Здравствуй, внучка! Не узнала меня? Да и то правда, откуда тебе меня знать, ни разу не виделись, ничего не знаем друг про друга...
Это я, Иван, твой дед! Давай познакомимся! Я - простой русский мужик, с простым русским именем. И от роду мне всего тридцать пять лет. Наверное, столько же сейчас твоим детям.
Да, мне всего тридцать пять... Именно столько прожил я на этой земле. Именно такой срок отмерян мне был то ли Господом Богом, то ли ещё кем.
А появился на свет я в деревне весёлой и шумной, в большой семье. Рос любимчиком - до меня у родителей четыре девки родилось, и тут я, долгожданный! Любили меня и баловали, но и к работе приучали. Был я у отца за главного помощника. Да недолго довелось так пожить. Рано мы остались без отца и без матушки, в одночасье покосила их болезнь лихая...
Времена настали непростые. Сёстры в город подались. Там работу искали, мужей заводили да детей рожали. Мне в деревне одному несподручно жить, а в город ехать боязно. И решил я жениться. Девчат баских в деревне много было, да ни к одной чего-то сердце не лежало.
А тут встретил на покосе девушку из соседней деревни. Встретил - и забыть не мог. Небольшая, ладненькая, скромная, запала мне в душу так, что жить мне без неё стало как-то пресно.
Признался сёстрам, что жениться хочу. Они выбор мой одобрили. Двадцать лет парню - чего ж не жениться! Сосватали нас с Пашенькой, свадебку нехитрую справили: бражки попили да поплясали - и стали мы жить в нашем отцовском доме.
Как же я радовался, когда наш первенец родился! Не только в селе, в городе свечку поставил Николаю-чудотворцу, в честь его и сына назвал. Хорошие времена были, добрые. И работа деревенская ладилась, и жена с сыном не огорчали, а тут ещё и дочка родилась. Славно жили мы с Пашенькой, дружно.
А в начале сороковых всё же решились в город переехать. Сёстры мои там уже обустроились, и нас всё к себе сманивали. Долго я упирался, да они Пашеньку уговорили, а с ней я спорить не мог. Приглядели домик на окраине города, маленький такой, уютный. Огород большой, речка близко, можно хоть коз, хоть кур держать - почти как в деревне.
И работа для меня подходящая нашлась - на завод конюх требовался. А чего ж я ещё-то умел, всю жизнь при лошадях провёл.
И всё бы ничего, жизнь налаживалась, да только вот война-то эта проклятущая началась. Ох и поревели же бабы, ох и попричитали! У всех сестёр мужиков на войну забрали, и меня не обошли. Поздней осенью, уже по снегу, повезли нас из города тихого, родного прямо туда, где уже всё грохотало и взрывалось.
Помню зарёванное лицо моей Пашеньки, отчаянную тоску в сердце - и всё.
На фронте меня сперва определили в хозчасть, опять, значит, к лошадям. А какая без них война! И их, бедолаг, на войну забрали. Потом, как молодого да сноровистого, перевели меня в санитары. Ещё бой идёт, а мы уже по полю ползём, раненых выносим. Ох и попотаскал же я их за это короткое время! То по снегу, то по непролазной грязи, весь сырой, тащишь его, милого, и не знаешь, то ли живого доставишь, то ли уже мёртвого...
В апреле под Смоленском тяжёлые бои шли, ох, тяжёлые. То наступаем, то отступаем. Убитых, раненых, обмороженных - кто их считал!
Особенно тяжело на войне девчатам было. И не дай Бог тебе, внучка, испытать хотя бы долю того, что они пережили! Служила в нашей роте Рита - красивая, бесшабашно отчаянная медсестричка. Никогда не унывала, никто слёз её не видал, а ведь как нелегко ей приходилось. Росточком-то с мою Пашеньку, только моя скромница, а эта повострей была. Ползёт, бывало, по снегу, раненых выискивает, да ещё за нами, санитарами, приглядывает: живы ли, взяли ли раненого бойца, а сама всё с шутками.
Убили Риту. В том же бою, что и меня. У деревушки Долгинево догнали нас вражьи пули, и лежат наши косточки в одной братской могиле.
Сейчас на этом месте трава растёт. Весной над нами птицы поют, зимой вьюги шумят. А я с моими боевыми товарищами лежу здесь уже много лет.
Выросли мои дети. Наверное, у них выросли свои дети. А у тех - свои. Я так думаю, на земле живут уже мои праправнуки.
Думаю, что они должны быть счастливыми. Они обязаны быть счастливыми! И жить долго! За себя, за нас, за меня, который прожил всего тридцать пять лет.
И я очень надеюсь, внучка (я почему-то уверен, что у меня есть внучка, а может, и не одна, а может, и внук ещё!), я очень надеюсь, что твоим внукам не доведётся испытать того, что выпало на мою долю.
Будь счастлива так, как был счастлив я, когда встретил свою Пашеньку.