, что Василиса Прекрасная не для меня.
   Но и среди премудрых встречались весьма привлекательные особы. Посмотрим, что ждало меня здесь. Второй вариант - хозяюшка. Все мысли такой женщины о доме, о порядке, о садовом участке и т.д. и т.п. Положительные стороны - чистота. Отрицательные стороны - опять же чистота. "Что ж плохого в чистоте?" - недоуменно спросите Вы. Ну как бы покультурнее выразиться. Представьте, что вы несетесь сломя голову, домой через полгорода и, наконец, врываетесь в уборную, ликуя про себя: "Успел!". Бывает в жизни такое, не спорьте. Но вот щелкает шпингалет, Вы покидаете единолично занятую территорию, возвращаетесь в коридор и видите спешащую навстречу жену со странным выражением лица. Да, да, Вы правильно догадались. Вместо вопроса "Как дела, дорогой?" Вас ожидает грандиознейший скандал по поводу неснятых ботинок и грязных следов на полу. Но это еще не худший случай. Предположим, Вам достался вариант второй со звездочкой. Звездочка означает резко усиленную хозяйственную активность жены. Следовательно, выходные Вы проводите на приусадебных шести сотках, весь летний отпуск горбатясь там же с утра до вечера. Осенью Вам предстоит заготовка грибов, ягод, овощей и фруктов, а так же посильная помощь в их консервации. Зимой и весной осуществляется ремонт квартиры. И если вечером Вы участвуете лишь в ежедневной уборке и маленькой перестановке мебели, то на Вашем лице играет блаженная улыбка. А чтобы окончательно не превратиться в домашнего рабочего вола, Вы засиживаетесь на работе до позднего вечера, решая текущие дела в спокойном темпе и наслаждаясь тишиной и покоем.
   Но, положим, работой увлечены не Вы, а жена. Это уже вариант третий - деловая женщина. Женщина, делающая карьеру. Теперь Вы понимаете, что такое домашний труд целиком и полностью. Жена исчезает рано утром, появляется поздно вечером, а в воскресенье упорно изучает деловые бумаги. На Ваши плечи автоматически ложится стирка, готовка, мытье посуды, походы по магазинам и тысячи мелочей, незаметно отбирающих время до последней секунды. Где блаженное чтение газеты перед телевизором, на экране которого футбол, хоккей или профессиональный бокс? В мечтах Вы видите, как Добровольский изящно отправляет мяч за спину опешившему от неожиданности вратарю, а в действительности ноги несут Вас к очередному магазину. Плюсы - при головокружительной карьере жены в доме появляются посудомойка, суперсовременная стиральная машина, микроволновая печь, а гол Добровольского Вы наблюдаете на экране с диагональю больше метра. Минусы - при продолжительных раздумьях Вы догадываетесь, что и сами могли бы всё это приобрести, если бы не ленились в молодости и приложили бы должное старание к развитию собственных способностей.
   И, наконец, печальный четвертый вариант - ждущая женщина. Она постоянно погружена в мечты и строит хрустальные замки. Нет, Вы не стоите в стороне, но, пытаясь помочь в строительстве первого из них, обнаруживаете, что это - поездка на Канары. Ну вот хочется ей на Канарские острова, и все тут. И Вам хочется? Понятное дело. Но Вы как-то миритесь с невозможностью данной поездки из-за вечной нехватки денег, а вот она не умеет. Вы даже сочувствуете ей, но что делать? Вам-то ясно, что Канары вряд ли будут в Вашем будущем, а ей нет. Она погружена в мечты, она ждет, что придет день, и все изменится раз и навсегда. Но пока жена разочарована в текущей жизни и злится на нее и на Вас, что Вы не можете понять, как ей важна эта поездка. А Вы злитесь на жену и на себя за то, что ей плохо, а Вы не в силах помочь. Плюсы. Вы - истинный хозяин дома. Минусы: наблюдая за женой, можно догадаться, что она находится в ожидании не только поездки на Канарские острова, шикарного автомобиля и гардероба от Кардена, но и прекрасного принца, на которого Вы, мягко говоря, не тянете.
   И тогда представительницы прекрасного пола... Что, они уже бросили бесполезное чтение, нарисовали пару злобных лозунгов и выстроились в демонстрацию феминисток. Остановитесь, прислушайтесь, пока я еще могу докричаться. Настоящий мужчина не остановится на предложенных вариантах, а сделает Вас единственной и неповторимой. На свете еще остались настоящие мужчины. Вот только как ни печально, но... Приходилось признать, что к ним я не имею никакого отношения. Да и рассуждения исходили из полного незнания обсуждаемого предмета. Как бы Вы отнеслись к спору трех средневековых ученых, из чего же всё-таки сделано небо: из нефрита, из лазурита или из огромного сапфира.
   Нет, книга захлопнулась, и маленькие ножки унесли их обладательницу навстречу более важным делам. Ну вот, так всегда. Девушки исчезли. Никто не захотел остаться рядом. Никто. Душа продолжала гнить, ржаветь и разрушаться. Самосознание замерло, законсервировавшись в стенах собственной квартиры, выстроило маленький мирок и прочно отгородилось от чужих бед и несчастий, научившись их не замечать. Я часто ловил себя на мысли, что встал бы в один ряд с героями любимых фильмов, протянул бы им руку помощи, выручил бы в трудную минуту при любых обстоятельствах. А вот послать десятку по газетному объявлению нуждающимся в помощи - это не я, это на почту надо тащиться, да и десятка нужна самому. Я ведь не миллионер какой-нибудь, пусть нуждающимся более богатые помогают. Чужие проблемы воспринимаются как досадные неудобства, помехи в создании собственного комфорта. А в скором будущем я, наверное, уже стану думать о чужих неудачах не иначе как с радостью, с облегчением, с чувством того, что на следующую ступеньку жизненной лестницы претендует уже меньшее количество конкурентов. Шла твердой поступью новая эра, эра равнения на запад, эра изворотливости и крепких локтей. Фильмы и книги 60-х с теплыми компаниями, с искренней дружбой, с чистой любовью казались теперь незатейливыми сказками. "Это и были сказки!" - воскликнет кто-нибудь из экранных умников. И все-таки было что-то светлое, было, было... Но теперь растащилось по отдельным квартирам и лозунгам "мой дом - моя крепость".
   Конечно, вспоминались и стандартный набор серых ширпотребовских вещей, и очереди за продуктами. Но не забывалось полное отсутствие мата на улицах и решеток на окнах. Я понимал, что дальше будет еще хуже, но знал - мне ничего изменить не дано. Время героев-одиночек еще не настало, а дружные компании превратились в сплоченные бригады, со всех сторон выбивающие деньги и жизни. Я не хотел в бригады, даже если бы и представилась возможность. Я не мог ударить кого-нибудь. Особенно тех, кто внутренне походил на меня. А именно им сейчас доставалось больше всего. В ином случае мне предлагалось заткнуться и затаиться, что я, впрочем, с успехом и делал. А нужен ли такой успех? Серое существование начинало порядком надоедать. Но ведь мне всего двадцать один! Неужели оно будет продолжаться до самой смерти? Зачем тогда вообще жить? Я так хотел сделать кого-нибудь счастливым, а продолжал оставаться в исключительном одиночестве. Неужели всё упиралось в отсутствие шикарного автомобиля и возможности прокатиться в каюте-люкс вокруг Европы? Неужели деньги, действительно, главное? Но и без них никак нельзя! И так приходится экономить каждый рублик. Сколько еще мне терпеть? Я подозревал - всю оставшуюся жизнь.
   Срочно требовалось что-то менять. Я вообще-то собирался дотянуть только до тридцатника, еще такого далекого. Ведь должна же быть хоть какая-то осуществимая цель. Ну что же, к тридцати годам я или выбьюсь в верхи, или сопьюсь. Не могу же я как бурлацкую лямку тянуть бесцельное существование. Спиться, конечно, легче, но и на водку требовались деньги. А прорваться в высшие слои представлялось и вовсе малореальным делом. Кто там меня ждет? Каким способом я завоюю место в их рядах? Но... Ты хочешь жениться? Нет, не так. Ты хочешь, чтобы с тобой была самая прекрасная и умная девушка? Странный вопрос. Да, хочу. Да! Да!!! А ты ее заслужил? С чего ты взял, что ей будет интересно рядом? Любой человек считает себя исключительным и неповторимым. Но исключительность надо постоянно доказывать. Причем самому. Иначе нельзя. Никто не будет это за тебя делать. Хочешь осуществить мечту? Работай! Старайся! Ну их, эти мысли. Прямо как страницы из учебника то ли обществоведения, то ли этики и психологии семейной жизни.
   Трамвай трясло, и грустные размышления дергались вместе с ним, перетасовывались и исчезали. Где-то в сумерках наступившего вечера, прятался клуб Талькова. Но мне было явно не до него...
  
   ...Лаура молча смотрела в окно. Серые стены домов старались слиться с тьмой, обесцветиться, затеряться. Но тут и там вспыхивали яркие огни. Так странно и удивительно ехать в чужом транспорте чужого мира, наблюдать за чужими существами, занятыми невесть чем, а через несколько часов вступить в битву за все, что сейчас проносится перед взором. Голова королевы, переполненная мучительным ожиданием, тревожно пульсировала. Лаура никогда ещё так сильно не волновалась. Сущность повелительницы тьмы всегда находилась в состоянии торжественного непоколебимого величия. Но оно осталось за границами вместе с гордым титулом. Волнение приближало королеву к тем, кто ничего не подозревал о грядущей опасности. Оно же предрекало и великие дела. А исход оставался неясен. Сумерки превращали знакомые места в таинственные закоулки, словно трамвай прогрохотал по рельсам в запределье. Но люди сонно продолжали коситься в окно, листать газеты и выходить на своих остановках, привычных до невозможности. Сегодняшняя ночь могла все повернуть в иную плоскость. Остановить черный треугольник предстояло королеве, утратившей и сущность, и силу, и владения.
   Пока еще можно отказаться от боя. Могла ли Лаура отступить? Конечно, но не хотела. А еще она не хотела ни сражаться, ни видеть черных призраков, ни выходить из трамвая в неизвестность. Хотела ли королева отступить? Разумеется. Но не могла.
   Найдут ли они талисман? В любом случае схватка с черными призраками неизбежна. Только без талисмана она обречена. Значит, в небытие уйдет еще одна королева, возможно, последняя из белых владычиц. Лаура грустно улыбнулась. Когда-то и грусть была неведома повелительнице тьмы. Но появилось сердце, потянуло за собой чувства. Что придет следующим? Наверное, Желвин сумел бы ответить, но его не вернуть. Чувства подарили королеве только боль одиночества. Тягостную, неизлечимую. Где способ избавиться от нее? Не в толстых книгах и не в мрачных лабораториях. И все же ноющая боль чего-то несостоявшегося казалась лучше ледяного безразличия. Великие дела ждали королеву. Но она не стремилась к ним. Была бы ее воля, путешествие в громыхающем трамвае ушло бы в бесконечность. Ничего не делать. Только ехать и ехать. Рядом с Ним. Так близко и так далеко.
   По законам белого мира королева сейчас должна отключиться, уйти в себя и, отрешившись от мелочей, накапливать энергию, выкачивая ее из любых доступных источников. Лаура и так ушла в себя, но не в ту сторону. Неужели ничего не изменить? Неужели она никогда не сумеет войти в Его душу, чтобы превратить черную дыру... Во что? Черная дыра ждала не Лауру. Пустота желала заполниться кем-то другим. Обидно, когда, несмотря на все старания, ты так и не сумела приблизиться и стать... Кем? Решение проблем было известно королеве, но Он хотел избавиться от них без участия той, кто сидела рядом. Где сейчас гуляли его мечты? Кого звали его глаза? Единственное, что оставалось совершенно ясно и неизменно: они не хотели замечать Лауру. Она не могла заставить Его смотреть в ее сторону. Значит, и для королевы есть невозможные вещи.
   Капельки невостребованной энергии парили над трамваем, сливаясь с вылетавшими электрическими искрами, чтобы прожить короткие, но яркие мгновения.
  
   Глава двадцатая
   Талисман
  
   В магазине есть вода,
   Топай, топай,
   Сорок градусов она,
   Кверху...
   (Советская народная песня)
  
   Вот так! Вот так!
   Живут Америка с Европой.
   Вот так! Вот так!
   Ну а у нас все кверху...
   (И. Тальков "Господа демократы")
  
   Невысокий, сутуловатый мужчина устало смотрел на нас. Глаза за стёклами круглых очков выглядели разочарованными. Левая рука пригладили волосы вблизи намечавшейся лысины. Серо-коричневые клетчатые брюки из дорогой ткани выглядели немного измятыми, из кармана песочной жилетки торчал белоснежный уголок платка. Пиджак небрежно висел на стуле, по спинке которого в такт далекой музыке постукивали пальцы правой руки. До нас доносились отрывочные аккорды, но это был не Тальков.
   Мы с Лаурой стояли в подвальном помещении с низкими потолками. Бетонные плиты грозно нависали над головой, напоминая о громоздящихся сверху пяти этажах. От ощущения сдавленности, да от отсутствия окон, за исключением наглухо заваренного металлическим листом вентиляционного отверстия, становилось немного не по себе. Прибавьте сюда необычность вечернего визита, да волнения по поводу предстоящего нашествия черных призраков, и Вы почувствуете, какие иголочки покалывали мои нервные окончания в те минуты.
   Возможно, раньше здесь держали ЖЭКовскую мастерскую. Потрепанные каменные ступени вели отсюда в сырой полумрак тесного коридорчика. За тяжелой железной дверью уже начиналась улица. На гладкой, покрытой несколькими слоями зеленой краской поверхности белел весьма обширный прямоугольник с розовой надписью, которую я прочитал пять минут назад: "Клуб имени Игоря Талькова". И чуть пониже и помельче "Магазин". Даже по вычурной рамке из зеленых с золотыми прожилками лавровых листьев чувствовалось, что за оформительские работы заплатили немало.
   Несмотря на мелкий шрифт в подвале главенствовало второе. Роль прилавка выполняли витрины, заполненные импортными продуктами. Веером лежала шоколадная мозаика "Марсов", "Сникерсов" и "Милки Уэй". Волна неведомых лакомств в блестящих обертках мгновенно захлестнула страну и, похоже, обосновалась надолго. Здесь же находилась датская ветчина в жестяных банках, немецкое печенье, итальянские пакетики с макаронами и финские конфеты, в застойные годы изредка мелькавшие в московских магазинах. Теперь и я мог увидеть чудеса западной пищевой промышленности. Бывали даже такие дни, когда я выкраивал из скромных сбережений денежку на "Марс". Но не сейчас. В данный момент сжимаемые в руках рублевый неприкосновенный запас и долларовая заначка предназначались королеве. Отведя взгляд от заморских деликатесов, я подобрался к следующей витрине. Здесь вперемешку лежали товары легкой промышленности. Таиландские варенки потихоньку вытеснялись китайскими представителями "Levi's" и "Wrangler". Встретилась и польская "Montana", похожая на настоящую пуговицами, нашивками и ценой. Азиатские футболки с вышитыми названиями известных фирм также исчезали, уступая место более качественному товару за более значительные деньги. Затем я оглядел полки с магнитофонами неизвестного производства и такого же уровня звучания. Мой взгляд ласково погладил фирменный дизайн западной видеотехники и замер, намертво упёршись в стопку аудиокассет.
   Надо же! В условиях тотального дефицита приличных кассет, когда "Maxell UR" или "Fuji DR-I" в звукозаписях стоили пятьсот рубликов, что превышало все мыслимые пределы, а на рынке корейские "HyonStar" и "SKC" доходили до четырехсот... Нет, глаза просто отказывались верить. "TDK-A", "DENON DX1", "SONY EF", "Maxell LN", равнозначный по качеству вышеуказанному "UR", и всего за 240 рубликов. А превосходная хромная "SNC SoundBreeze" вообще за сто восемьдесят, тогда как в "Спорттоварах" точно такая же лежала за шестьсот! Правда, тут оказались не нулёвки, но какая, к черту, разница. Многоопытным взглядом я не заметил царапинок ни на корпусах, ни на прозрачных футлярах. Мечта! Сбывалась! Да это же просто настоящий клад! Невозможно было не купить все эти сокровища. Рука автоматически потянулась за кошельком, но остановилась на полпути. Деньги были уже в руках, но и за талисман тоже требовалось платить.
   Я стоял, раздираемый на части желанием и чувством долга. Больше всего мне хотелось, чтобы талисмана совсем не существовало. Или пусть он находится за тысячи километров отсюда. Да и зачем он вообще нужен? Разве нет другого способа справиться с проклятыми черными призраками. К черту призраков! Какие могут быть призраки, когда вот тут, рядом, кассеты по "ну очень смешным ценам". В ту секунду предстоящее вторжение казалось крайне нереальным делом. Зато кассеты никуда не исчезали, и радужные блики пробегали по гладким стенкам фирменных футляров. Я уже считал их своими. Кассеты! Кассеты! Ну ведь кассеты же!!!
   С трудом оторвавшись от будущих экземпляров коллекции, я перевел горящий взгляд на Лауру. Губы королевы плотно сжались, глаза устремились в невидимую мне точку. Она словно заметила знакомую-презнакомую вещь и в то же время будто бы видела её впервые. Сей неведомый предмет находился в дальней части магазина. Собственно там и располагался клуб имени Игоря Талькова. Единственная витрина стояла в небольшой комнатке, отгороженной от общей залы двумя выступами в стенах. Взгляд Лауры пропадал в сумраке витрины, над которой висел большого формата черно-белый, но очень качественный фотопортрет певца. Сверху на красном полотнище желтые буквы несли призыв: "Игоря Талькова в президенты России (посмертно)". Внизу черный шрифт на белом квадрате с траурной рамкой взывал к скорби: "От руки красного террора погиб князь русской песни".
   Слева и справа от портрета темнели силуэты огнетушителей, размещенные, несомненно, по настоятельному указанию пожарной инспекции.
   Я легонько тронул локоть Лауры (она вздрогнула от неожиданности) и взглянул вглубь витрины. С одной стороны ровной стопкой лежали ничем не примечательные "МК-60-5" с программами Талькова, с другой стороны - фотографии и значки с ним же. Посредине расположилась пожелтевшая вырезка из газеты о последнем концерте певца. По ее периметру разложили небогатый выбор ювелирных украшений, состоящий из тусклых цепочек, крестиков и кустарно выполненных фигурок знаков зодиака.
   Внимание Лауры по-видимому привлек не маленький крест из серебра. Там, где обычно находилась фигура распятого Христа, красовался камень. В неярком свете подвала он напоминал дозревающую крошечную вишенку. Лишь одна живая искорка сверкала на темной поверхности - блик лучей далекой электролампы. Камень действительно заслуживал внимания. Мне захотелось взять его в руки и ощутить холодок идеально отшлифованной капли.
   - Талисман? - спросил я.
   - Да, - кивнула королева.
   - Вот этот крест? - жестом указал я, теряя всякую надежду.
   - Нет, - возразила Лаура. - Только камень.
   - Выбрали что-то? - раздалось позади нас.
   Обернувшись, я увидел хозяина магазина.
   - Его, - Лаура ткнула в стекло сжатыми вместе указательным и средним пальцами.
   - О! Отличный выбор. Лучшее, что у меня есть, - хозяин повернулся ко мне, свет лампы пробежал по стеклам его очков стремительными молниями. - Ваша дама имеет вкус.
   От меня явно ждали активных действий.
   - И сколько он стоит? - поинтересовался я сдавленным голосом.
   - Всего десять тысяч, - пожал плечами хозяин, словно недоумевая, как его угораздило назначить такую несуразно малую цену.
   - Сколько? - не удержался я, от удивления вытянув шею вперед. Ужас смешался с ликованием. Не хватало. И много не хватало!
   - А что Вы хотите? - обиделся хозяин. - Крест - серебро высочайшей пробы. Но, обратите внимание, главная ценность данного произведения искусства - александрит. Камень, можно сказать, волшебный. Днем имеет цвет изумруда, а сейчас, при электричестве, сияет как настоящий рубин. Истинно драгоценный камень.
   - А один камень никак нельзя? - осторожно спросил я.
   - Тогда хочу спросить, куда я дену крест? Без камня он потянет только на лом. Заметьте, я вижу, что камень вам нужен позарез, но не загибаю, а даю лишь настоящую цену. Заметьте еще, александрит такого размера стоит гораздо дороже, но предыдущий владелец обращался с ним крайне неосторожно, а результатом явились царапинки, требующие незначительного вмешательства ювелира. Скажу прямо, камешек достался Вам даром.
   - Не хватает. Может как-нибудь подешевле? - я прищелкнул языком, заранее зная, что даже значительная скидка не спасет положения.
   - Нравитесь вы мне, ребята, - с чувством произнес собеседник, легко войдя в роль опытного торговца. - Но не вижу причин, по которым мне стоит скинуть цену.
   - Пошли, - сказал я Лауре, глубоко вздохнув. В такой неблагоприятный момент покупка кассет даже мне казалась предательством.
   Но королева не сдвинулась с места. Она отчаянно смотрела на меня, словно ждала, что я придумаю выход из положения. А что я мог сделать? Лаура упорно не желала вникнуть в реалии повседневной жизни. Может разбить витрину, украсть талисман и убежать, как это происходит в американских фильмах? Или проникновенно объяснить коммерсанту про нашествие черных призраков, а он безвозмездно вручит нам камень во временное пользование, словно герой лирической кинокомедии? Талисман - талисманом, а бесплатных пирожных не бывает.
   - Одну минутку, господа, - призывно взмахнув руками, остановил нас хозяин. - Камень будет ваш, если вы согласитесь на небольшой чендж, обмен по-нашему.
   - Нам нечего предложить, - уныло произнес я.
   - Одну минутку, - возразил он. - Я охотно уступлю камень, если дама согласится расстаться со своей цепочкой.
   Лаура резко стащила с изящной шеи причудливо сплетенную цепочку золотистого цвета. Я и не подозревал, что у нее хранится такое сокровище, а вот хозяин моментально углядел.
   - Это единственное, что у меня с самого рождения, - ровным голосом произнесла королева. - Но камень мне действительно нужен.
   - Превосходно, - радостно принял цепочку повеселевший коммерсант и подбросил ее вверх на ладони. - Весу, конечно, маловато, но ценность не в весе. Я ее продам, как произведение искусства. Кстати, до сих пор не могу угадать, из какого металла она изготовлена?
   - А какой бы устроил?
   - Золото, наверное. Тогда не возникло бы проблем с покупателем.
   Цепочка на глазах потемнела.
   - Истинное золото, - прищелкнул языком владелец клуба Талькова, с уважением взглянув на Лауру. - Хотя платина, конечно же, предпочтительнее.
   Цепочка приобрела цвет тусклого серебра.
   - А нельзя ли сделать так, - воодушевился хозяин, вертя в руках чудо природы. - Собственно, здесь две цепочки, сплетенные друг с другом. Может, преобразуем одну из них обратно в золотую, а вторую оставим в текущем состоянии.
   Лаура только повела бровями, а цепочка уже имела два цвета. Золото и платина перехлестывали друг друга магическими волнами. Зрелище завораживало. Хотелось пристальнее вглядеться в крошечные колечки звеньев, но загадочная игрушка уже исчезла в объемном кармане. Тем временем тонкие пальцы уверенно выломали камень из креста и осторожно вложили его в белую руку королевы.
   Теперь я смотрел на Лауру иными глазами. Ведь ясно же, ей донельзя жаль расставаться с цепочкой. Но она отдала ее без жалобных стонов о бедственном положении и унизительных просьб о хотя бы небольшой доплате. Такое я видел только в кино, когда миллионеры отваливают любую запрошенную сумму за понравившуюся вещицу. А может так и следует поступать королеве? Не торговаться, брызгая слюной и кляня правительство, президента и поганую жизнь вкупе с безбожными торговцами, а сделать честь принять покупку. Может чувство собственного достоинства дороже сэкономленных грошей. Представьте-ка следующую ситуацию. Король, выбирая бриллиантовое ожерелье для королевы, задумчиво смотрит в кошелек.
   - Вот ведь, не хватает, - тянет он, а затем слезно обращается к продавцу. - А может для королей... того... скидочка какая полагается, а?
   Королевы не торгуются. И если продавец за навороченной прибылью не разглядел королеву, это уже его проблемы. Величественный жест просто потряс меня на фоне жалкой дрожи по поводу лежащих неподалеку кассет. Вот только желание купить их нисколько не убавилось.
   Из смеси радости от завершения поисков и огорчения от недоступности предметов моей мечты в груди родилось странное неописуемое чувство, высветившее тропинку в мир моей таинственной спутницы.
   Королева, призрак, повелительница тьмы, пришелец из другого мира. А за фасадом громких титулов пряталась просто девушка. Не многоопытная женщина, которая уже в четырнадцать-шестнадцать лет успевала повидать и испытать решительно все, а заодно разочароваться в жизни раз и навсегда. Нет, именно девушка, смотрящая на мир широко раскрытыми глазами каждый день, каждую минуту. Я не мог представить ее сломленной, опустившейся, цинично смотрящей на остальных. Нет, могла устать ее фигура, лицо, но только не глаза, устремленные в безоблачную даль к торжественно-прекрасной цели, которую в свое время не удалось рассмотреть мне. Она имела собственный мир. У любого мыслящего существа он обязательно есть, но я с удивлением осознал это только сейчас. Мой внутренний мир давно уже исхожен вдоль и поперек. Но теперь мне удалось заглянуть за горизонт, и взору представилось великое множество бесконечно разных и недостижимо далеких миров. Я не мог их рассмотреть, но понял, что они существуют.
   А затем узенькая щелочка позволила всмотреться в мир моей спутницы. Не ворваться, не забежать, не проникнуть, а лишь разглядеть смутные очертания туманных силуэтов. Как страницы учебника математики прошелестели предо мной. И вдруг из сухих разрозненных черных значков сложилось доказательство теоремы, вытекающее из строгой цепочки рассуждений. И не надо теперь заучивать бесконечные ряды формул. Надо лишь вспомнить первое действие, а затем следовать от звена к звену, подбираясь к секретному сундучку, запрятанному в дебрях математических нагромождений.
   Как и мне, Лауре нравились тысячи вещей, а еще тысячи она не переносила. Королева любила, ненавидела, созерцала и действовала, исходя из собственных побуждений, как и я, да и все, в общем-то, люди. Но исключительно важные для меня вещи Лауре могли показаться сущими пустяками, а я мог безразлично пройти мимо, упустив из виду то, что привело бы королеву в восхищение. Два совершенно разных мира крутились вокруг собственных осей в удивительной близости друг от друга. Наверное, существовали и точки соприкосновения, раз мы вместе стояли сейчас поздним вечером в подвале, куда при более благоприятных обстоятельствах отправиться в одиночку не пришло бы в голову никому из нас.
   Ну что же, пора уходить, и я в последний раз окинул взглядом недоступные сокровища. Жизнь - такая штука, что даже во всем известный лозунг "Товар - Деньги - Товар" (или наоборот?) она добавляет свои коррективы. Когда товар перед глазами кошелек пуст. Зато когда в нем заводятся наличные, товар загадочным образом исчезает. Что удерживало меня от приобретения желанного товара? Великодушный поступок королевы. Теперь я хотел скрасить ее потерю, купив Лауре то, что пришлось бы по душе повелительнице тьмы. Но что выбрать? Обычный набор из шоколадки, леденца в яркой обертке и жвачки явно не подходил. Может, цветы? Но где их сейчас достать? Да и как объяснить королеве, зачем дарят цветы. Для нас они - привычный подарок, символ. А для призрака? Сущая ерунда? Кто бы знал. Королева встретила мой взгляд и четко произнесла, кивнув в сторону кассет:
   - Покупай...
  
   ...Лаура давно заметила, куда он то и дело посматривает украдкой. Казалось, лучшего случая проникнуть в желанный мир и не придумать. Они ему действительно нужны. Как странно, она может позволить или не позволить кому-то исполнить сокровенное желание.
   - Но я хочу купить что-нибудь тебе! - сбивчиво начал Он. - Назови любую, необходимую для тебя вещь.
   Лаура усмехнулась. Ей срочно требовалось несколько самых необходимых вещей, но вряд ли их можно купить здесь. Он мог дать ей то, что нужно, но не хотел. Со стороны проблемы кажутся простыми и легко разрешимыми, а в действительности существуют тысячи и миллионы препятствий, преграждающих путь. Пусть лучше Он купит свои необходимые вещи. Если Ему будет хорошо, то и Лауре станет чуточку легче.
   - Покупай кассеты, - кивнула Лаура. - мне здесь ничего не нужно...
  
   ...Свершилось! Я полноправно держал их в руках. Вот они! В голове кто-то автоматически подсчитывал возможные места размещения новых экземпляров, раздвигая привычные шеренги. Нет, не верю, что плохо, когда мечта исполняется. Говорят, тогда не к чему стремиться. Но ведь вместо сбывшейся мечты сразу появляются две новых, еще более грандиозных. Воистину, сегодня у нас день исполнения желаний.
   Я вырвался из минутного забытья и услышал финал речи довольного хозяина:
   - В общем, и Вам повезло, и мне. Не ждал бы я из Москвы машину с товаром, не видать бы Вашей даме камешка. Камешек, право, замечательный. И жизнь охраняет, и в этих делах помогает, - хозяин подмигнул мне и сунул визитную карточку. - Заходите, всегда рады. Эх, кто бы мне рубли вот так же, одним взглядом, в баксы конвертнул?
   Выбравшись из подвала, я сразу почувствовал разницу между затхлым воздухом полуподземного помещения и свежестью летнего вечера. Птицы не пели, зато сверкали звезды, а на западе, за крышами домов, еще пряталась алая полоса. Лаура рассматривала тёмное сокровище, а я - визитку в прямоугольнике света, падающего из окна второго этажа.
   "Батесман Иосиф Исаакович". Я уже чувствую, как в ваших пламенных сердцах запылала патриотическая ненависть: "Ну вот, опять русского обобрали!" Сам я, однако, не соглашусь. С какой стати? Наоборот, я считал, что нам крупно повезло. Попадись мне русский коммерсант, он либо задрал бы несусветную цену, пользуясь случаем, либо по доброте души отдал бы камень задаром, снабдив нас с Лаурой отеческим напутствием. Конечно, против второго я бы не возражал, но по нынешним временам мне светило нарваться только на первое. Мы, русские, любим ударяться в крайности. Об этом свидетельствуют и народные пословицы, и более поздние анекдоты: "Нет, Петька, море водки не смог бы выпить, нету такого огурца". Или например: "Что смогу съем, остальное покусаю". Да, если уж нам повезло, то пусть и другие потащатся. Но если удача не прёт, мы не будем искать причины, а поглядим, кому на Руси жить хорошо, и чуток подпортим им жизнь для поднятия настроения. А если и это не поможет, займемся поисками виновных. "Довели страну!" - кричат коммунисты демократам. "Нет, это вы довели, а мы расхлебываем!" - орут те в ответ своим вечным оппонентам. Запутался народ. Ему бы попроще, попонятнее. Тогда-то и выплывает известная палочка-выручалочка: "Да вот же, евреи виноваты. Глянь-ка, кто у нас сидит на высоких постах. Не Ивановы сидят! Не Сидоровы!" Нет, чтобы самим год за годом карабкаться наверх по крутым ступенькам. Гораздо легче плевать в потолок и списывать свои неудачи на происки евреев.
   А вспомним-ка библию. От кого пошел род человеческий, а? "Неужели? - побледнев от ужаса воскликнет ярый антисемит. - Выходит, что мы все..." Но язык упорно отказывается выговаривать страшное слово. "Да к черту библию! - мгновенно приходит в голову утешительная мысль. - Ну атеист я, понимаешь, ну не верю я в бога. Так что я - русский, а ты - как хочешь". Сознание горделиво успокаивается, причислив сомневающихся к мировому заговору жидомасонов, а умиротворенный взгляд отыскивает еще не занятые места на потолке. Затем в руках оказывается гитара, а с губ срываются такие близкие русскому сердцу строчки:
  
   За углом трамвай упал.
   Под трамвай еврей попал.
   Евреи всё, евреи.
   Кругом одни евреи.
  
   "Еврейству тем и хорошо, где народ еще невежествен, или несвободен, или малоразвит экономически", - справедливо писал в дневниках Достоевский. Пока мы поигрываем на гитаре и ждем случая с небес, другие обходят нас на дистанции. Более упорные, более собранные, более терпеливые. А у евреев, разбросанных по свету, эти качества развиты, как ни у кого. Ну, может, за исключением великого китайского народа. Даже детей русская нация воспитывает так, как "надо", или вообще пускает дело на самотек. Евреи же стремятся отыскать у ребенка любые способности, и если находится талант (а неталантливых детей, как правило, не бывает), то на развитие бросают все силы и возможности. Стоит ли удивляться их быстрому взлету? Но мы не привыкли учиться у других, нам бы все охватить своим умом. Вот и остается завидовать и кивать на тайное общество жидомасонов. Готовые разорвать любого империалиста и отдать последнюю рубаху угнетенным неграм Африки, мы не упустим случая поприжать евреев, подподлить или уколоть обидным анекдотом.
   Вот Батесман, к примеру, будет сидеть и ждать товар целую ночь. "Так ведь и русские ждут!" - радостно воскликните Вы. Согласен, подловили. Но какие русские пустят клиентов в магазин через три часа после закрытия. Причем не купить что-то дорогостоящее, а просто посмотреть, в надежде на возможную, даже мизерную прибыль. Русские наоборот выпрут клиентов за десять минут до обеденного перерыва, чтобы никто не мешал им выпить чай в спокойной обстановке, потому что чай - дело святое, а освободившееся время можно потратить на личные дела. Конечно же, манеры поведения зависят не от соответствующей графы в паспорте, а от воспитания. Но кому не знакома следующая картина, когда клиент терпеливо переминается с ноги на ногу, а продавец полчаса базарит с помощницей, а затем, демонстративно повернувшись спиной, начинает переставлять товар на витрине. Клиенту надо, пусть ждет! Если он действительно хочет что-то приобрести, значит дождется.
   Честно говоря, я не смог бы представить Батесмана в подобной ситуации. Я догадывался, что подвальчик - только разбег в его будущей карьере. Но пункт за пунктом осуществлялся в этом плановом восхождении. Наша покупка была маленькой ступенькой в гигантской лестнице. Маленьким шажком. И Батесман сделал его сегодня, а не стал откладывать на завтра. Возможно, через год или два он станет директором солидного магазина в центре города или членом правления мощного коммерческого банка. Во всяком случае, он не будет стоять на месте, уповая на милости бога, а возьмет судьбу в свои руки. И я не стал выбрасывать глянцевую визитку, а сунул в карман. Кто знает, может еще пригодится.
  
   Глава двадцать первая
   Breaking out (2)
  
   Breaking out, into the night
   Breaking out, she's taking flight
   Breaking out, out in the street
   Breaking out, gotta break free
  
   Негромко тикали часы. Циферблат терялся во тьме. Маленькая стрелка успешно замаскировалась в начале пути, а большая подбиралась к восьмерке. Я сидел на холодной крыше длинной восьмиподъездной пятиэтажки, но только не из кирпича, как мой дом, а из цельных железобетонных блоков. Стены ее, наверное, отливали лимонной бледностью в лучах почти полной луны. Но я не решался перегнуться через край крыши, чтобы подтвердить свою догадку. Рука крепко вцепилась в облезлую раму чердачного окна, наглухо заколоченного фанерой.
   Луна холодно взирала с небес, окрашивая небосклон вокруг себя в неприятные мертвенно-голубоватые оттенки. Всем видом она показывала, что не забыла нашу прошлую встречу, когда я незваным гостем вломился на ее территорию. Мне нечего было сказать в оправдание, поэтому я опустил глаза, предпочитая наблюдать за черными тенями, распластавшимися по земле.
   Около трех часов назад Лаура оставила меня здесь и растворилась в ночи. Оставалось сидеть и ждать неизвестно чего. А находиться в тревожном ожидании ох как нелегко. Вечерняя прохлада давно превратилась в ночной морозец, от которого не спасала летняя пакистанская куртка. Под ней от конденсировавшейся в воздухе влаги прятались кассеты, упакованные для большей надежности в коробку. Там же лежал предмет непонятного предназначения, наспех сунутый Лаурой. Я не успел хорошенько рассмотреть его, но беглый взгляд вызывал ассоциацию с очками для плавания.
   И в эту минуту мне было не до подарка королевы. Я, наверное уже в сотый раз, открыл коробку и залюбовался отблесками Луны на прозрачных футлярах. Потом огладил взором каждый. Затем все разом. И тут... сердце сжалось в предчувствии чуда. Этого не могло быть! Но это случилось!
   В ряду четвёрочки TDK одна из кассеток оказалась не совсем обычной. Сначала взгляд поймал то, что красный кирпичик, где значилось TDK A-90 на крайнем вкладыше гораздо уже. Потом я сообразил, что надпись TDK красуется на белом фоне. Затем до меня дошло, что к модельному ряду "А" данная кассетка отношения не имеет. Потому что не было там литеры "А". Там скромно написали D90. И на душу пролился праздник. Потому что для меня не было ничего грандиознее, чем неожиданно раздобыть экземплярчик, которого в коллекции и не предполагалось.
   A и D лежали на столбе. Вернее, лежали-то они в коробке. Это я привалился к столбику ограждения, не заботясь о собственной безопасности, и с упоением рассматривал находку. В отличии от большинства фирм, представленных в звукозаписях единственными экземплярами эта печальная судьба фирму TDK миновала. Из этого семейства в киосках попадались аж два вида. Две красотки, две сестрёнки. И если не двойняшки, то близняшки несомненно. A - Acoustic и D - Dynamic. Честно говоря, я не мог понять разницу между ними. Лента в них выглядела совершенно одинаково. Быть может, различия крылись в составе ленты. Но проводить над кассетами химические эксперименты казалось мне самым страшным кощунством. Деятель-бедолага, обливший кислотой "Данаю", не выглядел в моих глазах мерзавцем, в отличии от двух парней, наступивших на кассету, валявшуюся возле трамвайной остановки. Её жалобный хруст до сих пор неприятно покалывал память. Я мог рвануться и успеть... Я мог спасти... Но отчего-то промедлил. И прекрасная принцесса заграничного производства превратилась в груду никому не нужных обломков. Во сне я находил её целой и невредимой. И уже никогда не расставался...
   Впрочем, зачем сыпать соль на раны упущенных возможностей. Ведь руки сжимают целую коробку таких очаровашек.
   Правда с той, которую уже не вернуть, их было бы на одну больше...
   Ладно, чего грустить, когда имеешь право радоваться? Самое время рассмотреть приобретение попристальнее.
   "А" могла гордиться корпусом из чёрной пластмассы и огромным окном без каких бы то ни было делений. "D" была полностью прозрачной, что делало индикаторное окно чисто символической причудой. Зато его разлиновали вдоль и поперёк. Дрожащие от восторга пальцы извлекли сокровища из коробки, распахнули футляры и пробежались по ободку корпусов, будто сложенному из крохотных кирпичиков. Затем подушечка указательного пальца счастливо надавила миниатюрную надпись TDK на чёрном корпусе, а глаза придирчиво исследовали прозрачный на предмет наличия тех же трёх букв.
   Да... Не думал, не гадал, что в один день обе сестрёнки окажутся в моих руках. И я могу с замиранием сердца бесконечно любоваться многогранным кристаллом, отпечатанным на корпусе, на вкладыше и на самой кассете. В далёкие времена, когда лента этой фирмы пряталась в серые тяжеленные корпуса, мне повстречался парень в чёрной футболке. "I Love TDK", - взывали белые буквы. Вот с этим лозунгом я был согласен на все сто. Несмотря на то, что "Соньки" мою душу радовали сильнее. Но о них не сейчас. Нет-нет. Сегодня ко мне явились сестрёнки-очаровашки из другой семьи, и моё внимание безраздельно принадлежало им. Пальцы задумчиво крутили то чёрную, то прозрачную кассету. Миниатюрные японские гостьи напитывались теплом моим рук. Бездна пяти этажей, полная тьмы, ворочалась внизу, шелестя укрытыми во мраке деревьями. Но сестрёнки не боялись. Они знали: скорее я сам сорвусь с крыши, чем безвозвратно упущу в мглистую жуть только что обретённые сокровища.
   Наконец, я понял, что отсидел все возможные места. Самое смешное, что ничего поменять было невозможно. Я уже осторожно пробовал проломить проход на чердак, чтобы отдохнуть в уютной тиши и безветрии, прислонившись к сухим стропилам. Кроме того, в темноте чердака и Луна бы оставила меня в покое. Но попытки закончились безрезультатно. Тихие удары ничуть не повредили фанеру, а оглушительные раскаты грома при полном отсутствии грозы вряд ли понравились бы жильцам верхних этажей.
   Пожарная лестница отсутствовала, обрекая меня на одиночное заключение без всякой возможности побега к твердой и нерушимой земле. А что если королева исчезла навсегда? Когда нечего делать, в голову лезут исключительно неприятные мысли. Вглядываясь в черноту ночи, я подумал, кем буду выглядеть завтра в глазах случайных прохожих и кучкующихся в сторонке журналистов. Передо мной отчетливо всплыли крайне неприятные газетные заголовки. "Возвращение лунатиков". "Тому ли учат в ВУЗах?". "Подвиги Ивана Семёнова продолжаются". Я представил себя (почти выпускника престижного института) в роли знаменитого второклассника и второгодника, и мне стало нехорошо. А как меня будут снимать отсюда? Неужели пришлют пожарную машину? А ведь за вызов придется платить.
   Но даже не возможные расходы и убийственные статейки в местной хронике пугали в тягучие часы тишины и вынужденного бездействия. Если Лаура уйдет обратно, то с чем останусь я? Ее голос, ее легкие шаги уже стали привычкой. Показывая ей город, я сам открыл немало любопытных мест, куда меня в одиночных путешествиях, возможно, не занесло бы никогда. А что теперь? Опять одиночество? С приходом таинственной леди я увидел, что кроме четырех стен и далеких стран существует множество интересных вещей и дел. Разве потащился бы я в театр? Вряд ли! Меня вполне устраивали стены собственной квартиры. И вот, когда меня оттуда вырвали потусторонние силы, приходилось поворачивать вспять и тащиться обратно независимо, выиграет или проиграет решающее сражение крохотное воинство белых призраков. Хотя где-то в глубине души я понимал, что если бы моя жизнь послужила Лауре поддержкой в нелегкой миссии, мне не жаль немедленно предоставить ее королеве. Самодовольство? Нет, безысходность. Безысходность, от которой хочется наплевать на самого себя. Так не хотелось терять единственного человека, который дорожит тобой не потому, что ты великий артист, писатель или сильный мира сего, а просто за то, что ты есть...
  
   ...Черная дуга повернула пространство так, что где-то в неведомом месте оно сузилось до бесконечно малой величины. Зато количество квадратных метров, принадлежащих Иннокентию Петровичу, невообразимо увеличилось. Если бы домком вздумал сейчас пересчитать квартплату, то получившаяся сумма намного бы превысила годовой оборот крупнейшего машиностроительного завода. А внешне никто не заподозрил бы, что пределы скромной двухкомнатной квартиры не укладываются в стандартные параметры. Но никакие ГОСТы и ОСТы не сумели бы описать до ужаса непонятные действия невообразимых перестройщиков из запределья.
   А перестановки в границах дополнительного метража, внезапно обрушившегося на Иннокентия Петровича, хозяина квартиры не радовали. Куда-то запропастились книжные шкафы, кухонная утварь, стол, сервант. В темных глубинах потустороннего пространства невозможно было отыскать даже обыденного стула. От привычной обстановки уцелел только диван, на котором и восседал Иннокентий Петрович. Он то и дело засыпал от нервных перегрузок, все еще надеясь проснуться и очутиться у себя дома. Диван привалился к стене из черного мрамора с белыми прожилками, верхняя граница которой уходила в зыбкую серость тумана. Каменный пол составляла мозаика из неописуемых фигур в самых непотребных хитросплетениях. Холод камня чувствовался даже сквозь шерстяные носки, а поднять ноги на диван Иннокентий Петрович не осмеливался. Отправиться на поиски тапочек он тоже не решался, так как твердо уверил себя в том, что и диван тотчас же бесследно испарится в мглистой неизвестности.
   Происходящее вокруг могло показаться внимательному зрителю прелюдией к балу Воланда в небезызвестной пятидесятой квартире. Но окажись в эту минуту на вышеупомянутом балу сам Иннокентий Петрович, то сборище гостей тьмы напугало бы его не больше, чем общее собрание ректората, обсуждающее проблемы надвигающегося учебного года. Ибо не явились сюда ни обольстительные ведьмы, ни бледнолицые вампиры, ни мохнатые оборотни, ни прочая земная нечистая сила. Готов был Иннокентий Петрович предстать перед судом строгим, но справедливым. Но не было никому ни малейшего дела до молчаливого хозяина квартиры, необъятные просторы которой заполнились черными сгустками с горящими искрами оранжевых глаз.
  
   Глава двадцать вторая
   Хроника одного заседания
  
   Пацаны, пацаны,
   Вы держите штаны,
   Не кадрите девчонку мою.
   ("Пацаны", гр. Ласковый бык).
  
   Всю призрачную массу бесчувственного к проявлениям жизни КХ наполняло холодное величественное торжество. За долгий период существования далеко не у каждого призрака бывает миг, когда к тебе приковано внимание абсолютно всех сограждан: и значимых, и не значимых. Волны возвышенных мыслей беспрепятственно пронизывали пространство и оседали в головах исполнителей, ушедших в глухую оборону у белых крепостей. Перепрыгивали к собратьям по изыскательной деятельности, отложившим непрерывные исследования. Щекотали раздумья воинов, плотным облаком окутавших бесконечный зал. Смущали многомудрых правителей, представители совета которых внимательно следили за выступлениями любого, посмевшего заявить о себе. Добирались и до разведчиков, затаившихся и здесь, среди солдат чёрного войска, и за тысячью границ. Все до единого чёрные призраки внимали словам КХ. Уже ради почтительного внимания стоило появиться в запутанных мрачных лабиринтах Тёмного мира, где когда-то неизвестный широким массам лингвист штудировал в библиотеках никому не нужные языки. Теперь он стоял на вершине и разве что не поплевывал вниз от презрения к тем, кого ветреная фортуна никогда не вознесет над сильными мира сего.
   Первый шаг сделан довольно удачно. Мир белых призраков неизбежно превращался в протекторат. Теперь требовалось покорить мир людей, чтобы замкнуть черный треугольник, укрепив свою славу навсегда. И тогда в бесконечно далеком замке Чёрного Короля на стене великих свершений появится и его скромное имя. Нет, отчего же скромное? Пусть простое и короткое, зато сколько силы и могущества, сколько неукротимой энергии скрывают два его звука.
   Все вышеприведенное за долю секунды промелькнуло и укрепилось в сознании нового вершителя миллионов судеб. Нет, КХ не собирался срываться обратно вниз, в туманную безвестность и неперспективность. Он даже не собирался вцепляться изо всех сил в площадку величия, на которую сам себя вознёс. Не собирался останавливаться на достигнутом, ибо любая остановка грозит обрывом существования. Он готовился ко второму шагу по гигантской лестнице, взмывающей к славе. Но его собственные резервы иссякли. Безмолвные толпы исполнителей, которых всякий мог гонять налево и направо, уже задействованы. Требовались более влиятельные и разумные силы. Теперь все зависело от торжественной речи, направленной на поиски союзников и привлечения на свою сторону основных масс призрачного народа. КХ должен доказать, что он и только он способен повести их по дороге к процветающему миру будущего. Его энергия находилась на опасном пределе, но не его способности. В них КХ не сомневался. Привыкший действовать по плану, он и сейчас разложил идеи по пунктам, каждый из которых подводил слушателей к мысли о правильно выбранной стратегии. Изучивший миллионы трудов, КХ знал, что сумеет завладеть умами аудитории. Сумеет, иначе вообще не стоило браться за дело.
   Вы, наверное, решили, что черным призракам уже надоело упорное ожидание? Нет, и эти размышления заняли у КХ не больше мгновения. Угрожающе увеличив размеры горящих глаз, КХ раскрыл рот и сверкнул острыми клыками. Еще оставалась последняя возможность ухнуть вниз и заниматься обыденными обязанностями, не начинать задуманное, раствориться. Но КХ никогда и не подумал бы ей воспользоваться.
   - Слава Черному Королю! - первые слова прозвучали (и никто не посмел бы возразить им). - Слава делам его и свершениям. Слава и тем, кто шел с ним в его войске. Слава идущим его дорогой. Слава великим, кто ведет нас путем Черного Короля, путем многотрудным и не всегда благодарным. Но засияют имена тех, кто указывает путь миру черных призраков к величию и процветанию.
   В этот судьбоносный час нет рядом нашего верховного правителя, но с нами слова его и законы, коим должны мы подчиняться немедленно и беспрекословно. О чем же гласят они? Не о том ли, что тесен стал мир, скучна жизнь, мелки деяния. Не о том ли, что свернули в сторону наши ноги, а глаза, утеряв цель, бессмысленно буравят туманную мглу? Не о том ли, что наступило время, когда сможем к бесконечному списку славных свершений добавить еще одну, очередную победу, возвеличивающую и мир наш, и наших мудрых правителей.
   Но что за победа? Что за великое свершение? На ваш вопрос есть мой ответ. Ответ этот - черный треугольник. И снова звучит из ваших уст: Как? Какие миры выбрать? А не сорвется ли наша затея?
   Сорвется! Непременно сорвется! Но лишь в случае, если мы не объединим наши ряды и не ударим сплочённым сгустком. А чтобы ободрить вас добавлю: нам остался всего-навсего последний, заключительный штурм. Моими усилиями две грани треугольника уже проложены. Две черные дуги ведут из нашего мира к людям и белым призракам. Существует и третья грань, соединяющая два чужих мира. Так давайте же общими усилиями перекрасим ту грань в наш цвет. И тогда во славу Черного Короля колдовской треугольник расширит границы, подарит новые возможности, вознесет к невиданному доселе могуществу, превратит скучную жизнь в наполненную событиями, действиями и непредсказуемыми приключениями...
   КХ судорожно вобрал в себя массу воздуха и остановился. Такими словами вполне можно и завершить выступление. Но тысячи глаз, устремленных навстречу, тысячи существ, настроенных на его волну, наполняли КХ такой энергией, что он едва не взрывался от распиравших изнутри сил. Хотелось говорить и говорить, властвуя над умами. Кто знает, может уже никогда не повторится подобная минута. КХ мечтал продлить блаженство до максимума. Многие тысячи лет никто не осмеливался созывать общее собрание, боясь пустоты предлагаемых идей, неизбежного затем всеобщего осуждения и показательной мучительной казни. Но КХ вовсе не считал свои планы пустячными и незначительными. Он готов был рискнуть и, упиваясь сейчас безграничным вниманием, ликовал, что не испугался и не отступил. Поэтому, уняв энергетическую дрожь и приняв еще более величественный вид, он продолжил:
   - В данный момент наши войска в лице исполнителей ведут непрерывные атаки на незначительные подразделения белых призраков, уцелевших в предыдущих штурмах. В ближайшем будущем их сопротивление будет окончательно сломлено. Мои непосредственные подчиненные по прежней должности осуществляют непрерывный контроль за состоянием дел в мире людей. Дворец Лауры захвачен, сама королева нейтрализована, с ней осталось всего восемнадцать воинов. Ни один из них не может покинуть мир людей, так как белая дорога перекрыта нашими заставами и надежно искривлена. Также следует добавить, что, существуя под Солнцем, Королева постепенно утрачивает свои магические свойства...
   КХ перевел дух. Его тело ветвистыми лиловыми зигзагами излучало счастье от осознания собственной значимости. Нет, речь еще не закончилась. Представив текущее положение даже в лучшем свете, чем оно обстояло на самом деле, теперь следовало укрепить позиции, красочно обрисовав грандиозные перспективы грядущей военной кампании. В нем твердо обосновалась уверенность - все, что он задумал, верно и правильно. Аудитория, видимо, склонялась к тому же мнению.
   - Что же нас ждет в конце пути? - возгласил КХ. Собравшиеся вопросительно сверкнули глазами. Общая картина совещания донельзя напоминала религиозные встречи, когда огромная толпа людей, набившаяся на бесплатное мероприятие во вместительный зал или на стадион, напряженно всматривается в далекую сцену. А там, широко улыбаясь в лучах прожекторов, расхаживает свой в доску проповедник, который доходчиво объясняет заблудшим братьям во Христе, что такое библия и почему на благотворительные цели следует жертвовать как можно больше денег. Замените людей на черные сгустки, а плавно текущую речь на отрывистое щелканье, и Вы получите точное представление о происходящем.
   - Ну, так что же? - повторил вопрос КХ. - Не надо отвечать. Это увидит каждый через неделю, или всего через пару дней, а может и спустя несколько часов, если, конечно, прислушается к моим доводам и посодействует воплощению наших планов в конкретные дела. Мы стоим на пороге очередного великого свершения. Так давайте же не топтаться в нерешительности, а смело шагать по дороге Славы. Замок бывшей королевы бывшего мира белых призраков ждет нового властелина. Мир людей готов принять наше владычество. Крайне неразумно поворачивать вспять в тот момент, когда перед нами уже открылись новые горизонты.
   Теплый порыв солидарности обрушился на КХ и заменил бурные и продолжительные аплодисменты. Ему хотелось сказать еще пару отличнейших витиеватых изречений, но перегибать палку все же не следовало.
   - Я думаю, у собравшихся возникли вопросы, - КХ милостиво разрешил перейти к диалогу.
   - Разумеется, - из ложи совета правителей вознесся осторожный и рассудительный Эрнст М, который отвечал за взаимоотношения с близлежащими мирами. Он имел вид худого длинного конуса, направленного вниз. По черной мгле бугристой поверхности туловища пробегали серебристые сполохи, говорившие о важном положении.
   - Речь, конечно, пламенная и небезынтересная, - начал он, сменив оранжевый огонь глаз на холодный изумрудный. - Единственная, не прозвучавшая в выступлении мысль таит загадку. А что же конкретно требуется от нас? Какого участия просит многоуважаемый КХ? И какого властелина ждет замок королевы Лауры? Уж не самого ли оратора?
   Честно говоря, КХ рассчитывал не на крохотный замкнутый мирок, а на кусок огромного пространства, где можно отстроить величественнейший бастион, увековечивший его честолюбивые помыслы.
   - И замок, и крепости, и весь мир белых призраков я с чувством глубокой признательности передаю в распоряжение совета правителей. Пусть им владеет достойнейший. Мое время властвовать пока не наступило, - трудно было произнести эти слова, но без них мероприятие грозило окончиться грандиозным крахом. - Согласно приведенным планам мне надлежит взвалить на свои плечи тяжелые обязанности, включающие в себя множество координационно-управленческих функций над миром людей. Что же до вашего участия, прежде всего я рассчитываю на привлечение под свои знамена самых доблестных воинов. Разумеется, простые обыватели никоим образом не заметят нашего присутствия, но те из них, кто знаком с оккультными науками, возможно, установят, куда исчезает энергия их мира. Поэтому за ними следует установить должный контроль, чтобы вовремя пресекать даже малейшие попытки помешать нам в победоносном продвижении или повредить магический треугольник.
   - А разве кто-нибудь из людей балуется магией? - едко спросил КЛВН, имя которого из четырех основных букв прямо указывало, что его обладатель имеет доступ к сверхъестественным силам. Сам же КЛВН напоминал внушительное курчавое облако черного цвета с вкраплениями рубиновых, оранжевых и жёлтых глаз.
   КХ, имя которого намекало разве что на древность рода (что не особо и ценилось в эти беспокойные времена), не любил всяких там хозяев звучных имен, которые пользуются разными волшебными штучками. Поэтому он не менее ехидно ответил:
   - Да, и смею заметить, не хуже некоторых из здесь присутствующих. Более того, именно действия одного из людей поспособствовали нам в проникновении через границу, которую мы не могли преодолеть в течение тысячелетий. Хотя количество энергии, впустую потраченной на попытки прорыва некоторыми из наших магов (не будем называть имён), давно приблизилось к бесконечности.
   Черное облако злобно съежилось и скрылось в толпе, а в диалог вновь вступил Эрнст М:
   - Неужели наши воины требуются только для осуществления контроля за незначительной группой людей, пусть даже и обладающих зачатками экстраординарных способностей?
   - Не совсем так, - заметил КХ. - В самом начале нам придется окончательно устранить белую королеву и остатки ее былого войска. Единственный мгновенный удар, и победный ветер понесет нашу армию обратно, кроме небольшого отряда избранных, которым и надлежит контролировать ситуацию под моим чутким руководством. Хочу также заметить, что отличившиеся в сражении будут достойно вознаграждены.
   - Что-то мне эта затея не по душе, - подозрительно пробурчал главный воин, выдвинувшись из своих рядов и разметав неосторожным движением более двух десятков солдат. Воины не имели определенной формы. Они напоминали клубящиеся сгустки, постоянно меняющие очертания. Более стабильной была их круглая голова, на которой покоились восемь оранжевых глаз, смотрящих во все стороны света. Воины не носили знаков отличий. О славе и положении указывал только объем тела. Нетрудно догадаться, что у главного воина он был самым впечатляющим.
   - Один мгновенный удар? - с нажимом произнес черный герой, оглянувшись по сторонам в поисках поддержки, которая хлынула потоками энергии из каждого воина. - А знает ли наш библиотекарь-выскочка, что королева Лаура наделена силой чуть ли не равной, а может и более великой (не при верховном правителе будет сказано), чем у Черного Короля. Кто рискнет бросить вызов Черному Королю, кто осмелится выступить против Белой Королевы? Я удивлен, как у нашего всезнающего КХ хватило тупости на столь одиозный провал, а у присутствующих здесь правителей - терпения и упорства, с каким они выслушивали эти хвастливые бредни.
   КХ знал, что магия бессильна против Белой Королевы, а вот многочисленная армия... Поэтому пришлось проглотить обидные слова, вертевшиеся на языке, и смиренно сказать:
   - Никто не сомневается в стратегических познаниях нашего полководца, равно как и в его разведданных. Разумеется, сила Лауры велика, но...
   Выдержав эффектную паузу, КХ продолжил:
   - Велика в ее мире и с ее армией, сопротивление которой уже почти сломлено. Мир людей чужд Лауре. Что говорить о силе, если она даже не может пробиться обратно в свой замок. Энергия королевы на исходе. Так можем ли мы сомневаться, что наступил тот самый, благоприятный момент, которого наш народ ждал с незапамятных времен. Лавры победителя, устранившие двоевластие белого и черного, останутся в памяти благодарных потомков навсегда!
   Лишних слов не требовалось. Судя по всему, главный воин уже мысленно примерял на себя означенные лавры. А КХ хитро размышлял, что в отсутствии пропавшего Черного Короля и поверженной Белой Королевы можно провернуть ТАКОЕ дельце. Кто знает, может далекий черный замок перестанет пустовать в самом скором времени.
   С места взлетел хранитель законов, напоминающий вожделенную дугу в миниатюре или огромный черный гороховый стручок с парочкой сверкающих синих глаз. Многовековая служба придала твердость его телу и несвойственный молодым призракам цвет глаз. Должность хранителя исключала наличие имени, зато вызывала всеобщее и безоговорочное почтение.
   - Моя речь будет недолгой, - пообещал он. - Кто-то из нас, поиздержав смелость на пустую болтовню во времена затишья, видимо позабыл, в чем заключается смысл существования черных призраков от рядового исполнителя до верховного правителя нашего мира. Дорога в бесконечность, по которой ушел Черный Король, запылилась и потрескалась. Кто, как не мы, должны очистить её от позорного мусора и покрыть доблестными свершениями. Одними разговорами беду не прогонишь. Разве не для того мы существуем, чтобы пусть даже ценой собственной жизни способствовать претворению самых дерзких планов во славу Черного Короля в конкретные дела. Жизнь каждого отдельного призрака - это ничто, бесконечно малая величина по сравнению со славой Черного Короля. Можно ли нам попробовать укрепить и возвысить эту великую славу с помощью конкретных предложений достопочтенного КХ?..
   Зал замер в напряжённом ожидании. Один из призраков в третьем ряду радостно открыл рот, но застеснялся и промолчал.
   - Не можно, а нужно! - закончил за него хранитель законов. - Поход во славу Черного Короля сплотит наши ряды и внесет свежую струю в наше затхлое многовековое затишье.
   Зал вновь бы заполнили бурные и продолжительные аплодисменты, если бы призраки умели выражать восхищение подобным образом.
   С места вскочил какой-то секретарь третьего или четвертого значения и быстро затрещал, видимо опасаясь, что его могут лишить слова.
   - А я против, - негодующе заявил он. - Более пяти тысяч лет мы живем в мире. Так не это ли цель существования чёрных призраков - малыми, незаметными кирпичиками укреплять величественное здание нашего мира. А ввязываться в подобные авантюры, пусть даже они и кажутся грандиозными с первого взгляда, крайне неразумно. Докладчик привел только положительные стороны своего плана, не упомянув о не слишком приятных перспективах. Прежде всего, мы потеряем стабильность, что повлечет расползание наших границ за счет окрестных миров. Кто может гарантировать, что новые участки не содержат в себе вредных элементов, которые нанесут непоправимый ущерб исконным территориям? Далее. Кто гарантирует, что вместо молниеносного наступления мы не получим многолетнюю партизанскую войну с диверсионными вылазками противника в центр нашего мироздания? Стоят ли такие незначительные успехи неизбежной угрозы существования всех нас? Да, нам тесно в границах нашего мира, но как говорится у тех же людей: "Бог терпел и нам велел". Миру - мир!
   Усталый секретарь приземлился на место.
   Уже достигший определенного успеха у аудитории КХ не захотел терять очки в бесполезной полемике с секретарем какого-то третьего или даже четвертого значения. Вместо этого он скривил рот, всем видом показывая недоумение: а кого это там выпустили, почему я его не знаю? Но тут из далеких-далеких пределов в головы присутствующих пробился вопрос от неведомого слушателя, положение которого не позволяло ему явиться сюда лично: "Что же изменится в жизни рядового призрака?"
   - Вот! - удовлетворенно заметил КХ. - Этого вопроса я и ждал. Какой уровень существования имеется на данный момент у рядового гражданина нашего общества? Следует заметить, что жизнь его скучна и бедна. Но есть выход! Имя нам - легион, и, как неоднократно отмечалось, в ныне действующих границах разместиться мы уже не в состоянии. Присоединив открытый мир людей, мы можем увеличить количество жителей черного мира по крайней мере на порядок. Это означает, что к нашей иерархии добавится еще одна ступенька. И рядовые граждане, те, кто слушает меня сейчас, те, кому далеко не всегда удается заполучить для своих целей и дюжину исполнителей, обретут от двух до сорока подчиненных. Это несомненное достижение для каждого. Пусть из вас выйдут маленькие начальники, но все вы уже перестанете считаться рядовыми гражданами. Какие же вы рядовые, если по первой команде несколько новых членов нашего общества беспрекословно побегут исполнять ваше приказание. Любое приказание! И знайте, что никакие другие свершения, кроме обозначенных в моих планах, не поднимут вас выше сегодняшнего уровня. Так вы и останетесь на самой последней ступеньке до конца существования. Вы хотите этого? Хотите?! Знаю, что нет. Кроме того, в случае успешного завершения операции по замыканию черного треугольника, каждый из вас получит немалую долю энергии из мира людей. Я считаю, ради этого стоит постараться.
   В эту секунду к рядам соратников КХ примкнуло большинство из тех, кто влачил жалкое существование чуть ли не наряду с безмозглыми исполнителями. Они поверили в свою первостепенную роль в грядущем и в исключительность момента. Если бы сейчас провели всеобщий референдум, то КХ одержал бы безоговорочную победу. Но референдум никто проводить не собирался. Все зависело от того, что скажут представители совета правителей.
   Сегодня от имени верховной власти выступал РКЩ, являющийся правой рукой главы Темного мира. Если бы (не дай бог) верховный правитель прекратил существование, то его место по праву занял бы вышеуказанный призрак. Он представлял собой длиннющий столб черного цвета с золотой паутиной, ярко мерцающей по всей поверхности. Нигде не было заметно и признаков хотя бы одного-единственного глаза. Но КХ не сомневался, что многоуважаемый представитель видит каждое его движение.
   - Пора подводить итог, - хмуро начал РКЩ. - Все мы слушали выступление с нарастающим интересом. Да, планы смелы. И направлены на благо. Просто неразумно оставить всё, как есть. Поэтому, посовещавшись, мы решили:
   1. Закончить военную компанию против белых призраков силами исполнителей, уже находящихся в вышеупомянутом мире. Исходя из этого:
   а.) не привлекать в район боевых действий только что появившихся исполнителей, а направить их на решение наших внутренних проблем;
   б.) превратить приобретенный район в укрепленное пограничное сооружение на базе захваченных материально-технических ценностей противника;
   в.) назначить центром района бывший замок королевы Лауры;
   г.) определить правителя района дополнительным совещанием совета по окончании боевых действий;
   д.) рассмотреть возможность использования бывших подданных королевы Лауры в хозяйственных целях (ответственный КХ).
   2. Дополнительно изучить возможные варианты создания чёрного треугольника путем присоединения вышеуказанных миров:
   а.) произвести наблюдения за состоянием границ и выяснить закономерности их усиления (ослабления) в зависимости от внешних факторов (положения миров, фаз Луны, активности Солнца и т. п.);
   б.) направить магические силы нашего государства на взаимодействие с представителями мира людей, обладающими паранормальными способностями, с целью изучения возможности их использования и/или уничтожения;
   в.) разработать направления исследований, позволяющих извлечь из присоединения новых территорий дополнительные выгоды, с ежегодным отчетом на совете правителей.
   3. Произвести разработку генерального плана захвата мира людей с использованием сил военного комплекса:
   а.) утвердить планы, созданные компетентной комиссией на основе расчетов КХ, в течение ближайших пятисот лет;
   б.) производить военные маневры по закреплению принятой стратегии не реже одного раза в сто лет в течение первых четырехсот, и не реже двух раз в сотню, предшествующую наступлению;
   в.) каждые двадцать пять лет предоставлять совету правителей разведывательную информацию военных ведомств, поступившую за указанный срок.
   Примечания:
   Совет правителей имеет право изменять и/или дополнять разработанные планы новыми рекомендациями.
   Шумно вздохнув, РКЩ опустился на место. КХ склонил голову. Это был полный провал. Совет правителей вроде бы и не против его планов, но не сейчас, когда наступил решающий момент для наступления. Конкретные действия отодвигаются минимум на пятьсот лет. А кто может с уверенностью сказать, что будет через пятьсот лет на этом самом месте? Возможны два исхода. За отведенное время компетентная комиссия выясняет, что дело яйца выеденного не стоит, и все вернётся на круги своя. Или же через пятьсот лет тщательно подготовленное наступление проводит какой-нибудь молодой многообещающий правитель, который соберет победные лавры и будет властвовать на захваченных территориях. А имя КХ мелькнет пару раз на страницах засекреченных отчетов. На данный момент ему отводится скромная роль ученого-труженика, ответственного за все грядущие неполадки в бывшем белом мире. Нет, такой поворот дел крайне не устраивал КХ. Но спасти его теперь могло лишь чудо.
   И чудо не замедлило явиться, зашуршав в голове у каждого из почтенного собрания тихим, но властным голосом. Из потайного зала, расположенного в центре мира черных призраков, вещал верховный правитель:
   - Своей властью отменяю решение совета правителей, - шелестело повсюду, и под сводчатым потолком, и в длинных коридорах, и в темных закоулках таинственно разросшейся квартиры Иннокентия Петровича. - Пятьсот лет ничего не решают. Или сейчас - или никогда, или все - или ничего. Совет правителей боится принять груз ответственности, не так ли? В таком случае его возьму на себя я. Авантюрные планы сбываются только при активных, наступательных ударах. Не время размышлять, время действовать. Сегодня, сейчас все наши доблестные бойцы и добровольцы выступят на битву с Белой Королевой. КХ прав, двоевластие пора прекращать любой ценой. Даже если мы проиграем это сражение, наше поражение заложит основу побед будущего. Итак, вперед! Быть может, Черный Король покинул нас лишь потому, что мы погрязли в довольстве и спокойствии, не желая что-нибудь менять. Быть может, этот отчаянный шаг вернет нам Черного Короля.
   Величественный голос стих, пригнув к мраморному полу головы собравшихся. Даже у КХ вылетели все хитроумные мысли по поводу пустующего черного замка. Все давно позабыли облик верховного правителя, лишь его голос изредка в самые важные моменты заявлял о себе, воодушевляя преданных делу и ломая непокорных. КХ мгновенно набрал прежнюю высоту и стал заслуженным центром всеобщего торжественно-внимательного почтения и преклонения. Подобревший совет правителей тотчас признал планы КХ верными и очень перспективными, а заодно принял решение выделить каждому воину, идущему в бой, по глотку дополнительной энергии из государственных запасов, а КХ и главному воину даже по двойной порции...
  
