Война за Миссисипи (Крестоносцы 5)
"Самиздат":
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь]
ГЛАВА 1. Новочеркасский острог.
По зеленому, волнующемуся морю прерии роняя пену, во весь опор неслась невысокая косматая лошаденка. Примостившийся на ее взмыленной спине чумазый мальчишка лет десяти обеими руками вцепившийся в разметанную гриву то и дело пришпоривал кобылку босыми грязными пятками. Минут через пятнадцать бешеной скачки лошадь поднимая фонтаны брызг, в три прыжка одолела мелкую, неширокую речушку, и взобравшись на крутой берег, оказалась перед увенчанным бревенчатым частоколом, земляным валом, над которым торчала сторожевая вышка. Вихрем влетев в распахнутые ворота, маленький наездник, оказавшись на пыльном, плотно утоптанном десятками ног майдане, скатился с хребта хрипящего, тяжело поводящего боками животного в дюжие руки подбежавших казаков.
- Орда, орда идет - с трудом переводя дыхание, просипел паренек.
- Ты откель малый? - сквозь начавшую собираться толпу протолкался рослый сивоусый казачина. На-ка вот водицы испей, да толком сказывай какая орда? Сколько их? Куда идут? Эй, Абдулка!
- Чегой дядько Панас?- из настороженно притихшей толпы вывернулся смуглявый черноглазый паренек года на четыре постарше гонца.
- Дуй за атаманом.
- Стенька я из Грязновского лога.
- Погодь да ты не самого Никифора ли Грязнова сынок?
- Убили тятьку - всхлипнул пацан - и мамку, всех побили и хату нашу пожгли. Я в огороде сховался, а потом Гнедуху споймал и сюда к вам.
- А, орда то велика? Пошто в острожке не затворились? Как же так? - заволновалась толпа.
- Не знаю я - в голос завыл паренек - утром пришли. Мы на покосе были. Тятька и успел только крикнуть, чтобы я домой бежал, а они как навалились..., много. Не отбиться им с Никодей было никак. Я до хаты, а нехристи и там уже. Так я сюда...
- Ну, чего насели на мальца - перекрывая гомонящую людскую массу, гаркнул сивоусый Панас - атаман придет, разберется.
- Ну-ка разойдись станишники - на майдане появился Прохор Кольцо, собственной персоной - чего стряслось? Сказывайте.
Здесь, мы ненадолго прервем наше повествование, чтобы коротко объяснить, каким образом этот вольный сын донских степей с компанией очутился за тысячи верст на другом конце света, на правом берегу огромной реки, полноводным потоком пересекающей с севера на юг североамериканский континент. Если помнит уважаемый читатель нашедший время и желание ознакомиться с первой частью нашего повествования, этот персонаж впервые встретился нам на палубе пиратской галеры столь неудачно для себя, атаковавшей у берегов Италии новоросскую каракку.
Освобожденный в результате морского сражения вместе с другими гребцами из позорного и тяжелого рабства и сполна поквитавшийся со своими мучителями, тогда Прохор отказался от приглашения Ляшкова уехать в Новый Свет. Был у казака еще один не оплаченный должок перед теми, благодаря кому он собственно на эту галеру и попал. И чтобы вернуть его, нужно было вернуться самому. Почти год скитался он по неспокойным европейским дорогам. Побывал в измученной междоусобицами и турецкими нашествиями Венгрии, кипящей в котлах всевозможных ересей Чехии, Польше только-только отошедшей от междоусобных распрей магнатов и присоединившей к себе Литву. Пережив массу опасных приключений, о коих в этом повествовании мы рассказывать не будем, добрался казак до Днепровских порогов. Сколотил лихую ватажку и несколько лет гулял по Дикому полю, разыскивая своих кровников. С одними кровниками разобрался, да вот беда в процессе "разборок" новых наплодил. Пришлось удальцам, отбиваясь от разобиженных крымчаков и ногаев уходить на Волгу. Но и там покоя не было. Шел 1508-й год. Великий князь Московский Василий Иванович лишь недавно присоединил к своим владениям территорию бывшего Казанского ханства и вместо жирных купцов на великом торговом пути все чаше встречались воинские отряды, банды мятежных татар и черемисов так и не смирившихся с поражением, или таких же как и сами казачки - "охотников за зипунами". Некоторое время перебивались ватажники "с хлеба на квас", и неизвестно чем бы все закончилось, если бы в один прекрасный день, прогуливаясь по торжищу на казанском посаде, не обратил бы Прохор внимание на знакомый флаг, белый с голубым, косым крестом над одной из усадеб.
Отсюда из казанского представительства Новоросской - Московской торговой компании, а точнее из ее вербовочной конторы и отправились атаман Прохор Кольцо и его ватага в далекую, заморскую страну. Ранней осенью несколько десятков стругов ушли по Волге в Тверь. Помимо отчаянных сорвиголов, которым в родной земле жилось скучно, уезжали и те, кого с места сорвала нужда и безысходность. Землепашцы из сожженных войной и мятежами селений и разорившиеся мастеровые ехали целыми семьями, надеясь найти счастье за океаном. А уж радужных красок, расписывая безбедную и сытую жизнь в далекой Америке, вербовщики и приказчики компании не жалели. Хватало и люда подневольного, похолопленных русскими ратниками и проданных новороссам, полоняников - казанцев.
Пополнившись в Твери товарами и людьми, как местными, так и прибывшими из Московского представительства, караван ушел в Великий Новгород, а оттуда еще более "подросшим" по первому снегу, санями до Холмогор. Здесь, в самом северном порту зарождающегося Российского государства, компания развернулась во всю ширь своих финансовых возможностей. Представительство ее занимало огромную по площади территорию, на которой ударными темпами строились причалы, склады для товаров и казармы для переселенцев, коих вместе с вновь прибывшими, к этому времени набралось уже почти полторы тысячи человек. Ждали возвращения купцов ушедших в Новый Свет прошлой весной, собирали припасы, готовили товар, строили корабли.
Поздней осенью вернулись кочи уходившие в Америку вместе с Щебенкиным. Прибывшие после полуторагодичного странствия "за тридевять морей" купцы и мореходы помимо диковинных товаров привезли с собой массу правдивых и не очень рассказов о далекой, неведомой доселе земле и царящих там порядках. Рассказы эти долгими зимними месяцами передаваемые из уст в уста в холмогорских харчевнях и наспех построенных казармах перевалочного пункта будоражили кровь и воображение слушателей. Надо ли говорить, что открытия навигации ждали с огромным нетерпением. Даже трудности длительного морского путешествия уже мало кого пугали.
Наконец, ранней весной 1509-го года огромный караван из тридцати больших двухмачтовых кочей вышел в море.
Очевидно, именно столь внушительные размеры каравана уберегли его от кишащих у берегов Норвегии, и на суровых просторах Северного моря любителей легкой наживы. Тем не менее, нельзя сказать, что путешествие было таким уж легким и безоблачным. Море взяло свою дань человеческими жизнями. Хорошо еще, что на промежуточных стоянках каравана в шотландском Эдинбурге и исландском Стурлусонвике были складированы кое-какие запасы продовольствия, но на такое количество одновременно тронувшихся в путь людей никто не рассчитывал. Жестокие шторма, изрядно потрепавшие утлые суденышки, различные хвори, плохая вода и достаточно скудное питание сделали свое дело. Не всем из тех, кто взошел по дощатым сходням на зыбко покачивающиеся корабельные палубы, суждено было достичь берегов своей новой родины.
Однако, как бы ни был опасен и тернист долгий морской переход, для подавляющего большинства переселенцев, он закончился вполне благополучно. На исходе лета караван Новоросской - Московской кампании не потеряв ни одного судна, благополучно достиг залива реки Благодатной (именно так, если помнит читатель, наши герои окрестили реку в современной нам топонимике именуемую Гудзоном).
Еще две недели, измотанные длительным путешествием люди, жили в охраняемом остроге с чудным названием "Карантин", из которого никого, никуда не выпускали. Но здесь хотя бы вдоволь давали чистой, свежей воды, с кормежкой было полегче, и лекари местные каждый день навещали, да о здоровье все выспрашивали. Все это поначалу показалось странным, и многие начали даже подозревать, не заманили ли их обманом в неволю лихие людишки. Среди поселенцев уже на пятый день пребывания в заточении начались волнения, которые неизвестно чем могли бы закончиться, если бы не "главная лекарка". Она додумалась собрать отдельно выборных от всех ватаг, в которые волей, неволей за время долгого путешествия посбивались поселенцы, и вела с ними долгий разговор. Терпеливо объясняла, что держат их здесь вовсе не для того, чтобы причинить обиду, а затем, чтобы вместе с новыми людьми не занести в княжество какую ни будь заразу и потерпеть надо всего каких-то десять дней. Не многие тогда ей поверили, но посовещавшись между собой, решили все-таки обождать. С тем и вернулись атаманы к ожидавшим их с нетерпением людям.
Надо сказать, кстати, что к тому времени вокруг ватаги Кольца, изначально насчитывавшей всего двадцать восемь прошедших с ним огонь и воду казаков, сплотилась довольно солидная "группа поддержки", побольше сотни человек, которые решили и дальше держаться одной общиной. По истечении карантинного срока переговорив с атаманом и его людьми Ляшков принял решение снабдить всю эту довольно буйную и не очень управляемую компанию припасами, небольшим количеством скота, и посадив на струги, отправить в глубь материка.
Долгой была дорога по рекам и огромным, как моря, озерам. Шли под парусом и на веслах, тянули суденышки волоками. Правда, волоки здесь какие-то чудные. Поверх бревенчатых настилов уложены были брусья-полозья, по ним катить огромные телеги, именуемые платформами, на которые ставили освобожденные от припасов струги, было не в пример легче. Для того чтобы загрузить тяжелую посудину на такую платформу использовали хитрый механизм. Несколько крепких мужиков ходили внутри больших деревянных колес, натягивая толстые канаты и поднимая груз. Много еще диковинного повидали путешественники на пути к своему новому дому: шумные водопады, кленовые рощи разукрашенные по осеннему багровым цветом, по слухам сок этих деревьев слаще меда и местные жители в самом начале весны собирают его и за большие деньги купцам продают, Широкие, поросшие лесами, безлюдные просторы и бескрайние степи по которым бродили огромные стада непуганых, огромных быков-бизонов. Реки, в которых рыба кишмя кишит, да так, что сама в руки прыгает. Да много еще чего, всего и не перечислишь.
