Аннотация: Минька вышла в газете "Невское время". Здесь текст немного расширен.
Я здесь уже... Сколько? Не помню. Давно, очень давно.
Как я попал сюда?
Я пьян? С трудом приподнимаю голову. Передо мной - наполовину пустой бокал с зеленоватой жидкостью. Абсент. Но... нет, я не пьян.
Оглядываюсь по сторонам. Мозаика впечатлений неохотно складывается в странную картину. Здесь длинный зал. Красные стены, жёлтый пол, зелёное сукно... Похоже на кафе. И в нём стоит какая-то жужжащая тишина. Лишь изредка за стенами раздаётся приглушённый шум - словно работают огромные, но не слишком громкие машины... какие-то мерно жующие механические челюсти.
Выпрямляюсь и поднимаю лицо вверх. В лицо бьёт покойницкий изжелта-зелёный свет трёх ламп. Радужные нимбы вокруг них - словно раны, прожженные в миазмах сгустившейся до физической кондиции тоски.
Тут не грязно, но уныло. Шушукается потасканная парочка в углу - какая-то нечистая интрижка, или это связанные преступлением подельники.
В другом углу двое пьяниц молчат, опустив головы на руки, вперив куда-то застывшие взгляды. И ещё кто-то тёмный за столиком рядом с парочкой - я вижу его не очень чётко, и это почему-то тревожит меня.
Это всё какая-то дурная игра? Или... я сплю?
В центре зала стол - бильярдный, затянутый зелёным сукном. Совокупление цветов возводит в моих глазах колористическую Вавилонскую башню: светло-жёлтая плоскость пола, тёмно-жёлтая плоскость - тень от стола на полу. Зелёная плоскость сукна. Красные плоскости сдвигающихся стен. И везде вокруг - болезненное радужное сияние, словно крылья отвратительного безымянного насекомого.
Я вдруг понимаю, что напоминает мне этот стол - гроб!
Да, в этом месте можно погубить себя, сойти с ума, стать преступником.
Но тут есть ещё некто условно живой. Маркёр вполоборота ко мне неподвижно стоит у стола - как основа композиции, последний гвоздь в гробу.
У него отрешённое лицо, лицо человека, который разуверился во всём. Которому осталось лишь молча стоять у источающего смертную тоску зелёного поля.
Я поднимаю свои руки и смотрю на них. Пальцы вяло шевелятся. Точно, не сплю.
Но тогда я должен уйти отсюда. Я не должен участвовать в этой невнятной игре!
Делаю пару шагов к столу. Главное - двигаться! Но ноги шевелятся медленно, словно в вязком болоте.
Маркёр, не глядя, хватает со стола длинный кий и - бьёт меня! Боль - словно белая вспышка в жёлтом безумии.
Кажется, он разорвал мне ухо - кровь капает на сукно, расплывается тёмным зловещим пятном, похожим на звёздную туманность.
Маркёр поворачивается ко мне. Плечо его белого пиджака обильно залито красным. С ужасом вижу, что вместо уха у него - багряная, обильно сочащаяся бахрома.
Его губы шевелятся, но слов я не слышу. Он протягивает ко мне руку, в ней - липкий кусок, похожий на пропитанную малиновым сиропом губку. Это его ухо. Меня передёргивает.
Но теперь я слышу, что он произносит:
- Вин-сент.
- Что? - вскидываю я голову.
Вот теперь мне по-настоящему страшно.
- Ван Гог, - продолжает он.
Ужас обрушивается, словно бетонная плита на мышь. Но тут же меня уносит отсюда.
В тесную комнату, из которой я гляжу в красно-жёлто-зелёный ужас ночного кафе. Оно на холсте, а холст - на мольберте.
Да, меня зовут Винсент, и я осуждён на всю вечность.
Я откладываю кисть, беру со стола бритву, открываю её и медленно подношу к уху.
Маркёр на картине равнодушно отворачивается от меня.