Аннотация: 18 марта 1930 года Михаил Афанасьевич Булгаков сжег первый вариант романа "Мастер и Маргарита" ("МиМ"). Статья на ИА FederalCity.
18 марта 1930 года Михаил Афанасьевич Булгаков сжег первый вариант романа "Мастер и Маргарита" ("МиМ").
Воланд лукавил - рукописи-таки горят. Слишком много очевидных примеров не дают нам отрицать этот факт. Другое дело, что горят они очень по-разному. Про одни мы лишь знаем, что они сгорели, но никогда не поймём, как бы изменилась литература и не только, будь издан, например, второй том "Мертвых душ". Или если бы не сгорел в печи НКВД роман Исаака Бабеля о ЧК. Но в отношении "Мастера и Маргариты" мы это знаем, хоть его рукопись тоже пожрал огонь.
...Он "вынул из ящика стола тяжелые списки романа и черновые тетради и начал их жечь".
Так оно, наверное, и было - как описано в самом сожженном романе. Весьма изящный пример постмодернистской игры еще до того, как постмодернизм был придуман. И совершенно неважно, почему писатель уничтожил свое детище: потому ли, что считал его слабым и недостойным звания главного шедевра своей жизни, или потому что был уверен, что он никогда не увидит свет, или по какой-то иной причине.
- Я думаю, что это было нечто вроде перформанса, оммажа Гоголю, к которому он взывал: "Учитель, укрой меня своей чугунной шинелью!" - пишет в своем телеграм-канале писатель Павел Ганипровский. - Я сам готов то же самое прокричать тени Михаила Афанасьевича. Но я, наверное, никогда не решусь уничтожить свою рукопись ради того, чтобы приблизиться к своему великому учителю. И именно поэтому никогда не сравняюсь с ним. Впрочем, сегодня рукопись романа и не сгорит в романтическом пламени, достаточно лишь два - три раза клацнуть мышью. Может быть, поэтому мы и не в силах произвести ничего уровня "Мастера и Маргариты"...
Но потом роман фениксом восстал из пепла и занял свое исключительное место в истории - не только литературы. С ней более или менее понятно: "МиМ" перебросил мост между романтизмом, готикой и современным магическим реализмом. Он опирался на фантасмагории Гофмана и Гессе, а линию эту продолжили Борхес и Маркес. Попутно "МиМ" оформил поджанр городского фэнтези. Таким образом Булгаков рядом с Джоном Толкином стоит у истоков литературного течения, без которого не появились бы ни "Гарри Поттер", ни "Игра престолов". Ну и влияние "МиМ" на отечественную фантастику грандиозно - начиная от братьев Стругацких и до нашего времени.
Но если копать глубже, то в тексте романа открывается бездна культурных смыслов, где с христианством сталкиваться манихейство, где на заднем плане смутно вырисовываются тени великих святых, философов, магов и ересиархов. И даже "двойной" финал, возникший из-за того, что роман не закончен, сейчас воспринимается вполне органично, словно так и было задумано.
Кстати, может быть, первый вариант романа и сгорел потому, что в глазах автора не был достаточно глубок. Настолько глубок, как тот, что мы читаем теперь. По многим свидетельствам так оно и есть. Мы можем представить, как он воспринимался бы, открыв повесть Булгакова "Дьяволиада" - тоже о сатане, являющемся в раннем СССР в образе советского бюрократа. Интересная и мастерски написанная сатира, но имеющая значение лишь для своего времени. А вот "МиМ" - это навсегда.
И потому, возвращаясь к удивительному утверждению об огнеупорности рукописей, мы вынуждены с ним согласиться. Горит бумага и чернила на ней. Но не сгорает идеальный образ произведения, который носит в себе писатель. Вопрос, откуда он берет его - из самого себя, или извне и свыше, открыт. Но образ этот и правда, похоже, неуничтожим.
Другое дело, что он может уйти вместе с автором... туда, куда эти авторы в конце концов уходят, и не существовать для мира сего. Но с "МиМ" произошло иначе. Почему? Может быть, потому что писавший роман о дьяволе, обуреваемый темными мыслями и оккультными шатаниями сын православного богослова Михаил Булгаков написал как-то на полях одного из листов своей рукописи: "Помоги, Господи, написать роман".