Он сидел на деревянной низенькой скамейке в сквере. Под лохматыми, шелестящими серебром, зелёными кронами. И курил. Сигарета красной пепельной точкой дрожала между пальцев с куриными косточками фаланг. Его шикарная, вытянутая как сигара, машина винно-чёрного цвета была припаркована неподалёку. Сверкала новенькими блестящими лакированными боками. Он её недавно купил. Цвет у неё был необычный. На первый взгляд чёрная, просто банально чёрная. Но в неожиданном ракурсе, сбоку или если наклониться, чтобы кровь прилила, прихлынула к голове. Винный кровавый цвет пролезал сквозь черноту. Вот, как сейчас. Опустить голову вниз. Говорить себе- ниже, ниже. Расставить ноги в пыльного серого цвета помятых брюках и смотреть между ног. Чтобы зашумело в ушах.
Дурак! Где найти кусок зелёной травы, мягкой земли под ней с чернозёмом, жирным, масляным. Прижаться щекой и завыть. Заплакать. Какую-нибудь щель, прореху, лазейку, чтобы уйти от себя. Утром он посмотрел на себя в зеркало. Три морщины прорезали лоб. Сломали ровную кожу тремя глубокими трещинами. И глаза. Глаза больного животного. Какие-то водянистые, выцветшие. Водянистые, как ещё не застывший прозрачный белок вокруг глазка желтка в глазунье. Сжал кулаки так, что ногти чуть ли не до крови впились в ладони- он себя ненавидел. В этом -то и беда. Нельзя любить других, если так ненавидишь себя.
Между ног совсем близко он увидел девчонку. Ну, лет пятнадцать. Поднялся. Мешковатые штаны сползали с узких бёдер. Еле держались на боковых косточках. И обнажали живот с детским пупком розовым бутончиком. Болтались вокруг стройных длинных ног. Под штанами на узких ступнях, с длинным большим овальным пальцем и расчёской остальных крошек-пальчиков, пыльные кожаные сандалии со стразами. Позволяла разглядывать себя. Взгляд полз выше. От талии в лиловом трикотажном топике к узким плечам. Цыплячьей натянутой шее. На лице кроме губ. Пухлых, треснутых, со складками и бледных, пыльно- розовых. И широко расставленных глаз со вселенной, спрятанной в чёрных точках зрачков, ничего и не было.
Мне плохо, адски плохо. Плохо, тысячу раз плохо. Дёрнул её за руку и затащил в машину. Как куклу. Всё это не заняло более десяти секунд. Она стукнулась головой о боковое стекло и вскрикнула. Завёл мотор, запер двери и рванул. Только колёса завизжали, да пыль заклубилась сзади. Всю дорогу бубнил, впиваясь в руль дрожащими руками. Потом заорал. Так бы на неё орал её отец. Это для её же пользы.
- Выпороть бы тебя сейчас! Выпороть как следует! Вот, какого чёрта ты сейчас ко мне подошла? Какого? Ты что, не понимаешь, что я теперь что угодно могу с тобой сделать. Завезти куда-нибудь.
Покосился.
- Изнасиловать, убить. Что угодно!
Она вжалась в кресло, только глазищи огромные теперь были на лице. Остановил машину на обочине, заглушил мотор. И рухнул ей головой на колени, затрясся в рыданиях. Со всхлипами, надрывно. Выл как щенок, жалостливо. От её тела почему-то еле уловимо пахло фиалками. Она застыла, смотрела неживым взглядом в пространство и только лапкой своей. Худенькой, какой-то птичьей, когтистой. С розовыми ногтями-коготками водила медленно- медленно по его голове, волосам. Всё будет хорошо!