Вот собственно так и оказались три десятка ватажников Прохора Кольца и почти полторы сотни присоединившихся к ним переселенцев почти в самом сердце Северо - Американского континента на правом берегу Миссисипи. Здесь на мысу где в Великую реку впадает река в нашем мире называемая Арканзас и построили казаки небольшой острог. Первый год жили с опаской, держась друг, друга, были и стычки с местными. Племя Хайсинай, считавшее здешние места своими, не очень стремилось уступать землю невесть откуда взявшимся чужакам. Но пришельцы оказались бойцами крепкими, вооружены были хорошо, а потому быстро замирили индейцев. Большая их часть откочевала на закат солнца, выше по течению реки, а те, что остались, после пары хороших трепок смекнули, что жить с новыми соседями надо в мире. Больше сотни их семей остались в родных краях, постепенно роднясь с пришельцами, перенимая их обычаи, а иногда и веру.
Новочеркасск, окруженный земляным валом и частоколом, располагался на мысу вместе слияния двух рек: Миссисипи и Тихой, в нашей реальности носящей название - Арканзас. Берега здесь были довольно пологими, и затапливались во время сезонных разливов, прикрывая его довольно внушительными водными преградами. Таким образом, крепость представляла собой что-то вроде правильного равнобедренного треугольника, в углах которого лежали приземистые бревенчатые башни. Внутри, под защитой крепостных стен прятался десяток - полтора рубленных, крытых камышовыми крышами изб, небольшой храм в котором справлял службы прибывший с поселенцами священник, длинная казарма-курень, где проживали бессемейные казаки и хозяйственные постройки. Пожароопасные кузница и бани были сразу предусмотрительно вынесены за городские пределы на берег Тихой. У длинного, срубленного из добротного "кругляка" причала покачивались на речной волне полдюжины стругов и почти два десятка берестяных пирог и лодок-долбленок.
В самом остроге проживали не более полутора сотен поселенцев. Остальные расселились по округе небольшими укрепленными хуторками, как правило, на одну семью. Разводили скот, огороды и пашни распахали. Хоть и не по душе казаку в земле ковыряться, но жить как-то надо. С сабли в здешних краях много не наживешь, зипуна не добудешь. С местных дикарей взять нечего, сами без штанов ходят, а княжьи людишки, они вроде как свои. Охотились, ловили рыбу, выделывали и продавали бизоньи шкуры, хороший "приварок" в общий котел приносило сопровождение казенных и купеческих караванов ходивших вверх и вниз по Миссисипи. Земля здешняя понравилась поселенцам. Еще бы, бескрайняя, богатая дичью, с зелеными вкраплениями перелесков и рощиц степь, которую туземцы именовали прерией, кишащие рыбой реки, благодатный, теплый климат. Княжьи людишки в казачьи дела не лезли, налогами да поборами не давили, не мешали жить своим вольным обычаем.
Бывали, правда, иногда схватки с натчами, чье "королевство" располагалось на противоположном берегу. Время от времени и у казаков и у индейцев находились горячие головы готовые прощупать соседей на прочность, устраивали небольшой набег и снова все успокаивалось. А стычки, что ж, иной раз они даже и нужны были, чтобы не давать заржаветь саблям в ножнах, а их владельцам разжиреть и обабиться. Хотя до большой крови пока дело не доходило, случались в конечно и потери, не без того. Только не пристало казакам смерти бояться. На все воля Божья. Все одно помирать когда-нибудь, так лучше уж в чистом поле с добрым клинком в руке, чем в постели от хворей и старости.
Однако несмотря ни на что до сей поры, по большому счету, обе стороны придерживались мнения, что худой мир гораздо лучше доброй ссоры и до большой войны дело не доводили. Работай, расти детей, и нет над тобой ни жадных бояр и воевод, ни безжалостного ордынского аркана, чем не жизнь. Увы, спокойный, привычный уклад был нарушен и над казачьей сторонкой стали сгущаться черные тучи большой войны.
Выслушав сбивчивый рассказ казачонка, атаман помрачнел, и стал отдавать распоряжения. Через несколько минут, из распахнутых ворот выметнулось несколько всадников, помчавшихся оповещать соседние хутора, а следом за ними вышел отряд из двух десятков конных казаков, разделившихся на пятерки и двинувшихся навстречу врагу.
ГЛАВА 2. Нашествие.
На первую группу грабителей казаки наткнулись уже к полудню. Небольшой хуторок километрах в пятнадцати от Новочеркасска пылал ярким пламенем. Во дворе, хозяйственно упаковывая нехитрый крестьянский скарб, суетилась дюжина краснокожих. Время от времени они предпринимали попытку сунуться к дому, но тотчас из горящего строения раздавался мушкетный выстрел. Похоже, владелец хутора был еще жив, и сдаваться не собирался, о чем свидетельствовали два скорчившихся на земле полуголых тела. Ехавший впереди пятерки верховых разведчиков молодой черноусый казак, при виде этой картины не раздумывая выхватил клинок, и гикнув, послал вперед горячащегося скакуна. Словно яростный вихрь обрушился на растерявшихся индейцев. Первого, неудачно подвернувшегося по копыта, натча сбил грудью и буквально втоптал в землю верный конь. Второй успел отскочить и закрыться небольшим, круглым щитом, обтянутым звериной шкурой. Но разве это препятствие для доброй казацкой сабли направленной твердой молодецкой рукой? Короткий свист, и рука туземца вместе с плечом отделяется от туловища. Следующий взмах и спелой тыквой раскалывается череп его соплеменника, так и не успевшего до конца понять, откуда к нему пришла смерть. Незадачливые грабители заметались, бросая оружие и наворованные богатства кинулись в рассыпную. Однако уйти удалось немногим, Подоспевшие товарищи удальца дружными усилиями завершили начатое им дело, нагоняя и рубя, разбегающихся врагов.
Тяжело груженный трофеями отряд из почти трех десятков индейских воинов медленно подходил к речному броду. Они были довольны. Еще никогда к ним в руки не попадало такой богатой добычи. Когда, темной дождливой ночью, голодными пумами, ловкие войны тула внезапно напали на небольшие селения бледнолицых, те защищались отчаянно и вождь потерял больше двух рук своих бойцов. Они никогда не вернуться к своим очагам, их души ушли в Страну Богов. Но еще больше они сами убивали мечущихся в свете своих горящих, больших, нелепых вигвамов бледнолицых и трусливых хайсинаев, ставших их друзьями и родичами. Сколько хороших вещей взяли воины у поверженных врагов. Теперь они богаты, у них много железного оружия, есть даже грохочущие палки - бэм-вава. Правда никто из индейцев не умеет с ними обращаться, но этому их научат женщины и дети бледнолицых. Они умеют. Многие видели, как белая скво такой вот палкой отправила к богам души двоих воинов. Это мужчины не раскрывают секретов, они могут выносить боль. А женщины и дети, они слишком слабы для этого.
Возглавлявший поход военный вождь остановился, проводил взглядом цепочку понуро бредущих друг за другом пленников, усмехнулся своим приятным мыслям. Поход только начинается и очень удачно. Когда несколько лун назад в селения народа кэддохадачо пришел длинноносый, черный человек и предложил вместе людьми натчеточес напасть на селения белых и забрать их богатства, не все племена согласились принять участие в походе. Некоторые предпочли отказаться. И вот теперь эти трусы наверняка будут завидовать богатству людей тула. А скоро они станут еще богаче, когда вместе с другими воинами захватят большой город белых, убьют их мужчин, а все добро, скво и зверей которых они едят и на спине которых ездят, заберут себе. Тогда кэддохадачо станут самым сильным племенем, и вся прерия на закат от Большой Реки подчинится им.
- Великий Ворон - сладкие мечты вождя самым бесцеремонным образом прервал один из воинов - разведчики, которых ты послал к селению у мелкой воды, все еще не вернулись. Это плохой знак.
- Ты боишься собственной тени Тауша -Вава - недовольно покосился на выскочку вождь - наверняка они уже берут себе вещи убитых бледнолицых. То - что разведчики не вернулись это хороший знак, значит впереди все спокойно...
Громкий треск не дал вождю договорить. Оглянувшись, вождь с удивлением наблюдал, как в кустах на противоположном берегу реки одно за другим вспухли белые облака дыма. Вошедшие в реку воины передового десятка стали с криками метаться, и падать в воду, нелепо взмахивая руками. Остальные тула сгрудились на берегу и в этот момент на них с гиком и диким посвистом налетели неизвестно откуда взявшиеся конники. Мимоходом добив остатки передового отряда, они стремительно обрушились на совершенно не готовых к такому повороту событий несущих добычу и охраняющих пленных женщин и детей воинов.
Не было у индейцев ни опыта, ни навыка боя против свирепых степных всадников и потому даже почти четырехкратное преимущество в численности никак не могло помочь им. С ужасом вождь видел как, бросая добычу и пленников, его храброе воинство побежало врассыпную. Наконец осознав грозящую ему опасность, Великий Ворон бросился наутек. Совсем рядом раздался топот копыт, свист и чья-то рука ухватила его за горло, бросила в пыль, а потом неведомая сила потащила индейца по земле. Упавший ничком и притворившийся мертвым Тауша - Вава хорошо видел, как один из страшных бледнолицых набросил на вождя веревочную петлю и поволок полузадушенное тело следом за конем.
