Поздним вечером в квартире Сони раздался телефонный звонок. Брат сообщил о приезде Охламона - младшего маминого брата. Редко тот бывает в родных краях, а тут вот приехал навестить сестру. Ехал с Натальей, сожительницей своей, но её из автобуса водитель высадил; выпивши была и ругалась громко. А дядя Митя (так звали Охламона) добрался до города и пришёл к племяннику.
После разговора с братом на Соню нахлынули воспоминания.
Охламон!* Смешное слово, неизвестно, откуда взялось и что означает, но это прозвище их родного дяди. Возможно, что он сам себя так окрестил. Он такой, он может и над другими посмеяться, и про себя не забудет. Взять хотя бы одно его изречение: "Я родился по собственному желанию, а умру по сокращению штатов". Наверное, за эту весёлость и любили его.
...Родился Митька через месяц после начала войны. Он был седьмым ребёнком. Отца, не смотря на многодетную семью, забрали на войну. Мать от горя и болезней совсем ослепла.
Всё хозяйство легло на старших детей. Брат уже работал, женихался. А старшей сестре пришлось школу оставить. Ей самой ещё бы в куклы играть, всего-то двенадцать годков исполнилось. Да не до того! На такую ораву и приготовь, и постирай, и понянчи их всех. Так привыкла за всех беспокоиться, что и сейчас, когда давно уже нет родителей, обе сестры и брат давно на пенсии (два брата и малолетняя сестричка умерли раньше), у неё по-прежнему болит за них душа. Если долго весточки нет, вся изведётся, всё кажется, что случилось с ними что-то, заболели, может...
Не повезло Митьке в жизни. Вот есть везучие люди, а есть невезучие. Он ко вторым относится. Детства почти что и не было. Война, голод. Рос на печке, в тулупе. Чекушка молока с базара, ломтик ржаного хлеба - вот и вся еда на день. Его вместе с сестрёнкой даже вынуждены были сдать в дом малютки на полтора года, иначе бы с голоду умерли или младшие, или старшие. А так как-то выжили все, кроме одной. Хорошо, отец домой вернулся, хоть инвалидом, но живым.
В школе Митька учился так себе. С малых лет ему легче было помогать отцу в работе: красить, малярить, что-то там шпаклевать. Кое-как окончил начальную школу и стал работать вместе с отцом и старшими братьями.
Вышли замуж и ушли из дома сёстры, женились и разъехались братья. Отец часто болел, лежал в госпитале. Вскоре умер. Остался Митька один со слепой матерью.
Подошло время в армии служить. Это при теперешних законах его бы не взяли, а тогда не посмотрели, что мать остаётся одна, совершенно не зрячая. И отслужил наш Митька в сибирском городе целых три года. Может, это было и не самое плохое время в его жизни.
Вернулся к ноябрьским праздникам, весёлый, заводной, балагур! Попал как раз на свадьбу: у старшей сестры золовка замуж выходила. Так плясал, так плясал, что у ботинок каблуки отпали.
Погулял Митька недолго, всего одну зиму. Познакомился в клубе с одной девчонкой, стал за ней ухаживать. А она в педучилище училась, воспитательницей в детсаду хотела стать. Может, это судьба его была, да не сумел разглядеть. Подружка её попроворнее оказалась: отбила парня. Митька глазом моргнуть не успел, как в загсе с молодой женой очутился.
Поженились, но сначала жили врозь. Жена Инка на практике в одном городе, Митька с матерью в другом. И хотя невестка обещала, что жить будут на своей малой родине, и что свекровку-инвалида не бросят, слово своё не сдержала. Появилась возможность жить и работать в молодом перспективном городе, она там устроилась и переманила мужа. А мать его с собой сначала не взяла. Это потом уже, когда понадобилась квартира побольше, стало выгодно её к себе прописать.
Прописать-то прописали слепую старуху, да жить ей там негде было. Вот и стали на старости лет возить её по стране от сыновей к дочерям и обратно. Географию можно изучать по её поездкам: Украина, Урал, и в родных вятских местах три разных города.
Даже когда проворная Митькина жена получила хорошую квартиру, места для старухи там не нашлось.
А Митька страдал, что не выполнил наказ отца беречь мать и ухаживать за ней. Страдал и пил. Пил и гулял. А спорить с женой не мог. Слаб оказался характером, не ведущим, а ведомым был мужиком.
Так и жили, пока мать не умерла. Совсем тогда Митька с катушек съехал. Во время очередной пьянки у какой-то бабёнки так подрался с дружком, что угодил "на химию". Хоть и недолго он там пробыл, но Инне этого хватило, чтобы с ним развестись.
