Небо днем... Бездонное и необъятное, величественное и вечное. Голубое и синее, расцвечивающееся утром и вечером прекрасными красками нежно-розового и фиолетового... Успокаивающее и пробуждающее чувства... Заставляющее тревожиться скрытое и потаенное в нас. Будящее древнюю память, сокрытую в глубинах наших душ. Приводящее в покой наш вечно мечущийся между мыслями ум. Пытающееся открыть в сознании ту древнюю, сокровенную часть нашего "я", суть которого - часть Творца. Которое видело начало и конец времен. Которое знает все, но терпеливо молчит до времени, ожидая, когда неугасимая искра Отца небесного начнет разгораться в яркое пламя, и заблудившееся дитя Бога вспомнит кто - он, для чего живет и в чем его предназначение... Для чего он страдал и радовался. Любил и ненавидел. Собирал камни и разбрасывал их.
Небо днем... Вечно манящее и волнующее... Отчего ты так тревожишь душу?
Глава1
Однажды, будучи трех лет от роду, я шел куда-то с мамой. Внезапно моя мама вспомнила, что ей нужно зайти в магазин. Наш дом был рядом, через дорогу, и она сказала мне: "Иди домой". По этой дороге в то время редко проезжали машины, и я пошел по ней, а мама пошла в магазин. Внезапно, повинуясь внутреннему импульсу, я посмотрел вверх. Какая-то мысль, крутившаяся у меня в голове, о бублике, который сейчас принесет мне мама, улетучилась без следа. Я смотрел в небо... Что-то поразило меня в нем. Оно было ясно-ясное, без облаков, голубое, чистое небо июньским утром. Я заворожено вглядывался, не отрываясь, в глубину его бездны. Не понимая, чем оно так притянуло меня. Стайки мыслей, носившиеся по обочинам моего ума, окончательно унеслись прочь. Вместо них появились ощущения. Переливы чувств необычайной красоты заполнили меня. Потрясённый, без мыслей, захлебнувшийся в волнах ощущений, которые я не мог разобрать, я стоял во власти голубой вечности раскинувшейся над моей головой. Чувства, затопившие меня, потрясали, заставляли дрожать и учащать дыхание. Были ли они приятны? Да, они были очень приятны, только с ними было что-то еще; и я не мог разобрать что это? Это было не похоже ни на что, что я трехлетний ребенок знал.
Проносившийся через меня небесный океан ощущений необычайно волновал, но я не мог понять что это? И о чем это?
Времени не было, Земных чувств, что я знал до этого, не было. Мыслей не было. Памяти тоже не было. Было лишь ощущение меня и этого бездонного неба, казавшегося очень знакомым и родным. Неба, дающего невероятной силы и яркости чувства. Они менялись и менялись, и вдруг появилось знакомое: я что-то хотел вспомнить. Чувства (не мысли!) говорили мне, что я забыл что-то очень важное и мне обязательно нужно вспомнить. И они же напоминали: ты вспомнишь не только очень важное из своей трёхлетней жизни, но и еще... Это то же очень-очень нужное тебе. И я ощутил важность сообщения, языком чувств пытающееся донести что-то очень важное для меня. Я напрягся, всматриваясь в синеву над головой. Казалось, еще чуть-чуть и я пойму что-то очень значимое, что-то резко меняющее мою жизнь. Хотя, как и чем меняющее было совершенно непонятно. Ощущение очаровывало, манило своей загадочностью и осознанием правоты. Да, я понимал, что оно право, это запредельное, неизвестное, дающее мне знание через чувства, что полнота моей жизни будет только, когда я вспомню... Что вспомню? Я напрягался все больше, пытаясь вспомнить нечто ускользающее от сознания. Стоял и смотрел, пока не услышал мамин крик. Выйдя из оцепенения, я обернулся, и увидел бегущую ко мне маму, лицо ее было испуганным, она что-то кричала мне. Краем глаза я увидел причину ее испуга. Автомобиль, который я совсем не заметил из своей детской медитации, едва не наехал на меня. Испуганная мама начала меня отчитывать, почему я остановился на проезжей части. Все закончилось строгим внушением, чтобы я больше никогда не останавливался там, где ездят машины. Это было мое первое знакомство с небом.