Отправив спасенных поселенцев и захваченного языка к крепости вместе с одним из своих бойцов, разведчики двинулись дальше. Им удалось уничтожить еще одну небольшую группу индейцев рассыпавшихся по обжитой поселенцами земле, в поисках добычи. Однако, чем дальше казаки уходили от города, тем крупнее становились рыскающие по окрестностям отряды врага и реже попадались группки уходящих к Новочеркасску беженцев. Вскоре только догорающие развалины построек и валяющиеся там и сям, в разных позах трупы их обитателей свидетельствовали о том, что некогда здесь были цветущие поселения.
Убедившись, что обнаружены главные силы неприятеля, казаки развернули коней и помчались обратно к городу.
Постепенно к острогу стали стекаться группки хуторян. Единственные улочку и площадь тихого, сонного городка заполнила толпа горожан и беженцев. Встревожено переговаривались люди, испуганно блеяли сгоняемые в загоны овцы, ревели немногочисленные коровы. Новочеркасск готовился к осаде.
Сил в распоряжении Кольца было совсем немного. С трудом удалось собрать чуть более сотни бойцов способных держать в руках оружие. То есть практически все мужское население городка от четырнадцатилетних подростков до шестидесятилетних стариков. Да и с оружием все было не так уж радужно. Если холодного оружия: сабель, топоров и копий хватало на всех, то с огненным боем дела обстояли похуже. На весь гарнизон приходилось одна большая затинная пищаль и две трехфунтовые пушки, установленные в угловых башнях острога, три десятка "гладких" мушкетов и одна "титовка" подаренная Прохору лично Ляшковым. Имелось также штук двадцать фитильных самопалов и ручниц и несколько луков. Для отражения небольшого набега огневая мощь вполне себе солидная, но для большой войны, увы, недостаточная. Оставалась у жителей городка надежда, что это всего лишь небольшой набег и удастся отсидеться за стенами. До сих пор индейцы как-то не решались штурмовать укрепленные поселения новороссов.
- Атаман - к Прохору подошел верный товарищ старый казак Панас - там хасинайские людишки подошли, к нам в осаду сесть просятся.
- Доверять то им можно, как мыслишь?
- Мыслю доверять можно. Бают, натчи у них стойбища спалили. Мужиков, какие за копья схватились, тех повыбили, а остальных, да баб с детишками в полон угнали. А там известное дело будут им головы сечь да сердце из груди живьем рвать, бесов своих значит тешить. Тьфу, нехристи окаянные! Они мстить собираются, почитай десятков восемь бойцов привели.
- Ну, коли так, знать возьмем, лишние копья, да луки в тягость не будут - согласился атаман - только ты вот, что Панас. Когда людишек по стенам ставить начнем, ты бусурман тех хасинайских подели, да промеж наших поставь. Да шепни, чтобы приглядывали за ними. Доверять, доверяй, но остеречься тоже надобно.
Поток беженцев тем временем постепенно стал уменьшаться, а ближе к вечеру иссяк совсем. Последние вернулись разведчики, привезя одного из своих убитым и двоих, ранеными. Встречать их атаман вышел к воротам.
На полном скаку к нему подлетел уже знакомый нам черноусый разведчик.
- Батька, это .... Большая орда идет. Многие тыщщи нехристей. Все хутора и селища окрест выжигают. За нами, поди, уж никого живых то и не осталось. Разве, что те, коих в полон побрали.
- Так уж таки и тыщщи? - недовольно проворчал атаман - ты бисов сын ври да не завирайся. Откель их взялось столько?
- Вот тебе истинный крест батька - истово перекрестился казачина - что своими глазами бачил, то и говорю. А брехать мне не с руки.
- Мда - задумчиво почесал бритый затылок Кольцо - дела. Ну ладно. Отдыхайте покуда. А там видно будет.
По словам разведчиков, и из показаний допрошенного с пристрастием "языка" выходило, что это не обычная приграничная стычка, а именно большая война. Вывод этот сильно не нравился атаману. К несчастью для осажденных, сейчас на дворе стоял конец мая, а потому полоса суши между подножием вала и урезом воды была достаточно широка, для того, чтобы можно было ожидать атаки со всех трех направлений, а потому приходилось дробить и без того невеликие силы.
Только к вечеру Кольцо, управившись с расстановкой бойцов и поднявшись на верхний ярус надвратной башни, смог во всей красе рассмотреть огромный вражеский стан раскинувшийся метрах в трехстах от городских укреплений.
Со всех сторон к Новочеркасску стекались большие отряды натчей и их данников, а по рекам сверху и снизу по течению двигались довольно внушительные флотилии крупных пирог, битком набитых вооруженными туземцами. Окрестности напоминали разворошенный муравейник, а наступившие, ранние в здешних краях вечерние сумерки разорвали огни десятков костров. По самым скромным подсчетам численность неприятельских воинов составляла никак не меньше, тысячи бойцов. Выводы эти практически означали смертный приговор для крошечного гарнизона крепости и почти полутора сотен женщин и детей, нашедших укрытие за ее частоколом.
- Что делать будем атаман? - Панас появился по своему обыкновению почти бесшумно - мыслю, надо гонца отправлять в Константиновский редут. Надо грамотку отписать Константин Лексеичу, пусть на помощь поспешает.
- Надо - задумчиво потер подбородок атаман и рявкнул - Петруха! Дуй сюда!
- Звал батька? - перед Прохором словно из-под земли вырос черноусый разведчик.
- Звал. Ты вот, что. Бери перо, гумагу эту, и пиши грамотку. Чай не забыл еще, чего в школе учителка в башку тебе вбивала?
- Чего писать то батька? - поинтересовался, ковыряя в ухе гусиным пером Петруха.
- Чего скажу, то и будешь писать. Ты перо то вынь, еще бы, куда подальше его себе запихал. Отписывай: мол сударь Константин Лексеич, пишет тебе атаман Новочеркасского войска казачьего Прохор Кольцо со товарищи. Третьего дня беда у нас приключилась. Набежали разбойные людишки, натчи и иные данники ихние. Многие селища и хутора окрест, пожгли басурмане, а казачков, баб да детишек побили смертно, а коих и в полон угнали. А пришло тех бусурман тьма великая, оттого в крепостице мы затворились и просим тебя губернатора, государем Егор Михалычем на сии земли его волю блюсти поставленного, прислать нам силы воинской, да припасу для огненного боя, тогда вражин мы одолеем, полон вызволим и землю свою от нехристей очистим. Писано в городке Новочеркасске в лето 1515 от Рождества Христова, месяца мая, числа семнадцатого.
Закончив диктовать, атаман взял листок, зачем-то покрутил его пред глазами, хотя с тем же успехом он мог пытаться прочесть китайские иероглифы, крякнул прикладывая войсковую печать к расплавленному воску и протянул послание Панасу.
- Делать нечего, сами не совладаем с супостатом, уж больно много их набежало - проворчал он - продержаться бы до прихода помощи. Подбери хлопца пошустрее да этой же ночью его отправь.
- А и думать тут нечего, Аким пойдет, джура мой - хмуро проворчал Панас - акромя него и некому.
- Ну, добре. Только вот что, сперва я сам с ним перегуторю.
Вскоре перед атаманом предстал гонец - крепкий, чубатый парень лет двадцати.
- Ну как Акимушка, сможешь пройти? - Кольцо окинул добровольца испытующим взглядом.
- Ништо батька, Бог даст, проскочу. Тише меня никто ходить не может. Ужом проскользну.
- Ну, помогай Господь - кивнул атаман - слушай значитца сюда...
Минут через пятнадцать, внимательно выслушав инструктаж, парень понятливо кивнул, осенил себя крестным знамением, и ловко спустившись по веревке со стены, растворился в ночной тьме.
Над округой повисла тишина, настолько густая, что ее казалось бы, можно было резать ножом. Некоторое время ничего не происходило, затем где-то совсем недалеко раздался крик, шум короткой, но яростной схватки и торжествующий вопль не менее чем десятка индейских глоток.
- Эх, Аким, Аким. Какого парня сгубили - скрипнул зубами Панас.
- Прими Господь христьянскую душу - Прохор снял шапку, широко перекрестился - видно плотно обложили собаки басурманские. Что ж будем утра ждать.
На осажденный городок словно спустилось теплое, расшитое гроздьями далеких созвездий одеяло. Притих и неприятельский стан. Минуты ожидания плавно перетекали в часы, но ничего, не происходило. В конце, концов, уверившись, что ночной штурм не входит в планы осаждающих, атаман оставил на стенах лишь усиленные посты, отправив остальных бойцов хорошенько отдохнуть перед неминуемым завтрашним сражением.
Однако не все осажденные решили ограничиться ожиданием утра и неминуемого штурма. Было уже глубоко за полночь, когда с обращенной к Миссисипи стены острога спустилась худенькая, невысокая, мальчишеская фигурка, в которой читатель, являйся он очевидцем этих событий, без труда бы узнал уже виденного нами на площади Абдулку.
Бесшумной тенью татарчонок скользнул с вала, шустрой ящерицей проскользнул мимо сидящих и лежащих у костров воинов и скрылся в прибрежных камышах.
Теплая речная волна слегка плеснула, принимая пловца в свои объятья. Зажав в зубах изогнутый клинок ножа, стараясь не шуметь, он погрузился в воду до самого подбородка и поплыл, осторожно загребая руками. А уж плавать выросший на берегах Волги, рано осиротевший, подобранный и воспитанный казачьей ватажкой паренек умел отлично. Целью Абдулки был небольшой клочок суши метрах в двадцати впереди. Один из тех небольших "блуждающих" островков, коими так богата Миссисипи. Несколько сильных гребков и вот уже долгожданная тень ивняка, надежно скрывающая пловца от глаз возможных наблюдателей.
Поросший густым кустарником островок был не велик, всего шагов тридцать в ширину и около семидесяти в длину. У южной оконечности его болтались две большие пироги, каждая из которых вмещала в себя не меньше десятка воинов. К счастью для лазутчика, большинство натчей спокойно спали, бодрствовал лишь один часовой, да и тот наблюдал больше не за рекой, а за крепостью и привязанными у бревенчатого причала мерно покачивающимися на речной волне стругами.
