На тонких пальчиках были нанизаны два кольца. Старинных , серебряных с чернью. На платье были брошены такие утонченные длинные пальцы с ногтями как лепестки пионов, кроваво-красного цвета. Напоминали когтистые птичьи лапы. Вцепишься и раздерешь до крови нежную розовую кожу, оставив лишь засохшие следы твоих претензий, проскальзывавшей ненависти, в которую периодически перетекала твоя любовь.
Через ткань платья вырисовывались коленки. Ты похудела последнее время, изводила себя ревностью, слежкой за мной. Исподлобья бросала взгляды почти черных глаз, твоя прабабка была цыганкой. Волосы прямые, черные, к которым не прикасались ни завивка, ни лак, свисали вдоль лица как театральные занавеси. Посредине лица-сцены выделялись коралловые губы. Помаду ты подбирала под естественный цвет губ, так, оттеняла естественную красоту липким сладким блестящим слоем. Губы были мягкие, мне нравилось целовать их вместе с коралловым сиропом, слизывая твои слезы, когда ты плачешь. Я обожаю, когда ты плачешь.
Видно, во мне что-то садистское проявляется, когда слезы текут и текут по лицу, не останавливаясь, а я слизываю соленые дорожки, а потом беру тебя на руки и несу, кладу на кушетку. Становлюсь на колени и стою перед тобой, медленно расстегиваю пуговичку за пуговичкой, пока не покажется тонкая персиковая кожа и дорогое лиловое кружево итальянского белья. Я снимаю его и любуюсь на тонкую талию. Твоя кожа пахнет как цветы белой акации. Ты сейчас моя, только моя.
Потом мы уже смеемся вместе, твой смех рассыпается как звон маленьких колокольчиков, хрустальных, с изломанным солнечным светом внутри. Ты уже простила меня, ненадолго, до следующего раза. Я с тобой как в сказке, как во сне. И, кажется, что этот сон не кончится никогда!