(По преданию - слова умирающей Сапфо, обращенные к дочери)
1.
...Адам Сэйнт-Клэр хмуро посмотрел на свое отражение в зеркале. То, абсолютно не стесняясь, ответило ему ровно таким же взглядом. Вообще, для своих пятидесяти двух, он сохранился весьма неплохо. Мужественный квадратный подбородок, не потерявший твердости взгляд, жесткие морщинки вокруг рта и аккуратные усы прикрывающие верхнюю губу. Седина отнюдь не уродовала Адама, а лишь только подчеркивала общую мужественность образа. Можно было сказать, что разменяв шестой десяток, он по-прежнему мог бы кружить головы женщинам. Разве что "целевая аудитория" слегка сменилась, а точнее слегка сместилась лет эдак на десять-двадцать вперед. Если бы не эти набрякшие под глазами мешки, да некая тревожность во взгляде... Впрочем, мешки - закономерное последствие бессонной ночи, а тревожность появляется у всякого, кто еще не уверен в правильности своего выбора. Именно в таком положении сейчас находился наш бравый Адам Сэйнт-Клэр.
Вода стекала по его рукам, унося за собой островки из сероватой мыльной пены, что исчезали бесследно в сливном отверстии. Адам встряхнул ладонями, словно сбрасывая последние частички усталости, и вытер лицо жестким вафельным полотенцем...
...Бледно-желтоватый чай в чашке все остывал, постепенно превращаясь в совершенно непригодную для питья жидкость. Яичница застыла неуклюжей кляксой на тарелке, так никем и не тронутая. Впрочем, Адаму не хотелось ни есть, ни пить.
Настенные часы на стене, не переставая, отсчитывали секунды, минуты, своим тиканьем только раздражая мужчину. Вдруг у него появилось вполне объяснимое, хоть и слегка неожиданное желание расколошматить эти дурацкие часы об стенку. "Все равно они мне никогда не нравились" - подумал он, недобро косясь на хронометр.
Эти часы еще пять лет назад купила Мария, его жена, на какой-то совершенно дурацкой распродаже. Это жутковатое творение совершенно дикого ядовито зеленого окраса, обошлось ей в пять долларов и девяносто девять центов.
Несмотря на ярое неприятие сего элемента декора, Адамом, женщина настаивала на том, что эти часы "обогатят обстановку их скучной квартиры". На что тот ответил язвительной репликой, что единственно кого это уродство обогатило, так это того проныру, что сумел ей их втюхать. На что Мария ответила чем-то похожим на "У неотесанных мужланов, ни черта не смыслящих в искусстве, я мнения отнюдь не спрашивала". Слово за слово, перепалка переросла в ссору, закончившуюся последним женским аргументом - слезами. А против этого, как известно практически нет приемов. Однако это не мешало Адаму периодически брюзжать на тему того, что "эта гадость мешает мне есть".
Адам Сэйнт-Клэр некоторое время не сводил взгляд с часов. Затем тихо поднялся и вышел из кухни.
...Мария умерла три года назад. "Впрочем, этого и следовало бы ожидать" - так говорил её лечащий врач, знающий о последствиях действий губительных раковых клеток. Достоверно известно, что ровно через минуту после сказанного, данный доктор лишился двух передних зубов.
Только в тот раз, Адам лишился контроля над эмоциями. Кроме этого, ничего не изменилось ни в нем, ни в его поведении. Разве что на лбу пролегла еще одна глубокая морщинка, но кто их будет считать?
Он молчал, сидя в кабинете у нотариуса. Молчал, на похоронах, когда многочисленные родственники его жены мочили слезами свои платки. Молчал, когда на тихом берегу озера, развевали прах Марии. Просто молчал.
Некоторые винили его в бесчувственности, некоторые (те кто знал его ближе остальных) тоже молчали, не делая ровно никаких попыток перекрыть поток сплетен "с душком", обращенных в сторону Адама. К чему говорить? Слова - прах.
Достоверно известно, что Адам никогда более не улыбался. Кроме...
2.
...Сутулый мужчина в мышевато-сером костюме улыбнулся Адаму, проходя в прихожую. Адам ответил тому едва заметным кивком.
- Алекс Страйтер, рабочий Бюро. Приятно познакомиться, мистер...
- Сэйнт-Клэр.
- ...Сэйнт-Клэр. Что ж... Вы вовремя обратились к нам, Адам. Как раз в этот момент...
- Меня это не интересует.
- Ээ... В смысле?
- В прямом. Меня не интересуют подробности. Давайте ваши бумаги, я распишусь где надо, и вы уйдете.
