Около года тому назад мною было написано эссе или маленькая книжица, или рефлексия, или, как кто-то определил намётанным глазом спеца, сублимация беспокойства, а именно - 'Книга-беспокойство'. Лишь в последние пару месяцев я получил какие-то внятные комментарии по поводу написанного или, с другой стороны, прочитанного, и мне захотелось что-то прояснить и довести до полной готовности местами сыроватый материал. Иными словами - внести полную ясность, что я хотел всем этим сказать, и почему не позволяю своему 'детищу' жить свободной, независимой жизнью где-то в информационных просторах или чьих-то умах, а возвращаюсь к нему и снова что-то ворошу. Видимо, беспокойство не полностью сублимировалось (требования стиля не позволяет вставлять здесь 'стилизованные графические изображения улыбающегося лица', в просторечии смайлики, без которых иногда сложно уловить мой реальный посыл, в частности, самоиронию).
Итак, что главным образом побудило меня написать 'Книгу-беспокойство' - это видение некоей общей основы или общего знаменателя или, по крайней мере, единой точки отсчета для разного рода духовных или философских учений. Это видение сплелось из моей внутренней опытности, 'микро-озарений', знакомства с религиозной, философской и психологической мыслью, наблюдений и сопоставлений, что позволяет говорить о некоторой основательности моего взгляда и его возможной полезности для более, чем одного лица. Кто-то может спросить, в чем, собственно, эта польза? Если учесть, что огромное число конфликтов на этой Земле связано с разделением на 'свой-чужой', нередко несправедливым, бессмысленным, высосанным из пальца, а также другими видами духовного невежества, то какая-то широкая, описывающая всех, а также расставляющая всё по своим местам окружность, вероятно, смогла бы устранить некоторые искусственные барьеры и порождаемое ими зло. Сказано: 'Блаженны миротворцы'. Т. е. в каком-то смысле я беру на себя миротворческую миссию, хотя делаю это с мечом - мечом различения, который в чьи-то души мир точно не принесет, и не без некоторой оглядки на тех, кто справедливо может спросить: 'По Сеньке ли шапка?' На это я бы ответил - главное, чтобы шапка не горела. Мой взгляд стоит любого другого, и если он в итоге мало кому пригодится и где-то затеряется, значит, поделом, так тому и быть. Кроме того, существует множество других форм передачи тех же самых истин (не побоюсь этого слова), более удобоваримых, на которые традиционно опираются многие учения. И если, скажем, кто-то осознаёт всю подноготную заповеди 'Возлюби ближнего своего, как самого себя' или 'Живите в настоящем моменте', или 'Будьте непривязанными', или 'Соблюдайте умеренность', или 'Будьте невинными как дети и мудрыми как змеи' и т. д., а тем более успешно это практикует - моя писанина точно предназначена не для этих людей. Перед ними, скорее, я сниму свою шапку. Я же пишу так, как ложится на душу, а ложатся туда несколько более замысловатые формулировки, хотя при всём при этом я осознаю преимущества краткости и простоты, аллегорий и метафор и т. д., в общем, любой недосказанности или иносказательности. Поэтому 'Книга-беспокойство' сложна для восприятия, она непоэтична, хотя и сдобрена цитатами стихов, на нее нужно 'взбираться', включать работу мысли и воображения, а не, скажем, проглатывать как суфле. В противном случае, она может застрять в горле как сухая колючка, и лучше тогда вообще не начинать ее читать. Однако, кажется, у кого-то чтение прошло без особой натуги и даже не без некоторого расширения сознания, поэтому снова предлагаю на суд читателя свое эссе, незначительно дополненное, заведомо обо всём предупредив.
***
'Люди говорят, когда утрачивают покой в своих мыслях'
Халиль Джебран
Если верить чтимому мною писателю и поэту, выходит, я утратил покой, раз собираюсь здесь наговорить на целую книгу или, точнее будет сказать, книжицу. Честно признаться, он прав, покой мой действительно омрачен. Вопрос в том, кому нужно мое беспокойство, зачем его навешивать на чужие головы, если у каждого его хватает и так, нередко, выше головы? Вероятно, читательский интерес должен вызваться тем, что помимо беспокойства внутри меня есть тихий уголок. Эта тишина будет мне и ответом, и прибежищем. Речь же пойдет, словами другого поэта, 'о добре и зле, о лютой ненависти и святой любви' - вещах, действительно стоящих огласки. Но сам я не поэт, и вышеозначенные мотивы буду раскладывать на 'элементарные частицы', рассматривать их 'под микроскопом', выводить какие-то закономерности и т.д. В общем, вряд ли я смогу усладить чей-то слух, и дело даже не столько в моем поэтическом бессилии. Говорят, дьявол, читай ненависть, кроется в деталях. Если их проговорить, вывести на свет Божий - зачастую в ущерб благозвучию - то можно изгнать нечистого с занятых им рубежей. По крайней мере, попытаться. Но хватка его крепка, и в этом, пожалуй, главная причина моего беспокойства.
≈
В одной из школ Суфизма, 'глубоководного' течения Ислама, самым страшным грехом считается быть оскорбленным. Возможно, это вызовет недоумение у тех, кому более созвучно традиционное понятие греха, как-то: 'Не убей', 'Не прелюбодействуй' и т.д. Суфийская же заповедь заходит с несколько иного бока. Говорят, Бог есть истина. И еще, Бог непоругаем. Равнозначным этому будет сказать - истина непоругаема. Продолжая в том же ключе, тот, кто стоит на истине, также становится непоругаем, и в этом смысле оскорбление есть ничто иное, как проверка его основ. По сути, непоругаемость означает сохранение покоя. После всех этих выкладок можно сказать, что покой есть признак истинности или истины в некоем абсолютном значении. Если по-простому, хотя и без явного духовного подтекста, народная мудрость гласит: 'Собака лает, слон идет'.
Однако, покой вовсе не исключает какой-то событийности или 'колебательных движений'. Скажем, волнение на море никак не противоречит безмятежности его глубин. Так же и запрет на богохульство - еще одна заповедь - легко соседствует с непоругаемостью Бога, и если хула действительно способна вызвать Его гнев, читай шторм, для ее источника это может оказаться существенной встряской. Одновременно с этим ничто не 'прилипнет' к Богу, не повлияет на Его самосознание, и в этом проявится Его покой.
По большому же счету, любая потребность, влечение или интерес - можно назвать это совокупно жаждой - будет нарушать некое условное равновесие или порядок вещей. Утоление жажды должно возвращать утраченный мир и, возможно, становиться ступенькой для более глубокого умиротворения. В свою очередь, это дает проявиться более утонченной и возвышенной жажде и т.д. Утрата покоя и возвращение к нему, более обогащенным или, наоборот, опустошенным, создает если не рисунок, то чертеж жизни.
Если абсолютный покой или Бог, или истина является конечной жизненной целью, наиболее возвышенной можно назвать ту жажду, что утоляется познанием истины, приобщением к вечному покою Бога. Особенность этого покоя, помимо его незыблемости, состоит в том, что он неотделим от радости. К примеру, в философии Веданты формула 'Сат-Чит-Ананда' - Бытие-Внимание-Радость - описывает природу Бога. Ощущение радости или утоление жажды на более низких ступенях происходит исключительно благодаря контрастности переживаний, разноименности зарядов, игре противоположностей.
Движение от неких имитаций покоя к покою истинному есть срединный или прямой путь, или просто Путь. На этом Пути разнородные заряды или противоположности, упомянутые выше, превращаются в спутников и, в конечном итоге, должны слиться в некое неразрывное целое. Под разными именами в различных духовных традициях этими спутниками выступают мужское и женское начала, они же янь-инь, раджас-тамас, солнце-луна, король-королева и т.д. Тождественным Пути будет Дао, Саттва, Великое Делание, Правь. Выбрав из всего этого многообразия солнце и луну, а также Путь, пожалуй, двинусь с ними дальше.
Для удобства можно представить стержень, читай Путь, вокруг которого обвиваются две спирали - солнечная и лунная - постепенно ускоряясь и истончаясь по направлению к его вершине. Несколько более объемно это будет выглядеть как поступенчатая, конусообразная конструкция, что-то близкое архитектуре минарета, буддистской ступы или маяка. Так или иначе, при отклонении любой из спиралей вся эта конструкция уподобляется скорее маятнику, чем маяку - на смену союзничеству приходят более или менее негативные зависимости. Но об этом несколько позже.
О качествах солнца и луны. Если более абстрактно, свет, порядок, теплота, жесткость, легкость, раскрепощенность, присущие солнцу, будут оттеняться темнотой, хаотичностью, холодом, мягкостью, тяжеловесностью, косностью луны. В приложении к человеческому сознанию - а всё повествование, по большому счету, развертывается вокруг него - солнце проявляется как реактивность, динамизм, различение, осмысление, трансцендентность. Лики луны: восприимчивость, желания, эмоции, чувства, интуиция, память. Можно сказать, что из различных солнечных отсветов складываются индивидуальность или 'я' человека, а луна их сопрягает с какой-то вещественностью, чувственностью, принадлежностью к общему целому. Вместе они образуют целостную личность или самость. Ниже набросаю основные вехи ее развития.
За исходную точку можно взять инстинкт самосохранения. Ощущение уязвимости и страх, исходящие от луны, будут вызывать ответную солнечную реакцию борьбы или бегства. Животное 'я'.
Следом идет инстинкт размножения. Мужская или женская, иными словами, активная солнечная или более пассивная лунная сексуальность обуславливает гендерное 'я'. Кроме того, здесь лунная чувственность сопряжена с солнечным смыслом продолжения рода.
Склонность к подчинению будет еще одним основополагающим лунным свойством. Здесь луна будет тяготеть к источнику, излучающему власть. Солнечным аспектом этой тяги будет способность распознавать компетентность или авторитетность этого источника. 'Я' слуги или, если угодно, 'я' ученика.
Чувство эстетики и творческое наитие становятся дарами луны на следующем этапе. Солнце их будет высветлять в какие-то конкретные, законченные формы и смыслы. 'Я' творца.
Следующим ликом луны будет стремление к накоплению и обладанию, а солнце переводить его на язык символов - имущество, деньги, положение в обществе и т.д. - и непосредственно претворять в жизнь. 'Я' обладателя.
Теперь настает черед любви, пожалуй, самого притягательного лунного света. В первую очередь, любовь направляется на солнцем озаренную фигуру матери, отца, братьев и сестер, далее своего супруга и детей. Иными словами, благодаря солнцу происходит осознание своего места и роли в семейном кругу. Где-то здесь также теплятся зачатки сострадания и чувства долга. 'Я' домочадца или семьянина.
В социальном 'я' облюбованные фигуры, кроме супружеской, выходят за семейные рамки. Материнство, отцовство, сыновнее или братское чувство, равно как дочернее и сестринское, суть лунное сияние, направляются на людей, не связанных непосредственными родственными узами. Иначе говоря, солнечные лучи освещают новые просторы и позволяют проявиться более утонченному чувству сопричастности, сорадования и сострадания. Тончайшей формой социального 'я' будет некое высшее, ничем не обусловленное универсальное 'я'.