   ...Несколько часов спустя в глубине мира, оставив за спиной стражу, бдительно охранявшую гигантскую цистерну государственных запасов, КХ произносил последнюю речь перед наступлением. Глаза выстреливали огненные искры. Настроение плескалось крайне приподнятыми волнами. Даровая энергия пьянила, превращая воздушные замки в реальные сооружения из гранита и мрамора. А новую надежду Темного мира несло и несло:
   - Несколько минут отделяют нас от поворотного момента нашей истории. Вам посчастливилось присутствовать здесь в тот миг, когда черные призраки после тысячелетнего ожидания наконец обретут место, принадлежащее им по праву. Время незаметно откидывает секунды, приближая ту, последнюю, когда наши доблестные легионы умчатся, прорвав границы, к грандиознейшей победе. И если бы Черный Король мог видеть эти приготовления, то, честное слово, он остался бы доволен нами, а может и возглавил бы черную нескончаемую колонну, ждущую последнего броска к величию. Через час, день или сутки в закрома Родины хлынет энергия людей, которая неизбежно усилит нас, наше богатство, наше процветание, ускорит наше движение вверх по пути прогресса. Разве о себе я забочусь в эти знаменательные мгновения? Нет, конечно же, нет! Обо всех вас и о каждом в отдельности. Вам не придется долго ждать. Скоро, очень скоро любой, кто захочет, без труда шагнет на следующую ступеньку развития нашего общества, обретя уверенность в завтрашнем дне и свой собственный, личный запас энергии. Все богатства трех миров черного треугольника сами свалятся к вам, вот увидите. Почувствуйте себя победителем вместе с нами!
   КХ взмахнул отростком, дав сигнал к наступлению. В голове вертелась неплохая мыслишка: "Это огромный шаг для черных призраков, но почему мне не шагнуть еще шире?" Построившись в колонну, черная армия перетекала в мир людей.
  
   Глава двадцать третья
   Breaking out (3)
  
   He counts the days, wishin' he could get away
   Stuck in the rut of an empty routine
   Nowhere to go with his hopes and his dreams
   Prepare himself for the moment of his great escape
   And tonight, he's gonna make his move
   Take a chance and risk it all
   Tonight, he's gonna cut it loose
   Never looking back
  
   Где-то далеко, в древнем и славном городе на главной башне массивная стрелка, описав полный круг, вновь остановилась у верхней цифры. В не менее славном городе на более важной башне пробило двенадцать раз. В том месте, где зависла королева белых призраков, только что перевалило за два часа ночи.
   Где-то не так далеко, на совсем не главной, но очень длинной крыше сидел Он, окутанный влажной тьмой и холодной неизвестностью. Он не умел летать и сражаться, иначе белый отряд пополнился бы еще одним воином. Но может и к лучшему, что он не умел летать.
   Где-то рядом пространство вот-вот искривится, и черное войско хлынет в прорванные границы для последнего и решительного боя. Крохотная армия королевы Лауры находилась в полной боевой готовности.
   Лаура холодно оглядывала окрестности. Откинув чувства, она вновь обернулась истинным призраком, свободно парящим в небесных просторах, проникающим сквозь любую твердыню, пронизываемым вольными ветрами. Более того, она снова обрела сущность королевы, напитавшись энергией от дневного жаркого светила и холодных лучей Луны, и приняла полноту власти Повелительницы Тьмы. Талисман сиял волшебным светом, наполовину погрузившись в выемку под полупрозрачной шеей королевы. Сила таинственно мерцающего камня должна решить исход битвы. Мир людей дал приют королеве белых призраков. Теперь она встала на его защиту, как на защиту собственного мира.
   Сражение намеревалось развернуться не в лесных дебрях, не в каменных джунглях небоскребов, а на просторной территории спортивной площадки ближайшей школы. Сама школа находилась по правую руку от Лауры. Под королевой расстилалось футбольное поле. Гигантские стойки ворот отбрасывали черные тени на траву, выкрашенную лунным светом. Поперек главного поля расположилось следующее, для младшего возраста. Его ворота имели размеры поменьше, зато кроме двух штанг и перекладины они могли похвастаться основой для натягивания сетки. Сама сетка, впрочем, отсутствовала. Рядом находилось еще одно, самое маленькое поле, судя по истоптанной дочерна земле, наиболее популярное среди игроков. Оно располагало хоккейными воротами с изрядно порванной проволочной сеткой. Борозды возле ворот указывали, что его посетителей не всегда устраивали размеры игровой площадки. С наступлением зимы ворота перемещались на законное место в хоккейную коробку, которая сейчас находилась за спиной Лауры, ближе к северу. Впрочем, стойки остальных ворот, намертво вбитые в землю, давно облюбовали домохозяйки: выбивать там ковры было весьма удобно.
   Небольшой ряд спортивных снарядов, преимущественно лестниц, граничил по правую руку от Лауры с высокой оградой баскетбольной площадки, имеющей право именоваться и волейбольной. Но обе стойки сиротливо разбежались в разные стороны в отсутствие связующей их сетки. А казенное имущество бережно хранилось за серыми школьными стенами в каморке учителя физкультуры.
   Сразу за площадкой начиналось пространство школьного двора, занятое питомником. Густые кроны деревьев скрывали матовую пленку теплиц и почти поглощали невысокий щелястый заборчик из зеленых остроконечных брусков, покоящихся на каменном основании. Небольшой участок между школой и футбольными полями захватили разномастные гаражи, убегавшие к стенам пятиэтажек. Последние окружали поле грядущей битвы и спереди, и сзади. Слева их отделяла от королевы длинная линия тенистой аллеи. В окнах погасли последние огни, а темным стеклам школы предстояло обрести свет еще не скоро. Лаура пронизывала прохладный воздух летней ночи, любовалась красивыми серебристыми облаками и наслаждалась последними минутами покоя.
   Таинственный звук прорезал воздух, словно пищала проколотая резиновая камера. В пяти метрах от Лауры и в двадцати двух с половиной от земли появилось дрожащее марево, предвещавшее скорый прорыв границы. Королева вздохнула в последний раз и устремила немигающий взгляд на место будущего сражения. Ее длинное лицо, испещренное морщинами, казалось в свете луны донельзя страшным и отталкивающим. Теперь никто не осмелился бы усомниться в силе белой королевы, в могуществе повелительницы тьмы.
   В одну секунду колеблющийся воздух обратился в огромную дыру беспросветного мрака, и из нее, словно бесконечный рой злющих пчел, хлынули черные сгустки с мерцающими в ночной мгле искорками беспощадных глаз...
  
   ...С моего КП происходящее выглядело мирно и безобидно. Небольшой клин маленьких белых облачков покачивался на ветру, а из невидимой, но странно осязаемой точки пространства извергались клубы черного дыма, как будто на меня направили отверстие заводской трубы. Я сжал кулаки от невозможности нырнуть в гущу событий, а затем натянул на голову эластичную ленту с туманным дугообразным стеклом. Как только глаза оказались за магическим забралом, происходящая картина резко приблизилась и трансформировалась. Теперь я мог разглядеть каждую черточку лица королевы и облика ее воинов. А рядом извергалось не отверстие дымохода. Нет, крутящееся в воздухе напоминало гигантскую машину непонятного предназначения. Ее механизм трясся, загибаясь в конвульсиях, и выплевывал из себя бессчетное количество дымящихся обломков и окутанных гарью блоков, продолжающих мигать разноцветными лампочками...
  
   ...Полностью отключиться не удалось, и перед глазами Лауры мелькнули картины ее мира, куда путь был закрыт. А талисман ожил, шевельнулся и начал действовать. Из его центра искрами посыпались острые лучи. И каждый падал в черную дыру. От жгучих прикосновений восьмиглазые воины гибли, разлетаясь брызгами безобидного тумана. Но не хватало лучей. Тысячи огненных стрел вонзались в тела врагов, и тысячи черных сгустков тут же занимали освободившиеся места, стараясь просочиться сквозь смертоносный ливень. Многим это удавалось. Издавая бесшумные для слуха людей вопли отчаяния, солдаты врага рассредоточивались по окрестностям. Но тщетны были старания затеряться в траве или спрятаться за спортивными снарядами. Повсюду находили их белые воины и нещадно истребляли, стремясь успеть до того, как чёрная субстанция окончательно приспособится к реалиям сего мира и сможет оказать достойное сопротивление. Однако хитрыми маневрами или молниеносными перелетами захватчики ныряли в листву школьного питомника или забирались в дальние дворы, где умело маскировались в подъездах, автомобилях, кустах, чердаках, газонах. Затаившись, они погружались в мрачную неподвижность, ожидая дальнейших приказов от командиров...
  
   ...КХ, засев в узкой щели между гаражами, обдумывал дальнейшую стратегию. Главный воин, как и подобает отважному командиру, рванул в незнакомое пространство в первых рядах. Он сумел собрать вокруг себя внушительный отряд и уже вознамерился было захватить в плен белую королеву, как вдруг сияющая точка под ее шеей превратилась в жалящую молнию. Передовой отряд был мгновенно рассеян и большей частью испепелен. Клочки тумана, составляющие когда-то облик главного воина, теперь оседали на влажную от росы траву.
   Новый главнокомандующий чёрной армией (теперь так можно было выразиться без всякой натяжки) не собирался следовать примеру неразумного храбреца. Принципом существования КХ было держаться посередке. Погибают обычно первые, которые, смело ринувшись вперед, не успевают оценить размер грозящей опасности, и последние, которым достаются подлые удары в спину. Мгновенно сориентировавшись при прорыве границы, КХ быстро выставил впереди себя трех рослых воинов и под их прикрытием ловко нырнул вниз. В поднебесье хищными птицами белый отряд сражался с прибывающим черным войском, а КХ, прикидываясь тенью, уткнул оба глаза в землю и ползком пробирался к спасительным сооружениям из металла. Да, не повезло. Кто мог подумать, что в примитивном мире людей королева сумеет отыскать нечто мощное и разобраться, как использовать находку во вред КХ и его планам? Прямая и быстрая атака не прошла. Ну что же, появилось время посидеть, подумать, подождать, пока последние шеренги его армии пройдут через границы. Прорвавшихся наберется очень и очень немало. Вот тогда и прозвучит приказ. КХ устроился поудобнее, отметив, что его мысленные волны недостижимы белой королеве. Правда, то, что творилось сейчас в ее огромной башке, тоже останется невыясненным для черного командира. Ну а что тут выяснять? Королева вся на виду. Вместе со своим смехотворным отрядом она добивает очередную черную шеренгу. Ну пусть забавляется. В конце концов, ничего страшного не произошло, несмотря на сокрушительные потери. Зато когда придет время действовать из засады...
  
   ...Чёрная дыра зарубцевалась и исчезла, будто бы никогда и не существовала. Многотысячная армада противника была разгромлена. Но королева понимала, что это не победа, а только отсрочка. Невидимые враги, подчиняясь неслышным приказам, группировались на позициях, скрытых тьмой. Черные призраки в панике разбежались, даже не пытаясь обороняться, поэтому никто из ее подданных не пострадал. Лаура оглядела их, обернувшись назад. Отряд прерывистой дугой вытянулся перед королевой. Такие разные, и такие похожие друг на друга решительностью отдать жизнь за победу, храбростью в светящихся глазах, твердостью.
   Единственным, кого она помнила по первому полету в этом мире, являлся Спых. Словно кусочек туманного белого лоскутка мерцал он на фоне ночи. В бесчисленных рядах армии Лауры Спых конечно не претендовал на заметные роли. Однако, тысячи призраков промелькнули в июньском небе той ночью и вновь очутились на родине, а вот Спыху удалось задержаться.
   Рядом с ним парил Дёцц, напоминавший многозубые грабли с бусинками глаз на белой поверхности рукоятки. Зубчики то вытягивались, превращаясь в прилипчивые щупальца, то заострялись в смертоносные жала.
   Третьим в шеренге стоял Гюфс. По аналогии Лаура так себе и представляла Гафсу из красочной книги - дрожащий гриб, схожий с гигантским дождевиком. Правда, на картинке Гафса выглядела куда хуже. Да и характер Гюфс имел скорее суровый и спокойный, нежели нервный и суетливый, как у книжной героини.
   Следующим был Дюки, похожий на сказочный ковер-самолет. Вот у кого глаз было не сосчитать! Хитросплетения зигзагов узорами покрывали его площадь. Глаза цепочками, венками, ручейками, озерами переливались радужными блестками, словно Дюки представлял не рядового призрака, а таинственного пришельца из космоса.
   Звонкое имя Ённч носил вовсе не колокол, а обладатель шикарнейших полутораметровых усов, которых имелось четыре штуки. И если бы его когда-нибудь описывал человек, то он непременно бы отметил, что улыбка червеобразного воина, в отличии от большинства призраков, лучилась добротой, а не пугала, навевая зловещие мысли. Затылок Ённча за последний час заметно вырос и выглядел так, словно Ённч напялил ночной колпак.
   Блыфф - имя того, кто по праву мог считаться богатырем. Три треугольных глаза светились из тонкой щели призрачного островерхого шлема. Ни рук, ни щупалец Блыфф не имел, зато вокруг картофелевидного тела непрерывно крутились две мощные полусферы с острыми краями и три зубчатых молота. Три слоновьих ноги попирали невидимую вершину, столкнуть с которой описываемого монстра было делом крайне трудным и неблагодарным.
   Из числа советников здесь присутствовал Аокжун, но сейчас его четыре лапы сжимали не свитки с летописями, а громадную секиру. Хвост, позаимствованный у древних драконов, со свистом проносился чуть ли не до травы и обладал невероятной мощью.
   Потрепанным осьминогом выглядел Груодс. Его четыре щупальца извивались, словно кнут в руках умелого пастуха. Но ни у одного осьминога не отыщешь на щупальцах таких крепких и острых шипов как у Груодса. Недобрым мутно-зеленым светом мерцали его глаза на маленьком туловище размером с бильярдный шар.
   Вщимод более всего напоминал огромный гребешок белого цвета. Однако, его зубчики не стояли на месте, а поочередно то исчезали, то молнией протыкали воздух, как будто Вщимод задумал поиграть в бушующее море. Его внезапное появление перед самой битвой стало приятной неожиданностью для Лауры. Очевидно, истонченные границы попросту выдавили Вщимода в мир людей, когда тот по неведомым причинам оказался у края. Почуяв присутствие королевы, он сразу же ринулся ей на помощь.
   Ечоссл вполне мог сойти за медленно вращающуюся банкетку с изогнутыми ножками. Садиться на нее, впрочем, не следовало. Ежеминутно поверхность сиденья вздыбливалась, и под ней обнаруживалась хищная пасть, усеянная длинными острыми зубами.
   Лаура вдруг ощутила огромную степень своего волнения. Нет, у нее не тряслись руки и не стучали клыки. Однако, вспомнить имя одиннадцатого воина она не сумела. Он напоминал задумчивый гвоздь величиной с двухэтажный дом. Унылый рот и два сапфировых глаза показывали, что это - живое существо, а не предмет, забытый плотником из великанского племени.
   Зато двенадцатого она знала хорошо. Игглит состоял в дворцовой страже, и королева нередко видела его на посту у дверей тронного зала. Кто сейчас стоит на его месте? Краешком сознания Лаура ощущала зловещую тень, которая накрыла ее мир. Может на месте тронного зала, да и всего королевского дворца дымилась теперь черным туманом безобразная дыра.
   Золлмоо не только носил славное имя, но и умел многое. В частности ему в обязанность вменялось улаживать редкие споры, что он проделывал с величайшим мастерством. Он излучал особый вид энергии, успокаивающий соперников. В блаженном состоянии покоя те видели свои ошибки со стороны. И частенько оказывалось, что неправы оба участника. Тут же бывшие спорщики моментально находили пути примирения, а Золлмоо полноправно мог примерить на бочкообразное туловище мантию судьи, но призракам королевы Лауры не пристало ходить в черном.
   Если сейчас Шнотц находился где-то в окончании дугообразного строя, то в других местах он непременно успевал первым. Неудивительно, ведь Шнотц был следопытом. В долгих походах по дальним мирам, пока королевская свита тщательно оглядывала окрестности и местные достопримечательности, следопыты в кратчайшее время разведывали дороги и находили самые удобные места для стоянок, не забывая позаботиться и о безопасности выбранного маршрута.
   Четыре оставшихся солдата были похожи друг на друга и больше, пожалуй, ни на кого на свете. Все они звались не иначе как Ипэлм. Лаура не могла воспроизвести на языке людей всю степень родства, связывающую четверых Ипэлмов. Поэтому для краткости она представила их, как братьев.
   Ыккщщера описывать не имело смысла. Стремящаяся ввысь белая капля с рваными краями, мрачной дугой рта и треугольными глазёнками с узкими конусами черных зрачков как всегда маячила рядом с Лаурой. Его рука сжимала потухший факел, готовившийся вспыхнуть в переломный момент битвы голубым огнем победы, превозмогшей синее пламя поражения.
   Вот такая армия состояла на службе у королевы белых призраков и полноправной повелительницы тьмы. В данный момент она ожидала второго удара противника...
  
   ...По невидимым проводам эфира во все стороны света побежала срочная телеграмма, призывающая войска к действию. Из тайных укрытий выползало в новое наступление черное полчище. Как ни сильна оказалась мощь талисмана, как ни быстры действия белых воинов, но более тысячи черных призраков уцелело. Сейчас они смыкали ряды, образуя дымчатое волнообразное кольцо на границах спортивной площадки...
  
   ...Я протёр невесть от чего запотевшие очки. В пяти метрах над головой скользнули три черных облачка и разом ухнули вниз. А в памяти продолжали проплывать картины величественной баталии. Даже без очков она выглядела таинственно и завораживающе. Среди скопления черных грозовых туч сверкала яркая белая звезда. Сгущавшаяся пелена пыталась скрыть восьмое чудо света. Но слепящие лучи ловко разрезали облачную опухоль, а небольшие белые тучки завершали побоище, окончательно рассеивая черный туман. Да, я все никак не мог отойти от грандиозного зрелища, которое мне довелось увидеть в одиночестве на влажной холодной крыше. Оставалось благодарить бога, что сюда не прибежал отряд любопытных пионеров с дневником наблюдений, а за темным окном никто не стоит, строча отчет о необъяснимом и загадочном явлении в "Аномалию" или "Четвертое измерение". Теперь вроде сражение приостановилось, а посреди поля боя осталось только белое скопление. Но, опустив глаза, я заметил весьма подозрительную дымку, скрывшую во тьме кусты возле дома и постепенно перетекавшую к деревьям вдоль тротуара. Я отчаянно замахал руками, пытаясь привлечь внимание и предупредить Лауру, но видимо сейчас королеве было не до меня...
  
   ...Ощетинившись во все стороны, белый отряд наблюдал за передислокацией вражеских сил. Объединившись в кольцо, черная армия взмыла в воздух и, уже не таясь, стала смыкать круг. Гигантская волна тьмы накатывалась на светлый островок посреди ночи. Лаура не подавала сигнал к наступлению, ибо знала, что их спасение в единстве, когда каждый воин, обороняясь, страхует спину товарища. Надежда оставалась на удачу в ближнем бою, когда активно действуют лишь первые ряды атакующих. Злобные оранжевые глаза черных призраков навеки бы поселили ужас в сердцах ненароком увидевших их людей, но сейчас они бросили вызов себе подобным, может даже еще более бесстрашным и отчаянным созданиям. Обе армии вели сражение на чужой территории, но каждая билась за этот мир, как за собственный. Преимущество черных состояло в числе, белых - в присутствии королевы. Черная бездна приготовилась разметать белую скалу и поглотить ее девятнадцать осколков.
   Но вспыхнул камень королевы и выкинул напоследок ещё один сноп лучей, а после окончательно угас. Энергия, питавшая талисман, иссякла, превратив в ничто сто двадцать восемь черных воинов. Белый отряд сжался плотнее и приготовился к столкновению. Теперь приходилось рассчитывать только на собственные силы, а это значило, что на любого белого призрака приходится по сорок-пятьдесят врагов. Лаура не сомневалась, что каждый из подданных стоит двадцать, а то и тридцать черных солдат. Но смогут ли они выдержать больше? По крайней мере, ничего не оставалось, как проверить это на практике. Вражеские бойцы схлестнулись с белой армией, и великолепная двадцатка вступила в смертельную схватку.
   Белые призраки бились отчаянно, намереваясь держаться до последнего. Если в живых не удастся остаться никому, то черной армии, по крайней мере, будет нанесен ощутимый урон. Подобный исход не спасал мир людей от порабощения, зато следующий захватнический шаг в другое пространство совершится еще не скоро - лет так через тысячу. Разумеется, белый отряд мог, сомкнувшись в иглу, с боем прорваться сквозь мрачные ряды и раствориться в ночи. Но королева Лаура сражалась не за свое спасение, а за спасение целого мира, а может даже и не одного.
   Черные воины тоже не искали спасения. Они рождались для битвы и погибали во славу себе и правителям, расширяя пределы владений Черного Короля. Устрашающе высматривая врага восемью глазами, словно мрачные крепости с багряными зрачками бойниц, сгустки всеми силами пытались сломить сопротивление. Туманные контуры сгущались в кривые мечи, длинные пики, острые лезвия, готовые резать и кромсать всякого, кто встретится на пути. Правда, вовсю буйствовала только первая шеренга, а остальные терпеливо дожидались своей очереди. От ударов призрачного оружия не сыпались огненные искры, не сотрясался металлическим лязгом воздух. Ужасающая битва разворачивалась в полнейшей тишине и ночной тьме.
   Первым погиб один из Ипэлмов. Немного выдавшись вперед, чтобы добить четырнадцатого врага, он получил пять сокрушительных ударов. Беззвучно вскрикнув, призрак распался на клочки тумана. Еще плотнее сжался королевский отряд, отражая могучие удары противника и превращая в прах все новых и новых воинов.
   Но выбили из шеренги Спыха. Два великана, немного уступавшие по размеру усопшему командиру, разом рванули белого солдата к земле и к небу. Никакая преграда не могла остановить полет призрака: ни дерево, ни стекло, ни каменная стена. И лишь перед подобными себе почувствовал Спых свою уязвимость, да поздно.
   Одним ударом отрубили три лапы Аокжуну. Не в силах удержать оставшейся тяжелую призрачную секиру, запустил он ее в обидчика и рассек пополам. В тот же миг его тело прорвало черное копье, и энергия жизни светящимся салютом брызнула на свободу, отметив гибель королевского советника, не менее славную, чем смерть Желвина.
   На двадцать пятом сгустке допустил промашку отважный воин, чье имя позабыла Лаура. Не успев увернуться от удара, он получил первую рану. От боли потеряв контроль, он еще неистовее принялся сражаться с окружавшей его тьмой. Молниеносные броски стоили жизни еще троим сгусткам, проткнутым белым острием. Но гигантский ятаган ударил по шляпке гвоздя и разнес призрака на мельчайшие осколки.
   Количество убитых врагов у Дёцца также перевалило за четверть сотни, прежде чем пропустил он выпад шпаги соперника. Замерев на секунду, призрак уже не успел заметить чёрный меч, отмахнувший чуть ли не все зубья белого воина. Лишившись оружия, Дёцц не смог противостоять удару молота, разбившему в щепки израненное туловище.
   У королевы оружие отсутствовало. Зато острые когти беспощадно разрывали врагов в клочья. Никто из черных не рисковал заглядывать в глаза, пылающие красным огнём. Никто не осмеливался ловить взглядом отблески Луны на вселяющих ужас клыках, выпирающих из приоткрытого рта. Лишь со стороны подступали сгустки и погибали, не сумев даже коснуться величественной фигуры повелительницы тьмы. Белое платье развевалось на ветру, выбивая глаза тем, кто пробовал устранить королеву снизу. А где-то рядом Ыккщщер мастерски орудовал факелом, прокалывая головы черных воинов или нанося рваные раны.
   Уже поредели шеренги злой армии, и задумался КХ, собрав вокруг пятнадцать сильнейших воинов. Больше половины подчиненных полегло, в живых осталось чуть более четырехсот солдат. Но погибли слабаки, а лучшая половина войска, невзирая на раны, секунда за секундой теснила белых. А те сбились в кучку и уже мешали друг другу. Теперь каждый черный боец не уступал силой и мастерством противнику, с которым его свела судьба.
   Хотя количество черных воинов неизбежно уменьшалось, белый отряд тоже нес ощутимые потери. Уже выбыл из борьбы Золлмоо с раскроенным черепом, доведя счет убитых противников до тридцати трех. С его смертью черные силы впервые существенно улучшили позиции. Лишившись массивного тела Золлмоо, прикрывавшего центр, белый отряд раскололся на две части. Ободренный успехом, в щель тут же просочился отборный взвод черных спецов, который окончательно отделил королеву, Ыккщщера и трех призраков от основной группы, командование которой принял Блыфф. В ту же секунду, словно порыв ветра, сильнейший удар снес Ыккщщера, прикрывавшего правый бок королевы. Как самолет в штопоре, Ыккщщер спиралью рухнул вниз. Скрылся во тьме факел, в котором так и не зажглось победное пламя. Лаура тут же расквиталась с не успевшим опомниться сгустком. И не тратя время, она мысленно отключила сжавшееся от боли сердце, чтобы в полную силу отбиваться от двух чернышей, наседавших слева и сверху.
   Со скрежетом разлетелись обломки защитных полусфер Блыффа и длинные копья в ту же секунду впились в призрачное тело. Блыфф не долго продержался на командирской должности и мучительно погиб, разодранный на части. Рассекая воздух, мимо Лауры пронесся один из свирепых молотов, окончив путь в черном великане. Прекративший существование сгусток занял в списке Блыффа почетное сороковое место.
   Троица вокруг королевы благополучно держалась, круша врагов. Но на глазах Лауры погиб Ённч, пытавшийся пробиться к ним. Он успешно расчищал себе путь, пока не получил топор в спину. Ённч вздрогнул и вдруг растворился в воздухе, до последнего момента сохранив добрую, благожелательную улыбку.
   Королева не видела, как обстоят дела у оставшихся без ее покровительства подданных. Но Ённч не был последним, потому что через десять минут Лаура увидела распадающееся тело второго Ипэлма.
   Призраки, отдавая битве все силы, не утирали пот со лба, не дышали тяжело, остервенело оглядываясь по сторонам. Но капля за каплей их тела покидала энергия жизни. Без нее движения замедлялись, а сами они становились все прозрачнее и прозрачнее. Битва шла не только на ловкость, увертливость, слаженность, но теперь еще и на выносливость.
   Пришел черед Дюки. Постепенно покрываясь дырами от многочисленных ударов, ковер-самолет ветшал на глазах, теряя маневренность. И, наконец, только лохмотья унеслись на крыльях ветра, затерявшись в густой траве и закоулках дворов. И все же Дюки стал первым, кто в безжалостных объятиях согнул и сломал сорок шесть черных сгустков. Поэтому его смерть силы мрака встретили с неистовым воодушевлением. С уходом Дюки белый отряд сократился больше чем на половину, но не растерял боевой дух. Успех был налицо: едва ли не четверть уцелела от первоначального числа черной армии, дожившего до второй атаки.
   Положение осложнялось. Теперь потери следовали одна за другой. Убили Гюфса, для которого лишь сорок первая дуэль окончилась неудачно. Распрощался с щупальцами и исчез Груодс, отправивший в небытие сорок три врага. Развалился Вщимод, унося с собой загадку своего таинственного прибытия. Он превысил рекорд Дюки на четыре чёрные жизни. Чувствуя близкую гибель, белые герои перешли в безрассудное наступление, разметав ошеломленных бойцов, и вновь объединились. Как метеор, они ударили в центр черного скопления, смешав строй врагов и спутав их планы. И дрогнули тёмные силы, обратившись в бегство, не разбирая дороги и позабыв приказы. Не слыша визгливых указаний КХ, они покинули поле боя и отступили в густые чащи школьного питомника, где черные тени надежно скрыли усталые тела. Посреди площадки осталось шесть белых фигурок, которые едва держались в воздухе над самой землей...
  
   ...КХ недовольно оглядывал свою незадачливую армию. Вернее армией она уже вряд ли могла именоваться. Вместе с пятнадцатью телохранителями и им самим общая численность войск составляла шестьдесят девять военнослужащих. Для третьего удара бойцов не хватало. Если тысяча сгустков не сумела справиться с крохотным, раз в пятьдесят меньше, отрядом, то сейчас враждующие стороны имели пропорцию один к десяти. Сам КХ, конечно, не принимал участия в сражении, зато наблюдал, оценивал, делал выводы и руководил. Наступала пора вводить в действие дополнительные резервы, значит, придется потрудиться и ему. КХ направил всю мощь энергии в одну точку и с трудом приоткрыл границу, отправив туда властным жестом пятерых гонцов. Со стороны белого отряда не последовало активных действий. То ли они просто не заметили уловку КХ, то ли уже не в силах были хоть как-то среагировать. Первая часть задумки прошла успешно: гонцы проникли в Темный мир, где ждала приказа многочисленная толпа добровольцев. КХ не задумывался, что толкнуло тысячи добропорядочных граждан на тропу войны: скука, страсть к авантюрам или желание подняться не на одну, а сразу на две ступеньки. Это КХ не интересовало. Главное, что с минуты на минуту он получит солидное подкрепление. Значит, планы еще не рухнули. Все идет как надо, хотя предвиделась, конечно, более внушительная победа.
   Вновь разверзлись границы и, исчезнув в очередной раз, оставили на месте прокола черную тучу. Но что это? Где миллионы, где сотни тысяч, где хотя бы тысяча преданных бойцов? Бегло пересчитав прибывших, КХ с обидной горечью обнаружил, что его отряд увеличился всего на триста восемьдесят семь солдат. И каких еще солдат! Не ожидая мудрых решений командира, толпа новобранцев с ликующими криками бросилась в атаку. Схватившись за голову, КХ быстрым приказом отослал своих воинов на помощь, чтобы сгруппировать, выстроить отделения, взвода, роты и завершить начатое, пока не утих наступательный порыв. Гонцы, несомненно, сболтнули немало лишнего про крах молниеносной операции, и обыватели усомнились, а стоит рисковать жизнью, если великие герои под руководством мудрейшего полководца не сумели претворить заветы Черного Короля в славные свершения. Вокруг КХ крутились телохранители, безмолвно наблюдавшие за ходом сражения. А битва принимала не слишком приятный оборот...
  
   ...Шестеро смелых дружно встретили следующий натиск противника. Первый же удар выбил из строя третьего Ипэлма и отважного следопыта Шнотца. Но белые призраки устояли и принялись ожесточенно обороняться. А новички сражаться не умели. Сборище мохнатых клубков, спиралей, пятипалых каракатиц и прочей шушеры действовало нахрапом, силой и погибало от ювелирных ударов подданных Лауры. Но как полчища голодных комаров пожирают огромных лосей, так и черные призраки шли и шли в наступление. Вряд ли белый отряд сумел бы продержаться ещё четверть часа. Вот уже Лауре рассекли левую руку, и энергия сверкающими звездочками заструилась из королевы. Словно в ответ ожил талисман, извергнув на сей раз не смертоносные лучи, а синие сферы, взывающие о помощи. Словно мыльные пузыри, возникали они из камня, росли, увеличивались, закрывая белый отряд, армию нападавших, площадку, а затем и близлежащие дворы. Чем больше становился их объем, тем незаметнее они казались, разнося по округе призывы, предназначенные не для людских ушей. Содрогнулась земля, и выбрались на поверхность ночные существа, принявшее в свое время покровительство повелительницы тьмы. Схватка закипела с новыми силами. КХ максимально приблизился к полю боя и приказал двум телохранителям собрать проверенных воинов, чтобы жестким клином рассеять неискушенный в баталиях ночной народ. Но замерли стрелки, отсчитывающие триумф когда-то безвестного библиотекаря, рухнули опоры, поддерживающие извилистую дорогу, убегавшую к славе. Подданных повелительницы тьмы вел пришедший в сознание Ыккщщер, а из факела уносился в черно-синее небо столб голубого огня. Все существа, упомянутые в четвертой главе, собрались здесь, напрочь откинув нейтралитет. А вместе с ними на поле битвы спешили сотни других, вовсе не поддающихся описанию. Монстры со страниц триллеров и кадров фильмов ужасов обрели право голоса и отдали этот голос Белой Королеве.
   Ночной народ смело оттеснил в сторону уцелевших воинов и принялся истреблять рядовых граждан Темного мира. Черные пришельцы бросились врассыпную, стремясь отыскать исчезнувшие границы и спастись в тихих, скучных, тесных, но таких безопасных родных просторах. Видя, что дело всей жизни безвозвратно рушится, КХ неимоверным усилием развернул дорогу Лауры и оттянул с позиций закрытого мира исполнителей. Но это осложнило ситуацию еще больше. Дорога внезапно ускользнула от ослабевшего КХ, и множество исполнителей бездарно исчезло, разбросанное по совершенно посторонним мирам. А успевшие проскочить налетели на мечущихся в панике добровольцев. Те вообразили, что их обошли с тыла, и окончательно разбежались по кустам, а исполнители, потерявшие разум от бушующего урагана противоречивых приказов, набросились друг на друга.
   Последнее распоряжение КХ отдал остаткам своего штаба, отправив всех без исключения организовывать исполнителей. И оставшись в одиночестве, главнокомандующий-неудачник встретился с горящим взглядом Белой Королевы, направлявшейся к нему с устрашающей быстротой. Растерявшийся КХ все же сообразил, что теперь его спасет лишь скорость полета, темнота ночи, да умение маскироваться в условиях предлагаемой местности. Покинув гибнущие остатки армии, несостоявшийся король стрелой взвился вверх и последовал к длинному дому, стены которого отливали мертвенно-бледным светом в лучах беспристрастной Луны, продолжавшей медленно отмерять путь по усеянному звездами небосклону.
  
   Глава двадцать четвёртая
   Что посеешь...
  
   Ты запомни, сынок,
   Золотые слова:
   Хлеб - всему голова,
   Хлеб - всему голова.
   (Яркий образец советской эстрады).
  
   Я жестоко и изнурительно страдал. Не от холода, нет. Сидя на крыше и наблюдая ожесточенное сражение иномирян, я чувствовал себя крайне неуютно. Перед глазами кипели смертельные схватки и гибли... нет, не люди, но кто знает, может, они были лучше людей. По крайней мере, меня. Все меньше становилось белых облачков, а я сидел и смотрел всего лишь со стороны, словно пялился на порядком поднадоевший экран телевизора, готовый встать и нажатием кнопки вызвать другой канал, где тихо-мирно "на пороге ночи" страдают "Богатые" вкупе со "Второй мамой". Я не мог поверить, что всё происходящее реально.
   Ну разве не я, держа прохладную руку Лауры, бродил с ней по солнечным местам? Разве не я пробовал вблизи полуночи ухватить Ыккщщера за призрачное туловище, но под сжавшимися пальцами остались лишь капельки пота, выступившие от волнения перед сверхъестественным? Не мне ли пришлось, надрывая дыхалку, нестись на поиски неведомой дороги и, страдая от духоты, разыскивать талисман посредством знаменитого сорок первого автобуса? А теперь я обнаружил, что воспринимаю случившееся как игру. Захватывающую, интересную, но все же игру, которую вот-вот придется оборвать и начать заниматься делом.
   Всё как во сне. Только что ты летел, хватал, догонял, спасался от преследования, выслеживал, восторженно ощущая себя героем в гуще интереснейших событий, и вдруг перед тобой прочное стекло. Действие становится ещё более захватывающим, но ты уже не участник, а всего лишь наблюдатель, сидящий перед ящиком с кнопочками. Наблюдатель, страстно желающий оказаться по ту сторону экрана. Еще жива надежда, что стоит только дотронуться и... Но идет время, наблюдатель смиряется с отведенной ролью и напряженно смотрит туда, где купается в приключениях главный герой, на месте которого совсем недавно находился он сам. Ну не участвовать, так досмотреть бы... И удрученный зритель опасливо косится на дверь, не беспочвенно подозревая, что она вот-вот раскроется, и вошедшие люди бесцеремонно выключат телевизор и отыщут ему кучу неотложных дел. Был бы человек, а работа найдётся! Но пока не наступил сей скорбный момент, остается щемящее чувство сопричастности. Оно постепенно угасает, уступая просторы горечи, потому что под безоблачным солнечным небом или в тихих, теплых ещё сумерках в компании верных друзей и лучшей на свете девушки пробираешься к заветной цели уже не ты.
   Сбивчиво, даже противоречиво в какой-то мере. Но эти слова как нельзя лучше отражали моё состояние. Хотелось даже заплакать от бессилия что-либо изменить. От того, что не смог, не сумел вникнуть в душу призраков. Приходилось ощущать полную свою ничтожность, когда в голове тревожным буравчиком сверлит мыслишка: "А не отсыреет ли пленка в кассетах при такой влажной погоде?" И это в момент, когда быть может истекают последние секунды жизни королевы. Моральный урод. Ущербной души человек. Я мог миллион раз обругать себя самыми последними словами, вот только статус постороннего наблюдателя плотно въелся в меня. Я уже не сумел бы отклеить, оторвать то поганое чувство, которое охватывает праздношатающегося по вечернему парку человека, когда он видит ватагу в корень оборзевших юнцов, запинывающих не вовремя подвернувшегося им под руку прохожего. "Ну, на этот раз не я", - облегченно вздыхает гуляка и, отводя взгляд, спешит прочь, стараясь выкинуть происшедшее из головы. Но невидимая липкая грязь окутывает душу, хотя он отлично понимает, что не в силах вмешаться и хоть чем-нибудь помочь.
   В то время, когда в сотне метров от меня вершились великие подвиги, а на чистую страницу одна за другой ложились буквы летописи славы, я сидел на мокрой и холодной крыше, прижимая к груди коробку с фирменными кассетами...
  
   ...КХ не хотел умирать. Нет! Он еще поживет. Он еще вернется. Но не в темный мир. Побывав на вершине славы, главнокомандующий не желал падать вниз и хвататься за любую соломинку, какой бы призрачной она не казалась. Возвращаться назад, к толпе, к упрекам и насмешкам, к серому библиотечному существованию (если ему еще позволят снова занять его), к обломкам триумфального постамента, к котловану, где никогда не будет заложен фундамент величественного дворца? Никогда, лучше умереть! Но умирать он не собирался. Да, приходилось признать, что его настиг полный провал. Он проиграл, но не сломался. Жалко удирая от неумолимого преследования, КХ вряд ли кому мог показаться грозным и могущественным. Но в собственных глазах он продолжал видеть себя Черным Королем. Его место - холодный обсидиан черного трона. Искорка уверенности, что именно его избрала судьба для высокой миссии возрождения великого престола, продолжала теплиться и придавала ему силы. Какая-то чудовищная оплошность разрушила грандиозные намерения, но КХ не чувствовал себя низвергнутым. Где-то в глубине сгустка пульсировала уверенность, что планы воцарения над мирами сбудутся. А холодное сознание уже производило дальнейшие расчеты и строило очередную лестницу, ведущую вверх. Надрывно стремясь увеличить отрыв от Белой Королевы, он уже видел, уже готовился взобраться на новую ступеньку...
  
   ...Иннокентий Петрович сидел на холодном полу, прислонившись спиной к стене. Он не помнил когда и где утерял диван - последнюю ниточку реальности. Впрочем, хозяина огромной квартиры мелочи уже не заботили. Его окружали миражи. Искривленное пространство выхватывало картинки неведомых далей и показывало их единственному благодарному зрителю, который никуда не спешил, не суетился и даже не пытался заснуть. Перед заместителем ректора по вопросам культуры, так и не побывавшем ни в одной зарубежной командировке, творились настоящие чудеса. Экзотические места всех уголков земного шара, словно пожалев Иннокентия Петровича, сами явились в гости. Исчезли дворцовые мраморные залы, но желто-серые полосатые обои и книжные шкафы так и не вернулись к хозяину. Зато красочные пейзажи наплывали и растворялись, сменяя друг друга и соревнуясь в разнообразии и красочности.
   Подул теплый ветерок, и воздух увлажнился. Густые джунгли заполонили пространство. Зелень воцарилась вокруг, тысячи оттенков зеленого цвета, лишь кое-где проглядывали бурые стволы, да клочки неба. Ветерок усилился, превратился в ветер и разорвал джунгли в клочья, унеся их прочь. Сразу Иннокентий Петрович ощутил пронизывающий холод и недостаток кислорода. Теперь вокруг оказалось одно небо, только справа торчала одинокая серая вершина. Побоявшись головокружения, Иннокентий Петрович не рискнул взглянуть вниз, а попытался ощупать прилегающую площадку. Пальцы скользнули по неровному потрескавшемуся камню. Даже стена за спиной сменила гладкую поверхность на острые выступы.
   А небо уже потемнело, и на горизонте вспыхнул желтый закат, переходящий в кровавые и черные тона. Солнце упало за пологий холм, на котором зловеще чернел силуэт загадочного сооружения, напоминавшего китайскую пагоду. Ладони и ноги утонули в густой траве, а во что упиралась теперь спина, так и осталось загадкой.
   Внезапно Иннокентий Петрович улыбнулся. Мечта, к которой он прорывался всю жизнь, добралась до него, раскрыла свои объятия. Не надо бегать в профком, выясняя наличие престижных путевок, непрестанно копить деньги, отказывая себе во всем, заполнять бесконечные анкеты с бесконечными "Не был", "Не состоял", "Не участвовал", "Родственников, побывавших в годы ВОВ на оккупированной территории, не имею". Больше не требовалось выслушивать инструкции серьезных людей в строгих костюмах о том, как следует вести себя за границей. Не будет таможенных унижений, когда бдительные служащие старательно перерывают твой чемодан и простукивают его стенки. Никаких волнений, никаких ограничений, никаких усилий. Всё само свалилось к ногам, как неожиданный, но очень приятный подарок. Никогда в жизни Иннокентию Петровичу не было так хорошо. Миллионы чувств, запахов, зрелищ, ощущений, звуков, принадлежащих ему и только ему.
   Но счастье не бывает вечным. В одну секунду миражи поглотила необъятная черная дыра. А из глубины, прямо на Иннокентия Петровича с ужасающей быстротой неслось то, что было страшнее мрака и темнее самой непроглядной мглы. Ослепительно сверкнули огненные глаза и белые клыки. Ослабленный организм сдался без боя. Иннокентий Петрович догорел как костер, брошенный под проливным дождем. Душа его растворилась, оставив бренную оболочку. Освободившееся место мгновенно захватил хитроумный КХ, чутьем отыскавший решение в самом безвыходном положении...
  
   ...Над городом нависал купол тьмы. Ничто не указывало на приближающееся утро. Оставалось еще раз повторить, что август - это Вам не середина июня. Сдернутый рукой Лауры с насиженного места я совершил непродолжительную пробежку и теперь стоял в незнакомом дворе. Несмотря на то, что от моего дома нас отделяло не такое уж большое расстояние, приходилось признать, что я заплутал. Возможно, пройдя метров двести в любую сторону, мы бы выбрались к знакомым местам, но тогда исчезло бы новое восхитительное чувство. Смесь таинственности, опасности, непредсказуемости и туманного будущего всё донельзя обострила. Кривая интереса к жизни резко скакнула вверх и набирала высоту с каждой минутой.
   Хотя никаких активных действий пока не предвиделось, я вновь уловил что-то, смутно напоминавшее праздник. Словно удалось шагнуть за экран, и вот я снова находился в центре приключений, не зная, какую каверзу приготовит судьба в следующую минуту, но подозревая неизбежный "хэппи-энд". Никогда не контактировавший со злобными сверхъестественными силами, но посмотревший неимоверное количество фильмов на данную тему, я естественно ждал противоборства, где все решает не грубая сила, а умение вести себя в нестандартных ситуациях. Краешком сознания я не сомневался, что справлюсь, хотя приучил себя всегда рассчитывать на самое худшее. По крайней мере, чужих ошибок я повторять не собирался.
   Нас окружали пятиэтажки, только из-за какой-то дальней крыши выступали тёмные квадраты окон более высокого дома. Здания обступали нас вплотную, поэтому я не смог отыскать спасительный ориентир телевышки с ее красными огнями. Двор, где мы находились, казался совсем обычным, и я не понимал, почему Лаура остановилась именно здесь. Рядом с нами чуть подрагивали ветки невысокого боярышника. Далее темнели заросли шиповника, и вот туда-то лезть совсем не хотелось. Взгляд ненавязчиво пробежался по другому дому и перескочил на детскую площадку. Стандартный набор: качели, карусель, песочница и чуть покосившаяся лестница. Правда, сегодняшней ночью их черные силуэты выглядели несколько мрачновато, но это уже не мои проблемы.
   Хотелось выяснить, какая сторона праздновала победу. Ведь я продолжал оставаться в неведении относительно финала. Да и наступил ли финал? Впрочем, вопросы так и не выплеснулись. Я не рискнул раскрыть рта. Королева напряженно всматривалась поочередно во все окна, словно потеряла что-то исключительно важное. В паре окон горел свет, но, похоже, Лауру интересовали не они.
   - Вот он! - прошептала она и махнула рукой к соседнему подъезду.
   Негромко хлопнула дверь, из-за кустов показался пожилой мужчина в темном полузастегнутом костюме и медленно стал удаляться. Естественно, что лица я не разглядел.
   - Кто? - мне требовались объяснения.
   - Предводитель чёрных призраков.
   - С чего ты взяла? - удивился я. - Это же человек!
   - Он внутри, - невнятно пояснила королева.
   Губы сжались в недоверчивой гримасе. Интересно, какой будет реакция этого полуночника, когда он опознает в себе командира сверхъестественной армии? Но съехидничать я не успел. Камень Лауры осветился изнутри. Тонкий, как спица, луч пронзил тьму и впился в правое плечо незнакомца. Тот конвульсивно дернулся, мотнул головой в нашу сторону, а затем бросился прочь. Такой походочки я ещё не наблюдал. Негнущиеся ноги механически отсчитывали шаги, руки болтались совершенно посторонними предметами, а туловище вихляло под самыми непредсказуемыми углами.
   - Видишь, талисман указал на него, - донесся шепот королевы.
   Я молча кивнул, облизнув пересохшие от волнения губы. За последние дни пришлось увидеть столько потустороннего, что приходилось все принимать на веру без всяких "Дано", "Доказать" и "Допустим".
   - Что же ты ждешь? Бежим! - подтолкнула меня Лаура, и мы ринулись в погоню...
  
   ...КХ устал. Он и не подозревал, что способен настолько вымотаться. Энергия, составляющая сгусток, собиралась разделиться на отдельные куски и самораспуститься. Исключительным усилием воли КХ сдерживал рвотные позывы, грозившие прекратить его существование самым бесславным образом. А ведь приходилось еще управлять бесцельно бредущим телом человека. Он словно очутился внутри сложнейшего механизма с крайне непонятной системой управления. Однако, приходилось довольствоваться тем, что оказалось под рукой. И, надо заметить, КХ с честью выбрался из затруднительной ситуации. Механизм действовал. Шаг за шагом он уносил главнокомандующего черных призраков в безопасные пределы. КХ, едва сдерживая гнев по поводу весьма примитивных возможностей людей, зорко всматривался в ночь неясным чужим зрением.
   Очередной удар настиг его на повороте. Рывок головы позволил правому глазу убедиться, что Белая Королева не только разоблачила хитрую маскировку, но и, не отставая, следовала за ним. Рядом с ней мелкими шажками семенил какой-то прислужник из числа людей. Судя по всему, повелительница тьмы не собиралась останавливаться на полумерах. "Посмотрим, поглядим", - мрачно усмехнулся КХ и неожиданно научился сгибать ноги в коленях. Приятный укол чувств отпраздновал открытие. Тело Иннокентия Петровича перешло со спортивной ходьбы на быстрый бег. КХ гнал безвольный организм человека, как опаздывающий ямщик загоняет покорную лошадёнку. Резкие команды плеткой подхлестывали умирающие ноги. Быстрее, быстрее, еще быстрее. Надо, надо и еще раз надо уйти от врагов. Будь КХ человеком, он вообразил бы свист ветра в ушах. Но холодный разум черного сгустка не ведал иллюзий. Его догоняли.
   С каждой секундой расстояние между беглецом и его преследователями сокращалось. Чуткий слух улавливал не движения ветра, а лишь мерный топот шагов за спиной. На пределе сил, и своих, и Иннокентия Петровича, КХ делал отчаянные попытки оторваться. Все зря, бесполезно; преследователи не сбавляли темпа, отыгрывая сантиметр за сантиметром. Ни на мгновение призрачный мозг черного сгустка не посетила мысль остановиться и покориться судьбе. КХ слишком долго выжидал момент, чтобы горделиво вознестись над толпой. Ждал твердо и упорно. Упорство и сейчас не давало слабины, подгоняя усталые, слившиеся в единый конгломерат материальную и нематериальную сущности различных миров. Бывший лингвист-библиотекарь знал, что если ему выпадет один-единственный шанс, то он обязательно использует его, ставя на кон всю до единой частички свою истощившуюся энергию.
   Внезапно удары по асфальту за спиной наполовину утихли. КХ не требовалось оглядываться назад, чтобы лицезреть, как королева отделилась от земли и взмыла над серым тротуаром. Лишь человек все топал и топал. Шансы на успех таяли, как белый покров непокорившегося призрака под лучами солнца. Ничего не оставалось, как покинуть мертвое тело погибшего помощника и воспарить над землей, ища укрытия в темных уголках, которых так много в огромном пространстве миллионного города. Но вырваться из темницы не удалось. Слишком ничтожным оказалось количество припасенной энергии. И КХ, тратя последние силы, продолжал нескончаемый бег, сгибая и разгибая чужие ноги, уносившие его сущность от почти наступавшей на пятки погони.
  
  
   Глава двадцать пятая
   Breaking Out (4)
  
   Breaking out, into the night
   Breaking out, he's taking flight
   Breaking out, out in the street
   Breaking out, gotta break free
  
   Поле боя осталось далеко за нашими спинами. Мы уже миновали широкую площадь между кинотеатром "Искра" и крохотным леском, наполовину скрывавшим здание ВДНХ. Затем таинственный незнакомец резко вильнул вправо, промчался мимо железных прутьев ограды детского сада и вновь свернул во мрак. Где-то по левую руку мелькнул мой дом, а через квартал железобетонные пятиэтажки сменились кирпичными. Вот и величественный каркас телебашни, но беглец не стремился попасть на освещённые улицы, а предпочитал тёмные дворы. Вслед за ним мы с королевой пересекли школьный двор, вблизи которого несколько дней назад любовались прелестями уходящего лета.
   Преодолев несколько кварталов наискосок, я чуть не растянулся на ухабах стройплощадки. Вскоре пятиэтажки уступили место древним и низким домам. Лаура взлетела уже вблизи новостройки, а я, поднапрягшись, прибавил темп, чтобы не подвести. Никогда не блиставший в физкультурных забегах, я медленно умирал, но тянулся, тянулся, тянулся всем телом за невесомым обликом Лауры. Слёзы текли по лицу, изо рта безнаказанно вырывались противные всхлипы собственного бессилия. Сказка сменилась жестокой реальностью. Как и следовало ожидать, чуда не произошло - я стал отставать. Знакомый страшный сон вновь ворвался в душу. Девушка мечты, только что подарившая мне незабываемую улыбку, ускользала навсегда, а я не в силах был её догнать и даже не мог задержать отчаянным криком.
   Ноги отказывались повиноваться, зато заработала голова. Заметив очередной поворот далекого смутного силуэта, я тут же сообразил, как можно срезать дистанцию. Противник сменил тактику и несся теперь по пустынным улицам, а мне никто не мешал свернуть во двор. Как известно, сумма двух катетов всегда больше длины гипотенузы. Применив полученные в объеме школьной программы знания на практике, я резво поскакал через военно-спортивный комплекс близлежащего ПТУ. Действительность превзошла все мои ожидания. Как разогнавшийся паровоз, я вылетел на улицу и резко развернулся, ухватившись рукой за дерево. Глазам представился последний акт драмы...
  
   ...Сердце колотилось отбойным молотком. Легкие глухо хрипели. Боль в ногах пронизывала КХ насквозь. Сознание помутилось, не в силах справиться с колоссальной нагрузкой. Он давно уже перестал разбирать дорогу, и только свойственное призракам чутье предохраняло от явных столкновений с неимоверным числом препятствий. А ведь ему еще ни разу не довелось споткнуться. Но несмотря на кратковременные удачи, общее положение дел оставалось удручающим.
   Цепочка непростительных ошибок привела к крайне бедственной ситуации. Ну разве не идиотской была мысль: укрыться в несовершенном человеческом теле. Эх, только бы вырваться, тогда ничто не помешало бы проткнуть любое количество стен, прежде чем королева сумеет отследить его маршрут. Горькое отчаяние просачивалось сквозь щели в маленькую каморку, где покоилась несгибаемая воля. Оно ржавчиной разъедало упорство и стремление победить, заменяя их нерешительностью и слабостью. Ноги превратились в комки ваты и начали заплетаться. А из-за угла вывернул прислужник королевы и решительно перекрыл дорогу. Что же случилось с КХ, раз даже какой-то заурядный человечишко обхитрил того, кто сумел привлечь на свою сторону самого верховного повелителя? Смешавшись, КХ сбился с ритма и чуть не свалился, теряя драгоценные секунды. А сзади князем тишины наплывала беспощадная королева белых призраков...
  
   ...Согнувшись в три погибели, я до боли скосил глаза вверх, чтобы в случае чего постараться увильнуть от возможного нападения. Изо рта до потрепанного газона протянулась ниточка слюны. Чувствовал я себя крайне паршиво, а со стороны выглядел еще хуже и противнее. Ноги подгибались, и пальцы правой руки впились в шершавую кору, стремясь удержать равновесие. Все во мне горело, лишь правую ладонь приятно остужал холодок остывшего тополя.
   Мужчина стремительно приближался ко мне. Я спешно отвел взор от раздутого перекошенного лица, словно под кожей ворочалось мерзкое существо из космоса, и наткнулся взглядом на Лауру. Лучше б я этого не делал. Жестокое лицо громадной головы, испещренное морщинами и темными впадинами, вызывало первобытный ужас дикаря перед неведомым. В нем соединились неземная злоба, цинизм, хитрость и беспощадность. Казалось, королева сейчас раздерет по кусочкам весь мир, лишь бы дорваться до победы. Я пока понимал, что Лаура не изменилась, что у страха глаза велики, что отвратительное снаружи зачастую оказывается прекрасным внутри. Но ужас охватил мою сущность целиком и теперь тонкой пленкой окутывал каждую клеточку мозга, подавляя разум. Сознание взбунтовалось и стремилось вырваться наружу в тщетном желании найти лекарство от страха и унести меня за многие километры отсюда.
   Однако, остальные части тела не разделяли безумных планов, мечущихся в голове. Материя вновь оказалась первичной, и усталые ноги не могли даже шевельнуться. Инстинкт самосохранения ничего не мог поделать с измученным до предела организмом, которому уже было все равно: погибать ли от разрыва сердца или закончить жизнь в когтях Белой Королевы, справляющей мрачное торжество. Наступала самая страшная минута моей жизни, когда необъяснимые явления вторглись в реальный мир, выбив опоры самосознания. Моя крыша не поехала от странного появления Лауры и Ыккщщера, талисман казался обычным камнем, а битва призраков - хорошо разыгранным, захватывающим спектаклем. Но вынести волны магнетического воздействия, пробуждающие страх и ужас, было свыше моих сил. Убежать, укрыться в четырех стенах среди простых и понятных вещей не имелось возможности. А глаза не могли оторваться от созерцания двух монстров. В этот миг организм дошел до точки и напрочь отключил сознание, превратив меня в механическое визуальнозаписывающее устройство.
   Тут когти Лауры коснулись пиджака того, кто являлся, по ее утверждению, главным среди черных. Сначала они едва задели левое плечо. Мужчина судорожно рванулся вперед. Теперь я мог разглядеть каждую его черточку, так как между нами оставалось не более пяти метров. Но глаза так и не сумели оторваться от злобного лица повелительницы тьмы. Мягким движением Лаура подтянулась и непостижимым образом проткнула мужчину насквозь. Ее белые пальцы показались из прорванной груди. Черное пятно расползалось по пиджаку и рубашке, но к королеве не пристало ни единой капли крови. Голова мужчины безвольно склонилась, и он рухнул едва-едва не на мои туфли. Лаура резко развела руки в стороны, и уже мертвое тело с противным хлюпаньем порвалось на две неравные части. Столб синего пламени, выскочивший из талисмана, успешно завершил начатое...
  
   ...Боль кольнула в самый центр сущности КХ. Он по-прежнему уверял себя, что выкрутится, увернется от ударов судьбы и на сей раз. Ничего еще не закончилось, ничего еще не потеряно. Но иголка сменилась острым сверлом, а затем и толстым буравчиком. Так и не догадавшись о пришествии последней секунды, КХ завершил миссию, казавшуюся ему самым блистательным, что только есть в многомирье. Недотянувшийся до Чёрного престола погас, чувствуя, будто в него ввертывается резьбой всё расширяющийся конус с бесконечной высотой...
  
   ...В ту же секунду Костя издал душераздирающий крик и потерял сознание от болевого шока. Ворвавшиеся в его комнату родители застали ужасающую картину. Ноги сына, оторванные выше колена, свалились с постели на пол, а из открывшихся ран хлестал поток крови. Немедленный звонок в скорую помощь, судорожные попытки остановить кровь, обмотав ноги многочисленными тряпками, и тягостное ожидание врачей заполняли первые минуты внезапно изменившейся жизни, чередуясь с возможными предположениями о том, что же могло произойти в комнате.
   Разумеется, они даже представить не могли, что случилось с их сыном два месяца назад. Что полученные тогда увечья никуда не делись, а лишь скрылись под потоком магической энергии черного сгустка. Но ручеек энергии иссяк, все возвратилось на круги своя, к реалиям настоящего мира, не отягощенного присутствием потусторонних пришельцев. Заслонка, сдерживающая кровь, открылась. Волшебные нити, связующие разорванную материю живого тела, исчезли. И смерть, оглянувшись, с улыбкой узрела своего старого, когда-то упущенного клиента...
  
   ...Я присел на корточки и мрачно разглядывал поврежденное тело. Что ни говори, а чистой воды убийство. И пойди теперь докажи, что в безобидной с виду оболочке скрывалось ужасное существо, угрожавшее основам нашего мира. Сейчас в подобную версию не верил даже я. А что, если Лаура ошиблась? Что, если здесь лежит не черный командир, а просто любитель ночных прогулок. Скажем, какой-нибудь поэт или художник, вышедший набраться вдохновения на свежем воздухе? Что, если мы неправильно истолковали значение луча-талисмана? Разве я сам не помчался бы прочь, не разбирая дороги, если бы меня преследовал монстр с навевающим ужас лицом? Разве я сам не провел всю ночь с зажженной лампой, когда в окне на мгновение мелькнул силуэт королевы призраков? Может быть, мы допустили непоправимый просчет, а теперь уже ничего не исправить.
   Меня затрясло от ужаса. К такому повороту событий я не готовился. Глаза отыскали фигурку Лауры в надежде, что она сейчас подтвердит правильность наших действий. А может все окажется просто шуткой. Мужчина поднимется и побежит дальше, а мы вернемся назад, в мою квартиру, где Лаура сменит уродливую маску на привычное девичье личико.
   Но мужчина неподвижно лежал, уткнувшись в газон. Это было убийство, и это сделали мы.
   - Лаура, неужели ничего нельзя изменить? - с мольбой в голосе спросил я.
   Королева отрицательно покачала головой.
   - Зачем мы его убили? - чувство неправильности происходящего продолжало терзать душу. - Неужели нельзя было просто выманить призрака и расправиться с ним, оставив человека жить?
   - Нет, - холодно и жестко прервала мои стенания Лаура. - Человек умер гораздо раньше, и убил его призрак. Он забрал у человека тело, уничтожив душу. Если призрак вырывается на свободу, душа не воскресает.
   - Значит, призрак мог вселиться и в меня?
   - Запросто. Особенно, когда ты витаешь в облаках или терзаешься в раздумьях.
   - И ты так же поступила бы со мной?
   - Разумеется.
   - Ты убила бы меня?! - против желания в моем голосе зазвучали визгливые нотки.
   - Конечно, но только от тебя бы уже ничего не оставалось.
   Я встал в полной растерянности. Та, кого я считал подругой, могла в любой момент вонзить в меня острые когти. Так мог ли я верить хоть кому-нибудь?
   - Знаешь, давай обсудим это позже, - предложила Лаура потеплевшим голосом. - Нам надо вернуться. Ведь битва не закончилась с гибелью черного предводителя.
   Проникновенные тона пронзили сжавшееся сознание, прошмыгнули по темным закоулкам и выгнали прочь мрачные мысли. Мне едва удалось смириться с концепцией королевы. Скорее я сам убью себя, если догадаюсь, что представляю опасность миру. А если не смогу? Тогда это сделает кто-нибудь другой. Но почему именно Лаура? В конце концов, наш мир в любом случае располагал десятком-другим личностей, желающих разделать меня под орех без всяких причин ради собственного удовольствия. Мог ли я обвинять ту, которая посвятила меня во все планы, рассчитывая лишь на моральную поддержку?
   Стараясь не думать о плохом, я схватился за локоть королевы и вместе с ней взмыл в воздух, оставляя позади все новые и новые темные окна...
  
   ...За одним из таких окон стоял Руслан. Поднятый полчаса назад звонком Костиной матери, он не мог уснуть и, мелко подергивая занавеску, смотрел в черноту двора невидящими глазами. Вот-вот должен раздаться очередной звонок. Уже из больницы. "Быть или не быть, - горько усмехнулся Руслан. - Жить или не жить?" А ведь, казалось, все обошлось. Ничто не предвещало беду. Двенадцать часов назад Костя резво догнал трамвай и вместе с Русланом плюхнулся на холодное двойное сиденье. Кто мог подумать, что страшное происшествие в заброшенной церкви получит продолжение. Руслан не видел профессора после провального контакта с потусторонними силами, а сейчас палец сам собой накручивал телефонный диск, но трубка издавала только длинные гудки.
   Честно говоря, в подобных делах Руслан привык рассчитывать на учительскую подсказку. Хотя неудачное пробуждение демона отпугнуло Руслана от магии, но уважение к знаниям профессора намертво засело в голове. Нет ничего невозможного! И действительно, почти мертвый Константин внезапно снова обрел ноги. Но не сейчас, а тогда. Приходилось признать, что после длительных занятий по практической магии и многочасового штудирования запретных книг Руслан так и не выучился чему-то конкретному, так и остался подмастерьем. Другу срочно требовалась помощь, а он ничего не мог сделать ни обычным способом, ни волшебным. Руслан знал, что возможности магии безграничны, но где она, та магия?
   Разорвав тишину, задребезжал звонок. Руслан подскочил к телефону, путаясь в просторных богатырских тапочках. Прохладная пластмасса приятно остудила разгоряченную щеку.
   - Это я, я - Руслан! Я слушаю, слушаю!
   - Врачи сказали: жить будет.
   Из трубки понеслись короткие гудки. В избытке чувств Руслан грохнул трубку на рычаг так, что даже пол содрогнулся. Жить будет!
   Но радость растворилась в свербящих мыслях. Жить то будет, а ходить? Руслан снова сник. Некого обвинять, они виноваты сами. Человека на жизненном пути всегда сопровождают нудные указатели: "Не влезай - убьет!", "Купаться запрещено!", "Взрывоопасно!", "Запретная зона!". Но человек влезает, купается, втискивается, ползет куда надо и не надо, несмотря на запреты и предупреждения. Наблюдая кровавые катастрофы с экрана, он неизменно уверен, что это не его проблемы. А судьба уже готовит коварный поворот, от которого не убережет смелость и нахрапистость, не спасет ни бахвальство, ни раскованность. Так и они с Костей влезли в запретную зону. Колдуны-недоучки сильно напоминали неистового изыскателя, который так и норовит прикоснуться к высоковольтным проводам, втайне рассчитывая на победу разума и благоприятный исход. Но электричеству без разницы, кто вторгся в его пределы. Оно одинаково накажет и безалаберную ворону, не нашедшую лучшего насеста, и растяпу-электрика, понадеявшегося на "авось". Стоит ли удивляться неминуемой расплате? Но почему другие-то счастливо выпутываются из всех приключений, а потом рассказывают о своих похождениях раскрывшим рот зрителям и огребают кучу дипломов от всевозможных институтов и университетов, не ударив при этом и пальцем о палец.
   Руслан тихо радовался за выжившего Костю и за себя. Его миновала злосчастная судьба многочисленных, так и не ставших никогда известными магов, погибших от могущественных сил, которые должны были служить им верой-правдой и неуклонно повышать благосостояние. Руслан внял предупреждению. Бывают моменты, когда чувствуешь до глубины души, что серая обыденная жизнь в сто раз привлекательнее самой красивой смерти. И Руслан купался в радужных волнах счастья, отхватывая еще одну секунду, еще один глоток воздуха...
  
   ...Крыша глухо содрогнулась. Листы кровельного железа сыграли в глухие телефоны и успокоились. Что-то прошуршало на чердаке. Очевидно, железный марш потревожил заснувшую кошку. Я покачнулся и соскользнул на край крыши, упершись руками в ненадежный прут бортика.
   Лаура спикировала вниз. Вдруг из темной листвы на нее набросились черные сгустки. Середина футбольного поля теперь пустовала. Тьма восстала против черного войска и успешно теснила рваные клочья былого отряда добровольцев, прогоняя их с далекой баскетбольной площадки. Возле гаражей удачно работал топором страшный полупрозрачный великан с головой, утыканной могучими шипами. Прочие бои местного значения велись за пределами моего кругозора.
   А королева угодила в ловушку. Судя по всему, ее окружили опытные воины. Злобные сгустки не давали Лауре вырваться и закрывали худенькую фигурку от союзников. Я прямо затанцевал на крыше. Ноги нервно выбивали чечетку. Но чем я мог помочь королеве?
   Сгустки выстроились в вертикальный хоровод и завертелись. Воздух в круге затуманился, задрожал. Затем его мутная поверхность вспухла отвратительным пузырем и лопнула без всякого шума. На месте прорыва образовалась черная дыра, которая тут же всосала в себя больше десятка вражеских солдат. Королева отчаянно вырывалась, но сгустки, несмотря на тяжелые потери, увлекали ее к воротам в иной мир. Внезапно возле Лауры возникла белая капля. Это Ыккщщер спешил на помощь. Но черные воины облепили и его, подталкивая в том же направлении. От невозможности что-либо изменить я рванул на себя склизкий от холодной росы бортик. Неожиданно он вылетел из гнезд, а я, потеряв равновесие, рухнул вниз.
   На хладнокровие меня не покинуло. Я постарался в падении разметать черный клубок, чтобы вызволить Лауру, но завис в воздухе над неравной схваткой. Дернувшись вниз, я приблизился к полю боя на несколько сантиметров. Завидев неожиданную подмогу, десяток черных сгустков отделился от основного роя и двинулся ко мне. В следующую секунду меня пробрал дикий холод. Что-то вцепилось в руки, ноги, волосы, стало толкать в спину. Тело сразу стало безвольным. Желание сопротивляться угасло. Начали слипаться глаза.
   Сквозь наступившую дрему я ощущал, как меня мягко подхватили и понесли невесомые конечности. Затем я словно оказался в ванне, наполненной остывающей водой. Сознание туманилось. Далекая стена растворилась в серой дымке, а длинная ветка, промелькнувшая надо мной, слилась с чернотой неба, с которого исчезли все звезды. Мрак заботливо укутал меня одеялом из черных призраков. Становилось всё холоднее, будто после ванны я прямиком угодил в рефрижератор.
   Резкий толчок выбросил тело из ледяной проруби. Мягкая платформа рассыпалась. Я полетел, кувыркаясь и переворачиваясь, но не вниз, а вверх. Чувства затопил серый туман. Вокруг воцарилась полная, беспросветная, гасящая любые звуки тьма.
  
