Аннотация: На дзен-канале "Каждый день - важная дата" моя реплика о великом, но крайне противоречивом японском писателе Юкио Мисиме.
Ровно 100 лет назад, 14 января 1925 года, родился Юкио Мисима, японский писатель и поэт с крайне драматической судьбой.
Даже для парадоксального с точки зрения европейцев японского мышления Юкио Мисима выламывается из ряда писателей Страны восходящего солнца. Не только современных ему, вроде его учителя Кавабаты Ясунари, отодвинувшего Мисиму от Нобелевки, но и давних, ещё не затронутых влиянием мировой литературы. Хотя, с другой стороны, в прозе Мисимы вся литературная традиция Ямато на месте: от красиво опадающей сакуры до смертоносного блеска меча. Упоённое любование эфемерным великолепием мира, и страстное желание великолепие это разрушить, отражённое в самом значительном романе Мисимы "Золотой храм".
Он записывал свой псевдоним иероглифами, которые можно прочитать ещё и как "Зачарованный смертью дьявол", и действительно был поистине одержим смертью. Этой темой наполнена вся японская культура, но в прозе Мисимы она особенно очевидна - наряду с чисто японским преклонением перед красотой жизни, природы, культуры...
С другой стороны, настрой его произведений вполне может быть сопоставим с классической русской литературой, пристально изучавшей состояния человеческой души и её соотношение с трансцендентной бесконечностью. Иногда Мисиму вообще хочется назвать "японским Достоевским", только это Достоевский не от христианства, а от дзен-буддизма. Со всеми вытекающими.
И его патриотизм, и жертвенность, и готовность положить жизнь на благо родины - всё это нам тоже знакомо по русской литературе. Но... чувствуется в нём и некоторая истеричность, нервозность. Может быть, вызваны они детскими комплексами неполноценности болезненного и хилого мальчика, рождённого в знатной самурайской семье (его дед, кстати, некоторое время был губернатором Сахалина, японцами именуемого Карафуто), мучительно пытающегося стать сильным мужчиной-воином. Отсюда, вероятно, и искажение сексуального влечения, что стало темой его первого нашумевшего романа "Исповедь маски".
Забравшись на самый Олимп современной японской литературы уже при жизни, он, как мне кажется, до конца не определился, кем является: великим писателем Японии или её верным самураем, гибнущим в безнадёжной битве. И ведь не надо забывать, что жил он в стране, потерпевшей страшное военное поражение и фактически оккупированной...
Всё разрешилось в 1970 году, во время устроенного им "путча", выглядевшего как художественный перформанс и, кажется, затеянного лишь затем, чтобы его лидер красиво совершил сеппуку - словно герой его новеллы "Патриотизм". Мне кажется, он умер счастливым: зная, что останется в памяти соотечественников как потерпевший поражение и героически погибший герой - любимый японский персонаж. А писатель в нём знал, что навсегда останется и в истории мировой литературы.