Развитие всех вышеупомянутых 'я' показано не в хронологическом порядке, а скорее по мере утоньшения солнечного и лунного света. За отслеживание этого развития и по необходимости его корректировку отвечает созерцательное 'я', охватывающее собой все уровни и одновременно отстраненное от них. Память о всем пережитом и ощущение весомости со стороны луны вкупе со всеми осознанными идеями и принципами со стороны солнца будут столпами созерцательного 'я'.
До сих пор в этом описании не значился Путь, незримой нитью проходящий через все этапы становления. При Его участии лунное содержание будет переходить в солнечные действия и смыслы без значительных искажений или перекосов. По сути, это означает гармонию между внутренним и внешним. В этой гармонии, к примеру, животное 'я' не будет нагнетать страх, равно как и принимать излишние меры для собственной защиты без существования реальной, соразмерной угрозы. Или, гендерное 'я' подчинено более высокому 'я', ограничено узами супружества, понимаемого как союз мужчины и женщины, чтобы сексуальный обмен вызывал более чистое и глубокое удовлетворение помимо прямой своей функции продолжения рода. И здесь один из ключевых моментов: когда два этих низших 'я' достаточно узко регламентированы и находятся в состоянии покоя, сквозь них с наибольшей отчетливостью будет просвечивать невинность. Ей будет тождественна целомудренность. Это качество невозможно разложить на компоненты. Оно просто существует как некая изначальная данность, чистое бытие, хотя в какой-то мере ему будут присущи и солнечные, и лунные отблески. Невинность становится надежной основой для всего последующего развития, впрочем, никуда не исчезая и в наивысшей точке Божественного 'я'. Если мне позволено судить об этом уровне, здесь достигается максимально тонкое, целостное, невинное восприятие, а сообразные ему действия свершаются в состоянии покоя. Библейский образ льва, возлежащего с агнцем в раю, вполне может символизировать это совершенное утончение и объединение солнечного и лунного начал. Коран несколько иначе живописует райский сад, однако главной фразой его обитателей становится 'мир', суть покой. Бхагават Гита говорит о состоянии йоги, союза с Божественностью, как о действии в бездействии. Если под бездействием понимать покой, а не, скажем, безделье, в общем вырисовывается та же картина.
Однако вернусь к гармонии между внутренним и внешним на более низких ступенях. Уже говорилось, что солнцу присуща трансцендентность, т.е. стремление выйти за некие условные рамки. Луна же склонна замыкаться на себе. Поэтому Путь становится чувством меры для обоих начал, т.е. ограничивает их естественные тенденции и тем самым увлекает за собой.
В отношении животного и гендерного 'я' примеры уже приводились.
Если идти дальше по нарастающей, 'я' слуги или склонность к подчинению хороша до тех пор, пока для луны действует ограничитель 'Не создай себе кумира'. Солнце, со своей стороны, должно признавать необходимость высшего авторитета.
Ориентиром для творческого вдохновения или наития будет благоприятность или чистота знаний. Кроме того, наитие должно быть выражено, а не оставаться в плену воображения, поэтому Путь его будет как бы 'выталкивать' к солнечному свету. С другой стороны, солнце должно выражать лишь то, что имеет под собой какую-то реальную основу, а не пускаться во все тяжкие, излучая свои собственные смыслы. Т.е. мерой для солнца на этом уровне, как, впрочем, и на всех последующих, становится ощущение реальности.
На следующем уровне стремление к накопительству будет умеряться способностью довольствоваться малым. Благодаря этому луна уменьшает поглощение каких-то материальных благ и способна отдавать, т.е. проявлять щедрость. Ее солнечным эквивалентом будет чувство достоинства, основанного на умеренности. Выход за эти рамки означает излишнее движение в сторону символического, т.е. статуса, первенства, превосходства.
В эмоциональной сфере Путь будет сохранять чистоту лунного сияния, чтобы не происходило порабощения или излишнего растворения в объектах любви. Солнце, в данном случае, объект любви, получает понятие о взаимности и ответственности. В противном случае, оно склонно эксплуатировать чужие чувства.
Примерно тот же принцип работает для социального 'я', хотя здесь речь скорее идет об ощущении сопричастности. От растворения или размытости в общем целом луну будет удерживать осознание своих прав, а солнце от индивидуализма - обязанности, соразмеренные Путем.
В созерцательном 'я' луна будет тяготеть в сторону весомости или несомненности знания, а солнце подвергать его критической оценке. Здесь Путь становится чем-то вроде третейского судьи. С одной стороны 'непогрешимость' луны будет испытываться новым, 'солнечным' знанием; с другой стороны, в противовес солнцу будет предлагаться нечто проверенное временем, т.е. сбереженное луной. Гармоничное сопряжение солнца и луны на этом уровне достигается приверженностью обоих истине или некоему высшему порядку.
Если в свете всего вышесказанного снова вернуться к Божественному 'я', здесь объединение солнца и луны будет означать полное слияние весомости и смысла, абсолютность и непоколебимость знания, выражающееся в непреходящей ясности и покое. К примеру, в Буддизме это состояние называют Бодхи, на языке йоги - Нирвикальпа самадхи или 'осознание без сомнения'.
Стоит осветить еще один важный момент - благодаря Пути с каждым последующим уровнем уменьшается зависимость от предыдущего. Иными словами, когда союз солнца и луны становится всё более тонким и продолжительным, его кратковременные и грубые формы как бы отходят на задний план. К примеру, чувство материального достатка и семейного благополучия умеряет сексуальное влечение, но, в свою очередь, само теряет вес благодаря эмоциональным привязанностям. Последние превозмогаются или просветляются коллективной идентичностью, т.е. социальным 'я'. Скажем, ради защиты своей родины мужчины (как и женщины) оставляют свои семьи и уходят на фронт. Социальное 'я' способно расшириться до универсального - над-полового, над-расового, над-кланового, над-этнического, над-конфессионального, где во главу угла ставится истина, и в угоду ей жертвуется всё остальное. Это расширение происходит в т.ч. за счет созерцательного 'я', т.е. следованию определенным принципам или идеалам. Сократу принадлежат слова: 'Платон мне друг, но истина дороже'. Есть более жесткое евангельское высказывание, передающее ту же суть: 'Кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто любит сына или дочь более, нежели Меня, не достоин Меня'. Вероятно, эта истина должна смягчаться тем, что взамен всему, приносимому ей в жертву, дается нечто такое всеобъемлющее, умиротворяющее и прекрасное, что заполняются все зияющие пустоты. В том случае, конечно, если берется последняя высота.
≈≈
Следование Пути, а тем более достижение каких-то высот - это некий идеал, и, как положено всякому идеалу, к нему приближаются крайне редко. Говорят, человеку свойственно ошибаться, читай, отклоняться. Верным признаком отклонения всегда будет несостыковка солнца и луны на некой условной высоте и, как следствие, излишнее притяжение между ними на более низком уровне. В конечном счете, это будет означать хрупкость гармонии или дисгармоничность. Мимоходом я сравнил отклонение от Пути с качанием маятника, но сюда нужно добавить еще несколько штрихов, чтобы как можно лучше запечатлеть это движение.
Можно представить пружину в форме полукруга или дуги, прикрепленную обоими концами к горизонтальной плоскости. В верхней точке дуги будет что-то вроде перемычки, разделяющей ее на две равные стороны или боковинки. Если еще немного пустить в ход воображение, через центр дуги будет проходить вертикальное силовое поле, постепенно и равномерно поднимая пружину, сближая ее боковинки и предохраняя их от чрезмерных колебаний.
При настойчивых попытках любой из боковинок 'перетянуть одеяло' на себя и уклониться от силовых линий поля - подобное своенравие также необходимо учесть в воображаемой картине - она будет в той или иной мере лишаться его поддержки. Кроме того, ограничителем или противовесом отклонившейся стороне одновременно становится ее собственное основание, а также другая боковинка. При чем последняя будет натягиваться сильнее, тем самым увеличивая свой энергетический потенциал. Если курс движения не меняется, т.е. не происходит 'отцентровка', то колебание или схлопывание пружины в противоположную сторону, т. е. наискось вниз, становится неизбежным. Вероятно, излишним будет говорить, что пружина символизирует взаимосвязь солнца и луны, двух боковинок, в силовом поле Пути либо вне его. Ниже очень схематично показано движение пружины вверх, а также отклонения в ту или иную сторону:
http://s13.postimg.org/pznvxwqwn/image.jpg
Если еще чуть 'глубже в лес', солнечная сторона имеет довольно мало изгибов, и в основном это касается ее нити или верхней части. У самого же основания она подобна прямому, толстому жгуту. Лунная боковинка целиком спиралевидна, начиная от больших, тяжеловесных колец до более легких и маленьких витков в верхней ее оконечности.
По большому счету, к восхождению стремятся или склонны лишь верхние области пружины, поскольку несут в себе отпечатки друг друга. Т.е. некоторая витиеватость нити суть отпечаток луны, а бóльшая легкость и подвижность витков - след солнца. Благодаря отпечаткам возможно более глубокое взаимопроникновение и сопряжение этих светил. Даосский символ 'инь-янь', в котором каждое из начал содержит в себе частицу своей противоположности или дополнения, в общем, отражает этот принцип:
http://s13.postimg.org/42vam4uon/image.jpg
Что касается нижних частей, т.е. жгута и колец, они слишком поляризованы, поэтому здесь поиск своей пары направлен целиком вовне. Жгут и кольца порождают довольно приземленные жажды, играющие 'на вторых ролях' в отличие от более высоких устремлений.
Однако следует отдать должное и земному. На первых порах одного силового поля недостаточно, чтобы как следует завести весь этот 'пружинный механизм'. И здесь основной груз ответственности ложится на солнечную сторону, а именно жгут, поскольку в отличие от инертной и малоподъемной луны солнцу присуще восходящее движение. Однако из-за дугообразности и замкнутости пружины солнечный вектор как бы смещается в сторону от срединной вертикали. Кроме того, благодаря своей мобильности солнце может отклоняться достаточно далеко. Поэтому совершая поступательное движение, солнце должно вовремя 'ухватиться' за луну, чтобы одновременно выпрямить свой вектор и дать импульс к развитию своей лунной спутнице. 'Оживленные' кольца становятся надежной опорой, противовесом и дополнением жгуту. Достаточно гармоничное взаимодействие жгута и колец, иными словами, установление относительного покоя в этой области пружины, позволяет в дальнейшем проявиться более тонким ее завиткам.
На нормальном, человеческом языке использование жгута в известных границах означает целенаправленную деятельность, дисциплину, обучение, обретение профессиональных навыков и положения в обществе. 'Окольцовывание' в общем и целом подразумевает какую-то семейную, социальную, религиозную обсуловленность, простые, житейские радости и материальное благополучие.
Предоставленные же сами себе, жгут и кольца годятся лишь для животной или полуживотной жизни. Памятуя о гармонии между внутренним и внешним, такая жизнь была бы человеку не к лицу. Но коль скоро речь зашла о животном, и если окончательно перекинуть мостик к предыдущей части повествования, низом пружины следует считать животное и гендерное 'я', а также 'я' слуги, 'я' творца и 'я' обладателя. Условный водораздел между низом и верхом проходит через 'я' домочадца или семьянина. Т.е. для обретения человеческого подобия нужна как минимум какая-то теплота чувств. Верх охватывает собой социальное и созерцательное 'я', в некоторых случаях уступающих место Божественной высоте.
