всем известно, почему прилетают первые аисты, а вот вторые аисты прилетают только после клинической смерти
они растерянные, от несвойственного им поведения - вот, мол, случайно нашли, может, кому еще пригодится
своего второго аиста я увидел, открыв глаза в военном госпитале
мутное белое пятно из-под приоткрытых глаз, а в следующий раз это белое стало более четким, но я не знал тогда, что это был аист
потом аист заговорил, но разговаривать с ним мне не хотелось
аист был настойчив, он поднимал мои руки, ноги, заглядывал в глаза, словно учил летать
аистом был сосланный за независимый характер и зависимое пьянство в южную провинцию военный хирург
аист был настолько талантлив, что генералы и их семейства по всему военному округу стояли к нему в очередь
мне повезло, что капитан оказался очень любопытным
обычно ретроградная амнезия - полная потеря памяти - довольно быстро отступает
в моем случае, она отрезала все, что произошло за мои неполные 25 лет, оставив только моторные функции, но даже разговаривать - пришлось учиться словно заново
контузия головного и спинного мозга и по мелочам - палец на руке пришили, щеку под глазом, из спины вытащили какие-то камешки, левая нога капризничает
это ерунда по сравнению с тем, что я от аиста узнал, как меня зовут, какой идет год, и какая вокруг страна
в голове у меня осталась гематома, и даже аист не решался ее удалить
хотя он и спас меня от профильной госпитализации и быстрого списание домой
он шесть месяцев держал меня в хирургии и учил летать
учился я хорошо, потому что все, что мне говорили - мгновенно запоминалось
говорить я научился так, словно раньше работал диктором на телевидении, без территориального акцента
ко мне два-три раза заходил офицер особого отдела и задавал такие добрые вопросы, что я некоторое время считал, что КГБ это какая-то благотворительная организация, которая помогает раненым вытирать сопли и укутывать им ноги одеялом
аист после первого же визита из особого отдела меня спросил, чем я занимался на службе
наверно, я генерал - просто ответил я аисту
сам же удивленный аист мне сообщил, что офицер особого отдела задал ему только один вопрос - насколько я утратил память, а на все вопросы аиста ответил однозначно - у меня первый допуск секретности
да и еще, из Ташкента звонил уже второй за неделю генерал, справлялся, не нужно ли что еще, не стоит ли перевести в окружной госпиталь, приветы передавали, вот бумажка с фамилиями
вдруг аисту показалось, что я не умею читать
грамоте меня учили не по учебнику, а на слух, буквы вспоминались сами, а обороты речи всплывали как бы неоткуда, словно лилась вода
правилам грамматики меня не учили, но и без этого писать вначале было тяжело
именно с тех пор я не люблю заглавных букв вначале предложения и окончаний в конце
сам процесс написания очень похож на падающую воду - чем быстрее я пишу, тем легче
если нужно, я потом подставляю заглавные буквы и последние знаки препинания
манера такого письма не мое желание выделится, просто в школе я, получается, не учился, мой первый аист так и не вернулся, частично, немножко, иногда, неправдоподобно, чужой он мне, мой первый аист
по мере освоения русского письменного языка, выяснилось, что я говорю еще и на фарси с акцентом южного Таджикистана или северного Афганистана
по этому поводу вновь в госпиталь приезжал офицер особого отдела
на этот раз говорили долго и, в основном, о любви к Родине
прощаясь, крепко жали друг другу руки
ну, Родину-то я любил, но пока ее еще не видел - дальше двора и здания дореволюционной постройки, где находился госпиталь, бывшие конюшни какой-то царской дивизии
спал я в сутки часов по 12, большую часть остального времени проводил с аистом
у него были такие советские общие тетради по 96 листов, и он в них всегда что-то записывал, говорил, что диссертацию
