Сарай хрустальный
Почему так трясет? И откуда такая вонь? Ах, это у жеребца из под хвоста падают коричневые, с приятным масляным блеском, ядра. Не мог дотерпеть до деревни, скотина! Восторг любования яркой красотой пробегающего мимо телеги леса испорчен окончательно.
- Извините, мужчина, это не ваш шиньон? - белобрысая девчушка, сидевшая напротив, протянула мою затылочную нашлепку.
Я стряхнул с нее прилипшие соломинки и приладил на место. Черт, цвет пропал! Так и есть, не заметил сосновую иголочку, и она вонзилась прямо в цветовую зону мозга. Ага, сейчас хорошо.
На небо вернулась голубизна, травка зазеленела. Красота! Облака всегда напоминали мне платья невест снизу. Я могу часами ожидать, когда из них выскользнут голенькие ножки и розовое желе девичьих ягодиц. Но нет! Не хотят. Иногда возникает непреодолимое желание вскинуть руки к облакам и выдернуть из них спрятавшуюся там желанную красоту.
Как вовремя я вернул себе свободу! Месяц назад мой сосед по подвалу, профессор Кашинцев, живший на первом этаже, узнав о моем очередном увольнении, сделал предложение, от которого трудно было отказаться. Им в институт мозга требовался доброволец для экспериментов.
- И комнатку вам, дорогой Олег Олегович, выделим в общежитии. И подкормим. Вон как вы отощали. И на будущее денежек накопите. Не все же вам по подвалам обретаться, - мягко, подлец, стелил. Змей-искуситель очкастый!
Не сказал Альберт Идеалович, что перед всеми этими удовольствиями мне вскроют черепушку. Врать не буду, больно не было, так как они меня усыпили. И эксперименты мне понравились, особенно током. Такой кайф! От иголок совсем не то. Да и уколов я всегда боялся.
Первую неделю они составляли какую-то карту мозга. Когда в одно место дали разряд, я кончил. Сильная ве-е-ещь!
Я потом в общаге вечером снял нашлепку и долго искал эту сильно эрогенную зону, тыкая в мозг цыганской иглой. Неа, не нашел. А вот Кашинцев - запросто! Как же подсмотреть?
Ну, и совсем я загрустил, когда Альберт Идеалович начал из меня воспоминания молодости выкачивать. Прокрутил всю мою несчастную жизнь в обратном порядке, до самого рождения. А вот вернуть меня полностью назад не получилось. Застопорилась моя жизнь на последнем школьном годе, когда меня грузовик сбил. А дальше - никак!
С тех пор он меня каждую ночь сбивает. Как жить дальше с таким? Я Кашинцева просил христом-богом сдвинуть меня дальше по жизни. Он мне полголовы разрядами сжег, но - бестолку. Только хуже стало - грузовик меня стал сбивать каждый час. Теперь так и гляжу на часы. Хоть бы успеть до деревни доехать.
Как двинуться дальше по жизни, надоумил меня Федор, охранник институтский. Всегда приходил ко мне закусывать. Спирт он из банок с образцами сливал, а закусывать ими так и не приучился. Не могу, говорит, человечину жрать. А у меня закуски всегда излишек. Кормили-то на убой. Это я сейчас только понял, на какой.
Вот Федор-то и раскрыл мне глаза насчет пирамиды.
- Говоришь, грузовик тебя переезжает? Не сцы, прорвемся. У меня хужей бывает. За мной последнее время стал трехколесный велосипед гоняться. А я от него прячусь. Слышь, Легович, знаешь, что на свете, оказывается, самое твердое? Треугольник! И пирамида из треугольников. Вот поэтому каток её и не может сломить. Хрен ему в рожки! Сделай себе треугольник в своей камере и спи там. Из железных труб надо, вот как я. Хотя в ящике сказали, что древние фараоны от всех бед строили пирамиды из хрусталя. И тепло, и светло, и блохи не кусают.
- А где ж я столько хрусталя возьму?
- Где, где, в... Переделкине! Там же у них вся деревня на хрустале сидит. Горшки там из него, разные рюмки, стаканы лепят. Не знаю еще чего, но много.
Так я и сбежал от разлюбезного профессора вертать утраченную часть моей не совсем сладкой жизни.
После тряской дороги грузовик стал наезжать на меня все чаще, совершенно некогда строить новую жизнь. А она постепенно налаживалась.
Стены я сложил из треснутых бутылок и графинов, слепляя их между собой глиной с коровьими лепешками. Ничего, присохнет, не будет вонять.
Отдыхая после очередного наезда, любовался радужными переливами лучей заходящего солнца в хрустальных сколах. Такие же лучики исходили из сережек Наташи, моей первой любви в институте.
Стоп! Институт! Вспомнил! Это же дальше школьных лет. Я стронулся с тупикового наезда и несусь вперед!
Ровно час смотрел на часы. Грузовик так и не появился. Есть! Я сделал это!
Когда накрыл стеклянные стены снятыми с брошенного автобуса стеклами, долго решал - строить внутри пирамиду или ну ее? Решил, раз хрустальный сарай уже двинул мою жизнь вперед - ну ее! Только здесь я познал новую жизнь и, наконец, нашел самую сладкую зону в своем мозгу, зону нужности и полезности.
|
|
|
|