Продолжая животную тему, если солнечный жгут совершает недостаточно усилий и подпадает под власть грубой чувственности, либо имеет место перебор, т.е. дисциплина и статус значительно заглушают любовь и сострадание, между нитью и витками разверзается пропасть, Путь блокируются. В этом случае силовые линии поля не способны перехватить движущий импульс жгута, и практически единственной для него отдушиной остаются лунные кольца. В конечном итоге, жажда власти и грубая чувственность, суть неподконтрольные жгут и кольца, будут сопутствовать друг другу. В подтверждение этому, властолюбивые люди тяготеют к грубым удовольствиям. Те же, кто безраздельно предается похотям, как правило, легко манипулируемы и сами довольно неразборчивы, в т.ч. грубы и агрессивны, в достижении своих целей.
Вероятно, стоит расшифровать 'грубую чувственность', поскольку здесь под одной гребенкой оказываются довольно разные вещи. Помимо чисто плотских наслаждений и довольно приземленного эстетического восприятия, сюда также можно отнести эмоции преклонения или поощрения, получаемые извне. Т.е. грубость чувств не только подразумевает чисто плотский уровень или заточенное под него восприятие, но и более тонкие проявления солнца и луны. Однако здесь ключевым становится излишняя зависимость от внешнего в отличие от большей самодостаточности, предоставляемой Путем.
Что касается грубости, доведенной до предела, здесь в пору говорить об извращенной природе жгута или колец. Скажем, со стороны солнца таким извращением будет садизм, т.е. получение удовольствия от чужого страдания, суть низкого лунного излучения. Мазохизм - извращенная склонность к подчинению - будет лунным эквивалентом, ищущим свой солнечный кнут. По большому счету, сюда можно отнести многое из того, что в священных книгах обозначено как 'мерзость пред Господом'. В несколько ином разрезе это выглядит так: 'Серые птицы с человеческими лицами роются в помойках в поисках любви'.
Однако, взятие под контроль жгута и колец не предохраняет от отклонений как низкого, так и более высокого порядка. По сути, восхождение означает всё большее расширение любви на основе здравомыслия, умеренности и невинности, и всё то, что не позволяет любви расшириться во всей полноте, становится преградой к росту. Скажем, жизнь сугубо интересами семьи не позволяет должным образом проявиться социальному 'я' и получить более панорамную и устойчивую перспективу. Это что касается солнечной нити. В отношении луны, любовь неизбежно будет вбирать более грубые взвеси, такие как жажда к обладанию, утрачивая тем самым свою изначальную чистоту.
Даже если фундамент достаточно крепок, а любовь стремится к расширению за пределы родственных уз, Путь и в этом случае может упереться в тупик. В общем и целом, в социальном 'я' отклонением становится либо индивидуализм, либо коллективизм, и здесь окончание 'изм' подразумевает излишнюю фиксированность, следовательно - отсутствие гармонии. Уровнем выше, созерцательное 'я' способно грешить чрезмерной критичностью либо слепотой убеждений. Благодаря прочности основы и отпечаткам эти отклонения выравниваются сравнительно легко, если они недостаточно велики. В противном случае, соскальзывание либо отвесное падение вниз становится закономерным исходом.
Скажем, индивидуализм, не уравновешенный витками луны, т.е. более тонким ощущением сопричастности, будет тяготеть к ее кольцам, т.е. грубой чувственности. Коллективизм более склонен к доминированию и агрессии, т.е. проявлениям жгута, не дотягиваясь до вышитых солнечной нитью прав личности. Сильные отклонения здесь чреваты глубиной падения, учитывая исходную высоту. Как по мне, отклонение в сторону индивидуализма отражено в древнегреческом мифе об Икаре, рухнувшем в морскую пучину, когда его восковые крылья расплавились от чрезмерной близости к солнцу. Если провести образные параллели, воск будет тождественен отпечатку луны, т.е. чувству сопричастности, убывающем по мере нарастания индивидуализма, т.е. близости к солнцу. Символически морская вода очень близка к лунным кольцам, поскольку обе подразумевают низкую женскую стихию. Солнце в обоих случаях находится там, где ему и положено быть.
Созерцательное 'я', как уже говорилось, также может 'накрениться' как в одну, так и в другую сторону. Впрочем, выстраивание гармоничной вертикали вплоть до этого уровня такая редкость, что более уместным будет говорить о его использовании более низкими 'я' в угоду своих интересов или желаний, т.е. оправдывая их, превращая во всевозможные 'измы' и т.д. Если же нить и витки смогли утончиться в достаточной мере для созерцательного или философского восприятия, то, вероятно, главной помехой здесь становится гордыня. В этом смысле, гордыня скорее не мать всех грехов, а последнее испытание перед узкими вратами Божественного 'я'. А так вполне можно согласиться с христианским вероучением, что гордыня способна забросить в какой угодно из низов...
Вероятно, образ пружины слишком механистичен, чтобы говорить о таком сложном и, главное, живом процессе, как духовное восхождение, а также отклонениях на этом пути. Еще, нет полной уверенности в том, насколько он доступен для восприятия. Вероятно, здесь вполне бы подошел другой, несколько упрощенный образ. Можно представить лифт без кабины, т.е. одну его платформу, поднимающуюся вверх. Цепляния пассажиров за какие-то крючки, торчащие из противоположных стен шахты, не могут остановить или как-то изменить движение платформы. Скорее, крючки будут вырываться из стен, а те, кто за них ухватился - откидываться в противоположном направлении. Кто-то, не удержавшись на платформе, будет падать в шахту...
Так или иначе, если предельно сжать предыдущие параграфы до нескольких предложений, человеческое сознание имеет систему сдержек и противовесов, эта система иерархична, и в ней 'каждый сверчок должен знать свой шесток'. Нарушение равновесия неминуемо приводят к сбоям, что усиливает инстинктивную или низменную природу и перекрывает доступ к высшим ступеням иерархии. Остальное - детали и нюансы. Хотя изначальная задумка такова, что именно здесь по дьяволу должен вестись прицельный огонь.
Также, выстраивание иерархии не обязательно происходит с самых низов и ровно по линейке вверх. Взять хотя бы тот факт, что сознательная жизнь большинства людей начинается с относительной невинности и любви, т.е. необходимого минимума, чтобы в дальнейшем нести свет человеческого достоинства. Кроме того, проблески Божественного 'я', изображенного мною, вероятно, чересчур абстрактным или недостижимым, возможны в самых неожиданных местах. Иными словами, жизнь сложнее, чем любой ее схематический набросок.
Жизнь сложна и потому, что полна соблазнами и травмирующими событиями, т.е. возможностями для отклонений. В то же самое время Путь ненавязчив, и без должной духовной подготовки непросто нащупать в себе Его нить, тем более за нее ухватиться.
Стоит ли также говорить, что все вариации отклонений не ограничиваются отдельно взятой личностью. Отклонения происходят с целыми обществами или сообществами, передаются из поколения в поколение и 'освящаются' пылью веков. Это, конечно же, никак не упрощает задачу выпрямления Пути, учитывая консервативную природу человека.
Отклонение от Пути, как уже говорилось, создает излишнее напряжение или притяжение между отклонившейся стороной и сдерживающим ее противовесом. Сюда следует добавить, что одно отклонение нередко вызывает как реакцию другое, и суммарно все элементы Пути сохраняются, если не внутри, то вне Его поля. Однако в последнем случае это принимает искаженный, гипертрофированный вид. В качестве примера можно взять высвобождение европейской науки из-под гнета средневековых религиозных предрассудков и жестоких преследований инакомыслия. В последствии, как реакция, она отвергает какую-либо религиозность. Тот же феминизм есть ни что иное, как реакция на историческое подавление женщин, а если еще глубже - подавление жгутом тонкого лунного сияния. Идея свободной любви станет итогом ханжеского или поверхностного подхода к духовности; либерализм есть порождение консерватизма с его тенденцией 'закручивать гайки'; коммунизм будет реакцией на порочность капиталистической системы, сам, впрочем, неся всевозможные 'издержки' строительства и т.д. В общем, любой из 'измов' содержит в себе частичку высшей правды, но ни один не способен охватить ее во всей полноте. К слову, традиционно приверженцы солнечного пути именуются правыми, лунного - левыми. Здесь на ум приходят следующие строки: 'Да только есть ли на свете Бог? Есть ли на свете дом? Мы вас искали так много лет. И мы кидались на левый борт, перекошенных вправо времен, чтоб выровнять их, но они нас предали земле...'
Наконец, если вернуться к исходным мотивам, заново их собрав из деталей, добром следует считать пребывание в силовом поле Пути, сохранение гармонии между солнцем и луной. Зло в этом случае приравнивается к отклонениям от золотой середины. Чем сильнее отклонения, тем больше они порождают зла, и тем больше возникает неприязни к добру. По всей видимости, эта неприязнь способна доходить до лютой ненависти.
≈≈≈
Если с добром и злом более или менее прояснилось, и ненависти нашлось какое-то объяснение на скорую руку, остается святая любовь, к которой толком еще не подступался. Можно с уверенностью сказать, что этот мотив тесно переплетен с Богом. Как, вероятно, уже понял читатель, на вопрос, есть ли на свете Бог, для себя я ответил утвердительно. Более того, в моем понимании Он сам есть свет, а значит исходящая от Него любовь должна быть светоносной, т.е. святой. Для простоты, Божественный свет буду именовать Светом, а святую любовь - Любовью.
Как мне видится, Свет и Любовь неразрывно связаны между собой, однако сущностно различаются. К примеру, в Библии говорится, что человек создан по образу и подобию Божиему. Коль скоро этот образ отражает устройство человеческого сознания или души, Свет и Любовь можно отдаленно сравнить с разумом и эмоциями, но на некоем высочайшем уровне. Исходя из принципа 'что наверху, то и внизу', разделение на мужское и женское должно иметь место не только в тварном мире, но и самом Творце. В этом смысле Свет есть изначальный мужской принцип или Отец, а Любовь - предвечная женственность или мировая душа, или Мать. В границах Пути солнце качественно стремится к Свету, а луна к Любви, и их слияние должно как бы имитировать святое первоначальное единство. С учетом сказанного, библейское 'И Дух, и Невеста говорят: прииди!', возможно, предстает в несколько ином свете.
Вероятно, это по-другому осветит и нижеследующий стих из Корана:
'Аллах - свет небес и земли. Его свет - точно ниша; в ней светильник; светильник в стекле; стекло - точно жемчужная звезда. Зажигается он от дерева благословенного - маслины, ни восточной, ни западной. Масло ее готово воспламенится, хотя бы его и не коснулся огонь. Свет на свете! Ведет Аллах к Своему свету, кого пожелает, и приводит Аллах притчи для людей. Аллах сведущ о всякой вещи!'