Глава2
Остатки смутных ощущений подсказывают мне, что небо волновало меня и раньше, но память не оставила более ранних воспоминаний. Шли годы. Я рос, познавая мир, казавшийся свежим и юным. Развивающееся осознание жадно контактировало с миром, задвигая в задние закоулки души древнее чувственное восприятие. Большой город, в котором я рос, заставлял приспосабливаться к нему, развивая одни способности, и отбрасывая, как ненужные, другие. Иногда я подолгу забывал про небо. Иногда, не в силах оторваться, подолгу всматривался в его синюю глубину. И тогда пропадали мысли, исчезали текущие заботы, становясь мелкими и ненужными: я и небо становились единым. В этом моем и неба слиянии всегда появлялось что-то большое, значимое. Напоминающее смутными переживаниями о забытом, которое никак не может всплыть в моем сознании. Но которое очень важно, важнее моих сегодняшних дел, важнее моих планов, моей судьбы, которая, как я чувствовал, свернула совсем не на ту дорогу, как мне хотелось... Раздосадованный я отрывался от созерцания, вспоминая свои детские заботы дитяти большого города, пытаясь представить их более важными, чем то неопределенное, что смутно тревожило душу. И тогда душевное равновесие восстанавливалось, брешь между моим загадочным, потаенным "я" и моим сознанием затягивалась. Небо выпускало из своих нежных объятий ребенка, терпеливо дожидаясь следующего удобного случая...
Когда мне было лет восемь, как-то я играл во дворе моего друга детства с другими детьми. Шел январь, и мы копали лопатами нору в огромном сугробе под старой жерделой. День был солнечным и морозным, настроение радостным, снег весело летел из-под лопат. Еще немного, и снежный домик был готов. Внезапно, один из моих друзей, ни с того ни с сего, воткнул лопату в сугроб, поднял лицо к небу и замер, как по команде. Он был старше меня на пару лет, забияка и хулиган. Лицо его, вызывающе-озорное, с уже появившимися жесткими чертами, стало теплеть, превращаясь в лицо ангелочка с глубокими мечтательными глазами. Заколдованной статуей стоял он среди нас мальчишек, весело суетящихся в своей детской игре. Я постарался не задевать его. Он общался с небом! Он, как и я знал тайну неба! Остальные, суетившиеся рядом дети, восприняли случившееся, как и я, в порядке вещей. Никто не окликнул его, не пнул. Старались не задеть его, словно все сговорились заранее! Наверно так же уважительно взрослые отнеслись бы к человеку, внезапно прекратившему свои дела, и ставшему молиться, протянув руки к небу. По все понимающим детским лицам я понял: тайну единения с небом знали все, но никто не прошел до конца, таинство было непознанным. Манило, притягивало запредельной загадкой. Даря свои переживания, небо предлагало то, чего не могла дать школа, улица, детский сад, телевизор, бабушки и дедушки. Даже родители, даже мама, как и все вокруг живущая по правилам, принятыми всеми окружающими людьми. И, как и все, не ставящая эти правила под сомнение. И лишь небо, в минуты кратких объятий с ним говорило нам детям: "Мир устроен совсем не так, как пытаются вас научить взрослые. Они забыли себя детьми, им труднее. А вы маленькие, вам легче вспомнить, когда вы и мир были едины... Ну же, малышня, пробуйте! Ведь ваша жизнь станет совсем другой! Исчезнет смутное неудовлетворение, которое остается с вами в закоулках ваших душ, даже, когда вы радуетесь. Даже, когда вам кажется, что жизнь прекрасна, что она впереди и будет вечно. Но годы идут... радость приходит все реже и реже, а тоска остается, все больше и больше. Незаметно, по чуть-чуть, исчезает со своими легкими, счастливыми крыльями, юность. Остаются обиды, одиночество, горечь от прожитых лет. И таская с собой этот тяжелый груз жизненных ошибок, уже недосуг вспомнить о небе. Глаза, с гаснущей все больше и больше небесной искрой, равнодушно смотрят на облака. Остаются лишь смутные воспоминания детства о божественном единстве человека и вселенной. Да и было ли оно это единство? Или это были лишь фантазии ребенка, пораженного необъяснимыми ощущениями при первых знакомствах с окружающим миром? Мысль, задавленная хламом забот прожитого, едва ворочается. Потаенное вспоминать все тяжелее. А ведь узнав его, не будет больше ни печали, ни страха, ни злобы! Ни старости, ни болезни и смерти! Да, даже смерти не будет! Так пробуйте, дети, пробуйте! Вспомните, что вы и я - небо - одно целое. Да, да. Вы - это я, а я - это вы. Вспоминайте, чьи вы дети. И что вы можете все то, что и всесильный отец, породивший вас. Разве отец даст детям меньше чем имеет сам?"
Небо будоражило, заставляло трепетать, сомневаться во всем, что навязывалось обществом. И не меня одного. Однажды мой друг детства признался, что после родительской взбучки ремнем за плохую отметку, он в слезах шел по пустынному парку. Невесть почему, посмотрев вверх, он долго стоял потрясенный, подобно буддийскому монаху, переживая мощную вспышку просветления. И какими же маленькими показались ему обиды на родителей, только что устроивших ему трепку! И все его школьные проблемы и тесная однокомнатная квартира на четверых, и вся трудная жизнь его родителей - рабочих с двумя детьми, какой ерундой все это казалось! Ощущение чего-то глубоко неправильного в окружающем его обществе, о движении цивилизации не в ту сторону, и о находящемся рядом решении всех проблем, которое заложено в каждом из нас, не покидало его всю жизнь.
Глава3
Вырастая из ребенка в долговязого подростка, а из подростка в крепкого парня с мощными мышцами, я все реже общался с небом. Навязанный окружающим обществом рациональный взгляд на вселенную загнал куда-то на задний план мои детские переживания. Интеллектуальное давление общества, в котором я жил, было так сильно, что временами я отказывался верить собственной памяти: "А было ли оно, мое волшебное единство с небом?" Мое настоящее "я" было загнано куда-то вглубь очень далеко. Но оно не умерло, не было убито. Я пытался ощутить его, случайно обращая взор к небу в минуты одиночества, пытаясь установить былой контакт. Оно грустно улыбалось мне из своих зарешеченных окон. Не жаловалось, что я совсем забыл его, не кричало о неблагодарности, оно лишь терпеливо дожидалось меня. Ожидало, каждый раз, тихо радуясь, когда я несмело пытался освободить его из-под толстых стен, возведенных условностями общества. Увы, это было не часто! Давление технократической цивилизации было слишком велико и оставляло очень мало времени для раздумий: "А правильно ли все? А нужно ли мне все это?" Может для того огромный монстр цивилизации так сильно давил индивидуумов, миллионом своих щупалец, дабы не восстали мы против власти его. Не давал времени посмотреть в себя, загоняя всех в бессмысленной гонке за фантомами. И лишь немногие, заглядывая в себя, стряхивали шелуху условностей, понимая, что всю жизнь гонялись за миражами испускаемых цивилизацией. И эти миазмы, травя души миллионов людей, не давали слышать тех, кто кричал на весь мир: "Люди, вы не за тем бежите".
Многолетняя битва с социумом была не на равных. Чудесные ощущения все больше меркли, устало уступая место напору рационального мышления.
Пытавшееся освободить меня от иллюзий общества мое потаенное "я", которое было едино с небом, давало о себе знать лишь смутным беспокойством. Но оно не собиралось сдаваться. Будучи студентом последнего курса университета, я отдыхал летом в Крыму. У молодости много энергии, и я часто бродил по красивейшим черноморским берегам вместе с девушкой, в которую был влюблен. В одну из таких прогулок, сильно устав от долгой ходьбы по скалам, мы полезли в море купаться. День был очень жарким, море приятно свежило. Вволю поплескавшись, мы разлеглись на горячей гальке пустынного пляжа, подставив голые тела под жаркие лучи. Солнце приятно размягчало тело, на душе было легко. Из звуков слышался лишь шум ветра в прибрежных скалах, да мерный рокот моря, в который иногда вплетались крики чаек. Морской прибой успокаивал, в нем, как и в свисте ветра слышалась древняя, миллионолетняя мудрость. Наверное, здесь так же слушала музыку накатывающихся на берег волн какая-нибудь первобытная пара лет так тысяч сто назад, подстелив под себя звериные шкуры. Рядом лежащая, моя голая подруга, положила руку на мою руку. Мы молчали, но по ее лицу я видел, что ей так же легко и радостно. И в этот момент я обратил взор вверх, в бездонную синеву надо мной. Глубина неба потрясла, как никогда, мгновенно взорвав сознание огненными вспышками, соединив мое естество с миром. Единство меня и лежащей рядом любимой, моря, обдававшего нас ласковыми солеными брызгами, ветра, чаек и древних скал, сплелось в одно целое. Сплелось вместе с этим невероятным, вечным и радостным небом. С могучей и нежной синью, никогда не дающей душе уснуть, чтобы ни на секунду не теряли надежду на лучшее дети человеческие... Чтобы всегда помнили, чьи они дети... И что, Небесный Отец всегда помнит о них, отворяя всякому стучащемуся... Я больше не был собой. Вернее, я был не только собой. Я был лежащей рядом красивой девушкой, легко дышащей девичьей грудью. Я был темной мелкой галькой, на которой лежал. Я был седыми скалами, слышал их многовековой разговор с таким же старым, как они морем. И морем я тоже был, каждой его капелькой, отражавшей солнце и, как оно, радовался полноте жизни вместе с резвящимися вдали дельфинами. Видел, чувствовал, одновременно все берега, все земли, все города, омываемые моими волнами...
Здесь степные холмы, обрывающиеся у берегов скалами - это Крым. Эти, наступающие на берега тропическими деревьями, зеленые высокие горы, покрытые выше облаков снежными шапками - Кавказ. А вот эти спокойные берега, где кое-где виднеются каменные кресты церквей - это Болгария... И ветром, свистящим и быстрым, никогда не бывающем в покое, веселым и вечно поющим в пути бродягой ветром, я тоже был. И распевал с ним его раздольные, как он сам песни, выученные от людей на всех континентах, на всех закоулках матушки Земли... Я был чайкой, пикирующей в зеленую волну на рыбу, и был рыбой, пытавшейся ускользнуть от чайки. И горячим, в мареве, воздухом над скалами, и редкой травой, на их склонах был я. И был я небом... И было во мне прошлое и будущее, и этот миг, сейчас, взрывающий все мое естество радостным огнем сопричастности. Давая невероятными переживаниями понять, что все в мире одно целое, что добро и зло - лишь наша, людей, выдумка. Придуманная нами с целью спрятаться, закрыться от бесконечного океана любви вокруг и внутри нас. Люди потеряли рай, когда разделили мир на добрый и злой. Но мир разделить невозможно, и разделили они себя с миром. Как им это удалось? Объявили некоторые свои чувства и желания злом и решили, что они, люди, не имеют с ними ничего общего. Только вот оторвать их от себя невозможно, как нельзя отделить день от ночи и тень от предмета. Тогда люди убедили себя, что нет в них чувств и желаний, которые, они решили назвать порождениями мира зла. Для этого им пришлось запереть попавшие в немилость чувства и желания в разных частях тела. Поддерживая постоянное напряжение мышц, сделали из них тюрьму, где эти чувства и желания сидели. Пришлось резко ограничить к ним доступ божественного духа, дающего жизнь, названного людьми воздухом. Для этого пришлось сделать свое дыхание неглубоким и прерывистым. Ведь глубоко и без пауз дыша, долго обманывать себя невозможно. Воздух расслабит жесткое напряжение мышц, и, опальные чувства вырвутся наружу. То, что человек, задавив, не хотел в себе замечать, выйдет в сознание, открывая глаза на все. И станут тогда люди едиными, поймут, что добро и зло лишь игра ума, и одно легко превращается в другое. И то и другое одинаково ценно для человека, и стоит между добром и злом знак равенства. Как между эллином и иудеем, и благородным и низким, и правым и левым. Как и между мужским и женским. Печаль и гнев, и прочие грехи человеческие - лишь чувства, помогающие понять человеку, где он разделился с миром, и как разделился. И не менее они достойны, чем любовь и радость. Открывшиеся глаза человеческие посмотрят на мир и себя, как на единое целое. Удивляясь, как все просто и как они не понимали этого раньше. Признавали в себе лишь часть Бога, а другую отталкивали, превращая себя в жалких уродцев. Всю жизнь, борясь со своими грехами, думали, что идут к Богу, а на самом деле пинали его от себя. Удивляясь, почему извечная борьба их со злом всегда терпит поражение. И лишь воссоединив в себе все многообразие мира в одно целое, прекратив бесплодную борьбу самих с собой, обретет человек спокойствие и мудрость. И тогда закончатся страдания его. И получит он радость и вечное блаженство, к которым так стремился...