Паренек, набрав в грудь воздуха, нырнул. Чуть слышно плеснула вода, но даже этот, казалось бы, совершенно непримечательный на общем фоне журчащей воды шум, уловило чуткое ухо индейца. Он привстал, внимательно огляделся, настороженно прислушался. Подозрительный звук не повторился и часовой, успокоившись, присел обратно, вновь превратившись в неподвижную статую.
Проплыв под водой несколько метров Абдулка вынырнул, перевел дыхание, и сделав еще несколько легких гребков выбрался на сушу, еще раз внимательно прислушался, осмотрелся, отыскивая одному ему известные приметы, и крадучись двинулся вдоль берега.
Наконец возле одного из кустов остановился, немного пошарил по стволу и наконец, нащупав веревку, потянул, вытягивая из воды притопленный у самого берега небольшой челнок.
Каноэ это, сорванец несколько дней назад "честно" стащил в одном из прибрежных поселков натчей, но в городке со своей добычей показываться поостерегся, справедливо опасаясь получить нагоняй от старших казаков.
Ведя трофей "на буксире" еще некоторое время плыл вниз по течению, и только удалившись от крепости достаточно далеко, "оседлал" челнок и ловко орудуя веслом, двинулся на юг.
ГЛАВА 3 Нашествие (продолжение)
Едва солнечный диск, всплывающий над горизонтом, начал заливать розовым цветом прерию весь многочисленный человеческий табор пробудился, и подчиняясь воле собравшихся на небольшом холме военных вождей, пришел в движение. Воины собирались в отряды, выстраивались против городских укреплений и застывали в ожидании.
За всеми действиями туземцев внимательно наблюдали трое европейцев расположившихся в тылу индейского лагеря недалеко от импровизированного "командного пункта". На личностях этих персонажей, уважаемый читатель, стоит остановиться подробнее, ибо были они весьма и весьма неординарными. Тем более, что с одним из них мы уже знакомы. Отец Диего, а это был именно он, за прошедшие пять лет изменился довольно мало. Годы странствий и шпионских интриг здоровья доминиканцу, конечно, не добавили, но и бойцовского пыла отнюдь не охладили. Потерпев фиаско в своих попытках вредить новороссам в их столице, он решил теперь зайти с другой стороны, нанеся удар по южным владениям княжества. И как мы видим, в этом начинании весьма преуспел, организовав полномасштабное вторжение. Одному Богу известно, сколько сил и нервов пришлось потратить папскому шпиону, какие чудеса хитрости и изворотливости проявить, чтобы заставить, в общем-то, изначально не настроенного на конфликт с пришельцами, правителя натчей начать эту войну. И вот, наконец - то, сбылось. Монах удовлетворенно обвел взглядом результат своих стараний, и подняв глаза к небу прочел короткую и пылкую молитву призывая всевышнего всячески поспособствовать успеху замыслов своего верного слуги.
- Молитесь, молитесь святой отец - усмехнулся высокий кабальеро лет тридцати с тонкими, не лишенными благородства, чертами лица, высоким открытым лбом, густой шевелюрой выбивающихся из под мориона черных волос и аккуратной бородкой - надеюсь, небеса услышат ваши молитвы и наши доблестные союзнички не провозятся долго с этим скоплением деревянных хижин, по недоразумению именуемым крепостью. Кстати, сеньор де Сото, как вы оцениваете боевые возможности наших туземцев?
- Право не знаю сеньор Фернандо - смуглолицый, черноволосый, подвижный, юноша лет семнадцати-восемнадцати, в играющей солнечными зайчиками блестящей кирасе надетой поверх черного, богато расшитого, но несколько потрепанного колета, и бархатном берете украшенном роскошным плюмажем, с сомнением покачал головой - стараниями святого отца мы смогли обеспечить часть этого стада нормальным оружием, но вот насколько хороши они в бою, сказать трудно. Будь в моем распоряжении хотя бы сотня добрых испанских солдат, этот хлев не продержался бы и часа.
- Увы, мой юный друг, пока о такой роскоши остается только мечтать - заметил тот, кого назвали "сеньор Фернандо" - но смотрите, кажется, начинается!
Действительно стоящий на холме вождь, воздев руки к небу, прокричал что-то пронзительное и грозное. Тот час же зарокотали барабаны, завопили, завыли жрецы, и все разношерстое воинство, потрясая оружием, ускоряя шаг, устремилось на штурм.
Серые облачка порохового дыма вспухли над частоколом и плавно поплыли в сторону реки. Над пестрой толпой осаждающих раздался многоголосый вой, но одновременный залп трех десятков мушкетов не смог остановить накатывающуюся подобно морскому прибою живую волну из нескольких сотен индейских воинов.
- Святые угодники! Синьоры! Я слышал, что аркебузы еретиков могут стрелять далеко, но чтобы настолько? Невероятно! - изумленно воскликнул молодой де Сото - этого просто не может быть. Здесь же не меньше семи акт.
- Увы сын мой - сутулый доминиканец оторвался от созерцания раскрывавшейся перед ним, достойной кисти баталиста картины, вновь печально поднял глаза к небу - очевидно враг человеческий не жалеет сил для того, чтобы поддержать слуг своих, давая им в руки столь богомерзкое и бесчестное оружие. Но, тем не менее, мы должны уповать на помощь всевышнего, и постараться разрушить дьявольские козни.
- Мда, однако, святой отец, боюсь, сделать это будет не так-то просто - третий испанец, указал на крепость - смотрите, еретики снова стреляют. И клянусь распятьем, прежде чем наши голозадые союзнички успеют добраться до вала, они успеют сделать еще, по меньшей мере, один залп.
Словно подтверждая его слова над стеной острога, вновь грянули раскаты ружейных и пушечных выстрелов. Толпа индейцев, штурмующих крепость, остановилась и вдруг отхлынула назад, оставив лежать на земле больше полусотни убитых и раненых.
- Проклятье! Они бегут ... - крик бешенства вырвался из груди де Сото и внезапно оборвался, когда кусок свинца ударил в голову молодого человека, бросив на землю уже бездыханный труп.
- Дьявольшина! - его старший товарищ несколько секунд в полном недоумении переводил взгляд с распростертого на траве неподвижного тела на легкое облачко порохового дыма, уплывающее от одной из бойниц надвратной башни - но..., но это же невозможно!
- Увы, сеньор Кортес, с тех пор как мне довелось побывать в гнезде этих еретиков, я вообще перестал чему-то удивляться. Бедный, бедный юноша, он подавал такие надежды. Прими господь его душу - отец Диего торопливо перекрестился и, ухватив оторопевшего спутника за рукав, увлек его за собой, спускаясь с пригорка - нам необходимо уйти, следующий выстрел может быть не менее точен.
- Ловок ты Петруха с огненным боем управляться - довольно крякнул Кольцо, разглядывая через бойницу результат выстрела - сколько тут? Шагов триста, поди, будет? А ну, теперь вон того петуха сними. Коли сможешь его достать, так и быть, задарю тебе оружье.
- А не жалко тебе батька? - довольно осклабился уже знакомый нам, черноусый казачина, любовно оглаживая цевье "титовки" - дорогая ведь вещь. Не передумаешь потом?
- Передумаешь... Сопляк! Да ты попади сначала, потом причитать будешь. Коли Прохор Кольцо слово свое сказал, значит, так оно и будет, не сумлевайся - фыркнул атаман - да и потом, не с руки мне эта игрушка. Я больше саблей, да луком управляться привычен.
Петруха довольно ухмыльнулся.
- Попаду, чего не попасть то? - пробурчал он себе под нос, и покопавшись в висящей на плече сумке, извлек оттуда бумажный цилиндрик патрона. Зубами надорвал гильзу, вытряхнул на ладонь продолговатый кусочек свинца. Немного пороха сыпанул на полку кремневого замка, остальное вместе с гильзой запихал в ствол, туда же аккуратно, донцем вниз опустил пулю, тщательно утрамбовал все это шомполом. Выглянул в бойницу, некоторое время, прищурившись, прикидывал расстояние до цели.
Между тем толпа отступающих плавно обтекала холм, на вершине которого, грозно потрясая над головой кулаками и гневно приплясывая в окружении своей пестрой свиты, бесновался указанный Прохором "петух".
Подпрыгивания и приплясывания эти не прошли даром, откуда-то из-за холма появились новые действующие лица. Отряд был небольшим, всего человек двести, но он разительно отличался от всей остальной, довольно разношерстой оравы осаждающих. Отличался, каким-то единообразием, слаженностью действий. Каждый воин имел деревянный или кожаный доспех, прикрывающий грудь и живот, головы защищены деревянными же шлемами, сделанными в виде причудливых и жутковатых масок, но самое главное копья индейцев поблескивали явно железными наконечниками, а в руках некоторых из них можно было увидеть железные топоры и даже мечи. Быстро и решительно развернувшись в некое подобие цепи, эти отборные бойцы, словно загонщики на облавной охоте, двинулись навстречу своим малодушным соплеменникам, сбили их в кучу, заставили остановиться и покалывая отстающих остриями и старательно охаживая древками копий погнали назад, к городским стенам. В возникшей суматохе никто из простых воинов так и не заметил, как вождь, до сих пор продолжающий неистово вопить и жестикулировать, вдруг схватился за грудь, сник и мягко осел на руки суматошно засуетившихся "свитских".
Очередной меткий выстрел черноусого Петрухи на некоторое время обезглавил войско натчей, но остановить начавшуюся атаку, увы, не смог. Вновь загремели кремневки, стрелявшие из них казаки "работали" на предельной скорости, целиться в густые ряды врагов было не обязательно. Практически, каждый кусок свинца находил себе цель, бросая под ноги атакующих, неподвижное и безмолвное, либо еще шевелящееся, истекающее кровью, стонущее и кричащее, человеческое тело. Плотный огонь и потери на сей раз не только не остановили, но, кажется, еще больше разозлили натчей. Орущая толпа, выдержала мушкетную пальбу, преодолела ливень картечи и жребия из пушек, пищалей и ручниц, топча павших товарищей, прорвалась к крепости, забросала осажденных дротиками, стрелами и камнями из пращей, а затем, достигнув "мертвой зоны" захлестнула вал и частокол. Стрелки, укрывшиеся в башнях, перенесли огонь на задние ряды атакующих, а на стенах тем временем закипела кровавая круговерть рукопашной схватки.
