Глаза у него были умные и печальные, как у человека битого жизнью.
Он подолгу ждал ее дома, застыв у окна будто статуя. При этом он неотрывно смотрел на узенькую дорожку, ведущую к дому, откуда она должна была появиться. Уши его нервно вздрагивали, пытаясь уловить знакомый стук ее каблучков, а ноздри старались уловить столь желанный запах.
В глазах его царили Надежда и Страх! Только Надежда и Страх и ничего больше! Он одновременно и надеялся что вот-вот увидит ее и в то же время смертельно боялся, что она больше никогда не придет .
Наконец не выдержав, он бежал на старую автобусную станцию, где искал ее повсюду.
Он искал ее глазами в закусочных, где она часто сидела со своими товарками. Если она была там, то он бросался к ней со счастливым лаем.
А если ее там не было, он , не обращая ни малейшего внимания на призывные запахи жаренного мяса , устремлялся к ней, на ее рабочее место. Оно было постоянным, ее рабочее место- между проезжей частью, и грязным уродливым забором, скрывавшим от посторонних глаз еще большие уродство и грязь. На фоне забора она казалась тенью или призраком, живущим в каком-то своем, неведомом мире.
Его любовь к ней была совершенно безнадежна, потому что она любила только Герыча и ради него была готова на все.
Именно на Герыча она тратила все свои деньги, питаясь чем попало и ночуя в однокомнатной хибаре в одной из самых жутких трущоб южного Тель-Авива.
Герыч и "работа" отнимали все ее силы и Ему не оставалось ничего: ни любви, ни ласки, ни тепла, ни даже внимания.
Но он был всегда рядом, самоотверженно защищая ее сон от подлых и наглых крыс, пытавшихся захватить ее убежище, и грозно рычал при малейшем шорохе возле ее двери.
Он пытался согреть ее своим теплом, когда ее трясло как в лихорадке от тоски по Герычу, и печально смотрел на ее лицо с застывшей полуулыбкой после вожделенной дозы.
Что он в ней нашел?
Она была совсем не похожа на Мадонну- уже немолодая, с изуродованным пороком лицом и изможденным телом.
И тем не менее, его горячее собачье сердце принадлежало только ей, ей одной- старой, уродливой, обреченной наркоманке.
Он не мог ни спасти ее, ни помочь ей.
Он был лишь беззаветно предан ей. Предан так, как может быть предано только собачье сердце.