И начались его скитания. Из большого города переехал в село, нашлась женщина одинокая с ребёнком, пригрела его. Вроде бы неплохо жили. Да пьющей она оказалась, к тому же инвалид, болела часто. А потом и умерла. Остался Митька один в чужой стороне.
Времена лихие настали: ни работы, ни денег. И возраст ещё не пенсионный. Как мог, так и крутился Митька: рассаду выращивал и с огорода кормился, по селу ходил, кому что надо, всё мог сделать по строительной части.
Соседка Наталья, оставшись без мужика, стала частенько к Митьке наведываться. А когда у него пенсия появилась, и вовсе к нему перебралась. Сама-то она моложе его, до пенсии ещё не дожила, а дочери её взрослые в другом месте устроились. А как мать пенсию получать начала, вызвали к себе. Уехала Наталья и затосковала.
И Митьке невесело. Здоровья всё меньше, лет всё больше. Родная дочь в областном центре живёт, семья у неё. Инна, жена его первая (и единственная) тоже в городе, хоть и одна, но Митька ей не нужен.
Проблему решили Натальины внуки. Они помнили деда Митю, его добрый и весёлый характер, и предложили бабушке не плакать, а съездить за дедом и привезти его к ним. В тесноте, да не в обиде.
Чего-чего, а уж тесноты хватает Митьке на новом месте жительства, в небольшой деревеньке. В одной комнате живёт он с Натальей, а за шкафом - её дочь с мужиком, двое детей школьного возраста. И ещё ждут пополнения.
***
Так, за воспоминаниями о прошлой и настоящей жизни дядьки, и пролетела ночь.
Воскресное утро Сони началось с маминого телефонного звонка. Та сказала, что приехал брат, просила прийти повидаться да и купить кое-что из продуктов. Ничего не поделаешь, пришлось отложить намеченные на день дела в сторону и ехать на встречу с дядькой.
Первое, на что Соня обратила внимание, - глаза Охламона: они какие-то разные стали. И второе: одет он чистенько, рубашка вроде новая, но совсем не по сезону. В джинсовой курточке можно летом ходить, но не осенью.
Пока копошились на кухне с обедом, подъехал после работы и муж Сони. Ну не везёт Охламону в гостях! Вчера у племянника одному пить пришлось, тот компании не составил, и сейчас муж племянницы за рулём. С тоской смотрел Митька на принесённую бутылку водки. Там, в деревне, её давно бы уже не было: там все пьют. А тут...
- Да ладно, дядька, не переживай, давай я тебе компанию составлю! И маме маленько нальём, за встречу, - выручила Соня, ставя на стол рюмки.
- Давай! - радостно согласился гость. - За здравие ваше в горло наше!
Но после первой же рюмки из правого глаза Охламона потекли слёзы, да так обильно, что он ни пить, ни есть не мог, сидел, согнувшись, за столом, прикрыв глаз носовым платком. Не плачет, а слёзы текут.
- Да что у тебя с глазами? Какие-то они... разные, - спросила племянница.
- Наталья на глаз локтем навалилась и выдавила. Тесно у нас, спим вместе, вот она стала поворачиваться, и ... так получилось... - виновато ответил Охламон.
- Жалеешь, что из села в эту деревню переехал?
- Жалею... Да ничего уж не вернуть. Дом там соседи уже заняли, свой у них совсем пропал...
Соня закапала ему в глаза капли. Через какое-то время слёзы прекратились. Решили, что нужно позвонить Митькиной дочери и попросить её сводить отца к глазному доктору.
Только поздним вечером Соня дозвонилась до своей двоюродной сестры. Та от услышанного в восторге не была, но и не отказалась, а на следующий день сообщила, что взяла отцу платный талон на завтра, и что будет ждать его утром на остановке автобуса.
"И то хорошо, хотя могла бы и сегодня пригласить к себе, переночевал бы, с внучкой повидался. Чужие внуки его любят, а своя, одна-единственная, не знает деда совсем", - так думала Соня, но никому ничего не говорила. Позвонила маме и рассказала, когда и куда ехать Митьке.
Дочка с мужем не только сводили отца к врачу и купили лекарство, но и отвезли его домой, к Наталье, наказав выполнять предписания доктора и ещё приезжать на приём.
***
Прошёл год. Нынче Соня решила составить компанию сестре и брату с женой и съездить к дядьке, поздравить его с днём рождения. Купили продуктов, собрали вещей и для Митьки, и для его многочисленного семейства и отправились в путь.
Погода стояла замечательная: ни жарко, ни холодно, начинался дождик да тут же и закончился, За разговорами даже участок плохопроезжей дороги пролетел незаметно, хотя и заставил водителя понервничать.
К одиннадцати часам были на месте. Остановились у дома, где жил Охламон. Новая калитка светилась белым штакетником. На окнах видны были тюлевые занавески.