Особое внимание стоит уделить маслине ни восточной, ни западной, а также его маслу. Расположение ни на востоке, ни на западе указывает на некую середину, в частности, срединный путь, т.е. Путь. Масло символизирует женское начало довольно тонкой и возвышенной природы, поскольку оно способно воспламеняться, т.е. переходить в свет. Здесь же идет речь о тончайшем из сияний - свете Бога. Выходит, что Коран, хотя и более завуалировано, также говорит о двойственности или поляризованности божественной природе.
Двойственность Единого в т.ч. выражается в разном подходе Его ликов или ипостасей к творению.
Свет трансцендентен тварному миру и зажигается лишь как итог достаточной его одухотворенности. Сюда напрашиваются строки: 'Свет! Был бы ты в силах согреть - было бы просто. В синей небесной шинели ввысь по отвесной скале невесомы, шли бы к тебе по ту сторону стона мы, сквозь ледяные тоннели...'.
Любовь же присутствует в самом творении, более того, в своем первозданном виде творение является Ее выражением и формой. Любовь ведет свое детище к Свету и более доступна созданиям, которым суждено стать светильниками Духа. С другой стороны, удостоиться внимания Любви, кажется, не так просто, когда речь заходит о достижении довольно высокой гармонии. Образно говоря, перед тем, как зажечь масло, его вначале необходимо выжать и освободить от всех негорючих примесей, а это довольно трудоемкий процесс. Коль скоро речь зашла о масле, именно эта особая, можно сказать, элитарная или чистейшая форма Любви сопоставима с маслом благословенной маслины из Корана. Если говорить о Ней как о движении человеческой души, это будет жаждой истины, любовью к Богу, желанием единства с Ним. Она же преобразуется и в библейскую Невесту, скрываемую землей. По всей видимости, эта Невеста способна выходить из своего 'укрытия', но чем-то заурядным или будничным это никак не назовешь:
'Вот, придет время, когда придут знамения, которые Я предсказал тебе, и явится Невеста, и являясь покажется,- скрываемая ныне землею'.
Если перескочить от авраамических религий к более древним, скажем, Индуизму или Санатана-дхарме, здесь представление о двух ипостасях Бога - мужской и женской - проходит лейтмотивом через всю духовную традицию. Шива-Шакти, Пуруша-Пракрити, Параматма-Парабрахма, Кришна-Радха - вот, пожалуй, основные имена Света и Любви, звучащие на хинди или санскритском наречии.
В учении Индуизма довольно детально разработано, как проявляется Любовь, какие Она принимает формы и какие выполняет сообразные им задачи. Одну из этих форм можно поставить вровень с Невестой, скрываемой землей, или маслом благословенного дерева, а именно Кундалини. На санскрите это имя означает 'свернутая кольцами'. Кундалини также нередко именуется целомудренной невестой Шивы или Гаури. Если учесть, что Шива символизирует изначальный мужской принцип или Свет, он же Дух, можно усмотреть довольно явственные параллели с Библией.
Если искать какие-то фонетические помимо семантических сходств с исламской традицией, чистые компаньонки или девственницы, обещанные правоверным в раю, именуются Гуриями. По крайней мере, автор этих строк не нашел никаких прямых указаний, что отношения с Гуриями непременно подразумевают сексуальное соитие. Скорее, речь идет об ублажении, которое в т.ч. может быть довольно тонким и одухотворенным. К слову, пробуждение Гаури Кундалини ассоциируется именно с таким видом блаженства. Здесь также стоит добавить, что согласно исламской традиции наивысшая цель мусульманина, т.е. покорного Воле Аллаха - узреть Его Лик. По меньшей мере, это отодвигает более грубые или низкие мотивы на задний план.
Так или иначе, согласно классическим текстам Индуизма Кундалини пребывает в человеческом теле в 'дремлющем' состоянии, при чем тонкие, духовные процессы здесь напрямую увязываются с физиологией. 'Спальные покои' Кундалини располагаются в крестцовой кости у основания позвоночного столба. Пробуждается она благодаря достижению достаточно высокой гармонии между солнцем и луной, отраженной в чакрах и нади, т.е. тонких, энергетических центрах и каналах, что соответствуют различным участкам нервной системы. Поднимаясь и достигая определенного уровня, она как бы 'запечатывает' эту гармонию. В конечном счете, Кундалини должна окончательно просветить соискателя.
В этом контексте образ пружины перестает быть просто плодом моего воображения. Ее солнечную боковинку можно соотнести с Пингала нади или солнечным энергетическим каналом; лунная боковинка вполне подходит под описание Ида нади или лунного канала; Сушумна нади или центральный канал отражает Путь. Различные уровни гармонии или этапы Пути распределяются по чакрам. Скажем, перемычка, разделяющая солнечную и лунную боковинки, будет соответствовать чакре на уровне перекрестья зрительных нервов:
http://s22.postimg.org/lte8pu229/image.jpg
Остается теперь всё свести воедино. Для достижения достаточно высокого уровня гармонии или прочного сопряжения нити и витков, Любовь должна подняться в силовом поле Пути, по крайней мере, до 'я' домочадца или семьянина, чтобы сообщить чувствам особую чистоту и глубину. Иными словами, масло маслины благословенной ни восточной, ни западной воспламеняется, чтобы зажечь свет Аллаха в жемчужном светильнике сердца. Либо же, Невеста, скрываемая землею, устремляется к своему Жениху-Духу потоком живой воды из храмины тела, чтобы 'чисто сердце созиждити'.
Если же говорить о высочайшей гармонии, Любовь должна преодолеть перемычку между солнечной и лунной боковинками и открыть завесу Божественного 'я'. Возвращаясь к Корану, верующий восходит на седьмое небо, т.е. наивысший уровень рая, и припадает к особому источнику, откуда 'пьют рабы Божии, заставляя его литься течением'. На библейском языке, поток живой воды доходит до высочайших палат Царствия Небесного, в котором 'Дух дышит, где хочет' или священный союз Невесты и Духа достигает своей кульминации. Там же и лев с агнцем, читай укрощенные, просветленные и нераздельно слитые солнце и луна, будут пребывать у Их стоп.
Как мне видится, наиболее детализированное описание 'лестницы на небеса' дают индуистские тексты, во многом восполняя пробелы и недосказанности других традиций, а также переводя язык символов в более конкретную или вещественную плоскость.
Итак, согласно традиции Индуизма Кундалини поднимается по позвоночному столбу через систему чакр и нади, пронзает шестую чакру на уровне зрительного центра и входит в седьмую чакру в лимбической области мозга. Там Она соединяется с Шивой, т.е. Светом. Их соединение, помимо прочего, отражается в сердечной чакре в виде глубокого умиротворения и любви. Сам подъем Кундалини связан с ощущением прохлады вдоль позвоночника и в области темени. Прохладе нередко предшествует очищающий жар.
Еще более углубляясь в детали, Гнянешвар, один из величайших святых Индии, так описывает пробуждение Кундалини в своем труде 'Гнянешвари':
"Кундалини поглощает в теле таттву земли (твердые частицы) и таттву воды (жидкие частицы). Насытившись, она расслабляется и входит в спинной нерв Сушумну. Будучи удовлетворенной, она источает нектар, окутывающий тело. На этой стадии жар покидает тело, оно становится прохладным изнутри и снаружи, и утраченная сила восстанавливается"
Другой индийский светоч Кабир изобразил это более поэтично, под стать христианским либо исламским пророкам:
Сгорая, я нашел воду Рамы.
Она охладила мое пылающее тело...
Ты уходишь в лес,
Чтоб убить свое 'я'.
Но к Светлейшему путь -
Лишь эта вода.
Огонь сжигал
И людей, и богов.
Вода Рамы спасла
Его рабов.
В мирской суете
Есть источник покоя.
Можешь пить с него вечно,
Он не иссохнет.
Кабир говорит:
'Хвала Сарангпани!';
Вода Рамы
Утолила мою жажду
Если же снова обратиться к христианским источникам, на этот раз достаточно современным, в них будет проскальзывать и поэтичность, и некоторая конкретика:
"...Поистине, во время действия непрестанной молитвы, когда благодать начинает утешать человека, он чувствует, что из сердца его, как из переполненной чаши, истекает некая влага, которая наполняет постепенно всю душу и тело. Мы видим - особенно подробно описывает это, как мне кажется, святитель Игнатий (Брянчанинов), - что в сошествии Святого Духа есть ощущение и тепла, и прохлады. Они удивительно совмещаются в этом действии благодати, равным образом даруемой и нам, и апостолам. Единственная разница: им благодать была дана в полной мере, и они ее всегда хранили, а мы часто теряем, и она оскудевает до такой степени, что мы ничего не чувствуем, становимся совершенно пустыми и иногда даже уподобляемся безбожникам. В этом случае благодать в нас подобна источнику, который засыпан грязью. Но если мы его расчистим, то вновь живая вода потечет из нашего сердца, оросит душу прохладой и согреет ее благодатным огнем".
...Немного отступлю здесь от темы, впрочем, ничуть при этом не уклонившись от заданного курса. Коль я 'разделил' Бога на Отца и Мать, сам собою напрашивается Ребенок.
Конечным плодом Любви, как уже говорилось, становится просветленное творение или рождение Божественного 'я'. Среди прочего это подразумевает особенно близкие или родственные отношения со Всевышним. Примерно эту мысль высказывает Христос, обращаясь к своим апостолам: 'Отныне вы уже не рабы, но сыновья'. Суфии говорят 'вали', друг Аллаха. В обоих случаях со стороны сына либо друга, конечно же, исключается панибратское или фривольное отношение.
Здесь стоит сказать, что сыновнее чувство, означающего любовь и близость к родителям и, одновременно, подчинение и сохранение с ними уважительной дистанции, соизмеряется Путем. Более того, сам Путь всею своею сутью выражает принцип сыновства или Сына, если речь идет о Матери и Отце. Иными словами, Бог способен испытывать чувство отцовства или материнства к творению, когда оно проникнуто Сыном, находится в границах Его поля, тем более, в каких-то высших его иерархиях. И если Христос как историческая личность из плоти и крови воплощал собою принцип Сына, следующие Его слова могу быть поняты в намного более широком контексте: 'Я есмь путь и истина и жизнь; никто не приходит к Отцу, как только через Меня'. Т.е. к Отцу приходят не те, кто формально следуют Христу, а влекомые силовыми линиями Пути, чья любовь способна расшириться до Любви с большой буквы, а свет знаний разгореться до Света.
Наконец, как человеческий сын в отношении своих родителей, так и Сын не может быть поставлен на один уровень с Отцом и Матерью и всегда будет играть хоть и ключевую, но подчиненную роль. Такое видение в т.ч. несколько иначе расставляет акценты в христианском учении о Святой Троице, где каждая ипостась Бога считается равновеликой. Вероятно, всё это не имеет большого практического значения. Просто обговариваются детали, где это видится возможным.