- Ну послушайте, мистер Сэйнт-Клэр, так дела не делаются. Сначала вы должны ознакомиться с договором, потом пройдет некоторое время, мы должны дать вам время все обдумать, и уж только потом...
- Послушайте, мистер...
- Страйтер.
- ...Мистер Страйтер, у меня было довольно много времени что бы все обдумать. Уж чего-чего, а времени у меня предостаточно. С договором я уже знаком, знаете ли, на вашем сайте все подробно расписано. Так что давайте мы не будем тянуть кота за хвост и перейдем к делу?
- О. Что ж, я думаю... мы можем укоротить наш обязательный, кхм, порядок. Но все же дополнительно ознакомиться с договором вы должны.
Адам закатил глаза, но все же кивнул в знак согласия. Вскоре они прошли в гостиную, где бюрократ некоторое время рылся в своем тошнотворно-коричневом портфеле. Адам уже начал терять терпение, когда тот наконец нашел искомые бумаги.
- Ну вот-с, мистер Сэйнт-Клэр, ознакомьтесь.
"Мистер Сэйнт-Клэр" почти выхватил бумаги из рук Алекса и бегло пробежался по ровным строчкам договора. Впрочем, это было заранее бессмысленно, так как он наизусть выучил все эти дурацкие слова, написанные сухим канцелярским языком. Настолько хорошо, что они начали сниться ему в ночных кошмарах.
...Клиент, имеет право отказаться от процедуры в любой момент после подписания договора, оплатив при этом стоимость затраченных на процедуру средств.
... Процедура абсолютно бесплатна и оплачивается средствами Бюро...
...Клиент имеет право выбрать подходящих...
...Клиент имеет право выбрать...
Адам оторвался от текста и потер виски.
- Вы уже готовы, мистер Сэйнт-Клэр?
Страйтер с любопытством взглянул на мужчину. За годы своей службы в Бюро он видел множество разных личностей. ...Молоденькие девочки и юноши, разочаровавшиеся в жизни, и вбившие себе в голову нелепые принципы жертвенности. Большинство из них отказывались от процедуры уже на подходе к креслу.
Заключенные пожизненно преступники, имеющие родственников.
Такие в большинстве своем нечасто отказывались.
Были даже отчаявшиеся мужчины.
И среди них были те кто отказывались.
И категория, к которым относился его сегодняшний клиент Сэйнт-Клэр. Одинокие старики, без детей и родственников.
Ни один из них, ни разу не отказался от процедуры.
По крайней мере, на памяти Страйтера.
Большинство из клиентов предварительно напивались до свинячьего визга. Договор не предусматривал подобную возможность, а что не запрещено - то разрешено, как бы ни банально это звучало.
Пьяные вдрызг, несущие околесицу, облепленные датчиками, они представляли собой ужасное зрелище.
Алекс помнил своего "первого клиента". Молоденькая девочка, из "первой категории", которая так и не отказалась, сколько бы он её не уговаривал. Это уже потом, когда девушке все стало ясно, на её лице появился ужас. А потом исчез. Алекса тогда вырвало прямо на зеркально чистый кафель.
Так что Страйтера в полной мере можно было бы назвать стреляным воробьем. Но этот Сэйнт-Клэр... Что-то странное было в нем. Что-то непонятное. Впрочем, подобные мысли быстро выветрились, когда Адам наконец произнес:
- Да.
Страйтер кивнул и быстро собрав бумаги, ретировался из квартиры.
...Адам Сэйнт-Клэр затянул потуже узел галстука. Отряхнул рукав, просто для того, что бы успокоиться. Нет, он не хотел отказаться. Это было бы ниже его чести, просто он волновался. Возможно впервые за последние три года.
В дверь позвонили, и от резкого звука мужчина невольно вздрогнул. Мысленно ругая себя, он пошел открывать дверь.
Мистер Страйтер оглядел своего клиента и подавил усмешку. Почему то все, кто собирался на процедуру надевали свою лучшую одежду. Совершенно напрасно. Все равно клиентам пришлось бы раздеваться, а одежда затем сжигалась вместе с ним.
- Вы готовы?
- Да сколько уже можно спрашивать, Страйтер!? - резко спросил Адам, выходя из квартиры, и автоматически засовывая руку в карман, за ключами. Затем ругнулся.
- Ну-ну, мистер Сэйнт-Клэр. Это моя работа.
В ответ мужчина получил нечто неразборчивое, но прямо скажем определенного, слегка фривольного характера.
Страйтер пожал плечами. Впечатлительность - не та черта, за которую брали в Бюро. Скорее наоборот.
- Пойдемте, Адам. Машина уже ждет...