аист не записывал только тогда, когда мы вместе играли в шахматы, или он один пил со мной медицинский спирт
в шахматы я всегда проигрывал, мой интеллект спал на уровне школьника
плюс лекарства - как в облаке
чем я занимался до армии, что я делал в этой армии - моих сослуживцев ко мне не пускали - раненные и больные в госпитали меня сторонились, видимо, аист их ускоренно выпиской припугнул, чтобы не приставали
ко мне каждый вечер приходила очень красивая молодая женщина с очень вкусной едой, мы односложно разговаривали, я усиленно делал вид, что ее помню
красавице почему-то на территории госпиталя отдавали честь все офицеры, хотя в госпитале появлялись и другие красивые женщины, но им офицеры честь не отдавали, а просто заигрывали
моя красавица, потом оказалась директором средней школы военного городка
заняться в госпитале было практически нечем, спать, есть, медицинские процедуры, болтать с аистом, вечером короткое свидание с пылкими обещаниями длинного свидания
аист явно не любил художественную литературу, газеты и телевидение
он однажды принес мне '45' Дюма и спрашивал, что я помню
память была необычная - после десяти страниц, я не помнил первую
этот роман я прочитал раз двадцать - ничего не запомнив
в биллиард мне играть запретили, как только увидели, да у меня на левой руке не гнулся оттопыренный указательный палец
палец вообще ничего не чувствовал, его край не боялся даже зажженной спички, а биллиардный кий палец вообще не воспринимал
спустя пару лет в постели с какой-то девушкой я объяснил ей, что это мне давно не мешает, она проверила, со всей силы его согнула, я потерял сознание, палец окрасился в синий цвет, но стал сгибаться
но это будет потом
аист два месяца не давал мне письма из дома, оказалось, что я женат
в ответном письме притворился, что рад, помню, надеюсь
правильно, что мне аист письма не отдавал - хорошего понемножку и постепенно
опять пришел дружелюбный офицер особого отдела - сказал, что я занимался мобилизационной работой, что-то там новое в этом придумал
помолчали
он пообещал, что даст мне рекомендации в высшую школу КГБ
на что я ответил, что аист пообещал мне инвалидность 1 или 2 группы
еще помолчали
в госпитале моим самым любимым местом была чугунная дореволюционная печь, ночью с ней обнимались повара, а днем она остывала одна
у меня постоянно жарким южным летом 1982 года мерзли руки и левая нога
если прижаться этой ногой к остывающей печи, то сигарета Прима была вкусней
оказалось, что я знаю, точнее, знал и немецкий язык, но только разговорный
аист сказал, что это пройдет, и я перестану автоматически замещать русские слова на фарси и немецкий
вообще, все это пройдет, но лучше вначале притворяться
что всех узнаешь, потеря памяти минимальная, и слушай, больше, чем говоришь
сойдешь за нормального солдата - хотя, какой ты нормальный
по официальной версии, ты у меня лежишь после взрыва в грузовике
но признаков этого нет - ты упал с какой-то высоты
у тебя все травмы альпиниста
да и еще, у тебя на спине годичной давности шрам, наверно, пулевое
в сентябре я выпросился в часть - но аист сказал, что я быстро вернусь
неделю отпуска я прожил у красавицы, потом в часть
все воротят глаза, как от прокаженного, словно я им что-то недодал
неформально - в мирное время у меня офицерские обязанности - оформлять представления на очередные офицерские звания, награды - в не мирное время - развертывание и комплектование кадрами воинских частей
моя воинская часть, с виду обычная артиллерийское подразделение - огромная перевалочная база для переброски солдат в Афганистан
сама моя часть, только что выведенная из Афганистана, представляет собой что-то экзотическое, плохо управляемое, неустроенное, с остатками неучтенного оружия
хорошо, что я всего этого не помню
лица узнавал с опытом встреч, но с трудом совмещал, кто есть кто
в моем подчинении фактически пять солдат, в принципе, и еще 20 в других службах, но это для моей памяти было перебором