   Глава S
   (которую, в принципе, читать не обязательно, поскольку в ней повествуется в основном о кассетах фирмы SONY)
  
   Я шёл по лестнице. По самой лучшей лестнице, которую только мог представить. Ступеньки были сложены из кассет. Я шагал осторожно, чтобы шарканьем не порвать разноцветный целлофан обёрток. Чтобы даже не поцарапать.
   В мои руки вложили щемяще хрупкий мир. Вернее, подбросили под ноги. Я готов был расплакаться то ли от умиления, то ли от счастья. Нагибаться и выхватывать из ступенек скользкие кирпичики не стоило. Я знал: главное меня ждёт впереди.
   Не могу вспомнить, как она появилась. "Сонька" в моей руке. Сначала я подумал, что мне подбросили обычную CHF-ку. Только настоящую, в отличие от гонконгских подделок, заполонивших комиссионки. Это легко - отличить фальшивку от подлинника, когда знаешь, что в самом начале настоящих "Сонек" есть матово-разноцветная вставочка. Зелёная у девяностоминуток и бледно-розовая у часовых.
   Руки зудели. Глаза нетерпеливо постреливали. Ноги утратили осторожность. Я больше не мог ждать. Сердце готовилось остановиться, если я прямо сейчас не проверю: настоящая она или нет.
   И я распахнул футляр.
   Тот, кто надеялся отыскать в пиратском сундучке горсть золотых монет, а обнаружил россыпи рубинов, сапфиров и изумрудов, легко меня поймёт. Никакой CHF-ки там не обнаружилось. Словно спящая царевна, там лежала UCX-60.
   Знаю, эти буковки Вам ничего не скажут. Вы недовольно поморщитесь и не поймёте, от чего замерла душа.
   Но ведь кассета этой серии НИКОГДА не появлялась в сетях госторговли. А частники завезти её уже не могли, поскольку данный модельный ряд сняли с производства. Она не должна была оказаться в моих руках. Тем не менее пальцы осторожно сжимали футляр, пока не отваживаясь дотронуться до хранительницы магнитной ленты. Дизайн наклейки напоминал всем известную EF-90, но эта была выполнена из серебряной фольги с полосой фиолетового цвета. Винтики покоились на своих местах. В правом верхнем углу полноправно выдавили "SONY". Лента за окошком лежала ровно, словно была ещё девственно-чистой.
   Я вытащил кассету и развернул её боком. Розовая вставочка была на месте. Бережно я просунул палец в одно из отверстий, подхватил ногтем выступы ролика и несколько раз повернул, заставляя ручеёк прозрачной ленты убегать за пределы видимости. Наконец, прозрачный участок кончился, и взору представилась чёрная гладь, по которой гуляли отблески неяркого света.
   Она - моя!
   Чтобы подтвердить права, я немедленно положил кассету обратно, захлопнул крышку футляра и спрятал сокровище в карман. Эйфория от удачной находки чуть поутихла. Только тогда я смог оценить окружающую обстановку. Кассеты из-под ног исчезли, зато появились пластинки паркетного пола. По сторонам стояли стулья, кресла и этажерки. На любом из предметов мебели лежали кассеты. Где-то они громоздились неровными пирамидами, а где-то небрежно бросили всего несколько. И если сосчитать их все, то выходило на многие и многие тысячи.
   Каких фирм тут только не было! Я не смог бы ответить на данный вопрос. Казалось, здесь представлены все до единой компании, специализирующиеся на магнитных лентах. Но я знал, что должен разыскивать "Соньки", "Соньки" и только "Соньки".
   Следующая находка поразила меня ещё больше. Видели ли Вы кассеты продолжительностью в 46 минут? Нет, не ущербные поделки Тбилисского завода, созданные для несения в массы ущербных же магнитоальбомов фирмы "Мелодия". Пальцы ощущали приятную тяжесть древней WTS-46R - представительницы серии "What's up?". Красный корпус с чёрными точками винтов и широченной полосой прозрачного окна. Для первого типа ленты цвет был странно-чёрным. Однако от "SONY" в любой момент можно ожидать сюрпризы. И сюрпризы всегда из разряда приятных. Я бешено закрутил непомерно-большие колёсики, дабы поинтересоваться, какого же цвета вставочка у сорокашестиминутных кассет. Оказалось, розового. Но, может, это всего лишь под цвет корпуса. На верхней полке красовалась ещё одна представительница этой серии оливково-зелёного цвета. Но туда мне было не дотянуться. Я решил не искушать судьбу и двинулся на дальнейшие поиски, попутно разглядывая вкладыш. Он оказался перевёртышем - розовый снаружи и нежно-зелёный, если вывернуть наизнанку.
   Вскрытые кассеты начали встречаться всё реже. Но я ещё успел подхватить с низенькой банкетки древнюю демонстрационку - десятиминутку с фирменной записью на одной стороне и пустую с другой, чтобы было где проверить функцию "Record". Белая надпись "SONY" на чёрном фоне наклейки радовала глаза и сердце. Сколько же пришлось пролежать здесь скромной Золушке, прежде чем явился принц и оценил её по достоинству?
   На полках потянулись полосы футляров, плотно затянутых в разноцветный целлофан. Я пропускал и "БАСФы, и "Макселлки", и "Агфочки", и даже непревзойдённые "Фудзи". Я искал единственно верную фирму, ведущую меня правильным курсом.
   Почему именно её?
   А чего не сделаешь ради любви?!
   Я тут же углядел знакомые буквы и цапнул новинку ESPII-90 в блестящей серой одёжке с притягательно голубоватой полосой. Раньше такие я видел только в каталогах. Или во сне. Из модельного ряда Esprit здесь же обреталась ESPIV-90 с серебряными отметинами. Теперь в моём распоряжении имелась четвёрочка - лента четвёртого, "металлического" типа. Чтобы собрать семейку целиком, оставалось разыскать однёрку - точно такую же, но с красной полосой на боку. Как назло, она-то и не нашлась. Я перерыл кассетные залежи на близстоящих стульях и креслах, прошерстил этажерки по два раза, но безрезультатно.
   Ладно, двигаем дальше. Посмотрим, какие ещё сокровища приготовила мне благосклонная судьба.
   Под руку подвернулась почти привычная HF-ка. Я моментально притиснул обёртку правого верхнего угла, опасаясь не обнаружить там выпуклостей. Но нет! Четыре буквы на крышке футляра прощупывались отчётливо. Чтобы снять последние сомнения, пришлось крутануть кассету. Всё в порядке - оба креста стояли на местах. Основы "Сонькиных" держалок всегда выполнены крестами. И крестики эти приятной полноты, с округлыми краями. Одного взгляда достаточно, чтобы отличить их от худосочных и угловатых подделок. А иногда экспертиза вообще не требует усилий - в тех случаях, когда фальсификаторы забывают об этой особенности и лепят TDKшные три луча.
   Три минуты спустя я поздравил себя с очередным удачным приобретением. Теперь пальцы гладили обёртку UX-S100TB. Серия "Turbo", разработанная специально для автомагнитол была нечастой гостью на наших рынках. Я охотился за ней уже полтора года. Правда, я обычно стремился покупать девяностоминутки, а на эту намотали по пять лишних минут с каждой стороны, но дарёному коню, как известно, в зубы не смотрят.
   Следующим подарком явилась UXовская серия прошлого года с золотой отделкой обёртки. Нашлась и сама UX, и UX-S, и UX-PRO. Для полного счастья не хватало только UX-ES, но в качестве компенсации мне подбросили UX-ку не только европейского образца, но и мексиканскую, выпущенную для штатов.
   Далее я обнаружил ранее невиданную C-90ES2 с антивибрационным механизмом. Обёртку расписали золотыми линиями наподобие чертежа. Даже воспоминания о крайне нелюбимой мной инженерной графике не притупили ощущения беспредельного счастья.
   EF-ки я подхватывал, почти не глядя. Здесь были и старенькие экземпляры, и EFn, сменившие цвет "А" и "Б" с чёрного на белый, и EFs, имевшие более тёмный цвет наклейки, и недавно появившиеся SuperEF, на которые я только-только начал откладывать деньги.
   А вот об этой кассете стоило рассказать подробнее. MTL-MST60s или "Metal Master" заслуживала особого внимания, как наилучшая кассета в мире. Тяжеленная, поскольку её выполнили из керамики для наибольшего поглощения сторонних шумов. Гладкий белый корпус без изысков с узкой прорезью смотрового окошка. Кассета не для эстетов, а для профессионалов. И для коллекционеров. Таких, как я. Её я положил в отдельный карман. И успокоился. Поскольку что-то солиднее обнаружить тут вряд ли представлялось возможным.
   Я уверенно продвигался вперёд. Карманы приятно тяжелели. Из ОСОБЫХ находок можно было пожалуй отметить ZX-90, быстро исчезнувшую с прилавков, да так и не объявившуюся вновь, да С-90MSC1 - прозрачное чудо, с колёсиками травянисто-зелёного цвета. От её вида эстеты взвыли бы от восторга, я же скромно держал язык за зубами, только чуть пританцовывал от избытка чувств. Мне хотелось только одного, чтобы путь, усеянный кассетами, никогда не кончался. Я бы шёл и шёл вперёд. И не ленился бы нагибаться или вставать на цыпочки, чтобы принять в объятия ещё одну "Соньку".
   То ли я описал круг, то ли перебрался на следующий виток спирали, но нетронутые кассеты как корова языком слизнула. Снова вокруг в исцарапанных футлярах были раскиданы ленты с длинной трудовой судьбой. Из новья тут можно было встретить лишь технологичные экземпляры - прозрачные корпуса без наклеек с наштампованными белой краской привычными четырьмя буквами.
   Нагибаясь за очередной CHF-кой, я уже было подумал, что хватит. Если и подбирать "Соньки" дальше, то лишь такие, каких ещё не было в коллекции. Но что-то внутри подсказало "Бери!". Пальцы сжались, потому что полудюжины CHF вполне хватало для успокоения совести. "Бери!" прозвучало снова, но теперь уже не подсказкой, а жёстким приказом.
   Подобрав футляр, я развернул его крестами к себе... и обалдел!
   В футляре лежала феррохромка. C-90FeCr. Для тех, кто не знает, что это такое, поясню в двух словах. Fe - первый тип кассет, где покрытие ленты выполнено из оксида железа. Cr - тип второй, покрытие которого представляет оксид хрома. Нашлись добрые люди и выпустили некую смесь из первых двух вариантов для улучшения качества записи. И долго славил бы радостный народ тех добрых людей, но явились люди наидобрейшие, изобретя новый тип покрытия, незатейливо названный "Metal". И лучше тот тип оказался, и дешевле в производстве, и качественней, и долговечнее. Так и не суждено было третьему типу утвердиться. И он быстро и незаметно исчез, полностью проиграв жестокую борьбу за существование.
   Я даже не мечтал хоть когда-нибудь прикоснуться к подобной кассете. Оказалось, надо было мечтать. Предмет времён диких и далёких сейчас покоился в моей ладони, радостно поблёскивая пятёркой винтов. Я не мог и слова сказать от счастья. Да что там! Я не мог даже полноценно выдохнуть. Что-то великое и ласковое трепетно подрагивало внутри, даря пульсирующие возбуждающие волны истинного блаженства.
   Это счастье предназначалось мне одному.
   Никто не мог понять моих чувств. Никто во всём мире! Во всех существующих мирах! В мирах, которые были и будут.
   Даже Лаура...
   Хм, Лаура.
   Ведь Лаура поняла филифьонку. Вернее причины, почему она мне нравится. Ей даже самой филифьонка понравилась. Лаура многое понимала. Нет, я не мог гарантировать, что Лаура не постаралась бы понять моё теперешнее счастье.
   Если бы она была сейчас здесь...
   Эй, товарищи, а, собственно говоря, куда делась королева белых призраков и повелительница тьмы? Ну, ответит мне кто-нибудь или нет?
   Никто не ответил. Но кассетный мир закрутился с бешеной скоростью. Я только и успел, что схватиться за карманы, чтобы не растерять найденные сокровища.
   Карманы поразили неприятной пустотой.
   Я не успел расстроиться, потому что отключился в очередной раз.
  
   Глава двадцать шестая
   Мир коридоров
  
   Словно школьник у доски,
   Я стою и тру виски.
   Вот поверю и усталый
   Я повешусь от тоски.
   Скачет заяц в облаках,
   Ходит мальчик на руках.
   Я, пожалуй, только это
   Унесу в своих зрачках.
   (Гр. Диалог "Заяц в облаках").
  
   Очнулся я от озноба. Пронизывающий холод каменных плит не располагал к дальнейшему отдыху. Голова гудела, как после продолжительной пьянки. Во рту плавал мерзкий вкус, словно язык превратился в замусоренную квартиру. Пришлось встать на колени и с трудом подняться. Сильнее всего ныла правая сторона челюсти, которой суждено было первой состыковаться с реалиями чужого мира. Лаура надменно озирала окрестности. То ли она пришла в сознание намного раньше, то ли королеве не положено валяться на полу, да еще в потустороннем пространстве. Я не заметил ни царапинки на бледной коже ее рук и ни единого грязного пятнышка на ткани королевского платья. Возле беспокойно кружился Ыккщщер. Итак, нас осталось трое, а находились мы... В общем, неизвестно где мы находились.
   Первым делом я проверил коробку с кассетами. К счастью, она оказалась при мне. Затем я на всякий случай похлопал по карманам и с горестью убедился, что сокровища фирмы "СОНИ" мне всего лишь приснились. Я принёс себе глубочайшие соболезнования и только тогда огляделся по сторонам.
   Место, куда нас забросили черные силы, оказалось весьма мрачным. Обширный зал с непробиваемыми стенами, сложенными из огромных черных камней. Стены уходили вверх и терялись во мраке, так что установить высоту помещения не представлялось возможным. Кромешную тьму разгоняли два далеких огонька в вышине: факелы, лампочки или светильники, названий которых я не знал. Четыре толстые квадратные колонны отбрасывали дрожащие тени. Правый огненный светлячок мерцал и дрожал, словно его пытался задуть ветер. Левый фонарь находился так далеко, что казался крупной планетой в период противостояния или злобной звездой Талцетл из "Аэлиты" (только не красной, а желтой). Таким образом, из уютных просторов двадцатого века, заполненных привычными пятиэтажками, тополями и железными домиками гаражей, мы очутились в гулком пространстве средневекового замка.
   Лаура осторожно приложила к моему лбу указательный и средний палец левой руки, словно проверяя мое самочувствие. Приятное теплое покалывание проникло сквозь кожу и разлилось по телу, растворяя холод и противную дрожь. Даже волнение чуть улеглось, и я перестал пританцовывать, не в силах удержаться на месте.
   - Все в порядке? - спросила королева с такой нежностью, что будь я Снегурочкой, мне не потребовался и маленький уголек, чтобы окончательно и бесповоротно растаять.
   - В порядке, - кивнул я и, не дав утихнуть разговору, поспешил уточнить. - А где это мы?
   - В черном мире, - ответила моя спутница.
   - И, наверное, в королевском дворце? - попробовал угадать я.
   - Знаешь, я никогда не проникала в эти места. Белой королеве не принято посещать владения черного короля, так же как и ему не дозволено находиться в моем мире. Но вряд ли мы в королевском замке.
   - Сможем ли мы выбраться?
   - По крайней мере, попытаемся, - встрял в разговор Ыккщщер.
   - Нам надо отыскать центр, - пояснила Лаура, точь-в-точь как предсказатель про талисман (коротко и весьма расплывчато).
   - Не лучше ли все же выбраться на открытое место? - предложил я. - По крайней мере, там не стоит опасаться засад из темных закоулков.
   - Это невозможно, - возразила Лаура. - по описаниям черный мир как раз и состоит из темных закоулков, коридоров и тупичков. Есть, правда, и открытые места, но они не помогут тебе обрести уверенность. Привыкай!
   Глаза уже начали приспосабливаться, и окружающий мир постепенно обрёл чёткие очертания. Обнаружилось, что камни стен имели не угольную, а серую окраску. Мгла скрывала истинный цвет плит под ногами, но казалось, что они напоминали куски асфальта, уложенные причудливой мозаикой. Надо же в чужом непонятном мире уцепиться за что-то привычное.
   Тем временем Лаура прервала затянувшуюся стоянку и шагнула во тьму. Но мрак не сумел поглотить белую королеву. Стройная фигурка четко вырисовывалась на черном фоне. Тем же свойством обладал и Ыккщщер. Зато я с трудом мог разглядеть себя самого. Проход постепенно сужался и, наконец, превратился в коридор метр двадцать шириной и так и не выясненной высотой, который привел нас в следующий зал.
   Пространство, куда мы ступили, поражало размерами. В нем спокойно уместился бы стандартный четырехподъездный дом в пять этажей, да еще и место бы осталось. Тот же зал мог вполне послужить формой для громадных кирпичей, так как имел вид строгого прямоугольника. Окна отсутствовали, зато исчез и мрак. Разглядеть потолок не получалось. Его заменяло что-то похожее на слипшиеся комья жидкого цемента или на сумеречный туман, навеки застывший в неподвижности. Свет обычного серо-облачного дня заполнял необъятные просторы. Тысячи лет мельчайшие пылинки падали на пол, покрывая его слой за слоем, и теперь он окончательно скрылся под вполне приличным черноземом. Кое-где уже начала прорастать трава. Виднелись и небольшие кустики. Не оставалось ни малейших сомнений в том, что ещё несколько тысячелетий, и джунгли заполнят прилегающую территорию.
   Но самым удивительным зрелищем был костер. И даже не костер, а люди вокруг него и яркие оранжевые палатки неподалеку. Именно люди сидели там, а не призраки, мертвецы, вампиры или, скажем, маленькие зеленые человечки из далекой галактики. Завидев нас с Лаурой, один из них вскочил и приветственно замахал рукой. Привычная картина заставила напрочь забыть о неприступных стенах. Вспомнились документальные фильмы, где чёрно-белые кадры являли зрителям бескрайнюю степь и партию геологов. Однако, не наших геологов.
   Это выяснилось, когда мы приблизились к ним вплотную. Тогда они оживленно залопотали по-французски. Вся надежда была на Лауру, но она только недоуменно пожала плечами.
   - Do you speak English? - наконец спросил один из них.
   Его окладистой бороде позавидовал бы и Лев Толстой.
   - Very bad, - отозвался я, владея английским лишь в рамках институтской программы и исключительно со словарем. - I'm Russian.
   - O! Russian? - уважительно заулыбался другой, худой и длинный, с седой шевелюрой, чем-то смахивающий на Питера О'Тула. - Я есть немного знать русский. Я посещать Moscow. Я участвовать in congress. Вы есть турист?
   - В некотором роде, - многозначно произнес я. Однако, видя, что никто ничего не понял, пришлось кивнуть. - Yes.
   - Мы есть explorers. Исследователь. Девять исследователь. Вы знать, что есть исследователь?
   - Yes, - снова кивнул я. - Жак-Ив Кусто.
   - Oh, he is a great man. Великий... э... большой, по-вашему, человек.
   - Yes, very great, - согласился я и вновь взглянул на Лауру. Никаких эмоций. Ситуация складывалась как в американских фильмах, когда демоны, выходцы из иных миров и инопланетяне шпарят на чистейшем английском, зато испанский, арабский, китайский и прочие языки игнорируют полностью...
  
   ...Лаура видела ждущий взгляд, но не понимала его значения. Она вообще теряла способность понимать. Вокруг расположились звездные путешественники, перебрасывающиеся словами из какого-то странного сплетения языков. Но Он разговаривал с ними! Неужели Ему доводилось бывать здесь раньше? Нет! Невозможно!
   Какое счастье, что она сумела заблаговременно выучить Его язык. Еще триста лет назад лингвисты королевского двора, растекшиеся по округе, не только сумели за несколько часов собрать богатый словарный запас немногочисленных обитателей громадных территорий, но и проследили, скооперировавшись с временщиками, ход возможного развития полученных знаний. Не имея возможностей для проверки своих догадок, они все же провели модификацию языка до современного уровня. Конечно, в получившейся версии отсутствовали такие словосочетания как "космический корабль на стационарной орбите" или, скажем, "электрокардиограмма". Но каждый из подданных умел изъясняться основными понятиями. Каждый раз, проникая в чужой мир, призраки предварительно изучали местные наречия. Призраки - не люди, им это легче. Но даже они не умеют мгновенно ухватить суть чужого языка и перевести незнакомые слова в понятные образы.
   И все же она могла разговаривать с Ним, значит, планы звездных путешественников тоже прояснятся. Она могла разговаривать с Ним, и в эти минуты душа пела безмолвную, но несказанно прекрасную песню. Разве она не счастлива сейчас, находясь в глубинах одного из самых враждебных миров? Королева, изучая азы Его языка, даже не подозревала, что жизнь резко сойдет с положенного курса. К лучшему? К худшему? На этот вопрос Лаура не могла ответить даже теперь...
  
   ...Нам крупно повезло, что начальник французской экспедиции, тот самый, что походил на Питера о'Тула, в некоторой степени владел ломаным русским. Не прошло и часа, как я уже договорился поучаствовать в исследованиях и выбил нам вкусный завтрак. В пятиминутный перекур я успел сбегать в отдаленный дощатый домик с крохотным фигурным окошком на двери, о чем мечталось уже несколько часов. Однако и после перерыва мне так и не удалось выяснить ни слова о том, какое научное учреждение представляла данная компания. В неизвестности остался и способ её проникновения сюда из благодатной Франции.
   Суть исследований скрывалась в черной щели на ближайшей стене у самого потолка, куда вела деревянная приставная лестница, словно свинченная с пожарной машины. Там начинался весьма запутанный темный лабиринт. Ежедневно его карта дополнялась каким-нибудь новым участком. В общем, французам предстояло решать бесконечную задачу, потому что конфигурация лабиринта менялась в соответствии с числом и характером людей, вошедших в него, а так же с учетом выбранного ими маршрута. Кроме того, кто-то им постоянно мешал. Понять, кто именно строил всяческие каверзы, моего уровня знаний уже не хватало.
   Обед следовало отработать тем, что я вместе с двумя французами подробно изучу близлежащие комнаты и опишу свои ощущения. В девять утра по моим часам я шагнул с последней ступеньки в небольшой холл. По высоте и размерам он чуть превышал институтское фойе, если конечно удалить непременную колонну с часами, у которой назначались все важные встречи.
   Свет, проникающий через отсутствующие фрагменты стены, едва добирался до отдаленных углов, а в ближних сгустился такой мрак, что я не рисковал высовываться, а благоразумно прятался за спины более опытных товарищей. В голове волнисто зашумело, но не от стаканчика, а от предстоящего погружения в неведомое. Умеют же люди найти занимательную работу. Я начал страшно завидовать участникам французской экспедиции.
   Внезапно потемнело еще сильнее. Воздух в центре зала задрожал и выдавил в нашу компанию полсотни монстров. Я ожидал увидеть кого-то, приблизительно напоминающего черных воинов с их лампочками-глазами. Но появившиеся существа удивительно походили на нас, людей. Одетые в красные комбинезоны и рубахи, помахивая красными ладонями рук, переступая красными ступнями в легких красных сандалиях, они беспокойно оглядывались и принюхивались. Лица их напоминали начинающих зомби из фильмов ужасов, только не с мутными, а черными белками, в которых плавали белые круги зрачков.
   - Red ghosts! - толкнул меня старший в нашей группе. В отличие от начальника экспедиции он имел отдаленное сходство лишь с Толиком - моим давним соседом по школьной парте.
   - Very dangerous, - добавил он, не услышав от меня ответной реакции.
   "Dangerous" я знал (слушал Майкла Джексона), но что надо делать теперь, мне никто не объяснил. "Толик" подозвал своего товарища и жестами показал, что станет изучать вместительный проход, начинающийся по центру противоположной от щели стены. Второй жест направил нас к лестнице. Подумав, что исследование завершено, я послушно топал обратно, развернув голову насколько возможно. "Толик", умело лавируя, избегал столкновений с аборигенами. А те стояли и пробовали шагнуть, не решаясь на бросок или перебежку. Черные проходы в стенах манили неизвестностью, но, видно, уже не судьба.
   Оказалось, судьба. Мы миновали щель и добрались до темного угла, скрывавшего вход в коридорчик. Это по ширине. А по длине он мог вполне оказаться и коридором, и коридорищем, и долгой дорогой во мраке. С правой стороны начиналось еще более узкое ответвление. Там виднелась дверь. Но мой спутник, обладавший кудрявой головой (и потому не идентифицирующийся с моими прочими знакомыми), остановил меня за плечо. Он указал на дверь слева. А когда я захотел продолжить путь туда, где во тьме сверкнула надпись "Take me with you", выполненная розовой флуоресцентной краской, резкий толчок пояснил, что маршрут выбирать не мне. Судя по опасливому взгляду, там обитало нечто мерзкое и ужасное. Однако, съеденный завтрак не вернешь, и я неохотно приблизился к деревянной двери, выкрашенной не разберешь в какой цвет. Пальцы осторожно коснулись до боли знакомой и обыденной металлической скобы ручки. Кудрявый ободряюще улыбнулся и скрылся во тьме ответвления. Страшная догадка поразила меня: а ведь за дверью должна быть пустота. Стена отделяла меня всего лишь от огромного серого зала. Не окажусь ли я на месте пронырливого сыщика из "Кролика Роджера", смело шагнувшего в "EXIT" и очутившегося в чистом воздухе на высоте птичьего полета без всякого парашюта в придачу.
   Вперив глаза в пол, я осторожно приоткрыл дверь и увидел всё те же серые плиты. Пока опасностей не наблюдалось. Тогда я решительно перешагнул порог и быстро завертел головой, подобно любопытному Буратино. Взору представилась небольшая, но очень уютная комнатка, освещённая тусклой лампочкой без абажура. В уютных сумерках замерли сервант, стол (уставленный всевозможными кушаньями, составившими бы честь званному обеду во дворце султана или эмира), длинный диван и несколько мягких кресел. Вот на них-то (и на диване) в различных позах расположилась группа девушек. Девушки одетые, полураздетые, а на одной вообще ничего не было. Девушки красивые, очень красивые и неописуемо прекрасные.
   Сумерки моментально превратились в интимный полумрак. Я тут же сменил взгляд с настороженного на благосклонный, расправил плечи и... стал ждать. А Вы что подумали? Девушки молчали и кокетливо улыбались. Ну, и что мне делать с ними дальше?
   - Выбирай, - отчетливо прозвучало в моем мозгу. - Теперь выбирай.
   - Что выбирать? - озадаченно подумал я.
   - Одну из нас. Ту, которая станет твоей женой.
   Я чуть не сел от радости. Ну вот, дождался! Счастье привалило! Удача упала прямо в руки! Звезда моя вспыхнула и разгорелась! Фортуна скинула повязку с глаз и не оставила меня без внимания. Будь это сон, я тут же исполнил бы самую эффектную сцену из "Танцора Диско". Но Вы-то понимаете, что сна и в помине не было. И Вы уже догадались, что девушки завораживали красотой, словно лесные нимфы или сказочные принцессы. Ни одной уродливой. Ни одной среднестатистической. Элита. Гарем. Финал конкурса "Мисс Вселенная". Беспроигрышная лотерея, одним словом.
   Глаза разбегались, губы складывались в счастливую улыбку, ноги пританцовывали, хоть и не так ритмично, как у Митхуна Чакроборти. От волнения руки сжались в кулаки и вспотели. Взор то ласково оглаживал очередную фантастическую куколку, то лихорадочно перескакивал всё дальше и дальше, не в силах задержаться на какой-то определенной. Блондинки, брюнетки, шатенки и очаровательно рыженькие. Синеглазки и черноглазки, не говоря уже о задумчивых карих и зеленоватых колдовских очах. Худенькие, спортсменки и полногрудые секс-бомбы. И не надо знакомиться, не надо мучительно выискивать тему для разговора, не надо превозносить свои достоинства и старательно прятать недостатки. Не надо доказывать, что ты исключительный и самый лучший кандидат на совместно проводимый остаток жизни. Надо только выбрать, и все.
   Но вот выбрать то мне и не довелось. Как во сне, в самый интересный момент на циферблате прибора связи, закрепленного над моими часами, замигала красная лампочка. Вслед за визуальной тревогой раздался тонкий, но противный писк сигнала "SOS". Кому-то срочно требовалась помощь. Я лихо развернулся и покинул обитель сбывшейся мечты, намереваясь вернуться сюда максимум минут через пять. Девушки проводили меня недоуменными взглядами. К сожалению ни одна из них не бросилась вслед и даже не соизволила подняться с дивана.
   Вновь достигнув полутемного холла, я замер и притаился. Красные уроды уже вполне освоились и бродили по залу, как истинные хозяева, изредка натыкаясь друг на друга. Сзади выскочил кудрявый и что-то бегло заорал.
   - I don't know, - пробормотал я и тут увидел сам. Щель перетекала со стены на пол и плыла в центр помещения. Кроме того, она начала уменьшаться, превращаясь в суживающуюся с каждой секундой полынью. Кудрявый заскакал к ней. Я последовал туда же, но не так резво. Тут же в меня вцепились два монстра и попытались уволочь к центральному проходу. Кудрявый обернулся и, увидев мои затруднения, резким ударом ребрами ладоней по шеям красных чудовищ откинул врагов. А я-то сомневался в храбрости такого заправского каратиста! Мы поспешили к дыре, имевшей в диаметре уже не более полутора метров. Словно иллюстрация к абстракционистской сказке, из нее торчал верх нашей приставной лестницы. Еще немного и путь к свободе затянется совсем, оставив нас в полной власти красных призраков, которые еще не обрели достаточного проворства, но так и норовили вновь и вновь ухватить нас.
   Кудрявый мельком взглянул на меня, и я махнул ему на лестницу, уступая очередь. Он заслужил. Не пререкаясь, мой спутник быстро вцепился в боковины, перебросил ноги на предпоследнюю перекладину и резво полез вниз. Я нетерпеливо ждал и пугливо посматривал на ближайших монстров, которые кружили совсем близко и никак не хотели меня замечать.
   Сзади послышалось ожесточенное сопение. "Толик"! Вот кому действительно требовалась помощь. Красные сжали его плотным кольцом, а он с трудом делал отчаянные рывки к выходу. Я оторвал за красные бока несколько холодных липких призраков, а затем выдернул "Толика" из плотной массы. Он бешено швырнул меня к лестнице, и я стал спускаться, перепрыгивая через две перекладины. Ужас смерти от противных склизких рук напрочь прогнал посторонние мысли о недоступных прекрасных незнакомках.
   Наше возвращение не было встречено бурными аплодисментами. Французы и Лаура пристально вглядывались вдаль. Кое-кто с интересом делал пометки в блокнотах. На горизонте вырисовывалась грозная фигура черного богатыря в трехзубчатом шлеме и развевающемся черном плаще. Серое бесцветное лицо в усталых складках мертвили черные глазницы. Шестипалая рука в черной перчатке сжимала рукоять меча чуть ли не в половину роста воина. Спина горбатилась черным мешком. Великан окинул нас равнодушным взором и скрылся из виду, словно растворился в серых камнях стены. А мое правое плечо почувствовало нежное прикосновение пальчиков Лауры.
   - Это АтмеСГЩ, - прошептала она. - Главный военноначальник армии черного короля. Вернее не он, а его призрак.
   - Призрак призрака? - удивился я. - Разве так бывает?
   - Он больше, чем призрак, подобно мне. Смотри сам, я сумела наполовину стать человеком. Никто из моих подданных не справился бы с такой задачей. Так и АтмеСГЩ перерос свою сущность, находясь в приближении к черному королю.
   - А может, он просто вернулся? Тогда и сам король неподалеку, - предположил я, вспоминая легенды, рассказанные Лаурой, о беспощадных походах черного владыки.
   - Нет, у настоящего красными огнями горели глаза. Нам повезло. Если бы он действительно вернулся с черным королем, то я, находясь в их законных владениях, тут же бы рассыпалась на частички света, - королева вновь превратилась в девушку и изображала теперь опытного экскурсовода.
   Лаура еще раз вгляделась туда, где только что шествовал призрак могучего воина, а я смотрел на нее и наслаждался теплом ее руки. Подумать только, пока я шатался невесть где и даже чуть не выбрал себе жену из симпатичной когорты игривых кошечек, меня терпеливо ждали, волнуясь за мою ничтожную жизнь. Черт возьми, а ведь "Толик" мог и не подать сигнал тревоги. Что тогда? Где бы я был теперь? Неужели я навсегда остался бы в той комнатке, тихой и уютной, но без окон во внешний мир? Сбылась ли мечта? Такой ли я представлял счастливую жизнь, а? Поразительно, но мне постепенно расхотелось возвращаться к слащавым девицам-красавицам. Правда, печальные раздумья не помешали моему словесному отчету пестреть фразами "Pretty girls", "Beautiful girls" и "Very charming girls".
   Нас накормили обедом и выделили по одеялу для тихого часа. Но Лаура вежливо отказалась.
   - Надо идти. Сражение еще не закончено. Необходимо отыскать выход или центр.
   - А кто нам мешает выбраться вместе с французами?
   - А кто тебе сказал, что нам подойдет их выход?
   - В каком смысле?
   - В самом прямом. Во многие миры для каждой сущности имеется один единственный вход и выход. Так что, пытаясь выбраться с теми, кого ты зовёшь "французами", мы вполне можем остаться на месте или вообще появиться невесть где. А вовсе не там, где ты думаешь. Вдруг это вовсе не та Франция, которая существует в твоем мире?
   "Но они же бывали в Москве!" - хотел завопить я, но, вспомнив Роберта Шекли, прикусил язык.
   Прощание с французами протекало в теплой дружественной обстановке. Начальник экспедиции сокрушался, что хотел бы пристальнее поизучать Белую Королеву, но горит план исследований, да и бюджет не выделил дополнительных средств. Я мысленно поблагодарил бюджет Франции и упаковал в яркий пакет четыре банки консервов, любезно подаренные французской стороной. Туда же бережно опустил и кассеты.
   Мы покинули огромный зал и шли сейчас по широкому коридору лимонно-желтого цвета с величественными деревьями, отливавшими золотом. Яркие краски мгновенно приподняли настроение, словно я с головой окунулся в солнечный день. Однако двери, видневшиеся за раскидистыми растениями, оказались закрытыми. Сколько я не толкал их, сколько не тянул на себя, они не сдвинулись ни на миллиметр. Нас тут не ждали.
   - А что за ними? - не утерпел я.
   - Этого нам не узнать, - улыбнулась Лаура. - Зачем же раскрывать все тайны до единой? Пусть на картах останутся белые пятна. За нами придут другие. На их долю тоже должна выпасть частичка неизвестности.
   - Странно, - я стал размышлять вслух. - Мир ЧЁРНЫХ призраков, но стены - серые, коридоры - желтые, жители - красные. За все время мы увидели только одного настоящего черного призрака.
   - Ты прошёл лишь одну маленькую частичку громадного мира. Представь многогранный черный бриллиант, на который падает яркий луч. Грани, обращенные к свету, переливаются и вспыхивают всеми цветами радуги. Однако существует гораздо большее число граней, оказавшихся в тени и оставшихся темными. Просто ты до них еще не добрался. А красные существа вовсе и не призраки. Темный мир заселен кроме истинных черных жителей тысячами других видов, имена которых я даже не смогу перевести на твой язык.
   Желтые стены поменяли цвет на голубовато-синие переливы, и теперь мы как будто вернулись в ясный летний вечер, когда последние краски дня ускользают за горизонт. Темные контуры заснувших домов успешно заменяли черные двери. Я попробовал сунуться в одну из них и снова безрезультатно. В сумерках белел лишь наряд Лауры, да за спиной я неожиданно обнаружил Ыккщщера, про которого совершенно забыл. Верный страж покоя королевы продолжал следить за повелительницей. И я поневоле задумался о нем.
   Если бы мы сейчас перенеслись в образы героев мистического боевика, то Ыккщщеру несомненно отвели роль второго плана. И вот теперь, когда на нас должны обрушиться засады и поединки, выживут только главные герои, да и то может быть не все. Значит, по закону жанра Ыккщщер должен погибнуть в первую очередь. Я снова оглянулся, чтобы запечатлеть навеки его белый силуэт. Неужели он не дойдет до конца пути вместе с нами? Вспомнив, как он храбро дрался сразу с тремя черными призраками, прикрывая королеву, я даже поник от печали.
   А что, собственно говоря, я знал про Ыккщщера? Что мог узнать за оставшееся время о нем? Вряд ли он раскроется передо мной всеми глубинами своей непонятной души (впрочем, как и я на его месте). А что если у него в голове складывается своя история, где мне отведено совсем уж неприметное местечко, скажем, как жертве во время первого же боя. Ведь он ничем не хуже меня. Он тоже живое существо, которое умеет думать, мечтать, переживать, любить и ненавидеть. Которое имеет в душе что-то свое, отличное от всех других существующих и существовавших в пространственно-временном континууме. Кто мне дал право ставить его после себя? Каждый из нас хорошо ли, плохо ли, но все же играет главную роль в собственной жизни, и на основе любой из них можно написать грандиознейший роман. Надо только суметь разглядеть неповторимые черточки. Это-то большинство и разучилось делать, полностью зациклившись на собственной персоне.
   Теперь я смотрел на Ыккщщера чуть ли не с любовью, отчего он стал подозрительно коситься в мою сторону. Но меня его презрительные гримасы уже не коробили. Уверившись в великом предназначении Ыккщщера, я приготовился самостоятельно принять на себя все опасности, чтобы сохранить его для еще более высокой миссии. В конце концов, для королевы он куда более подходящий спутник, чем я.
   Лаура притормозила меня, вцепившись в плечо и отогнав посторонние мысли. В конце коридора чернела высокая фигура, в которой я без труда опознал главного военноначальника с именем, произносить которое язык категорически отказывался. Бесшумно повернув голову к нам, он сделал шаг в сторону и исчез за поворотом. В самый последний момент в черных глазницах сверкнули красные искорки, я мог в этом поклясться.
   - Были! - спорил я секунду спустя.
   - Тебе показалось, - охладила мой пыл Лаура. - В нем не может быть жизни.
   - Но что-то горело в глазах. Ну как кремлёвские звёзды!
   Лаура вопросительно уставилась на меня, и я тут же принялся рассказывать всё, что знал о Москве, не желая приближаться к страшному повороту. Моими стараниями мы сбросили темп и осторожно подобрались к месту, где стена обрывалась. Если встреча с черным великаном неизбежна, то мне хотелось отдалить ее насколько возможно.
   Коридор изгибался обратной буквой "Г". Только мы вступили на бело-красные шахматные плитки ответвления, как сумеречный проход бесследно исчез, а стены окрасились в ярко-красные тона. Я небезосновательно подозревал, что красный цвет к опасности. Предчувствия меня не обманули.
   - Держись середины и пробирайся к белой двери, - негромко предупредила Лаура. Мысленно прочертив осевую линию коридора, я осторожно зашагал к белой двери, видневшейся вдали. Голова резко вращалась то влево, то вправо, кидая по сторонам нервные взгляды. Каменные стены превратились в драные занавеси, а за прорывами во тьме что-то ворочалось с глухим постукиванием.
   Не успели мы пройти и десяти шагов, как сотни черных рук, лап, щупалец, крючков, острий, захватов и прочих конечностей вылезли из отверстий и потянулись к нам. От внезапного ужаса, копошившегося повсюду, меня чуть удар не хватил. Замертво я, конечно, не упал, но неподвижность сковала ноги.
   - Вперед, - приказала Лаура, и столько властности слышалось в ее голосе, что я шаг за шагом начал преодолевать страшное место. Шаг за шагом я приближался к двери, у которой вновь возник зловещий силуэт. Его тянуло к нам, словно ему тут было медом намазано. Теперь он внимательно наблюдал за нами. Ну были у него в глазах мерцающие рубиновые звезды, были!
   Неизвестно, сколько прошло времени, прежде чем наша троица достигла конца коридора. Меня покрывал холодный пот, а ноги ныли от усталости. Казалось, дверь все отдаляется и отдаляется. Черный контур давно уже растворился, а мы шли и шли. Вернее, Ыккщщер летел, но низко и очень медленно. Как уродливые корни, с потолка вывалились полчища змей, и только пол еще не поменял твердое состояние на жидкое, газообразное или плазменное.
   - Оголодали, - кивнула мне королева. - Хотят высосать нашу энергию.
   Я смутно догадывался, что даже Повелительница Тьмы не ведает все тонкости темного мира. Вероятно, наступило времечко начинать думать собственной головой. Совершив финишный рывок, я первым толкнул высокую дверь. Внезапно она крутанулась снизу вверх, сбила нас с ног, подхватила и бросила далеко-далеко во тьму с зелеными крохотными змейками и голубыми светлячками.
   Постепенно змейки перестали дрожать, а светлячки летать с места на место. Они превратились в неподвижные, вполне обычные звезды. Острые камешки, впившиеся в спину, холод земли и пучок травинок, зажатый в кулаке, вернули меня к действительности. "Выбрались", - подумалось мне, а в голове проснулись воспоминания об июньском вечере на базе отдыха. Я уже почти убедил себя, что где-то внизу плещется река, а возле нее продолжает гореть костер, и Катя, перебирая струны гитары, поет и поет душевные песни.
   Зажмурившись, я поднялся и медленно приоткрыл глаза. Разумеется, никакого костра, никакой базы отдыха, никакой реки и в помине не было. Небольшой клочок земли, окруженный высоченными заборами из плотно пригнанных друг к другу досок, посеребренных временем.
   Возле одного из заборов, подогнув ноги, сидела Лаура. Голова ее склонилась вниз. Водопад волос укутал стройную фигуру. Королева оказалась более хрупким созданием, чем мне думалось. Возле нее, словно котенок, клубочком свернулся Ыккщщер, тоже не подававший признаков жизни.
   Я подскочил к Лауре и осторожно, как фарфоровую статуэтку тончайшей работы, приподнял ее невесомое тело. Я чувствовал его тепло сквозь нежную ткань платья, и мне почему-то стало так грустно, что хотелось заплакать. Первая слезинка скатилась по щеке, пока я вглядывался в уснувшее лицо королевы. Вспомнив первые секунды нашего знакомства, мои губы в третий раз коснулись ее губ. Молния не сверкнула, зато веки Лауры дрогнули, и я погрузился в бездонное озеро голубых очей. Раньше я никогда не осмеливался заглядывать девушкам в глаза, а теперь понял, что в этом есть что-то особенное. Глаза Лауры стоили целой вселенной. Темный мир померк и потерялся. Было не важно, где мы и что с нами случится в следующую секунду. Тишина охватила и сблизила нас. Мы стояли, погрузившись в магическое молчание, выброшенные невесть где под звездным небом.
   Но королева смущённо отвела глаза и склонилась над Ыккщщером. Я тоже встал на колени и попробовал растолкать маленького призрака. Руки погрузились в покалывающее острыми иголочками полупрозрачное тело. Ручейки холода и тепла потекли по пальцам. Неужели наступил тот самый момент, который так ясно представился мне в синем коридоре. Но Ыккщщер дернулся и откатился от меня подальше, недовольно бурча что-то нечленораздельное.
   - Ладно, ладно, не ругайся, - ласково прервала его Лаура. - Все-таки он спас нам жизнь.
   - Не надо преувеличивать моих заслуг, королева, - нашел я случай проявить капельку благородства.
   - Что ты сейчас чувствуешь? Только честно, - проникновенно спросила меня королева.
   - Словно мешки с сахаром таскал, - не сумел соврать я.
   - Часть энергии покинула тебя и перешла к нам, вернув возможность продолжить свое существование. В тебе сейчас столько энергии, что я отчётливо вижу, как рвется могучий оживляющий поток. Ты сам, наверное, это почувствовал во время исследований в лабиринте.
   - А что я должен был почувствовать?
   - Ну, ты ведь так красочно описывал девочек.
   - Да, разъясни-ка мне, пожалуйста, насчет девочек, - решил я определиться раз и навсегда. - Я, конечно, не собираюсь туда возвращаться, но действительно ли мне удалось бы выбрать жену среди них.
   - Удалось бы! На какое-то время. А что случилось бы после? Ведь девочек этих попросту не существует. Ты побывал в лабиринте видений. Твой разум рассылал повсюду волны определенной частоты, и на их зов спешили видения определенного рода. А ты оживлял их своей избыточной энергией чувств.
   - Неужели я так хочу жениться? - поразился я.
   - Ты хочешь сбежать от одиночества, - ответила Лаура.
   - А если я, предположим, вернусь обратно, то девочки снова встретят меня с распростертыми объятиями?
   - Вряд ли. По-моему, два раза с одними и теми же видениями встретиться невозможно.
   - Значит, французы никогда не доведут исследования до конца? Раз всё зависит от чувств, а не от выбранного маршрута и числа участников.
   - Я могу отвечать долго и убедительно. Причем сразу и за твое предположение, и против него. Но правильнее будет убедиться сначала, существуют ли сами исследователи. Может это тоже видения, оживленные неизвестно кем и раскрашенные тобой во французские тона.
   Мы с Лаурой уселись на траву, прислонившись к забору. Я тихонько порадовался, что выявил свое главное желание, и слегка посокрушался по поводу отсутствия в природе таких прелестных девушек. Но французы?! Я ведь разговаривал с ними, обедал, прощался за руку! Может быть, их и правда не существовало? А тушенка? Рука тут же нащупала все четыре банки, а затем на всякий случай проверила и целостность кассет. Банки казались неоспоримой реальностью. Французы тоже. Но ведь и спинка кресла, к которой я прикоснулся в волшебной комнате, казалась самой настоящей. А вдруг девушки реально существовали? Вдруг они с нетерпением ждут моего возвращения? Может Лаура просто не хочет, чтобы я, стремглав, бросился обратно и оставил ее здесь в одиночестве. Впрочем, обратной дороги уже не существовало. По крайней мере, я не видел способа ее отыскать.
   - Такие маленькие, но такие красивые, - услышал я голос Лауры. Повернув голову, я увидел, что она смотрит на звезды. У меня вырвался тяжелый вздох из-за недостижимости то ли звезд, то ли оживших видений.
   - Неужели вблизи они громаднее солнца?
   - Конечно, - я мигом ободрился и начал вещать словами, почерпнутыми из школьного курса астрономии, про белых и голубых карликов, про остывающие красные гиганты и про многое другое.
   - А когда люди становятся звездами?
   Тут я осекся, ибо астрономия ничем помочь не могла. И вообще, что такое "звезды"? Точки, мерцающие в глубинах неба, магические фигуры для колдовских операций, штучки, сыплющиеся из глаз при сильном ударе, символ целой нации, если имеет шесть углов, и символ идеологии, если у нее одним углом меньше, а расположена она рядом с серпом и молотом. И просто, яркая личность. Но опять, что же такое "яркая личность"? Не такая, как все? Но оригиналов миллионы, а их жизнь протекает и обрывается, не замеченная никем. Тогда - особы, за судьбами которых неотрывно следят изо всех уголков земного шара? Но и про них постепенно забывают, а свет погасшей звезды мы видим еще неисчислимое количество лет. Что? Что такое "звезда"? Некогда думать, ведь королева ждет ответа.
   - Знаешь, наверное, ты превращаешься в звезду, когда кому-то хорошо только потому, что ты есть. Этот кто-то не ждет подарков или внимания. Ему, может быть, и не суждено увидеть тебя воочию, коснуться твоей руки, сказать хоть слово. Но душу греет мысль, что ты живешь где-то, что у тебя все в порядке в эту секунду, пусть ты о нем и не вспоминаешь и даже не знаешь, чей путь тебе удалось осветить. Может, его жизнь была как черное поле черной ночью. И вот где-то на горизонте вспыхивает огонек. Недостижимый, но прекрасный. Другие видят просто искорку, которую вот-вот задует ветер, но для него это - звезда, которая указала дорогу и помогла в трудную минуту.
   Лаура тихонько кивнула головой и благодарно улыбнулась. Но тут наше внимание привлек Ыккщщер, дергающийся в траве.
   - Ты не заболел? - испуганно спросил я.
   В ответ раздалось лишь громкое рычание.
   - Интересно, куда мы залетели? - обратился я к Лауре, видя, что дальнейший разговор с Ыккщщером бесполезен. - Похоже на садовые участки возле южной дамбы. Ведь не во Франции же мы?
   - Не во Франции, - согласилась Лаура, - но и не возле южной дамбы. Мы так и остались в мире черных призраков.
   - Но над головой-то небо, - я махнул рукой вверх. - Что ты на это скажешь?
   - Посмотри на звезды и попробуй отыскать знакомые.
   Астрономия астрономией, но знатоком звездного неба меня назвать трудно. Однако, Большую и Малую Медведицу с Полярной звездой могу найти с детства. Вот только теперь на их месте расположились совсем другие комбинации ночных светил. Может быть, медведицы прятались за забором, но я не мог припомнить, чтобы полярная звезда в наших широтах светила у горизонта.
   Оставалось попрыгать и попытаться ухватить острый край забора. Будь я Сабонисом, мероприятие несомненно б удалось. А так до желанной вершины всякий раз оставалось минимум полметра.
   - Не могла бы ты взлететь? - спросил я Лауру.
   - Нет, здесь я бессильна. Ыккщщер тоже, - грустно отказалась королева (тут-то я догадался о причинах ярости нашего спутника). - Кстати, именно из-за таких мест мироподвижники спорят о сущности данного мира. Никто не может доказать, открытый он или закрытый. Вот небо, но оно недостижимо. Мы не можем преодолеть даже забор, не то что добраться до звезд. Так что и нам не найти ответа.
   Лаура закрыла глаза и погрузилась в дрему. К несчастью территория не располагала кирпичами, ящиками, бочками и прочим строительным мусором. Поэтому подставку мне сделать не удалось. Затем я попробовал оторвать пару досок, но заборы, видимо, строились на века. Зато я выяснил, что один из углов скрывал узкую щель, куда мы втроем и протиснулись, оказавшись в фиолетовом коридоре. Жаль конечно, что гипотезу об открытости Темного мира не удалось ни доказать, ни опровергнуть, но приключения продолжались.
   Приглушенный свет, исходивший из неведомого источника, заполнял коридор. Он разогнал тени и навеял воспоминания о больнице, словно я присутствовал при кварцевании палаты или грел нос синей лампой. Проход извивался то вправо, то влево, уходил вниз или взмывал вверх. Будто огромная змея проползла здесь давным-давно, прорыв сквозь землю длиннющий туннель и оставив на стенах лиловую магическую фосфорно-светящуюся слизь. Мысли помрачнели. Ситуация, в которую мы угодили, стала казаться безвыходной. Заметив мое уныние, Лаура улыбнулась. Но мои губы не смогли шевельнуться в ответ, сколько я ни старался. Лаура поняла и не обиделась, а щемящее чувство, что нам до скончания веков суждено бродить по лабиринтам, скомкалось и отступило. Но оно не исчезло, а временами пыталось прорваться и заполнить душу. И все-таки хуже всего было от мертвенного синевато-сиреневого света и затхлой духоты воздуха. Еще немного, и я поверил бы, что мои ноги отсчитывают все новые и новые метры дороги, ведущей в преисподнюю.
  
   Глава двадцать седьмая
   A long time ago in a galaxy far, far away...
  
   Сверкающее лезвие то ли топора, то ли секиры просвистело между нами и в мгновение ока скрылось из глаз. Ударная волна рассеченного воздуха откинула меня вбок. Плечо больно стукнулось о твердую дверь, она неожиданно распахнулась внутрь, и я оказался на прохладном деревянном полу, выкрашенном обыкновенной оранжевой краской.
   Тут же вскочив, я ломанулся назад, к королеве. Дверь не препятствовала моей решимости, ноги прыгнули обратно в коридор... да не тот. Потолки здесь были гораздо выше, двери - распахнуты настежь, кроме того, взад-вперед, не обращая на меня никакого внимания, сновали крайне обеспокоенные люди. Я пристально обшарил взглядом незнакомое помещение, но нигде не обнаружил Лауру. Может, она пряталась в какой-нибудь из комнат? Вряд ли. Тогда обратно еще раз, вдруг королева решила последовать за мной. Я снова рванул дверь на себя и снова не встретил никаких препятствий. Подошвы простучали по оранжевым доскам крыльца. Именно крыльца! Потому что над головой распласталось темно-фиолетовое небо с неподвижными бусинками звезд и странными черными точками, мечущимися в разные стороны. Справа, на холмах, стояло скопище черных, поставленных на самую узкую грань кирпичиков - домов с круглыми огнями окон. Мало кто из них превышал шесть этажей, но я уже откуда-то знал, что под землей находятся десятки, а то и сотни скрытых ярусов. И чем ниже уровень, тем престижнее и комфортнее. Свой мир, свои законы, ничего не скажешь. Впереди простиралась равнина, засыпанная снегом. Снег скрипел под ногами, но холода я не чувствовал. Слева виднелись приземистые здания, формой напоминающие кирпичные коровники в образцово-показательном совхозе. Дома удивительным образом повторяли изгибы холма, на котором стояли, и исчезали во мраке оврага.
   С неба посыпались те самые черные точки, превращаясь на ходу в десятки, сотни, тысячи юрких маленьких летательных аппаратов серебристого цвета. Некоторые из них уже успели приземлиться и теперь застыли, раскрыв люки и обнажив темные провалы. Оттуда выпрыгивали отряды людей в странно-знакомой белой форме и блестящих шлемах на головах.
   "Вот так и начинались звездные войны, - отчётливо пронеслось в голове, будто неведомый рассказчик устроился там поудобнее и неспешно начал повествование. - Тогда у Империи не было еще ни огромных линкоров, ни быстроходных крейсеров, ни могучих...". Невидимый собеседник оборвал речь на полуслове и бесследно исчез.
   Мимо промчалась непонятная группа людей: то ли отступавшие повстанцы, то ли мирные жители, застигнутые врасплох. За ними грозной толпой бежали солдаты империи, паля из бластеров во все стороны. Так как попасть под случайный луч мне никоим образом не хотелось, я немедленно пристроился к убегавшим, мудро рассудив, что в трудные времена следует держаться стороны повстанцев. Все равно они победят в шестой части. Да, я как будто превратился в артиста, которому выпала роль второстепенного персонажа в первой из трех недостающих серий звездной эпопеи. Правда, совсем недавно я отвлеченно рассуждал, что редкий второстепенный персонаж доживает до конца фильма. Теперь же обе мои руки голосовали "против" кровопролитных боевиков, воспитывающих культ жестокости и насилия у подрастающего поколения, и "за" хорошие, добрые фильмы.
   Но я уже начал вживаться в образ, уверенно топал ногами по твердому непробиваемому насту, зыркал глазами по сторонам, вовремя смотрел вниз, чтобы не запнуться об опасные бугорки, и хлопал по карманам, жалея, что из оружия у меня лишь перочинный нож. В общем, уподобляясь Юлию Цезарю, я совершал несколько весьма важных дел одновременно, не забывая еще дышать и рассуждать о том, как неожиданно встречусь с Люком Скайвокером и принцессой Леей, а может и с Дартом Вейдером. Но тут судьба напомнила мне, что я - далеко не главный герой развернувшихся событий. Мы уже достигли коровников. Солдаты не отставали и беспорядочно палили по нам. Один из лучей безжалостно перерезал железное перекрытие. Оно рухнуло вниз, повинуясь законам тяготения, и метко стукнуло меня по затылку. Я еще видел, как оно падало, и даже успел подумать: "Проскочу!". Но не пришлось. Мгновенная боль пронзила голову и отключила сознание...
  
   ...На этот раз я очнулся в еще менее комфортабельных условиях, чем те, которые предложил черный мир в первые минуты моего пребывания. Холод каменной плиты уже добрался до спины. Сквозило. Я медленно водил взглядом по идеально белому потолку, а затем, с трудом поднявшись на затекшие ноги, уставился в окно. Небо удивительно гармонировало цветом с потолком. Падал снег.
   Полупустая комната навевала тяжелые раздумья. Вдоль стен располагались непонятные механизмы неизвестного назначения. Никого. Видимо, для отступавших я не являлся слишком важной персоной, а победителям так и вовсе не понадобился. Ну и ладно. Потыкавшись по сторонам, мне удалось обнаружить на одной из маленьких настенных полочек... Бластер! Я тут же схватил его в руки и чуть не завыл от огорчения. Вместо приятной тяжести металла или ласковой прохлады еще не согревшейся пластмассы пальцы ощутили сухое дерево. Мне досталась искусно выполненная копия боевого оружия, совсем как деревянные автоматы, выдаваемые на "Зарницу" учителем начальной военной подготовки.
   На безрыбье и рак рыба. Рука крепко сжала то, что по крайней мере выглядело устрашающе. А вокруг стояла все та же тишина, разгоняемая моими гулкими шагами. Неужели я остался один на целой планете? Такое положение дел меня совершенно не устраивало, и я выбрался на заснеженные просторы искать народ.
   В это время меня посетила отличнейшая идея. А что, если дверь снова выпустит меня в коридоры темного мира к моей королеве? Такой вариант непременно стоило испробовать, и я побрел к зданию на холме, с крыльца которого начался мой извилистый путь по тропе звездных войн.
   К дому я добрался без всяких приключений. В обозримом пространстве не наблюдалось ни окоченевших трупов, ни патрулей. От лёгкого толчка дверь послушно распахнулась, но показала всего лишь тот самый коридор, по которому вчера бегали обеспокоенные толпы. Теперь он пустовал. Я еще раз закрыл и открыл дверь. Картина не изменилась, словно лабиринты черного мира существовали только в моем воображении. Оставалось исследовать окрестности.
   Я прошелся по коридору и наугад толкнул одну из дверей. Она тоже оказалась незапертой. Перешагнув через порог, я предстал перед дюжиной черных солдат, смотревших на меня пристально и подозрительно. Размеры комнаты не превышали габаритов институтского актового зала. Резким рывком кто-то из дальнего угла направил бластер в мою сторону.
   Засада! А почему засада? Какая к черту засада? Что я, повстанец? Нет, конечно, я мог причислить себя к их числу заочно, гордо обозвать собравшихся презренными захватчиками и оккупантами, получить заслуженную пулю в лоб и умереть геройской смертью. А зачем? С таким же успехом я мог влиться в ряды захватчиков, вооружиться, как положено, выкрасть важную тайну и сбежать к повстанцам. Такой шанс упускать не следовало. Он был и полезным, и предпочтительным. Похоже, так мне и следовало поступить.
   - Ты кто? - строго поинтересовался один из будущих компаньонов, форма которого блестела от множества золотых наклеек, нашивочек и отворотов. На голове моего нового собеседника красовался не шлем, а черная командирская фуражка.
   Молчание затягивалось. Никто и не думал задавать наводящие вопросы типа: "А не кадет ли ты третьего взвода пятой роты, обосновавшейся там-то и там-то?" И я не мог молча кивнуть и с полным правом почувствовать себя своим.
   - Новобранец, - буркнул я первое пришедшее в голову подходящее слово.
   - Какой еще новобранец? - сердито продолжил допрос командир и подобрался поближе. Ну чего он ко мне пристал, а?
   - Обычный новобранец, какой же еще?
   - Сейчас проверим, какой обычный, - сказал командир и хитро улыбнулся. Мне это сильно не понравилось. На всякий случай я начал крутить в руке "бластер".
   Все с интересом разглядывали мою персону, а обладатель важной фуражки ненадолго задумался.
   - Хочешь женщину? - наконец спросил он.
   Я замялся. Ну что тут ответить? Скажешь "да", а он: "А кто не хочет?" Скажешь "нет", а он: "Ну какой из тебя новобранец!"
   - Не слышу, - напомнил о себе командир, показывая, что вопрос далеко не праздный.
   - Если, скажем, рассмотреть в большом смысле, с точки зрения... - начал я выбираться окольными путями.
   - В большом, в маленьком, мне что за разница! Отвечай быстрее, - прервал командир жалкие попытки увильнуть.
   Я попытался придать лицу как можно более глубокомысленное выражение. С такой физией даже на экзаменах разрешалась минутная пауза. Видя заминку, командир истолковал её по-своему:
   - Не хочешь брать кота в мешке? Логично. Не бойся, ведьму не подсунем.
   Вот от ведьмочки я бы не отказался, но даже заикаться о ней не стал.
   - Ну, кого тебе предложить? - напирал мой мучитель. - Впрочем, попробуй-ка повариху.
   Он указал на фигурную кабинку в дальнем конце зала. Двери ее разъехались в стороны. Оттуда вышла худенькая женщина в бледно-зеленом платье.
   - Ну как? - заботливо спросил командир. Солдаты заржали. Фуражка резко повернулась к ним. Мгновенно установилась тишина.
   Мисс Вселенной из появившейся незнакомки не вышло бы. Но какая разница? Здесь и сейчас могла осуществиться самая главная мечта всех мальчиков. И опять от меня не требовалось ничего, кроме одного единственного слова. Но "да" никак не желало выталкиваться на поверхность. Я с тоской вспомнил непревзойденных красавиц лабиринта видений. Вот их бы сейчас сюда! Впрочем, и повариха казалась мне все более симпатичной. Но как? Но где? Неужели на глазах у всех, выставив свои действия на всеобщее обозрение и обсуждение? Нет, мне требовалась уютная, полутемная комнатка, где мы могли бы уединиться. Тем более, что в первый раз. И потом, ведь королева Лаура может объявиться в любой момент. Что же мне делать? Ведь нельзя же упускать такой прекрасный шанс. И все же...
   - Нет, - выдавил я и отвернулся в сторону, готовясь к самому худшему.
   - Как хочешь, - пожал плечами командир. - Кто-нибудь еще желает попробовать?
   - Я, - не слишком смело заявил низкорослый солдат дистрофичного вида. Черные усы уныло обвисли на бледном лице. Вероятно, у него тоже были проблемы.
   - Действуй, - кивнул командир и с интересом стал ждать продолжения.
   Счастливчик, перехвативший мой шанс, обхватил повариху за талию и скрылся в сумраке кабинки. От зависти я уже готов был стучаться головой об стену. Фигурные двери дрогнули и вдруг превратились в радужные сполохи, словно нефтяные пятна на поверхности воды. Каким-то чутьем я с ужасом осознал, что нет ни поварихи, ни кабинки, а есть мерзкий монстр, замаскировавшийся под видом творения рук человеческих и выставивший привлекательную наживку для подманивания пищи. Сквозь разноцветные блики я увидел смутные тени, и мне казалось, что экспериментатору приходится очень несладко. Солдаты заворожено наблюдали за происходящим, командир презрительно косился на кабинку. Черт возьми, а ведь если бы повариха оказалась на уровне девушек лабиринта видений, то на месте незадачливого счастливчика был бы я. Вернее сказать, меня бы уже не существовало! Видать, я выбрал не такую уж второстепенную роль.
   Переливы угасли и вновь превратились в донельзя материальные двери. Чудище насытилось. Затем челюсти дверей немного приоткрылись и оттуда вырвались противные густые капли розовой слизи, забрызгав всех без исключения. По-видимому, процесс пищеварения тоже завершился. Капли превратились в струи, затем в потоки. Монстр извергал из себя отходы. Солдаты мгновенно разбежались как можно дальше. В это время самая мощная струя окатила командира с ног до головы. Настал самый удобный момент прогнуться. Я решительно подставил спину вонючим потокам, надёжно прикрыв командира.
   Мучение продолжалось минут пять. По цвету и запаху противная субстанция напоминала то самое, что получается, когда перепьешь, а закуска внезапно прорвется обратно. Наконец, содержимое чудовищного кишечника иссякло, и я смог перевести дух. Я даже думать не хотел о том, что сейчас представляла моя спина. Командир оценивающе посмотрел на свою одежду и хмыкнул. Моими стараниями на его долю вонючей дряни досталось в два раза меньше.
   - Молодец, - сдержано, по-армейски, похвалил он меня. - Ты теперь не новобранец. Ты - солдат империи. Более того, раз уж в моем взводе появилась вакансия, ее займешь именно ты!
   Я с благодарностью склонил голову. И все же такой подвиг тянул на большее. Ведь мог получить и сержанта. Впрочем, и по шее мог получить с тем же успехом.
   Один из солдат вручил мне тяжелую шпагу в ножнах. Не лучевую, нет! А я так рассчитывал на настоящий бластер.
   - Ничего нет помощнее? - пришлось спросить как можно жалобнее. В конце концов, "врага надо бить его же оружием".
   - Добудешь в бою, - коротко пояснил новый начальник и, забыв о моих заслугах, отвернулся к другому офицеру, судя по нашивкам, того же звания.
   - Сколько раз я тебе говорил, не надо устраивать из кормежки показательное выступление. Смотри, что натворил! - тот офицер умел выбирать диспозицию. Но даже единичные капли, испортившие черноту мундира, он стряхивал с бесконечной брезгливостью.
   - Да ладно, - мой начальник по сравнению с ним выглядел свиньей в помойной луже. - Ничего страшного. Все в пределах допустимого.
   Мне пришлось придвинуться вплотную, всем видом напоминая, что я тут вовсе не посторонний. Надо уже начинать готовиться не упустить следующего шанса выгодно проявить себя. Место было завоевано, теперь следовало пробиваться в верхи. Повстанцы когда еще победят, а здесь мое положение с каждой минутой всё крепло. Странно, за каких-то десять минут мне удалось достичь большего, чем за двадцать лет с лишним. Неплохо для начала, совсем неплохо!
   Может, я очутился в том самом мире, где и должен жить? А предыдущие годы пролетели как прелюдия, как подготовка к блистательному восхождению? Но судьба снова распорядилась по-своему.
   Дверь в зал бесшумно отворилась. В проеме появилась Лаура. Она приложила палец к губам, чтобы я не заорал от восторга. На наше счастье никто не следил за входом. Я поспешил к ней и, покинув зал, очутился в, казалось, навсегда утерянных коридорах черного мира.
   Словно по приказанию могущественной доброй феи одежда вмиг стала чистенькой, как и раньше. Зато "бластер" и шпага исчезли, будто минуту назад я не был зачислен в ряды могучей армии, будто не встал под победоносные знамёна Империи. А какие возможности блестящего продвижения по службе остались за ничем не примечательной дверью. На всякий случай я дернул за ручку, и дверь не замедлила открыться.
   Маленькую темную комнату, напоминавшую бойлерную из классических советских фильмов, окутала мгла. Виднелась только ванна, где на поверхности черной жидкости плавало нечто такого отвратного вида, что я тут же захлопнул дверь и, на всякий случай, отошел подальше. Ни коридора с толпами народа, ни крыльца из оранжевых досок, ни фиолетового неба, ни черных силуэтов полуподземных домов. Имперская гвардия растворилась, словно иллюзия.
   - Неужели тот мир тоже всего лишь видение? - не выдержал я.
   - Думаешь, я знаю? - вопросом на вопрос ответила Лаура. - Из черного мира во всевозможные пространства ведут тысячи путей. Но кроме них имеются миллионы обманных тропинок. Ты ничего не смог вытащить оттуда. Все признаки очередного миража. И все же с уверенностью сказать невозможно. Может, только сию секунду дверь утратила магические свойства, а мир...
   - Звездных войн, - подсказал я.
   - А мир звездных войн отправился в дальнейший путь вне досягаемости черных коридоров.
   Я вздохнул. Карьера военного не состоялась. А ведь там мне ни разу не пришла в голову идея закосить от армии!
   - В любом случае надо выбираться к центру, - продолжила Лаура. - Мы идем?
   - Конечно, королева, - ответил я.
   А потом чуть не прикусил язык, запнувшись в очередной раз. Следовало или коренным образом менять походку, поднимая ноги повыше, или воздержаться от разговоров. Дорога не знала государственных и отраслевых стандартов, а если и знала, то очень давно.
  
   Глава двадцать восьмая
   В центре черного мира
  
   А журавлик несмышленый
   Вновь качает головой.
   Я хочу увидеть небо,
   Голубое, голубое.
   Я хочу увидеть небо.
   Ты возьми меня с собой.
   (Из творчества А.Б. Пугачевой).
  
