Инициатором поездки в посёлок Будукан шестнадцатого октября две тысячи пятнадцатого года, стал Эдик, который встречал дядю в аэропорту города Хабаровска в начале октября две тысячи пятнадцатого года. Принимая из рук дяди сумку с немногочисленными вещами и подарками племяннику, его сыну и друзьям, он сразу начал:
- Мне регулярно в течение последнего года сниться один и тот же сон. Будто я с дедушкой сижу у карьеров и ловлю рыбу. Вот поплавок, сделанный дедулей из куска пробки нырнул под воду и я впервые в жизни, сам, вытянул из воды карасика! - Эдик, выйдя из зала прилета на площадь, идя в сторону стоянки автомашин, продолжил. - А помнишь, как ты учил меня ловить раков? Тётя Лида давала нам куриную варёную шейку, ты бросал её в пустую трёхлитровую банку, к горловине привязывал верёвку, а у карьера, мы её опускали в воду. Через час, потянув за верёвку, ты вытягивал банку, а она была полна раков.
Вечером, я смотрел, как тётя Лида варит их в большой кастрюле. Раки меняли с серого цвета на ярко-красный. А в большой сковородке шипели жареные караси, покрываясь золотой корочкой. Мы с дедушкой никогда до этого не ели раков, тётя Лида научила нас, как чистить и что можно кушать. Вкус жареного карася, которого я сам поймал и раков помню всегда...
Володя Виноградов, приехавший проведать могилы родителей и навестить друзей в Хабаровске, с которыми они встречались ежегодно, с 1964 года.
Потом он собирался ехать в Биробиджан, там хотел встретиться с бывшими коллегами и со своими соавторами - Роальдом Васильевым и Наумом Ливантом.
С композитором Васильевым и поэтом Ливантом, они к семидесятилетию области выпустили первый в истории родного края музыкальный диск со своими песнями, посвященными родной области, природе Дальнего Востока, таёжной реке, амурским казакам и, конечно, там были песни о любви. Вернуться в Москву Виноградов планировал через три дня, но он принял решение все планы изменить, встречу с друзьями отложить на четыре дня.
Виноградов, внимательно посмотрел на племянника. Через год ему исполниться пятьдесят лет. Не только виски его стали седыми. Эдик рос без отца, которого ему заменил дед Наум. Он, как дед и дядя, стал офицером, потом служил в милиции, а последние годы занимался строительством. Женился Эдик поздно, сыну только исполнилось шесть лет.
- Я тебя отвезу в Биробиджан, а оттуда сразу поедем в Будукан, к карьерам, - племянник смотрел в зелёные глаза дяди, которые были немного темнее, чем у его жены, тёти Лиды.
Виноградов всегда помнил объяснения племянника, почему тот так поздно женился. Он знал, что Эдик с детского возраста любит его жену, кудрявую зеленоглазку и всегда при встрече любуется ей. Племянник много раз повторял, что красивую, терпеливую и добрую женщину, как тётя Лида не найти, второй такой в мире нет, а другая ему не нужна.
Володя согласился с предложением "мальчика с пальчика", так он ласково называл племянника.
В Биробиджане их ждала Шура, подруга Лиды, которая предоставляла Володе для проживания свою однокомнатную квартиру, а сама уходила на эти дни жить к дочери.
Узнав, что Володя с племянником хотят поехать в Будукан, она попросила взять её с собой, ведь она в тех местах родилась и выросла.
Через час, в машине рядом с водителем сидел Виноградов, а на заднем сиденье Шура, её тридцати восьмилетняя дочь Елена и ещё одна закадычная подруга Лиды - Ирина.
От Биробиджана до Будукана шестьдесят километров, за городом, на обочине федеральной трассы Хабаровск - Чита, лежал выпавший ночью снег, дорога была мокрая, Эдик ехал с небольшой скоростью.
Именно по этой отличной новой дороге три года назад ехал президент России. Дорога уже не петляла по распадкам, была прямой и широкой. По склонам многочисленных сопок, словно карабкались к самым вершинам голые лиственницы, нарядные ели и сосны, величественные кедры.
Легкий ветерок разогнал тучи, заполнившие было небо, появилось солнце, стало сразу веселее.
- Смотрите, весь снег растаял, - заметила Ирина.
- Похоже, - отметил Володя, - среди нас нет грешников, потому о нас позаботились свыше.
Володя оглянулся, посмотрел на миловидных женщин, у него невольно вырвалось:
- Как жаль, что с нами нет моей Лидочки...
