Самое прекрасное на свете- это бред. А самый прекрасный бред- это когда летаешь внутри себя. По неизвестной причине. Сходишь потихоньку с ума. И будто бы медленно паришь мысленно. Над калиткой, скрипучей и проржавевшей. Над забором. Плотным, без единой щёлочки. Сквозь который совершенно не наблюдается, что происходит внутри. Из, подогнанных досочка к досочке, планок с овалами сучьев, покрашенных зелёной краской. Над кустами сирени с хлёсткими и упругими ветками, бьющими кистями по лицу. Над верандой с низкой, матовым шаром, ванильного цвета лампой. С кружащейся прерывистыми, дёргаными движениями, тёмной бабочкой. Над тихим, смутным полукругом силуэтов яблонь в темноте, над колыхающимся ажурным кружевом кустов. Над тишиной, нирваной, покоем и небытием несусветным.
На веранде сидели муж и жена и пили чай. Стулья с витыми венскими спинками отблёскивали деревянным блеском и изгибались , повторяя форму спины. Из-под, стоящей колом, крахмальной белоснежной скатерти торчали витые же толстенные ноги стола. Такие же толстые ноги были и у мужа. Под ногами широченные половые доски ложились, одна за другой. Ровным рядом. Виноград своими нежно-зелёными лапищами-листьями и синими с белым налётом кистями тянулся к рыжей железной крыше и прямо в небо. Сорвёшь ягодку, надорвёшь белесую кожицу. И опустишь в рот, на язык виноградное круглое желе. И оскомина свяжет всё внутри, господи!
Муж отправлял в рот кусочками яблочный пирог и жмурился от удовольствия. Прихлёбывал чаем. На губах у жены улыбка. Тончайшая, еле заметная, затаившаяся в уголках рта. Но это не она. Настоящая она спрятана глубоко внутри, а ключик потерян. И не найдёшь. Не найдёшь никогда. Челюсти мужа методически жевали. Зубы кусали, губы хватали, а челюсти жевали и дожёвывали. И всё это было приспособлено для поглощения яблочного пирога. Муж поглощал. Яркая бабочка билась крыльями о плафон.
Он жевал. А она думала о другом. Ненавижу, ненавижу, ненавижу! Сжимала с силой кулачки, и ногти впивались в ладони. Потом пошла в комнату, Подняла руки и облокотилась о шкаф. Почему любить, это так больно? На следующее утро она уже бежала по улице и потом звонила ему в дверь. Стучала туфелькой нетерпеливо и била кулачком. Вся тряслась от нетерпения. Когда открылась дверь, она ворвалась внутрь как фурия. Захлебнулась в рыданиях. " Я Вас ненавижу, ненавижу!" Мир остановился. Замер и не шевелился. Он улыбался настеж, блаженно, распахнуто. И улыбалась она, еле заметно, только чуть-чуть уголками рта. И это была настоящая она. Ключик нашёлся.