постоянно приходится притворяться, и при этом чувствовать себя американским шпионом
я вернулся в часть с очень конкретной задачей, демобилизоваться именно отсюда, а не из госпиталя, и избежать документов по инвалидности
помогали, почти все - я научился слушать - хотелось вернуть первого аиста (каким же я все-таки был)
дальше все, по рассказам сослуживцев - видимо, я был раньше разговорчивым
вероятно, в армию я якобы пошел добровольцем, то есть намеренно выматерил в своем городе главного военкома, чтобы не идти работать учителем в деревню, а пойти служить
вечером этого же дня ко мне пришла повестка - утром увезли
военком оказался злопамятным, и отправил, куда не надо
в Ашхабаде в учебке командиров легких минометов я продержался три дня
учили на совесть, быстро таскать тяжести и бежать, бежать и бежать
с самого утра до позднего вечера - бежать даже в туалете
кормили изумительно - утром капуста, днем эта же капуста с водой, вечером капуста по остатку
в капусте были вареные белые, похоже, мучные черви
на третий день упал в обморок, притащили в санчасть, сказали все нормально, попросился вернуться в эту же часть
не вернули, отправили на склад переодеваться в гражданскую одежду, свою не нашел, все чужое и грязное, свалено кучей - выбирай
самое яркое впечатление было одеть чужие грязные трусы и три рубля, которые мне дал паренек из Вологодской области, адрес и имя которого я записал на бумажке
ту бумажку хранил в военном билете много лет
его фамилию второй раз я увидел через 20 лет - в парке, на каменном обелиске, среди многих других
во вторую часть меня далеко увезли на поезде, ко мне прибились двое новых друзей, один из них мне через два года все это и рассказал
после червивой капусты новобранцам выдали мясные консервы, каша со свиной тушенкой, в основном все вокруг были мусульманами - они побросали банки на землю
ящика два мы втроем утащили до поезда, на вокзале терли банки об асфальт, чтобы как-то открыть без ножа
медленно ехали больше суток
весь вагон новобранцев по очереди побрился одним лезвием Нева
три рубля забрал проводник вагона за якобы какую-то страховку
за ящик тушенки мы выменяли у него нож, и всю дорогу без хлеба ели консервы из второго ящика
по приезду, лейтенант сопровождения прочитал что-то в своих записях и велел мне идти медчасть
пришел - одно из двух двухэтажных зданий
нашел полковника медицинской службы - приятный узбек
он прочитал мою медицинскую выписку, покачал головой, поговорил со мной, и велел пока отдыхать, а потом он устроит меня служить по медицинской части
утром меня у входа поймал солдат - писарь службы вооружения, спросил, как я пишу
в ответ я снял с себя единственную не гражданскую часть одежды - солдатский ремень, на которой изнутри была написана моя фамилия
она была выведена вычурным почерком, каким писали царские указы лет сто назад
солдат дембель, озабоченный поиском себя новобранца на замену, велел прийти к нему в штаб - с таким-то почерком
через час пошел в штаб - больше суток никакой еды - ничего, после с тех ашхабадских консервов
оцените степень бардака
в штаб приходит новобранец, в гражданской одежде, подпоясанной солдатским ремнем
все новобранцы давно спрятаны на карантин в дивизионах
документов у меня не спрашивают, на мой вопрос - махают - иди туда
пришел я не туда, не в эту службу, это, видимо, стало потом анекдотом
я попал в приемную начальника штаба, где писарь рангом намного выше тоже страдал без замены на дембель
за день и вечер, я как золушка, разобрал все завалы документов, перепечатал на машинке все, что скопилось за неделю, съел, все, что мне дали
слушая все это про меня первого, я пытался прилепить к моему второму я
странность заключалась еще в том, что меня никто не принуждал что-нибудь делать - и в части я жил, как в госпитале, ел и спал, но добавилось общение