   Наконец, путь выровнялся, и стены немного разбежались в стороны, давая понять, что мы выбрались из захудалой улочки на широкий проспект. Потолок и пол сходились на горизонте в единую точку, сверкавшую звездой.
   Ноги зашагали веселее, но минут через пять странное светило занавесилось черным облаком. И чем ближе мы подбирались к странной туче, тем больше она напоминала нам...
   - Снова АтмеСГЩ, - вздохнула Лаура. - Складывается впечатление, что он послан следить за нами.
   - Что этому Атмесу от нас нужно? - не выдержал я, однако язык наотрез отказался выговаривать заковыристое имя целиком.
   - Не знаю. Что-то притягивает его к нам. Возможно, какая-нибудь вещь, захваченная из твоего мира, от которой необходимо избавиться. Например, обломок талисмана, - Лаура разжала руку и показала небольшой осколок. - Или твои кассеты.
   Избавиться от кассет, купленных на последние деньги?! От кассет?!!! Такой героический поступок был выше моих сил. Не скрою, я сумел мысленно представить, как, скрепя сердце, оставляю фирменный блок у неприметного бугорка и гордо удаляюсь. Но перейти от теории к практике? Нет уж, увольте, пожалуйста. Я крепко сжал коробку в руках, вспотевших от подобных рассуждений. Тем более, что Ыккщщер стал поглядывать на нее крайне неодобрительно. А спрятать коробку от его всевидящего взора было невозможно, так как красивый французский кулек вместе с пустыми консервными банками мы похоронили по всем правилам экологии приблизительно час-два назад в глубинах глиняного тупичка. Я прихватил лишь фигурные консервные ключики в надежде, что они непременно пригодятся. А может, просто не сумел расстаться с необычными предметами.
   До потерянной звезды было еще далековато, и я принялся недовольно бурчать:
   - Откуда этот Атмес взялся на нашу голову?
   - Вероятнее всего, снизу, - ответила королева.
   - Это как? - не понял я.
   Лаура задумалась. Очевидно, поиски понятных для меня слов давались ей нелегко.
   - Хорошо, - кивнула она. - Попробую объяснить. Ты силен в геометрии?
   - В Эвклидовой или Лобачевского? - я не упустил случая похвастаться расширенным объёмом знаний.
   - В обычной, - ответила Лаура, чем поставила меня в тупик.
   Только теперь я сообразил, что в мирах, где побывала королева, тысячи ученых могли выдвинуть тысячи концепций, крохотной частичкой которых оказались бы две упомянутые. А главное, все они могли быть верны в различно заданных условиях. Я ожидал, что на мою бедную голову посыплется град имен, фамилий, формул, теорем, аксиом. Но вместо этого Лаура сказала:
   - Сможешь представить точку?
   - Ну конечно! - обрадовался я.
   - Точка и есть твой мир. Представь теперь линию. Что такое "линия"?
   - Линия - это бесконечное число точек, соединенных вместе, - бодро отрапортовал я, как первоклассник, хотя, кажется, и отошел от классического определения.
   - Одна из точек - твой мир. Все остальные - миры, доступные людям, то есть находящиеся в их измерении.
   - Но твой-то мир недоступен!
   - Конечно, но мы еще не упомянули плоскость...
   - ...Состоящую из бесконечного числа линий, - и это я знал.
   - Так вот, ты пошёл не вдоль своей линии, а шагнул поперек. Конечно, ты не сможешь этого сделать. Но если бы смог, то оказался бы среди чужого и непонятного мира, где всё подчиняется совершенно иным законам, чем те, которые ты учил в школе.
   По-моему я уже читал подобную теорию в "Науке и жизни", но это не мешало мне слушать с интересом.
   - А теперь тебе дана возможность передвигаться не только по плоскости, но и вверх, и вниз. Скажу откровенно, даже я, Белая Королева, не могу сойти с плоскости. Черный Король сумел сделать шаг вниз, но с той поры о нем ни слуху, ни духу.
   - Неудивительно. Внизу вполне могут обитать существа посильнее и пострашнее Черного Короля, - сказал я. - А я бы лучше отправился наверх.
   - Почему? - встрял в разговор Ыккщщер.
   - Там должны находиться лучшие миры. Только вот кто их населяет?
   - А ты и представить не можешь, - ехидно уколол Ыккщщер. - Ну конечно, злобных и отвратительных существ тебе вообразить нетрудно. Их навалом вокруг, тем более для такого бояки. А вот с ангелочками фантазия подводит. Какие такие ангелочки? И в самом деле, ну кто вообще может быть лучше твоей персоны и тебе подобных? Скажи-ка?!
   Вот тебе и Ыккщщер! Я уже раскрыл рот, чтобы горячо заспорить насчет моей фантазии, но чуть не уперся в огромный черный сапог. Странное дело, за уроком математики я совсем позабыл и про усталость, и про бесперспективность наших поисков, и про страшного черного воина.
   Но реальная жизнь сурово напомнила о себе, преградив путь тем самым воином. Я боязливо взглянул на него снизу вверх, как Леонид Ярмольник в легендарной сценке про очередь в столовой. Но в дело уже вмешалась Лаура.
   - Прочь с дороги, - раскаты далекого эха усилили пронзительный голос королевы. - Кем бы ты ни был и откуда бы ни пришел - не в твоей власти остановить нас!
   Черный призрак не проронил ни слова. Тогда вверх взвился бесстрашный Ыккщщер. Из факела вырвалось грозное багряное пламя. Подобно алебарде просвистела черная рука, и факел потух, с размаху уткнувшись в землю. Ыкщщер, отброшенный ударной волной, едва восстановил равновесие и выпустил из рук бесполезный обломок. Крошечная, по сравнению с великаном, Лаура не отступила ни на шаг. Она резко взмахнула рукой с талисманом. Три луча - синий, красный и зеленый - ударили в грудь черному гиганту. Тот содрогнулся и утек струйкой тумана в мглистую пасть ворот. В последнюю секунду он поймал мой взгляд и зловеще усмехнулся, заронив в душу самые мрачные предчувствия.
   - Пойдем, - потянула за руку Лаура, и мы прошли под величественным сводом.
   Нас окружали худые и неестественно вытянутые статуи, похожие на карикатурные изображения греческих богов. Звезда, видимо не дождавшись нас, скрылась в небытие. Скорбную панораму зала, похожего на кладбище, уставленное памятниками, освещал лишь странный престол, лучащийся внутренним сиянием. Престол, похожий на скорлупу разбитого яйца, исполосованную трещинами. Бесшумно он крутанулся вокруг своей оси, и перед нами предстал сгорбленный призрак, укутанный черным плащом. На сморщенной черной человеческой голове огромного размера сверкали два голубых глаза с блестящими веретенообразными зрачками.
   - Верховный правитель, не так ли? - надменно спросила Лаура.
   - Белая королева, - удовлетворенно кивнул тот. - Ну что же, КХ в целом выполнил свое предназначение. Палач, где палач?
   - Я! - гулко отозвался неимоверно громогласный рык. От одной из колонн оторвалась тень и разрослась в подобие черного джинна с головой, смешавшей черты кабана, крокодила и носорога. В руках джинн держал самый большой топор, который мне приходилось видеть.
   - Казнить их, немедленно казнить, - похоже, правитель начал терять самообладание.
   - Будет исполнено, повелитель, - с лезвия топора сорвались красные искры. Откуда-то с потолка донесся лязг, и мощные металлические стрелы упали вниз, вонзившись в пол и отрезав путь к отступлению. Ыккщщер хотел улизнуть, просочившись в щель, но стрела из следующей партии пригвоздила его к каменным плитам. А меня вдруг что-то согнуло пополам. Затем я с удивлением увидел блестящую железную трубу, выходившую из груди и заканчивающуюся в трещине пола. Боли не чувствовалось, но и вырваться я тоже не мог. Палач взмахнул топором для пробы. Искры теперь приобрели противный тускло-зеленый оттенок.
   Мне сразу как-то не понравился такой поворот событий. По закону жанра верховный правитель должен провести с нами экскурсию по дворцу, показать все степени защиты и посвятить в зловеще-величественные замыслы. Затем, в самый последний момент, мы ускользнули бы от верной смерти и, воспользовавшись полученными инструкциями, показательно разнесли бы это осиное гнездо. Но никто даже не собирался разговаривать с нами, не то что показывать дворец. И еще вот этот топор...
   - Ответь на один-единственный вопрос, - прошептала королева, которую пригнула такая же стрела.
   - Хоть на тысячу, - кивнул я, пробуя обежать вокруг своей железной оси.
   - Если мы выберемся отсюда, ты уйдешь со мной? В мой мир?
   Я замер на полушаге. Вот оно, признание! В мечтах я тут же падал на колени перед прекрасной леди и заверял ее, что готов следовать за ней хоть на край света. Затем обмен клятвами вечной любви, и мы, обретя счастье, удаляемся в сторону заходящего солнца. Но теперь, в самый ответственный момент, язык, словно главный враг, упрямился и отчаянно не желал ворочаться. Я поднял голову и заметил глаза королевы. Бездонные голубые озера угасали на глазах. Наползала мутная серая дымка, затмевая неслыханную красоту. Пасмурный день, торжествуя, воцарялся над новыми владениями. Я ужаснулся тому, что наделал. Быть может мне уже никогда не увидеть таких бесконечно прекрасных глаз, не услышать самого чарующего голоса в мире. Но пока она здесь, рядом, еще есть шанс, только он тает как лёд, вывалившийся из морозилки в жаркий летний полдень.
   - Лаура, дорогая, - язык поднимался и опускался, словно паровой молот...
   (Ну давай же, давай. Единственный человек, которому нужен только ты со всеми несчастьями, несуразностями, неустроенностями и недостатками, терял сейчас смысл существования. А ты, как самовлюбленный болван, осторожно взвешиваешь все "за" и "против". Ну говори же, не молчи. За тебя и так уже сделали самую трудную работу. Открывай рот, не будь распоследним козлом во вселенной. Если и есть существа, живущие там, наверху, то Лаура - одна из них, несомненно. Так чего же ты замолк, урод, сволочь, недоумок? Раскрой глазища, вынь из ушей сливовые косточки, стряхни с них лапшу. Ну почему кто-то должен страдать из-за тебя, идиота? Если законы жанра требуют "хэппи-энда" или сверхтрагического финала, хоть попытайся сказать самое короткое слово на свете. Ну, ты ведь сам этого хотел! И сейчас хочешь! И будешь непременно жалеть, если оно не вылетит! Говори "Да"! Говори, я тебе сказал!)
   ...с герба моего города, - с тобой хоть куда... Куда надо... в общем, куда скажешь... Я пойду... - пауза...
   (Ну черт побери, почему мысли текут так красиво и складно, а я язык коверкает самые нужные слова в серые бессмыслицы?)
   ...затягивалась. - Пойду... Да.
   - Тогда держись, - жестко и обнадеживающе сказала Белая Королева.
   Из талисмана выскочило оранжевое лезвие яркого луча. Словно под действием бластера из фантастической эпопеи огненными каплями разлетелись прутья, и наша темница рухнула. В тот же миг я почувствовал свободу и рванулся к королеве. Луч задел палача. Тот, вспыхнув красным пламенем, исчез с топором в клубах дыма. Верховный правитель выглядел крайне растерянным и озабоченным.
   - А что, если я не согласился бы? - потрясенно спросил я у Лауры.
   - Я просто перекинула бы тебя в твой мир, - пояснила она и весело добавила. - Но ты принял мое предложение.
   - Так ты могла сразу отправить меня обратно! - воскликнул я. - Почему же ты этого не сделала?
   - Потому что хочу жить, - враз посерьезнела Лаура. - На прорыв границы ушел бы весь запас моей энергии. От меня бы ничего не осталось.
   Я чуть не сел, на этот раз от испуга. Выходит, жизнь без меня для королевы ничего не стоила. Моя ничтожная жизнь была для нее дороже всего существующего во всех пространствах всех измерений.
   - Но как же твой мир, королева? Кто его спасет в этом случае?
   - Я уже принадлежу не ему, - как бы недоуменно пожала плечами Лаура.
   - Все люди таковы, - скептически произнес Ыккщщер, пробуя эффектные виражи вокруг уродливых статуй. - Каждый сам за себя. Своя рубашка ближе к телу. Моя хата с краю. Дружба дружбой, а за сыр плати.
   - Где ты этого нахватался? - улыбнулась Лаура. - Выкинь подобные мысли из головы. ОН СОГЛАСИЛСЯ, и мы победили!
   - Ты проиграла, королева! - мрачные слова вырвались изо рта правителя, но то был не его голос.
   Скрипящие, раздирающие наждаком душу звуки поселили во мне холод. Я содрогнулся в ознобе, словно разговаривал с самим дьяволом.
   Черный затылок правителя лопнул. Из трещины, мерзко колыхаясь в неверном свете престола, выползло черное щупальце. Взметнувшись к потолку, оно выгнулось, сбросив с пьедесталов несколько фигур, и обернулось в исполинский облик АтмеСГЩа.
   - Прочь! - кинулась к нему Лаура, пока меня пробирала противная дрожь. - Иначе талисман разрушит центр твоего мира.
   - Это уже давно не мой мир, - ухмыльнулся призрак. - Что какой-то мелкий мир для того, кто шагнул вниз.
   - И намного же ты успел шагнуть?
   - На четыре шага, пока король не приказал покинуть его.
   - Наверняка, возмутившись твоей пакостной душонкой.
   - Про то не нам судить, королева. Мне пока рано, а тебе слишком поздно. С твоей смертью я обрету власть повелительницы тьмы.
   - Белое не станет черным!
   - А зачем мне белое? Серого гораздо больше. Его вполне хватит, чтобы увековечить меня. Серого, которому все равно, что творится вокруг, лишь бы ему было хорошо. Серому, который пройдет мимо, не вмешиваясь, лишь бы его не трогали. Серого, которого я сломаю и оберну чёрным во славу свою. Серого... Да что говорить. Вот он, стоит рядом с тобой.
   Огромный палец указал на меня.
   - Неправда! - скорее из принципа прошептал я, осознавая свою мелкую душонку, которая, попав в беду, радовалась тому, что другим еще хуже. Которая всегда занимала выжидательную позицию, оценивая происходящее исключительно со стороны. Которая заставляла сидеть и молчать, когда требовалась встать и сказать несколько слов в защиту. Которая обходила мрачные компании, вершившие суд сильного. Которая заставляла жить приспосабливаясь, плыть по течению. И которая останется такой навсегда.
   - Пока еще никто не отобрал мою власть! - твердо заявила Лаура, а Ыккщщер пристроился справа, готовясь защищать повелительницу снова и снова.
   - Один момент, миледи! - АтмеСГЩ искренне веселился.
   Синий луч впился ему в грудь, но черная глыба устояла, а сверкающая спица постепенно рассеялась и угасла.
   - Игра окончена, королева. Твой камешек исчерпал магические ресурсы.
   Раскрыв пасть, он вдруг дыхнул черным пламенем, заставив Лауру и Ыккщщера отбежать.
   - Я в полной силе, королева. Все идет, как предначертано. Первое сражение черного похода чуть не проиграл бездарный фигляр. Но теперь командование в моих руках. Черные солдаты еще живы в твоем мире, королева, и в твоем тоже, человек.
   - А мне кажется, что ты случайно забрел сюда, - крикнула Лаура. - И тебе не изменить судьбу даже этого мира, не говоря уже о том, чтобы перейти границу. Я не верю в твою силу!
   - Закон равновесия, королева, никто не отменял, - прошипело чудище. - Попробуй-ка силу черного талисмана.
   Глаза великана сверкнули красными сполохами. Вихрь черного огня смел с ног Лауру. АтмеСГЩ все больше обретал драконьи черты. С болью я увидел, что королева стала серой. Белизна её потускнела. Но неприступной каменной стеной под серыми ненастными тучами встала королева на пути чудовища. Клочком грязного тумана парил возле нее Ыккщщер. Я понял, что буду последним (не станем уточнять кем), если не встану рядом. Увидев мои крадущиеся движения, верзила цыкнул языком и изверг из указательного пальца каскад молний, поразивший меня высоковольтным разрядом. Вслед за тем черный поток пламени вновь накрыл Лауру.
   Вокруг расплескалась черная пузырящаяся лава, похожая на расплавленный гудрон. Потоки непереносимой вони пропитали все вокруг. Чернота подступила совсем близко. Лаура и Ыккщщер бесследно пропали. Клубы дыма, извергаемые то ли еще драконом, то ли уже вулканом, терзали глаза, из которых текли ручейки слез, мгновенно высыхавшие от жары, не снившейся даже обитателям экваториального пояса. Словно на телевизионном экране я увидел вертящийся обломок нашего талисмана, постреливавшего в свободном полете трескучими разноцветными искрами.
   - Тишина и заборы... - донесся голос королевы.
   Мрак поглотил меня окончательно и бесповоротно. Обжигающий воздушный поток подхватил мое тело в жаркие объятия, ощутимо стукнул о стену или еще что-то твердое и передал по эстафете. Теперь мной занялся зловонный чёрный смерч. Я крутанулся в замедленном темпе, затем быстрее, быстрее, ещё быстрее. Мир растворился, и я вместе с ним.
  
  
   Глава двадцать девятая
   Breaking Out (5)
  
   There's gonna come a time when you just leave it all behind
   Burst out of your prison and just fly away
   Tonight, they're gonna make their move
   Take a chance and risk it all
   Tonight, they're gonna cut it loose
   Never looking back
  
   Передо мной расстилалась все та же, до мельчащей чёрточки знакомая спортплощадка. Теперь она пустовала. Некого даже спросить, чем же закончилось грандиознейшее сражение. Одно я знал точно: черный треугольник замкнуть не удалось. Возможно, первые две грани еще держались, повиснув за пределами измерений. Но черной дороги, по которой явилась армия захватчиков, попросту не существовало. С чего я так думал? Да очень просто! "Это же элементарно, Ватсон!" Я продолжал мыслить и чувствовать. Поняли? Нет еще?!
   Согласитесь, есть разница между Ваней, который надумал вешаться от тоски, но вышел во двор, засмотрелся на голубое небо, погрелся в лучах солнца, да и забросил веревку подальше, и Ваней, который удобно устроился на диване и тупо уставился в стену, набираясь сил для дальнейшего функционирования. И ни дум у него, ни желаний, даже вешаться лень. Как сказал бы робот из детской книжки: "Вешаться неэкономично".
   Нет, я жил и дышал полной грудью. Но острой иголочкой неприятно кольнула мысль: "А каким же сверхъестественным образом ты вновь сюда перенесся?" Лаура? Ведь она предупреждала, что может вернуть меня обратно. Но ценой своей жизни! Возможен ли такой поворот событий, где я продолжал жить как ни в чем не бывало, а от Лауры остался только тающий обрывок тумана. Я не верил в такое предначертание судьбы. Слишком уж несправедливо и нереально. Да нет, Лаура жива! Я даже ободряюще улыбнулся. Она вернется, вот увидите. Если и не сию секунду, то скоро, очень скоро. Как только я открою дверь в квартиру, из гостиной выбежит моя королева. Наши взгляды встретятся, а глаза засияют от радости. И нам будет, что вспомнить. Ведь мы столько пережили вместе.
   Но по спине снова пробежал холодок: "А ведь мы не успели найти выход!" Губы распрямились, прогнав улыбку и самодовольство по поводу успешного возвращения. Выход-то мы так и не отыскали. Получается, что в минуту смертельной опасности Лаура из последних сил прорвала границы и протолкнула меня через сплетения измерений в привычную обстановку, а сама...
   Лауры больше нет?..
   По сюжету мне полагалось упасть на землю и расплакаться от невыносимой горечи и утраты, но я не смог. Как в забытье я шагал к дому, где меня никто не ждал. Глубоко-глубоко в потемках души прорвалась язва, и туда стали обрушиваться кусочки чего-то важного, а их место заполнила гнетущая пустота. С гибелью Лауры ушла в прошлое значимая частичка жизни. Самая интересная и неповторимая. Ну и что дальше? Обратно в четыре стены? Как же невообразимо трудно возвращаться в обыденную жизнь после фантастического путешествия, полного приключений и опасностей. Труднее, пожалуй, только представить, что я никогда больше не увижу мою Белую Королеву. Неужели мне суждено жить без Лауры? Как так? Да это же попросту невозможно! Нет, я не видел ее смерти! Не видел! Не видел!!! Значит, остается надежда.
   А все-таки мы выиграли. Погребенное под лавиной горя, сквозь отчаяние и ужас непоправимости на свободу рвалось ликование. Но путь наверх ему закрыт. Что толку в победе, если за неё уплачена столь непомерная цена? А что изменилось бы, доведись нам потерпеть поражение от черных сил? Злорадно усмехаясь, судьба выставила вперед обе руки со сжатыми кулаками. Угадай-ка, в какой! Зачем гадать, если и в правой, и в левой спрятано по черному шару.
   Смешно сказать, но в фильмах я всегда желал осуществления самых зловещих и коварных замыслов, чтобы поглядеть, как главные герои будут выпутываться из обстоятельств, становящихся с каждой секундой все сложнее и сложнее. Фильм вызывал горькое разочарование, если не погибал мир, не успевала взорваться атомная бомба, а корабль пришельцев рассыпался в прах вместо того, чтобы успешно продолжать боевые действия. Мне хотелось поставить непреодолимые препятствия на пути нескольких хороших парней или героя-одиночки, которым удавалось в последнюю минуту разрушить планы злодеев. Но, оказавшись на их месте, я испытывал необычайную легкость в теле и духе от того, что все злоключения мирового масштаба закончились, так и не начавшись, и мне не придется искать трудноосуществимые способы их устранения.
   Город еще не проснулся, но на краю земли уже занимался новый день. Мои гулкие шаги никого не тревожили. Даже листья на ветках досматривали последние сны. Голубизна неба наливалась светом. Прячущееся у горизонта солнце готовилось объявиться в разрывах домов. Луна смотрела уныло. Ее время закончилось, но ущербный круг держался до последнего, не желая покидать чужие уже просторы. Всюду еще властвовала тень, но я знал, что где-то серая поверхность асфальта окрасилась в желто-розовые тона.
   Люди в привычном для них мире спали и ели, любили и ненавидели, работали и отдыхали, в общем, жили обычной жизнью, решая обычные проблемы, в которых не значились ни я, ни Белая Королева. Они не знали, даже не подозревали, какой опасности удалось им избежать, благодаря вмешательству призраков далекого мира, существование которых напрочь отвергалось наукой. Сейчас-то я уяснил смысл многих крылатых выражений. Это и "Пиррова победа", и "Смех сквозь слезы", и "Настоящие герои всегда остаются в неизвестности". Да и что дала бы Лауре известность? Золотую звезду? А зачем она ей? И можно уже ставить последнюю точку, но жизнь продолжалась, хотел я того или нет.
   Правая нога неловко подвернулась. Я сделал нелепый скачок, взмахнув руками, чтобы удержать равновесие. Из раскрывшейся коробки вылетел прозрачный кирпичик. Нагнувшись, я поднял выпавшую кассету. Это была та самая, белая ворона в стае обычных - SNC SoundBreeze. Chrome Position, лента которой блестела не многовариантностью коричневых оттенков, а истинной чернотой в тон корпусу. Разыскать хромную кассету в наших киосках можно так же часто, как встретить негра за полярным кругом. Даже в предрассветной мгле было видно насколько она совершенна. Три луча держалок, но не толстенных, как у TDK, а нежно-изящных, словно балерины, замершие в танце. Полоска разнокалиберных делений протянулась по окошку не успевшим растаять инеем сентябрьских утренних луж. Серебряная наклейка с тёмно-розовой вставкой, где отпечатано CR-90, чтобы не оставалось ни малейших сомнений в высококлассности этого маленького чуда. Глаза привычно пробежались по футляру. К счастью падение не принесло ему ни царапин, ни более весомых повреждений.
   Я с неприязнью ощутил, что меня всё ещё волнуют такие вот вещи. Так что, обратно? В мир, ограниченный четырьмя стенами и ровными шеренгами фирменных кассет?
   Пустота внутри упорно не хотела заполняться. И тогда о себе заявила усталость. Влившись в трубу "А" и наглухо закупорив трубу "Б", она присвоила весь объем и почувствовала себя полноправной хозяйкой. Не ведая как, я добрел до подъезда, поднялся на четвертый этаж, с трудом отворил дверь, рухнул на диван в гостиной и полностью отключился от пронизывающего одиночества.
  
   Глава тридцатая
   В поисках утраченного
  
   Город плывет
   В море цветных огней.
   Город живет
   Счастьем своих людей.
   ("Старый отель", гр. Браво).
  
   Лето. Изжаренные, как котлеты, люди бегали по городу в поисках пива и читали в газетных строчках про ужасные кометы, несущие нам смерть в обозримом будущем. Все так же светило солнце, изредка скрываясь за набегающими облаками. Все так же серые пасмурные дни оставались где-то неподалеку от Лондона. Жизнь текла правильно и хорошо. Все это прекрасно понимали. Кроме меня.
   Солнце уже успело убежать из северных окон моей квартиры, а до южных еще не добралось. Время подбиралось к часу дня, что подтверждали и стрелки будильника, весело тикающего на обеденном столе. Я не разделял его настроения. Смахнув электробритвой щетину на щеках и подбородке, я проглатывал третий кусок хлеба с маслом и пил ужасно невкусный чай без сахара. Лень было встать и протянуть руку за сахарницей, стоящей на холодильнике (и кто только додумался ее туда поставить?).
   После завтрака я поплёлся в большую комнату, чтобы рухнуть на диван и попытаться отключиться. Но, как всегда, не смог пройти мимо шкафа. Остановился, протянул руку, вытащил первый попавшийся экземпляр. Им оказался Maxell LN. Один из тех, что влились в мою армию минувшим вечером. Я раскрыл футляр, вытащил кассету, ласково проехался по глади корпуса, сплетённой из множества треугольничков, поднёс к носу и понюхал. Макселловские ленты по неведомым причинам обладают острым, ни с чем не сравнимым запахом, который не улетучивается и через годы. Если бы не Лаура, не сжимали бы сейчас мои пальцы это сокровище. Всматриваясь в полосатую наклейку, я вспоминал, как должен был потратить деньги на талисман и только благодаря Лауре...
   Хм, в голове мелькнула странная мыслишка, что не будь Лауры, никто бы не помешал мне купить кассеты СРАЗУ.
   Но я тут же прогнал её. Ведь понимал же: не будь Лауры, никогда бы я не обнаружил тот странный подвальчик, где бесценный клад фирменных кассет томился в ожидании меня.
   Да, не будь Лауры...
   Но Лауры и так не было! Я стоял, глядя на стройные ряды прижавшихся друг к другу футляров, но тоска не пропадала. Чего-то уже не хватало в жизни, ещё недавно казавшейся цельной и донельзя наполненной всяческими интересными событиями. И уже не хотелось , наблюдать, как плавно отъезжает крышка магнитофона, как удобно устраивается там кассета, как клавиша "Play" упруго сопротивляется нажатию, но всё-таки сдаётся. Не хотелось слушать музыку, которая грела душу ещё несколько дней назад. Сейчас душа ждала иных мелодий. Или звуков.
   Далекие шумы улицы не могли сгладить впечатления полной оторванности от мира. Не ворочался в коридорном шкафу Ыккщщер. Не звучал, пусть даже изредка, пронзительный голос Лауры. Мне так не хватало тихого постукивания легких шагов. В квартире опять поселилась тишина.
   "Тишина и заборы", - неожиданно всплыло в голове. Не зря же Лаура произнесла эти слова. Тогда чего я жду? Пойду-ка, поищу места, где выполняются условия, названные Белой Королевой. Надо не сидеть, а действовать, если действия хоть как-то могут помочь Лауре.
   Полчаса спустя я продирался по узенькой тропинке, то и дело отводя от лица ломкие ветки. Путешествие проходило в узком пространстве между тыльной стороной девятиэтажки и решеткой детского сада, которая вполне могла именоваться забором.
   К забору прилагалась тишина. Я тонул в ней и в зеленой листве среди глухого уголка. Безмолвие детского сада было понятно - ежегодный плановый ремонт. Все признаки налицо: покосившиеся стропила, заляпанные белыми брызгами, бочки с известью и краской, битые кирпичи и прочий мусор, образующийся очень быстро и не желающий потом исчезать годами.
   С другой стороны высилось сплетение кустов и деревьев. Сквозь непролазную чащу едва проглядывали безжизненные лоджии, уставленные шкафами, тумбочками, полками, лыжами, ржавыми велосипедами, связками досок и прочим барахлом, которому не нашлось места в квартире. Темнели мрачные стекла, от которых отказалось даже солнце. Никто не хлопал ни дверьми, ни рамами, не гремел, переставляя вещи с одного места на другое. Окружающее пространство молчало. Деревья утихли и погрузились в безмолвие. Ветер не осмеливался вмешиваться в суверенные пространства. Даже черная кошка, спеша по своим делам, быстро и бесшумно перебирала лапками в белых носочках.
   В глубине зарослей надежно затерялась детская площадка. Красно-желтая лестница осторожно выглядывала из тени, спрятавшись за боярышник и рябину. Прутья невысокой горки, выкрашенной в небесные тона, сливались с темным фоном листвы. Я не мог объяснить, как такое место, просто созданное для игры в прятки, или в разведчиков, или в пытливых путешественников, обследующих дельту Амазонки, не привлекало детей. Неужели чрезмерная таинственность отпугивала отсюда всех, кроме меня? Я потоптался по тропинке, почти заросшей щавелем, лопухами и мелкой крапивой. Трудно поверить, что всего в полусотне метров отсюда находится улица Ленина, где шумные толпы ходят с раннего утра до позднего вечера. Девятиэтажка скрывала областную библиотеку, междугородний пункт переговоров и магазин "Антей", который никак не мог переродиться в совместное российско-болгарское предприятие "Биокор".
   Завеса листвы сглаживала шум оживленной магистрали и укрывала творение рук человеческих. Цивилизация осталась дальше и выше, начинаясь примерно с пятого этажа или с едва заметного кусочка асфальта, мелькнувшего у поворота. Компанию мне составляло только высокое солнце, пытавшееся вездесущими лучами проторить дорожку. Иногда это ему удавалось. Куртка, покрывшись разводами света и тени, превратилась в комбинезон десантника. И я сам, словно десантник, заброшенный на вражескую территорию, настороженно вглядывался в тенистый полумрак. Я ждал чёрных часовых, ибо лучшее место для входа в иные миры вряд ли отыщешь.
   Но я зря тщательно изучал обстановку. Не открылись двери, не показались черные ворота с тяжелым медным кольцом, зажатым в львиную пасть, не возник сноп ослепительно-голубого сияния. Я нашел и тишину, и забор, но не более. Вообще-то иного я и не ждал, хотя и надеялся на лучшее. Слишком ничтожен шанс сорвать главный приз в лотерее, купив единственный билет. Но я не отчаивался. Мне вспомнилось точно такое же местечко в другом конце города. Однако, я и не жалел, что попал сначала именно сюда. Придет время, и в такой же солнечный день я приведу на эту тропинку Лауру и подарю ей тишину потаённого местечка.
   Кроссовки почувствовали твердый асфальт. Добравшись до угла, я увидел серый корпус библиотеки и двинулся на автобусную остановку. Затем мысли перепутались. Я размышлял про библиотеку имени Горького, сад имени Горького, улицу имени Горького, но вспомнить, посещал ли великий писатель наш славный город, так и не сумел. А автобус всё ехал и ехал. Втискивались в душный салон разгорячённые жарой люди, выплёвывались обратно, на раскалённые улицы. Солнце то прокаливало переполненное нутро автобуса безжалостными лучами, то играло в прятки, даря благостную передышку царства серых теней. Я не замечал. Я размышлял, каким был Горький, вычерчивал его биографию, сложенную из смутных лет и названий романов. Я думал только о нём. Потому что думать о том, какой БЫЛА Лаура, просто не мог.
   Через полчаса, доехав до конечной остановки и пройдя от неё сотню метров, я добрался до совершенно аналогичного островка. Разве что вместо тропинки под ногами лежала узенькая полоска асфальта, а цивилизация находилась под правой рукой и больно напоминала о себе, когда эта самая рука касалась каменной крошки, усыпавшей железобетонные блоки. С другой стороны напирала дикая природа. Ветки кустов так и норовили хлестнуть по лицу, а впереди маячили грозные заросли шиповника.
   Места для меня почти не оставалось. Поэтому я осторожненько, бочком, делал мелкие шажки, вслушиваясь в тишину. Но необычных ощущений не получалось. Возможно, из-за текущих неудобств, тесноты и скованности. А может, дело портили чирикающие воробьи. Или прорывавшиеся воспоминания чужого мира делали окружающую обстановку донельзя обыденной. Так или иначе, я начинал созревать, чтобы сказать: "Не то!"
   Итак, приходилось признать, что мои рассуждения завели в тупик. Я мысленно списал неудачи на железные ограды и вспомнил заборы из досок Тёмного мира. А ведь подобные заборы непременно окружают любую стройку! Тогда я решил попытать счастья в этом направлении и поспешил туда, где в перерывах между рейсами отдыхали желтые "Икарусы". Вскоре автобус пятьдесят второго маршрута вез меня обратно в центр города.
   Увы! На ближайшей стройке вовсю кипела работа. Хотя здесь обнаружился прекрасный забор, о тишине не могло быть и речи. Я постоял в раздумьях. До любого городского общественного транспорта тащиться далековато. Взгляд перебегал с телевышки на трамплин, отделенные от меня глубоким логом. Знакомые ориентиры подбивали на небольшое приключение. Наконец я решился на рывок через лог. Оставалось пробиться к нему, виляя между пятиэтажками пока неизученного микрорайона, и преодолеть.
   Попетляв по улице Чернышевского, я миновал девятиэтажные общаги и выбрался к забору. Забор, огораживал садовые участки от несанкционированного доступа посторонних субъектов к ухоженным грядкам. Мрачные, начавшие ветшать доски не сильно напоминали серебристую окраску оград из черных закоулков, да и колючая проволока не добавляла сходства, и все же что-то неуловимое сквозило в обычных деревянных досках, сбитых вместе.
   Зато о тишине и здесь приходилось лишь мечтать. Шумная беготня малышей, суетливое рычание легковушки, мягкий скрип коляски, по красным бортам которой счастливый малыш увлечённо колотил погремушкой. Я продвигался к трамплину, то и дело касаясь прохлады тенистой стороны покосившейся изгороди.
   Как назло не встречалось ни единого прохода в овраг. Монолит острозубой дощатой стены, увенчанной проволокой, начинал навевать тревогу о напрасно потерянном времени. Забор тянулся и тянулся, напоминая аксиому бесконечности прямой, но я шел так упорно, словно дорога вела к светлому будущему.
   Внезапно рука ушла в пустоту. Заглянув туда, я увидел небольшой закуток. Узкий проход уводил налево, а добрую его половину закрывала железная будка, размером превосходящая ящик для хранения газовых баллонов, но не достигавшая габаритов гаража. Впрочем, для мотоцикла с коляской такое сооружение вполне бы сгодилось. Ржавые листы составляли прогнувшиеся пузырями стены. Дверь, крашенная изнутри черной краской, открывала темный провал. Лениво кинув взгляд во тьму, я спокойно прошел мимо, к повороту. Внутри уже играл бравурный марш, предвкушая скорое возвращение домой. Но надеждам не суждено было осуществиться.
   За поворотом оказался всего лишь крохотный тупичок, упиравшийся в массивные ворота, запертые на огромный навесной замок, на котором чудом уцелели небольшие островки травянисто-зеленой краски.
   Делать здесь было нечего. Пришлось двигать обратно. Только сейчас я заметил оглушительную тишину, поглотившую все вокруг. Исчезли малейшие звуки, которые только можно представить. Шаги утратили возможность производить топот и хруст. Вместо привычного сопения нос бесшумно перекачивал воздух в легкие и обратно. Угол пятиэтажки внезапно отдалился в искаженно дрожащем воздухе. Зато железная будка словно повернулась на сорок пять градусов. Мрачная щель недобро косилась на меня. Знойные лучи солнца навевали нестерпимую духоту. Воздух странно дрожал, вот-вот готовясь разродиться невиданными миражами. Теплые волны, образуя мутноватую полупрозрачную пелену, напрочь отрубили меня и от цивилизации, и от звуков, порождаемых ею. Я словно вернулся на полуоткрытый островок, вырвавшись из коридоров темного мира. Солнце выкрасило забор серебром и спрятало в ярких лучах железные витки колючек. И тут на смену оглушительной тишине явились шорохи.
   Они доносились из проржавевшего сооружения, перекрывшего почти весь проход. Тихие, скребущие звуки возникали, дробились, множились, как эхо, расколотое в извилинах горного ущелья. Всего несколько метров отделяли меня от обычной жизни, но ступни как вмерзли или всосались в сухую потрескавшуюся землю с редкими пожелтевшими травинками в засохшей глине.
   Дверь противно скрипнула и гулко ударилась о железную стену. В темном провале сверкнули оранжевые искры, и на траву легли длинные черные тени, перетекающие с места на место. Я с ужасом подумал, что никакой воздух не сумеет настолько исказить картину реального мира, а затем догадался: черные призраки! Им нечего бояться солнца. Черные сгустки, распластавшись по земле, медленно подбирались. Ноги самостоятельно засеменили назад и спрятали меня в тени тупичка. Но никакая тень не могла укрыть от... От чего? От поражения, от плена, от смерти? Я сам не знал, чего боялся, но ничто не заставило бы меня наступить на страшный черный контур. Шаг за шагом я отступал, пока спина не коснулась поверхности ворот. Возможно, там скрывались занозы, но для спины, покрывшейся холодным потом, осталась лишь перспектива вжиматься и вжиматься, стремясь укрыться от неизбежной беды. Внезапно опора за спиной исчезла, земля под ногами растворилась, а затем мягкий туман подхватил и понес в свои владения то ли мое тело, то ли сознание...
  
   Глава тридцать первая
   Breaking Out (6)
  
   Breaking out, into the night
   Breaking out, she's taking flight
   Breaking out, out in the street
   Breaking out, gotta break free
  
   ...Первое, что я почувствовал, это прохладу, которая после нестерпимой липкой духоты казалась раем. Что удивительно, я твердо стоял на ногах, постепенно привыкая к неяркому серому свету, озарявшему все вокруг. Передо мной вздыбилась высоченная гора. Местность справа и слева (я подозревал, что и сзади) скрывал густой свинцовый туман. На темно-цементных глыбах пробивалось что-то вроде сероватого мягкого лишайника. Чем выше взбирался по склону мой взгляд, тем светлее становились камни. А верхушка горы вообще укрывалась белоснежной шапкой, ярко выделявшейся на фоне словно застиранного неба.
   Постепенно возвратились и звуки. Быстрая и ритмичная музыка гремела неподалеку. Я обошел двухметровый камень, и взору открылась небольшая выемка, заросшая травой цвета потухшего телевизионного экрана. Единственным ярким пятном выделялся красный двухкассетный магнитофон в изрядно потрепанном состоянии. Над ним, извиваясь в дискотечных вывертах, парили семь призраков, к счастью, белых. Перекрикивая гудящие колонки, они громко вопили в такт музыке. Очевидно, считая себя истинными знатоками русского языка, призраки старательно копировали слышимое, подбирая знакомые слова и отчаянно коверкая смысл. Не мне их судить. Все мы умело орем запавшие в душу припевы "Life is life" или "The Final Countdown", но лишь единицы способны грамотно спеть предшествующие им строчки. Истинное содержание песни со сверхзвуковой скоростью пролетало мимо ушей, ибо слова выскакивали как из пулемета. В результате симбиоза неестественно высокого, как на ускоренном воспроизведении, голоса из хрипящих от перенапряжения динамиков и нестройного хора писклявых и визгливых фальцетов, испускаемых призраками, получалось примерно следующее:
  
   ...сквозь судьбу летят
   И пробивают защиту ветра.
   Мне вдруг почудилось вмиг:
   Дикие волны простор убивают.
   И мне еще вдруг почудилось вмиг:
   В дикие ветры ракеты бывают...
  
   У меня загорелись глаза. А ведь это же что-то знакомое. И когда многоголосие взорвалось возгласами "Хей! О! У! А!", сомнений просто не оставалось. "Kalimba de Luna"! Пусть видоизмененная, русскоязычная, но именно она и никто больше. Правда протяжный рефрен "Kalimba de Luna" не вписывался в изрядно повеселевший темп и строчку "Летит ракета", но основа сохранилась, как и мелодичные проигрыши и переливы, будоражившие душу. В чужом мире встретить знакомую песню! Да, начало превосходное. А песня неслась дальше:
  
   ...Вдруг повернулся вспять.
   Только бы трудно пропасть в турнире.
   Друг не залез мне в душу опять.
   Только без мук и вдруг четыре.
   Зря я родился в боль.
   Только бы выиграть ветры и волны.
   Как мне не скоро упасть стороной.
   Раз, и в путь ракеты взмывают...
  
   Кто ее только не пел, эту песню! Даже такие гранды, как "Boney M", не удержались, чтобы не включить данный хит в свой сборник. А я вдруг вспомнил давнишний телеконцерт, собравший в Москве половину звезд "Сан-Ремо", и Тони Эспозито, который вдруг впервые с экрана выдал "Kalimba de Luna" в своей ударной аранжировке вместо запланированной стандартной итальянской мелодии. Его героический поступок увековечил ту минуту в памяти благодарного советского народа, услышавшего суперхит, заменивший начавшую сходить на нет итальянщину.
  
   ...Я позабуду все,
   Вижу, надеюсь, цвета все спектра.
   Я уж не знаю кого видал,
   Кто сообщил мне судьбу бы ветра.
  
   Песня оборвалась. Улетели последние аккорды. И я уже не мог определить, вылетел ли раскатистый многоголосый смех из колонок или из угловатых ртов призраков. Последних видимо смутило мое присутствие. Они брызнули в стороны, утекли в неприметные щелки. Так же загадочно исчез и вполне обычный стереомагнитофон фирмы "Sanyo". Я опять остался в тишине и одиночестве.
   Однако, одиночество оказалось мнимым. Призраки не удрали, а спрятались неподалеку и теперь из безопасного убежища наблюдали за мной. Я слышал только голоса, обсуждавшие мою персону (причем, на чисто русском языке).
   - Явился странник, прорвал границы, - без умолка тянулся тоскливый голосок. - Явился странник, прорвал границы...
   - Да что ты говоришь? - попробовал его перебить на четвертом повторе недоуменно-хрипящий голос.
   - Явился странник, прорвал границы, - не реагируя на начавшийся диалог, повторил еще раз первый голос, и еще раз, и еще.
   - Не прошло и сотни лет, - раздался комментарий разъясняющего голоса.
   - Неизвестный странник прорвал границы, - внес было новую струю первый голос, но тут же опомнился, исправил ошибку и запел старую песню.
   - Он прорвался, спутник королевы, - возвестил переливчатый голос. Еще не успело прозвучать последнее слово, а эхо вовсю разносило предыдущие слова, усиливая и искажая.
   - Да тот был совсем черный, - не согласился с ним весело-ворчливый голос, напоминавший сердящегося Петрушку, который вот-вот рассмеется.
   - Нет, это он, - высказал свое мнение разъясняющий голос.
   - Он, он, - подтвердил насмешливо-ехидный голосок, намеревающийся цепляться ко всем и ко всякому, словно репей.
   - Явился странник, прорвал границы, - не умолкал вызывающий смутное отчаяние рефрен.
   - Из мира людей, - развил тему переливчатый.
   - Из! Из! Мира! Мира! Из мира! Людей! Мира людей! - подхватило его личное эхо.
   - Да ну! - не поверил сомневающийся.
   - Точно, - не вызывающим возражения голосом подтвердил переливчатый. Эхо тут же поддержало своего друга.
   - Сумел прорваться? - все еще удивлялся недоверчивый.
   - А почему нет? - добавил насмешливый.
   - Явился странник. Прорвал границы, - первый голос не ведал усталости.
   - И кто его сюда звал? - рассердился ворчливый.
   - Королева! - выкрикнул переливчатый.
   - Королева! - громогласно добавило эхо и разбилось на тысячи осколков.
   - Королева? - вопрошал один из них.
   - Королева, - снисходительно кивал другой. А на смену торопились третий, четвертый. Словно целый гарнизон укрывался в серых скалах.
   - А мир уже совсем не тот, - начал разъясняющий. В его голосе то и дело проскальзывало старческое покашливание. - Королева-то не здесь. И ничего он тут не отыщет, нет.
   - Несчастный, - саркастически отозвался насмешливый.
   - А может он тут был? - предположил кто-то новый.
   - Явился странник, прорвал границы.
   - Точно, сам видел, - согласился переливчатый с неутомимым певцом.
   Ворчливый что-то сердито и неразборчиво бурчал. Отовсюду слышались смешки, бормотание и обрывки далеких разговоров. Смеялись, видимо, надо мной, и я стал чувствовать себя очень неловко. Конечно, нельзя стоять столбом. А что надо делать? Ринуться на поиски насмешников? Но более неуловимого существа, чем призрак, мне еще не приходилось встречать.
   Внезапно голоса умолкли, даже тоскливый, словно в комнату, где оживленно болтали сотрудники, внезапно вошел начальник. Возможно, так и было. Здесь не шелестели листья, так как отсутствовали деревья. Остались в другом мире крики птиц, лай собак, гудение автомобилей. Кто-то еще суетливо копошился за ближайшим камнем, но тишина наступала. Окончательную победу ей не дал одержать белый силуэт, вынырнувший из темной щели.
   К удивлению, я узнал Ыккщщера. Тот одарил меня суровым взглядом и сразу же перешел к делу.
   - Прорвался, значит, - сказал он своим неестественным голосом, не выражающим чувств. И не понятно, как реагировать на встречу с ним. То ли обрадовался он, то ли остался недоволен. Впрочем, от меня Ыккщщер никогда не был в восторге.
   - Да, конечно, - согласился я, не зная, что еще можно сказать.
   - А где королева? - осведомился он более напряженным тоном.
   - Разве она не здесь? - удивился я. - Она сказала "Тишина и заборы". Так я выбрался сюда. Почему же Лаура не пришла раньше?
   - Королева Лаура, - настоятельно поправил Ыккщщер и издал странный звук, словно цыкнул языком. - Дела-то хуже, чем предполагалось. Королева не появлялась, хотя черный мир мы покинули вместе. В итоге ты - у себя дома, я - в Серых горах, но где королева?
   - Может, ее закинуло куда-нибудь в третий мир...
   - Исключено. От чёрных призраков в тот миг вели лишь две дороги: к тебе или ко мне, и никуда больше.
   - Тогда она непременно должна была вернуться ко мне домой. Кстати, чем закончилось сражение?..
   - Ну как я сам не догадался, - Ыккщщер разве что не хлопнул себя по лбу. - Это чертово сражение совсем вылетело у меня из головы. Черные силы рассеялись под ударами наших союзников, но они остались в твоем мире. Они-то как раз могли отследить появление королевы и захватить ее в плен.
   - Тогда почему они не захватили меня?
   - А на кой ты им нужен? - вопросительно склонился на бок призрак.
   Я тут же обиделся и начал красочно описывать странное безмолвие в деревянном тупичке, железную будку и черные тени, стелющиеся по траве.
   - Ну, они могли ждать и не тебя, а просто караулить дорогу в наш мир, - презрительно скривился Ыккщщер. - однако тебе следует поберечься при возвращении.
   - А почему они не попытались проникнуть сюда или, скажем, вернуться в свой мир?
   - Потому что не было такого приказа, - наставительно пояснил призрак. - Они пришли в твой мир, чтобы дать решающий бой нам, но никто не давал им приказа возвращаться обратно. Вот они и воюют по мере сил и возможностей.
   Картины минувшей битвы вновь предстали передо мной, а на языке горячо вертелся вопрос, который я намеревался задать королеве еще в черном мире, да так и не успел.
   - А ты не знаешь, почему я, сорвавшись с крыши, не разбился, а присоединился к вам?
   - О-о-о! - протянул Ыккщщер, словно впервые увидел такого болвана. - Ты ведь летал с королевой. Вот она и передала тебе часть своей силы полета.
   - Так я еще смогу летать?!
   - Летать? - Ыккщщер оценивающе изучил меня и нехотя добавил. - Если учесть величину твоего объема, оставшуюся силу королевы в ту ночь, фазу Луны... Ну, в общем, тебе осталось энергии на четыре полета, не больше. И учти, один из них ты уже совершил.
   - А каким образом я здесь очутился? - не утерпел я.
   Не тратя лишних слов, Ыккщщер короткими ручонками обшарил мои карманы и извлек на свет божий осколок черного, тускло блестящего камня.
   - Все, что осталось от талисмана, - вздохнул он. - однако позволяет переходить границы даже такому олуху, как ты. Надо бы его экспроприировать, все равно от тебя никакого толка.
   - Еще чего, - возмутился я, протягивая руку за ценным приобретением.
   - Ладно, владей, - решился Ыккщщер, возвращая находку. - У тебя есть одно неоспоримое достоинство. Света не боишься. Впрочем, и для тебя имеется неплохой план. В твоем городе есть одна ведьма.
   - Ведьма? - вздернул головой я. - Ведьм не бывает.
   - Молчи и слушай, - оборвал меня Ыккщщер. - Ведьма сделала шаг вниз и теперь видит такое, что тебе и не снилось. Найдешь ее и спросишь насчет королевы.
   - А может не надо ведьмы? - осторожно возразил я. - Может достаточно и этого?
   Я вложил в руки Ыккщщеру план, нарисованный Лаурой. Он задумчиво повертел его и вернул.
   - Спросишь и про эту бумажку, - тихо добавил он. - А мне не разобраться в почеркушках. Я не ведьма. И даже не ответственный секретарь, - он помолчал и снова перешел на свой обычный тон. - Ну все, ступай. Время не ждет.
   - Как это ступай, - не согласился я. - Покажи мне хоть кусочек вашего мира. Может, я уже никогда к вам не выберусь.
   - Может, и не выберешься, - кивнул Ыккщщер.
   Ситуация до обидного напоминала школьную поездку в Брест. Экскурсовод, ведущий нас по знаменитой крепости, предупредил, что вблизи реки фотографировать запрещено, так как за рекой уже Польша. И стоя на берегу, я во все глаза смотрел на "заграницу". С тех пор я гордо рассказывал о том, как видел Польшу, хотя скромно умалчивал, где находился в этот момент. Здесь же все было наоборот. Я побывал в ином мире, но что увидел?
   - Ну хорошо, - лениво согласился Ыккщщер. - Смотри.
   Он потянул меня к серым камням скалы и указал на темный проход. На другом конце ущелья открывался кусок однотонного светло-серого неба. Там же гордо высился темно-серый силуэт величественной башни. Колонны переходили в каменные кубы, затем начинались арки, над ними гигантскими кирпичами лежали блоки с черными бойницами окон, а выше снова выстроились колонны. До самого верха один стиль архитектуру сменял другой, пока все они, сузившись, не уходили в крутой скат крыши, пирамиду которой украшал шпиль, набранный из шаров разной величины и острого наконечника. Я никогда не видел небоскребов воочию, но уверен, сооружение не уступало им в размере. Где-то в глубине сознания мелькнула ассоциация с телебашней. Но серая громада вздымалась гораздо выше. А я стоял и не мог отвести глаз.
   - Полюбовался на Северную крепость и хватит, - раздался над ухом голос Ыккщщера. - Не потеряй талисман и не забудь про ведьму. Тишина и заборы теперь в прошлом. Ищи учреждение за номером двести двадцать два...
  
   Свет на секунду поглотила тьма, а затем до меня снова добрались лучи солнца. Я стоял перед логом, заполненным садовыми участками, от которых меня отделял тот же самый забор. Но трамплин заметно приблизился, а таинственный закоулок остался далеко позади. Я тут же связал расстояние между пунктом отправления и пунктом прибытия с вращением Земли и уже выстроил четкую и стройную теорию, но ее сильно подпортил факт, что утром я появился почти на том же месте, где меня засосала черная воронка, несмотря на довольно длительное время отсутствия. Тогда я начал подумывать, как же мне все-таки преодолеть нескончаемые заборы.
   Словно услышав мольбу, забор оборвался и повернул вправо, уходя вниз. Он уступил место стройным рядам гаражей. Я смело ввинтился в проход и принялся обследовать каменные шеренги на предмет небольшой щелочки, ведущей на север. Изыскания мои завершил сорокалетний мужик, перебиравший инструменты возле потрёпанного "Москвича".
   - А здесь не пройти, - разгадав мои планы, сказал он. - Обойди слева, может там получится.
   - Спасибо, - благодарно кивнул я. Если бы не добрый совет, то плутать бы мне по каменным лабиринтам еще не менее получаса. Лихо развернувшись, я потопал дальше. Трамплин виднелся совсем близко, но оставался таким же недоступным как и раньше.
   Гаражи скрылись за спиной. Слева стояли жилые дома, а впереди, за густыми зарослями, начиналась старая часть воинского кладбища. Вправо уходила труба внушительного диаметра, вырвавшаяся из под земли и перекинувшаяся на противоположную сторону лога. Памятуя о технике безопасности, я не рискнул облегчить себе задачу, а с тоской посмотрел на сплетения полузасохших от жары трав высотою чуть ли не в метр. К великой радости взор приметил тропинку в чащобе, а ноги уверенно заспешили туда, здраво размышляя в духе народной мудрости: "Где один человек прошел, там и другой завсегда пройти сможет".
   Вскоре я уже приносил себе глубокие соболезнования. Тропинка обрывалась у небольшой картофельной грядки, а дальше начиналась нехоженая целина, в дебрях которой журчал ручей. Невысокие ивы навевали тенистую прохладу. Сознание грустило, зато спина, взмокшая от солнечных лучей, теперь испытывала истинное блаженство. Ноги остановились в раздумьях, но голова отступать не собиралась.
   Я пожалел, что не попытался перебраться по трубе, которая недостижимо висела над головой. И все же, только вперед! Расстроено шмыгнув носом, я снова отправился в путь. На третьем шаге ноги медленно принялась засасывать непросыхающая глиняная жижа берегов. С ужасом представив свой будущий внешний вид, я совершил отчаянный прыжок и перешел Рубикон, приземлившись на твердую землю по другую сторону ручья.
   Заросли обступили меня плотной стеной. Самое время вообразить себя бесстрашным Рембо в джунглях Вьетнама. За отсутствием длинного ножа я твердой рукой раздвинул ближайшие ветви и стал продираться вперед. Деревья сплотились и не желали пропускать меня дальше. Тропинка исчезла, а глиняная жижа так и норовила вновь оказаться под ногами. Но я не сдавался. Рывок, еще один. Зеленые часовые поразились непреклонной решимости и расступились, выпустив меня к подножию крутого склона. Задрав голову, я окинул взглядом взмывавшую вверх гору, а на ней пронзившую небо громаду трамплина. Я словно вернулся в серо-белый мир призраков к скале возле Северной крепости. Но нет, меня окружал мир красок, мир цветов. Гору покрывали зеленые полосы вездесущих трав. Сквозь них просвечивала темная поверхность почвы. Кое-где пробивались рыжие пласты глины. Вновь обретенная тропинка, утоптанная до каменной твердости, имела вообще неопределенный оттенок бежево-коричневой мешанины с белыми вкраплениями невесть как здесь оказавшейся щебенки и поблескивающих в лучах солнца глубинно-зеленых бутылочных осколков. Грязь на кроссовках быстро обсыхала, превращаясь в неприятную, потрескавшуюся корку. Еще раз представив грустную картину обдирания зацементировавшихся кусков грязи над умывальником, я шагнул вперед. Отсутствие массы веревок, карабинов, рюкзака с продуктами и альпенштока не давало возможности почувствовать себя альпинистом, но первопроходцы, пионеры Америки стали мне ближе по духу. Рифленые подошвы впивались в шероховатости тропинки, а когда встречались сильно крутые участки, я взбирался лесенкой, словно на снежную горку.
   Солнце устроило настоящий ад. Воздух раскалился до невозможности. Горло пересохло, а язык превратился в наждачную шкурку. Но взбирался я с диким упорством, словно наверху ждала сама королева Лаура. По крайней мере, достигнув вершины, я мог рассчитывать на ближайший гастроном с неимоверным количеством стаканов освежающего сока. Персикового, яблочного, сливового, виноградного. И даже... чёрт с ним, пускай будет... дорогого - апельсинового. Но конец пути маячил высоко вверху, а за спиной осталась разве что половина.
   Теперь я уже понимал всех. И тех, кто распахивал форточки лютой зимой, ссылаясь на духоту. И нацепивших дурацкие кепки, предохраняя свои ценные головы от перегрева. И Ыккщщера, который так ненавидел день. Дрожа от холода на заснеженной остановке сорок первого, я мечтал о знойных летних деньках, а теперь превращался в жуткого летофоба. Серая пелена дождей, навевавшая тоску и скуку в былые дни, сейчас вовсе не спешила смягчить мои страдания в непереносимом пекле. Ну и не надо, я начинал подозревать, что справлюсь и без нее. Над близким горизонтом показался девятый этаж общежития, предвещавший ту сладостную секунду, когда ноги достигнут вершины.
   Плотная джинсовая ткань насквозь пропиталась потом, а футболку можно было выжимать. Меж тем этажи вырастали один за другим. За шестым следовал пятый, за пятым четвертый, затем третий. Я впился глазами в белые плиты стен, покрытые желтыми подтеками и сетью мелких трещин, так как на трамплин смотреть уже не было сил. Его черный силуэт зловеще нависал надо мной. Казалось, он вот-вот опрокинется. В этот миг правая кроссовка чуть не сорвалась. Вообразив себя катящимся по склону в режиме замедленной съемки, я перестал заглядываться по сторонам, отгоняя видения все новых и новых стаканов с живительной влагой.
   Ступив на ровную поверхность, я замер. Во мне росло блаженство. Постепенно, секунда за секундой, оно заполнило тело и устроило настоящую бурю в голове. Я сделал это, я поднялся.
   Посторонний человек вряд ли сумел бы вникнуть в истоки моего блаженства и счел бы происшедшее пустой тратой сил и времени. Мол, это не дело - в игрушки играть. Не тем занимаетесь, молодой человек. Что же вы, как дурак, то в гору скачете, то обратно? А ведь сколько разумного и полезного можно было бы совершить за эти бездарно потерянные минуты. Да, в мое время всё по другому текло, и молодежь другая была. Лучше, чище. Вам до нее тянуться и тянуться. Вот этими самыми руками выстроены КамАЗ, БАМ Уренгой. А вы вместо того, чтобы бумажку на улице поднять, да в урну бросить, горным козлам уподобляетесь. Нам бы и в голову такое не пришло, а вам бы только выпить, в подъезде покурить, да набезобразничать, вот как сейчас. Глаз да глаз нужен за вами. Взять вот тебя. Ну кто, скажи-ка, может поручиться, что ты там от трубы какой-нибудь краник не отвернул? "Да нет там никакого краника!" - хочется крикнуть в ответ. "Не краник, так что-нибудь другое!" - продолжает наш мучитель, оседлавший любимого конька. Мол, вам и слова не скажи, вы сразу огрызаться. Да, не та нынче молодежь. Не та! Мы к звездам с детства стремились, к подвигам, а вы...
   А для меня приключение и обернулось своеобразным подвигом. И пусть чисто гипотетический посторонний человек удаляется, недовольно ворча и кивая, отыскав в себе самом благодарного слушателя. Ему меня не понять. Чувства, бушевавшие в голове, превратили сладостные минуты в блистательные кусочки счастья, несравнимые с теми, которые вспыхивали после выпитых на вечеринках бутылок. Здесь они получились сочнее, глубже, внушительнее, проникновеннее. Да что сравнивать безоблачную голубизну с пасмурным однообразием. Чувство победы и мечтания о ней находятся в разных плоскостях и на разных высотах. Я видел перед собой широкую мраморную лестницу, отделанную золотом. Она мерцала в свете неведомых звезд и вела к королеве. Я преодолел очередную ступеньку и готовился сделать шаг к следующей.
   Но тайна испарилась, оставив меня в повседневной реальности. И тут вся моя сущность взбунтовалась против творящейся на глазах вопиющей несправедливости. Где?! Где обещанные десять стаканов сока?!!! Я сделал непонимающее лицо. Предчувствуя нехорошее, сущность скинула цену до двух-трех. "Какой такой сок? Зачем? И нужен ли он нам?" - грозно спросил я. "Пить! - обнадеживающе выдала сущность. - Иначе не смогу и шага сделать". Ну, это уж чересчур. "А так ли мы уж хотим пить?" - философски изрек я. "А разве нет?" - удивилась сущность. Я сделал паузу, всем видом показывая, что на глупые вопросы отвечать не намерен. "Пить!" - не сдавалась сущность. Как истинный президент, я пояснил, что жажда не такая уж непереносимая, что потерпеть можно и нужно, а освободившиеся вследствие недопущения неразумных трат средства следует направить на более важные цели в условиях нестабильной экономики и постоянной нехватки финансов.
   Затем я успешно развил тему и заметил, что дом не намного дальше вожделенного магазина. Резко отключив в сознании рекламные картинки здоровых витаминизированных соков, я представил вкусную прозрачную воду, текущую из крана. Очень полезную в финансовом отношении. И оставив нетронутым содержимое кошелька, я поспешил домой, ловко заменив заслуженную награду на послеобеденный отдых.
   Как и следовало ожидать, я не ошибся в выборе. Листая в уютном кресле книгу о народном творчестве южноамериканских индейцев, полученную месяц назад в посылке из Бразилии, я восторженно замер. Рука дрогнула и чуть не вырвала глянцевую страницу. Там, на черно-белой фотографии, покоилось изображение маски, удивительно напоминающей черты королевы Лауры в истинном обличье. Да, отличия имелись, лицо было грубее, шире и старше. Морщины и бородавки сплетались в жуткие узоры, а черные глазницы вмещали в себя две мрачные вселенные. Возможно, неизвестный мастер запечатлел облик одной из предыдущих королев, передавшийся из поколения в поколение, а может и призрачного короля, если такой существовал.
   Еще не соображая умом, но чувствуя сердцем туманные фрагменты нового плана, я вытащил из шкафа рулон кальки. На полупрозрачную бумагу старательно перенеслись контуры злого бога, устрашавшего древних индейцев, но такого знакомого мне.
   Из тайничка появился неприкосновенный валютный запас, откладываемый на высококачественный видеомагнитофон. Затем последовал звонок Борьке. Он-то знал, где и как можно воспользоваться телефаксом, чтобы за наличные баксы осуществить сверхдорогой звонок в Бразилию и отправить получившийся портрет моим родителям вместе со срочным сообщением.
  
   Часть третья.
  
   "With Every Beat of My Heart"
   (и этим все сказано).
  
   * * *
   Все вокруг окрасилось тысячами, миллионами сиреневых оттенков. Сиреневые листья чуточку колыхались в прозрачно-сиреневых волнах ветра. Нежно-сиреневая трава убегала в сиренево-фиолетовые тени. Серые кирпичи утратили обыденный облик в лучах магического прохладно-матового света, нахлынувшего с небес. Квадраты окон отливали темно-фиолетовым блеском. Голубые днем доски изгороди приобрели цвет распустившейся сирени. И даже черная земля казалась теперь беспросветно лиловой. Все краски мира растворились в сиреневых тонах. Предметы отражали теперь лишь сине-фиолетовую часть спектра. А над всем этим нависал огромный сиреневый купол неба.
   Сиреневыми были и джинсы, утратившие фирменный цвет индиго, и бежевая куртка и даже мое лицо. Сиреневый вечер превратил его в физиономию вампира, просидевшего пару часов в морозилке. Рядом со мной, возле бледных стен детского сада номер двести двадцать два, стояла сиреневая ведьма. С первого взгляда представления о сексапильных, несказанно прекрасных ведьмочках разлетелись на мельчайшие кусочки. Полная фигура, маленький рост, коротко стриженные волосы, круглое лицо и темный комбинезон механика делали ее похожей на сильно постаревшего Карлсона, утерявшего мотор в давних приключениях. Она возникла из ничего, когда я ни на что не надеясь, делал второй оборот вокруг двухэтажного здания. Ведьма просто появилась, словно всегда здесь была и, не обращая на меня внимания, стала копаться в земле вблизи кустарника. Я только открыл рот, но она жестом оборвала не успевшие вылететь слова и показала в глубь кустов. Там, в таинственном сиреневом полумраке, к нашей компании добавилась ее подружка, напоминавшая пионера-умника в круглых очках, так и не сумевшего вырасти.
   Волшебные сумерки сгустившихся теней закутали нас в плотный кокон тишины. Откуда-то сверху сюда стремились добраться лучи сиреневого цвета, но им преграждали дорогу тысячи и миллионы листьев, стремившихся сохранить тайну прибытия трех существ не от мира сего. Да, в этом однотонном мире даже я потерял связь с реальностью. Мне казалось, что снова раскрылись просторы потустороннего мира, но не черных и не белых, а лилово-фиолетовых призраков. Я вошел в таинственные пределы сказки и теперь ожидал с нервной дрожью дальнейшего развития событий.
   Ведьма взглянула на меня глубокими умными глазами, словно читая страницы моей памяти. Затем она вытащила вполне обычный блокнот. Обложку украшали красно-синие узоры, в сплетении которых угадывалась надпись "Для записей". Ведьма пролистнула три страницы и замерла, превратившись в неподвижный монумент без видимых признаков жизни. Ее подружка придвинулась поближе, оттеснив меня вправо. Я чувствовал, что не стоит задавать вопросов, так как и без слов все катилось своим чередом. Во мне разрастался трепет перед существом, шагнувшим вниз. Подобные чувства наверняка испытывали древние греки или римляне, склонившись в полутемном храме к подножию пьедестала огромных фигур могущественных богов. Здесь же роль потолка выполняло само небо, а силуэт ведьмы хоть и не отличался совершенством, зато весь облик пронизывал мерцающий неземной свет. Королева Лаура представлялась неисчерпаемым колодцем тайн, но сейчас я глядел в бездонную пропасть Марианской впадины.
   На бледно-сиреневом листе появились черные закорючки, которые, дрожа, складывались в буквы. Одно за другим возникали все новые и новые слова, постепенно заполнявшие страницу.
   "Мой дорогой! Если бы ты только знал, как сильно я тебя люблю. Ты даже представить себе не можешь. Я не могу прожить без тебя, без мыслей о тебе ни одного дня, ни одного часа, ни одной минуты. Мне необходимо постоянно видеть тебя. От этого я уже избавиться не могу, да и не хочу. Теперь у меня есть ты, и я очень счастлива, потому что могу любить. Ты - все для меня. Тебя не может заменить никто и ничто. Знай это и верь мне! Кем бы ты себя ни считал, чтобы ни говорил о себе, все равно я люблю тебя со всеми твоими проблемами и мечтами, люблю таким, какой ты есть..."
   Невидимая ручка со смаком поставила три жирных точки и закончила работу. Я же находился в глубоком ауте. Тысячи людей дарили подобные слова друг другу до сего дня и тысячи людей еще скажут их. Но сейчас не существовало ни двух ведьм, ни Борьки, ни института со всеми, вместе взятыми студентами, ни пятимиллиардного населения планеты. Никто никогда не говорил такого лично мне. И, честно говоря, я уже начал терять надежду. Но вот они прозвучали. Пораженный их простотой и величием, понятностью и глубоким смыслом, я раз за разом перечитывал черные буквы. Еще один человек на земле открыл неприметную дверцу и обнаружил бушующий и прекрасный мир. И это не Ретт Батлер, не Луис Альберто Сальватьеро, не главный герой одного из рассказов, романов, кинофильмов и бесконечных телесериалов, а я сам, собственной персоной. Пережив подобный взлет, я мог умереть с чистой совестью, потому что уже не нуждался ни в Париже, ни в Америке, ни в шикарном автомобиле, ни в миллионе долларов.
   Стоп! Куда это ты загнул? Собрался умирать, когда кто-то ждет помощи? Да не кто-то, а Лаура! Не умирать надо, а жить. Я осознал, что мне можно не быть героем, не написать великого романа, не стать самым богатым и знаменитым. Все это казалось сущими пустяками по сравнению с возможностью спасти королеву. Да жить стоило только ради того, чтобы сделать счастливым хотя бы одного-единственного человека. Не знаю, кто он для Вас, но для меня им единственно и исключительно стала Лаура - королева белых призраков и просто девушка, обратившая внимание на мою бессмысленную до этого судьбу.
   С легким шелестом ведьма вырвала листок и сунула его в мою руку.
   - Где? - тихим шепотом спросил я, подразумевая местонахождение королевы.
   Ведьма молчала.
   - Дай то, что имеешь, - прошептала круглоглазая.
   А что именно? Может деньги? Но зачем им деньги? Тем более, что у меня в кошельке лежали не золотые дублоны и даже не американские доллары, а худеющие с каждым днем рубли и копейки.
   Тогда я протянул ведьме осколок талисмана. Она покачала головой. Не то!
   - Знак! - Громким шепотом подсказала её подруга.
   Какой еще знак? Покопавшись в карманах, я не нашел ничего подходящего. Наверное, ей требовались магические предметы. А вдруг Лаура зарядила энергией тот самый план, который нарисовала перед нашей первой прогулкой. Я выдернул его из записной книжки и показал ведьме.
   Та радостно кивнула и странно улыбнулась. Затем в ее руках объявилась карта города, лежавшая раньше в любом киоске "Союзпечати". Лиловая обложка удивительно гармонировала с окружающей обстановкой. Но ведьма уже раскрыла ее и начала водить моей бумажкой по карте. Наконец, короткие толстые пальцы остановились в самом центре. Листок с планом неожиданно стал прозрачным, а черные линии на нем совпали с контурами улиц Луначарского и Большевистской. Ломаная линия повторяла очертания Октябрьской площади, а извилистая закорючка превратилась в очертания корпусов того самого института, который пять минут назад совершенно выпал из моей головы.
   - Здесь, - каркающий голос ведьмы заставил вздрогнуть уснувшую тишину. А острый коготь ткнул в только что получившийся силуэт главного корпуса.
   В тот же момент ведьма приобрела удивительное сходство с Карлсоном, взвившись в воздух. Вот она пронзила густой клубок темной листвы. Вот мелькнула на фоне неба в сиреневом окошке. Вот исчезла совсем. А подружка ее словно провалилась сквозь землю, прихватив волшебные мягкие краски.
   Серые облака простирались надо мной, постепенно темнея под напором наступающей ночи. На юге они обрывались лохмотьями, и на чернеющем небе проступали светлячки звезд, расползшиеся по небесному одеялу. Сказка закончилась. Сиреневый вечер ушел, но я теперь знал, куда идти, чтобы подарить королеве Лауре свободу, чтобы постараться ответить на ураган её чувств любовью, которая тихо тлела во мне до этого вечера и ждала кого-то иного, а сейчас разгорелась, подобно неуправляемому всепожирающему лесному пожару.
  