... Роскошное авто, неизвестной марки, поджидало у выхода. Бюро относилось к своим клиентам с уважением, а что уважит его более, чем последняя поездка? Страйтер уже подготовился ко вздоху восхищения. Впрочем, напрасно. Сэйнт-Клэр явно ничего не заметив, и не выказав ровно никакой реакции, быстро залез в салон. Чиновник даже почувствовал себя слегка уязвленным. Во время поездки, ни тот ни другой не проронили ни слова.
Серое здание, где проходили процедуры, ранее было больницей. Сейчас оно носило звание "филиал Бюро Љ 312", а в народе именовался гораздо яснее и четче: "труподельней".
Двери отворились мгновенно, впуская новых посетителей.
Адам и Страйтер шли по коридору, храня молчание. Однако перед самой дверью, чиновник остановился, и немного поколебавшись, спросил:
- Мистер Сэйнт-Клэр...Извините, но я должен задать вопрос... В последний раз, не волнуйтесь...Вы...
Адам пожал плечами. Совершенно не по-стариковски. Просто пожал плечами.
- А вам бы этого очень не хотелось бы, Страйтер? Только честно.
Алекс смутился. И отвел взгляд.
Больше вопросов не было. Кроме еще одного.
Когда тело Адама уже было покрыто датчиками-присосками, а в запястье впилась тонкая медицинская игла, Алекс Страйтер вдруг остановил медсестру жестом. Сэйнт-Клэр, уже не скрывая раздражения, гневно вопросил:
- Ну что, что еще!?
- Эм... Я извиняюсь... Здесь уже просто моя недоработка...Я забыл...Имя...
До того напряженный, словно струна, Адам, резко обмяк. Некоторое время он молчал, закусив губу.
Затем взглянул на чиновника, и вдруг, совершенно неожиданно улыбнулся. Почти по-детски, слегка неуверенно, отвыкшими губами. В уголках его глаз появилась стайка морщинок.
- Мария.
Страйтер кивнул. Медсестра прикрепила иглу, а продолжавший улыбаться Адам Сэйнт-Клэр поднял голову к потолку, словно изучая там нечто очень интересное.
Медсестра нажала на кнопку.
Некоторое время, мистер Алекс Джей Страйтер, сорокалетний бюрократ смотрел на застывшую улыбку Адама. В этот миг, чиновник выглядел разом постаревшим лет эдак на пятьдесят. Наконец отвернувшись, он поставил печать на бланке и отдал её клерку.
- Занеси это чете Адамсов, пусть заглянут в Бюро, через неделю.
3.
... Пятилетняя девочка тоскливо взглянула в окно. Стояла хорошая погода, солнце светило так ярко, так хорошо было бы пойти поплавать в бассейне. Но нет, ей сегодня обязательно нужно пойти к Мемориалу. По крайней мере, так говорила мама. Папа ничего не говорил, только всякий раз давал чувствительную затрещину, когда она пыталась саботировать поездку. Это был единственный случай, когда папа позволял себе рукоприкладство. И это был единственный случай, когда мама не ругала его за это.
Еще раз взглянув в окно, и вздохнув, она повернулась к маме и почти умоляюще спросила:
- Мааам... Ну можно не сегодня? Можно завтра? Маам...
- Мария Адамс Сэйнт-Клэр!
Мама всегда так говорила, когда ей что-то не нравилось в поведении дочери. А в такие моменты спорить с ней - что об стенку фасоль. Или бобы? Так или иначе, юная Мария Адамс Сэйнт-Клэр, насупившись, отвернулась к лобовому стеклу и уставилась на медленно приближающийся Мемориал. Огромный мраморный шпиль, тянул свой кончик к небу, мерцая навершием из чистого золота. На самом деле это был особо прочный сплав из новых металлов, но в народе он проходил как "золотой"...
... Мария вылезла из машины, прижимая к груди маленький и неказистый бумажный цветочек. Дальше она пошла одна. В сегодняшний день, пускалась группа детей от пяти до шести. Родители выпускающие своих чад к Мемориалу, никогда не шли вместе с ними. Они просто смотрели как множество маленьких человечков, печатая шаг идут к мраморному шпилю, испещренному тысячами тысяч имен.
Мария вздохнула и подошла к подножью монумента. Положив цветок, она сложила руки и начала, неловко путаясь, выговаривать заранее заученный текст:
- Дорогой папочка Адам, в этом году я вела себя очень хорошо, я не шалила, всегда выпивала молоко перед обедом, и ходила в церковь... Дорогой папочка Адам, я была очень хорошей девочкой...
Хор из миллионов тонких голосков по всему свету, повторяющий почти одну и ту же заученную речь, взвился в небо, долетая до тех, кто смотрел, улыбаясь, на них с облаков.