Он достал из кармана куртки свою записную книжку и прочитал женщинам сонет, который написал в самолёте:
Весна в апреле борется с зимою,
И свои силы позже чуть раскроет.
Сосулька слёзы на асфальт роняет,
Снег с тротуара дворник убирает.
Но перелётных птиц я голос слышу,
И ручеёк к обеду строчки пишет.
Историю его я скоро прочитаю,
О встрече с милой я своей мечтаю.
И вот она уже идёт навстречу,
Какой чудесный будет этот вечер!
А дальше, лето мы встречаем вместе,
И получаем мы от внуков вести.
Окинул взглядом я её лица овал,
Эти веснушки утром целовал.
Женщины дружно, с завистью глубоко вздохнули, а Эдик повернул в сторону дяди голову и улыбнулся, автомашина в это время даже не вильнула.
Володя, пряча в карман черновые записи, подумал о том, что в его жизни было множество встреч с интересными людьми, часто, по роду службы, приходилось встречаться с очень плохими представителями. Володина жизненная дорога не всегда была прямой, в пути подставляли "ножку", выкапывали "ямы", неоднократно угрожали его жизни, но при всём том, у него было много счастливых дней.
Как считают учёные - теоретики: "пересечение множеств в теории множеств - это множество, которому принадлежат те и только те элементы, которые одновременно принадлежат всем данным множествам".
Да, отдельные элементы на жизненном пути принадлежат одновременно множеству людей на планете и результаты действия одних, влияют на будущее всех и принадлежат всем.
И всё-таки, он счастливый человек, у него любимая жена, дети, внуки, он сейчас занимается любимым делом.
Эдик подключил флэшку с песнями семидесятых - восьмидесятых годов, зазвучала нежная музыка. Женщины сразу узнали эту песню, на слова Володи и музыку Васильева. Неоднократный победитель международных конкурсов, Евгений Конопаткин с душой пел:
Так много я хочу еще успеть,
Построить дом, с любимой песню спеть,
Хочу я посадить огромный сад,
Чтоб каждый на земле ему был рад.
Припев:
Хочу с тобой встречать рассвет,
На все твои вопросы дать ответ,
И посвятить тебе сонет,
А старости ответить нет!
Через сорок минут, минуя многочисленные сопки, штурмуя подъёмы и скатываясь с них, они увидели телевизионную вышку, которая находилась на самой высокой сопке Облученского района. Здесь дорога будто вырисовывала рогатку, короткие её части поворачивали налево, в посёлок Биру, и направо, в сторону Будукана. Густые заросли дикого винограда прикрывали эти повороты и, казалось, что дорога в этих местах заканчивается.
Их водитель притормозил, машина стала поворачивать направо и по крутому спуску медленно катилась мимо многочисленных стволов липы. Здесь много лет назад был большой колхозный грушевый сад, по краям которого были высажена липа, разросшаяся сплошным живым забором. В сад летом выставляли тысячу ульев. Как же вкусен и пахуч липовый мёд!
Дальше, дорога была проложена вдоль транссибирской магистрали. Направо, от автомобильной дороги, шла, асфальтированная, однорядная дорога.
- Там что, какой-то населённый пункт? - Спросил Эдик.
- Нет, там, среди сопок, в восьмидесятых годах размещалась военная часть, охранявшая склады. Однажды боезапас в складах взорвался.
- Вчера по телевизору показывали, - добавила Лена, - "чёрные копатели" из Биры, до сих пор ходят на место взрыва бывших военных складов и выкапывают там гранаты Ф-1, мины, снаряды. Возбуждено насколько уголовных дел. А три дня назад, один из таких добытчиков, вытапливая взрывчатку из снаряда, подорвался у себя дома.
- Наверно, хотел глушить кету, идущую на нерест, - спросила Ирина.
- А что её глушить, улыбаясь, поправила Шура, - мой папа каждую весну и осень ловил много рыбы. У нас всегда было три бочки солёной кеты и бочонок красной икры. Помнишь, Володя?
Володя вспомнил, как в сентябре семьдесят девятого года он принял участие в ловле кеты и лосося, идущего на нерест в Тёплое Озеро.
Ему тогда казалось, что течение реки повернуло вспять. Это бесчисленные косяки красной рыбы шли вверх по течению. Спинные плавники крупных представителей лососёвых торчали из воды.
Морды самцов изогнулись, сама рыба была довольно "битая", долог и тяжел подъем от Тихого океана, по Амуру к таёжной реке Бире, к месту рождения. А красная икра кеты была очень вкусна.
В рыборазводном заводе в посёлке Тёплое Озеро тогда закладывали по двадцать миллионов икринок, а сейчас два - три миллиона. Всё население области в то время заготавливало рыбу впрок, засаливая в сто, или пятидесятилитровых бочках.
- Да, подтвердил Виноградов, это сказочная картина, ход кеты на нерест.
Вот показалась сопка Великан, на склонах которой за последние двадцать пять лет, значительно разрослось поселковое кладбище.
- Шура, а помнишь, здесь стояла "заправка". - Володя усмехнулся, - бензин тогда стоил семь копеек литр, дешевле, чем стакан газированной воды с двойным сиропом.
С левой стороны федеральной трассы, сразу за железнодорожным полотном, словно выстроившись в одну шеренгу, как строй солдат, стояли одноэтажные бараки железнодорожников. Все дома были обшиты "щелёвкой" и аккуратно окрашены зелёной краской.
Сразу за сопкой с правой стороны, Ира увидела высокий забор, она поняла, что там была исправительная колония.
- Я никогда не была в этих местах, негромко сказала Ира, - хотя сорок лет живу в Биробиджане. А где здесь растёт кедр? А мы увидим дальневосточный бархат? Вот бы мне увидеть живого сохатого, или дикого кабана.
Машина пересекла железнодорожный переезд, ветка, здесь её называли "тупик" шла в колонию, по ней вывозили из предприятия колонии полированную школьную мебель, столы - книги, пиломатериал. Осужденные, разконвоированные для работы в тайге, проживали там, в бараке, сами заготавливали лес.
Вот большой поселковый Дом культуры, а дальше десяток двухэтажных кирпичных домов, облицованных белым силикатным кирпичом.
Володя засмеялся, услышав вопрос Ирины:
- Для этого нужно идти в тайгу. Шура помнишь, как мы с Куликовым ходили на охоту и на правый берег Биры, шли к солонцам, но промазали, не тем распадком пробирались и поэтому попали в "мёртвый лес".
- А почему мёртвый? - Спросила Ира.
- В нём не было слышно пения птиц, не видно следов диких животных, - ответил Володя.
- А растительность там густая, огромная, мохнатая, удивительная, - добавила Шура, - листы лопуха длинные и широкие до метра.
- А отчего так, - удивилась Ира.
- Там мы с Толей, - Володя оглянулся и посмотрел на Иру, - увидели глубокие шурфы. В пятидесятых годах из них брали пробы урана.
- Так вы же могли облучиться! - Вскрикнула Ира.
- А в Будукане постоянно повышенный фон радиации, поэтому многие болеют, теряют зубы, - подчеркнула Шура.
Шуре хотелось быстрее подъехать к тому месту, где когда-то стоял родительский дом. Сидя на заднем сидении автомашины, она, будто спринтер, пересекающий финишную черту, склонилась вперёд, нужно первой коснуться финишной ленточки. Ей даже пришлось привстать, Эдик был ростом сто девяносто пять сантиметров и подпирал крышу Тайоты "Лэнд Краузера".
Коротко стриженый волос причёски Шуры коснулся уха водителя, тот посмотрел в зеркало заднего вида. Он не узнавал тётю Шуру. Волос этой доброй, говорливой и терпеливой женщины попал ему в ухо, стало щекотно. Круглолицая, с побледневшим лицом, старинная подруга жены его дяди, шептала ему в ухо:
- Сверни с дороги налево, вот проезд под железной дорогой, езжай прямо, вот видишь...
Она хотела сказать: "видишь, накатана дорога", но словно подавилась и закашлялась прямо в ухо Эдуарда.
Дорога, ведущую к огромным карьерам, появившимся ещё в тысяча девятьсот десятом году, когда в этих местах строили транссибирскую магистраль, совсем заросла густым кустарником и деревьями.
В начале двадцатого века, во время строительства "чугунки" из этих карьеров брали гравий для отсыпки железнодорожного полотна. В начале пятидесятых, когда после месяца ливневых дождей река Бира залила все окрестности, карьеры заполнилась водой, в них попала рыба, кожистые черепахи и раки.
Так образовались Будуканские озёра, у которых любили проводить свободное время жители посёлка: железнодорожники, лесничие, сотрудники колонии, офицеры и сверхсрочники из роты внутренних войск.
Шура попросила Эдика проехать через железнодорожный посёлок и показала ему направление. Ехали мимо длинных жилых бараков, повернули на дорогу, которая вела к Бире, в десяти километрах выше по течению реки, когда-то была деревня Красный Яр, в которой она родилась.
Прошло несколько минут тряской дороги, Шура попросила Эдика притормозить:
- Я пойду напрямик, а вы объедите, Лена вас проводит к нашей летней кухне.
К месту, где когда-то стоял их дом, она продиралась задами через высоченные, в два метра, заросли полыни. Здесь когда-то был их огород, земля много лет получала коровяк, будылины полыни были толстыми и злыми, стегая её по лицу. Ей хотелось первой увидеть кусок земли, который ей, умирая, передал по наследству отец. Поэтому она не пошла со всеми по узенькой тропинке, которая вела на заброшенную улицу.
Она натыкалась на старые, сопревшие жердины, которые когда-то они огораживали их большой огород. Среди кустов полыни, наклоняясь, ещё торчали колья. На их огороде, когда-то ухоженном и радующими глаза фруктовыми деревьями, кустами смородины и длинными грядками с помидорами, кочанами капусты, кабачков и огромными тыквами, бурно разрослись молодые берёзки и ели.
Наткнувшись на тесовые обломки, она поняла, что это останки пола их баньки, собранной отцом в пятидесятых годах из толстых стволов листвяка.
Сюда они два раза в неделю ходили всей их большой семьёй. В баньку, которая топилась "по-чёрному", она приглашала попариться подругу Лиду с дочерьми и мужем. Брёвна из лиственницы могли служить сотни лет, они только твердели с годами, похоже, лихие люди разобрали их баню и перевезли к себе.
Из глаз Шуры потекли слёзы, она опустила голову и заметила на своих спортивных штанах десятка два сухих репьев. Пробравшись сквозь их заросли, она увидела останки их большого сарая. С неё давно упала крыша, но в этом месте всё так же пахло навозом. Останки двери, когда-то обитой жестью, лежали в стороне, сквозь сгнившие доски и ржавый металл, стараясь погреться на осеннем солнце, разлеглась зелёная трава.
А вот под ногами она увидела квадратную толстую крышку, сколоченную из толстых досок. Шура помогала отцу копать в этом месте погреб, в котором зимой хранили улья. Она обошла небольшой провал, место, где был погреб. Стала видна протоптанная мелким лесным зверьем тропочка, которая вела в сторону летней кухни, тоже построенный из лиственницы, пережившей дом, баньку и сарай.
Сердце Шуры забилось сильнее, на летней кухне она делала уроки, слушала радио, встречалась с подругами в дождливые дни. Мать запрещала в дневное время заходить в дом летом, чтобы не напускать многочисленных комаров и мошку, а осенью, чтобы не натащить грязь с огорода и от скотины.
Вот оно, не забытое ей место, словно потерянное во времени, но такое родное и влекущее её. Шура заметила поленицу дров, которая была аккуратно сложена у стены летней кухни, похоже, кто-то до сих пор ей пользовался.
Шурке, как её называл отец, отчего-то стало боязно. Будто неведомая сила остановила её у входа в старое строение. У Шуры пересохло горло, она услышала голос свое дочери:
- Дядя Володя, а вот и тропика к летней кухне, идите за мной!
С трудом, превозмогши себя, Шура сделала шаг вперёд, и протянула руку к засову, на который была закрыта дверь. За своей спиной она услышала:
- А вот и мама. Мы у вокзала встретили Катю Аршинскую, она нам сказала, что в карьерах они теперь не купаются и не посещают озёра пятнадцать лет, поэтому все дороги и тропинки заросли.
Водитель ассенизаторской машины, осуждённый безконвойник, в 1995 году несколько месяцев подряд сливал из "Шамбо" нечистоты в наши озера. Люди в посёлке об этом поздно узнали. От слитых фекалий в водоёмах развилась кишечная палочка, в посёлке заболели десятки жителей, сотрудников колонии, военнослужащих.
После освобождения, этот гад приехал в Будукан, чтобы перебросить в зону наркотики. Оперативники перехватили пакет с марихуаной, которую он привез подельникам, в пакете лежала записка. Из записки опера узнали о подлостях водителя. Он не успел уехать из посёлка, на вокзале посёлка его задержали за "сбыт" наркотиков, потом его осудили и отправили в колонию строгого режима.