≈≈≈≈
От горнего к дольнему. Рассуждения о высоких материях не так важны тем, кого жизнь застигает врасплох, скажем, матери, чей ребенок пропал без вести, или ребенку, которого, быть может, где-то истязают, или человеку, ставшему глубоким инвалидом... В жизни полно драм и, кажется, не всегда можно найти какой-то смысл в происходящем, тем более утешение. Но тем, кого еще не подхватили какие-то жернова, и чьи тела и души пока ими не перемолоты, возможно, стоит учесть, как описанный здесь 'пружинный механизм' работает на глобальной уровне. Я не скажу ничего нового по сути, но по форме всё должно предстать в несколько ином свете. Кроме того, глобальность видения требует иных образов, и одной пружиной здесь не обойтись.
Итак, если отложить пружину в сторону, вместо нее возникает гигантская центрифуга с центростремительной и центробежной силами внутри ее чрева. В самом центре будет Бог. Центростремительная сила тождественна Пути в некоем изначальном, космическом смысле, а не индивидуальном или частном выражении. Центробежная сила подхватывает всё, что выходит за рамки Пути, т.е. отклоняется, и выносит к периферии 'вращательного барабана'. Можно сказать, этой силой Бог отвергает от Лица Своего. Во внутренних стенках барабана будет что-то наподобие выемок, куда, в конечном итоге, затягивается всё, утратившее связь с центром. И, конечно же, центрифуга будет поделена на два отсека, солнечный и лунный, т.е. помимо центростремительной и центробежных сил будет раскинута и эта полярность.
В общем и целом, всё сущее находится в какой-либо точке этой гигантской центрифуги, и это относится как к проявленному, физическому миру, так и духовному. Сонастройка с центрифугой, ее центром или периферией, происходит благодаря индивидуальной 'пружине' каждого существа. В общем, такой себе 'сортировочный цех': 'И Бог раскладывал нас бережно товарами на полочки'.
Пребывание в потоке центростремительной силы, читай Пути, означает особое Божественное благоволение. Отклонения же лишают Его милости, читай, родительского чувства. То, что в итоге отбрасывается к периферии, открывается всем ветрам, в том числе, дующим из стенных отверстий. Возможно, псалмы Давида скажут об этом менее технократично:
'Тогда будут звать Меня, и Я не услышу; с утра будут искать Меня, и не найдут Меня. За то, что они возненавидели Знание и не избрали [для себя] Страха Господня, не приняли Совета Моего, презрели все обличения Мои; за то и будут они вкушать от плодов путей своих и насыщаться от помыслов их. Потому что упорство невежд убьет их, и беспечность глупцов погубит их, а слушающий Меня будет жить безопасно и спокойно, не страшась зла!'
К слову, либо Бог не сдерживает Своего обещания; либо люди, по незнанию или вполне осознанно, не следуют Его заветам. Лично я исхожу из последнего.
Особенно хотелось бы заострить внимание на внутренних стенных отверстиях центрифуги и содержимом их хранилищ. Затягивает туда, как было сказано, из-за серьезных отклонений от Пути. Своего рода, это темницы для неприкаянных или беспутных духов. Впрочем, кажется, в каких-то периферийных мирах они могут и 'благоденствовать', но спектр их удовольствий ограничен и, с точки зрения Центра, довольно жалок. Так или иначе, доступность к этим темницам или темным мирам или же попадание их обитателей в мир живых зависит, как было также сказано, от сонастройки живых, т.е. людей, с центростремительной силой. Чем больше они, вернее мы отклоняемся от Пути, тем больше риск 'протоптать' внутри себя дорожку к периферии и вызволить оттуда их обитателей, а также подчиниться их воле. Под влиянием таких 'полипов', скажем, можно зарубить свою семью топором, а затем опомниться и прийти от содеянного в ужас...
В общем, помимо чисто житейских или по-человечески понятных слабостей и изъянов, уводящих с Пути, на Его обочине подстерегают этакие ямы с 'кольями и змеями'. Следующие слова Сталкера из одноименного фильма будут здесь вполне уместны: 'Зона - это сложная система ловушек'. Также вспоминается видение Серафима Саровского, как бы с высоты птичьего полета узревшего возносимые с земли молитвы словно фимиам, оберегающий души молящихся. Что в т.ч. логически вытекает из этого опыта: в мире по ту сторону существует нечто, чего действительно стоит остерегаться.
Теперь остается всё свести к каким-то закономерностям, проистекающим из этой незримой, но достаточно реальной стороны жизни, возможно более реальной, чем видимое на поверхности.
Во главу угла становится уже знакомое притяжение между солнцем и луной, т.е. мужском и женском началами. Всё прочее зиждется на этом законе притяжения или увязывается с ним.
Другая идея также озвучивалась, а именно, что все элементы Пути сохраняются внутри либо вне Его поля. Т.е. невозможно избежать того, что есть или должно быть по внутренней логике развития Пути, каким-то образом игнорируя, подавляя или вытесняя это. Как говорится, ты его в дверь, а оно в окно. Несколько иначе это сформулировал Юнг: 'Если человек не осознает внутреннее содержание своей психики, оно влияет на него извне и становится его судьбой'.
Принцип 'домов, обреченных на развалины' будет означать лишение милости Бога, Его защиты и благословений. Как мне видится, не всегда легко провести черту между испытанием, лишением Божественной милости и произволом. В конце концов, страдать может и невинность. Как мне это представляется, если Бог действительно хочет кого-то от чего-то уберечь, у Него не возникнет в этом никаких затруднений, и этот счастливец, скорее всего, будет находиться в силовом поле Пути. Этот принцип нагляднее всего работает в исторической перспективе и означает проверку временем всего, сотворенного людьми, гармоничность, а значит устойчивость сотворенного. То, что так или иначе не соотносится с Путем, рано или поздно уходит в небытие или разрушается.
Наконец, коллективное бессознательное, связующее всех существ в некий единый организм, будет еще одним важным звеном. Собственно, благодаря ему происходят разного рода 'тонкие' завязки, т.е. возникновение силовых линий между солнцем и луной, впоследствии всплывающие в виде каких-то конкретных событий. Скажем, вещие или какие-то особые сны, предчувствия или наития, т.е. способность воспринимать эти завязки, суть проявления этого общего поля. Здесь, по-видимому, действует принцип 'все отвечают за всех', и каждый своим индивидуальным состоянием может повлиять на некое общее самочувствие. Обратная сторона этого - подверженность влиянию или зависимость от других...
Я писал эту главу, держа в уме вопрос одного второклассника: 'Как это: на все воля божья?! И на лето, и на мамину болезнь, и на войну?' В первую очередь, мне хотелось показать, что Божья Воля имеет свои очерченные границы, и на происходящее влияет много других воль, не обязательно согласующихся с Первой. Как мне видится, Бог слишком много дал полномочий тем, кто не умеет или просто не желает ими пользоваться, либо злоупотребляет полученными дарами, в первую очередь, свободой выбора. Выходит, я как бы пытаюсь здесь 'обелить' образ Бога, хотя Он не нуждается ни в малярах, ни адвокатах. Просто существует столько адвокатов дьявола, что их многоголосью хочется противопоставить какую-то тихую, но внятную речь.
Знаю также по личному опыту, насколько важно увидеть скрытый порядок в хаосе, насколько это целительно для души, и в какой мере это спасает от цинизма или погашенности сердца. Любая мало-мальски работающая психотерапия пытается найти какой-то более широкий контекст или 'окружность', чтобы вписать туда страждущее 'я' и тем самым преодолеть его болезненную самопогруженность. Не могу не согласиться с Юнгом в том, что, по большому счету, любая душевная болезнь связана так или иначе с утратой образа Бога или согласия с высшим ориентиром, или пониманием воли и природы Творца. Что же касается Его природы, в частности, Любви, Она неотделима от Сострадания. И агония живых существ, попадающих в те или иные капканы из-за своих, а тем более чужих отклонений, Ей, кажется, далеко не безразлична. В свое время меня потрясла и во многом помогла выправить образ Бога история Григория Померанца, глубоко уважаемого мною мыслителя, ныне отошедшего в мир иной. Когда он был в глубоком конфликте с Богом, его 'перевернуло' одно стихотворение Зинаиды Миркиной. Привожу его отрывок:
Бог кричал.
В воздухе плыли
Звуки страшней, чем в тяжёлом сне.
Бога ударили по тонкой жиле,
По руке или даже по глазу -
по мне.
А кто-то вышел, ветрам открытый,
В мир, точно в судный зал,
Чтобы сказать Ему: Ты инквизитор!
Не слыша, что Бог кричал...
Вдобавок ко всему, нужно было подготовить почву для следующей главы, где всё изложенное здесь, а также более ранние 'посевы' должны пустить какие-то новые ростки мысли.
≈≈≈≈≈
Пожалуй, самый сакраментальный русский вопрос: 'Кто виноват и что делать?' Этим вопросом, конечно же, задаются не только русские головы. Он вызывает головную, а порой и сердечную боль у всякого, кто пытается что-то разглядеть во мгле прошлого или смуте настоящего, чтобы наметить контуры какого-то более светлого будущего. Чем трезвее и объективнее взгляд, тем более вероятным кажется хоть как-то распутать нескончаемый клубок человеческих проблем. Впрочем, трезвость взгляда вполне может и охладить пыл, обернув мечтателей в реалистов и далее по наклонной в пессимистов или циников. С другой стороны, разрубать этот клубок подобно Гордиеву узлу кажется еще более чреватым, особенно учитывая, что 'стар тот узел Гордиев - долг и страсть'. Здесь требуется какой-то более взвешенный подход.
Отвечая на первую часть вопроса, по большому счету, я уже обозначил, откуда 'растут ноги' у большинства проблем. Могу лишь несколько перефразировать: общая неспособность людей достигать высокой гармонии представляется мне тем лежащим камнем, под который не течет живая вода. В свою очередь, основная надежда в этом плане возлагается или возлагалась на религии, чьей главной ролью, по сути, должно быть духовное преображение своих 'подопечных'. В общем и целом, они не справились со своей ролью, если взять за основу мое видение Пути. Всё прочее можно считать прямым или косвенным следствием этой неудачи. Уже говорилось, к примеру, в каких условиях рождалась европейская научная мысль, и как впоследствии она ополчилась на свою 'альма-матер', вернее, мачеху Церковь. Хотя сама по себе религиозность есть неотъемлемая часть Пути, и какие-то попытки придать ей нужное направление вполне оправданы. Попробую набросать всё, что имею сказать о религиях, серией 'крупных мазков'.
Было бы логично начать с евангельского 'Вначале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог'. Слово или Логос будет тождественен Пути. Несут это Слово, в т.ч. в виде каких-то конкретных словесных поучений или заповедей, различные вестники, в той или иной 'обертке' или 'оправе' передавая Его суть. Оправа будет зависеть от тех или иных обстоятельств или причин, иногда ведомых лишь Создателю, но часто как реакция на какие-то неудавшиеся до этого попытки привести людей в чувство. Суть же во все времена остается неизменной - достижение высочайших состояний гармонии.