В ограду выскочила молодая беззубая бабёнка то ли в платье, то ли в футболке и громко спросила:
-Вы к дяде Мите? Заходите, он дома.
Нежданные гости подхватили сумки и направились в дом. Небритый дядька встретил их в сенях. Кажется, от радости, что видит своих племянниц и крестника, он не мог произнести ни слова. В чистой полосатой рубашке, трико, тёплых носках и шлёпанцах, поседевший и постаревший, видел дядька теперь одним глазом.
Конечно, родственники в дороге предупредили Соню, в каких условиях живёт это семейство, но то, что она увидела, всё равно поразило.
Небольшая комната разгорожена сервантом, в дверках которого почему-то отсутствовали стёкла. На окне, выходящем на дорогу, пышно цвёл ванька мокрый.
В той части комнаты, где обитали старшие, был диван, стол и кресло - как оказалось, любимое место отдыха дяди Мити. На вторую половину комнаты Соня не заглядывала, но краем глаза увидела разобранную постель.
При наличии в семье трёх детей поразило полнейшее отсутствие каких-либо игрушек, даже самодельных. Да что игрушки! Непонятно, где дети спят и уроки учат!
Хозяйки - молодая с маленьким ребёнком на руках, и её мать - приветливо встретили родственников Охламона. Сразу извинились, что они уже отметили его день рождения, "выпили маненько". Но на столах - и в комнате, и на кухне - не было никаких признаков еды, закуски. Девочка лет восьми распахнутыми глазами смотрела на пакет с печеньем и конфетами, который вместе с другими продуктами Соня выложила на стол.
Гостям не предложили сесть (да и куда посадишь сразу столько людей!) Женщины рассказывали наперебой о своём житье-бытье, не позаботясь о том, что можно, как это делается обычно, чайник поставить.
Пока дядя Митя с крестником вышли в ограду покурить на завалинке, Наталья стала горячо убеждать его племянниц, что она его ни за что не бросит, раз в своё время сорвала из другой деревни, где он прожил почти двадцать лет. Там у него были свои "хоромы", которые остались ему от умершей жены. А здесь командует молодая, стервозного вида бабёнка. Наталья успела пожаловаться и на своё здоровье, и на нехватку денег, и поведала, что живут они с Митькой неплохо, почти не ругаются, хотя характер у него не сахар, когда выпьет. Дочь Натальи добавила, сверкая смоляными глазами: "Если что, то я его скотчем замотаю - синяков нет, а он сразу успокоится!".
И ещё Наталья сказала, что живут они не как муж и жена, а как брат и сестра, потому что на старости лет и ему жена для постели не нужна, и ей в её годы - старая уже! - муж не нужен. Соня поинтересовалась, сколько же лет этой старой, оказалось, что всего пятьдесят восемь.
Да, летний день в разгаре, три взрослых человека сидят дома с двумя детьми, третий где-то гостит. А в огороде всё заросло травой. Да и так по хозяйству разве мало дел?! А тут, как говорят, "с утра выпил - весь день свободен"...
На прощанье Соня сфотографировала Охламона и одного, и с семейством.
Провожал их дядька со слезами на глазах. То ли слёзы, то ли вино, не поймёшь. Ничего не говорил, в гости не звал, и они не стали приглашать, нечего сестру расстраивать. Родная дочь его не навещает. Если он вдруг останется один или сильно заболеет, она сможет устроить его в интернат для престарелых, а этого Охламону ох как не хочется.
Оказывается, пока женщины разговаривали на кухне с Натальей, а мужчины курили, молодуха пулей слетала к соседу через дорогу, заняла у него денег и ждала только, когда гости уедут, чтобы снова сбегать в магазин за вином.
А трезвого и побритого Охламона можно застать только в день получения пенсии. Трезвый, потому что деньги на выпивку давно закончились. Побритый - потому что пенсию носит молодая интересная женщина.
Обратно долго ехали молча. Каждый переживал увиденное. Отметили, что по сравнению с прошлым годом на полу появились половички, а на кухне новый холодильник...
***
Сердце щемило от жалости к дядьке, этому Охламону, доживающему свой век совсем не в лучших условиях. А ведь мог бы жить в хорошей квартире в городе, с женой, с родной дочкой и внучкой. Ведь случись что с этой его теперешней сожительницей, не очень здоровой женщиной, куда пойдёт и кому будет он нужен, старый больной человек?
Всё возвращается на круги своя... Не обреки Митька свою слепую мать на скитания на старости лет, не лиши её родного тёплого угла, сам сейчас не скитался бы, наверное.
Эх, Охламон, Охламон...
Каким припечатал себя прозвищем, так и жизнь прожил, как-то по-охламонски...
*Охламон -(прост.бран.). Глупец и бездельник. (С.И.Ожегов. Словарь русского языка).