   Глава тридцать вторая
   Мир коридоров (2)
  
   Наше время пришло, дай руку мне
   Теперь мы вместе будем всегда.
   Это время пришло, сказать тебе:
   Видишь, в небе наша звезда.
   ("Наше время пришло",
   гр. Комиссар)
  
   Для достижения успеха требовалась еще одна штуковина, поэтому мой путь лежал не в институт, все равно закрытый в такое позднее время. Едва удавалось сдерживать себя, чтобы не броситься прямо сейчас к королеве и встать против сил, пленивших ее.
   Но пока я повернул домой, пробираясь через сумрачные дворы, утопающие в разливе подступившей ночи. Чернели, словно вражеские солдаты, силуэты деревьев и кустов. Темноту разрывали желтые прямоугольники окон. Я переходил из света в тень и обратно. В щель между домов выглянула ущербная луна, выпрыгнувшая из растянувшихся на полнеба серых облачных полос. Все вокруг погрузилось в сон, замерло до утра, дожидаясь, когда сверкающий восход прогонит в прошлое очарование еще одной ночи.
   Ведьмы, непохожие ни на кого, сиреневый цвет, растворившийся навсегда, послание королевы... Недавние события совершенно вскружили мне голову. Я словно не шел, а летел, подхваченный волнами тихого ласкового ветерка. Взглянув вниз, я оторопел от увиденного. Ноги болтались в метре от земли. Вернее не болтались, а шагали, упираясь в невидимую твердыню, возносившую меня вверх сантиметр за сантиметром. Вокруг оставался обычный мир, изменения коснулись только моей персоны. Но какие! Внутри зарождалась мощь, бурлившая все сильнее и наполнявшая переродившийся организм счастливой дрожью. Ыккщщер не соврал. Королева преподнесла еще один чудесный подарок. Я летел, действительно летел. Летел, чувствуя неземное блаженство и удивительную легкость.
   Конечно, полетом орла происходящее не назовешь. Да и вообще, сравнивать с чем-то мои ощущения трудновато. Птицы парят в горизонтальной плоскости, а вертикально летают только ракеты, уносящиеся за пределы атмосферы со скоростью более семи километров в секунду. Я же просто делал шаг за шагом, восхищаясь открывшимися возможностями. Теперь я мог заглянуть в окна второго этажа, при желании добраться до крыши, опуститься на перила любого балкона или на козырек киоска. Протяни руку, и самые спелые плоды дикой яблони твои! Обгрызенные нижние ветки вкупе с тропинками и асфальтовыми дорогами предназначались теперь остальному человечеству. Я привольно огибал встречные деревья, путешествуя над газонами, овощными ямами, гаражами и телефонными будками. Я купался в сумерках, как в теплом, доброжелательном, безопасном море.
   Подлетая к своему дому, я умудрился достигнуть уровня третьего этажа. И замер, словно громом пораженный. В окнах моей гостиной ярко горел свет. "Воры", - пронеслось в голове. "Черные призраки", - заколотилось мгновение спустя. Горло пересохло от волнения, предчувствуя западню. У меня выработалась отличная привычка, уходя, щелкать выключателем в правильном направлении. Но кто мог пробраться в квартиру в столь поздний час? Однако, мне предоставили уникальнейшую возможность заглянуть в окна, не привлекая постороннего внимания. Я совершил героический рывок вверх и, ухватившись за карниз верхнего балкона, неуклюже плюхнулся на собственный. А может, это склероз распахнул двери своего клуба, продемонстрировав подступающее могущество?
   Объяснение оказалось донельзя простым. На диване сидела моя мама и смотрела туда, где разворачивались события, происходившие в далекой Санта-Барбаре. Я, разумеется, был в курсе, как далеко мы отстали от Бразилии, опередившей нас то ли на полторы, то ли на две тысячи серий (возможно наше отставание было еще более весомым).
   Я до такой степени удивился ее присутствию, что шагнул в комнату, не раздумывая, какое впечатление произведет мое внезапное появление.
   - Так ты все это время спал на балконе?! - воскликнула она, даже не поздоровавшись. Вероятно, мне тоже удалось ее поразить.
   - Спал, - угрюмо согласился я. Ну не рассказывать же о том, как мне только что довелось испытать все прелести свободного полёта. Надо сказать еще спасибо за то, что мама не обследовала балкон до моего прибытия.
   Однако мамина душа была не только умной, но и пытливой. Поэтому разговор о балконе мог возникнуть в любой момент, потому что на дворе уже конец августа, значит спать на балконе вредно для здоровья, а здоровье у меня слабое, а пятый курс - заключительный и особенно важный. Подобная ниточка однозначно готовилась протянуться и превратиться в обширную воспитательную беседу, за время которой на меня вылилось бы все скопившееся за долгое отсутствие в виде поучений и наставлений. Затем последовал бы тщательный обзор моего внешнего вида, потом вещей и их состояния. Следующим моментом явилось бы упоминание о том, что мне оставили квартиру в нормальном состоянии, и выговор за то, что я довел беспорядок в ней до немыслимых пределов. Но и это представляло только прелюдию. В общем, имелся лишь один выход, чтобы остановить надвигающуюся бурю в зародыше. Следовало сообщить нечто неожиданное и экстраординарное. И я уже знал, что именно.
   - Мама, я женюсь, - выпалил я одним махом, поражаясь собственной решимости.
   Всё! Буря мигом провалилась в потустороннее измерение. На мамином лице даже появились признаки растерянности.
   - Как! Уже? - едва вымолвила она, но тут же набрала воздух в грудь.
   Может, лучше было получить выговор за внешний вид?
   - Уже, - кивнул я. - Пока еще не поздно...
   - Жениться никогда не поздно! - решительно оборвала мама. - А для тебя вообще еще слишком рано.
   - Но, мама, неужели я все еще похож на мальчика, которого интересуют исключительно конфеты?
   Теперь следовало ее постепенно успокоить, иначе вместо тихой мирной бури с незначительными разрушениями на меня грозило обрушиться землетрясение.
   - Я гляжу, ты не теми конфетами заинтересовался.
   Нет, мама решительно не желала успокаиваться.
   - Вот так и знала, что тебя нельзя оставлять одного в пустой квартире, - бушевала она. - Не удивлюсь, если в следующий приезд обнаружу здесь воровской притон.
   - Так что, мне совершенно нельзя доверять? - взорвался я и тут же понял, что напрасно решил вести разговор в подобной форме.
   - А разве можно? - сделала мама удивленное лицо. - Не писал, не звонил, а тут вдруг сразу невеста обнаружилась. Еще посмотрим, какая это невеста.
   - Мама, она хорошая девушка.
   - Все невесты хороши, откуда берутся плохие жены?
   - Про тебя это тоже говорили?
   Однако шутить тем более не следовало.
   - Твой отец никогда не ставил родителей перед свершившимся фактом. Он представил меня за год до свадьбы.
   - Мама, какой свершившийся факт? Никакой свадьбы еще не было.
   Мама оглядела завоеванные рубежи и, видимо удовлетворившись позициями, перевела разговор на более мирный лад.
   - Слава богу. Все же я успела вовремя. Как хоть ее зовут?
   - Лаура, - остановив шторм, я приготовился отстаивать свою избранницу до конца.
   - А фамилия?
   - Э, - язык запнулся (фамилию у королевы я как-то не спросил). - А не все ли равно?
   - Почему это мне должно быть все равно? Ведь женится не кто-то там со стороны, а мой собственный сын.
   Ага, с мыслью о свадьбе она вроде бы смирилась. Теперь следовало доказать, что лучше девушки, чем Лаура, не существует.
   - Если бы ты ее только видела! - начал я.
   - А я разве её не увижу? - насторожилась мама.
   - Разумеется, увидишь, но не сейчас. Уже поздно. Неужели ты думаешь, что воспитанная девушка до сих пор находится у меня в гостях?
   А ведь приедь мама на неделю раньше... Что случилось бы тогда, страшно представить.
   Мама на всякий случай еще раз заглянула в спальню и задала следующий вопрос:
   - А где она живет?
   - Там, - я неопределенно махнул рукой в центр города. Распространяться о постоянном месте жительства королевы не следовало. А вот размышление о месте пребывания королевы натолкнуло меня на крайне удачную мысль.
   - Мама, ты можешь очень помочь нам. Кстати, ты привезла то, о чем я тебя просил?
   - А зачем это тебе?
   Ну разве я знал - зачем?!!! Я просто догадывался, что эта вещь мне крайне необходима.
   - Мама, не спрашивай! Если ты мне отдашь маску, то через час я познакомлю тебя с Лаурой.
   - Меня здесь уже не будет, потому что через полтора часа мой самолет на Москву. У подъезда ждет машина, а я тут сижу и пока ничего не могу понять.
   - Мама, даже я не могу понять. Но очень многое зависит от этой маски. Мы с Лаурой попали в затруднительное положение...
   Лучше б я этого не говорил.
   - Что? Не успел жениться, а уже проблемы? И ты думаешь, я теперь уеду? Теперь, когда за тобой охотится какая-то банда.
   Ну вот, теперь банда откуда-то взялась.
   - Мама, да нет никакой банды. Я просто пообещал маску в подарок Лауре. А она приняла мои слова всерьез и теперь грозит поссориться со мной.
   Я ожидал гневных слов в адрес Лауры, но маму больше вдохновляла идея банды.
   - И ты думаешь, я тебе поверю? Сначала маску потребуют, потом деньги, а скоро и квартиру попросят...
   - Ну нет никакой банды! Хочешь, головой об стенку постучу. Или давай за Борькой сбегаю, если мне не веришь.
   - Точно нет? - огненный смерч утихал под проливным дождем привычной обстановки. Было видно, мама догадалась, что бандой здесь не пахло. Но сама тема маме понравилась, и она собиралась развивать ее дальше.
   - Ну какая здесь банда, - развел я руками, показывая, что до Москвы нам еще далеко. - Но я очень люблю Лауру. Я боюсь потерять ее. Неужели ты никогда не боялась потерять кого-нибудь?
   - Я боюсь потерять тебя, - спокойно, но твердо ответила мама.
   - Думал ли я дожить до того дня, когда меня перестанет понимать собственная мама! - завопил я, устремив руки к небу.
   На мой взгляд получилось чересчур эпатажно. Мама хотела что-то сказать, но я не дал.
   - К счастью этого пока не произошло. Я считаю, ты всегда понимала меня, иначе бы не приехала сюда. Она ведь у тебя с собой?
   Мама расстегнула сумку и вытащила сверток, а я вспомнил добрым словом Дейла Карнеги, который несомненно аплодировал мне с того света, наблюдая, как его верное учение с успехом претворяется в жизнь в далекой России. В этот момент мы с мистером Карнеги жестоко обломились.
   - А где вы собираетесь жить? - сверток снова грозил вот-вот упасть в сумку.
   - В Италии, - брякнул я первое попавшееся слово. Ну не говорить же, что меня пригласили в призрачный мир. Я вообще не предполагал, что получится столь тягостный разговор.
   - Она что, иностранка?
   - Иностранка, - тяжело вздохнул я.
   Мама на минуту замолкла, переваривая услышанное.
   - А институт? - спохватилась она.
   - Да зачем мне в Италии институт?
   - Неужели тебя полюбила миллионерша?
   - Больше мама, бери выше.
   - Ну не принцесса же?
   Я скромно опустил глаза, показывая тем самым, мол, догадайся сама. Но воистину неисповедимо творящееся в материнской душе.
   - Ты хоть писать будешь? - внезапно успокоилась она.
   - Буду, буду.
   - Смотри, а то приеду, проверю как у вас там.
   Я не стал отвечать, а сделал такое умоляющее лицо...
   - Держи, - она протянула мне то, что я так страстно ждал. Мятое покрывало газеты с шелестом спланировало на ковёр. Пальцы коснулись сокровища. Это была маска из темного дерева. Формы лица и в особенности длинный подбородок напоминали Лауру, но сами черты лишь отдаленно походили на королевские. И, тем не менее, я держал в руках то, что ставило меня рядом с королевой. Пусть условно, пусть как актера, но все же...
   К черту завтра, к черту позднее время. Сейчас, немедленно, я должен лететь на поиски своей королевы. Голова кружилась от волнения, от грядущих свершений, от нахлынувших тайн. Королева ждала меня, и я готов был вылететь к ней без задержки.
   - Ну, я пошел? - на прощание вылетел дежурный вопрос.
   - Конечно, - кивнула головой мама. - Ты просто обязан пойти и помириться. Семейная жизнь не должна начинаться со скандалов.
   Последние слова я выслушивал уже на лестнице...
  
   ...Серое здание главного корпуса и в темноте оставалось серым, разве что приобрело более глубокий тон. Сверкающие капельки звезд скрыла пелена облаков. Это не были таинственные клубящиеся громады, выползающие неведомо откуда, как вестники могущественных сил тьмы. Нет, из-за горизонта тянулась вполне земная, скучная, беспросветная завеса, делая всё вокруг реальным и легко объяснимым. Волшебные воспоминания сиреневого вечера окончательно растворились в обыденной серой обстановке. Намечался скучный моросящий дождик, превращавший пыль уходящего лета в прилипчивую непролазную грязь подступавшей осени.
   Впрочем, обстановку нельзя было назвать совсем уж привычной. Зеленый океан с островками крыш, едва различимых в серой мгле, дарил ощущение секретной миссии над суровыми морскими волнами. Дело несколько портила обширная лысина Октябрьской площади, над которой я и парил, осваивая прелести горизонтального скольжения. Временами мне казалось, что Лаура рядом со мной, и я не старался прогнать секундные миражи, хотя отлично понимал, что королеву сейчас прячут в необозримых просторах моей (как любит выражаться "Студенческий Меридиан") "Alma Mater".
   Не хуже Чкалова я спикировал к фасаду и прошелся в бреющем полете мимо огромных окон четвертого этажа. Мне повезло, расчет на студенческую безалаберность оправдался на все сто. Если принцип экономии электроэнергии учащимся составом худо-бедно соблюдался, то закрывать за собой окна было воистину не царским делом. Благодаря неведомым лентяям, через полуоткрытое окно я проник в обширную аудиторию Љ 426.
   Ещё недавно здесь дугами отполированного дерева возносились к потолку притиснутые друг к другу парты, вмещая как можно больше студентов. Неудобством такой архитектуры являлись случаи, когда сидящему посредине срочно требовалось покинуть комнату. И тогда добрая половина ряда с недовольными стонами выползала с насиженных мест, давая страждущему возможность удалиться, а злая половина с торжеством отсчитывала потерянные минуты лекции.
   Теперь же аудиторию заполняли стандартные двухместные столы, казавшиеся несколько пришибленными на фоне уносившихся вверх стен. Где-то у потолка виднелся ряд портретов известнейших ученых, скрытых теперь ночными тенями. Также аудиторию украшала гигантская таблица Менделеева. В незапамятные времена кто-то сильной и отважной рукой запустил в нее недожарившуюся котлету из институтской столовой, перекрыв тем самым все возможные нормы ГТО. А несостоявшееся произведение кулинарного искусства так и осталось на недостижимой высоте в одном ряду с водородом и гелием.
   Как и следовало ожидать, я находился в абсолютном одиночестве. Неделей-двумя раньше тут можно было найти перезанимавшегося абитуриента, не сумевшего добраться до общаги в виду полного отсутствия сил. А ближе к Новому году здесь кучковались бедолаги, запустившие учебу и перешедшие теперь на круглосуточный режим подготовки к сессии. В те времена еще не ставили замки на двери аудиторий и не издавали строгие приказы о недопустимости присутствия лиц на институтской площади в период с 22.00 до 7.00. Поэтому ничто не помешало мне покинуть гостеприимную аудиторию и оказаться в полутемном коридоре.
   Я шел к сгустившемуся мраку поворота. Мгла скрывала и номера комнат и разметку на полу, предназначенную то ли для установки геодезических приборов на лабораторных работах, то ли для чего-то вовсе недоступного пониманию. Миновав площадку, где лестничные пролеты уводили вверх, к чердаку, и вниз, на предыдущие этажи, я осторожно заглянул за угол.
   Пустота и тьма. Достаточно всего одного взгляда, чтобы понять, что в коридоре отсутствовал кто бы то ни было (кроме мышей и тараканов в ограниченном количестве). Бессмысленно протопав до конца коридора, где в аудитории Љ 447 с лекции по высшей математике когда-то началась моя учеба в институте, я добрался до лестницы и двинулся вниз, еще хорошенько не понимая, что предпринять дальше. Позади остались проходы на третий этаж, затем на второй. Для путешествия по подвалу я еще не дозрел и поэтому покинул лестницу, приблизившись к читальному залу на первом этаже.
   Я всегда завидовал тем, кому повезло учиться именно здесь. Любого студента до десяти вечера ждали гостеприимные просторы читального зала, где можно спокойно готовиться к любому мероприятию, будь то экзамен, или зачет, или просто загородный выезд на природу. В холодные зимние дни там собирались огромные массы народа, не отважившиеся на прогулку в ЦУМ или ближайший пивбар. Кто-то читает, кто-то тихонько спорит, кто-то тащится, грея старые кости у жарких чугунных батарей, а в уголках спокойно спят товарищи, уставшие от шумной ночной жизни. Мы же на комплексе лишились подобных удовольствий. Простоять из-за несостоявшейся лекции полтора часа в промёрзшем коридоре без единого стула, поглядывая в окно на заснеженный лес, считалось изысканной пыткой нашего далекого от городской жизни корпуса.
   Прервав приятные и не очень воспоминания, я обнаружил, что читальный зал закрыт. Неудивительно, ведь и за ним несомненно было закреплено какое-нибудь материально-ответственное лицо. Прислушавшись, я не обнаружил за дверью ни малейшего шороха, ни крошечной подсказки о местонахождении королевы. Ничего не оставалось, как сунуть бесполезные руки в карманы и отправиться дальше.
   В коридоре первого этажа, разгоняя мрак и тайны, горело дежурное освещение. Без приключений я достиг фойе и спрятался за киосками "Союзпечати".
   Моему взору представился ночной командир главного корпуса. Уютно устроившись перед голубым экраном, на мягком стуле за стойкой спокойно похрапывал старичок-вахтер с угрожающих размеров красной повязкой на рукаве серого в крапинку пиджака. Подобно безмолвным, но преданным адъютантам, мое появление встретили настороженными взглядами три разномастных кота. Впрочем, уяснив, что я никоим образом не претендую на их мисочку с рыбой, они вновь опустили головы и закрыли глаза. Покой сонного царства стремился разрушить лишь поток звуков, льющихся из динамика телевизора:
  
   Сам себя считаю городским теперь я.
   Здесь моя работа, здесь моя семья.
   Но все так же ночью снится мне деревня.
   Отпустить меня не хочет Родина моя.
  
   Мимолетным взглядом оценив фирменные джинсы и рубашку с красочными лэйблами заливавшегося с экрана певца, я догадался, что он ни за какие коврижки в деревню не вернется. Однако песня прекрасно заглушала шаги, так что польза имелась и от прикинутого по всем наворотам современной моды субъекта. Миновав опасное место, я благополучно обследовал запертые двери спортзала, куда и в дневное время обычным студентам путь был заказан, а затем отправился наверх, намереваясь обходными путями вернуться к смежным корпусам и попытать счастья там. Самый подозрительный кот увязался было за мной, но не рискнул упускать мисочку из пределов видимости. А ноги уже несли меня по второму этажу.
   В стеклянном переходе, уводившем на третий этаж корпуса "А" меня аж затрясло от возбуждения. Никаких видимых признаков, указывающих на присутствие сверхъестественных сил, не наблюдалось. Но я чувствовал, я знал, я стопроцентно был уверен, что где-то здесь начинался маленький закуток четвертого измерения. Преодолев ступеньки, я тщательно исследовал все незапертые комнаты третьего этажа, затем четвертого и закончил изыскания на пятом, упершись в дверь недавно накрывшегося комитета комсомола. Везде обнаружились пустота и безмолвие. Тайна упорно не желала раскрываться. Возможно, я пока не заслужил ее.
   Спустившись на второй этаж и оставив за спиной веселые газеты стройотрядов, я очутился в корпусе "Б", значительную часть которого составляли две самые внушительные аудитории института. По размерам они уступали разве что актовому залу. Но и здесь никто не захотел меня встретить. Вернувшись в здание корпуса "А", я принялся расхаживать по пустынным коридорам, спускаясь все ниже. Покинув первый этаж, я с интересом ждал, что же доведется увидеть в подвале. Но обнаружил такой же коридор, только номера теперь начинались с нулей: "011", "012" и т.д. Лестница упорно не кончалась, я послушно следовал её поворотам. По правилам математики я приготовился к отрицательному исчислению комнат, но неведомые администраторы поступили хитрее, ограничившись в следующем коридоре двузначными номерами. Я бродил в слабоосвещенных пространствах и рассматривал незнакомые двери. Я и не подозревал, сколько тупичков, коридорчиков, закоулков, лестниц, закутков таится в хитросплетенных коммуникациях институтского здания.
   И тут обнаружилась еще одна лестница, ступеньки которой уводили в абсолютную тьму. Казалось, можно спускаться до бесконечности, исследуя все новые и новые коридоры, а затем вылезти на поверхность, оказавшись на территории какого-нибудь Гарвардского университета, как в многочисленных фантастических рассказах. Но тут я остановился. Фонарик остался дома, а продолжать спуск в кромешной мгле было рискованно, да и бессмысленно. Пришлось повернуть обратно. Ведь не гномы же, в конце концов, утащили Лауру. Кроме того, я превращался в некий магический компас. Где-то неподалеку находился потусторонний магнитный полюс, и я, словно стрелка, метался, отыскивая направление к нему. "Доверься силе, Люк", - донесся до меня голос старого Оби-Вана Кеноби. Чутья джедая мне при рождении не досталось. Тем не менее, я отключился от происходящего в реальном мире и, прищурив глаза, затопал в неизвестность. Руки протыкали мрак, следя, чтобы тело не врезалось в посторонние препятствия и вовремя вписывалось в повороты. Ноги отыскивали ступеньки, ведущие вверх.
   Напряжение во мне росло. Туловище просто тряслось от его могущества. Нервы звенели, как натянутые струны. Подобно амперметру, я чувствовал невидимые токи, и сила их увеличивалась с каждой секундой. Руки касались холодного камня стен, прохладных дверей, ребристых досок объявлений с металлическими вкраплениями кнопок, деревянных, пластмассовых, стальных поручней перил. Я не осмеливался широко открыть глаза и шагал как в тумане. Однако, ни разу не упал и даже не споткнулся. Наконец, когда напряжение достигло наивысшей точки, под пальцами неожиданно оказалось стекло. Словно ожегшись, рука отдернулась, а глаза инстинктивно распахнулись. В полном одиночестве я стоял в сумерках перехода между корпусом "А" и главным зданием.
  
  
   Глава тридцать третья
   Take Me (1)
  
   I fancied you for a very long time
   You finally got around to makin' your move
   But then you picked me up, you looked so fairy
  
   Ничего сверхъестественного не происходило. Не происходило вообще ничего. В отчаянии я подумал, что магическое притяжение оказалось фантастическим бредом свихнувшегося сознания. И вот теперь достойный представитель рода человеческого стоит, как дурак, напялив идиотскую маску, дожидаясь утра, когда добрые дяди заедут за ним на бело-красненькой машинке и заберут с собой.
   С трудом оторвав ноги, я спрыгнул со ступенек и приземлился на деревянные кусочки паркета. Летал? Я летал? Да не смеши людей! Ты же прекрасно знаешь, что нам летать не положено. Хочешь провести эксперимент? Пожалуйста! Совсем недалеко имеется чудесное раскрытое окошко четвертого этажа, выходящее на главную площадь города. И добренькие дяди отскребут лишь бесформенную лепешку.
   После очередного шага чувства колыхнулись и стали угасать, затирая предыдущие мысли. Странный внутренний звон затих окончательно. И тут на смену ушедшему напряжению проснулось сопротивление, которое плавно развернуло меня и толкнуло обратно. С совершенно пустой головой и легким сердцем я уже в третий раз отсчитал ступеньки и остановился вблизи середины перехода. Сопротивление испарилось, уступив самовольно захваченное место тому волшебному чувству, которое я называл напряжением. Вернувшись на оставленные позиции, оно вновь пробудило к жизни неведомый звон. Иногда он был совершенно неразличим, как паутинка на ветру, а то гудел, подобно урагану, играющему на гитаре, струнами которой являлись провода высоковольтной линии. Впрочем, что я знал о высоковольтных линиях? Что я вообще знал сейчас?
   Зубы мелко стучали, подчиняясь вибрации тела. Подошвы топтали не твердый пол, а некую абстрактную точку, куда втекало бесконечное множество токов. Следовательно, потусторонний центр существовал и находился именно здесь. Оставалось только найти направление единственного вытекающего тока и шагнуть туда. А ведь прямо подо мной находилось библиотечное хранилище. Может быть в узких тесных проходах между заполненными до предела стеллажами... Может там и находится самый центр зла... Может надо бежать и взламывать дверь читального зала?.. Но этого сделать я как раз не успел.
   С обеих сторон из неприметных углов выползли два огромных темных облака. На каждом из них злобным оранжевым светом искрились четыре огонька-глаза. Заклубились щупальца-руки, заслоняя и без того слабый свет уличных фонарей. А передо мной из ничего возникла мрачная грозовая туча с неприятно-рваным разинутым ртом. В темной глубине коридора появился белый силуэт королевы. Ее окружал угольно-черный караул. Имевший облик грозовой тучи чуть сдвинулся влево, позволив рассмотреть королеву, и издал протяжно воющий звук, переходящий в писк. Происходящее не было сном. Это уж точно!
   "Забери меня отсюда", - пронеслось в голове, и я сообразил, что это не моя мысль. Лица Лауры отсюда не разглядишь, но кто еще мог обратиться с такой просьбой. Ну и что дальше? Наплевать на присутствие черных призраков, подхватить королеву под локоть и с достоинством удалиться? Как бы не так! А как?
   Напряжение с сопротивлением ушли спать. Все до единого токи, начитавшись лозунгов, убежали верным курсом. А в голове образовалась удивительная пустота, как после успешно сданного экзамена, когда не можешь ответить на простейший вопрос. Содержимое ячеек памяти обнулялось с неудержимой скоростью. Какая там политэкономия или системный анализ! В данный момент я не сумел бы состряпать даже простейшую процедурку на Паскале. Да что Паскаль?! Вот он я, стою перед черным призраком и не могу понять, какой же от меня требуется подвиг. Ну, давай, действуй. Come on, boy.
   Кинуться к Лауре? Нет! Из крошечных кубиков кто-то в моей голове стал строить порядок действий. Я уже понял, что не надо кричать, дергаться, размахивать мечом и кулаками. Но поединок неизбежен. Невесомые черные щупальца мягко обхватили меня и придвинули ближе, заставив взглянуть в глаза. За холодным огнем скрывалась пустота. Зияющая дыра, воронка, уводящая в бесконечность. Во всем мире уже не существовало ни коридора, ни черных призраков, ни королевы. Осталась лишь пещера, пропасть тьмы, в которой я, как слепой котенок, беспомощно тыкался во все стороны. В бессилии мне удалось еще сообразить, что теперь даже Лаура не сумеет меня выручить.
   Тогда я резко тормознул (в смысле - прекратил дергаться) и заставил черные своды пещеры остановиться. А почему это мне досталась роль котенка? Я тут же представил себя космонавтом в невесомости. Перед глазами проплыли с детства знакомые лица Гагарина, Леонова, Терешковой, стыковка "Союза" и "Апполона", Луноход, другие реальные образы, подтверждающие законы математики и физики. И не допускающие никаких сверхъестественных явлений (в частности, черных призраков)! Мне вспомнился мультфильм, где герой вырвался из-под власти колдуна, твердя ему в лицо аксиомы и теоремы. В памяти смутно скользнуло что-то, относящееся к сходящимся рядам. Если бы я еще помнил эти теоремы...
   Но и космонавты помогли мне почувствовать себя в своей тарелке. Сквозь мрачные гроты проступили почти что родные стены корпуса "А" и двери триста первой аудитории, в которой нам преподавали не что-нибудь, а историю КПСС и философию с материализмами и эмпириокритицизмами. Я твердо стоял на ногах и видел ее, свою королеву. Теперь требовалось держаться до самого конца или до победы.
   Холодная волна пронзила меня насквозь. Даже не холод, а что-то необъяснимое и ужасное. Секунду спустя оно выскочило обратно, зацепив невидимую ниточку внутри, и теперь пыталось вытянуть ее. И тянуло, тянуло, тянуло...
   Если бы я верил в существование души, то сказал бы, что душа покидала мое тело. Внутри надрывно звенели, лопаясь, струны. А ниточка скользила и ускользала, и я ничем не мог удержать ее. Уходило что-то важное, оставляя взамен грусть и пустоту.
   Внезапно маска потеплела и с чмоканьем стала присасываться к коже. Не успев даже дернуть руки наверх, чтобы оторвать ожившее дерево, я ощутил привычность и красоту своего нового лица. Крючок остановился, леска ослабла. Я дотронулся большим пальцем до острого подбородка и указательным пальцем пробежался по морщинистой щеке. Веревка, державшая маску, перестала давить на затылок и исчезла.
   "Король?" - звучно раскатилось в голове. Не моя мысль. И не Лауры. Судя по всему, я подобрался к сознанию призраков.
   "Да не может быть!" - донесся безмолвный ответ.
   Я не различал, кто из чёрных воинов обменивается фразами, но вернувшаяся возможность размышлять донельзя обрадовала меня.
   "Никогда не видел Белого Короля".
   "Ну посмотри, если так уж хочется".
   "Вовсе не хочется".
   "Какой из меня белый король?" - испугался я. Взглянув вниз, я испугался еще сильнее. Бледный туман окутывал мою фигуру, образуя подобие тоги, ниспадающей до пола. В белом сиянии скрылись и джинсы, и черная кожаная куртка, а уж лицо было белее мела, в этом я нисколько не сомневался. Впрочем, какое именно лицо?
   "Пора уходить".
   "Нельзя. У нас приказ".
   Призраки продолжали обмениваться мыслями. Холодные, бесчувственные фразы делали их похожими на фантастических роботов-пришельцев.
   "Не хватит силы".
   "Попробую. Надо попробовать. Он вниз не шагал".
   Снова про низ. Интересно, осмелились бы они противостоять сиреневой ведьме? А кому-нибудь из шагнувших вверх?
   Копье вековечного холода ударило мне в горло, словно я проглотил цистерну противного, склизкого мороженого. Призраки не собирались отказываться от битвы. Поединок продолжался. Морозное копье заворочалось в горле, пуская ледяные корни во все стороны. Я начинал сдавать, коченея. Ноги тряслись, предупреждая, что сейчас подломятся. Руки не чувствовались совсем. Страшные стеклянные шарики мерзлого льда прыгали по сосудам, заглушая мерзким стуком таинственные мелодичные перезвоны. Глаза запорошило снегом, а в глубине мозга завывала пурга смертельного забытья. Я представлял, как падаю и разбиваюсь на миллионы осколков. А утром они превратятся в обычные лужи и размажутся грязной тряпкой по бесконечным коридорам.
   Вдруг словно кусочек солнца родился в груди, колыхнулся и пополз вверх, растапливая все на своем пути. Через полминуты он проник в голову и плавал там, превращая застывший лед в раскаленную лаву. С оглушительным треском мой лоб расколола извилистая щель, и оттуда ударил широкий луч ослепительного света. Он отразился от моего противника, заплясал по стеклам и стенам, разметал черный караул и осветил королеву, засиявшую изнутри. На помощь ледяному копью пришли стрелы, впивавшиеся колючими иголочками. Страшные пустые глаза вновь приблизились вплотную, открывая мрачный вход в бескрайнюю пещеру. Но луч не исчез, а стал еще шире, еще могущественнее. Затем из щели вылетел невесть как попавший туда обломок талисмана. Он вонзился в черного воина и рассыпался разноцветными звездочками. В тот же миг грозовая туча перестала отражать мой волшебный луч. Черная субстанция, впитывая свет, разрушалась и таяла на глазах. Два мрачных облака поспешили исчезнуть с поля боя, а от их предводителя осталась только голова. Она завертелась, ухватила мой взгляд, уставилась на меня, распахнула ужасный рот с великим множеством острых блестящих клыков и засвистела, закаркала, запищала. Надрывный крик смерти перекрыл все вокруг и на минуту отключил меня от происходящего. Все во мне зашлось, затряслось от неизмеримого страдания и ужаса. Маска слетела с лица и шлепнулась вниз. Но черный воин проиграл. Мелкие клочки тумана растворились в темноте ночи, а неземной вопль истаял, утих, исчез, подарив оглушительную тишину...
  
   ...Дождь все-таки пошёл. Серая пелена целиком завладела небосклоном. На душе было пусто. Поединок украл все чувства. Не хотелось ничего. Призраки ушли в небытие, превратив нас в себя. Я механически переставлял ноги по направлению к Северной дамбе. Я победил, но мне было всё равно. Всё равно как и всё равно почему. Неутомимый исследователь на моем месте, ухватив мел, тут же принялся вычерчивать бы ряды химических формул, объясняя каждую минуту поединка с научной точки зрения. Но я даже не мог представить, как выглядит мел, не говоря уже о том, каким же способом нам удалось выбраться из института. С полным правом у меня мог вырваться крик: "Я сделал это!" Но я молчал.
   Уцепившись за локоть, рядом шагала Лаура. Силы так же оставили королеву. Глаза ее были пусты. Что она видела, побывав в плену, отнявшем и переживания, и воспоминания? Что она сделает завтра? Улетит или останется? Я не знал, и мне было всё равно. Тишина и безлюдье властвовали вокруг. Город словно вымер. Дома стояли, уставившись друг на друга потухшими зрачками темных окон. Дождь размышлял, не пойти ли ему вновь. А мне было все равно.
   Но какая то частичка уже пробудилась к жизни, зашевелилась, запершила в горле, заставила чихнуть. Голова дернулась. Появилась мысль, за ней еще одна, и еще.
   - А что хотел сказать мне призрак? - вырвался из меня назревший вопрос.
   - Дело еще не закончено, - безвольно ответила Лаура. - Попробуй-ка силу черного талисмана.
   Безразличие исчезло, оставшись где-то позади. И мне стало плохо, очень плохо, нельзя сказать как плохо. Хотелось закричать, завыть, упасть на землю и стучать, стучать по ней головой. Усталость пропитала каждую клеточку. Но я делал шаг за шагом, таща за собой Лауру. Дом был далеко, рассвет тоже.
  
   Глава тридцать четвёртая
   Огонёк в ночи
  
   Сумасшедшая ночь - это призрак Луны.
   Уходя в темноту, оставляя следы,
   Ты вернешься обратно через тысячу лет
   И своей чернотою закрасишь весь свет.
   ("Сумасшедшая ночь" гр. Алекс).
  
   Небо ни в коем случае нельзя было назвать бархатно-черным. Скорее всего, оно напоминало отливавшую синевой кожу высочайшего качества, сошедшую со страниц престижного западного каталога. На ее гладкой поверхности кто-то иголкой проколол крохотные дырочки звезд. Сверху веяло покоем и умиротворением.
   Внизу, там, где я шёл к намеченной цели, напротив, было довольно мрачно. Небесный проказник не утихомирился после изнурительной работы портного и опрокинул сюда банку черной туши. Темнота разлилась по округе, впитываясь в дома, деревья, кусты. В который уже раз мои джинсы, перенимая повадки хамелеона, изменили окраску. Теперь они смотрелись не хуже "Levi's Double Black", что не могло меня не радовать. Однако грядущие солнечные лучи, несомненно, прогонят ночной обман и оставят меня при своих. Впрочем, рассвет еще не намечался и в самых далеких перспективах. Кругом царила ночь, а до утра еще требовалось дожить. Вопрос стоял именно так.
   Сейчас роль главного героя исполнял я. И все вокруг зависело только от меня. Нет, мне не предстояло обезвреживать нейтронные бомбы, вырываясь из рук суперзлодеев. И мне не суждено, как Бэтмэну, стоять на страже родного города, освещая небо прожектором со своей эмблемой. Смешно сказать, но мне надо было добраться всего лишь до собственной квартиры.
   Холодок начинал пробирать насквозь. Что ни говори, а Уральский август - это вам не Рижское взморье в июле, и уж тем более не южный берег Крыма в сентябре. Кроме того - ночь, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Я зябко поежился и, как капитан дальнего плавания, окинул взглядом окрестности. Горизонта мне, конечно же, увидеть не удалось. Зато мой пятиэтажный восьмиподъездный дом из белого кирпича красовался, как на картинке.
   Даже теперь, когда ночь полностью вступила в свои права, он продолжал оставаться белым, что выгодно отличало его от унылых соседей, чьи серые кирпичики не устояли перед соблазном окунуться во тьму. Мой дом горделиво оглядывал округу, напоминая приехавшего из-за границы франта, чудом оказавшегося на колхозной дискотеке. Но синюю дверь третьего подъезда от меня неумолимо отделяли метры, метры, метры.
   За спиной остались железные конструкции школьного спортгородка и кустарник, сгустившийся возле них. Теперь по сторонам в две шеренги, как солдаты в строю, замерли пятиэтажки. В ночной тишине меня то ли прогоняли сквозь строй всеобщего презрения, то ли я сам принимал парад, прохаживаясь в роли всемогущего генерала. И спереди, и сзади деревья скрестили ветви в молчаливом союзе и закрыли от меня небеса. Но над головой, сквозь разрывы листвы, далекие звезды дарили мне капельки искристого света.
   Вскоре пришлось сойти с осевой линии местной архитектуры. Вездесущая грязь заставила взять левее. Затем я перебрался к правому бордюру и замер невдалеке от угла последней пятиэтажки. Сам дом ничем не отличался от соседнего, но его окрестности украшал десяток могучих деревьев, а не стоптанная полянка. Укрывшись в черной тени, я мрачно размышлял. Возможно, глаза чужого мира напряженно ощупывали окрестности, стремясь отыскать бросившего им вызов.
   Вокруг странным образом не светилось ни одно окно, словно не существовали ни ночные сеансы, ни затянувшиеся гулянки, ни нервные люди, боящиеся темноты. Обитатели пятиэтажной громады будто схватили лопаты и бросились на садовые участки, чтобы ударно провести свободное время. А я оказался тем единственным, кто не имел стандартных шести соток. Взгляд остановился на темных окнах моей квартиры. Сейчас она пустовала, но через полтора-два часа в ее стенах заструятся искорки мертвенного света, а из глубины мироздания вынырнет непостижимый черный талисман. Несостоявшаяся черная дуга предназначалась для перекачки энергии людей в субстанции черных призраков. Он же просто открывал путь вниз. И кто мог сказать, что страшнее?
   Помощи от Лауры я не ждал. Плен высосал из королевы остатки энергии, и теперь она легким, едва заметным облачком витала где-то в районе телевышки. Там же обретался и Ыккщщер, прорвавшийся к нам сверхъестественным даже для призрака способом. Но и его энергия почти полностью израсходовалась на переход. Из нашей великолепной троицы только я оставался в работоспособном состоянии. И только я мог пересечь двор и уничтожить черный талисман, отрубив злобный мир раз и навсегда (или, скорее всего, до следующего пришествия).
   Дело было за малым - пересечь двор. Вот тут-то и прятались не очень приятные неожиданности. Остатки некогда грозной черной армии рассыпались по округе и ждали моего появления, чтобы преградить дорогу. Я не сомневался в силе и жестокости вражеских солдат. Они непреклонно продолжали следовать когда-то отданному приказу "Сражаться", а сражались они неплохо. Я видел. Картины их схватки с белым отрядом навсегда остались в памяти. Да, в те минуты багровоглазые воины тёмного войска гибли сотнями, но ведь и противостояли им бесстрашные герои, а не слабый, вечно сомневающийся в себе человечек.
   Тем не менее, я должен был идти. И если не ради всего человечества, то ради королевы, доверившей мне жизнь. Но я боялся, боялся, боялся...
   Все же мне удалось продвинуться на несколько метров. Правда, получилось скорее продвижение вправо, чем вперёд. Сзади и с боков меня мягко укрывали ветки высокого кустарника. Спереди врос в землю тополиный ствол, листва которого мягко шелестела над головой. Странный коктейль из покоя и темноты растекался вокруг, даря ласковую паузу перед грядущим приключением, перед таинственной битвой с неведомым.
   Раньше я считал свой двор заполненным зеленью и теперь с удивлением взирал на полянки и пустыри. Не было ни одного безопасного маршрута, который бы привел меня прямиком к подъезду Љ3. А черные облака листвы висели на довольно приличном расстоянии от земли. Предпринимать дальние пробежки между деревьями или внаглую переться напролом - значило обнаружить себя и подвергнуться атаке. Если бы я мог воспарить, то легко добрался бы до своего балкона, прячась в океане листвы. Но действовать следовало лишь в черный час, предшествовавший рождению талисмана. А в это время летать не смели даже сами призраки, не говоря уже обо мне.
   Может, следовало начать путь от соседней пятиэтажки? Ее стены чуть ближе стояли к заветному подъезду. Но от угла начинались низкие, одиночные кусты с просвечивающей листвой. К тому же в одном из них что-то беззвучно ворочалось, заставляя ветки подозрительно покачиваться. Я испуганно отвел взгляд от странного куста и почувствовал себя совершенно не готовым к предстоящим испытаниям. Чтобы немного успокоиться я стал вспоминать указания Лауры.
   "Тебе требуется лишь пересечь двор и ждать в квартире появления талисмана, - звучал в голове магический голос королевы. - Опасайся воинов, особенно тех, кто выше тебя. Сила зависит от размера. Ни в коем случае не останавливайся на открытых местах. Если призракам удастся замкнуть вокруг тебя кольцо, ты обречен".
   Надо было шагать, но как-то не шагалось. Ноги прилипли к земле, а я, чтобы унять неприятное возбуждение, отвернулся от собственного дома и принялся пересчитывать окна первого этажа в блочной пятиэтажке. Большое, три маленьких, большое, два маленьких, снова большое и так далее. Всего двадцать шесть темных окон равнодушно смотрели на меня, пряча тайны под покровом ночи. Надо, надо было идти. Я чувствовал, что чёрный час уже наступил.
   Стрелки на моей "Славе" перевалили за два. Но граница тьмы пролегала не по нашему времени, а лишь бросала на него зловещее отражение. Впрочем, внешне ничего не изменилось. Все вокруг погрузилось в ночную тишину и замерло до утра, не собираясь видоизменяться. Даже подозрительный куст притих. А секунды неумолимо убегали в прошлое, сокращая шансы на успех. До появления страшного талисмана оставался один черный час или полтора-два часа земного времени.
   Всё, пора! Каким-то сверхъестественным усилием мне удалось оторвать ноги и вскочить с места последней передышки на ссохшуюся землю тропинки, обозначавшей дальние границы двора. Теперь медлить нельзя. Огромными прыжками я нёсся к заветной цели, пересек асфальтовую дорожку, трезубцем разорвавшую двор, споткнулся и утонул в колючем озерке трав.
   Первые шаги пройдены. Сердце учащенно стучало. Но ничего страшного не случилось. Никто не набросился на меня ни сверху, ни снизу, ни с какой бы то ни было стороны света. Покров трав сомкнулся надо мной, словно хотел защитить от невзгод и опасностей. Я встал на четвереньки, а затем выпрямился. Травы здесь взметнулись так высоко, что на поверхности остались лишь плечи и голова. Наверное, ни разу за последние восемь лет мне не приходило в голову свернуть с дороги, по которой я ходил чуть ли не ежедневно, и нырнуть в эти травы. Никуда не девшись из реального мира, я вдруг ощутил запахи неведомых просторов. Воображение тут же пересилило и страхи, и окружающую обстановку. И уже не ночь висела над головой, а безоблачная сине-голубая гладь. Исчезли и дома, и деревья, и кусты. Только высокие травы стелились до самого горизонта. Но я знал, что где-то невдалеке тянется желтая полоска песчаного пляжа, потому что слышал неугомонный гул моря. Я как будто, прорвав пространство и время, очутился в одной из светлых детских книжек. И сейчас, через несколько шагов, я достигну вершины холма, за которым откроется море и две фигурки, спешащие навстречу.
   Но, сделав эти шаги, я вернулся обратно. Все та же ночь, все те же дома, а секунды черного часа отслаивались и ускользали в прошлое. Мой мир был не за горами и долами. Он распростёрся здесь, и я не мог больше оставаться в бездействии. Высокие травы остались за спиной, а я погрузился в небольшую чащу. Мне никогда не светило звание знатока растительного мира. Дуб, тополь, клен и березу я, конечно, ещё различу, но слишком многого от меня требовать не надо. Я опознал разве что боярышник, да и то в темноте вполне мог обознаться. Путешествие сквозь завесу листвы не затянулось, через минуту я уже стоял на краю рощи, находясь почти в самой середине двора. Следующей остановкой должен был стать островок из двух сросшихся кустов. "Мы делили радости и горе с той поры, как встретились тобой, - запрыгали в голове весёлые нотки. - Ты, как островок в открытом море, щедро мне подаренный судьбой". Тёмная масса ничем не напоминала островок из песни. Внушительная и весьма мрачная.
   У меня зародилось подозрение, что кто-то холодным взглядом пытается отыскать в темноте мою персону. Поэтому, чтобы не провоцировать врагов, я прополз несколько метров по-пластунски, принося в жертву человечеству многострадальные джинсы. Затем в великолепном прыжке я преодолел оставшееся расстояние, с ликованием вламываясь в скопище черных влажно-холодных листьев.
   И сразу мне стало скучно. Откуда-то навалилась странная тоска, заглушающая остальные чувства. Захотелось, чтобы рядом оказалась Лаура, чтобы дотронулась до моего лба прохладной рукой и пожалела. Закружилась голова. Хотелось лечь на остывшую землю и отдохнуть от забот земных и потусторонних. Возможно, я так бы и поступил, если бы не заметил черный силуэт с неприятными оранжевыми искорками, перетекавшими с места на место. Сомнений не оставалось - я угодил в расставленные сети.
   Необъяснимая тоска по чему-то, утраченному навсегда, усиливалась. Лаура, Ыккщщер, черный талисман отошли, забылись. Срочно требовалось начать поиски. Чего? Где? Не важно! Главное начать. Прямо здесь, сейчас. И не бросать, пока поиски не приведут к успешному результату. Пока еще не поздно...
   Руки суматошно шарили по земле. Сломанный сучок. Не то! Мертвый жук. Снова не то! Пластмассовый солдатик. Двадцать лет назад я безумно обрадовался бы подобной находке, но сейчас мне требовалось нечто другое. Иначе никогда не кончится эта всепоглощающая тоска.
   Не хуже дворницкой метлы пальцы метались, с корнем вырывая траву. Пара камешков, продавленный спичечный коробок и полусгнившие кеды не заслуживали внимания. Я высунул голову из куста и приготовился расширить фронт поисков. И сразу же к щеке прикоснулось нечто липко-холодное. Повернувшись, я разглядел невесомую уродливую черную лапу, тянувшуюся ко мне. Черный воин явно указывал, что я пересек отведенные для поиска границы.
   А не он ли был мне нужен? Я попробовал схватить черную плоть, но пальцы сомкнулись, не нанеся никакого вреда обладателю мерзкой руки. "Нет, нет! - зазвучало у меня в голове. - Тебе нужно не это!" Но разве я мог ему верить? Следующие пять минут прошли в упорной борьбе. Я дико размахивал руками, пытаясь удержать ускользающую добычу. Сначала призрак пробовал щериться блестевшими во тьме клыками, но я углядел, что воин на голову ниже меня. А руки безумно рвали на части пропитанный влагой воздух. Он отступал, а я не отставал. Затем маска белого короля снова вросла в лицо, рука саблей рассекла черное облако, и оно развалилось на струйки кисло пахнувшего тумана, быстро истаявшего в свежем ночном воздухе.
   Но я не смел верить в победу и рванул, что было сил, петляя между стволами. Едва не врезавшись в один из них лбом, я вонзился в листву деревьев помельче. Под их кронами было тихо и пустынно. Ноги притормозили, перейдя на спокойный шаг. На мгновение взглянув вперед, я наметил реальную цель и почти сразу же достиг ее. Стелющиеся по земле ветки касались густо засаженной клумбы. Перешагнув через бетонный брусок, я снова распластался по траве.
   Издали моя цель казалась зарослями неразросшейся рябины, но действительность встретила меня жесткими колючками шиповника. Призраки призраками, а вот одежду я рвать не собирался. Даже при благоприятном исходе вряд ли разумно ожидать от благодарного человечества компенсации в виде новой куртки. Поэтому мой путь лежал наискось клумбы с бортиками, вросшими в землю, и заканчивался на одном из углов этого квадрата. На ближайшем к моему подъезду углу. Но радость оказалась преждевременной. Напротив меня расположился еще только подъезд Љ6. И все же я достиг многого.
   Логически размышляя, теперь следовало молниеносным броском достичь следующего куста, перекувырнуться через дорогу и... Но мне почудилось среди черного сплетения веток между пятым и шестым подъездом зловещие огоньки.
   Не желая искушать судьбу, я заскользил назад, отказавшись от блестяще продуманного плана. Достигнув середины бортика, окаймлявшего зеленые насаждения, я обозначил новый рубеж и расслабился, подарив себе три минуты отдыха за то, что сдержался и не угодил в очередную ловушку.
   Постепенно набравшись решимости, я ползком проследовал до ракеты - гордости нашего двора. Очутившись в металлической трубе, обшитой деревянными рейками, я перестал бояться внезапного нападения призраков. Они сильны в воздухе, в траве, в листьях, но творение рук человеческих им не подвластно (по крайней мере, так хотелось думать). От радостного осознания собственной безопасности я чуть не стукнул по круглой стене, но вовремя успокоился, обозревая пристанище детских игр. Второй такой мне видеть не довелось.
   Все композиции из железных прутьев не шли ни в какое сравнение с нашей серебристой красавицей. В стародавние времена у ракеты даже была дверь, но затем она отпала и затерялась, выставив на всеобщее обозрение внутренности космического корабля. Зато неизменным остался второй ярус - площадка, на которую маленькие люди упорно карабкались каждый день и через три крошечных иллюминатора наблюдали за происходящим во дворе. Возле ракеты непременно отсчитывал время водящий, а остальные врассыпную прятались по округе, попутно намечая окольные пути обратно. Сегодняшняя ситуация напоминала детские игры с точностью до наоборот. И водящих было множество, и прятался я в самом доступном для розысков месте, и возраста моего хватило бы на двух пронырливых пионеров, и застукиваться мне предстояло дома, куда по законам игры бегать не полагалось.
   Вдоволь отдохнув, я без труда преодолел расстояние до центральной клумбы, куда упирался средний зуб асфальтовой вилки.
   Тут то я и обнаружил настоящую рябину среди огромных папоротников, лопухов и не опознаваемых в темноте деревьев, предположительно осин. Заросли разместились по группам достаточно просторно, и я не рисковал налететь на чей либо недоброжелательный шип. Признаков врага не наблюдалось. В душу тоже никто не лез. Добравшись до угла, я залег, как партизан, в мучительных раздумьях.
   Сказав, что до моего подъезда рукой подать, я покривил бы душой. И все же я приблизился к нему на максимально возможное расстояние. Дальше простиралось открытое пространство с редкими худосочными деревцами, а передо мной во всей красе развернулось крыльцо четвертого, как я его называл "королевского" подъезда. Его отличие состояло в том, что рядом с обычной входной дверью находилась наглухо заколоченная дверь пожарного выхода поликлиники, расположенной на первом этаже. А это значило, что узенькая полоска асфальта увеличивалась вдвое, и на отведенном участке можно расчерчивать классики, никому не мешая, и даже играть в футбол.
   И вот за этим асфальтом чернели травы, кусты и деревья, затенявшие подъезд Љ3. Решительно махнув рукой, я выскочил на всеобщее обозрение и бросился через дорогу, но сразу же отскочил обратно. Из зарослей между четвертым и пятым подъездами навстречу потек черный туман. Пространство передо мной превратилось в огромную сцену, заполненную клубами дымящегося газа, словно сейчас должна выйти Алла Борисовна и спеть незабвенный шедевр про айсберг. Только вот черный цвет...
   Не дожидаясь пока вражеское войско доберется до моих ног, я проскочил по бортику клумбы, изящно обогнул шиповник, продрался сквозь кусты напротив восьмого подъезда, жестким обломком пропоров ладонь, чуть не врезался в сложную конструкцию, предназначенную для выбивания ковров, и начал широкомасштабное отступление. Скорость нарастала ежесекундно, и трасса оборвалась только в дальнем углу двора среди скопища тополиных стволов. Черная погоня растворилась в ночи и безнадежно отстала, вероятно, сбившись с курса. Я потерял выгодные позиции и находился гораздо дальше от цели, чем в начале черного часа. Неудача. Самая откровенная и потрясающая неудача.
   Исцарапанная ладонь неприятно покалывала. Толчки боли усилились и подбирались к локтю. В оба глаза залетели довольно крупные соринки. Заныли уставшие ноги. Проснулась тупая боль в голове. Засвербело сердце и печень. Боль растекалась по телу. В зубах возникло сверлящее зудение. Но понадобились ужасающие колики в почках, согнувшие меня, как столетнего старика, прежде чем я догадался, что снова попал в засаду. Мрачная глыба с горящими точками глаз обнаружилась рядом, когда глаза полезли на лоб от боли. Рост ее вряд ли превышал мой, но теперь, когда я не мог выпрямиться, она снисходительно посматривала на меня сверху вниз.
   То ли моя беспомощность прибавила рост моему врагу, то ли какие другие причины. Мне казалось, что чёрный призрак вытянулся до неба. Глаза слезились и никак не освобождались от инородных предметов. А пальцами хотелось залезть в рот и к черту выдернуть зубы, ставшие источниками изнуряющей боли. Но самые непереносимые страдания доставляли почки. Я сполз на землю и принялся кататься по острым камням в надежде хоть как-то отвлечься от непередаваемой боли. Я готов был заплатить любую цену и пожертвовать чем угодно, лишь бы только прекратились эти адские мучения. Темное пятно маячило где-то сверху, ускользая от моих невидящих глаз. Обезболивающего! Где обезболивающее? Обезболивающего, самого мощного, сюда и немедленно. Да вызовет, черт возьми, хоть кто-нибудь скорую помощь?
   Секунда за секундой я начал пересиливать себя, стараясь думать о Лауре, о талисмане, о скором начале учебного года, о растущих ценах, о погоде, о видах на урожай, об американском президенте, о культе личности, об Альпах, о солнечной активности, об антиматерии, о матрицах и определителях, о курсе доллара, о Франции, о призах "Поля Чудес", о несостоявшейся поездке в Прибалтику, о Джейн Фонде, об олимпийских играх в Барселоне, о группе "Пинк Флойд", об испорченной клавише "си" первой октавы на старом школьном пианино, подаренном шефами к тридцатилетию школы, об... Нет! Я не мог забыться! Я не мог думать ни о чем! Черепушка совершенно не варила. И теперь я боялся только одного. Того, что боль будет продолжаться вечно, и никто никогда не вызволит меня из пронизывающих огненных волн.
   Черная громада нависла надо мной и обрушилась. Я утонул, растворился в мягкой мгле, сотрясаясь от ужасающих приступов, а потом вдруг разглядел далекую мерцающую звезду. Чернота схлынула и растеклась мелкими струйками. Внутри сработала невидимая пружина, подбросившая меня и вытолкнувшая к стене пятиэтажки. Ноги самостоятельно вынесли ничего не соображающее тело за пределы двора. И вот тогда я понял, что боль отступила.
   Ничего не болело! Вы даже представить не можете, какой наплыв блаженного счастья охватил мое измученное сознание. Такое я испытывал разве что в полете с королевой. Остались, правда, еще отголоски в правой почке, да пара-тройка зубов никак не желала окончательно успокоиться. Но это были пустяки по сравнению с мировой революцией. Словно Кавказский хребет свалился с плеч. Словно я вышел на свободу после двадцати лет заточения. Словно... Впрочем, зачем тратить лишние слова, когда я был цел, невредим и по-прежнему здоров.
   Что уничтожило врага? Кто бы объяснил! Возможно, импульсы, излучаемые моими нервными окончаниями, вошли в резонанс с волновой энергией призрака, что в свою очередь привело к преждевременному распаду... Нет, в эту минуту я меньше, чем когда-либо желал вычерчивать на доске диаграммы и формулы. Главное, я еще жив, хотя тщательно продуманная кампания завершилась безрезультатно. Дислокация военного лагеря моей непобедимой и легендарной армии располагалась на территории чужого двора. Сама армия, состоящая из одного человека (лично меня), успешно продвигалась по нейтральным землям, не неся никаких потерь. В голове протекало заседание Генштаба, разрабатывающего план нового наступления. Идти по второму кругу не хотелось, и поэтому я выбрал спираль - символ развития человечества. Несмотря на громкие слова, это означало лишь то, что я описал круг более широкого радиуса и замер, притаившись за стеной железного гаража в правом углу двора, приготовившись совершить вылазку с другой стороны.
   Влажное железо блаженно холодило разгоряченную щеку. Запас смелости кончился. Я чувствовал себя тростником, который гнулся и гнулся, увиливая от порывов бури, а потом вдруг не успел и сломался. Я решил чуть-чуть потянуть время и еще немного отдохнуть перед вторым штурмом. Секунды черного часа таяли, не желая остановиться и поразмышлять о смысле жизни. Значит, пора делать еще один нелегкий первый шаг.
   И я его сделал. Правда, немного в сторону. И, как оказалось, назад. Собственно говоря, я "... отклонился в северо-западном направлении". Так, успокаивая себя фразами "кратковременная потеря курса" и "вынужденные обходные маневры", я добрался до угла. Нет, не собственного дома, а ближайшей пятиэтажки, что никоим образом не приблизило меня к цели. Вспоминая, как спокойно и безопасно было в ракете, я цеплялся ладонью за шероховатую стену и шел вдоль неё, теряя уже и без того изрядно сократившееся время.
   Наконец, заглотнув побольше воздуха и надув щеки, я решил оторваться от оплота цивилизации и, споткнувшись, угодил прямо в невысокий куст, чуть не потеряв оба глаза. Черный сгусток взметнулся из-под ног, вырос, окутал с ног до головы, поглотив самые малые участки света. Я как будто очутился в черной яме.
   И только меня посетило подобное сравнение, земля эмигрировала из-под ног, словно показывая, что вряд ли ей отыщется альтернатива. Как и следовало ожидать, я ухнул вниз, набирая ужасающую скорость. Свистел рассекаемый воздух, а может и сквозняк в мозгу, мысленные процессы которого вырвались и остались где-то наверху. Полет ошеломлял стремительностью. Вернее даже не полет, а нескончаемое падение. И более всего пугала неопределенность.
   Выпав с девятого этажа, человек только успевает подумать "Вот черт, сейчас размажусь по асфальту!" И планы тут же воплощаются в жизнь. Покинув этот мир и узрев адские ворота, человек, вспомнив про символический котел, обнаруживает, что уже сидит по уши в вонючем кипятке. Но он хотя бы в курсе, через сколько тысяч лет его прошение попадет на рассмотрение, а он сам - под амнистию, перебравшись во вполне сносную камеру предварительного заключения чистилища. Я же не знал ничего.
   Вокруг простиралась беспросветная тьма. Я мчался со скоростью "Красной Стрелы" и вскоре намеревался достигнуть уровня межпланетного корабля. Голова кружилась, но не от успехов, а от всеобъемлющего ужаса, пульсирующего внутри мозга.
   Срочно следовало чем-то его подменить. Вспомнить хоть что-нибудь...
   Самое ценное...
   Самое яркое...
   Самое первое...
   Самое первое всегда предстаёт в памяти объёмной, полноцветной, ничем не сравнимой картинкой.
   Первой была DENON. Первой кассетой импортного производства, оказавшейся в моей коллекции. И рядом с ней остальная братия сразу поскучнела и сдала позиции. В то время, когда DENON являла совершенство королевы красоты, сквозь сверкающие стенки прозрачного футляра, союзные образцы угрюмо кутались в чёрную пластмассу коробок, напоминая колхозников, собравшихся после полевых работ в местном клубе и взирающих на заезжую столичную знаменитость. Они словно затаились в глухой обиде, в неизбывной боли, в ненависти к судьбе, позволившей им родиться некрасивыми и несчастливыми.
   DENON. В сравнении с ней убогий дизайн наклеек и вкладышей отечественных кассет смотрелся ненастоящим. Его не хотелось замечать. Хотелось, чтобы остальные кассеты спрятались за ней. Или нет, хотелось, чтобы они стали такими же.
   Стоила она оглушительную сумму - девять рублей, в то время, когда союзные МК-60-1, порыскав по городу, можно было прикупить всего по четыре. Не надо быть математиком, чтобы прикинуть, что два часа союзного образца выходили по восемь рублей. В то время, как для DENON дополнительный рубль отнимал полчаса музыкального времени.
   Но, глядя на DENON, не хотелось быть математиком.
   Взгляд, ласкающий чудо иного мира, рождал в душе баллады во имя вечной любви. В ней всё было прекрасно. Как в принцессе, появившейся из далёкой, почти что сказочной страны. Япония и была той страной, а DENON - славной принцессочкой.
   В те времена их было ровно три - принцесс, пленявших взор. Огненно-красная AGFA, жёлто-белая JVC и она - DENONка, DENONочка.
   А на день рождения дед выдал мне девять рублей. Как раз на кассету. Оставалось выбрать.
   Но выбор был сделан раньше, в те долгие часы, когда взор, гладивший коробки, не мог оторваться от полок радиомагазинов. Скажу честно, меня подкупил шпенёк. Тот самый прозрачный столбик, который фиксирует кассету в футляре. AGFA располагала плоским, уже успевшим надоесть в заГОСТованном союзном единообразии. JVC выставляла напоказ трёхлучевую звезду. Но DENON была вдвое лучше. Из сверкающей точки расходилось целых шесть лучей. Так могла выглядеть снежинка, побывавшая в руках прекрасной Снегурочки. Две снежинки. И девять рублей за прикосновение к сказке отдать не жаль.
   Купив кассету и торопливо содрав целлофан, я испытал первое разочарование. Вкладыш не пестрел иероглифами. Белый фон, разлинованный тонкими чёрными полосками. И всё.
   А потом я взглянул на снежинку с изнанки...
   И обнаружил плоский шпенёк, только повёрнутый под необычным углом. С той стороны сказки снежинки не оказалось. Так бывает. Но сказка осталась. Сказка дрожала в отблесках надписи DENON, выдавленной на футляре. Сказку прятали серебряные буквы на чёрном фоне наклейки. А по центру, как две новогодних луны, сверкало "90".
   Пальцы пробежались по корпусу. Такого я ещё не видел. Полоски, прижатые друг к другу. Словно его отлили не из пластмассы, а выкроили из джинсы, только не денимовой, а экзотической, угольно-чёрной. Сказка притушила нахлынувшие волны разочарования и спряталась за широченным центральным окном, где за полосками делений виднелись плотно прижатые друг к другу слои ленты.
   4-14-14, Akasaka, Minato-ku, Tokyo 107, Japan. Адрес, который никогда не станет моим. Параллельная вселенная, рождавшая чудеса, каким не было равных в этом мире.
   Надо ли говорить, что с той поры на DENON хранились только самые мои любимые записи. А теперь она предстала передо мной во всём великолепии. Изящно наклонившись и поблёскивая, словно сошедшая с рекламного плаката. Казалось, протяни руку, и она твоя...
   Я протянул и... задел стенку ямы, холодную, похожую на сырую глину.
   В тот же момент падение прекратилось, словно кто-то резко нажал на клавишу "Пауза". Мгла рассосалась за секунду, и я вновь увидел знакомый с детства пейзаж. Перед глазами все плыло и качалось, но враг исчез. Куда? Да бог его знает! А мы будем считать, что победа в очередной раз выпала на нашу долю. Расслабившись, я важно зашагал вперед, шатаясь, как бравый моряк при сильной качке. Блаженство продолжалось, пока я не обнаружил, что иду по совершенно открытому пространству, напрочь позабыв все меры предосторожности.
   Молниеносным прыжком я укрылся за стволом одиночного дерева. Два низкорослых куста прятали лишь ноги до колен и более ничем не могли помочь мне. Оставалось уповать, что призраки отвечали только за отведенный каждому район, а я еще не пересек границу соседнего участка.
   Короткая пробежка привела к шелестящему клубу следующего куста. И здесь врагов не обнаружилось, что немало ободрило и придало сил для затяжного рывка. Теперь я надежно замаскировался в сплетении зеленых насаждений. Фронт прикрывал белый кубик компрессорной. Чем увереннее я себя чувствовал, тем скоротечнее были недолгие остановки. Скользнув по стене, я упал в траву, встретившую меня промозглой сыростью, и принялся строить планы, выискивая удобные позиции.
   А позиций было всего ничего. В любом месте маршрута меня могли засечь, окружить, нейтрализовать и уничтожить.
   Эйфория по поводу преодоления третьей засады рассеялась окончательно, и все же я не мог не похвалить себя за то, что вырвался. Как часто мы виним в собственных бедах суровую жизнь, перестройку, правительство, все прогрессивное человечество, непрогрессивное тоже и даже свою горячо любимую персону, а надо только взять, да пошевелить рукой. Не зацикливаться на себе, не проклинать других, не размышлять о том, как нам обустроить Россию, не штурмовать заоблачные высоты, а поставить реальную цель и протянуть руку. Вот не взмахни я немеющими от безысходности пальцами, так и летел бы сейчас, летел бы до бесконечности, до самого края времени.
   Еще раз порадовавшись за себя, я вскочил, ускорился и стилем спортивной ходьбы двинулся ломаной, постепенно приближающей меня к дому. Справа остались камни, на которых мы с Лаурой переживали призрачное наводнение. Мелькнула выбивалка - родная сестра той, с противоположного края двора, а на ее деревянных проломленных перекладинах сидел... черный призрак.
   Это был очень маленький призрак: ростом с локоть. Он напоминал сына полка, ловко выведывающего расстановку вражеских сил. Оранжевые глазки вонзились в меня, но сам призрак не шевелился. Он не вопил, не размахивал флажками, не сигналил собратьям по разуму другими способами, а просто замер, уставившись на меня, как собачонка. Собачонка тихая, но размышляющая про себя: "Захочу - укушу. А вот захочу - и не укушу".
   Впрочем, бросаться и кусать черная собачонка не торопилась. Она терпеливо ждала от меня активных действий, но я решил обойти ее стороной и не нарываться на нежелательные последствия.
   И вот, перебравшись через дорогу, я стоял меж стволов двойного дерева. Дальше плескалось море травы, к сожалению доходившей только до щиколоток. Я прижался к прохладной, черной в ночи, коре и напряженно посматривал вперед. Все, дальше не пройти. Открытое пространство лишало возможности маневрировать. Я уже хорошо ориентировался во тьме, расплескавшейся по окрестностям. Воздух не пропитался мраком целиком, поблескивала в нем какая-то неуловимая частичка, позволявшая сохраниться прозрачности. На ее фоне мрачно чернели силуэты далеких кустов, стоек для сушки белья, едва различимых скамеек. Только дом продолжал отливать каким-то странным светом.
   Маршрут оказался еще неудачнее, чем первый. Подъезд так и остался недосягаемым. Казалось, я зря покинул заросшую клумбу. В несбывшихся мечтах я отчетливо видел, как вырываюсь из ее пределов, в два шага преодолеваю дорогу и огромными прыжками добираюсь до синей дверцы, ловко виляя меж кустов у самых стен. Как просто и как легко! Скорость - и ни один призрак не успел бы даже коснуться меня. Но благоприятные позиции остались далеко в прошлом и несвершившемся. Впрочем, и сейчас реально предпринять попытку прорваться, взяв за ориентир могучую колонну одинокого ствола, за которым трава резко прибавляла в росте, и спрятаться в ней не составляло особого труда.
   В отчаянии я ринулся в лихую чапаевскую атаку и понесся с максимальным ускорением к заветной двери. В ту же секунду из под "колонны", из тьмы полумертвого куста, из мокрой и мрачной травы взвился знакомый черный туман. При ближнем рассмотрении он казался мягким и пушистым. Края его излучали серовато-белое сияние, как у облака, за которым пряталась Луна. Он клубился, переливался с места на место и наступал с ужасающей быстротой, стремясь обхватить меня кольцом. Но я уже отступал. Быстрее, чем когда-либо в жизни, ноги помчались по холодной сырой траве. В кроссовках хлюпало, а джинсы промокли чуть ли не до колен и противно касались ног тяжелой тканью, словно меня облепили бородавчатые тела жаб. Я прошелся по красивой гиперболе, уходящей в темную рощицу между детским садом и боковой пятиэтажкой, разместившейся неподалеку и никак не решающейся залезть торцом в пределы двора. В общем, если и был шанс, чтобы потусторонние ледяные щупальца не схватили меня, лишив спасительной энергии, то я это шанс использовал.
  
   Глава тридцать пятая
   Take Me (2)
  
   I can't wait for you to put your hands on me
  
   Ноги чуть не перенесли меня через дорогу в плотный лесок за "Искрой", но вовремя тормознули. Во-первых, в голове сидела мыслишка о том, что не следует отрываться от цивилизации и прятаться в местах, где пришельцы могут оказаться в десятки раз сильнее и увереннее. Во-вторых, импульсивно оглянувшись назад, преследования я не углядел. Вероятно, оставшихся сил противника было недостаточно для грандиозной погони, а хватало лишь на контроль района возможных вылазок. В-третьих, черный талисман вот-вот собирался родиться, а я, как ни крути, обязан ему помешать.
   Несколько минут спустя я, касаясь рукой стены, пробирался к цели с третьего угла двора. Зеленые насаждения здесь начинались почти от самой двери бокового пожарного выхода все той же поликлиники. В связи с крайне неутешительным состоянием дел нельзя было терять такую хитрую возможность, как пробиться к желаемому самым кратчайшим путем. Невысокие деревья все же имели достаточно листвы, образовав непроницаемый шатер, а кусты охраняли от посторонних взглядов, протянувшись между мной и изгородью, роль которой выполняла толстая труба, покоящаяся на опорах из своих подружек. Под ногами шуршали то ли прошлогодние, то ли свежевыпавшие листья. Дом отбрасывал мрачную тень, и мне чудилось, что я иду по мертвому лесу из страшной сказки. Крошечный отдых не повредил бы, поэтому я остановился у самых стен зеленой крепости и стал думать.
   Если между вторым и третьим подъездами имелись приличные заросли, вполне пригодные для безопасного укрытия, то газон, раскинувшийся передо мной, такими достоинствами не обладал. Одиночные кустики, изредка накиданные по асфальту, словно посадили только вчера. Нехоженая трава, конечно, вымахала неплохо, но все же недостаточно, чтобы незримо проползти под ее прикрытием. А деревца выстроились так, что любой, проникший на их территорию, был виден отовсюду. Переться напролом выглядело крайне неразумным делом. Если призраки устроили серьезные засады по окраинам, то у самой цели бездумных героев, несомненно, поджидали жесткие клещи. Настораживало также, что в "мёртвом лесу" не оказалось ни одного призрака. А что значили слова "пересечь двор"? Можно ли пересечь двор, прокравшись вдоль самых стен? Вряд ли. Может, проход остался без охраны, потому что главное условие здесь не выполняется. Ну, и что мне теперь делать?
   Взгляд перелетел через широкую полосу асфальта и поймал мощную группу сплотившихся кустов по ту сторону. Воровато зыркнув по окрестностям, я покинул зеленый шатер и устремился к ним во всю прыть. В какую-то долю секунды мне показалось, что кто-то подсматривает за моими действиями, но тело уже ввинчивалось в темноту, раздвигая упругие ветви. Перебежка закончилась без всяческого постороннего вмешательства, но я не стал медлить и, на всякий случай, переполз туда, где было листьев погуще и к подъезду поближе.
   С юридической точки зрения я теперь выполнял условие договора. Кусты находились явно не у стен, и я брался утверждать, что их расположение приблизительно прилегало к области, которую можно с натяжками охарактеризовать как "средний пояс двора и относящиеся к нему территории". Следовательно, двор я все же пересекал. От таких слов сразу же стало веселее, хотя напряжение никуда не делось. С каждой секундой я все более убеждался в собственной правоте. В конце концов, путешествовать вокруг света можно не только по экватору, но и вблизи полюсов. Значит, я мог с полным правом продолжить свой путь, отметившись в нужном месте так, что и комар носа не подточит.
   Как заправский десантник, я перекатился к следующему кусту, попутно обнаружив, что кувыркаться по жесткой земле вовсе не так эффектно и интересно, как это выглядит в западных боевиках. Пышностью куст похвалиться не мог, значит задерживаться здесь крайне рискованно. Но я и не собирался останавливаться, так как внутренний подъем пробудил жажду действий, и теперь она распирала меня. Словно тигр, я выскочил из кустов, пружинисто оттолкнулся от твердой поверхности дороги и ухнул в самую середину заросшего пространства между вторым и третьим подъездами, собрав всю сконденсировавшуюся на листьях влагу.
   И тут же я наткнулся на Него. Черный сгусток головы на две с половиной выше меня безмолвно встретил злыми оранжевыми зрачками мое явление. Он тут же раздался в объеме, не давая возможности увильнуть в сторону. Облако мрака медленно вздыбилось и нахлынуло на меня. Ноги оцепенели от ужаса и неожиданности, сознание на секунду помутилось, глаза перестали видеть, облепленные темнотой, но почти сразу же я почувствовал себя нормально.
   Исчезли запахи, померкли едва различимые краски, улетучились неприятные и иные рассуждения. В голове стало пусто и спокойно. С очередным выдохом эмигрировали всяческие проблемы и неурядицы. Я медленно озирался по сторонам, презрительно поджав губы и сощурив глаза. Теперь меня не волновали никто и ничто. Все было как положено. Все было нормально.
   Мое состояние легко можно представить, вникнув в суть этого слова. Нормально - не хорошо и не плохо, не темно и не ярко, не высоко и не низко. В общем, нормально. "Как дела?" - кричат нам при встрече. "Нормально", - отвечаем мы, пресекая дополнительные вопросы "А почему хорошо?" или "Из-за чего плохо?". Зачем ненужные объяснения, все равно у людей нет ни времени, ни желания вникать и понимать. "Как себя чувствуешь?" Вот ведь вопросец! "А нормально!" Так-то вам! Скажешь "хорошо", а в ответ поток зависти: "Живут же люди. Ну, ничего, посмотрим, как будет завтра. Не одним же нам страдать". А на ответ "плохо" люди с удовлетворением подумают: "Вот и хорошо..." И только на "нормально" довесить нечего, приходится кивать и разбегаться дальше. "Нормально", как ноль - особая личность в бесконечном мире положительных и отрицательных чисел. В математике нельзя делить на ноль, а в жизни невозможно ничего сделать, находясь в "нормальном состоянии", поскольку любое осознанное действие предполагает положительные или отрицательные эмоции. "Нормально" значит лишь "никак", "неопределенно" и "безразлично". Последнее относилось как раз ко мне.
   Глаза не видели ничего, кроме грязно-серого неба и бескрайней черной жижи до самого горизонта. Она чавкала под ногами, словно жила особой, понятной только ей жизнью. Я не знаю, сколько простоял там. Может минуту, а может быть вечность. Впрочем, меня это не интересовало. А почему бы мне и не стоять посреди этого болота? Ответьте-ка мне.
   В этот миг я узнал сокровенный смысл существования - никогда никому ничем не быть обязанным, чтобы никто никогда ничего не должен просить у меня. Я не зависел ни от кого. И никто не зависел от меня. Я парил на крыльях свободы. Хотя со стороны могло показаться, что я попросту завяз в жидкой грязи. Ну и что? Какое мне дело до вас всех вместе взятых? Хочу - и буду здесь стоять, а нет - так уйду куда-нибудь. Но, скорее всего, останусь, потому что и здесь хорошо, вернее нормально. И сердце прекратило бессмысленно стучать, остановившись и утонув в безразличии. А маска упала с лица, превратившись в обычную деревяшку.
   Плавно скользящий взор внезапно заметил несколько крохотных фигурок. Тут же глаза словно вырвались из гнезд и со страшной скоростью понеслись к незваным пришельцам, оставив тело покоиться в жирной черной грязи. Вскоре я уже мог пересчитать их - одна, две, три, четыре. Таинственные силуэты неумолимо приближались, приобретая до ужаса знакомые черты. Далекое сердце дало пробный удар, не сумев сдержаться от изумления. То были не мама с папой, не друзья-приятели и даже не Лаура с Ыккщщером. По колено в грязной каше стояли Чип и Дейл, а чуть поодаль Гайка и Рокки. Рядом с ними, чудом удерживаясь на поверхности примостился почти неприметный Вжик. Спасатели с грустным видом смотрели на невысокий бугорок, где на серой каменной плите темнели высеченные буквы, образуя мои имя и фамилию. Ниже значились цифры, из которых я заключил, что жизнь моя оборвется в текущем году. Может она и оборвалась уже, не поставив меня в известность о случившемся. Впрочем, какая разница? Вы помните, что у меня все нормально (а может и не помните, мне-то что за дело).
   Сердце вновь затихло, а глаза продолжали наблюдение. Спасатели погрустнели сильнее, а Гаечка, кажется, даже смахнула слезинку. Судя по всему, они чуть-чуть припозднились и теперь жалели об этом. Мимо пронеслись обрывки воспоминаний, в которых я мечтал когда-то занять место в их команде. Я мысленно усмехнулся, вспоминая каким дурнем был совсем недавно. Им не дано понять, насколько полезна полная оторванность от мира и отсутствие впечатлений. На белом листе бумаги можно написать великие слова, а можно накарябать и бессмысленные почеркушки. Но правильнее всего - оставить лист чистым. В этом - истина!
   Пока в благодатной пустоте мозг упивался собственной значимостью, краешком глаза я отметил, что болото вовсе не заснуло, как могло показаться с первого взгляда. Оно тихо, но неустанно затягивало спасателей. С каждой секундой они незаметно погружались все глубже в мерзкую жижу, а бедняга Вжик вообще влип до пояса. Я понял, ещё немного, и им не выбраться из всепоглощающего безразмерного существа, прикинувшегося ничем не примечательным болотом. А что я могу сделать? Ведь ноги, руки и голова остались за горизонтом, а, может, и потонули уже безвозвратно. Словно в ответ сердце тревожно застучало, тело вздрогнуло и рванулось прочь. И сразу же черное болото со всхлипом осело и испарилось, прихватив заодно и грязное небо.
   Я очнулся. Никаких спасателей, конечно же, рядом не оказалось. Зато вокруг обнаружились знакомые деревья, кусты и темные окна первого этажа. А по траве стелились мелкие обрывки и клочки черного тумана. Безразличие схлынуло, а на образовавшуюся пустоту накатила безудержная волна ликования. Я выиграл, я перетерпел превосходящего в силе противника, я одержал значительную победу, преодолев еще одну ступеньку на пути к вершине.
   В порыве восторга я чуть не своротил скамейку и вместо того, чтобы открыть дверь, рухнул в кусты следующего квадрата. Восторг унесся прочь. На смену ему пришла нервная дрожь. Дурак! Потерял самообладание. Кто мог гарантировать, что здесь меня не подкараулит воин еще сильнее, еще могущественнее. Но ничего не случилось, только обычные ночные шорохи не давали воцариться абсолютной тишине.
   И я решился на последнюю передышку перед встречей с черным талисманом. Может, засада таилась неподалеку, может, чёрные воины уже заметили меня и готовились к бою. Плевать, я вытребовал право на очередной маленький отдых перед решающей схваткой. Тем более, что подумать не мешало, так как Лаура не выдала никаких рекомендаций по борьбе с черным талисманом. Но я не знал, о чем следует думать, и поэтому, как обычно, погрузился в себя и свой мир.
   Да, у меня был свой мир. Мир, куда я не пускал и не пущу никого и никогда. Я боялся заглянуть в чужие миры, очень боялся и не позволял приоткрыться своему. За огромным железным замком мир мой хирел, плесневел и медленно умирал. Но такой вариант казался мне предпочтительней, чем двери нараспашку, когда кто-нибудь посторонний не упустит возможности дыхнуть туда ледяным холодом равнодушия. Или, еще хуже, воровато оглянувшись, плюнет и, выбрав самое больное место, для пробы кольнет иголочкой, а потом схватит орудие помощнее и начнет палить, кромсать, резать с чувством собственного превосходства.
   Поэтому я и боялся чужих миров. Я боялся не понять, боялся уколоть ненароком, боялся тяжелой ответственности, которая неизбежно наступает, когда перед тобой открывают двери. Боялся, боюсь, да и придет ли когда-нибудь миг, после которого страх исчезнет. "Мы в ответе за тех, кого приручили" - все-таки великие слова, вместившие неописуемо много. А я не хотел отвечать! Или хотел? Но не так, а по-другому. А по-другому не получалось... В общем, я уже сам запутался в закрученных бессмысленными спиралям рассуждениях и снова остался один на один со своим чудом спасенным миром. Именно спасенным, потому что черные воины нападали не на меня. Призрак ничего не может сделать с физическим телом. Они атаковали мой мир, стремились разрушить мою душу и почти преуспели в этом. Еще немного, и я превратился бы в "зомби". К счастью противостояние черным силам завершилось в пользу человечества. Мой мозг не умер, руки-ноги шевелились, сердце стучало, во рту сохранялся кислотно-щелочной баланс. Мне бы жить, да радоваться, только вот камнем висел над душой черный талисман.
   Кстати, о нём! Может, он уже объявился и сейчас набирал силу, поджидая меня для последнего боя. Может, я уже исчерпал все мыслимые и немыслимые резервы времени! Значит, пора заканчивать перерыв и в путь, на четвертый этаж.
   Я повертел головой по сторонам, чутко прислушиваясь к шорохам за спиной, а затем резким броском финишировал на крыльце. И когда дверь приглушенно захлопнулась за спиной, я погрузился в совсем иную атмосферу. В подъезде меня встретил мягкий, согревающий уют. Темнота, сырость, неприятный холодок, странные запахи, ночные звуки остались там, за стенами. А я уже был здесь, почти дома. Звуков, конечно, не доставало, а запах имелся. Особый запах. Каждая квартира хранит свой, неповторимый запах. У кого-то вечно пахнет жареной рыбой, у других - нафталином, третьи находятся в постоянном ремонте, и воздушные потоки разносят запах свежей краски. Запахи неистребимы и многообразны. Они впитываются в стены и мебель. Хозяева быстро привыкают к своим ароматам, а вот гости частенько падают в обморок от непривычных воздействий на обоняние. Подъезды в этом деле не исключение. Они выступают в роли того самого стаканчика, где смешивают коктейли из безопасных ингредиентов, превращающихся порой в острую взрывную смесь. Но мне нравился запах моего подъезда, и сейчас он снова сыграл роль успокаивающей палочки-выручалочки. Самым непостижимым образом в подъезде горел свет, совершенно незаметный снаружи. Матовые плафоны, озарявшие лестничные пролеты, разогнали тьму. Черных теней и сгустков не обнаружилось. Без всяких приключений я добрался до четвертого этажа, открыл дверь и, не снимая промокших кроссовок, зашел в гостиную.
   В этот момент, совсем как в кино, когда отведенный метраж пленки подходит к концу и из сценария выкидываются все не относящиеся к главной линии сюжета события, по стенам запрыгали бледно-желтые блики. Рука замерла на полпути к выключателю. Это не могли быть лучи далеких фар или отблески фонарика с балкона соседнего дома. Причудливой формы плоские фигуры перебегали из одного угла в другой, причем каждая в своем направлении. По краям желтых пятен разгорались оранжевые искры, превратившиеся затем в темно-красные ободки. Странное беловатое свечение возникало в различных местах комнаты: то над креслом, то у балкона, то в стеклянных глубинах серванта. Световые аномалии бесились и кувыркались повсюду, но моей тени не наблюдалось ни на полу, ни на стенах, ни на потолке. Я замер, боясь шевельнуться и уж тем более прикоснуться хоть к одному из солнечных зайчиков, пришедших от неведомого потустороннего Солнца. Невероятным образом я угодил в тот самый миг, в мгновение, когда родился страшный черный талисман.
   Движение бликов ускорилось, на стенах замелькали радужные линии, словно перед невидимой лампой быстро раскручивался многогранный бриллиант. Что-то прошуршало, подобно песку, захваченному в объятия смерча, и над моим многострадальным столом заклубилось серебристо-черное облако. Я было подумал, что призраки устроили очередную засаду, но желтые с красным отливом пятна, кружившиеся в сумасшедшем танце, как-то не вязались с предсказуемыми уже черными воинами.
   Миг, и воздушное серебро разлетелось. Несколько холодных капель стукнуло по лицу, и я импульсивно дернулся. А над столом висел черный кристалл. Темнота вокруг казалась теперь обычными серыми сумерками. Появившееся создание вряд ли соответствовало классическому определению кристалла. Но как назвать многогранник, каждая сторона которого является черной дырой, уводящей в беспросветные бескрайние провалы. По счастью, кристалл был не так уж велик, чуть больше моей головы, иначе я просто грохнулся бы без чувств от того неназываемого, не имеющего имени ощущения, вылетавшего из черных пространств потусторонья. Но и таких габаритов хватило, чтобы намертво приковать взор и заставить его следовать по бесконечному маршруту вглубь мрачных отверстий. Не оставалось ни малейших сомнений, что черный талисман все-таки явился.
   Кристалл медленно вращался и покачивался. Я смотрел на него, как кролик на удава, не в силах сдвинуться с места. Где-то в глубинах подсознания развернулась непреложная аксиома руководства к действию. Не надо хватать и швырять в мрачное порождение ужасных миров ни стульями, ни хрустальными вазами. Не стоило так же трогать руками это сверхъестественное явление. Огромная ночная бабочка неожиданно коснулась щеки, заставив отшатнуться. Ее маленькое тело завертелось, сбилось с курса и врезалось в талисман. Холодное синее пламя охватило несчастное созданьице и повлекло в глубины. В тусклом свете я сумел разглядеть призрачные спирали, ввинчивающиеся вглубь талисмана, создавая иллюзию бесконечной воронки со стенками, покрытыми разводами нефтепродуктов. Крохотный огонек стремительно уменьшался, пока окончательно не исчез на пути по ту сторону реальности. Кристалл колыхнулся и вырос, притягивая все ближе.
   Но я не шел, даже не сделал ни единого шага, несмотря на властный зов. Вместо этого я вообразил себя телеграфным столбом и перечислял в уме все достоинства нового своего существования (кстати, и работать столбам не надо). Так мы с черным талисманом глядели друг на друга и сохраняли благоразумную дистанцию. Голос Тьмы был беззвучен, но удивительно силён. Меня охватило неприятное беспокойство. Уши плотно забились ватой, в нос впихнулась половина городской свалки, горло пересохло, заныли зубы. Вроде бы ничего страшного не происходило (если не считать завораживающих темных провалов талисмана), но что-то грызло душу, прогоняя самообладание. Талисман вращался, а я стоял.
   Где-то у соседей ворчливо заурчали трубы. Даже стало чуть-чуть смешно, потому что никто и не подозревал, какие чудеса происходят в квартире Љ37. Ведь за её пределами продолжалась обычная жизнь. Зов мрака то слабел, то вспыхивал с новой силой. Что он собой представлял? Не знаю. Не могу описать. Боль? Вроде нет. Страх? Ну, немножко. Безразличие? Да не скажи. Просто как-то тоскливо стало на душе. Хотелось вприпрыжку подскочить к раздувающемуся кристаллу и броситься в спасательный омут, честно заработав вечный покой.
   И все же я остался на месте, наполняемый смутной тревогой. Наверняка, со стороны моя поза казалась сутулой, кособокой и крайне неуклюжей. Тело изредка сотрясала нервная дрожь. Ноги в такие моменты притоптывали, и я отчего-то вспоминал далекие огни дискотеки, наполненной шумным сборищем, образующим маленькие и большие круги. Танцевали мы только кругами, разбиваясь на пары лишь при звуках медленной музыки. А затем снова - свои люди в своем кругу с непременным "центровым", выделывающим немыслимые фигуры ногами и руками. Я страшно любил находиться в самом центре. Ноги ловко отбивали сто двадцать ударов в минуту, не сбиваясь с заданного ритма. Глаза, в которых плясали блики цветных прожекторов, следили со всех сторон за каждым моим движением. Темнота, разноцветные вспышки, любимая музыка и всеобщее внимание (возможно, это мне только казалось, но надо же когда-нибудь, черт возьми, поверить в себя). Подошвы, как барабанные палочки, стучали в унисон с именитыми ударниками известнейших групп. Тело изгибалось в такт музыке и поворачивалось вокруг оси, давая возможность глазам проследить за народом из своего круга. Звучала музыка, нежные голоса пели что-то неведомое, но донельзя прекрасное на труднопонятном английском. Тело вращалось, уплывая в блаженство, как черный кристалл, висящий прямо перед лицом. Ну вот, опять этот кристалл.
   А затем он исчез. Просто взял и растворился. Вокруг снова оказалась привычная обстановка гостиной, характерная для середины ночи, когда черные силуэты мебели отбрасывают не менее черные тени, а остальное едва различимо в мутном мраке. И только за окном (если повезет) сверкают колючие бусинки звезд.
   Не было больше ни странных желто-красных огней, ни призрачного сияния, ни серебристых клубов потустороннего дыма. Все, как всегда. Все, как обычно. И что? Выиграл я или нет? Где знак, определенно указующий на победу? Разве что ноги, наконец, сдвинулись с места и побрели в спальню, таща безвольное тело в очередную неизвестность...
  
   ...В сотнях метров от безмолвного и неподвижного побоища укрывшаяся за мощными опорами телевышки королева внезапно воспряла духом. Грудь ее вздымалась, вбирая свежий воздух, а вместе с ним снова доступную живительную энергию. Верный Ыккщщер сразу же уловил те невидимые, но очень значимые волны, исходящие от королевы. Понять их смысл мог только призрак. Заметно повеселевший (если так можно выразиться относительно призрака) Ыккщщер для разминки закрутил причудливую спираль меж стальных переплетений, а затем стрелой взмыл в воздух. Королева плавно последовала за ним.
   Сердце ее бешено стучало от выплескивающегося наружу восторга. Глаза горели веселыми красными огнями. Она снова могла летать! Летать!!! Не знающим эмоций призракам дано понять безудержную радость полета. В полете вся жизнь призрака, вся суть ее, все существование. И королева летела на крыльях ветра, чувствуя его пронзительный напор и леденящую свежесть.
   В этот миг переплетения обрывков мыслей, нечетких умозаключений, робких предположений и догадок выстроилась в четкую концепцию. В каждом человеке есть свой мир. Он может быть замкнутым или открытым, узким или широким, залитым солнечным теплом, окутанным беспросветными серыми облаками или поглощенным непроглядной тьмой. Он есть! И самое прекрасное, что можно пожелать всем, всем, всем: чтобы миры эти встречались. Но, сталкиваясь, они должны не угнетать, не взрывать, не разрушать в стремлении главенствовать друг над другом, а прижаться вместе и слиться в один, уничтожить границы, образуя новый мир, более прекрасный и совершенный, чем два прежних.
   Поглощенная открытием, королева увидела перед собой бесконечный, всеобъемлющий мир, родившийся посредством слияния всех человеческих душ. Восхитившись его красотой и безграничностью, она не могла и не хотела замечать глухие каменные стены, отгородившие испуганных, бездонные, все увеличивающиеся трещины, пролегшие через только что соединившиеся участки, зловещие черные области, которые, острыми углами пробиваясь с помощью силы, коварства, ненависти, обмана и жестокости, поглощали обширные куски чужих территорий, не умевших сопротивляться.
   Но Лаура за деревьями видела лес. Сверкающий миг вознес ее на неописуемые высоты. Воспарив над колкими мелочами, болотами повседневности и пропастями горя, она смогла разглядеть конец неведомого пути. Итог, смысл, надежду! Точку, дорога к которой вела через дремучие леса, неприступные горы, непроходимые пустыни и коварные лабиринты с хитрыми ответвлениями, уводящими в безвыходные тупики. Она улыбнулась, ибо и у нее теперь имелась своя собственная улица, которая могла влиться в чей-то мир и стать его неотъемлемой частью...
  
   ...Напряжение потихоньку улетучилось, но покой опять задержался в пути. Какая-то незавершенность занозой сидела в сознании. Слишком уж долгой была подготовка к генеральному сражению, и слишком уж быстро и просто оно произошло. Конечно, оставалась еще версия, что время, отведенное некими сверхъестественными силами, истекло, и они благополучно подтолкнули меня к хэппи-энду. Впрочем, за окном мелькнули загадочные тени, и я судорожно вздохнул от неожиданности. По ту сторону к стеклу прилепились королева в своем ужасающем величии и Ыккщщер, посверкивающий злобными, такими привычными уже глазками. Нетерпеливо дрожащие пальцы едва сдвинули тугие шпингалеты и распахнули окно, впустив призраков внутрь. И вновь, в который уже раз я утонул в бездонных глазах королевы. Мягкие, теплые пальчики отыскали мои вспотевшие от волнения ладони, обхватили их и крепко вцепились. Зазвучал дивный, пронизывающий голос. В голове все поплыло, и я не уловил ни единого слова. Впрочем, в словах сейчас не было смысла...
  
   ...Лаура все еще не могла перевести дух от захватывающего виража, который они с Ыккщщером закрутили над крышей. Но полет уже таял, исчезал из памяти, глаза не в силах были следить за окружающей обстановкой. Стены растворялись, исчезали в небытии. А перед королевой возник и взметнулся вверх город.
   За городом полыхал закат, и крохотные силуэты домов сливались с черными кронами деревьев. Далекие огоньки тускло светили, не в силах сравниться с пламенеющим небом у горизонта. Солнце уже скрылось, но огненные сполохи еще не успели покинуть небосклон и расцвечивали его яркими красками: от лимонно-желтой полосы с кроваво-красной бахромой понизу до иссиня-черного покрывала. Небеса так сверкали, что всё земное казалось беспросветно-угольным с редкими вкраплениями желтых окон и разноцветной неоновой рекламы. Из бесконечности тянулась ниточка редких фиолетовых бус с желтыми отсветами по краям. Это фонари праздновали свое время. Гигантские небоскребы неподалеку сливались силуэтами с чернотой неба. По ним тянулись ровные полосы окон, прерываемые потухшими фрагментами. Но город не обрывался вдали, он рос и ширился вокруг Лауры. От света многокрасочной гаммы королева успокоилась окончательно. Здесь она чувствовала себя бесподобно хорошо, словно очутилась в месте, где собраны самые прекрасные кусочки самых прекрасных миров. Лаура и не могла чувствовать себя иначе, потому что это был Его город.
   Улицы пустовали, но дома приветливо светили разноцветными окнами. И люди, конечно же, ходили по этим прекрасным дорогам, но не здесь и не сейчас. По невидимым глазу окраинам тянулись заросли кустарника, постепенно переходящего в лес. И Лаура узнала его. Все это она уже видела давным-давно в потайной комнате, куда доступ разрешен всего один раз. Только тогда здесь чернела бездонная пропасть, яма отчаяния, а сейчас вырос удивительный город.
   Закат догорал, и ночь все плотнее захлестывала новостройки. Вечная гостья темного времени суток на сей раз одарила хозяев не ужасом, не страхом, не безысходностью, а лишь тихим блаженством, от которого приятно подрагивает что-то неведомое в самой глубине мозга, и ты наконец понимаешь, что жизнь - очень интересная штука. И жить можно. И можно жить хорошо и счастливо...
  
   ...Я внезапно увидел перед собой не знакомый с детства шкаф, и не раздвижное зеркало, и не пару великолепных кроватей. Ровные досочки аккуратно покрашенной в нежно-голубой цвет изгороди прятались в дебрях зарослей, нахально высовывающихся за отведенную им территорию. Поодаль от света фонаря изгородь темнела и окончательно сливалась с чернотой кустов. Под ногами оказалась ровная, усыпанная серыми камешками дорога. Подступавшая тьма скрадывала четкие контуры окрестных предметов, но светлые окна, манящие желтым светом, и фигурные фонари, лучившиеся сиреневым сиянием, вселяли твердую уверенность, что я попал туда, где меня давно ждали и готовы приветливо встретить. Кварталом выше одноэтажные домишки сменялись стандартными кирпичиками высотных зданий. А дальше начиналось нечто знакомое, но никак не узнаваемое, словно увиденное в давнем сне.
   Великаны соседних кварталов поражали многообразием оттенков света, выплескивающегося из квартир. Похоже было, что неведомые жители расхватали новогоднюю гирлянду, а затем выбросили стандартные бледно-желтые светильники и вкрутили новогодние лампочки. Вдалеке, над высокими крышами, сияли розовые прожекторы причудливой телебашни, ничуть не похожей на ту, вокруг которой мне довелось кружиться совсем недавно (или давно? Не помню...). Взглянув на нее, я вдруг догадался, что угодил в самый центр своего мира. Вот только...
   Нет! Не совсем! Чуть-чуть не так, не правильно. Мой мир раскинулся вокруг, до него оставалось пройти всего несколько шагов. Но сейчас я стоял на улице Лауры - королевы призраков, Повелительницы Тьмы и хозяйки этого прекрасного местечка, так гармонично влившегося в город моей мечты. И пусть ее улица не могла похвастаться громадными зданиями, строгими памятниками архитектуры и прочими достопримечательностями, я знал, что она уже стала главной в городе, название которого известно только мне.
   Прекрасное далёко, о котором мечталось с пионерских времен, наконец-то наступило, добралось до меня, окунуло в море счастья. Но, пробиваясь через теплые волны блаженства, мозг сверлил острый буравчик (по правилу которого располагались какие-то там токи). Все ли хорошо? Все ли замечательно? А куда исчез черный талисман? В том, что он подрастерял мощность, я не сомневался, иначе не стояла бы рядом королева, и не держались бы мы за руки. Но почему не появились никакие вещественные доказательства безоговорочной победы? Я заставил его отступить, потому что не поддался на его зов, не сделал ни единого шага навстречу. Потому что сумел уйти в свой мир, туда, где ненавистный голос тьмы исчез, разбившись о неприступные границы.
   Сколько бы уцелело бандерлогов от прожорливой пасти Каа, сумей они сделать то же самое. "Ближе!" - взывал Каа, сверля проникновенным взглядом беспечные мозги обезьяноподобной братии, и та приближалась шаг за шагом. Но усложним ситуацию. Допустим, посмотрит один из бандерлогов на часы и подумает, ужаснувшись: "Поздно ведь уже. Домой пора. А ведь получку-то я пропил!" И представив свою малогабаритную квартиру со щелястым полом, давно небеленым потолком, покосившимися полками, которые вечно надо ремонтировать, сварливой женой в уродливом халате, ежедневно устраивающей затяжные кухонные скандалы из-за постоянной нехватки денег, шумными, непослушными детьми, которым срочно надо покупать зимнюю одежку и школьные принадлежности, схватится несчастный бандерлог за голову. "Ближе", - зовет неумолимый Каа. "Да пошел ты!" - от души посоветует ему бедняга и, погрузившись в мрачные мысли по поводу предстоящей головомойки, отправится на поиски двух таких же собратьев по разуму, чтобы за очередной бутылкой отдалить неизбежное. И ничего не поделать с ним мудрому Каа. И нет уже предполагаемого ужина.
   Но, уйдя в свои проблемы, бандерлог ведь не победил Каа, а просто увильнул от обязанностей. Вдруг и я вовсе не уничтожил черный талисман? Вдруг он притаился неподалеку и ждет, чтобы цапнуть за руку, подобно огромному конденсатору в только что выключенной электрической цепи. Одна эта мысль заставила стрельнуть по сторонам краешками глаз. Все было прекрасно и замечательно, только на потолке, прямо над нами, как Терминатор-2 из ртути, капельки мрака сливались в загадочное черное пятно.
   Наверное, Лаура сумела прочитать в моих глазах что-то особенное, поэтому головы к потолку мы вскинули одновременно. Обнаруженный пришелец колыхнулся и стал быстро перетекать в сторону входной двери. Господи, ну сейчас-то зачем? А Лаура уже тянула меня в погоню. Очевидно, чувство долга было заложено в королеве изначально.
  
   Глава тридцать шестая
   Конец черного талисмана
  
   Я, ты, он, она. Вместе - целая страна.
   Вместе - дружная семья.
   Как один - сто тысяч "я".
   (Из репертуара Софии Ротару.
   А говорят ещё, что рэп придумали негры).
  
   Немного замешкавшись в кромешной тьме коридора, совместными усилиями мы опрокинули вечно стоявший там стул, но все же отыскали дверной замок, выскользнули в подъезд и громко затопали вниз по лестнице. Между третьим и вторым этажом королева затормозила, и я налетел на нее, погрузившись лицом в пышное облако теплых волос. Пришлось тут же отпрянуть и, придав лицу деловитое выражение, поозираться вокруг. Никого. Тихо и спокойно, как будто и не было никаких приключений, страшных засад и черного талисмана. Внезапно мне стало так обидно, что на глазах чуть не выступили слезы. Ведь я должен был его победить, должен и точка. Ан нет, не вышло. Враг сбежал и сейчас подсмеивался где-нибудь в безопасном месте над двумя недотепами. Он не проиграл по большому счету, а только устроил маневры, подарил мне, как Наполеону, маленькое Бородино, где за красивым успехом угадывалось бесславное поражение. Значит, все оказалось напрасно: и плутания по двору, и жесткое противостояние засадам. Свершения обернулись досадными неудачами. Черный талисман явился в мир людей и, судя по всему, так в нем и останется. А чем это могло нам грозить, знала только королева.
   Лампочки старательно освещали пролеты и площадки. За окном расстилалось царство ночи. Тишина прочно обосновалась в подъезде. И не было видимых и невидимых проявлений черных сил. Наверное, они, выполнив поставленную задачу, сгруппировались и удалились с поля боя, чтобы внести еще одну страничку в черную книгу побед. Коготки Лауры, больно впившиеся в локоть, вывели меня из оцепенения...
  
   ...По лестнице катился черный шар. Вернее, даже не катился, а прыгал со ступеньки на ступеньку и взлетал, отталкиваясь от бетонной поверхности, то на метр, то на полтора. Матово-черной была его поверхность. Один-единственный блик, как слепой глаз, виднелся возле полюса. Но не отражения электричества образовывали это тревожное пятно, а словно маленькая мертвенно-бледная луна прорвалась на черный купол из потустороннего мира ужаса. Лаура метнула взгляд в окно. Ничего, кроме черноты. Настоящая Луна отсутствовала, и королева снова почувствовала, что силы на исходе. Эйфория победы улетучилась, зато вернулся враг для очередной, может, последней схватки. А может, явился кто-то новый, еще более могущественный и беспощадный. На бывшем море счастья разыгралась черная буря, и волны ужаса захлестывали королеву...
  
   ...Со стороны ничего страшного не наблюдалось. Вполне обычный дом с вполне обычным подъездом. Вполне обычные люди, надевшие вполне обычные маски, наблюдали за... нет, шар не вписывался во вполне обычную картину. Можно прочитать тысячу фантастических книжек и грезить о волшебных странствиях, но если посреди Вашей комнаты, где Вы читаете очередную книгу в мягком кресле, разверзнется Черная Дыра, вряд ли Вам взбредет в голову кинуться туда, не медля ни секунды. Неизвестность притягивает людей, но одновременно и отталкивает. Неведомое манит и пугает. И этот черный шар, беззвучно преодолевавший ступеньку за ступенькой, явился как раз из той области подсознания, которая заставляет покрываться липким потом и корчиться в нервных судорогах, словно смерть положила Вам на плечо тяжелые костлявые пальцы, хотя со стороны вроде бы и бояться нечего...
  
   ...Лаура ухватила Его за локоть, ища поддержки. Он осторожно перехватил пальчики, высвободил руку и положил ее на мягкие плечи королевы, прижав к себе. Любой мало-мальски уважающий себя теолог тут же признал бы получившуюся фигуру кольцом, вывернутом в трехмерном пространстве. Сами того не зная, они отыскали путь к спасению, замкнув свои миры друг на друга. Зловещий пришелец прокатился мимо и перебрался на следующий пролет. Но побежали морщины по гладкому полю, словно из шара выходил воздух. Шар съеживался и таял. И все же продолжал упорно прокладывать путь.
   - Пойдем, - прошептала Лаура, глядя вперед...
  
   ...И с какой-то отрешенностью я понял, что мы должны идти. Добравшись до нижней площадки, шар ткнулся во входную дверь и выкатился наружу. Мы не отставали. Теперь странный пришелец уже казался бугристым снежком, слепленным ленивым трехлетним малышом. Прикасаться к нему мы все же не рисковали. Выманив нас на свежий воздух, шар с оглушительным грохотом взорвался, словно разом выстрелили все орудия артиллерийского полка. Тишина разорвалась на тысячи клочков и исчезла, унося за собой кусочки потустороннего, так до конца и непознанного существа.
   А в окнах вспыхнул свет. На балконы высовывались растрепанные головы жильцов. Загремели распахивающиеся окна. Из подъездов выбегали люди. Что это было? То ли людское равнодушие, наконец, прорвалось и заставило, не таясь, выдвигаться на роли непосредственных участников событий. То ли черный талисман преподнес нам с Лаурой последний сюрприз, заставив нас противостоять не призракам, а людям.
   Противостоять людям? Только сейчас до меня дошло, что мое лицо скрыто ужасной, мастерски выполненной маской призрачного короля. Первой мыслью было сорвать маску и броситься к людям. Ведь люди же они все-таки! Договоримся! Если бы вы только знали, как трудно, когда все против тебя, а ты один. Лаура не в счет, она - призрак. Она изначально лишена выбора. А мне не повезло. Надо делать шаг, срочно делать. Куда? Вперед, к людям? Или назад, к королеве? Да это просто невыносимо. Ведь убьют же сейчас. Вот-вот сойдется мне ломиком по макушке, или метко запущенный кирпидон пробьет черепушку. Ведь за зря же убьют, ни за что! И не будет ни путешествий по дальним пространствам, ни мира белых призраков, ни даже серой и скучной жизни. Не после шестидесяти, не через пятилетку, не в конце года. Прямо сейчас я погибну от руки ничего не понимающих людей. А не дано третьего! Или ты за людей, или за монстров. Выбирай сам, на обстоятельства и тяжелую жизнь плакаться поздно. Не медли, выбирай, пока есть возможность.
   И что же? Размахивать руками и кричать: "Ребята! Мужики! Я к вам. Я наш. Да я такой же, как вы. Я свой. Не бейте! Погодите! А?" И оставить Лауру одну? Нет, это не дело. Я вдруг сумел представить себя в толпе, с настороженным страхом глядящей на монстра, осмелившегося появиться в чужом мире. Чудовище в рваном тряпье с ужасающей мордой, полускрытой гривастым подобием волос, выискивает жертву взглядом злобных красных глазищ. Кое-кто пятится назад, но смельчаки уже шарят под ногами: где тут камешек подходящего размера. И я понял, что не сделаю шаг к толпе. Лучше с пробитой черепушкой. Лучше камни, лучше медленная смерть от ударов палок и железных прутьев, чем со стороны наблюдать за гибелью той, кто приоткрыла свою душу. Ведь никто и не подозревал, кем является Она, Лаура, Королева! Даже я мог не узнать, так и не увидеть той тихой, но донельзя прекрасной улицы. Но узнал, а теперь наступила минута расплаты.
   Нет, я еще успевал перебежать на другую сторону. Еще имелась возможность на ходу выстроить убедительную теорию о несовместимости существ из разных миров, придумать тысячу причин, чтобы успокоить совесть, оправдываясь текущими обстоятельствами или сложной международной ситуацией. Но лучше расплатиться сейчас, пусть даже собственной жизнью, чем всё оставшееся время отстёгивать кусочки души по процентам и проклинать никчемность существования. Толпа молча рассматривала нас, а я вообразил, что маска намертво приросла к лицу и ее никак не отодрать. Я выбрался чуть вперед, заслоняя королеву от первых ударов. "Вдвоем, взявшись за руки, они могли без страха глядеть в лицо смеющемуся миру". Откуда вот только вспомнилась эта цитата?
   - В милицию надо звонить, - донеслось из задних рядов, когда я, отбросив мрачные мысли, принялся вслушиваться в разговоры.
   - В милицию хорошо бы, - мечтательно добавил кто-то из тех же мест. Звонить, однако, никто не побежал.
   - Родит же свет уродов, - посочувствовала нам старушка.
   - Еще не то будет, - пообещал мощный мужчина в порванной майке. Затем, раздвинув толпу своим телом, тянувшим чуть ли не на полтора центнера, он принялся угрожающим шепотом что-то втолковывать сухонькому старичку в очках. Я уловил только сочетания "Чернобыль", "радиация" и "проклятые американцы". Старичок кивал. Поступило предложение сообщить в газету, но курьеров тоже не обнаружилось. Несмотря на нашу неподвижность, люди постепенно вооружались, кто обрезками труб, сваленных у подъезда, кто лопатой, принесенной из дома, а кто и увесистым горшком с разросшимся алоэ.
   - Черт с ними, - наконец определился здоровяк. - Стойте здесь хоть до утра, а я спать пошел. Мне на работу рано.
   С этими словами он отбросил целехонький белый кирпичище, спокойно умещавшийся в его ладони, и удалился по направлению к восьмому подъезду. Тревожное ожидание сломалось, и люди стали потихоньку разбредаться. Конечно, интересно посмотреть на страшилищ из фильма ужасов, но от этого ведь денег в кармане не прибавится. Только мы с королевой не смели пошевелиться. Так и стояли, пока не хлопнула далекая дверь за последним зрителем ночного театра.
   Я искоса смотрел на сжавшуюся Лауру. Ветер ласково играл прядями белых волос. Профиль словно выточили изо льда. Теперь я сравнил бы её с Fuji JP-II, которую мне привезли из-за границы. В ней всё было единственно и неповторимо. Изящный, в полтора раза тоньше обычного, футляр модели Extra Slim, в который кассета вставлялась особым образом. Держалки, отлитые буквами "S", изогнувшимися молниями. За туманными стенками футляра чёрные круги высококачественной ленты. Буквы "А" и "В" из причудливо изломанных линий. Увидев это фантастическое диво, в любой звукозаписи мне предлагали пять бесплатных программ и тут же повышали цену до десяти. Но я только качал головой. Я не собирался менять сказку на реальность денег. Я не расстался бы с ней, даже предложи мне в обмен феррохромную "Соньку". Мне казалось, я не имел права меняться.
   Как и сейчас, когда не сумел променять королеву.
   Час спустя Лаура уже спала, свернувшись калачиком на диване. Грудь ее тихонько вздымалась и опадала. Я укрыл королеву теплым одеялом и забрался в мягкое кресло. Спать? Как же! Я не мог заснуть, не мог даже закрыть глаза. Ко мне возвращался ужас. Он просачивался окольными тропками и завоевывал крепость за крепостью, подбираясь к самым глубинам мозга.
   Закончилось ли сражение? Исчез ли талисман тьмы навсегда или снова затаился, выжидая подходящий момент, чтобы сокрушительно ударить. А ведь ему, оказывается, не хватило совсем немного, чтобы сломать меня окончательно и бесповоротно. Просто ужас, пришедший с ним из чужого мира, немножечко задержался по дороге, но все-таки добрался до места назначения. Но даже если черный талисман действительно взорвался и безвозвратно покинул пределы мира людей, то выводился ли отсюда однозначно счастливый конец?
   Перед глазами появилось смутное видение маленького черного призрака, уютно устроившегося на скамье выбивалки. Пока он еще не дорос, чтобы сражаться, но каждая секунда приближает его к началу "славных битв". И потом, я благополучно преодолел четыре засады, но погибли ли призраки, доблестно напавшие на меня? Впрочем, если и погибли, то оставались еще пять, десять, сорок, тысяча засад, которые попросту не пересекли мой маршрут. Никто не отдавал и уже не отдаст черным воинам приказа покинуть рубежи. Так неужели всю оставшуюся жизнь они будут следовать по пятам? В книгах и фильмах после поражения вражеская рать из потусторонья погибала или уходила навсегда. Но почему в реальной жизни всё оказывается куда сложнее? Я, конечно, не имел ввиду фильмы ужасов, где даже самый несообразительный режиссер непременно оставит зацепочку для продолжения сюжета. В моем случае не получалось не только "хэппи-энда", но и самого обыкновенного "энда". Кто мог гарантировать, что следующее наступление черного отряда не случится через неделю? Или завтра? А может в течение ближайших десяти минут? Четвертая засада чуть не выбила меня из седла. Выдержу ли я пятую? Ведь каждая битва становится все жестче.
   Но тут искоркой мелькнула спасительная мысль. Королева вернется в свой мир, но вернется не одна. Она же берет меня с собой! Я исчезну отсюда и оставлю черных призраков в дураках. Пусть поищут меня хорошенько, ведь я уже буду ТАМ. В голове сразу потеплело, противная мелкая дрожь на время утихомирилась. Мне представилась торжественная картина: величественный силуэт королевского дворца среди серой пустыни, а на горизонте темнеют мрачные горы с затерянной в их скалах северной крепостью. Затем я увидел высокий сверкающий престол в тронном зале. А где, интересно, отведут местечко мне? Может, построят еще один трон? Конечно не такой красивый, как королеве, но все же. Ведь я стану мужем повелительницы Тьмы. А кто такой "муж королевы"? Король? Неужели, король? Я осторожно примерил гордое звание. Звуки сладкими шариками прокатились по нёбу. Звучит грандиозно. И для меня начнется настоящая королевская жизнь? Я только теперь осознал, как круто изменилось мое существование. Не каждому доведется стать королем, не так ли? Пусть королевство не велико, пусть я никогда не увижу ни солнца, ни звезд, но... Но это будут МОИ владения! Вернее, наши с королевой. А ведь и черные призраки посчитали меня за белого короля. Может, я не так уж плох, как кажусь себе самому. Белый король! Неплохо, очень неплохо (сам себя не похвалишь, так никто не похвалит).
   Королева продолжала спать, приняв человеческое обличье. Вероятно, в последний раз. Но я уже свыкся с ее истинным видом. В известном диснеевском мультфильме красавица сумела полюбить чудовище, и оно превратилось для нее в прекрасного принца. Я не мог похвастать собственной красотой, и королева оставалась повелительницей тьмы, но оставалась со мной.
   Внезапно я вспомнил, откуда взялась строчка, беспокойно вертевшаяся в голове. Конечно же, "Тим Талер или проданный смех". Сцена из спектакля, где принцесса не умела смеяться. "Не смейся, сестрёнка! - мысленно умолял мальчик, потерявший смех. - Пусть они все смеются, все, кроме нас с тобой". Да, в тот момент он увидел единственное, родное ему существо, поняв его на все сто процентов! Теперь такая возможность выпала мне. Ну не на сто, а на девяносто, на восемьдесят шесть, в конце концов. Но я видел улицу души Лауры, чувствовал хрупкость и красоту ее внутреннего мира, а это что-нибудь да значило. Теперь оставалось только ценить увиденное, изо всех возможных и невозможных сил стараясь сохранить его как можно дольше.
   Лаура спала, пользуясь последней возможностью отдохнуть, как нормальный человек. Я мог беспрепятственно глазеть на нее и восторженно ликовать. Даже если ничего не выйдет с переселением в мир белых призраков... Как это не выйдет? Ведь я мысленно успел отрубить все связи со своим миром, стал существовать как бы вне его, перенесясь мыслями в светлое будущее. Для меня оно должно было вот-вот наступить. Оставалось потерпеть каких-то несколько суток, пока королева наберётся сил, чтобы вывести меня на свою дорогу. А может, я ворвусь туда уже следующим утром? А вдруг? Почему бы и нет?
   Лампу я зажигать не рискнул, опасаясь разбудить Лауру. Но сидеть в темноте тоже не хотелось. Нервное напряжение вновь толкало и толкало проснувшийся страх на поверхность. Оставалось тихонько включить телевизор.
   Королева спала. Где-то в потемках чуть слышно ворочался Ыккщщер. Я вжался в мягкую спинку, надеясь успокоиться. На экране то ли задержавшегося ночного канала, то ли проснувшегося утреннего шла эстрадная передача. "Буа-Буа-тино, дэ моя Мальвина? Дэ моя Мальвина? Во-во-во", - пел на экране маленький Ванечка, еще не научившийся говорить, но уже вытолкнутый на сцену заботливыми родителями. Донельзя хотелось переключить, но по остальным программам с противным шипением проносилась серая метелица пустого эфира. И я смотрел, отсчитывая секунды до финала казавшейся бесконечной песни.
  
   Глава N
   (которую, в принципе, читать не обязательно, поскольку в ней не происходит ничего важного ни для кого, кроме нас с Лаурой)
  
   - А во время звездопада
   Я видала как по небу
   Две звезды летели рядом.
   Ты мне веришь или нет?
   - Я тебе конечно верю.
   Разве могут быть сомненья?
   Я и сам все это видел.
   Это наш с тобой секрет.
   (Старая, старая песня).
  
   Путешествие началось от крыльца промтоварного магазина, в котором Лаура получила очередной подарок. Предыдущую половину дня я проездил по комиссионками, собирая капиталы, размещенные в кассетах. Собственно говоря, следовало отделить прибыль, а на оставшееся приобрести новую партию. Но я предпочёл потратить всю сумму на Лауру. Королева давно просила купить ей хотя бы блузку белого цвета, так как вражеские тона продолжали её угнетать. Денег хватило как раз на великолепный отечественный экземпляр удивительно приличного качества. Надев обновку в примерочной, королева не пожелала с ней расставаться. Мне тоже полегчало: приятно исполнить хотя бы маленькую, но мечту.
   Пока душа расставалась с грузом забот, мы перешли дорогу, перешагнули поваленный забор и вступили в зону школьного питомника, возле которого произошла героическая битва королевского отряда с войсками противника.
   Пылающий шар солнца разбрызгивал свет и тепло. Он начинал заваливаться за горизонт, и тени всё дальше вытягивались по зеленому ковру травы. Только мы вдвоём любовались красотами уходящего дня. Вокруг было пустынно, лишь мелькнул вдали мужик с сенбернаром на поводке, да навстречу двигалась стройная девушка в огромных солнцезащитных очках. Но ни принцессы, ни фотомодели уже не могли конкурировать с той, что шагала рядом. С несравненной, которую я ставил выше всех в этом мире. Да и во всей вселенной...
  
   ...С земли поле минувшего сражения виделось иначе. Сетчатая ограда не просто присутствовала, а отделяла квадрат пространства от посторонних. Деревья виделись не волнами, а горами с пышными вершинами. Одно дело - парить, бесшумно рассекая воздух, и совсем другое - шагать по твердыне, постоянно цепляясь за нескончаемые бугорки, трещинки, впадины и сплетения травы крайне неудобными каблуками туфель. Но все равно - безумно интересно всматриваться в чужую жизнь с загадочными обитателями, постепенно свыкаться с ней, чувствовать себя своей в огромном, необъятном, открытом мире. Взрывы чувств, взлеты и падения - это так отличалось от размеренного королевского времяпровождения. Нет, Лаура не собиралась отказываться от трона. Но если б два мира, две эти жизни слились в единое целое, дополняя друг друга...
  
   ...Мы свернули на полосу потрескавшегося асфальта, спасительного для высоких каблуков и хрупких ножек королевы. Слева потянулись тополя, окаймлявшие стройплощадку. Справа сиял тот самый, длиннющий многоподъездный дом. Он радовался нам, словно однополчанин в день юбилея славной победы. Стены горели золотом, окна сверкали яркими бликами, даже ржавчина заколоченных чердачных проемов казалась бронзой олимпийской медали. Мир праздновал победу вместе с нами, бдительно храня тайну от остальных жителей планеты. На фоне кремовой голубизны картинно вырисовывался каркас телевышки. А солнце щедро заливало арену минувших сражений живительными лучами. Ласковый ветерок не желал присоединяться к нашей компании и активизировался поверх крыш, тормоша верхушки деревьев.
   Белый дом остался позади. На смену выдвинулся полосатый, желто-коричневый, раскрашенный по вертикали. А с другой стороны еще сдерживала неумолимое течение времени полуразвалившаяся хоккейная коробка. Долгие годы дожди старательно смывали надпись "Выше знамя Советского Спорта", но красная и синие линии по-прежнему держались на положенных местах, готовясь встретить еще одну зиму, возможно, последнюю. Десятки площадок уже исчезли, оставив лишь погнутые железные столбы, да лоскуток асфальта. А эта пенсионерка, отбросив уныние, улыбалась нам, словно надеялась дотянуть до лучших времен...
  
   ...Мир действительно оказался самым странным, самым загадочным и самым прекрасным. А может, только она видела его таким? Королева незаметно оценивала очередной кусочек бытия, замерев на промежуточном полустанке, на границе, на лезвии бритвы, где ещё можно качнуться и спрыгнуть в любую из сторон. Призрачная сущность утрачена, зато начиналась новая жизнь. Теперь, когда опасности развеялись, душа Лауры безмятежно плыла по течению, наслаждаясь тем, что ничего не надо делать. Вернее, делать только то, что тебе по вкусу. А вкус пришел вместе с чувствами. И удивляясь себе, королева превращала завтраки, обеды и ужины в интересные неповторимые игры, а затянувшиеся прогулки в увлекательные кругосветные путешествия...
  
   ...Теперь справа наплывала зеленая пятиэтажка, а утоптанное поле по другую сторону закончилось. Деревья и кусты сплотились, не желая уступать ни пяди всяким там компрессорным, детским площадкам и даже тропинкам. Зеленые гиганты скрывали тянувшиеся наискось дома. Кусочек природы посреди большого города некогда спас жизнь многих черных воинов, сумевших увильнуть от смертоносных лучей могучего талисмана. Тогда я числился бесправным зрителем, оказавшимся на перекрестке миров волею судьбы. Но сейчас я полноправно мог назваться победителем. Впрочем, никто спорить не собирался. И травы, и цветы, и высокие деревья замерли в торжественной тишине. А неугомонный шелест верхушек воспринимался восторженным шёпотом толпы, завидевшей парочку кинозвезд. Лучи солнца превращались в лучи славы, приветствуя королеву, а я тихонько грелся, без труда урывая и свою скромную долю.
   Меж тем на нас снова упала тень. Мы проходили вблизи древней девятиэтажки. В детские годы казавшейся мне торжеством архитектурной мысли, она выглядела по сравнению с современными великанами оплывшей свечкой. Рядом теснились парочка скамеек и салазки с голубыми газовыми баллонами. Из неизвестности в неопределенность протянулись провода. Где-то шел текущий ремонт. И для кого-то не было дела важнее, чем менять прогнившие трубы в крохотной ванной комнате. И что немаловажно - этот кто-то был совершенно прав. Но нас с королевой дела не интересовали. Нам хватало друг друга, и еще - зеленого ковра травы, и серой асфальтовой дорожки, надежно вытянувшейся под ногами, и гигантских тополей, плотно обступивших здание детского сада, словно скрывали они замок необычайной красоты. И бесконечного неба без единого намека на облака. И привычных домов, домишек и домищ, обступивших нас, подобно друзьям на теплой вечеринке. И согревающих лучей солнца, готового принять в бескорыстные объятия, как только мы покинем прохладный мир тени. Вы скажете, что у тысяч и миллионов всё проходило прекраснее и интереснее. Да и пускай. У нас с Лаурой сложилось именно так, и нам не требовалось ничего другого...
  
   ...Строгие кирпичики зданий расступились. Лаура любила открытые, безграничные пространства, ведь ее жизнь прошла в замкнутом куполе. Королева желала превратить свои владения в нечто подобное, неописуемое. И действительно, как можно выразить в словах даже одно единственное - небо. Океан? Голубая бездонная пропасть? Опять же купол? Нет! Но разве слова - главное? Над головой королевы небо наливалось истинной синевой, а к горизонту оно незаметно переходило в нежную голубизну. Казалось, что где-то там, за краем земли, правит бал ночь белого света и бросает в сверкающие краски дня дрожащий призрачный оттенок. А еще Лауру тянуло к чуть-чуть колышущимся зеленым листьям, прохладным и теплым одновременно...
  
   ...Справа мелькнул приземистый дом спорта "Трудовые резервы". Асфальтовая полоса одним махом превратилась в широкую дорогу. Она уносилась вдаль, разбиваясь на три линии, снова сливаясь в единое целое площади, согнав неугомонных пешеходов и уступив свою серую гладь потоку машин. У горизонта дорога вновь становилась узкой полосой, прильнувшей к стенам домов. Туда мы и направлялись.
   - Давай пойдем рядом с ними, - предложила Лаура, указав на плотную полосу кустов, расположенной у границы соседней, почти неприметной дорожки.
   - Конечно, - прошептал я в ответ. Разумеется, мне хотелось произнести это уверенным, покровительственным голосом, но... как-то не получилось.
   За кустами пряталась обширная лужайка, заполненная всевозможными приспособлениями для дрессировки собак. Впрочем, однажды я увидал там коров, мирно щиплющих траву по окраинам. Кто знает, какими еще тайнами располагала собачья площадка. За зеленым покровом звенели детские голоса.
   Дорожки разделял ровный газон. Я выполнил бы любое желание королевы, но не топтать же траву на виду у всех. Но провидение, видимо, существовало. Более того, на сегодня оно взяло нас под свое покровительство. Чьи-то добрые ноги, неоднократно ходившие туда и обратно, проделали узкую тропочку, как будто специально для королевы, повеления которой должны исполняться неукоснительно...
  
   ...Лаура осторожно дотрагивалась до мягкой зеленой плоти. Интересно, чувствуют ли деревья жару? Наверное, да. Можно, конечно, спросить, но куда интереснее догадаться. А вот ногам в туфлях становилось невмоготу, словно неведомый умелец засунул в подошвы маленькие, на славу сделанные печки. Королеве пока не удалось освоить неудобную обувь. Но даже подступившая жара только подчеркивала перерождение Повелительницы Тьмы. "Жарко", "Холодно" - понятия, привычные для людей, но не для призраков. Несмотря на потерю сущности, Лаура продолжала считать себя призраком, настоящей Белой Королевой. Королевой, утянутой водоворотом чувств. Что может сказать просидевший долгие годы в замкнутых глухих стенах, когда ворота распахнутся и его выведут на свободу бескрайних просторов?
   Поэтому королева не могла описать нахлынувшее многообразие эмоций, в один миг раскрасившее внутренний мир, где теперь раскинулись не только улочки и переулки, но и центральные проспекты, многоярусные мосты, таинственные скверы, заполонённые удивительными растениями. Ей и не хотелось описывать. Она желала до конца проникнуться всей гаммой, всей палитрой, всем тем, что дарило эту безмерную радость полноты существования...
  
   ...Кусты сделали плавный поворот и оборвались, выставив во всей красе кинотеатр "Искра" с белоснежными стенами и великолепным застекленным фойе второго этажа. Площадь перед кинотеатром заполняли фонари. К небу стремились гиганты, распускаясь чашечками плафонов, подобно снежинкам страны великанов. Кресты красавцев пониже тоже чувствовали себя в своей, никем не досягаемой, тарелке. Простенькие конструкции в два лепестка выглядели слишком уж низкорослыми в такой компании. Казалось, негр-профессионал с оранжевым мячом без труда сумеет дотронуться до матовых лампочек. Мне приходилось только завистливо представлять такую картину.
   А Лаура уже наметила новый маршрут.
   - Пойдем туда, - свернула она на юго-запад, где чернела огромная деревянная арка. Разумеется, я не мог отказать королеве. Мне тоже вдруг дико захотелось пройти под могучей дугой, хотя я не относил себя к импульсивным субъектам. Мы гордо шествовали мимо сидящих на лавочке людей. Они читали газеты, смеялись, наблюдали за играми детей и просто отдыхали, наслаждаясь теплым летом. Возможно, среди них были и те, кто изучает сейчас эти строчки, не заметив нас тогда. Ведь тысячи раз за день мелькают неподалёку от нас молодые люди в потрепанных джинсах. А рядом идут толпы привлекательных девушек. Как нам не пропустить, а разглядеть среди них королеву?
   Осталась позади стрела стойки для прожекторов, основание которой затерялось среди островка деревьев. Почти двадцать лет назад она смело вонзилась в небо, символизируя достижения отечественной промышленности, и казалась огромной металлической сосной, приютившей рядом полдюжины зеленых собратьев. От младшей сестры телевышки зигзагом убегала тонкая линия газона, которую легко перескочил бы и начинающий легкоатлет. Но не скакать же козлом в присутствии королевы? Лаура тоже понимала суть таблички "По газонам не ходить" и вопросительно посматривала на меня. Мысленно записавшись во враги экологов, я подхватил королеву под руку и смело шагнул вперед. Рябина шевельнула веткой и погладила нас по головам. Легонько прикоснулась, а не ударила. С другой стороны пятерка берез ласково шепталась с низенькой осиной, никак не реагируя на вторжение. Очевидно, наступил тот самый, редкий случай, когда нельзя, но если уж очень хочется, то можно. Добравшись до асфальта, мы вплотную приблизились к очередной цели нашего путешествия.
   Как и стойка, огромная дуга арки выросла здесь к шестидесятилетию Великой Октябрьской Социалистической Революции. В ту памятную дату на площадь между "Искрой" и ВДНХ выставили множество техники и других экспонатов. С годами они поисчезали, только арка осталась осколком прошедших времен и трудовых подвигов. Что она символизировала и для чего предназначалась, мне не ведомо. Но размеры впечатляли, да и ничего подобного я нигде больше не видел. Мы шли к ней, как к огромным воротам, за которыми картиной иного мира красовались центральные районы. На полминуты солнце скрылось за вершиной арки, и мы снова очутились в царстве тени. Околосолнечное сияние еще сверкало у черной границы, а через шаг показалось с другой стороны. Но прохладной передышки вполне хватило, чтобы выскользнуть из объятий жары. А несколько шагов спустя мы, задрав головы, прошли под сводом гигантских ворот. Солнце било в глаза, даруя вместо четкой картины радужные пятна.
   Мы повернули направо, к серым прямоугольникам пятиэтажек. Остались позади неизменные деревянные щиты, треугольником прижавшиеся друг к другу. Значились на них уже не трудовые показатели с улыбающимися силуэтами рабочих и работниц, а телефоны нового коммерческого банка и яркие изображения купюр крупного достоинства Германии, Англии, Франции и США. Нижнюю половину уже успели расхитить неутомимые дачники, и рекламная банковская служба находилась в тяжких раздумьях: или в очередной раз потратиться на деревяшки, или установить солидные металлические пластины. Такой вариант тоже не гарантировал сохранности, ибо способности русского народа по внедрению в дело бесхозного имущества стали в последнее время безграничными.
   Так, обозревая остатки рекламы, мы подобрались к двум пятиэтажкам, вытянувшимся в линию. Мне нравится смотреть на дома. Я всегда поражаюсь их удивительной неповторимости. Невозможно отыскать два одинаковых окна. То раму кто-нибудь усовершенствует, то выкрасит ее в белый или голубой цвет в пику грязно-коричневому единообразию. Но вот, гляди, вроде выделил целых три, похожих как капли воды. Ан нет, за одним красуется самовар, на другом подоконнике примостился престижный китайский термос, а за стеклом третьего виднеется герань. А что за удивительные огни вспыхивают за стёклами по вечерам. Люстры сверкают картинками калейдоскопа. Они прекрасны и уникальны, будто выпущены не широкой серией, а единственным экземпляром. Как неповторима человеческая жизнь, так и каждая квартира хранит особенности, накопленные и чередой лет, и новыми веяниями. Раньше, к примеру, за окнами приделывали массивные ящики и выращивали в них цветы. Теперь хрупкие растения переселились на садовые участки, зато на окнах появились решетки...
  
   ...Королева наблюдала за ровной шеренгой раскидистых тополей. Давным-давно, при прорыве в почти забытый чужой мир отряд Лауры с успехом отбил внезапное нападение коренных обитателей, рассекретивших путешественников прежде, чем те сумели достойно удалиться. По возвращении королева устроила военный парад. И воины вытянулись тогда такой же шеренгой. И торжественное молчание приветсвия было столь же значимым. Потом сверкали фейерверки, призраки пронзали застывший воздух замкнутого мира в полетах на скорость, а у дворца вручались награды. Но минуты, когда Лаура со свитой медленно проплывала мимо строя, запомнились навсегда. Корона Желвина таинственно поблескивала в сполохах света, лучившегося из-под мрачного купола. А Ыккщщер... А он тогда ещё не родился. Могучие деревья стояли подобно славным солдатам в тот день. А через дорогу, принимая парад, высились тополь, осина и боярышник, словно офицеры высшего командного состава. Кроме них шустрыми прапорщиками из-за угла выглядывала троица мелких кустов. И Лаура шествовала, отбивая чуть слышный шаг, словно величественная особа, в честь которой и затевалось данное мероприятие. Она стремилась идти поближе к изумительным созданиям, которых так не хватало в ее мире. Тополя ласково встречали королеву, нежно касаясь ветками ее пышной прически. Королевский дворец и личная гвардия находились сейчас в далекой неизвестности. Но Лаура чувствовала себя хозяйкой бала во дворце, где стенами выступали дома и деревья, а потолком - бездонная пропасть неба...
  
   ...Кинув последний взгляд на серую стену и немного позавидовав тем, кто в любой момент может распахнуть окно и зарыться в тополиную листву, я свернул за угол. Стрелки на часах подбирались к шести, на дворе заканчивалась суббота, а это означало, что двери магазинов перешли на одностороннее движение, выпуская припозднившихся покупателей. Ноги по привычке устремились к стеклянной преграде, но почему-то не захотелось прерывать волшебное путешествие банальными остановками. Хотелось идти и идти, окунаясь в прохладу тени и вновь выныривая к солнечным просторам. Поэтому, отвернувшись от витрин, мы прямиком направились к пока еще моему дому. А он сиял под солнцем, словно начищенная медаль, и звал к себе и в себя.
   Наш праздник еще не закончился, за сегодняшний вечер нам предстояло так много увидеть, услышать, почувствовать. Прежде, чем покинуть этот мир навсегда, я желал показать Лауре свои самые любимые места. Места, где я проводил время, когда все вокруг поражало гигантскими размерами, мир расцвечивали удивительно яркие краски, а одиночество еще было желанным, а не вынужденным. В большинстве игр я был единственным участником, а остальные роли прекрасно заполняла фантазия. Она и теперь изредка вырывалась на свободу, но отбрасывала лишь бледные тени былого могущества.
   Улыбнувшись воспоминаниям, я крепче сжал руку Лауры, опасаясь, что моя единственная сверхъестественная спутница растворится в жарком воздухе. Но Повелительница Тьмы не собиралась исчезать, она тепло улыбалась мне, а пышные волосы тихонько колыхались, словно ветер и ее занес в нескончаемый список объектов своей зоны ответственности. И все же сверхъестественные силы прятались где-то неподалеку. Наверняка их стараниями нам с Лаурой достался подарок в виде чудесной погоды. Торжество переполняло меня, и я решил проложить максимальный маршрут. Мы пересекли по квадратным плитам обе зеленые аллеи и вплотную приблизились к широкому крыльцу поликлиники.
   Сверкающими окнами смотрела соседская пятиэтажка. С балконов открывалась великолепная панорама улицы чуть ли не до цирка. Я беззлобно позавидовал её жителям, так как из моего "окошка только улицы немножко" и виднелось. Правда сказать, не самый плохой кусочек.
   Мы увильнули от взгляда пылающих солнцем зрачков и оказались в просторах двора, оставив собственный дом прикрывать наши тылы. Обувь уверенно постукивала по дорожке, огибающей окраины...
  
   ...Лаура с восторгом вдыхала прохладный воздух теневой стороны мира. Над травой, над этими деревьями проходил ночной маршрут ее первого полета. И в тревожную ночь здесь пробирался Он, творя победу над черным талисманом. Земля дышала вместе с ней, а ноздри забивались щемящим коктейлем запахов. Они переплетались, сливались, поглощая друг друга, в единый дурманящий аромат. Глаза, нос, рот, кожа Лауры выступали в роли чутких критиков, выставляя по всем позициям наивысшие баллы. У королевы зародилось тревожное предчувствие, что лучше уже не будет, что никогда она не сможет увидеть ничего прекраснее, чем неописуемая красота, окружающая ее сейчас. Тысячи лет давил на неё непреодолимый камень замкнутых границ, купол серого беззвездного неба, сходящего к земле в неприступных далях. Короткие передышки в соседних мирах делали жизнь разнообразной, но... Лаура, представ перед распахнувшимися небесами, поняла, что мир белых призраков ничуть не хуже, только вот надо, чтобы над ее владениями вновь засияли звезды. Став здесь своей, королева помнила о покинутом государстве.
   Они шли по тропинке, и земля нежно вздрагивала. Они шагали по серым полосам асфальта, едва слышно отзывающегося на их поступь. Они проходили под зелеными арками деревьев, касались руками высокой травы, ощущали холодную поверхность металла ракеты и теплую шершавую кору дерева, еще не успевшую остыть после назойливого внимания солнца. Они слышали пение затерявшейся птицы и шум ветра, то и дело застревавшего в непролазных чащобах там, наверху. Они видели спешащих навстречу людей, кошек, собак и, улыбнувшись им, теряли навсегда. Они ощущали все это вместе и, может быть, поэтому океан невидимых глазу волн бушевал в их душах. Они обследовали весь двор, все его тропинки и тайники, и Лаура подумала, что, наверное, никто не в праве объявлять себя единоличным властелином такого прекрасного мира...
  
   ...А я отбросил всякую зависть, покидая пределы двора. Почему я должен кому-то завидовать? Наоборот, все должны завидовать мне, ведь именно я вижу такую впечатляющую картину с балкона. Именно я могу каждый день совершать подобные прогулки, вдыхая запахи лета, весны и зимы. Да что днем! Даже ночью! Ночью, каждый куст кажется немерянным вместилищем тайн. В голове растекались приятные волны, душа стремилась вырваться и взлететь к вновь объявившемуся Солнцу. А я ведь не выпил ни капли, и не собирался. Если любовь такова, я готов любить, готов идти, готов быть рядом до самого конца времен, до бесконечности. Пусть преграды, пусть снова и снова партизанские вылазки против черных, пусть опять опустится на наши головы серый туман и не останется ничего кроме трех камней, десятка деревьев, мутной глади океана и нас с Лаурой. Сейчас я принимал жизнь, как игру, как вернувшееся детство, когда мод строительным вагончиком я с выражением читал отрывок найденной сказки про Снегурочку. Или когда мы обнаружили выкинутую тумбу рукомойника, окрашенную в голубой цвет, превратили ее в шкаф, натащили ящиков от ближайшего "Гастронома" и устроили превосходную гостиную между густыми зарослями и отвесной скалой пятиэтажек, мимо которой сейчас проходила Лаура. Или когда... Да, ладно, у вас своё. Вам все равно не понять. Но главное, я понял, что жизнь могла быть захватывающей дорогой, причем, сама по себе, без всяких этаких стимуляторов. Как ни картинно это звучит, мы плыли в сиянии любви. Только пусть королева пока об этом не знает, и даже пусть не догадывается. Еще не надо слов, еще рано.
   Кстати, о "Гастрономе". Сквозь прозрачные витрины каменной коробки очарование тихонько улетучивалось туда, где царили Солнце и бесконечность. Мне приходилось вернуться в реальный мир с дежурными улыбками, нестерпимым ожиданием продавца, порядком надоевшими очередями и заискиванием перед кассиршей (это чтобы сдачу с сотенной дала не рублями). Мы словно пересекли границу, которая четко разделяла пределы того, что тебе хочется, и того, что кому-то надо. Но цель была достигнута. Свершилось! В моих руках оказалась запотевшая, приятно-прохладная бутылка "Фанты".
   Что ни говори, а прогресс налицо. В "те далекие годы" пределом мечтаний был "Байкал", изредка возникавший среди рядов единообразного лимонада с неприятного вида осадком, бесцельно плавающим сверху вниз и обратно. А с экранов панорама западных площадей взывала "Drink Coca-Cola". Разумеется, я и не мечтал испробовать вкус вожделенного напитка. Но сначала Москва, а потом Казань сумели освоить выпуск продукции вышеупомянутой компании. Судьба же подарила нам еще одно чудо - дефицитную апельсиновую "Фанту".
   Выпрыгнувшая из карманного ножа открывашка, бодро сверкнув на солнце, лихо сорвала пробку. Та отлетела в траву и присоединилась к многочисленным товаркам за неимением урны, которая эмигрировала в неведомую страну в качестве лома цветных металлов. А мы с Лаурой по очереди отхлебывали вкусную, оранжевую шипучую жидкость, приятно освежавшую измученное засухой горло. Солнце не желало отрываться от нашей компании, катясь над крышами фармацевтического и медицинского институтов. Но тут оно встретило непреодолимую преграду и временно капитулировало. Мы добрались до 9-12-16-этажного комплекса, выросшего за последние годы.
   - Почти как одна из моих крепостей, - улыбнулась королева.
   Я вспомнил мрачную громаду Северной крепости и попытался представить ее здесь. Комплекс, конечно, уступал размерами строению призраков, но было в нем какое-то стремление ввысь, словно он родился для того, чтобы непременно стать межпланетным кораблем. Да вот только не разглядели в нем призвания и по принципу "Хочу - Могу - Надо" отвели роль жилого здания, навечно прикованного к земле. Полюбовавшись колоннами, предварявшими вход в книжный магазин, вот-вот собирающийся обернуться прибыльным коммерческим рестораном, мы пошли дальше на запад, на запад, на запад...
  
   ...Теперь они шли по лугу, порядком вытоптанному ногами, старающимися одновременно попасть по бело-черному упругому шару. Дети восторженно вопили, когда тот пролетал между двумя вбитыми в землю палками. Лаура не могла уяснить причину их ликования, но ей хватало собственного. Сделав последний глоток, она протянула пустую бутылку Ему, представляя себя сидящей на троне в королевском одеянии и тихонько потягивающей такой же божественный напиток из многогранного хрустального кубка, сверкающего отблесками призрачных огней. Лаура понимала, что Желвин никоим образом не одобрил бы отхлебывания из горлышка, но сейчас королеву совершенно не волновали условности. Ее заботило лишь время, которое должно остановиться, чтобы путешествие продолжалось и продолжалось...
  
   ...Огненный диск ненадолго спрятался за башней главного корпуса издательства. У его крыльца стояли шестигранные бетонные вазы, украшенные цветными плитками. Я с упоением поведал, какое важное место в моей жизни занимали когда-то эти маленькие хрупкие квадратики. Они были трёх видов. Черные и белые мы отковыривали от стенок фонтана у Речного училища. Бледно-голубые сами отпадывали от новых девятиэтажек. Оставалось только раньше других порыскать вдоль стен и пополнить капиталы новыми образцами. Но в один знаменательный день неимоверными усилиями мне удалось оторвать темно-зеленую плитку от крайней вазы. Целиком (а ценились только неповрежденные образцы). Через месяц мода на плитки прошла, а сам квадратик раскололся в других играх. Но навсегда осталось то великое чувство, когда весь двор смотрел на ладонь, где покоилось Сокровище, подобное которому так никто и не раздобыл.
   Солнце не собиралось партизанить, а заслуженно красовалось, оставляя в глазах темные плавающие отражения. Я говорил, и меня слушали. Я выплескивал впечатления, накопившиеся за долгие годы, и меня понимали. Лаура умела видеть мир моими глазами, а любой мир хорош только тогда, когда есть кому его показать, есть с кем разделить все его прелести, восходы и закаты, серые дожди и вьюги, слякоть и морозные круги вокруг Луны. И вот такие солнечные дни, вполне обычные, но незаметно превращающиеся в восхитительные праздники, когда чьи-то чувства вдруг запоют в унисон с твоими.
   Я никогда не верил в стопроцентное понимание, но теперь вера улетучивалась из сердца, заставляя его учащенно биться. Королева заслуживала подарка, и я решил подарить самые дорогие мне места. Не территориально присоединить к ее владениям, нет! Просто показать, объяснить: почему они такие удивительные и неповторимые. Зажечь огонек интереса, чтобы посадить росток воспоминаний. И тогда она сумеет почувствовать величие, которое испытываю я сейчас и всегда, как только мне удается вырваться в их пределы. Говорят, нельзя возвращаться в места, где тебе было хорошо когда-то. Но мы не собирались возвращаться. Нам еще только предстояло пройти по ним вместе и оценить. И сохранить в глубинах памяти, чтобы знать, что хотя бы один день прожит не зря.
   Мы двинулись мимо пристроя. Стена, казалось, излучает нестерпимый жар не хуже солнца. Железные подоконники раскалились до невозможности. За пыльными стеклами огромных окон белые халаты сиротливо прижались к каменной плитке в смертельной тоске, не в силах вырваться из замкнутого пространства. А свобода желала одарить минутами блаженства нас одних.
   В этот момент со стороны Пэтэушной общаги вывернули три подозрительных личности и уверенно направились нам навстречу. Я внутренне сжался, затем заметался. Чутье мне подсказывало, что всегда найдутся такие козлы, которые с радостью испортят вам лучшие минуты жизни. Взгляд косил по сторонам в поисках возможных путей отступления, а язык продолжал красочно рассказывать Лауре, как пятнадцать лет назад здесь прокладывали теплотрассу, и мы с приятелем вволю наигрались в Брестскую Крепость. Подозрительные субъекты подбирались все ближе. Проснулась неприятная дрожь. В конце концов Брюса Ли я ни с какой стороны не напоминал, а до бицепсов Шварценеггера мне было так далеко, как до коммунизма. А что делать? Свернуть в сторону? Но как объяснить Лауре позорную капитуляцию? Неведомые силы продолжали упорно толкать меня вперед, а в голове вертелась недавно вычитанная фраза: "Бывают минуты, когда англичанин просто обязан дать себя избить".
   Тут вышеназванные граждане поравнялись с нами и... прошли мимо, не удостоив нас ни единым взглядом. Я облегченно вздохнул и расцвел на глазах. Возможно, сверхъестественные надзиратели, опекающие нас с королевой, не захотели омрачать нам праздник. А может пора уже прекращать думать о всех встречных, как о потенциальных противниках, прямо-таки горящих желанием набить тебе морду. В конце концов, вероятность того, что именно ты вписываешься в планы подобного типа, не так уж велика. Скорее всего, троица незнакомцев была ничем не хуже меня, а возможно и гораздо лучше, раз умела так увлеченно спорить, хоть в их речи проскальзывали не слишком литературные выражения, впрочем, уже ставшие нормой.
   Опасность миновала, тревога рассеялась. Вот ведь как бывает: даже победа над грозным черным талисманом не прибавила мне ни силы, ни смелости. Меня снова прорвало на рассказы. Так хотелось успеть поведать хоть кому-то, в каких счастливых минутах мне довелось плескаться...
  
   ...Лаура нежилась под лучами солнца и величаво оглядывала картины бесподобного мира. Бегущие облака напоминали ей непобедимую королевскую гвардию. Но сегодня на небосклоне отсутствовало даже самое малюсенькое облачко, и пустота символизировала уход белой армии в прошлое. Только Солнце бросало в лицо нестерпимо яркие лучи. Сейчас ей чудилось, что это вовсе не далёкая пылающая звезда, а Желвин, который взял да и вернулся. Насколько скучнее была бы жизнь, не будь его - единственного, оставшегося у дел от двора королевы Урсулы. Ему выпала вечная миссия быть рядом с королевой, предостерегать, советовать, защищать. Сотни и тысячи раз вытаскивал он Лауру из-под ледяных лавин, смертоносных камнепадов, могучей поступи таинственных танцующих башен, лучей коварных маленьких солнц, прячущихся за холмами, а потом неожиданно выпрыгивающих из засад. Тысячи свитков и томов тщательно фиксировали путешествия королевы, и в каждом из внезапных приключений Желвин оказывался в первых рядах, прикрывая и защищая. Знамя его миссии ни разу не дрогнуло и не отступило. Его корона всегда сверкала добрым волшебным светом, согревающим сущность королевы, но метала и беспощадные молнии во врагов королевства. Вот и теперь он окутывал королеву мягким теплом, словно радовался благополучному финалу. Лаура прошла по грани пропасти, но не свалилась. А прислушайся она к советам Желвина, то и пропасти никакой не получилось бы. Свершились бы новые походы и приключения, победы и открытия, а возможно даже расколотый серый купол и бескрайние просторы небес открытого мира. Но тогда не было бы вот этого, сегодняшнего дня...
  
   ...Мы полюбовались блеснувшими зеленоватым стеклом лоджиями девятиэтажки, огненными окнам, за которыми словно бушевал вселенский пожар. Дорога привела нас к невысокому зданию с выложенной кирпичом надписью "СГПТУ-26" на фасаде. Во времена его строительства еще не экономили. Маленькие карнизы, выступы, красочные окантовки окон превратили здание в неприметный, скромный, но все-таки дворец. Разумеется, я понимал, что в течение учебного года за его стенами кипела наполненная невзгодами и опасностями вовсе не дворцовая жизнь. Но в час тишины и безлюдности дом, являющийся вместилищем среднего специального образования, хотел окунуться в наш солнечный теплый мир. Интересно, а чем он виделся Лауре? Ведь она не в курсе проблем среднего специального образования в современных условиях. Я повернулся к ней, но королева смотрела туда, где высилась залитая солнцем гора.
   Вернее, просто холм. Но на безрыбье и рак - рыба. Устремившаяся ввысь глыба земли расположилась недалеко от дороги. Добрые люди протоптали к вершине прочную тропу. Лаура тут же изъявила желание туда забраться. И я был не прочь, но как-то не решался раньше и всегда проходил мимо. Но теперь мне никто не мог помешать. Скептически посмотрев на каблучки Лауры, я милостиво согласился и восторженно вонзил подошву в след исполинского сапога, засохший на глиняном склоне. Осторожно подтягивая королеву, я делал шаг за шагом, изображая бывалого альпиниста, который высмеял бы все мои неталантливые действия, да по счастью укатил куда-то к настоящим горам. Но взобравшись на нашу короткометражную вершину, я испытал не меньший восторг, чем тот самый альпинист, завершивший трудное восхождение на Эльбрус или Эверест.
   Отсюда открывался удивительный вид. Я словно очутился на капитанском мостике корабля, подплывающего к неизвестным берегам. По далеким улочкам я ходил не один, и не десять раз. Но теперь они казались мне незнакомыми. Очарование панорамы завораживало. Я взглянул на Лауру. На королевском лице играла улыбка. Судя по всему, Повелительница Тьмы была довольна. Кем она представляла себя сейчас? Может принцессой на башне замка, к воротам которого подъезжал отважный рыцарь с длиннющим копьем, украшенным вымпелом с цветами дамы сердца. У меня аж защемило в душе, когда я осознал, как мало общего между мной и этим рыцарем. Я никогда не тянул в этой жизни на крутого мэна, и вряд ли потяну на героического принца в какой-нибудь другой. А вдруг королеве нужен исключительно супергерой? Может она здесь, со мной, только из милости за скромную помощь. Неужели крушение черного талисмана кажется Лауре песчинкой на фоне ураганного сражения ее войска с черной армией? Тогда зачем она позвала в свой мир? Тогда почему возникли слова на страничке блокнота в сумерках сиреневого вечера?
   - Пошли вниз, - прошептала Лаура, прервав мои мрачные рассуждения. Прелестная ручка указывала к подножию обрыва, на вершине которого мы сейчас находились.
   - Конечно, Лаура. Только осторожно. Очень осторожно.
   И мы очень осторожно направились вниз. А перед тем, как сделать первый шаг, я оглядел горизонты и вдруг ощутил себя тем, кому удалось шагнуть вверх. Может они, верхние люди, вот так же наслаждаются красотой на своей вершине, снисходительно посматривая на суетящихся внизу людей, загруженных повседневной работой и стремящихся урвать кусочек счастья побольше, чем соседский...
  
   ...Каблук превратился в тупую иглу, жалящую ступню при каждом прикосновении. Ремешок безжалостно натирал щиколотку. И хотя боль, конечно же, не достигала той, от которой королева медленно умирала в последний переход, но тоже была крайне неприятной. Лаура подозревала, что завтра на поврежденном месте вздуется странный матовый пузырь, который еще долго будет напоминать о себе. Кто в этом изумительном мире додумался до столь ужасной обуви? Но королева звалась королевой, потому что умела забыть о мелочах. И, несмотря на болезненные покалывания, Лаура не переставала удивляться кипящей, захлестнувшей окрестности жизни. Миллионы травинок трепетали при малейшем дуновении ветра. Миллионы букашек спешили во все стороны. А ведь были еще и деревья, медленно шевелившие ветвями, и птицы, парящие в вышине. И у любого существа имелся свой собственный мир, хранивший радости и печали, надежды и желания, в границы которого не могла войти даже она - Королева белых призраков. А вдруг и в ее каменных горах ползают такие же жучки-паучки призрачного происхождения?! Лауре до ужаса захотелось очутиться в своих сумрачных владениях, но, к сожалению, дорога возникнет не ранее завтрашнего утра...
  
   ...Спускаясь по склону, крутизной приближающегося к 60 градусам, я вспомнил, что и в детстве любил подглядывать в чужие миры. Где-то здесь, рядом, круто планировал вниз деревянный забор садового кооператива. А в самой его середине имелась калитка с крохотной створкой, прикрывающей квадратное отверстие, словно окошко надзирателя. Вот через неё-то я и наблюдал за строгими грядками и яблонями в запретных пределах. На всю жизнь мне запомнилось захватывающее созерцание недоступной тайны. Теперь я без труда мог перемахнуть через забор, но тайны уже не существовало. Замечтавшись, я поскользнулся и пробежал последние метры. Лаура, потеряв опору, не удержалась и на самых носочках туфелек понеслась вниз, не в силах остановиться. Испуганное лицо мелькнуло совсем близко. Упругое тело с разбегу врезалось в меня. Я мужественно встретил удар, сумел удержать королеву, но в испуге отпрянул от прикосновения теплой полноватой груди. Еще никогда в жизни я не стоял так близко от девушки, которой (как хотелось верить!) я был не безразличен. Мы застыли, оказавшись на круглой ровной полянке, и мир снова удивительным образом поменялся.
   Над нами высилась могучая опора высоковольтной линии. Согласно технике безопасности находиться тут было крайне неблагоприятно для жизни. Но Лаура об этом не догадывалась, а я вверил жизнь сверхъестественным силам, заботящимся сегодня о чудесах. Гордая мачта высилась над природой, как пограничный столб, отделявший меня и Лауру... От чего? А вот от чего!
   Пологий склон, заросший сочной травой, скатывался прямо ко дну оврага. Там, всеми позабытая, утопала в непролазной грязи и засохших зарослях речка - родоначальница великого города. Но она продолжала бороться за существование несмотря ни на что. Тихо журчала вода, скрытая темными тенями подступавшего к ней леса.
   Густая стена деревьев прятала кладбище. Ближе к дамбе оно переходило в ровные ряды воинских захоронений. Прямо перед нами находилась его старая часть. Мы с королевой оказались на дне гигантской чаши с земляными стенами. Если не оборачиваться и не смотреть на тихие садовые участки, нетрудно вообразить, что нас забросило в глухую тайгу. Последним оплотом цивилизации протыкала небо стальная конструкция.
   Незримые надгробья накладывали на деревья тревожный отпечаток. Солнце не в силах было пронзить сомкнувшиеся ряды и охватывало вниманием разве что одиночные верхушки, выбившиеся из общей массы. Мрачный шелест потухшей в тени листвы нагнетал необъяснимое напряжение, словно перед нами рос не массив зеленой зоны в центре миллионного города, а таинственный лес седьмой клетки Зазеркалья или чащобы Вековечного леса Средиземья. Но черные тени не могли достать нас, и злобный лес из страшной сказки затаился, дожидаясь своего часа.
   А мне, никогда не мечтавшему жить на природе и с отвращением относившемуся к садовым участкам, захотелось вдруг... Да, да. Примерно это выглядело так. На границе между владениями человечества и территориями, где обитали чудовища, злые волшебники и прочие порождения тьмы, стоял маленький уютный домик. А я - часовой, ежедневно патрулирующий границу с мощным бластером. И когда я возвращаюсь с обхода, на красивом резном крылечке меня встречает Лаура. Потом мы ужинаем консервами (что-нибудь типа пищи космонавтов) и сидим, привалившись к тёплым ступеням, до глубокой ночи. Я так живо представил эту картину, что заоглядывался по сторонам: а где же домик? Он растворился, оставив только опору с уносящимися в бесконечность проводами. Но остался волшебный лес, прячущий тысячи непонятных, неопознанных существ. А над верхушками, сглаживая мрачную картину, развернулось небесно-голубое полотно с сияющей золотом пуговицей Солнца. Глаза Лауры пылали, ее мысли тоже плавали где-то в других пространствах. Она видела перед собой что-то свое, донельзя прекрасное. Расспрашивать не стоило. Слова окажутся тусклыми и приземленными, а язык призраков был мне пока не ведом. Но я точно знал, какие бы благословенные миры не виделись королеве, куда бы ни падал ее пронзительный взгляд, там имелось крохотное, но обязательное местечко для меня.
   А ведь это еще не все! Я собирался показать Лауре ещё немало интересного. Блаженный отдых истекал, нам предстоял путь наверх. Не стану описывать подъем, он чем-то схож с тем, который я совершил возле трамплина. Только солнце не лютовало, уже присматривая место для отдыха. Да и деревья не давали нас в обиду, образуя прохладные беседки. Организмы еще не опомнились от "Фанты", поэтому жажда не значилась в ближайших перспективах. И все же когда над склоном величаво выплыл зеленый треугольник, венчавший фасад речного училища, я испытал неимоверное облегчение. Мы выбрались на ровную поверхность, и я, утопая по колено в нехоженой траве, повел королеву к серой асфальтовой ленте. Мы прошли мимо крыльца, украшенного красным и белым бакенами, а так же двумя якорями с черными цепями, на которых золотыми монетками лежали солнечные блики. Лаура осторожно дотронулась до каждого из почетных экспонатов. Понять бы, что творится у нее в душе. Жаль, что я еще не призрак. А надо бы научиться понимать королеву. Пора уже, пора.
   Затем мы снизу вверх смотрели на громаду многоэтажки, в которую чуть не врезались во время моего первого полета. Я вообще люблю все высокое. Судя по восхищенному взгляду Лауры, она тоже. Повернув налево, мы вплотную подобрались к следующей остановке - пушке.
   То была знаменитая пушка, на что указывала торжественно-суровая табличка, повествующая о 2144 выстрелах, произведенных из этого орудия. Теперь пушка стояла, горделиво устремив ствол в небо. Ей обрывалась граница района. Она продолжала оставаться на передних рубежах. Разумеется, сейчас механизм не представлял никакой опасности, но кое-что все же двигалось, крутилось, вращалось, чем привлекало внимание пацанов округи, которые не упускали случая забраться на каменный пьедестал и прижаться к зеленой потускневшей краске металла или черной резине колес. Мой скудный умишко уже вряд ли когда-нибудь сумеет ощутить ужасы давних военных лет, ведь даже трагическая гибель отряда Лауры, воспринималась, как нечто постороннее, не имеющее ко мне никакого отношения. Наверное, надо перенестись в ту эпоху, чтобы искренне понять тех, кто сумел пройти и выстоять, прожить ту жизнь, от которой меня отделяло пять десятков. Вот и сейчас я привел Лауру не к боевому оружию, а к самому дальнему углу черной изгороди, потому что отсюда открывалось непередаваемо прекрасное зрелище.
   Возможно в пасмурный и скучный день оно воспринимается по-другому. Но сейчас перед глазами предстало волнующееся зеленое море, затопившее окрестности. В зеленых волнах проглядывали отмели крыш. Суровыми утесами высились многоэтажки. В городе хозяйничало лето, заставляя деревья сплачиваться вместе, образуя чудесное зрелище под золотыми лучами солнца. Наверное, я стал бы совершенно другим человеком, если б меня окружали лишь кирпичные, да железобетонные коробки. Ведь не существовало бы тогда этого океана листвы, захлестнувшего город, превратившего каждый квартал в неповторимое маленькое королевство с причудами и тайнами. Гордость Таллинна - море черепичных крыш, образующих волшебный ландшафт. Гордостью моего города по праву могли считаться великолепные заливы, ручейки, гавани и полноводные озера того, чему название "природа". И сейчас от взгляда на нее теплело в душе от того, сохранили еще, не вырубили, не растратили...
  
   ...Оторвавшись от миллиардов крошечных листиков и травинок, причудливо сплетенных в единое целое, Лаура перевела восхищенный взгляд на реку, сверкавшую золотом под лучами светила. Как ей хотелось иметь в своем королевстве такое же чудо. Лаура представила тихие волны набегающие на берег и лунную дорожку. Так будет! Лаура не могла назвать ту знаменательную дату, но, в который уже раз, поклялась приблизить ее насколько возможно. Переведя взгляд, королева скользнула по деревянным избушкам на откосе и по мачте электропередач - точной копии той, под которой они только что стояли. Затем в поле зрения оказался серебристый купол неизвестного предназначения. "Что это?" - зашептала королева и, получив ответ, поняла, что перед ней модель ночного неба со звездами и Луной. Сумели бы ее мастера сделать такую же? Наверное! Лаура не сомневалась в способностях подданных. Но зачем? Зачем иметь замкнутую копию бескрайнего мира? Вопрос сменился длинным списком. Сколько замечательных вещей требовалось перенести в мир призраков и там воспроизвести их, чтобы жизнь стала еще интереснее, еще красочнее. А сейчас ей не терпелось рассмотреть странное сооружение вблизи...
  
   ...Я покинул площадку с сожалением и радостью одновременно. С сожалением, потому что далеко не каждый день выпадает возможность вырваться из обыденности, наслаждаться прекрасным и чувствовать значимость собственного существования. А во мне плескалась радость, ведь Лаура сумела оценить то, чем я дорожил, ухватила волшебство момента, позабыв про усталость и сбитые ноги. Очарование минуты, когда вдруг замечаешь, что стоящий рядом думает и чувствует в одном с тобой направлении, неописуемо. Во время величайшего взлета мы искренне мечтаем посвятить жизнь тому, кто вывел и обеспечил нам этот взлет. И сейчас безо всяких рассуждений о трудностях экономической обстановки, нестабильности международного положения и неизбежности грядущих падений я готов был вести королеву хоть на край света.
   Мы секунду постояли в тени под массивными колоннами. Десять этажей нависали над нами, но колонны твердо уперлись в гладкую поверхность крыльца и выражали саму непоколебимость. Наши руки сцепились, словно ища защиты от непомерной тяжести, готовой обрушиться на головы, если колонны откажутся от нелегкого предназначения. Затем мы двинулись дальше, к куполу планетария, так заинтересовавшего Лауру...
  
   ...Солнечный шар, растеряв жару, спускался ниже и ниже, удлиняя сумрачные тени. Наиглавнейшая из них, от гигантского здания, покрывала теперь газон и расплывчато обрывалась на бледно-голубой стене между вторым и третьим этажами. Они шли по тропинке, диагональю пронизывающей зеленое пространство. И видя потухшую траву, Лаура ярко представила страшную картину, если бы Солнце вдруг исчезло. Темно-зеленые стебельки в отличие от своих собратьев, еще державшихся на солнечной стороне, сразу погрустнели, затихли, уснули. Неужели и она вот так же станет переживать утрату теплых, живых лучей. На минуту выбравшись на солнце, Лаура снова вспыхнула внутри от их ласкового прикосновения. Сегодня она еще могла наслаждаться. Сегодня, и чуть-чуть завтра.
   Миновав глухой, местами покосившийся забор из деревянных реек, они вступили в очередной двор с уже привычными песочницами, качелями и разномастными гаражами по окраинам. От пятиэтажки падала тень, проведя четкую линию границы все разрастающихся владений. Лауре хотелось спрятаться в ее прохладе и вместе с тем остаться на солнце. Что делать? Но королеве не пристало колебаться или перебегать из стороны в сторону. Недолго думая, Лаура весело зашагала вперед, левой ногой ступая по темному асфальту с черными трещинами, а правой - по освещенной стороне той же самой дороги. Она словно неслась меж двух миров, не зная еще какое решение ей будет принято окончательно. Лихо обернувшись, Лаура увидела, что Он тоже воспринял игру и ступает за ней шаг в шаг. Губы раскрылись в теплой улыбке взаимопонимания. Королева тихонько вздохнула, представив, от какого множества вещей ей придется отвыкать по возвращении. Но она держалась сейчас не за будущее, а за сверкающий миг настоящего. Вот бы взлететь!.. Но люди не летают, какая жалость. А королева скоро откинет изменившуюся сущность и вернется к изначальному существованию. Завтра! Но и сегодня ей было удивительно хорошо без всяких полетов...
  
   ...Мы в спокойном темпе перебирались в следующий микрорайон. Булыжники трамвайной мостовой враждебно встретили появление острых каблучков королевы. Они старались подставить под туфельку щели, расколотые поверхности, шероховатые выступы. Я обеспокоено взглянул на королеву, но она понимающе кивнула и улыбнулась, показывая, что жаловаться не собирается. Легкий ветерок распушил прическу Лауры и коснулся моего носа невесомой прядью роскошных белых-белых волос, обладающих неведомым приятным запахом.
   Так мы вступили в маленький сквер, где среди зелени расположились сохранившиеся от старых времен скамейки с лепными стойками и изящно набранной дугой из деревянных реек полинявшего желтого цвета. Я тихонько указал Лауре на зеленый ящик, высовывающийся из кустов. Когда-то, давным-давно мне казалось, что сундучок этот таит клад несметных сокровищ. Впоследствии меня убедили, что это вполне обычный короб для хранения хозинвентаря, но в душе я все равно верил в его необычное предназначение. Теперь он наверняка пустовал, но продолжал ненавязчиво прятаться в кустах, привычно вплетаясь в окружающую обстановку. Выслушав пояснения, Лаура не стала крутить пальцем у виска, а с интересом рассматривала зеленый сундучок - тайну моего детства. Ничто не изменилось, словно и не было ни перестройки, ни ускорения, ни победы демократии. Как прежде сидели на лавочках довольные родители, все так же бегали дети и прогуливались влюбленные. До первых мне было еще далековато, со вторыми я тоже носился по этим дорожкам, а теперь наступила очередь занять достойное место в третьей группе, благодаря счастливому случаю в лице самой настоящей королевы.
   Лаура тихонько дернула меня за локоть и указала, как далеко сейчас от нас пушка. Я так и замер. Надо же, ведь и сам не раз поражался отстраненному восприятию предмета, возле которого мы только что стояли. Лаура понимала меня без слов. Такие мгновения стоили дороже золота, собственной квартиры, всех благ мира и человечества. Еще месяц назад на всей Земле не существовало такого человека, кто бы мог вникнуть в суть этой прогулки. Никого, пока не появилась Она! Но как королева сумела откинуть свои проблемы и проникнуться моими? Непостижимо. А что я мог предложить взамен? Что? Неужели, только держаться рядом сегодня, завтра, всегда? Неужели, только это? Но держаться рядом стоило! Стоило даже вцепиться обеими руками крепко-крепко (но ласково и осторожно!) и держать, что есть сил, не отпуская никогда, ни во времена страшного суда или вселенской катастрофы. Чтобы никто не мог разорвать наши миры. Я готов бросить всех и всё, только бы с ней. Куда угодно, хоть на край света, но с ней. Навсегда. Закрыв глаза, я представил, как мы с Лаурой пронизываем ночь в полёте.
   Купол планетария нежился под склонившимся к земле солнцем. А в голову лезла совершенно ненужная мысль, что планетарий - это всего-навсего сопряжение полусферы и параллелепипеда. Пришлось быстренько откинуть безумное воспоминание из давно пройденной инженерной графики, предмета, так и не пригодившегося, хотя со сдачей экзаменов по нему у меня всегда были большущие проблемы. Мы обошли приземистое здание, заглянули в прохладное пустынное фойе, звонко шлепнули ладошками по нагретой стене купола, постояли немного у давно захлопнувшихся дверей выхода и пошли дальше.
   Справа от нас взметнулось уже не раз упоминавшееся здание. Теперь оно походило не на зуб дракона и не на горку из красного льда, а превратилось в могучую и суровую крепость. Солнце весело резвилось в квадратных и продолговатых бойницах окон. А вокруг властвовали пустота и тишина (правда, Лаура потом призналась, что слышала тихий звон нагретого воздуха, но я-то не обладал тонким слухом призраков). Где-то затаились таинственные защитники крепости. Я не верил, что такую мощную твердыню посмели оставить. Но невидимые наблюдатели не держали зла на меня и королеву. Дружественное тепло исходило и от красных стен, и от сторожевых башен-пристроек, и от переднего бастиона - трансформаторной будки с крохотными зарешеченными оконцами. Миром веяло от великой цитадели, и теплело что-то в душе, где разрастался тихий, но величественный праздник.
   Мы оказались на распутье. Дорога, вымощенная серым кирпичом, изгибалась между гаражей, стоящих по обе стороны, и уводила к старому мосту. Современный асфальт расстилался вдоль пятиэтажек и разбегался по дворам, откуда уже рукой подать до реки. Я ждал высочайшего королевского волеизъявления. Немного поразмыслив, Лаура свернула к домам. И мы отправились дальше, на запад, где темно-красная сфера скроется за черным горизонтом.
   Все-таки закат - необычайное зрелище. Многие века в ясные вечера тысячи и тысячи людей обращали взор на умирающее светило с подспудным страхом, что больше не увидят его никогда, но и с надеждой, что завтра оно возвратится. Закат - это и магическое зрелище. Глаза сами отрываются от дел и следят. Ну вот, коснулось. Погружается. Еще виден самый краешек. Секунда, другая и... Всё, исчезло. Закат - это и познавательное зрелище. Кто в младые годы не задавал вопрос: а куда же, собственно говоря, уходит солнце? И бывали люди, которые срывались с места и уходили к горизонту искать прибежище светила. Результат поисков неизменно оказывался отрицательным, но всевозрастные изыскатели отчего-то нисколько не жалели потраченного времени, потому что в пути всегда находили что-то необходимое и прекрасное. В конце концов, закат - это и объединяющее зрелище. Даже загруженные проблемами цивилизации люди нет-нет, да и взглянут на горизонт и на красный шар, который всегда выполняет взятые обязательства на 100 процентов.
   Перед рекой я решил сделать еще одну остановку, зайдя в попутный магазин. Пить нам еще не хотелось. Просто надо было улечься впечатлениям. Столько всего, и за один вечер! Что уж говорить о Лауре, никогда не видевшей ничего подобного. "Что же тут такого особенного? - недоуменно пожмет плечами кто-нибудь из вас. - Да я это каждый день наблюдаю, но вовсе не собираюсь орать от восторга и раздуваться от гордости!" Э, зря Вы взялись за эту главу, я же предупреждал в начале. Ну да ладно, может, к концу дойдете. А я, посмотрев на прилавки, приобрел фруктовый "Стиморол". Раз уж пришел в магазин, то купи хоть что-нибудь. В наше время продавцы уж очень не любят праздных зевак. Таким образом у меня в руках оказался твердый кирпичик, хранящий десять таблеток-пластиков (и никакого, слава тебе, Господи, мятного вкуса). Все отведенное ему время человек заполняет кувшин своей жизни переживаниями и впечатлениями. Они накапливаются где-то в темной глубине, прессуются и, подчиняясь второму закону основной науки об обществе, претерпевают качественные изменения, превращаясь в воспоминания. И нет ничего слаще спустя много-много лет случайно повстречать старого приятеля (если он существовал когда-нибудь) и вместе хрипоты вспоминать и вспоминать: Как Всё Было. Любую минутку, любую незначительную мелочь сего дня я бережно складывал в хранилище памяти, словно записывал на дискету. Из таких мгновений складывается история и образуется смысл человеческого существования.
   Глобальные размышления не помешали распечатать обертку и выделить по пластику Лауре и себе. Рот сразу же заполнился слюной и вкусовой гаммой фруктового коктейля. На этот раз "Stimorol" не подкачал (а вот апельсиновую не берите, сплошная мята, однако).
   Мы чинно шествовали по шумному двору, жившему обыденной жизнью субботнего вечера, когда прекрасная погода выплескивает обитателей на улицу. Соответственно возрасту и наклонностям они оккупируют лавочки, песочницы, спортплощадки, кусочки асфальта под корпусами личного автотранспорта и просто кучкуются возле подъездных дверей, обсуждая собственные и общемировые проблемы. Да, день незаметно перебегал в вечер. Вниманием солнца теперь могли похвастаться только верхушки тополей. Впрочем, если бы мы пошли по другой дороге, то... Но мы выбрали эту и нисколько не жалели...
  
   ...Те, кто тысячелетиями окружал королеву в ее сумрачных владениях, превратились в смутные полутемные силуэты на фоне яркого дня. Но королева вовсе не ощущала оторванность. Брошена? Покинута? Оставлена? Как бы не так. В этот день от Лауры ушло одиночество. Тревоги и отчаяние окончательно покинули душу, воцарилось безмятежное ликующее счастье. Какое может быть одиночество, когда рядом Он, а вокруг бесконечный калейдоскоп наплывающих одна на другую картинок.
   Все больше непонятных вещей отмечали глаза королевы. Но Лаура не стремилась к нудным рассуждениям: "Зачем?", "Почему?", "Кому это надо?". Ей требовались чувства: чувство спокойствия, чувство собственной значимости, чувство всеобщего восхищения её величественным обликом, чувство её неповторимости, чувство того, что она любит и любима, чувство того, что так будет всегда.
   Смысл жизни заключался в том, что в этот самый момент они шли вместе, вперед, в сверкающую даль. Блаженство пронизывало Лауру до самых кончиков волос. Она заслужила. Ей это досталось по праву. Ведь только королева достойна самого лучшего. А кто такая Лаура, если не Белая Королева и Повелительница Тьмы.
   Впрочем, словосочетание "смысл жизни" неведом королеве. Она живет, значит, в этом уже есть неоспоримый смысл. Ну, что еще приготовил ей этот блистающий день?..
  
   ...Каждый шаг неизбежно приближал нас к реке. Вот мы прошли мимо последней пятиэтажки. Вот ступили на асфальтовое покрытие, за которым уже не было ничего, кроме травы. Вот весь горизонт заполнили лесные просторы с вкраплениями небольших островков отдаленных районов. Вот показались песчаные отмели противоположного берега. И, наконец, в поле зрения очутился самый-самый краешек широкой ленты воды. Но нет, не отсюда я хотел показать Лауре всю красоту. Еще не здесь, еще чуть-чуть впереди лежала следующая остановка. Мы повернули вправо и двинулись по дорожке, наблюдая за встречными и поперечными. Дети, как и положено, бегали, кувыркались через металлические трубы ограждения, а слева на поле шла оживленная футбольная баталия.
   Старушки вели нескончаемые разговоры. "Вернулся Диего, а Ирма ему и говорит..." - доносился до обрывок повествования счастливой обладательницы исправного телевизора. В этом и состоит достоинство сериалов. Теперь, когда коммуналок почти не осталось, а желание обсудить чью-либо частную жизнь прямо-таки распирало, страдания Марианны и Луиса-Альберто, имеющих всесоюзную известность, служили неизменной темой различного рода споров. Перемывались косточки доньи Елены и красотки Эстер. Шел тщательный разбор морального облика Рамоны. Нагнетались тревожные напряжения по поводу задерживающейся свадьбы и разноголосые недоумения типа: "Куда дели падру Адриана?" Далекие мексиканские страсти тесно переплетались с российскими реалиями. Нельзя отрицать, что, несмотря на юмористов и кинокритиков, заумно рассуждавших о низкопробных вкусах зрителей, миллионы людей с грустью и страхом ждали хоть и далекой, но неизбежной последней серии.
   Повернувшись к Лауре, я убедился, что королеву нисколько не волновало развитие сюжета "Богатых". Она смотрела на телефонную станцию, в которой было ... э-э... не могу Вам сказать сколько этажей. Ну да не важно. Невдалеке от края обрыва серое здание выглядело великаном или богатырем в дозоре. На его крыше стояла новинка сезона - спутниковая антенна. Круглый блик солнца плавал в самом центре матовой чаши.
   Вскоре мы шли уже вдоль самых стен. Из отверстий вентиляторов бурным потоком вырывался воздух, пригибая к земле густо разросшуюся траву и тонкие полевые колоски. Они трепетали, бились о камни, но не ломались, а жили, как вечное противостояние природы и цивилизации. По другую сторону росла дань цивилизации природе - ровная шеренга высаженных кустов, скрывшая от нас реку. Здесь же попадались одиночные молодые березки. Я не горел желанием подойти ближе и погладить по тонкой кожице, как это делают положительные герои фильмов и книг, но смотреть на них было приятно. Кто-то тихонько двигал реостат в душе, и там становилось теплее и теплее. Но вот ноги свернули влево, прошлись по утоптанной тропинке, вторглись в зеленые пределы и финишировали под... (правильно!) мачтой высоковольтных передач.
   Я не знал, почему Лауре нравилось стоять под четырьмя стальными опорами. Может, так она набирала энергию. Мне казалось, что энергия королевы относится к ее личной жизни, и я не рисковал задавать ей вопросы. Впрочем, сейчас это занимало меня меньше всего. Мы находились на краю высокого обрыва, усеянного низкорослыми кустарниками. Внизу заснули десятки вагонов, вырвавших у судьбы место на запасных путях. Справа раскинулась громада завода, которому жители были обязаны полным отсутствием иностранцев в застойные годы. Именно на такой берег и выходила знаменитая Катюша, ждущая своего пограничника.
   Склон круто обрывался вниз, а прямо перед нами развернулась "одна из основных водных артерий нашей Родины". Нет, только не так. Никаких "артерий", никаких "источников пресной воды для всевозрастающих потребностей населения", никаких официозов и канцеляризмов, а просто Река. Именно так, с большой буквы.
   Не надо отрицать, что море - волшебное слово. Для одних оно символизирует покой летнего отдыха, для других - неоткрытые острова, для третьих - сказочки о пиратах, для четвертых - рыбака Костю из славной Одессы. Да что рассуждать! Море - и этим все сказано. Наверное, каждый, кому посчастливилось хоть раз окунуться в сине-зеленоватую гладь, вынес свое восприятие моря. Я же упомянул о нем, потому что река была для меня тем же самым. Да и не только для меня. Люди слишком зависимы от воды, и поэтому их всегда тянет к ней. Мой город возник и разросся благодаря близости к воде. Впрочем, как и сотни других городов, выросших на побережье.
   Зубы принялись за второй пластик, а мысли витали далеко-далеко. Надо только увидеть отраженное плывущее небо, темную тень вдоль берега, бесконечный, ежесекундно меняющийся архипелаг ряби, бегущей от края до края, а рядом с ней ровное стекло не потревоженной еще поверхности. И тихие волны, накатывающие на влажный песок. На юго-западе, там, где медленно падало к горизонту солнце, сверкало жидкое золото огненной тропинки, уводившей в неведомые пространства. Черной чертой этот путь пересекала тень далекого моста. Все вокруг играло удивительными красками и складывалось в неповторимое зрелище, ибо справедливо сказал мудрец, что дважды в одну и ту же реку войти невозможно.
   "И в эту секунду тебе захотелось стать моряком", - иронично воскликнет кто-то из вас. А теперь правильный ответ. Нет, я всегда любил твердую сушу, хотя меня иногда неудержимо тянуло в облака. "Так значит летчиком!" - не сдаетесь Вы. И не летчиком... Впрочем, это относится к делу еще меньше. А дело было в реке. Здесь даже запах витал особенный, кружащий голову бешеным коктейлем свежего ветра и воды.
   Украдкой кольнула мысль, что скоро, очень скоро, мне придется покинуть, навсегда оставить все это. Но я уже не мог повернуть. Лаура разделила мой мир, и он заиграл и заискрился, как благородный камень. Теперь мой черед сделать ответный ход и принять от Лауры ее королевство.
   Словно нарочно, солнце не желало покидать насиженное место, отдаляя минуты заката. А мы не могли стоять, ноги так и просились в путь. Ну что же, кроме заката существуют и другие интересные вещи. Мы с сожалением развернулись и пошли дальше, а к берегу реки уже спешила следующая парочка.
   Берег остался за спиной. Мы снова ускользнули от солнца в обширную тень телефонки. Вообще-то оно - здание уникальное. Представьте кубик Рубика, но не из трех или четырех, а из сотни рядов. Причем его уже успели переворошить и собрать в некую оригинальную композицию, в которой каждый четвертый ряд темнел тусклыми стеклами, а остальные три представляли квадратики серо-коричневого цвета. На секунду мы приземлились на прохладную скамейку, чтобы культурно бросить в рядом стоящую урну исчерпавший вкус пластик и вытащить очередной, третий по счету. То ли время для нас летело незаметно, то ли рекламный слоган "Дольше... Еще дольше" относительно вкуса не имел действия на российской земле.
   Путешествие продолжалось. Мимо проплывала безлюдная территория детского сада. Мне захотелось зайти в раскрытые ворота и погрузиться в прохладу и тишину, изредка прерываемую чириканьем вездесущих воробьев. Длинные скамейки веранды приглашали присесть на отполированную поверхность. Горки, качели, фигурные бревнышки в богатырском стиле звали к себе. Но королева ушла в раздумья, и я понял - не время.
   Слева высилась девятиэтажка, чудом вклинившаяся на место крохотного пустыря. Справа потянулись хозяйственные дворы приземистых домиков, неизвестно как сохранившихся в эпоху тотальной застройки пятиэтажками. А вот и они сами, утонувшие в зелени. Все-таки здорово, что наш район, в отличие от новостроек, не испытывал недостатка ни в деревьях, ни в зеленых островках травы. Это не запад, где каждое растение окружено бордюром или заборчиком. Здесь деревья росли, боролись и выживали, даря городу красоту и кислород, не требуя никакой предоплаты за бескорыстный труд. Так было, есть и я очень хотел надеяться, что так и будет всегда.
   Нет, в эти минуты меня совершенно не тянуло в шумную толпу. Лауру тоже устраивало "одиночество вдвоем". Я не хотел, чтобы мечтательную улыбку королевы прервал грубый толчок или неосторожный шаг случайного прохожего, не замечающего ничего кроме личных дел. Прямая дорога без единого "наблюдателя" лежала перед нами, и мы, не колеблясь, ступили туда. Солнце благоразумно пряталось за нашими спинами, изредка прорывая лучами завесу листвы. Мы шли не по фасаду, а по задворкам, обозревая то изнанку Цирка, то потертые стены сумрачного корпуса общежития, то глухую, бетонную стену забора, огораживающего пространство очередного завода. Лицом повернулась лишь проходная - кирпичный домик с тремя окошками и крепкой бордовой дверью. Впрочем, несмотря на малый рост, проходная имела законные таблички с названием улицы и номером, что делало ее удивительно схожей с жилищем, а не с официальным учреждением.
   Здание отступило вглубь, забор прервался, а на освободившемся пространстве расцвел маленький садик. Я бы не отказался иметь в личной собственности маленький домик. Теперь я ни на йоту не сомневался, что сделал правильный выбор. Судьба благосклонно подтащила меня к нему, внутренний компас не ошибся, указав истинное направление. С такой, как Лаура - это ли не подарок судьбы? Навсегда! Чувствуете всю прелесть слова? Навсегда вместе! А вот это еще во сто крат лучше. И у нас с Лаурой будет свой маленький... Дворец! Нет, я не буду жертвовать его РОНО, как Волька Костыльков. Шутка ли, начать новую жизнь в собственном дворце.
   Рука механически достала пакетик, и мы положили в рот ещё по пластику. Я сознательно не употребляю слово "жвачка", потому что словосочетание "королева, жующая жвачку" не имеет права на существование. Но сегодня был наш день, и мы могли делать все, что захотим, в этом бушующем и одновременно тихом солнечном лете. Остатки пакетика залегли в самый глубокий карман, "на потом", превратившись в своего рода "НЗ". Ведь в иных мирах жвачку, пожалуй, так просто не купишь.
   Нам было уютно и спокойно. Лаура постигала новые тайны, заглядывая в пролом забора. А я следил за скольжением черного силуэта ласточки, парящей на недосягаемой высоте, что предвещало прекрасную погоду на завтра. Завтра я уже умчусь далеко-далеко и, скорее всего, уже никогда не вернусь в эти прекрасные места.
   Дорога постепенно сворачивала на восток и с каждым метром поднималась все выше, уводя нас обратно в мир людей. Путешествие подходило к концу. Все на свете имеет конец, как ни печально. Теперь нас ждала трамвайная остановка, небольшая поездка и крепкий сон. Трамвай требовался, так как я чувствовал, что Лаура начинала сдавать. Длинный путь слишком тяжел для хрупких ножек, привыкших больше к воздушным просторам, чем к твердой земле. Очарование исчезало. Праздник удался на славу. И самое главное, что моя королева терпеливо пронесла нелегкую корону трудной, но счастливой дороги. Несмотря на усталость, Лаура вникла в красоту увиденного в моем мире. Мире, который мне все же больно оставлять. Но впереди меня (нет, нас!) ждали тысячи других миров. Королевство Лауры и мой город тесно сплелись где-то внутри. Тесно, неразрывно. И я уяснил наконец, что же такое "благополучие".
   Волшебство таяло. Обыденная жизнь снова вступала в свои права. Праздник заканчивался. Но в душах теплился весёлый огонёк, понятный лишь нам.
   В конце-концов, у каждого когда-то был самый лучший день.
  
   Глава тридцать седьмая
   With Every Beat of My Heart (1)
  
   As I look out of my window
   I see your face in each shadow
   On the street below me
   And as I hear the hard rain falling
   I wonder will you be calling,
   Do you still wanna hold me?
   I think will you turn away?
   Do you wanna say it's over?
   Will you really come?
   Was it jast for fun, I wonder
   Is it easy to see, that every time you touch me.
  
   Чертова дверь! Вместо того, чтобы плавно и бесшумно отвориться, она издала мерзкий протяжный скрип, способный поднять на ноги не только Лауру, но и полдома впридачу. Вообще-то, её давно пора было смазать. А чем? Маслом каким-то, наверное. А как? А мне откуда знать? Ну да и бог с ней, с этой дверью. Мне-то теперь что за разница? Ведь не сегодня-завтра я уже буду в совершенно ином мире с совершенно иными дверями. А есть ли там вообще двери? Ну а если нет, значит и не нужны они вовсе. Вот и здорово, по крайней мере, смазывать их не понадобится.
   Я не мог оставаться в страшной духоте, скопившейся в гостиной, и поэтому выбрался на балкон. Уснуть я тоже не мог. Волнение по поводу предстоящего путешествия гнало всякий сон. Я терзался, как накануне самого ответственного экзамена, и вследствие этого заснуть у меня никогда не получалось. Прямо закон подлости какой-то.
   Да, всего несколько дней и меня здесь не будет. Как не будет многочасовой зубрежки, стояния в нескончаемых очередях за чем бы то ни было, постоянной нехватки наличных, боязни собственных слабостей и непреклонного осознания малозначимости моей персоны. А еще не будет никаких, совсем никаких проблем. Не будет, правда, и многого другого: красочных фильмов, мечтаний о круизе вокруг Европы, интересных книг, "Фанты" и жареной колбасы, неба и солнца над головой, новых пополнений моей коллекции... В конце концов, на каждое достоинство всегда отыщется недостаток. Или почти на каждое. Вот это "почти" и толкало вперед, где ждали крутые перемены и всяческие авантюры.
   И все-таки, как ни велико было желание уйти, не менее значительную величину имело желание остаться. Ведь здесь было тихо, спокойно, уютно и привычно. Здесь я уже нашел себе удобную нишу по размеру и даже успел туда забиться, как знаменитый пескарь. А что ждало там? Может, все пригодные для жилья ниши в том мире уже распределены и забиты. И что мне остается? Место посреди продуваемой ветрами степи на всеобщем обозрении? Да нет, Лаура не допустит такого! А кто сказал, что Лаура не допустит? А кто вообще знает, кем станет Лаура, когда мы пересечем призрачную границу? А что получится меня? Правда в глубине души зрела твердая уверенность, что при любом стечении обстоятельств я не претерплю ни малейших изменений.
   Значит, я стану жить в королевском замке, а рядом будет Лаура, и такое положение дел сохранится на протяжении тысячелетий. Тогда что волновало меня? Что мешало отбросить последние сомнения в правильности выбранного пути? Может, нежелание перемен? Но, наверное, главной причиной была Лень - извечная сила, тянущая маятник, раскачанный неведомой рукой, обратно в точку равновесия. Мне не хотелось покидать свой мир, как не хочется иногда вставать с кровати и выключать мешающий заснуть свет или разыскивать по всей комнате вредного, неустанно зудящего комара. Как не хочется расставаться с надоевшей до чертиков работой и бежать, сломя голову, на манящее место. Почему? Потому что не известно, окажется ли оно лучше. Потому что получасовые поиски комара могут завершиться безрезультатно, и победоносный писк будет раздаваться еще громче, еще невыносимее. Потому что, встав с кровати, мы рискуем окончательно потерять сон, а затем в долгожданной темноте мучаться от нескончаемой бессонницы (как вот я, например). Потому что, выпустив синицу из рук, мы не можем рассчитывать на стопроцентную поимку журавля.
   Смешно сказать. Чуть ли не каждую ночь я отчаянно мечтал покинуть этот несовершенный, донельзя приевшийся мир. И вот теперь, когда Лаура готова увлечь за собой в иные пространства, я в нерешительности топчусь на балконе, размышляя: "А надо ли?"
   Лаура... И все же я уйду отсюда! Потому что не один. Потому что с ней! Если бы я сумел словами выразить то, что я испытывал к Белой Королеве... Нет, Вам этого не понять. Вы даже не сможете представить трёх мышек, танцующих под гармошку на зеленом холме. "Что за мышки? - тревожно спросите Вы, поглядывая в мою сторону. - А не поехала ли у него крыша?" Иного ожидать не приходиться. Потому что у каждой личности есть что-то свое, чего никогда не поймет никто из многомиллиардного населения. Допустим, если Вы и сумеете вообразить этих мышек, то они будут исключительно Вашими мышками, а не моими. Но Лаура... По-моему она сумела бы разглядеть их. Или нет? Не знаю.
   Давным-давно, когда мой возраст не превышал четырех лет, мне приснился удивительно красивый сон. Вещи в нашей квартире собраны. Мебель сдвинута к выходу. "Торопись, - подгоняют меня. - Мы переезжаем". "Куда?" - спрашиваю я. "Во дворец, - отвечают мне. - Теперь мы будем жить во дворце". И я уже вижу далекий прекрасный дворец. Всего несколько часов отделяют меня от него. Всего несколько нескончаемых кварталов. Я спешу к нему, боясь опоздать или отстать. Вот сейчас мы сядем и поедем ТУДА. Только нельзя медлить. Нельзя.
   И сон прерывается.
   В эту самую ночь меня вновь охватывает то тревожно-манящее возбуждение. Сон вернулся ко мне. Более того, он превратился в реальность. Теперь надо шагать. Как и тогда, медлить, осторожничать, рассуждать означает неизбежное ускользание сказки. И уже навсегда.
   Я шагну туда. Обязательно шагну. Выбор я сделал много-много лет назад, когда, проснувшись, плакал оттого, что волшебный дворец так и остался недостижимым.
  
   Глава тридцать восьмая
   У раскрытого окна
  
   Время пройдет, и ты забудешь все, что было
   С тобой у нас, с тобой у нас.
   Пусть ты не ждешь меня, но знай, что я любила
   В последний раз, в последний раз.
   (Старинный хит, обнаруженный
   на затертой грампластинке)
  
   Лаура тихонько выскользнула из-под одеяла и сделала два невесомых шажка к окну. Осторожно, миллиметр за миллиметром, она отворила его и впустила в комнату свежий воздух ночи. Теперь улица пустовала, и не было ни единой конкурентки, способной затмить красоту и величие королевы в чьих-либо глазах. К сожалению, глаз-то поблизости не было. Лишь кристально-прохладные голубые зрачки Лауры пристально вглядывались в пустынную улицу. Величие ночи безразмерного мира вполне могло сравниться с королевским. На центральной аллее фиолетовым светом лучились редкие фонари, разбрасывая по земле странные тени.
   Хотелось ли ей покидать все это? И да, и нет.
   Да, потому что ее ждал свой мир, смутный зов которого она начала слышать после исчезновения черного талисмана. Далекие голоса оставленных призраков неведомым образом пробивались через невидимые границы. Смысл несвязных посланий или призывов уловить не удалось. Или они только чудились? Кто знает...
   Нет, потому что с уходом отсюда королева потеряет частичку себя. Как ни трудно представить, но сущность Лауры раздалась вширь и ввысь и переросла пределы, отведенные королеве призраков. Как теперь запихнуть обратно новую душу, знания и чувства, обретенные здесь? Это казалось слишком уж нереальным делом, как... Как первый удар сердца? Как первый поцелуй? Как первый полет с Ним? Они тоже когда-то казались немыслимыми.
   Итак, потери. Отбросит ли ее назад дорога скорби или выведет в еще более удивительные миры? Для королевы сейчас не существовало ни единого пути, кроме этой грустной дороги. Но несколько дней назад и она казалась тоненькой ниточкой хрусталя, готовой оборваться под действием черного света. Ей было хорошо здесь? Да! Ей хорошо здесь сейчас? Немыслимо хорошо. Многообразие чувств, плещущихся внутри, никак не могло обернуться плоскими словами. Королеве показалось восхитительным, что она не удосужилась вести дневник, уподобляясь многочисленным книжным героиням. Даже если бы удалось отыскать аналоги в море людских определений и выстроить получившееся в строгие предложения, на страницы легли бы сухие строчки, сплетённые из тонких закорючек. Читатель, словно играя в глухие телефоны, представит всё по-иному, увидит произошедшее со своей точки зрения. Любовь невозможно объяснить словами. Тем более тому, кто никогда не испытывал её. А тому, кто испытал? Ещё труднее! Ведь он будет судить не со слов королевы, а по собственному опыту, расцвеченному собственными красками, не имеющими аналогов, а потому неизмеримыми и непредставимыми никем.
   В королеве тихо плескалось неописуемое счастье. Почему? Потому что смутными черными громадами раскинулись внизу безопасные сгустки кустов и деревьев. Потому что высились вокруг прямолинейные крепости домов. Потому что шуршали в невидимой дали стремительные автомобили. Потому что солнце завтра снова будет сиять в бескрайней синеве и не причинит королеве никакого вреда. Потому что сейчас его не было здесь, и над миром царила ночь, а небо приобрело удивительную глубину. Потому что для королевы сверкали звезды. Потому что робкий ветерок прогуливался по комнате и обтекал белое платье, заставляя плавные складки чуть заметно подрагивать. Потому что комнату, несмотря на сквозняк, наполняло тепло, и королева чувствовала его, так как была человеком. Нет, являлась им в данный момент. И это тоже замечательно.
   И еще рядом, совсем рядом, находился Он.
   А достаточно ли ей всего перечисленного и еще миллиона, миллиарда мелочей, которые образуют то, что называется "жизнь"? И нужна ли ей жизнь? И что лучше: жизнь, полная чувств, или безмятежное призрачное существование? Не спеши, Лаура, не спеши. Ты забыла, что судишь сейчас исключительно по-человечески. Забрось-ка глаза в покинутый мир и взгляни оттуда на себя, стоящую у раскрытого окна и глупо улыбающуюся в пустоту. Ведь по истечении всего нескольких дней в твоей глубине снова поселится ледяное спокойствие, образующее суть существования, которое пристало королеве призраков. И ты снова обретешь его, прочувствуешь...
   Что? Лаура с ужасом обнаружила, как ведет безмолвный разговор сама с собой. Этого еще не хватало! Так можно и остатки сущности растерять. Неописуемый, несказанно прекрасный мир людей попросту давил на нее, подминая королеву чужого пространства, втискивая ее в рамки своих законов. Не она властвовала тут. Не она подчиняла обстоятельства и судьбы. Не могла Лаура оставаться здесь королевой. Но и перестать являться королевой она тоже не могла. Королева - не слово, но сущность. А потеряв сущность, Лаура теряла существование и принимала незавидную роль пустышки. Но Лаура - королева. Королева изначально и вовеки веков. Королевы не теряют сущность, они уходят в никуда. Лаура не собиралась в звенящее пустотой и неизвестностью ничто. Она должна оставаться королевой. Во что бы то ни стало. Значит, не здесь...
   Да, вот он, конфликт реальности и запределья. Обладая сверхъестественными способностями, здесь Лаура не чувствовала себя хозяйкой. Мрачное и могучее запределье врывается в реальную жизнь, тут же описывается со всех сторон всевозможными законами, отводящими ему положенное место в своих территориях, и, оставаясь при этом могучим и мрачным, перестает быть запредельем. И в самом деле, какое же оно теперь запределье? Вот его западные пределы, а вот восточные. Вот измерения вглубь и вширь. Вот показатели в метрах, ньютонах, амперах и килограммах. Вот максимальные и минимальные границы по временной шкале. Что же в таком случае выходит за пределы? Да, в общем-то, уже ничего.
   Лаура не могла оставаться, иначе она теряла себя. А если она потеряет себя, зачем тогда жить? Разволновавшись, королева ухнула в кровать и укрылась одеялом. Разволновавшись? Как бы не так! "Я - призрак, а не человек", - холодно подумала Повелительница Тьмы и, напрочь отключив чувства, мгновенно заснула. Но все же в последнюю секунду успела отметить, что створки окна она закрыла еще мягче и неслышнее, чтобы ни в коем случае не разбудить Его.
  
   Глава тридцать девятая
   With Every Beat of My Heart (2)
  
   As I lay down in this dark room,
   I hear your voice like a soft tune,
   Echo all around me
   And as I feel the cold wind blowing
   I wonder will you be showing,
   Or forget you ever found me?
   I think will you turn away?
   Do you wanna say it`s over?
   Will you really come?
   Was it just for fun, I wonder
   Is it easy to see, that every time you touch me
  
   Не гремел гром, не гудели трубы судного сборища, не проносилась по небу длиннохвостая комета. Не явились суровые и прекрасные знамения, указывающие на то, что разгоревшаяся заря станет последней в моей жизни. Насчет зари, конечно, сильно сказано, так как стрелки подбирались к девятке. И все же последнее утро наступило, и солнце пришло проводить меня в иной мир.
   Королева была занята утренним чаем. Она не спешила, словно впереди еще был целый день, словно предстояла не дальняя дорога в один конец, а очередная прогулка по тихим улицам, когда дует свежий ветерок, а солнечные лучи приятно греют спину.
   В меня не лезло вообще ничего. Тело пробирала нервная дрожь, руки мелко тряслись, как у алкоголика с предпенсионным стажем. Глаза не слипались, но неприятно гудело в голове; сказывались последствия почти бессонной ночи. И хотя мое бытие еще оставалось в рамках существующего мира, сознание уже покинуло его и перенеслось в области, нереальные по всем ныне существующим законам физики. А пока я сидел в гостиной и смотрел на верхушку шкафа.
   Снова и снова взор впивался в стройные ряды аудиогвардии. Я ухожу, а они остаются, и мы уже не увидимся никогда. Что для меня кассеты? Как описать это словами? Я всегда считал, что душа никогда не принадлежит человеку целиком. Какую-то частичку он непременно должен отдавать кому-то другому. Иначе эта частичка начинает свербеть, болеть, гнить и постепенно разлагает всю душу. А что делать, если некому отдать эту частичку? Вариантов - море! Я, к примеру, вложил ее в коллекцию. Да, я помнил, когда, где и за сколько я приобрел каждую кассету. Мне не составляло особого труда сказать, что записано на любой из них, у кого я это записывал и на каком магнитофоне. Я мог часами оглядывать кассеты, выстроившиеся на шкафу, а затем вытащить какую-нибудь одну, долго и бережно держать ее в руках, восхищаясь совершенством линий корпуса и изяществом наклейки. Вложив в кассеты кусочек души, я оживил их, превратил пластмассовые коробочки в нечто большее, чем обыденные предметы повседневного обихода.
   И вот я расстаюсь с ними, как со школьными приятелями, родители которых переезжают в другой, очень далекий город. Но в душе не отчаяние, не боль, а лишь легкое щемящее чувство давней полузабытой утраты. Кассеты снова приняли изначальную роль магнитных носителей в прозрачных футлярах. Стали просто вещами, хоть и ласкающими взор. Щелкнул невидимый выключатель, и неведомая стрелка изменила путь, по которому катилась та самая частичка. Теперь она требовалась не бездушным предметам. Она принадлежала Лауре, превратив королеву призраков в центр вселенной. Ведь все, происходящее в этом мире, должно способствовать тому, чтобы ей было хорошо. Впрочем, и во всех других мирах тоже.
   Еще месяц назад невозможно было вообразить, как мне удалось бы прожить без кассет хотя бы один день. А теперь я покидал их. Что они могли сказать мне на прощание? Ничего. Никогда не нужно преувеличивать свойства вещей, пусть даже самых дорогих и необходимых. Они оставались, а я уходил вместе с той, которая могла понять и принять все, наполняющее мою мечущуюся душу. Частичка растворилась в Лауре. Лучшего я и представить не мог.
   Стук в дверь вернул меня на землю. Швырнув на стол ручку, которую до этого бесцельно крутил в руках, я устремился к двери, проклиная всех, кто в такой торжественный момент ломится в двери и не дает мне спокойно покинуть сей мир.
   На пороге, разумеется, стоял Борька. Еще не успев сообразить, зачем это он явился в такую рань, я тут же услышал:
  
   Если эту ночь опять Вы
   Провели в бессонном виде,
   Не кидайтесь на знакомых,
   На соседей и друзей.
   Не завидуйте им слишком,
   Погрузившись в свои беды.
   Пусть порадуются люди,
   Может, завтра им не спать.
  
   Борька умел ухватить момент. Но я никак не отреагировал на злободневные строчки в устах внезапного гостя. Стоп! Оставив заоблачные высоты на потом, сознание ринулось на положенное место, завидев такие знакомые и такие нужные когда-то предметы. В руках у Борьки находились кассеты, а верхняя из них была "Maxell UR", к которой я и пальчиком еще не прикасался. С трудом верилось, что, став призраком, я окончательно потеряю интерес не только к кассетам, но и к любым материальным вещам (как утверждала Лаура). Впрочем, пока ещё я оставался человеком, и сердце дрогнуло. Но только дрогнуло. А ведь позавчера я бы срочно схватил данную кассету, осмотрел бы ее со всех сторон, выставил бы оценки по всем параметрам и непременно выпросил бы наклейки, к которым Борька, к счастью, относился с полнейшим равнодушием. Боже, каким я был еще недавно!
   Кассеты означали, что Борька собрался срочно оккупировать магнитофон для перезаписи. Для подобных целей неизменно использовалась моя техника. Разумеется, Борька мог позволить купить себе хороший аппарат, но ему нужен был не обычный магнитофон, пусть и отличного качества, а крутой музыкальный центр с расширенным эквалайзером, шумодавилкой, трехполосной акустикой и невиданными компакт-дисками. Но как говорится: "Имею желание, но не имею возможности".
   Пока я рассуждал, Борька скромно просочился на кухню, где сидела Лаура. В тот же момент мне пришлось оторопело уставиться на друга. Я видел Борьку уверенным, смеющимся, деловым, грозным, даже изредка расстроенным, но удивленным - никогда! Борька смотрел на королеву, как на восьмое чудо света. Да нет, какое там восьмое. На первое и самое главное. Рот Борькин моментально раскрылся, готовясь извергнуть нечто остроумное. Ожидая реакции Лауры, я перевел дух, раскрыв уши для какой-нибудь "фирменной" ерунды вроде:
  
   Не кроите Вы подружек
   От приятелей напрасно.
   Не гоните друга в шею,
   Заменив его женой.
   Все равно они пролезут
   Или в дверцу, иль в окошко.
   И исчезнет Ваша дама.
   И уснете Вы один.
  
   Нет, ничего подобного Борька не выдал. Его лицо враз посерьезнело. Глаза, постоянно стреляющие в разные стороны, устремились на королеву. Приняв торжественный вид, словно стоял он в строгом костюме на высокой трибуне перед правительствами ведущих стран мировой экономики, Борька напряженно сглотнул и начал:
  
   Нет, я не Будулай-цыган,
   И не цыган, я, Яшка.
   Не нужен мне его наган
   И красная рубашка.
   Не буду красть коней чужих.
   Не стану жечь усадьбу.
   От племени цыган лихих
   Я б отхватил одну лишь свадьбу.
   Широкую, как благодать,
   Где все свои и все на воле.
   И можно нам на ней гулять
   И в городе, и в чистом поле.
   Раскинется их теплый стан,
   А я опять вздыхаю тяжко.
   Жаль, я не Будулай-цыган,
   И не цыган, я, Яшка.
  
   Лаура улыбалась. Было видно, что ей понравились стихи. Вот когда я по-настоящему испугался, даже взмок от волнения. Дежурная улыбка сползла в две секунды. Приколист Борька, читающий лирику; это казалось чем-то сверхъестественным. Борька, деловой мэн, опора и надежда неуклонно стабилизирующейся российской экономики, позабыв обо всем на свете, смотрел на Лауру горящими глазами. Руки, безвольно засунутые в карманы, отчаянно сжались. Я-то знал, что последует дальше, я знал Борьку. Если Борька чего-либо хотел, он неустанно шагал к цели, в отличие от меня, часто сдававшегося на полдороге. И Борька неизменно добивался успеха, в том числе и у женского пола, опять-таки в отличие от меня. Девушкам нравились его напор, сила, остроумие - качества, которые так необходимы в современной жизни и которыми я не обладал. Кто такая Лаура? Хоть и королева, но все-таки девушка. А они всегда оставались довольны Борькой. Неужели так произойдет и сейчас? Еще не сыграв финал, я уже переживал трагическое поражение.
   Лаура встала и обняла меня за талию, даря, быть может, последнее прикосновение, адресованное мне лично.
   - Приятно познакомиться, - прозвучал волшебный голос. - Я - Лаура, королева белых призраков и Повелительница Тьмы.
   - Всегда мечтал встретить королеву! - почтительно склонился Борька, подмигивая мне, словно предлагая оценить усилия, направленные на разрушение хрупких мостов к моему счастью.
   Ну почему, почему я не сказал этих слов?! Опоры хрустальных мостов таяли во тьме, а через несколько часов туда же полечу и я. Ведь если королева уйдёт с Борькой, я уже не смогу оставаться одиночкой, равнодушно взирающим на мир из окон пустой квартиры. А что оставалось делать? Выпроводить Борьку? Как? Заломить руки и выкинуть на лестницу, как в полоумных американских боевиках? Ну не смог бы я поднять на Борьку руку. А если бы смог, то Борька безжалостно разделался бы со мной, потому что дружба дружбой, а...
   Борька ценил красоту и готов был глотку перегрызть любому в борьбе за нее, обладая бойцовским характером. Но неужели Лаура такая красавица? Неужели? Ведь Борька выбирает самых красивых, к которым я и прикоснуться не смел. Неужели Лаура превосходила их всех?
   - А я не только стихи, я еще спеть могу, станцевать. На стенку полезу! Хотите? - увивался вокруг королевы Борис, а пара приколов уже вертелась у него на языке, готовая сорваться в тему и на положительный, и на отрицательный ответы. С Борькой всегда было весело. Он никогда не лез за словом в карман и, угадывая еще только созревавшие желания собеседницы, мигом придумывал любые необходимые вещи. Борька, как рыба, плыл по течению многотрудной и опасной жизни, добиваясь своего любыми путями. Я часто завидовал ему, но не думал, что эти качества Бориса сыграют со мной столь злую шутку. Ещё чуть-чуть, и мне придется оставить тихую улицу, обнаружив там грязные следы Борькиных ультрамодных "NIKE". Так что, стоять, как побитая собачонка, или попытаться изменить незавидную участь?
   - Борька... э-э... видишь ли... мы тут собрались кое-куда, - язык с трудом ворочался, запутавшись в самых простейших словах. Боже, как примитивно!
   - Ну, я ведь не помешаю, - выразил Борька живейшую готовность идти вместе с нами. Он знал, что помешает, и это уже входило в его планы.
   - Мы отправляемся в другой мир, - попробовала охладить его пыл Лаура.
   - С Вами хоть в другую вселенную, - заулыбался Борька.
   - Мы серьезно, Борька. Она королева, и мы идем в ее мир! - вырвалось у меня. Ну зачем, зачем я это сказал!
   - И я серьезно! - улыбнулся он еще шире в сторону Лауры, а в мою жестко прошипел. - Не зови меня Борькой.
   - Но там живут призраки! - в отчаянье крикнул я.
   - Вот и хорошо, - невозмутимо кивнул головой Борис. Глаза его странно блеснули. Похоже, что он начинал верить.
   - Но послушай...
   - А может, я ухватил свой шанс! - резко оборвал меня мой, теперь уже, видимо, бывший друг.
   Ему выпал шанс? Да нет же, нет! Мне, мне выпал. Неужели он уже выскользнул из рук? Неужели я его утерял безвозвратно?
   - Пожалуй, мы могли бы совершить небольшую экскурсию, - согласно кивнула в ответ Лаура.
   Я уставился на нее широко открытыми глазами. Внутри что-то оборвалось, рухнуло, осело. Борькино обаяние творило чудеса и начинало действовать в полную силу.
   - С превеликим удовольствием, - расшаркался Борис.
   Все? Неужели тот самый финал подминал грозной поступью мечты и желания, подобно не ведающему жалости паровому катку? Вот она, реальная жизнь. Борька предлагал захватывающее, увлекательное путешествие по ней. А что я мог предложить взамен? Только свой мир! Да кому он нужен? Рука Лауры уже покинула меня. Теперь мне хотелось оборвать все связи и уйти в темноту. Навсегда!
   В эту секунду я почувствовал тихий толчок. Два пальца, указательный и средний, сложенные вместе, нежно ткнулись в плечо. Их тихое прикосновение вернуло меня к жизни. Унеслись бессмысленные сомнения, прихватив с собой отчаяние и страх потери. Оно успокоило меня, уверило, что Борька никогда не узнает про мой город, никогда не ступит на тихую улицу.
   Но Борька-то еще ни о чем не догадывался!
   - Значит, решено! - он поощрительно хлопнул меня по плечу. Я не отстранился. Страх растворился, уступив место тихому блаженству. Значит, чего-то стоил мой мир, раз сумел заслужить честь находиться рядом с королевой. Пусть идет с нами Борька, пусть радуется. Я готов был подарить частичку своего счастья, но все остальное вручить исключительно Лауре...
  
   ...Воздух медленно-медленно раздвинулся в стороны. Светлое окно гостиной ушло в никуда. А в комнату хлынула прохладная темнота. Лауру тихонько, почти незаметно качнуло. Что-то человеческое покинуло королеву, что-то вернулось из ее прежней сущности. Она еще твердо стояла на ногах, но уверилась, что стоит коснуться дверцы шкафа, как рука беспрепятственно проникнет внутрь. Снова мир разделился на материальную и призрачную стороны. Снова вблизи мелькнула граница, и королева полноправно могла переступить ее. Она снова создала дорогу, связующую оба мира. Теплый ворсистый ковер плавно переходил в продолговатые серебристо-серые камни. На них тихонько вспыхивали и гасли таинственные иероглифы, складывающиеся в заумные слова древних забытых языков. Смысл их не понимала и королева, обратная дорога почти всегда получалась совершенно другой. Да, энергии на ровный широкий путь, подобный утерянному, королеве не хватило. Дорожка вышла замысловатой и узкой. С обеих сторон ее ограничивали морщинистые стены, изобилующие шероховатостями и трещинами. Впрочем, может, и не стены, а высокие своды, арки, выхваченные желанием и упорством королевы из неведомых пространств. По крайней мере, дорога сложилась, и по ней можно было идти.
   Левая нога чуть сдвинулась вперед. Шаг? Полушаг? Крохотный шажочек? Или все-таки еще только подготовка к грядущему пути? Чтобы закрепить начатое, правая нога ступила на твердые камни прочно и основательно. Ну, вот и все. Теперь уже ничто не держало ее здесь, в прекрасном мире, который она видела в последний раз.
   Время бежало безостановочно, напитываясь ежесекундными событиями, чтобы сохранить их навсегда. Миллионы и миллиарды мелких и великих, важных и не очень, торжественных и скромных, грандиозных и незаметных, светлых и темных дел, свершившихся в прошедшее мгновение. Никто не умеет разговаривать со временем. Никто не может разгадать всех его тайн. Никто не способен увидеть целиком бескрайнюю стену, выраставшую из начала начал и оборвавшуюся здесь и сейчас. Но уже появился новый кирпичик, за ним еще один, еще и еще. Строительство не знает ни простоев, ни консервации, ни выходных, ни праздников. Кирпичик падает на кирпичик, образуя новый фрагмент. Стена ширится и ширится, с неимоверной быстротой убегая в туманные дали, туда, где когда-нибудь окончится и исчезнет самая величайшая стройка мироздания.
   Дорога, на которую ступила Лаура, действительно уводила в никуда, ближайшие метры еще только неясно вырисовывались в подступавшей тьме. А может, в никуда проваливалась квартира, проваливался весь мир, обретенный и едва не потерянный... но все же потерянный. Мир, оборвавший жизни лучших призраков белого королевства. Мир, где Лаура поняла, что солнце не враг, теперь ускользал, оставался позади, становясь сказкой, легендой, красивой историей.
   Рядом бесстрашно крутился Ыккщщер. Тьма звала его, тьма манила в родные просторы. И королева чувствовала этот зов, его завлекающий холод, его ледяное блаженство, его прохладную свежесть. В преддверии конца дорога заюлила и покатилась вниз стремительными ступеньками. Ровная тьма, скрывавшая окружающие миры, изогнулась расширяющейся воронкой. А впереди струился такой знакомый, мягкий, пока едва заметный свет. Ступени развернулись огромными окружностями и вырвались на простор, тьма растаяла, оставив колеблющуюся черную дыру. Обратный путь еще жил. Через несколько часов по нему пройдет Борис, и струна, связывающая оба мира, оборвется навсегда...
  
   ...Я смотрел во все глаза, позабыв и прошлое минувших недель, и планы грядущих дней. Мы очутились на холмистой равнине, а буквально в сотне метров от нас раскинулся королевский дворец. Призрачное строение не напоминало ни замок Дракулы, горделиво красующийся на фоне Луны, ни жилище Стирбы - повелительницы оборотней, прячущееся в пределах сумеречных гор, ни неказистую обитель людоеда вблизи дороги из желтого кирпича по пути в Изумрудный город, ни пристанище русских царей, отобранное революцией и превращенное во всемирно известный музей. Нет, это было что-то особенное.
   Отовсюду к серому куполу неба стремились башенки, башни и громадины, похлеще телевышки. С ними не могла сравниться даже северная крепость. Казалось, они чуть-чуть не достают до каменной твердыни, укрывавшей мир Лауры. Башни имели форму неровных термитников, но все же ясно показывали, что они - творение разумных существ, хотя и с крайне оригинальной трактовкой архитектуры. Черные бойницы темнели подобно мертвым глазам. Тысячи мертвых глаз на серых стенах. Лишь спустя пять минут мне удалось отыскать два голубоватых оконца в рядом стоящих башнях, а затем еще одно, искрившееся ярко-оранжевым светом. Обычный оттенок переливался таким волшебным образом, что я даже и не подумал о банальном факеле или костре. Потом блеснула изумрудная звездочка в одной из дальних башен. Очередное окошко или колдовской фонарь. Во мне поднималась волна невыразимого возбуждения. Я уже представлял, как буду карабкаться вместе с Лаурой на какую-нибудь высоченную башню. Да нет, не карабкаться, а лететь. И в самом деле, во мне появилась такая легкость, что стоило подпрыгнуть, и я завис бы в безмолвном и прохладном воздухе. Я почти приготовился к летным испытаниям, но, взглянув на Борьку, охладил свой пыл. До сего момента я оставался единственным из людей, удостоенных летать с Белой Королевой. Таким я и хотел остаться, не посвящая Бориса в тайну. Стоило потерпеть еще немного, чтобы стать единоличным ее владельцем. Через несколько часов Борька вернется обратно, а я уже нет. Да я и не желал возвращаться. Мне нравились эти мрачноватые картины. Кто-то мог счесть их слишком угрюмыми и неприветливыми, но только не я. Мне нечего здесь бояться. Я изначально находился под покровительством королевы. Мир белых призраков стал теперь и моим миром тоже.
  
   Глава сороковая
   Изгнание
  
   Я - твой муж, ты мне жена.
   Мы супруги хоть куда.
   Потому что день за днем
   Мы не курим и не пьем.
   (Музыка Bad Boys Blue,
   слова С.Минаева).
  
   Наконец, Лаура решилась и бесшумно оторвалась от земли. Она взлетела так высоко, что два ее спутника превратились в крохотные песчинки. Королевство раскинулось перед ней, как на ладони. Казалось, рукой можно коснуться серой поверхности купола. Но владычице было известно, что никто не сумел достичь его за всё время существования замкнутого мира. Загадочное сжатое пространство отталкивало бросивших вызов, обрекая бесчисленные попытки на неудачу. Временщики объясняли тайну мудрёными словами, но Лауре не хотелось их вспоминать. Она вернулась! Вернулась! Вернулась!!!
   Окинув взглядом до камешка знакомые владения, королева вновь ощутила себя частичкой родных просторов. Прохладный воздух пронзал насквозь, выметая страхи и сомнения. Сердце стукнуло последний раз и остановилось. Сердце не требуется призракам, тем более, королеве и Повелительнице Тьмы. Желания и чувства унеслись прочь, оставив королеву наедине с самой собой и ее непреклонным величием. Однако, она не забыла Его, с кем явилась сюда, чтобы стать полноправной владычицей вновь обретенных пределов. Лаура камнем упала вниз и только вблизи земли перевела полёт в скольжение.
   - Здорово! - восхитился Борис, преданно взглянув ей в глаза. В отличие от Бориса, Он не произнес ни слова, только легонько улыбнулся, показывая, что все в порядке, а Ему хорошо и интересно. Королева успокоилась окончательно и взглянула на главные ворота. Четыре фигурки неприметно таяли, терялись на общем фоне по сравнению с огромными створками.
   От ворот в обе стороны убегали прочные, непреодолимые для тех несчастных существ, не обладающих способностью летать, стены. Случайный путник увидел бы только путаницу бесформенных складок и морщин. В действительности стены покрывал узор, образованный сплетениями фигур и лиц. Каждое великое событие накладывало отпечаток на вечно меняющиеся стены. За время ее отсутствия у самых ворот произошли весьма неприятные изменения. На правой стороне обнаружилась скорбная фигура главнокомандующего королевской гвардии. Портрет на стене подтверждал геройскую смерть дворцовой охраны в неравном бою. Слева рельефно вырисовывался Желвин, смотрящий на королеву серьезно и мудро. Со страхом Лаура отметила трещину, расколовшую его великолепную корону, но тревожное наваждение пропало через несколько шагов. И после смерти первый министр берег свое сокровище, как хранил его до самой последней секунды. Силуэт Желвина выделялся четче и ярче остальных, словно его озаряли лучи неведомого света. Он сиял, как угасающее солнце, которое, не в силах справиться со временем, устало склоняет голову к горизонту. Но Лаура знала, что это солнце уже не дождётся восхода. И сквозь королевское величие проступила боль утраты. Затем кольнула иголочка смутного напоминания, что Лаура забыла оглянуться назад там, наверху, упустив из внимания развалины некогда могущественной Южной цитадели.
   К неприятному удивлению королевы, никто её не встречал. Не слетались со всех сторон придворные, не разворачивался торжественный победный парад. А что, если сейчас распахнутся створки гигантских ворот и оттуда посыпятся черные легионы? Что, если, потерпев неудачу в мире людей, черная армия отступила сюда, в ее пространство, и уничтожила всех подданных до единого? Беспокойство овладело королевой, взгляд уже не мог оторваться от ворот. И створки распахнулись.
   Они раскрывались медленно и бесшумно, как и положено в этом неспешном и беззвучном мире, где право на звук имели только одушевленные существа. Но разве призраки имеют души? Да, теперь Лаура твердо уверилась в этом. Пусть их души были не тем, что в это понятие вкладывали люди. Но, оставив сей мир, каждый из призраков уносил с собой неповторимую частичку. И без частички этой мир менялся, и менялся не всегда в лучшую сторону. По крайней мере, он много потерял после гибели Желвина. Да и любого из числа тех восемнадцати, кто противостоял черным силам в мире людей. Каждого, кто встал на защиту Родины здесь, возле замка или приграничных крепостей. Мечущийся взгляд Лауры отмечал все новые пробоины, трещины, разрушения - следы минувшей битвы. Что, если совсем недавно свершилось еще одно сражение? Что, если оно закончилось полным поражением белого гарнизона? А створки раскрывались, неспешно выставляя темный провал входа.
   Внизу, у самой земли, воздух заколебался, словно над жарким огнем там, в другом, покинутом Лаурой мире. Но здесь попросту не существовало огня, как и жары, как и самого простого тепла. Словно подтверждая рассуждения королевы, бледные завихрения взметнулись вверх и сложились в призрачные фигурки. У Лауры отлегло от сердца, неподвижно замершего в груди. Все-таки какая-то частичка чувств не желала оставлять королеву. Фигуры медленно выплывали двумя непрерывными потоками из черной пасти ворот, образуя мрачное шествие. Темное предчувствие вновь окутало Лауру. Фигуры, несомненно, являлись белыми призраками, то есть ее подданными. Но в обликах затаилась зловещая отчужденность, словно Тьма во время отсутствия Лауры вырвалась из-под контроля и поселилась в душах оставшихся белых призраков. Не было ни улыбок, ни торжественных всплесков, будто собравшиеся не встречали повелительницу, а провожали в последний путь.
   - Приветствую тебя! О, Королева, - раздался безмолвный голос Тэйпора - командующего северной крепостью.
   "Не "рады приветствовать", а просто "приветствую", вот оно как", - кольнула королеву болезненная тревога.
   - Приветствую весь мой народ, - ответила Лаура на языке призраков, стараясь вложить в слова всю душу.
   - Весь, что остался, - добавил Тэйпор. Слова сверх положенных наводили подозрения. И не висел рядом Желвин, чтобы резкой фразой вернуть разговор в безопасное русло. И не парили вблизи привычные сгустки придворных. Их место теперь занимали сумрачные личности с отметинами недавних боёв.
   - Кто посмел обратиться к королеве подобным образом? - грозно взвыл Ыккщщер и ринулся вперед, готовый разорвать обидчика, несмотря на втрое меньшие габариты.
   - Заткнись, Ыккщщер, - лениво оборвал его новый командир, выставив вперед отросток, мигом превратившийся в острую, дымящуюся холодным туманом шпагу. - Многое изменилось.
   - Неужели настолько, что никто не признаёт королеву? - нетерпеливо прикрикнула Лаура.
   - Мы узнали тебя, - ответил Тэйпор, не добавив положенного обращения. - Вопрос не в этом. Вопрос в том, есть ли у нас теперь королева?
   - Есть! - лязгнул клыками Ыккщщер. Острый кончик лезвия уперся в белую каплю. Суровый облик Тэйпора не предвещал ничего хорошего. Новые времена призвали новых повелителей.
   Теплая волна противно пронзила королеву. Сердце! Они узнали про него! А ведь Желвин предупреждал! Теперь никто не будет цацкаться с ней. У королевы призраков не может быть сердца. На минуту захотелось, чтобы все стало, как раньше, чтобы ничего из случившегося не произошло. Но вспомнив о том, кто позади, Лаура решительно отбросила пораженческую мысль. Она еще не проиграла. Она будет бороться.
   - Чем же теперь не угодила вам королева? - почти равнодушно произнесла Повелительница Тьмы, но Тэйпор уловил это "почти".
   - Сущностью, - ответил он, нанеся удар в самую точку.
   К Тэйпору вплотную приблизился некто, напоминающий знаменитую птицу Говоруна, правда, в несколько размазанном варианте.
   - Дорога проломила границы, энергия вычерпана до предела, Южная крепость разрушена, знания мироподвижников утрачены, численность населения свалилась к критической отметке, - голос "Говоруна" был резким, немного писклявым, но все же предельно жёстким.
   - Мы наблюдаем явные признаки завершения существования когда-то прекрасного мира, - сухо, но с горечью подвел невеселый итог Тэйпор. - Всё имеет конец, и конец неизбежный. Неизбежность на пороге. Теперь твое слово, королева.
   Ыккщщер рванулся было к "Говоруну", но холодное лезвие не отпустило его, не дало продвинуться ни на метр.
   - Я думаю, что у нас получится хоть что-то поправить, - с трудом вымолвила Лаура, и ее передернуло от неуместных здесь общих слов.
   - Бессмысленно. Но мы еще успеваем уйти? - предложил Тэйпор. - Быть может, удастся отыскать другой, пока не испорченный мир?
   - А как же наш мир?! - резко возразила королева.
   - Наш, но твой ли, повелительница? - не согласился Тэйпор. - Кто там стоит у тебя за спиной?
   - Это мои спутники! Они теперь будут с нами. Они нужны мне!
   - Тебе - да! Но нужны ли они нам?
   - Они помогут!
   Тэйпор недоверчиво хмыкнул. "Говорун" молчал. Остальные тревожно клубились в отдалении. Отчаяние пожирало уверенность королевы. Похоже, границы теперь пролегли не только между мирами, но и между ней и ее народом.
   - Ты уже не с нами, - отрывисто произнес "Говорун".
   - Но я вернулась. Вернулась, чтобы...
   - Слишком поздно! - рядом с Тэйпором вырос неизвестный призрак, вероятно, из новых. Он удивительно походил на огромный, раздутый до неприличия, обесцвеченный желудок. Королева отвела взгляд. Любые попытки наладить контакт неизбежно вели к провалу.
   - Королева пускай остается, а чужаки убираются! - завопил кто-то из толпы.
   - Никто не может указывать королеве! - сверкая глазами, выдохнул Ыккщщер, словно шпага не готовилась пропороть его тело.
   - Верно! - согласился Тэйпор. - Но может случиться и так, что ей просто некем будет повелевать.
   Его грустный вид намекал не на бунт, а на прекращение собственного существования в обозримом будущем. Лаура догадалась, что именно изменилось с момента ее ухода в безвременье. Серый цвет полностью охватил её владения. Много веков назад серый купол замкнул пространство и дал выжить ее народу, но взамен украл краски. Остались лишь серые горы, серая земля, серое небо и серый замок. Теперь наступила новая эпоха. Черное вторжение было остановлено и сломлено. Но какой ценой? Белые обитатели, не приспособленные к существованию во времена открытых границ, непроизвольно впитали чужие краски. Белизна потеряла нетронутую свежесть. Серый налет покрыл подданных. Перед ней раскинулся серый мир серых призраков. Оставалось сделать последний шаг и, сменив сущность, превратиться в серую королеву.
   - Королева, мы не прогоняем тебя. Но чужаки нам не нужны, - сказал Тэйпор. Слова подытожили крики толпы. В них звучало не предложение, а утверждение. Непреложное утверждение. Такое, что даже Ыккщщер сник...
  
   ...Я успел изучить присутствующих, всех до единого. Некоторых даже по два раза. Церемония затягивалась, а я устал. Мне хотелось войти в замок, прилечь, отдохнуть, а затем вволю погулять по таинственным коридорам и закоулкам, а также обследовать хотя бы одну башню.
   - Лаура, скоро? - прошептал я, наблюдая, как Борька неуклюже переминается с ноги на ногу и не решается присесть.
   - Подожди немного, они не хотят оставлять тебя, - донесся шепот ответа, хотя Лаура даже не повернула голову.
   "Как так?!" - захотелось воскликнуть, сыграв гамму обиженных ноток. Но рот тут же захлопнулся обратно. Не стоило усугублять ситуацию. Куда тут влезешь, если даже у королевы возникли затруднения. Но я верил, что решение непременно найдется. С другой стороны, мне крайне не нравилась шпага, упиравшаяся в Ыккщщера. В какой-то момент я вздумал было подскочить и грудью оттолкнуть грозное оружие, но что изменил бы мой авантюрный поступок? Оставалось стоять и ждать, обозревая мрачную громаду замка...
  
   ...Лаура внутренне сжалась, готовясь к последнему бою. Она не уступит Его, даже если восставшие призраки посмеют оборвать ее существование. Бунт грозил миру неизбежным концом, потому что мир, убивший свою королеву, только гибели и был достоин.
   - Итак, королева? - надменно спросил Тэйпор.
   - Они остаются, - твердо сказала Лаура. Она не собиралась пускаться в долгие объяснения, что остается только один, а второй неизбежно уйдет, ибо так предрешено ею. Объяснения только утвердят уверенность в слабости королевы, в её склонности к уступкам.
   - Я за королеву! - белая фигурка оторвалась от толпы и присоединилась к Ыккщщеру. Лаура с удивлением узнала Игглита. Значит, выжил кто-то из ее отчаянного отряда! Значит, была победа! Тут же вокруг них завертелось подобие банкетки. Это Ечоссл занял оборонительную позицию. Королева ждала появления Ипэлма, последнего. Но не раздвинулась толпа, не выпустила еще одну фигурку. А Ипэлм не стал бы прятаться. Радость Лауры потускнела. Значит, не суждено было Ипэлму добраться обратно, как и остальным воинам, растворившимся в черноте той грозной ночи.
   - Это еще ничего не значит, - медленно произнес Тэйпор, не ожидавший раскола. - Требуется голос верхушки. А верхушка погибла благодаря твоим неразумным действиям, королева.
   Лаура стояла, как человеческий детеныш из книги далекого теперь мира, где волчья стая решала, жить ему или нет. И каждый голос в его пользу отдалял детеныша от неминуемой смерти.
   - Сгожусь я вместо верхушки? - это был даже не вопрос, а параграф закона. Четкий параграф неизменяемого закона.
   - Разумеется, Алвин, - Тэйпор почтительно склонился перед кем-то, еще невидимым. Острая шпага отодвинулась от Ыккщщера и исчезла.
   Из ворот выплыла ослепительно-белая фигура. Человеку с фантазией она могла бы показаться седым стариком в белых одеждах и с белым посохом. Лаура же видела сгусток, наполненный не только энергией, но и знаниями, опытом и силой.
   - Приветствую тебя, королева! - изрек он.
   Вблизи было заметно, что белизна подёрнута тончайшими нитями серой паутины.
   - Приветствую тебя, Алвин, - вымолвила Лаура и с неудовольствием отметила, что приходится разговаривать на равных. Но возвыситься среди серых она могла, только поменяв сущность на серую, а ей не хотелось этого делать, пока жила надежда на сохранение прежнего мира.
   - Я за королеву! - объявил главный кольцевик королевства. - И я за мир белых призраков.
   - Отлично! - вымолвила Лаура. Голос дрогнул в последний раз, и перед подданными возникла истинная королева. - Я вернулась, и я остаюсь, - она указала назад. - Он остается тоже, а второго мы примем, как гостя.
   - Это невозможно, королева, - мягко и грустно сказал Алвин.
   - Невозможно принять, как гостя? - возмутилась Лаура.
   - Невозможно оставить, - непреклонно пояснил кольцевик.
   - Но почему? Я хочу знать! Он тоже! Говорите на их языке! Алвин!..
  
   ...- Слишком мало нас осталось, чтобы сохранить королевство. Теперь мы, как тонкая цепочка, держим целостность мира. Ты пришла от людей. Тебе легче понять. Представь человеческий организм, изнуренный тяжелой болезнью. Все его силы находятся на переднем рубеже обороны, в резерве ничего не осталось. И в этот момент в организм попадает чужеродное тело, а он уже настолько ослаблен, что не может сопротивляться натиску.
   Связная речь пришла на смену трескам и пощёлкиванию столь неожиданно, что я чуть не сел. Меня поразил не пронизывающий голос королевы, к которому я уже привык, а густой бас удивительной мощи, доносившийся из белого сгустка, названного Алвином. Вероятно, мне предлагали поучаствовать и вдобавок обозвали чужеродным организмом.
   - А почему Вы считаете, что моему присутствию надо сопротивляться? - тут же заработал мой язык. - Разве я агрессивен? Зачем же изначально считать гостя агрессором? Я ничего не имею против белых призраков.
   - Кислота тоже ничего не имеет против металлов. Однако многие из них, угодив в ее владения, тут же теряют твердую сущность и превращаются всего лишь в компонент раствора.
   - Неужели я напоминаю кислоту?
   - Издали кислота напоминает прозрачную воду. Но разве меняются от этого ее свойства?
   - А может, я все-таки вода?
   - Даже вода губительна для многих металлов. Не так ли?
   Да, с ними не поспоришь. Ну почему мне не досталось Борькиного красноречия? А Борька теперь из принципа молчит. Ни себе, ни людям. Неужели нет ни малейшего шанса остаться с Лаурой? Может, Лаура сама что-нибудь придумает? Или наступил момент, когда приходится рассчитывать только на собственные силы. Я всегда шел, подставив судьбе руки. И в чашу ладоней то и дело сваливалась какая-нибудь монетка, но могла и птичка пролететь. И я все-таки верил в свою счастливую звезду. Хотя, похоже, на данный момент звезда скрылась за облаками, а судьба отвернулась и занялась устройством более важных дел. Я словно стоял на экзамене с совершенно пустой головой и держал перед собой билет, содержание которого не упоминалось ни на лекциях, ни на практиках, ни в предварительных вопросах.
   - Тогда я ухожу, - прозвенел голос Лауры. - Я не хочу быть королевой!
   - Королева! Такими словами дважды не бросаются, - Алвин предоставлял Лауре последнюю возможность опомниться и приступить к выполнению своих обязанностей.
   Чувственные губы Повелительницы Тьмы изогнулись и приоткрылись, намереваясь выпустить слова отречения. Меня пробрала нервная дрожь. Весь этот странный мир с его замками и призраками казался теперь простым и обыденным по сравнению с последними словами королевы.
   - К тому же и это невозможно, - оборвал еще не сказанную фразу Алвин. - Наше число упало ниже критической массы, и мир в попытке сохранить себя не выпустит обратно ни одного призрака, обладающего значительным количеством энергии. Тебе не удастся разорвать цепочку. Забудь о других пространствах, королева. Забудь о других мирах. Ты остаёшься здесь, чтобы вывести королевство из пропасти. Помни, это и твой мир тоже. Если ты покинешь его, то из цепочки выпадет главное звено, и пустота тут же сожрет оставшиеся звенья.
   - А если эту пустоту заполнить мной! - неожиданно раздался голос Бориса.
   - Не новое звено, а всего лишь замена, - задумчиво произнес Алвин. - Но королева еще не решила...
   - Решила, - твердо произнесла Лаура, отпечатав фразу, как на гранитной стеле. - Я не хочу быть королевой.
   - Но потребуется значительная энергия, - воскликнул Алвин.
   - У меня есть энергия, - убедительно кивнул Борис.
   - А разве возможна такая замена? - спросил тот, кто еще недавно угрожал шпагой Ыккщщеру.
   - В принципе, да, - очень медленно, растягивая слова чуть ли не по буквам, ответил Алвин.
   И это "да" решило нашу судьбу...
  
   ...Земля дыбилась, выскальзывала из-под ног и уносилась ввысь, где замирала вершиной, словно окаменевшая волна. Троица пришельцев стояла у подножия Северных гор. Невдалеке серым зеркалом замерло небольшое озеро, куда втекала речка, пробившаяся из непостижимых глубин, а может, и из другого измерения. Ни шелеста, ни шороха. Призрачный город скрылся в туманной дали горизонта. Из темной расселины выглядывали башни древнего заброшенного замка. Горы стояли здесь изначально, с той поры, когда над огромным миром нависало бескрайне-прекрасное небо. Теперь их покрывали выбоины, трещины, змеящиеся ущелья. Но, похоже, они так и будут стоять неизменно, встречая и провожая все новых и новых владычиц.
   Голова королевы отяжелела. Бросить слова, перечёркивающие прежнюю жизнь, куда легче, чем суметь переключиться по-настоящему и начать иное существование. Печаль лежала на душе склизким камнем, а горечь обиды разъедала мысли. Запал прошел, но что это меняло? Лаура знала, что не сможет больше существовать в этом мире. Тем более, являться его королевой. Истинная королева никогда не подставит под удар тех, кто ей верит, кто восхищается, кто не пожалеет жизни ради нее. И никакие благие намерения не могут поколебать эту истину. Выбранная Лаурой дорога привела ее народ к гибели. Белое стало серым, потеряв королеву. Судьба ласкала Лауру в мире людей, но не забыла выставить непомерную цену за каждое мгновение счастья. Расплатой оказался мир белых призраков. Солнце приняло Лауру, но потребовало ее всю, до последней капли. И белый мир, утратив свое солнце, окутался скорбью, пропитался тенью. За счастье необходимо платить. Финал получился вполне закономерный. Где-то там, в глубинах гор, в потайной пещере разгорался магический огонь, окрашивая серый небосклон розовыми тонами. Неясные переливы, волнами пробегавшие по куполу, были первым подтверждением изгнания, в которое она только что вступила...
  
   ...Я наклонился и потрогал холодные камни. Времени оставалось не так уж много, и я хотел получить максимум от этой незабываемой иррациональной экскурсии. Я еще раз пристально осмотрел причудливую башню и задрал голову. Серый купол наливался мягким розовым светом, словно занималась заря, и вот-вот начнётся восход солнца. Конечно, не хватало земной голубизны небес, но все равно зрелище смотрелось превосходно. Серый цвет отступал перед яркими сполохами, неспешно продвигавшимися к зениту.
   - Что это? - зашептал я на ухо Лауре. - Неужели, солнце?
   - Нет, - чуть улыбнулась она. - Это рождение новой королевы. Я ухожу, - Лаура сжала прохладными пальцами мое запястье. - Она будет полноправной владычицей уже завтра. Последний день королевы Лауры истекает.
   "Нет, королева! Твой последний день еще очень далек. Мы вместе, а значит, он не наступит долго-долго", - крикнуть хотелось неимоверно, но слова казались слишком картинными, напыщенными, а потом они и вовсе застряли в горле и растворились. Вместо них я осторожно положил руку поверх ледяных пальчиков королевы и попытался хоть немножечко согреть их...
  
   ...Наступала новая эра. Пришествие королевы неизменно надвигалось. Лаура уже сочувствовала неродившейся пока малютке. С самого рождения жизнь охватит ее суровыми объятиями. Ей не суждено познать юность. Вместо детских игр и дворцовых парадов новой повелительнице предстоит постичь знания и законы, рассчитывать сложнейшие курсы, а затем вместе с Алвином выводить по ним белый мир подальше от зловещих черных обломков и липкой серой тени. Но в бездне мироздания таятся опасные пространства. Сумеет ли только что явившаяся королева лавировать, маневрировать, управлять? Лаура была уверена в той, что шла ей на смену.
   Мир белых призраков стремительно удалялся от близлежащих измерений. Третья дорога, созданная Лаурой, пока держалась, но напоминала натянутую до предела нить. Три мечты были у королевы совсем недавно - несколько месяцев назад, секунда среди вечности: привязать к своему миру человеческий, раскрыть королевство белых призраков и раскрасить его яркими цветами. Теперь это сделает другая королева. Но мир призраков обязательно вернет белый изначальный цвет - Лаура не сомневалась. И, может, поэтому ей стало легче, будто вокруг развернулась панорама прекрасной утренней зари, перед которой отступают серые, повседневные проблемы. Словно приветствуя уходящую королеву прощальным поклоном, земля легонько вздрогнула, а недра гор извергли лавину звуков, прогремевшую через весь мир от конца до края. И когда она уже утихала, успокаивалась, таяла, из неведомого источника пролились и остались строчки:
  
   Ликующий рассвет вставал над мрачными мирами.
   Алел край неба, улетала, теряя краски, ночь.
   Ушли они тропинками, дорожками, дворами.
   Рукой вцепившись в руку, они шагали прочь.
   А лето исчезало с ними вместе,
   Бросая всех оставшихся на произвол судьбы.
   Рискнувшие восстать, пропавшие без вести
   Эпохи призрачной невнятные мольбы.
   Не нам увидеть их в расцвете силы, славы.
   И время не замрет, не повернется вспять.
   Горели две звезды на темной полотне ночной державы.
   А мы стремились слиться, вникнуть в душу и понять,
   Но вряд ли будем мы свой путь менять...
  
   - Да, это не хит, - разорвал общее молчание Борька. - Шлягера из такой штучки при всем желании не выжать.
   - Конечно, - легко согласилась Лаура. - Это песня не для миллионов, не для тысяч и даже не для десятков, а только для двоих, - она кивнула головой в мою сторону. - Нас двоих. Любое существо во всех известных мирах страстно ждет картину, легенду, песню, полет, лунный луч, посвященные исключительно ему. Но как часто бывает, что достойные прекрасной поэмы за всю долгую жизнь не получают даже четверостишия. А нам уже нечего жаловаться на судьбу.
   Я и не пожалел, что промолчал, потому что лучшие слова вряд ли бы отыскал при синхронном шевелении всех извилин. Но один вопрос задать хотелось.
   - А почему ты решил остаться, Борька? - выпалил я и тут же споткнулся. - Извини. Я даже не сказал "спасибо".
   - Не стоит благодарностей, - отмахнулся Борис. - Можно сказать, я остаюсь вовсе не из-за вас, а по собственной инициативе. Мне надоело жить там, - он указал в неопределенную даль, видимо, подразумевая наш общий мир.
   - То есть как?! - не удержался я (ведь это мне надоело, а не ему). - У тебя же там всё катилось, как по маслу.
   - Во! Почему-то так всем и кажется, - недовольно пробурчал Борька. - А кто видит, каких трудов мне стоят деньги, солидный имидж и прочие блага материального мира? Кто знает, за какие брёвна приходится цепляться, чтобы удерживаться на плаву? Кто может сказать, сколько зубов я потеряю при рывке на следующий уровень? Все, и ты в том числе, отчаянно завидуют моим успехам, оставляя за кадром потраченные силы и загубленные нервы. Ничто с неба за просто так в руки не падает! Живоглотом, коммерсантом, козлом не обзовёт, пусть даже и за глаза, только ленивый. А попробуйте-ка понять, почему кто-то заработал на сыр, масло и черную икру, а вы остались с тремя корочками хлеба. Не так-то все просто, малыш. Красиво жить хотят все, но почему-то работать способны лишь единицы. Остальные хотят заграбастать счастье силой, хитростью, изворотливостью и даже браком по расчету с последующим разводом. Спрашиваешь, почему я остаюсь? Да потому что там давным-давно все поделено и переделено. А здесь непаханая целина. Нет на тебя ни конкуренции, ни мафии, ни налоговой инспекции, ни районной администрации. В общем, мне здесь в самый раз.
   - А чем ты будешь заниматься? - удивленно спросила Лаура.
   - Да хоть чем! - воскликнул Борька, воздев руки к небу. - Идей миллион. Взять, к примеру, внешний облик рядового призрака. Во что он одет? В рванье (вот как Вы, королева, извиняюсь, конечно, но Ваше белое платье еще то) или вообще приличных слов не сыскать. А почему бы не открыть магазин по продаже призрачной одежды для Ваших сограждан? И у многих из них сразу появится цель. А если есть цель, то включается интерес к жизни и желание способствовать ее продлению. На меня тут же надвигается слава известнейшего модельера, президента крупнейшей монопольной компании, а возможно, и крупного политического лидера, имеющего мощное влияние на общество. И ведь это только первая идея. Тут можно совершенствоваться до бесконечности.
   Я ошарашено глядел на Борьку, вспоминая вчерашние раздумья, не заскучать ли мне в должности короля. Борька же готов приниматься за дела немедленно и выбиться в верхние слои кратчайшими сроками, попутно завоевывая почет и уважение.
   - Спрашиваешь, зачем остался? - задумчиво повторил Борис. - Совсем как в той поговорке про синицу в руках и журавля в небе. Не отпускать же реально пойманного журавля из-за поисков некоей, чисто гипотетической синицы. К тому же поисков с неясным результатом.
   Но я уже не слушал, так как, взглянув на Лауру, отчетливо понял, что в руки мне свалился журавль. Да какой там журавль! Самая настоящая жар-птица! Неужели я сам разожму ладони и выроню прекрасную пташку? Ведь счастье широко улыбается один-единственный раз, а потом все больше подсмеивается да ухмыляется над нелепыми попытками ухватить то, что еще так недавно прочно сидело в руках.
   - Так что это не мне спасибо, - донесся до меня голос Бориса. - Это вам спасибо, - и я ощутил в руке увесистый бумажник.
   - Ты что, Борька! - возмутился я. - Нет, не могу это взять. Он же твой. Как ты здесь без него?
   - Зачем призракам деньги? - задал риторический вопрос Борька. - Считай, что это знак прощания. Дико не люблю долго прощаться.
   И он унесся прочь, пытаясь оторваться от земли и хоть немножко проскользить в свободном полете. Правда, попытки пока заканчивались неудачами. Когда темная фигурка достигла горизонта, я едва расслышал рвущееся наружу ликующее Борькино творчество:
  
   Если призраком вы стали,
   То забудьте про курорты.
   С солнцем мы теперь не дружим.
   Море, пляжи не для нас.
   Но зато покой по жизни
   Здесь нам твердо обеспечен.
   Смысл судьбы мы разгадали,
   Но забыли вдруг опять.
  
   Борькино творчество с переходом хозяина в новую сущность становилось куда бессвязнее и бессмысленнее. Может, суть скрывалась в следующем четверостишии, вот только вряд ли нам когда-нибудь суждено его услышать. Тем не менее, я не ожидал от Бориса такого геройского поступка, никак не ожидал. И не мог поверить, что финансовые проблемы ближайшего будущего полностью разрешились.
   Мы снова остались с Лаурой вдвоем, правда, всего на полторы-две минуты. Затем я увидел высокую светлую фигуру.
   - Пора, - молвила она.
   Я понимал, что пора. В очередной раз кольнула обида, что остаться не суждено, что мир этот никогда не станет моим. Вместо податливых крупинок серого песка я почувствовал под ногами твердыню. Взгляд обнаружил темные камни с непонятными иероглифами. Снова начиналась дорога. Вероятно, самая последняя таинственная дорога в моей жизни. Оставалось шагнуть вперед и двигаться за горизонт, туда, где она убегала в черный провал потусторонних миров.
   - Погоди, - остановил меня Алвин и протянул руку. - Давай сюда бумажник.
   - Зачем? - запротестовал я. - Это мне дали.
   - Не разговаривай, - сердито оборвал призрак. - Время уходит.
   Я нехотя вручил ему Борькино достояние. Алвин суматошно раскрыл его, и я мысленно попрощался с его внушительным содержимым, отметив кроме прочих купюр нередкие вкрапления долларов. Но призрака не заинтересовали зеленые. Точным движением он вытащил серпастый-молоткастый и, производя магические пассы, зашелестел страницами. Моему взору представилась уверенно улыбающаяся Борькина физиономия. В одну секунду ее покрыло туманное облачко, а когда оно исчезло, я увидел лицо Лауры. В человеческом обличии, разумеется. Страница перевернулась обратно, и Борькины Ф.И.О. расплылись бесформенными кляксами. Темные пятна остановились и испарились, оставив шевелящиеся черточки, которые упорно старались во что-то сложиться, совсем как в "Чернокнижнике", когда на дьявольской Библии проступало истинное имя Бога. Но, как и в фильме, я не успел углядеть результат, потому что Алвин протянул руку, захлопнул паспорт и вместе с бумажником вернул его мне. Я чувствовал себя словно в обычном паспортном столе, где волшебно исправленный документ вручал не призрак, а нормальный совслужащий со скучным выражением лица и напоминаниями: не терять, не портить и не забывать вклеивать фотографии в установленный срок.
   - Ну, теперь все в порядке, - сказал Алвин и добавил вчетверо сложенную бумажку.
   - А что это? - рискнул поинтересоваться я.
   - Направление на работу в архив, - спокойно объяснил Алвин. - Для королевы.
   - В архив? - переспросил я.
   - Да, - подтвердил призрак. - А чего ты хочешь? Где-то освободилось местечко, и я перетянул его в твой мир. Можешь считать это неожиданным подарком от КХ.
   Я непонимающе пожал плечами. Какой, к чёрту, архив! Передо мной промелькнул ряд заманчивых картин, где Лаура фигурировала в роли председателя правления коммерческого банка, товарной биржи, финансовой компании или адвокатского бюро.
   Алвин устало колыхнулся и окутал меня морозным облаком.
   И тут я увидел рядом с Лаурой сотню юрких, удачливых, рвущихся вверх любыми способами молодцев без страха и без принципов. А также безудержных и бесцеремонных газетчиков, приемлющих исключительно два варианта: либо рекламную статью за большие деньги, либо тщательное копание в грязном белье с фанфарными раздуваниями надуманных, но звонких слухов. И я осознал, что понятие "королева" почему-то несовместимо с фразами "товарно-рыночные отношения" и "налог на добавленную стоимость". Так что работа в архиве являлась неплохим вариантом. Тем более, от нашего дома до архива рукой подать. Да и спокойная работа пошла бы на пользу Лауре. Вот только... положено ли королеве работать?
   Неприятная мысль молнией сверкнула в голове. Смирится ли Лаура с судьбой? Восьмичасовой рабочий день с двумя выходными в неделю может обернуться непосильной ношей. Это не мечтания в тронном зале и не путешествия по окрестным мирам. Боже мой, а вдруг я не сумею показать ей Францию, Америку, Италию, Индию, где и сам-то ни разу не был. И даже Швецию, Чехословакию и Гонконг, о которых мечталось с пионерского возраста. Как объяснить ей, что нерушимые границы между мирами порой пробить легче, чем пересечь незримые политические рубежи между соседними странами. Переживёт ли королева суетню получения виз, загранпаспортов, билетов и денег на все это. Сумеет ли прожить без радужных перспектив на лучшее? Она ведь даже не сможет летать! Есть ли что-то страшнее для королевы призраков? Даже я, летавший всего ничего, трепетно вспоминал те неописуемые мгновения. Реальная жизнь безжалостно подрезала крылья Повелительнице Тьмы, выбравшей ее, а не призрачное существование в ледяном, безмятежном счастье. То, что для меня являлось всего лишь прогулкой по серой равнине, для королевы было падением в зияющую бездонную пропасть. Я хотел прижать к себе хрупкую фигурку, добровольно принявшую столь тяжкое бремя. Но сзади безмолвным свидетелем высился Алвин, который мог истолковать сей жест как порочащий честь и достоинство королевы, и я не решился проявить теплые чувства.
   Кто знает, что случится завтра, но сегодня Лаура была полновластной королевой. Кем она станет в моем мире? Что произойдет с ее хрустально-прозрачной душой? Как можно сохранить королевскую сущность там, где с детства привыкшие к худшему люди легко расстаются с собственной жизнью, не в силах выносить окружающую обстановку?
   В американских фильмах главный герой, выручив подругу из всевозможных передряг, получал миллион долларов, или состояние в доходных бумагах, или золотой прииск. Провалившись к демонам или вампирам, он не забывал прихватить оттуда мешочек с бриллиантами или, на худой конец, ящик с золотыми слитками, чтобы жить потом долго и счастливо. Судя по беспристрастному облику Алвина, золотые горы мне не светили. Ну неужели они ничем не могут наградить королеву за безупречную тысячелетнюю службу?! Но не выпрашивать же навязчиво дорожные и подъемные. Лауру, конечно, не заботили материальные проблемы, а моя крыша уже начинала ехать от размышлений о днях грядущих. Черт побери, ну почему, даже находясь в таинственных чужих пространствах и беседуя с самыми настоящими призраками, я должен думать о проблемах, поджидающих меня после возвращения?!
   А не надо о плохом! Пока вполне можно довольствоваться содержимым бумажника, подаренного великодушным Борисом. Таким образом, до сентябрьской стипендии продержимся, а там придет посылка из Бразилии, а после намечается оплачиваемая в рамках подготовки к диплому работа. Значит, не стоило рыдать о невозможности немедленной поездки на Гавайи, просто следовало радоваться, что до Нового года дожить сумеем. Новый год, елка, светящиеся блики на хрупких игрушках, разноцветные тени от старенькой гирлянды. А ведь Лаура и не подозревает, что есть на свете Дед Мороз, который любит дарить подарки. Ну что же, теперь она обязательно узнает о нем и получит свой, пусть и не сверхсупердорогой подарок.
   Сомнения ушли. Я ощутил мощную волну теплой поддержки, незримо исходящей от королевы. Я почувствовал, что она знает о предстоящих трудностях и готова держаться и побеждать. Королева покидала свой мир не за тем, чтобы ныть и стонать о несбыточном. Она просто хотела быть рядом со мной. А я, дурак, все суетился, пугался новой жизни, боялся оказаться недостойным выпавшей на мою долю удачи. Ведь надо-то всего лишь поверить в себя и понять одну простую, но мало кем осознаваемую в повседневной жизни истину. Гораздо уютнее сидеть на полу в пустой квартире рядом с человеком, в глазах которого пылают яркие огоньки любви, чем бродить в одиночестве по сказочно прекрасному замку.
  
   Глава сорок первая
   With Every Beat of My Heart (3)
  
   With every beat of my heart, there`s thunder inside
   Every beat of my heart, I need you tonight
   Every beat of my heart, I`m reachin` for you
   I need you now, with every beat of my heart
  
   И они двинулись в обратный путь. Лаура не хотела ступать на дорогу до последней секунды, по истечении которой было бы слишком поздно и для нее, и для дороги, и для мира, куда уходила дорога. Цепочка неведомых пространств, сдерживаемых тоненькой ниточкой дороги, готовилась разбежаться во все возможные и невозможные стороны. Но дорога еще жила, еще держалась, следуя заданному предназначению.
   С первым шагом в груди королевы что-то знакомо стукнуло. Это проснулось сердце, снова взявшееся за привычное ежесекундное дело, за непрерывную работу без отпусков и выходных в течение долгих лет. Оно не спрашивало: "Сколько еще?", "Зачем?" и "Надо ли это?", а знало - "Надо!" И Лаура не спорила. Сердце тикало, как часы, отсчитывая секунды новой жизни с нулевой точки. Королева покидала свой мир. И мир покидал королеву, исчезая из души. Ледяной холод внутри растворяла теплая пустота, которой предстоит заполняться тем, что предложит новый мир. Закрывались двери и окна, отделяющие королеву от бывших владений. На Лауру упала призрачная тень. Нет, то была не серая тень, мечущаяся, стремящаяся удержаться, предчувствуя скорые перемены. От невидимых границ опускалась тень отчуждения, тень непричастности к этим местам. Королевство ожидало новую хозяйку и холодно прощалось с прежней. Холод - принцип жизни призраков, не выносящих тепла. Но только сейчас Лаура ощутила пронизывающую враждебность. Владения отторгали повелительницу. Лаура уже не могла понять прелесть ледяной прохлады, она ждала тепла, и чтобы согреться, погрузилась в себя.
   Её улица предстала темной и пустынной. Впрочем, ничего удивительного. Огни в человеческих жилищах горят только в мире людей. Они непременно зажгутся, как только Лаура вступит в его пределы. Теперь трудно представить, что несколько месяцев назад и самой улицы не существовало. Вокруг уютных домиков и пышных кустов сгущалась тьма. На прощание отчизна разрушала призрачную сущность королевы, унося ненужное, нереальное, чтобы Лаура упиралась в твердую землю, а не в призрачные тропинки, уводящие в неведомые потайные земли. Еще немного, и мрак отступит, зажгутся яркие сполохи неоновой рекламы, вспыхнут разноцветные окна, далекие и близкие фонари, и где-то, бесспорно, обнаружится летящая в небо телевизионная вышка с кровавыми сигнальными огнями. Кто-то, возможно, брезгливо поморщится: "Ну чем тут восхищаться? Стандартный типовой район, до ужаса примитивный и безобразный". Но для Лауры он пока представлял прекрасную сказку, чудесную и незабываемую, как первая любовь. Кто не стремится попасть в сказку, кто хотя бы раз не мечтает оказаться там, но цели добиваются считанные единицы. Теперь и Лаура принадлежала к их числу.
   Королева повернулась к Нему, желая, чтобы Он позвал её, поддержал, сказал что-нибудь важное и тёплое. Но Он молчал, глядя на темный силуэт королевского замка, где Ему так и не пришлось побывать. Лаура сжала губы и усилием воли постаралась успокоиться. Что ж, они еще не на той стадии, когда проблемы становятся общими, когда приходит умение полностью понимать друг друга. Ничего, она добьется, она умеет терпеть, умеет не только ждать, но и стремиться к исполнению желаний. Вот так-то! Ведь она не кто-нибудь, а королева!
   Мир продолжал ускользать из души, оставляя провалы и белые пятна. С каждым ударом сердца Лауру покидала очередная маленькая частичка, связующая ее с царством белых призраков, еще одна маленькая способность, сверхъестественная в приближающемся мире людей. С каждым ударом сердца взгляд королевы терял из виду все новые и новые подробности, видимые лишь призрачному глазу. Удар, и многогранные башни утратили волшебные очертания и виделись теперь только в трех измерениях. Удар, и северные горы, наполненные неизведанными тайнами, оказались ландшафтом местности, возвышающимся над уровнем моря на столько-то метров. Удар, и прекрасные жилища подданных свернулись и превратились в ничем не примечательные бугорки. Удар, и мельчайшая бриллиантовая сетка исчезла, оставив только серую пустыню вокруг. Удар, и Лаура смотрела на свой мир всего лишь, как человек, безуспешно пытаясь отыскать только что видимые детали, придававшие непревзойденное очарование призрачному королевству. Удар, и Лаура напрочь забыла о них, словно они никогда и не существовали.
   Выход приблизился. Каменные ступени, ведущие к черной дыре, нависавшей над головой. Еще несколько шагов, еще несколько ударов сердца, и мир белых призраков навсегда остался позади, а путников скрыла мгла промежуточных измерений. И, проваливаясь в беспросветную тьму, Лаура вспомнила мечущиеся языки костра, который жгли дети возле мусорных баков. Огонь жил собственной жизнью, не обращая внимания на окружающий мир, но дарил ему тепло и свет, отгоняя сырые прохладные сумерки. Представив оранжевый костер на лиловом фоне августовского вечера, королева попыталась приблизиться к нему. Может быть, он нужен ей сейчас. Может, если Лаура не даст ему угаснуть, то пламя вместе с теплом и светом подарит ту маленькую частичку, которая поможет королеве окончательно обрести уверенность и почувствовать себя уютно...
  
   ...Мы вывалились из черного провала и рухнули на ковер, едва удержавшись на ногах. Дыра в чужой мир таяла и светлела, как клякса под промокашкой. В самую распоследнюю секунду, когда контуры призрачной двери едва угадывались, в комнате объявился Ыккщщер.
   - Ну вот я и прибыл! - завопил он и заложил залихватский вираж вокруг люстры.
   - Главное - успел! - проверещал он после второго орбитального полета.
   - А ты почему здесь? - строго спросила Лаура.
   - А что мне там делать? - возмутился призрак. - Двор полностью поменялся. Моя королева ушла в изгнание. На должность первого министра я не тяну, значит, к новой королеве меня и близко не подпустят. Да и нужна ли мне новая королева? Вот в чем вопрос.
   - Так чего стоят разговоры про цепочки, про невозможность уйти или остаться, - не выдержал я. - Наверное, просто не хотели принять обратно королеву, побывавшую под солнцем.
   - А вот ты и не прав! - обрадовался моей ошибке Ыккщщер. - Дело не в числе, а в массе. У пришельца масса оказалась больше, чем у королевы. Вот Алвин и отпустил меня. Масса осталась неизменной, цепочка уцелела, значит, мир белых призраков удержится и возродится, а я навсегда останусь с вами.
   Хм, разве призраки могут иметь массу?
   В этот момент в небесах разорвалась вереница сизых туч, и лучи солнца устремились в спальню, очертив на ковре вытянутые параллелограммы.
   - Чертов свет! - выругался Ыккщщер и стрелой унесся в спасительную темноту коридора.
   А я немного расстроился. Вот и сейчас судьба отбирала представившуюся возможность побыть наедине с королевой. Неужели над нами вечно будет витать неудержимый призрак, как надоедливый краб в диснеевской "Русалочке"? Но тут же я обругал себя последними словами, взглянув на Лауру. Она бросила все до последней крупинки, чтобы уйти в совершенно чужой мир, без малейшей надежды на возвращение. И теперь, когда ее самый верный друг пробился через все мыслимые и немыслимые преграды, я начинаю... не ревновать ли? Хотя по совести надо приветствовать его, как дорогого гостя. Да уж. Морду бы мне набить, да некому. Я немного порадовался, что некому. Ладно, сами справимся, когда зеркало окажется рядом...
  
   ...Лаура устало опустилась на диван, поджала ноги к груди и положила подбородок на колени. В голове вертелось одно-единственное слово: "Никогда". В нем пряталось так много смысла, что потревоженный разум королевы грозился не справиться, сломаться. Никогда ей уже не быть королевой. Никакой королевой никакого мира. Никогда уже не коснуться рукой прекрасно-прохладных стен собственного дворца. Никогда не лететь к манящим границам и не пробивать их королевским усилием воли, увлекая за собой многочисленные ряды верноподданных. Никогда не собрать под гордыми знаменами полчища потусторонних жителей тени и тьмы. Никогда не увидеть миллионы глаз, устремленных лишь на нее. Никогда не слышать собственного голоса, твердо отдающего неукоснительные приказы. Никогда не парить в счастливо-свободном полете над удивительными просторами в волшебном свете Луны, или двух, а то и целого десятка сразу. Никогда не любоваться бесчисленными отблесками неповторимых граней астекса - королевского трона. Никогда не узнать природу чудесных звездных радуг, от которых чужие миры становятся родными и близкими. Никогда не ощутить себя владычицей королевства с замками, крепостями, скалами и привычным неприступным куполом серого неба. Никогда она уже не заглянет в потайные уголки мира белых призраков. Никогда не спасет его и не обретет вновь. Страшное слово "никогда". Оно обжигало ледяным холодом Лауру, утратившую над ним власть. Оно плавило королеву смертельным жаром. Оно не давало забыть о себе назойливой мухой, соринкой в глазу, острым камешком в туфельке. Оно прогоняло спасительную темноту, вспыхивая кровавым солнцем. Оно взрывало тишину отвратительными звуками. Оно забивалось в нос непереносимыми запахами. Оно росло до безобразных размеров и лопалось на множество маленьких "Никогда", тут же начинавших жить собственной, независимой жизнью. Сотни, тысячи "Никогда". Слишком много для потерявшей силу королевы...
  
   ...Я искоса смотрел на погрустневшую королеву, боясь потревожить пристальным взглядом. Она выглядела донельзя несчастной и усталой. Хотелось немедленно рухнуть на диван рядом с ней, прижать крепко-крепко, положить ее голову на плечо и мысленно переливать в изящную фигурку положительную энергию, накопленную мной с момента рождения. Но я не сумел сделать ни единого шага навстречу. Стремительно и внезапно взору представилось то, что Борька заметил с первого взгляда. Нигде, ни в каких мирах, никогда, даже при самом запутанном стечении обстоятельств на свет не появится вторая Лаура. Королева совершенна, уникальна и неповторима. Каждый из пяти миллиардов населения земного шара имеет свой штришок, свою черточку.
   Как мастерски большинство прячет свою индивидуальность. И, затаившись, мы резко и беспрекословно равняем остальных под одну гребёнку фразами типа "Все мужики - козлы" или "Все женщины - стервы". Со страниц объемистых трудов нам убедительно вторит наука, выводя образ среднестатистического человека. И постепенно мы соглашаемся с подобным положением вещей, признаем собственную заурядность, смирившись с обстоятельствами, замазываем краски жизни грязной серостью и постепенно теряемся на общем фоне утраченного интереса к жизни.
   Но сейчас я видел самое настоящее чудо. Передо мной сидела истинная королева. Пусть у нее теперь не было ни могучей армии, ни грозного замка, ни громких титулов. Солнце продолжало отбрасывать лучи желтыми фигурами, но оно могло убираться прочь вместе с Луной и с миллионами звезд. Не они светили мне в эти минуты. Но если бы вдруг сейчас исчезла Лаура, свет даже тысячи солнц не сумел бы осветить бездонную пропасть, в которою я начинал падать при одной мысли об этом. Лауре предстояло остаться здесь, в моем мире. Для огромного числа чужих, посторонних людей она будет зваться "товарищем", "госпожой", "гражданкой", "коллегой", "подругой по женскому клубу", но в моей душе ей навсегда уготовано место королевы. И с щемящей болью я обнаружил, что само мое существование потеряет всякую цену, если Лаура откажется занять это место. Такое решение требовалось безоговорочно закрепить и закрепить немедленно.
   - Я люблю тебя, Лаура! - выпалил я, как из пушки, чтобы не растерять по дороге смелость. Простые слова, которыми миллиарды людей выражали переполнявшие их чувства... Фраза, ведущая на самые героические поступки... Сплетённые в единое звуки, которым суждено жить до окончания рода человеческого... И на которые Лаура не обратила никакого внимания.
   - Лаура! Я тебя люблю, - зашевелился язык в унылом повторении. Впрочем, гораздо медленнее и с каким-то даже испугом, потому что секунду назад я верил в стопроцентный успех.
   Ноль эмоций. Великие слова теперь выглядели смешными и жалкими. Больше всего сейчас хотелось затолкнуть их обратно. Но слово - не воробей...
   - Лаура! - выкрикнул я с отчаянием и осекся. Где-то в глубинах души представился край черной пропасти. Нет, не моей. Той пропасти, куда сорвалась королева, утратившая все. Она и не могла реагировать иначе. Она, а не я, теряла смысл существования. Могла ли его возвратить моя не вовремя выскочившая фраза? Возвратить той, чья сущность - быть королевой. Королевой не только в моих глазах, а в глазах целого народа, который я не мог заменить при всем желании. В любом случае признание оказалось пустым и бессмысленным, как и мир вокруг, как и вся рухнувшая жизнь. Раньше я любил полеживать на диване и мечтательно размышлять на темы морали. Например, смог бы я поменять свою великолепную коллекцию кассет (цель моей жизни) и видеодвойку ( когда она у меня появится) на верную, добрую и ласковую жену? Я прикидывал, делал выводы и допущения, которые теперь виделись плоскими и смешными. Жгуче захотелось выйти на балкон и броситься вниз головой. Но даже такой подвиг выглядел фальшиво и уж точно ничего не менял...
  
   ..."Никогда" продолжало жалить Лауру раскаленным языком. Казалось, горела не только душа, но и воздух нагрелся до невозможности. Белое платье истаяло, а ненавистная черная одежда впивалась в тело грубыми швами. И вдруг промелькнул обрывок видения, случайного, но невероятно важного. Солнечный день. Скорбный памятник невесть кому. А впереди девушка в пышном белом платье и белой накидке. Свадьба! Решение молнией вспыхнуло и обрело твердые очертания. Она сумеет получить белое платье. А, обретя невесомый наряд, уцепится за маленький шанс, ведущий к полету, к возвращению свободы и новому величию. Если появится шанс, она сумеет им воспользоваться. Только бы Он не возражал. Только бы Он согласился. Он ведь рядом, никуда не ушел, даже только что вроде бы говорил о чем-то. Она вернется, она возвысится. Она - королева!
   - У нас будет свадьба? - спросила она и, подняв голову, встретилась с Ним взглядом. Как тяжело, оказывается, ожидание ответа...
  
   ...Свадьба? Она говорила о свадьбе? Здесь в самом деле прозвучало слово "свадьба"? Да нет, мне показалось. А может... Неужели бог услышал мои мольбы?! Что-то встрепенулось во мне, вырвалось и унеслось ввысь. В голове колыхнулись приятные волны, захлестывающие сознание и мешающие думать логично и четко. Я снова был нужен, нужен ей, моей королеве.
   - Конечно, - улыбнулся я, не в силах сдерживать бушевавшие во мне эмоции. - И она будет очень красивой.
   - Тогда я хочу сделать тебе подарок прямо сейчас, немедленно, - глаза Лауры странно вспыхнули, она задумалась, а затем добавила. - Извини, но я не смогу подарить видеомагнитофон.
   - Ну что ты, - выдохнул я, потому что сейчас не существовало никого и ничего, кроме королевы.
   - Ты еще вспоминаешь их, - Лаура жестом указала на календарь, где замерла отчего-то погрустневшая команда спасателей.
   - Разумеется, - кивнул я, оживив в памяти события, когда отважная пятерка помогла мне выбраться из смертельной ловушки в болотах безысходности.
   - Ну и отлично, - улыбнулась королева. - Скоро ты увидишь эту команду еще раз, и не один.
   Я кинулся к программе на следующую неделю С понедельника по пятницу в 16 часов 20 минут... Да, именно так для меня и начался повторный показ сериала "Чип и Дейл спешат на помощь". Горло перехватила сладко-судорожная волна, но королева не ждала благодарностей. Она вновь погрузилась в тяжкие раздумья, оставив меня наедине с собой.
   Понял ли я до конца Лауру? Вряд ли. А хотя бы наполовину? Наверное, нет. А вот у нее получилось. Срочно требовалось придумать что-то взамен. Но что я мог подарить королеве призраков? Может, следовало выйти в коридор и, растолкав утихомирившегося в шкафу Ыккщщера, выведать сущность королевского подарка? Но почему-то хотелось придумать самому. Правда, мысли пока не спешили лезть в голову. Ну, пусть не сейчас, пускай потом. А пока я просто стоял и тащился (ну нет других слов, описывающих уровень моего состояния) от одной мысли, что я не один и, наверное, не буду в одиночестве уже никогда.
   Разрушив перед уходом в потусторонний мир почти все мосты, я теперь должен их восстанавливать, потому что они необходимы не только мне, но и Лауре. Не я, а Борька остался в таинственной стране белых призраков. Ну так что же? Нет, я не завидовал Борьке. Но что интересно, ведь он сразу поверил Лауре. Выходит, даже Борька ждал сказку, ждал, когда она придет. Теперь он там, где и хотел оказаться, среди тайн и загадок. Значит, имея многие блага современного мира и возможности достижения еще больших, Борька все-таки искал нечто особенное, раз сумел отказаться от всего сразу и начать жизнь с нуля, все ближе подбираясь к предназначенному судьбой месту.
   Да, мне не удалось остаться в сказке призрачного мира, почувствовать её объём, проникнуть в тысячи других, сделать так, чтобы ни один прожитый день не был похож на другой. Мне не суждено стать королем или путешественником, проникающим в тайны чужих миров. Я не увижу диковинных растений и причудливых животных. Я не смогу наблюдать розовые рассветы и лиловые закаты. Голубое Солнце и ярко-зеленая Луна навсегда останутся вне моего внимания. Но миллиарды других людей тоже не увидят этого. Но ведь они живут и не вешаются. А мне повезло даже больше. Хоть я и не остался в сказке, но я вошел в нее, я мог летать и летал. И у меня была своя собственная королева. Да, я вновь угодил в круговорот реальной жизни, расставшись со сказкой. Но для Лауры она еще только начиналась. Судя по виду королевы, первые шаги оказались не слишком легкими. Теперь от меня зависело, сменит ли сказка Лауры неприветливое лицо на дружелюбную улыбку.
   Понял ли я до конца Лауру? Нет, а может, и никогда не смогу. Как и королева не сможет влезть целиком мне в душу. Но это ведь не значит, что не стоит пробовать, что следует прекратить все попытки. А вдруг получится. Ведь всегда кто-то первым делает ранее казавшееся невозможным. Почему не я? И если пока я не лучше других, мне следовало стать лучше, потому что королева заслуживала лучшего.
   Я тихонько опустился на диван рядом с королевой и прижался к ней. Что творилось в ее душе сейчас? Как мне хотелось знать ответ! Может, королева уже позабыла про свадьбу и теперь неистово стремилась отыскать обратный путь? Моя фора - я знал, что обратного пути не существовало. Смог бы я поставить на карту жизнь, чтобы приоткрыть для Лауры путь обратно? А смог бы! Вся моя жизнь теперь не стоила одной улыбки королевы. Но и улыбка королевы зависела теперь от моей жизни. Наш общий мир существовал где-то, но до него не дотянешься, как до коммунизма. Как до яркой далекой звезды, сверкающей в ночи. Но почему бы не построить космический корабль? Или я снова буду ждать, когда космический корабль упадет мне в руки? А если не упадет? А если его построит кто-нибудь другой? Прав Борька, мы всегда хотим яркого и необычного, но чтобы и сразу, и без особых усилий. А вот поработать, чтобы сделать сказку былью? Работать?! Не мы! Пахать?! Не мы! А попить, погулять... Да, приходилось признать, что счастливого конца не получилось. Ну и что? Пусть и я, и Лаура находимся каждый в своем уголке своего собственного мира. Но мы все равно рядом, потому что вместе теплей.
   Стоп! А ведь у меня осталось право на один, последний полет! И даже Лаура не в курсе, что я его не использовал. Вот это будет подарок! Нет, не сейчас. Десять, нет, двадцать лет спустя, рука об руку, мы выйдем на балкон, оторвемся от каменной твердыни и ворвемся в ночное небо с мерцающими звездами и серебряным зеркалом Луны. При любой погоде, при любых обстоятельствах полет состоится. Черт побери, а ведь мне тогда стукнет уже за сорок. Смешно, ещё так недавно я собирался дожить всего до тридцатника. Но ради полета стоило подождать и сорокалетнего рубежа, а там и серебряная свадьба не за горами. Туманное будущее прояснялось. Более того, оно четко раскладывалось по полочкам. Ну что ж, разобравшись с будущим, пора приниматься за настоящее. И не надо в эту секунду совершать ни геройских поступков, ни глубоководных погружений, ни стремительных восхождений на недоступные вершины. Не надо срочно выискивать денег на житейские проблемы, не надо тянуться к звездам, не надо плутать в тумане в поисках потайных дверок, не надо изо всех сил бороться за существование. Однако, одного уж точно не надо было делать - вставать и отправляться по наспех придуманным делам, потому что все дела от микромасштабных до глобальных, вместе взятые, ничего сейчас не значили.
   Что отмеряли ускользавшие мгновения? Смену двух величайших эпох для мира белых призраков? Минуты беспредельного счастья или отчаяния в густонаселенном мире людей? Начало новой жизни для Лауры? Необратимые перемены в моем существовании? Я не задумывался над проблемами мирового уровня.
   Смысл жизни сосредоточился теперь на этой высоте, в этой квартире, в этой комнате, на этом диване, в одной отдельно взятой личности - королеве Лауре. Он состоял теперь в том, что я сидел рядом, пока не сумев понять, пробиться сквозь могучие преграды в ее душу. Но я уже видел лестницу, ведущую вверх. И на каждой ступеньке таилось маленькое открытие, крохотный светлячок, освещавший еще один уголок бескрайней души Лауры. И не существовало у лестницы конца, и невозможно было достигнуть последней ступеньки, потому что за каждой из них пряталась следующая. И надо было суметь подняться по этой, захватывающей дух бесконечности, как можно выше.
   А еще необходимо постоянно завоевывать право вступить на лестницу, оставаться на сверкающих ступенях, быть достойным следующего шага. Нельзя успокаивать себя мыслью, что ты достиг финиша, это неправда. Пусть каждая новая ступенька дается все с большим трудом. По труду и награда. Узрев взметнувшуюся в небеса дорогу, я крепче прижал теплое плечо Лауры. Оно тихонько вздрогнуло в ответ, и я ПОЧУВСТВОВАЛ, что королеве стало немножечко ярче, немножечко веселее жить. И мне сразу же тоже чуть-чуть полегчало. Разве плохо, когда рядом человек, который никогда не предаст и не покинет? Разве не будем мы стараться сделать его жизнь лучше и интереснее? И если ты сделал чью-то жизнь счастливой, то уже жил не зря. А мы все тыкаемся в разные стороны, смысл жизни ищем.
   Поэтому я должен сидеть здесь, рядом с Лаурой, не в силах еще понять и объяснить словами происходящее в наших душах. Но я увидел, как переливающаяся радугой комета скользнула между мирами и соединила бриллиантовой чертой сверкающую лестницу и нежное прикосновение наших рук.
  
   Эпилог
  
   Потусторонний смерч, смешав и соединив судьбы и события трех разных миров, успокоился и истаял. Миры вновь отправились на положенные орбиты, протыкая запредельные пространства. Время разводило их все дальше. Возможно, им не пересечься друг с другом уже никогда.
   "И где же мы видим настоящих призраков? - скажет здесь какой-нибудь спец по четвертым, пятым, восемнадцатым и энным измерениям, заглядывая в свой блокнотик. - Призраки, молодой человек, это ничто иное, как материализовавшиеся на определенное время души умерших. Вот так-то!"
   Разве? А если я не соглашусь? Ведь приведенное академическое утверждение рассматривает сущность призрака, отталкиваясь от "умершей души". Следовательно (философским языком говоря), частное переводится в разряд общего. А загляните-ка теперь в свой кошелечек. Лежат там денежки? А на денежках что? Цифирки разные, которые числа образуют. И какие же числа мы имеем честь лицезреть в лице банковских и казначейский билетов? Пятерки есть, трешки, десятки, сотни, пятисотки даже. А в общем? А в общем - целые положительные числа в интервале от единицы до бесконечности. А теперь представьте-ка себе денежный эквивалент двух третей рубля. Или (чтобы не обижать вниманием наших новых западных друзей) банкноту достоинством в минус четыре доллара. Честно говоря, четырех долларов одной бумажкой я и без минуса ни разу не наблюдал. Значит ли это, что числа "четыре" не существует? А ведь мы еще не добрались до комплексных чисел или, скажем, иррациональных. Кто сказал, что таких чисел нет? И неизвестно еще, каких больше-то. Так что материализовавшиеся на определенное время души умерших - бесспорно, призраки. Но кроме вышеупомянутых душ еще столько видов и подвидов встречается, что всех не перечесть.
   "Ну и что? - недовольно скажете Вы. - А вот мои проблемы никуда не делись, и никто мне не поможет. Вот ведь как!" Забыли, наверняка забыли уже о моих вздохах и стонах в начале пути. У меня ведь тоже имелись кое-какие проблемы. "Да разве это проблемы!" - воскликнет кто-то, чья жизнь летит под уклон. "Конечно, - вздохнет ему в такт другой. - Кому-то прямо в руки сваливается настоящая королева. А кому-то (вот мне, например) не светит, не светило и не будет светить даже знакомство с принцессой!" Да, я спорить не стану. Мне несказанно повезло. Что было бы теперь, не загляни королева в мое окно? Вернулась бы она в свой мир и двинулась дальше в холодном непоколебимом величии по королевскому пути, предначертанному изначально? Или, может быть, сейчас где-нибудь в квартире соседнего подъезда сидел бы донельзя довольный судьбой неведомый счастливчик, а я поглядывал бы на люстру с веревкой в руке, размышляя, какое мыло безболезненнее отправит меня в другой мир: "Камэй" или "Сорти"? Кто знает? Но Лаура кинула пронзительный взгляд именно на четвертый этаж третьего подъезда. И я всей жизнью постараюсь доказать, что она не ошиблась. Но Вы кривите губы в саркастической усмешке, пряча за ней боль и думая: "Да я бы на твоем месте..." Не надо! Вы на своем собственном месте. Мне повезло, королева сама отыскала меня. А почему бы Вам не совершить то же самое? А вдруг Ваша королева рядом? Вглядитесь-ка пристальнее в людей, которые Вас окружают. Может, и Вам удастся разглядеть ее. Такое бывает.
   И здесь Вам, действительно, никто не поможет, потому что все зависит только от Вас. Проблемы решаются, если сильно и искренне захотеть их решить. И не спать, а действовать. Действовать каждый день, чтобы хоть на маленький шажок приблизить себя к цели.
   "Мне до чёртиков надоела вся эта мораль!" - зло воскликнет представитель многочисленных рядов опечаленных, обделенных судьбой и просто тех, кто хотя бы в финале надеялся отыскать хоть что-нибудь интересное. И он будет прав! Только вот даже в том, что мы дышим, уже есть определенная мораль. Есть она в жизни и смерти, и от этого никуда не денешься.
   Хлопнула входная дверь. Ну ладно, учить Вас жизни мне некогда. Вернулась моя королева.
   - Знаешь, что я придумала? Будет гораздо уютнее, если мы немножечко переставим мебель. Ты не против?
   - Конечно, нет, дорогая! Если хочешь, начнем прямо сейчас...
  
   идея - 1986 год
   реализация - 28 июня 1992 - 9 мая 1996
   Millenium Edition - 2002 год
  
Оценка: 6.56*6  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"