Довольно много священных писаний или каких-то устных религиозных традиций сходятся на том, что в духовном мире произошло или периодически происходит падение или отпадение довольно высоких и могущественных существ. В дальнейшем они выступают в качестве злых гениев или божественных антагонистов. Выражается это в т.ч. в виде дополнительных опасностей на Пути, вплоть до искажений материальной природы, что делает ее особенно неповоротливой или неподатливой для Света. Всё это находится за пределами моего личного восприятия, но такова суровая реальность, если верить многочисленным пророкам и духовидцам. Мне же остается мысленно отвести этим падшим гигантам периферию гигантской центрифуги и сожалеть о всех, опаленных их горящими крыльями. Что касается Пути, Он, кажется, сохраняет свою размеренную слоновую поступь, не смотря ни на чьи взлеты или падения.
Один из ключевых моментов - выход человека из животного царства. Как мне представляется, это символически отражено в христианском мифе об изгнании из рая или начале различения между добром и злом. Рай здесь, по сути, некая изначальная невинность или блаженство невежества; 'грехопадение' подразумевает тяжесть выбора, т.е. обратную сторону свободы выбирать. К слову, подобная интерпретация принадлежит Юнгу и некоторым другим достаточно авторитетным источникам, коих я признаю как таковые. Так или иначе, животная наследственность, т.е. жгут и кольца, сопровождает людей испокон веков, откуда бы ни велась их родословная, и как бы ни толковались священные писания.
Первые зачатки религиозности также будут выходить из-под сени жгута и колец. Под кольцами, в первую очередь, имеется в виду чувство преклонения перед чем-то высшим, особая связь с природой, в т.ч. через магические ритуалы, почитание предков и их путей. Жгут здесь играет больше прикладную роль, поддерживая установленный порядок вещей, нежели пытаясь каким-то образом его изменить. Подобное отношение между кольцами и жгутом составляет суть традиционализма. Особая же связь с природой и восприятие себя неотъемлемой ее частью, а также духовная местечковость, т.е. географические, клановые, расовые или какие-то иные узкие рамки, будут свойственны лунным религиям или религиям левой руки, ставящим во главу угла чувственность. Можно это назвать путем любви. Однако любовь не тождественна Любви, и на этом недостаточно освещенном направлении будет нередко утрачиваться или просто недостаточно развиваться чистота эмоциональной жизни, благоприятность знаний, а также понятие о целомудренности в основе всего. Что касается достоинств 'левостороннего' движения, здесь, пожалуй, самое главное - эмоциональная живость и теплота. Впрочем, без невинности во главе угла и направления, указанного солнцем, эмоции будут скорее распыляться, чем концентрироваться в едином восходящем луче.
Путь солнца или путь света - под солнцем, в первую очередь, следует понимать солнечную нить - подразумевает открытие новых духовных горизонтов. Зачастую, это означает принятие единобожия, если до этого речь шла о почитании какого-то местного пантеона божеств, или некоего высшего, универсального ориентира. Здесь особое внимание уделяется обузданию и облагораживанию животного начала. В этом смысле, происходит размежевание с природой, и жгут, как уже говорилось, становится рычагом перемен. Кольцам приходится в этой связи потуже 'затянуть пояса', чтобы впоследствии смогло проявиться более тонкое лунное сияние. Иными словами, низменные жажды ограничиваются в надежде на какую-то компенсацию в будущем: либо посмертно где бы то ни было, либо как большую утонченность или цивилизованность, либо как Царствие Божие в храмине живого еще тела.
Один философ очень поэтично разделил путь света на три стадии, наделив их чертами льва, осла и ребенка. В моей системе координат лев тождественен жгуту в его движении на разрыв с прошлым и устремленности к более яркому свету. Образно говоря, для этого зачастую нужно иметь львиное сердце и львиные же когти и клыки. Однако рано или поздно 'бравада' заканчивается, и лев обращается вьючным животным. Осел, т.е. вьючное животное, подразумевает терпение и тяжесть ноши, а именно принятие всех последствий разрыва с бытующим укладом. В финальной стадии, если первые две увенчиваются успехом, осел трансформируется в ребенка, т.е. непосредственность и непринужденность, но уже на более высоком уровне. Иначе говоря, раб становится сыном или другом. Или, солнечная нить прочно увязывается с лунными витками.
В общем и целом, путь света значительно повышает ставки, в виде 'приза' пытаясь уловить Любовь. Однако с повышением ставок увеличивается и риск проигрыша. Как говорилось ранее, жгут может чрезмерно увеличить разрыв между витками и нитью. Это будет означать выхолащивание, ритуализацию или формализацию религии, излишнее буквоедство, превращение религии во всё, что угодно, только не инструмент расширения и утончения любви. В этом случае путь света в каком-то смысле заново переходит в путь любви, если под любовью понимать сентиментальную привязанность к традиции. В отличие от изначального или 'примитивного' пути любви, здесь уже имеет место более развитое представление о чистоте, однако без былой эмоциональной теплоты или раскрепощенности. Этот момент требует особо пристального внимания, поскольку здесь, возможно, скрывается корень или один из корней такого обильного религиозного разнотравья. В этот раз внутри звучит рефреном: 'Почему Бог не создал одну религию, чтобы избежать такого множества конфликтов?'
Здесь хотелось бы обратиться к одной мудрости: 'Обучение возможно либо через открытый ум, либо разбитое сердце'. Кажется, люди в целом идут по пути разбитых сердец, не желая или будучи неспособными в должной мере следовать Пути, требующего постоянной открытости ума. Т.е. свойственные людям отклонения распространяются и на религиозную жизнь. Поэтому многие изреченные высокие истины, читай солнечная нить, будут удерживаться на лунной составляющей 'я' слуги или 'я' обладателя, или животного 'я', т.е. страхе наказания, не находя себе достойной лунной спутницы, чтобы тем самым выравнить перекос. Либо лунные витки, к примеру, искренняя набожность, будут перетянуты жгутом догм или каких-то иных формальных долженствований, не дотягивая до легкости и живости солнечной нити. К слову, 'я' обладателя в данном контексте будет означать отношение к религии как к некой собственности, унаследованной или приобретенной благодаря обучению и длительному нахождению в ее рядах. Всё это нечто отличное от искренней любви к Богу, гуманистических идей, интуитивных или духовных прозрений и, наконец, слияния с Творцом.
В этой связи, уж коль Путь зажимается нижними частями пружины, превращая религию в этакого 'карлика', нет никакого смысла в повсеместном ее распространении. Скорее, карлик-тиран или карлик-монополист потеряет всякую подвижность хребта, поскольку 'абсолютная власть развращает абсолютно'. В этом случае, имеет смысл создать несколько карликов, чтобы столкнуть их между собой и заставить их заглянуть внутрь себя, чтобы, в идеале, они попытались как-то выпрямиться. Вероятно, именно эту мысль передают следующие строки из Корана:
'И Мы низвели тебе писание с истиной для подтверждения истинности того, что ниспослано до него из писания, и для охранения его. Суди же среди них по тому, что низвел Аллах, и не следуй за их страстями в сторону от истины, которая пришла к тебе. Всякому из вас Мы устроили дорогу и путь. А если бы пожелал Аллах, то Он сделал бы вас единым народом, но... чтобы испытать вас в том, что Он даровал вам. Старайтесь же опередить друг друга в добрых делах! К Аллаху - возвращение вас всех, и Он сообщит вам то, в чем вы разногласили!'
В свете вышесказанного, по большому счету, совершенно не имеет значения, принимать Христа как Сына Божьего или пророка, знать соотношение Божественных ипостасей или просто обращаться к Единому, веровать в вечную душу или представлять всё в пикселях неустойчивых и распадающихся дхарм на фоне Великой Пустоты - всё это ровным счетом ничего не прибавляет к человеческому характеру. Путь безошибочно распознает, что именно Ему нужно, и с чем Он может иметь дело в душе человека вне зависимости от ее теологической, философской, идеологической или любой иной позолоты.
Помимо этакого 'рыночного' подхода к религиям, когда, образно говоря, конкуренты должны улучшать качество своей продукции для привлечения покупателей, возникновение новых религий может быть также связано с какими-то перегибами их предшественниц. Скажем, Гаутама Будда вышел из лона Индуизма, и многие свои положения он как бы противопоставил существующему в то время религиозному укладу со всей его безжизненностью и косностью. Особым перегибом, как мне представляется, было обожествление кастовой системы и выделение особой касты пандитов и жрецов, 'приобщавшихся' к Богу по праву своего рождения. Иными словами, солнечная нить накрепко увязывалась с 'я' обладателя. В этой связи некоторый радикализм буддистской доктрины с его отрицанием вечной души и как бы атеистическим уклоном по сути должен был высвободить солнечную нить из-под гнета лунных колец. Взамен им предлагался живой духовный опыт, т.е. лунные витки. Кроме того, идея непостоянства или иллюзорности мира, ярко выраженная в Буддизме, является ничем иным, как обратной стороной Божественного покоя, т.е. единственного, по-настоящему реального источника постоянства. Во что впоследствии превратился Буддизм, или как учение Будды преломилось через сознание его последователей - это уже другой вопрос. Кажется, в этой традиции есть такая присказка: 'Сколько буддистов, столько и Буддизмов'. Она, кстати, вполне справедлива и для всех остальных течений.
Наверное, самый главный признак, указывающий на общую для многих религий глубину - святые или просветленные, вышедшие из разных религиозных традиций, но говорящие об одних и тех же ценностях и вещах. В идеале, это также должно расширить сознание рядовых верующих, а следовательно и углубить. Здесь мне особенно по сердцу Руми:
Ни христианин, ни еврей, ни мусульманин,
Ни буддист, ни суфи, ни дзэн
Не принадлежу ни одной культуре,
Ни Востоку, ни Западу, ни океану, ни небу
Ни земле, ни природе, ни сверхъестественному,
Не состою из элементов, не существую
Ни в этом мире, ни в каком другом,
Не рожден Адамом и Евой, без родословной
Мое место - нигде, мой путь - без следа,
Без тела, без души
Но есть Возлюбленный, Он и я
Слились воедино, в один мир -
Первый и последний, внешний и внутренний,
в одно дыхание, в одного человека.
В этих строках, помимо прочего, фигурирует Восток и Запад. Хотя Руми с присущим ему изяществом отмахнулся и от этой идентичности, она могла бы многое рассказать о стилях религиозности, свойственных этим сторонам света. Восток здесь в общем и целом оказывается на лунной боковинке пружины, т.е. там, где понятие о чистоте закрепощает внешне, но не приводит к достаточному внутреннему раскрепощению; Запад занимает 'место под солнцем', и его общее духовное состояние можно сравнить с полетом и, увы, последующим падением Икара; всё то, что условно пролегает между ними, как бы не имеет четкой ориентации, колеблясь из одной стороны в другую. Здесь, в первую очередь, на ум приходит Россия. Впрочем сейчас, по всей видимости, она более всего тяготеет к Востоку.
Если говорить о сегодняшних отношениях между традиционными религиями, многие из них, наконец, отыскали точки соприкосновения, получив в лице Запада общего врага. Однако это хрупкий союз, во многом потому, что западные вольности и перегибы по большей части - их собственное детище, отражение их собственных теневых сторон. Образно говоря, карлики ополчились против уродца, не видя первопричин ни его уродливости, ни своей собственной карликовости. Лично мне более надежной основой для объединения в т. ч. видится Путь, каким я пытаюсь Его здесь представить, а не какие-то ситуативные или временные крепежи. Т.е. маленькие и обособленные кружки религий могла бы описать, предоставив общее для всех духовное ядро, окружность гигантской центрифуги. Если, конечно, принять это видение за основу.