Большая часть осаждающих вооружена была традиционными для здешних мест томагавками, представлявшими собой ни что иное, как палицы с деревянными или каменными навершиями, и копьями с обсидиановыми наконечниками. Хватало в их руках и мечей, представлявших собой деревянную палку усыпанную острыми как бритва осколками все того же обсидиана. Несмотря на довольно устрашающий вид, для защищенного кирасой, кольчугой или хотя бы толстой кожаной курткой бойца это архаичное и довольно хрупкое оружие было не таким уж страшным, но все дело то было в том, что таких, защищенных, среди осажденных, была едва третья часть. Основная же масса переселенцев, обычные землепашцы, рыбаки, охотники вынуждены были идти в бой надеясь лишь на свое мужество, ловкость, силу, умение сражаться и конечно же слепую удачу. А она улыбалась не всем.
Покинув свой наблюдательный пост в башне, Кольцо выбрался на стену и тут же оказался в самой гуще схватки. Оборону здесь держали двое: паренек лет семнадцати вооруженный охотничьей рогатиной и крепкий, не старый еще здоровяк в простой полотняной рубахе, ловко орудующий тяжелым бердышом. Пока молодой довольно удачно пырял рогатиной в то и дело возникающие над частоколом физиономии индейцев, его напарник отмахивался от тех, которым все-таки удалось преодолеть бревенчатое ограждение.
В какой-то момент, прилетевший из-за частокола, дротик с медным наконечником ударил в грудь паренька. Выронив из рук свое оружие, он захрипел и рухнул с деревянного помоста. Прикрывать спину здоровяку стало некому, и скорее всего, все кончилось бы весьма печально, если бы вовремя не подоспевший к месту схватки атаман. Ударом кривого шамшира, он рассек не защищенную грудь, уже было перебравшегося через верх ограды и вознамерившегося подкрасться со спины ее защитнику, туземца. Высвобождая клинок Кольцо пинком отшвырнув от себя окровавленное тело врага и тут же покачнулся от сильного удара сзади. Удар был довольно ощутимым, но железо бахтерца оказалось не "по зубам" хрупким обсидиановым пластинам. Какие-то доли секунды, индеец, который только, что размаху рубанул казака тяжелой, утыканной острыми осколками камня деревяшкой, изумленно рассматривал выкрошившееся "лезвие" своего меча. Но стремительно сверкнув блестящая, полоса доброго, выкованного из хорошей стали неизвестным персидским мастером, клинка смахнула с его плеч все еще удивленно хлопающую глазами голову. Обезглавленный труп полетел вниз на головы лезущих следом соплеменников.
Между тем бой уже давно кипел практически по всей протяженности городских стен. Заваливая немногочисленных защитников крепости своими трупами натчи упорно и остервенело лезли вперед. Их потери были огромны, они росли с каждой минутой, с каждым преодоленным метром, но и силы осажденных тоже таяли, подобно куску льда под напором горячей воды.
Казалось бы, еще немного, небольшое усилие, один своевременно введенный в бой резерв и крепость падет, и резервов этих у осаждающих хватало. В нужный момент и в нужном месте не оказалось того, кто мог бы отдать приказ. Нет, все эти вожди, которых верховное "Солнце" натчей назначило командовать войском, никуда не делись. Они все так и остались, дружно лежать на вершине холма, сраженные пулями дальнобойной "титовки" в умелых руках казака.
В какой-то момент что-то словно надломилось в душах ошеломленных огромными потерями, разгоряченных боем индейцев и они дрогнули. Дрогнули и побежали. В этот момент огромное войско натчей перестало существовать как единое целое, распавшись на отряды, сильно разнящиеся между собой по численности и племенному составу. Надо ли говорить что часть этих вояк в большинстве своем "мобилизованных" насильно, воспользовалась случаем и попросту оставила поле боя, поспешив вернуться к родным очагам.
Ушли, конечно, далеко не все, но у тех, что остались забот существенно прибавилось. Как часто бывает в таких ситуациях, между военными вождями начались свары и "разборки". Напрасно отец Диего метался между разрозненными отрядами своих союзников, проявлял чудеса красноречия, сулил щедрые дары и грозил страшными карами, все его усилия пропали даром. Он сумел добиться лишь продолжения осады, но на повторный штурм сподвигнуть туземцев он уже не смог.
Наступило хрупкое затишье, в ходе которого обе враждующие стороны "зализывали" раны, подсчитывали потери и думали, что делать дальше.
Пока у стен Новочеркасска происходили описываемые нами события, неторопливые волны Миссисипи, лениво катящиеся к Мексиканскому заливу, уносили в своих объятиях небольшой челнок с одиноким гребцом.
Капризная Госпожа Удача улыбнулась пареньку, позволив ему беспрепятственно проскочить неприятельские посты, и теперь каждая минута, каждый гребок весла приближали казачонка к его цели. В душе удальца, впрочем, гордость за совершенный подвиг боролась с нешуточным страхом. Боялся Абдулка вовсе не встречи с врагами, грозящей ему немедленной гибелью, для столь юного возраста вообще характерны какая-то бесшабашная самоуверенность и совершенно наплевательское отношение к смерти. Она кажется чем-то далеким и маловероятным. А вот угроза хорошей взбучки, на которую в воспитательных целях никогда не скупились старшие казаки, казалась сорванцу вполне реальной. Дело в том, что в путь наш юный герой пустился на свой страх и риск, даже не подумав поставить в известность ни атамана, ни заменившего сироте отца - старого Панаса, а потому он вполне представлял себе не только размеры их признательности, но и суровость возможного наказания.
Однако, несмотря на все страхи и сомнения, горячее желание помочь попавшим в беду товарищам, заслужить и уважение, стать настоящим казаком, гнали парня вперед. Именно оно заставляло, преодолевая усталость и боль от сбитых в кровь мозолей на ладонях, с каждым ударом весла приближать такую желанную цель: уже отчетливо виднеющиеся земляные валы расположенного на вершине высокого холма, на левом берегу реки Константиновского редута, и бело-голубое полотнище Андреевского флага над ним, которое лениво трепал веселый речной ветерок.
ГЛАВА 4 Новороссийск
Вот и мы, дорогой читатель, последуем за этим теплым, майским, пахнущим рекой и цветами, дуновением, чтобы вскоре встретить одну уже знакомую нам особу. Ветерок между тем пронесся вдоль речного берега над грозной крепостью, распаханными полями и скоплениями хижин и храмов в прибрежных селениях племени туника, принявшего власть белых. Он прошумел над еще по-весеннему цветущей и зеленой прерией, сосновыми лесами, покружил над заросшими кипарисами и манграми, кишащими аллигаторами болотами, коими изобиловал здешний край. Тяжело поднял с водной глади огромную стаю пеликанов, подхватил под широко расправленные крылья, парящего в небе белоголового красавца орлана и наконец, достиг расположившегося на холмах между правым берегом соленого озера Оква-та и левым берегом Миссисипи, города. Ворвался во двор большого дома, скорее даже дворца, выстроенного в том, самом стиле, который много позже будет принято назвать "колониальным", весело закружил по саду, раскачивая ветки отцветающих яблонь и груш, украдкой пробравшись в беседку, принялся играть шелковой занавеской.
Сидящая за ней хрупкая, миниатюрная шатенка, отложив книгу, поднялась с резной, деревянной скамьи, откинула в сторону тонкую, практически невесомую ткань, подставила солнцу и ветру красивое лицо проводила взглядом черную точку парящей высоко в небе птицы. По губам ее пробежала слабая, немного грустная улыбка. Вот уже пятнадцать лет прошло, с тех пор как она отправилась в ту самую, злополучную археологическую экспедицию. Недолгое, романтичное и абсолютно безопасное, как ей тогда казалось, приключение вдруг резко перевернуло казавшуюся такой легкой и беззаботной жизнь. В один миг исчезли и дом с любящими, заботливыми, буквально боготворящими своего единственного ребенка родителями, веселые тусовки в ночных клубах и институт с его лекциями и зачетами. Все это пропало, словно растворилось где-то в глубине веков. Осталась лишь суровая, грубая действительность, со всей ее грязью, кровью, опасностями и смертями, и полным, принципиальным отсутствием таких привычных, казавшихся чем-то само собой разумеющимся, благ цивилизации. Трудно даже представить себе, то отчаяние, которое охватило Светлану, когда стало понятно, что возврата к прошлому уже не будет. К счастью для девушки, рядом оказался добродушный, невозмутимый здоровяк Щебенкин за широкими плечами которого она спряталась словно в неприступной крепости. Костя подарил ей семейное счастье, взял в руки словно нежный, хрупкий цветок и понес по жизни, тщательно оберегая от всех бед и неприглядностей. И вот этот сад, саженцы для которого были привезены купцами из далекой Германии, разбитый вокруг губернаторского дворца и беседка, занавески из ужасно дорогого и дефицитного по нынешним временам шелка, несколько тюков которого достались ему в качестве трофея при взятии Казани, весь этот комфорт и уют который можно было только представить себе в начале шестнадцатого века, все это было создано только для нее.
Женщина вздохнула. Увы, суровый и грубый век диктует свои условия и ее муж, настоящий моряк и воин, не может полностью посвятить себя только семье и любимой женщине. Неуемная Щебенкинская натура вновь и вновь влечет его на шаткую корабельную палубу, а ей остается только ждать. И Света ждала. Растила детей, как могла, сберегала семейный очаг, а еще занималась тем, что день за днем, в течение пятнадцати лет упорно работала, создавая с нуля всю систему образования княжества. Именно ее стараниями в каждом городе и в любой мало-мальски крупной деревне имелась школа, а в Форте Росс - университет, имеющий свой филиал и в Новороссийске.
- Госпожа! Госпожа! - крик несущегося сломя голову по садовой дорожке мальчишки лет двенадцати, отвлек Светлану от ее мыслей - беда госпожа!