Вихрь осознавния, несся через меня. Я видел сейчас и множество веков сразу. Видел основания великих религий. Миллионы фанатиков, уничтожающих друг друга во имя идеи. И понимал, что нет идей, ради которых нужно убивать людей. Что не мы созданы для идей, а идеи для нас, и догма не может быть значимее живого человека. Чувствовал, что все религии говорят об одном и нужны они лишь, чтобы помочь открыть глаза людям на них самих, а не ради догмы, возведенной в абсолют. И искать Бога каждому нужно в себе. И лишь внутри каждого он живет, а не в церквях и мечетях, суть которых - мертвые камни и суета. И обличий у Бога много, и является он часто совсем не в том, в чем нас уверяли с детства. Поэтому нет смысла строить каменные храмы, ведь Бога в них нет, а нужно помогать людям открывать его в сознании своем. Там и только там, можно найти его. Если принимать его в любых обликах. Но стоит только сделать себе запрет на какие-либо проявления его, чувства или желания и все... Вечно будет уходить он от тебя. Всю жизнь будешь пытаться схватить его, вечно ускользающего. Вечно томиться и не находить себе покоя. А он будет так близко... Потому не нужно творить кумиров ни из чего. Тем более из тех, кто взял на себя право вечно поучать других, ссылаясь на слова великих пророков, сами, не живя по этим словам...
И слепцы вечно ведут слепых, вместе падая в яму, и никогда не доходят. А ведь дойти может каждый. И не через много жизней, а в своей, одной единственной, и от этого бесценной для каждого жизни. Дойти и выйти за пределы радости и страданий, пространства и времени, жизни и смерти... и стать Творцом самому...
Так говорило мне небо, под аккомпанемент жаркого ветра, поющего в древних скалах. И лежащая рядом загорелая девушка, уже не была обычной студенткой, молодой и веселой, как миллионы ее сверстниц во всем мире. Это была богиня - природа. Священное женское начало, без которого невозможно рождение ничего сущего. Иштар, Берегиня, Богородица - в разные времена, у разных народов, она являлась под новыми именами, но это всегда была она - Великая мать всего живого и материальной вселенной. И лишь соединившись с ней во взрыве оргазма, мужское начало получало свободу и желание развиваться дальше. А зародившаяся от Божественного таинства, слияния мужского и женского, новая жизнь начинала свой путь во чреве Великой матери. И каждая женщина на свете есть часть Великой матери. А в каждом мужчине горит неугасимый творящий огонь Небесного отца, который бывает люди так бездарно иногда растрачивают... Сколько длилась вспышка моего просветления? Трудно сказать. Может миг, может минуту. И... все прошло. Зная из жизненного опыта, что такие озарения бывают у людей краткими, я, однако, больше не боялся исчезновения контакта с небом. Я чувствовал, что больше никогда уже не буду прежним. И что жизнь свою я теперь всегда буду согласовывать с полученным откровением. Просто потому, что правильно так, а не иначе. Никто не свете из людей мне не объяснит лучше. Все объяснения есть внутри меня, как и у каждого из людей. И контакт с небом будет появляться снова и снова. Все чаще и дольше. И я, наконец, вспомню все до конца, что еще не успело сообщить мне небо на морском берегу. Я знаю, точно, что оно обязательно расскажет мне, что трехлетний ребенок пытался вспомнить на солнечной пыльной дороге много лет назад.