Касательно нетрадиционных, новоиспеченных или достаточно древних, но локальных учений или религий, предлагающих какие-то обходные пути, либо пытающихся переставить местами высокое и низкое, либо возводящих до уровня целого какие-то его отдельные фрагменты - Путь не идет на компромиссы. Его внутренняя логика развития не признает никаких новшеств, если только это не новый подход или 'оправа' либо, в каких-то исключительных случаях, новый рывок или импульс. Зачастую тупиковые ответвления выдают себя с головой через нецеломудренность, неоправданную, звериную жестокость, вознесение или подавление личности, меркантилизм, материализм, какую-то явную дисгармоничность. Вместе или порознь, всё это главные признаки отклонения. Так что с разных сторон под одним зонтиком оказывается ИГИЛ (запрещенный в России), многие движения 'Нью-Эйдж', веганство, либертарианство и т.д., не говоря о каких-то откровенно темных культах. Однако лишний раз хочется подчеркнуть, что все эти вещи заполнили нишу, оказавшуюся не по плечу традиционным течениям - свято место не бывает в пустоте.
Подводя здесь черту, ни одна религиозная или какая-либо иная община на сегодняшний день не является флагманом, т.е. достойным примером для других, где Путь выразился бы в наибольшей полноте или достижение высокой гармонии стало неким общим достоянием. Пожалуй, 'марша святых' еще не было никогда в обозримой истории человечества, и даже сложно себе такое вообразить. Однако Путь неумолимо движется именно к такому логическому исходу, т.е. некой всеобщей святости или просветлению, вопреки всем отклонениям, падениям, разочарованиям. Конечно, это относится к тем, 'кто еще может идти по эту сторону стона', кто нищ Духом, т.е. ищет Дух, и в этом видит главный свой смысл.
≈≈≈≈≈≈
"Если я читаю книгу и мое тело становится таким холодным, что его не согреешь никаким огнем, я знаю, что это поэзия. Если я чувствую физически, как словно открывается верхушка моей головы, я знаю, что это поэзия. Это единственный способ, благодаря которому я узнаю об этом. Разве есть какие-то другие?"
Эмили Дикинсон
Вероятно, всё написанное до сих пор представляется читателю чем-то умозрительным, к тому же изрядно претенциозным. Даже если предположить, что найден корень всех бед, по-прежнему неясно, как и чем его вырывать. Т.е. вопросительный знак продолжает висеть в воздухе. Да и, собственно, кто я такой, чтобы выступать глашатаем Пути, говорить о Всевышнем словно со знанием дела, сравнивать религии с карликами, будто сам возвышаюсь этаким исполином? Здесь хотелось бы напомнить, что под карликовостью имеется в виду некая общая завязка или, лучше сказать, увязка людского племени в жгуте и кольцах, т.е. животном начале. Во многих же религиозных традициях найдутся гиганты, по сравнению с которыми я лично буду не то, что карликом, а лилипутом.
Однако, и умалять некоторый свой опыт и знания также бы не хотелось. В общем, я уже высказал многие свои заветные мысли, хотя 'своими' могу их назвать лишь с большой натяжкой. Слишком много было учителей, хотя главных, конечно же, наперечет. Но описав 'слонов', на которых держится мой внутренний мир, я не уверен, принесут ли они мир в другие души, поскольку мои представления органично связаны со вполне конкретной духовной дисциплиной. Можно было бы ее предложить в качестве ответа на всё еще висящий или звенящий в воздухе вопрос. Однако я не увидел - а наблюдал я достаточно внимательно и долго - что благодаря этой практике непременно растут как 'на дрожжах', и что ее внешняя, ритуальная сторона многим приходится по вкусу. Хотя в чисто прикладном ее аспекте есть нечто такое, что всё-таки стоит довести до сведения читателя.
Чтобы не превращать под конец это письмо в рекламу или апологию моего духовного пути, не буду упоминать каких-то конкретных названий или имен. Обозначу эту практику как разновидность Кундалини-йоги, тем и ограничусь. Несколько глав назад я дал определение Кундалини как наиболее тонкой и возвышенной жажде в человеке. В моем понимании - это жажда истины. Юнг, к примеру, называл ее импульсом или толчком, побуждающим пойти на величайшее из приключений. Ее же я приравнял к библейской Невесте, скрываемой землей, и маслу дерева благословенного, упоминаемому в священной книге мусульман. Всё связанное с пробуждением и подъемом Кундалини было также переведено из духовной сферы в телесную плоскость, т.е. на язык физиологии и психосоматических реакций. Возможно, читателю будет нелишним освежить в своей памяти эти строки. Что касается меня, в определенной степени мне довелось всё это прочувствовать на себе самом, так что здесь моя память свежа в обоих смыслах.
Свеж в моей памяти и недавний вердикт Греческой православной церкви о несовместимости Христианства и йоги. Впрочем, мне давно уже известно о неприязненном отношении авраамических традиций к духовности Востока, возможно, в чем-то и оправданном. К счастью, я не занимаю здесь ничью из сторон. Кроме того, существует столько течений как в Христианстве, так и в йоге, что это затрудняет какое-то унифицированное их сравнение. И здесь, конечно же, пишу 'Христианство', 'Ислам' и 'Иудаизм' держу в уме. В любом случае, вместо какого-то перекрестного анализа доктрин и ритуалов я хотел привести более живые примеры. Именно они обнаруживают общую глубину там, где батюшки, муфтии и прочие хранители традиций утрамбовали всё землей и окружили заборами.
О своем личном опыте распространяться не буду, поскольку я - лицо 'заинтересованное'. К чему-то прикоснулся, что-то ощутил, что-то осознал, и довольно об этом. Без сомнения, есть куда расти. Буду говорить о своих личных знакомых, и в чьей непредвзятости и правдивости у меня нет никаких сомнений. Конечно, это не гарантирует правдивости, тем более истинности сказанного мной. Но, Боже мой, кто может дать эти гарантии? В общем, прошу не считать это доказательством теоремы. По своей достоверности пускай это будет чем-то вроде хадисов чуть ниже уровня сахих. Вероятно, мусульмане оценят мой юмор.
Уж коль зашла речь о мусульманах... Начну со своей знакомой, воспитанной в исламской традиции, и оказавшейся в йоге спустя много лет. Зовут ее Нурия. Когда мы разговорились и она вспоминала свои детские годы, с особой теплотой она отзывалась о своей бабушке, называя ее очень набожной и смиренной. Иногда они вместе молились, т.е. совершали намаз. Во время одной из таких совместных молитв маленькой Нурие, по ее словам, как бы передалось духовное состояние ее бабушки. Она ощутила прилив невероятной радости, а чуть выше головы словно бы что-то открылось, испуская ослепительный свет. Уже будучи взрослой, она заново пережила это состояние, когда Кундалини прошла волной вдоль ее позвоночного столба и достигла макушки головы
Другой мой знакомый, Марк, рос в христианской семье, и, в общем, с детства отличался особым здравомыслием, интересом к христианскому вероучению и почтительностью к Христу. В уже зрелых годах, когда многие его друзья и общество в целом (речь идет о Канаде) склонились к либеральным взглядам и не видели ничего зазорного в попрании многих христианских ценностей, во многом он оставался традиционалистом. Если еще немного перемотать вперед годы его жизни, он женился на йогине, и благодаря ей сам стал практиковать йогу. Помимо духовной чувствительности, он оказался довольно чутким к физическим реакциям, связанным с пробуждением Кундалини, в т.ч. ощущению прохладного потока над головой. И лишь отзанимавшись йогой какой-то срок, он вспомнил, что подобное ощущение прохлады он эпизодически испытывал в раннем детстве.
Это не первый мой писательский опыт. Несколько лет назад я написал эссе, и будучи еще под впечатлением от просмотра передачи с Григорием Померанцем, а после фильма с совместным участием Григория Соломоновича и Зинаиды Миркиной - я уже упоминал этих глубоко уважаемых мною людей - я отправил им по электронной почте это свое 'творение'. Мало того, что они мне ответили, так еще и довольно высоко оценили мой труд. Хотя они несколько критически подошли к той части эссе, где я говорю о йоге. В частности, они предостерегали меня от любви к 'спецэффектам', т.е. каким-то необычным психосоматическим реакциям. Возможно, я не смог тогда правильно расставить акценты, и всё действительно выглядело так, что в пробуждении Кундалини я, в первую очередь, ценю какие-то сопутствующие этому физические симптомы, нежели духовную составляющую. Так или иначе, Зинаида Александровна признала, что ей самой случается чувствовать поток, доходящий до головы, но особого значения этому не придает. К слову, она христианка и очень талантливая поэтесса.
В продолжении темы о виртуальных знакомствах, около года назад, т.е. в сентябре 2014 года, на просторах интернета мне довелось познакомиться с одной девушкой. Можно сказать, что с первых минут нашей 'встречи' в моей сердце зародилась к ней очень теплое чувство. Кажется, что-то подобное произошло и с той стороны экрана. Вскоре выяснилось, что она христианка и вообще довольно глубокий человек, прекрасный художник и тонкий ценитель красоты. По ее словам, двенадцати лет от роду у нее был мощнейший духовный опыт: всё ее существо как бы слилось в едином порыве признания божественности Христа. С тех пор от случая к случаю она могла ощущать присутствие Бога, происходило это всегда спонтанно, вернее, происходит и по сей день. Когда я ее спросил, что именно она при этом испытывает, в частности, нет ли восходящего потока вдоль позвоночника, ощущения прохлады, каких-то особых проявлений над головой, она смогла кое-что припомнить, и в следующий раз заставила себя 'отвлечься' и на эти вещи. Главным образом, конечно же, ее внимание поглощено благоговением, радостью, чувством беспредельности или каким-то иным возвышенным состоянием во время таких Божественных визитов. Однако и здесь духовное и телесное, хотя приоритет, без всякого сомнения, остается за первым, сопутствуют друг другу во вполне определенной и знакомой уже связке.
Пожалуй, здесь я прерву цепочку своих 'былин'. Правда, есть еще один опыт, хотя и не моего личного знакомого, к тому же он не совсем укладывается в общую канву. Однако он замечательно и, возможно, несколько жестко суммирует отличие номинальной религиозности от живого духовного переживания. Произошло это с Карлом Юнгом, когда ему, кстати, тоже было двенадцать лет:
В один из летних дней того же 1887 года я вышел из школы и отправился на соборную площадь. Небо было изумительным, и все вокруг заливал яркий солнечный свет. Крыша кафедрального собора, покрытая свежей глазурью, сверкала. Это зрелище привело меня в восторг, и я подумал: Мир прекрасен, и церковь прекрасна, и Бог, который создал все это, сидит далеко-далеко в голубом небе на золотом троне и..." Здесь мысли мои оборвались, и подступило удушье. Я оцепенел и помнил только одно: сейчас не думать! Надвигается что-то ужасное, то, о чем я не хочу думать, к чему не смею приблизиться. Но почему? Потому что совершу самый страшный грех. Что же это за самый страшный грех? Убийство? Нет, не может быть. Самый большой грех - это грех против Святого Духа, и нет ему прощения. Всякий, кто совершит его, проклят навечно. Это очень огорчит моих родителей: их единственный сын, к которому они так привязаны, обречен на вечное проклятие. Я не могу допустить, чтобы это произошло с моими родителями. Все, что мне нужно, - никогда больше не думать об этом.