- Что случилось? - женщина побледнела, крепко вцепилась в изящные перила ограждающей беседку балюстрады.
- Война госпожа! Фу - у! - юный слуга остановился, с трудом переводя дыхание.
- Как война? С кем?
- Ох, ваша милость и не знаю даже. Только я на рынке слышал, так торговцы говорили. И сразу к вам побежал.
- Как война? Зачем? Почему? И, что же теперь? Что же теперь делать? - ошеломляющее известие буквально оглушило Свету, привело в полную панику.
- Я-я н - не знаю ваша милость - растерянно и испуганно глядя на нее, протянул паренек.
Как ни странно, но именно этот страх, который она увидела в глазах мальчишки, словно привел ее в чувство, заставил собраться и начать действовать.
- Так! Быстро на конюшню. Скажи, что я велела заложить возок. Быстро!
Пока на конюшне готовили транспортное средство, Света успела переодеться и привести себя в порядок. Чтобы ни стряслось, никакая война, землетрясение, камни с неба или великий потоп не могли заставить одну из первых красавиц княжества появиться на людях в неподобающем виде. Тем не менее, вскоре сборы были закончены и небольшой экипаж, запряженный резвой лошадкой, выкатился на пыльные улицы Новороссийска.
Население самого южного города княжества, заложенного, почти пять лет назад экспедицией под руководством Емелина, в описываемом нами 1515 году, насчитывало уже почти три тысячи человек: белых поселенцев и индейцев, прибывших сюда с восточного побережья Атлантики и Великих озер. Растили маис и хлопок, добывали соль, охотились, занимались ремеслами, ловили рыбу, но одним из главных источников дохода для местных жителей была все - таки торговля. С юга, с далекого Юкатана в город регулярно приходили целые караваны больших лодок привозивших: хлопок и разноцветные ткани из него, перец и ваниль, золото, драгоценные камни и самый дорогой товар - плоды какао. Завозили и рабов, которых выкупали и направляли вглубь княжества, где их либо осаживали на землю в качестве арендаторов в своих поместьях крупные и не очень землевладельцы, либо устраивали трудиться неквалифицированными чернорабочими на своих шахтах и мануфактурах промышленники. Каждый год вверх по Миссисипи в Форт Росс уходил большой конвой, груженный этими богатствами. Обратно в свои города майя увозили посуду, инструменты и оружие из железа и меди, соль, шкуры аллигаторов и бизонов.
Открытый возок, на сиденье которого, на мягких подушках удобно расположилась наша героиня, шустро катил по центру города, мимо сложенных из камня или сосновых бревен одно - двух этажных домов, лавок, мастерских, занятых своими повседневными, пока еще мирными делами и заботами горожан. Недолгое путешествие закончилось у рубленного из сосны большого, в три поверха терема в северно-русском стиле. Оставив транспортное средство под присмотром кучера, Светлана быстро поднялась по ступеням высокого крыльца и была препровождена учтивой прислугой в покои военного коменданта Новороссийска.
В просторной трапезной воеводского терема царила деловая, рабочая атмосфера. Двое мужчин, склонившись над расстеленной на большом столе картой, о чем-то громко спорили между собой, третий сидящий на широкой лавке у окна спокойно наблюдал за ними, неторопливо попивая что-то из большого стеклянного кубка, в разговор не вмешивался.
Появление губернаторши на военном совете оказалось несколько неожиданным. Стоящие у стола спорщики замолкли, прервавшись на полуслове, один из них, хозяин покоев - коренастый, русоволосый бородатый мужчина лет сорока приветливо, дружески улыбнувшись и приложив руку к груди, поклонился.
- Проходи Светлана Лексевна. Поздорову ли? Детишки как?
- Благодарю Охрим Иванович - склонила голову Светлана - все благополучно. Было. До сегодняшнего дня.
- А, что так? Нешто беда у тебя какая приключилась?
- Хватит Охрим! - резко ответила женщина - я все знаю! Война у нас.
- А так вот ты о чем - отмахнулся воевода - Да господь с тобой. Разве ж то война. Ну, забузили басурмане малость, так мы быстро их угомоним. Ты сударыня не бойся, лучше домой ступай к деткам. Твое дело детишек наших грамоте и вежеству учить. А ратное дело не бабье, сами уж справимся.
- Охрим Иванович - вкрадчивым голосом начала Светлана - ты супруга моего уважаешь?
- А как же, матушка моя? - удивленно поднял брови воевода - вот уж почитай пятнадцать годочков мы с Константином твоим друзья-побратимы, и дружба та и нашей, и вражьей кровью скреплена. Ты же для меня как сестрица родная, да и дочка младшенькая моя нешто не крестница тебе? И город, что супруг твой на меня оставил блюсти буду в целости, на чем и крест государю нашему целовал. Разве хоть раз в том усомниться я повод давал?
- Вот и я своего мужа очень люблю и уважаю. И за женщин, детей, которые в городе живут я перед ним и перед своей совестью в ответе, и не могу оставаться спокойной, когда им угрожает опасность. Но и ты прав, война дело не женское, и в ваши мужские дела я не полезу, в уголочке тихонько посижу, и мешать не буду.
- Ну и ладно, коли так-то - наконец согласился Охрим, и на некоторое время совсем забыл о своей гостье, вернувшись к не терпящим отлагательства делам.
А дела эти, несмотря на весьма бодрые заявления, обстояли не так уж и безоблачно.
- Это что же выходит, господин полковник, в помощь казачкам тебе и отправить то некого - воевода обернулся к своему собеседнику, высокому крючконосому мужчине лет тридцати пяти затянутому в офицерский мундир зеленого сукна с синим воротником и обшлагами.
- В том и беда, Охрим Иванович - развел руками командир второго линейного Новороссийского, стрелкового полка Корней Лыков - самим бы случись чего устоять. Если вороги большой силой на нас наваляться, вся надежда на ополчение.
Регулярных войск, которые можно было бы отправить на помощь осажденному Новочеркасску, в его распоряжении не было, от слова совсем. Первая рота, несла службу в Константиновском редуте. Снять ее оттуда не подвергая город и его окрестности, населенные принявшими покровительство княжества индейцами туника, опасности вражеского вторжения, не было никакой возможности. Вторая ушла в поход в качестве десанта на судах южной эскадры, направившейся с торговой и дипломатической миссией к Юкатану. Два взвода третьей стояли гарнизонами по прибрежным фортам, защищавшим вход в озеро Оква-та. Таким образом, оставался всего один взвод, в обязанности которого входило посменное несение дозорной службы на заставе в устье Миссисипи и караулов непосредственно на городских улицах.
- Так - огладил окладистую бороду воевода - ну городовой полк, почитай сотен шесть я исполчу. Да только, что это за вояки сам знаешь.
- Ну, уж всяко не хуже дикарей будут.
- Не хуже - согласился Охрим - а если еще и туники воев дадут то за тыщщу оружных соберем, да твои солдатушки почитай один пятерых басурман стоят.
- Кхе, пяти - усмехнулся Лыков - бери больше. Да одной ротой я ту тысячу в чистом поле мигом разгоню, даже не взопрею. А коли в укреплении стоять, то и трех тысяч супротив моих орлов мало будет.
- И то верно - воевода обернулся к сидящему у окна человеку - ну а ты Павел Францевич, чего скажешь? Что твои людишки бают, дадут туники воев?
- А куда им деваться, сударь воевода? - начальник местного отдела госбезопасности Пауль фон Пфорцхайме невозмутимо отставил кубок, аккуратно промокнул губы белоснежным платком - они ведь теперь с нами как вы русские говорите: "одной веревкой привязаны". Падет редут и натчи их в первую голову вырежут.
- Ну, что ж, значит, исполчаем воев и крепко на редуте становимся, чтобы ворога к городу не пустить. А еще велю я снарядить лодью с пушками, чтобы вверх по реке прорвалась, государю весточку послать надобно, да и маскоги в помощь нам поднимутся. А там зажмем басурман с двух сторон, да и вдарим всей силой. Даст господь, так и казачков выручим.
- А продержатся ли до той поры? Крепостица то у них так себе, одно название - с сомнением протянул Лыков - пока маскоги войско соберут, сколько времени пройдет. Можем не поспеть.
- На все воля божья - перекрестился воевода - только сам понимаешь некого им в помощь отправлять. Сколь ни то да продержатся и нам дадут время на сборы.
- Да, что же вы такое говорите? - не выдержав, вскочила со своего места Светлана - как можно? Там же люди: женщины, дети. А вы их уже списали! Со счетов сбросили! Мы должны сделать все, чтобы их спасти!
- А коли я с войском в поход уйду, казачков выручать, а нехристи сюда ударят. Здесь то кровушки побольше прольется. Ты об сем матушка и не подумала? - хмуро огрызнулся воевода - или наших баб да детишек тебе и не жаль вовсе? Да разве ж у меня душа за православных не болит? Или я чурбан, какой? Да просто нельзя по-иному.
- А если охотников кликнуть? - внезапно предложил безопасник - думаю вместе с моими людьми, сотню-другую набрать можно. Взять все суда, которые есть в нашем распоряжении, прорваться к крепости...
- Охочих людишек наберем. А кто поведет их? Я города не оставлю, полковник тоже здесь нужен, кто оборону крепить будет? Да и чем там сотня-другая поможет?
- Я поведу! - вновь взвилась Светлана - сама поведу!
- Ты? - воевода расхохотался - ох уморила сударыня. Прямо бой баба! А не боишься?
- Боюсь! До жути боюсь! Но если нельзя по-другому, то я и саблю в руки возьму...
- Сударыня, да будь я проклят, если позволю вам изображать собой Орлеанскую Деву и рисковать собой в этой безумной авантюре - утратив свою обычную невозмутимость, подскочил со своего места фон Пфорцхайме - клянусь святым распятьем, я сейчас же обращусь с призывом к нашим торговцам! Не захотят отдавать добровольно, силой соберу все, что может держаться на воде и через три, самое позднее четыре дня, выступлю в поход. Обещаю, мы вывезем оттуда всех, до последнего человека, даже если все дикари, которые есть в Новом Свете, вознамерятся помешать нам.
- Благодарю вас Пауль - женщина одарила безопасника очаровательнейшей улыбкой - вы истинный рыцарь и храбрый офицер.
- Ну, значит, на том и порешим - подводя итог сказанному, хлопнул ладонью по столу Охрим - а ты Светлана Лексевна, чем саблей махать, вот что сделай. Людишек, коих сюда привезут, накормить и разместить надо где-то. Да и раненых мыслю немало у них, больницу и лекарей упредить и подготовить. Вот и поезжай, распорядись, все при деле будешь. И дурные думки из головы уйдут. А то ишь, развоевалась. Ни дать, ни взять, баба амазонская, про коих мне как-то супруг твой байки рассказывал.
- Конечно, Охрим Иванович, сделаю все, что нужно - Светлана поднялась и стремительно направилась к выходу, обернулась, кивнула головой - до свиданья господа.
Поджидающий у крыльца воеводского терема возок подхватил нашу героиню и стремительно умчал ее по пыльным улицам взбудораженного тревожными известиями городка к новым делам и заботам.
ГЛАВА 5. В которой читатель, наконец, встречает наших героев, а те в свою очередь считают деньги.
Солнечный луч, отразившись от стекла раскрытого настежь окна проник в комнату, и запрыгал шаловливым солнечным зайчиком, играя на резных дверцах большого дубового бюро, медных, надраенных до ослепительного блеска канделябрах с толстыми огрызками оплавленных восковых свечей. Потом перебрался на оружие, развешанное на стене поверх большой шкуры пумы и застыл на корешках книг плотно угнездившихся в большом шкафу.
Для современного наблюдателя, если бы таковой появился бы в столь ранний час в рабочем кабинете главы Новороссии, заседание правительства княжества скорее напомнило бы утреннюю планерку у главы какой-нибудь небольшой фирмочки, настолько просто и естественно держались и вели беседу присутствующие. Не хватало только чашек с чаем и кофе на столе. Да и собственно перед кем было чиниться, если присутствовали в залитой ярким светом небольшой горнице "все свои". Во главе стола, как и положено руководителю восседал сам Великий князь Новороссии - Егор Ляшков. К описываемому нами моменту "стукнуло" нашему герою уже тридцать семь лет, и вот уже не гибкий, спортивный юноша - студент явился перед глазами любопытного читателя, но крепкий, казалось весь отлитый из стали, закаленный в трудах и сражениях, умудренный опытом былых лет муж: воин и правитель, в самом рассвете сил и возможностей.
Рядом с мужем, небрежно присела на широкий подлокотник его кресла великая княгиня Татьяна. Прожитые в средневековье годы, рождение троих малышей, не только не лишили некогда юную выпускницу медицинского института города Н-ска, прежнего очарования молодости, но сделали из нее настоящую красавицу, любящую мать для своих детей, заботливую и мудрую правительницу для поданных и верную помощницу вечно занятому государственными делами супругу.
К слову сказать, и остальные члены все этой теплой компании бывших студентов из века двадцать первого, ровно пятнадцать лет назад неведомо каким образом очутившиеся в суровом шестнадцатом столетии, уже разменяли свой четвертый десяток и в разной степени, кто в большей, кто в меньшей, изменились и внешне и внутренне.
Пусть рыжая шевелюра Лехи Емелина заметно поредела, а лицо украсилось морщинами, и шрамом, но фигура его: невысокая, сухощавая; живой, любознательный ум, и неунывающий характер остались прежними. Впрочем, кое-что все-таки добавилось. В нужный момент маска некоей веселой, незлобивой бесшабашности вдруг слетала с него, обнажая свирепый оскал опасного хищника, готового мертвой хваткой вцепиться в горло врага. А врагов этих, тайных и явных у главы министерства государственной безопасности Новоросского княжества за пятнадцать лет неустанных трудов на ниве разведки и контрразведки накопилось предостаточно.
Ну и еще одним, уже упомянутом нами участником совещания, сидевшим как раз напротив четы Емелиных, был министр обороны и единственный в Новом Свете генерал - Серега Корнев. Человек, когда-то в молодости, за свои не маленькие габариты и свирепый в бою нрав, получивший от индейцев почетное прозвище "Стоящий Медведь", с годами стал еще больше походить на подарившего ему столь славное имя, зверя. Теперь это был огромный, двухметровый, обритый что называется "под ноль", могучий детина с плечами - косой саженью, бочкообразной грудью, начинающим заметно выпирать брюшком, бревноподобными руками и ногами и окладистой, роскошной, но рано начинающей седеть бородой.
Собравшиеся, перекидывались между собой ничего не значащими фразами, но о делах пока не говорили, ожидалось прибытие главного княжеского казначея, доклад которого собственно и был темой сегодняшнего совещания малого княжеского совета.
- Здравствуй Лен, заходи - Егор дождался, пока слуга закроет снаружи дверь кабинета, поднялся навстречу вошедшей гостье.
- Привет всем - в нарушение всех мыслимых и немыслимых правил дворцовых этикетов Живчикова дружески чмокнула подставленную щеку - бородищу то отрастил. Скоро вон Сергея догонишь. Тань, как только такое безобразие терпишь?
- Да уж не Лехина "эспаньолка" - улыбнулся Ляшков, машинально провел рукой по заросшему подбородку - сама понимаешь нам православным, с "босым рылом" ходить невместно, а все эти новомодные европейские примочки мне как-то не идут.
- Как ты говоришь? "Босым рылом"? Надо запомнить - рассмеялась Лена.
- Ну, рассказывай, с чем пожаловала? Новости хорошие или как?
- Расскажу, расскажу - женщина перецеловалась со всеми присутствующими и принялась раскладывать своим счета и гроссбухи на столе, размещаясь по левую руку от княжеского кресла.
Некогда пухленькая, подвижная как ртуть, шустрая на слова и поступки "Живчик", изменилась кардинально. Не только возраст наложил свой отпечаток на внешность и характер этой нашей героини, но и весьма ответственная должность главного казначея. Теперь это была статная, уверенная в себе величественная дама с довольно привлекательным, но весьма серьезным и волевым лицом, властная и решительная, способная не только крепко держать в кулаке всю финансовую систему княжества и своих подчиненных, но и кажется даже собственного мужа, скромненько притулившегося рядом со своей второй половинкой. Впрочем, внешняя скромность и покорность Алексея была лишь видимостью, на самом же деле в семейном тандеме Емелин - Живчикова, главную роль играл все-таки он, а грозная казначейша, супруга своего очень уважала и даже втайне побаивалась.
Таким образом, здесь в просторном тереме - дворце на Княжьей горке собрались почти все наши герои. Мы говорим, почти, но не все. Семейство Щебенкиных, исполняющий обязанности адмирала новоросского флота Костя и его жена Светлана, по совместительству министр образования находились далеко от столицы княжества - Форта Росс, в городе Новороссийске, который если помнит читатель, располагался в устье реки Миссисипи.
- Ну, сразу о деле. По итогам прошлого года, общие расходы казны составили... - наклонившись над разложенными на столе бумагами Живчикова, что-то прошептала про себя, нахмурилась, несколько раз щелкнула костяшками лежащих рядом счетов, и недовольно покачав головой, вздохнула - 136 тысяч 637 рублей.
- Фьють! - присвистнул сидящий напротив Сергей.
- А чего фьють-то? - укоризненно взглянула на него главная хранительница государственной казны - между прочим, почти половину этой суммы "сожрало" твое ведомство. Хотя и остальные тоже неплохо постарались.
- С этого места попрошу подробней - недоверчиво прищурился Корнев.
- Поподробней ему - казначей бросила быстрый, вопросительный взгляд на невозмутимую физиономию Ляшкова и поймав утвердительный кивок, продолжила - ну извольте, сударь. Общая численность наших вооруженных сил составляет тысяча шестьсот человек. Одних только кормовых денег из казны было выделено за год 33 тысячи 215 рублей серебром. Из расчета семь копеек в день на человека. Так?
- Ну, так - несколько сконфужено пробасил министр обороны.
- Дальше. Выплаты жалования составили 32 тысячи 682 рубля. А если добавить сюда расходы на закупку пороха, пошив униформы, корм для лошадей и мулов и прочие удовольствия, набегает общая сумма в 75 тысяч 897 рублей. Вот. Получите и распишитесь.
- Мда. Солидно получается - потер бритый затылок Корнев, и тут же руководствуясь одному ему понятной логикой предложил - слушай, Михалыч. А давай еще полчок сформируем? А?
- Серега, ты милитарист. Ты знаешь об этом? - усмехнулся Ляшков.
- Знаю. Ты уже говорил. Ну, один? Всего-то, триста штыков. У нас армия сам видишь, кот наплакал. Даже двух тысяч не насчитывает. А если завтра война? Если враг нападет?
- Между прочим - вмешался в разговор помалкивавший до того времени Емелин - у английского короля, на сегодняшний день, регулярная армия насчитывает всего двести человек, и ничего, справляется как-то.
- Зато у английского короля есть ополчение и возможность навербовать на континенте ораву крепких, опытных ребят, которые, за его кровные нобили, пойдут воевать с кем угодно - возразил Сергей - а нам наемников брать негде.
- Обойдемся, как-нибудь без этого сброда. А ополчение у нас самих имеется - махнул рукой Егор - у нас населения на все княжество что-то около ста двадцати тысяч человек из них почти три четверти еще несколько лет назад в каменном веке жили. А некоторые и до сих пор живут. Лен напомни, сколько мы с них налогов собираем, если не считать купцов и мануфактурщиков?
- В год около восьми тысяч рублей.
- Вот так. А ты говоришь еще триста штыков. Не до жиру, этих бы прокормить.
- Ну, нет, так нет - сдался, наконец, Корнев - я ведь просто так разговор завел. Вдруг да получится.
- Авантюрист - укоризненно покачала головой Живчикова - Егор, я могу продолжать?
- Да, продолжай, пожалуйста.
- Так вот. Расходы на флот, занимают второе место по степени затратности. Они составили порядка 36740 рублей серебром. Сюда включается и стоимость работ по строительству нового гальюна...
- Чего? - подпрыгнули одновременно Егор и Сергей.
- Галеона дорогая, галеона - с улыбкой поправил супругу, быстрее всех сообразивший в чем дело, Алексей.
- Гальюны, галеоны, я вашей морской терминологии не очень разбираюсь - слегка смутившись, огрызнулась Живчикова - и нечего ржать как кони. Вы слушать дальше будете?
- Ладно, не обижайся. Только ты если в чем-то не разбираешься, значит, нечего щеголять малознакомыми словечками - махнул рукой Ляшков - продолжай дальше...
- Остальная часть суммы практически в равных долях это расходы на образование, медицину и государственную безопасность - продолжила Лена - теперь о доходах. Нас здорово выручил пришедший из Новороссийска караван с товарами. Из одного только золота было отчеканено 8 тысяч 600 червонцев по 4 грамма каждый. Это только то, что пошло на переплавку, не считая изделий представляющих высокую историческую и художественную ценность. И перца 700 килограмм, проданного в Европе и России в среднем примерно по два червонца за фунт, на общую сумму 28 тысяч рублей. От казенной торговли мехами и прочими товарами, а также пошлин и налогов, полученных с купцов и мануфактурщиков, получено еще 37 тысяч 359 рублей. Таким образом, по итогам года сальдо получилось положительное, и доход казны составил 22 тысячи 732 рубля.
- Это хорошо - удовлетворенно проворчал Егор, обменявшись взглядом с довольно улыбающейся супругой - нас можно поздравить. Если мне не изменяет память, за все пятнадцать лет существования княжества это самый приличный годовой доход. Раньше-то в самый жирный год и десяти тысяч не оставалось.
- Очень хорошо выручило присланное Костиком из Новороссийска золото и серебро. Если бы не оно, бюджет был бы дефицитным - скептически покачал головой Емелин - европейский караван этой весной совсем дохленький от казны собрали. Много ли товара на двух кораблях увезешь.
- А сколько всего у нас сейчас денег? - полюбопытствовала отмалчивавшаяся до сих пор Татьяна.
- А всего у нас накопилось уже 78 тысяч 865 рублей и 22 копейки.
Так уж сложилось, что государство, построенное собственными руками на диком континенте, практически на пустом месте и голом энтузиазме стало делом всей жизни для попавших в прошлое уроженцев двадцатого века, их самым любимым детищем. Надо ли говорить, что в отличие от элит, пожалуй, всех без исключения тогдашних (да и нынешних тоже) держав, не считающих для себя зазорным без стеснения запустить руку в государственный карман, для наших героев даже сама мысль о том, чтобы воспользоваться этими деньгами для удовлетворения личных нужд казалась нелепой и кощунственной. Как любящие родители воспринимают каждый пусть даже самый небольшой успех своего отпрыска, так и они по праву считали каждый новый шаг к процветанию Новоросского княжества своей большой победой и поводом для совершенно искренней радости. Разве может нормальный родитель воровать у собственного дитя?
Мало того, Великое княжество Новоросское было единственной державой в мире, в расходной части государственного бюджета, которой напрочь, отсутствовала статья, регулирующая траты на содержание двора и правительства. Немыслимое дело для 16 века, и Ляшков и его друзья, имея довольно солидный доход от мануфактур и торговых предприятий, считали себя обязанными наравне со всеми платить налоги в казну.
- Хорошо. Я могу идти? - пожала плечами очевидно привыкшая к подобным причудам начальства Живчикова и дождавшись разрешения вышла из кабинета.
- Я тоже пойду - поднялась со своего места Таня - распоряжусь, чтобы вам сюда перекусить принесли.
Егор, занятый какими-то своими мыслями, только рассеяно кивнул головой, когда супруга, ласково погладив его по плечу и чмокнув в щеку, вышла вслед за Леной.
***
- Вот и хорошо, к тому времени как раз подгадаем с отправкой компанейского каравана. Ну а теперь о вещах не менее интересных, что у тебя по соседям?
- Есть кое-что - довольно ухмыльнувшись, Алексей открыл было лежащую перед ним на столе толстую кожаную папку, но тут же ее захлопнул и замолчал, бросив подозрительный взгляд на входную дверь.
- Прошу прощения Ваше Величество - после деликатного стука на пороге появилась крупная фигура и цветущая физиономия неизменного княжеского камердинера Петера - ее величество распорядилась подать вам вино и закуски.
- Ну, что же, подавай - кивнул Егор - дело нужное.
- Да, подкрепиться действительно не мешает - плотоядно оскалился Корнев - а то уже живот к спине присох.
- Да, уж твой-то точно присохнет - коротко хохотнул Емелин.
- Настоящего мужчину должно быть видно издалека - парировал Сергей - не то, что некоторые, за копейным древком спрятаться могут.
Пока приятели шутливо препирались, в зал неслышными тенями проскользнули слуги в мгновение ока заставившие стол баррикадами блюд и графинов, а затем дисциплинированно и четко выстроившиеся вдоль стены.
- Здорово ты Петер их вымуштровал. Каждый раз не перестаю умиляться - хмыкнул Корнев, отвлекшись от перепалки и обозрев идеально ровную шеренгу - да они, по части строевой, моим гвардейцам фору дадут. Орлы! Благодарю за службу!
- Покорнейше благодарим Ваша Милость - отвесил учтивый поклон, пристроившийся на правом фланге построения камердинер.
- Вот только отвечать по форме не умеете - махнул рукой Сергей - что с вас взять, штафирки штатские.
- Ладно, не придирайся, им не на парад ходить - улыбнулся Егор и обернулся к слугам - спасибо Петер. Можете быть свободны. Ступайте.
- Слушаюсь Ваше Величество - прислуга почтительно раскланялась, и повинуясь командам начальства быстро, но без ненужной суеты покинула "царское помещение".
- Ну и что тут у нас? - любопытный Емелин поднял крышку с ближайшего блюда и восхищенно присвистнул - ай да Танюха, ну мать уважила! Помидоры! Со сметаной! Кто бы знал, как я все эти годы скучал по обычному салату из помидоров!
- Ага, а еще сок томатный, только ради этого стоило через океан переться - с набитым ртом поддержал приятеля Корнев уже усиленно работающий челюстями.
На некоторое время воцарившаяся в комнате тишина нарушалась только бряканьем посуды. Наконец голод был утолен и Егор, расслабленно откинувшись на спинку кресла, лениво потягивая шипучий, холодный квас, окинул взглядом довольные физиономии приятелей.
- Хорош лопать. Леха докладывай - скомандовал он, наконец, поставив опустевшую кружку на стол.
- Ну, значит так: вот, что моим людям удалось накопать - руководитель Новоросского МГБ аккуратно промокнул салфеткой губы и открыл свою папку - интересующий нас объект прибыл на Эспаньолу еще 11 лет назад, прямиком под крылышко своего высокопоставленного родственника, а это, между прочим, не кто иной как сам синьор де Овандо.
- Круто - присвистнул Корнев - блатной значит. И кем же ему приходится губернатор?
- Трудно сказать точно, но какой-то дальний родственник по отцу. Вроде как дядя двоюродный. А может и троюродный, кто их разберет. Тем не менее, синьор Николас родственник хотя и дальний, но довольно заботливый. Предоставил нашему клиенту и поместье с рабами, и право на строительство дома в Санто-Доминго. Два года он исправно резал и грабил туземцев в карательных походах, а в 6-м году, видимо за большие заслуги на этом поприще, получил должность нотариуса в какой-то индейской деревушке.
- Нотариуса? - удивленно пожал плечами Ляшков - извиняюсь за выражение, на кой хрен индейцам юрист? Завещания заверять?
- Индейцам, юрист на хрен не нужен, как вы изволили изящно выразиться, Ваше Величество - хмыкнул Емелин - сейчас у испанцев нотариусом называется надсмотрщик. Сильно сомневаюсь, что туземцы в нем сильно нуждаются, но их мнения собственно никто и не спрашивает.
- Однако. Точно надсмотрщик? - усмехнулся Егор - вот уж не знал, что у этого слова изначально такое значение. Какая связь?
- Точнее некуда - подтвердил Алексей - сам удивился, когда узнал. Так вот, чем это "юрист" занимался в этой, прямо скажем малопочтенной должности, установить так и не удалось. Одно можно сказать, дела у него шли очень даже не плохо, если судить по тому, что уже через год ему вполне хватило средств построить приличный дом, прямо напротив губернаторской резиденции.
- Ну, еще бы, при такой-то волосатой лапе - усмехнулся Сергей.
- Тут скорее дело в "личных качествах". По мнению людей, хорошо его знающих, парень отличается редкой беспринципностью и алчностью, короче говоря, скотина порядочная. Так вот, до 1509-го года дела у него шли довольно не плохо, но вот тут возникла проблемка, даже скорее проблемища. Как вы уже знаете нашего давнего "друга" де Овандо отозвали в Испанию, а на его место прислали Диего Колумба, того самого который Христофорович. А с ним как раз наш клиент и не ужился. Почему? Могу предположить, что новый губернатор просто принялся смещать все креатуры своего предшественника.
- Новая метла?
- Точно. Как говорится ничего личного. Впрочем, наш объект не растерялся и тут же принялся хлопотать о своем назначении на довольно прибыльное местечко казначея в отряде некоего Веласкеса, отправляющегося куда-то, на завоевание большого острова. Какого точно не знаю, но есть основания предполагать, что это все-таки Куба.
- Только предположения? - нахмурился Егор.
- Скорее подозрения. Увы, в ближайшем окружении нового губернатора своих людей у меня пока нет, а источник, освещавший де Овандо, убыл вместе с ним в Старый Свет. Так вот вернемся к нашим баранам. Дальше начинается самое интересное. Примерно в это же время на Эспаньоле появляется еще один наш "старый приятель"...
- "Падре"?