Но сказать легко, а сделать? Всю дорогу домой я старался думать о самых разных вещах, но обнаружил, что мысли мои снова и снова возвращаются к прекрасному кафедральному собору, который я так любил, и к Богу, сидящему на троне, - дальше все обрывалось, словно от удара током. Я повторял про себя: "Только не думать об этом. Только не думать об этом!" Домой я пришел в смятенном состоянии. Мать, заметив мое смятение, спросила: "В чем дело? Что-нибудь случилось в школе?" Я не обманул ее, сказав, что в школе все в порядке. Я даже подумал, что, может, стоит признаться матери в подлинной причине своего смятения. Но для этого мне пришлось бы сделать невозможное: додумать свою мысль до конца. Бедная мать ни о чем не подозревала, она не могла знать, что я находился в смертельной близости греха, который не прощается, что я мог попасть в ад. Я решил не признаваться и постарался привлекать к себе как можно меньше внимания.
В ту ночь мне плохо спалось. Снова и снова неведомая и запретная мысль врывалась в мое сознание, и я отчаянно пытался отогнать ее. Следующие два дня были сущим мучением, и мать окончательно убедилась, что я болен. Но я, как мог, противился искушению признаться во всем, понимая, что признание заставит моих родителей сильно страдать.
Однако на третью ночь муки стали невыносимыми. Я проснулся как раз в тот момент, когда поймал себя на мысли о Боге и кафедральном соборе. Я уже почти продолжил эту мысль! Я чувствовал, что больше не в силах сопротивляться. Покрывшись испариной от страха, я сел в кровати, чтобы окончательно проснуться. "Вот оно, теперь это всерьез! Я должен думать. Это должно быть придумано прежде, чем... Но почему я должен думать о том, чего не знаю! Я не хочу этого, клянусь Богом, не хочу! Но кому-то это нужно? Кто-то хочет принудить меня думать о том, чего я не знаю и не хочу знать. Я подчинен какой-то страшной Воле. И почему выбрали именно меня? Я придумывал хвалы Творцу этого прекрасного мира, был благодарен Ему за этот ни с чем не сравнимый дар, но почему же я должен думать о чем-то непостижимо жестоком? Я не знаю, что это, действительно не знаю, потому что не могу и не должен подходить сколько-нибудь близко к этой мысли, иначе я рискую внезапно подумать об этом. Я этого не делал и не хотел, оно пришло, как дурной сон. Откуда берутся такие вещи? То, что случилось со мной, - не в моей власти. Почему? В конце концов, я не создавал себя, я пришел в этот мир по воле Бога, то есть был рожден своими родителями. Или, может быть, этого хотели мои родители? Но мои добрые родители никогда бы не помыслили ничего подобного. Это слишком жестоко!"
Последняя мысль даже показалась мне забавной. Я вспомнил про дедушку и бабушку, которых знал только по портретам. Они выглядели такими добродушными - я не мог представить себе, что они в чем-то виноваты. Затем я окинул взором длинный ряд своих неведомых предков и наконец добрался до Адама и Евы. И тут меня осенило: Адам и Ева были первыми людьми, у них не было родителей, они были созданы Самим Богом, и Он намеренно создал их такими, какими они стали. У них не было никакого другого выбора, кроме как быть такими, какими создал их Бог. Они вообще не знали, что можно быть кем-то другим. Они были безупречны, ведь Бог творит лишь совершенство, и все же они согрешили. Как такое стало возможно? Они не смогли бы сделать этого, если бы Бог не создал для них эту возможность. Очевидно, что Бог и змия сотворил в искушение им. Бог в Своем всеведении устроил все так, чтобы первые родители согрешили. Итак, это Бог хотел, чтобы они согрешили.
С моей души будто камень упал, теперь я знал, что происходящее со мною сейчас - происходит по Божьей воле. Но должен ли я совершить свой грех? Входит это в Его намерение или же нет? Мне больше не приходило в голову молить о просветлении, ведь Сам Бог придумал для меня эту безнадежную ситуацию, я не волен уйти и не могу рассчитывать на Его помощь. Я был уверен, что, по Его мнению, мне самому следует найти выход. И я продолжал свои размышления.
Чего Он хочет? Чтобы я действовал, или наоборот? Я должен выяснить, чего Бог требует от меня, и должен выяснить это сейчас. Разумеется, я понимал, что с точки зрения общепринятой морали следует избегать греха. До сих пор я этому и следовал, но теперь стал осознавать, что больше так не смогу. Мое душевное расстройство подсказывало мне, что, стараясь не думать, я запутываюсь все сильнее. Так продолжаться не могло. Но я не смогу поддаться искушению прежде, чем пойму, в чем состоит Божья воля, чего Он добивается от меня. Ведь я даже не был уверен, что именно Он поставил меня перед этой отчаянной проблемой. Примечательно, что я ни на минуту не допускал мысли о дьяволе. Дьявол играл такую незначительную роль в моем тогдашнем духовном мире, что в любом случае он представлялся мне бессильным в сравнении с Богом. Но с того момента, как мое новое "я" возникло словно из туманной дымки и я начал осознавать себя, мысль о единстве и сверхчеловеческом величии Бога завладела моим воображением. Я не задавал себе вопроса, Сам ли Бог поставил меня перед решающим испытанием, все зависело лишь от того, правильно ли я пойму Его. Я знал, что в конце концов буду вынужден подчиниться, но страшился своего непонимания, оно ставило под угрозу спасение моей вечной души.
"Богу известно, что я не в силах больше сопротивляться, и Он не хочет помочь мне, хотя до смертного греха мне остается один шаг. В своем всеведении Он с легкостью устранил бы искушение, однако не делает этого. Должен ли я думать, что Он желает испытать мое послушание, поставив меня перед непостижимой задачей: выступить против собственной морали, против веры, и даже против Его собственной заповеди, чему я сопротивляюсь всеми силами, потому что боюсь вечного проклятия? Возможно ли, чтобы Бог хотел увидеть, способен ли я повиноваться Его воле даже тогда, когда моя вера и мой разум восстают при мысли о вечном проклятии? Похоже, что так и есть! Но, может, это всего лишь мое предположение, а я могу ошибаться. Я не смею до такой степени доверять моей собственной логике. Мне следует все продумать еще раз".
Но я снова и снова возвращался к одному и тому же: Богу угодно, чтобы я проявил мужество. Если это так, я сделаю это, тогда Он помилует меня и просветит.
Я собрал все свое мужество, как если бы вдруг решился немедленно прыгнуть в адское пекло, и дал мысли возможность появиться. Перед моим взором возник кафедральный собор и голубое небо. Высоко над миром, на своем золотом троне, сидит Бог - и из-под трона на сверкающую новую крышу собора падает кусок кала и пробивает ее. Все рушится, стены собора разламываются на куски.
Вот в чем дело! Я почувствовал несказанное облегчение. Вместо ожидаемого проклятия на меня снизошла благодать, а с нею невыразимое блаженство, которого я никогда не знал. Я плакал от счастья и благодарности. Мудрость и доброта Бога открылись мне сейчас, когда я подчинился Его неумолимой воле. Казалось, что я испытал просветление, понял многое, чего не понимал раньше, понял то, чего так и не понял мой отец, - волю Бога. Он сопротивлялся ей из лучших побуждений, из глубочайшей веры. Поэтому мой отец так никогда и не пережил чуда благодати, чуда, которое всех исцеляет и делает все понятным. Он принял библейские заповеди как путеводитель, он верил в Бога, как предписывала Библия и как его учил его отец. Но он не знал живого Бога, который возвышается, свободный и всемогущий, и над Библией и над Церковью, который призывает людей стать столь же свободными. Бог, ради исполнения Своей воли, может заставить отца отринуть все свои взгляды и убеждения. Испытывая человеческую храбрость, Бог заставляет отказываться от традиций, сколь бы священны они ни были. В своем всемогуществе Он позаботится, чтобы эти испытания не причинили настоящего зла. Если человек исполняет волю Бога, он может быть уверен, что выбрал правильный путь.
Бог создал Адама и Еву так, чтобы они помышляли о том, чего сами отнюдь не желали. Он поступил таким образом, чтобы узнать, послушны ли они. И точно так же Он мог потребовать от меня нечто, для меня традиционно неприемлемое. Именно послушание давало благодать, а после этого опыта я знал, что благодать Божья есть. Вы должны полностью подчиниться Богу, не заботясь ни о чем, кроме исполнения Его воли. В противном случае все лишено смысла. Именно тогда у меня возникло настоящее чувство ответственности. Мысль о том, что я должен думать о причинах осквернения Богом своего собора, была ужасна. И вместе с тем пришло еще неясное понимание того, что Бог способен быть чем-то ужасным. Это была страшная тайна, и чувство, что я владею ею, наложило тень на всю мою жизнь.
Без комментариев.
≈≈≈≈≈≈≈
Если кто-то дошел со мной до этой главы - она завершит нашу совместную прогулку. Неоднократно перечитывая готовые уже главы, я вижу, что где-то зияют пробелы, где-то можно было сделать поплавнее переходы и т.д. Но ткань текста словно бы обрела жизнь и противится тому, чтобы ей что-то приживляли или резали ее 'по живому'. Так что все запоздалые мысли решил выложить в самом конце. В сущности, их не так уж много.
Одна из главных причин неудачи на пути света, как говорилось - перегиб солнечного жгута, т.е. подавление любви и сострадательности. В свою очередь, причина этого перегиба мне видится в том, что жгут, по сути грубое, 'неотесанное' мужское начало не в состоянии уразуметь, как можно лишиться части своей силы и сохранить при этом чувство собственного достоинства. А обращение к любви в каком-то смысле - это лишение силы. Но одновременно - это и ключ к большему самоконтролю и творчеству, поскольку жгут, 'смазанный' маслом любви, направляется внутрь. Это в т.ч. сводит на нет чувство унижения. Однако, на это 'смазывание' требуется какой-то срок, и в переходной период жгуту как бы приходится терпеть свое унизительное положение. Кажется, не всегда получается вынести эту ношу до конца.
С особой теплотой хотелось бы сказать о восточных просветленных. Именно они в наибольшей мере оправдывают слова 'Восток - дело тонкое', и здесь под тонкостью подразумевается, в первую очередь, утонченное и возвышенное чувство сопричастности, способность выходить за четко очерченные рамки религиозных доктрин или национальных идентичностей. Таким был, скажем, Руми, Кабир, Гуру Нанак, Сай Натх, Рабиндрант Тагор, Морихей Уешиба. Рамакришна был несколько противоречив, однако следующие его опыты по праву принадлежат духовной сокровищнице человечества: