Береницкий Владислав : другие произведения.

Дорога из Цветов Плоти (2011)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    В больничной палате приходит в сознание молодая женщина с отсутствующей кистью правой руки, обнаруженная посреди дороги случайным водителем. Она совсем ничего не помнит - ни о случившемся с ней, ни о своей жизни в целом. По предложению лечащего врача женщина сама выбирает себе имя и отныне становится Светланой. В ее одежде оказывается диктофон с записью мужского голоса и красный амулет в форме сердца. Светлана принимается за прослушивание записи, надеясь с ее помощью хоть что-нибудь узнать о себе. На пленке не слишком удачливый драматург Валерий Винаров, окруженный в жизни тремя женщинами, рассказывает сумбурную и мрачную историю, которая начинается с похорон его младшей сестры и теряется глубоко в дебрях большого города...
   Единственный способ отделаться от искушения - уступить ему.
  
   Оскар Уайльд
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   "Это жизнь на Марсе, приятель. Это жизнь на Марсе".
  
   Эти слова звучат в голове Валерия, когда он вскакивает в постели посреди ночи. Тело бьет дрожь, сердце лихорадочно стучит и он хватается ладонью за грудь, чувствует удары сквозь кожу и плоть, а по спине скатываются капли холодного пота. Оглядывается в темноте, пытаясь рассмотреть очертания своей квартиры.
  
   "Я дома, дома. Все позади, - думает он и со вздохом опускается в кровать, касаясь обнаженной спиной липкой простыни. - Все позади. Позади".
  
   И вдруг Валерий снова слышит его голос, неестественно близкий:
  
   "Давай вмажем этим гомикам!"
  
   А потом начинает смеяться. Заливается громким смехом, смеется и смеется. Смех переходит в крик, и он уже кричит, затем принимается плакать. Он плачет. Ничего не может с собой поделать. Призраки прошлого с новой силой вырываются из его памяти. И так каждую ночь.
  
   Каждую ночь.
  
  
  
  
   Чуть что, сразу плачем. Но это не помогает, только хуже становится. Иногда спрашиваешь себя, что изменят эти слезы? Что изменят эти слова? Тебя станут уважать? Перестанут относиться к тебе, как к шалаве подзаборной? Да ни хрена. Ни все мужчины сволочи, но большинство из них именно такие. Они и ногтя твоего не стоят. Уж поверь. Я, правда, не знаю, кто этот бред слушать будет. Сижу здесь в гребаной жопе, в дыре какой-то. [смеется]
  
   Еще и холодно чертовски. Вся замерзла. Но я скажу, все равно скажу, как есть. Тебя бьют, насилуют, как только хотят и куда хотят, а ты что? Должна смириться? Ни хера! Дерись, сражайся за свои права до последнего. Пока дышишь, бейся. Ты человек! Да, ты женщина, ну и что? Что из этого? Чем мы хуже мужчин? Они лучше нас? Умнее? Сильнее? Мир принадлежит им? Ни хера подобного! Ни хера! Помни, что у тебя есть не только три дырки, но еще есть душа и есть сердце.
  
   Ты можешь испытывать адскую боль, стыд и унижения благодаря им, валяться в луже собственной крови, мочи и блевотины, но ты должна выжить. Должна выжить. Должна доказать эти скотам, что ты тоже человек, такой же, как и они... да нет, стойте... не такой же, лучше, гораздо лучше... чище, у тебя есть душа и есть сердце.
  
   Ты должна держаться, должна жить.
  
   Даже, когда это кажется невозможным, никаких сил уже нет, и ты не можешь подняться с земли. Но ты должна, ты обязана это сделать. Даже, если слезы текут из глаз...
  
   ...текут из глаз...
  
   ...когда-то таких красивых... что сводили с ума...
  
   А теперь даже цвета в них нет.
  
   И боль сковывает движения. Боль во всем теле, в животе, в руках, ногах и между ног тоже боль, потому что тебя грязно использовали. Над тобой надругались, но ты все можешь. Ты обязана подняться. Обязана выжить.
  
   Даже, когда совсем не хочется жить. Даже, когда тебе незачем жить.
  
   И слезы льют из глаз.
  
   С ними выливается все... боль, гнев, обида... все самое плохое. Но это только иллюзия. Все остается. В тебе. Внутри. Навсегда.
  
   В такие моменты, когда плохо, хреново, хуже некуда, особенно часто вспоминаю детство. Беззаботное время. От этого плакать хочется еще сильнее, но здесь ничего не поделаешь. Скажете, я размазня? Сижу в вонючей дыре, даже не знаю где это и заливаюсь слезами, вспоминая, как хорошо было в детстве и как плохо сейчас. А плохо ведь уже стало одиннадцать лет назад. Ну, вы помните. Мой четырнадцатый день рождения. Я говорила об этом.
  
   У большинства детей детство продолжается гораздо дольше четырнадцати, но не у меня. И все же у меня было детство. Короткое, но счастливое. Я, как и все девчонки, играла в куклы, делала прически подружкам, сестре и маме, даже мечтала стать парикмахером. Любила яркие наряды и, каждый день, ложась спать, заботливо укладывала в кровать рядом с собой любимого плюшевого мишку. Не могла заснуть без него. Засыпала, только крепко обняв старую мягкую игрушку. Как давно это было. Но в то же время кажется, что все это было так недавно, словно вчера.
  
   И это сложно соотнести с сегодняшней действительностью, не так ли? Я права? Та же самая девочка, которая ложилась спать с мягкой игрушкой под бочком и видела во сне сладкие детские грезы, спустя годы вынуждена валяться в грязи, блевотине, моче и крови, разрываясь на части от сожаления по утраченному времени. По прожитой впустую жизни. Та же самая девочка. Только в рот ей запихнули мерзкий член, а между ног воткнули дуло пистолета. [плачет] А самое невыносимое, когда эта мразь вся в тебе остается, и ты знаешь, что за всю дальнейшую жизнь не очистишься. Убивает просто ощущение это. Когда осознаешь, что выхода нет. И ничего не исправить. НИЧЕГО.
  
   Как же я устала от этих слез.
  
  
  
  
  ДРУГАЯ ЖИЗНЬ - 1
  
   23 сентября 2009, среда
  
   (НЕИЗВЕСТНАЯ)
  
   Она стояла у зеркала, рассматривая отражение своего лица. Это было так странно. Смотрела на себя, но видела лицо совершенно чужой женщины. С синяками под нижними веками, а также ссадинами на лбу и щеках. Это было лицо женщины, которую она никогда прежде не знала. Двигала головой, шевелила губами, высовывала язык изо рта, и отражение повторяло за ней. Повторяло все движения. Все ее движения.
  
   Это было так неестественно. Дико.
  
   Она провела в больнице больше двух дней, но только три часа прошло с того момента, как сознание вернулось к ней. И она отчетливо поняла, что не помнит ничего. Память являла собой практически чистый лист.
  
   Только три детали: лес, деревья, дорога. И все. Больше она ничего вспомнить не могла. Кем была раньше? Кто она такая? Как ее имя? Кто ее друзья и знакомые? Кто ее семья? Ничего. Абсолютная пустота.
  
   Медсестра сказала, что ее обнаружил без сознания посреди дороги случайный водитель и доставил в ближайшую больницу. И сейчас она находится в Ниаракамске.
  
   Ниаракамск. Это слово ей ни о чем не говорило.
  
   И еще у нее отсутствует кисть правой руки.
  
   Кисть правой руки.
  
   Почему?
  
   Это стало для нее шоком. Она так испугалась, когда увидела обрубок, замотанный бинтами, впала в истерику, что врачам пришлось вчетвером удерживать ее на кровати. Кричала так, что у самой заложило уши.
  
   И вовсе ни от боли. Такова была зрительная реакция. Боли в руке не было. Совсем никаких ощущений.
  
   * * *
  
   Она подумала о том, что в ее одежде могли быть какие-то сведения о ее прошлом: документы, записки, кредитки. Но там не было ничего. Почти ничего. Только красный кулон в форме сердца, ровным счетом ни о чем не говоривший ей, и диктофон с записью мужского голоса.
  
   Ее попросили поразмыслить над именем, которым бы она хотела, чтобы ее называли.
  
   ?Светлана?, - подумала она вдруг, стоя перед зеркалом.
  
   Провела здоровой ладонью по длинным волосам, которые когда-то являлись ярко платиновыми и, несомненно, выглядели роскошно, а сейчас были грязными и спутанными.
  
   - Светлана, - проговорила она, и дрожь пробежала по спине.
  
   Еще не привыкла к своему голосу. Понятия не имела, каким он должен быть, но тот, который слышала, почему-то казался враждебным, чужим.
  
   - Светлана, - повторила она шепотом. - Я Светлана, хочу быть Светланой. Я похожа на Светлану, похожа.
  
   * * *
  
   - Возьмите это. Я оставлю вас ненадолго, - проговорил Илья Никифоров, лечащий врач, кладя на прикроватную тумбочку диктофон, найденный в ее одежде.
  
   - Зачем? - спросила она.
  
   - Мы не должны упускать ни единого шанса. Вдруг вы что-нибудь вспомните.
  
   - А если... - начала она, - если я не захочу вспоминать? Если это не просто так? Если потеря памяти мне дана свыше? Чтобы забыть о том, что было. Ведь никто не объявился. Меня никто не ищет... Почему?
  
   - Еще слишком мало времени прошло, - произнес доктор.
  
   - Мне страшно. Вы не представляете, каково это. Не знать себя, - помедлила пару секунд, затем продолжила: - Каким чудовищем я должна была быть, что теперь никому не нужна? Никому... совсем никому... ни единому человеку.
  
   - Перестаньте, - успокаивающе сказал Илья, протянул руку и нежно погладил ее щеку. - Возможно, вы не из этого города и...
  
   - Я решила насчет имени, - проговорила она, перебив доктора.
  
   - И как же нам теперь вас величать?
  
   - Светланой, - улыбнулась она.
  
   - Что ж, мне нравится. Хорошо, Светлана. Будем лечить вас дальше. А пока что я все-таки удалюсь, - произнес Илья и поднялся с места. - Не теряйте времени, послушайте эту запись на диктофоне. Ведь это совсем ничего не стоит, а на воспоминаниях сказаться может.
  
   Светлана ничего не ответила, только проводила молодого доктора взглядом.
  
   ?Интересно, - подумала она, - сколько мне лет? Во всяком случае, не больше тридцати?.
  
   Светлана посмотрела в окно, в которое били яркие лучи утреннего солнца, потом ее взгляд упал на диктофон, и она взяла его с тумбочки. Покрутила в руке. Осмотрела со всех сторон и нажала на клавишу воспроизведения.
  
   Услышала приятный мужской голос:
  
   Меня зовут Валерий Винаров. Мне тридцать лет. Я драматург. Не слишком удачлив в жизни и постоянно попадаю в различные неприятности. Мне это надоело. Мне это не нравится. Но ничего не могу с этим поделать. Сейчас нахожусь в темной комнате. Но не знаю, где находится сама темная комната. И я в ней заперт. Не могу отсюда выбраться. Дверь закрыта.
   Передо мной стол, на нем стоит тусклая лампа, света от нее почти нет, а рядом лежит диктофон, который записывает весь этот бред, что я говорю. Не помню, как здесь оказался. Но начну с начала, по-порядку... только где же они, эти порядок и начало? Понятия не имею. Но я должен говорить о предшествующих случившемуся днях, потому что от этого зависит не только моя жизнь...
  
  
  
  
  ГРАНИ
  
  
   9 ноября 2001, пятница
  
   (НАТАЛЬЯ)
  
   Одета она была в одно лишь тонкое платье и потому вся тряслась. Не могла контролировать дрожь. Отняла правую ладонь от дерева и положила ее на живот. Он был невероятно огромным, и кожа так натянулась, что казалось, вот-вот лопнет.
  
   "Как же холодно. Как холодно", - подумала Наталья.
  
   Замедлила бег, а через несколько метров и вовсе остановилась напротив дерева, уперев ладони в широкий ствол. Необходимо было отдышаться. Изо рта в холодный воздух вырывались струи теплого, превращаясь в замысловатые кружочки невесомого пара. Поднеся руку к голове, Наталья провела пальцами по коротко остриженным сырым волосам.
  
   Внутри живота что-то двигалось и ей стало не по себе от этого ощущения чужеродности внутри своего организма. Даже если этой самой чужеродностью являлся ее собственный ребенок. Наталья огляделась по сторонам и, постояв еще немного, медленно двинулась дальше. Шаг за шагом преодолевала расстояние до спасительной трассы, то и дело, поднося ладони к лицу, чтобы согревать дыханием околевшие пальцы, которых совсем уже не чувствовала. Если повезет, она сможет остановить машину и попросить водителя отвезти ее подальше отсюда. Куда угодно, лишь бы прочь из этого проклятого места. Оглянувшись, Наталья увидела, что дом уже скрылся за темнеющей полосой пышных деревьев.
  
   Опавшие листья хрустели под ногами, и ее беспокоило то, что звук шагов привлечет охотников, которые шли за ней все это время. А ее непременно кто-то преследовал, она была в этом совершенно уверена. Наталья знала, что Решетников, ее хозяин и любовник, непременно отправит за ней своих подручных псов, как только заметит пропажу. Если все складывалось более или менее удачно, то у нее есть максимум час времени, чтобы уйти.
  
   Наталья вновь перешла на бег, но ей не удалось преодолеть и двадцати метров, как левая нога обо что-то зацепилась и она, потеряв равновесие, тяжело рухнула на спину. Боль молнией пронзила живот, потекла, словно раскаленный свинец, по всему телу. От нестерпимой боли заложило уши, а перед глазами затанцевали мириады ярчайших звездочек. Она стиснула зубы, пытаясь прийти в себя, и через пару минут ей каким-то чудом удалось подняться на ноги. Прислонилась спиной к дереву, чтобы не упасть из-за одолевшей вдруг слабости и неудержимый поток пенистой рвоты извергся из ее рта, забрызгав декольте и платье. На удивление боль в животе ослабла, и Наталья медленно зашагала дальше.
  
   Почему-то вспомнила их дикий секс с Решетниковым, его огромный возбужденный член и подумала о том, что представься ей сейчас такая возможность, она бы с удовольствием оторвала к чертям собачьим все его достоинство. За те издевательства и унижения, за боль, которые ей пришлось терпеть долгое время. Почти год. А это много.
  
   Мощный луч фонаря прорезал темноту лесной ночи и Наталья резким движением, насколько это было возможно в ее состоянии, бросилась к толстому изгибающемуся стволу дерева в поисках укрытия. Полоса яркого света за долю секунды проскользнула вблизи ног, едва не коснувшись носков, и сердце Натальи за это мгновение обвалилось куда-то вниз.
  
   Луч фонаря исчез во тьме также внезапно, как и появился. Она немного постояла, вжавшись спиной в жесткую, неровную кору дерева. Сделала первый шаг, но укол вернувшейся боли заставил ее опуститься на колени, ободрав о кору спину. Затем опять стала медленно подниматься с закрытыми глазами. Где-то под зрачками безостановочно пульсировал мерзкий сгусток черноты.
  
   Прийти в себя Наталью заставил плеск жидкости, которая потекла между ног по внутренним сторонам бедер. Она опустилась на корточки, наблюдая за тем, как жидкость из ее организма скопилась в прозрачную лужицу на земле, отражающую лунный свет.
  
   "Что же это? О, Господи!" - растерянно подумала Наталья, поднеся руку к промежности.
  
   Вначале решила, что это моча, но когда первая схватка пронзила живот, поняла, что отошли воды и вот уже сейчас она родит.
  
   Опять схватка. Наталья сжала кулаки так, что ногти впились в ладони, и сильно стиснула зубы, прикусив язык. Крупная капля крови стекла на нижнюю губу. Наталья закричала, изо всех сил вжалась спиной в дерево и развела ноги в стороны. Ее юбка порвалась, а глаза закатились, устремив в темноту невидящие бельма.
  
   Наталья задрожала всем телом, оглушительный крик сорвался с ее губ, разносясь волнами по мертвому лесу и отражаясь от каждого дерева. Моргнула, открыла глаза, боль прекратилась, что-то тяжелое со шлепком упало в листья.
  
   Она провела ладонью между ног, и пальцы окрасились в густой алый цвет. Подавшись вперед, увидела розовое тельце, перепачканное кровью, и лежащее на земле в лужице околоплодных вод. Это был мальчик, от живота ребенка тянулся плотный тяж серого цвета, покрытый кровью, как и все тело. Пуповина вела к ней, теряясь под разорванной юбкой.
  
   Обеими руками Наталья взяла пуповину, потянула от себя, медленно вытаскивая из своего тела то, что было на другом конце белесого тяжа. Сморщилась при виде кровавой лепешки, покрытой тоненькой пленкой, которую собственноручно вытащила из живота, отбросила плаценту в сторону, и та угодила прямо на недвижное тело ребенка.
  
   "Мертвый", - подумала Наталья, глядя на крохотное тельце мальчика.
  
   Осмотрелась по сторонам и уже собралась подняться на ноги, когда пространство вокруг огласилось громким криком младенца. Испугавшись, что ее обнаружат преследователи, Наталья машинально подалась вперед и схватила рукой первое, на что упал взгляд. Это был небольшой, но тяжелый камень, лежащий под деревом. Взмахнула рукой с камнем и обрушила всю его тяжесть на тело мальчика. Крик прекратился, когда удар пришелся в живот ребенка. Плацента слетела с маленького тельца и под полупрозрачной кожей за долю секунды разошлась темно-бордовая гематома.
  
   Наталья снова замахнулась, но задержала руку в поднятом состоянии. Младенец опять закричал, и она с силой ударила его камнем по голове. Крик затих, но Наталья размахнулась и, помедлив секунду, вновь опустила острие булыжника на крошечную голову своего сына. Хрупкие кости черепа от удара проломились, и ее рука вместе с камнем погрузилась внутрь головы ребенка.
  
   Послышался шелест листьев, Наталья отбросила булыжник, поднялась и, ускоряя шаг, вытерла о платье пальцы правой руки, стерев с них мозговое вещество собственного ребенка.
  
   Одинокая птица спустилась с ветки к тому месту, где только что находилась девушка и деловито зашагала по лужице крови, образовавшейся в неглубокой впадинке.
  
  
   (ОХОТНИК)
  
   Он опустился на колено, окинул взглядом скрытое во мраке деревьев тело ребенка с размозженной головой.
  
   - Вот, срань.
  
   Включил фонарь, посветил на останки, выключил. Поднявшись, вгляделся вдаль, различил между соснами удаляющуюся фигуру девушки. Наталья, одна из сучек босса, родила ребенка и убила его. Теперь она уже далеко. Но ему все равно. Он больше не хотел ни за кем гнаться, не хотел, кому бы то ни было служить.
  
   "Проваливай, тварь", - зло плюнув под ноги, подумал преследователь.
  
   Просунул руки под куртку, отстегнул кобуру с пояса и бросил ее на черную гниющую листву. Вытащил из нагрудного кармана шипящую рацию и, разжав пальцы, отправил ее вслед за оружием. Бросил последний взгляд на заслоненный голыми ветками особняк, посмотрел в сторону дороги, куда направилась беглянка. Быстрым, но ровным шагом двинулся в направлении озера, к которому вела одна единственная тропинка, и знал ее только он.
  
   Шипение рации сменилось треском, непродолжительной тишиной и наконец, сквозь помехи прорезался раздраженный мужской голос:
  
   - Это Решетников. Слышишь меня? Найди ее, мать твою! Ты меня понял? Если к утру, она не будет сидеть между моих ног и сосать мой член, ты уволен! Уволен!
  
  
  
   28 мая 2006, воскресенье
  
   (РАСПРАВА)
  
   Человек в маске открывает двери, хватает за руку первую молодую женщину и вытаскивает ее из фургона. За ней следом на землю спускаются еще пять других. Они связаны меду собой одной веревкой, которая обхватывает петлей правую ногу каждой. Их руки опущены вниз и тоже крепко перевязаны в запястьях.
  
   Женщины практически невменяемы от количества выкуренной травы. Глаза их не могут сфокусироваться на какой-то определенной точке и рассеянно блуждают по сторонам. Они движутся шеренгой на заплетающихся ногах по крохотной делянке среди густо растущих деревьев, одеты все в короткие юбки и пестрые блузки. Лица женщин измазаны вязкой смесью косметики, слез, слюней и соплей. На ногах туфли с высокими тонкими каблуками и ступни их периодически подворачиваются на мокрой земле.
  
   Одна из женщин падает. Мужчина в белой маске с отверстиями для глаз, носа и рта взмахивает автоматом, бьет ее стволом по лицу. С брызгами крови изо рта проститутки вылетают несколько зубов и падают на землю. Женщина стонет от боли, ощупывает языком разодранные десны. Кровь струится по губам, подбородку и шее.
  
   Главарь делает жест помощникам, они снимают с плеч автоматы и направляют на женщин. Он знает, что модели отслужили свой срок и их пора убирать. Им на смену придет новая партия проституток. Часть достанется ему, часть необходимо будет выгодно продать. Модели создаются регулярно и это хороший бизнес на практически пустом месте. Машина требует лишь человеческий материал, а незаметных людей в городах предостаточно. Те же самые уличные шлюхи и бездомные девки, которых повсюду хватает. Устройство перемешивает кожу, мясо, кровь и кости, создавая новых людей по заданной программе. Таким образом, из десяти уродливых проституток получается столько же элитных красавец. Когда созданные модели отрабатывают свой срок, их также загружают обратно в машину и процесс продолжается.
  
   Созданные модели являются абсолютно полноценными людьми. С фальшивыми воспоминаниями о своей прошлой жизни. И сами они даже не догадываются, что никогда не рождались на этот свет, а были сконструированы бездушной машиной из мельчайших кусков плоти других людей.
  
   Сейчас на руках каждого из мужчин в масках надеты резиновые перчатки. Один из них подходит ко второй женщине в шеренге, стягивает с нее юбку, отходит, смотрит, вновь приближается, стягивает юбки с остальных. На них нет нижнего белья. Он чувствует возбуждение внизу живота от вида обнаженных тел, но заставляет себя сдерживаться.
  
   "Какие аппетитные дырочки", - думает он, глядя на красивые обнаженные тела.
  
   Но они все-таки на задании, а не на пикнике с девками. Мужчина медлит секунду, подносит руку к лобку одной из них, касается полоски шелковистых волос, вводит указательный палец внутрь вагины и задерживает его там на несколько секунд. Затем выпрямляется и отходит к вооруженным коллегам. Пятеро мужчин смотрят холодными глазами на женщин, стволы автоматов направлены в их голые животы. Проститутки замерли в состоянии предвкушения неизбежной смерти. Человек, стоящий в центре, делает жест рукой.
  
   За секунду до того, как раздаются автоматные очереди, крайняя слева женщина дергается в направлении фургона и тащит за собой остальных. Их ноги заплетаются, проститутки падают одна на другую, а пули в этот момент уже раздирают плоть, которая еще недавно доставляла неземное удовольствие множеству мужчин, а сейчас насквозь пропитывается свинцом и гнилым ароматом смерти.
  
   Кровь и кусочки мяса летят во все стороны, женщины издают последние стоны и крики, валятся уже мертвые на сырую после долгого дождя почву. Их головы, руки, груди, ноги, плечи, животы, спины, голени, затылки, бедра, кисти, пятки, лица превращаются в кровавое месиво из мяса, крови и раздробленных костей.
  
   Тела лежат неподвижно, а в воздухе парят крошечные капельки крови и густой запах внутренностей. Мужчины прекращают огонь и опускают стволы автоматов. Один из них обходит трупы, касается их носком туфли, оборачивается и дает знак, что работа выполнена на отлично, хотя остальные и так видят по груде мяса, которая еще несколько секунд назад была живыми людьми, что дело сделано.
  
   Мужчины подходят к трупам и отделяют их друг от друга. Заносят пять тел обратно в фургон. Главарь смотрит на единственную уцелевшую женщину. Она была самой молодой среди остальных. Теперь единственная выжившая. Женщина вся в крови своих бывших подружек лежит на холодной земле, обхватив себя руками. Ее зубы стучат так, что слышно за десять метров. Эту проститутку главарь оставил себе, хотел сам с ней покончить, но неожиданно передумал. Есть в ней нечто особенное в отличие от остальных. Может душа? Мужчина достает из кармана пистолет с ампулами наркотика, целится в плечо женщины и жмет на курок.
  
  
   (АФЕЛИЯ)
  
   Острая игла вонзается в руку, Афелия ощущает холод, онемение во всем теле и одновременно жар во рту, как будто языка коснулся раскаленный на огне металлический прут. Чувствует, что ее куда-то тащат по земле. Туфли слетели и босые ступни царапают острые песчинки. Она поднимает руку и смотрит на ладонь, видит сквозь нее, двигает пальцами, касается ими лица, хотя руки ее сейчас вытянуты назад, за голову.
  
   - У этой щелка хорошая, узкая, - где-то далеко произносит замедленный мужской голос. - Как будто и не трахали ее вовсе. Я прав, Дэ?
  
   "Щелка хорошая... не трахали..." - отдается эхом в голове Афелии.
  
   Ее тащат за руки в неизвестном направлении, крепко сжав запястья в том месте, где они прочно связаны веревкой, но она в это время водит пальцами по своему телу. Гладит соски, они набухают, делаются огромными. Гладит живот, опускает руку ниже, касается волос на лобке и одновременно с этим двигает обеими руками перед лицом, пальцы становятся размазанными, нечеткими, затем пропадают вовсе.
  
   - Оставлю ее для себя, - теперь другой голос, уже ближе. - Поимею, как следует, а потом на переработку.
  
   Пальцами обеих рук Афелия раздвигает вагину, трогает клитор, видит расплывающиеся пальцы перед глазами, опускает их на грудь, погружает руку в собственную плоть, касается сердца, оно содрогается под пальцами, она хватает его, крепко сжимает и тянет.
  
   - Я б ее прям тут поимел, но дело не терпит задержки, - снова второй голос вперемешку со смехом. - Грузим ее.
  
   Афелию затаскивают в фургон, швыряют на лежащие там трупы, она с грохотом железа ударяется головой о стену. Двери за ней закрываются и надежно запираются на засов. Руки ее по-прежнему прочно связаны, но она крепко обхватывает пальцами собственное сердце и вытаскивает его из груди. Смотрит на кровавый, содрогающийся в руке кусок мяса, проводит им по животу, оставляя темно-красный след на бледной коже.
  
   Двигатель автомобиля мерно гудит и один из мужчин плавно трогает машину с места, после чего направляет ее в сторону трассы.
  
   Равномерные пульсирующие выплески крови из отверстия в груди доносятся до ушей Афелии. Она опускает сердце еще ниже. Прикасается им к лобку, горящему вожделением клитору, держит сердце в обеих руках, одновременно с этим гладит возбужденные соски и медленно погружает его в расширяющуюся вагину. Сердце исчезает в горячей щели между ее ног, Афелия подносит руки к лицу и одно за другим достает свои глазные яблоки, подцепив их длинными ногтями.
  
  
  
   18 сентября 2009, пятница
  
   (ПЕРВАЯ КОПИЯ)
  
   - Дэ, ты действительно считаешь, что нам это нужно? Посторонний объект?
  
   - Это не посторонний объект, это зомби. Запрограммированный солдат, который поможет нам, если дело пойдет не так, как мы рассчитывали. А случиться может все, что угодно. Второй уровень портала должен быть открыт и господин Эм станет нашей страховкой, на случай если мы не сможем этого сделать. Он откроет гребаный второй уровень.
  
   - Эм?
  
   - Дружок нашей звезды. Господин Минорский, безвременно почивший. Он, вернее его копия, достанет кейс, если мы не сможем. Кстати, приготовь "Эй-Си-Джей двадцать один" на случай, если нежданно нагрянет наша невидимка. А ее помощниц, если таковые еще остались, тоже скинем на "Минорского". Раз все пошло не по плану, пусть теперь "Минорский" их ищет и вдобавок занимается поиском и устранением этого пидора, ведь часть того, что нам нужно, теперь находится у него. В общем, все хреново.
  
   Костенко нас здорово подвел. В первом кейсе, который он передал, были неплохие модели, он хотел их трахать и я ему их сделал. Теперь же, когда я решил открыть второй уровень, этот мудак все сделал через жопу. Он совершенно не разбирается в людях и не видит предателей среди своего же окружения. Нашел, кому доверить проклятый кейс.
  
   - Тебе недостает оптимизма, друг.
  
   - Какой оптимизм? Мы должны смотреть на вещи реально. Нас могут убрать в любой момент. Желающих добраться до кейса хватает, как сам видишь. Теперь смотри сюда. Я беру фотографию господина Эм и вставляю ее в специальный отсек в приборе. Желательно, чтобы фотография была в полный рост, но и торс тоже пойдет. Программа сама рассчитает пропорции тела. Если копируемый ни какой-нибудь урод, то все будет нормально. Желательно, конечно, чтобы на фото он был голым и чтобы фото было электронным и трехмерным, но это не столь важно. Мы потерям только пигментацию на коже, а это значения не имеет. В крайнем случае, можем задать необходимые параметры дополнительно.
  
   Принцип здесь тот же, что и со шлюхами регулярно производимыми нашей организацией. Тело собирается из мельчайших частиц плоти, которой заполнен наш резервуар. Кстати, в этом году с бездомными девками меньше везет, да и проститутки куда-то делись. Приходится честных граждан на мясо переводить, представляешь? Короче, принцип тот же, но модель создаваемого тела не нами задается, а считывается автоматически с фотографии, и мы получаем живую копию. Как клонирование, только тело оригинала не нужно, достаточно снимка. Это, так сказать, мое новшество. На какие жертвы только не идешь.
  
   Я пять лет потратил на написание этой программы. А все ради секс-индустрии, которая набирает обороты. Знаешь, сколько извращенцев развелось желающих создать живую копию какой-нибудь актрисы или модели? Уйма проклятых извращенцев готовых отваливать космические суммы за то, чтобы трахать любимую бабу из телика или из журнала какого-нибудь.
  
   Мы на этом разбогатеем. Наш портал тому явный пример. Если бы шлюхи так хорошо не окупались, где бы я взял средства на его разработку? И что бы ни говорил Костенко о том, что я сделал промашку, выпустив в наш мир невидимку, все же в этом есть и положительный момент. Не было бы невидимки, не было бы у нас и этих "Черно-белых дневников", которые она притащила с собой из проклятого параллельного мира. Пусть половина текста осталась у нее, но вторая-то у нас.
  
   Ничего, господин Минорский и здесь нам поможет. Достанет эту штуку. Правда, я без понятия, как можно использовать эти записи и что вообще они значат. Но это не главное. Позже разберемся. И Костенко вовсе не обязательно знать о "дневниках". Сначала я хочу открыть второй уровень портала. Это так волнующе. Что же нас там ждет? Жалко, конечно, если не увижу. Но Минорский тогда все сделает за нас. Он все сделает.
  
   Хорошо еще то, что прибор мы можем использовать и в своих целях, например сделать себе помощника, как сейчас. Вот только я еще ни разу не создавал мужика и выйдет ли что-то дельное из этого при том, что телесный материал в отсеке у нас целиком женского происхождения. Ну, сейчас мы увидим.
  
   - Я никогда этого не пойму, дружище. Эта вещь сверх моего понимания... чтобы живого человека получить из одной лишь фотографии... мда...
  
   - Дальше. Выбираю программу, ввожу код, чтобы все введенные параметры сработали, и нажимаю "enter". И все. Получаем живого человека, только в голове его то, что нам нужно. Настоящие воспоминания и идентичный голос для реалистичности, а также наша программа для того, чтобы он служил нам. Для полной убедительности добавим к образу "Минорского" его привычную одежду и личные аксессуары, например любимые часы.
  
   Теперь следи внимательно. Проходит какая-то пара минут и наш слуга господин "Минорский" готов. Аппарат работает практически мгновенно, а все благодаря моим сверхчувствительным лазерам, которых там не одна сотня. Открываем специальный отсек нажатием клавиши и...
  
   - Ох, ты ё... чтоб я провалился!
  
  
  
   21 сентября 2009, понедельник
  
   (ГОСТИ)
  
   Из коридора был отлично виден пол в комнате и Андрей присвистнул. Войдя в просторную гостиную, мальчишки принялись жадно оглядываться по сторонам, но Аня лишь недовольно скривила губы.
  
   - Какая гадость! - воскликнула она, поднеся ладонь ко рту.
  
   - Классно! - протянул Егор и сделал несколько шагов к трупу, лежащему на полу.
  
   Это был мужчина. Мертвый мужчина с дырой в груди, лежащий на крупных осколках стекла, которые, судя по всему, ранее представляли собой маленький столик. Также там валялись мелкие осколки разбитой посуды и длинные металлические ножки от стола. Парни встали рядом с трупом, пытаясь как можно лучше его разглядеть. Ане же было противно приближаться к мертвецу хотя бы на один шаг. Андрей окинул взглядом следы крови на линолеуме, ковре, мебели и ступенях лестницы ведущей на второй этаж.
  
   - Здесь только порнуху снимать, - произнес Егор и Андрей, хихикнув, добавил:
  
   - Ага, для некрофилов.
  
   - Вы ни о чем другом вообще думать не можете? - подала голос Аня, стоящая в сторонке, и со страхом оглядывающаяся вокруг. - Здесь же убийство произошло.
  
   - Судя по следам, не одно, - заключил Андрей. - Настоящая резня! Вы представляете себе это? Мы будто попали в американский ужастик!
  
   - Я вижу, тебя это здорово забавляет, - сердито проговорила Аня, глядя себе
   под ноги.
  
   - Меня забавляют твои сиськи, - ответил Андрей, и Аня кинулась на него, желая изо всех сил влепить подзатыльник, но запнулась о руку мертвого мужчины и упала на пол, вляпавшись ладонью в холодную, густую и застывшую кровь.
  
   - Фу! Дерьмо! Я убью тебя, долбанутый дебил! - закричала Аня, не зная, что теперь делать с этой мерзостью на руке.
  
   Андрей стал подниматься по лестнице на второй этаж, не обращая внимания на возгласы Ани. Егор в это время ощупывал труп, желая найти что-нибудь интересное в его карманах.
  
   - Как ты можешь трогать его? Дай мне что-нибудь вытереть руку, - срываясь на визг, произнесла Аня, когда поднялась с пола.
  
   - Да подожди ты, - отмахнулся Егор, увлеченный осмотром мертвеца.
  
   Аня подошла к окну и выглянула на улицу, кругом было пусто, ни единого человека в этих местах. Она уже пожалела, что согласилась искать приключений с парнями именно в это утро. Взглянула на руку, вымазанную кровью, и ее затошнило. Отвернувшись, взяла другой рукой край шторы и тщательно вытерла тканью перепачканную ладонь.
  
   "Кошмар какой-то", - подумала Аня, глядя на свои пальцы.
  
   - В доме больше никого нет, кроме этого чувака, но такое ощущение, что здесь с десяток свиней забили, - констатировал, спустившийся со второго этажа Андрей. - Что тут у нас?
  
   - По-моему, надо сматывать отсюда, - пробубнил Егор, оторвавшись от изучения трупа и поправляя очки на носу.
  
   - Надо же, первая дельная мысль за всю твою жизнь, - язвительно заявила Аня, осматривая гостиную.
  
   - Помолчи, - рявкнул Андрей, взмахнув рукой в сторону Ани. - Что любопытного со жмуриком?
  
   Пока Егор демонстрировал Андрею свои находки, Аня распахнула одну из дверей, за которой оказался туалет. Ощущая тяжесть в мочевом пузыре, решила, что будет ошибкой не воспользоваться подвернувшейся возможностью облегчиться. Тем более что эти извращенцы пока заняты более интересными для них вещами, нежели писающая девчонка. Она щелкнула выключателем, и туалет озарился тусклым светом одинокой лампочки. Переступила через порог, спустила джинсы и трусики, уселась на унитаз. Дверь Аня, тем не менее, заперла на защелку и уже через пару секунд струя мочи зажурчала между ее ног.
  
   Через несколько минут она вышла из туалета и ее взору предстала жуткая картина: Егор держал в руках ножку разбитого стола и бил ей по ногам мертвого мужчины, а Андрей, расстегнув ширинку, мочился на лицо трупа, стараясь попасть в его рот.
  
   - Вы совсем с ума сошли, придурки?! - закричала Аня, бросившись к парням, которые надрывали животы от смеха, издеваясь над мертвецом.
  
   - О, Анютка! - смеясь и застегивая ширинку, воскликнул Андрей. - А мы тебя потеряли. Не хочешь поразвлечься с мертвяком? Он даже может полизать твою письку, если хорошенько попросишь. Представляешь?
  
   - Дураки! - сквозь зубы процедила Аня и, кинувшись на Андрея, толкнула его в грудь обеими руками.
  
   Андрей вскрикнул, потерял равновесие и, грохнувшись на задницу, прокричал во все горло:
  
   - Манда вздрюченная!
  
   Аня побежала к двери, но Андрей резким движением поднялся с пола и в несколько прыжков настиг ее у выхода. Он набросился на Аню, повалил с ног и одной рукой сжал ее горло. Другой принялся стягивать с нее джинсы.
  
   - Отпусти меня, - сдавленно прошептала Аня, лихорадочно двигая зрачками. На ее лбу выступил пот.
  
   Джинсы были спущены с нее до кроссовок и Андрей, крепко ухватив рукой резинку трусиков, потянул вниз.
  
   - Не надо! Что ты делаешь? - хриплым голосом вымолвила Аня, когда он с азартом в глазах заглянул в ее розовые трусики.
  
   - Обалдеть, что тут у нас! - воскликнул Андрей и стянул с Ани трусы вслед за джинсами. - Егор, ты только глянь!
  
   Егор стоял сзади и не мог пошевелиться от увиденного, настолько его потрясли действия Андрея.
  
   - Ты когда-нибудь раньше видел девчачью дырку? Посмотри, какая у нее красивая ****енка, лысая совсем, - восторженно произнес Андрей и коснулся пальцами влагалища Ани.
  
   Егор почувствовал, как его член напрягся, а по спине покатились капли пота. Андрей повернулся к нему с широкой улыбкой на губах, и в это мгновение Аня взмахнула рукой, сильно ударив его кулаком в нос. Андрей вскрикнул, отшатнулся от нее, провел пальцами по лицу и они окрасились в алый цвет. Аня резко вскочила на ноги, быстро натянула трусы с джинсами и, бросившись к двери, вскоре оказалась за пределами дома.
  
   - Что стоишь, дурень? Хватай эту гребаную суку! - заверещал Андрей, обращаясь к Егору.
  
   Тот лишь пробубнил что-то неразборчивое, увлеченно изучая обкусанные ногти на руках. Андрей поднялся на ноги, матеря подружку и вытирая пальцами разбитый нос, но тут его взгляд упал на пистолет, рукоятка которого выглядывала из-под кресла.
  
   - Смотри-ка, - гнусавым голосом прошептал Андрей и подошел к креслу.
  
   - Что там еще? - возбужденно выпалил Егор, в очередной раз поправляя очки на носу.
  
   - Пушка! - воскликнул Андрей и повернулся к нему с оружием в руках.
  
   - Ни хера себе, - смог лишь выговорить тот.
  
   Андрей принялся вращать пистолет в руках, пытаясь понять, заряжен он или нет. Слегка надавил на курок, но ничего не произошло. Стал снова крутить его, оглядывая со всех сторон. Поднес ствол ближе к лицу, присмотрелся к выгравированным на рукоятке буквам. Пистолет выстрелил.
  
  
  
  
  ЗА СТЕКЛЯННЫМ ДОЖДЕМ
  
  
   15 сентября 2009, вторник
  
   (ВАЛЕРИЙ)
  
   [начало записи]
  
   Меня зовут Валерий Винаров. Мне тридцать лет. Я драматург. Не слишком удачлив в жизни и постоянно попадаю в различные неприятности. Мне это надоело. Мне это не нравится. Но ничего не могу с этим поделать. Сейчас нахожусь в темной комнате. Но не знаю, где находится сама темная комната. И я в ней заперт. Не могу отсюда выбраться. Дверь закрыта.
  
   Передо мной стол, на нем стоит тусклая лампа, света от нее почти нет, а рядом лежит диктофон, который записывает весь этот бред, что я говорю. Не помню, как здесь оказался. Но начну с начала, по-порядку... только где же они, эти порядок и начало? Понятия не имею. Но я должен говорить о предшествующих случившемуся днях, потому что от этого зависит не только моя жизнь.
  
   Так с чего же, собственно, начать? С похорон Дианы? Или с проститутки, которая хотела отсосать у меня прямо в автобусе? Начну, пожалуй, с похорон своей младшей сестры. Этот эпизод стал первым в той череде странных и ужасных вещей, наполнивших последнюю неделю моей прежней жизни. Теперь она изменилась, стала другой. Не знаю, что будет дальше. Как же здесь все-таки холодно. И вдобавок моя раненная рука ужасно болит.
  
   Ладно. Начнем. В тот день я стоял под набухшими от воды черными тучами и гладил жесткие волосы Дианы. Касался пальцами ее мертвого, бледного и такого холодного лица. Кожа ее напоминала воск. Диане было всего пятнадцать. Она должна учиться в школе, бегать за парнями, но... она мертвая лежит в гробу.
  
   На ней было надето белое платье наподобие свадебного, и я смотрел на ее лицо с закрытыми глазами, пока мои собственные не подернулись пеленой слез. Окинул взглядом собравшихся вокруг людей. Они были мне не знакомы. С Дианой нас связывал только общий отец, но он умер три года назад. Ее мать я практически не знал. И с сестрой виделся не так уж и часто. Почему же тогда мне было так ее жаль? Наверное, просто потому, что она была замечательным ребенком и классной девчонкой.
  
   Гроб заколотили, и в тот момент я осознал, что не увижу Диану больше никогда. От этого чувства защемило в груди. Оно не поддается описанию. Диану убили наркотики. Вы прекрасно знаете, как это бывает. Хотя, к кому я обращаюсь? Кто будет слушать эту запись?
  
   Итак, она умерла от передозировки. Да, героин, да, в пятнадцать лет. Это дико? Согласен. Не знаю всех подробностей, да и знать не хочу. Но Диана не выглядела наркоманкой. Кто-то втянул ее в это, кто-то из друзей или одноклассников. Одной дозы ей хватило, чтобы умереть. Мать была уверена, что дочь не кололась.
  
   Один раз, один укол, одна доза, в школьном туалете, в подъезде, в квартире друга или подруги... это не имеет значения.
  
   Она умерла и это главное.
  
   Гроб медленно опустили в могилу. Люди, стоявшие вокруг, проследили угрюмыми взглядами за последним перемещением тела Дианы. Я заметил, что мать моей сестры пошатнулась, сделала неровный шаг вперед, назад, в сторону. И, подавшись к могиле, тяжело рухнула в нее прямо на гроб дочери. Собравшиеся люди заохали, застонали, кто-то кинулся вытаскивать женщину из могилы. Мать Дианы извлекли на поверхность двое мужчин и уложили на землю, чтобы привести в чувства. Рабочие принялись бросать землю на крышку гроба.
  
   Могилу закопали, сровняли землю лопатами и сделали насыпь. Мать Дианы пришла в чувства и теперь глотала воду из пластикового стаканчика. Я отвернулся, окинул взглядом далекие сосны, запахнул ворот куртки и зашагал к своему старенькому темно-синему "форду", стоявшему неподалеку за оградой кладбища.
  
   "Валерий, куда же вы?" - обратилась ко мне некая молодая женщина с длинными волнистыми волосами цвета пшеницы, которые обрамляли ее нежное обильно напудренное розовым лицо.
  
   Я видел ее впервые, но она знала мое имя и соответственно меня тоже. Обернувшись, я слегка улыбнулся ей: "Извините, я должен идти, мне очень жаль".
  
   Она ничего не сказала и я, едва заметно кивнув головой в знак прощания, повернулся и продолжил путь к машине. Уже находясь в салоне "форда", снова заметил эту женщину, она с минуту смотрела на меня, а потом медленно зашагала обратно к могиле, где толпились остальные люди. Заводя двигатель, думал о том, кто она такая, и почему таким внимательным и выжидающим взглядом смотрела на меня в этот печальный день.
  
   * * *
  
   У порога квартиры меня встретил звонкими воплями голодный Валик, когда я вечером вернулся домой.
  
   "Проголодался?" - кивнул я коту, наклонился и потрепал его за ухо.
  
   В ответ он протяжно зевнул, громко заурчал и принялся тереться головой о мою штанину. Покормив Валика, я дошел до ближайшей остановки, где сел на автобус и отправился в свой любимый бар, чтобы выпить и снять накопившийся за день стресс.
  
   "Что будешь пить, Валер?" - с сияющей улыбкой спросил бармен, мой давний приятель со студенческих времен Димка Кузьмин.
  
   "Что и всегда", - сухо ответил я и, устроившись за барной стойкой, расстегнул верхнюю пуговицу рубашки.
  
   "Как день?" - спросил Димка, делая коктейль.
  
   "Лучше и не спрашивай, хреново", - бросил я.
  
   "Что же произошло?" - участливо поинтересовался он.
  
   "Сестра умерла, пьеса заглохла, член не стоит", - уныло подумал я, а в ответ лишь махнул рукой. Желания говорить не было никакого.
  
   Молча осушил бокал с коктейлем и даже не прочувствовал его мятного вкуса, который обычно меня здорово расслаблял. Выйдя из бара, я зашагал обратно к автобусной остановке. По дороге подумал, что мог бы прогуляться и пешком, но тяжесть в ногах и голове заставили меня отказаться от, уже было, принятого решения плестись на протяжении часа до больницы, где я собирался встретить с работы Алю.
  
   Сказать по правде, я вел двойную, а то и тройную жизнь на протяжении практически трех лет. Поначалу это было весело, но теперь я окончательно запутался в собственных отношениях. Иногда понимал, что три женщины для меня, это слишком.
  
   Александра, Аля, была той, кого я любил, мы с ней собирались пожениться. Когда-нибудь. Она симпатичная, добрая, ласковая, из разряда тех женщин, которые ждут тебя дома после трудового дня с детьми и разогретым ужином.
  
   Карамель (это имя у нее такое) совсем другая. Она была моей хорошей подругой и коллегой, помогала мне в творческой деятельности. И только. Она нравилась мне, как оригинальная и не похожая на других девушка, но мы с ней не занимались сексом. Никогда до прошедшей недели, которая изменила все. Даже в губы не целовались. Только иногда в щечку при встрече и прощании. Но однажды она показала мне свою киску. Не в смысле кошку, а в смысле ту, что находится у нее в трусиках. Вагину. Просто хотела узнать мое мнение о новой интимной стрижке. И всего-то.
  
   Еще у нее была татуировка на безымянном пальце правой руки в виде кольца. Карамель всегда любила удивлять, она умела это делать. Карамель была моделью, снималась для элитных журналов, демонстрируя самые неординарные наряды. Но меня это особо не интересовало. Если честно, то вообще не интересовало. Я намеренно не заходил на сайт Карамели в Интернете. Мир моды и гламура от меня далек. Или я от него. Конечно, иногда приходилось принимать участие в каких-то приемах и вечеринках. Но я старался избегать и этого.
  
   В половом отношении мы с Карамелью были на равных. Мне казалось, она даже не воспринимала меня, как мужчину. Я был для нее кем-то типа лучшей подруги. Насколько я знал, с женщинами Карамель практически не водилась, ей были ближе мужчины. Нет, я вовсе не хочу сказать, что она была лесбиянкой. Хотя, будь Карамель лесбиянкой, наверняка бы, наоборот, вращалась в женском кругу. Или нет? Я что-то запутался.
  
   При этом у Карамели не было постоянных связей с каким-либо мужчиной, ее любили многие. Но это только мои догадки, она не посвящала меня в подробности своей личной жизни, однако часто пыталась выведать детали моей. Я же, как и сама Карамель, твердо держал оборону. С какой целью? Потому что были в моей жизни такие зоны, куда мне не хотелось пускать посторонних. Пусть даже друзей.
  
   Карамель была еще той сучкой, в хорошем смысле этого слова. Я ее любил, как человека, как подругу, как замечательную девушку. И сейчас люблю. Она такая красивая. Карамель являлась для меня той изюминкой, которая делает жизнь похожей на американские горки. Она представляла собой неиссякаемый заряд энергии и удивительный по мощности генератор сумасшедших идей. Что еще было важно - Карамель совершенно не годилась для спокойной семейной жизни, которую я хотел для себя. Она - граната с выдернутой чекой. Поэтому для семьи в моем понимании идеально подходила гораздо менее яркая и амбициозная Александра.
  
   По прошествии времени образ Карамели существенно переменится в моих глазах. И уже никогда не станет прежним.
  
   Третья девушка в моей жизни - Юля. Самая тяжелая история. Нас разделяли одиннадцать лет, но я не ощущал эту возрастную разницу. Юля успешно сочетала в себе детскую непосредственность и взрослую рассудительность. С ней я мог отдохнуть, отвлечься от всего, почувствовать себя ребенком и в то же время обсудить мучающие меня проблемы. Аля была слишком приземленной и прагматичной женщиной для каких-то безобидных детских шалостей, а Карамель чрезмерно гордой и самолюбивой. Только с Юлей я мог, не боясь быть пристыженным, проявить некоторую инфантильность, которой, наверное, обладают многие мужчины.
  
   Юля всегда помогала мне советом, а моя заслуга заключалась в том, что эта девушка жила и дышала. Нет, я не чувствовал какой-то чрезмерной гордости и не требовал от Юли ничего взамен, кроме ее общества. Это была самая высокая плата. Она больше года страдала от рака шейки матки. Мы познакомились благодаря Димке, тому самому бармену.
  
   Однажды, говоря о необходимости в острых жизненных ощущениях, которых я тогда жаждал, он в шутку спросил меня, не желаю ли я помочь одной девушке вылечиться от смертельной болезни. Я ответил на полном серьезе, что готов оказать помощь, Димка даже пивом захлебнулся, решив, что это шутка такая. Но как только я стал собирать деньги для Юли, он сказал, что в жизни не видел людей более сумасшедших, чем я. Мне это польстило.
  
   С Юлькой мы сразу сдружились, я приходил в клинику каждый день. Стал для нее стимулом к борьбе за жизнь, а она в свою очередь стала для меня тем самым, ради чего стоит жить. Когда рак отступил, после долгой борьбы, после бесчисленного количества пролитых слез, я понял, что уже не зря жил на этой Земле. Я спас человеческую жизнь. Нет, я не загордился и не возомнил себя Богом. Но это, я должен признать, чертовски приятно.
  
   Я отчетливо помню тот вечер, когда узнал, что Юля, наконец, полностью здорова. После стольких мучений. Помню, как ее мать со слезами и всхлипами сидела у моих ног и благодарила меня за жизнь дочери, за возможность вновь обрести мечту, за исцеление, за то, что они теперь снова вместе, вместе навсегда. Я был счастлив. Счастлив...
  
   А вскоре начались проблемы. Юлю все чаще и чаще стала охватывать депрессия, мысли о смерти. У меня создалось ощущение, будто частица болезни перевоплотилась в некую психическую энергию, злую и отрицательную, отныне плотно засев в голове Юли. Она пыталась помочь мне, как могла. Желала хоть чем-то отплатить мне за то, что я для нее сделал. Я прислушивался к ее советам. Несмотря на юный возраст, Юля отлично разбиралась в жизни. Уж она-то знала ее цену, во всяком случае, до последнего времени.
  
   В отношении Юли мысли о сексе меня не посещали никогда, я не мог об этом думать. В моем восприятии она была ребенком, которому требовалась моя помощь. Это была чистая дружба. Что по этому поводу думала Юля, я не знаю, мы никогда не обсуждали саму суть этих наших отношений. Полагаю, что она уж точно не рассматривала меня, как сексуальный объект. У нее был парень, но я не касался их отношений.
  
   Это очень странно, так ведь? У меня была невеста, и две подруги, одна из которых страдала депрессией, а вторая представляла собой человеческий эквивалент взрывчатки. [смеется]
  
   Сложность вся заключалась в том, что Аля не знала о существовании Карамели и Юли, Карамель в свою очередь не догадывалась о том, что в моей жизни есть Александра с Юлей, и только Юля знала о существовании обеих. Все началось три года назад, как игра и любопытная авантюра, которой не хватало в моей жизни, мне было интересно общаться с тремя разными женщинами. Познакомился я с ними примерно в одно и то же время, с разницей в пару месяцев. Первой стала Аля, затем Карамель и потом Юля.
  
   И вот спустя три года я окончательно запутался в своих связях, но уже было слишком поздно что-либо менять. Я и не пытался. До определенного времени мне удавалось разводить свои отношения, словно параллельные прямые, но в какой-то момент они внезапно пересеклись.
  
   * * *
  
   Автобус подошел быстро, и я поднялся в пустой салон (за исключением одного человека). Вторая пассажирка медленным шагом приблизилась к моему креслу, когда автобус стал набирать скорость, а за окнами замелькали столбы.
  
   "Давай пятьсот и я пососу твой член", - произнесла юная, с обильно накрашенным лицом девушка, глядя в мои глаза и жуя жвачку.
  
   Я промолчал и отвернулся к окну. Она продолжила:
  
   "Еще пятьсот и я позволю твоим пальчикам поласкать мои сиськи и кое-что погорячее. А дашь полторы, так можешь делать со мной все, что угодно. Иметь во все щели, какие только найдешь".
  
   Девушка хрипло рассмеялась, надула пузырь перед моим лицом, и он лопнул, обдав меня приторным фруктовым ароматом. Спросила:
  
   "Так что, милый"?
  
   "Спасибо, но я откажусь", - сухо произнес я, глядя в окно на проносящиеся мимо здания.
  
   "И трахаться что ли не хочется?" - скептически поинтересовалась она.
  
   Автобус остановился, я встал с кресла и, обойдя девушку, вышел на улицу.
  
   "Ну и пошел ты на хер! Пидор!" - услышал ее приглушенный визгливый голос, когда двери за моей спиной с шипением захлопнулись.
  
   Ощутил вибрацию мобильника в кармане джинсов и, достав его, посмотрел на дисплей. Звонила Карамель, я ответил:
  
   "Слушаю".
  
   Она проговорила, как обычно в своей саркастической манере:
  
   "Здравствуй, мой любимый девственник, хранящий себя не иначе, как для Девы Марии".
  
   Я приказал себе не смеяться, чтобы не тешить лишний раз ее самолюбие, но не смог удержаться.
  
   "Что вы хотели, госпожа?" - откашлявшись, спросил я.
  
   "Да ничего собственно, просто узнать, как ты. Вижу неплохо. Ну ладно, мне пора, дела не ждут. У меня фотосессия, видишь ли. Я только что из салона, проторчала там три часа, а все ради красоты. Ну, ты понимаешь", - сказала она и мы, еще немного поговорив, попрощались и положили трубки.
  
   На дисплее мобильника я увидел пропущенные звонки Александры. Было их штук пять. Вдохнул полной грудью свежий вечерний воздух, зажег сигарету, глядя на звездное небо, и направился к больнице, окна которой светились желтым на противоположной стороне улицы.
  
  
  
  
   (ЮЛЯ)
  
   Картина была закончена. Юля отодвинулась от ватмана и несколько минут безотрывно смотрела на свое произведение. Все в темных тонах. Вода, песок, рельсы. Железная дорога уходит в море. У рельсов на земле сидит мужчина, а рядом с ним женщина, лежащая на его коленях. Ей больно. Она умирает. Или уже мертва. Он не может помочь. Им остается только смириться. И у женщины этой нет обеих рук.
  
   Юля поднялась с табуретки, подошла к столику и взяла с него бокал с прозрачной жидкостью. Таблетки ей уже не помогали, только дурманили сознание. От них было плохо. Но без них еще хуже. Она сделала глоток воды, в которой растворились три таблетки антидепрессантов. От горького привкуса, разлившегося во рту, ее передернуло. В этот вечер, как и обычно, мать Юли была на работе и она целиком была предоставлена самой себе. Решила позвонить Валерию, спросить, не хочет ли он встретиться, но вдруг кто-то постучал в дверь.
  
   Пока шла открывать, Юля почему-то вспомнила белые больничные стены, унылую палату, напоминающую о смерти, где ей довелось провести больше года своей еще совсем недолгой жизни:
  
   * * *
  
   Она сидит в палате и ждет, когда вернется мама после разговора с доктором. Врач должен назвать точный диагноз. Она знает, что это случится с минуты на минуту. Она вытягивает ладони, смотрит на дрожащие пальцы, а затем крепко их сжимает, стараясь унять дрожь. Трясется все тело, она не может его контролировать. Встает и принимается ходить по пустой палате из стороны в сторону, ждать больше не может.
  
   Быстрым шагом направляется к двери, желая все выяснить прямо сейчас.
  
   "Что они там тянут?" - думает она, протягивая руку к двери, но мать открывает ее раньше с другой стороны.
  
   Они стоят напротив друг друга. Она видит заплаканные глаза матери. Та молчит и смотрит на нее сквозь слезы.
  
   Она больше не может ждать, поэтому кричит:
  
   - Что?! Что со мной?!
  
   * * *
  
   "Кто бы это мог быть?" - подумала Юля и, открыв дверь, увидела за ней свою давнюю подругу Машу.
  
   - Юль, - протянула Маша, стоя за порогом.
  
   - Боже, - выдохнула Юля, увидев, что стало с ее подругой.
  
   На Маше буквально не было живого места, она была вся избита, ее одежда разорвана, а из-под юбки стекали по бедрам тонкие струйки крови.
  
   - Что случилось? - спросила Юля, глядя в заплаканные глаза Маши.
  
   - Меня изнасиловали, Господи... Юлька... как это... я не знаю...
  
   Маша не переставала что-то бормотать дрожащими губами и Юля, отступив в сторону, пропустила ее в коридор.
  
   - Как изнасиловали? Кто? - последнее слово Юля произнесла со смешком, сорвавшимся с ее губ. Ее почему-то рассмешил такой образ подруги.
  
   - Парни какие-то, трое, я их впервые видела... - отрывисто сказала Маша. - Накинулись на меня, повалили на землю, стянули трусы и давай ****ь во все дыры... двое одновременно, причем... а третий в это время дрочил и мне на лицо своей херней кончил... фу, противно то как, мерзость... что смешного?
  
   Юля опустилась на подлокотник дивана и, содрогаясь от смеха, закрыла лицо руками. Не могла ничего с собой поделать, смеялась и смеялась.
  
   - Что смешного, мать твою?!
  
   "Твоя жизнь - самое ценное, что у нас с тобой есть", - вдруг прозвучали в голове Юли слова Валерия, и она встряхнула ей, чтобы выбить дурацкие мысли.
  
   Маша села в кресло, раздвинула ноги и заглянула под юбку. Бордовая кровь уже запеклась на лобке и внутренних сторонах бедер.
  
   - Господи, да они мне всю ****у порвали! Ублюдки! Сволочи! Пидорасы!
  
   Эта реплика Маши насмешила Юлю еще больше. Она продолжала смеяться и никак не могла остановиться. Маша резко поднялась с места, подошла к Юле и грубо схватила ее за волосы.
  
   - Да что с тобой?! Ты в своем уме, дура?! - в бешенстве прокричала Маша, склонившись над ухом Юли.
  
   - Да-да-да, - затараторила Юля и, вырвав волосы из Машиных пальцев, вскочила с подлокотника и побежала на кухню. - У меня есть тост!
  
   Она открыла холодильник, достала бутылку шампанского и откупорила ее. Раздался громкий хлопок. Вытащив из шкафчика два хрустальных бокала, наполнила их до краев пенящейся жидкостью.
  
   - Ты совсем сбрендила?! - удивленно воскликнула, появившаяся в дверях Маша.
  
   Юля подняла бокал и громко продекламировала:
  
   - Ну-с, за удачное лишение девственности!
  
   И, запрокинув бокал, полностью его осушила.
  
   - Выпей же, - сказала Юля, глядя на подругу.
  
   - Сучка! - плюнула в ее сторону Маша, резко развернулась на каблуках и зашагала к входной двери.
  
   Тыльной стороной ладони Юля вытерла губы и, поставив бокал на стол, медленно побрела за Машей. В глазах внезапно стало двоиться и ее повело в сторону.
  
   "Антидепрессанты проклятые", - подумала Юля, пытаясь разглядеть подругу сквозь густое марево, опустившееся перед глазами.
  
   - Дрянь ты последняя, а не подруга, - выдохнула Маша, открыла дверь и шагнула в подъезд.
  
   Юля захлопнула за ней дверь и провернула барашек замка. Вернулась на кухню, взяла второй бокал, но он выскользнул из ее пальцев, упал на ламинат и со звоном разлетелся на мелкие осколки. Тогда Юля подняла бутылку, поднесла горлышко к губам и сделала три крупных глотка.
  
   - За гря... ду... щие... ор... газ... мы! - медленно провозгласила она заплетающимся языком в предвкушении ночи и шатким движением поставила бутылку обратно на стол.
  
  
  
  
   (МИНОРСКИЙ)
  
   Комок рвоты подступил к горлу в тот момент, когда он мочился в дорогой фарфоровый унитаз, находясь в шикарном особняке своей хорошей знакомой, владелицы подросткового модельного агентства. Спешно застегнув ширинку, Минорский в два шага преодолел расстояние до раковины и склонился над ней. Надрывно кашлянул и из его рта вырвался густой поток рвоты, в котором перемешались изысканные устрицы и элитное голубое шампанское.
  
   "Блевать и ссать одновременно я пока еще не умею", - подумалось Минорскому, и он рассмеялся, глядя в раковину.
  
   Минорский имел крепко сбитое, мускулистое тело, был утонченно и экстравагантно одевающимся мужчиной с уложенными гелем светлыми волосами. Всегда носил яркие рубашки, пиджаки, галстуки и брюки невообразимых расцветок и стилей, его лицо было гладко выбрито и обильно сдобрено дорогим французским парфюмом.
  
   Сейчас на нем были надеты синяя рубашка с красными полосами, желтый пиджак, розовый галстук в синих штрихах и черные брюки с остроносыми туфлями того же цвета. Нарочно создавая имидж метросексуала, Минорский в действительности таковым не являлся. Он ненавидел элиту и отвратительную показуху высшего общества, его тошнило от их образа жизни. Тошнило в прямом и переносном смыслах.
  
   Не успел Минорский полностью очиститься, как дверца туалета приоткрылась, и до его ушей донесся скрипучий женский голос:
  
   - Алексей? Ты здесь?
  
   - Твою мать, сука такая, - пробубнил он, торопливо смывая блевотину в отверстие слива и глотая оставшиеся в горле противные лохмотья полупереваренной пищи. - Да, Маргарита, я здесь, - произнес громче, закончив.
  
   - Не спеши, я подожду.
  
   Хозяйка дома закрыла дверь и Минорский, набрав в рот проточной воды, прополоскал горло, после чего выплюнул ее в раковину.
  
   Только он вышел из уборной, Маргарита тут же взяла его под руку и подвела к высокой тумбочке, на которой громоздилась расписная ваза полная живых цветов с крупными лепестками и пышными ярко-красными головками.
  
   - Алеш, тут дельце одно... Окажешь услугу? - прошептала она, подтянувшись на носках к уху Минорского.
  
   - Какую же?
  
   - Видишь вон ту женщину?
  
   Маргарита указала куда-то в толпу.
  
   - Ну? - недоверчиво спросил Минорский.
  
   - Не помню, как ее звать, но ее девочку нужно бы домой отвести, Лену. Ты ж вроде все равно собирался скоро нас покинуть, так может...
  
   - Хорошо, я ее возьму, - прервал он хозяйку.
  
   - Спасибо, Алеш, выручил.
  
   - Да ладно.
  
   Минорский хорошо знал Лену, частенько снимал ее на фотосессиях, организуемых агентством, и девочка ему нравилась. Ей исполнилось только шестнадцать лет, но, несмотря на это, она уже обладала хорошей фигурой, была стройной, высокой и сексуальной девушкой. С большой грудью. И отличной задницей.
  
   - Алексей, не желаете удалиться на перекур? Вас уже ждет отменная гавайская сигара от самого Кастро, - произнес усатый мужчина, выступив на пути у Минорского.
  
   - Нет, я спешу... э-э-э... - Минорский забыл имя этого человека, и в воздухе повисла неприятная пауза. - Как-нибудь в другой раз.
  
   Он отошел, но затем, снова повернувшись к усатому мужчине, проговорил:
  
   - Кстати, Кастро на Кубе. А сигара гаванская.
  
   Мужчина лишь повел бровью, и Минорский направился к Лене, проклиная собравшихся здесь довольных и сытых людишек. Их чрезмерная сытость и достаток уже лезли из всех щелей. У него всегда вызывал отвращение этот скверный, дурацкий пафос. Но сейчас Минорский ощутил немалое удовлетворение от того, что смог ткнуть тупого богача в его же идиотизм.
  
   - Буду вам признательна, если отвезете мою сладкую девочку домой, - кокетливо протянула мать Лены и широко улыбнулась, выставив на всеобщее обозрение дорогущий труд дантиста. Ее имени он тоже не помнил.
  
   Минорскому захотелось плюнуть ей в лицо из-за этой реплики. Сказала так, будто бы эта девочка ежедневно лизала ее клитор, а вовсе не приходилась ей любимой дочерью.
  
   "Эта девчонка твоя дочь, а не уличная девка, которую ты каждый день имеешь резиновым членом в жопу", - подумал Минорский, а вслух произнес:
  
   - Конечно, для меня это не составит труда. Поехали.
  
   Вытащил из кармана ключи от автомобиля и указал на стеклянную дверь, за которой темнел осенний вечер.
  
   - Благодарю, - промямлила мамаша и обратилась к дочери: - Давай, иди с дядей Алексеем.
  
   Лена устроилась на переднем сиденье и Минорский, заведя двигатель, тронул серебристый "ауди" с места. Сдал задним ходом, развернул машину и, выехав на шоссе, повысил передачу. Девочка молчала, и он включил музыку. Резкие рифы "Paradise Lost" наполнили салон автомобиля. По креслам пошла волна вибрации.
  
   Минорский, скосив глаза, заглянул в глубокий вырез на платье Лены. Ее аппетитные груди с торчащими сосками ему определенно нравились. Представил, как стягивает с нее бюстгальтер, касается губами нежной кожи, обводит влажным языком вокруг сосков, втягивает губами сладкую юную плоть.
  
   "Скажи, куда мне тебя трахнуть? - мысленно обратился Минорский к Лене, чувствуя, как сильно напрягся его член. - В дырочку спереди или в дырочку сзади?"
  
   Лена едва слышно из-за звучащей музыки проговорила:
  
   - Можно это выключить? Мне не нравится.
  
   - Конечно, - ответил он и ткнул указательным пальцем в кнопку магнитолы с красной подсветкой.
  
   - Спасибо.
  
   Мерный шум двигателя остался единственным звуком, сопровождающим их в дороге. Они молчали. Минорский хотел что-то сказать, но передумал. Настроения не было. И не только потому, что он не мог позволить себе затащить эту девчонку в постель. Минорский сильно устал. Различные торжества его страшно изматывали. Хотелось побыть одному.
  
   Прошло минут десять, и Лена подала голос:
  
   - Остановите, я выйду здесь.
  
   - Где? Тут же лес сплошной, - удивился Минорский.
  
   - Ничего, я хочу прогуляться, - произнесла девочка, затем улыбнулась: - Мы маме не скажем.
  
   - Ладно, - ответил он, сбавляя скорость и прижимаясь к обочине.
  
   "Ауди" плавно замер на месте, Минорский достал из кармана визитку и протянул Лене со словами:
  
   - Держи, это мой новый проект, может, заинтересует... звони, - помолчал, но затем добавил: - И будь осторожна, иди сразу домой. Поняла?
  
   - Окей, - бросила она, сунула визитку в сумочку и вышла из машины. - Пока-пока.
  
   - Пока, - сказал Минорский после того, как дверь за Леной уже захлопнулась.
  
   Проводил взглядом удаляющуюся вдоль по обочине девочку. До ее дома оставалось минут двадцать ходьбы. Минорский закурил, включил музыку и тронул автомобиль с места. "Ауди" быстро набрал девяносто километров, и лесная зона вскоре осталась позади.
  
   * * *
  
   Дома служанка передала ему небольшую коричневую коробку, сказав, что это прислали днем. Вскрыв посылку в кабинете, Минорский обнаружил внутри шесть DVD-дисков в черных боксах. Он знал, что это очередная порция порно, которую он должен просмотреть и написать отзывы. Рецензирование фильмов для взрослых недавно стало одной из его подработок, и он каждый раз с интересом брался за это дело.
  
   Вставил первый диск в плеер и, выбрав ускоренное воспроизведение, увидел на экране телевизора молодую женщину, которая жадно сосала член бородатого мужика. Дальше они начали заниматься сексом в различных позах, и в завершении эпизода мужик кончил на язык женщины. Затем шли еще несколько однообразных сцен, где разные мужчины и женщины лизали, сосали, трахались и кончали. Трахались и кончали. И так по кругу.
  
   "Никакого разнообразия. Скучно и серо", - со вздохом полным грусти подумал Минорский, вытащил диск и поставил другой.
  
   На экране появилась улыбающаяся девушка, которая сидела у ног большого черного коня и держала рукой его огромный длинный член. Камера приблизилась, и она взяла член коня в рот, едва его туда поместив. На перемотке девушка молниеносно работала рукой и губами с языком, облизывая гигантскую темную головку. Через несколько секунд она вынула длинный и мохнатый член изо рта, отплевываясь от спермы животного, которая теперь стекала по ее губам и подбородку.
  
   Минорский громко расхохотался, выключил фильм, вернув на экран синюю заставку с крупными плавающими буквами "PHILIPS".
  
   На третьем диске увидел двух полных и волосатых мужиков лет сорока. Сначала они сосали друг у друга члены, а потом один из них вошел в анальное отверстие другого с громким стоном.
  
   - Чертовы пидоры. Мерзость, - пробубнил Минорский, с отвращением вынимая диск из плеера. - Сдохните, суки.
  
   На следующем видео мужчина в черной маске со всей силой хлестал голую женщину кожаной плеткой с множеством длинных хвостов. По груди, по животу, по ягодицам и наконец между ног, стараясь попасть по клитору. После каждого удара громко звучал щелчок, разносящийся эхом по пустой комнате, и протяжный стон боли и удовольствия, издаваемый женщиной.
  
   В другом эпизоде две девушки со всей силы били длинноволосого мужика по яйцам ногами, обутыми в тяжелые ботинки. Его руки и ноги были разведены в стороны и привязаны к столбам за спиной, а эрегированный член ритмично подпрыгивал в такт мощным ударам. Мужик кричал и корчился от боли, безуспешно пытаясь соединить вместе надежно закрепленные ноги.
  
   Минорский почувствовал, как от увиденного его внутренности сжались в тугой комок и поставил пятый диск. На экране телевизора он увидел двух голых женщин. Одна была молодой, а вторая выглядела несколько старше. Они сначала лизали друг дружке клиторы, потом старшая встала и поднялась над младшей. Та задрала голову и их лица оказались на одном уровне.
  
   Младшая широко раскрыла рот, подражая птенцу, выпрашивающему пищу у матери. Старшая женщина, находящаяся над ней, вставила в рот два пальца, надавила на корень языка и хрипло закашлялась. Когда она вытащила руку, из ее рта полилась густая рвотная жижа коричневого цвета с выделяющимися в ней остатками пищи, прямиком попадая в жадно раскрытый рот младшей женщины, сидящей у ее ног.
  
   - Ублюдочное дерьмо, - плюнул Минорский и, отвернувшись от экрана, нажал на пульте кнопку "стоп".
  
   На последнем диске увидел, как два голых мужика раздели догола девочку лет десяти, а затем один из них, подняв рукой свой толстый и какой-то уж слишком длинный член, приблизился к ее лицу.
  
   "Явно не по размеру", - подумал Минорский.
  
   Раздался звонок мобильного телефона и он, выключив плеер, ответил на вызов. Это оказалась его старшая сестра Татьяна.
  
   - Я хотела узнать, приедешь ли ты на день рождения мамы? - глухо произнесла она, даже не поздоровавшись.
  
   - Я не знаю, я занят, ты меня отвлекаешь от дел, перезвоню позже, - скороговоркой выпалил Минорский, после чего нажал на клавишу отбоя и выключил мобильник. - Сука.
  
   "Нужно заняться чем-то другим", - подумал он, решив оставить рецензирование фильмов на другой день.
  
   * * *
  
   Минорский прошел в фотолабораторию, которой был оборудован его особняк, и принялся проявлять новые пленки, сделанные им для агентства. Когда фотографии были готовы, стал нервно просматривать получившиеся снимки в тусклом красном зареве специального освещения лаборатории.
  
   На каждом запечатлена юная модель, с ярким макияжем и в гротескных нарядах. Это были свадебные платья различных цветов, от белого до черного, длинные вечерние платья, короткие и длинные юбки, прозрачные гламурные блузки, потертые и разорванные джинсы, туфли на высоких каблуках и спортивные кроссовки.
  
   Он вертелся в этом бизнесе, больше всего на свете желая вырваться из его крепких объятий, это дело было ему противно.
  
   Взял в руки фотографию Лены и поднес ближе к лицу. Девчонка Минорскому определенно нравилась. Она его возбуждала. На фотографии Лена была в короткой черной юбке и типичной подростковой футболке с крупными белыми надписями на синем фоне.
  
   "Какая сучка, какая возбуждающая кобылка", - подумал Минорский, одной рукой держа снимок, а другой спешно расстегивая ширинку на брюках. Его восставший член вырвался наружу, словно хищник, учуявший добычу.
  
   Минорский, тяжело дыша, стал двигать крайнюю плоть, что обволакивала крупную ярко-красного цвета головку его органа, глядя на снимок Лены, и через несколько настолько сладких мгновений, что сердце ушло куда-то вглубь живота, он содрогнулся, а глаза закатились. Из члена Минорского толчками хлынул обильный поток густой спермы, которая крупными каплями легла прямо на фотографию Лены, находящуюся в этот момент в его левой руке. Со стоном наслаждения он принялся водить дрожащим членом по снимку, размазывая семенную жидкость по лицу, груди и животу запечатленной на нем девочки.
  
   "Как замечательно, как здорово, да, сука!" - прокрутилось в голове Минорского, и он тяжело откинулся на спинку кресла, по-прежнему держа член в правой руке, а фотографию в левой. Последняя капля спермы вытекла из отверстия в головке и упала на снимок Лены.
  
   В дверь позвонили и Минорский, грязно выругавшись, стал торопливо запихивать член обратно в брюки. Он совсем забыл о назначенной фотосессии. Пока застегивал ширинку, его взгляд упал на промокшую от спермы фотографию. Скомкав в кулаке, бросил снимок в мусорное ведро, стоявшее под столом. Раздался еще один звонок и в дверь негромко, но настойчиво постучали. Минорский быстрым шагом вышел из лаборатории, запер комнату на ключ и отправился встречать свою позднюю гостью.
  
  
  
  
   (АЛЕКСАНДРА)
  
   Она направилась в ординаторскую, думая о том, что еще один тяжелый день позади. Хватило ей и одного мужчины с переломанной в десяти местах ногой, а также женщины, которая совершила неудачную попытку самоубийства, выпив стакан уксуса. Пострадавшая не умерла, но дыру в желудке проделала приличную.
  
   "Куда же Валера запропастился?" - подумала Александра, вспомнив о своих дневных звонках на его мобильник, оставшихся без ответа.
  
   Она уже переоделась, оставалось только подправить макияж и взять сумочку с курткой. Но по пути Александра остановилась у палаты Инги. Приоткрыв дверь, заглянула внутрь. Молодая женщина примерно ее возраста лежала с закрытыми глазами. Перевязанные бинтами руки Инги покоились на мерно вздымающейся и опускающейся в такт дыханию груди. Александра, стараясь не шуметь, вошла в палату и встала возле кровати.
  
   - Ой, это вы, - прошептала Инга, открыв глаза. - Я вас и не узнала без формы.
  
   - Извините, не хотела вас тревожить, - тихим голосом произнесла Александра, глядя на нее. - Просто подумала, как вы тут.
  
   - Все нормально, можете за меня не беспокоиться.
  
   Александра молча кивнула и собиралась уйти, чтобы не мешать выздоравливающей, но Инга после недолгой паузы добавила, глядя в потолок:
  
   - Вы, Александра, добрая женщина, много хорошего людям делаете. Действительно на своем месте в жизни находитесь. Это ваше призвание - помогать.
  
   - Спасибо, Инга. Ну, поправляйтесь скорее. Отдыхайте. Не буду мешать, - сказала Александра и, выйдя из палаты, тихонько прикрыла за собой дверь.
  
   Инга поступила в реанимацию несколько дней назад в шоковом состоянии с сильными ожогами обеих рук. Какие-то отморозки взорвали баллон с газом в пустом вагоне метро, где кроме нее в тот момент никого не было. Но сейчас она уже поправлялась.
  
   Александра вошла в ординаторскую, достала из сумочки сиреневую помаду и, встав перед зеркалом, принялась аккуратно подкрашивать тонкие губы. Легким движением пальцев поправила мелированные, темно-светлые волосы, захваченные на затылке большой пластмассовой заколкой.
  
   "Интересно, насколько я красива в глазах мужчин?" - мысленно задалась вопросом Александра, разглядывая свое отражение.
  
   В зеркале проплыла тень и она вздрогнула. В помещение вошел хирург Александр Плетнев.
  
   - Ты меня напугал, Саш, - выдохнула Александра, оторвавшись от наведения макияжа.
  
   - Какая ж ты, тезка, стала пугливая. Да, жизнь нелегкая пошла.
  
   Она улыбнулась. Александру всегда забавляло, когда хирург называл ее тезкой.
  
   - Я думала, что одна осталась...
  
   - Да не... - протянул Плетнев, - я тоже вот задержался.
  
   Она бросила помаду в сумку, которую затем повесила на плечо и взяла куртку.
  
   - Тебя подвезти? - спросил хирург, копаясь в бумагах на столе.
  
   - Нет, спасибо. Меня встретят, - вежливо улыбнулась в ответ Александра и направилась к двери.
  
   Плетнев, обернувшись к ней, кивнул:
  
   - До завтра.
  
   - Пока.
  
   * * *
  
   Валерий ждал ее у входа в больницу с сигаретой, зажатой между губами.
  
   - Не люблю эти места, - бросил он вместо приветствия, едва Александра ступила на крыльцо.
  
   Она усмехнулась и взяла Валерия под руку. Александра уже тысячу раз слышала от него эти слова. Каждый раз, когда он встречал ее с работы. Поцеловав Александру в губы, Валерий спросил:
  
   - Как дела у моей медсестрички?
  
   - Нормально. Валер, где ты пропадал? Я тебе звонила весь день, - раздраженно выпалила она.
  
   - Да? У меня звук выключен был. Я на...
  
   - Конечно, на фиг ему это нужно, отвечать на мои звонки.
  
   - Аль, не злись. Понимаешь, я был на похоронах... Диана, моя сестра... я тебе, кажется, говорил... - заикаясь, виноватым тоном произнес он.
  
   - О, Господи, Валер! Прости меня! Какая же я дура! - проговорила Александра и прижалась к его плечу.
  
   - Да ничего.
  
   - Подожди, ты не говорил мне, что она умерла, - недоверчивым тоном сказала она, отстранившись от Валерия.
  
   - Ну, я забыл, значит, - поморщился он, глядя себе под ноги.
  
   - Забыл? Забыл сказать, что твоя сестра умерла? Это удивительно, - Александра посмотрела на него широко раскрытыми глазами.
  
   Валерий промолчал, и расстояние до дома они прошли в полной тишине, не проронив ни слова.
  
  
  
  
   (БАРТЕНЕВ)
  
   "Чем женский оргазм отличается от мужского? Что испытывает женщина, когда ее трахают два мужика одновременно? Почему женщина на пике оргазма превращается в самое настоящее животное?"
  
   Этими вопросами задавался Бартенев по дороге к Шефу.
  
   Он гнал черную "лагуну" со скоростью почти сто километров, едва различая полотно дороги впереди. Вдобавок к вечерней темноте опустился густой туман, застилавший всю видимость. Только местами сквозь дымку виднелись деревья за обочинами трассы и огни фар редких встречных автомобилей. Бартеневу доставляла несказанное удовольствие такая езда вслепую, он любил риск. И часто не видел границ дозволенного.
  
   Бартенев считал себя мужчиной в самом расцвете сил и на взлете карьеры, если можно было назвать этим словом крупные финансовые махинации, которыми он промышлял последние несколько лет. Бартенев всегда выглядел наилучшим образом, надевая строгие черные костюмы и шикарные галстуки. Он был брюнетом со слегка удлиненными волосами, прикрывающими сзади шею, и несколькими прядями челки, ложащимися на лоб. По щекам его были пущены узкие полоски щетины, которые смыкались на остром подбородке с неглубокой ямочкой по центру.
  
   Сигарета упала на пол, когда Бартенев одной рукой пытался вытащить ее из пачки. Он чертыхнулся, сбавил скорость, наклонился, чтобы поднять сигарету, правой рукой придерживая руль. Как только Бартенев сжал сигарету указательным и средним пальцами, раздался удар, машина дернулась, и неясная фигура за долю секунды промелькнула перед ветровым стеклом. Он ударил по тормозам, и его резко бросило вперед. Автомобиль с пронзительным скрипом резины остановился посреди дороги, а из-под колес выбились серые облачка пара, моментально растворившиеся в завесе мглы.
  
   - Мать твою за ногу! - прокричал Бартенев, спешно дергая за ремень, который вдруг заклинило. - Давай же, дрянь такая!
  
   Наконец ему удалось освободиться от ремня безопасности, он вылез из машины и, оставив дверь открытой, обошел "рено" спереди. На блестящем черном капоте проявилась едва заметная вмятина. Ветровое стекло осталось невредимым.
  
   - Ох... твою ж, - выдохнул Бартенев, глядя на тело девочки лет пятнадцати-шестнадцати, лежащее на асфальте перед машиной. Ее отбросило метров на десять.
  
   Руки девчонки были неестественно выгнуты. Кровь на лице, на волосах, на груди, правая нога согнута в колене, а левая...
  
   Он сразу же понял, что девчонка мертва, когда повернул голову вправо и увидел нижнюю часть ноги, которая лежала в песке у обочины. Снова посмотрел на девочку, со стороны разрыва в коленном суставе на дорогу вытекла лужица крови.
  
   - Еб... ну и попадалово, - пробормотал Бартенев.
  
   За головой трупа валялась раскрытая черная сумочка. Туман немного развеялся и Бартенев оглянулся по сторонам, чтобы удостовериться в отсутствии проезжающих мимо автомобилей. Убедившись, что находится в полном одиночестве, он принялся за дело. Нужно было срочно уничтожить результаты происшествия. Или хотя бы их спрятать.
  
   Бартенев схватил тело за руки, оттащил к обочине и скинул в пустоту за насыпью. Мертвая девчонка с громким шелестом свалилась на листья и грязь, которых в этом овраге было в достатке.
  
   - ****ство, - выдохнул он, прошел немного по обочине, спустился в канавку подальше и вытащил оттуда охапку сухих веток.
  
   Бросил ветки на тело, посмотрел, сходил и взял еще, снова кинул их за обочину. Решив, что сойдет, Бартенев руками отряхнул от пыли плащ, наклонился, отряхнул брюки и взял оторванную ногу за еще теплую щиколотку. Размахнувшись, швырнул ее за обочину вслед за телом.
  
   - Покойся с миром, шлюха траханая-перетраханая, - провозгласил он и рассмеялся от собственных слов.
  
   Подошел к одиноко лежащей на дороге сумочке. Подняв ее, покопался в содержимом двух отделений и трех маленьких кармашков. В сумке оказалась розовая девчачья "раскладушка", ключи, паспорт и визитная карточка. Бартенев раскрыл паспорт, из которого узнал, что девчонку звали Елена Шилова, и ей было шестнадцать лет, как он и предположил.
  
   На визитке Бартенев прочитал:
  
   "МОДЕЛЬНОЕ АГЕНСТВО АЛЕКСЕЯ МИНОРСКОГО "ПОЛЯРИС". МЫ ДАЕМ ДОРОГУ КРАСОТЕ!"
  
   "Какое убожество", - подумал он, запихивая паспорт с визиткой обратно.
  
   Хотел было бросить сумку туда же, где отныне покоилось тело ее хозяйки, но передумал. Вернувшись в машину, Бартенев положил сумочку под сиденье и тронулся с места. Метров через сто ему встретился первый автомобиль за последний час. Проехав еще несколько сотен метров, он прижался к обочине, вытащил сумку девчонки и, опустив боковое стекло, на ходу выбросил ее из машины.
  
   * * *
  
   С ростом Бартенева почти в два метра было несложно заглянуть в окно первого этажа особняка, что он и сделал, подойдя к дому Шефа. Лысый дворецкий с длинными худыми руками суетливо сновал по гостиной, что-то расставляя по полкам.
  
   Шеф ждал Бартенева в личном кабинете. Тот вошел в дом и дворецкий проводил его по длинному коридору, стены которого были украшены огромными полотнами неизвестных мастеров. Но Бартенев плевать хотел на эти картины. Он не знал, что именно потребовалось Шефу, и почему тот так срочно сорвал его с места. Но не жаловался на подобные выходки, потому что Шеф всегда покрывал его не совсем чистые дела, как только это было ему необходимо для сохранения репутации.
  
   - Здравствуй, Артем, - поприветствовал Бартенева Шеф, когда тот оказался в роскошных просторах его частной обители.
  
   В знак приветствия, Бартенев лишь молча кивнул и опустился в коричневое кожаное кресло, давно ставшее его привычным местом в этом кабинете. Шеф поднялся из-за стола, подошел к бару и, взяв с полки бутылку виски, налил коричневой жидкости в два широких бокала.
  
   - Дельце есть, - серьезным тоном произнес он, протягивая Бартеневу порцию алкоголя.
  
   Шеф сделал глоток, вернулся за стол и продолжил:
  
   - Я хочу, чтобы ты совершил небольшое путешествие. Нужно передать вот это, - он указал на большой серебристый кейс, лежащий посреди стола, - господину Дэ и его агентам в Ниаракамске. Еще мне нужна твоя помощь в... э-э-э... несколько грязноватом предприятии. - Шеф сделал секундную паузу, взглянув на золотые часы, что охватывали запястье его левой руки. - В общем, нужно вытащить из больницы одну молодую бабу, которая мне мешает. Мешает серьезно. Не стану вдаваться в подробности. Хочу лишь, чтобы ты выкрал ее и взял с собой в Ниаракамск. Так сказать, два дела за один подход. Скажи ей, что она находится в опасности и тебе необходимо увезти ее из города по моей просьбе. Она ничего не заподозрит, я чист перед ней. Но это мое личное дело, не думай о деталях.
  
   - Просто взять ее с собой? - вставил Бартенев, пока мало понимая в том, что конкретно хотел от него Шеф.
  
   Тот хрипло рассмеялся, после чего снова заговорил:
  
   - Не совсем. Твоя задача будет заключаться в том, чтобы избавиться от нее по дороге. Любым способом, как тебе будет угодно, выбирай сам. Главное, чтобы ее не было в живых, этой сучки. Можешь трахнуть ее, заколоть, пристрелить, как собаку, вырезать ей матку, вырвать сердце, отрезать пальцы, сломать руки и ноги, сжечь... В общем, делай с ней все, что хочешь. Она твоя. Главное, чтобы она сдохла. Понимаешь? Развлекайся, сколько влезет, но не забудь в конце расправиться с ней. Только, ради Бога, не притащи ее обратно. Я на тебя полагаюсь, Артем. Больше не на кого. Ты лучший из моих людей, двадцатилетние пацаны с этим не справятся, им до тебя еще расти и расти.
  
   "Вот это уж просьба", - подумал Бартенев, залпом осушил бокал и поставил его на тумбочку из черного лакированного дерева.
  
   Шеф после непродолжительной паузы поинтересовался с нескрываемым любопытством:
  
   - Ты когда-нибудь раньше делал с человеком, женщиной, все, что только мог себе вообразить?
  
   Перед глазами Бартенева отчетливо проявилась нога девочки, которую он держал в руках не более двадцати минут назад. Моргнул и видение исчезло.
  
   - Пожалуй, что нет, - сухо ответил Бартенев.
  
   - Так вот, я даю тебе такую возможность. Разве это не чудо, получить в собственность человека, тем более, молоденькую бабенку, а?
  
   Бартенев едва заметно кивнул в знак согласия и Шеф, коротко рассмеявшись, воскликнул:
  
   - Ты мне нравишься, парень! Чертовски нравишься! Твои упорство и немногословность, - он помолчал, затем рассмеялся: - Ты ведь еще не собираешься на пенсию? Лет пятнадцать, думаю, еще будешь в форме.
  
   Шеф поднялся с места и подошел к сейфу в стене. Отпер дверцу сейфа и вытащил оттуда еще один кейс меньшего размера, чем тот, в котором была скрыта таинственная посылка. Этот чемоданчик был черного цвета. Шеф подошел с ним к Бартеневу и мягко сказал:
  
   - Это за твои труды, Артем. Плачу вперед, потому что доверяю тебе, и ты это знаешь.
  
   - Благодарю, - произнес Бартенев, принимая кейс из рук Шефа.
  
   - Бабу эту звать Инга и она, как я уже сказал, в больнице, с ожогами рук, но я тут не причем, чистая случайность, - Шеф криво улыбнулся. - Когда приедешь в Ниаракамск, тебе пригодится вот это, - он протянул ему небольшую пластиковую карточку темно-синего цвета.
  
   - Что это? - поинтересовался Бартенев, покрутив в руках прямоугольник пластмассы с цифрами и латинскими буквами, выгравированными на нем.
  
   - Специальный пропуск, на имя Кирилла Верховина, так будет безопаснее. Там, куда тебе нужно попасть, сложная система безопасности. Мы ведь не хотим рисковать, правда? Поэтому покажешь эту штуку, представишься Кириллом Верховиным, передашь кейс из рук в руки и все дела. Там же на пропуске указан точный адрес, куда тебе следует доставить этот ценный груз. Тебя встретят.
  
   Бартенев снова кивнул. Ему все это почему-то не нравилось. С одной стороны он верил Шефу и знал - тот его не подставит, с другой чувствовал что-то неладное во всей этой затее. Еще раз посмотрел на пропуск и сунул его в карман пиджака.
  
   - По рукам? - спросил Шеф, и Бартенев услышал в его голосе нотку сомнения и страха.
  
   А что, если он откажется? Что, если просто уйдет из этого кабинета, из этого дома? Тогда он лишится мощной поддержки, которая сейчас ему так необходима в его рискованных и опасных начинаниях. Шеф всегда знал, чем взять.
  
   - По рукам, - твердо произнес Бартенев, где-то в глубине сознания понимая, что еще пожалеет об этом соглашении.
  
   - Я знал, знал, что ты не подведешь меня, - радостно провозгласил Шеф. - За это нужно еще выпить.
  
   Бартенев поднялся с кресла, поправил галстук и подошел к столу, чтобы взять второй кейс.
  
   - Я за рулем. Лучше приступим к делу, - отстраненно сказал он.
  
   - Подожди, еще одна вещь, - вымолвил Шеф, доставая что-то из ящика стола.
  
   Это оказалась небольшая продолговатая коробочка золотистого цвета.
  
   - Возьми еще это, передашь моей дочери, когда вернешься.
  
   - Дочери? - переспросил Бартенев, принимая коробочку из рук Шефа и кладя ее в глубокий карман плаща.
  
   Он впервые слышал о том, что у Шефа есть дочь.
  
   - Да, ее зовут Юля. Это длинная история... короче... передай ей это, когда вернешься из Ниаракамска. И не упоминай обо мне. Я собираюсь с ней встретиться, но пока что не готов к этому. Мне нужно время.
  
   - Хорошо, я передам.
  
   - Знаешь ли, она меня не помнит совсем, с подачи своей матушки считает, что меня уже давно нет в живых... да... - Шеф помолчал, опустил глаза, заговорил вновь через минуту, прерывая собственную речь задумчивыми паузами: - У нее был рак, девчонка чудом в живых осталась. Я это знаю, благодаря своим людям, ну ты понимаешь... Да... какой-то человек, можно сказать, спас ее... я не знаю, кто он... но он дал моей дочери вторую жизнь.
  
   Шеф замолчал и Бартенев понял, что его уже изрядно утомила эта глупая сентиментальная исповедь, в которую пустился старик.
  
   "Давай кончай уже гнать эту проклятую пургу", - мысленно произнес он, опустив взгляд на цветные узоры ковра.
  
   - Так, держи еще это, там все данные об Инге и Юле, - Шеф протянул Бартеневу небольшой белый конверт и тот спрятал его во внутренний карман пиджака. - Будем держать друг друга на связи. Главное, береги кейс с грузом, чтобы ни одна сволочь... ну ты понимаешь. Отдашь Дэ лично в руки. И не забудь, встретишься с Юлей, только когда покончишь с другими делами и вернешься. Удачи, парень.
  
   - Хорошо. Все будет сделано, Шеф, - сказал Бартенев, взял оба кейса и направился к выходу из кабинета, размышляя, сколько денег находится в одном чемоданчике и что за секрет хранит в себе другой.
  
  
  
  
   (КАРАМЕЛЬ)
  
   [начало записи]
  
   Холодно. Я не знаю, где сейчас нахожусь. Здесь темно, только настольный светильник едва освещает стол передо мной. На столе диктофон. Я должна говорить. За какие-то несколько дней моя прежняя жизнь рухнула, от нее ничего не осталось. Я заперта здесь. Меня здесь заперли. В этой комнате. Наглухо закрыли. Я не могу выбраться отсюда. Мне плохо. Мысли теряются. Но я расскажу о том, что со мной произошло за последние шесть дней.
  
   Меня зовут Карамель, пусть будет так. Я привыкла к этому имени, и оно мне нравится. Мне двадцать пять лет. Я была фотомоделью в стиле ню, мягко говоря. В основном же снималась в стиле, как сказал бы Минорский, порно-трэш. И мне это нравилось. Я хорошо зарабатывала. Эти штуки, знаете ли, пользуются хорошим спросом у извращенцев. Но я никогда бы не стала сниматься в порнухе. Ни за какие деньги не стала бы трахаться с мужиками перед камерой. Только наедине.
  
   А еще я была шлюхой по стилю жизни. Потому что мне нравилось такой быть. Распущенной сукой. Если бы у меня сейчас спросили, что я люблю больше всего на свете, я бы ответила что себя. Я эгоистка и мне плевать на других. Может быть, потому что мне встречаются только такие люди, которых и людьми то не назовешь, одна шваль. Всякие отбросы тянулись ко мне со всех сторон. Находили во мне что-то. Поклонялись.
  
   Единственный хороший человек, повстречавшийся мне за всю жизнь, это Валерий Винаров. Он был подающим большие надежды драматургом. И отличным другом. Вскоре Валера возненавидит меня и у него будут для этого веские причины, но мы долгое время оставались хорошими друзьями. Он не похож на других, он иной, нежели остальные мужчины, которым только и надо, что залезть в трусики первой встречной девушки.
  
   Мы познакомились несколько лет назад на одном из приемов, и Валерий тогда сказал, что я похожа на одну из героинь его пьесы и должна обязательно сыграть ее на большой сцене. Мы стали общаться, помогать друг другу в творческих и других делах. А пьесу с моим участием поставили лишь спустя три года после нашего знакомства, но мечта Валеры, тем не менее, осуществилась и я воплотила его любимую героиню перед залом, полным восторженных зрителей. Но обо всем по-порядку.
  
   Валерий никогда не вторгался в мою личную жизнь, и я была ему за это благодарна. Мне же было интересно узнать подробности его личной жизни, но и он о ней тоже особо не распространялся. Валера часто заставал меня в компании мужчин, а вот я за все время нашего знакомства ни разу не видела его с женщинами. Будто их и не было у него вовсе.
  
   Я часто предлагала Валерию в качестве девушки кого-нибудь из своих знакомых, но он вечно отказывался, даже ночь не соглашался провести с какой-либо из них. Оставалось одно из двух - либо Валера был голубым, и его тайно привлекали мужчины, что вряд ли, потому что я за ним такого тем более не замечала, либо он являл собой великого махинатора и обманщика. Скорее второе. Но как ему это удавалось, и с какой целью он это делал? Остается для меня и сейчас загадкой.
  
   Речи о сексе между мной и Валерием никогда не заходило. Мы им не занимались. Ни разу. Мы негласно решили оставаться друзьями. И, если честно, я иногда опасалась, что Валера возьмет и скажет мне: "Хочу тебя". Что бы я тогда делала, даже не знаю. Но такого к счастью не случилось. Не то, чтобы я его не привлекала, меня хотели все и всегда, даже некоторые женщины, но Валера был порядочным человеком и всего лишь держал себя в руках. Я видела, как он пожирал меня глазами, конечно, я ему нравилась. Но я любила его только, как друга и никак иначе. Так уж сложилось. Часто задаюсь вопросом: любил ли Валерий меня, как женщину?
  
   * * *
  
   "Девушка, что вы любите больше всего в жизни?"
  
   Этот вопрос как-то задал мне мой друг и любовник Алексей Минорский, дурачась с камерой в руках.
  
   Я люблю секс, люблю жестко трахаться. Меня это заводит. Возбуждает уже одно только слово "трахаться". Я люблю трахаться. Именно это и было моим ответом тогда. Я сука? Да, я такая. И мне это нравится. Еще я красивая, дьявольски красивая.
  
   А если меня спросят, к кому я испытываю самую сильную ненависть, я назову имя одного человека... хотя нет, это слишком большая честь для него... имя одного существа. Но сейчас не буду, такое ощущение, будто мой рот после этого останется грязным. Будь моя воля, я бы его убила, собственными руками бы задушила тварь эту, размозжила бы ему башку к чертовой матери. Страшно жалею, что не сделала этого, хотя возможность была. И не одна.
  
   Он не человек, он животное мерзкое. О таких говорят - трахает все, что движется. И что не движется тоже. [смеется] Он человек, если любую женщину не может назвать иначе, как шлюха или проститутка? Человек, если использует женщину, как живой щит, опасаясь получить пулю? К тому же беременную женщину. Это человек, скажите мне? Однако об этом позже. Не хочу выходить из себя раньше времени.
  
   * * *
  
   Начну же я свой рассказ с того вечера, когда звонила в дверь Алексея Минорского, потом стучала, а он все никак не открывал. Я уже собиралась уйти, а после позвонить ему на мобильник и обматерить, как следует (зря, что ли я столько времени проторчала в проклятом салоне красоты?), но в итоге дверь распахнулась, и передо мной возник улыбающийся Минорский.
  
   Выглядел он не лучшим образом, весь был какой-то растрепанный, помятый, а его руки заметно тряслись. На нем была надета черная сетчатая футболка, плотно обтягивающая его рельефный мускулистый торс, немыслимые фиолетовые брюки и желтые туфли на ногах, а на шее висела цепочка с крупным серебряным медальоном, что венчал широкую накачанную грудь. Также на его левом запястье я заметила дорогие золотые часы, инкрустированные рубинами. Еще подумала, что Минорский редко носил наручные часы.
  
   "Что это с тобой?" - спросила я, а он в ответ лишь еще шире растянул губы в глупой улыбочке.
  
   "Проходи, велкам", - смущенно произнес Минорский, и я вошла в гостиную его холостяцкого особняка. Закрывая за мной дверь, он поинтересовался:
  
   "Выпьешь?"
  
   "Не откажусь", - ответила я, устраиваясь на огромном мягком диване, пока Минорский направлялся к бару.
  
   Он был неплохим мужиком, но до Валеры явно не дотягивал. Валерий оставался единственным мужчиной-другом в моей жизни, а Минорский был лишь одним из многих, с кем меня связывали сексуальные отношения. У нас с Минорским был отличный секс, но я не испытывала к нему никаких чувств. Он классно фотографировал и обладал связями в модельном бизнесе, а мне только это и было нужно. Минорский это знал, но никогда не жаловался, что я только пользуюсь им.
  
   Я щедро вознаграждала его собственным телом, и ему этого было более чем достаточно. Многие мужчины бы отдали все за ночь со мной. И Минорский, надо признать, знал толк в сексе, доставлял мне гораздо большее наслаждение, нежели огромное количество других мужчин, которые были готовы служить мне и целовать мои ноги, лишь бы я уделила им хоть капельку своего внимания. Признаюсь, меня всегда привлекали мужчины немного постарше меня. Но какой-нибудь сорокалетний старпер уж явно не привлек бы. А Минорский был старше Валеры на два года. Внешне же выглядел даже моложе.
  
   Пройдет несколько дней и мое восприятие Минорского значительно переменится. Уже никогда не смогу вспомнить его с прежним отношением.
  
   * * *
  
   Я сделала глоток мартини, и приятное, слегка жгущее тепло, разлилось в груди. Ощутила, как потяжелели соски. Кажется, я начала возбуждаться.
  
   "Приступим? - спросил Минорский, доставая фирменный "кэнон", который держал специально для меня. - Сегодня твой принц приготовил для своей конфетки что-то свежее".
  
   "Конечно, давай начнем", - ответила я и снова отпила из бокала.
  
   Он заговорщицки подмигнул мне, я рассмеялась, поставив бокал на столик, и отправилась за ним. Кроме любви к сексу и различного рода извращениям, у нас с Минорским было еще кое-что общее: он так же, как и я, обожал самого себя. Тщеславие и гордость из него просто рекой текли.
  
   "Сегодня у нас в меню пошлятина и порно-трэш", - рассмеялся Минорский по пути в просторную студию, где проводил съемки.
  
   "Как и всегда", - согласилась я.
  
   "Не совсем, тебя ждет сюрприз", - загадочно произнес он.
  
   Минорский остановился перед дверью, обернулся и поцеловал меня в губы.
  
   "Сейчас кто-то по яйцам получит", - в шутку пригрозила я, и мы вместе залились смехом.
  
   Вошли в студию, и пока Минорский готовил аппаратуру, я осматривала реквизит, приготовленный им.
  
   "Что это, Леш?!" - воскликнула я, глядя на детскую коляску, длинный силиконовый фаллоимитатор, возвышающий над полом, наверное, на полметра, и резиновый накладной живот.
  
   Минорский прыснул со смеху и подошел ко мне. Сказал:
  
   "Сейчас сама все увидишь и поймешь, моя киска, карамелька моя сладкая".
  
   Он легким движением отодвинул мои волосы и нежно поцеловал в шею. Я ощутила волну блаженства, прокатившуюся по всему телу.
  
   Поскольку я была шок-моделью, моя цель состояла в том, чтобы удивлять обывателей, заставлять их вздрагивать. Меня это дико заводило. Мои откровенные фото печатались в специализированных журналах и размещались в Интернете на моем личном сайте и на специальном сайте Минорского.
  
   Любителей подрочить, наверняка, было приличное количество, и я это знала. А собственно для чего еще существует подобный жанр? Но мне было на это глубоко плевать. Я сводила мужчин с ума, получая истинное удовольствие. Они представлялись мне дикими животными, а я чувствовала себя богиней в их низком обществе. Женщины мне были безразличны, я мало времени проводила с ними. Я обожала подчинять себе мужчин. Не было ни одного мужчины, который бы мне не поклонялся, они все были готовы служить моей персоне, отдавать себя полностью. Без остатка. Все, кроме Валерия. Мы с ним держались на равных, и я никогда не пыталась взять верх. Уважала Валеру больше, чем всех остальных мужчин.
  
   * * *
  
   Сначала я сняла черное обтягивающее платье, подол которого доставал до длинных каблуков бирюзовых туфель с подвязками, надела желтое летнее платье до колен, а в волосы заплела белую розу. Минорский сразу принялся фотографировать меня на сочном зеленом фоне. Я наклонялась вперед, вытягивала губы в поцелуе, поднимала платье, обнажая бедра, обтянутые прозрачными чулками. Задирала платье еще выше, являя жадному объективу камеры красный уголок кружевных полупрозрачных трусиков.
  
   Минорский делал снимок за снимком, улыбаясь и поддразнивая меня, перемещался из стороны в сторону и вращал "кэнон" в поисках наилучшего ракурса. Я, тем временем, спустила трусики до колен и задрала платье к животу, придерживая ткань рукой. Минорский подмигнул мне, показал поднятый большой палец и продолжил щелкать затвором камеры. Я положила два пальца на лобок и оттянула кожу вверх, открыв взгляду фотоаппарата самое сокровенное.
  
   "Уже хочу тебя!" - заявил Минорский и я, рассмеявшись, показала ему язык.
  
   Валерий ни разу не видел подобных моих снимков. Он не хотел, и я была этому рада. Валера не знал, чем конкретно я занималась. В фотосессиях какого рода принимала участие. И мне так было удобней. Он и так был обо мне не самого лучшего мнения, но, тем не менее, я ему нравилась. Я это чувствовала. Между нами существовала невинная связь, просто дружба. Валера даже ни разу не пытался меня в губы поцеловать. Но, полагаю, ему этого очень сильно хотелось. Он не желал разрушать нашу дружбу и поэтому не переходил черту, а я не старалась его соблазнить. Совсем. Почти.
  
   Минорский прикрепил к моему животу накладной резиновый, и я превратилась в беременную сучку. Он вставил мне в рот пластиковые скобы, похожие на металлические и на снимках выглядевшие очень реалистичными. Эти штуки раздвигали мои челюсти и, благодаря им, получался довольно дикий оскал, который, по мнению Минорского, был чертовски сексуальным и сильно заводил мужчин. А все потому, что для большинства мужиков не было ничего более возбуждающего, нежели женщина, испытывающая страдания и боль. Еще одну скобу я вставила сама в свою киску, разведя в стороны нежные губки.
  
   На этот раз Минорский фотографировал меня на розовом фоне. Я выгнула спину, демонстрируя накладной живот, одной рукой отвела трусики, обнажив скобу, что раздвигала мою плоть и улыбнулась искаженными из-за ротовых приспособлений губами.
  
   "Отлично, любовь моя", - произнес он, не отрываясь от объектива "кэнона" и поисков подходящего для съемки ракурса.
  
   "Давай же, возьми меня!" - подумала я, бросив взгляд полный желания на Минорского. Мне нравилось заводить его.
  
   Он, убрав от лица камеру, поднес к губам растопыренные указательный и средний пальцы левой руки, высунул между ними язык и беспорядочно им подвигал.
  
   "Пошляк", - улыбнулась я, кокетливо подмигнув ему.
  
   Для следующей серии снимков мне пришлось надеть короткую черную кофточку, едва прикрывающую грудь, снять трусики и опуститься вагиной на длиннющий резиновый член. Предварительно Минорский обильно смазал фаллоимитатор специальным гелем, и его вязкая поверхность стала предельно скользкой, так что эта штука вошла в меня очень легко.
  
   На нескольких фотографиях я стояла, раздвинув ноги с резиновым членом посередке, на других в той же позе и вдобавок одной рукой держась за ручку детской коляски. Присев на колено, Минорский снимал снизу, затем развернул камеру боком, отодвинулся от меня, приблизился вновь, поднялся, вытер рукавом взмокший лоб и тяжело выдохнул:
  
   "Ух, детка, это было супер. Я почти кончил".
  
  
   (ВАЛЕРИЙ)
  
   Легким движением медленно стягиваю с нее трусики, постепенно обнажая широкую полоску светлых волос. Вскоре ее нижнее белье оказывается на полу, а я жадно впиваюсь губами в нежную розовую плоть, разведя в стороны длинные ноги. Она сладко стонет от наслаждения, я касаюсь влажным языком ее ярко-красного клитора, чувствую, как она возбуждается, ее вагина наливается кровью и пульсирует от нарастающего наслаждения. Мне это нравится, я возбужден.
  
   "Какая чудесная киска", - проносится у меня в голове, когда я погружаю язык глубоко в сладострастное отверстие, и девушка почти кричит от удовольствия, крепко сжимает пальцами ткань простыни, тянет ее на себя.
  
   Плоть этой молодой женщины такая невообразимо приятная, она ласкает мой язык в ответ. От ее кожи пахнет мятой. Оторвавшись от вагины, переношу поцелуи на ее груди. Они такие аккуратные и упругие, что мне хочется бесконечно целовать, посасывать и слегка кусать торчащие розовые соски.
  
   Она лежит на спине, я развожу ее ноги и плавным движением вхожу в эту чудесную сахарную плоть. Девушка шумно вдыхает воздух полной грудью и задерживает дыхание. Я ускоряю движения, ощущая внутри ее тела нежную обволакивающую влажность, которая сводит меня с ума.
  
   Смотрю в расширенные зрачки молодой женщины, она принимается жадно глотать воздух губами, а я, продолжая погружать член внутрь вагины, обхватываю рукой ее тонкую шею. Резкими толчками вхожу в нее, девушка содрогается всем телом от каждого моего движения, ее глаза закатываются, но я еще сильнее сжимаю пальцами горло.
  
   Она давится и начинает кашлять, я ощущаю подступающее семяизвержение, и в какой-то безумно долгий момент завладевшего всем моим естеством вожделения. Мой член охватывают дикие в своей естественности сокращения, и сперма бурным потоком исторгается из меня, устремляясь внутрь раскаленной вагины прямиком к матке девушки, которую я вижу во второй раз. Имени ее даже не знаю.
  
   * * *
  
   Я открыл глаза, и мой сонный взгляд уперся во что-то белое с расходящимися по нему розовыми кругами. Не мог понять, где нахожусь. Повернув голову, увидел рядом с собой спящую Алю и внезапно осознал, что все это было сном. Розовые круги перед глазами медленно рассеялись, и теперь я отчетливо различил спальню своей квартиры, окутанную ночным мраком. Сев в кровати, почувствовал в трусах что-то влажное, холодное и липкое.
  
   "Боже", - прошептал я, направляясь в ванную.
  
   Перед моим взором всплыла картина из сна, только что мне приснившегося. Это было какое-то сумасшествие. Я занимался сексом с девушкой, которая обратилась ко мне днем на кладбище.
  
   Улыбнулся и покачал головой. Это было так глупо, весь этот сон. Уже стоя под охлаждающей струей душа, я снова задался вопросом, кто же она была такая, эта загадочная посетительница на похоронах Дианы.
  
  
  
  
   (ЮЛЯ)
  
   Она заменила диск в плеере, добавила громкости и тяжело откинулась на кровать, хлопнувшись головой о подушку. В зеркале, что висело на противоположной стене, отражались ее небольшие груди, скрытые синим бюстгальтером, бледный живот, платиновые волосы средней длины с несколькими прядями розового цвета, разметавшиеся по подушке, лицо без косметики и синяки под глазами.
  
   Наступила ночь, но Юля совсем не хотела спать. Опьянение от шампанского прошло и сейчас она, закрыв глаза, наслаждалась волнообразным успокаивающим потоком эмбиента, который проникал в ее голову через наушники. Положила руки на груди, сжала соски через ткань лифчика. Ощутила, как они налились жаром. Сдвинула бюстгальтер вверх, принялась водить ладонями по всей поверхности обеих грудей, сжимать соски, тереть их. Приоткрыв рот, издала едва слышный стон наслаждения.
  
   Внизу, под трусиками стал нарастать жар, и Юля опустила правую руку туда, левой продолжая поочередно ласкать груди. Намочила пальцы слюной, провела ими по животу, потерла набухшие соски, другую руку запустила под трусики и положила ладонь на гладкий выбритый лобок. По телу пробежала дрожь, когда указательный палец с длинным ногтем опустился на бутон из нежной влажной кожи, пробудив животные инстинкты.
  
   Юля застонала и выгнула спину, нажимая и плавно водя пальцами по клитору, такому чудесному генератору удовольствий, который, как ей казалось, быстро набухал и увеличивался в размерах. Слышала она лишь музыку, льющуюся из наушников медитативным шелестом морской воды, которая действовала расслабляюще и заряжала чистой энергией звука. С каждым движением пальцев Юля набирала темп и правая рука дарила ей все новые будоражащие ощущения, каких она не испытывала раньше.
  
   Вспомнила Валерия, потом Пашку, своего парня. Она позвонила Валерию, прежде чем уединиться в своей комнате, и они договорились встретиться на днях, посидеть в их любимом кафе, где довольно часто бывали вдвоем.
  
   Валерий был для Юли больше, чем другом, больше, чем лучшим человеком во всей ее жизни. Он был для нее тем, кто подарил ей жизнь. Юля очень сильно любила Валерия и не представляла себе жизнь без этого мужчины. Валерий был ей, как отец. А его Юля никогда не знала. Он давно умер, и этим словом она не называла никого в своей жизни. Юля не могла себе позволить влюбляться в Валерия, но все же любила, по-своему, по-детски. Сама не могла понять этого странного чувства, которое вызывал в ней Валерий. Но оно было. Определенно было.
  
   Павла Юля любила безумно и страстно, но у них еще ничего не было в плане секса. Она оставалась девственницей, ужасно этого стесняясь, ведь в ее возрасте почти все девчонки знали вкус секса, такой манящий и притягательный. Пашка, конечно же, хотел заняться с Юлей любовью, и она тоже этого желала, но и боялась одновременно. Не позволяла ему овладеть своим телом, а он терпеливо ждал.
  
   Юля хотела красивую свадьбу, бредила этим, и первую брачную ночь, полную сумасшедшей любви. Вот только Павел недавно подсел на иглу и теперь был готов на все, лишь бы достать очередную дозу наркотика. Она это хорошо знала, а ее мать об этом и не догадывалась. Юля понимала, что Пашка так долго не протянет и эта мысль убивала ее, душила, не давала жить.
  
   Она желала познать любовь, плотские удовольствия, но в то же время опасалась лишиться некой части своего естества, которая, как считала, покинет ее тело навсегда после контакта с мужчиной, покинет вместе с тем, как чужой организм войдет в ее тело, оставив в нем навсегда свою частицу. Павел предлагал Юле заняться сексом, предлагал не один раз, но она все никак не решалась, ее пугал этот процесс, пугала боль, приходящая вместе с этим. И одновременно пленило невероятное соединение боли и удовольствия.
  
   Юля сильно жалела о том, что пренебрегала чувствами Валерия, его желанием помочь в самые тяжелые минуты ее жизни. Жалела о том, что отвергала его искренние попытки помочь в порыве отчаяния и нежелания жить. Ненавидела себя за это сейчас, хотела бы все изменить, но это было уже невозможно. Однако Валерий все выдержал, не сдался, прошел вместе с ней все круги ада и не бросил ее, ни на секунду не оставил одну с этим неописуемым кошмаром, ведь страшнее, чем смерть, стоящая у порога, нет ничего.
  
   Музыка прекратилась на секунду и внезапно Юля вспомнила эпизод из недавнего прошлого:
  
   * * *
  
   Мать говорит какую-то чушь, благодаря Валерия за то, что он для них сделал. Она сама сидит в стороне и наблюдает за ними. Понимает, что Валерий испытывает неловкость, он пытается как-то переменить тему, говорит, что все уже в прошлом. Теперь нужно начинать новую жизнь. Но мать вдруг падает перед ним на колени, обнимает за талию и плачет, невнятно причитая.
  
   Валерий смотрит, то на мать, то на нее. Не знает, что делать. Пытается улыбаться, смотрит в ее сторону, словно прося о помощи. Мать же его не отпускает, продолжая сквозь слезы бормотать благодарности.
  
   * * *
  
   Пальцами левой руки Юля смахнула слезинки, выступившие из глаз, продолжая при этом стимулировать клитор правой рукой. Вновь закрыла глаза, крепко их зажмурила и задержала дыхание. Поток удовольствия зародился внутри ее живота, хлынув горячей волной вниз, вверх, наполняя собой все тело до единой клеточки.
  
   Перед глазами Юли в полной темноте стали летать яркие звездочки, с губ сорвался протяжный стон, за ним крик, наполненный страстью. Затем почти что плач и она прикусила губу, напрягшись изо всех сил и продолжая неистово тереть ладонью и пальцами клитор, казалось, готовый взорваться от накопившейся в нем и требующей немедленного выброса сексуальной энергии.
  
   "Какое божественное удовольствие, неземное!" - подумала Юля, продолжая ласкать себя.
  
   Музыка затихла в момент кульминации, тело Юли затряслось, она задергалась на кровати, положила ладонь на влагалище, чувствуя ритмичные сокращения плоти, принялась сводить и разводить ноги, глотать ртом воздух. Голова ее запрокинулась назад, зрачки закатились, и струйка горячей жидкости потекла по промежности.
  
   Юля широко распахнула глаза, продолжая сжимать пальцами плоть своей вагины и двигать ногами, то разводя их, то сводя вместе. Взгляд затуманился, ей показалось, что кто-то стоит перед кроватью и смотрит на нее. Юля моргнула, снова посмотрела перед собой, но увидела лишь стену и зеркало, в котором отражалась только она сама, как и прежде. Опять прикрыла глаза, опустила голову на подушку и услышала негромкий звук постороннего движения в комнате.
  
   Снова посмотрела перед собой и резким движением села в кровати от шока, пронзившего спазмом все мышцы. Рокочущие удары сердца гулким эхом отдавались в ушах. Поправив трусы, Юля плотно соединила ноги, положила ладони на колени и устремила испуганный взгляд расширенных зрачков на собственную мать, которая стояла перед кроватью, глядя на дочь холодными, как лед, немигающими глазами.
  
   - Что это ты делаешь?! - воскликнула мать, всплеснув руками.
  
   Юля молча воззрилась на нее, сняла наушники с головы, поправила растрепавшуюся челку, чувствуя, как холодный пот стекает по животу и спине.
  
   - Как тебе не стыдно?! Что это? Чем ты занимаешься? Дрянь такая! - выкрикнула мать и, подскочив к Юле, грубо схватила ее за хрупкие плечи и стала трясти. - Зачем, Господи, ты это делаешь? Ответь мне!
  
   - Пусти, мне больно! - завизжала Юля, пытаясь высвободиться из крепких объятий матери.
  
   В итоге ей это удалось, она оттолкнула мать и бросилась к двери.
  
   - Это моя жизнь, ты слышишь!? Моя! - надрывно прокричала Юля, взяла со стула джинсы с кофтой и выскочила из комнаты.
  
   Принялась спешно одеваться в коридоре. Накинула куртку и обула кроссовки.
  
   - Подожди же! Куда ты? - проговорила мать немного смягчившемся голосом, следуя за ней.
  
   - Оставь меня, - бросила в ответ Юля, взяла мобильник и вышла из квартиры, громко хлопнув дверью.
  
   * * *
  
   Спустя полчаса она шла по ночной улице, ловя взглядом свое отражение в лужах на асфальте, устланном ковром опадающих листьев - желтых, оранжевых и огненно-красных. Было прохладно, пар вырывался изо рта тонкими витиеватыми змейками. Мать несколько раз звонила на мобильник, но Юля не отвечала. Когда шла мимо темнеющих в ночи рядов гаражей, опять раздался звонок телефона и теперь это оказался Пашка.
  
   - Да, любимый, - ответила Юля, чувствуя неприятный осадок на душе после ссоры с матерью.
  
   - Привет, Юль, - отозвался тот сквозь помехи. - Мне нужна твоя помощь. Встретимся в нашем парке?
  
   - Сейчас?
  
   - Ага.
  
   - Зачем?
  
   - Расскажу при встрече, срочно надо.
  
   - А...
  
   - Целую.
  
   Павел положил трубку, не дав ей договорить. Юля задумчиво посмотрела на потухший экран "раскладушки" и убрала телефон в сумку. Минут через двадцать подошла к черной полосе деревьев, что скрывали за собой парк. Пашка был уже там, ждал ее, сидя на широкой спинке их любимой бетонной скамейки.
  
   - Привет, - негромко произнесла Юля, подойдя к нему.
  
   - Здорово, - улыбнулся Павел, спрыгнул со скамейки и, подойдя к ней, взял за руку.
  
   Он был среднего роста, худощавого телосложения с коротким ежиком темно-русых волос и крупной родинкой на квадратном подбородке. Юля улыбнулась в ответ, когда он поднес ее ладонь к губам и нежно поцеловал тыльную сторону.
  
   - Не будем терять времени, идем, - сказал Пашка, увлекая Юлю за собой.
  
   - Куда мы?
  
   - В больницу.
  
   - Зачем? Ночь ведь, - непонимающе проговорила она.
  
   - Вот, как раз поэтому. У них наркота есть. Ты разве не в курсе?
  
   - О, Боже, - выдохнула Юля.
  
   - Мне нужно, чтобы ты помогла.
  
   Павел остановился и заглянул в глаза Юли своими полупотухшими серыми зрачками. Она тяжело вздохнула, ничего не сказав, и они двинулись дальше. Оказавшись у черного входа в больницу, Пашка взял Юлю за руку и шепотом произнес:
  
   - Мы зайдем здесь и поднимемся на второй этаж. В отделении хирургии полно наркоты, ну ты понимаешь. Я там уже пару раз крупно затаривался. Ты будешь ждать в коридоре и если заметишь кого-то, подашь мне сигнал, что пора сваливать. Поняла? Юль?
  
   - Поняла, все, - устало выдохнула она.
  
   Павел чмокнул ее в губы, и они вошли в здание городской больницы. На Юлю тяжелым грузом обрушились воспоминания о ее долгом, казавшемся бесконечным, пребывании в этих стенах.
  
   "Я не хочу туда! - мысленно взмолилась Юля, но все же пошла вместе с Павлом по длинному пустому коридору с желтыми стенами. - Только не туда!"
  
   Коридор первого этажа был пуст. Они оказались в закутке у лестницы, ведущей наверх, и Пашка толкнул Юлю к стене. Грубо обхватил пальцами ее запястья, горячо поцеловал в губы.
  
   - Паш, что ты делаешь? - задыхаясь, промямлила Юля, когда он принялся покрывать поцелуями ее шею.
  
   - Хочу тебя, прямо здесь, прямо сейчас, я больше не могу ждать, - шептал Павел, целуя ее грудь через шерстяную кофту.
  
   - Подожди, что ты делаешь? Мы же все решили.
  
   - Что решили, Юля? Сыграть свадьбу? Жить долго и счастливо? Ты разве не понимаешь, что этого никогда не будет? Ты же видишь, что со мной творится!
  
   Он задрал рукав, явив глазам Юли почерневшие вены.
  
   - Ты мне обещал, ты говорил, что бросишь колоться...
  
   - Это непросто, детка. Я уже не смогу.
  
   Павел, опустившись на одно колено, расстегнул пуговицу и ширинку на джинсах Юли, принялся спускать их с нее.
  
   - Ты обещал, - произнесла она сквозь слезы, навернувшиеся на глаза.
  
   Он медленно опустил ее трусики, коснулся пальцами лобка.
  
   - Ты красивая, моя девочка, - прошептал Пашка, зачарованно глядя на аккуратную, по-детски гладкую кожу Юли.
  
   - Ты обещал, что бросишь ради меня. Ты говорил, что будешь лечи...
  
   - Придется тебе одной дальше справляться, малышка - прервав Юлю, сказал Павел, и жадно приник губами к ее вагине. В голосе его звучало отчаяние.
  
   Юля беззвучно плакала, кусая губы и теребя волосы на голове Пашки.
  
   - Я... не... смогу... без... тебя, - с тяжелыми вздохами прерывисто проговорила она, то ли из-за слез, то ли от столь сильных чувств, что перехватило дыхание.
  
   Языком Павел раздвинул створки ее вагины и проник внутрь, даря восхитительные ощущения, от которых у Юли перехватило дыхание.
  
   - О, да, - вырвалось из ее рта вместе со стоном рыданий.
  
   Пашка отвлекся, посмотрел в ее глаза. Она отвернула голову, вытирая пальцами глаза и нос.
  
   - Почему ты плачешь, Юль, девочка моя? - ласково промолвил он, проведя ладонью по ее животу.
  
   - Почему? - удивленно произнесла Юля и отпрянула от Павла, натягивая трусы и джинсы. - Спрашиваешь еще, почему? Ты решил бросить меня! Это самоубийство, то, что ты делаешь! Ты убиваешь себя этой чертовой наркотой!
  
   Юля, отвернувшись от Пашки, боролась с притоком слез, которые теперь ручьями текли по щекам.
  
   - Проклятье, ну почему я так убиваюсь, Господи?! - выдохнула она, подняв голову к потолку. - Почему я места себе не нахожу в то время, как тебе наплевать на себя и на нас?
  
   Повернулась к Пашке и их глаза встретились. Проговорила с вызовом в голосе:
  
   - Знаешь, что я сейчас делала дома? - он непонимающе мотнул головой. - Мастурбировала, терла ****у, пока крыша не начала съезжать от кайфа! Впервые в жизни! Меня мамаша застукала! А тут еще и ты мне полизать вздумал!
  
   - Извини, - выдавил Павел, оцепенев от неожиданной Юлиной исповеди.
  
   - Что "извини"? Ну, что? Хочешь трахнуть меня? Хочешь вогнать свой болт в мою дырку? Выебать меня тут, в больнице? А может и в жопу тоже поиметь не против, а? Ну, что ты молчишь? Ответь что-нибудь, хренов ублюдок!
  
   - Нас повяжут сейчас из-за тебя! Что с тобой сегодня?! - зло прошипел Пашка, глядя на Юлю бешенными бегающими глазами.
  
   - А мне по хер! - выкрикнула Юля, сама теперь спустила с себя джинсы, а за ними и трусики. - Давай же, бери меня! Бери! Трахай, сколько влезет! Трахай меня!
  
   Устремила на Павла широко распахнутые глаза с длинными черными ресницами, горящие безумным изумрудным цветом. Положила правую ладонь на лобок, развела указательным и средним пальцами влажные от слюны Пашки и покрасневшие от его поцелуев нижние губки.
  
   - Что же ты ждешь, мой мальчик? Войди в меня своим горячим ***м и подари своей девочке истинное удовольствие! Или давай я пососу твой большой...
  
   Она не успела договорить, как в коридоре послышались чьи-то шаги.
  
   - Иди сюда! Быстро! - прошептал Павел, подозвав Юлю к себе рукой.
  
   Спешно натянув трусы с джинсами, она шагнула к Пашке и они вместе укрылись в темноте под лестницей.
  
   - Из-за тебя все, нас засекли, - гневно пролепетал он.
  
   В дверном проеме появился высокий мужчина в длинном черном плаще и остановился у лестницы, к чему-то прислушиваясь. Юля отметила, что вид у него был весьма состоятельного человека.
  
   - О, кажется, есть чем поживиться, - выдохнул Пашка ей в ухо. - Сукин сын с толстым кошельком.
  
   Юля лишь удивленно повела узкими дугами бровей, не успев что-либо сказать, как Павел вдруг достал раскладной нож из кармана, выдвинул лезвие и одним движением выпрыгнул из-под лестницы, выпрямившись во весь рост перед мужиком и наставив на него нож со словами:
  
   - Гони бабки, пидорюга хре...
  
   Не успел Пашка закончить, как высокий мужик в плаще в долю секунды вытащил из-за пояса пистолет с овальной насадкой на стволе и выстрелил в его горло. Раздался негромкий свист, и Павла бросило назад. Нож выпал из его руки, лязгнув о серый больничный бетон. Пашка рухнул на пол, звонко ударившись головой о батарею.
  
   "О, Господи! Боже! Только бы меня не заметил", - подумала Юля и всем телом, как можно плотнее, вжалась в стену.
  
   - Твою мать, - бросил мужчина, сунул пистолет за ремень, оглянулся по сторонам и побежал наверх по лестнице.
  
   - Пашка! - пропищала Юля, ощущая, как ее язык наливается металлом и становится совершенно неповоротливым. - Любимый мой!
  
   Она подползла к Павлу, заглянула в стеклянные, подернутые мутной завесой глаза, положила ладонь на его горло. Из рваного отверстия в районе адамова яблока обильно текла густая темная кровь, рыхлая плоть вокруг источала запах паленого.
  
   - Пашенька мой! Не умирай, очнись, прошу тебя! - прокричала Юля, заливаясь слезами и тряся его за ворот куртки. - Да что же это... Что... Как? Как...
  
   Похлопала Пашку по бледнеющим щекам, оттянула нижние веки, но никакой реакции не было.
  
   - Нет, не умирай, прошу...
  
   Юля, поднявшись на ноги, выбежала в коридор и закричала надрывающимся голосом:
  
   - Помогите, кто-нибудь! Пожалуйста, помогите мне! Прошу, помогите, Господи...
  
   Правая нога подвернулась, и она упала на пол, сквозь слезы, застилающие глаза, различив аморфные силуэты бегущих к ней людей в белом.
  
  
  
  
   (МИНОРСКИЙ)
  
   Открытая бутылка шампанского стояла на стеклянном столе и крошечные пузырьки за темно-зеленым стеклом ровными шеренгами поднимались от дна к горлышку. Минорский наполнил пенящейся жидкостью два изящных бокала на длинных искривленных ножках, протянул один Карамели, а из другого глотнул сам.
  
   - Обалдеть! - восхищенно воскликнул он, глядя на Карамель, которая элегантно устроилась на диване, положив ногу на ногу.
  
   Она сводила его с ума, заставляла сердце трепетно колотиться в груди всякий раз, как только он ее видел, пожирал хищным взглядом ее формы, целовал губы, занимался с ней любовью. Минорскому нравилось в этой молодой женщине абсолютно все. Ее густые волосы, ложившиеся на плечи черными волнами, голубые, как море, глаза, пухлые губы, призывающие к поцелуям, гордо вздернутый носик, кричащий о ее несносности, упругие груди, требующие прикосновений и длинные ноги, которые мечтают раздвинуть тысячи мужчин.
  
   Еще ее попка - чертовски сексуальная. Ушки Карамели венчали длинные серьги на цепочках с крупными красными кристаллами по центру. Область декольте украшало золотое колье с нанизанными на него мелкими бриллиантами.
  
   Карамель представляла собой истинную персону голубых кровей и удостаивала своим вниманием только избранных. Все мужчины, которые общались с ней и которых знал Минорский, всегда приклонялись перед ее красотой и харизмой. Включая и его самого. Карамель имела удивительную способность очаровывать и лишать мужчину разума, подчинять себе и превращать его в робота, готового отныне служить только ей.
  
   Минорский сам ощущал собственную ничтожность перед Карамелью, но она не стремилась унизить его достоинство, и он считал ее своей лучшей любовницей и подругой. Минорский не рассчитывал на что-то большее, был уверен, что Карамель не станет обременять себя постоянными отношениями с кем-либо или тем более узами брака. Да и сам он желал чувствовать себя свободной птицей.
  
   Этой ночью после фотосессии Карамель позволила Минорскому покрыть поцелуями все свое тело. Но не больше. Его возбуждала вечная строптивость Карамели, но и страшно злила. Тем не менее, у Минорского не было другого выхода, кроме как смириться и получать то, что дают. Ведь Карамель была королевой, а он всего лишь пешкой.
  
   Минорский начал с сочных лиловых губ Карамели, смакуя ее тело, словно бутылку высококлассного выдержанного вина, коснулся языком мочек ушей, облизал свисающие с них серьги, пропуская между пальцев ее длинные и густые темные волосы.
  
   Распустил завязки на спине Карамели и помог ей снять платье. Принялся ласкать объемные груди, втягивая губами плоть набухших сосков, водить языком по нежной, будто лепесток розы, коже ее живота.
  
   "Какой сводящий с ума запах", - подумал Минорский.
  
   Аромат ее кожи и волос, запах духов были самыми лучшими афродизиаками на свете. Карамель разрешила Минорскому опуститься ниже, и он медленно стянул зубами ее трусики. Полоска черных волос на лобке была восхитительна, Минорский провел по ней пальцами, притронулся языком. Вагина Карамели, красивые губки, аккуратный розовый клитор между ними, все это было восхитительно. Минорский мог бесконечно любоваться на сокровенные места Карамели, один только взгляд туда лишал его душевного спокойствия. Он был готов преклоняться перед очаровательной щелочкой между ее божественных ножек.
  
   Минорский покрыл поцелуями идеальной формы ноги Карамели, облаченные в прозрачные черные чулки, погрузил ее пальцы в рот, пососал их. Развел ее колени в стороны, глядя, как нижние губки расходятся, являя его голодному взору алую и такую влекущую греховную щель.
  
   В эти мгновения Минорский мог простить Карамели все, что угодно, он боготворил ее, не мог поверить, что эта женщина действительно есть в его жизни. В глубине души Минорский считал себя недостойным такой роскоши, как Карамель. И еще он любил ее, тайно, безответно, так сильно и неистово, как никого за всю жизнь, но боялся признаваться в этом даже самому себе. Потому что такая любовь являлась безумием. Опасным безумием.
  
   Карамель застонала, когда язык Минорского коснулся ее клитора, принялся медленно двигаться, даря ей неописуемые ощущения блаженства. Обхватила руками голову Минорского, направляя его движения. Он стал двигать языком ритмичнее, погружаясь внутрь ее тела, касаясь влажной розовой плоти, скрытой от глаз. Минорский целовал и лизал ее клитор, втягивал его в рот, издавая громкие причмокивания, перемежаемые со сладкими стонами Карамели. Ощущая безумное напряжение возбужденного члена, Минорский продолжал уносить Карамель все дальше и дальше в море вожделения и экстаза.
  
   - Похоже, я сейчас кончу, - задыхаясь, произнесла она и принялась извиваться всем телом, но Минорский крепко держал ее ноги, не позволяя ей соскользнуть с тропинки, что вела к рвущему на части оргазму.
  
   "Дай же мне трахнуть тебя!" - подумал Минорский, ускоряя движения языком и чувствуя, как он онемел от долгой работы. И вот, через несколько диких движений случилась долгожданная кульминация.
  
   - Ух! Классно как! Это... - Карамель недоговорила, ее тело затрясла крупная дрожь под руками Минорского, она закрыла глаза, громко застонала, вжимая острые ногти правой руки в его голову.
  
   От уколов длинных ногтей по телу Минорского распространялась приятная дрожь, он жадно следил за сексуальной агонией, в которой пребывала Карамель, как внезапно почувствовал, что в его трусах все разрешилось само собой. Член запульсировал, исторгнув из себя большое количество липкой жидкости.
  
   - О, Господи! - пропищал Минорский, схватив себя между ног.
  
   - Кончил? - засмеялась Карамель, глядя на него хитрыми и довольными глазами с мерцающими в зрачках отблесками света.
  
   * * *
  
   - Вкусняшка, - произнесла Карамель после того, как сделала глоток шампанского, предварительно подержав его во рту, чтобы насладиться ароматом.
  
   Минорский поставил бокал на стол, взял цифровую видеокамеру и, включив ее, направил объектив на Карамель.
  
   - Девушка, что вы любите больше всего в жизни? - шутливым тоном поинтересовался Минорский, прикидываясь пытливым папарацци.
  
   Карамель скорчила гримасу, высунула язык, растянула губы в фальшиво смущенной улыбке. На ее щеках проявился румянец после соединения орального секса и алкоголя.
  
   - Люблю ****ься, как шалава, и сосать, как пылесос, - серьезным тоном приличной девушки проговорила она.
  
   Минорский прыснул со смеху, отведя камеру от лица.
  
   - Что у вас там еще? - спросила Карамель все тем же тоном, но с легким нетерпением в голосе.
  
   - А у меня пососете? - задал вопрос Минорский в манере журналиста.
  
   - А не пошел бы ты на ***, милочек, - откликнулась она и показала в камеру средний палец.
  
   - О... - пробормотал он, а Карамель продолжила скороговоркой:
  
   - Лучше ты полижи мою дырку, пососи мою похотливую щелку между этих прекрасных ножек, - она провела ладонями по коленям и добавила: - Вставь свой огромный член в мою девственную попку.
  
   - Ох, мать... - выдохнул Минорский, махая руками и давясь от смеха. - Я больше не могу, умру сейчас.
  
   Он выключил камеру, положил ее на тумбочку и тяжело опустился в кресло. Карамель поднялась, поставила бокал на стол. Подойдя к Минорскому, опустилась перед ним на колени. Он беззвучно проследил за тем, как она расстегнула ширинку на его брюках, две пуговицы на трусах и выудила на поверхность вновь возбудившийся член.
  
   Карамель обнажила крупную ярко-красную головку и накрыла ее сверху губами. Минорский тяжело вздохнул, когда она принялась медленно водить ими по его члену, сначала едва касаясь языком головки, затем облизывая ее со всех сторон и слегка сжимая зубами. Он остановил взгляд на светло-голубом кольце, что было вытатуировано на безымянном пальце правой руки Карамели. Эта деталь ее внешности сейчас возбудила его еще больше.
  
   Всего через несколько минут Минорский ощутил новый приток семенной жидкости, которая вместе с ярким и красочным оргазмом вырвалась из его члена, обильно оросив губы и язык Карамели.
  
   - Да, детка, да, моя киска, - шептал Минорский, теребя пальцами мочку ее левого уха с висящей на ней длинной серьгой.
  
   Карамель оторвалась от члена и, улыбнувшись, посмотрела в его лицо.
  
   - У тебя сперма на верхней губе и в правом уголке рта, - произнес Минорский и Карамель, облизывая губы, откинулась назад и уселась на пол. - Если хочешь, могу еще добавить своего жидкого сексуального плода.
  
   - Нет, спасибо, довольно, - рассмеялась она и в знак протеста замахала руками перед лицом. - Сполна наглоталась.
  
  
  
  
   (АЛЕКСАНДРА)
  
   Валерий сел в кровати, встал, прошел в ванную. Зашумела вода. Александра провела рукой по простыни рядом с собой, ощутив мягкий комочек под боком.
  
   "Валик", - подумала она, поглаживая кота в полусне.
  
   Он мелодично заурчал и Александра, потянувшись, обняла рукой пушистый клубок. Стала вновь погружаться в сладкую дрему.
  
   Проснулась от какого-то грохота в голове. Открыла глаза и прислушалась. Валик все также лежал под боком, а Валерий сопел во сне рядом. Было еще темно, но Александре больше не спалось. Накинув халат, она прошла на кухню, заварила крепкий душистый чай с ароматом вишни, сделала глоток, глядя в окно. Осень в этом году рано вошла в прочные владения. На улице было тихо и холодно. Александра услышала быстрое лязганье по паркету и, опустив взгляд, увидела толстого и пушистого Валика, который, глядя на нее, щурил глаза от яркого света потолочной лампы и томно зевал.
  
   - Ну что, котяра? - прошептала Александра, наклонилась и почесала кота за ухом. Валик в ответ благодарно заурчал.
  
   Достала из холодильника корм и выдавила в миску немного мясного желе. Кот с аппетитом набросился на еду, принялся громко чавкать, поглощая свой, то ли поздний ужин, то ли ранний завтрак.
  
   В большой комнате Александра зажгла настольный светильник и выдвинула верхний ящик шкафа в поисках снотворного, но взору ее предстала небольшая отделанная синим бархатом коробочка. Внутри лежало золотое кольцо с крупным бриллиантом, подаренное ей в этом году Валерием на двадцать восьмой день рождения. Она редко его надевала, боясь потерять, и относилась к этому подарку, как к некому редчайшему сокровищу, что немало забавляло Валерия.
  
   Под коробочкой с кольцом Александра обнаружила старый, потрепанный, но, тем не менее, глянцевый журнал. На поверку это оказался один из множества порножурналов, которые Валерий однажды выбросил в мусорное ведро, сказав, что они ему больше не нужны. Она тогда лишь хитро улыбнулась. Как уцелел этот экземпляр, оставалось загадкой. Раскрыв журнал, Александра села в широкое мягкое кресло, обитое зеленым войлоком.
  
   Ее глазам предстала фотография обнаженной девушки на весь разворот журнала. У модели длинные и прямые темно-синие волосы, она сидит на корточках, широко разведя рельефные ноги и похабно представив на всеобщее обозрение свои половые органы. Ее золотистая кожа щедро обмазана маслом, отчего ярко блестит и лоснится на свету. Девушка смотрит в объектив камеры вызывающим и призывным взглядом, слегка высунув кончик красного языка. Обеими ладонями с длинными перламутровыми ногтями на пальцах она сжимает свои крупные груди с торчащими коричневыми сосками. Лобок ее абсолютно гладкий без единого волоска, а ярко-алый клитор походит на цветущий бутон розы.
  
   Образ женщины на фото очаровывал. Александра считала подобные фото пошлыми и непристойными, не понимая, что такого интересного в них находят мужчины, но в данный момент она не могла не отметить истинную красоту модели с постера. Даже между ее ног все было настолько идеально и красиво, что этот эффект полностью перекрывал очевидную похабщину, содержавшуюся в откровенном снимке. Она вернула журнал обратно в ящик и прошла в ванную, где сняла с себя халат и белые кружевные трусики.
  
   Александра посмотрела на треугольный холмик волос, что украшал ее лобок. Сейчас он показался ей некрасивым и небрежным, каким-то обыденным. Помедлив немного, взяла в руки флакон с пеной и бритву, решив переступить через моральные принципы, которыми руководствовалась всю жизнь.
  
   "Боже мой, бритье лобка это не такой уж серьезный шаг в жизни", - мысленно рассмеялась Александра и принялась за дело.
  
   Движение за движением плавно сбрила волосы с кожи и с огромным удивлением почувствовала себя свободнее. От самой себя, от собственных устоев и барьеров, через которые не могла переступить ранее. Встала под душ и мощная струя воды смыла пену и остатки темных волос с лобка, явив его первозданный вид. Провела пальцами по гладкой коже, ощутив приятную дрожь, пробежавшую по телу, и холодок в животе.
  
   Это было совершенно по-новому. Она впервые за долгое время ощущала в себе уверенность и прилив хорошего настроения. Александра сняла обтягивающий бюстгальтер, встала перед зеркалом полностью обнаженная. Провела пальцами по груди, соскам, животу, опустила руку вниз, пробежала ногтями по своему новому, очищенному лобку, раздвинула двумя пальцами вагину. Посмотрела в зеркало на отражение розоватого клитора.
  
   "И что мужчины там находят?" - подумала Александра, критически глядя на свои органы.
  
   Она не считала собственное влагалище красивым, у девушки с только что виденного постера гениталии ей показались гораздо эффектнее и привлекательнее. Но Александра была уверена: Валерию не столь важно, что у нее в трусиках, главным для него являлось содержимое ее сердца и души.
  
   Ей крупно повезло с Валерием, полагала Александра. Она - простая медсестра и он - представитель творческой элиты, драматург. С одной стороны это было необычным, что он обратил на нее внимание, но с другой Валерий оставался простым человеком, никогда не гордился своим статусом и не страдал звездной болезнью. А ведь в узких кругах он был довольно известным человеком и его пьесы часто ставились в андерграундных театрах города.
  
   Хотя мечтой Валерия уже долгое время оставалась постановка на большой сцене. Александра это хорошо знала и всегда поддерживала его во всех начинаниях. Но она не участвовала в публичной жизни Валерия, не была ни на одном званом ужине или обеде, что устраивали местные представители богемы. А Валерий и не приглашал ее. Александра считала себя домашней женщиной, такая жизнь ее полностью устраивала. И еще она доверяла Валерию. Знала, что он ее не оставит и не променяет ни на кого другого. Хотела доверять ему.
  
   Александра еще раз окинула взглядом отражение своего тела - не без погрешностей, но все-таки довольно красивое. Надела трусики, бюстгальтер и халат. Выйдя из ванной, почувствовала, как свежий воздух квартиры холодит ее влажную кожу, ее обновленный лобок. Скинув халат, юркнула под одеяло, улыбнулась сама себе и прижалась всем телом к любимому, мерно дышащему во сне Валерию. Она была уверена, что новая ее жизнь уже началась.
  
   Под утро Александру разбудил зазвонивший мобильник Валерия. Валерий встал с кровати, ответил на вызов, недолго послушал и, проговорив в трубку: "Подожди секунду", вышел из спальни.
  
   Разговора Александра не слышала, она вновь заснула.
  
  
  
  
   (БАРТЕНЕВ)
  
   Дома Бартенев открыл кейс с деньгами, окинул взглядом толстые пачки долларов, лежащие слоями в несколько рядов. Он не стал пересчитывать купюры, а лишь утвердительно кивнул головой и опять запер кейс. Чемоданчик Бартенев решил взять с собой на дело. Деньги лишними никогда не будут, а тем более такое их количество. Они всегда придавали дополнительный стимул его работе.
  
   Бартенев решил не медлить и сразу взяться за дело. Вскрыл конверт с документами, который ему передал Шеф. Обнаружил внутри досье на Ингу и Юлю с их фотографиями. Инга оказалась весьма привлекательной женщиной двадцати семи лет с длинными темно-коричневыми волосами и черными, словно угли, глазами. На листе с данными о ней стояла печать со словами "ОСОБО ОПАСНА".
  
   "Чем же она интересно опасна? - усмехнулся Бартенев, глядя на фотографию достаточно милой на вид женщины. - С зубами в ****е что ли?"
  
   В личном деле было сказано, что Инга пострадала при взрыве газового баллона в вагоне метро и в данный момент находилась в хирургическом отделении городской больницы с ожогами рук.
  
   Из личного дела Юли он узнал, что дочери Шефа девятнадцать лет. Она больше года болела раком шейки матки, но вылечилась благодаря помощи некого безымянного мужчины. Заостренные черты лица Юли придавали ей несколько стервозный вид, как показалось Бартеневу. На ней была надета белая футболка с короткими рукавами и большим красным сердцем на груди, а также обтягивающие темно-синие джинсы и желтые с черным кроссовки на ногах. В досье Инги и Юли значились их домашние адреса и номера телефонов.
  
   Он вернул бумаги обратно в конверт, положил на диван секретный кейс с грузом и осмотрел его со всех сторон. Никаких замков, задвижек и запоров, абсолютно ровный слиток металла с подвижной ручкой сверху. Казалось, чемоданчик было возможно открыть только при помощи пилы или автогена.
  
   Бартенев еще немного повертел кейс в руках, но потеряв к нему интерес, подошел к шкафу с одеждой. Внезапно откуда-то выпал сложенный вчетверо лист бумаги. Он поднял его и развернул. Это оказалась фотография американской порноактрисы Кирстен Прайс. Бартенев несколько секунд разглядывал красивое лицо молодой женщины с длинными рыжими волосами и не мог вспомнить, откуда это фото могло взяться. Но актрису он знал, она ему нравилась. Бартенев сложил постер и машинально сунул его в карман брюк.
  
   Переоделся, надев черную однотонную рубашку и завязав на шее темно-красный галстук, причесался перед зеркалом, сбрызнул лицо одеколоном и вытащил из ящика стола пистолет. Покрутил оружие в руках, достал глушитель и привинтил на ствол. Пистолет стал выглядеть гораздо внушительнее с длинной насадкой. Бартенев запихнул его за ремень брюк, надел длинный черный плащ, сунул конверт с досье во внутренний карман, удостоверился, что коробочка для дочери Шефа и специальный пропуск на месте, после чего взял оба кейса и вышел из квартиры.
  
   * * *
  
   Он подъехал к больнице, и какое-то время сидел в машине, куря сигарету и стараясь успокоиться перед ответственным предприятием. Вокруг стояла почти кромешная тьма, рассеиваемая лишь тусклым фонарем над входной дверью. Бартенев давно не занимался подобными делами и вдобавок к этому не мог знать, как поведет себя Инга, когда он попытается увезти ее из больницы. Подойдя к двери черного входа, Бартенев подумал о том, как ему быть с персоналом клиники. Ведь они не дадут ему так просто взять и забрать пациента.
  
   "Черт с ними", - решил он, бросил на асфальт недокуренную сигарету и распахнул облезшую металлическую дверь.
  
   Перед ним предстал длинный больничный коридор с выкрашенными бежевой краской стенами. Бартенев прислушался и осмотрелся по сторонам. Никого не было видно, однако откуда-то спереди раздавались чьи-то голоса. Он различил пискливый девчачий голос. Какая-то девчонка что-то кричала. Решив, что делать нечего, Бартенев двинулся вперед в поисках лестницы, ведущей на второй этаж в отделение хирургии.
  
   "Беру бабу и сматываю отсюда", - заключил он, быстрым шагом двигаясь по бетонному больничному полу, устланному клетчатым линолеумом.
  
   - Что же ты ждешь, мой мальчик? Войди в меня своим горячим ***м и подари своей девочке истинное удовольствие! Или давай я пососу твой большой... - донеслось до ушей Бартенева, когда он заметил слева выход с этажа.
  
   Свернул и оказался в темном закутке рядом с лестницей. Там никого не было. Бартенев постоял немного, прислушиваясь. Внезапно сбоку раздался громкий шелест. Он быстро обернулся и увидел возникшего перед ним парня с ножом в руке.
  
   - Гони бабки, пидорюга хре... - выкрикнул парень в лицо Бартенева и сделал выпад ножом в направлении его горла.
  
   Бартенев, мгновенно среагировав, вытащил левой рукой пистолет из-за пояса, наставил дуло на парня и спустил курок. Раздался короткий свист. Пуля попала в горло, выдрав из него кусок мяса с фонтаном крови, и парня рывком отбросило назад. Нож лязгнул по бетонному полу, а затем пространство вокруг огласил непродолжительный звон, когда парень при падении ударился головой о батарею.
  
   - Твою мать, - буркнул Бартенев, сунул пистолет обратно за ремень и принялся быстрыми шагами подниматься по лестнице, перескакивая через ступеньки.
  
   Он вовсе не собирался убивать этого парня. Тот так неожиданно появился с ножом в руке, что Бартенев так же внезапно среагировал.
  
   "Проклятье! Вот же дела".
  
   Оказался на втором этаже и осторожно выглянул в коридор из-за стены. Между кабинетами стоял стол, за которым сидела дежурная медсестра в белом халате и что-то писала, склонившись над бумагами.
  
   "Этого еще не хватало, - с грустью подумал Бартенев, обеспокоившись дальнейшим ходом задания. - Ночка явно не задалась".
  
   Стоял какое-то время, размышляя, что же делать дальше. Спускаться вниз тем же путем было опасно, его могли схватить. Незапланированный труп однозначно портил все дело.
  
   "Но уже ничего не исправить, придется действовать дальше".
  
   Бартенев никогда не бросал дело на половине. Поэтому оставалось только продолжать. Послышались шаги и негромкая речь, слов он разобрать не мог. Снова выглянув в коридор, увидел, что к сидящей за столом медсестре подошла другая, они о чем-то поговорили, вторая казалась довольно взволнованной, а потом вместе скрылись за противоположным концом стены коридора.
  
   "То, что надо", - подумал Бартенев, чувствуя, как возвращается к нему надежда на успешный исход предприятия.
  
   Теперь нельзя было терять ни секунды. Стараясь ступать, как можно тише, он направился вдоль коридора на поиски нужной палаты. Наверняка медсестра ушла из-за переполоха, вызванного обнаруженным под лестницей трупом. Так что вынужденное убийство оказалось не таким уж напрасным, оно тоже работало на общее дело.
  
   Бартенев улыбнулся, когда перед ним возникла нужная дверь. Распахнул ее, повернув ручку, и вошел в палату. Внутри пахло лекарствами. В помещении было темно, только лунный свет пробивался сквозь щели между створками белых жалюзи. Все кругом было белым. Бартенева передернуло от этого больничного антуража, он его ненавидел. В палате стояли три кровати, две из которых были убраны чистым бельем, а на третьей мирно спала молодая женщина, накрытая практически полностью с головой тонким одеялом.
  
   Лица ее видно не было, только несколько прядей темных волос и краешек локтя, плотно замотанного стерильным бинтом. Бартенев осмотрел палату и понял, что вновь оказался в тупике. Что делать теперь? Если эта женщина поднимет панику, примется кричать? Тяжело выдохнув, Бартенев приблизился к Инге. Он был уверен, что это она. Все приметы совпадали.
  
   Протянул руку к ее плечу, но не успел его коснуться, как женщина резко обернулась и уставилась на него широко открытыми глазами. Бартенев едва различал ее лицо в полоске лунного света. Потребовалось время, чтобы глаза привыкли.
  
   "Да, это точно она, - заключил он, когда, наконец, смог узнать Ингу в темноте. - Та самая шлюха с фотографии".
  
   - Кто вы? - прошептала она, не сводя глаз с лица Бартенева.
  
   Он помедлил, после чего заговорил, решив, что делать больше нечего:
  
   - Вам угрожает опасность. Я должен забрать вас отсюда и увезти из города.
  
   То, что произошло с вами, возможно, не было случайностью...
  
   - Кто вас прислал?
  
   - Михаил Костенко, - назвал Бартенев имя Шефа.
  
   Инга, ничего не сказав, продолжала смотреть в лицо Бартенева.
  
   - Инга... - начал он, не зная, что говорить дальше.
  
   - Как вас зовут? - спросила она, приподнявшись на локте.
  
   На ее лице промелькнула гримаса боли.
  
   - Артем Бартенев, - представился он и услышал шаги за дверью.
  
   "Медсестра вернулась. Этого только и не хватало".
  
   Инга откинула одеяло и села в кровати. На ней была надета белая ночная рубашка с замысловатыми голубыми узорами. Длинные волосы ее были спутаны. Бартенев отступил, ожидая, что она станет делать.
  
   "А если эта сука закричит?" - испуганно подумал он, осматривая силуэт женщины.
  
   - Идемте, - после паузы горячо выговорила Инга и встала с кровати.
  
   Бартенев удивился ее неожиданной готовности уйти с ним. Подошел к двери, слегка приоткрыл ее и посмотрел в щелку. Медсестра снова сидела за столом. Путь через дверь был перекрыт.
  
   "Вот, дерьмо! Что же делать?" - мысленно закричал он, чувствуя, как его переполняет гнев.
  
   - Окно, - шепотом проговорила Инга, взяла с прикроватной тумбы сумочку и направилась в другой конец палаты.
  
   Бартенев с недоумением воззрился на ее удаляющуюся тень. Инга повернула ручку и открыла оконную створку.
  
   - Давайте же, - нетерпеливо произнесла она, озаренная луной.
  
   "Ну ты и даешь!" - удивился Бартенев.
  
   Инга махнула рукой, подзывая его к себе. Он зашагал к ней, думая о том, что ожидал какой угодно реакции от этой женщины, но только ни соучастия, и тем более ни инициативы от нее. Бартенев, усмехнувшись, покачал головой и выглянул из окна. Рядом, в каких-то тридцати сантиметрах, к стене крепилась железная пожарная лестница, а внизу темнел мокрый асфальт. Он взглянул на Ингу, на ее лице заговорщицки мелькнула улыбка. Схватившись руками за оконную раму, она подняла правую ногу и поставила ее на подоконник. Затем перенесла туда же и левую. Повесила сумочку на плечо.
  
   - Осторожней... - проговорил Бартенев, а Инга уже ухватилась одной рукой за лестницу.
  
   Она опасливо поставила правую ногу на узкую ступеньку, взялась обеими руками за лестницу, а затем уже оторвала от подоконника и левую.
  
   - Все окей, спускаюсь, - сказала Инга и принялась осторожно спускаться вниз, тщательно ища ногами опору.
  
   Послышались шаги за дверью, приближающиеся к палате.
  
   - Быстрей! Кто-то идет, - стараясь говорить, как можно тише, произнес Бартенев, глядя из окна на спускающуюся Ингу.
  
   Она уже ступила на асфальт и Бартенев, прыжком поднявшись на подоконник, перебрался на лестницу. Спешно спустился, пропуская ступеньки, практически съехал по лестнице на руках. Уже с земли он посмотрел в окно палаты. Никого не было видно. Похоже, их еще не хватились.
  
   - Куда теперь? - спросила Инга, стоя босыми ногами на холодном и влажном асфальте, а изо рта ее вырывались едва заметные струи прозрачного пара.
  
   - К машине, - сухо ответил Бартенев и, взяв Ингу за руку, быстрым шагом направился к "рено".
  
   Они обошли здание больницы никого не встретив, оказались возле автомобиля и Бартенев распахнул дверь для Инги. Она устроилась на переднем пассажирском кресле, а Бартенев, обежав машину перед капотом, сел за руль. Заведя двигатель, он, наконец, свободно вздохнул.
  
   - Куда едем? - поинтересовалась Инга, дрожа от холода.
  
   - Утром отправимся в Ниаракамск, а сейчас нужно отдохнуть. Мы можем поехать ко мне...
  
   - Давайте лучше ко мне, я должна собрать вещи. У меня и переночуем.
  
   Бартенев посмотрел на нее и тронул "лагуну" с места.
  
   - Хорошо, поедем к вам, - утвердительно кивнул он.
  
   - Может на "ты"? - предложила Инга, сдвигая с лица упрямую прядь волос.
  
   - Договорились.
  
   Инга назвала адрес, хотя Бартенев и так его знал. Ехали они молча. Инга смотрела в окно, ничего не спрашивая, а он не решался с ней заговаривать, чтобы ничего не испортить. Пока что задание продвигалось, как нужно. Спустя пятнадцать минут, Бартенев остановил автомобиль у длинного девятиэтажного дома.
  
   * * *
  
   Он оставил оба кейса в багажнике "рено" и вместе с Ингой вошел в подъезд. Внутри оказалось темно, только свет уличных фонарей освещал лестничные площадки и ступени.
  
   - Жутковато здесь, мне всегда так казалось, - проговорила Инга, поднимаясь по лестнице. - Страшно одной жить.
  
   Бартенев промолчал, и вскоре перед ними возникла массивная железная дверь. Инга отыскала ключ в сумочке и открыла квартиру. Войдя в коридор, зажгла свет и, бросив сумку на пол, опустилась на тумбочку с обувью.
  
   - Я ужасно устала, - выдохнула она и обхватила лицо руками.
  
   Бартенев закрыл двери, снял плащ и повесил его на стул.
  
   - Хорошая квартира, - сказал он, осматриваясь вокруг.
  
   - Да ты еще ничего не видел, - произнесла Инга, взглянув на Бартенева. - Так, ты пока здесь осматривайся, а мне нужно принять душ и переодеться, иначе я точно сойду с ума.
  
   Инга прошла во второй коридорчик, зажгла там свет, потом вошла в комнату и закрыла за собой дверь.
  
   "И даже не побоялась меня здесь оставить. Ведь мы совсем не знакомы", - удивился Бартенев, входя в темную гостиную. Отыскав на стене выключатель, щелкнул по нему.
  
   Комната оказалась большой, просторной с высокими занавешенными окнами и небольшим количеством мебели. Устроившись на мягком бархатистом диване, он подумал о том, что за эту ночь стал виновным в смерти двух человек. Для него это были не первые убийства, тем более что с девчонкой вышел несчастный случай. Бартенев вовсе не собирался лишать ее жизни. Чистая случайность. А вот следующей его жертвой должна стать сама Инга.
  
   В ванной зашумела вода, и Бартенев представил Ингу обнаженной, но в следующее мгновение перед его глазами возник парень с ножом в руке, которого он застрелил в больнице. Да, это было первое незапланированное убийство за всю его жизнь.
  
   "Он первым начал, напугал меня до чертиков... И хрен с ним! Одним сраным гопником меньше" - заключил Бартенев, удивляясь, с чего вдруг его стала мучить совесть. Раньше он этим не страдал.
  
   Закрыл глаза и постарался выкинуть эти мысли из головы. Сейчас для него на первом месте стояла Инга и поездка в Ниаракамск. Пока что Бартенев понятия не имел, что будет делать с женщиной. Совсем не представлял. Над этим нужно хорошо подумать, а времени еще достаточно.
  
   Размышления Бартенева прервала вошедшая в комнату Инга с полотенцем в руках и одетая в пушистый синий халат с закатанными рукавами. Ее длинные темно-коричневые волосы были еще влажными от капель воды, а красная обожженная кожа на руках сочилась влагой и являла собой крайне неприятное зрелище.
  
   - Как тебе мое жилище? - улыбнулась она, принявшись вновь тереть голову полотенцем.
  
   - Отличная квартира, - сказал Бартенев, посмотрев в ее глаза-угольки.
  
   - Не хочу лишаться ее, - с печалью в голосе произнесла Инга, продолжая вытирать скрипящие волосы. - И так уже слишком многое потеряла.
  
   Она опустилась в кресло, откинула голову назад и продолжила:
  
   - У меня была работа, сын, другая квартира. Началось все с того, что меня уволили... просто так, даже не объяснив причины. Однажды утром я пришла в офис и узнала, что уволена. Представляешь?
  
   Бартенев в ответ лишь кивнул.
  
   - Артем, хочешь выпить? - поинтересовалась Инга, поднимаясь с кресла. - Я такая дура, даже не предложила ничего. Надо же. Прости.
  
   - Ерунда, - откликнулся Бартенев. - Но выпить не откажусь.
  
   Инга улыбнулась и, подойдя к бару, достала бутылку мартини. Она налила прозрачной жидкости в два бокала и протянула один Бартеневу. Он принял его левой рукой. Из другого Инга отпила сама.
  
   - Благодарю, - отозвался Бартенев, делая глоток.
  
   - Значит так, потом у меня отобрали сына. Представь только. Просто так. Они ничего не объяснили, как и с работой. Пришли и забрали его... уроды. Я постоянно о нем думаю, о моем Ромке. Но я не знаю, где он сейчас. Представляешь?
  
   - Кто это "они"?
  
   - Скоты, нелюди, - произнесла она, зло плюнув. - Ненавижу.
  
   - Да уж, - буркнул Бартенев, делая очередной глоток из бокала.
  
   Чем больше Инга говорила, тем отчетливее оживали в голове Бартенева призраки его собственного прошлого.
  
   - Затем я узнала, что наша квартира, наша с Ромой крошечная квартирка больше мне не принадлежит. Зачем она им нужна, скажи мне? Я не представляю. Уже после я познакомилась с твоим боссом, он мне здорово помог. Ну и вот, с тех пор я живу здесь. Благодаря ему. Эта квартира по всем определениям лучше той, в которой мы жили с Ромкой. Она больше, красивее... но она не моя. Мне ничего не нужно без сына. С Михаилом мы любили друг друга, у нас была страсть. Понимаешь, о чем я?
  
   - Понимаю, - сказал он, в мыслях проклиная Шефа, и пытаясь понять, о чем вообще говорит Инга. Она несла какой-то бред, как ему стало казаться.
  
   "Никакой он мне не босс, я всегда сам по себе", - подумал Бартенев.
  
   - Прошло какое-то время, Михаил обещал найти моего сына и вернуть мне его. И тут случилось это, - Инга выставила перед ним свои обожженные руки. - Я загремела в больницу. И давненько не видела Михаила. Как он, кстати?
  
   - Здоров, - ответил Бартенев, поднимаясь с дивана.
  
   - Пойдем на кухню, я сделаю чай, - пролепетала она, проходя мимо него.
  
   Бартенев вышел из гостиной и проследовал за Ингой. На какой-то ужасающий момент он вдруг мысленно вернулся на семь лет назад:
  
   * * *
  
   ОНА открывает дверь, и он видит ЕЕ заплаканное лицо. Тушь размазалась по щекам, губы искусаны до крови, мелкая дрожь бьет ЕЕ тело.
  
   "Где наша дочь?" - спрашивает он, но ОНА молчит.
  
   Тогда он рукой отталкивает ЕЕ к стене и быстрым шагом проходит в коридор. Идет в комнату. Распахивает дверь, входит внутрь. Видит тело, лежащее в кровати, и с головой накрытое одеялом. ОНА с плачем и криком бросается на него, вешается на плечи, пытается задержать. Но он с силой отбрасывает ЕЕ, ОНА падает на пол, ударяется головой о дверь. Обхватывает голову руками, воет от боли. Воет, словно собака, словно дикое животное. Его самого бьет дрожь, ему становится страшно, его охватывает невероятный ужас от этого звука, он подходит к кровати и медленно стаскивает одеяло...
  
   * * *
  
   Внезапно вспыхнувший яркий свет вывел Бартенева из пучины воспоминаний. Инга включила чайник и поставила на стол две чашки.
  
   - Всегда мечтал о таком уюте, - проговорил он, устраиваясь за столиком.
  
   - Я уверена, что твоя жена...
  
   - Я не женат, - улыбнулся Бартенев, прервав Ингу.
  
   - О, я бы даже и не подумала... А сколько тебе лет?
  
   Она заварила чай и аккуратно разлила его по чашкам. Бартенев взглянул на нее, поведя бровью.
  
   - Подожди, - вновь заговорила Инга, - дай-ка я угадаю... тридцать восемь.
  
   Он отпил чая, отбросил рукой челку со лба и ехидно улыбнулся:
  
   - Тридцать четыре. Неужели так плохо выгляжу?
  
   - Вовсе нет. Я почти угадала, - улыбнулась Инга. - А мне двадцать семь. Да ты это и так знал, готова спорить, - она легким движением ткнула Бартенева в плечо указательным пальцем.
  
   Он промолчал, делая очередной глоток горячего душистого чая.
  
   - Значит ты холостяк. А почему именно Ниаракамск? И почему все-таки мне нужно прятаться? Все настолько серьезно? - Инга тоже устроилась за столом и отпила чая. - Превосходно. Как же я рада, что снова дома.
  
   - В Ниаракамске у меня есть некоторые дела, их нужно решить. Вот ты и поживешь там какое-то время, там тебя будет ждать квартира. И я полагаю, что угроза твоей жизни существует, случай в метро скорее не был случайностью, - соврал Бартенев, пытаясь говорить, как можно серьезней, чтобы Инга ничего не заподозрила.
  
   - Значит, меня хотят убить. А кто?
  
   - Это мне неизвестно, - ответил он.
  
   Инга спросила:
  
   - Артем, а ты останешься со мной там?
  
   Бартенев не ожидал такого вопроса и поэтому растерялся.
  
   - Я... не знаю.
  
   - Ну, пожалуйста, я не хочу жить одна в чужом городе.
  
   - Видно будет.
  
   Инга посмотрела на него таким по-детски невинным взглядом, что он засмеялся и опустил взгляд.
  
   "Мне ничего не стоит обещать ей все, что угодно", - решил Бартенев, а вслух произнес:
  
   - Я подумаю над этим.
  
   Чай был выпит, Инга взялась за перевязку обожженных рук, а Бартенев учтиво предложил ей помощь. Аккуратно опустил бинты в бутылочку жидкой маслянистой мази, чтобы они, как следует, пропитались лекарством. Размотал первый бинт и нежными движениями стал накладывать сырую материю на изуродованные руки Инги. Она смотрела на него, улыбаясь сквозь нестерпимую боль. Бартеневу внезапно стало жаль Ингу, он даже удивился этому, но не мог позволить себе проявлять какие-то чувства к ней.
  
   "Будь хладнокровным, черт возьми", - мысленно приказал он себе.
  
   Спустя десять минут руки были забинтованы, и Инга отправилась стелить постель. Бартенев сказал, что ляжет на диван в гостиной, но она настояла на том, чтобы он лег в ее комнате на раскладном кресле. В результате Бартенев согласился и уже через полчаса они лежали в темноте недалеко друг от друга. Ему не спалось, и он смотрел в потолок, едва различая во мраке узор на плитке. Бартенев полагал, что Инга уже заснула, но она неожиданно передвинулась на край кровати и, протянув руку, коснулась пальцами его локтя. Взяла руку Бартенева и положила его ладонь на свою обнаженную грудь.
  
   - Хочешь меня? - прошептала она в темноте.
  
   - Не нужно, - ответил Бартенев, придя в некоторое замешательство от действий Инги. Она вовсе не производила впечатления распущенной женщины.
  
   "Я не могу заниматься сексом с бабой, которую мне предстоит лишить жизни", - подумал он, ощутив, что его член внезапно напрягся.
  
   Высвободил ладонь из объятий Инги и вернул руку под одеяло.
  
   - Извини, - протянула она.
  
   - Что у вас произошло с Шефом? То есть с Михаилом Антоновичем, - спросил Бартенев и сразу же пожалел о том, что распустил язык.
  
   - Ничего. Мы просто решили остаться друзьями, - ответила Инга. - Это было нашим обоюдным решением. Мы продолжаем общаться. Он навещал меня в больнице пару дней назад.
  
   - Ясно, - проговорил Бартенев, не в силах понять, что все это значит и какую игру ведет Шеф. Или Инга. Кто-то из них явно его дурачил. Но кто? Или вместе? С какой целью? И разве Инга не сказала, что давно не видела Шефа?
  
   "Ладно, это не мое дело. Я не собираюсь играть в детектива. Я должен отработать деньги и все", - заключил Бартенев, и ему стало легче. Вспомнил о кейсе, набитом долларами, отчего настроение сразу улучшилось.
  
   - Можно вопрос? - нарушила тишину Инга и, не дожидаясь ответа Бартенева, продолжила: - Ты когда-нибудь любил по-настоящему?
  
  
  
  
   (КАРАМЕЛЬ)
  
   "Пока", - сказала я, коснувшись губами щеки Минорского на прощание.
  
   "До скорого, киса", - ответил он, а затем извернулся и поцеловал меня в губы.
  
   Поцеловал в последний раз. Но тогда я этого еще не знала.
  
   В пустом доме я мгновенно почувствовала неимоверную тяжесть тишины и одиночества. Терпеть не могла оставаться одной, даже в своем собственном особняке. Мне обязательно требовалось общество людей, в особенности мужчин. Женщины мне всегда завидовали. Большую часть из них я ненавидела.
  
   Прислуга уже давно спала в своих комнатах, и я прошла на кухню, желая выпить прохладной минеральной воды. Делая жадные глотки прямо из бутылки, внезапно сильно пожалела о том, что не дала Минорскому трахнуть себя в этот раз. Иногда моя гордость шла мне же во вред. С другой стороны, я особо и не хотела секса, хватило того, что Минорский полизал у меня, а я пососала у него. Я обожала сосать член.
  
   Но, когда свежая вода лилась в мое горло, мне жутко захотелось трахаться. Очень-очень захотелось. Между ног буквально все охватил огонь желания. Решив отвлечься, я вернулась в гостиную, чтобы взглянуть на свои недавние снимки и отобрать из них лучшие. Спать мне совершенно не хотелось, заниматься мастурбацией тоже. Я редко это делала. Мастурбировала.
  
   Подошла к зеркалу и посмотрела на свое отражение. Мне нравилось любоваться своей внешностью. У меня было красивое лицо, все так считали и я сама в том числе. Я гордилась своей красотой и могла подолгу заниматься самолюбованием. Вытянув губы в поцелуе, рассматривала отражение - голубые глаза, длинные ресницы (ведь они тоже сводят мужчин с ума?), темные волнистые волосы, свисающие до лопаток, вырез на платье, глубокая ложбинка, разделяющая упругие груди. Они не слишком большие и не слишком маленькие, мои сиськи идеальные и вы поймете, что это значит, если знаете в этом толк и хотя бы раз сжимали такой идеал рукой. Если вам, конечно, позволяли его сжимать и вообще прикасаться.
  
   Мое внимание привлек мигающий огонек на домашнем телефоне. Он отражался в зеркале размытой красной вспышкой.
  
   "Кто бы это мог быть?" - удивилась я, обычно мне звонили на мобильный.
  
   На автоответчике оказалось одно сообщение. Нажав на кнопку, я прослушала его. Звонил режиссер из театра в Ниаракамске. Он сказал, что в пятницу, то есть уже через два дня, его труппа ставит спектакль по пьесе Валерия. Той самой, о постановке которой он как раз и мечтал. В главной женской роли которой, Валера видел меня. Режиссер также сказал, что если я хочу участвовать в постановке, то прибыть нужно будет пораньше, чтобы провести генеральную (и единственную для меня) репетицию перед вечерним представлением.
  
   Голос режиссера смолк, раздался сигнал, и я несколько минут сидела, словно оглушенная. Мысли о сексе сами собой испарились в неизвестность. Я моментально загорелась желанием сорваться с места и поехать туда. Но сначала нужно было сообщить обо всем Валерию. Мне не терпелось скорее обрадовать его, и я потянулась к сумочке за мобильником, но в этот момент раздался звонок домашнего телефона.
  
   "Слушаю", - ответила я, сняв трубку.
  
   "Привет, - проговорил отдаленно знакомый женский голос. - Как твои дела,шлюшка?"
  
   "Кто..." - начала я, но прервалась.
  
   Оторопела от услышанного и сначала не узнала звонившую, но потом поняла, что это моя младшая сестра Дашка.
  
   "Дашка? Я тебя сто лет не слышала", - сказала, наконец, я.
  
   "Ну, еще бы, тебе ж некогда. То члены сосешь, то ебешься с кем попало. А как там тебя величают сейчас? Карамель? - она противно хохотнула. - Идеальное имечко для такой шалавы, как ты. Оно словно говорит - "мои дырки круглосуточно открыты для всех желающих".
  
   "Заткнись", - злобно бросила я, а Дашка рассмеялась в трубку.
  
   "Как была проституткой, так ей и останешься", - произнесла она.
  
   "Что тебе нужно?" - жестко спросила я, а она сказала:
  
   "Я тебя четыре года не видела, а ты нисколько не изменилась, такая же шалава. Готова спорить, что сегодня ты уже успела пососать чей-то член".
  
   "Что тебе нужно?" - повторила я, но после непродолжительной паузы Дашка повесила трубку.
  
   Я достала из сумки пачку сигарет и закурила. Было необходимо снять стресс.
  
   "Дрянь", - прошептала я, делая очередную затяжку.
  
   У нас была разница в два года и Дашка всегда надо мной издевалась, как бы это смешно не звучало. Она, насколько мне было известно, трудилась бухгалтером в какой-то фирме. Сама того от себя не ожидая, я мысленно пожелала ей смерти. Всем сердцем захотела, чтобы эта мелкая дрянь сдохла. Как вонючая собака. Пепел обжег пальцы и я, бросив сигарету в пепельницу, зажгла другую. Дым колечками взвился к потолку. Прошла к окну и посмотрела на улицу. Было еще темно, и луна роняла мерцающие блики на оконные стекла.
  
   Неожиданно для себя я вспомнила свой четырнадцатый день рождения, с наслаждением втягивая сигаретный дым. Гора подарков, радостные родители, море цветов и поздравлений. Первая ночь любви сразу же после праздника. Только я и он. Одни, в моей комнате. Мы заперлись ото всех, и он вошел в меня, лишив мою плоть девственности. Это было прекрасно. Тот парень стал моей первой настоящей любовью. И, скорее всего, последней.
  
   А дальше все омрачилось смертью моего отца. У него случился инфаркт. С того дня в моей жизни началась длинная черная полоса, конца которой я не могла увидеть еще долгое время. Мучительно долгое. Прошло несколько месяцев со дня рождения и меня изнасиловали на улице. Ночью затащили в недостроенный дом, избивали ногами и трахали, куда только можно. Долго не могла свободно ходить из-за боли, а особенно противно было видеть и чувствовать вытекающую из моего тела холодную сперму, когда я уже оказалась дома.
  
   После этого ужасного происшествия мне долгое время снились кошмары, но самое страшное заключалось в том, что инициатором и главным участником изнасилования стал тот самый парень, который подарил мне первую ночь любви и которого я нарекла своей первой настоящей любовью. Конечно же, мы расстались. Но разочарование это тяжело, слишком тяжело. У меня не было мыслей о самоубийстве, как это часто бывает в подобных случаях. Я захотела сбежать. От знакомых людей. От всего мира. От самой себя. И мне это удалось. Но не сразу. Потом.
  
   * * *
  
   Я смахнула со щек слезы и открыла окно. Взяв мобильник, набрала номер Валеры. Мне не терпелось сообщить ему прекрасную новость даже, несмотря на столь ранее утро. Пока ждала ответа и слушала монотонные гудки, бросила короткий взгляд в окно, заметив за ним продолговатые дождевые капли, которые падали с неба. Они застучали о подоконник, словно ледышки и я поняла, что начался град. И тут, вглядевшись в полумрак за окном, заметила серую фигуру, одиноко стоявшую за стеклянным дождем в глубине сада. Я не могла понять, кто это был - мужчина или женщина. Через мгновение в районе головы силуэта вспыхнул красный огонек сигареты.
  
   "Да", - сонно ответил Валерий.
  
   "Валер, это я. Слушай, у меня чудесное известие для тебя, - пролепетала я в трубку, сгорая от желания скорее все ему рассказать. - Сейчас не время спать, а время праздновать, пить виски и блевать в ванной".
  
   Снова с опаской взглянула в окно, но огонек уже погас, а фигура растворилась в утренней мгле. Валера же вялым голосом промямлил:
   "Подожди секунду, - в трубке повисло недолгое молчание, после чего я снова услышала его голос: - Я тебя слушаю, говори".
  
  
  
  
  ЧЕРНО-БЕЛЫЕ ДНЕВНИКИ
  
  
   16 сентября 2009, среда
  
   (ВАЛЕРИЙ)
  
   Утром я встретился с Карамелью в своей студии. Она рассказала мне о постановке и я, конечно же, сильно обрадовался этому, но вот ехать, куда бы то ни было, мне абсолютно не хотелось. Я ощущал себя выжатым, словно лимон.
  
   "Да что с тобой, Валер?" - возмутилась Карамель, когда я замялся с ответом о своем решении по поводу поездки.
  
   "Я не знаю. Мое присутствие там вовсе не обязательно. Это твоя роль", - монотонно сказал я, окинув взглядом ее утонченную фигуру.
  
   Карамель была одета в яркую желтую блузку и короткую черную юбку, плотно облегающую ее узкие бедра.
  
   Она сказала:
  
   "Послушай, я без тебя никуда не поеду. Ведь ты так хотел, чтобы я сыграла Самиллу. Я тебя не узнаю, Валер".
  
   В голосе Карамели явно слышалось разочарование.
  
   Самилла. Главная героиня моей первой пьесы, которую я написал еще до знакомства с Карамелью. Впервые увидев Карамель, я понял, что она - живое воплощение Самиллы. Уже после я внес некоторые изменения в образ своей героини. Она не столько внутренне соответствовала Карамели, сколько внешне. Самилла была прилежной и невообразимо красивой девушкой из другого мира.
  
   Главный герой пьесы, мужчина примерно моего возраста из обычного российского города, случайно встречает Самиллу на улице, после чего попадает в вихрь невероятных событий и приключений, стоящих, как это обычно бывает в таких историях, немалого количества жизней. Через Самиллу я попытался выразить свой идеал женщины. Любопытно то, что она, по сути, является собирательным образом Александры, Карамели и Юли, хотя во время работы над пьесой я еще не знал никого из них. Самилла обладала прилежностью Али, красотой Карамели и озорством Юли.
  
   "Мне нужно подумать", - произнес я, глядя в глаза Карамели.
  
   "Когда тут думать? Премьера уже послезавтра", - накинулась она на меня.
  
   "Карамель..." - начал я, но она перебила:
  
   "Валерий, мать твою. Что с тобой происходит?"
  
   "Карамель, я..."
  
   "Ладно", - небрежно бросила она, махнув рукой.
  
   Встала, взяла сумочку и подошла к окну. Не оборачиваясь, Карамель сказала:
  
   "Я не позволю тебе все испортить".
  
   Поправила воротник блузки и, коснувшись пальцами распущенных волос, направилась к двери.
  
   "Постой..." - заговорил я, но Карамель даже не взглянула на меня.
  
   Вышла из студии, громко хлопнув дверью.
  
   Я с силой ударил кулаком по столу, ощущая злость на самого себя.
  
   "Идиот", - подумалось мне.
  
   Внезапно я вспомнил один эпизод с Крамелью. Она, как я уже говорил, была очень неординарной личностью. С ней не соскучишься, в общем.
  
   И вот как-то раз Карамель позвала меня к себе домой. Я не особо часто бывал у нее в гостях, а она у меня. Обычно мы встречались в моей студии, чтобы обсудить какие-то дела, просто поболтать или поделиться чем-то новым.
  
   А тогда Карамель пригласила меня в свой шикарный особняк. Домработница провела меня к ванной и сказала, что хозяйка ожидает меня внутри. Я был немало удивлен, но вошел в ванную и увидел улыбающуюся Карамель. Она обнаженной лежала в круглом джакузи, и вместо воды наполняло его вино. Красное вино, ароматом которого был пропитан весь воздух ванной комнаты. Огромной ванной комнаты.
  
   Карамель спросила, всплеснув ладонью красную жидкость:
  
   "Не желаешь ли составить мне компанию?"
  
   Я сразу понял, что она была навеселе.
  
   "Пожалуй, воздержусь", - улыбнулся я в ответ.
  
   Карамель же зачерпнула ладонью вина и поднесла к губам. Сделала глоток, затем сказала:
  
   "Жить нужно, Валер, на всю катушку. Проживать каждый день, как последний, не думая ни о чем, не волнуясь о будущем. Брать от жизни все, потому что лучше жалеть о сделанном, нежели о том, что чего-то не смог, испугался".
  
   Тогда я посмотрел в ее глаза, но ничего не сказал. Позже я услышу похожие слова от другого человека, который так же, как и Карамель, жил на всю катушку, и еще вспомню этот эпизод в ванной. Вспомню слова, произнесенные ей в джакузи, до краев наполненном красным вином.
  
   * * *
  
   Я встал и обошел круглое помещение. Когда смотрел в окно с шестого этажа, зазвонил мобильный телефон.
  
   Это оказалась мать Юли, Анастасия. Она второпях сообщила мне, что ночью на глазах Юли был убит ее молодой человек. После этого Юля окончательно впала в депрессию и заперлась в своей комнате. Я не очень хорошо знал Павла, парня Юли, видел его только пару раз. Нравился он мне не особо, но меня это не касалось. Я понимал, что Юля его сильно любила. Она часто говорила о своем Пашке. Новость о том, что его убили, не укладывалась в моей голове. Анастасия сказала мне, что Юля и словом не обмолвилась о том, кто убил Павла. Я попросил ее ничего не предпринимать и пообещал немедленно приехать.
  
   * * *
  
   Через пятнадцать минут я стоял напротив закрытой двери Юлиной комнаты. Сказал, как мне показалось, умиротворяющим тоном:
  
   "Юля, это Валерий. Открой, пожалуйста. Дай мне поговорить с тобой".
  
   "Нет", - послышалось из-за двери.
  
   "Открой, я прошу тебя", - надавил я.
  
   "Юля?" - подала голос ее мать, стоявшая рядом со мной.
  
   Я бросил короткий взгляд на Анастасию и в этот момент за дверью послышались шаги, а потом щелчок замка.
  
   "Входи", - проговорила Юля в щелку, и я увидел ее заплаканное отекшее лицо.
  
   Затем добавила, как только ее мать двинулась за мной:
  
   "Только Валерий".
  
   В комнате, где я бывал уже тысячу раз, все было по-прежнему. Я устроился в кресле, а Юля снова заперла дверь. Обернулась, и я заметил половинку красного кулона, висящую на ее шее. Спросил:
  
   "Нашла свою драгоценность?"
  
   Юля опустила взгляд на грудь, после чего кивнула.
  
   Сколько я ее знал, эта штука постоянно была на ней. Половина сердечка. Юля говорила, что кулон у нее с рождения, но она не знает, откуда он взялся. А недавно он пропал, исчез без следа. Юля несколько дней не находила себе места из-за этой безделушки и даже меня подключила к поискам, которые окончились безрезультатно. И вот, кулон-инвалид снова висит на ее шее.
  
   Она ходила по комнате, не произнося ни слова. Брала разные вещи со стола - ручки, карандаши, блокноты - переносила их к шкафу и складывала в ящик. Брала что-то из ящика и относила на стол.
  
   "Что ты делаешь?" - поинтересовался я, но Юля не отреагировала.
  
   Только продолжала увлеченно перекладывать вещи из одного места в другое, не обращая на меня никакого внимания. На Юле были надеты красные трусики и голубая майка. Волосы ее спутались и торчали на голове в разные стороны.
  
   "Юль..." - начал я, но она прервала меня, внезапно взорвавшись:
  
   "Ну что? Что Юль? Видишь, мне хреново? Я места себе не нахожу! Я жить больше не хочу, понимаешь?! Ты понимаешь?"
  
   "Успокойся, - едва слышно произнес я. - Ты не должна нервничать".
  
   Она накинулась на меня с новой силой:
  
   "Успокоиться? Ты предлагаешь мне успокоиться? Понимаешь, что его убили? Убили Пашку моего! Нет его больше! Ты это понимаешь?"
  
   "Юля..." - начал я, но она не дала мне продолжить. Сказала:
  
   "Уходи. Я хочу, чтобы ты ушел".
  
   "Но..."
  
   "Убирайся. Убирайся отсюда".
  
   "Я хочу..." - вновь заговорил я, но Юля опять прервала меня:
  
   "Я сказала, убирайся отсюда, уходи".
  
   Секунды две мы молча смотрели друг другу в глаза. Ее зрачки были расширены и светились каким-то дьявольским огнем. Потом она завопила:
  
   "Убирайся отсюда!!! Иди на ***!!! На хуй!!! Ублюдок!!! Сдохни!!! Убирайся, тварь!!! Ненавижу тебя!!! Ненавижу!!! Сдохни, ублюдок!!! Сдохни!!!"
  
   Юля прокричала это так громко, как только могла, скорее прорычала, будто дикий зверь, тряся в воздухе руками и головой, срывая горло, что мне стало страшно. Все мое тело охватил ледяной озноб.
  
   Я вышел из ее комнаты, не сказав больше слова, чувствуя, как к горлу подступил тягучий комок, а на глаза навернулись слезы. Дверь за моей спиной с грохотом захлопнулась. В голове у меня тогда стоял густой туман, а перед глазами мерцали следующие слова:
  
   "ЗА ЧТО? ЭТО НЕСПРАВЕДЛИВО! НЕСПРАВЕДЛИВО!!!"
  
   Мне вдруг захотелось вернуться и прокричать ей это в лицо. Но я так не сделал. Оказавшись в коридоре, увидел, что Анастасия разговаривает с двумя мужчинами в милицейской форме. Они пришли поговорить с Юлей насчет убийства. Извинившись, я шагнул за порог квартиры и стал спускаться вниз по лестнице.
  
   Только сел в машину, как на мой мобильный позвонила некая девушка, назвавшаяся коллегой Александры. Она сказала, что Аля внезапно потеряла сознание на работе. Я завел двигатель, резко тронул "форд" с места и направил автомобиль между домами, решив срезать расстояние до больницы.
  
  
  
  
   (ЮЛЯ)
  
   - Прости меня. Ты не сможешь понять меня, я это знаю. Прости меня и этого будет достаточно. Просто прости.
  
   Юля взяла салфетку и провела ей по лобку и клитору, стерев капли, выступившей в ходе долгой мастурбации, жидкости. Встала с дивана и, подойдя к столу, выключила видеокамеру. Прошла в комнату, надела трусики и бюстгальтер. Вытащив диск из камеры, положила его в бумажный конверт.
  
   Окинула взглядом свою картину в черно-белых тонах и спешно завернула ее в бумагу, туда же вложила диск с только что сделанной записью. На упаковке написала адрес студии Валерия и два слова: "Твоя Юля". Потом оделась и позвонила своей двоюродной сестре Яне, которая жила в соседнем доме и попросила ее зайти на пару минут. Они не слишком часто общались и их отношения были довольно холодными. Но Юля знала, что ей можно доверять.
  
   * * *
  
   - Что ты хотела? - поинтересовалась Яна, стоя на пороге.
  
   - Отправь вот это по указанному адресу... - Юля сделала паузу и протянула Яне посылку. - Ровно через неделю. Хорошо? - ей нужно было время.
  
   - Хорошо. Но зачем?
  
   Неудержимое любопытство Яны всегда раздражало Юлю, и на этот раз она ощутила подступающий гнев, но все же сдержалась, медленно проговорив:
  
   - Просто так надо.
  
   * * *
  
   В теплой воде ванны Юля размышляла о том, что ей нужно время. Недели вполне хватит при том, что уже сегодня все должно разрешиться. Но, тем не менее, запас времени ей не повредит.
  
   Она осмотрела свое тело сквозь воду, поплескала руками, дотянулась пальцами до полки и взяла острое лезвие. Разглядывая острую сталь, вспомнила недолгий разговор с милицией по поводу убийства Павла. Юля им ничего не сказала. Совсем ничего. Ей было все равно.
  
   На запястье осталась едва различимая царапина, когда она коснулась кожи лезвием и медленно провела им по ней. Провела еще раз и еще. Думала в этот момент о том, что сильно обидела Валерия в их последнюю встречу. Но даже не жалела об этом. Совсем не жалела.
  
   - Пошло все к черту! - выкрикнула Юля, и ее голос эхом пронесся по ванной, отражаясь от кафельных стен.
  
   Она знала, что ее никто не услышит. Мать снова была на работе. Как всегда. Мать и не подумала извиниться перед ней за то, что накричала накануне вечером. Только молчала.
  
   - Мамочка, ты меня ненавидишь? Да? Ну, и пошла ты! Я тебя тоже ненавижу! Сука!
  
   Юля с силой ударила руками по воде, крупные брызги полетели на стены и пол. Прошептала:
  
   - Ненавижу вас всех... сволочи.
  
   Заплакала, сначала сдерживаясь, а затем с громкими стонами зарыдала по-настоящему. Почерпнула воды из ванной и ополоснула лицо, размазав по нему косметику. Успокоиться удалось лишь на несколько секунд, после чего она зарыдала с новой силой.
  
   Так плохо ей еще не было никогда в жизни. Взмахнув лезвием, Юля резко всадила его в запястье, даже не задумавшись о том, что делает. Громко закричала от боли и, не успев прийти в себя, сжала лезвие окровавленными пальцами и провела им от запястья левой руки к локтю.
  
   Лезвие глубоко вошло в плоть, и алая кровь закапала в воду. Острый металл выпал из дрожащей руки. Юля ощутила сильную дрожь во всем теле, голова закружилась, а к горлу подступил противный сгусток.
  
   "Вот и все, - подумала она, медленно погружаясь в глубокий черный тоннель со сверкающими в нем звездами, что открылся ее взору. - Конец мучениям... так легко... теперь все так просто и не имеет никакого зна
  
  
  
  
   (МИНОРСКИЙ)
  
   Четырнадцатилетняя девчонка с расширенными зрачками, одетая в короткую юбку и кофточку, обнажающую пупок всякий раз, когда она откидывалась на спинку дивана, глотала колеса из прозрачной пачки одно за другим.
  
   - Она классная шлюха. Трахается, что надо, - проговорил на ухо Минорскому лысый мужик и протянул ему стопку снимков. - Взгляни.
  
   Девочка продолжала увлеченно глотать таблетки, не обращая никакого внимания на мужчин.
  
   - И давно ты пользуешься ее услугами? - спросил Минорский, кладя фотографии в карман, и заглядывая под юбку девчонки. Она была без трусиков.
  
   - Какая, мать твою, разница? - раздраженно ответил мужик, которого он видел во второй раз.
  
   "Какого дьявола эти двое делают у меня дома?" - мысленно задался вопросом Минорский, продолжая рассматривать девочку.
  
   - Так что? - вывел его из задумчивости голос небритого гостя.
  
   - А?
  
   - *** на! - огрызнулся мужчина и громко загоготал.
  
   - Пошли вон! - прокричал Минорский, внезапно разозлившись.
  
   - Да что с тобой, сукин ты сын?
  
   - Убирайтесь отсюда! Оба!
  
   Минорский рывком поднялся с дивана, подошел к двери и распахнул ее со словами:
  
   - Я жду.
  
   - Девчонка еще даже не отсосала у тебя! - возразил сутенер.
  
   Минорский познакомился с этим человеком, разыскивая хорошенькую девочку для фотосессии. И вот он притащил к нему в дом очередную шлюшку. Сейчас, глядя в глаза гостю, Минорский осознал, что не знает его имени.
  
   - Я... хочу... пососать... твой... толстый... член! - заплетающимся голосом промямлила девчонка и громко рассмеялась.
  
   Она поднялась с дивана, сделала два шага и тяжело рухнула на пол.
  
   - О, Господи, - пробубнил Минорский, наблюдая за шлюхой.
  
   Девочка вновь поднялась на ноги и медленно, словно зомби, зашагала по направлению к нему. Проговорила:
  
   - Смотри... что... у меня... для тебя... есть.
  
   Она задрала юбку, явив взору Минорского гладкий лобок и узкую розовую щелку между ног.
  
   - Давай же... красавчик... полижи... своим язычком... мою дырочку, - сказала она, едва шевеля онемевшими от наркотиков языком и губами. - Вылижи до... блеска... мою ****у. Засунь туда... свои пальчики... и свой... член.
  
   Девчонка направилась к Минорскому, но запнулась о ковер и, подавшись вперед, ухватилась руками за его шелковый галстук.
  
   - Ой... извини... те.
  
   - Как ее зовут? - спросил Минорский, глядя на сутенера.
  
   Тот в ответ лишь пожал плечами.
  
   - О, Боже! Как тебя звать, обдолбанная шалава? - со вздохом обратился он к девочке.
  
   - А как... ты хочешь? Можешь... звать... меня своей... анальной принцессой... я люблю в попку... или... сладким... клиторком, - ответила она, опустила руки ниже и расстегнула ширинку на брюках Минорского.
  
   - Выпусти... ка... своего дракона... на... свободу.
  
   - Все, хватит! - твердо сказал Минорский, схватил девчонку за руки и резко оторвал ее пальцы от своих штанов.
  
   - Но... - удивленно воскликнула малолетняя шлюха, воззрившись на него затуманенными зрачками.
  
   - Слушай, забирай ее и проваливайте отсюда на хрен! - прокричал Минорский, обращаясь к небритому мужчине и чувствуя, что может не сдержаться и пустить в ход кулаки.
  
   - Идем, - коротко буркнул сутенер, взял девчонку за руку и повел за собой.
  
   - Хер тебе, а не моя дырка! - выкрикнула она уже на подъездной дорожке.
  
   - Проваливай, сучка и заткнись, - пробормотал Минорский, закрывая дверь за гостями.
  
   * * *
  
   Вечером Минорский сел в машину и отправился в город, чтобы купить дорогих американских сигарет, которые уже долгое время оставались его любимыми. Расплатился в магазине, поблагодарил продавца и вышел на улицу. Когда он собрался распечатать первую пачку и закурить, внезапно заметил троих мужчин, крутившихся рядом с его "ауди".
  
   "Хреновы алкаши!" - подумал Минорский, зло плюнув на асфальт, и зашагал по направлению к незнакомцам.
  
   Мужчины громко смеялись, несли какую-то чушь и явно были пьяны, как он сразу и решил. Один из них наклонился, что-то пристально разглядывая на заднем колесе автомобиля.
  
   - Эй, вы! - резко обратился Минорский к ним. - Что вы здесь делаете?
  
   - О! На ловца и зверь... - выговорил один из них - бородатый мужик с круглым синяком под глазом.
  
   - Что вам... - Минорский не успел закончить, как перед ним возник высокий мужчина с коротким ежиком темных волос на голове. Глаза его скрывались за темными очками, а в руках он сжимал тяжелый и длинный гаечный ключ.
  
   - Что ты сделал с моей дочерью, гнида? Трахать ее хотел, сука? - процедил мужчина сквозь зубы. - Выкинул на трассу, чтобы поразвлечься?
  
   - Я вас не понимаю... - начал Минорский, пытаясь судорожно сообразить, о чем идет речь.
  
   - Моя дочь, Лена. Ты подвозил ее вчера до дома. А сегодня утром ее труп был обнаружен за обочиной дороги! - выпалил мужчина вне себя от ярости.
  
   - Я... я... высадил ее на дороге...
  
   - У нее ноги не было! Ее сбили! Ей ногу оторвало! Ты понимаешь это, ублюдок?!
  
   Минорский заметил, что по щекам мужчины потекли слезы. Двое других стояли в стороне.
  
   - Я здесь не причем, я не знаю, кто это сделал! Клянусь Богом, я не...
  
   Отец Лены не дал Минорскому договорить, оборвав его речь мощным ударом в живот. Минорский выронил сигареты, согнулся, стал судорожно глотать ртом воздух.
  
   - Заплатишь жизнью, гнида!
  
   Мужчина вновь размахнулся и ударил Минорского кулаком по лицу. Тот упал на асфальт, сильно стукнувшись головой о бордюр. Застонал от боли, и лицо его искривилось в жуткой гримасе.
  
   - Уходим, - произнес отец Лены и уже обернулся к своим товарищам, но один из них выкрикнул:
  
   - Миха, ты только глянь!
  
   Мужик обернулся, проследил взглядом за рукой друга.
  
   Рядом с Минорским, который перевернулся на другой бок, россыпью лежали фотографии с запечатленными на них обнаженными девочками. Отец Лены наклонился и поднял одну из фотографий. На ней голая девочка лет десяти сидела на стуле с широко разведенными ногами и прикрывала руками лицо.
  
   - Мразь! - прорычал мужчина, бросил фотографию и поднял руку с гаечным ключом. - Ебучий урод!!! Крышка тебе, сука!
  
   Минорский перевернулся, увидел выпавшие из внутреннего кармана пиджака фотографии. Его губы были перепачканы кровью, а в глазах мелькнули огоньки охватившего все его существо ужаса.
  
   Отец Лены приблизился к нему, растянув тонкие губы в диком оскале.
  
   Минорский хотел что-то сказать, но в этот момент тяжелый гаечный ключ серебром мелькнул над его головой, а потом невероятной силы всплеск боли захватил целиком его голову. Ключ взметнулся вверх и снова удар.
  
   - Сдохни!!!
  
   Последним, что слышал Минорский, был треск костей его черепа, последним, что видел - кровь, заливающая глаза. В сознании же на долю секунды - заключительную в его жизни - возник эпизод из единственной ночи, которую он провел в постели с девятилетней девочкой.
  
   - Сдохни!!!
  
   "Я еще ни разу не брала в ротик".
  
   - Сдохни!!!
  
   "Да, я хочу тебя".
  
   - Сдохни!!!
  
   "Ты ведь не сделаешь мне больно?"
  
   - Сдохни!!!
  
   "Тебе будет хорошо, я обещаю".
  
   - Сдохни!!!
  
   И вновь взмах ключом.
  
   - Сдохни, вонючий пидор!!! Сдохни, тварь!!!
  
  
  
  
   (АЛЕКСАНДРА)
  
   Девочка с длинными вьющимися волосами и одетая в розовое платье быстро удалялась от нее, оставляя на мягком белом песке едва заметные следы ног. Александра следовала за ней, стараясь не упустить ребенка из вида. Ей нужно было найти дорогу домой, и только эта девочка могла указать путь. Только она знала, как выбраться из этого места, так сильно похожего на рай.
  
   "Зачем мне уходить отсюда?" - задалась вопросом Александра, внезапно остановившись и наблюдая за удаляющейся детской фигурой.
  
   Заметила, что обнаженные руки девочки ярко-красного цвета. Кровь.
  
   Розовое платье, в которое была облачена девчонка, теперь стало голубым, ее окутал густой серый туман, и вскоре она полностью исчезла из поля зрения Александры.
  
   Безоблачное синее небо стало затягиваться темными тучами, быстро движущимися по небесной глади, словно на ускоренном воспроизведении. Александра задрала голову кверху, воззрившись на глубокую, сводящую с ума черноту, что кружась воронкой, затягивала в себя песок и воду. Она перевела взгляд на то место, где потеряла из вида скрывшуюся в тумане девочку. Теперь там была буря, которая приближалась к ней на огромной скорости, сметая все на своем пути.
  
   Закапал дождь. А через несколько мгновений перешел в ливень. Тяжелая вода обрушилась на Александру с неба и холодным потоком вывела ее из оцепенения. Она ощутила сильный, резкий до боли холод, окутавший все ее тело. Опустила глаза, увидела, что стоит полностью обнаженной под хлещущим с неба ливнем.
  
   "О, Господи!" - подумала Александра, осматривая свое тело.
  
   Тяжелая вода, ставшая сначала серой, потом коричневой, а вскоре черной, больно ударяла по ее коже, одновременно лаская ее. Капли попали в глаза Александры, и она зажмурилась, принявшись тереть веки пальцами обеих рук. Когда зрение прояснилось, Александра увидела рядом с собой молодую женщину, одетую в прозрачное светло-зеленое платье, и разглядывающую ее с неким озорством в глазах и таинственной полуулыбкой. Александре вдруг показалось, что она уже где-то видела эту женщину.
  
   "Но где? Кто она? Почему так смотрит на меня? Откуда я ее знаю?"
  
   Неожиданно для себя Александра вспомнила молодую женщину, стоявшую перед ней в серебристых нитях дождя, но мысль не успела, как следует сформироваться в ее голове. Женщина быстро подалась вперед и коснулась холодными губами онемевших губ Александры.
  
   "Инга, - вспомнила она. - Женщина с ожогами, исчезнувшая из больницы, будто в никуда. Никаких следов".
  
   - Я могу подарить тебе удовольствие, какого ты еще не знала, - с придыханием прошептала Инга и ее пальцы быстро пробежали по животу Александры, заставив ее тело покрыться мурашками.
  
   Александра задержала дыхание, а когда, наконец, выдохнула, то внизу ее живота загорелся дикий огонь. Ловкие пальцы Инги прокрались в самое потаенное и теперь двигались там, исследуя быстрыми прикосновениями нежную влажную плоть.
  
   - Ты когда-нибудь занималась этим с женщиной? - томно проговорила Инга на ухо Александры, обжигая ее кожу горячим дыханием. - Это так здорово...
  
   Инга наклонила голову и жадно поцеловала грудь Александры, втянув губами ее напрягшийся сосок.
  
   - Я... странно как-то, - заикаясь, произнесла Александра, и отвела взгляд от лица Инги.
  
   - Отдайся же мне, прямо сейчас, - сказала Инга, проведя пальцами по губам Александры.
  
   Знакомый запах. Александра втянула носом воздух. Платье Инги пахло терпким запахом туалетной воды... Валерия. Той, которую она сама подарила ему на день рождения.
  
   * * *
  
   - Я не хочу, - тихо сказала Александра и открыла глаза.
  
   Перед ней сидел на корточках Валерий и гладил ее по обнаженному плечу.
  
   - Все в порядке, любимая? Как ты себя чувствуешь? - заботливым тоном спросил он, затем приложил ладонь к ее лбу.
  
   - Хорошо. Все нормально, - улыбнулась в ответ Александра, в одно мгновение вспомнив все, что случилось с ней утром.
  
   Исчезновение Инги.
  
   Трое тяжелых пациентов.
  
   Перенапряжение.
  
   Стресс.
  
   Обморок.
  
   - Давай... - начала Александра, помолчала, а потом выпалила: - Назначим дату нашей свадьбы.
  
   - О... - удивленно выдохнул Валерий, явно не ожидая такого поворота.
  
   - Валер, мы уже три года знаем друг друга и живем вместе почти все это время.
  
   - Слушай... это так неожиданно для меня.
  
   - Ты меня... не любишь уже? - со страхом спросила Александра, нахмурившись.
  
   Она почему-то не ожидала от Валерия такой реакции и была немного разочарована. Хотя Александра лгала самой себе. Разочарование, которое она испытала, было гораздо сильнее.
  
   - Ну, перестань, Аль. Что ты такое говоришь? Конечно, люблю.
  
   Валерий приблизился к ней и поцеловал в губы.
  
   - Мы поженимся. Хоть завтра, - без тени улыбки произнес он и выпрямился во весь рост. - Я обещаю.
  
   - Согласна, - мягко промолвила Александра и сладко потянулась в кровати.
  
   Перед ее мысленным взором возникла девочка из сна, только что ей приснившегося. Теперь Александра знала, что это была она сама. А кровь на руках девочки - это кровь ее младшего брата, умершего в детстве.
  
   Мгновенное воспоминание внезапно пронзило голову Александры:
  
   * * *
  
   Она бежит за братом, который катится на велосипеде по склону холма, кричит, что пора возвращаться домой, мама давно сготовила обед и ждет их. Но Денис не реагирует и продолжает спускаться с горки.
  
   - Тормози, там дорога, - кричит она, но брат не слушает и только набирает скорость.
  
   Она бежит за ним, спотыкается о ветви кустарника и падает. Денис оборачивается к ней и в этот момент велосипед, потеряв управление, переворачивается. Денис слетает с него, падает на землю и ударяется головой о большой бетонный блок, стоящий у самой дороги.
  
   Брат лежит неподвижно, когда она подбегает к нему, видит кровь. Повсюду кровь. На голове и одежде Дениса, на земле, на бетонном блоке. Она начинает кричать, толкает брата, гладит по голове, размазывает руками кровь по его лицу, но он не двигается, не моргает и не дышит.
  
   Она кричит, продолжает толкать его, потом смотрит на свои ладони. Они все в крови. Все в крови.
  
   * * *
  
   Воспоминание угасло, но ему на смену пришло другое. Александра вспомнила, как Инга запустила пальцы в ее влагалище и поцеловала ее грудь. Это казалось невероятным, диким. Пусть и случилось только во сне.
  
   "Откуда это взялось? Я и Инга? Которую я даже не знаю? Ну и гадость", - подумала она, мысленно прокручивая события сна.
  
   Александра никогда, даже в самых смелых фантазиях, не представляла себя вместе с женщиной. Тем более с пациенткой больницы, где она работала.
  
   Валерий с улыбкой окинул ее хитрым взглядом и Александра, заметив это, игривым тоном проговорила:
  
   - Какой ты противный!
  
  
  
  
   (БАРТЕНЕВ)
  
   Стемнело, а сплошной поток деревьев по обеим сторонам трассы закончился. Показалось широкое озеро, на водную гладь которого ронял рассеянное отражение оранжевый закат. Инга попросила Бартенева остановить машину, чтобы они могли полюбоваться красивым зрелищем и только тогда он осознал, как устал за день непрерывной езды.
  
   - Пожалуй, сделаем остановку, - едва слышно произнес Бартенев и, сбавив ход, съехал с дороги на пустой песочный пляж у озера.
  
   - Как здесь красиво! В жизни не видела ничего подобного! А ты? - восхищенно проговорила Инга и вышла из автомобиля, не дождавшись ответа Бартенева.
  
   * * *
  
   "Ты когда-нибудь любил по-настоящему?" - вспомнился Бартеневу вопрос Инги, когда он медленно брел по песку в направлении озера, закуривая сигарету.
  
   Он на него так и не ответил. А Инга не стала допытываться.
  
   Бартенев сделал еще пару шагов и остановился рядом с ней, посмотрел в ее лицо. Инга казалась счастливой, ее улыбка была искренней.
  
   - Артем, ты только глянь, какая красота! Я обожаю закаты, особенно вот так, над водой. Это просто чудо.
  
   Он молча воззрился на небо, выдыхая дым и думая о том, что позади уже день дороги, а Инга до сих пор с ним. Бартенев так и не придумал, как от нее избавиться. Нужно было искать решение и чем скорее, тем лучше. И он никогда бы не подумал, что какая-то женщина может вызвать у него симпатию, он привык рассматривать их лишь, как сексуальные объекты, и не видеть в женщинах человеческие качества. Тем не менее, Инга казалась Бартеневу довольно забавной и что-то в ней его привлекало. Даже не сексуальность. Он не знал, что именно.
  
   Внезапно ему вспомнилось, как Шеф обмолвился о том, что он волен делать с Ингой абсолютно все.
  
   "Ты когда-нибудь раньше делал с человеком, женщиной, все, что только мог себе вообразить?"
  
   Бартенев встряхнул головой, пытаясь выбить из нее надоедливые мысли, но они не отступали. Давили его. Слова Шефа зазвучали вновь:
  
   "Можешь трахнуть ее, заколоть, пристрелить, как собаку, вырезать ей матку, вырвать сердце, отрезать пальцы, сломать руки и ноги, сжечь..."
  
   - Что скажешь? - вывел Бартенева из задумчивости голос Инги.
  
   - Что?
  
   Инга улыбнулась, глядя в его лицо своими глазами-угольками.
  
   - Я спросила, считаешь ли ты меня красивой?
  
   Бартенев какое-то время молчал, разглядывая ее лицо. Проговорил:
  
   - Да, Инга, ты красивая.
  
   Она коротко рассмеялась и, повернувшись, медленно зашагала по песку вдоль озера. Бартенев остался на месте, следя за постепенно отдаляющейся фигурой Инги.
  
   "Красивая ли она? - подумал он, давя сигарету носком туфли. - Весьма неплоха, но не в моем вкусе. У меня на нее не стоит".
  
   * * *
  
   День прошел спокойно. Они ехали в основном молча, изредка делая короткие остановки. Инга большую часть времени смотрела в окно, иногда делилась с Бартеневым пустяковыми историями из своей жизни, которые он выслушивал, иногда улыбаясь, но тут же забывал все, что она говорила. Ему были безразличны повседневные перипетии женской судьбы, семейные дрязги и любовные муки. О себе Бартенев говорил редко, стараясь отделываться от вопросов Инги ничего не значащими словами, да и то зачастую лживыми.
  
   Солнце почти полностью опустилось за горизонт. Покинув пляж, они отправились дальше и влились в оскудевший к ночи поток машин на трассе. Инга молчала, Бартенев вновь пустился в гнетущие его размышления о незавидном положении, в котором он оказался по милости Шефа, будь тот неладен. Не отворачиваясь от бокового окна, Инга проговорила:
  
   - Знаешь, Артем, а ведь я была проституткой. Не по своей воле, меня заставили... Господи, зачем я это только говорю?
  
   Она ждала реакции Бартенева, но он ничего не сказал. Его лицо оставалось таким же безразличным, как и обычно. После паузы Инга продолжила:
  
   - Мой старший брат меня заставил. Это было еще до рождения сына. Сначала он пускал меня по кругу среди своих друзей, а дальше стал силой вытаскивать на улицу... заставлял унижаться, просить денег у первых встречных мужчин и предлагать им за это оральный секс. Вскоре меня уже знала вся улица и каждый мужик трахал меня, словно собаку. Они к тому же избивали меня, резали бритвами мое лицо... но за это им приходилось больше платить. А все деньги забирал мой брат. К счастью это длилось недолго, однажды в пьяной драке брата пырнул ножом один из его дружков.
  
   "Зачем она мне все это рассказывает?" - подумал Бартенев, придя в недоумение от такого внезапного откровения Инги.
  
   Слово "трахал", произнесенное ее нежным голосом, звучало странно, как показалось Бартеневу. Он хотел что-то сказать, но лишь бросил в сторону Инги короткий взгляд. Бартеневу показалось, что ее лицо было в слезах, однако голос, которым она говорила все это, оставался равнодушным, словно ей вручили текст и заставили прочитать, не вникая в суть.
  
   - Ненавидишь меня теперь, да? Скажи честно, Артем.
  
   Он промолчал, думая о том, что не заметил никаких следов от порезов на ее лице.
  
   - Да скажи же ты что-нибудь, мать твою! - повысила голос Инга и принялась вытирать слезы руками.
  
   - Думаю, нам следует остановиться на ночь, - спокойно проговорил Бартенев и свернул с дороги к выстроившимся в ряд гостиничным коттеджам.
  
   Инга тяжело выдохнула воздух, глядя в сторону на приближающиеся домики, и боковое стекло запотело. Автомобиль остановился, Бартенев заглушил двигатель, а она обреченно произнесла:
  
   - Иногда мне кажется, что нет смысла идти вперед. Мечтать, к чему-то стремиться. Когда я пришла в себя в больнице, то первым чувством, испытанным мной, было сожаление... я жалела, что осталась в живых после того взрыва. Я жалела о том, что выжила. Как я жалела...
  
  
  
  
   (КАРАМЕЛЬ)
  
   Я страшно разозлилась на Валерия. Мне так не терпелось сообщить ему о постановке, которой он грезил столько времени, и я никак не ожидала от него такого равнодушия. Конечно, Валера бы не стал прыгать от радости до потолка, я его знаю, но он даже не выказал никакой радости, не поблагодарил меня за то, что я всеми правдами и неправдами выбила для него эту херову постановку, будь она трижды проклята.
  
   Дома я вне себя от ярости разбила четыре хрустальных фужера и накричала на домработницу. Вскоре у меня страшно разболелась голова, и я прилегла немного отдохнуть, но в результате заснула. Сказалась прошедшая ночь, которую я провела практически без сна. Проснувшись вечером, когда на улице уже стемнело, я спустилась на кухню и сделала наркотический коктейль по фирменному рецепту Минорского. Мне необходимо было снять напряжение.
  
   Оконное стекло отражало свет кухонной лампы и, глянув на него, я вспомнила человеческую фигуру, увиденную мной ранним утром. Ощутив холодок на спине, стряхнула с себя оцепенение и подошла к окну, чтобы задернуть шторы. Скрыла от посторонних глаз и гостиную, чтобы никто не мешал мне наслаждаться умопомрачительным вкусом коктейля "Ле-Фортино". И предпочла больше не думать о таинственных незнакомцах, эти мысли лишь портили мое неожиданно приподнявшееся настроение.
  
   Я давно не употребляла дурманящих сознание веществ и поэтому от первого же глотка у меня закружилась голова, а комната перед глазами покачнулась. Мне пришлось сесть на диван и закрыть глаза, чтобы прийти в себя. Как раз в этот момент меня постигла невероятная мысль, чего со мной давно не случалось. Это было прозрение, то самое, в котором я нуждалась и никак не могла его обрести.
  
   Вот только мысль эта ускользнула от меня так же внезапно, как и возникла. Резким движением я поднялась с дивана, расплескав остатки коктейля.
  
   "Валерий должен встретиться с Минорским", - произнесла я, ощутив странное возбуждение.
  
   Провела ладонью между ног по мягкой ткани домашних штанов и по спине пробежала волна приятной дрожи. Вот только озарение безвозвратно ускользнуло из моего сознания.
  
   "А знают ли они друг друга? Валера и Минорский", - подумала я.
  
   Поразмыслила и пришла к выводу, что вряд ли. Во всяком случае, я их не знакомила. Но, наверняка, каждый из них видел меня в обществе другого. Не могли не видеть.
  
   * * *
  
   Я вошла в ванную, разделась и залезла под душ. Стоя под прохладной струей воды, подумала о пришедшем ко мне, столь твердом решении познакомить Валерия и Минорского. Цель же этого знакомства, показавшаяся мне гениальной, утратилась в небытие, не успев толком закрепиться в возбужденном от наркотического коктейля сознании.
  
   Итак, я собиралась устроить встречу Валеры с Минорским. Но зачем? Какой от этого мог быть толк?
  
   Оставалось только ругать себя за несобранность. И еще это чертов коктейль.
  
   Неожиданно закружилась голова, я вылезла из ванны и, накинув пушистый белый халат, прошла в спальную. Когда легла на кровать, потолок и стены поплыли перед глазами. Вся комната закружилась. Я почувствовала тошноту, сглотнула и перевернулась на бок. Попыталась встать с кровати, но не смогла.
  
   Со второй попытки мне это удалось, и я выпрямилась, слегка покачиваясь. Вытерев рукавом увлажнившиеся губы, сделала два шага вперед, два назад... дернулась... еще два шага вправо... ноги подкосились в коленях, и я рухнула на спину, мягко стукнувшись затылком о толстый ковер.
  
   "Проклятье", - едва слышно пробормотала я, попыталась подняться, но у меня снова ничего не вышло.
  
   Увидела пляшущие в воздухе цветные ленты. Синие, красные, зеленые, желтые... с них капала краска, они переплетались между собой и падали на мое лицо.
  
   "Они хотят убить меня", - словно во сне подумала я и подняла руки, чтобы закрыться от летящих на меня цветных лент, не дать им окрасить мое лицо.
  
   Эта краска не смывается, я это знала. Не понимала, откуда, но знала точно. Она заклеймит меня безумством. Навсегда. На всю жизнь. Я открыла глаза, и ленты исчезли. Посмотрела на свои руки, на пальцы, на ногти. Снова закрыла глаза. Темнота. Затем появились буквы, они стали складываться в слова, слова стали рушиться на меня, больно ударяя по голове. Каждая буква норовила, как можно сильнее ударить. И я уже не знала, открыты были мои глаза в те минуты или закрыты. Не чувствовала разницы.
  
  
  
  
   (ВАЛЕРИЙ)
  
   В три часа ночи я был в больнице. В той самой, где работала Аля, и где я не очень-то любил появляться. Мне позвонила Анастасия и сказала, что Юля совершила попытку самоубийства. Она вскрыла вены на обеих руках, в ванной. В воде. Это было немыслимо. Но как только я об этом узнал, все встало на свои места. Я понял, что все к этому и шло.
  
   "Я жить больше не хочу, понимаешь?"
  
   Вспомнил я слова Юли, страшные слова, которые она произнесла в нашу последнюю встречу. Я не придал тогда этому никакого значения, хотя прекрасно знал, что она на такое способна. Еще как. Я совсем забыл о ее частых приступах депрессии, о том, как всеми способами старался вывести ее из подавленного апатичного состояния.
  
   "Значит, я недостаточно старался. Мало для нее делал. Увлекся своими проблемами", - заключил я, слоняясь по больничному коридору, пока врачи боролись за жизнь Юли,
  
   Вспоминал свои попытки выгнать из нее пресловутую депрессию, вернуть ей тягу к жизни.
  
   Вот я кричу на нее, что есть силы... вот бью ладонями по лицу, пока ее щеки не становятся красными... вот разгоняю машину до такой немыслимой скорости на длинной прямой дороге, что у меня самого захватывает дыхание от притока адреналина и сердце готово выпрыгнуть из груди. И все для того, чтобы вызвать у Юли какие бы то ни было эмоции. Всплеск ощущений был ей необходим, как вода засыхающему растению. И мои методы помогали, но ненадолго. Вскоре депрессия возвращалась к ней с новой силой.
  
   Из палаты реанимации, где лежала Юля, вышел врач в зеленом халате. Мы с Анастасией кинулись к нему в ожидании новостей о ее состоянии.
  
   "Как она, доктор? - спросила мать Юли, достала из сумочки платок и принялась вытирать, выступившие на глазах слезы. - Простите. Простите меня".
  
   "Боюсь, новости не слишком приятные, - монотонно проговорил врач. - Нам удалось остановить кровотечение и сделать переливание, но девушка находится в состоянии комы".
  
   У меня все похолодело внутри от слов врача, и я несколько секунд не мог выговорить ни слова.
  
   "Что это значит? Она будет жить?" - услышал я собственный голос.
  
   Доктор сказал:
  
   "Шансы сохранить жизнь Юле у нас есть, но вот, сколько продлится состояние комы, я сказать не могу. И если Юля выйдет из комы, то, в каком образе она к нам вернется... это известно одному Богу".
  
   "Что вы имеете в виду?" - почти выкрикнула Анастасия, приблизившись к доктору вплотную.
  
   "Потеря крови могла вызвать необратимые изменения в ее мозге..." - ответил врач.
  
   "Она останется идиоткой?" - прервала доктора Анастасия, по ее щекам вновь потекли слезы.
  
   "Я бы не был столь категори..." - заговорил врач, но мать Юли вновь оборвала его на полуслове:
  
   "Что вы за врач? Что вы вообще можете? Что у вас за медицина здесь? Чем ты, мать твою, занимаешься за свои деньги? Докторишка гребаный!"
  
   "На вашем месте..." - сказал врач, но на этот раз его прервал я, обратившись к матери Юли:
  
   "Анастасия, не нужно грубить. Так ты Юле не поможешь".
  
   "Что? А ну замолчи! - теперь она набросилась на меня. Доктор, стоявший между нами, переводил удивленный взгляд с Анастасии на меня и обратно. - Это ты во всем виноват! Моя девочка из-за тебя сейчас в коме! Ты ее довел до этого состояния!"
  
   "Женщина, немедленно успокойтесь! Это не место для ругани", - повысил голос врач, разведя руки в стороны.
  
   Она лишь мельком взглянула на него.
  
   "Уходи отсюда. И больше не приближайся к моей дочери", - злостно прошипела Анастасия, смерив меня испепеляющим взглядом.
  
   Я ощутил, как к горлу подступил комок и посмотрел на доктора, словно в поисках защиты. Однако его лицо оставалось невозмутимым, и он не выказал никакой реакции. Я вновь оказался лишним. Мы какое-то время стояли молча в неловкой тишине, и мне вдруг захотелось громко закричать. Выплеснуть накопившийся гнев. Слишком уж долго я оставался прилежным мальчиком в глазах окружающих. Мне это осточертело. Страшно осточертело.
  
   Тем не менее, я сдержался. Не сказав ни слова, развернулся и быстро зашагал по больничному коридору, сжимая пальцы в кулаки до хруста и желая скрыться от посторонних взглядов прежде, чем из моих глаз хлынут слезы безысходности и отчаяния.
  
  
  
  
  
   (АЛЕКСАНДРА)
  
   Ей не спалось. Александра встала с кровати, подошла к окну и, отодвинув штору, посмотрела на улицу сквозь тюль. Посреди ночи Валерию кто-то позвонил и он, быстро собравшись, куда-то умчался, ничего не объяснив.
  
   "Может, у него кто-то есть? - размышляла Александра, стоя у окна. - Другая женщина?"
  
   Валерий казался странным ей в последнее время. Он стал вести себя не так, как раньше. Часто где-то пропадал, резко срывался с места, как этой ночью, и куда-то уходил, уезжал, давая своим действиям неправдоподобные отговорки. Александру это сильно беспокоило. Червь недоверия поселился в ее голове и буравил мозг изо дня в день. Она во всем видела странности. Взять хотя бы ее спонтанное, но серьезное предложение пожениться. Сначала Валерий отшутился, а затем вовсе забыл об этом и больше ни словом не обмолвился о свадьбе.
  
   Александра накинула халат и вышла из спальной. В темноте под ногами что-то зашевелилось, и она увидела Валика. Щелкнула выключателем, прищурившись от яркого света коридорного светильника. Прошла в большую комнату, желая отыскать успокоительное.
  
   "Нужно обязательно поговорить с Валерием и все обсудить. Поставить все точки над "и", как можно скорее, иначе я свихнусь от вечных подозрений и дурацких мыслей в голове", - решила мысленно Александра.
  
   Открыла дверцу нижнего отделения в стенке и принялась осматривать его, желая найти колбочку с лекарством.
  
   "Где же оно?"
  
   Она протянула руку в конец полки, увидев то, что искала, но зацепила локтем пластмассовую коробочку, на которую вовсе не обратила внимания.
  
   Коробка упала на пол и раскрылась. Из нее выпали какие-то фотографии. Александра зажгла настольную лампу и подняла снимки с пола. На одном была запечатлена некая совсем юная девушка со светлыми волосами на фоне синего неба и зеленой травы. Ее лицо озаряла счастливая улыбка.
  
   На другом фото эта же девушка обнимала за плечи Валерия. Как только Александра увидела снимок, по ее спине пробежал холодок, и она нервно дернула плечами. На фотографии они оба, и Валерий, и девушка, довольно улыбались в объектив фотоаппарата.
  
   Александра быстро перебрала все снимки. Их оказалось больше двух десятков. На всех Валерий выглядел счастливым, его лицо буквально светилось радостью. Таким она не видела его давно. А снимки были свежими, хотя даты на них не стояло. Сделаны, скорее всего, минувшим летом, в течение которого Валерий носил короткую стрижку.
  
   Сзади протяжно мяукнул Валик и Александра обернулась. Задумчиво посмотрела на фотографии и быстро перебрала их в руках. Валерий на каждой из них казался довольным, будто ребенок. Он и неизвестная девушка дурачились где-то в парке, принимая различные позиции с неизменными улыбками на лице.
  
   На одном снимке Валерий радостно держал в руках ее волосы, задрав их кверху, и Александра различила в волосах девушки несколько розовых прядей. На другом фото Валерий стоял на четвереньках, а девушка гордо восседала на его спине с повелительной ухмылкой на ярко-алых губах. Третий снимок явил крупное изображение лица и груди девушки. Александра отчетливо различила на ее шее цепочку с половинкой красного сердца в золотой оправе.
  
   "Кто она такая? Выходит, я была права и эта девушка любовница Валерия? Слишком молодая", - вновь задумалась она, нервно кусая пересохшие от пережитого шока губы. Дрожь все еще била ее.
  
   Александра никогда не замечала увлечения Валерия столь молодыми девушками, а этой с фото она дала бы не больше двадцати лет.
  
   - Кто же ты такая? - медленно проговорила Александра и содрогнулась от звука собственного голоса, который прозвучал совсем по-чужому, неожиданно нарушив гнетущую тишину ночи.
  
   Поднесла к лицу фото с крупным планом груди девушки и провела ногтем по украшению в виде половины сердца.
   - Кто же, кто же?
  
  
  
  
   (БАРТЕНЕВ)
  
   Инга удобно устроилась на кровати, вытянула ноги и, прикрыв глаза, зевнула.
  
   - Как я устала, - выдохнула она и перевернулась на бок.
  
   - Я тоже, - отозвался Бартенев с другой кровати, которая стояла в паре метров от ложа занятого Ингой.
  
   Они сняли на ночь двуместный номер в одном из придорожных коттеджей. Комната не понравилась Бартеневу, была слишком маленькой, но им всего лишь предстояло провести здесь ночь. Размерами можно было пренебречь.
  
   Бартенев закрыл глаза и мгновенно ощутил, как проваливается в глубокую бездну сна.
  
   - Идем, прогуляемся? - неожиданно прозвучал голос Инги.
  
   - Что? - спросил он сонным голосом, не зная, сколько времени прошло.
  
   - Пошли, пройдемся.
  
   - Куда?
  
   Она вылезла из-под одеяла и, подойдя к кровати Бартенева, залезла на нее.
  
   - Что ты делаешь? - встрепенулся Бартенев, когда Инга коснулась губами его щеки, а дальше неожиданно поцеловала в губы.
  
   - Хочешь посмотреть на меня? - выпалила она, встала с кровати и выпрямилась перед Бартеневым во весь рост.
  
   - Инга, что ты...
  
   - Ты сам все увидишь, - прервала она Бартенева и приложила палец к губам.
  
   Бартенев сел в кровати, наблюдая за движениями Инги. Она принялась медленно раздеваться перед ним. Сначала стянула с себя обтягивающую кофточку, за ней брюки и носки. Осталась в одних белых кружевных трусиках и белом лифчике.
  
   - Я тебе нравлюсь такой? - поинтересовалась Инга, призывно провела языком по губам, послала Бартеневу воздушный поцелуй и растрепала руками свои густые волосы.
  
   В ответ он лишь беззвучно кивнул. Бартенев не понимал, что это с ней происходит. Не проходило и часа, чтобы она не удивляла его чем-то новым. Когда они только поднимались в этот номер, Инга сказала, что обожает, когда ей лижут клитор.
  
   "Я обожаю", - с жаром выдохнула она в лицо Бартенева.
  
   - Давай же, возьми меня, - проговорила она и с разбега прыгнула на него.
  
   Поцеловала Бартенева в губы, затем расстегнула ширинку на его брюках и обхватила рукой моментально напрягшийся член. Бартенев шумно втянул носом воздух и не успел опомниться, как головка его члена оказалась во рту Инги. Она принялась агрессивно лизать ее с причмокиванием и приглушенными стонами.
  
   - Мать твою, - сорвалось с губ Бартенева, когда Инга ускорила движения языком. - Мне еще никто так не сосал!
  
   - А ты полижешь мою киску? - спросила она, оторвавшись от своего занятия и слегка сжимая пальцами член Бартенева.
  
   - Не останавливайся, - прошептал он, запустил ладонь в волосы Инги и легким нажимом опустил ее голову ниже, чтобы член как можно дальше вошел в рот.
  
   Инга шумно втянула носом воздух и по члену Бартенева сбежала слюна, вытекшая из ее рта. Она закашлялась, подняла голову и уставилась на него красными глазами, в которых показались слезы.
  
   - Я чуть не задохнулась! - сказала Инга с упреком, но тут же улыбнулась и в шутку шлепнула Бартенева ладонью по ноге.
  
   - Прости. Давай я сделаю тебе за это что-нибудь приятное, - произнес он, подмигнув ей.
  
   - Согласна.
  
   Они поменялись местами. Инга откинулась на подушки, а Бартенев устроился между ее ногами, разведя их в стороны. Он не стал снимать с нее трусики, только сдвинул их в сторону и провел ладонью по треугольнику коричневых волос.
  
   - Тебе нравится? Или любишь бритые? - поинтересовалась Инга, следя за движениями Бартенева.
  
   Он, ничего не сказав, плавно ввел указательный палец в ее влагалище.
  
   - Ой! - воскликнула Инга, дернув ногами.
  
   Бартенев сделал несколько движений, постепенно ускоряя их, после чего наклонился и принялся лизать розовый клитор Инги. Сначала медленно, но постепенно ускоряя движения языком. Она застонала и принялась покусывать губы от нахлынувшего на нее блаженства. Бартеневу понравилось поведение Инги, и он вновь ввел палец в щелочку между ее ног, продолжая при этом лизать клитор.
  
   - О, Боже! - прокричала Инга в порыве страсти, стянула с себя бюстгальтер и крепко сжала пальцами набухшие от возбуждения груди. - Теперь трахни меня.
  
   Он оторвался от влагалища Инги и, прищурившись, посмотрел в ее лицо, на котором выступила испарина.
  
   "Я буду долго трахать тебя, буду долго-долго трахать твою дырку", - подумал Бартенев, обводя взглядом сексуальные, закругленной формы бедра Инги.
  
   - Я красная? - спросила она, дотронувшись ладонями до порозовевших щек.
  
   - Ты замечательная, - проговорил Бартенев, еще не отдышавшись, и поцеловал Ингу в губы.
  
   "Шалава. Замечательная шалава", - подумал он и быстро стянул с себя брюки, затем снял с Инги трусики и вновь раздвинул в стороны ее ноги, приготовившись войти в нее.
  
   - Нет, только не туда, - неожиданно сказала Инга и положила ладонь на вагину, словно запрещая вход в нее.
  
   - Почему? В чем же дело? - удивился Бартенев, откидывая ладонью челку со лба.
  
   - А в том, что я еще девственница. Трахни лучше меня в попку, мой брутальный конь.
  
   От этих слов перед глазами Бартенева внезапно вспыхнул эпизод из его прошлого:
  
   * * *
  
   - Трахни меня в жопу, полудурок! - истерично вопит пьяная женщина, которая задолжала квартплату за несколько лет, а теперь отказывается покидать свое жилище.
  
   - Выметайся отсюда, сука! Быстро! - грозно рычит он и делает шаг в сторону женщины.
  
   - Пошел ты на хер, долбоеб! Соси член! Лижи яйца! - не унимается она.
  
   - Ну все, тварь! До****елась! - кричит он, одним движением выхватывает резиновую дубинку из-за пояса участкового, который стоит рядом, и бьет ей женщину по шее.
  
   - Что вы делаете, мать вашу?! - вскрикивает растерявшийся милиционер, когда должница, потеряв сознание, падает на пол.
  
   - Свою работу, - отвечает он, возвращая участковому оружие.
  
   * * *
  
   - Пристав Бартенев, вы злоупотребили своими должностными полномочиями. Боюсь, я буду вынужден вас уволить, - произносит усатый начальник, перебирая какие-то бумаги на столе.
  
   - Что? Уволить? - он приближается к столу руководителя, испепеляя полного мужчину яростным взглядом.
  
   - Что ты уставился на меня, Бартенев? Давай, выметайся из кабинета.
  
   - Да пошел ты.
  
   - Что? - начальник поправляет галстук и поднимается со стула. - Ты мне еще грубить вздумал? Убирайся к дьяволу!
  
   - Сука, - растянуто шипит он, сощурив глаза.
  
   - Да как ты смеешь? Я тебя, гнида, за решетку упрячу! Сгниешь там! - уже во все горло кричит разошедшийся босс, его красное лицо покрывают выступившие капли пота.
  
   - Заткнись, мудак, - ровно произносит он, хлопает начальника по щеке, вытирает ладонь о его галстук, подмигивает ему, разворачивается и ровным шагом направляется к выходу из кабинета.
  
   Останавливается у порога, распахивает дверь, а затем поворачивается к руководителю и негромко говорит:
   - Счастливо оставаться.
  
   Подносит руку к виску, растягивает губы в ехидной улыбке и отдает начальнику честь.
  
   - Ох, и допросишься, Бартенев. Ты избил женщину, находясь при исполнении своих обязанностей, и я уже за это имею право засадить тебя. А ты еще дерзить смеешь, и оскорблять меня? Ты совсем меня не знаешь, Бартенев.
  
   Он с минуту смотрит в горящие злобой глаза босса, а затем выходит из кабинета и громко хлопает дверью.
  
   * * *
  
   - О чем ты задумался?
  
   Голос Инги вывел Бартенева из воспоминаний и тени прошлого моментально развеялись. Он отстраненно спросил:
  
   - Что?
  
   - О чем ты думаешь?
  
   Бартенев не ответил, встал с кровати и натянул брюки.
  
   - Артем?
  
   Он сказал:
  
   - Я тебя не понимаю, Инга. Ты же говорила, что брат заставлял тебя заниматься проституцией. К тому же у тебя есть сын. Как ты можешь оставаться девственницей?
  
   - Подай мои трусики, пожалуйста. Видимо, секс отменяется, - огорченно промолвила Инга и провела ладонями по бедрам.
  
   Бартенев поднял с пола ее трусики, протянул ей, но как только Инга хотела взять их, он быстрым движением поднял руку вверх.
  
   - Ну не играй со мной, - обиделась Инга и скорчила забавную рожицу.
  
   - Я жду объяснений, - сказал Бартенев тоном, не терпящим возражений.
  
   - Ой... ну ладно. Брат сам трахал меня в жопу. Он не хотел, чтобы наши родители что-либо заподозрили. Мне он запретил болтать и насиловал меня каждый день. Каждый день трахал мою задницу и кончал прямо внутрь. И своим друзьям он запрещал прикасаться к моей вагине. Они тоже трахали меня анально. Но брату нравилось лизать мою киску. И я оставалась девственницей.
  
   - Как его звали? - недоверчиво поинтересовался Бартенев.
  
   - Кого?
  
   - Твоего брата.
  
   - Это не имеет значения, - отмахнулась Инга.
  
   - А как же уличная проституция? Как же издевательства и порезы?
  
   - Я это выдумала, - безразлично проговорила она.
  
   - Зачем?
  
   - Ну тебе ведь было интересно слушать? Согласись.
  
   "Она меня разводит. Чертова шлюха", - мысленно заключил Бартенев.
  
   - Бред какой-то, - выдавил он и направился к выходу из номера.
  
   - Ты куда?
  
   - Выйду на улицу.
  
   - А трусики?
  
   Бартенев посмотрел на свою руку, в которой все еще сжимал белоснежные трусы, а затем бросил их Инге.
  
   - Постой, - вновь остановила она Бартенева, теребя пальцами нижнее белье.
  
   Он оглянулся уже у двери.
  
   - Я не рожала Ромку. Он сын моей сестры умершей при родах. Я растила мальчика с самого его рождения, так что для меня нет никакой разницы, родной он мне или нет. Я люблю его больше жизни.
  
   Бартенев, ничего не сказав, шагнул из номера в коридор и закрыл за собой дверь. Выйдя на улицу, он понял, что оставил пистолет в номере коттеджа. Но возвращаться не стал, а подошел к "рено" и открыл багажник. Оба кейса манили его, переливаясь в лучах лунного света.
  
  
  
  
   17 сентября 2009, четверг
  
   (КАРАМЕЛЬ)
  
   "Позвольте поцеловать вашу ножку, госпожа", - благоговейно пробормотал пожилой водитель такси, протягивая руки к моей лодыжке.
  
   "А ну, убери от меня свои грабли, гондон говенный!" - жестко проговорила я, бросила ему в лицо пару купюр и вышла из машины, громко хлопнув дверью.
  
   Водитель посмотрел на меня округлившимися глазами и, дав газа, тронул свою развалюху с места.
  
   Я направилась к подъезду Валерия, гадая, дома ли он сейчас. Хотя стояло раннее утро, и я полагала, что он должен был оказаться дома. Мне не терпелось выяснить у Валеры причины его такого странного поведения. Я намеревалась уговорить его на полет в Ниаракамск, чего бы мне это не стоило, ведь до премьеры спектакля оставался всего один день.
  
   Как только я подошла к подъезду, то сзади меня окликнул мужской голос:
  
   "Карамель?"
  
   Это был Валерий.
  
   "Валер? - удивилась я, оглянувшись. - Почему ты не дома?"
  
   "У меня были дела. А ты что здесь делаешь?" - произнес Валера уставшим голосом. Он вновь был без настроения.
  
   "Я пришла поговорить. Может зайдем к тебе?" - предложила я, задумавшись о том, когда в последний раз была в его квартире.
  
   "Э-э... - начал Валерий, замявшись. - Давай лучше где-нибудь выпьем. Идем в бар".
  
   "Ладно", - согласилась я, решив, что место для разговора особого значения не имеет.
  
   Мы перешли дорогу и остановились перед скромной обветшалой забегаловкой, которая работала круглые сутки.
  
   "Прошу", - сказала я, предоставив Валере право войти первым в сие замечательное заведение.
  
   Сели мы за самый дальний столик и Валерий заказал водки, сказав мне, что хочет расслабиться.
  
   "Я тоже хочу расслабиться, но для этого мне необходимо твое согласие на полет в Ниаракамск", - подумала я, но не произнесла этого вслух.
  
   "Выпьем же за нас", - провозгласил Валера, подняв полную рюмку.
  
   "За нас", - поддержала я тост, и мы слегка чокнулись рюмками со звоном хрусталя.
  
   Мы выпили еще по две рюмки, и я ощутила, как помещение бара стало расплываться перед моими глазами. Постаралась сконцентрировать взгляд на лице Валерия, но оно показалось мне каким-то размытым белым пятном.
  
   "Так о чем ты хотела поговорить?" - произнес Валера, но я не смогла разобрать выражения его лица, с которым был задан вопрос. Голос слышала, а визуальные ощущения неожиданно пропали. Их будто отрезало.
  
   Вопрос Валерия стал последним, что я запомнила в то утро. Мои глаза заслонила плотная пелена, а в ушах пронзительно зазвенело. И сквозь этот звон лишь иногда прорывались чьи-то голоса. Был ли среди них голос Валеры, и слышала ли я их вовсе, осталось для меня тайной.
  
   А вы когда-нибудь проваливались в неизвестность? Внезапно. Словно лавина беспамятства обрушивается откуда-то сверху на голову и погребает вас целиком под собой. Дома после коктейля я выпала из реальности на два часа, а вот в баре отключилась основательно. Такого со мной еще не случалось. Но ведь все когда-нибудь бывает в первый раз. Не так ли? Я до сих пор понятия не имею, что случилось со мной во время той отключки, но что-то произошло. Точно произошло. Что-то нехорошее.
  
   С тех пор я не употребляю наркотических веществ, с этим покончено. Ах, да, и не пью водку.
  
  
  
  
   (ВАЛЕРИЙ)
  
   Утром я напился. Я ни разу в жизни не напивался утром. Сначала пытался выведать у Карамели, зачем она явилась в столь ранний час, но она в итоге так ничего и не сказала. Мы сидели за столиком в кафе, пили рюмку за рюмкой и я нес всякую чушь. Пришла поговорить со мной Карамель, а в результате я выдал перед ней целую исповедь. Рассказал о том, о чем не поведал бы никогда. Но я больше не мог держать это в себе. Произошедшее с Юлей целиком выбило меня из колеи. Казалось, я так и не смогу в это поверить.
  
   А еще это чертово обещание жениться, которое я дал Александре. Я не мог думать о свадьбе, когда на меня обрушилось такое количество проблем. Аля и Карамель возлагали на меня большие надежды, а я подводил их обеих, мать Юли ненавидела меня и только сама Юля не могла ничего сказать мне, так как находилась в коме. Как же мне не хватало ее поддержки в тот момент.
  
   И я рассказал Карамели о Юле. Рассказал, как познакомился с ней, как помогал ей бороться за жизнь, признался, что эта девушка значит в моей жизни. Поток слов полностью излился из меня. Сначала я пожалел о необдуманном поступке, но, посмотрев в глаза Карамели, понял, что проснется она с больной, но чистой, как пустой лист бумаги, головой. Карамель смотрела на меня, а ее взгляд был абсолютно бессмысленным, ее тело пребывало за столиком, но сознание витало где-то далеко.
  
   "Вот так, - задумчиво проговорил я в заключение своей исповеди. - Я подарил Юле жизнь, а она сделала все, чтобы лишить себя ее. Как такое может быть?"
  
   Я замолчал и опрокинул очередную рюмку водки.
  
   "Что с тобой?" - обратился я к Карамели.
  
   Она сидела, склонив голову так, что почти касалась лбом стола. Едва мы шагнули за порог заведения, Карамель рухнула на колени, и ее стошнило на асфальт.
  
   "О, Боже!" - пролепетал я, ругая себя, что не смог удержать ее на ногах.
  
   Я тоже был пьян, и мне с трудом удалось поднять Карамель с земли. Не знаю, каким чудом, но мы добрались до моего дома, вошли в подъезд и стали подниматься по лестнице. В какой-то момент я выпустил Карамель из крепких объятий, в которых держал всю дорогу от бара, и она повалилась спиной на лестничные перила. Извернувшись и едва не последовав вниз вместе с ней, я схватил ее за руки и потянул на себя. Карамель упала на ступеньки, стукнувшись коленями о бетон, и с ее ног слетели туфли.
  
   * * *
  
   Я открыл дверь в квартиру и прислушался к тишине. Повел Карамель в кабинет, по пути зацепил плечом вазу, что стояла в коридоре на тумбе, но к счастью не уронил ее и не разбил. Включив свет и усадив Карамель в кресло, сам быстро выскользнул из квартиры и подобрал с лестницы ее туфли. Вернувшись в кабинет, я захлопнул дверь, но не запер ее на ключ, что и стало моей роковой ошибкой.
  
   Старался не производить лишнего шума, делать все аккуратно, чтобы Аля ничего не услышала и не проснулась. Я собирался вызвать такси и отправить Карамель домой, но в результате не сделал этого. Наклонясь к ней, поднял ее руку, а потом отпустил. Ладонь безвольно упала на подлокотник кресла. Глаза Карамели были закрыты, и только чуть слышное ровное дыхание свидетельствовало о том, что она жива.
  
   Я случайно заглянул под юбку Карамели и увидел черные полупрозрачные трусики, скрывающие ее промежность. Мой член напрягся и это, надо признать, меня напугало. Я считал, что Карамель не способна вызвать во мне половое влечение, мы были только друзьями. Она красивая, обалденно красивая, даже не передать словами этой ее нереальной красоты и очарования, но... возможно, это прозвучит странно... она меня никогда не возбуждала. На Карамель вставал член даже у конченого импотента, но не у меня. Я уважал ее и ценил наши доверительные отношения.
  
   Но в то утро я ее захотел. Захотел так, что сил моих не было терпеть больше. Я забыл о нашей дружбе, о том, что обещал жениться на Але, забыл о самой Але, будто бы она не только не спала в это время в соседней комнате, но словно бы ее и вовсе не существовало в этом мире.
  
   Сейчас я сожалею об этом и не хочу даже вспоминать то утро... Но, что случилось, то случилось... ничего не изменишь.
  
   * * *
  
   Я рывком стянул с Карамели ее черную короткую юбку, украшенную буквами из крошечных переливающихся бриллиантов, и отшвырнул ее под большой стол. Далее я расстегнул блузку, сдвинул вниз бюстгальтер и принялся целовать упругие и такие приятные на вкус соски. Цветочный запах ее духов сводил меня с ума.
  
   Робко коснулся губами губ Карамели. Оторвался от них. Поцеловал вновь уже смелее, зажал ее нижнюю губу между своими.
  
   Мне захотелось облизать ее живот, и я это сделал, получив огромное удовольствие. Касаться языком нежной кожи Карамели было восхитительно. Никогда прежде я не испытывал ничего подобного. Ни одна женщина не обладала такой мягкой и бархатистой кожей, какая была у нее.
  
   Мой язык проник в аккуратный пупок Карамели, опустился ниже до каемки трусиков, я ощутил, как по спине пробежала дрожь, а член так напрягся, что казалось вот-вот вырвется наружу или лопнет от возбуждения. Еще никогда я не возбуждался до такой степени, как в те мгновения. Карамель полуголая лежала передо мной в бессознательном состоянии. И вся ее красота была целиком мне доступна.
  
   Оглянулся на стол и его ножки расплылись в моих глазах, отчего я испытал приступ тошноты. Я был пьян, несомненно. Перевел глаза на лицо Карамели и с минуту неотрывно любовался его изящными чертами. Глаза ее оставались закрытыми.
  
   "Не хватало мне еще одной комы", - подумал я и поднялся с колен.
  
   Вновь окинул взглядом тело Карамели, такое близкое и доступное. Открытое для чувств и любви. Мне захотелось ощутить запах ее волос и я, приблизившись к ней, наклонился к голове и утопил нос в черных волнистых прядях. Это был божественный аромат духов, шампуня и лака.
  
   Я прошелся по кабинету, размышляя, как теперь быть. Мое желание только возрастало. Я не мог врать самому себе. Хотел овладеть ее телом и прямо сейчас. В порыве желания опять опустился на колени перед креслом, в котором лежала Карамель, и принялся медленно стягивать с нее трусики.
  
   "Интересно, будет ли это считаться изнасилованием или некрофилией?" - задался я вопросом, когда перед моим взором возникла узкая полоска черных волос на лобке Карамели.
  
   Я сдвинул трусики еще ниже, обнажив манящую щелочку между ее ног. Какие-то секунды я пристально смотрел на розовый клитор, а затем полностью снял с нее трусы. На Карамели осталась распахнутая блузка, сдвинутый вниз бюстгальтер, который выставлял напоказ груди, и прозрачные чулки на ногах.
  
   Сдерживать себя я больше не мог и, плавно раздвинув в стороны ее ноги, приблизил голову к влагалищу. Высунув язык, слегка коснулся им клитора и облизал его. Никакой реакции со стороны Карамели не последовало. Я посмотрел на ее лицо, но оно оставалось спокойным и безучастным.
  
   Еще несколько раз провел языком по клитору Карамели, облизал губки и провел пальцами по волосам на лобке. Введя указательный палец во влагалище, я сделал им несколько движений, ощутив прикосновение влажных стенок вагины. Разведя указательными пальцами обеих рук ее нижние губки, я постарался ввести язык, как можно глубже во влагалище.
  
   Неожиданно Карамель застонала, и я отпрянул от нее, испытав укол страха где-то внутри живота. Сердце мое бешено заколотилось в груди. Я проследил за реакцией Карамели, но ее глаза оставались закрытыми. Вытер губы и подбородок, в очередной раз огляделся по сторонам, словно ожидая, что кто-то застукает меня за столь непристойным занятием. Расстегнув ширинку на джинсах и пуговицы на трусах, я позволил своему возбужденному члену вырваться наружу из мучительного заточения, которое тот больше не мог терпеть. Увлажнил слюной головку, снова поднял ноги Карамели и, разведя их в стороны, медленно, очень медленно ввел член внутрь ее вагины.
  
   Я не смог сдержать стон удовольствия, и он сорвался с моих губ. Мне показалось, что это прозвучало слишком громко. Я замер и прислушался. Тишина. Тогда я продолжил свое грязное дело и продвинул член во влагалище Карамели до самого основания. Сделал несколько медленных движений, мое тело содрогнулось, и низ живота пронзил спазм удовольствия. Почувствовал, что вот-вот кончу, уже собрался вынимать член из горячей вагины Карамели, когда дверь кабинета распахнулась и я, обернувшись на звук, увидел застывшую на пороге Александру с окаменевшим, бледным от шока лицом.
  
   Какое-то время смотрел на нее, а затем кончил на лобок Карамели, перед этим машинально вынув член рукой. Хотел что-то сказать, но не смог вымолвить ни слова, меня будто парализовало. Я не мог двинуться с места.
  
   За такой картиной и застала меня Аля только и ожидающая, когда я соизволю сделать ей предложение.
  
   Я стою между ног девушки, которую Александра никогда не видела (а может и видела?), руками сжимаю ее лодыжки, а мой член находится в ее вагине. Все это прекрасно видно с того места, где оказалась Аля, распахнув дверь кабинета.
  
   И вот мой член спокойно всунут во влагалище полуголой девушки, которая лежит в кресле с закрытыми глазами и не подает никаких видимых признаков жизни. О чем подумала Александра в тот момент? Валерий трахает пьяную, находящуюся без сознания или вовсе мертвую девушку в своем кабинете, в их общей теперь уже квартире.
  
   И мало того, я еще извлекаю член из вагины девушки и судорожно кончаю прямиком на ее лобок. На глазах Али. Своей невесты. Глядя в ее лицо. Это вам сейчас весело слушать. Смейтесь, смейтесь. Скажете, наверное: "Ну и дурак!"
  
   Для меня же это был апокалипсис. Конец света. Господи!
  
  
  
  
   (АЛЕКСАНДРА)
  
   Александра не поверила своим глазам, когда увидела то, что предстало ее взору в кабинете Валерия.
  
   Разбудили ее звуки странной возни в коридоре. Она решила, что это вернулся Валерий, но он все никак не появлялся в их спальне. Александра лежала в постели и ждала, прислушиваясь к тишине, которую иногда нарушали звуки шагов где-то в квартире и какие-то другие посторонние шумы. Она даже на миг предположила, что это воры забрались в квартиру и теперь хозяйничают в комнатах.
  
   С гулко бьющимся в висках сердцем Александра, набравшись храбрости, вышла из спальной, и медленно ступая на носках по ковровой дорожке, добралась до входной двери, которая оказалась заперта. Лампы были погашены во всей квартире, только из-под двери кабинета Валерия выбивалась неяркая полоска света. Александра прислушалась, различив неясные звуки, доносящиеся из кабинета.
  
   "Что он там делает?" - задалась вопросом она и, стараясь ступать беззвучно, подошла к двери и прислонилась к ней ухом.
  
   Тишина. А затем...
  
   "Неужели, стоны?"
  
   Александра задержала дыхание, вновь прислушавшись.
  
   Стоны. Из-за двери отчетливо доносились мужские стоны, перемежавшиеся с тяжелым и шумным дыханием.
  
   "Это Валерий. Его голос".
  
   Сердце Александры внезапно подскочило в груди, а потом резко бросилось прямо в живот. Она распахнула дверь и увидела то, во что не могла поверить на протяжении двух-трех минут, показавшихся бесконечно долгими и болезненными. Болезненными, как никогда.
  
   Александра увидела все.
  
   Девушка с обнаженной грудью и без трусов лежит в кресле с закрытыми глазами, совершенно неподвижно, а Валерий находится между ее ног, которые держит руками и... занимается с ней сексом.
  
   Александра и Валерий смотрят друг другу в лицо, и она понимает, что он обескуражен не меньше ее. Лицо Валерия искажает полнейший шок. Он даже не может двинуться с места и произнести хоть одно слово, так же, как и Александра.
  
   Валерий смотрит в ее глаза, будто хочет что-то сказать в свое оправдание, но не может. Его член в это время находится внутри влагалища девушки, лицо которой кажется Александре смутно знакомым. Где-то она ее видела. Но это не та девушка с фотографий, у этой длинные темные волосы и она старше. И гораздо красивей, она невероятно красива, божественна. Второй, гораздо более ужасный сюрприз для Александры за одну ночь.
  
   Она смотрит в глаза Валерия, а он рукой извлекает член из неподвижного тела девушки, лицо которой абсолютно ничего не выражает, ее глаза закрыты. И обильно кончает на ее лобок, прямо на полоску коротких черных волос.
  
   * * *
  
   Неожиданно для себя Александра почувствовала спазм внизу живота. Она не хотела признаваться самой себе, что увиденное возбудило ее. Закрыла дверь кабинета и направилась в коридор. За ее спиной раздались шаги и хлопок двери.
  
   - Аль... - произнес Валерий внезапно охрипшим голосом.
  
   Она, не останавливаясь, распахнула входную дверь и вышла из квартиры в подъезд. Быстро сбежала по лестнице, не видя ничего вокруг себя, и оказалась на улице. Побежала в сторону парка, находящегося недалеко от дома, желая где-нибудь скрыться от всего мира.
  
   "Она была без сознания или мертва? - внезапно мелькнуло в голове Александры. - Валера изнасиловал ее?"
  
   Дом остался позади. Она только теперь обратила внимание на то, что одета в одну ночную рубашку и мягкие тапочки. Сзади показался силуэт Валерия, но Александра не стала задерживаться и побежала дальше.
  
   - Аля! Стой, подожди! - раздался надрывный голос Валерия, который не переставал следовать за ней.
  
   Глаза Александры застили слезы, мысли лихорадочно путались в голове. До ее ушей донесся гомон уличного утра. Уличные фонари уже отключили, но еще не рассвело полностью.
  
   Она на ходу вытерла ладонями слезы, взялась за волосы на голове, обернулась вокруг себя, но никого не увидела. Ни Валерия, ни кого-либо другого. Улица была пуста. Что-то потекло из носа и Александра, проведя рукой по верхней губе, увидела на пальцах кровь.
  
   Где-то зазвучала автомобильная сигнализация. Раздался чей-то смех. Однако никого поблизости не было видно.
  
   Александра слышала шум улицы еще некоторое время, но вскоре все звуки в ее ушах сменились пронзительным писком, который становился все громче.
  
   - Больше не увидишь меня! Никогда! - прокричала она изо всех сил, но не услышала собственного голоса.
  
   Из ее рта вырвался поток кислой рвоты, и Александра согнулась пополам от резкой боли в животе, по-прежнему ничего не слыша, а когда выпрямилась, совладав с болью, увидела перед собой троих человек - двух мужчин и женщину, одетых в длинные черные плащи с капюшонами, что покрывали их головы и частично скрывали лица.
  
   Они окружили Александру, а когда она попыталась сделать шаг назад, ее локти до боли сжали стальные объятия.
  
  
  
  
   (БАРТЕНЕВ)
  
   Бартенев вел машину, изредка поглядывая на Ингу, не сказавшую за все утро ни единого слова. До Ниаракамска оставалось несколько десятков километров. К полудню Бартенев рассчитывал покончить со всеми делами, а затем немного расслабиться. Не зря же он все-таки тащился в такую даль, да еще и с чокнутой попутчицей. А у этой Инги однозначно не все дома.
  
   Ночь Бартенев провел в салоне "рено", не желая больше слушать бред Инги. Чепуха, которую она несла всю дорогу, его изрядно утомила. Бартенев понял, что Инга лгала. Лгала обо всем. Но зачем? С какой целью? Он не знал.
  
   Чтобы успокоиться перед сном, Бартенев вытащил из кейса с деньгами пару пачек долларов и подержал их в руках. Хруст купюр всегда настраивал его на нужный лад. Бартенев хотел попробовать вскрыть кейс с грузом, но передумал, решив не создавать себе лишних проблем. Их и так было достаточно.
  
   Он передаст груз и спокойно займется своими делами. Но сначала нужно было разобраться с Ингой. Бартенев решил не медлить и сделать все по дороге, пока Ниаракамск маячил на горизонте. У него появилась весьма весомая причина покончить с Ингой, потому что его пистолет, возможно, сейчас находился у нее. И даже не "возможно", а он точно был у Инги, потому как, вернувшись утром в номер, Бартенев не обнаружил своего оружия в комнате. Инга, конечно же, не созналась, когда он спросил ее, не видела ли она пистолет.
  
   "Пора действовать", - заключил Бартенев и, прочистив горло, сказал:
  
   - Инга, я тут подумал...
  
   Но закончить мысль ему не удалось. Инга внезапно прервала Бартенева, заговорив:
  
   - Артем, можно остановиться? Мне нужно пописать.
  
   "Проклятье!" - мысленно выругался он, до боли сжав руками руль.
  
   Боковым зрением заметил, что Инга выжидающе смотрит на него.
  
   - Конечно, - пробормотал Бартенев, прижимая автомобиль к обочине.
  
   - Я быстро, - бросила Инга, открыла дверь и вышла из машины.
  
   Он проследил за ней и дождался, пока она спустится за обочину. Потом Бартенев засунул руку под сиденье и вытащил оттуда нечто, завернутое в черную тряпку. Развернул сверток и в руке у него оказался еще один пистолет.
  
   "Время пришло".
  
   Бартенев бесшумно вышел из "лагуны" и оставил дверь открытой. Перезарядил пистолет и теперь держал за спиной, чтобы его не было видно. Подошел к тому месту, где Инга спустилась за обочину, но там ее не оказалось. Огляделся по сторонам. Пусто. Инга, словно канула в небытие.
  
   - Шалава, - плюнул Бартенев и развернулся к машине.
  
   Инга стояла напротив него в нескольких метрах, держа перед собой пистолет, ствол которого был направлен в его грудь.
  
   - Допрыгался, сукин сын, - неестественно спокойным голосом произнесла она, буравя черными глазами лицо Бартенева.
  
   - Опусти пушку, сука, - приказал он, не двигаясь с места.
  
   - Пошел ты, ублюдок, - без намека на эмоции в голосе ответила Инга.
  
   - Слушай меня, шлюха. Не нарывайся...
  
   Выстрел прозвучал почти не слышно. Глушитель отлично делал свое дело. Пуля вошла в песок рядом с ногами Бартенева, подняв маленький вихрь пыли, и он инстинктивно отпрянул в сторону.
  
   - Тварь! - закричал Бартенев, вывел из-за спины руку с другим пистолетом и выстрелил в Ингу.
  
   Она так и стояла с выставленным перед собой пистолетом, когда пуля попала в ее кисть, держащую оружие. Инга завопила от боли, выронила пистолет и сжала левой рукой окровавленные пальцы.
  
   - Боже... мой, - пропищала она, опускаясь на колени.
  
   Наклонилась вперед и коснулась головой песка.
  
   - Как же больно, - с трудом проговорила Инга и стала качаться вверх-вниз, то отрывая голову от земли, то вновь касаясь песка волосами.
  
   Бартенев, подойдя к Инге, встал перед ней. До его ушей доносилось негромкое поскуливание вперемешку со всхлипами.
  
   "Что дальше? Пристрелить ее?" - подумал он.
  
   Инга вскинула голову и уставилась на Бартенева красными воспаленными глазами, полными слез.
  
   - Давай, пристрели меня. Давай же, скотина, давай, урод... стреляй, - принялась шептать она, а ее зрачки лихорадочно забегали из стороны в сторону.
  
   Бартенев поднял руку с пистолетом и направил ствол в лицо Инги. Ее губы растянулись в жуткой улыбке, похожей на оскал какого-то демонического клоуна, и она с нажимом проговорила:
  
   - Я жду. Стреляй. Стреляй же, - теперь ее лицо отражало злобу.
  
   - Шлюха, - процедил Бартенев и приставил дуло пистолета ко лбу Инги.
  
   Она задрала голову вверх, поймала губами ствол оружия, сделала несколько медленных движений, пососав металлическое дуло.
  
   - Давай же, кончай свинцом в мой ротик, - томно сказала Инга, оторвавшись от ствола пистолета, и облизала губы.
  
   Бартенев наклонился, поднял с земли второй пистолет. Взглянул на Ингу, сидящую на земле и сжимающую пальцами левой руки пораненную ладонь. Песок под ее руками был покрыт каплями крови.
  
   Раздался гул мотора и Бартенев увидел приближающийся автомобиль.
  
   - Проклятье! - выругался он, спрятал пистолеты в карманы плаща, схватил Ингу за руку и потащил к "рено". Распахнув дверь, Бартенев толкнул ее на переднее сиденье. Сам обошел автомобиль сзади и сел за руль.
  
   - Почему ты не убил меня? - спросила Инга, когда "лагуна" набрала скорость.
  
   - А ты меня почему не застрелила? - вместо ответа поинтересовался Бартенев с ехидной улыбкой на губах.
  
   Инга промолчала.
  
   Вскоре они въехали на территорию города. Показались первые многоэтажки, и дорога повела к виднеющимся внизу лабиринтам улиц. Бартенев обратил внимание на огромную вывеску с крупными зелеными буквами: "ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В НИАРАКАМСК".
  
   - Куда мы направляемся? - смущенно задала вопрос Инга.
  
   Бартенев лишь бросил на нее косой взгляд.
  
   - У меня так руки болят, - негромко добавила она, когда автомобиль покатился по гладкому уличному асфальту.
  
   * * *
  
   Бартенев остановил "рено" недалеко от высокого здания, которое являлось конечным пунктом в его путешествии и находилось в безлюдном районе города. Окружали застекленный зеркальными стеклопакетами дом одни только недостроенные и полуразрушенные здания.
  
   - Я люблю тебя, - внезапно произнесла Инга, прильнула к Бартеневу и поцеловала его в щеку.
  
   Он обернулся, удивленно посмотрев на нее. Подумал:
  
   "Совсем с ума сошла, сука".
  
   - О чем ты думаешь? - спросила она, прищурившись.
  
   - О том, что ты сука. Траханая в жопу сука, - быстро выпалил Бартенев.
  
   - Это плохо?
  
   Он посмотрел на ее руки. Задетая пулей ладонь была покрыта засохшей кровью, хотя каких-то видимых повреждений Бартенев не заметил.
  
   - Покажи руку, - попросил он и потянулся к ладони Инги.
  
   - Мы с тобой так и не трахнулись там, в коттедже, - с горечью промолвила она, в то время как Бартенев взял ее ладонь.
  
   Между большим и указательным пальцами на правой руке Инги зияла рваная рана.
  
   "Не смертельно, - заключил про себя Бартенев и вернул ее руку на прежнее место. - При том, что у нее все руки сожжены, это сущая ерунда".
  
   - Почему ты не захотел трахнуть меня? - не унималась Инга.
  
   - Прекрати. Я не хочу об этом говорить, - отмахнулся Бартенев.
  
   - Совсем не хочешь мою попку?
  
   Он открыл дверь и вылез из машины. Обошел "лагуну" сзади, поднял дверцу багажника, и какое-то время пристально смотрел на кейсы. Обернувшись, увидел, что Инга стоит рядом.
  
   - Что это? - равнодушно просила она, кивком указав на кейсы.
  
   - Не твое дело, сучка.
  
   Бартенев вытащил кейс с грузом, закрыл багажник, поставил "рено" на сигнализацию и быстрым шагом направился к зданию, в котором ждали посылку.
  
   - Почему ты так со мной обращаешься? - крикнула ему вслед Инга, звонко топнув каблуком туфли по асфальту.
  
   "За что мне все это?" - обреченно подумал Бартенев, ускоряя шаг. Остановившись у входа в здание, посмотрел на дверь. Никаких надписей, только адрес.
  
   "Что же это за организация?"
  
   - Что здесь находится? - раздался голос Инги. Она уже приближалась к Бартеневу.
  
   - Господи! - взмолился он. - Идем.
  
   Нащупал в кармане плаща пистолет, крепко ухватился за рукоятку и отправился за угол здания.
  
   - Куда мы?
  
   Бартенев не ответил. Перешел на бег, пересек дорогу и остановился у недостроенного пятиэтажного дома. Инга сзади стучала каблуками по асфальту.
  
   - Подожди, я сейчас ногу подверну, - крикнула она, запыхавшись.
  
   Он взмахнул кейсом, собираясь ударить им о землю, как Инга вдруг истошно прокричала:
  
   - Нет!
  
   Накинулась на Бартенева, схватила его за руку, попытавшись отобрать кейс, но ему удалось вырваться, после чего он, размахнувшись, ударил ее кулаком по лицу. Инга пошатнулась и упала на спину, стукнувшись затылком об асфальт. Отбросив кейс, Бартенев наступил правой ногой на грудь Инги и прижал ее к земле.
  
   - Зачем тебе этот кейс? - жестко спросил он, усилив нажим на ее грудь.
  
   - Подохни, - плюнула в ответ Инга вместе с кровавой слюной, которая растеклась по ее подбородку.
  
   - Что в кейсе? - допытывался Бартенев.
  
   Она только громко захрипела, не сказав ни слова.
  
   - Кто ты такая, мать твою? - задал очередной вопрос Бартенев и огляделся вокруг. Никого.
  
   Поднял ногу и с силой опустил подошву туфли на живот Инги. Она вскрикнула от боли и закашлялась.
  
   - Это не твое дело, мразь! Отдай мне кейс! - прокричала Инга и вместе со словами из ее рта полетели брызги окровавленной слюны.
  
   Бартенев вытащил пистолет, наклонился, грубо схватил Ингу за волосы и приставил дуло к ее лбу.
  
   - Приготовься сдохнуть, тварь, - злостно прошептал он и плюнул в лицо Инги. Вдавил ствол пистолета в ее лоб.
  
   Сзади внезапно донеслись чьи-то шаги. Оглянувшись, Бартенев увидел идущего к ним мужчину в черном комбинезоне и с противогазом в руке. Отпустил голову Инги, и ее затылок ударился об асфальт. Выпрямившись во весь рост, попутно спрятал пистолет в карман плаща. Подошел к кейсу и, подняв его с земли, отметил, что от удара с ним ничего не случилось.
  
   Мужчина в форме, тем временем, приблизился к нему и теперь их разделяли не более полутора метров.
  
   - Отдайте мне кейс, - автоматически выговорил агент.
  
   - Ты еще что за ***? - обернулся к нему Бартенев, крепко сжимая ручку кейса одной рукой и пистолет в кармане плаща другой.
  
   - Этот кейс предназначается нам. Отдайте его, пожалуйста.
  
   Бартенев остался на месте, краем глаза отметив, что Инга медленно стала подниматься на ноги.
  
   Агент расстегнул молнию на груди, обнажив автомат, который был закреплен под спецодеждой. Одним движением вытащил оружие, направив длинный ствол на Бартенева, и командирским тоном произнес:
  
   - Отдайте кейс мне или я буду вынужден применить силу.
  
   - А как тебе это? - выкрикнул Бартенев, размахнулся и бросил кейс в стену недостроенного здания.
  
   Инга издала неразборчивый визг и, резко сорвавшись с места, ринулась за чемоданчиком. Человек с автоматом в руках одним движением направил на нее дуло и прицелился. Протрещала короткая очередь выстрелов, после которой Инга, схватившись руками за живот, упала на колени. Мгновение смотрела на Бартенева расширенными зрачками, ставшими из угольно-черных бесцветными, а затем медленно повалилась на спину.
  
   Агент в спецодежде резко обернулся к Бартеневу, наставив на него дуло автомата, и в этот момент прогремел новый выстрел. За ним раздался глухой звук падения на асфальт, после чего вокруг опустилась полная тишина. Город снова показался вымершим.
  
   Бартенев обвел взглядом два тела, недвижно лежащие на асфальте. Белая куртка Инги на животе пропиталась кровью, а у человека в форме на месте левого глаза появилось круглое отверстие с лохмотьями окровавленной кожи по краям.
  
   "Ну и дела", - устало подумал Бартенев, убрал пистолет и пошел за кейсом.
  
   Покрутил чемоданчик в руках, заметив потертость от удара рядом с ручкой. Размахнувшись и приложив всю силу, ударил кейсом об асфальт. Ничего не произошло. Он потряс кейс рядом с ухом, но внутри ничего не звенело и не бултыхалось.
  
   - Проклятая штуковина, - выдохнул Бартенев, подошел к стене здания и обрушил на нее всю массу кейса. Никакого эффекта.
  
   Он приблизился к телу Инги, посмотрел на ее вспоротый пулями живот. Вокруг бесформенного отверстия растекалось кровавое пятно, окрашивая ее куртку в темно-красный цвет выдержанного вина. Бартенев уже хотел было развернуться и отправиться к машине, как вдруг заметил блеснувшую в солнечном свете золотую цепочку, что выглядывала из глубокого отверстия в животе Инги. Наклонился и медленно потянул за цепочку.
  
   "Какого черта? Что еще за фокусы?"
  
   Цепочка оказалась сантиметров двадцать в длину, а на конце ее висел небольшой ключ. Пораженный, Бартенев с минуту смотрел на него, теряясь в догадках. Откуда это взялось в желудке Инги и для чего предназначалось. Первой его мыслью стал секретный кейс, который он держал в руке, но Бартенев тут же отмел это предположение в виду того, что на кейсе не было ни единого замка.
  
   "Тогда от чего этот ключ? Что им можно открыть?"
  
   Послышались крики, раздался звук хлопнувшей двери. Бартенев, бросив последний взгляд на трупы, сунул цепочку с ключом во внутренний карман плаща и поспешил к машине. Заметил бегущих к нему людей в черных комбинезонах и противогазах с автоматами в руках, когда до "рено" оставалось не более двух метров. Он не стал тратить время на багажник, а распахнул водительскую дверь, бросил кейс на соседнее сиденье, завел двигатель и так резко тронул автомобиль с места, что из-под колес раздался пронзительный писк.
  
   Машина быстро разогналась до восьмидесяти километров в час и Бартенев, резко выкрутив руль вправо почти до упора, едва вписался в узкий пролет между двумя полуразрушенными зданиями. Бросив быстрый взгляд в зеркало заднего вида, заметил следующий за "лагуной" военный внедорожник темно-зеленого цвета,который вскоре свернул влево перед узким проездом и скрылся из вида.
  
   Бартенев пересек пустую улицу и повернул к выезду из города. Внедорожник вновь появился в зеркале заднего вида, продолжая преследование. Из его окон высунулись дула автоматов и по "рено" ударил шквал огня. Пули ударяли по бамперу, втыкались в дверцу багажника, а в какой-то момент раздался треск и заднее стекло разлетелось осколками по салону автомобиля.
  
   - Дьявол! Твою же мать! Уроды! - закричал Бартенев, ударил кулаком по рулю и вдавил педаль газа в пол до упора.
  
   "Что же теперь делать? Нужно как-то выкручиваться".
  
   Внедорожник не отставал, и град пуль продолжал осыпать "лагуну", врезаясь в металл. Бартенев одним движением руки вывернул руль до упора вправо и в этот момент раздался громкий хлопок, после которого машину повело влево - одна из пуль угодила в колесо. Вскоре одновременно лопнули еще две шины, и автомобиль закрутило на месте, словно он попал в вихревую воронку.
  
   "Рено" замер на месте, и Бартенев обернулся, увидев внедорожник, неподвижно стоящий посреди дороги. Вытер ладонью пот со лба и осмотрел салон. Кейс слетел с кресла и теперь лежал на полу, но был цел. На коврике между передними и задним креслами валялась сумочка Инги. Он поднял ее, раскрыл и заглянул внутрь. В сумочке было пусто. Бартенев отбросил ее назад, провернул ключ в замке зажигания. Раздался скрежет стартера, но двигатель не завелся. Бартенев сделал еще две попытки, однако и они оказались безрезультатными.
  
   - Проклятье! Сука! - обреченно вскрикнул он, ударив кулаком по рулю.
  
   Тишину нарушил короткий сигнал клаксона, эхом отразившийся от стен заброшенных зданий, плотно окруживших "рено". Бартенев какое-то время сидел в машине, затем поднял кейс с грузом, из-за которого едва не лишился жизни, вышел из автомобиля и, открыв изрешеченную пулями дверцу багажника, вытащил чемоданчик с деньгами. Этот кейс тоже остался невредим.
  
   Бартенев зашагал по пустой улице в направлении внедорожника. Вокруг было спокойно. Ни единой живой души. Бросив последний взгляд на изуродованную пулями и бездыханную "лагуну", он раздраженно плюнул.
  
   Стекла внедорожника отражали дневной свет, и за ними было невозможно ничего различить. Бартенев приблизился вплотную к машине и заглянул в боковое окно. Внутри он увидел четверых мужчин в комбинезонах и с белыми масками на лицах. Все они были мертвы. Горло каждого из них было перерезано от уха до уха, являя собой зловещие кровавые улыбки, а на месте глазных яблок красовались пустые темные глазницы.
  
   "Что за чертовщина?" - удивился Бартенев, представшей его взгляду картине.
  
   Он решил не медлить и как можно быстрее покинуть это место. Происходящие здесь события нравились Бартеневу все меньше. Но все же ему было любопытно, кто смог так молниеносно расправиться с его преследователями.
  
   "Мне нужна тачка", - подумал он по дороге к населенным районам города.
  
   У Бартенева возникла мысль избавиться от секретного груза, но поразмыслив, он пришел к выводу, что агенты организации, которым предназначался чемоданчик, теперь все равно не оставят его в покое просто так. А содержимое кейса слишком уж будоражило воображение Бартенева, чтобы он мог так легко отказаться от возможности увидеть его своими глазами.
  
   "Это все из-за проклятого Шефа. Во всем он виноват. Мудак. Но сейчас главное найти тачку. Без нее далеко не уйти", - размышлял Бартенев, подходя к оживленной дороге, ведущей к центру города.
  
   Он увидел четыре иномарки, выстроившиеся в ряд под мостом. Салоны всех автомобилей были пусты. Бартенев подошел к первому автомобилю, это был ярко-красный "опель", и дернул за дверную ручку. Заперто. Бартенев улыбнулся про себя - а как же он думал, ему подгонят готовый автомобиль?
  
   Вторая и третья машины - коричневый "фиат" и зеленая "тойота" тоже оказались заперты.
  
   "Скажи спасибо, что сигнализация не сработала", - мельком подумал Бартенев, дергая за ручку четвертого автомобиля - перламутрового бирюзового "лексуса".
  
   Неожиданно для него водительская дверь распахнулась и Бартенев, поставив кейсы на пассажирское кресло, сел за руль. Увидев, что ключ воткнут в замок зажигания, он повернул его. Двигатель плавно завелся и теперь равномерно гудел.
  
   "Не к добру все это. Не к добру. Когда так странно везет", - подумалось вдруг ему, и он уже собрался включить передачу, но неожиданно в зеркале заднего вида заметил черный брезент, целиком закрывающий просторное сиденье.
  
   Бартенев решил не задерживаться и, тронув автомобиль с места, выехал на широкую трассу, которая вела из города. Уровень бензина был почти на нуле, и он решил остановиться на ближайшей заправке. Когда стал съезжать к обочине, сзади послышалось шевеление, брезент подлетел к потолку, и на него кинулась серая тень, схватив за шею.
  
   Он ударил по тормозам, автомобиль, дернувшись, резко встал на месте, а двигатель заглох. В зеркале заднего вида мелькнуло симпатичное лицо девушки и она, вытащив из карманов Бартенева оба пистолета, приставила дуло одного из них к его виску.
  
   - Шевельнешься, получишь пулю в голову, - прошептала девушка в ухо Бартенева.
  
   Ее черные волосы были заплетены во множество косичек, которые свисали с ее головы. Одета на ней была черная кожаная куртка, застегнутая на молнию.
  
   - Что тебе нужно? - спросил Бартенев, ощущая сердцебиение где-то в горле.
  
   - Тебе это не обязательно знать. Ты просто поедешь туда, куда я тебе скажу. Понял? - она слегка ткнула Бартенева в висок стволом его же пистолета.
  
   - Почему я должен подчиняться тебе?
  
   - Потому что у меня пушка, - сказала девушка и растянула губы в хищной усмешке.
  
   - Я не привык, когда мне указывают, что я должен делать. Тем более, такие проститутки вроде тебя.
  
   Она рассмеялась. В ее левой руке возник нож, и она приставила ледяное лезвие к горлу Бартенева.
  
   - Заводи тачку и мы сейчас поедем в гостиницу "Монте-Карло". Ты понял?
  
   - И что же ты там забыла, драная сука? - обратился Бартенев к девушке.
  
   - Меня зовут Анжела. А тебя? - сказала она, не обратив внимания на его грубость.
  
   - Может тебе еще номер моего счета назвать, шалава? А вот трахнул бы я тебя с огромным удовольствием. Покажи мне свою дырку, подружка, я тебе туда отвертку воткну, проститутка такая, - парировал Бартенев, положа руки на руль.
  
   - Заткнись и делай, что сказано, жеребец, - грозно проговорила девушка, и Бартенев почувствовал, как его горло кольнуло острое лезвие ножа. - Заводи чертову тачку, паскуда, если не хочешь чтобы и тебя постигла участь тех мудаков в масках.
  
   Мотор мерно заурчал, Бартенев плавно тронул автомобиль с места. Они выехали на трассу, мимо понеслись редкие деревья, растущие по обочинам. Анжела убрала нож от горла Бартенева, но продолжала держать его на мушке пистолета.
  
   Он сказал:
  
   - Тебе тоже нужен кейс. Я знаю, можешь не докладывать. И мне плевать на то, зачем он тебе. Хер тебе, а не кейс. Пососи член у вонючего пса, тварь.
  
   - Замолкни, - бросила Анжела.
  
   - Ну и жопу же мне устроил Шеф, - с досадой произнес Бартенев, продолжая вести "лексус" по ровной дороге.
  
   - Замолкни, - повторила она, ткнув его в шею стволом пистолета. - Иначе твое положение станет еще хуже. Будешь свои мозги от руля отскребать. А если не станешь меня злить, тогда тебя будет ждать приятный сюрприз и деловое предложение, от которого ты не сможешь отказаться.
  
  
  
  
   (КАРАМЕЛЬ)
  
   Проснулась я на диване в гостиной своего дома. Рядом мельтешила Ника, моя домработница, что-то собирая с пола щеткой в совок. Она улыбнулась мне, эта наглая сучка, а у меня так раскалывалась голова, что я даже не смогла послать служанку куда подальше с этой ее дешевой улыбочкой пай-девочки.
  
   "Ой, простите", - промямлила Ника, глядя на меня своими дурацкими широко раскрытыми глазами, и попятилась из гостиной с щеткой и совком в руках.
  
   Домработница скрылась в коридоре, и я села, прижав ладони к щекам. Казалось, голова сейчас треснет. Поднялась и ощутила, что меня качает из стороны в сторону, как раздолбанную лодку в десятибалльный шторм. В ушах появился противный писк, от которого негде было укрыться. Я подошла к зеркалу, и оттуда на меня посмотрело чье-то чужое лицо. Это была не я. С синяками под веками, тушью, размазанной по щекам, с губами и подбородком в малиновой помаде и только с одной серьгой в ухе. Юбка на мне была надета задом наперед, трусики неприятно терли между ног, пуговицы блузки были застегнуты неправильно, а лифчик свисал наискосок, обнажая правую грудь.
  
   Я помнила, как мы с Валерием сидели в кафе, выпили несколько рюмок водки... а дальше я отключилась. Это было утром. Сейчас же стоял вечер, стемнело и часы показывали половину одиннадцатого. Стоя перед зеркалом, я задумалась над тем, кто же привез меня домой. Валера? Скорее всего, это был он. Больше некому.
  
   По дороге в туалет я ощутила резь внизу живота и сильный дискомфорт в интимном месте. У меня сложилось такое ощущение, будто накануне меня трахнуло целое стадо баранов. Так все болело.
  
   "Что же произошло?" - подумала я, теряясь в догадках. У меня никак не могло быть секса в тот день. Нужно было срочно позвонить Валерию и все выяснить.
  
   Мочеиспускание отозвалось жжением, и я поспешила в ванную, чтобы смыть с себя следы непонятно чего. Но не успела я войти в душевую, как в гостиной раздался звонок телефона. Выругавшись, я проковыляла обратно в комнату и сняла трубку.
  
   "Здравствуйте, меня зовут Татьяна", - донесся из трубки молодой женский голос.
  
   "Чем могу помочь?" - поинтересовалась я, недоумевая кто эта женщина.
  
   "Я сестра Леши Минорского. Я знаю, что вы с ним были близки... ваш номер я нашла в его телефоне", - произнесла она, и ее голос неожиданно оборвался, в трубке повисла тишина.
  
   "Что случилось?" - спросила я, ощутив, как по спине пробежали мурашки, знаменующие недоброе предчувствие.
  
   "Он мертв. Его убили вчера поздно вечером", - сказала она.
  
   "Как?" - вырвалось у меня, и я машинально поднесла пальцы к губам.
  
   "Смертельные травмы головы. Били чем-то тяжелым, ему череп проломили напрочь, - бесцветным голосом произнесла Татьяна. - Похороны состоятся в пятницу, в двенадцать".
  
   "Но..." - начала я, однако мне не пришло в голову, что можно сказать. Я была поражена случившимся. Этого просто не могло быть.
  
   "Простите, как вас зовут?" - спросила сестра Минорского.
  
   "Карамель... вообще-то это неважно", - ответила я, но сама своего голоса не расслышала. Перед глазами стояло улыбающееся лицо Минорского.
  
   "Ясно", - сухо сказала Татьяна, в ее голосе появились нотки презрения. Но мне в тот момент было плевать на это.
  
   В трубке повисла неловкая пауза, но ненадолго. Женщина снова заговорила:
  
   "Он не был хорошим человеком".
  
   "С чего вы это взяли?" - спросила я, ее замечание меня удивило.
  
   "Вы, наверное, ничего не знаете. Но я-то знаю о своем брате то, что немногим известно. Точнее, никому больше. Такое обычно сразу измазывает в грязи всю семейную репутацию", - загадочно произнесла Татьяна, и я никак не могла взять в толк, о чем она говорит. Еще мне показалось, что ее язык немного заплетался, и тут она сказала:
  
   "Вы простите, я немного выпила. Сами понимаете".
  
   "Да", - согласилась я с ней.
  
   А дальше она проговорила:
  
   "Леша был педофилом. Спал с несовершеннолетними девочками".
  
   Эти ее слова обрушились на меня, словно гром с неба. Я вновь напрочь потеряла дар речи. Казалось, эта информация обескуражила меня даже больше, чем само известие о смерти Минорского.
  
   "Я не верю, чушь какая-то", - вырвалось у меня вместе с нервным смешком.
  
   "Но это так. У меня есть фотографии. Я понимаю, что он был для вас хорошим другом и... любовником, но еще он был подлым человеком. Я бы могла упечь его за решетку, уже давно, компромата хватает. Но я этого не сделала. И почему? Знаете?" - произнесла она.
  
   "М-м?" - отозвалась я. В голове моей, тем временем, крутилась буря мыслей. Подобная шоковая терапия была не для меня.
  
   Она сказала:
  
   "Я любила его, понимаете? Он же брат мой, хоть и сволочь последняя. Хотите увидеть эти фотографии? Леша любил снимать девочек. Во всех ракурсах".
  
   "Нет, спасибо", - ответила я, расценив ее предложение, как злую шутку. Или эта баба на полном серьезе говорила? Странно все это.
  
   Я в растерянности тряхнула головой, а Татьяна сказала: он был в курсе того, что она обо всем знала. О его увлечениях преступными съемками. Леша однажды сказал ей, что в маленьких девочках он видел чистоту, которой не было во взрослых девушках и женщинах. Они его пленили. Леше было тяжело сдержаться, когда он видел ребенка, девочку, но он старался. Она сказала, что не оправдывает его, но он все-таки был ее братом. Единственным братом. А теперь его нет. И он ей однажды признался, что спал с несовершеннолетней девочкой только один раз. Он не сделал девочке ничего плохого. Леша сам все рассказал Татьяне. А позже, видимо, испугался, что сестра сдаст его и порвал с ней все отношения. Они практически не общались за последние года три.
  
   "Еще он раньше собирал детские трусики, - сказала она, - обожал их. Я как-то раз увидела, как Леша..."
  
   Я оборвала пустившуюся в исповедь сестру Минорского, положив трубку. Больше не могла слушать этот бред. Сев на диван, обхватила руками голову. Волосы на ощупь были жирные. Я никак не могла осознать то, что услышала от звонившей женщины. Минорский был педофилом? Это немыслимо. Просто не укладывалось в голове Я ни разу не замечала за ним, каких бы то ни было странностей. Дети? Да Леша был к ним совершенно равнодушен.
  
   Нужно было позвонить Минорскому и обо всем рассказать, об этом звонке его сестры. А может и не сестры вовсе? Может эта баба его оклеветала? Я уже потянулась к мобильнику, когда меня словно молнией ударило. Я вспомнила, что сказала женщина в самом начале разговора. Минорского убили.
  
   Я воззрилась на свои руки, шумно выдохнув ртом воздух. Кисти заметно подрагивали, а пальцы превратились в ледышки. Мне до боли захотелось глотнуть чего-нибудь согревающего, свернуться клубком и услышать успокаивающий голос Валеры.
  
  
  
  
   (ВАЛЕРИЙ)
  
   Больничный коридор встретил меня одинокой и по-осеннему холодной темнотой. Только редкие лампы орошали неярким дневным светом болезненного оттенка серые стены и пол.
  
   Я подумал об Александре. Она просто исчезла. Выбежав за ней на улицу, я вскоре потерял ее из вида. А в тот день была смена Али в больнице, но на рабочем месте я ее не застал, чего сильно опасался. Александра испарилась. Может, я ее вообще больше не увижу? Мобильник Али остался в моей квартире. Домашний же ее телефон не отвечал.
  
   А Карамель? Как же я жалел о том, что сделал. Алкоголь до хорошего не доводит, нет. После того, как Александра неожиданно исчезла, я вернулся в квартиру и, приведя Карамель в должный вид, вызвал такси, на котором отправился вместе с ней в ее особняк. Теперь я и не знал, как буду смотреть ей в глаза. Впрочем, я сомневался, что она вспомнит случившееся. Карамель так и не пришла в себя. Повезло, что ее прислуга нас не увидела, и мне удалось, уложив Карамель на диван в гостиной, по-быстрому исчезнуть. Вернувшись домой, я немного поспал, а вечером пошел в больницу, чтобы навестить Юлю.
  
   Постовая медсестра, дежурившая у палаты, в которую перевели Юлю из реанимации, сообщила мне, что она по-прежнему находится в коме. Состояние Юли стабильно, но улучшений нет. Еще я узнал, что ее мать недавно ушла, так что я смог вздохнуть свободно. После нашей последней встречи мне не особо хотелось видеться и с Анастасией.
  
   "Только не больше получаса", - попросила медсестра перед тем, как я вошел в палату.
  
   Она была в хороших отношениях с Александрой и со мной тоже. Иначе бы я не попал к Юле так поздно, ведь было уже почти одиннадцать вечера. О том, что Аля могла что-то узнать, я уже не беспокоился. После произошедшего с Карамелью это не имело никакого значения.
  
   "Конечно", - ответил я и распахнул белую дверь.
  
   Юля лежала с закрытыми глазами, к ее рукам тянулись различные трубочки и проводки. Бледность кожи и худоба делали Юлю похожей на беззащитного ребенка, и мне стало очень сильно жаль ее. Так жаль, что защемило в груди. Я устроился на стуле рядом с кроватью и взял руку Юли в свои ладони. От холода ее пальцев у меня по всему телу пробежала дрожь.
  
   "Ты будешь жить", - прошептал я и затаил дыхание в ожидании ответа от Юли.
  
   Конечно же, она не отреагировала, ответом мне стала лишь тишина. Я слабым движением пальцев сжал по-детски хрупкую ладонь Юли, но ее мышцы оставались безвольными. Какое-то время я смотрел на ее лицо. Кожа его была серой, а под глазами образовались темные синяки. Мне вспомнился один из многих вечеров, которые мы провели вместе. Это было около года назад, тогда мы с Юлей уже очень хорошо друг друга знали и могли делиться между собой многими личными проблемами.
  
   * * *
  
   "Как у тебя отношения с твоими женщинами обстоят?" - спросила Юля, имея в виду Александру и Карамель. Мы тогда пили дорогое французское вино в ее комнате.
  
   "Они меня страшно изводят. Только с тобой и могу нормально отдохнуть", - полушутя ответил я и сделал глоток из бокала.
  
   "Ты мне льстишь, Валер, - проговорила Юля, шумно выдохнула воздух и кокетливо закатила глаза. - Тебе лучше не шутить с ними, выбери кого-нибудь одну. А то, как говорится, за двумя зайцами..."
  
   Я лишь усмехнулся в ответ. Но Юля, конечно же, была права. Мои игры ни к чему хорошему не приведут. Я это уже тогда отлично знал.
  
   "Всю жизнь мечтала оказаться на каком-нибудь элитном приеме. Надеть длинное вечернее платье и прогуливаться по берегу моря с бокалом шикарного шампанского. И чтобы рядом был человек, который бы меня по-настоящему любил. - Юля тяжело вздохнула и в ее зеленых глазах промелькнула такая давящая грусть, какой мне прежде не доводилось видеть. - Глупо, да?"
  
   "Почему же? Просто ты романтик", - произнес я, а сам в это время представил Карамель в описанном Юлей образе. Ей, как никому другому, надлежало выступать в роли светской львицы, пьющей шампанское на берегу моря.
  
   Еще тогда мне вспомнилась Самилла. В одном эпизоде моей пьесы она идет босиком по воде, держа в одной руке бокал с ледяным шампанским, а в другой край подола длинного розового платья.
  
   "Познакомишь меня с Карамелью?" - внезапно спросила Юля, и я чуть не выронил хрустальный фужер из рук.
  
   "Зачем?" - задал я глупый вопрос, а Юля вместо ответа рассмеялась:
  
   "Хочу поднабраться опыта. Понять, как можно быть дамой из высшего общества и шлюхой в одном лице".
  
   Я не удержался и от ее слов тоже прыснул со смеху.
  
   "Она не такая, ты ее совсем не знаешь", - сказал я, но мое опровержение стало совсем не утвердительным.
  
   Юля опять рассмеялась, потом сказала:
  
   "Вот поэтому и хочу с ней познакомиться, дурашка. И я видела ее фотку, поэтому имею некоторое представление".
  
   "Фото ни о чем не говорит", - продолжал защищать Карамель я.
  
   "Говорит, поверь мне, Валер", - настаивала она.
  
   "Карамель не плохая женщина, у нее много положительных качеств".
  
   "Например?"
  
   "Ну, она красивая", - сказал я и сразу пожалел о сказанном. Вышло так, что я как бы ненароком принизил красоту Юли.
  
   "Красивее меня? - ехидно поинтересовалась она с хитрым прищуром, затем добавила, видимо, заметив мое смущение: - Ладно, можешь не отвечать".
  
   Я протянул руку и налил в наши бокалы еще немного бордовой жидкости.
  
   "Что еще тебе в ней нравится?" - встав с кровати и подойдя к окну, спросила Юля.
  
   "Она весьма необычна. Мне с ней интересно, по-своему. Хотя у нас и не так много общего", - лаконично ответил я, не желая распространяться о своих чувствах, в которых сам слабо разбирался.
  
   "Ну да, - согласилась Юля, - вы оба творческие люди. Вас объединяет искусство, а это многого стоит".
  
   "Да, Карамель мне хорошо помогает. Ей удается вдохновлять меня", - согласно кивнул я.
  
   "Она твоя муза", - задумчиво заключила Юля, стоя ко мне спиной и глядя в окно. На улице уже давно стемнелось.
  
   "Вроде того", - произнес я и, встав с кресла, подошел к ней.
  
   С минуту мы стояли молча. Я всматривался в парочку - мужчину и женщину - которые ожесточенно спорили о чем-то, стоя в круге света уличного фонаря. Мужчина неустанно подтверждал свои слова яростными взмахами рук.
  
   "Ты ее любишь?" - поинтересовалась Юля, не глядя на меня.
  
   "А?" - рассеянно откликнулся я, оторвавшись от созерцания разыгравшейся под окном ссоры.
  
   "Любишь Карамель? Как женщину?" - уточнила она.
  
   "Нет. Только, как друга", - ответил я.
  
   "Так же, как и меня?" - надавила Юля.
  
   "Да... то есть, нет, наверное... это разные вещи", - запинаясь, проговорил я.
  
   "И в чем же эта разница?" - не унималась Юля.
  
   Я не знал, что и ответить на это.
  
   "Понимаешь..." - начал я, но замолчал, задумавшись:
  
   "Действительно, в чем же она - эта разница?"
  
   "С тобой мне легче общаться. Карамель часто требует от меня слишком много", - нашелся, наконец, я.
  
   "Секса?" - прищурившись, спросила она.
  
   "Нет", - ответил я и усмехнулся.
  
   "У вас он был?"
  
   "Кто?" - невпопад вставил я.
  
   "Секс, что же еще. Ты трахался с Крамелью?"
  
   Я не ожидал такого вопроса и таких слов от Юли. Она застала меня врасплох.
  
   "Нет. У нас с Карамелью не было секса", - не солгал я на тот момент.
  
   "И ты ее совсем не хочешь? Ведь хочешь, да? Признайся, Валер?" - допытывалась Юля.
  
   "Юль, давай не будем об этом", - сказал я, и в моем голосе просквозила мольба.
  
   "Ладно, прости. Что-то я разошлась, сам вино притащил, - со смешком проговорила она, положив руку на мое плечо. - Не обижайся".
  
   "Я не обижаюсь", - отмахнулся я, и Юля поцеловала меня в щеку влажными губами.
  
   "Скажу тебе, Валера, одно, - многозначительно произнесла она, заглянув в мои глаза. - Сашка твоя хорошая баба. Не упусти ее, мой тебе совет".
  
   Я промолчал, а Юля добавила после паузы:
  
   "Подумал, наверное, малявка такая мне еще советы давать будет".
  
   "Да ну, брось, Юлька", - ответил я, подумав о том, что она как всегда права в своих суждениях.
  
   Юля спросила:
  
   "А как настоящее имя Карамели? Ты никогда не говорил".
  
   Очередной вопрос Юли снова обескуражил меня. В ответ я только пожал плечами, а она звонко рассмеялась и легонько толкнула меня ладонью в грудь, одними губами произнеся: "Дурачок". Выглядел я, наверное, очень нелепо.
  
   Ведь я и вправду не знал имени Карамели.
  
  
  
  
   (АЛЕКСАНДРА)
  
   Она открыла глаза и обнаружила себя бегущей по длинному коридору. Некая девушка, крепко сжимая ладонь Александры, вела ее за собой к закрытой двери. Они бежали, и до ушей Александры доносился звонкий женский смех. Она поняла, что смеялась та девушка, которая держала ее руку.
  
   - Кто ты? - спросила Александра, но ее вопрос повис в воздухе, отозвавшись эхом от пустых стен, побитых ржавчиной.
  
   В коридоре было светло, хотя Александра и не видела никаких источников света. Последнее, что она помнила, это как... увидела Валерия с другой женщиной, дальше ее рассудок помутился... она оставила Валерия в квартире, а сама выбежала на улицу... он попытался догнать ее, но Александру окружили трое незнакомых ей людей, двое мужчин и женщина... кто-то из них больно схватил ее за руки.
  
   Воспоминания грубо обрывались. Александра погрузилась в небытие, а теперь, открыв глаза, оказалась в каком-то незнакомом коридоре.
  
   Они добежали до двери, и молодая женщина так резко остановилась, что Александра чуть не сбила ее с ног. Девушка вновь рассмеялась, взглянув на нее.
  
   - Меня зовут Самилла, - представилась незнакомка, изучая лицо Александры.
  
   - Кто ты? Как я здесь оказалась?
  
   - Подожди, секунду. Дай отдышаться, - проговорила Самилла и принялась часто дышать, шумно выдыхая воздух.
  
   Александра стояла, рассматривая таинственную незнакомку. Это была очаровательная девушка лет двадцати пяти, а может младше. Одета она была в длинное красное платье, подол которого, увенчанный бархатными побрякушками, волочился по полу. На ногах черные туфли с высокими каблуками. Лицо ее просто лучилось какой-то особенной красотой, такие девушки встречались одна на миллион, а может на сто. Кожа ее была белой, словно молоко, и делала девушку похожей на статую из мрамора. Голубые глаза ее с красными крапинками в зрачках отражали лицо Александры, на котором мелькали нотки испуга и удивления.
  
   - Кто ты? - еще раз спросила Александра, теперь рассматривая интересную прическу Самиллы - ее темные волосы были закручены в высокую пирамиду с двумя вонзенными в нее по бокам длинными шпильками, что удерживали на голове девушки эту эффектную конструкцию.
  
   - Ты мне все равно не поверишь, - отдышавшись, произнесла обворожительная незнакомка.
  
   Косметика на ее идеального овала лице лежала как нельзя кстати. Веки были подведены черной тушью, щеки напудрены розовым, длинные ресницы придавали глазам дополнительную глубину, а пухлые губы, которые Самилла при разговоре то и дело вытягивала в красное сердечко, казались созданными для страстных поцелуев.
  
   Неожиданно Александра вспомнила девушку, с которой застала Валерия. Она тоже была очень красивой, чем-то даже похожей на Самиллу.
  
   "Где же Валерий ее откопал? Кто она?" - мысленно задалась вопросами Александра. Перед ее глазами стоял образ обнаженной красавицы с широко разведенными ногами, которую она увидела в кабинете Валерия.
  
   Однако Самилла выглядела какой-то фантастичной, слишком красивой для того, чтобы быть реальным человеком и жить на этой Земле, ходить рядом с простыми смертными.
  
   И словно в подтверждение этих мыслей, Самилла сказала:
  
   - Я - плод воображения твоего жениха и нашего общего друга, Валерия.
  
   Александра рассмеялась, глядя в лицо Самиллы.
  
   - Чушь какая-то.
  
   - Я же говорила, ты не поверишь. Но мне все равно. Меня создал Валерий, я главная героиня его пьесы, за что ему очень благодарна. А это, - она демонстративно развела руками, - мой мир, мой собственный мир, реальность принадлежащая мне одной. Но, дело в том, что ее мне мало. Мне нужен ваш мир, я хочу настоящей жизни. Понимаешь? Портал открыт. Члены секретной корпорации открыли его и оттуда явилась я. Теперь я нахожусь в двух измерениях и могу беспрепятственно путешествовать из одного в другое. Но в вашем мире я невидима, мне необходимо тело. Постоянное тело.
  
   Александра наблюдала за Самиллой, следя за движениями ее губ. Ей стало стыдно, когда она поняла, что хочет прикоснуться к ним, поцеловать эту женщину. Прежде Александра не замечала за собой подобных желаний, это стало открытием для нее самой.
  
   - Я хочу жить настоящей жизнью, - продолжала Самилла, - любить, ненавидеть, огорчаться, радоваться, дружить, трахаться...
  
   Последнее слово вырвало Александру из липких мечтаний, будто пощечина.
  
   - Хочешь поцеловать меня? - неожиданно предложила Самилла, словно прочитав мысли Александры.
  
   Александра рассеянно улыбнулась и замотала головой в знак протеста.
  
   - Да ладно тебе, - отмахнулась Самилла и прильнула к Александре, коротко чмокнув ее в губы.
  
   - Что ты делаешь?! - вскрикнула Александра, резко отстранившись от девушки, но неожиданно для себя поняла, что испытала странное удовольствие от поцелуя.
  
   Самилла звонко расхохоталась.
  
   - Ладно, пойдем. Я покажу тебе свою обитель.
  
   Она толкнула массивную дверь легким движением руки и та беззвучно распахнулась. Александра увидела, открывшийся ее взору, просторный зал. В центре стояли столы, накрытые самыми пикантными вкусностями и напитками. Яркий свет потолочных люстр отражался в хрустальных бокалах улыбающихся людей - мужчин и женщин в ярких нарядах, которые вели светские беседы, не обращая на нее никакого внимания. Александра только сейчас вспомнила, что одета в ночную рубашку и домашние тапочки.
  
   "Может все это сон? Невероятный сон?"
  
   Александра оглядела себя. Это не сон. На ней действительно были надеты ночная рубашка в цветочек и мягкие тапочки. Она даже ущипнула себя для верности, но и это не помогло.
  
   - Идем, - прошептала Самилла на ухо Александре, - нам нужно уединиться. Комната наверху уже ждет нас.
  
   Самилла снова взяла Александру за руку и повела за собой мимо смеющихся мужчин в дорогих костюмах, с ароматными сигарами между пальцев, и женщин в модных платьях и длинных юбках с бокалами шампанского в руках. Один из мужчин выдохнул сигаретный дым ей в лицо, хотя, кажется, и не заметил ее вовсе. Александра громко закашлялась.
  
   - Давай же, идем, - торопила Самилла, ведя Александру за собой.
  
   Перед ними возникла крутая лестница, и они стали быстро взбираться по ступенькам. Александра один раз запнулась о ковер, что устилал лестницу и потеряла тапок, но Самилла удержала ее, не дав ей упасть. Оглянувшись, Александра заметила ночную темноту в огромных окнах, что были глазами у стен. Скинула второй тапок и зашагала дальше босиком.
  
   Они оказались на втором этаже. Самилла повела Александру по такому же длинному коридору, что и внизу, только этот по бокам был усеян коричневыми дверями. Самилла повернула круглую ручку на одной из них, и дверь открылась с протяжным скрипом. Александра вошла внутрь вслед за своей спутницей. Самилла щелкнула выключателем, и комнату озарил яркий свет трех потолочных ламп. Помещение было довольно просторным. Широкая кровать, столик, шкаф, ночник и ничего лишнего.
  
   - Идеальное место для соития, - торжественно провозгласила Самилла, указав на застеленную постель.
  
   По плечам Александры пробежал холодок.
  
   - Ты когда-нибудь трахалась с двумя сразу? - буднично, между делом, поинтересовалась Самилла, усаживаясь на мягкую кровать.
  
   - Я не стану отвечать на твои вопросы. Я хочу, чтобы ты мне все объяснила. Где я нахожусь? Откуда ты знаешь меня и Валерия?
  
   Самилла коротко хохотнула.
  
   - Ты похожа на занудную училку. Брось это, Аля, я тебя умоляю.
  
   Александре стало страшно. "Аля". Так называл ее только Валерий.
  
   - Все очень просто, присядь, - вновь начала Самилла.
  
   Она постучала ладонью по одеялу, приглашая Александру сесть рядом. Александра, сама не зная почему, поддалась приглашению и опустилась на мягкую ткань. Чувствовала она себя уставшей, вдобавок начинала болеть голова.
  
   - Чтобы попасть в ваш мир, чтобы, как я уже говорила, любить, огорчаться, ненавидеть, дружить, радоваться и трахаться... ну последнее, разумеется, важнее всего, - Самилла криво улыбнулась, покосившись на Александру. - В общем, мне нужно человеческое тело, нормально тело. Не абы какое, а красивое, идеальное женское тело.
  
   Александра вновь вспомнила красавицу, с которой застукала Валерия. Совсем недавно, но в каком-то другом мире.
  
   - Та, о ком ты думаешь, шлюха, - Самилла вновь прочитала ее мысли, Александра была обескуражена. - Карамель шалава. Конечно, Валерий был бы немало удивлен, увидев меня... он ведь совсем другой меня создавал... чуткой, доброй, заботливой, прямо, как ты, но при этом красивой, как она. И сумасбродной, как Юля.
  
   Александра ничего не понимала. То, о чем говорила Самилла, казалось ей невероятным бредом. Протянув руку к тумбочке у кровати, Самилла вытащила из ящика деревянную шкатулку. Открыла ее и достала оттуда небольшую цветную фотографию.
  
   - То, что мне нужно, находится в кейсе у этого человека. Модель моего идеального тела.
  
   Самилла протянула снимок Александре. На нем она увидела симпатичного мужчину в черном плаще и с кейсом в руках. С обратной стороны фотографии было написано витиеватым женским почерком одно слово: "БАРТЕНЕВ".
  
   - Инга, увы, не справилась с заданием. Я знаю, что тебе известна эта женщина, - сказала Самилла и извлекла из шкатулки следующую фотографию. На ней была запечатлена Инга.
  
   - Инга причем здесь? - Александра была удивлена в очередной раз. Каждая ее попытка что-либо понять заканчивалась крахом, как только Самилла выдавала что-то новое.
  
   - Инга совсем не та, за кого ты ее принимала. Она моя подручная, если так можно сказать. К сожалению, бывшая.
  
   - Что с ней? - спросила Александра, вспомнив загадочное исчезновение Инги из больницы.
  
   - Она мертва, - безразлично ответила Самилла и достала следующий снимок.
  
   На третьем фото Александра увидела ту самую красавицу, любовницу Валерия и даже задохнулась от удивления. Перевернула снимок и прочитала: "КАРАМЕЛЬ". Задумалась:
  
   "Кто она такая? Что это за имя?"
  
   Самилла сказала:
  
   - Карамель, та самая шлюха. Именно ей Валерий отдал мое законное место в постановке. Она будет играть меня, представляешь? Эта любительница сосать члены.
  
   - Она тоже мертва? - онемевшими губами спросила Александра, подумав о том, что Валерий, возможно, насиловал мертвую женщину.
  
   Самилла звонко рассмеялась и опустила ладонь на плечо Александры.
  
   - Эта? Живее всех живых. А вот Валерка поступил совершенно верно, что трахнул ее. У него давно на нее член стоял, скажу тебе по секрету. И вот он, наконец, улучил хорошую возможность, когда Карамель нажралась в хламину просто, - Самилла хихикнула, заговорщицки подмигнула Александре и ее левая бровь изогнулась тонкой упрямой стрелой.
  
   Самилла придвинулась ближе к Александре так, что слегка коснулась локтем ее правой груди.
  
   - Ты когда-нибудь хотела заняться этим с женщиной?
  
   - Чем? - Александра с удивлением воззрилась на нее, немного отстранившись в сторону. Неожиданно она испытала приступ дежавю. Подобный вопрос ей уже задавала Инга в том странном сне.
  
   Тонкие брови Самиллы подпрыгнули к самому лбу и она опять расхохоталась.
  
   - Сексом, дурочка. Лизала пилотку? - увидев непонимание на лице Александры, Самилла добавила: - ****у, манду, дырочку, щелку...
  
   Самилла машинально прикрыла рот рукой после произнесенных слов и Александра невольно рассмеялась.
  
   - Я грязная сука? - проговорила Самилла и тоже засмеялась. - Ладно, оставим это.
  
   Она вытащила четвертый снимок. Александра уже не удивилась, увидев на нем ту молоденькую девушку, фотографии с которой обнаружила в квартире Валерия. С обратной стороны прочитала: "ЮЛЯ"
  
   "Так вот, как ее звать".
  
   Самилла продолжила:
  
   - Это Юля. Вторая подружка Валерия, не считая тебя. Спешу, тебя успокоить, Аля, у них ничего не было. Не трахались они. Понимаешь? Хотя, девчонка нашего Валерку тайно хочет... вернее хотела...
  
   - Я не понимаю, - устало произнесла Александра. - С ней что случилось?
  
   - Это не относится к нашему делу, - отрезала Самилла. - Смотри сюда.
  
   Она извлекла из шкатулки пятую и последнюю фотографию. Протянула ее Александре и у той перехватило дыхание от неожиданности. На снимке красовалось ее собственное лицо крупным планом. Александра перевернула фото, на обратной стороне стояла подпись все тем же почерком с завитушками: "АЛЯ".
  
   - Кто это? - кокетливо поинтересовалась Самилла, будто не знала.
  
   - Я, - подавленно ответила Александра.
  
   Самилла отрицательно покачала головой.
  
   - Теперь не ты, а временная я.
  
   Александра удивленно вперилась в лицо Самиллы.
  
   - Я давно следила за всеми вами. С того самого момента, как получила возможность находится в вашем мире, - Самилла помедлила. - Валерий никогда не говорил тебе обо мне? О своей пьесе? - спросила Самилла, в глазах ее сиял неподдельный интерес.
  
   - Нет, - сказала Александра и отвела взгляд, - мы редко говорили о его творчестве. - Александра помолчала, а после добавила с некоторой долей грусти в голосе: - Он не пускал меня в свой выдуманный мир. Не хотел. Боялся, наверное, что я разрушу его мечты.
  
   - Значит, ты и имени моего не слышала от него?
  
   - Не помню. Скорее всего, нет.
  
   Александра заметила, как переменилось гордое и красивое лицо Самиллы. На нем пролегли тени разочарования и потери интереса к теме обсуждения.
  
   Самилла вяло махнула рукой и продолжила:
  
   - В общем, мне нужно твое тело. Временно. Потому как на Анжелу, одну из моих помощниц, и остальных рассчитывать особенно не приходится. Чувствую, что придется брать дело в свои руки. И именно с твоей помощью я доберусь до кейса и заполучу свою модель. А дальше уже дело техники, тебя не касается. Ты будешь свободна.
  
   В какой-то момент Александра перестала слушать Самиллу. Ей стали безразличны ее откровения и планы. Она не верила ни единому слову, ощущала дикую, тянущую усталость во всем теле. Словно от ломки.
  
   - Кстати, помнишь тот сон, где ты занималась любовью с Ингой? Тебе понравилось?
  
   "Откуда она знает?" - подумала Александра, испытав укол испуга.
  
   Самилла резким движеним вскочила с кровати, широко расставила ноги и обеими руками задрала длинный подол платья. На ней не было трусиков, что стало очередным шоком для Александры. Она отметила, что лобок Самиллы абсолютно гладкий, как у совсем юной девочки. Но то, что произошло дальше, не укладывалось ни в какие рамки. Самилла прикрыла глаза и из ее влагалища потекла тонкая струйка мочи, которая вскоре переросла в мощный поток. Когда последние капли упали на цветастый ковер, у ног Самиллы образовалась настоящая лужа.
  
   - Подожди здесь минутку, я скоро вернусь, - внезапно сказала она, опустила подол платья и вышла из комнаты, заперев дверь снаружи на ключ.
  
   Александра откинулась на кровати, уставившись немигающим взглядом в рельефные потолочные плитки. Ей было наплевать даже на то, что ее заперли в незнакомой комнате, в чужом доме... И в доме ли вообще? Ей было все равно, что в комнате теперь пахло свежей женской мочой. Перекатившись на другую сторону кровати, Александра заметила лежащую на прикроватной тумбочке толстую пачку листов. Протянула руку и взяла ее. На титульном листе Александра прочитала напечатанные слова:
  
   "ЧЕРНО-БЕЛЫЕ ДНЕВНИКИ"
  
   Она принялась быстро листать беспорядочно сложенные листы, на которых мелким шрифтом были напечатаны истории о людях, чьи имена и фамилии были ей уже знакомы. Выхватив взглядом случайный отрывок на одной из страниц, Александра прочитала:
  
   * * *
  
   "Она подползла к Павлу, заглянула в стеклянные, подернутые мутной завесой глаза, положила ладонь на его горло. Из рваного отверстия в районе адамова яблока обильно текла густая темная кровь, рыхлая плоть вокруг источала запах паленого.
  
   - Пашенька мой! Не умирай, очнись, прошу тебя! - прокричала Юля, заливаясь слезами и тряся его за ворот куртки. - Да что же это... Что... Как? Как...
  
   Похлопала Пашку по бледнеющим щекам, оттянула нижние веки, но никакой реакции не было.
  
   - Нет, не умирай, прошу...
  
   Юля, поднявшись на ноги, выбежала в коридор и закричала надрывающимся голосом:
  
   - Помогите, кто-нибудь! Пожалуйста, помогите мне! Прошу, помогите, Господи...
  
   Правая нога подвернулась, и она упала на пол, сквозь слезы, застилающие глаза, различив аморфные силуэты бегущих к ней людей в белом".
  
   * * *
  
   Дрожь нехорошего предчувствия пробежала по спине Александры. Она вынула из стопки другой лист, просмотрела текст и ее сердце, оборвавшись, упало куда-то в живот, а дыхание перехватило в груди. На странице было напечатано:
  
   * * *
  
   "Александра посмотрела на треугольный холмик волос, что украшал ее лобок. Сейчас он показался ей некрасивым и небрежным, каким-то обыденным. Помедлив немного, взяла в руки флакон с пеной и бритву, решив переступить через моральные принципы, которыми руководствовалась всю жизнь.
  
   "Боже мой, бритье лобка это не такой уж серьезный шаг в жизни", - мысленно рассмеялась Александра и принялась за дело.
   Движение за движением плавно сбрила волосы с кожи и с огромным удивлением почувствовала себя свободнее. От самой себя, от собственных устоев и барьеров, через которые не могла переступить ранее. Встала под душ и мощная струя воды смыла пену и остатки темных волос с лобка, явив его первозданный вид. Провела пальцами по гладкой коже, ощутив приятную дрожь, пробежавшую по телу, и холодок в животе".
  
  
  
  
  ДВЕ ТЫСЯЧИ ОГНЕЙ В ТЕМНОТУ
  
  
  (БАРТЕНЕВ)
  
  - Полина.
  
  Бартенев открыл глаза. Лицо девочки перед его глазами тут же развеялось. Тело била мелкая дрожь. Ему снилось, как он стягивал одеяло с кровати, и в этот раз под ним было пусто. А он его стягивал и стягивал, стягивал и стягивал, снова и снова. Голова раскалывалась от боли. Это было невыносимо.
  
  "Где я?" - ворвалась в голову первая мысль, и Бартенев поднялся с постели.
  
  Ниаракамск. "Монте-Карло". Инга. Анжела. Кейс. Осмотревшись, он понял, что находится в номере отеля. За окнами было темно. Стояла глубокая ночь.
  
  Неожиданно Бартенев все вспомнил. Воспоминания ударили в голову бурным потоком. Они что-то пили. Он и Анжела. Пили виски. Долго занимались сексом. Бартенев отчетливо вспомнил свои ощущения, когда кончил внутрь нее. Это были спазмы. Мышцы живота свернулись в тугую пружину, которая распрямилась в момент эякуляции. Мощный поток спермы ударил в анальное отверстие девушки. Она громко застонала...
  
  "Я кончил в ее жопу. Залил спермой ее кишки. Вот это класс! - подумал Бартенев и рассмеялся. - Но где же она сейчас, эта шлюха?"
  
  Он потерял голову.
  
  Они о чем-то говорили, но Бартенев не мог вспомнить, о чем именно. А потом он принес в номер кейс с грузом. Он это отчетливо помнил. Сам принес его. Спустился на улицу, вытащил кейс из "лексуса" и принес в номер. Зачем? И почему Анжела сама не забрала чемоданчик, а он добровольно отдал его ей? Это оставалось загадкой.
  
  "Все вышло из-под контроля, - подумал Бартенев, в отчаянии кружа по комнате. - Она убить меня хотела. Какого хера я стал трахаться с ней?"
  
  Он вспомнил, как Анжела предложила заняться сексом, и у него сорвало крышу. Они выпили, а потом его мозг отключился. Полностью.
  
  - Все вышло из-под контроля. На хрен вышло... - проговорил Бартенев громким шепотом, и ужасная боль вновь пронзила череп.
  
  "О чем я только думал? Может эта тварь мне подсыпала что-то?"
  
  Он нашел в темноте брюки и рубашку. Включив свет, оделся и поискал галстук, но безуспешно. Плащ валялся на полу. Оружия не было. Анжелы и кейса с грузом тоже. Чемоданчик с деньгами остался в машине. Бартенев это помнил.
  
  Из-под дивана выглядывал его мобильник. Бартенев поднял его и, взглянув на экран, увидел три пропущенных звонка от Шефа. Отключил телефон и сунул в карман брюк. Поднял плащ и проверил карманы. Пистолетов, конечно же, не было, зато все остальное оказалось на месте - личные дела Инги и Юли, коробочка для дочери Шефа и цепочка с ключом из живота Инги. Он совсем забыл об этом ключе.
  
  - Проклятье! - прокричал Бартенев, надев плащ, затем размахнулся и ударил кулаком по стене. Гипсобетон в ответ на грубую силу лишь задрожал.
  
  "Зачем я притащил сюда кейс? Идиот".
  
  Бартенев ногой толкнул столик, на котором стояли два бокала и бутылка. Тот опрокинулся со звуком разбивающегося стекла. Пройдя в коридор, он огляделся по сторонам.
  
  "Где мне теперь искать..."
  
  Мысль оборвалась, когда Бартенев увидел раскрытую дверь ванной. Зажег свет, и кафельные плитки ослепительно вспыхнули, переливаясь белым мрамором. На полу ванной лежала обнаженная девушка с множеством косичек на голове. Ее он сразу узнал. Это была Анжела. Она лежала на спине, живот был разрезан, являя красные внутренности, а на месте ее грудей было месиво из мяса, кожи и крови. Бартенев перевел взгляд и увидел два окровавленных комочка, что лежали в ногах трупа. Это были груди. Отрезанные груди Анжелы. Кровь была на полу, на зеркалах, в раковине и в круглом джакузи. Он подошел ближе.
  
  Посиневшее лицо мертвой девушки искажала дикая гримаса боли. Глаза ее были открыты и на Бартенева смотрели застывшие, лишенные всякого цвета зрачки.
  
  "Это их рук дело, - решил он после того, как покинул ванную комнату. - Тех людей, которым я должен был отдать кейс, и чьих коллег перерезала Анжела в том внедорожнике. Они и забрали чемоданчик. На кого же работали Инга и Анжела?"
  
  Он сдвинулся с места и заметил, что входная дверь номера приоткрыта. За ней виднелся пол коридора, украшенный крупными каплями крови. Бартенев рванулся из номера, но как только перешагнул порог, запнулся обо что-то ногой и, матерясь, упал на пол.
  
  - Что за херня?! - прокричал он, потирая ушибленное колено.
  
  Рядом с открытой дверью в номер лежал кейс Шефа. Тот самый, с секретным грузом внутри. Бартенев, вздохнув с облегчением, потянулся к нему.
  
  И тут же отпрянул. Перед его лицом возник расплывчатый силуэт девочки.
  
  - Привет, папа, - сказала Полина, протянув к руку к лицу Бартенева. Коснулась его щеки и прошептала каким-то неестественно взрослым голосом: - Почему ты позволил ей меня убить?
  
  Шепот отразился эхом от стен:
  
  "Почему ты позволил ей меня убить? Позволил ей меня убить... ей меня убить... меня убить..."
  
  Капля пота затекла в глаз, и Бартенев моргнул. Затем вновь посмотрел перед собой, но его умершей пятилетней дочери уже не было. Видение исчезло.
  
  Он рывком схватил кейс. Судя по весу, содержимое осталось на месте. Кейс был невредим.
  
  "Кто будет следующим охотником?" - промелькнуло в голове Бартенева.
  
  Он пришел к выводу, что следует опасаться женщин. Подозрительных женщин. Любая может оказаться охотницей.
  
  "А еще и агенты".
  
  Бартенев обернулся назад, увидел двоих мужчин с белыми масками на лицах и пулевыми отверстиями в головах, которые лежали на полу коридора. Их руки были раскинуты в стороны, а рядом с трупами валялись два автомата.
  
  
  18 сентября 2009, пятница
  
  (КАРАМЕЛЬ)
  
  Его мобильник был отключен. Валерий вечно пропадал в те минуты, когда был мне так нужен. Столько всего свалилось... Я до сих пор не могла понять, что со мной случилось утром четверга, но чувствовать себя стала лучше. Неприятные ощущения почти полностью прошли. А в неведении всего происходящего я оказалась по вине Валеры, который неизвестно куда запропастился и не желал выходить со мной на связь. Сукин сын!
  
  На похоронах Минорского я чувствовала себя невероятно одинокой. Мне хотелось стать невидимой, чтобы эти люди, собравшиеся у гроба, не могли меня видеть. Чтобы женщины, которых я видела впервые в жизни, перестали сверлить мое лицо своими взглядами со сквозящим в них презрением. Они меня даже не знали. С чего такое отношение? Я не понимала.
  
  Стоял дикий холод. Я съежилась от ледяного ветра, запахнула воротник пальто и, сняв перчатки с рук, размяла околевшие пальцы. Это был самый холодный сентябрьский день за всю мою жизнь.
  
  Все присутствующие по одному подходили к закрытому гробу, касались рукой крышки и что-то говорили. Выглядел Минорский, должно быть ужасно. Я, наверное, не упомянула об этом, но Татьяна, его сестра, сказала, что ее брата еще долго били по голове чем-то тяжелым уже после того, как он умер. От черепа почти ничего не осталось. Я не хочу себе это представлять.
  
  Хоть Минорский и был публичным человеком, проводить его в последний путь явились только десять человек, не считая меня. Может дурная слава распространилась так быстро? Когда гроб опускали в могилу, эти люди скорбными взглядами проследили за ним до самой земли. Я единственная не подошла к гробу. Не смогла.
  
  Тогда я была уверена, что Минорский мертв. Это сейчас я сомневаюсь в этом. Были ведь похороны, люди, пришедшие проститься с ним. Разве стал бы кто-то разыгрывать весь этот цирк только для того, чтобы меня одурачить? Да и с какой стати? Но то, что случилось позже, переходит все границы.
  
  "Пришла все-таки?" - высокомерно поинтересовалась женщина, возникшая рядом со мной.
  
  От неожиданности я вздрогнула и молча воззрилась на нее. По голосу я поняла, что это и есть та самая Татьяна. Сестра Минорского была некрасивой женщиной примерно лет сорока. Ее лицо с острым подбородком и выпученными глазами внушило мне неприязнь.
  
  "Я не могла не..." - начала я, но она меня прервала:
  
  "Не оправдывайся. Я знаю, как опустила его в твоих глазах своим рассказом".
  
  "Так это все правда?" - почему-то спросила я, в глубине души надеясь, что она признается во лжи.
  
  Татьяна вдруг рассмеялась.
  
  "Что здесь смешного?" - подумала я, заметив, что могилу уже почти полностью засыпали землей, а все собравшиеся куда-то разошлись.
  
  "Правда, правда. Ты не в раю, наш мир жесток. И те, кого ты хорошо знаешь, в ком уверена, часто на деле оказываются совсем другими", - сказала она.
  
  К нам подошла некая пожилая женщина и остановилась за спиной Татьяны. Принялась пристально разглядывать меня. А я в этот момент подумала о том, как Татьяне удалось так сразу узнать меня. Наверняка видела фото, что делал ее брат. И тут же я представила себе, в каком именно виде она созерцала меня на этих снимках. От этого мне стало не по себе.
  
  "Что вылупилась, сучка? Проваливай, куда подальше", - с вызовом произнесла пожилая женщина из-за спины Татьяны и ее слова, словно пощечина, вернули меня в реальность.
  
  "Что?" - рассеянно отозвалась я, сконцентрировав взгляд на новоприбывшей.
  
  Кем она была, понятия не имею. Но у гроба я эту женщину не видела.
  
  "Успокойтесь, Нина Сергеевна", - спокойно сказала Татьяна, но смотрела при этом на меня.
  
  "****ой светить и парня хорошего совращать так мастерица", - выкрикнула старуха и, выйдя из-за спины Татьяны, оказалась передо мной.
  
  Ее реплика ошеломила меня и я оглянулась, чтобы удостовериться, что этого никто не слышал. Но к моему ужасу все немногочисленные знакомые Минорского, мужчины и женщины, теперь стояли сзади немного в стороне от меня, хотя минуту назад там никого не было. На лицах некоторых из них промелькнули глупые улыбки, когда наши глаза встретились.
  
  Неожиданно для себя я ощутила, как мои щеки загорелись огнем, и я громко произнесла, устремив испепеляющий взгляд на пожилую бабу:
  
  "Заткнись, старая дрянь, а ни то..."
  
  Я не закончила, задохнувшись от гнева.
  
  "А ни то что?" - ехидно спросила настырная тетка, и я уже хотела залепить ей пощечину, но она меня опередила.
  
  Это было так... так... дико и невообразимо. Меня никогда не били по лицу. Я вскрикнула и упала на землю. Щека онемела, а из носа потекла кровь.
  
  Все присутствующие смеялись надо мной, то и дело что-то шепча друг другу на ухо. Ударившая меня баба развернулась и зашагала прочь от остальных. Растерянность и испуг во мне сменились дикой яростью, я поднялась на ноги, желая разорвать проклятую стерву на куски.
  
  Кинулась за отдаляющейся старой сучкой, но Татьяна крепко ухватила меня за локоть и прошипела:
  
  "Не смей".
  
  Я резко рванула руку, едва не оставив кусок материи от пальто в ее пальцах, и побежала вперед.
  
  "Остановись", - сказал мне вслед кто-то другой. Голос был какой-то странный, и не мужской и не женский. Во всяком случае, мне так показалось.
  
  "Стой, сука!" - выкрикнула я, когда подбежала к проклятой старухе, оказавшись у нее за спиной.
  
  Женщина обернулась, и я от испуга, поразившего меня, резко отступила назад. Обо что-то споткнулась и вновь грохнулась на задницу. Все пространство вокруг заполнилось звуками моего раскатисто бьющегося сердца.
  
  
  (ВАЛЕРИЙ)
  
  Во второй половине дня в моей квартире раздался звонок телефона, который стал последним сигналом, предвещающим окончательный и бесповоротный переход моей жизни на другой уровень, непредсказуемый, кошмарный и совершенно немыслимый. Я о таком и подумать не мог раньше.
  
  О, Господи!
  
  Звонили из морга.
  
  Некий мужчина тихим грудным басом сообщил мне, что у них в настоящее время находится неопознанный труп, при котором была найдена визитка с моим именем и контактными данными. Прыгнув в машину, я помчался в городской морг, находящийся рядом с больницей, где работала Александра, и где лежала Юля.
  
  Я думал о том, чей же это мог быть труп. Визитки я раздавал многим людям, но перед моими глазами настойчиво стояло лицо Александры. Я опасался взглянуть правде в глаза, но где-то в глубине себя отчетливо чувствовал, что это она. Александра. Ведь она так внезапно исчезла. А прошло уже больше суток. С ней за это время могло случиться все, что угодно. Ее могли убить. Она могла в шоковом состоянии попасть под машину. И все из-за меня. Ну почему я сделал это? Почему поддался своим слабостям? Вытерев выступившие слезы, я вошел в серое здание морга и ощутил, как холод смерти насквозь пронзил мои внутренности.
  
  А ведь я даже не спросил, какого пола был труп. В моей груди вдруг затеплилась надежда. Но тут же оборвалась, когда огромный мужчина, видимо тот, что звонил, подвел меня к одной из металлических каталок, на которых лежали накрытые простынями тела. Санитар ничего не говорил, только торопливыми жестами показывал, куда следует идти. Передо мной стояла каталка, и на ней лежало чье-то тело, накрытое белой простыней с проступившими на ней пятнами крови.
  
  Мне стало страшно. Плакать больше не хотелось, зато мое тело сковал такой дикий ужас, что мне захотелось развернуться и убежать из этого проклятого места. Я оглядел работника морга. Санитар был слишком толстым и высоким, выше меня, наверное, на две головы, в перепачканном засохшей кровью и чем-то еще желтого и зеленого цветов. Черные волосы его блестели жиром.
  
  "Приготовьтесь, - произнес он, - зрелище еще то. Не из приятных, надо сказать".
  
  И прежде, чем я успел осмыслить сказанное, санитар резким движением руки сорвал простыню, обнажив окровавленную груду чего-то непонятного.
  
  "Этого не может быть", - подумалось мне тогда.
  
  Я с минуту пытался осознать увиденное, а когда смог, наконец, различить лицо невообразимо обезображенного трупа, волна тошноты захватила меня и я, отвернувшись, опустошил содержимое желудка на бетонный пол. Обернулся к сотруднику морга, покачнулся и едва не упал, но он вовремя поддержал меня за руку. Ладонью другой руки я машинально стал вытирать губы. Сказал себе, что больше не посмотрю на каталку. Но не мог не смотреть.
  
  "Да что с тобой парень? Еще одного трупа мне..." - сказал санитар что-то вроде этого, а дальше я уже не расслышал.
  
  В ушах зазвенело. Мне приходилось ежесекундно делать усилия над мышцами, чтобы не упасть. Я смотрел на ее лицо, на обнаженное тело, которое было разрезано пополам. Мои глаза заслоняла белая пелена, и я то и дело тер их кулаками, в горле повис мерзкий комок. Мне хотелось сбежать, не видеть этого кошмара. Никогда. Больше. Не видеть.
  
  Ведь это была она. Это была Юля.
  
  Моя Юля. Мертвая.
  
  М Е Р Т В А Я
  
  И нижняя часть туловища практически отделена от остального тела. Рваный разрыв проходил в самом низу живота, откуда выпали наружу внутренние органы. Ноги ее держались буквально на нескольких кусочках плоти и кожи. Кишечник размотался, и часть его лежала на каталке рядом с телом.
  
  "Как?" - только и смог вымолвить я, задыхаясь от потрясения.
  
  Сердце бешено стучало в груди, и я думал, что сейчас схвачу инфаркт.
  
  "Ее обнаружили на железной дороге, здесь, недалеко от больницы, - произнес санитар и указал на дальнюю стену. - Причина налицо, самоубийство. Машинист сказал, что девушка кинулась под колеса локомотива, как только он оказался в метре от нее. Так вы ее знаете?"
  
  Я какое-то время смотрел на мужчину, а затем, едва ворочая языком, ответил:
  
  "Да... знаю".
  
  "Как ее имя? Кем эта девушка вам приходилась? - монотонно отчеканил работник морга, вновь накрывая простыней тело Юли. - В милиции хотят с вами побеседовать".
  
  Я сказал:
  
  "Юлия Калинина, она моя хорошая подруга. Она лежала в больнице..."
  
  И тут замолк, только сейчас вспомнив, что Юля еще вчера пребывала в глубокой коме. Как же это могло случиться? Ведь только минувшим вечером я сидел в ее палате и держал за руку.
  
  Санитар настороженно посмотрел на меня, после чего протянул мне цепочку с половинкой Юлиного кулона, возникшую у него в руке, будто у фокусника.
  
  "Это было на погибшей", - сказал он, а я в оцепенении уставился на половину красного сердечка, которая теперь лежала на моей ладони.
  
  * * *
  
  Я направился к выходу, а перед моими глазами стояло лицо Юли. Это были словно фотографии, которые мелькали одна за другой.
  
  Ее игривые глаза, фальшивая смущенная улыбка, розовые щеки, озорное подмигивание, томно прикрытые веки, растрепанные светлые волосы...
  
  ...ставшие мутными зрачки, пятна крови на щеках, бесцветная кожа, грязные, в крови волосы, разорванный живот, слизкие внутренности, выпавшие из него, изогнутые под неестественным углом ноги...
  
  "Эй, вы должны дождаться милицию, я им обещал..." - раздался позади меня голос санитара, но я не обернулся.
  
  Через минуту сидел в машине и судорожно искал в мобильнике номер Карамели.
  
  "Слушаю", - ответила она, и голос ее был каким-то поникшим, словно это и не Карамель вовсе сняла трубку, а кто-то чужой. Мертвый.
  
  "Карамель, это ты?" - спросил я, желая удостовериться, что не ошибся номером.
  
  "Я это, Валер, я", - усталым голосом произнесла она, даже не попытавшись что-либо съязвить в своем привычном стиле. Я сразу понял, что у нее тоже что-то произошло. Вначале испугался, что она скажет о случившемся прошлым утром, но Карамель, как я в итоге понял, действительно все забыла. На тот момент я смог вздохнуть спокойно.
  
  "Ты дома?" - спросил я.
  
  Она ответила, что дома.
  
  "Я сейчас заеду за тобой. Мы летим в Ниаракамск", - проговорил я и, не дожидаясь ее ответа, сбросил вызов.
  
  В голове назойливо крутилась одна мысль: в конце концов, Юля все же добилась своего, достигла своей последней ужасной цели. Я по сей день не понимаю к чему она стремилась. Думаю, что точку в ее решении покончить с собой поставила смерть Павла. И даже сейчас, когда столько всего еще случилось, перед моими глазами стоит мертвое, безжизненное лицо Юли. Юли, ответов от которой я уже не услышу. И не увижу ее живой.
  
  
  (САМИЛЛА / АЛЕКСАНДРА)
  
  Она потеряла тело. Зато стала невидимой для врагов, и это не могло не радовать. Самилла брела по городу, проходя сквозь стены домов, сквозь машины и сквозь людей. Ей нужно было подумать над дальнейшими действиями, ведь без нового тела она не могла продолжать охоту за кейсом, который практически был у нее в руках. Да что там, он был у нее в руках. Только удержать его она не смогла.
  
  События прошедшей ночи были, словно страшный сон...
  
  * * *
  
  ...Самилла свернула за угол одиннадцатиэтажного дома, расстегнула кожаные штаны и просунула в них руку, чтобы поправить трусы Александры, которые почему-то стали больно натирать кожу.
  
  "Как она в них ходила?" - подумала она, распрямляя ткань белых хлопковых трусиков.
  
  Самилла еще не привыкла к телу Александры. Это было так необычно, находиться в чужом теле. Особенно, когда оно тебя совсем не слушалось. Самилла засунула пистолет-автомат за ремень и, дотронувшись пальцами до саднящей раны на лбу, вспомнила, как разделась сама, толкнула Александру на кровать, затем стянула с нее ночную рубашку и трусы. Пришлось даже применить силу, чтобы эта сучка вела себя смирно, отсюда теперь и рана на голове...
  
  * * *
  
  ...Самилла легла на Александру сверху, вдавив ее спину в мягкую постель своим весом, их соски и лобки соприкоснулись между собой, она почувствовала всем телом, как сотни мелких иголок вонзились в ее плоть. После этого Самилла уже не была собой, она стала Александрой, завладев не только ее телом, но и мыслями, подавив разум женщины.
  
  Сознание Александры отошло на второй план, отключилось, заснуло. Теперь в ее голове властвовала она, Самилла. От Александры осталось только тело, не идеальное, но годящееся для выполнения миссии.
  
  Самилла села на первый самолет до Ниаракамска и ночью была в отеле "Монте-Карло", где остановились Анжела и Бартенев. Номер, в котором они поселились, оказался не заперт. Внутри Самилла обнаружила труп Анжелы в ванной и спящего Бартенева в комнате. Кейс с необходимыми ей моделями тел лежал на столе и Самилла, подняв его, решила не терять времени. Она знала, что кейс представляет интерес не только для нее. Есть и другие люди, жаждущие завладеть чемоданчиком. Еще Самилла прихватила два пистолета, которые одиноко валялись на полу.
  
  Как только она оказалась за порогом номера, двое вооруженных людей в белых масках преградили ей путь, наставив на нее дула автоматов. Самилла резким движением руки бросила кейс в мужчин с оружием и тут же, воспользовавшись их замешательством, вытащила из-за спины пистолет и поочередно выстрелила в головы обоих. Она посчитала чудом, что ей удалось застрелить этих мужчин, и потому решила не рисковать кейсом, за которым так долго охотилась. Оставив чемоданчик у двери номера, решила вернуться за ним, как только убедится в отсутствии других противников вблизи гостиницы.
  
  Однако у выхода из отеля ее поджидали еще несколько человек в масках. Мужчины бросились за ней, но Самилле удалось сбежать, попутно отстреливаясь. Когда позади осталось три квартала, она заметила, что преследователи отстали, и свернула за здание, чтобы отдышаться и поправить сбившиеся трусики.
  
  Теперь нужно было возвращаться в отель, пока Бартенев еще спал. Брать кейс и... что делать дальше, она не знала. Как его открыть? Как использовать то, что было внутри? Что представляли собой эти модели тел? Она знала только, что они там есть. Или она. Сколько их там, этих моделей? У нее будет выбор? Модели в кейсе есть - только это было известно Самилле из личных источников и больше ничего.
  
  "Потом разберусь. Нужно решать проблемы по мере их появления", - решила она.
  
  Подошла к противоположному концу здания, снова вытащила пистолет, высунулась из-за угла и, удостоверившись в том, что путь свободен, направилась к отелю другим путем между домов.
  
  Внезапно сзади раздались шаги. Самилла замерла на месте, а обернувшись, получила сильный удар в лицо. Пистолет из руки выпал на асфальт, а в глаза попала кровь, брызнувшая из ее же носа.
  
  * * *
  
  Александра открыла глаза, не в силах понять, где она находится. Вспомнила, как Самилла раздела ее, после чего обнаженная легла сверху и их тела соприкоснулись. Дальше Александра провалилась в глубокую бездну, а теперь, открыв глаза, обнаружила себя лежащей на сыром уличном асфальте.
  
  Она повернула голову, но в этот момент кто-то схватил ее сзади за волосы. Александра вскрикнула и дернула головой. Ее горла коснулось зазубренное лезвие, а краем глаза она заметила склонившегося над ней человека в белой маске. Попыталась вырваться, но не смогла. Кто-то крепко прижал ее к земле, поставив ногу на спину. Рот Александры заполнился кровью, когда лезвие рассекло кожу ее горла и проникло внутрь, врезаясь в плоть.
  
  Режущая боль парализовала ее тело, молнией ударив в сердце, которое, казалось, вот-вот вырвется из груди. Она принялась судорожно глотать воздух, но он пузырьками выходил через рваную рану в горле вместе с ручейком крови. Александра почувствовала сильную боль и холод металла глубоко в задней части шеи, но лишь на секунду. Под ее лицом, тем временем, образовалась красная лужа, куда падали вытекающие из рассеченного горла капли крови. Издалека прозвучал чей-то искаженный голос, но Александра не разобрала слов... перед ее глазами опустилась полная тьма.
  
  
  (БАРТЕНЕВ)
  
  Он вышел из "лексуса", держа в одной руке кейс с ценным грузом, а в другой небольшую лопату, найденную в багажнике. Почти полностью рассвело, и Бартенев решил поторопиться, пока охотники за чемоданчиком, кем бы они ни были, не обнаружили его.
  
  Спустился за обочину и прошел несколько метров вглубь леса. Пока копал яму, думал о том, что ему еще сильно повезло. Кейс с неизвестным содержимым на месте, деньги тоже. Бартенев решил для себя, что не отдаст кейс никому, чего бы это ему не стоило. Слишком многое он прошел, чтобы теперь так легко сдаться. Необходимо было залечь на дно, спрятать кейс на какое-то время, пока он не раздобудет другую не примелькавшуюся тачку и не сделает еще кое-что.
  
  Он плотно утрамбовал землю, под толщей которой нашел временное прибежище таинственный чемоданчик. А он мог стоить Бартеневу жизни.
  
  "Скоро вернусь за тобой", - мысленно попрощался Бартенев с кейсом, постоял немного прислушиваясь к проносящимся мимо автомобилям.
  
  * * *
  
  В Ниаракамске Бартенев отыскал другой отель на противоположном конце города. Войдя в новый номер, он ухмыльнулся, вспомнив о том, что сбежал из "Монте-Карло", не оплатив ночь и оставив в придачу труп в номере и два в коридоре. Произошедшее его больше не касалось. Он только немного жалел, что не взял автоматы мертвых агентов. Зато приобрел на черном рынке два новых пистолета, ведь его оружие куда-то пропало. А также купил в магазине стильной одежды новый галстук взамен старому.
  
  Бартенев решил провести день в номере, а вечером отправиться в ночной клуб, где можно было бы выпить и снять напряжение вместе с какой-нибудь сексуальной девочкой. После развлечений его ждал закопанный кейс и долгая дорога домой.
  
  * * *
  
  Поиск другой, не столь приметной машины, Бартенев оставил на более позднее время и, поставив "лексус" с внутренней стороны клуба, выходящей во двор, вышел из автомобиля. Чемоданчик, полный денег, остался в багажнике вместе с лопатой.
  
  Бартенев вошел в заведение с вывеской "Красная похоть" и понял, что не зря торчал весь день в пятизвездочном номере с пультом от телека в руке, дожидаясь позднего вечера. Музыка вначале оглушила его, но через некоторое время Бартенев привык к этому звуку, когда уже устроился за свободным четырехместным столиком и заказал выпивку. Перед глазами мелькали разноцветные лучи прожекторов, и Бартенев внимательно следил сквозь них за полуобнаженной девушкой, что задирала ноги у длинного шеста.
  
  - Ваше мартини, - громко произнесла возникшая у столика официантка, силясь перекричать музыку.
  
  - Благодарю вас, - ответил Бартенев.
  
  - Что-нибудь еще? - поинтересовалась девушка с улыбкой.
  
  Он улыбнулся ей и похлопал ладонью свободный стул рядом с собой.
  
  - Присядь, детка.
  
  - О... я... мне надо работать... - прерывисто проговорила официантка, но все-таки села за его столик.
  
  - Вон ту девочку, - сказал Бартенев, указав пальцем на танцовщицу у шеста, - реально трахнуть? Развести на секс?
  
  - Ну, я не думаю, - ответила девушка, косясь на него.
  
  - А тебя, детка? - с улыбкой спросил Бартенев.
  
  Официантка в ответ нервно рассмеялась:
  
  - Это можно. Но не бесплатно.
  
  - О, само собой, у меня есть деньги. Как твое имя, кстати?
  
  - Катя, - улыбнувшись, ответила девушка.
  
  На вид ей было лет двадцать пять или около того. У нее была короткая стрижка, и коричневые волосы забавно стояли на голове острыми кончиками
  вверх. Лицо девушки было щедро накрашено яркой косметикой.
  
  - Тебе нравится эта работа? - поинтересовался Бартенев, чтобы поддержать разговор, хотя ему было абсолютно наплевать на эту девушку. Ему требовалось ее тело. И только.
  
  - Мне нужны деньги.
  
  - Выпей-ка со мной. Давай, давай.
  
  Бартенев заглянул в карие глаза Кати, наливая ей мартини из бутылки.
  
  - Выпьем за нас, - пробормотал Бартенев, и они чокнулись бокалами.
  
  Девушка поморщилась, когда спиртное потекло в ее горло.
  
  - Так зачем тебе деньги? - спросил он, поставив бокал на стол. - Хотя стой, что за глупости я говорю, ведь деньги нужны всем и всегда, так?
  
  Катя кивнула:
  
  - Но у меня особенный случай. Моя дочь... она тяжело больна. Мне нужны деньги на ее лечение.
  
  Бартенев сделал серьезное выражение лица и снова налил мартини в их бокалы. Он понял, что опьянел, так как начал слишком много болтать.
  
  - Я бы не стала трахаться с... вообще ни с кем за деньги... но мне нужно дочку лечить... в общем, сколько дашь за ночь? Я согласна и на анальный секс.
  
  Бартенев не успел что-либо ответить, потому что в этот момент музыка затихла, и включился ровный, но яркий свет потолочных ламп. Танцовщица у шеста куда-то исчезла, а на сцену вышел бородатый мужчина в белом костюме и с микрофоном в руке.
  
  - Раз, раз, как слышно? - произнес он и несколько раз ударил пальцем по микрофону. Затем громким голосом продолжил: - Здравствуйте, уважаемые дамы и господа! Добро пожаловать на это чудесное ночное представление в "Красной похоти"! Я попрошу охрану больше никого не впускать и не выпускать!
  
  Ведущий подмигнул одним глазом, и сидящая в зале публика взорвалась громким смехом.
  
  - Что это? - спросил удивленный Бартенев, прижавшись губами к уху Кати.
  
  Она рассмеялась и чмокнула его в щеку. Бартенев отстранился от нее, внезапно вспомнив странное поведение Инги.
  
  - Это бывает каждую неделю, ты вовремя к нам заглянул, - сказала Катя и почему-то высунула язык.
  
  - Так начнем же развлекаться! - прокричал мужчина на сцене и бросил микрофон на пол.
  
  Раздался жуткий скрежет, от которого у Бартенева заложило уши. Взглянув в сторону выхода, он увидел двоих здоровенных мужиков перегородивших входные двери. Катя рядом что-то пробормотала, но Бартенев не придал этому значения. Неожиданно перед их столиком возникли мужчина в клетчатой рубашке и молодая женщина со странной прической на голове. Сопровождающая парочку официантка с довольной улыбкой пролепетала:
  
  - Присаживайтесь, сейчас я принесу вам выпить.
  
  
  (КАРАМЕЛЬ)
  
  Я запрокинула голову и допила остатки шампанского из бутылки. Настроение мое немного улучшилось, но Валере я ничего не говорила о последних событиях, что полностью вывели меня из равновесия. У него тоже были какие-то проблемы, но он ничего не рассказывал. Мне же и так хватало о чем думать и беспокоиться. Конечно, это было так неожиданно.
  
  Валерий просто позвонил и сказал, что мы летим в Ниаракамск. Впервые я увидела в нем такую нерушимую настойчивость. Он даже не позволил мне и слова сказать. Но я была обрадована, хоть и немного шокирована. Да что там, я была поражена до глубины души. В самом лучшем смысле этих слов. В самолете меня немного тошнило, но в целом перелет мы перенесли хорошо.
  
  Я спросила Валерия о том, что произошло после того, как я отключилась в той забегаловке, а он сказал, что всего лишь отвез меня домой. И все. Оставалось только забыть о случившемся и больше к этому не возвращаться. Что я и сделала.
  
  Ночью мы шли молча по темным улицам, размышляя каждый о своем. Вечерний спектакль прошел превосходно, на сцене я выложилась по полной, несмотря на то, что последние дни меня невероятно вымотали. Валера сказал, что я выглядела истинным воплощением Самиллы. Он был рад за меня и искренне похвалил после того, как все закончилось. Я ему поверила. Сильно устала, и мне уже было все равно. Но усталость эта была приятной, я получила удовольствие от исполненной роли, ведь она стала моим дебютом на большой сцене. Мне удалось хоть немного отвлечься. Выкинуть из головы Минорского, проклятую старуху, посмевшую ударить меня на похоронах.
  
  Я ничего не говорила Валерию. Ни о Минорском, ни о похоронах, ни о старухе. Когда я догнала эту бабу, и она обернулась ко мне лицом, то у нее было лицо моей матери, которую я не видела уже очень давно. Мне показалось. Конечно, показалось. Старуха быстро отвернулась и ушла прочь. Я больше не хочу ее видеть. Никогда.
  
  "Заглянем куда-нибудь?" - догнала я шедшего немного впереди Валеру и взяла его под руку.
  
  "Куда?" - безучастно выговорил он.
  
  "В бордель, найдем тебе там классную бабу", - мысленно улыбнулась я, а вслух сказала:
  
  "Ну, не знаю... в какую-нибудь забегаловку, выпить немного".
  
  "Так ты решила насчет продления контракта с театром?" - спросил он.
  
  Валерий говорил о предложенной мне роли Самиллы во всей серии спетаклей, что должна была продолжаться на протяжении пары недель. Но я для себя уже приняла твердое решение.
  
  "Да, я не останусь", - ответила я.
  
  "Почему"? - спросил Валера и я произнесла:
  
  "Хочу домой. Я узнала, что такое большая сцена, большая роль. Получила удовольствие от этого процесса, но больше не хочу. Я не считаю себя прирожденной актрисой. Модельный бизнес мне ближе. Ты меня осудишь?"
  
  "Нет, - коротко бросил Валера по-прежнему без особого энтузиазма в голосе. - Поехали домой".
  
  А иначе и быть не могло. У нас не было с собой никаких вещей, денег в обрез, в общем, только все необходимое, чтобы продержаться один день. То есть документы, немного наличных и кредитные карты на всякий случай. Гонорар за роль мне пообещали выплатить позже, но это не было для меня важным. Главным стало само ощущение сцены. Мне нужно было это пережить, прочувствовать.
  
  "Но прежде, чем мы отправимся домой, нужно выпить, просто необходимо", - твердо заключила я.
  
  "Только сначала я куплю сигарет", - сказал Валерий и потянул меня к небольшому круглосуточному магазинчику.
  
  "Я подожду здесь", - произнесла я, поправила воротник пальто и крепче сжала пальцами ручку сумочки.
  
  Сначала я увидела тень сбоку от магазина, когда Валера зашел внутрь, и не успела задаться вопросом кто это, как внезапно ко мне стала приближаться, скрипя колесами, инвалидная коляска.
  
  "Извините, у вас денег не будет? Немного. Рублей сто", - негромко сказала молодая девушка, сидевшая в ней.
  
  От вида ее ног у меня похолодело в животе и стало как-то противно. Ноги девушки были на месте, но выглядели очень неестественно, будто попали в огромную мясорубку. Спортивные штаны вздымаются острыми костями коленей, очень тонкие лодыжки искривлены, мясо с них будто содрано, а ступни, обутые в кроссовки, выгнуты под странными углами.
  
  "Пожалуйста. Сто рублей, много не надо", - продолжала клянчить инвалидка, глядя на меня мутными серыми зрачками. Видимо, у нее еще была и какая-то глаукома или что-то в этом роде.
  
  "Что? Денег тебе, сучка? Иди заработай", - жестко проговорила я, теребя в руках кожаную ручку сумочки.
  
  Девушка смотрела на меня, не говоря ни слова. Я продолжила:
  
  "Ну что вылупилась? Я тебе ничего не должна. Проваливай отсюда, ****ая уродка!"
  
  Я отвернулась и медленно пошла к двери магазина. Как раз в этот момент Валерий вышел оттуда с двумя пачками сигарет.
  
  "Идем"? - спросил он.
  
  "Пошли", - ответила я и опять взяла его под руку.
  
  Мы вышли на тротуар, и я обернулась назад. Инвалидка мгновение смотрела на меня, после чего развернула коляску и медленно покатила прочь.
  
  "Смотри, кажется, какая-то забегаловка нарисовалась. Пошли, глянем", - произнесла я, увидев светящиеся голубыми огоньками окна и розовую дверь.
  
  ""Красная похоть""? - с усмешкой проговорил Валера и я рассмеялась:
  
  "Да-да, туда мы и зайдем".
  
  * * *
  
  Худенькая официантка с маленькими грудями, одетая в белую блузку и черную юбку, повела нас к столику, а некий мужчина в темных очках взял нашу верхнюю одежду и сразу же удалился вместе с ней. Оглянувшись, я заметила, что двери за нами запер на ключ один из двух здоровенных бугаев, которому я протянула смятую купюру евро за возможность войти в клуб. Я предположила, что здесь вот-вот начнется самый разгар какой-нибудь вип-вечеринки с голыми мужиками или шлюхами у шеста, выставляющими на всеобщий показ свои сиськи и не только. А это было очень интересно.
  
  "Что будете пить"? - спросила официантка по дороге к столику.
  
  "У вас есть пиво"? - поинтересовался в ответ Валерий.
  
  "Присаживайтесь, сейчас я принесу вам выпить", - пролепетала она, когда мы оказались у четырехместного столика, за которым уже сидели высокий мужчина в черной рубашке с галстуком и другая официантка. Ее я даже не смогла отличить от встретившей нас у входа. Они все были, словно близняшки, эти работницы проститутообразного труда.
  
  Одним словом, парочка за столом меня немало удивила. Однако интерпретация увиденному напрашивалась только одна: богатый мужик снял официантку и посадил за свой столик, чтобы как следует поразвлечься с ней ночью.
  
  Мы устроились за столиком и вскоре нам принесли пиво. Сделав глоток горького темного напитка, я сказала, глядя на нашу соседку:
  
  "Подружка, дашь моему..."
  
  
  
  (ВАЛЕРИЙ)
  
  "...другу помять свои сиськи?" - неожиданно произнесла Карамель, обращаясь к девушке, которая сидела с нами за столом. Это была какая-то официантка.
  
  Нужно сказать, что мои опасения потерпели полный крах, поскольку память Карамели сыграла мне на руку. Теперь я точно убедился, что она забыла все. И мой рассказ о Юле, и произошедший за этим инцидент. Так было лучше. Лучше. Когда мы прилетели в Ниаракамск, я поклялся самому себе, что унесу случившееся в могилу, и ни единая живая душа не узнает о том, как грязно я воспользовался Карамелью. Что изнасиловал ее тем утром, вскоре после того, как Юля совершила попытку самоубийства, перерезав себе вены на руках. Поклялся. А в итоге сижу сейчас, и рассказываю все это на чертов диктофон, потому что моей никчемной жизни все еще угрожает опасность. И я боюсь. Очень боюсь.
  
  "Перестань", - прошептал я на ухо Карамели, заметив, что представительный мужчина в галстуке, сидящий рядом с официанткой, посмотрел на нас и криво улыбнулся.
  
  "Да ладно тебе, Валер, - отмахнулась от меня Карамель, - все равно эти двое трахаться собрались".
  
  Я внезапно почувствовал, как у меня загорелись щеки.
  
  "Что? Больно наглая, тварь? Повыебываться решила?" - с вызовом в голосе ответила официантка, впившись горящими зрачками в лицо Карамели.
  
  "Успокойтесь, девушки", - сказал я и сжал пальцами ладонь Карамели, ощутив кожей какие острые у нее ногти.
  
  Карамель же только рассмеялась. Я вздохнул спокойно, она явно не собиралась продолжать эту перепалку. Сейчас Карамель мне нравилась еще больше, она достаточно изменилась, чтобы сыграть роль Самиллы. Теперь у нее была другая прическа, волосы она закрепила в высокую пирамиду, форму которой держали три длинные шпильки, воткнутые по сторонам и сходящиеся в центре сооружения из волос. Надето на ней было длинное красное платье с подолом, достающим практически до пола, украшенное блестками, переливающимися при ярком свете.
  
  "Итак, дамы и господа, мы начинаем! Этой ночью вас ждет самое экстремальное веселье! Этого вы не забудете никогда!" - громко провозгласил мужчина, стоящий на сцене у микрофона.
  
  В зале раздались аплодисменты и сидящая с нами официантка тоже захлопала в ладоши.
  
  "О чем это он? Что сейчас будет?" - обратился к ней солидный мужчина, который сидел с нами.
  
  "Сейчас сам все увидишь. Это незабываемое зрелище", - ответила она.
  
  На сцену вышли четверо мужчин в белых костюмах и с белыми масками на лицах. В руках они держали автоматы. Признаюсь, мне стало немного страшно.
  
  "Что это еще за чертовщина?" - произнес наш сосед и, взглянув на его лицо, я заметил пробежавшую по нему тень испуга.
  
  "Успокойся", - со смехом фыркнула официантка, а в следующее мгновение вооруженные мужчины открыли огонь со сцены по сидящим в зале людям.
  
  За секунду до этого я вновь вспомнил Юлю и к горлу подкатил комок сожаления, грусти и боли, но когда началась стрельба, моментом обо всем забыл. Мое тело сковала паника. Вот чего я не ожидал от того вечера, так подобного поворота.
  
  "Что за мать твою происходит?!" - вскричал наш сосед, а я смотрел, как столики в зале подлетали, переворачивались и разлетались в щепки под градом пуль.
  
  Люди поочередно откидывались назад и падали с растекающимися по груди и животу кровавыми пятнами. Некоторым напрочь разворотило лица.
  
  "Это игра! Успокойся! Только игра!" - запричитала официантка, но в ее голосе я не услышал прежней уверенности. Ей тоже стало страшно.
  
  "Игра? Игра, дьявол тебя подери?" - произнес представительный мужчина в галстуке, когда несколько пуль пронзили голову сидящей за соседним столиком женщины.
  
  "Что за кошмар творится? Это все нереально", - пронеслось у меня в голове в тот момент.
  
  Кровь брызнула по сторонам, а женщина тяжело рухнула на спину, и мой взгляд упал на то, что осталось от ее лица. Это было рваное месиво из крови, мяса и костей.
  
  "Валер, что это? Что такое?" - подала голос Карамель и, посмотрев на нее, я заметил, каким бледным сделалось ее лицо.
  
  Я тяжело сглотнул, ощутив боль в горле.
  
  "Сматываемся отсюда!" - скомандовал наш сосед, и с этих слов началась череда сумасшедших событий, вывернувших наизнанку мою жизнь, в которой, как мне казалось, уже не могло случиться больше ничего безумного после того, что произошло. Но это было не так.
  
  Самый настоящий кошмар ждал меня впереди.
  
  Шквал пуль попал в наш столик. Я услышал крик Карамели, а затем стол опрокинулся и полетел на нас. Мой стул перевернулся, и я с грохотом упал на спину. Повернув голову, увидел лежащую рядом Карамель. Мужчина в галстуке схватил за руку официантку, и они побежали в сторону одного из упавших столов рядом со служебным помещением.
  
  "Бежим!" - выдохнул я, когда несколько пуль ударили в стул, лежащий между мной и Карамелью.
  
  Я помог ей подняться, и мы побежали к опрокинутому столу, за которым укрылись наши бывшие соседи. Представительный мужчина взглянул на нас с явным удивлением, но ничего не сказал.
  
  "Что дальше делать?" - спросил я, сам не зная к кому обращаясь, но мой голос утонул в накатывающихся со всех сторон стонах боли, криках отчаяния и звуках выстрелов.
  
  Я коснулся пальцами ладони Карамели, а в следующий момент совсем рядом раздался громкий крик. Повернув голову, я понял, что кричала официантка. Все ее лицо было в крови.
  
  
  
  (САМИЛЛА)
  
  Александра была мертва. Самилла несколько минут смотрела на неподвижный труп женщины. Ее голова практически полностью была отделена от тела, зрачки неподвижно застыли, а рот открыт в немом крике безумия. Кровавое зрелище невольно притягивало взгляд Самиллы. Она не могла ничего с собой поделать. Просто смотрела. Лужа крови под горлом Александры высохла, превратившись в холодное слизкое желе.
  
  Самилла не смогла не вернуться. Ей необходимо было узнать, что стало с ее бывшим телом, пусть она и пробыла в нем совсем недолго. Кто-то закричал, увидев тело Александры. Прошло немного времени, и приехала скорая, чтобы забрать труп. Самилла проводила взглядом удаляющиеся огни машины. Ей срочно требовалось новое тело. Кейс должен быть у нее в кратчайшие сроки.
  
  * * *
  
  Вечером она была в баре. Самилла наблюдала за парнем и девушкой, которые сидели за одним из столиков. Девушка - блондинка лет двадцати, с длинными волосами и симпатичным лицом. Ее крупные соски выдавались вперед, проглядывая через белую блузку. Самилла поняла, что ей нужно именно это тело.
  
  Она дождалась момента, когда девушка отлучилась в туалет и проследовала за ней. Теперь оставалось самое сложное: использовать свою энергию, чтобы на какое-то время материализоваться. Здесь, в реальном мире это было непросто. Пять минут пребывания в чем-то подобном живому существу отнимало много сил, которые слишком долго восстанавливались. А ведь гипотетическое тело требовалось еще и раздеть.
  
  Самилла решила не медлить и сделать все прямо сейчас. Девушка зашла в одну из кабинок женского туалета, но защелка там оказалась сломана, и ей пришлось придерживать дверь рукой.
  
  Один, два, три, четыре...
  
  Счет всегда помогал. Это было, конечно, суеверием, но действенным.
  
  Самилла напрягла все мышцы и сконцентрировала всю свою силу в одной точке мозга, ощутив колющую боль в своем невидимом для окружающих теле. Она не знала, сколько времени прошло, но выбранная девушка все еще находилась в кабинке и, протянув руку, со всей силы дернула на себя дверцу. Девушка держалась рукой за дверную ручку и поэтому с криком вылетела из кабинки. Оказавшись на полу, блондинка принялась судорожно натягивать трусы с джинсами, но Самилла грубо сорвала с нее одежду некими подобиями человеческих рук.
  
  - Кто ты? Не трогай меня! Отстань! Помогите! - закричала девушка в панике, но Самилла крепко держала ее за руки.
  
  Блондинка осталась без одежды и Самилла придавила ее к холодному полу весом своего тела. Они соприкоснулись обнаженными животами.
  
  - Больно! - вскрикнула жертва, когда Самилла сильно дернула ее за волосы.
  
  В глазах Самиллы на мгновение потемнело, а когда она их открыла, то это были уже не ее глаза. Она спешно принялась натягивать трусы, но они оказались порванными, и Самилле пришлось надеть джинсы на голое тело. На блузке оторвалась одна пуговица, но это было не так заметно.
  
  Она поправляла волосы перед зеркалом и подкрашивала губы, когда в туалет вошли две смеющиеся женщины, но не обратили на нее никакого внимания. Самилла взяла сумочку девушки и вернулась за столик.
  
  - Ты что-то долго, - произнес парень, с которым сидела блондинка.
  
  "А у нее не плохой дружок", - подумала Самилла, разглядывая молодого человека.
  
  - Ты же знаешь, женские штучки, - отмахнулась она и сделала большой глоток из бокала. Это было белое вино.
  
  - Виола, ты же не пьешь? - удивленно воззрился на Самиллу ее новый парень.
  
  "Виола?" - удивилась Самилла, решив, что ее новому телу такое имя совсем не подходит.
  
  - Теперь пью, милый. Ну-ка поцелуй меня, - проговорила Самилла и прильнула губами к его губам.
  
  Парень резко от нее отстранился, широко раскрыл глаза и выкрикнул:
  
  - Ты что, сестра, совсем с катушек слетела?!
  
  
  (БАРТЕНЕВ)
  
  Странная парочка увязалась за ними, но Бартенев плевал на это. Главным сейчас было выбраться из сложившейся передряги. Из-за кейса возникло слишком много проблем. Бартенев знал, что агенты не оставят его в покое, но того, что происходило сейчас в клубе он точно не ожидал. Катя же теперь сидела молча, и больше не пыталась его убедить в том, что все это игра. Ведь это никакая была не игра, все по-настоящему. Люди в масках пришли за ним. Он сразу понял, что это агенты, как только увидел их на сцене.
  
  - Что дальше делать? - произнес друг женщины с необычной прической, а через несколько секунд что-то большое и тяжелое рухнуло с потолка.
  
  Истошно закричала Катя и на лицо Бартенева брызнула кровь. Ее лицо тоже окрасилось красным. Он понял, что между ними лежит серебристая металлическая балка, которая от выстрелов сорвалась с потолка и едва их не пришибла. Бартенев оглянулся, все целы, но откуда кровь? Катя подняла левую руку, вернее то, что от нее осталось, и тогда он понял.
  
  Какое-то время они смотрели на обрубок руки, оканчивающийся чуть ниже локтя торчащей белой костью. Вокруг кости свешивались рваные лохмотья мяса и кожи, а остальная часть руки лежала на полу придавленная железным блоком, из-под которого торчали несколько посиневших пальцев девушки.
  
  Катя вновь закричала. Так громко, что у Бартенева заложило уши. Он грубым движением взял ее на руки и, поднявшись, побежал к черному ходу.
  
  - Мы выберемся отсюда, - сказал он, а Катя у него на руках закрыла глаза и откинула назад голову. Потеряла сознание.
  
  Бартенев заметил, что мужчина с женщиной, сидевшие с ними за столиком, тоже бегут сзади. Оказавшись в узком пролете между высокими зданиями, он направился к дальнему концу одного из них. Завернув за угол, опустился на асфальт вместе с Катей. Осторожно положил девушку на землю и, оторвав кусок ткани от рукава своей рубашки, туго перевязал оставшуюся часть ее руки.
  
  Бывшие соседи по столику неожиданно выбежали из-за здания, напугав Бартенева. Он вытащил пистолет и направил его на них.
  
  - Эй, эй! Это мы! - закричал мужчина, подняв руки и загородив собой женщину.
  
  - Проклятье! - крикнул Бартенев, после чего опустил оружие.
  
  - Что с ней? - спросил мужчина ("кажется, Валерий... да, точно..." - Бартенев вспомнил, как к этому мужику обращалась подружка, на которую бы у него даже встал член, если бы не сложившаяся ситуация).
  
  Бартенев ничего не ответил, а через несколько мгновений услышал приближающиеся шаги по асфальту. Взглянув на Катю, увидел, что она пришла в себя. Ее лицо искривила гримаса боли. Девушка тупо разглядывала свою искалеченную руку, держа ее перед лицом и пытаясь сфокусировать на ней взгляд.
  
  Шаги стали громче и Бартенев, подняв Катю на ноги, резко выступил из-за стены, держа ее перед собой одной рукой, как живой щит. Левую руку Бартенев завел за спину, скрыв пистолет.
  
  - Мне больно, - пропищала Катя, и тело девушки обмякло в руках Бартенева, но он продолжал крепко держать ее, обхватив рукой узкую талию.
  
  Какое-то время Бартенев смотрел на вооруженного человека в белой маске, а дальше агент вскинул автомат и нажал на курок. Раздалась короткая очередь, несколько пуль вонзились в живот Кати. А одна задела плечо Бартенева. Девушка лишь со свистом втянула ртом воздух. Агент посмотрел на автомат, видимо, удивленный тем, что закончились патроны. Бартенев, воспользовавшись заминкой, выставил вперед руку с пистолетом и нажал на курок. Пуля пробила маску агента, войдя в его череп. Красная струйка окрасила недвижное белое лицо мужчины, и он с грохотом, отразившимся от стен, упал на спину.
  
  Бартенев развернул Катю и приставил ее спиной к стене. Девушка закатила глаза и стала беззвучно сползать на пол, оставляя на бетоне темно-красную, почти черную полосу. В животе ее зияли три глубоких отверстия с вытекающей из них пузырящейся кровью. Изо рта Кати показалась густая белая пена, которая медленно вытекала на подбородок.
  
  "Сдохла, чертова проститутка", - подумалось Бартеневу, и он дотронулся пальцем до ранения в плече, после чего негромко застонал. Пальцы окрасились кровью. Он только сейчас понял, что ранен.
  
  Бартенев сунул пистолет за ремень и тут тишину разорвал дикий вопль.
  
  - Сука! - выкрикнул он, вздрогнув от неожиданности, и машинально оступил назад, воззрившись на Катю.
  
  Она кричала, положив руки на живот, а дальше ее крик перешел в какой-то первобытный вой. Изо рта брызгала пена вперемешку с кровью.
  
  - Пусть она замолчит! - завизжала подруга Валерия и Бартенев, мельком глянув на нее (та приложила ладони к ушам), схватил Катю за горло, крепко сжав его пальцами левой руки. - Пусть замолчит!
  
  - Заткнись, заткнись, дрянь! - проговорил он и тут услышал сзади мужской голос:
  
  - Ты же убьешь ее! Нужно уходить отсюда, пока нас... - это был Валерий.
  
  - Бежим! - скомандовал Бартенев, прервав его, и снова поднял Катю на руки.
  
  
  (КАРАМЕЛЬ)
  
  "Куда?" - спросил Валерий, но мужчина в черной рубашке, который теперь был ранен, ничего не ответил.
  
  Мы последовали за ним, но шел он очень медленно, так как был ранен, а еще нес на руках проклятую официантку. Какого дьявола, она ему сдалась? Нужно было бросить эту бабу к чертовой матери, пока не поздно, но нет, он потащил ее с нами.
  
  Последние события просто вывели меня из себя. Надо же было вляпаться в такое дерьмо. Наша с Валерой одежда осталась в клубе, хорошо хоть моя сумочка с паспортами и телефонами была при мне.
  
  Я не могла поверить в реальность происходящего, все это было каким-то страшным сном. Мне сильно захотелось вернуться домой.
  
  Мы продолжали идти за стильным мужчиной в галстуке, будто бы он был единственной нашей надеждой. Вскоре мы оказались у большого бирюзового автомобиля, который, по всей видимости, принадлежал ему. Я тогда еще не знала, что вскоре возненавижу нашего спасителя, как никого в своей жизни. А ведь он и вправду спас нас, даже если и не хотел этого.
  
  "Держи ключи и садись за руль, поведешь эту тачку", - обратился мужчина к Валерию, а потом уложил раненую официантку на заднее сиденье.
  
  "Я?" - замялся Валерий, но ключи взял.
  
  "Да... я, кажется, сдохну сейчас", - проговорил хозяин машины и криво усмехнулся.
  
  "Преувеличивает, сволочь", - подумала я, коротко рассмеявшись.
  
  Всего-то пулей зацепило. А вот официантке досталось по полной, такого я еще не видела. Ей оторвало половину руки, изрешетило живот, а она все еще была жива, хоть и пребывала в полубессознательном состоянии. В итоге, я села рядом с Валерием на переднее сиденье, крепко сжимая в руках сумочку, а дружок официантки устроился вместе с ней сзади.
  
  "Ну же, трогай!" - прокричал хозяин тачки, и Валера нажал на газ.
  
  Он повел автомобиль между домами и вскоре мы оказались на оживленной улице. Стояла ночь, но людей и машин было много, все суетились, куда-то шли и бежали. Это была ночная жизнь большого города. Мы пересекли поперек несколько улиц, а затем выехали на широкую трассу. Машину вынесло на встречную полосу, и мы едва не столкнулись с мчащимся на бешеной скорости грузовиком. Я закричала от страха, но Валерию удалось быстро вернуть автомобиль обратно и мы разминулись с фурой в каких-то десяти сантиметрах.
  
  "О, Господи!" - вырвалось у меня, а мужчина сзади прокричал:
  
  "Ты так убьешь нас всех на хер, приятель! Езжай аккуратней, мать твою".
  
  Валера промолчал и только коротко глянул на меня. Его бледное лицо излучало ужас и панику. Он сам перепугался до чертиков. Машина набрала скорость, и мы понеслись по пустому шоссе в обволакивающую со всех сторон черноту неизвестности.
  
  "Как тебя звать?" - спросил Валерий, обращаясь к хозяину автомобиля.
  
  "Бартенев, - назвался он. - А вас?"
  
  "Я Валерий, а это Карамель, - ответил Валера, заикаясь от страха. - Ты местный?"
  
  Я заметила кривую усмешку на лице Бартенева, когда Валерий сказал мое имя. Бартенева можно было назвать красивым мужчиной, но красота это была какой-то грубой. Хотя меня прямо-таки возбудили узкие полоски щетины на его щеках. Это было так сексуально. Еще этот его взгляд - жесткий и полный холодной ненависти ко всему. Была в этом человеке некая харизма, стержень в характере, который невозможно сломать. Я это поняла сразу. Такие люди не убиваемы. И Бартенев бы точно мог вытащить нас из сложившегося дерьма, если бы сам не был точно таким же дерьмом, насквозь прогнившим человечишкой.
  
  Таким, как он, нужно либо все, либо ничего. Такие долго не думают, просто уничтожают, если что-то или кто-то против них. У меня не возникало сексуальных фантазий с участием Бартенева, если вас это интересует. И я не представляла себя в постели с ним. Сейчас тем более не стану, иначе стошнит.
  
  "Нет", - глухо сказал Бартенев, а дальше выяснилось, что он из того же города, из которого были мы. Я заметила, что Валере от этого стало легче.
  
  Я же подумала о том, что, как бы там ни было, все равно выкручиваться из этого дерьма нам придется самим. Никто нам не поможет. Глупо рассчитывать на чью-то помощь. Но мне почему-то показалось, даже не показалось, а я была уверена, что самое страшное позади и теперь нам только осталось добраться до аэропорта. Как же я ошибалась. Теперь я это понимаю. Слишком хорошо.
  
  "Что было нужно этим людям?" - спросила я, встретившись с Бартеневым взглядом в зеркале заднего вида.
  
  "Я понятия не имею! И не зли меня, сука, тупыми вопросами!" - ответил он, а я посмотрела на официантку, голова которой лежала на его плече.
  
  И вдруг она открыла глаза, отстранилась от Бартенева, и сев прямо, начала причитать:
  
  "Они убили их! Убили! Убили!"
  
  Потом закричала:
  
  "Моих детей! Моих детей убили! - она повернула голову и посмотрела на Бартенева. С ее губ вместе со словами срывались капельки крови. - Я же беременна была, ребенка ждала, понимаешь? - Пот скатывался по ее лицу, а она продолжала горячо шептать: - Мой сын, он болен, этот ребенок должен был помочь ему... Понимаешь? Костный мозг... костный мозг... кост..."
  
  "Иди ты на хер! Заткнись! Твои проблемы меня не волнуют!" - выкрикнул Бартенев, и меня пробрала дрожь. Но одновременно с новым приливом ужаса к горлу подкатил смех.
  
  "Мой ребенок!" - продолжала вопить официантка. Ее глаза вновь закатились, на губах показалась пена, а потом ее обильно вырвало на ноги Бартенева.
  
  "Вот шалава! Тварь! Блеванула прямо на меня!" - неистово заорал он.
  
  Я рассмеялась. Не смогла сдержаться. Бартенев же это увидел в зеркале.
  
  "Что?! Что, твою мать?!" - снова закричал он и ударил кулаком в спинку моего кресла. Это был его первый выпад против меня, физический, а не словесный. И самый безобидный, конечно же. Валерий мельком скосил на меня глаза.
  
  В его взгляде сквозило осуждение.
  
  
  (ВАЛЕРИЙ)
  
  Я продолжал гнать "лексус" Бартенева, отрываясь от невидимых преследователей. Понятия не имел, куда мы движемся, просто давил на газ. Все молчали. Наш новый "друг" Бартенев вытирал блевотину со своих брюк, что-то бормоча себе под нос. Официантка, казалось, вновь была без сознания. Он брезгливо оттолкнул ее от себя, и она привалилась головой к стеклу бокового окна.
  
  Карамель смеялась над парочкой на заднем сиденье и мне это не понравилось. Было не время для шуток и смеха. Я испугался, по-настоящему. Происходящее выводило меня из себя. Мне нестерпимо захотелось остановить автомобиль, бросить все и сбежать. Не видеть их всех больше. Даже Карамель вдруг показалась мне совершенно чужой. Незнакомой. Будто видел ее впервые в жизни.
  
  "Хочу исчезнуть, - подумал я тогда в машине, - хочу исчезнуть".
  
  
  (САМИЛЛА)
  
  Ей пришлось отстоять на обочине с вытянутой рукой больше часа, прежде чем седой старикашка на мятом "москвиче" грязно-коричневого цвета соизволил остановиться и протянуть одинокой девушке руку помощи, пластиковую руку, как заметила она.
  
  - Куза пусь дерзым? - выкрикнул старик, обнажив голые десны в широкой улыбке.
  
  - Клуб "Красная похоть", - сказала Самилла, садясь в развалюху.
  
  - Не слихал, не слихал, десотька, - проворчал дед.
  
  - Я покажу дорогу, - коротко бросила она. - Вы только быстрее езжайте, это срочно.
  
  Самилле легко удалось отделаться от парня, оказавшегося братом блондинки, в чьем теле она сейчас пребывала. Надо же было так проколоться. У него глаза на лоб полезли от удивления, когда она его поцеловала. Придя в себя, он потребовал объяснений, но она просто сбежала. Поймала такси, которое увезло ее из города, затем пришлось снова возвращаться. Главное, что у нее теперь было новое тело и еще ей удалось, вновь открыв внутреннее зрение, настроиться на Бартенева. Он был в "Красной похоти", но, по всей видимости, уже уносил оттуда ноги. Точной информацией Самилла не владела, но знала: в клубе что-то случилось. И здесь были замешаны агенты.
  
  - Мозесь для меня сделась кое-що, деська? - спросил старик, когда до клуба осталось уже немного.
  
  - Что? - настороженно произнесла Самилла чужим голосом, предчувствуя неладное.
  
  Но это было только притворство. Бояться нечего. Ей было просто любопытно, что замыслил старый извращенец, но и вновь терять тело тоже не хотелось. Да и что он мог сделать? Убить ее что ли? На крайний случай, она всегда могла покинуть тело, если кто-то решит грубо им воспользоваться.
  
  "Ничего он мне не сделает", - подумала Самилла, как вдруг старик, быстро выбросив здоровую руку, схватил ее за шею и притянул к своему паху. Она с ужасом увидела вялый член, торчащий из ширинки.
  
  - Шоси! Шоси, дефька! - прокричал старик и сильнее придавил лицо Самиллы к своему хозяйству. Она ощутила исходящую от него мерзкую вонь.
  
  Противный соленый вкус разлился во рту, когда ее губ коснулась слизкая головка члена.
  
  Старик сначала застонал от удовольствия, продолжая крутить руль протезом, а потом закричал. Закричал так, что у Самиллы заложило уши. Его пальцы на ее шее разжались и она, выплюнув кровь, выпрямилась. Ее глаза встретились с обезумевшими от боли зрачками старика, которые сейчас носились из угла в угол, словно в лихорадке. Самилла с минуту смотрела в глаза старика, а затем ее бросило назад и она ударилась головой о стекло. Боль была реальная, сильная, в глазах потемнело, несмотря на то, что глаза эти были не ее. Как, впрочем, и все тело.
  
  Раздался удар, в салон полетели осколки стекла, автомобиль накренился и последнее, что увидела Самилла глазами красавицы-блондинки, было тело старика с расширенными от ужаса зрачками и вдавленным глубоко в грудь рулевым колесом.
  
  
  (БАРТЕНЕВ)
  
  Катя завалилась в угол сиденья, и ее зрачки неподвижно уставились в пустоту. Их стала заволакивать серая пленка. Из живота девушки все еще текла густая, почти черная кровь. Опустив глаза, Бартенев увидел ключ, поблескивающий в серой рвотной массе на его ноге. Он взял его, очистил от остатков пищи, посмотрел на кусочек стали в руке.
  
  "Я попал в чертов квест. Надо же было в такое дерьмо вступить. И что мне теперь с ними делать?" - подумал Бартенев и сунул ключ в карман плаща, который лежал рядом с ним на сиденье, отметив про себя, что этот ключ без цепочки в отличие от того, который был в животе Инги.
  
  "Значит, и она одна из охотниц", - мысленно заключил он и осознал, что даже не удивлен этим фактом.
  
  Подумал о том, что в теле Анжелы тоже мог быть ключ и пожалел, что не обыскал труп. Хотя ключ могли забрать и агенты, убившие ее. Те, что валялись мертвыми в коридоре. И ключ, либо остался у них, либо в теле Анжелы, либо его не было вовсе. Бартенев предпочел выбросить это из головы. Сейчас хватало и других проблем.
  
  Но он был твердо уверен, что агенты в масках и женщины (Инга, Анжела и Катя, кто следующий?) действовали отдельно друг от друга. Бартенев сделал вывод: то, что таилось в кейсе, представляло интерес для двух сторон. Но что все это значило? Оставалось загадкой. Одно было ясно - он оказался между двух огней, застряв в огромной заднице.
  
  Бартенев вспомнил, как Катя в клубе говорила о том, что у нее есть больная дочь и ей нужны деньги на ее лечение. А в машине кричала, что она была беременна и что у нее больной сын.
  
  Потом ему вспомнилась вся та чушь, которую несла Инга, о ребенке, об отношениях с Шефом, о квартире, о каких-то странных людях. Также ее инициатива при побеге из больницы. Все это являлось ловушкой. Уловками в попытке достать кейс. Бартенев попытался вспомнить что-либо из вечера, проведенного с Анжелой, но не смог. Если она что-нибудь и рассказывала ему, то эта информация безвозвратно стерлась из его памяти, благодаря алкоголю. Хотя в ней, как он решил, наверняка, не было ничего стоящего. Очередной бред.
  
  "Врут. Эти твари все врут", - решил Бартенев, а вслух негромко пробормотал:
  
  - Сдохла она, теперь точно.
  
  - Что? - спросил Валерий, не расслышав его слов.
  
  - Сдохла говорю, коньки отбросила шлюха эта.
  
  - Нужно остановиться, - проговорил Валерий и прижал "лексус" к обочине, сбавляя скорость.
  
  - Не смей! Слышишь? Не смей тормозить, сукин ты сын! - прокричал Бартенев, после чего оглянулся назад.
  
  В нескольких метрах позади них мчался внедорожник с торчащими из боковых окон дулами автоматов.
  
  - Проклятье! Они сзади! Не смей тормозить, если жить хочешь! - снова закричал он и, оторвавшись от окна, распахнул дверь со стороны Кати.
  
  Зазвучали выстрелы и несколько пуль ударили по двери. Бартенев отстранился назад, пригнулся, и следующая череда выстрелов расколола заднее стекло. Осколки брызнули на сиденье, осыпав его и Катю. Карамель периодически вскрикивала, пригибаясь к приборной панели, что только раздражало Бартенева.
  
  - Что ты делаешь? - крикнул Валерий, когда он принялся ногами выталкивать Катю в раскрытую дверь. - Мы должны остановиться!
  
  - Веди чертову машину и заткнись! И своей подстилке рот заткни, слышишь?! - заорал Бартенев, а затем с силой ударил Катю по лицу подошвой туфли.
  
  Мертвая официантка наполовину свесилась из "лексуса", коснувшись головой асфальта. Тогда Бартенев ногой толкнул ее в живот и она, вывалившись из салона автомобиля, покатилась по дороге. В заднее окно, оставшееся без стекла, он увидел, как тело Кати попало под колеса внедорожника, который и не попытался его объехать (голова девушки лопнула, будто зрелый арбуз), а после исчезло под днищем мощной машины.
  
  - О, Боже! Боже, какой ужас! Я не могу... не могу это видеть! - принялась причитать Карамель, глядя в зеркало заднего вида, а после застонала, зажав рот рукой.
  
  "Достала, тварь!" - подумал Бартенев, закрывая дверь, а вслух возбужденно проговорил:
  
  - Сворачивай в поле! Быстро! Уходи от них! А ты заткнись, гребаная сука!
  
  - Да пошел ты в задницу, мудак! - огрызнулась в ответ Карамель, но Бартенев не отреагировал на ее реплику.
  
  Валерий подчинился, ничего не ответив, и вскоре "лексус" запрыгал по травянистым ухабам и кочкам, переваливаясь с боку на бок. Огромная белая луна вышла из-за тучи, освещая дорогу, которую они прокладывали себе сами, гоня автомобиль по заросшему высокой растительностью полю.
  
  Внедорожник не отставал, следуя за "лексусом", и новая волна выстрелов ударила по колесам.
  
  - Мы трупы, - выдохнул Бартенев и осмотрелся по сторонам, оценивая сложившуюся обстановку, когда машина остановилась посреди поля.
  
  Валерий продолжал отчаянно газовать, но автомобиль встал, словно вкопанный. Все шины были пробиты. Бартенев увидел, что внедорожник остановился позади них. Свет мощных прожекторов на его крыше ударил в салон "лексуса" и Бартенев невольно прищурился.
  
  - Что они будут делать? - испуганно спросила Карамель, но ни Валерий, ни Бартенев не произнесли ни слова.
  
  Двери внедорожника распахнулись и наружу из него вышли четверо мужчин в белых костюмах. Лица их по-прежнему скрывали белые маски. Только в руках они теперь держали ни автоматы, а большие бейсбольные биты. Мужчины быстро приблизились к "лексусу" и принялись осыпать автомобиль градом ударов. Металл сминался под тяжестью ударов, ветровое стекло, треснув, хлынуло потоком осколков в салон машины. Вскоре и боковые стекла не выдержали давления сдавливающегося корпуса и тоже разбились. Валерий и Карамель сидели неподвижно, прикрывая лица руками от сыплющихся со всех сторон осколков стекла.
  
  Бартенев, не думая ни секунды, вылез из автомобиля и быстрым движением вытащил пистолет из-за спины.
  
  - Ну что, суки? Посмотрим, кто кого? Клоуны херовы! - выкрикнул он, нацелив пистолет на ближайшего к нему агента.
  
  Человек в маске резко взмахнул битой, ударив Бартенева по руке с пистолетом. За мгновение до того, как бита коснулась его пальцев, он успел нажать на курок и пистолет выстрелил уже в воздухе. Пуля ушла в пустоту, а оружие упало в траву. Бартенев закричал от боли, схватившись за ушибленное запястье пальцами другой руки, а бита в этот момент сделала новый кульбит в ночном воздухе и опустилась на его плечо, задетое пулей. Он вскрикнул с новой силой и упал на колени. Из плеча брызнула кровь.
  
  Агенты бросили биты на землю, медленно подошли к Бартеневу и один из них, наклонившись к его лицу, жестко проговорил:
  
  - Сдохнешь, как скотина. Мы тебя даже закапывать не станем. Бросим в какой-нибудь овраг на корм птицам. Но сначала...
  
  Человек в маске прервался, когда Бартенев плюнул ему в глаз.
  
  - Ты вернешь нам кейс, - договорил агент и ударил его кулаком в живот.
  
  Бартенев рухнул лицом в траву, а мужчины в масках принялись бить его тяжелыми ботинками по ребрам, при этом что-то выкрикивая и смеясь. Он пытался подняться, но каждый раз падал вновь под натиском сильных ударов. Краем глаза Бартенев увидел, как из "лексуса" вышел Валерий и медленно зашагал в его сторону.
  
  - Стой на месте! - выкрикнул один из агентов и направил на Валерия, возникший у него в руке, словно из ниоткуда, пистолет.
  
  
  (КАРАМЕЛЬ)
  
  "Валера, стой! Куда ты? Они же убьют те..." - начала я, но он не слушал. Выбрался из машины и пошел по направлению к этим скотам, которые избивали Бартенева.
  
  У нас была возможность сбежать. Просто выйти из машины и сбежать. Или мы могли бы угнать внедорожник этих сукиных детей. Но мы ею не воспользовались.
  
  Я услышала, как кто-то крикнул, но не разобрала слов. Валерий остановился, а один их тех подонков наставил на него вытянутую руку. Того, что он в ней держал мне не было видно, но и я так понимала, что это был не букет роз. Тогда я больше всего испугалась за Валеру, мне не было дела даже до себя самой.
  
  А через секунду дверь с моей стороны распахнулась, и я даже закричать не успела, только подумала: "Вот он, конец". Я рванула дверь на себя, пытаясь не дать мерзавцу проникнуть в салон. Не помню, что я тогда кричала или говорила. Наверное, вопила от страха, проиграв схватку за дверь, когда эти люди (подоспел второй) вытащили меня из автомобиля.
  
  Они потащили меня к Валерию и Бартеневу. Первый стоял под дулом пистолета с выражением немого ужаса на бесцветном лице, а второй неподвижно лежал на земле.
  
  "Все кончено", - возникла у меня единственная мысль.
  
  Ко мне подошел еще один ублюдок в маске, и я поняла, что меня они оставили на десерт. Расстегнув ширинку, он явил моим глазам огромный возбужденный член. Исполинский.
  
  
  
  (ВАЛЕРИЙ)
  
  Я не мог на это смотреть. Закрывал глаза. Но каждый раз, когда я это делал, меня били в живот. Приходилось смотреть. Я не мог двинуться с места, один из ублюдков держал меня на мушке. Выпустить пулю мне в лоб ему ничего не стоило. Он же и бил меня каждый раз, если я отворачивался или закрывал глаза.
  
  Двое других опустили Карамель на колени, а третий заставил ее взять в рот свой член и приставил дуло к голове. Это было ужасно. Подонок совал член ей в рот, а его помощники крепко держали ее голову и наклоняли в такт движениям босса.
  
  "Попробуешь выкинуть номер, получишь пулю в голову, - пригрозил он Карамели. - Дэ никогда не шутит, милая".
  
  Прошло несколько минут, бесконечно долгих минут, и все закончилось. Я молил Бога за это. Закончилось мерзко, но это был конец нашим мучениям. По крайней мере, на ту минуту.
  
  Проклятый мерзавец кончил прямо в рот Карамели. Это было невыносимо. Он держал член у нее во рту еще какое-то время, задрав голову от наслаждения, а его сперма вперемешку со слюной текла по ее губам и подбородку. Карамель захлебывалась. Я видел, что ей стало нечем дышать. Наконец, он вышел изо рта Карамели и двое других ее отпустили. Я думал, что ей еще крепко достанется, и ведь не смог бы ничего с этим поделать, мог лишь смотреть, но один из них только ударил ее в живот ногой, ударил еще раз.
  
  Все происходило перед моими глазами, словно в замедленной съемке. Карамель стоит на коленях, из ее рта течет белая смесь спермы и слюны, ее бьют в живот, она закрывает глаза, и ее лицо искривляется от боли. Она падает, но успевает выставить руки и упирается ладонями в траву. Сплевывает сперму, которая теперь вязкими нитями тянется к земле от ее губ. Карамель сует пальцы в рот и пытается очистить язык, десны и щеки. Потом у нее начинается рвота.
  
  Меня отпустили, и я побежал к ней, забыв о том, что могу в любой момент получить пулю в голову. Но не получил. Люди в масках, казалось, забыли о нас, принявшись обыскивать "лексус". Тогда я не думал о причине всего этого, кто они такие и что им было нужно. Главным являлось то, что мы остались живы. Это главное.
  
  Я подбежал к Карамели, опустился на землю, обнял ее. Она что-то бормотала, но я ничего не понимал. Карамель засунула в рот два пальца, надавила на корень языка и ее вырвало. Повторив эту процедуру три раза, она заплакала. Я положил ее голову к себе на колени, стал гладить, шептать какую-то чушь...
  
  "Я гряз... ная, гря... зная..." - пыталась говорить Карамель, но слова с трудом пробивались сквозь слезы.
  
  "Я люблю тебя, люблю. Сильно люблю. Больше всего в жизни", - подумал я в тот момент, а вслух прошептал, гладя ее плечи, лицо, волосы:
  
  "Все нормально, нормально... Худшее позади, это прошло, прошло..."
  
  Я подумал о том, что ее классная прическа совсем испортилась, волосы растрепались, тушь потекла, а шикарное длинное платье испачкалось и порвалось. От этой мысли я сначала криво улыбнулся, а потом заплакал. Зарыдал, как ребенок. Уткнулся лицом в волосы Карамели, и мы принялись плакать вместе. Мне было так ее жаль. Так жаль.
  
  Еще в тот момент мне опять вспомнились слова Юли, которые она произнесла в нашу последнюю встречу. Как она кричала на меня, как выгнала из своей комнаты, как проклинала. Я видел, что Бартенев сдвинулся с места. Он был жив, и мне почему-то немного полегчало от этого, но фоном наблюдаемой мною картинки стало серое помещение морга и мертвое тело Юли на каталке. Тело Юли, разрезанное колесами поезда пополам. С выпавшими наружу внутренностями.
  
  Бартенев медленно приподнялся на руках, но не удержался и упал в траву. Губы его беззвучно шевелились. Слезы перестали течь по моим щекам, я целовал волосы и щеки Карамели, мне хотелось прикасаться к ее коже. Она лежала, подогнув ноги, голова ее по-прежнему покоилась на моих коленях, а глаза смотрели куда-то в темную даль. Карамель была в одном платье и сотрясалась от холода.
  
  "Мы живы, живы. Это хорошо, - сказала она и слабо сжала пальцами мою ладонь. - Живы".
  
  А ведь я изнасиловал ее. Изнасиловал. О, Господи!
  
  "Прости меня, прости, пожалуйста, - стал шептать я, покрывая поцелуями холодных губ лицо Карамели. - Прости за все, прости..."
  
  Она непонимающе уставилась на меня широко раскрытыми глазами, но ничего не сказала. Я ощутил во рту вкус слез вперемешку с тушью и помадой. Язык и губы у меня, наверное, были черными.
  
  Ублюдки в масках закончили обыск "лексуса" и принялись обливать машину бензином из канистры. Затем подожгли.
  
  "Где сейчас Александра? Где же она?" - внезапно подумал я и с ужасом осознал, что не помню ее лица. Совсем. Лишь размытое пятно перед глазами. И только.
  
  "Лексус" тем временем занялся ярким пламенем, становился все ярче, ярче.
  
  Ярче.
  
  
  (ВИОЛА / САМИЛЛА)
  
  Как только открыла глаза, она почувствовала сильную, расходящуюся волнами по всему телу, боль. Боль внизу, в ногах. Виола видела, что находится в машине. В разбитой машине, лежащей на боку где-то на окраине города. За рулем сидел мертвый мужчина с пробитой рулем грудью и расстегнутой ширинкой на штанах, откуда выглядывало его окровавленное хозяйство. Во рту стоял привкус крови и еще чего-то отвратительного. Коснувшись рукой губ, Виола увидела, что пальцы стали красными. Она не могла и представить себе, как оказалась в автомобиле. Помнила только клуб, туалет...
  
  Послышался звук приближающихся сирен, в окна ударил яркий свет вращающихся мигалок. Виола не могла пошевелиться, только опустила глаза ниже. И закричала. Раздался скрежет, полетели яркие искры. Через минуту кто-то выломал дверь.
  
  - Вы целы? Как вы? - раздался мужской голос, который двоился и троился в ее ушах.
  
  - Это не я, не я, это не я, - лепетала Виола, глядя на свои ноги, которые ниже колен терялись между сжатыми вплотную полом и приборной доской автомобиля.
  
  Она пошевелилась, и мужчина выдохнул: "О, Боже!", когда ее колени легко отделились от нижних частей ног.
  
  "Это не я".
  
  * * *
  
  Самилла шла через зал клуба "Красная похоть", проходя сквозь двери, стены, сцену, перевернутые столики и стулья. Она знала, что Бартенева здесь уже нет. Повсюду была кровь и мертвые тела. Те, кто устроил резню, тоже покинули это место, оставив после себя разруху и гору трупов. Самилле удалось увидеть, что кейс больше не у Бартенева, он в другом месте. Она не могла определить его местонахождение, пока не доберется до похитителя. Ей был нужен Бартенев.
  
  Но сначала перед Самиллой стояла другая задача: требовалось найти очередную телесную оболочку, а затем разобраться со вторым противником - агентами, охотившимися за кейсом. Они представляли собой большую угрозу, нежели Бартенев и к тому же у них находилась вторая половина "Черно-белых дневников", а "дневники" были необходимы Самилле не меньше самого кейса.
  
  Только при их помощи она могла узнать, чем все закончится. Вся эта история. Без знания событий было невозможно что-либо предпринимать, так как опасность могла исходить отовсюду. Ей были нужны "дневники", чтобы завладеть жизнью Валерия. Управлять ей. Встать на его место Бога и творца. Для этого лишь требовалось вписать в "дневники" новую историю его жизни. Такую, какая будет полностью соответствовать плану Самиллы. Она уже отлично знала, каким испытаниям подвергнет своего собственного создателя. Заставит Валерия ощутить себя пешкой в чужой игре. Это так влекло. Власть над жизнями. Самое большое наслаждение. Большее, нежели оргазм, как считала Самилла.
  
  Она была уверена, что случившееся в "Красной похоти" дело рук агентов. Но Бартеневу пока что удается выходить из передряги, им же устроенной, практически сухим - с минимальными потерями. Однако, это ненадолго.
  
  На другой стороне улицы Самилла увидела одинокую девушку, которая стояла у стены дома, прислонившись к ней спиной. Ее правая нога была согнута в колене, а ступня тоже прислонена к стене. Девушка курила сигарету, держа ее между двумя пальцами. На ней была желтая куртка, короткая юбка, сетчатые чулки и туфли на высоком каблуке. Плечи ее обрамляли длинные ядовито-розовые волосы.
  
  Девушка деловито выпустила дым изо рта, вытянув губы, будто в поцелуе. Самилла поняла, что перед ней обычная уличная проститутка, но выбора все равно не было.
  
  "Проститутка - трахается с мужиками за деньги", - заключила она и быстро приблизилась к девушке.
  
  Материализовалась и протянула руку, коснувшись ее плеча. Та вскрикнула от неожиданности, обернулась, всей грудью вдохнула сигаретный дым, закашлялась, уставившись на Самиллу широко раскрытыми глазами.
  
  - Кто... - начала проститутка, но не успела закончить.
  
  Самилла бросилась на нее, сбила с ног и они обе упали на асфальт.
  
  
  (БАРТЕНЕВ)
  
  - Жду кейс с грузом завтра в полдень, на этом месте. Иначе ты труп, - раздался сухой монотонный голос над головой Бартенева. Говоривший похлопал его по плечу. - Ну, бывай, гнида. Дэ тебя запомнил, учти это.
  
  * * *
  
  "Лексус" уже горел, когда Бартеневу удалось подняться на ноги. Он не знал, сколько времени прошло после того, как один из агентов, склонившись над ним, назначил время очередной встречи. Ярко-желтые языки огня жадно лизали металлические поверхности автомобиля, рвались проникнуть внутрь салона. Бартенев подбежал к машине, заметив, что внедорожник агентов сдает задним ходом. Не раздумывая, схватился за раскаленную дверную ручку, распахнул дверь, затем с усилием и криком оторвал прилипшие к металлу пальцы, оставив на нем несколько лоскутов кожи.
  
  - Черт! Черт! Твою мать! ****ство! - вопил он, уворачиваясь от бьющих в лицо языков пламени и пытаясь дотянуться до плаща.
  
  Край ткани за что-то зацепился, но рванув на себя сильнее, Бартенев смог, наконец, вытащить плащ из горящего автомобиля. Рухнув на спину, услышал громкий треск, вспомнил о чемоданчике, полном денег, который лежал в багажнике и горько пожалел, что не спрятал его вместе с кейсом в лесу. Но сожаление о деньгах из его головы напрочь выбило осознание того, что "лексус" вот-вот взорвется, как только огонь доберется до бака, а он лежит на земле, обняв плащ и не может двинуться с места. Все тело, словно парализовало.
  
  Бартенев в отчаянии закричал, даже не осознавая этого. Закричал еще. Он не знал, были ли это слова или же просто первобытный вопль ледяного и одновременно обжигающего страха. Нужно было уходить, спасать свою задницу, но Бартенев не мог и пальцем пошевелить. Как же его это бесило.
  
  - Гребаное дерьмо! - прокричал он... но нет, ему лишь показалось. Горький едкий дым проник в горло и он, задыхаясь, судорожно глотая ртом воздух, смог только прошептать эти слова.
  
  А затем кто-то схватил его руки. Его потащили куда-то по земле, сначала медленно, потом быстрее. Бартенев слышал чье-то тяжелое дыхание рядом.
  
  - Сейчас взорвется, - изрек мужской голос.
  
  "Валерий", - мелькнуло в его голове.
  
  - По хрену, по хрену это, - пробормотал Бартенев в то время, как его все еще продолжали тянуть за руки. Он ощущал, как реальность ускользает от него. - Ты часто лизал ей? А? Часто лизал... кли... клитор чер... тов... чертов. Суке этой своей, а?
  
  "Или и не Валерий это вовсе? Я не знаю", - подумалось ему.
  
  Шипение и треск усилились, стали громче, будто приблизились, зазвучали в ушах, в голове. И "лексус" взорвался. Бартенев лишь долю секунды слышал грохот, а затем у него заложило уши. От яркой вспышки из глаз брызнули слезы, его подбросило над землей, и кто-то тяжело рухнул на него сверху. Видимо тот, кто тащил. В глазах потемнело. Все звуки исчезли.
  
  "Я умираю?" - последняя мысль проскользнула в мозгу Бартенева перед тем, как он отключился.
  
  
  (КАРАМЕЛЬ)
  
  "Все пропало. Наши паспорта, деньги, мой телефон... - сокрушалась я, пока мы с Валерием тащили через поле долбанного Бартенева. - Постой, твой мобильник..."
  
  Валера вытащил из кармана телефон.
  
  "Нет сигнала", - сказал он, взглянув на дисплей.
  
  "Что же нам делать? Что теперь делать?" - всплеснула я свободной рукой.
  
  Даже вспоминать не хочу свои ощущения в те минуты. Меня использовали. Грязно, жестоко, бесчеловечно. Лучше бы избили. Хотя после ударов в живот, я и так чувствовала себя очень хреново. Меня то и дело тошнило, а крутящая боль где-то во внутренностях сводила с ума. Может из-за спермы этого кретина? Как противно, Боже!
  
  Они, эти ублюдки, обошлись со мной так, как не поступают даже с животными. Эта грязь... она теперь со мной до конца дней... это так мерзко... мне жить тогда не хотелось. Я желала одного - умереть. Вы только представьте себе, он совал член мне в рот, кончил в мое горло...
  
  Оставалось только забыться. Ведь я же жива! Жива, мать вашу! А могла валяться мертвой на той самой земле, в том самом поле с высокой травой. Мертвая, избитая, изнасилованная, использованная таким образом, что даже в самом ужасном кошмаре себе не вообразить. А ведь когда-то красивая, чистая, почти совершенная во всех смыслах. Может даже идеальная. [плачет]
  
  Так что все могло быть хуже, значительно хуже. Бартеневу, к примеру, не больше здоровилось на тот момент. Лицо его было в порядке, но зато ребра ему здорово пересчитали. Повезло, что и с моим лицом ничего не случилось. Но это только на тот момент. Рано я радовалась.
  
  И вот, нам с Валерием пришлось тащить Бартенева через поле. Тащить этого сукина сына, который и втянул нас во все это дерьмо. Валера, видите ли, считал, что нехорошо бросать Бартенева и что он поможет нам выбраться из сложившейся херни. Сильно я в этом сомневалась. Сам же Валерий был более или менее цел. И меня это радовало, мне было плевать на себя. Плевать! Главное, Валерий оставался в порядке.
  
  "Что им было нужно от нас?" - спросил Валера у Бартенева, когда тот открыл глаза.
  
  До этого он пребывал в полной отключке, его руки лежали на наших плечах, а ноги волочились по земле. Хилый малый, надо признать. Несмотря на обилие говна в его характере так и вылезающее наружу. Мы с Валерием натянули на него плащ, который он спас из огня и сжимал в руках, будто зеницу ока, когда потерял сознание. И вот Бартенев был в плаще, а мы с Валерой оказались вынуждены мерзнуть холодной сентябрьской ночью - я в одном платье, он в одной рубашке. А еще я едва ноги себе не переломала, идя на высоких каблуках по этому дерьму. Представляете, что это такое? Валера предложил мне скинуть туфли, но идти босиком было еще хуже. Что я, уличная бомжиха, какая что ли?
  
  "Слушай, Валер, давай бросим его здесь к чертовой матери. Заебал!" - выдохнула я, испытав новый прилив злости. Бартенев выводил меня из себя. Тварь такая!
  
  "Кейс... этим мудакам, агентам херовым, нужен кейс", - внезапно сказал Бартенев.
  
  "Что за кейс? Кто эти люди?" - теперь задала вопрос я, зубы мои стучали от холода и пережитого шока.
  
  "Не знаю", - ответил он.
  
  "Где этот кейс и что в нем?" - следующим спросил снова Валерий.
  
  "Я понятия не имею, мать твою, - тяжело выдохнул Бартенев. - Где мой пистолет?"
  
  "Мы откуда знаем?" - встрепенулась я.
  
  "Проклятье, - плюнул Бартенев в ответ. - Куда мы направляемся?"
  
  "Нужно выйти к дороге. Мы должны добраться до аэропорта", - произнес Валера каким-то тихим голосом.
  
  "На кой хрен нам аэропорт, если у нас паспортов больше нет?!" - закричала я, внезапно разозлившись.
  
  Скинула с плеча руку Бартенева и отошла в сторону.
  
  "Да, еб... - выпалил он, едва не упав и не утащив за собой Валерия, но все-таки удержался на ногах - Сука траханая!"
  
  "Заткнись", - едва слышно бросила я, взглянув на свое платье. Снизу ткань порвалась, и подол обрел длинный самодельный разрез. До этого же он был небольшим и аккуратным.
  
  Перед моими глазами тогда все стояла официантка с костью, торчащей из руки. И ее раздавленная колесом голова. Никак не могла отделаться от этого.
  
  Меня трясло. Валерий тоже дрожал. В какой-то момент мне захотелось отобрать у Бартенева плащ, но это было смешно. Да пусть подавится своим теплом, решила тогда я.
  
  Теперь, идя сбоку от них, я заметила, что Бартенев и без сторонней поддержки неплохо шагает. Он постоянно поправлял воротник плаща и копался в карманах, но ничего оттуда не вынимал. Я все думала, что он там прячет? Вокруг стояла абсолютная темнота, и только большая луна в небе бледной дорожкой света освещала нам путь.
  
  "Надо передохнуть, не могу больше", - проговорил Бартенев и Валерий указал на силуэт какой-то древней постройки, стоящей в поле.
  
  "Давайте глянем, что там", - сказал он.
  
  Деревянная дверь оказалась не заперта, и мы вошли внутрь.
  
  "Сигнала по-прежнему нет", - обреченно произнес Валера, достав мобильник.
  
  Я огляделась по сторонам. Это был какой-то старый сарай, на полу рядами лежали огромные блоки спрессованного сена, перевязанные веревками. На потолке висели ржавые лампы с пустыми патронами.
  
  "Ну и дыра", - сказал Бартенев, усаживаясь на сено. Лицо его искажала гримаса боли.
  
  "У тебя есть мобильник?" - обратилась я к нему.
  
  "Умер", - отмахнулся Бартенев, а потом вытащил откуда-то обломки телефона. Продемонстрировал их мне.
  
  "М-да", - вырвалось у меня.
  
  Мы с Валерием встали рядом, в задумчивости рассматривая пол.
  
  А дальше Бартенев выдал такое, что я сразу же подумала:
  
  "Лучше бы ты сдох, падла".
  
  Он сказал:
  
  "Если хотите..."
  
  
  (ВАЛЕРИЙ)
  
  "...трахнуться, я могу выйти, - с улыбкой произнес Бартенев, и мы с Карамелью переглянулись. - Хотя сейчас, ребята, совсем не время свои органы развлекать. Честно скажу".
  
  Я понял, что Карамелью в ту минуту владело сильное желание убить его. Но она только закричала:
  
  "Заткнись, пока не пришибла, сука!"
  
  "Сама рот закрой, дура! Пососи лучше хер еще у кого-нибудь. Тебе же нравится", - прорычал Бартенев в ответ.
  
  Карамель, как мне показалось, была готова лопнуть от злости в тот момент. Она вся покраснела, однако ничего больше не сказала.
  
  "Успокойтесь, оба! - громко произнес я, подняв руки. - Я выйду на улицу, проверю сигнал там еще раз".
  
  Ни Карамель, ни Бартенев как-то по-особенному на это не отреагировали. Только промолчали.
  
  "Мне нужно побыть одному", - подумал я и вышел из укрытия.
  
  Посмотрел на дисплей мобильника, но сигнал так и не появился. Осмотревшись, я решил пройти немного подальше и снова проверить уровень связи. На секунду задумался, что оставляю Карамель наедине с Бартеневым, но не придал этому большого значения. Возможно, зря.
  
  
  
  (САМИЛЛА)
  
  - Ох... - выдохнула толстая продавщица, глядя на Самиллу, стоявшую посреди оружейного магазина у разбитой витрины с тремя ножами в руках.
  
  Самилла опустила взгляд вниз и увидела, что по ее ногам струятся красные ручейки крови.
  
  "Ну и дела! У проститутки началась течка", - подумала она, а потом быстро рванулась к выходу мимо продавщицы с украденными ножами в руках.
  
  - Эй, стой, сучка! Стой, кому говорят!
  
  Самилла завернула за угол дома и пустилась бежать по дороге в поисках очередного попутчика, хотя после случившегося в машине деда (от воспоминаний ее все еще передергивало) она уже опасалась снова нарваться на извращенца. Самилла и без того слишком задерживалась, к тому же искать и брать все новые и новые тела уже не было никаких сил.
  
  Но на этот раз все пошло куда лучше, когда ей удалось остановить небольшой грузовик с молодым водителем за рулем. Предварительно Самилла вытерла следы крови на ногах, а также украла в аптеке пачку тампонов, чтобы блокировать месячные.
  
  "Проституточная течка остановлена", - заключила Самилла и довольно улыбнулась.
  
  Молодой водитель довез ее практически до места назначения, не проронив по дороге ни слова. Самилла вознаградила его поцелуем в губы и лицо парня побелело от испытанного шока. Хотя он, видимо, ожидал от нее наличных.
  
  Ей не составило труда пробраться на базу, куда Бартенев должен был привезти кейс с грузом. И он его, собственно, сюда привез. Вот только отдавать не пожелал. Легче бы ей было в противном случае, Самилла не знала, но агентов по-любому следовало убрать, а также заполучить "Черно-белые дневники". Разобраться с Бартеневым не составит никакого труда, она была в этом уверена. Самилла залезла на крышу по металлической лестнице, а затем через люк проникла на верхний этаж, не встретив ни одного противника.
  
  Трое агентов с автоматами в руках, но без масок, стояли у массивной двери. Самилла на долю секунды высунулась из-за укрытия и бросила нож в горло одного из них. Двое других беспорядочно открыли огонь, но она, пригнувшись к полу, вновь покинула укрытие и метнула еще два ножа в их шеи. Потом подбежала к мужчинам, которые, извиваясь от боли и хрипя, крутились на бетонном полу. Один из них выдернул нож и теперь из отверстия в его горле бил фонтан алой крови. Агент принялся судорожно зажимать пальцами разверзшуюся дырку в шее.
  
  Самилла наклонилась к двум другим и вытащила ножи, после чего и эти двое стали заливать кровью все вокруг.
  
  - Тварь! - прохрипел один из агентов, морщась о боли.
  
  Ножи вернулись за пояс Самиллы, она подняла два автомата и нацелила дула на корчившихся в агонии агентов. Раздались два выстрела, за ними третий. Судорожные движения мужчин прекратились, когда пули пробили их головы. Глаза остекленели.
  
  Самилла прошла по длинному коридору. Ей пришлось снять туфли проститутки и идти босиком, уж слишком громко стучали высокие каблуки. Внезапно распахнулась дверь в конце коридора, и оттуда выбежали пятеро агентов с оружием в руках и с масками на лицах. Самилла открыла огонь одновременно с ними и лишь когда мужчины уже лежали на полу, она заметила кровь на своем плече. Теплая жижа потекла по ее груди, левый сосок неприятно защекотало.
  
  "Сколько же их здесь еще?" - подумала она.
  
  Дверь осталась открыта и Самилла вошла в темное помещение. Огляделась, но ничего не увидела. Обернулась, чтобы выйти, но тут дверь захлопнулась, а в глаза ударил яркий свет, ослепив ее. Самилла хотела повернуть голову, но в это мгновение получила сильный удар по голове. Автоматы выпали из ее рук, в глазах потемнело, и она рухнула на колени. Попыталась подняться, но кто-то ударил ее ногой в живот. Она тяжело выдохнула и упала вновь, ударившись лицом об пол.
  
  - Кончай ее, Дэ, - произнес мужской голос.
  
  - Готовься, сейчас она выйдет, - сказал другой.
  
  Самиллу схватили за волосы, подняли ее голову резким рывком. На миг перед глазами Самиллы возникла раздвоившаяся бетонная подпорка между полом и потолком, а затем резко приблизилась, когда мужчина, вскрикнув, с силой толкнул ее голову вперед. Она услышала треск кости и увидела кровь, брызнувшую из ее носа. Агент, которого звали Дэ, снова отвел ее голову назад, а затем ударил лицом о бетон. После третьего удара подпорка густо окрасилась кровью, а нос проститутки превратился в крупу. Кожа на лбу и щеках стерлась, наружу проглядывали лохмотья окровавленного мяса.
  
  Боль оказалась невыносима, и Самилле пришлось покинуть тело. Она знала, что это грозило ей смертью, но терпеть не смогла. Как только вышла из тела, один из агентов достал из кармана некое устройство, похожее на мобильный телефон, и нажал на кнопку.
  
  Самилла вся сжалась в тугой комок, но... ничего не произошло.
  
  - Черт! Эта штука не работает! - отчаянно вскрикнул агент и Самилла, напрягшись изо всех сил, сумела материализоваться. Только минута, от силы две. Но они могли спасти ей жизнь.
  
  На лицах мужчин мелькнуло замешательство, когда они увидели явившуюся перед ними тень с глазами на пустом лице, которые светились яркими огнями. Самилла нагнулась, попыталась поднять автомат, и ее сердце сжало от страха, когда пальцы не смогли ухватиться за рукоятку, пройдя сквозь нее.
  
  Агенты открыли огонь, но пули прошли через тело Самиллы, не причинив никакого вреда, только сильную режущую боль. Боль. Снова боль. Со второй попытки ей удалось схватить оружие, и очередь свинца вспорола живот одного из агентов. На стены брызнула кровь, а мужчина, как-то неестественно медленно повалился на тело проститутки, распластавшееся на полу. Самилла развернулась, направив дуло автомата на главаря.
  
  - Ты труп, - сказала она и слегка прижала пальцем курок.
  
  - С Дэ просто так не разделаешься, - произнес он и, одним прыжком добравшись до стены, сорвал с нее лист черного картона. Под ним оказалось окно.
  
  Самилла не спешила стрелять, ждала, что он будет делать. И тут Дэ бросился в окно, раздался звук бьющегося стекла, и десятки острых осколков вылетели наружу вместе с ним. Самилла медленно приблизилась к пустому проему в стене, посмотрела вниз с высоты. Тело Дэ лежало на асфальте, освещаемое ярким светом прожектора. Под трупом растеклось широкое темное пятно. Самилла обернулась, наставив автомат на третьего агента, который держал в руке странное устройство. Судя по всему, он был последним из находящихся в этом здании людей.
  
  - Почему он это сделал? Почему выпрыгнул? - жестко спросила она.
  
  - Я... я... не знаю... - заикаясь, выдохнул он.
  
  - Здесь есть кто-то еще? На этой базе?
  
  - Нет, нет. Не надо, ты не понимаешь, что делаешь, - принялся лепетать он, но Самилла, почувствовав, что скоро не сможет держать автомат в руках и вновь станет невидимой, нажала на курок.
  
  Голова агента разлетелась осколками костей и серыми брызгами мозгового вещества. Устройство выпало из его рук, ударилось об пол, после чего пронзительно запищало. Самилла лишилась подобия реального тела, автомат тяжело рухнул на бетон и она закричала. Закричала так громко, что ее собственные ушные перепонки лопнули, если бы крик этот был реальным. От звука, издаваемого устройством, в голове Самиллы возникла сильная боль, и она крепко сжала ее руками. Перед глазами поплыли яркие круги, Самилла опустилась на колени, принялась судорожно глотать ртом воздух.
  
  Посмотрела на тела агентов и проститутки, на лице которой не осталось живого места. Она поняла, что девушка умерла, не приходя в сознание. Повернула голову, но больше ничего не увидела. Ее глаз больше не было.
  
  Самилла завопила от страха, по-прежнему беззвучно. Задышала тяжело и прерывисто, чувствуя, как сердце увеличивается в груди, словно надуваемый воздушный шар. Когда сердце взорвалось, все ее невидимое тело изнутри заполнилось кровью. Самилла сделала последний вздох, после чего повалилась вперед, проваливаясь сквозь бетонный пол, этажи, дерево и сталь. Наконец, сквозь плотную толщу песка и земли. Она падала и падала вниз. И до самого конца отказывалась принимать свой проигрыш, осознавать собственную смерть.
  
  
  (БАРТЕНЕВ)
  
  - Давай, присядь ко мне поближе, - сказал Бартенев, глядя на Карамель, и похлопал рукой по спрессованному сену. Все его тело кошмарно болело, но вроде бы ничего не было сломано. Во всяком случае, он на это надеялся.
  
  - Да пошел ты, - бросила она и повернулась к выходу из сарая.
  
  Бартенев хихикнул, встал и медленно проковылял к ней. Карамель закричала и подпрыгнула на месте, когда он протянул руку и крепко ухватил ее за ягодицу.
  
  - Что ты делаешь, дебил хренов?!
  
  - Решил вот пощупать твою жопу, крошка, - рассмеялся Бартенев.
  
  Карамель шагнула к выходу, но он в два шага опередил ее, перегородив путь. Ее лицо оказалось на уровне груди Бартенева. Он наклонился, положил ладони на плечи Карамели и посмотрел в ее глаза.
  
  - Такие шалавы как ты меня всегда возбуждали. Может, отсосешь у меня, детка? Я смотрю, ты профессионал в этом.
  
  Карамель ничего не ответила, только со злостью плюнула в лицо Бартенева.
  
  - Шлюха, - выдавил он, вытирая ладонью щеку. - Ты сама напросилась.
  
  - Пусти! - закричала Карамель и толкнула Бартенева в грудь, желая пробиться к проему в стене. Лицо ее покраснело от гнева.
  
  Он резко выбросил руку вперед и сжал пальцами шею Карамели. Она широко раскрыла глаза, захрипела и принялась беспорядочно махать руками.
  
  - Постой, крошка. Я еще не видел твоего секрета, что ты прячешь у себя в трусиках. Кстати, как он тебя трахает? Традиционно или любите экспериментировать? Анальный секс, фистинг? - проговорил Бартенев, коротко хохотнул, затем толкнул Карамель на солому и улегся на нее сверху, придавив всей своей массой.
  
  - Оставь меня, вонючий ублюдок! - взвизгнула она и взмахнула рукой, оцарапав ногтем его щеку.
  
  - Тебе конец, потаскуха, - сказал он, проведя рукой по окровавленной щеке.
  
  Плотно прижал голову Карамели к блоку спрессованного сена, вытащил из внутреннего кармана плаща пистолет, положил его рядом и принялся задирать ее платье.
  
  "Сейчас мы все увидим", - довольно подумал Бартенев, орудуя над тканью.
  
  - О, серебристые трусики! - воскликнул он. - А под ними? Бритый лобок? И дырка, которая знала много толстых членов?
  
  Карамель прекратила попытки выбраться из-под навалившегося на нее Бартенева, лежала молча, а по щекам скатывались крупные слезинки. Он, сдвинув в сторону ее трусики, вновь громко проговорил:
  
  - Вот это да! ****а-то не гладкая! - Бартенев поцокал языком, качая головой. - Но стрижка мне определенно нравится, узкие полоски это по мне. Посмотрим, посмотрим.
  
  Карамель сдавленно закричала, когда он опять взялся за пистолет и стал медленно погружать ствол внутрь ее влагалища.
  
  - Хочешь кончить, сука? Хочешь? Сейчас я тебе устрою фейерверк ощущений. А как насчет того, чтобы испытать огнестрельный оргазм? Пушка заряжена. Спустить курок? Твою манду на хрен разорвет к чертям собачьим! Ты поняла это, тварь?! - прокричал Бартенев на ухо Карамели.
  
  Она крепко зажмурила глаза и дрожала всем телом.
  
  - ****ство! - выпалил он, услышав шелест травы. - Твой дружок возвращается. Придется отсрочить наше развлечение, подружка. Но я еще не закончил. Учти это.
  
  Бартенев отпустил голову Карамели, резко вытащил пистолет, плюнул ей в лицо и отскочил в сторону. В это время Валерий появился в проходе, удивленно на них воззрившись. Карамель села, не поднимая головы. Вытерла щеку и стала поправлять платье.
  
  - Что случилось? - обеспокоенно спросил Валерий, но Бартенев лишь улыбнулся ему, пряча за спиной пистолет. - Что у тебя с щекой?
  
  Бартенев махнул рукой и, покинув ветхую постройку, вышел в поле. Посмотрел на пистолет. На стволе была свежая кровь. Подумал о том, что ключей из тел Инги и Кати у него больше не было. Агенты вытащили их из его плаща перед тем, как поджечь "лексус". Досье на Ингу и Юлю, а также подарок для дочери Шефа остались на месте. Но Бартеневу уже было все равно. Какой от этого всего теперь толк? Требовалось выкопать кейс, а затем можно отправляться домой.
  
  - Вот, черт, - прошептал Бартенев, вновь взглянув на ствол пистолета. - Твою же мать.
  
  Перед его мысленным взором возникло лицо Карамели и голову пронзило внезапное воспоминание, настолько отчетливое, что по спине потекли капли холодного пота. Эпизод восьмилетней давности, о котором он не думал уже очень давно. Совсем забыл. Но теперь вспомнил. Он все вспомнил.
  
  "Это она, точно она. Та самая".
  
  
  КАРАМЕЛЬ)
  
  "Что случилось? Скажи мне, Карамель, - произнес Валерий, взяв меня за руку. - Сигнала нет, я проверил. Нужно идти к дороге. Как ты?"
  
  Я не ответила, поднялась с места и побежала к выходу. Твердо решила для себя, что ничего не скажу Валере, не стану унижаться еще больше и плакаться в жилетку, а просто убью Бартенева. Прямо сейчас, там, не медля ни секунды.
  
  "Куда ты?" - выдохнул Валерий мне вслед.
  
  Это было выше моего понимания. Бартенев не был человеком, он был скотиной, самой настоящей скотиной. Он засунул эту штуку в меня! В меня! Я опять испытывала боль при ходьбе, как тогда после посиделок в баре с Валерой. Больше не могла это терпеть.
  
  "Сколько можно?" - задалась я вопросом. - Сколько? Сколько можно издеваться надо мной и подвергать унижениям?"
  
  Я-то думала, что все позади. Как я ошибалась. Как была не права. Настоящая дрянь оказалась здесь. У нас под боком.
  
  И только я подскочила к выходу, как Бартенев, появившийся в проеме, снова перегородил мне путь.
  
  "Куда собралась?" - улыбнулся он и меня едва не стошнило.
  
  Какой же он был мерзкий. Как таких людей только мир выдерживает? Как? И тут он опять заговорил. Надо признать, все, что случилось до этого, показалось мне детскими шалостями по сравнению с этим.
  
  "У тебя детей больше не было? - спросил он, и я сначала не поняла, о чем эта тварь говорит. - Я тебя вспомнил", - произносит он дальше и достает пачку сигарет из кармана брюк. Вытаскивает одну штуку.
  
  Я вдруг жалею о том, что у меня нет сигарет. Так хочется курить. Больше, чем трахаться. [смеется] Но это я сейчас могу так пошутить, сидя в вонючей дыре и рассказывая эту историю на чертов диктофон. Тогда, в гребаном, скажу точнее, и срать мне на все это, в ****ом, в ебаном-переебаном сарае... [смеется] смешно... так вот, тогда мне было совсем не до смеха.
  
  Слова Бартенева, который, мать его, сука такая, запихнул дуло пистолета... а откуда он у него появился, кстати? Эта скотина же говорил, что потерял пистолет и еще нас в этом винил? Хрен с ним, в общем. Выходит, у него было два пистолета. Так вот, о чем это я? Как мне все это надоело, если бы вы только знали. Меня заебало сидеть здесь и надрачивать хренов рассказ на эту черную херовину. Зачем я это делаю? Кто будет это слушать? Для чего предназначена эта история? Я не знаю. Я не знаю!
  
  Все, надо успокоиться. Я не говорила, что мне угрожали расправой, если я не буду болтать эту чушь? Нет? Мне угрожали. А я уже так устала от боли и унижений, которые мне пришлось пережить за прошедшую неделю. Так устала...
  
  ...так устала... Вы себе и представить не можете...
  
  Если бы вы знали! [кричит] Уроды хреновы! Заебали меня!!! Твари!!!
  
  Все. Пора взять себя в руки и говорить дальше. Я замерзла сидеть тут, здесь так холодно. Слышите, как зубы у меня стучат, и язык уже заплетается? Так вот, это от холода. Зверского холода, мать вашу через сраку. Едва пар изо рта не идет. И это в конце сентября. Ладно.
  
  В общем, слова Бартенева были сопоставимы по тяжести удара с чугунной кувалдой, которой вас бьют по башке.
  
  И вот, он вальяжно так, словно король херов, проходит мимо меня и говорит дальше, попеременно глядя, то на меня, то на Валерия. На меня каждый раз с гадостной такой улыбочкой на губах. И у меня только одно желание - разорвать его ублюдочную рожу на клочки. И этот, значит, ублюдок ***в и говорит, просто так берет и говорит, выдыхая сигаретный дым мне в лицо:
  
  "Это я преследовал тебя. Когда ты, беременная, как последняя шалава, убегала от моего босса. Я тебя только сейчас вспомнил, прямо ударило в голову воспоминание, как молния на хрен. Ты же убила его. Ребенка. В лесу там, родила, сука, и убила. На хер в крошево его рожицу... Чем дубасила-то? Вот имени твоего не помню настоящего, а ведь знал. Все ж восемь лет..."
  
  Я не слышала дальше. Мое сознание отключилось. Помню только лицо Валеры, обращенное ко мне. Белое-белое лицо. Никогда его таким не видела.
  
  Помню еще, что бормотала нечто вроде:
  
  "Не надо, не надо, не хочу... не хочу... не надо".
  
  Потом меня согнуло пополам, я принялась кашлять, меня вырвало, и я упала на пол. Сил держаться на ногах не было никаких. И еще... стыдно, да, противно, да... я обмочилась тогда, сильно так... [плачет]
  
  ... и лежала на холодной земле, в каких-то опилках... в собственной рвоте... моча текла по ногам вперемешку с кровью из оцарапанного пистолетом сами знаете чего... меня достали все эти грязные слова, не хочу больше говорить их... понимаете?
  
  ...хотела умереть тогда, но даже сознания не лишилась ... в отчаянии била руками по холодной земле... внутри все горело... уже слез даже не было... только кривила губы в попытке заплакать... почему мы, женщины, всегда ищем спасения в возможности поплакать?
  
  Чуть что, сразу плачем. Но это не помогает, только хуже становится. Иногда спрашиваешь себя, что изменят эти слезы? Что изменят эти слова? Тебя станут уважать? Перестанут относиться к тебе, как к шалаве подзаборной? Да ни хрена. Ни все мужчины сволочи, но большинство из них именно такие. Они и ногтя твоего не стоят. Уж поверь. Я, правда, не знаю, кто этот бред слушать будет. Сижу здесь в гребаной жопе, в дыре какой-то. [смеется]
  
  Еще и холодно чертовски. Вся замерзла. Но я скажу, все равно скажу, как есть. Тебя бьют, насилуют, как только хотят и куда хотят, а ты что? Должна смириться? Ни хера! Дерись, сражайся за свои права до последнего. Пока дышишь, бейся. Ты человек! Да, ты женщина, ну и что? Что из этого? Чем мы хуже мужчин? Они лучше нас? Умнее? Сильнее? Мир принадлежит им? Ни хера подобного! Ни хера! Помни, что у тебя есть не только три дырки, но еще есть душа и есть сердце.
  
  Ты можешь испытывать адскую боль, стыд и унижения благодаря им, валяться в луже собственной крови, мочи и блевотины, но ты должна выжить. Должна выжить. Должна доказать эти скотам, что ты тоже человек, такой же, как и они... да нет, стойте... не такой же, лучше, гораздо лучше... чище, у тебя есть душа и есть сердце.
  
  Ты должна держаться, должна жить.
  
  Даже, когда это кажется невозможным, никаких сил уже нет, и ты не можешь подняться с земли. Но ты должна, ты обязана это сделать. Даже, если слезы текут из глаз...
  
  ...текут из глаз...
  
  ...когда-то таких красивых... что сводили с ума...
  
  А теперь даже цвета в них нет.
  
  И боль сковывает движения. Боль во всем теле, в животе, в руках, ногах и между ног тоже боль, потому что тебя грязно использовали. Над тобой надругались, но ты все можешь. Ты обязана подняться. Обязана выжить.
  
  Даже, когда совсем не хочется жить. Даже, когда тебе незачем жить.
  
  И слезы льют из глаз.
  
  С ними выливается все... боль, гнев, обида... все самое плохое. Но это только иллюзия. Все остается. В тебе. Внутри. Навсегда.
  
  В такие моменты, когда плохо, хреново, хуже некуда, особенно часто вспоминаю детство. Беззаботное время. От этого плакать хочется еще сильнее, но здесь ничего не поделаешь. Скажете, я размазня? Сижу в вонючей дыре, даже не знаю где это и заливаюсь слезами, вспоминая, как хорошо было в детстве и как плохо сейчас. А плохо ведь уже стало одиннадцать лет назад. Ну, вы помните. Мой четырнадцатый день рождения. Я говорила об этом.
  
  У большинства детей детство продолжается гораздо дольше четырнадцати, но не у меня. И все же у меня было детство. Короткое, но счастливое. Я, как и все девчонки, играла в куклы, делала прически подружкам, сестре и маме, даже мечтала стать парикмахером. Любила яркие наряды и, каждый день, ложась спать, заботливо укладывала в кровать рядом с собой любимого плюшевого мишку. Не могла заснуть без него. Засыпала, только крепко обняв старую мягкую игрушку. Как давно это было. Но в то же время кажется, что все это было так недавно, словно вчера.
  
  И это сложно соотнести с сегодняшней действительностью, не так ли? Я права? Та же самая девочка, которая ложилась спать с мягкой игрушкой под бочком и видела во сне сладкие детские грезы, спустя годы вынуждена валяться в грязи, блевотине, моче и крови, разрываясь на части от сожаления по утраченному времени. По прожитой впустую жизни. Та же самая девочка. Только в рот ей запихнули мерзкий член, а между ног воткнули дуло пистолета. [плачет] А самое невыносимое, когда эта мразь вся в тебе остается, и ты знаешь, что за всю дальнейшую жизнь не очистишься. Убивает просто ощущение это. Когда осознаешь, что выхода нет. И ничего не исправить. НИЧЕГО.
  
  Как же я устала от этих слез.
  
  Тогда, лежа в забытом Богом сарае, в чужом городе, после того, как меня поимели в рот и кончили туда же, трахнули пистолетом, я жалела, что родилась на этот свет. Очень сильно жалела. И никогда так ясно не ощущала себя ошибкой природы. Я-то думала, что счастлива. У меня все есть. Я красивая, меня любят мужчины, у меня отличная жизнь, я самая настоящая звезда. Но все оказалось гораздо прозаичнее. Так вот и рушатся судьбы. Я стала тряпкой, самой настоящей тряпкой и потаскухой. Надо мной издевались, насиловали, унижали, не считали человеком.
  
  Чем я хуже других? Чем? Скажите мне. Я не имею права на счастье? Да, я женщина, да, я красивая. Так что? Теперь можно меня использовать? Подвергать унижениям? Я знаю, вам меня не жаль. Совсем не жаль. Да и с чего? Я прекрасно понимаю, какой образ сложился в вашем сознании, благодаря моему рассказу. В вашем воображении я молодая нимфоманка, любительница потрахаться, поебаться, как сказал бы кто-то из вас. Вы ведь меня не видели. Да и что бы это дало? Вы плевать хотели на то, что я красивая. Вы так же, как и Бартенев, считаете меня проституткой и шалавой, вот и все.
  
  А как же быть с женской солидарностью? Я понимаю, что мужики бы с удовольствием сунули мне член в задницу, а может бы только послали на хер. И сделали бы совершенно правильно, скажут некоторые из вас. Да и кто вообще это станет слушать, этот мой рассказ, эту мою долбанную в жопу исповедь? Женщины? Мужчины? Ясно, что завидовать мне никто не будет. Если бы я приблизилась к вам, то вы бы лишь отшатнулись от меня, как от прокаженной и осыпали проклятиями. Вот. И я знаю, что это так. Не нужно спорить.
  
  "Хочу умереть, - думала я тогда, - хочу умереть".
  
  Я подогнула ноги, переплела пальцы на руках, поднесла их к губам. Какие же ледяные они стали. Холодные. Как ледышки. Я их не чувствовала. Не ощущала собственных пальцев. Валерий пошевелился, встал с места... Бартенев тоже куда-то пошел... Они оба двигались, будто в замедленной съемке...
  
  ...в замедленной съемке...
  
  Хочу умереть. Нет сил больше жить с этим. С этой грязью в душе. Ведь это не тело. Душу не вымоешь. Так все и останется там. Навсегда. До конца дней.
  
  
  (ВАЛЕРИЙ)
  
  Сначала я думал о том, что произошло между Карамелью и Бартеневым. Я твердо решил, что набью ему рожу, если он сделал ей что-то плохое. Но потом я услышал это. Рассказ Бартенева, хотя это сложно было назвать рассказом, он сказал всего несколько слов, но меня они шокировали. Привели в неописуемый ужас. Я не мог в это поверить. Да и почему я вообще должен был ему верить? И я бы не верил, если бы не дальнейшее развитие событий.
  
  Итак, Бартенев взял и заявил, что Карамель убила собственного ребенка восемь лет назад, то есть в две тысячи первом, когда ей было семнадцать лет. Это не укладывалось у меня в голове. Совершенно не укладывалось. Это было немыслимо. Она мне ничего не говорила. Да и сказала бы, даже если бы это было правдой? Навряд ли.
  
  Я мало что знал о ее прошлом. Карамель была скрытная. Если я имени ее не знал настоящего, как бы смешно это не было. То что я тогда мог знать об убийстве ею собственного ребенка? Я вообще не знал, что Карамель рожала. По ее фигуре этого нельзя было сказать. Одним словом, Бартенев меня шокировал ужасно, когда сказал обо всем этом. Зачем он так поступил? Если это и правда, то я не хотел бы ее знать ни за что в жизни. Не хотел разочаровываться в Карамели. Ведь она, по сути, единственное, что у меня оставалось. Но было поздно. Совсем поздно.
  
  "Признайся, ну же", - добавлял масла в огонь разошедшийся Бартенев.
  
  Карамель лежала на земле, делала попытки подняться, но у нее почему-то не выходило. По ее лицу разлилось такое страдание, что у меня едва сердце не оборвалось. Я должен был подойти к ней, помочь, но не решался двинуться с места. Только смотрел. Хотел уже отвернуться, но вдруг Карамель открыла рот, чтобы что-то сказать и я мысленно взмолился:
  
  "Только не говори ничего, пожалуйста, не надо, не говори, прошу тебя".
  
  Но она сказала. Вернее, прокричала слова, которые до сих пор отдаются у меня в голове. Я не хочу их слышать, а они все звучат и звучат. Звучат и звучат.
  
  Карамель резко вскочила, закричала, брызгая слюной, попеременно бросая взгляд обезумевших глаз на меня и Бартенева. Такой хищной я ее еще не видел. Она меня испугала. Своей животностью. Была, словно волчица.
  
  Карамель закричала, а я машинально прикрыл ладонями уши. Но все равно слышал ее слова:
  
  "Да, мать вашу! Я убила этого ребенка! Родила и убила! Этими руками убила! - она продемонстрировала мне грязные руки с поломанными ногтями, подняв их над головой. - Размозжила ему голову камнем! Убила я его! Убила!!!"
  
  Наконец, в воздухе затих звенящий крик Карамели, и опустилась тишина. Мы стояли втроем, глядя друг на друга, и никто не решался сделать какое-нибудь движение или что-то сказать. Даже Бартенев, казалось, пребывал в потрясении.
  
  А потом Карамель стала смеяться. Снова повалилась на землю, заливаясь истерическим хохотом. Смеясь, она извивалась на песке в какой-то агонии. У меня по спине побежали мурашки, смех этот ее был... не знаю... демоническим. Чуть позже он перешел в крик. Я глянул на Бартенева, который тоже следил за действиями Карамели, и он сказал:
  
  "Она безумна. Умом тронулась твоя подстилка, парень. Не сможет она, боюсь, больше творить чудеса с твоим членом. Да и вообще с любым. Для этого нужна ловкость языка, знаешь ли".
  
  "О чем это он?" - подумал я, не уловив смысла в его словах.
  
  Бартенев в последний раз бросил обеспокоенный взгляд на Карамель, которая продолжала кричать и крутиться на земле. Посмотрел на нее, как на самую настоящую дуру. Все ее лицо и волосы были в песке. Затем он вышел из постройки, оставив меня наедине с безумием. Самым настоящим безумием. Вы когда-нибудь видели безумного человека? Истинного безумца? Без тормозов в голове, готового на все, что угодно? В те минуты Карамель создавала именно такое впечатление. Полного сумасшествия.
  
  
  (БАРТЕНЕВ)
  
  Они уже вышли к дороге, когда начал моросить мелкий дождь. Никто не произносил ни слова. Бартенев шел впереди, Валерий за ним, а Карамель плелась сзади. Он решил, что после его откровения между Валерием и Карамелью пробежала черная кошка. Это воспоминание пришло к нему совершенно неожиданно, он вспомнил фотографию девушки, которую должен был разыскать в лесу восемь лет назад, когда еще работал на другого человека.
  
  Еще Бартенев вспомнил о том, что задание с поиском Карамели, вернее той, кем она тогда была, стало последним в его прошлой работе. Он отказался его выполнять и просто ушел. Ушел в никуда. Сейчас, вспомнив этот эпизод с поиском, Бартенев не мог не отметить всю иронию ситуации. Тогда он был охотником, а теперь сам вынужден спасаться от преследователей. Бартенев усмехнулся от этой мысли.
  
  Он отлично знал, что Валерий никогда не найдет оправдания для убийства Карамелью собственного ребенка. Но Бартеневу не было до этого никакого дела, плевать он хотел на этих двоих. Главное, что у него с собой были документы и немного наличных. Его же новые друзья, как он понял, остались без паспортов. Вот они в заднице. В самой настоящей.
  
  Бартенев хотел, как можно скорее, добраться до аэропорта. Но прежде необходимо было забрать кейс из тайника. Оставалось только поймать попутную тачку. Ему было жаль деньги, жаль "лексус", но с этим уже ничего нельзя поделать. И все же главный куш по-прежнему был у него, пусть и в удаленном местечке. Бартенев понятия не имел, что обнаружит в кейсе. Да, он собирался его открыть, нельзя больше было тянуть с этим делом.
  
  Как только кейс окажется у него в руках, он тут же его вскроет, любым способом. И плевал он на этого Дэ. Когда завтра в полдень тот будет ждать его в назначенном месте, Бартенев уже окажется далеко отсюда. Он мысленно улыбнулся, подумав об этом. Но Бартенев и предположить не мог, что лежало в кейсе. И это влекло его. Ради этого он готов был провести еще одну ночь в аду.
  
  "Что же это за штука, если агенты и те шлюхи, кем бы они ни были, готовы глотки грызть ради нее?" - подумал Бартенев, но смысла гадать не было. Он и так скоро все узнает.
  
  Валерий вытягивал руку в попытке остановить машину, но у него ничего не выходило. У Бартенева тоже. Да и кто станет подбирать троицу странных людей, шагающих по дороге ночью?
  
  "Два мужика и одна шлюха", - пришло в голову Бартенева, и он рассмеялся, затем обернулся к Карамели:
  
  - Может ты, Ко-ро-мель, выйдешь на трассу? Покажешь сиськи или трусики спустишь для полной убедительности. Давай же, поработай по своему истинному призванию, детка. Какой-нибудь дальнобойщик и клю...
  
  Бартенев не договорил, потому, как Карамель внезапно бросилась на него со звериным рыком и всем телом вытолкнула с обочины на дорогу. Перед ним возникли яркие фары, и раздался громкий сигнал. Грузовик свернул в сторону, объехав его в каких-то десяти сантиметрах.
  
  - Ты совсем охуела, тварь ****ая?! Манда, ****ь! - закричал Бартенев и кинулся на Карамель, но Валерий преградил ему путь, схватив за руки.
  
  - Прекрати! - твердо сказал он. - Хватит собачиться, вы оба меня в конец достали уже!
  
  - Ты видел, что она сделала?! Меня чуть грузовик не переехал из-за этой сучьей манды!
  
  
  (КАРАМЕЛЬ)
  
  Вот так. Я привыкла к тому, что в последние годы мужчины считали меня королевой, поклонялись мне. А за последние несколько дней я убедилась, что все это было лишь иллюзией. Ощущение, что моя никчемная жизнь, наконец, наладилась. Ничего не наладилось. Все осталось по-старому. Это я дура. Доверчивая дура.
  
  Даже Валерий теперь меня ненавидел. Да и все, кто это слышит тоже. Вы меня ненавидите. Скажете, наверное, что у вас была надежда. Надеялись, что я не такой гнилой человек в душе, как может показаться, но теперь вы убеждены, что я самая настоящая тварь. И нет мне места в этом мире. Я вас понимаю. Все же я убила своего ребенка. Любая мать меня бы разорвала на части. Понимаю.
  
  В те ужасные минуты, когда даже Валера отвернулся от меня, я вспоминала Минорского. Мне его не хватало. Очень не хватало. Он бы меня понял. Смог бы понять.
  
  Бартенев. Гнусный сукин сын. Я и подумать не могла, что тем преследователем окажется он. Я никогда раньше не видела Бартенева и не думала, что он в прошлом один из людей Решетникова. Но меня это уже не удивляло. Больше ничего не удивляло. Через пару лет после того злополучного изнасилования, когда мне было четырнадцать, я попала к Решетникову. Он стал кем-то вроде моего покровителя. Я забеременела от него, она заставил меня. Собирался снимать в каком-то порно с беременными девками. Как шавку последнюю.
  
  Но я сбежала. Избавилась от ребенка и сбежала. Честно, не знаю, что руководило мною в те ужасные минуты. Роды прошли в каком-то трансе, я не воспринимала реальность. Когда младенец закричал, я инстинктивно схватила первое, что попало под руку. Это оказался тяжелый камень. Я испугалась, испугалась, что меня обнаружат. Мне пришлось убить ребенка. Пришлось сделать это.
  
  И дальше началась моя новая свободная жизнь. Я больше ни от кого не зависела. Перебралась в другой город. Сменила имя. Сменила официально, даже в паспорте я теперь Карамель. Вам смешно? Да пошли вы! Срала я на ваше мнение. Главным для меня тогда было то, что я обрела свободу. Наталья осталась в прошлом. Да, так меня звали раньше. Я была ей восемнадцать лет. И вот уже семь лет, как избавилась от прошлого. От всего прошлого. Решетникова я больше никогда не видела и надеюсь, что эта сволочь подохла. Искренне на это надеюсь.
  
  Валерий же ни о чем не знал. Ни о том, что меня изнасиловали в четырнадцать лет, ни о моей беременности, не знал и моего настоящего имени. Я бы никогда ему не рассказала о своем прошлом. Сама не хотела вспоминать.
  
  И вот, какие бывают совпадения. Я встретила своего преследователя. Все возвращается, как в кошмаре. Все это сон. Все это ****ский сон. А ведь я получается должна быть обязана Бартеневу жизнью? Он ведь дал мне уйти. Почему? Я не знаю. Да пошел он к черту! Выродок!
  
  Встали на сторону Бартенева? Этого пидора? Понимаю. Думаете, вломит он ей еще или нет? Да? Вот бы вломил по первое число. Вот бы убил эту мразь.
  
  * * *
  
  "Ты видел, что она сделала?! Меня чуть грузовик не переехал из-за этой сучьей манды!" - яростно закричал Бартенев.
  
  "Прошу, успокойся", - сказал Валера, в очередной раз, пытаясь угомонить Бартенева. Но в его голосе звучало безразличие. По большому счету ему было плевать на меня.
  
  "Не собираюсь я успокаиваться! Пусти, я ей вмажу сейчас! - продолжал орать Бартенев. - Ни одна шлюха не имеет права так со мной обращаться! И я никогда не умру от руки шлюхи. Запомни мои слова!"
  
  Предположу, что у Валерия самого руки чесались убить меня или хотя бы врезать мне. Но он же у нас человек высоких моральных правил. Ему нормы приличия не позволяли сделать подобное.
  
  Удержать Бартенева Валере так и не удалось, да он и не особо старался. Я стояла на обочине немного дальше от них, разглядывая поломанные ногти на руках, когда услышала приближающиеся шаги. Бартенев грубо (а как еще он мог это сделать?) схватил меня за волосы и потянул на себя. Я даже не вскрикнула, молча повалилась на землю. Увидела боковым зрением Валерия. Он стоял, глядя на нас, но уже и вовсе ничего не предпринимал, чтобы остановить Бартенева.
  
  "Пусть делает, что хочет. Я не заплачу, не заплачу", - мысленно говорила я самой себе, но в это мгновение меня разрывал дикий страх. В последние часы он практически не отпускал меня.
  
  А кто не боится грядущей боли или смерти?
  
  Бартенев, встав передо мной, несколько секунд смотрел в мои глаза, держа меня за волосы правой рукой, а потом размахнулся левой и ударил кулаком в лицо. Он был левшой, чертовым левшой. Ударил в самую переносицу. У него на пальце еще такой массивный перстень был надет. Перед глазами моими запрыгали яркие звездочки, фокус картинки пропал. Бартенев, который стоял рядом, отдалился от меня метров на десять, а Валера резко приблизился. Они как-то поменялись местами.
  
  Я сидела, погруженная в транс, и ждала, что Бартенев снова меня ударит. Была готова к этому. Но он развернулся ко мне спиной. Казалось, прошла пара часов, не меньше. А я все сидела и сидела. Не могла встать. Мне было страшно.
  
  "Видите, я даже не плачу. И мне не больно, уже не больно", - думала я, а сама не чувствовала лица. Когда моргала, дышала, двигала губами. Дышала я ртом, даже не осознавая этого. Носом не могла. Все онемело. Просто неимоверно онемело. Возникло ощущение, что мой нос раскололся на куски. И не было его вовсе. Я боялась поднести руку к лицу и пощупать нос. Боялась сделать это. [плачет]
  
  Зрение постепенно нормализовалось, я опустила голову вниз, онемение на лице сразу стало каким-то другим, сменились ощущения, но легче не становилось. Посмотрела на песок. Капли крови стали падать на него вместе с каплями дождя одна за другой, одна за другой, все ускоряясь и ускоряясь.
  
  "Я не заплачу, не заплачу. Я выдержу это, выдержу обязательно. Я смогу".
  
  А слезы, тем временем, градом катились по моим щекам, только я их не чувствовала. Не могла почувствовать. Они текли и падали на песок. Вместе с кровью.
  
  И вдруг я говорю, обращаясь к Бартеневу:
  
  "Давай же, сукин сын, иди сюда. Сними с меня трусы и вставь мне еще что-нибудь. Или хочешь, чтобы я пососала твой член? Давай, я буду с наслаждением сосать его, я подарю тебе столько удовольствия".
  
  Он приближается ко мне, а Валера все это видит. Бартенев опускается рядом со мной, смотрит на меня, заводит руку под мое платье, отводит в сторону трусики и щупает меня там. Мне противно, что хочется блевать, но я терпеливо жду. Наконец, настает кульминация. Он встает, расстегивает ширинку и вынимает из штанов возбужденный член. Подходит ко мне ближе, касается членом моих губ, обхватывает сзади затылок и наклоняет мою голову вперед.
  
  "Давай, шлюха, соси", - шепчет он в своей фирменной манере.
  
  Головка его члена касается моего горла и... я резко сжимаю челюсти. Так, что языком ощущаю вкус крови. А Бартенев с криком и глазами, полными ужаса, резко отстраняется назад...
  
  * * *
  
  Это все, конечно, очень занятно.
  
  Но дальше началось такое, что оно могло бы стать очень смешным, если бы не явилось столь кошмарным. Встреча с Викторией и все, что последовало за ней.
  
  
  (ВАЛЕРИЙ)
  
  Карамель сидела на земле с разбитым лицом, в крови, плакала, а мне даже не было ее жаль. Более того, я испытал некоторое удовольствие, когда Бартенев ее ударил.
  
  "Давай же, сукин сын, иди сюда. Сними с меня трусы и вставь мне еще что-нибудь. Или хочешь, чтобы я пососала твой член? Давай, я буду с наслаждением сосать его, я подарю тебе столько удовольствия", - сказала вдруг Карамель, обращаясь к Бартеневу, глухим после удара по лицу голосом.
  
  "Иди на хер, шалава!" - отмахнулся от нее он, затем посмотрел на меня таким взглядом, что его глаза, словно говорили: "Среди нас психи!"
  
  "Почему ты не убил меня в тот день?!" - закричала Карамель, снова обращаясь к Бартеневу. На лицо ее падали редкие капли дождя.
  
  Он обернулся к ней, помолчал немного и произнес серьезным тоном:
  
  "Я рассчитывал, что взамен этому ты позволишь мне полизать твою киску. Она у тебя классная, я знаю. Лучше, чем ты сама".
  
  "Что будешь делать дальше?" - внезапно спросил я Бартенева, чтобы отвлечь его.
  
  "Заберу кейс и двину из этого города", - ответил он.
  
  "Мы с тобой", - сказал я, глядя на дисплей мобильника. Но он погас, телефон отключился. Видимо, сел аккумулятор.
  
  "Какого дьявола?! У вас даже паспортов нет!" - вскинулся Бартенев.
  
  "У нас их из-за тебя нет!" - сдавленно пропищала Карамель.
  
  "Лучше помолчи, - подумал я, махнув рукой перед приближающейся к нам машиной, - а то сейчас еще получишь".
  
  Бартенев открыл рот, чтобы ответить на реплику Карамели, но не успел. Рядом с нами остановился автомобиль. Это был красный "опель". Переднее боковое стекло со стороны пассажира опустилось и приятный женский голос произнес:
  
  "Вас подвезти, ребята?"
  
  
  (БАРТЕНЕВ)
  
  - Благодарю вас, - промолвил Бартенев, садясь на переднее сиденье.
  
  Валерий помог Карамели подняться с асфальта, на котором она все еще сидела, и они устроились в машине сзади.
  
  - Виктория, - представилась молодая женщина, и Бартенев решил, что она вполне симпатичная. На вид ей было лет тридцать, ее пышные волосы, по большей части светлые, но темные у корней, уложены лаком, а челка закручена кверху. На лице немного косметики. Одета она в короткое пальто и длинную серую юбку. На ногах высокие черные сапожки.
  
  - Меня зовут Кирилл, - сказал Бартенев, заметив, что Виктория пристально наблюдает в зеркало заднего вида за сидящими сзади Валерием и Карамелью.
  
  Фальшивое имя сорвалось с его губ абсолютно случайно. Уже потом Бартенев рассудил, что поступил верно. Незнакомому человеку нельзя было доверять. Тем более женщине. В сложившейся ситуации.
  
  - А у ваших друзей имена есть? - спросила Виктория, снова бросив взгляд в зеркало.
  
  - Ирина и Юрий, - снова солгал Бартенев и обернулся назад - Валерий и Карамель сидели в разных углах широкого кресла с безразличным выражением на лицах.
  
  - Докуда вас подвезти? - учтиво поинтересовалась женщина, следя за дорогой.
  
  - До аэропорта, - не раздумывая, бросил Бартенев.
  
  - Хорошо. Мне как раз по пути. Я вас подброшу.
  
  - Будем вам признательны.
  
  - Не возражаете, если мы остановимся на заправке? - Виктория с улыбкой обернулась к Бартеневу, в ее глазах плясали озорные искорки. Или ему это только показалось.
  
  "Только при условии, что ты позволишь мне поиметь тебя в заправочном толчке", - подумал он, поправляя воротник плаща, а вслух произнес:
  
  - Конечно, нет.
  
  Виктория притормозила у въезда на заправку, а затем, когда нужная колонка освободилась, плавно вкатила "опель" под металлический навес. Вышла из автомобиля и отправилась платить за топливо.
  
  - Я загляну в магазин, - выдохнул Валерий и вылез из машины вслед за Викторией. Карамель тоже пошла за ними.
  
  Бартенев посидел какое-то время один, а когда Виктория вернулась, подошел к ней.
  
  - Может быть... - заговорил он, но Виктория его прервала.
  
  - Что с вами случилось? Кто избил эту девушку? - спросила она, вставляя пистолет в бак.
  
  - Нас... э-э-э... ограбили. И тачку сожгли. А... Иру избили, да.
  
  - Мне жаль... и... - с наигранным сочувствием пробормотала Виктория, но теперь Бартенев оборвал ее:
  
  - Как насчет продолжить наше знакомство в другом месте, более укромном?
  
  "Наверняка, эта шлюха очередная охотница за кейсом. Иначе, откуда она взялась в столь подходящий момент? Но трахнуть ее не будет лишним", - подумалось ему.
  
  - Конечно, - неожиданно для Бартенева ответила она. - Только сначала повеселимся немного.
  
  Виктория закрутила крышку бензобака, заглянула в салон "опеля" и вытащила из бардачка револьвер. Бартенев завел руку под плащ, нащупав пистолет.
  
  "Что еще она задумала?"
  
  - Сыграем в русскую рулетку? - обернулась Виктория к нему с оружием в руках.
  
  - Ох... - выдохнул Бартенев, ослабив пальцы на рукоятке пистолета.
  
  Виктория продемонстрировала ладонь с лежащим на ней патроном.
  
  - Одна ячейка с пулей из шести, - произнесла она, вставляя патрон в барабан. - Ты первый.
  
  Бартенев протянул левую руку, взял револьвер, чувствуя его массу. Такую приятную. Ударил большим пальцем по барабану.
  
  - Целься, сюда, - сказала Виктория каким-то эротичным тоном, поднеся палец ко лбу.
  
  Бартенев ощутил, как его член внезапно напрягся и, медленно подняв руку, приставил дуло револьвера к ее голове.
  
  - Жми на курок, не бойся, - выдохнула Виктория, и он заметил, что ее лицо покрылось капельками пота.
  
  Бартенев пришел к выводу, что страх в этот момент наполнял все ее естество. Без остатка.
  
  
  
  (КАРАМЕЛЬ)
  
  В туалете на заправке мне наконец-то удалось увидеть свое лицо в зеркале. И его вид меня не обрадовал. А разве могло быть иначе? Но мне еще повезло. Нос вроде не был сломан, только посинел и раздулся ужасно. Я никогда в жизни не выглядела так плохо, как в ту ночь. Мой еще час назад аккуратный носик теперь занимал, наверное, половину лица. Почему я терпела все это? Почему просто не сбежала? Я жаждала мести. Говорила себе: вытерплю все, но увижу труп Бартенева. И это придавало мне сил.
  
  Я умылась холодной водой, сделала компресс из куска ткани от рукава платья. Онемение стало проходить, и вместе с этим появилась боль. Ужасная, свербящая боль. Дышать я могла только ртом. В нос воздух вообще не проникал. Мне его даже не втянуть было. И больно к тому же.
  
  Если вы этого не испытывали, то вам не понять, что я чувствовала тогда. Но хуже была боль душевная. В очередной раз я решила, что убью Бартенева. Любым способом и будь, что будет. Пусть меня посадят, зато я буду отмщена.
  
  Наклонилась и, сдвинув трусики, осмотрела, насколько все было плохо там. К счастью, ничего серьезного. Царапина от пистолета, запекшаяся кровь.
  
  Я вернулась к машине (дождь, тем временем, перестал), увидела, как Бартенев приставил дуло револьвера (откуда он его взял?) к голове женщины, вместе с которой мы ехали. Еще я вспомнила, как Бартенев назвал наши ложные имена. Только зачем? Что он вновь задумал? Но мне было плевать на это по большому счету.
  
  И тут он нажал на курок. Виктория эта сразу зажмурилась, сжалась в комок, не удивлюсь, если обоссалась от страха. Она мне сразу не понравилась, такая же дрянь. Они с Бартеневым друг друга стоили. Нашел он себе под стать парочку, надо заметить. Раздался щелчок, и они оба облегченно вздохнули, затем нервно рассмеялись. Отступив за бензоколонку, я наблюдала за их действиями дальше. Я поняла, что они играли в русскую рулетку. Я же не дура. Наверняка, Виктория предложила, а Бартеневу, что еще надо? Гребаный любитель острых ощущений.
  
  Теперь Виктория прокрутила барабан и приставила дуло ко лбу Бартенева. Я искренне надеялась, что револьвер выстрелит.
  
  "Давай же! Пристрели этого мудака!" - мысленно взмолилась я, сложив на груди переплетенные пальцы. Даже мерзнуть перестала, захваченная ожиданием развязки такой интересной сцены.
  
  И револьвер выстрелил. Вот только в воздух, а не в голову Бартенева. Как же я расстроилась в тот момент. Даже подпрыгнула на месте от негодования, охватившего меня.
  
  "Сука такая! - разочарованно прошептала я. - Сука! Сука! Сука!"
  
  А Бартенев всего лишь отвел руку Виктории от своего лба за мгновение до выстрела. Экстрасенс хренов!
  
  
  (ВАЛЕРИЙ)
  
  Я видел реакцию Карамели, когда Бартенев вдруг резко схватил руку Виктории и поднял ее вверх. Прогремел выстрел. Карамель, конечно же, дико огорчилась. Я решил, что сейчас приедет милиция, но никто даже не вышел из заправочного домика или из магазина. Бартенев отошел от Виктории, на лице его отражалось недоумение.
  
  "А ведь она и правда едва его не убила. Если бы Бартенев не успел среагировать, то я бы увидел еще один труп", - подумал я тогда.
  
  Помню, какая бойня разразилась в клубе. Это было ужасно. Повсюду лежали мертвые, изрешеченные пулями тела. Помню мертвую официантку, которая, как я понял, была беременна. Помню, как Бартенев выталкивал ее труп из машины, как бил ее ногами по лицу. А потом ее голову раздавило колесом, преследовавшего нас внедорожника. Я уже не ручаюсь за свое психическое здоровье, раньше у меня была крепкая психика, но в последнее время она сильно сдала. Такого насмотришься, так...
  
  А с чего все началось? Что стало первым шоком для меня?
  
  Мертвая Диана? Нет. Она, хоть и была мертвой, выглядела же вполне обычно. Странное слово для мертвого человека, да? "Обычно".
  
  Разрезанное колесами поезда тело Юли. Вот, что пошатнуло мою психику. И я, кажется, сокрушался по поводу того, что никогда больше не увижу Юлю? Да, было такое. Но это неправда, я ее увижу. Увижу своими собственными глазами. Живой. Увижу ее живой.
  
  И Диану тоже. А также увижу совершенно незнакомого человека, который находится совсем в другом месте и никак не должен был оказаться здесь. С нами. Но он окажется.
  
  А кто будет во всем виноват? Кто все это устроит? Вы сами скоро узнаете.
  
  
  (БАРТЕНЕВ)
  
  Карамель наблюдала за ними и Бартенев это видел. Он пошел за ней, когда она направилась обратно к магазину. Чувствовал, как сильная злость разрывала его изнутри, и он должен был на кого-то ее излить. Ведь его чуть не убили. Прямо здесь, на заправке.
  
  "Я тебя достану", - подумал Бартенев, шагая за Карамелью, пока Валерий возвращался к машине.
  
  Виктория могла убить его. Действительно могла. Но гнев он сорвет на Карамели. На этой мерзкой шалаве.
  
  - Ты куда, сука? - крикнул он, когда Карамель вошла в здание магазина и заспешила по коридору к туалету.
  
  Бартенев, догнав ее у двери, вошел в уборную следом за ней. Он закрыл дверь, надавил на нее рукой, перекрыв Карамели путь к отступлению. В небольшом помещении находились четыре кабинки и две раковины.
  
  - Что ты собралась здесь делать? - поинтересовался Бартенев и помолчал, дожидаясь ответа.
  
  Карамель лишь сверлила его уставшими голубыми глазами. В них Бартенев прочитал желание отомстить и жажду крови. Она жаждала его крови. Он продолжил:
  
  - Я же сказал, что еще не закончил с тобой, крошка. Давай же, спускай трусы и присаживайся на унитаз, детка. Я посмотрю на это. Ты часто испытываешь оргазм? Кончаешь, когда мастурбируешь или только, когда тебя трахают? Больше любишь, когда в ****у ебут или в жопу? В порнухе не снималась? Тебе нравится глотать сперму?
  
  Бартенев прервался на пару секунд, пытаясь различить реакцию Карамели, но в ее взгляде и поведении ничего не менялось. Она просто смотрела на него, стоя с широко разведенными ногами. Словно, в какой-то боевой позе. Он заговорил вновь:
  
  - Судя по всему, нравится. Здорово тебя эти козлы поимели? Считаешь себя самой охренительной красавицей? Я тебе открою правду, малышка. Ты уродина, жуткая уродина. Страшная, как... - он помолчал. - Ну, я жду. Спускай трусики,покажи мне свое сокровище, дай мне вставить тебе по...
  
  Бартенев на мгновение опешил, когда Карамель со звериным рычанием кинулась к раковине, схватила мыльницу и ударила ей по зеркалу, висящему на стене. В раковину посыпались осколки, она взяла самый крупный из них треугольной формы и резко обернулась к нему.
  
  - Что еще скажешь? - проговорила Карамель совершенно спокойно, медленно двинувшись к Бартеневу. Только в прерывистом дыхании ее слышались громкие хрипы. - Ну же, давай, продолжай, говори, что хотел. Я жду. Я готова все выслушать. Абсолютно все, милый.
  
  "Точно чокнулась, сука. Откуда такие твари только берутся? Как же они меня достали, - подумал Бартенев, и вдруг его голову пронзила неожиданная мысль. - А вдруг она тоже охотница за кейсом? Нет, это уже точно перебор".
  
  Он быстрым движением вытащил пистолет и наставил дуло на Карамель.
  
  - Что на это скажешь? Ведь выстрелю же, пристрелю, как собаку. И ты знаешь, что я смогу. Не побоюсь. Ни хера...
  
  
  (КАРАМЕЛЬ)
  
  "...не побоюсь. Уебу тебя прямо здесь", - говорит Бартенев, злостно так рычит сквозь зубы.
  
  "Ну и дурак, - думала я тогда. - Полный кретин. Надо же таким придурком-то быть".
  
  Только он забыл про дверь и тут в туалет входит Валерий, чтобы сказать, что наша попутчица собралась уезжать. Входит Валерий и видит любопытнейшую сцену: я стою перед Бартеневым с наставленным ему в живот осколком зеркала, а он целится из пистолета мне в голову.
  
  Надо признать, Валера дар речи потерял. Остолбенел напрочь от увиденного. Так мы и стояли втроем, не произнося ни единого слова. Наконец, я бросила осколок стекла, порезавший мне ладонь, и вышла из туалета. Бартенев с недоумением проводил меня взглядом, но больше ничего не сказал и не сделал.
  
  В начале своего рассказа я упоминала о человеке, которого ненавижу больше всего. Я сказала, что не хочу называть его имя. Но вы уже догадались, что я говорила о Бартеневе. О нем самом. Честно сказать, я не понимаю, как можно быть таким пошлым, таким моральным уродом. И, что самое мерзкое, он наслаждался этими своими "качествами". Самодовольная тварь.
  
  Жалею ли я о том, что бросила тогда стекло и убежала? Не вспорола им живот Бартенева. Да, жалею. Но я не смогла. Не решилась на это. Можете обвинить меня в нехватке силы воли. Наверное, так оно и есть.
  
  
  (ВАЛЕРИЙ)
  
  "Там Виктория уезжать собралась без..."
  
  Я мгновенно прервался, увидев то, что открылось моим глазам в туалете. Подумал о том, что раз Виктория не убила Бартенева, так Карамель его прикончит. Я уже представил себе, как она воткнет ему в живот осколок стекла, а он выстрелит в нее. Подумал: что буду делать с двумя трупами? Но Карамель этого не сделала. Не кинулась на Бартенева. А он в свою очередь не стал стрелять.
  
  Карамель ушла, а Бартенев сказал мне:
  
  "Не советую тебе продолжать с ней общение, - помолчал немного, потом продолжил шепотом: - Она вообще без башки баба. Сумасшедшая стерва. Место ей в психушке на хрен. Запомни мои слова, парень. Запомни".
  
  "Тебя ведь не Кирилл зовут? Почему ты ей солгал?" - спросил я, не заостряя внимания на сказанном Бартеневым.
  
  "А ты как думаешь? Эта... - он прервался, подыскивая слово, но ничего оригинального не нашел. - Эта шалава вполне может оказаться очередной охотницей за кейсом. Как та официантка без руки. Помнишь?"
  
  "Которую ты убил? Она же была беременна", - вырвалось вдруг у меня.
  
  "Я ее не убивал, мать твою! Она сама сдохла! И ты ей поверил? Да она бы порешила нас там, если бы... Беременность ее это чушь полная, пойми, - он немного помолчал. - Одним словом, сложно все это".
  
  "И, посчитав Викторию охотницей, ты попросил ее отвезти нас сразу в аэропорт, не говоря ей о кейсе. Выходит, что ты знаешь, где он? И зачем кейс им нужен, по-твоему, этим охотницам и агентам? Что в нем?" - наседал я, пытаясь хоть что-то понять.
  
  "Послушай, Валерий, или как тебя там, - в глазах Бартенева засияла злость. - Если ты хоть заикнешься о кейсе при этой Виктории, или твоя..."
  
  "Я понял. Все понял. Где он находится, кейс твой?" - прервал я его.
  
  "В надежном месте", - коротко ответил Бартенев и не стал ничего мне объяснять.
  
  Тогда в туалете на заправке я думал, что все это очень глупо. Этот Бартенев с его каким-то аморфным кейсом, охотницы и агенты, как он называл людей в масках, идущие по его следу - все это было странным, ненастоящим.
  
  Мы пошли к выходу, и я думал, что Карамель, наверное, уже в машине с Викторией. Виктория пообещала мне, что дождется нас.
  
  "Итак, официантка мертва, - заговорил я вновь, слыша нотки страха в своем голосе. - А эти агенты? Они могут еще гнаться за нами?"
  
  Бартенев сказал:
  
  "Они назначили мне встречу. Завтра будут ждать с кейсом. Так что пока должны оставить в покое, хотя кто этих уродов знает. И официантка не первая охотница, были еще две, до нее. А это значит, что могут быть..."
  
  Бартенев резко замолчал, когда мы вышли на улицу.
  
  "Где она? Где тачка Виктории?" - проговорил вдруг он, осматриваясь вокруг.
  
  Я увидел, что "опель" исчез. На заправке не было ни единой машины.
  
  "Карамель, - спохватился я. - Где Карамель?"
  
  "Куда Карамель делась?!" - теперь в голос выкрикнул я.
  
  "Наверное, Виктория ее с собой забрала. Точно охотница! Сука!" - произнес Бартенев в ответ на мой возглас.
  
  "Что теперь нам делать?" - обратился я в никуда, а затем увидел лежащий на земле паспорт. Впрочем, это оказалась только обложка от него.
  
  Бартенев произнес:
  
  "Слушай, это не мои проблемы. Твоя потаскуха, ты о ней и... что это?"
  
  Он подошел ко мне, взял обложку, которую я к тому времени уже поднял и держал в руке.
  
  "Какого..."
  
  
  (БАРТЕНЕВ)
  
  - ...хрена?! - удивленно воскликнул Бартенев и сунул руку во внутренний карман плаща.
  
  Обыскал все карманы. На землю выпала золотистая коробочка с подарком для дочери Шефа.
  
  - Что это такое? - спросил Валерий.
  
  - К тебе это не имеет никакого отношения, понимаешь?! - проговорил Бартенев, поднимая коробочку. - Эта... эта... она мой паспорт сперла! Сперла! С****ила его на хер! Понимаешь? Я в жопе! Мы оба с тобой в жопе, приятель! В глубокой, мать ее, жопе! Глубоченной!
  
  Какое-то время они молчали, глядя друг на друга.
  
  - И что теперь нам делать? - спросил Валерий, но Бартенев не ответил.
  
  Он думал о том, каким образом Виктории удалось утащить паспорт.
  
  "Как она его вытащила?"
  
  Бартенев не мог и предположить. Он совсем ничего не заметил. Может сам выронил, когда хотел достать пистолет? Теперь это неважно. Главным было то, что он остался без паспорта и теперь не мог выбраться из этого города.
  
  - Мы застряли здесь. Застряли, - негромко сказал Бартенев. - Нам нужна тачка. Никаких попутчиков, своя тачка. Ты это понимаешь?
  
  - Где мы ее возьмем?
  
  - Угоним, мы ее на хрен угоним.
  
  Бартенев направился к дороге и Валерий поспешил за ним.
  
  - Я никогда... никогда не угонял машину, - взволновано выдохнул Валерий.
  
  - Все когда-то бывает в первый раз, - ответил Бартенев. - Но можешь оставаться здесь, я тебя за собой не тяну.
  
  - Нет, я с тобой. А что ты будешь делать потом?
  
  - Проклятье! - Бартенев остановился, повернулся к Валерию. - Я не знаю. Не знаю. Я понятия не имею, как догнать Викторию.
  
  - А как же Кара...
  
  - Да пошла она на хер! На хер! Слышишь? Пошла твоя шлюха на хер! Мне плевать на нее! Ты это понимаешь, мудо...
  
  Бартенев прервался, когда на территорию заправки въехала вишневая "Лада-Приора" и остановилась у бензоколонки. Из салона вылез пожилой мужчина, захлопнул дверь и поставил автомобиль на сигнализацию, потом медленно зашагал к магазину.
  
  - Быстро, берем, - негромко скомандовал Бартенев и побежал к машине. Валерий после недолгого раздумья поспешил за ним.
  
  - Мы поедем на этом? - спросил он и Бартенев хмыкнул:
  
  - А у нас, по-твоему, есть из чего выбирать?
  
  Бартенев вытащил пистолет, размахнулся и ударил рукояткой по боковому стеклу со стороны водителя. Стекло разбилось, запищала сигнализация, он распахнул дверь и забрался внутрь. Открыл дверь Валерию и тот сел рядом.
  
  - Дерьмо, дерьмо, дерьмо! - быстро проговорил Бартенев, ища взглядом сам не зная что. Наконец, он увидел отвертку, лежащую около ручки переключения передач.
  
  - Давай скорей, заводи двигатель, он идет, - сказал Валерий и Бартенев увидел, выбегающего из магазина хозяина тачки.
  
  - Повезет или нет? - пробормотал Бартенев, вставляя стержень отвертки в замок зажигания. Провернул его несколько раз и двигатель завелся.
  
  Валерий шумно выдохнул, когда водитель почти ухватился за ручку двери, но Бартенев в этот момент тронул автомобиль с места.
  
  - Прокатимся, мать твою! - прокричал он, резко выворачивая руль, чтобы не зацепить бензоколонку.
  
  Шины заскрипели о влажный асфальт и вскоре они уже оказались на трассе, оставляя заправку позади. Валерий оглянулся назад, увидел владельца "Приоры", который замер на месте, и смотрел им вслед, что-то крича. Заправка быстро скрылась из вида, спрятавшись в зарослях деревьев. Автомобиль набирал скорость. Доехав до развилки, Бартенев свернул на соседнюю дорогу как раз ведущую к тому месту, где он спрятал кейс.
  
  - Я представляю себе его рожу, - проговорил он и довольно ухмыльнулся. -Сейчас заберем кейс. Настал момент истины.
  
  - И часто ты угоняешь машины? - спросил Валерий.
  
  - Эта вторая. Первым был "лексус", я его вчера спер.
  
  - У кого?
  
  - Да хер его знает. Стоял просто, - Бартенев хихикнул и включил фары. Ночную дорогу озарил яркий свет. - Но внутри меня ждала засада.
  
  Валерий промолчал.
  
  - Ну и ночка выдалась, не правда ли? - после паузы изрек Бартенев. Затем повернул голову к Валерию. - Сейчас бы бабу какую-нибудь поиметь, что ты на это...
  
  Под капотом раздался скрежет, из радиатора повалил густой дым, автомобиль несколько раз дернулся и двигатель заглох. Бартенев вновь взял отвертку и стал крутить ей в замке зажигания, но стартер не реагировал.
  
  - Твою ж мать! - выкрикнул Бартенев. - Дерьмо! - "Приора" прокатилась еще метров сто по инерции и остановилась. - Кажется, мы приехали. Сдохла. Никогда не доверяй отечественному автопрому. Запомни мои слова. Давай, сматываемся отсюда. Быстро! Пока этот мудак, водила хренов, нас не догнал. Не хватало нам еще встречи с ментами.
  
  Валерий, ничего не сказав, последовал за Бартеневым и вскоре они уже бежали по обочине. Бартенев внезапно ощутил тяжесть в глазах и понял, что хочет спать. Кроме того, во всем теле с новой силой расцвела волна боли от полученных побоев.
  
  - Посмотри, что это? - произнес Валерий, запыхавшись от бега, и указал куда-то на деревья.
  
  Бартенев остановился, различив между густыми, переплетенными ветвями горящие огни, которые были отчетливо видны в темноте. Множество разноцветных, мигающих огней. Они усеивали стены какого-то здания. Присмотревшись, Бартенев понял, что это коттедж.
  
  - Похоже, это гостиница. Придорожная гостиница, - сказал он, вглядываясь в ночную темноту.
  
  - Гостиница, спрятанная за деревьями? - недоверчиво поинтересовался Валерий. - И светится, как елка новогодняя... сейчас что, новый год что ли?
  
  - Нет, вроде, - Бартенев помедлил. - Идем и выясним, что там за шняга.
  
  - Туда? А как же твой кейс и...
  
  - Послушай, тебе сегодня меньше досталось, чем мне... гораздо меньше, - говоря, Бартенев сверлил Валерия взглядом. - Я устал, как собака, подыхаю, видишь? Хочу отдохнуть. И если это гостиница, то есть реальный шанс остановиться там на ночь. Оставайся здесь, если хочешь. Или беги за своей шала... Кара... короче, иди искать свою траханую в жопу шлюху. Плевал я.
  
  Бартенев развернулся и медленно побрел в обратную сторону в поисках прохода к светящемуся зданию.
  
  - Бля, - выругался Валерий себе под нос. - Подожди, я с тобой.
  
  
  
  
  ДОРОГА ИЗ ЦВЕТОВ ПЛОТИ
  
  
   (КАРАМЕЛЬ)
  
  Виктория меня похитила. Комичная вышла ситуация, но мне было не до смеха. Дальше будет еще смешнее. Вы мне не поверите, но я говорю правду. Смысл мне врать и что-то выдумывать? Хотя признаюсь, я соврала о том, что укусила Бартенева за член. Просто мне захотелось, чтобы это было так. Почему он мог унижать меня, а я ничего не могла сделать? Это несправедливо. Я имею право помечтать о мести?
  
  Итак, я села в машину Виктории и голова моя была занята размышлениями о случившемся в заправочном туалете. В моих мыслях шло сражение за и против убийства Бартенева. Я также солгала, когда сказала, что не боюсь тюрьмы. Мне крайне не хотелось садиться в тюрягу из-за этого говна по фамилии Бартенев.
  
  Виктория, ничего не сказав, вдруг ударила по педалям, заблокировала двери, и мы понеслись под визг колес прочь с территории заправки. Я опомнилась и поняла, что происходит, только, когда мы выехали на трассу.
  
  "Мертвые ездят быстро" - внезапно пронеслось в моей голове (не помню, где я слышала эту фразу, но где-то определенно слышала), и мне захотелось рассмеяться.
  
  "Не волнуйся из-за лица. Это пройдет. Ты мне и такой нравишься, девочка... Карамель, - ласково сказала Виктория, глядя на меня в зеркало заднего вида. Она немного поправила его, и мне стало ее лучше видно. - Не удивляйся, я знаю, что тебя зовут именно так".
  
  "Это похищение, да?" - вырвалось у меня вместе со смехом.
  
  Виктория тоже рассмеялась. Она наблюдала за моей реакцией, я за ее.
  
  "Да какое там похищение, брось, милочка. Это любовь, любовь", - восторженно произнесла она.
  
  "Ты заодно с теми козлами? Бартенев что-то украл у вас? Поэтому вы нас преследовали?" - растерянно спросила я. Смех, как отрезало.
  
  Виктория посерьезнела на миг, затем доброжелательно улыбнулась:
  
  "Я совсем не понимаю, о чем ты, - она покачала головой. - Не понимаю".
  
  "Тогда что тебе нужно?" - с дрожью в голосе поинтересовалась я.
  
  "Ты, - ответила Виктория. - Мне нужна ты".
  
  "Но для чего?" - недоумевала я.
  
  "Для любви, для такой любви, в которой сгораешь без остатка", - ответила она.
  
  "Я не понимаю", - сказала я, но получилось, что прошептала.
  
  "Не пытайся скрывать свою сущность. Бисексуальность это не грех. Мы с тобой очень похожи. Я люблю и мужчин и женщин. Но в женщинах больше страсти, желания. Я доставлю тебе такое удовольствие, какого ты еще не испытывала. Прикосновения пальцев, кожи, языков, это чудесно", - говорила она что-то вроде этого.
  
  "Послушай, - начала я. - Это ошибка. С чего ты вообще взяла, что я лесбиянка? Мне..."
  
  "Нет. Ты не лесбиянка, ты бисексуальна. Как и я, - Виктория подмигнула мне. - Только не осознаешь этого в полной мере. Пока что не осознаешь. Но я тебе помогу узнать себя лучше".
  
  "Ты неправа, - произнесла я, задохнувшись от гнева. - Останови, сука! Останавливай..."
  
  "Что за..." - выкрикнула Виктория, резко снижая скорость.
  
  Мы ехали по узкой дороге, и я понятия не имела, куда она меня везет. А когда Виктория принялась тормозить, я увидела другой легковой автомобиль, только с затемненными стеклами, перекрывший нам дорогу. Он стоял почти поперек ее.
  
  "Жди здесь", - бросила мне Виктория и вышла из машины.
  
  Я принялась следить за ее действиями. Планировала тогда сбежать при первой же возможности. Но не вышло. В свете фар я видела, как из автомобиля вышел какой-то мужчина в черной кожаной куртке и в темных очках. Еще он был лысым. Виктория стала кричать на него, мол, какого дьявола он здесь встал, но мужчина, сделав шаг вперед, вдруг схватил ее за воротник пальто. В следующее мгновение у него в руке возник пистолет, и он приставил дуло ко лбу Виктории. Нажал на курок.
  
  Все это случилось буквально за секунду. Молниеносно. Из головы Виктории брызнула кровь, целый фонтан крови, как мне показалось. Мужик отпустил ее воротник, и Виктория упала на асфальт. Я видела ее широко раскрытые глаза с неподвижными зрачками, уставившиеся на меня. Мертвым взглядом. Я, словно завороженная, смотрела на лицо Виктории, по которому текла струйка крови из круглого отверстия во лбу.
  
  Я слишком поздно кинулась к двери и стала дергать за ручку, слишком поздно поняла, что Виктория заперла меня внутри, когда вышла из автомобиля. Я не заметила, как мужик, убивший Викторию, подбежал к машине и, размахнувшись, ударил пистолетом по стеклу. Запищала сигнализация, мужчина открыл дверь и схватил меня за руку. Мне казалось, что все это происходит не со мной. Этого просто не могло быть. Сейчас сложно вспоминать все в деталях, я мало что помню. Но я кричала, просто вопила от страха и задыхалась... да, задыхалась... мне не хватало воздуха.
  
  "Ты меня видела? Видела, я знаю. И я тебя видел. В твоем городе, в твоем саду. Ты смотрела на меня через окно, а я следил за тобой. Я стоял под ледяным дождем и наблюдал за тобой. Давно наблюдал. Я увидел твои фото и вбил себе в голову, что должен поиметь тебя. Ты красивая потаскуха, моя потаскуха", - сказал он с противным бульканьем в голосе и выволок меня на асфальт.
  
  Тогда я смутно восприняла эти его слова. Теперь же вспомнила. Все вспомнила.
  
  Я ударилась головой о дверь, а потом увидела у него в руке... сначала решила, что пистолет и задумалась: каково это получить пулю в голову? Но мужчина держал не пистолет. Это был шприц. Длинный шприц, чем-то заполненный. Почувствовала боль в шее, потом мне показалось, что сердце мое остановилось, а веки стали судорожно дергаться.
  
  Дальше я погрузилась в бездну. В темную бездну без снов.
  
  
   (ВАЛЕРИЙ)
  
  Бартенев постучал в дверь предполагаемой гостиницы, но нам никто не открыл.
  
  "Обоссусь сейчас", - сказал он и я рассмеялся:
  
  "В твоем распоряжении весь лес".
  
  "Срать на него", - бросил Бартенев.
  
  Я продолжал глупо улыбаться, когда дверь перед нами вдруг распахнулась. На пороге возникла юная девушка в платье и надетом на него сверху свитере. С ее головы свешивалась до самой талии длинная коса густых светло-русых волос.
  
  "Здравствуйте, - проговорил Бартенев, и я даже удивился. Думал, что он опять отпустит какую-нибудь пошлую шутку. - Мы можем у вас остановиться на ночь. Это же отель?"
  
  "Отель, который рухнет со дня на день", - подумал я.
  
  Здание и, правда, выглядело не лучшим образом. Более того, дом разваливался на глазах. Одну стену перекосило, окна были какими-то кривыми и, казалось, разного размера. И еще эти лампочки на стенах наперебой мигающие разноцветными огнями.
  
  Девушка смотрела на нас, удивленно и как-то подозрительно. Выглядели мы, как вы понимаете, не лучшим образом. Смахивали на каких-то оборванцев или грабителей. Я испугался, что если девушка ответит отказом, то Бартенев достанет пистолет и я стану соучастником захвата или убийства. Да и что я знал тогда о Бартеневе? В моем сознании твердо сложился образ бандита. Именно таким он выглядел в моих глазах. Преступник, погрязший в криминальных разборках.
  
  Тогда я еще вспомнил, что Бартенев вроде как потерял пистолет, но вдруг он неожиданно появился у него вновь. Может это был другой. Кто его знает. Признаюсь, я даже не особо удивился той сцене в заправочном туалете, когда увидел Бартенева, целящегося в Карамель из пистолета. Настолько его образ слился у меня с крутым парнем, который никуда без оружия.
  
  "Я даже не знаю", - вымолвила девушка, разглядывая нас с неподдельным любопытством.
  
  "Ну же, детка. Только до утра", - вежливым голосом промолвил Бартенев.
  
  "Ну и актер", - подумалось мне.
  
  "Впусти их. Слышишь, Лада? Пусть проходят", - раздался старческий мужской голос, и мы увидели пожилого мужчину, который вышел из глубин дома, встав позади девушки.
  
  "Входите", - улыбнулась теперь она и отступила в сторону, пропуская нас в дом.
  
  "Благодарю", - произнес Бартенев, когда мы шли по коридору, оглядываясь вокруг.
  
  Здание было ветхим не только снаружи, но и внутри. На гостиницу уж никак оно не тянуло с дырами в стенах и протекающим потолком.
  
  "Куда мы попали? Это же самая настоящая дыра", - подумалось мне.
  
  "Прошу, располагайтесь", - прохрипел старик, указывая на большой стол в центре гостиной.
  
  Бартенев с улыбкой на губах сел за стол, и я последовал его примеру.
  
  "Ну, друзья, - начал старик, устроившись напротив нас, - что привело вас к нам?"
  
  "Небольшие... - вдумчиво произнес Бартенев и прервался на секунду, - неприятности".
  
  Старик понимающе кивнул, после чего громко крикнул:
  
  "Выпить нам чего-нибудь можно? И все сюда, быстро!"
  
  Он коротко хохотнул, уставившись на меня маленькими глазками, спрятанными под густыми белыми бровями. Я не произнес еще ни слова и это, наверное, вызывало подозрения.
  
  Девушка, которая открыла нам дверь, принесла бутылку коньяка и три рюмки. Я решил, что это служанка и ожидал увидеть кучу народа, постояльцев, хотя кто стал бы останавливаться в этом месте, но увидел лишь двоих человек, помимо нее и старика. Это оказалась еще одна девушка постарше служанки, и какой-то странный парень. Странный? Я сказал "странный"? Только если из-за кудрей на голове, больших очков и маленького роста. А вот девушка, это было нечто, у меня аж челюсть отпала, когда я ее увидел.
  
  У нее не было рук, обеих рук. Короткие рукава кофты свободно свисали с ее плеч. Я взглянул на Бартенева, но он был сам на себя не похож. Сидел, абсолютно спокойный.
  
  "Итак, меня зовут Воронов Николай Степанович, - вновь заговорил старик. - Это, - он указал на служанку, - моя дочь Лада, младшенькая, - последнее слово он выговорил с какой-то дрожащей нежностью. Прямо проблеял. - Это, - дотронулся до плеча второй девушки, - Кристина, старшая, а этот оболтус, - старик с усмешкой кивнул на парня, который через толстые стекла очков смотрел на нас оценивающим взглядом, - жених Лады, Сергей".
  
  Таким образом, я ошибся, и служанка оказалась дочерью, а вовсе не служанкой. Кристина же была очень даже красивой, не такая, как Карамель, просто другая, но примерно ее возраста. С интересной прической, ее темные волосы сзади были схвачены пластмассовой заколкой, а длинная челка зачесана на одну сторону и свешивалась со лба. Она иногда дергала головой, чтобы откинуть ее с глаз. Это выглядело очень эротичным, как мне казалось. Только вот руки...
  
  "Теперь ваша очередь рассказать о себе", - сказал старик, глядя на нас, пока остальные усаживались за стол.
  
  "Я Валерий, - резко сказал я, чтобы не дать Бартеневу вновь решать все самому. - А это..."
  
  Тут я осознал, что не знаю имени Бартенева. Мне вспомнилось, как он представился Виктории Кириллом, но это было ненастоящее его имя. Я это понял, когда он назвал меня и Карамель ложными именами.
  
  "Артем, - сказал Бартенев, придя мне на помощь, - очень приятно".
  
  Так я узнал его имя.
  
  "Взаимно, Артем, - улыбнулся старик и я решил, что Бартенев вызвал у него неподдельный интерес. Меня же старик теперь стал игнорировать. Он задал вопрос, глядя на Бартенева. - Так что с вами случилось, парни?"
  
  "Мы попали в аварию. Разбили машину, - ответил Бартенев. - Это у вас придорожный отель, так?"
  
  Старик грустно рассмеялся. Заговорил:
  
  "Был отель. Теперь здесь живем только мы четверо. С тех пор, как моя жена, мать девочек, умерла, - старик замолчал и я подумал, что он сейчас расплачется, но этого не случилось. Он заговорил снова: - И вот мы собираемся восстановить все это, открыть отель, принимать заезжих людей, как в старые добрые времена. Но, как вы и сами прекрасно понимаете, на это нужны средства... а их у нас нет".
  
  Старик поднялся с места, раскинул в стороны руки, обвел ими гостиную. Заговорил опять:
  
  "Это не жизнь. А это не жилище. Оставайтесь у нас, сколько хотите. Лада подготовит для вас комнаты. Не последний писк моды, но все же крыша над головой. И еще... - он остановил взгляд на Бартеневе. - Тебе, Артем, видимо, нужна медицинская помощь... выглядишь... м-м... хреново, хреново. - Бартенев хотел что-то вставить, но старик не дал ему этого сделать. - Лада, моя умница, знает толк в первой помощи. Правда, дочь?"
  
  "Я постараюсь помочь вам", - сказала девушка, бросив быстрый взгляд на Бартенева, затем вышла из-за стола и куда-то удалилась.
  
  "Выпьем же, друзья?" - торжественно вопросил старик, и я только тогда вспомнил о коньяке, стоявшем на столе.
  
  Старик налил нам с Бартеневым полные рюмки, а себе половину.
  
  "Я, знаете ли, бросаю", - вымолвил он, хитро подмигнув мне.
  
  Мы выпили, потом Лада попросила Бартенева снять рубашку и стала обрабатывать какой-то прозрачной жидкостью ссадины от побоев на его теле и пулевое ранение. Раны Бартенева явно не походили на следы аварии, но никто больше не задавал вопросов по этому поводу.
  
  Старик лично проводил нас на второй этаж (здание было двухэтажным) и показал наши комнаты, расположенные рядом. По обеим стенам длинного коридора я насчитал десять комнат, уходящих вглубь дома. Бартенев вошел в комнату, когда старик ретировался, пожелав нам спокойной ночи, а я только заглянул в свою. Она была вполне ничего. Узкая одноместная кровать, столик, шкаф, ковер на полу и рваные шторы на маленьком окне. Мне не захотелось там оставаться. Я ощущал себя совсем чужим в этом захолустье. А разве не так оно было?
  
  Оставил дверь в комнату открытой и вошел в номер Бартенева. Мне нужно было поговорить с ним, и я решил не тянуть с этим, так как ждать чего-то не было никакого смысла. Я его совсем не знал и хотел выяснить для себя все прямо сейчас. Мне было необходимо, чтобы Бартенев объяснил, как мы оказались в такой сложной ситуации. При этом я решил, что не хочу ничего знать о прошлом Карамели и не задам ни единого вопроса, касающегося этой темы. А если Бартенев сам решит поделиться со мной чем-нибудь еще из биографии Карамели, я заткну ему пасть. Заткну на хрен его пасть.
  
  Я сказал:
  
  "Расскажи мне все. С самого начала. Я хочу знать, кто ты и как мы оказались в таком..."
  
  "Дерьме?" - рассмеялся Бартенев, перебив меня.
  
  Он, сев на кровать, привалился спиной к стене, и вальяжно закинул ногу на ногу. Я только тогда смог как следует рассмотреть его. Выглядел Бартенев старше меня, но сколько ему лет, я определить не мог. Да и мне до этого не было никакого дела. Ростом же Бартенев был выше меня сантиметров на двадцать. Я опустился в кресло напротив кровати (да, у него в комнате стояло кресло, в остальном набор обстановки был идентичным моей) и он заговорил:
  
  "Все началось с того, что мой шеф дал мне одно задание. У тебя нет сигарет?"
  
  Я только теперь вспомнил о пачке, которую все это время таскал в кармане джинсов. Вытащил и протянул Бартеневу. Он достал сигарету, предложил закурить мне, затем взял со стола пепельницу и лежащий там коробок спичек.
  
  "Думаешь, здесь можно курить?" - вырвалось почему-то у меня.
  
  "Плевать", - закуривая, бросил Бартенев. Поджег сигарету и мне.
  
  Он поднялся, чтобы открыть форточку, затем продолжил. Бартенев сказал, что должен был доставить кейс этим мудакам в масках. Также Шеф попросил его похитить из больницы и взять с собой одну бабу, которая и оказалась первой охотницей. В результате бабу эту застрелил один из агентов, а Бартенев слинял с кейсом. Потом наткнулся на вторую охотницу, в том самом "лексусе", что угнал со стоянки, но ее тоже, по его словам, прикончили агенты. Кейс ему удалось спрятать, а дальше он уже встретил меня и Карамель, и еще вдобавок третью охотницу.
  
  "Официантку?" - уточнил я, делая затяжку.
  
  "Ее самую, Катю", - подтвердил Бартенев.
  
  Я сказал дальше:
  
  "Значит, твоему шефу понадобилось передать кейс этим агентам, как ты говоришь. Что было в кейсе, ты не знаешь, и еще босс сам подкинул тебе первую охотницу за чемоданчиком. Выходит, он не знал, что ей нужен кейс?"
  
  "Понятия не имею. Наверное, нет", - заключил он.
  
  Сказанное Бартеневым, надо признать, не внесло никакой ясности в происходящее.
  
  "Итак, - сказал я, - что лежит в кейсе, мы не знаем. Какую цель преследовал твой шеф, прося передать груз этим людям, неизвестно. Также мы не знаем, зачем кейс нужен агентам и тем женщинам. Все так?"
  
  Бартенев молча кивнул в знак согласия.
  
  "Не густо", - улыбнулся я.
  
  "Раньше я был судебным приставом, - сказал вдруг Бартенев. - Потом влез во все это дерьмо, - он коротко рассмеялся. Это была, надо признать, исчерпывающая автобиография. - А ты чем занимаешься?"
  
  "Я драматург", - последовал я его примеру краткости.
  
   "Что забыл в этой дыре? В этом вонючем городе?" - поинтересовался Бартенев.
  
  "Здесь проходила первая крупная постановка моей пьесы, - ответил я. - Сегодня вечером. Господи, как давно это было. Сколько всего произошло".
  
  "И впрямь, словно в прошлой жизни", - подумалось мне, и я произнес:
  
  "Послушай, старику этому ты назвал настоящее свое имя? Не думаешь, что они тоже могут быть связаны со всем этим безобразием?"
  
  Бартенев рассмеялся:
  
  "Настоящее. Ты ведь первым представился, что мне оставалось делать? Не думаю, что они связаны с агентами или охотницами. Хотя... Нет, не думаю. Это уже мания какая-то".
  
   "Как они вообще тебе, жители отеля?" - спросил я.
  
  "Прикольные ребята, - ответил он. - А безрукая сучка самая секси. Не находишь? И ботан кучерявый-очкастый жжет просто".
  
  Я не удержался, прыснув со смеху. Бартенев выпустил дым изо рта, затем продолжил:
  
  "Младшая девка еще. Слышал, как ее зовут? Лада, бля. Прямо, как то дерьмо, на котором мы ехали от заправки, - он помедлил. - А баба эта с тобой? Как ее..."
  
  "Карамель", - ответил я, найдя подобное поведение Бартенева слишком странным.
  
  Он знал Карамель еще задолго до того, как ее узнал я, а говорит так, будто видел лишь мельком и мы не провели втроем полночи, слоняясь бок о бок черт знает где. Еще я вдруг подумал, что так и не узнал о случившемся между Карамелью и Бартеневым там, в сарае, пока выходил проверять связь. Ведь что-то случилось. Они же потом, словно с цепи сорвались оба, стали вести себя, как кошка с собакой. Хотя и сначала-то не все замечательно было, но дальше...
  
  Все пошло-поехало именно после того, как они остались наедине. Бартенев распустил язык, и мне открылась страшная тайна Карамели. Впрочем, я уже не хотел ничего знать. Больше ничего, хватит с них обоих. Я просто хотел вернуть Карамель. Понятия не имею, как сложились бы наши отношения дальше. Все-таки такое узнать... Честно, не знаю... Но тогда, в отеле, я хотел вернуть ее. Может быть, потому что желал доказать этим поступком самому себе, что я лучше, чем она. Лучше.
  
  Бартенев усмехнулся, давя сигарету в пепельнице. Вдруг спросил:
  
  "Слушай, а вы с ней сами случайно не охотники за кейсом? На агентов не работаете или на тех шлюх?"
  
  Я нервно рассмеялся, выдыхая дым, затем сказал:
  
  "Это шутка такая? Ты чушь какую-то говоришь".
  
  "И то верно, - проговорил он. - Кто она тебе? Карамель эта".
  
  Я задумался на пару секунд, тоже загасил сигарету.
  
  "Подруга... была ей".
  
  Бартенев молчал, ждал, что я буду говорить дальше. Я произнес:
  
  "Я должен ее найти. Обязан..."
  
  
   (БАРТЕНЕВ)
  
  - ...отыскать Карамель. Не могу потерять еще и ее.
  
  - Что ты имеешь в виду? - спросил Бартенев.
  
  Валерий помедлил, затем заговорил:
  
  - Недавно умерла моя младшая сестра. От передозировки наркотиков. Ей было всего пятнадцать лет. Моя невеста Александра, которой я дал обещание жениться и не знал, как его сдержать, просто пропала. Она исчезла. А одна девушка, ее звали Юля... в общем, она была моей хорошей подругой, мы знали друг друга уже несколько лет. Я помог ей вылечиться от рака, она болела, тяжело и долго болела. Мы и потом продолжали общаться, когда она уже была полностью здорова. Я привязался к ней... И вот она совершает попытку самоубийства, режет вены. Остается жива, но впадает в кому. А сегодня утром я узнал, что она мертва. Она каким-то образом пришла в себя и сбежала из больницы. Сбежала и бросилась под поезд, ее разрезало пополам... Сегодня утром... утром, - Валерий повторил слово "утро", будто пытался самого себя заставить поверить в то, что это случилось только сегодня.
  
  "Юля... рак... человек, спасший ей жизнь", - пронеслось в голове Бартенева и его словно током ударило.
  
  Он вскочил с кровати, сунул руку в карман плаща и вытащил оттуда смятые листы бумаги. Протянул Валерию досье на Юлю, дочь Шефа.
  
  - Откуда это у тебя? - потрясенно проговорил Валерий внезапно охрипшим голосом.
  
  - Это было еще одним заданием. Она дочь моего шефа.
  
  Бартенев снова потянулся к плащу, извлекая из него продолговатую золотистую коробочку с подарком для Юли.
  
  - Я должен был передать ей вот это, когда вернусь.
  
  - Та самая коробочка, что выпала из твоего кармана на заправке, - произнес Валерий. - Теперь передавать не придется.
  
  Он взял из рук Бартенева коробочку, покрутил ее в руках, а затем, сняв обертку, вскрыл. Внутри лежала половинка красного сердца в золотой оправе. Валерий вытащил содержимое и зачарованно уставился на него.
  
  - Что за фигня? - равнодушно спросил Бартенев.
  
  Валерий, не ответив, сунул руку в карман. Через секунду Бартенев увидел на его ладони точно такую же половинку сердца, только на цепочке. Валерий взглянул на него, а потом соединил две половинки в одно целое.
  
  - Выходит, у Юли есть живой отец. Так вот значит, откуда этот кулон, - задумчиво произнес Валерий, качая перед лицом красное сердце на цепочке, словно маятник.
  
  
   19 сентября 2009, суббота
  
  
  (КАРАМЕЛЬ)
  
  Что я увидела, когда сознание вернулось ко мне? Обшарпанные стены, покрытые серыми, потрескавшимися плитками кафеля. Помещение, где я находилась, разрушенное и грязное, было ярко освещено дневным светом, что проникал через пустые оконные проемы.
  
  "Наконец, день", - с облегчением подумала я.
  
  Наступил день. Дневной свет. Ночь меня вымотала, я устала от темноты, которая, казалось, будет вечной.
  
  И тут я все вспомнила. Валерий, Бартенев, "Красная похоть", люди в масках, официантка, угодившая под колеса внедорожника, Виктория...
  
  Она похитила меня. А затем ее убил неизвестный и похитил меня вновь. Подумав об этом, я рассмеялась.
  
  "Где я?" - пришла в голову следующая закономерная мысль.
  
  Я лежала на какой-то металлической каталке с высокими ножками. Она была на колесах. Оглядевшись, я поняла, что это больница. Старая, заброшенная больница. Задрав голову, увидела сквозные дыры в потолке, через которые виднелось синее небо. Дальше я принялась осматривать себя. Вскочила с каталки, увидела свое отражение в треснувшем зеркале на стене.
  
  Платье разорвано, свисает грязными и сырыми лоскутами, обуви на мне нет, как нет и... нижнего белья.
  
  "Опять? Неужели опять? - с ужасом подумала я. - Неужели мною вновь грязно воспользовались?"
  
  Осмотрела себя получше, тщательнее, и вздохнула с облегчением. Новых повреждений и следов внедрения чего-то постороннего не заметила. Нет, точно ничего такого не было. Я бы почувствовала. Все оставалось таким же, каким стало после гнусных проделок Бартенева. Ничего нового. Лицо, по-прежнему, выглядело неважно. Очень неважно. Плохо.
  
  "Кому понадобилось снимать с меня чертовы трусы?"
  
  Да ясно уж кому - похитителю. И вдруг я вспомнила его слова:
  
  "Ты меня видела? Видела, я знаю. И я тебя видел. В твоем городе, в твоем саду. Ты смотрела на меня через окно, а я следил за тобой. Я стоял под ледяным дождем и наблюдал за тобой. Давно наблюдал за тобой".
  
  Выходит, это его я видела тогда. Кто он? Маньяк? Сумасшедший фанат? Одно было ясно - к охотникам за кейсом Бартенева он отношения не имел. И этот мерзкий тип сделал мне укол, усыпил, потом прикасался ко мне, трогал. Меня передернуло, когда я это себе представила.
  
  Но это было не столь важно. В сложившейся ситуации. После всего, что случилось. Главное, я осталась цела, пережив двойное, мать его, похищение. Я хотела вернуться домой, забыть обо всем этом кошмаре. О людях в масках, о Бартеневе, о Виктории... обо всех. И об этом месте, об этом городе.
  
  Нужно было выбираться из этого захолустья, и я медленно зашагала по холодному бетону, внимательно глядя себе под ноги, чтобы не наступить на стекло или что-либо другое. Через разбитые окна, в некоторых еще оставались куски стекла, висящие по углам, я видела окружающую больницу местность. Это была потрескавшаяся земля, из которой росли редкие деревья с голыми ветвями. Неподалеку стояли еще такие же разрушенные здания, у одного была снесена целая стена, являя взгляду серые бетонные внутренности.
  
  Атмосфера там была тяжелая. Давящая. Солнце спряталось за черные тучи, и здание опять погрузилось во мрак. Я решила поспешить и унести ноги оттуда, пока не случилось чего-то еще.
  
  Вдруг я почувствовала, что страшно хочу в туалет. Мочевой пузырь, казалось, сейчас лопнет на хрен. И что? Я бы стала искать туалет в этих развалинах? Нет, конечно. Да там и никого не было постороннего. А если бы был, то мне пришлось бы опасаться не за то, что меня застукают за неприличным делом, а за свою жизнь. Все правила отходили на задний план при таких условиях. Короче, я присела на корточки в разгромленной больничной палате и стала мочиться на бетонный пол, по которому тут же потекла струйка жидкости, делая его темно-серым.
  
  Тяжесть в животе отпустила, и я вышла из палаты в длинный темный коридор первого этажа, в воздухе стоял запах сырости и плесени. Не могу сказать, что я когда-либо нюхала плесень, но почему-то знала, что пахло именно ей.
  
  Сделала несколько шагов, очень медленно, пытаясь разглядеть хоть что-то на полу. Все опасалась порезать ноги. Избитая, изнасилованная, я берегла кожу на ступнях.
  
  И вдруг упала, запнувшись о нечто, лежащее на полу. Рукой коснулась чьей-то холодной кожи и завизжала от страха. Принялась судорожно отодвигаться от тела, которое я не могла разглядеть, но оно определенно лежало там, на полу. В груде строительного мусора. Я заскользила на заднице по чему-то скользкому, рукой вляпалась во что-то липкое и мерзкое, от этого опять закричала. Меня охватила паника, и я стала судорожно хватать ртом воздух. Через несколько минут мне удалось взять себя в руки и подняться на ноги. Стала ровно вдыхать и выдыхать воздух, чтобы возобновить самообладание.
  
  Я увидела темнеющую перед собой палату, окно в которой было закрыто листом фанеры или чем-то в этом роде. Нагнулась и ощупала пол в поисках чего-нибудь тяжелого. Наконец, под моими пальцами оказался некий обломок железа, покрытый ржавчиной. Он был тяжелый, но мне удалось поднять его двумя руками. Войдя в палату, я изо всех сил швырнула железяку в окно и была вознаграждена лучом яркого света, пробившегося через рваное отверстие, что теперь зияло в фанере.
  
  На полу в коридоре лежал труп мужчины. Его голова была вывернута так, что на месте затылка оказалось лицо, перепачканное кровью. Рот оставался раскрытым в беззвучном крике. Я его тут же узнала. Это был тот самый похититель, убивший Викторию, следивший за мной еще дома, сам мертвый, жестоко убитый.
  
  Руки мои были все в крови, и я решила срочно найти что-нибудь, чтобы их вытереть. Но тут мой взгляд вновь упал на пол, когда в луче света там что-то ярко блеснуло. Я опять наклонилась, подняла сверкающий предмет, покрутила его в руке, внимательно рассматривая. Это были часы, дорогие часы с крупным циферблатом и золотым браслетом. Знакомые мне часы, инкрустированные крохотными рубинами.
  
  "Где я их видела? Чьи они?" - подумала я, пытаясь вспомнить. Лихорадочно соображая.
  
  А потом меня, словно молнией поразило в самое сердце.
  
  Это были часы Минорского. Определенно его часы.
  
  Внезапный укол страха заставил меня бросить часы в груду хлама на полу и, сорвавшись с места, пуститься бежать по длинному темному коридору в поисках выхода на улицу. Спасительную улицу.
  
  "Леша был педофилом. Спал с несовершеннолетними девочками... Он мертв. Его убили... Смертельные травмы головы. Били чем-то тяжелым, ему череп проломили напрочь".
  
  Вспомнились мне слова Татьяны, сестры Минорского.
  
  "Он мертв. Мертв, - подумала тогда, и мне показалось, что я только сейчас осознала этот факт в полной мере. - Его часы не могли оказаться здесь. Не могли. Это не они, ни его часы. Просто похожи. Да мало ли часов одинаковых".
  
  Тем не менее, я страшно испугалась. Понять не могла чего, но испугалась сильно. К счастью, мне удалось выбраться на улицу. Увидев дверь, я подумала, что она окажется заперта, как в дешевом американском ужастике. Но нет. Я дернула за ручку, дверь открылась и я оказалась снаружи. Оглядевшись, увидела четыре многоэтажных разрушенных здания. Все это когда-то было больницей. А теперь являло собой раздолбанный бетонный хлам. Я, словно попала в мертвый город. Чернобыль, мать его через сраку.
  
  Замерла на месте и прислушалась. Ни единого звука, кроме ветра, шумящего в поникшей желтой листве на деревьях. Я решила не задерживаться в этом месте и по-быстрому сматывать оттуда. Пока не случилось что-то еще, пока я не вляпалась в очередное дерьмо похлеще предыдущего.
  
  Внезапно раздалось громкое шуршание и я, резко обернувшись, увидела большую черную собаку, стоявшую метрах в пяти от меня. Она зарычала и грозно ощерилась, обнажив острые клыки. Не знаю, было бы мне легче, если бы на месте собаки был человек, но тогда я неслабо перепугалась. Раньше, за несколько дней до того, как мы прилетели в Ниаракамск, страх был мне неизвестен. Я, по сути, не знала, что это за чувство. Начиная же со звонка сестры Минорского и ее новостей, страх не отпускал меня практически ни на минуту. Кризис то отступал, то возвращался опять. С новой, зловещей силой.
  
  Собака бросилась на меня, и я побежала. Мне никогда в жизни не приходилось бегать так быстро после того дня, когда меня изнасиловали в детстве. Тогда я мчалась домой, не помня себя. Ничего не соображала. Ничего.
  
  Я запнулась о проволоку, торчащую из земли, и едва не упала, но все-таки удержалась на ногах. Собака была уже рядом, она раскрыла пасть в желании схватить меня за ногу и в это мгновение я увидела легковой автомобиль. Выглядела машина новой, но была разбита. Багажник почти целиком вмят внутрь салона так, что задние колеса висели над землей.
  
  Челюсти пса, брызжущего слюной и гневно рычащего, сомкнулись в паре сантиметров от моей лодыжки, когда я вновь сорвалась с места. Когда до автомобиля осталось меньше двух метров, мою босую пятку на левой ноге пронзила адская боль. Ступню, будто насквозь пропороло лезвие здоровенного ножа. Понятия не имею, на что наступила. Но я не обращала внимания, слишком боялась бегущей за мной собаки. Боялась зубов, рвущих плоть, опасалась за свою внешность. За свое лицо и так уже изуродованное. Но что такое кулак Бартенева по сравнению с разрывающими в клочья челюстями?
  
  Да и вдобавок ко всему не хватало только того, чтобы еще и гребаная собака мне вставила. [смеется]
  
  Машина оказалась не заперта. Я уселась за руль и захлопнула дверь. Пес тут же бросился на нее, принялся бить лапами по металлу, лаять, его слюна брызгала на стекло. Я стала судорожно соображать, что делать дальше, но мысли безнадежно путались в голове. Открыв бардачок и вытащив его содержимое, я обнаружила среди кучи чеков и каких-то бумажек ключи от машины.
  
  Я никогда не водила автомобиль и понятия не имею, как это делается. Но тогда, находясь в состоянии шока, я вставила первый попавшийся на брелоке ключ в замок зажигания, провернула и двигатель завелся. Случайным образом дернула за рычаг переключения передач, принялась давить на педали и автомобиль, тронувшись с места, покатился назад.
  
  Собака стояла перед капотом, все также лая и рыча. И смотрела точно в мои глаза своими красными, бешеными зрачками. Я перевела рычаг в противоположное положение, и машина поехала вперед. Не знаю, что на меня тогда нашло, но я направила автомобиль не в сторону, прочь от этого места, а прямо на собаку. Она даже не попыталась отбежать в сторону. Левое колесо повалило пса на землю, и лай прекратился. Я услышала громкий хруст, а затем противное хлюпанье, словно что-то лопнуло под днищем. Наверняка, так оно и было.
  
  Автомобиль дергался, прыгал, ехал, то на одних передних колесах, то приседал и ехал на задних, а меня швыряло вперед и назад, двигатель глох, мне приходилось заводить его раз пять пока, заглохнув в очередной раз, он не завелся в следующий.
  
  Я вылезла из машины. Осмотрев пораненную ступню, увидела глубокий порез, из которого сочилась кровь. Отдышалась, потом заметила дорогу недалеко за деревьями. Выйдя на нее, огляделась, но понятия не имела, куда нужно идти. Увидела автобусную остановку и задалась вопросом, что она делает в такой глуши, но, тем не менее, заковыляла к ней.
  
  Под навесом железной будки-остановки я уселась на деревянную скамейку, думая о том, что я здесь делаю. Что я делаю в этом говнище, думала я тогда. Что?
  
  Почему-то рассмеялась. Вся сложившаяся история была настолько глупой...
  
  Глазам своим не поверила, когда передо мной остановился большой импортный автобус. Не знаю, что удивило больше: сам факт того, что в таком захолустье объявился автобус или то, каким именно он был. У меня не было денег, но я вошла внутрь. Дверь за моей спиной с шипением закрылась.
  
  И тут же я услышала стон. Приглушенный, но отчетливый. Услышала до того, как поняла, что салон автобуса абсолютно пуст. В нем не было ни единого человека, кроме меня и... беременной девушки, которая, собственно, и стонала, лежа в проеме между сиденьями.
  
  "Помогите мне", - прошептала она, когда увидела меня: избитую, в разорванном платье, без нижнего белья, босую, с взлохмаченными волосами, с руками в крови (только в автобусе я поняла, что кровь того мужика так и осталась на моих ладонях), но... улыбающуюся.
  
  Потому что тогда я осознала: беременной девушке, валяющейся на грязном полу роскошного автобуса с огромным неповоротливым животом, уж точно не лучше, чем мне. По-любому, не лучше.
  
  
   (ВАЛЕРИЙ)
  
  Бартенев разбудил меня в десять утра и сказал, что пора ехать.
  
  "Куда?" - спросил я и он рассмеялся. Сказал, что нам пора забрать кейс, а потом встретиться с агентами в условленном месте, подкинув им пустышку. Я не стал углубляться в его план действий, только спросил:
  
  "На чем мы поедем?"
  
  И тут мне вспомнился сон, приснившийся минувшей ночью. Мне снилась Диана. Впервые после похорон. Она была жива и что-то говорила мне. Говорила, но ее губы лишь беззвучно шевелились и я не мог понять, что именно она хотела сказать. Затем я вспомнил о разговоре с Бартеневым, который состоялся перед тем, как мы легли спать.
  
  Я узнал, что отец Юли жив и он к тому же шеф Бартенева и, собственно, из-за него началось все то, во что мы вляпались. Странные совпадения, надо признать. Юля всю жизнь задавалась вопросом, где вторая половинка ее кулона, а вот теперь она нашлась, и ее должен был ей вручить ни кто иной, как Бартенев, встретившись с которым, я теперь рисковал своей жизнью.
  
  Все это пронеслось в моей голове за какую-то секунду. Бартенев сказал:
  
  "Старик любезно предложил нам свой древний фургон, - он продемонстрировал мне брелок с ключами, - которым давно никто не пользовался при условии, что мы его заправим, а также дал кое-что еще".
  
  "Кое-чем еще", как я узнал позже, оказалась бензопила, лежащая в кузове фургона. Бартенев подготовился по полной.
  
  Я также увидел, что на Бартеневе была надета новая темно-синяя рубашка.
  
  "А рубашку где взял? - спросил я.
  
  "Старик одолжил, - улыбнулся он.
  
  Я сказал:
  
  "Да я смотрю вы с ним корешами стали".
  
  Бартенев только нахмурился, но ничего не ответил.
  
  Я вдруг решил, что нужно позвонить Александре. Пока Бартенев завязывал галстук, словно мы собирались на свидание или в ресторан, я спустился вниз, подошел к старому телефону с диском и набрал номер Алиной квартиры. По-прежнему никто не отвечал. Я подумал и набрал свой домашний номер. Тот же самый результат. Поразмыслив, заглянул в телефонный справочник и нашел там номер ближайшей больницы. Позвонив туда, назвал приметы Карамели: темные волосы, рваное платье, татуировка на безымянном пальце правой руки в виде кольца. Визгливый женский голос ответил, что подходящих по описанию девушек не поступало. Ни живых, ни мертвых.
  
  Я вздохнул с облегчением, но после набрал номера оставшихся двух больниц. Результат идентичный.
  
  * * *
  
  Фургон и впрямь оказался старым "фольксвагеном" конца восьмидесятых - начала девяностых годов выпуска. А старик также не обделил и меня, одолжив черную кожаную куртку с металлическими побрякушками. Выглядел я в ней, надо признать, словно рокер из конца прошлого века.
  
  "Зачем нам встречаться с агентами, если мы можем просто сбежать с кейсом?" - спросил я Бартенева по дороге. Он уже прилично разогнал фургон и тот теперь гремел и дребезжал так, что создавалось впечатление, будто "фольксваген" вот-вот рассыплется.
  
  "С той целью, приятель, - ответил Бартенев, - чтобы эти мудаки оставили нас в покое. Мы сделаем то, что им нужно, а остальное нас уже не касается".
  
  Я промолчал. Мне казалось сомнительным то, что агенты так просто от нас отстанут. И я считал, что Бартенев всего лишь захотел поиграть в войну. Пистолет у него был с собой, и я чувствовал, что он твердо намерен пустить его в ход. Я же хотел одного - вернуть Карамель и добраться домой. Любым способом. Вы спросите, почему я добровольно ввязывался в очередную авантюру с Бартеневым? Отвечу: потому что только он мог помочь мне найти Карамель. Один бы я не справился, понятия не имел, как быть в сложившейся ситуации. Поэтому мне приходилось идти на условия Бартенева, какими бы безумными они не были.
  
  Самое любопытное во всем этом, что никаких условий и никакого плана не было. Мы с Бартеневым ни о чем, можно сказать, не договаривались. Он не обещал помогать мне в поисках Карамели, а я не обещал ему участвовать во всей этой херне с кейсом и агентами. Все шло само собой. Мы действовали вместе по умолчанию. У нас не было никакого уговора. Бартенев говорил, что не станет силой тащить меня за собой, и он не стал бы, но я чувствовал, что не только я нуждался в его помощи, но и он в моей. Я хотел так думать.
  
  Почему-то у меня было ощущение, что только благодаря Бартеневу я смогу рано или поздно выбраться из этой передряги. Поэтому я убедил Карамель в том, что мы должны были помочь Бартеневу там, в поле. И мы не бросили его. Конечно, я ничего не говорил ему, но внутренне ждал ответной поддержки с его стороны. Надеялся в глубине души, что у него есть частица совести. Хотел надеяться.
  
  Что-то было в Бартеневе такое, что заставляло меня верить: он обязательно выйдет живым и невредимым (ну или почти) из всей этой странной до ужаса истории. Внутренний голос шептал мне: держись рядом с Бартеневым, если хочешь жить. И тогда, как только он сказал, что намерен встретиться с агентами, я впервые осознал тот факт, что могу не вернуться домой. Испугался за свою жизнь. По-настоящему испугался.
  
  * * *
  
  "Я привык всего добиваться сам, - произнес вдруг Бартенев, пока мы ехали. - И я скажу тебе, что только так ты можешь достичь своей цели. Ты должен ставить перед собой цель и идти до конца".
  
  Иногда Бартенев внезапно пускался в такие вот проповеди, смысл в которых я не совсем понимал. Но какая-то часть из всего того мусора, что наполнял собой его речь, была истиной. Часто горькой истиной.
  
  Он сказал дальше примерно следующее:
  
  "Всегда помни, что живешь только один раз. Любая упущенная возможность, это упущенная возможность. И не нужно искать оправдания в том, что ты чего-то не можешь. Ты просто не хочешь или боишься, ты просто ссышь, парень. Запомни: ты должен добиваться своего любым способом. Даже, если тебе это будет стоить крови. Каждый день неповторим и он не вернется. И когда-то, рано или поздно, ты поймешь, что прожил жизнь впустую. Только уже ничего не изменишь и ничего не вернешь, приятель. Останется только жалеть об упущенных возможностях.
  
  Если ты видишь красивую девчонку на улице и хочешь ее поцеловать, то ты должен это сделать. И пусть она врежет тебе по яйцам, плевать, ты будешь победителем. Победителем над собой, над всем миром. Потому что ты поборол страх, мать твою. Или если тебя достает какой-то сукин сын, ты должен вмазать ему по роже, пусть его братки отобьют тебе почки, и ты будешь месяц ссать кровью, срали мы на это, гордость внутри тебя покроет все остальное".
  
  Именно в тот момент мне и вспомнились слова Карамели, которые она произнесла в ванной. Когда лежала в джакузи, полном красного вина. Смысл их был примерно такой же. Существовало между ней и Бартеневым что-то общее. Оба жили на грани. Может, потому и не могли находиться рядом друг с другом?
  
  Я спросил Бартенева:
  
  "А если не получается? Если ты не можешь переступить через себя? Не можешь себя заставить?"
  
  Он ответил:
  
  "Значит, ты неудачник. Неудачник. И чертов ссыкун".
  
  Бартенев замолчал и я, заметив идущую по обочине девушку со спортивной сумкой наперевес, произнес с улыбкой на лице:
  
  "А ты давай, докажи мне свои слова".
  
  Он посмотрел на меня, а я кивнул на девушку, ожидая, что он сейчас пустит в ход одну из своих дурацких реплик. Но каково было мое удивление, когда Бартенев остановил машину, вылез из кабины и побежал догонять эту девушку. Я внимательно следил за тем, как он, оказавшись за ее спиной, что-то сказал, она обернулась, они оба остановились и тут Бартенев, положив ладонь на ее затылок, притянул ее голову к своему лицу и поцеловал в губы. Все закончилось менее ярко и трагично, нежели предположил Бартенев в своем нравоучении, однако она резко от него отстранилась, размахнулась и, зарядив пощечину, прокричала:
  
  "Хренов извращенец! Озабоченный!"
  
  Это было хорошо слышно и в машине. Я решил, что Бартенев тоже влепит ей, ведь для него было абсолютно немыслимо, если женщина проявляла грубость по отношению к его драгоценной персоне. Но ничего такого не случилось. Он развернулся и побежал обратно к фургону с глупой улыбкой на лице.
  
  Устроился за рулем и сказал в своей традиционной манере:
  
  "Видел, что эта шалава сделала?"
  
  Я кивнул.
  
  "Ладно, поехали, - усмехнувшись, произнес Бартенев и завел двигатель. - Это было вступление, нас ждет основная часть".
  
  Слова же, сказанные им тогда, в фургоне, об упущенных возможностях, я еще долго буду вспоминать. Думаю о них и сейчас. Ведь я столько всего упустил.
  
  Мы остановились на обочине и Бартенев произнес:
  
  "Представь, что у тебя есть двадцатилетняя дочь, которую ты никогда не видел. И вот ты встречаешь ее впервые в жизни. А она такая вся из себя, одним словом, красивая, сука. Она возбудит тебя? У тебя встанет на нее? Тебе захочется трахнуть ее? Отыметь по полной?"
  
  Я посмотрел на него. Он на меня, ожидая ответа. И я сказал:
  
  "Я не знаю".
  
  "Ладно, - проговорил Бартенев, - пора за дело".
  
  Через десять минут я увидел тот самый кейс. Обычный металлический чемоданчик, вот только открывался он, правда, неким заумным способом. Не было на нем ни замочной скважины, ни каких-нибудь кнопок. Бартенев убрал лопату в фургон и явил моему взору бензопилу, позаимствованную у старика. Кейс он положил на краю обочины.
  
  "Момент истины, приятель! Это момент истины!" - провозгласил Бартенев под рычащий звук бензопилы. Выглядел он, словно ребенок, распечатывающий новогодние подарки.
  
  В этот момент я осознал, что мы не сможем вернуть пустой кейс под видом нетронутого. После того, как распилим его бензопилой. Бартенев толкал мне липовые доводы, и я это внезапно понял. Он не собирался ничего скрывать, он хотел войны. Он жаждал крови и мести. В те мгновения я понял истину в полной мере. Я все это время даже не задумывался над тем, каким именно образом он собирается открывать кейс. Как-то не приходило в голову. Теперь же я понял, что с этим были проблемы, и не оставалось ничего другого, как применить радикальные методы. Бартенев и применил.
  
  Он выключил бензопилу и я увидел, что крышка кейса приподнялась. Бартенев оглянулся на меня, ничего не сказал, и во взгляде его мне ничего не удалось прочитать. Глаза Бартенева излучали пустоту.
  
  Не знаю почему, но у меня самого перехватило дыхание в ту минуту, а сердце лихорадочно застучало.
  
  "Что же нас ждет?" - подумал я. Неужели, я опасался, что там будет бомба и нас раскидает по дороге на тысячу кусков?
  
  Бартенев подвинул кейс ближе и откинул крышку со словами:
  
  "Это тебе, брат, не..."
  
   (БАРТЕНЕВ)
  
  - ...трусы со шлюхи снимать, - произнес Бартенев и откинул крышку кейса.
  
  Смотрел внутрь с минуту, не двигаясь с места, а затем начал смеяться. Смеялся и смеялся. Потом пригладил ладонями волосы, нагнулся к кейсу, вытащил из него что-то и обернулся к Валерию:
  
  - Ты это видел? Это то, ради чего мы столько пережили!
  
  Бартенев держал в руках металлический квадрат, на лицевой стороне которого были выгравированы карикатурные фигуры мужчины и женщины. Мужчина лежал сверху на женщине, обхватив руками ее шею. Он душил ее.
  
  - Это, мать твою, то, ради чего я просрал кейс с лимоном зеленых, ладно, может с половиной или с четвертью, но... там было до хрена зелени! Я едва жизни не лишился, мать их! Ради этого грызлись между собой агенты и шлюхи, а мы оказались между двух огней.
  
  "Интересно, а Шеф сам знал? Да конечно знал. Старый замудонец, видимо, решил взять и кинуть этих агентов. Ну и хренов шарлатан! И надо же было ему втянуть во всю эту шнягу еще и меня", - подумалось Бартеневу.
  
  Тут же он вспомнил о дочери Шефа и подумал, как было странно то, что ее спасителем, о котором тот говорил, оказался Валерий, и они теперь вдвоем вскрыли гребаный кейс. Гребаную пустышку. Вот такое совпадение.
  
  Бартенев молчал, стоя со странным сувениром в руке. Валерий лишь обескураженно на него смотрел.
  
  - А я рассказывал тебе о бабе, которая боялась трахаться? - обратился Бартенев к Валерию.
  
  - Нет, - усмехнулся тот.
  
  - А она боялась. К тому же она была замужем уже десять лет.
  
  - И что муж? Он тоже боялся? - спросил Валерий, глядя на Бартенева, который положил обратно в кейс его содержимое, закрыл чемоданчик и направился вместе с ним к фургону.
  
  Бартенев взмахнул свободной рукой, показал Валерию поднятый большой палец и опять стал смеяться. Теперь засмеялся и Валерий. Они сели в машину и Бартенев, заведя двигатель, закурил сигарету.
  
  - Что теперь? - спросил Валерий.
  
  "Я попрошу тебя поймать для нас шалаву, которую мы будет трахать в два смычка", - подумал Бартенев, а вслух произнес:
  
  - Мы уже сто раз об этом говорили. Мы едем на встречу с агентами.
  
  - Но ведь в кейсе оказалась чушь какая-то? Зачем...
  
  - Послушай меня, мать твою! - жестко сказал Бартенев, разгоняя автомобиль. - Я хочу бросить херь из кейса в рожу этого сукина сына Дэ, пусть подавится ей, урод!
  
  Он открыл рот, чтобы сказать еще что-то, но передумал. Оставшуюся часть пути они проехали молча. Бартенев еще с дороги увидел останки сгоревшего "лексуса" и направил фургон к ним. Остановив машину, посмотрел на часы: без пяти двенадцать.
  
  - Мы уложились, - довольно сказал он и заглушил двигатель. - Осталось дождаться наших друзей и...
  
  Бартенев, не договорив, погрузился в размышления. Содержимое кейса испортило все настроение. Он-то надеялся увидеть что-то действительно интересное. Бартенев твердо решил, что теперь "интересное" увидят агенты. Он им покажет много интересного.
  
  
   (КАРАМЕЛЬ)
  
  Так я познакомилась с Афелией. Нет, беременная девушка в автобусе не была ею. Это Нали, служанка Афелии. Не знаю почему, но я согласилась помочь ей. Я проводила ее до дома, рассчитывая, что там, возможно, помогут мне самой. Так и вышло. Поначалу.
  
  Афелия оказалась молодой женщиной, может быть на несколько лет старше меня. Жила она в шикарном трехэтажном особняке, который в одиночестве стоял посреди пустого участка земли. Вокруг находился лес, а до города было далеко. Как призналась Афелия, ей всегда требовалось уединение. Она жила одна в доме, если не считать немногочисленной прислуге. Когда я появилась на пороге ее особняка вместе с Нали, она посмотрела на меня с улыбкой, поблагодарила за то, что я не оставила девушку в беде и сказала, что, судя по всему, мне и самой необходима помощь.
  
  Я была вынуждена признать это. Мне некуда было идти, и я абсолютно запуталась. В ответ на вопрос Нали, еще в автобусе, о моем имени, я неожиданно для себя самой назвала свое настоящее имя. Представилась Натальей. Афелия ничего у меня не спрашивала, и мне это было только на руку. Я не хотела ничего объяснять, что-то выдумывать. Афелия сказала, что я могу оставаться в ее доме сколько угодно, ей это будет на пользу, поскольку, она жутко устала от одиночества. Я тоже не задавала никаких вопросов Афелии, мне была безразлична ее жизнь. Я хотела одного: отдохнуть и забыть все, что случилось. Забыть, как страшный сон. А затем подумать о возвращении домой.
  
  Все. Больше ни слова о том, что было. Ни единого.
  
  * * *
  
  В доме Афелии мне удалось принять душ и немного расслабиться. Я смогла вновь почувствовать себя человеком. Афелия лично обработала мои раны, то и дело приговаривая: "Моя девочка, моя бедная девочка" и отправила меня в шикарную спальню немного отдохнуть. В отдыхе я нуждалась не меньше, чем в душе. Мне удалось поспать несколько часов, после чего Афелия дала мне новую одежду: нижнее белье, белую блузку, черные брюки и юбку (вечером я надела брюки), а также туфли на низком каблуке. У нас с Афелией была примерно одна комплекция и одежда мне подошла почти идеально.
  
  Я боялась, что меня начнут мучить кошмары, но этого не случилось. Моментально погрузилась в сон, как только голова коснулась подушки. Спала я обнаженной под приятно холодящим кожу шелковым одеялом и на шелковых простынях.
  
  Позже мне удалось рассмотреть ее лицо. Красивая. Не такая, конечно, как я, но вполне симпатичная. Она наложила макияж на мое лицо. Накрасила черной тушью ресницы, подвела веки, наложила на них темно-синие тени с блестками, напудрила щеки, а губы накрасила вишневой помадой. Даже мой нос стал выглядеть лучше. Афелия долго расчесывала мои волосы, перебирала пряди руками, и явно получая от этого процесса удовольствие. Сделала мне прическу, хитро закрутив и уложив волосы. Я такую никогда не носила. Но мне понравилось. Также она щедро надушила меня сладкими цветочными духами.
  
  При этом Афелия много говорила, но сейчас я и вспомнить толком не могу о чем именно. Совершенно ничего существенного. Она рассказывала, как следит за своим телом, какие салоны красоты посещает, в каких клубах развлекается. Я хотела спросить, была ли она в "Красной похоти", но потом передумала.
  
  * * *
  
  Вечером, когда за окнами стемнело, мы с Афелией сели ужинать за длинный массивный стол в гостиной. Она сказала:
  
  "Ты не представляешь, как мне было тяжело ежедневно ужинать в одиночестве. И завтракать, и обедать тоже. Я садилась за этот стол, и у меня портилось настроение. Мне так не хватало кого-то с кем можно поговорить. Излить душу".
  
  "А как же Нали?" - спросила я, отрезая кусок от аппетитного бифштекса, лежащего в моей тарелке (я даже не представляла себе, как проголодалась, зверски захотела есть).
  
  Афелия только махнула рукой в ответ. Я подумала, что ее явно не радует факт беременности домработницы. А как бы вела себя я в подобной ситуации? Своей Нике и остальным немногочисленным девушкам, которые работали в моем доме, я строго-настрого запретила даже заикаться о беременности в течение срока, указанного в договоре. Трахаться можете, сколько душе угодно, сказала я им однажды, но о детях ни слова. Иначе неустойку до конца жизни не выплатите.
  
  Я задумалась над тем, что Нали могла делать в том автобусе, но не стала ни о чем спрашивать Афелию.
  
  Пили мы терпкое темно-красное вино, и я почувствовала, что пьянею уже после первого бокала. Это было очень приятное ощущение. По телу разлилась слабость, и это чувство казалось таким необычным. Я уже забыла, что такое вообще можно испытывать.
  
  "Идем, прогуляемся, я покажу тебе наши места", - произнесла Афелия после того, как мы покончили с едой.
  
  Она дала мне теплое пальто, и мы вышли из дома, обошли его сзади и принялись спускаться по крутой тропинке. Я несколько раз спотыкалась обо что-то, но Афелия крепко держала меня за руку, не давая упасть. Особняк не был ничем огорожен, никакого забора, просто стоял воткнутым на большом холме посреди просторного поля.
  
  "Взгляни, Наташ", - сказала Афелия, указав свободной рукой в небо.
  
  У меня дрожь пробежала по телу, когда она произнесла это имя. Как давно никто меня так не называл. Я уже пожалела, что назвалась Натальей. Подняв голову, увидела огромную луну и множество звезд, густо рассыпанных по темнеющему над нами полотну неба. Прошлой ночью я тоже видела луну, но тогда было не до этого. А сейчас могла наслаждаться природой, запахами, слушать окружающие нас звуки. Музыку ночи. Пение сверчков, кузнечиков и прочей живности, которая невидимо наводняла траву.
  
  Мы оказались в пустом поле с невысокой пожухлой травой, которая щекотала голые участки ступней. Это было невообразимо красиво. Совершенно пустая и чистая земля лежала перед моими глазами, лишь вдалеке мерцали красные огоньки аэропорта. Мы прошли вглубь поля еще немного, а затем повернули назад.
  
  Почти подошли к дому, когда я увидела... даже не знаю... вы сочтете меня сумасшедшей... в общем, мне показалось, что с другой стороны дома промелькнул мужской силуэт. Не просто силуэт. Лампа, висящая над входной дверью, осветила его лицо... это был... это был Минорский. Я увидела Минорского. Но лишь на секунду, а потом он скрылся за стеной особняка.
  
  Я вспомнила о его часах, которые нашла в больнице, хотела броситься за ним, но в этот момент Афелия, воспользовавшись моим секундным замешательством, внезапно толкнула меня к стене дома, обхватила ладонями мое лицо и поцеловала в губы. Она поцеловала меня в губы. Поцелуй длился недолго, она отстранилась от меня и какое-то время мы смотрели в глаза друг дружке. На ее лице отражалось смущение. Она даже покраснела. А у меня одно потрясение сменилось другим.
  
  "Идем, у меня для тебя сюрприз", - промолвила Афелия и снова взяла меня за руку. Пока шли, она нежно поглаживала пальцами мою ладонь.
  
  Именно в этот момент я ощутила зарождающееся внизу живота возбуждение. Когда подошли к двери, я вырвала руку из объятий Афелии и бросилась за угол дома.
  
  "Что там?" - удивленно воззрилась на меня она.
  
  "Ничего, - улыбнулась я, - показалось".
  
  Тогда я и правда решила, что мне показалось. Мне всего лишь показалось, что я видела Минорского. Я хотела так думать. Но при этом знала, что обманываю сама себя. Я его видела. Видела. И мне было страшно, немыслимо страшно. Потому что Минорский был мертв и лежал в земле с пробитой головой. Он был мертв. Мертв. Навсегда. И мертвые не ходят и не следят за тобой из-за угла. Они не теряют часы и не убивают... Нет, Минорский не мог это сделать. Его нет. Он умер. Я не знаю и знать не хочу, кто свернул шею тому типу, который убил Викторию и похитил меня. Но это был не Минорский. Кто угодно, только не он.
  
  Мы вернулись в дом, и у меня возникла мысль попросить у Афелии телефон, чтобы позвонить Валерию, но потом я поняла, что не помню его номера. Да и телефон его, возможно, не работал или сигнала по-прежнему не было.
  
  "Подожди, я быстро", - произнесла Афелия и куда-то ушла. Я скинула пальто и опустилась в кресло, чтобы немного успокоиться. Меня все еще била дрожь, а вместе с тем по телу разливалось сексуальное возбуждение. Это было так необычно, такое сочетание.
  
  Афелия вернулась, и я не могла понять, что она задумала. Она улыбалась (улыбка вообще не сходила с ее лица с того момента, как я ее увидела), держа в руках стеклянную пиалу с водой, в которой лежал бритвенный станок, полотенце и флакон с пеной для бритья.
  
  "Что это?" - удивленно спросила я и Афелия рассмеялась:
  
  "Продолжаем заниматься твоей внешностью. Нужно хорошенько подготовиться к главному сюрпризу".
  
  "Какому?" - поинтересовалась я.
  
  "Любопытной Варваре... Давай, снимай брюки", - сказала Афелия.
  
  Я смотрела на нее какое-то время, а она на меня.
  
  Афелия вновь залилась смехом.
  
  "Ну же, давай, детка, раздевайся".
  
  В итоге я подчинилась и через минуту оказалась перед Афелией в одних трусиках.
  
  "Снимай и их", - произнесла она.
  
  Я сняла и их. Возбуждение стало еще сильнее и сердце мое забилось так быстро, что мне стало тяжело дышать, когда Афелия просунула палец в мою вагину. Я испугалась, что она заметит рану от ствола пистолета, начнет расспрашивать, но она ничего не сказала. Сама же я чуть раньше ничего рассмотреть не смогла, и решила, что может быть все прошло. Или Афелия не заметила, или сделала вид, что не заметила. Короче, это неважно.
  
  Она широко развела в стороны мои ноги, коснулась ладонью полоски волос на лобке, а потом прильнула губами к самому сокровенному. С моих губ слетел стон наслаждения, когда Афелия пустила в ход язык. Я ощутила, как напряглись мои соски. Это было что-то новое, эти ощущения. Я никогда раньше не занималась этим с женщиной, мне было противно, и думать о таком. А теперь мне понравилось, женский язык (или только язык Афелии) был проворней мужского и доставлял более тонкие ощущения. Короче, женщинам меня не понять, если они не занимались этим с другой женщиной. Или с Афелией. [смеется]
  
  Она напомнила мне Викторию, и я тут же подумала о преследователях Бартенева.
  
  "Неужели, Афелия одна из них? Вот так совпадение. И если это так, то для меня ничего не закончилось. Все начинается опять", - подумала я с испугом.
  
  Хотела спросить об этом Афелию, но она вдруг оторвалась от моего влагалища и взяла пену для бритья. Потом схватила бритву.
  
  "Я думаю, тебе там больше пойдет чистая кожа", - сказала она и, выдавив на ладонь немного пены, принялась размазывать ее по моему лобку.
  
  "Откуда она знала, что у меня там есть волосы?" - подумала я.
  
  Но ответ нашелся сам собой. Наверняка, Афелия видела меня без одежды, пока я переодевалась. Я вспомнила, как она заглянула в комнату. Видимо, тайком наблюдала за мной.
  
  Афелия стала легкими движениями водить лезвием бритвы по моему лобку, а я вновь застонала. Волна приятных до дрожи ощущений накатывала снова и снова. Когда дело было закончено, Афелия ополоснула мою кожу водой и вытерла сухим полотенцем.
  
  "Вот теперь ты у меня настоящая красотка!" - торжественно произнесла она и поцеловала мой клитор.
  
  "Ты не знакома..." - начала я, желая узнать, не связана ли Афелия с людьми в масках (хотя как будто бы она мне во всем созналась, это смешно), но Афелия меня бесцеремонно прервала:
  
  "А вот и мой сюрприз", - она захлопала в ладоши, и в гостиную вошел высокий мужчина в темных очках.
  
  Мне даже сначала показалось, что это Бартенев и у меня перехватило дыхание от страха и неожиданности, но это оказался не он. Вошедший был более плотного телосложения. Он снял очки и оказался весьма привлекательным, может быть немного старше Валеры. Мужчина приветливо улыбнулся мне и поздоровался. Я ничего не сказала и только, когда увидела, как он смотрит на меня, жадными такими глазами, поняла, что на мне надета лишь блузка, а внизу ничего. Я залилась краской, плотно сдвинула ноги, а мужчина с Афелией тут же переглянулись и рассмеялись. Это странно звучит, учитывая, какой я предстала перед вами ранее. Но это так. Я ужасно смутилась тогда.
  
  "Я знаю, Наташ, что тебе нужно, - сказала Афелия и щелкнула пальцами, глядя на мужчину. - Антонио порадует тебя, деточка".
  
  "Антонио? - удивилась я, а он, между тем, приблизился ко мне и опустился на одно колено, оказавшись аккурат между моих ног. - Словно персонаж из какой-то мыльной оперы".
  
  Не знаю, что на меня нашло, но я позволила ему развести мои ноги в стороны. Почувствовала, как желание вернулось ко мне, еще более сильное, когда Антонио принялся лизать мой клитор. Я откинула голову назад и громко застонала. Очень громко, как мне казалось. Даже не думала тогда, что кто-то может услышать.
  
  "Она сейчас кончит, кажись", - через некоторое время довольно произнес мужчина, оторвавшись от моего тела.
  
  Афелия, наблюдавшая за процессом, повелительно сказала:
  
  "Доставь нашей девочке удовольствие, сделай ей хорошо".
  
  А потом говорю я сама, даже не поверила сначала, что сказала это:
  
  "Да, трахни меня. Трахни. Я жду".
  
  Антонио позволил мне высвободить из заточения его член, и я недолго лизала головку возбужденного органа. Затем он крепко ухватил руками мои ноги, опять разведя их широко в стороны, и медленно вошел в меня. Все это происходило, словно во сне. Я себя чувствовала так, будто была обдолбанная в жопу. Перед глазами поплыло, сначала внутри ощущалась несильная боль из-за проклятого бартеневского пистолета, но очень скоро ее сменило чистое удовольствие.
  
  Афелия уселась на соседнее кресло и с веселыми огоньками в глазах наблюдала за столь интимным процессом.
  
  Я даже не помню, как мы поменяли позу, но через какое-то время Антонио сидел в кресле, а я прыгала на нем сверху, отталкиваясь ладонями от его бедер и громко крича: "Трахай, трахай мою киску". Он расстегнул пуговицы на блузке и крепко сжимал ладонями мои груди, это было так здорово. Мял грубыми пальцами мои набухшие сиськи, а я кричала и стонала, чувствуя, как волосы бьют по лицу. Продолжалось это очень долго, я так завелась, что уже не могла остановиться и вдруг Афелия принялась громко хлопать в ладоши, когда Антонио протяжно застонал, а внутрь меня ударил мощный поток спермы.
  
  На нем даже не было резинки, но тогда я об этом не думала. Просто наслаждалась. И это настолько приятное ощущение, что я даже словами передать не могу. Он принялся тереть пальцами мою вагину и в результате я тоже кончила, никогда такого не испытывала, это было нечто. Все мое тело затрясло, я кричала, не останавливаясь, и, наконец, из меня ударила целая струя жидкости. Даже пол забрызгала.
  
  Афелия прокричала что-то вроде: "Ву-ху! Наша девочка дает!"
  
  Настоящий сквирт получился, мать вашу. Раньше я такое только в порно видела. И не верила, что это возможно в действительности. Я и до этого кончала, но такого еще со мной не было. Это супер, скажу я вам! Суперощущения на хрен!
  
  На этом "сюрприз" Афелии не закончился. Антонио, как выяснилось, вовсе не выдохся и захотел продолжения банкета. Я даже не слезала с него. Он приноровился и ловким движением вставил свой член в мою задницу. Я шумно выдохнула, когда он снова вошел в меня, а затем опять принялась подниматься и опускаться, подниматься и опускаться, шумно втягивая и выдыхая воздух, закрывая глаза, уперев ладони теперь в его плечи.
  
  Я не часто занималась анальным сексом, и для меня это было, можно сказать, в новинку. Не было такого, чтобы я его избегала, но и фанаткой не являлась, относилась нейтрально. Мужчины, которые мне в жизни встречались чаще всего, анальный секс на дух не переносили. Поэтому, так сказать, никто меня им особо не баловал.
  
  Не знаю, что со мной тогда случилось, но с этим Антонио, мать его, я трахалась с таким удовольствием, как ни с кем другим и никогда в жизни. Порой мне приходилось слегка имитировать свои эмоции, чтобы не расстраивать партнера, который был мне близок. Такое случалось и с Минорским. Дело было даже скорее ни в качествах и умениях мужчины, а просто я находилась не в духе в тот или иной день. Ну, вы понимаете. В случае же с Антонио все вышло идеально.
  
  Меня захватила такая буря эмоций, какой я не испытывала за всю свою жизнь. Было ли дело в том, что мне пришлось пережить до этого, или в Антонио, или в том, что Афелия подсыпала мне в еду какую-нибудь хрень, я не знаю. Но как бы там ни было на самом деле, я оказалась всем довольна. Незабываемые ощущения испытала. Даже чувствую сейчас, что скучаю по тем моментам. Но только по тем, потому что ими вся моя радость тогда и ограничилась.
  
  Итак, Афелия внимательно следит за всем процессом, Антонио помимо того, что входит в мою задницу, еще и трет пальцами мою вагину, так что я получаю прямо двойной эффект. Кстати, меня ни разу не трахали двое одновременно. Вот это, как я считаю, уже переборчик. Ладно, что-то меня понесло.
  
  Так вот, значит, мы ****... то есть траха... занимаемся анальным сексом короче, и тут неожиданно в гостиную вбегает толстая кухарка Афелии, видит все это безобразие, но даже бровью не ведет, только кричит:
  
  "Быстрее! Идемте! Там Нали рожает! Нали рожает!"
  
  Как только эти слова прозвучали, Антонио тут же грубо сбросил меня со своего члена, и они с Афелией побежали за кухаркой. Он даже трусы натягивать не стал, так и помчался с болтающимся во все стороны хером между ног. Я посидела с минуту в каком-то ошеломлении диком, а потом стала искать глазами свою одежду. Надевая трусики, думала о том, что Антонио меня даже в губы не поцеловал, а мне так хотелось обычного мужского поцелуя. Хотелось, чтобы не ****у лизать кинулся, как только увидел, а просто поцеловал в губы. Хотя бы разок. Это не менее приятно.
  
  
   (ВАЛЕРИЙ)
  
  Бартенев открыл кейс, достал из него эту хрень, гравюру какую-то, на которой были изображены мужчина и женщина. Мужчина душил женщину. И в этот момент я вспомнил сон, приснившийся мне в ночь со вторника на среду. Я занимался любовью с женщиной, с которой разговаривал на похоронах Дианы. Такая чушь. А потом я принялся душить ее. Я душил ее во сне.
  
  Немного позже мы с Бартеневым сидели в условленном месте, ожидая агентов. Бартенев вдруг спросил:
  
  "Так ты трахал ее?"
  
  "Кого?" - переспросил я.
  
  Он зажег сигарету и протянул другую мне. Сказал:
  
  "Карамель свою".
  
  "Нет", - ответил я, закуривая.
  
  Бартенев, надо признать, умел сделать так, чтобы у меня волосы на голове дыбом вставали. Он снова спросил:
  
  "А в жопу?"
  
  Потом выпустил струю дыма и зашелся в приступе смеха. Сказал: "Прости" и засмеялся опять. Рассмеялся и я.
  
  Время к тому моменту уже перевалило за полдень, но агентов все еще не было. Ожидая их с минуты на минуту, меня не покидало ощущение страха и некое предчувствие неизбежного плохого финала. Я всерьез опасался, что агенты нас там порешат на хрен.
  
  "Какое самое странное порно ты видел?" - снова задал вопрос Бартенев.
  
  "Я не любитель порно. Оно меня расстраивает", - сказал я полушутя.
  
  "Почему это?" - удивился он.
  
  Я произнес:
  
  "Видишь красивую женщину и понимаешь, что тебе никогда не заняться с ней сексом. Она недоступна для тебя и остается только слюни пускать у экрана".
  
  Бартенев помолчал, затем серьезным тоном сказал:
  
  "В порноактрис влюбляются только неудачники. Запомни мои слова, Валерий. Запомни".
  
  Какое-то время мы сидели молча, курили, а людей в масках все не было.
  
  "Так какую саму шокирующую порнуху ты видел?" - опять принялся за свое Бартенев.
  
  Я проговорил:
  
  "Там мужиков десять кончили на лицо женщины. Выглядело жутко. Она чуть не утонула в сперме".
  
  Бартенев противно хихикнул, затем произнес:
  
  "Это для детского сада развлечение. Вот я видел, как одна обдолбанная шалава жрала собственное говно ложкой, мазалась им, а в это же время ее долбили в жопу четверо мужиков одновременно".
  
  Я ничего сказал, только поморщился. Казалось, Бартеневу доставляло огромное удовольствие говорить о таких вещах. Он продолжил:
  
  "Еще видел, как бабу трахала собака".
  
  "Ладно, хватит, - сказал я. - Ты же не хочешь, чтобы я блеванул здесь".
  
  "Уж избавьте", - бросил Бартенев, и мы опять засмеялись.
  
  Мы сидели, не произнося ни слова примерно полчаса, затем Бартенев произнес:
  
  "Где же наши друзья? Ты не находишь это странным?"
  
  Я не знал, что и сказать. Это и в правду было странно. Очень странно. Бандиты назначают встречу, а сами на нее не являются. Что может быть глупее этого?
  
  Бартенев произнес:
  
  "Ладно, мы сделали все, что от нас требовалось. Сматываем отсюда".
  
  От этих его слов мне сразу стало легче, и я решил, что мы вернемся в отель, но нет. Рано было успокаиваться, поскольку у Бартенева к тому времени родился другой план. Впрочем, ничего иного и ожидать не стоило. И все же у меня оставалась крохотная надежда на то, что у него в голове содержалась хоть крупица здравого смысла. Однако я оказался неправ, и этой самой крупицы в его мозгу не было вовсе.
  
  Одним словом, мы не поехали ни в какой отель. Бартенев решил отправиться на ту самую базу, куда он должен был доставить кейс и даже приезжал туда, но затем свалил вместе с чемоданчиком.
  
  "Что мы там будем делать? Если они решат нас убить?" - спросил я, и это прозвучало как-то глупо.
  
  Бартенев задал встречный вопрос, будто и не слышал меня вовсе. Какого характера был вопрос вы, наверное, уже догадались. Он спросил:
  
  "Ты когда-нибудь протыкал шлюху какую-нибудь?"
  
  "В смысле?" - не понял я.
  
  Бартенев сильнее надавил на педаль газа и двигатель фургона громко взревел. Он проговорил:
  
  "Ну и херню нам старик подсунул. Не находишь?"
  
  Я кивнул, а Бартенев продолжил:
  
  "Я говорю, ты когда-нибудь целку срывал? Лишал бабу девственности?"
  
  "О, Господи!", - подумалось мне.
  
  Бартенев не стал дожидаться моего ответа, повысил передачу и сказал:
  
  "Я сам лишился девственности в двенадцать. Трахнул одноклассницу в школьном туалете. Ты такими вещами не занимался? Не шалил? Готов спорить, что нет. Ты, Валера, у нас послушный мальчик. Но многое теряешь в жизни, - Бартенев помолчал немного, затем заговорил вновь: - Это было круто, трахать ту девчонку. Когда тебе двенадцать и когда это твой первый раз, секс воспринимается совсем иначе. Как чудо самое настоящее. А еще ее сладкая киска... Эх!"
  
  "Почему-то я не верю тебе", - подумал я тогда, но предпочел вновь отмолчаться.
  
  Бартенев продолжил:
  
  "А еще я перетрахал всех своих сокурсниц в универе".
  
  "Ты учился в университете?" - спросил я, и так вышло, что в моем голосе прозвучало немалое удивление.
  
  "Конечно, - ответил Бартенев. - У меня два высших образования: юридическое и экономическое".
  
  "Да ты интеллектуал", - сказал я.
  
  Бартенев лишь хмыкнул на это, понижая передачу перед неровным участком дороги, затем снова повысил. Он практически мгновенно переключал передачи, быстро орудовал педалями, легко вращал руль, за которым смотрелся, как прирожденный водитель. Машина шла плавно и совсем без рывков. Бартенев имел хорошую реакцию и даже на высокой скорости идеально вписывался в повороты. Мне оставалось только позавидовать его стилю вождения.
  
  * * *
  
  Вскоре мы уже подъехали к секретной базе агентов. Бартенев остановил фургон, проверил пистолет, вышел из кабины, достал бензопилу, потом вернулся к кабине.
  
  "Идем. Возьми кейс", - сказал он, глядя на меня.
  
  Я с минуту не решался двинуться с места, а затем спросил, кивнув на пилу:
  
  "Мы с этим пойдем?"
  
  Бартенев усмехнулся:
  
  "А ты как думаешь? Там нас может ожидать все, что угодно".
  
  "Бартенев, а ты не думаешь, что мы зря влезаем во все это дерьмо? Это ведь тебе ни шутки уже", - неожиданно выпалил я, он бросил на меня оценивающий взгляд, щелкнул языком и проговорил:
  
  "Да ты, Валер, растешь в моих глазах".
  
  "Да что ты", - бросил ему я.
  
  Бартенев нахмурился и произнес:
  
  "Пошли. Хватит трепаться. Нам еще твою манду искать".
  
  Я удивленно вскинул брови и выпрыгнул из кабины. Ничего не сказал, потому что и так понял, кого он имел в виду. Как бы Бартенев не называл Карамель, это было неважно, главное, он дал мне надежду на то, что поможет ее найти. Другое дело, что Бартеневу нельзя было верить. Но это тогда не имело значения. Мне была необходима надежда.
  
  Мы вошли внутрь высокого здания, стены которого были сплошь покрыты зеркальными стеклопакетами, через проем в стене, обнаруженный Бартеневым. Потом он стал подниматься по лестнице наверх, словно знал, куда нужно идти. Мы не разговаривали, шли медленно, постоянно прислушиваясь к любому звуку, что порой доносились до нас из разных углов. Это было капание воды, какой-то скрип и завывание ветра где-то под крышей. Бартенев держал в одной руке пистолет, направив дуло перед собой, словно коп из американского фильма, а другой бензопилу. Я плелся за ним, неся в руках кейс.
  
  Наконец, мы оказались в длинном коридоре. За это время не встретили ни одного человека, ни одного агента. Перед нами возникла большая металлическая дверь с кодовым замком. И там мы увидели три трупа, валяющиеся на полу. Я не стал их разглядывать. Мне и так уже хватило. Но это были агенты, по-любому мертвые агенты.
  
  "Интересные дела, - произнес Бартенев. - Теперь ясно, почему эти кретины не явились. Кто-то их порешил на хер. Но за дверью что-то есть. Это однозначно".
  
  "И как нам теперь быть?" - спросил я.
  
  "Необходимо туда проникнуть", - ответил он, глядя на меня, как на полного идиота.
  
  "Бартенев, но как мы туда попадем?" - удивился я.
  
  "Валер, - сказал он, - помолчи. Просто помолчи".
  
  Бартенев завел пилу и тут же по коридору пронесся дикий рев, отражаясь от стен, обшитых металлическими листами. Я испугался, что сейчас прибегут вооруженные люди, однако никто не явился. А Бартеневу удалось пропилить щель между дверью и стеной. Раздался звук короткого замыкания, посыпались искры и он закричал:
  
  "Вот же мать твою!"
  
  Дверь стала медленно отодвигаться в сторону, но остановилась, явив проем сантиметров тридцать шириной. Мы бы явно туда не протиснулись. Бартенев стал ругаться, махать пилой, но затем продолжил пилить. В итоге ему удалось отрезать вертикальный кусок двери, и проем стал шире. Мы пробрались внутрь.
  
  Я подумал о том, что Бартенев ни перед чем не остановится. Вот только к какому результату он стремился? Чего хотел достигнуть? Искал приключений на свою задницу? Ему не хватало экстрима?
  
  За дверью оказалось помещение заставленное компьютерами, широкими панелями с множеством кнопок и экранов. И все это работало, пикало и мигало.
  
  Пилу и кейс мы положили у двери и теперь свободно осматривались по сторонам. Пистолет же Бартенев не выпускал из рук ни на минуту.
  
  "Ты только глянь на это", - произнес он, подойдя ко мне. В руке Бартенев держал диктофон. Похожий на тот, который сейчас лежит передо мной и записывает эту мою историю.
  
  Бартенев нажал на кнопку воспроизведения, и мы услышали мужской голос:
  
  "Дэ, ты действительно считаешь, что нам это нужно? Посторонний объект?"
  
  Затем другой голос:
  
  "Это не посторонний объект, это зомби".
  
  Я не помню записи в деталях, но на ней агенты обсуждали создание некого солдата, который должен был стать их страховкой на случай непредвиденных обстоятельств. Запасным вариантом. Им должен был стать некий мужчина, причем уже умерший, по фамилии Минорский. Фамилия эта мне показалась смутно знакомой, словно бы я ее где-то слышал. И не просто слышал, как любую другую, а слышал от кого-то из своих знакомых.
  
  Насколько я понял, этот Минорский был мертв, и агенты оживили его, сделав копию с фотографии. Бред какой-то. Воссоздать человека с фотографии. Но только поначалу мне так казалось. Пока я не увидел все своими глазами, вернее, пока Бартенев не сделал такое, о чем даже подумать страшно. Короче, этот Минорский должен был забрать кейс у Бартенева.
  
  Еще агенты говорили о какой-то невидимке и ее помощницах, представляющих для них угрозу. Это и есть бартеневские охотницы? С ними должен был покончить Минорский, а также "устранить этого пидора", как сказал агент, имея в виду, конечно же, Бартенева. А я был с Бартеневым и, соответственно, опасность угрожала и мне. В общем, все складывалось, как нельзя лучше.
  
  Также агент упоминал о том, что им нужно открыть второй уровень некого портала и если они этого сделать не смогут по причине различных обстоятельств, то и здесь помочь им должен был Минорский.
  
  Кроме всего прочего на записи прозвучала фамилия. Как же она? Не помню. Вроде это и был шеф Бартенева, о нем говорилось на пленке. Агент сказал, что именно по вине этого шефа начался весь беспредел и они не получили то, что хотели. В большей части записи я не уловил смысла. Хотя при слове "помощницы" вспомнил об охотницах, преследующих Бартенева, помимо агентов.
  
  Что я действительно не понял, так это фрагмент записи, когда агент говорил о создании моделей. Он упомянул, что они используют простых людей, из частиц тел которых создают модели. Звучит слишком дико, чтобы быть правдой. Не находите? Прозвучало еще слово "секс-индустрия". То есть они производили копии с фотографий известных людей для этой отрасли. А кроме копий, как сказал агент, они создавали и оригинальные модели женщин, используемые затем в роли проституток. Мне все это казалось нереальным и вообще бредом каким-то, пока Бартенев не выкинул очередной фокус. Он перешел все рамки. Абсолютно все.
  
  Да, еще агент сказал о каких-то "Черно-белых дневниках". Только я не помню к чему это было упомянуто.
  
  Как только запись закончилась, Бартенев бросил диктофон на стол и тут же кинулся к приборам, а мне оставалось только в недоумении следить за его действиями. Он нажимал какие-то кнопки, смотрел на экраны, периодически застывал на месте с ухмылкой на лице, а порой изображал глубокий умственный процесс. Я же все это время не переставал оглядываться на дверь, ожидая, что кто-нибудь сюда явится.
  
  "Выходит и правда некто убрал наших друзей-агентов. Охотницы, кто ж еще, - сказал Бартенев. - Ты видел, им шеи проткнули и башни прострелили на хрен. Видимо, наступили те самые непредвиденные обстоятельства, о которых они говорили на пленке. И теперь какой-то Минорский должен закончить их работу. Фамилия какая-то знакомая, где-то я ее слышал не так давно. То есть он должен разобраться с нами и со шлюхами-охотницами".
  
  Я задумался над словами Бартенева, но тут он спросил:
  
  "Как тебе Кирстен Прайс? Встает на нее?"
  
  Я помедлил секунду, не понимая о чем это он, потом переспросил:
  
  "А кто это?"
  
  "Американская порноактриса", - ответил Бартенев и вытащил из кармана своих брюк лист цветастой бумаги. Протянул его мне.
  
  На нем была изображена красивая улыбающаяся женщина в длинном розовом платье с переливающимися на свету огненно-рыжими волосами, которые струились по ее полуобнаженным плечам. На лице ее было наложено большое количество косметики. Выглядела она примерно на двадцати пять - тридцать лет.
  
  Бартенев сказал:
  
  "Это здесь она такая милая. Сама же трахается, как кобыла".
  
  "Откуда мне ее знать?" - произнес я, возвращая Бартеневу постер.
  
  Он ничего не ответил, хищно улыбнулся и зашагал обратно к приборам. Медленно вставил лист бумаги в какую-то щелку, затем стал нажимать разные клавиши, глядя при этом на многочисленные экраны, по которым уже бегали цифры и буквы.
  
  "И этот человек говорит, что только неудачники влюбляются в порноактрис?" - подумал я тогда.
  
  А кто сказал, что Бартенев не неудачник? Может быть, сначала ему и везло, но вот потом... Одно могу сказать: Бартеневу следовало меньше болтать языком и меньше нарываться. Глядишь и все обошлось бы.
  
  Ладно. Об этом дальше.
  
  Вот скажите мне, вы когда-нибудь видели человека, таскающего с собой фотографию порноактрисы? Глупость какая. Нет, ну правда.
  
  "Ты носишь с собой фото порнозвезды?" - спросил я Бартенева, на что он огрызнулся:
  "Иди к черту, Валера!"
  
  Над тем, что произошло дальше, можно было бы очень долго смеяться. Это действительно смешно, но и жутко одновременно. Неимоверно жутко, скажу я вам. Это как-то противоестественно, ненормально совсем.
  
  Короче, Бартенев... я не знаю, как ему это удалось, для меня вся эта техника агентов была темным лесом... ух, даже не знаю, как и сказать-то... в общем, этот сукин сын создал точную копию своей порноактрисы с фотографии. Живую копию. Тогда я понял, что агент на записи вовсе не шутил и не пытался кого-то дурачить. Все это было правдой, страшной правдой.
  
  В дальнем углу помещения раздвинулись двери какой-то капсулы, которую я даже и не заметил сразу, оттуда повалил густой белый дым, а потом... мы увидели ее. Один в один.
  
  "Мать твою, Валерий!" - воскликнул Бартенев, находящийся вне себя от шока и радости.
  
  Я же просто остолбенел.
  
  Бартеневская порноактриса вышла из капсулы, встала напротив нас и принялась жадно оглядываться по сторонам. Она была точь-в-точь с картинки. И волосы и лицо. Только без одежды. Живая. Она была живая. Из плоти и крови. Я это собственными глазами видел, а Бартенев даже лично проверил. [смеется]
  
  Она ничего не говорила. Совсем ничего. Ни на английском, ни на каком-либо другом языке. Молчала. Как рыба. И, судя по всему, была создана из частиц тел убитых людей. Случайных, невинных людей. Что же они с ними делали? Выходит, перемалывали в какой-то мясорубке. Ужас, одним словом. Я не хочу об этом думать.
  Бартенев произнес:
  
  "Валерий, я тебя сразу предупреждаю, гребаный ты сукин сын, если вздумаешь мне мешать, я ведь не побоюсь... врежу тебе... а то и похуже чего... - он прервался, затем добавил: - Яйца оторву на хрен. Хорошо?"
  
  Я молчал. А он не унимался:
  
  "Я не могу упустить такую возможность! Передо мной сама Кирстен Прайс, будь она трижды... - он прервался на секунду, затем произнес: - Что это?"
  
  Женщина стояла, словно вкопанная, а между ног ее струилась какая-то жидкость.
  
  "Обоссалась сука эта что ли?" - спросил сам себя Бартенев и, скинув плащ, двинулся к ней.
  
  Он грубо схватил ее за волосы и стал целовать в губы. Целовал долго, а я наблюдал за процессом. Дальше Бартенев перекинулся на ее шею, а женщина покорно стояла, принимая те позы, которые он задавал ей руками. Я почему-то вдруг испугался, что она возьмет и убьет его. Не знаю, откуда такая мысль пришла в мою голову тогда, но я действительно испугался. Что я буду делать здесь один, если она убьет Бартенева? К счастью, этого не случилось.
  
  Бартенев усадил "Кирстен" на стул, раздвинул ее ноги и принялся лизать влагалище. Я заметил, что на ее лобке не было ни единого волоска. Дальше Бартенев расстегнул свою ширинку, вытащил член и медленно ввел его внутрь вагины женщины. Потом сказал:
  
  "В действительности у нее немного другая ****а. Есть волосы на лобке и внешне отличается. Но это же копия. Жаль, конечно, что у меня не было ее фотки в голом виде. Может, тогда бы все точно скопировалось?"
  
  "Понятия не имею", - ответил я.
  
  Бартенев едва слышно стонал и громко дышал во время своих "процедур", порноактриса же сидела абсолютно беззвучно, а лицо ее не выражало никаких эмоций. Потом она протянула руку и схватила широкий галстук Бартенева, потянула в рот, но Бартенев сразу же вернул свой предмет одежды на место, отобрав его у нее.
  
  "Валер, хочешь трахнуть ее?" - спросил он, оторвавшись на минуту.
  
  "Нет, спасибо", - отмахнулся я.
  
  У меня не было абсолютно никакого желания заниматься сексом с какой-то куклой, пародией на живого человека, которого и быть-то там не могло.
  
  "Смотри, какая красивая ****а у нее", - сказал Бартенев и раздвинул пальцами вагину "Кирстен Прайс".
  
  Я коротко рассмеялся. Вся эта ситуация меня смешила до чертиков, но я старался сдерживаться изо всех сил и не ржать в открытую. Хватало там и одного клоуна - Бартенева.
  
  Он сжал пальцами сосок на ее левой груди и обернулся ко мне со словами:
  
  "Давай ей сиську отрежем? Как ты?"
  
  "Да иди ты!" - выдохнул я.
  
  Бартенев лишь подмигнул мне.
  
  "Это немыслимо! - воскликнул он, снова пристраивая свой член. - Ты только представь. Я трахаю американскую актрису в российской глубинке, на секретной базе каких-то мудаков. Знаешь, я уже даже рад, что Шеф все это затеял".
  
  Бартенев перевел дыхание, затем опять заговорил:
  
  "В жопу что ли попробовать? Что скажешь? В фильмах я не видел, чтобы ее кто-то туда трахал, может не любит?"
  
  "Этой, по-моему, все равно, - бросил я. - Хоть в ухо".
  
  "Классная жопа у нее, - сказал Бартенев, - отверстие узкое, ощущения крутые. Точно не хочешь?"
  
  "Бартенев, займись делом и давай кончай скорее", - произнес я, глядя в дверной проем, который он выпилил. Все опасался, что кто-то оттуда явится.
  
  Бартенев рассмеялся. Затем произнес:
  
  "Ты только маме моей не рассказывай!"
  
  Тут я не смог сдержаться и захохотал. Смеялся, как ненормальный, пока Бартенев вставлял член в задницу порноактрисы, вернее, ее копии. Он сказал:
  
  "Это же чокнуться, какая возможность предоставилась. Трахать в жопу американскую шалаву из порнухи. Никто не поверит мне".
  
  Бартенев помолчал, потом вдруг выдал, пока я все еще не мог успокоиться:
  
  "Кирстен там у себя в Америке в гробу перевернется".
  
  Я аж слюной подавился, стал кашлять, согнувшись пополам. Хрипло спросил:
  
  "Бартенев, она что умерла?"
  
  Он опять засмеялся:
  
  "Ты мне дашь ее трахать, наконец, или нет?! Я же предупреждал тебя, мать твою! И это всего лишь шутка. Она жива, здорова и продолжает трахаться с кем попало".
  
  Мы замолчали, и спустя минут пять Бартенев извлек член из анального отверстия порноактрисы, наклонил ее голову и с криком: "Лови, сука!" кончил ей на лицо. Она даже не поморщилась. И глаза закрыть не попыталась.
  
  Бартенев провозгласил:
  
  "Давно мечтал кончить на красивое личико Кирстен, мать ее, Прайс!"
  
  А затем размахнулся и со всей силы влепил ей пощечину. Я даже вскрикнул от неожиданности. "Кирстен Прайс", слетев со стула, рухнула на пол. Она не издала ни единого звука, и лицо ее не изобличало никаких эмоций.
  
  "Класс, да?" - произнес Бартенев, вытаскивая из-за ремня пистолет.
  
  "Что ты собираешься делать?" - испуганно крикнул я.
  
  "Успокойся. Ничего. Мы ее с собой заберем", - ответил он.
  
  "С собой? - переспросил я голосом, полным неподдельного удивления. - На хрен она нам нужна?"
  
  "Может, захочешь вставить ей, а?" - сказал Бартенев и вдруг я увидел в его руке свой бумажник.
  
  "Какого черта, Бартенев?!" - воскликнул я. Как тот у него оказался я понятия не имел. Видимо, Бартенев ко всем прочим своим достоинствам был еще и профессиональным карманником.
  
  "Спокойствие, приятель, спокойствие, - провозгласил он, вынимая фотографии, которые я хранил в кошельке. - Так, шалава Карамель... кстати, знаешь, она хоть и брюнетка, но все равно тупая ****а... так, это должно быть невеста твоя, - он продемонстрировал мне фото Александры. - А вот и Юля".
  
  Бартенев в три шага добежал до прибора, на котором сделал копию порноактрисы, валяющуюся сейчас на полу, и вставил в специальное отверстие фотографию Юли. Нажал какие-то кнопки.
  
  "Господи! - закричал я. - Не нужно этого делать! Бартенев, остановись! Бартенев, дьявол тебя раздери!"
  
  Я кинулся к нему, чуть было не запнулся о порноактрису, так и лежащую на полу, но было уже слишком поздно. Капсула раскрылась и оттуда, окутанная густым дымом, выпрыгнула точная копия Юли. Она тоже оказалась обнаженной и не издавала ни единого звука. Лицо ее было лишено эмоций. "Юля" какое-то время оглядывалась по сторонам, а затем вдруг неожиданно бросилась на меня, вцепилась ногтями в шею, и я закричал от ужаса. А когда попыталась укусить меня за щеку, я завопил:
  
  "Бартенев! Помоги мне! Помоги мне, Бартенев, еб твою мать!"
  
  Прогремел выстрел, из головы "Юли" брызнула кровь, оросив мое лицо и одежду. Она рухнула на пол, и я повалился рядом с ней.
  
  "Ох..." - выдохнул Бартенев.
  
  Он помог мне подняться, засунул бумажник в карман моих джинсов и при этом мы не произнесли ни слова. Оба пребывали в каком-то трансе. Бартенев сам повел меня вниз, мы вышли на улицу и я сел в машину, а он вернулся в здание. Вскоре он пришел обратно, неся на руках свою голую порноактрису, но мне было уже все равно. Бартенев посадил ее в кузов, а затем пропал еще на какое-то время. Когда он снова вернулся, я услышал, как он бросил в кузов бензопилу, кейс и что-то еще. Потом запер заднюю дверь, сел за руль и мы поехали.
  
  Я не задавал Бартеневу никаких вопросов и спустя полчаса мы уже катили по улицам города. Я спрашивал себя, снова и снова: почему я должен был видеть Юлю мертвой два раза? Разве мало мне было одного, тогда в морге? Почему? Почему два? И кроме того во второй раз я видел, как Бартенев самолично выстрелил в ее голову. Это было страшно. Невообразимо. А если бы он не выстрелил? Что бы тогда? Она убила бы меня? Юля меня убила бы?
  
  * * *
  
  Никакая это была не Юля. А всего лишь бездушная копия, сделанная с фотографии. Немного позже мы сидели в вонючей забегаловке на заправке, и пили пиво. Мне пришлось снять куртку, испачканную кровью и частицами мозгового вещества Юлиной копии, чтобы не вызывать подозрений. Я поверить не мог в то, что случилось. Даже несмотря на то, что видел все собственными глазами. Произошедшее на базе казалось сном. Нереальным сном.
  
  Бартенев сказал:
  
  "Это ж надо было так, Валерий. Ты просрал паспорт, зато сохранил чертов бумажник с фотками и парой купюр".
  
  Он сделал глоток темного пива и рассмеялся. Потом опять произнес:
  
  "Никак не могу поверить, что это о тебе говорил Шеф. Что это ты помог его дочери вылечиться".
  
  Я спросил:
  
  "Откуда он знал обо мне?"
  
  Бартенев опять хихикнул:
  
  "Шеф знает все и обо всех".
  
  Он помолчал, затем вдруг проговорил:
  
  "У меня была пятилетняя дочь, знаешь ли".
  
  Я сказал:
  
  "Была? И что же случилось? Ты хотел ее трахнуть? Называл шлюхой? Не мог сдержаться и постоянно лез к ней в трусики? И она сбежала от такого папаши? Не удивлюсь".
  
  Произнес я это более жестко, чем рассчитывал. Слишком жестко. Не знаю, что на меня нашло. Я почему-то разозлился на Бартенева и высказал все это.
  
  Он сделал очередной глоток пива, поморщился и продолжил:
  
  "Моя дочь умерла. Собственная мать задушила ее веревкой и уложила в кровать. Я пришел домой и увидел... увидел посиневший труп дочери, откинув одеяло. Я кинулся на жену, ударил, она упала, я принялся избивать ее ногами... Как в тумане все было... Уже семь лет прошло, а я до сих пор вижу во сне, как стаскиваю проклятое одеяло... стаскиваю и стаскиваю... стаскиваю и стаскиваю... вижу мертвое лицо своей дочери. Ольга, моя бывшая жена, и сейчас в психушке проживает. Прописалась там до конца своих траханых дней".
  
  Я ничего не мог сказать, просто дар речи потерял. Очередной шок. Я вновь был шокирован. Оказалось, что у него были жена и дочь. В моем сознании история, рассказанная Бартеневым, никак не увязывалась с его образом. Никак. Мне казалось, он сейчас улыбнется и скажет, что придумал все это. Я искренне на это надеялся. Но Бартенев ничего не сказал. Его лицо оставалось серьезным. Без всяких ухмылочек. Редкий случай. Наконец, я выдавил из себя:
  
  "Прости".
  
  Бартенев глотнул пива, но ничего не сказал. Только неопределенно махнул рукой в мою сторону. Помолчал еще немного, затем произнес:
  
  "А вскоре меня уволили из коллегии судебных приставов. За то, что я ударил дубинкой гребаную манду, которая не желала покидать свою квартиру с охеренным долгом. Короче, все складывалось не слишком замечательно".
  
  Мы допили пиво, я ждал, что Бартенев еще что-то скажет, но он молчал. А сам я ничего не спрашивал. Думал в тот момент о том, что сам нисколько не лучше Бартенева, учитывая инцидент с Карамелью в моем кабинете.
  
  В итоге он попросил меня сходить заправить фургон, сказав, что пора возвращаться в отель. У меня даже настроение улучшилось, и я решил поспешить к машине.
  
  "А то "Кирстен" там уже заждалась", - добавил Бартенев и только тогда я вспомнил о порноактрисе в кузове. Совсем о ней забыл.
  
  * * *
  
  Бак был залит целиком, и я уже возвращал на место пистолет, когда услышал рядом мужской голос:
  
  "Парниша, закурить не будет?"
  
  Я обернулся и увидел крупного мужика с коротким ежиком волос на голове.
  
  "Я не курю", - почему-то вырвалось у меня.
  
  "А если подумать?" - надавил гопник и внезапно я увидел в его руке лезвие ножа.
  
  Он резко бросился на меня, и я ударился головой о фургон. Гопник приставил лезвие к моей шее и прорычал:
  
  "Гони бабло, парниша!"
  
  Я не мог и звука издать, а затем увидел Бартенева. Мне сразу стало легче, когда он заметил меня и бегом бросился к фургону. Бартенев накинулся сзади на гопника и грубым движением оторвал его от меня. Я схватился за живот в попытке восстановить дыхание.
  
  Бартенев прокричал:
  
  "У тебя проблемы, дядя?!"
  
  Мужик со звериным рыком кинулся на него, направив лезвие ножа в лицо, но Бартенев резко выставил вперед ногу и ударил его в живот. Гопник глубоко вздохнул и упал на землю, громко хлопнув задницей об асфальт. Он сидел, судорожно глотая воздух, нож выпал из его руки и лежал рядом. Бартенев подошел к мужику.
  
  "Развлечений захотел, мудак херов?!" - проговорил он, а затем сильно ударил гопника по лицу каблуком туфли.
  
  Не успел тот опомниться, как Бартенев наклонился и повторил удар кулаком. По лицу мужика потекла кровь, тот стал подниматься, а Бартенев, тем временем, бросился к задним дверям фургона и вытащил оттуда бензопилу. Я подумал, что он совсем головой тронулся, когда раздался ревущий звук мотора.
  
  "Что ты делаешь? Плюнь на него", - сказал я, но Бартенев не слушал. Он приблизился к гопнику с пилой в руке и выкрикнул:
  
  "Ты все еще хочешь помериться силами, падаль?!"
  
  Бритый мужик поднял руки и в следующий момент Бартенев взмахнул пилой.
  
  "Господи!" - закричал я, когда из руки гопника брызнула кровь, оросив асфальт.
  
  Он в неимоверном испуге сжал окровавленное запястье левой руки пальцами правой, пару секунд смотрел на Бартенева до предела расширенными глазами, а затем побежал. Ему удалось быстро скрыться, и мы его больше не видели.
  
  "Ты же ему пальцы оттяпал!" - воскликнул я, когда мы сели в кабину фургона.
  
  "Всего лишь зацепил, - ответил Бартенев. - Это ты так благодаришь меня? Хотел бы с перерезанным горлом лежать? Если бы не я, ты бы кровью уже истек. Он еще это мудака бритого защищать будет. А кто тебя спас от обезумевшей копии нашей подружки?"
  
  Я понял, что он имеет в виду копию Юли. Сказал:
  
  "Ты ведь мог промахнуться и меня убить вместо нее".
  
  Я только тогда сам это осознал.
  
  Бартенев помолчал, затем произнес:
  
  "Все могло быть".
  
  Он завел двигатель и тронул "фольксваген" с места.
  
  "Нужно убираться отсюда, пока никто не спохватился", - сказал Бартенев, а я убедился, что в таких местах никому нет дела до происходящего. Когда образуется заварушка где-нибудь на заправке или в придорожном магазине на окраине города, персонал вечно прячется за стойкой, а посетители делают вид, будто ничего не происходит. И в этот раз было точно так же, как и прошедшей ночью, когда Виктория стреляла на заправке, и это осталось абсолютно незамеченным.
  
  * * *
  
  Мы уже приближались к отелю, когда Бартенев, не отвлекаясь от дороги, обратился ко мне:
  
  "Знаешь что, Валер?"
  
  "Что?" - ответил вопросом я.
  
  Бартенев помедлил, а затем сказал:
  
  "Ты неблагодарный сукин сын".
  
  Потом он рассмеялся.
  
  
   (БАРТЕНЕВ)
  
  Кристина сидела на кухне одна, когда Бартенев вечером вошел туда, чтобы выпить воды. Негромко играла музыка по радио. Он прокручивал в голове диктофонную запись с голосом главаря агентов по имени Дэ, которую они с Валерием слушали в лаборатории.
  
  "Интересно, - задумался Бартенев, - а сам Дэ еще жив или нет?"
  
  Помимо всего прочего, в игру должен был включиться некто Минорский. Бартенев вспомнил, где видел эту фамилию. На визитке той девчонки, которую он сбил во вторник по дороге к Шефу. Минорский этот был владельцем модельного агентства, как понял Бартенев.
  
  "Наверное, совпадение. И это другой Минорский", - заключил он.
  
  В любом случае нужно быть наготове. Копия Минорского могла нагрянуть в любой момент или оказаться кем-то из окружающих. Бартенев подумал о старике и друге его младшей дочери.
  
  "Нет, это точно ни кто-то из них. Быть такого не может".
  
  Также в записи упоминалась фамилия Шефа. Костенко. Дэ жаловался своему партнеру, что Костенко их кинул, поручив дело не проверенным людям. Бартенев сразу понял, что Дэ имел в виду его самого и, наверное, Ингу, которую Шеф случайно втянул в это дело, а она оказалась одной из охотниц. То есть Инга все рассчитала заранее, а Шеф попался на ее удочку, предположил Бартенев. Что-то еще было на записи, агент сказал нечто такое, что немало удивило Бартенева, но теперь он не мог вспомнить, что именно. Слишком увлекся играми с копией Кирстен Прайс.
  
  Внезапно Бартенева осенило, и он вспомнил с чего все, собственно, началось. Шеф попросил его взять Ингу с собой и велел ликвидировать ее, во что бы то ни стало. Он сказал, что Бартенев может делать с ней все, что только пожелает.
  
  "Может, Шеф все-таки знал? Знал, что Инга охотится за кейсом и поэтому определил ее, как особо опасную и приказал мне уничтожить ее? Тогда выходит, что этот сукин сын поступил весьма недальновидно, отправив одновременно вместе со мной кейс и суку, желающую завладеть им. И к тому же серьезно подставил меня. Как только выберусь из всего этого дерьма, Шефу точно не поздоровится".
  
  - Вам не составит труда сделать нам кофе? - смущенно обратилась Кристина к Бартеневу, прервав его размышления. Все это время он стоял, погруженный в свои мысли, глядя на нее, но не видя.
  
  На лице Кристины проступил едва заметный румянец, когда она улыбнулась.
  
  - Конечно, - опомнился Бартенев и, подойдя к столу, наполнил из кофейника две маленькие чашки черным напитком, затем устроился за столом напротив девушки. Он предпочел больше не думать о кейсе, Шефе, Дэ и причинах, по которым заварилась вся эта темная история. Ответов, по сути, не было, а голова уже раскалывалась.
  
  - Мечта отца - отремонтировать этот отель. Ну, вы слышали, он говорил об этом, - произнесла Кристина и подула на кофе.
  
  Бартенев кивнул в ответ.
  
  - Вы, наверное, видели огни, что украшают стены. Ну, конечно, видели. Они вас, судя по всему, и привлекли. Их даже отсюда видно.
  
  Кристина и оглянулась на окно, за которым виднелся радужный отсвет.
  
  - Да, это правда. Мы увидели эти огни, - согласился Бартенев.
  
  - Их там ровно две тысячи. Разноцветных огней.
  
  Он сделал глоток кофе.
  
  - Две тысячи огней в темноту, - мечтательно проговорила Кристина, глядя на что-то позади Бартенева. - Маячки для заблудших душ.
  
  Она наклонилась и принялась губами наклонять чашку, отпивая кофе. Бартенев немного понаблюдал за Кристиной, а затем встал, переставил стул и уселся рядом с ней. Кристина непонимающе посмотрела на него, а Бартенев взял чашку и поднес к ее губам, она стала делать маленькие глотки. Челка ее свесилась на лоб, и Бартенев легким движением откинул волосы в сторону.
  
  "Она согласилась бы трахнуться со мной?" - подумал он, отставил пустую чашку Кристины, затем поднялся и положил ладони на ее плечи.
  
  - Поднимайся, - сказал он.
  
  Кристина встала, и Бартенев обхватил руками ее талию.
  
  - Когда ты танцевала в последний раз?
  
  Она помедлила. Потом негромко сказала, опустив взгляд:
  
  - Никогда.
  
  Бартенев стал медленно двигаться в такт музыке, увлекая за собой Кристину, затем наклонился и слегка коснулся губами ее шеи.
  
  - Не надо, - тихо промолвила она и отстранилась от Бартенева.
  
  "Бедная, - подумал он, - даже не имеет возможности мастурбировать".
  
  Кристина вышла из кухни, а Бартенев наполнил бокал водой из стеклянного кувшина и выпил до дна. От кофе у него всегда сушило в горле. Он улыбнулся, вспомнив о "Кирстен Прайс", которая по-прежнему сидела в фургоне. Бартеневу захотелось вновь овладеть ей, но он не мог притащить ее в отель, а заниматься сексом с копией порноактрисы в фургоне старика было совсем несерьезно.
  
  У Бартенева возникла новая идея, но сначала он поднялся наверх и заглянул в комнату Валерия. Тот крепко спал, подтянув ноги к животу и обняв обеими руками подушку. Бартенев утвердительно кивнул, решив, что сон Валерия ему только на руку. Спустился вниз, никого не встретив, и вышел на улицу. Завел двигатель фургона и стал медленно отъезжать от отеля. Вскоре он выехал на трассу, направив "фольксваген" по уже знакомому пути.
  
  * * *
  
  Пистолет Бартенев держал перед собой, пока поднимался по крутой лестнице. База агентов по-прежнему пустовала. Он хотел поглубже изучить их хитроумные изобретения, пока Валерий спокойно спал в отеле и не имел возможности мешать ему. К тому же Бартеневу хотелось провести еще новые эксперименты.
  
  В лаборатории он принялся осматривать все компьютеры и тумбочки в поисках чего-то необычного и хоть каких-то сведений о делах агентов. Выдвинув один из ящиков, внутри Бартенев обнаружил три ключа. Два на цепочках и один без.
  
  "Ключи из тел Инги и Кати, - подумал Бартенев. - А третий?"
  
  Он вытащил ключи и покрутил их в руках.
  
  "Анжела", - вспомнилось Бартеневу, и он решил, что второй ключ на цепочке был как раз из ее тела.
  
  Бартенев сунул ключи в карман своего плаща и принялся осматривать помещение дальше. Открыв дверь металлического шкафа, увидел открытый и пустой кейс. Похожий на тот, что был у него. Рядом с кейсом лежал белый конверт без единой надписи и Бартенев, взяв его, тоже положил в карман.
  
  Наконец, ему удалось найти толстую синюю папку с множеством бумаг. Большая часть текста была напечатана на неизвестных Бартеневу языках, но затем он наткнулся на несколько страниц, где на ломанном русском передавалась хоть какая-то более или менее вменяемая информация. На одной из них Бартенев прочитал:
  
  "ВОЗМЖНОСТ СЗДВАТ ЖИВЫ КПИИ С ФОТОНМКОВ
  
  ВЗМЖНОСТ СОЗДВТ ЖВЫХ ЛЮДЙ ПО ЗАДНМ МОДЛМ
  
  ВЗМОЖНСТ СОЗДВАТ И ИЗМНЯТ НОВЕ МОДЛИ"
  
  Далее шел мелкий текст, и Бартенев пробежал его глазами. Там все объяснялось более подробно. Постоял в задумчивости, размышляя над прочитанным.
  
  "Выходит, - заключил он, - с помощью этой штуки можно не только делать копии с фотографий, но и создавать абсолютно новых людей по заданным программам. Так, что ли? Создавать модели любого возраста с заложенными воспоминаниями, чтобы они являлись абсолютно идентичными нормальному человеку".
  
  И тут Бартенев неожиданно вспомнил, что именно об этом и говорил Дэ на записи. Как раз эта часть и выпала из его памяти. Он нашел диктофон и прослушал запись снова. Все сходилось. Также Дэ упомянул о том, что модели и копии создаются из мельчайших частиц плоти других людей: бездомных девок, уличных шлюх, а еще из совершенно обычных жителей городов. Частицами тел был наполнен специальный резервуар.
  
  Бартенев бросил взгляд на приборы, затем на капсулу, огляделся по сторонам, но никакого резервуара или чего-то похожего на него не увидел и вдруг из папки, которую он держал в руках, выпала пачка скрепленных между собой листов. Он поднял ее и принялся листать.
  
  - Что еще за... - проговорил Бартенев, но не закончил.
  
  На первом листе было набрано:
  
  "Новые модели. Выпуск 1998-1999 гг."
  
  На трех следующих страницах были напечатаны небольшие фотографии разных девушек. Под каждым снимком значились имя и фамилия.
  
  "А это выходит бабы, которых создавали агенты в качестве проституток для всяких богачей, - подумал Бартенев. - Интересно, где они сейчас, эти модели?"
  
  - Вот же проклятый Дэ, - прошептал он вслух. - Херов трахальщик.
  
  Бартенев пролистнул еще несколько листов и увидел уже другую надпись:
  
  "Новые модели. Выпуск 2000-2001 гг."
  
  На следующей странице шли фотографии других девушек и под каждой тоже были напечатаны имя и фамилия, данные им создателями. Бартенев принялся рассматривать снимки и вдруг от неожиданности выронил пачку листов из рук.
  
  - Что за бред? Быть этого не может, - выдохнул он, а потом коротко и нервно рассмеялся.
  
  Бартенев не стал поднимать листы, решив сначала закончить свое дело. Вытащил из нагрудного кармана рубашки две фотографии и направился к компьютеру.
  
  На одном снимке была запечатлена его дочь, Полина. Он вставил фотографию в специальный отсек и принялся нажимать кнопки на панели. Сам не знал, зачем это делал. Какую цель преследовал.
  
  Капсула раскрылась, и Бартенев увидел ее. Свою пятилетнюю дочь. Живой. Увидел живой спустя семь лет после ее смерти. "Полина" медленно направилась к нему и Бартенев, поразмыслив немного, сделал несколько шагов в ее сторону. Опустился на колени, протянул руки и, обняв голую девочку, привлек ее к себе. Уткнулся лицом в волосы "Полины". Бартеневу даже показалось, что они пахнут так же, как и раньше. Девочка ничего не скажет, он знал это. "Полина" может оказаться опасной и это Бартенев тоже знал.
  
  Он постоял минут пять, не двигаясь, с закрытыми глазами, обнимая дочь. А затем завел руку за спину и вытащил пистолет из-за ремня. Медленно поднес дуло к голове девочки. Прислонил к виску. Прошептал:
  
  - Прости...
  
  Дождался паузы между ударами ее сердца, а затем нажал на курок.
  
  * * *
  
  Бартенев вернулся к приборам и взял вторую фотографию. Погрузил снимок в приемник.
  
  * * *
  
  На обратном пути ему снова никто не встретился, когда он тащил на плече легкое и недвижное тело. Вначале Бартеневу захотелось задержаться в лаборатории подольше и провести эксперимент по созданию новой модели, не копии, а целиком новой, с параметрами, заданными по его личному вкусу, но в результате понял, что его скорее пришьют здесь, чем он сможет разобраться с техникой агентов.
  
  Бартенев бросил папку с бумагами и фотографиями моделей в кабину, затем обошел фургон сзади.
  
  "А ведь так хотелось самому себе сделать живую шлюху, - с печалью вздохнул он, когда уже открывал заднюю дверь. - Пришлось же ограничиться очередной копией, да и то не для себя. Ладно, хоть повеселимся".
  
  - К тебе, "Кирстен", прибыла подружка, знакомься, - проговорил Бартенев, кладя новую копию на грязный пол кузова.
  
  Он бросил взгляд на черную пластиковую коробку, которую обнаружил в лаборатории агентов в прошлый раз и не преминул утащить. Теперь же она валялась в фургоне вместе с открытым кейсом. Валерию Бартенев о своей находке ничего не сказал, потому что хотел вначале сам изучить ее содержимое. Внезапно Бартенев вспомнил, что на записи Дэ говорил о неких "Черно-белых дневниках". По его словам, агенты владели половиной этих самых дневников, а вторая находилась у невидимки.
  
  "Невидимка, - подумал Бартенев. - О ком говорил Дэ? Кто это еще?"
  
  Он постоял в задумчивости, но в голову ничего не пришло. Вновь посмотрел на черную коробку.
  
  "Кейс разочаровал, так может эта штука сможет удивить?"
  
  Бартенев решил пока что приберечь находку и захлопнул дверь фургона. Хотя так, как удивил его один из снимков в каталоге моделей, казалось, уже ничто не удивит.
  
  За рулем он снова пролистал листы с фотографиями моделей, созданных агентами. Одни только женщины. Последние были созданы в две тысячи восьмом году. Бартенев перелистнул страницы обратно и еще раз внимательно вгляделся в лицо одной из моделей выпуска двухтысячного - две тысячи первого годов. Разглядывал ее несколько минут, перечитывал имя с фамилией снова и снова. Пришел к заключению, что совпадений быть не может.
  
  Теперь Бартенев точно вспомнил, что именно так она тогда и выглядела. Еще не до конца оформившееся женское тело, короткие волосы, отсутствие косметики, но точно такие же голубые глаза. Как и сейчас. А еще имя, теперь и оно всплыло в его памяти. Наталья Колесникова. Одна из девок Решетникова, его бывшего босса, которую он должен был поймать, но отпустил на свободу. Теперь и этот человек, Решетников, неожиданно возник в памяти Бартенева. Многое не увязывалось, но он пребывал в шоке и не мог сейчас трезво размышлять. Наталья Колесникова. Так назвали ее создатели. Бартенев знал, что не ошибается. Он не мог ошибаться.
  
  Это была Карамель. Одна из созданных агентами моделей. Человек, который никогда не должен был появиться в этом мире. Женщина, которая никогда не рождалась, а была создана из миллионов мельчайших частиц чужой плоти.
  
  
   20 сентября 2009, воскресенье
  
  
  (КАРАМЕЛЬ)
  
  Афелия разбудила меня воскресным утром, извинилась и сказала, что уже не могла дождаться, когда я проснусь. А я так хорошо спала. Давно не испытывала такого удовольствия от простого пребывания в постели. Хотя прошло еще меньше двух дней, как мы с Валерием улетели из дома. Вспомнила о Валере и подумала, где же он сейчас? Все ли с ним в порядке? Я не могла ручаться за это. Тревожные мысли наполнили мою голову, но Афелия в этот момент сказала:
  
  "Собирайся, мы отправляемся в город".
  
  Мне хотелось отвлечься и не думать о плохом. Стоя перед зеркалом в ванной, я разглядывала свое лицо. Афелия сделала мне какие-то примочки на ночь, и теперь мой внешний вид стал гораздо лучше. Осталась едва заметная припухлость возле носа и небольшая синева на коже.
  
  Я накладывала на лицо косметику, которую мне предоставила Афелия, когда услышала плач новорожденного ребенка Нали. Младенца я еще не видела. Афелия сказала, что Нали необходим отдых, когда вечером вышла из комнаты после раздавшегося крика малыша. Выглядела же Афелия довольной и сообщила мне, что родился мальчик.
  
  Мне вспомнился сон, приснившийся минувшей ночью, когда я обводила губы яркой вишневой помадой. Снился Минорский. Наша последняя фотосессия. Мы занимались сексом. Он снял с меня одежду, принялся целовать, а затем вошел в мою попку. От наслаждения я закрыла глаза, слышала его учащенное дыхание, а когда взглянула ему в лицо, то увидела Антонио. Минорский внезапно исчез.
  
  Неожиданно Антонио, не покидая моего тела, сказал голосом Минорского, что Татьяна его оклеветала. Что никакой он не педофил и никогда им не был. От этих слов мне стало легко, и я отдалась ему без остатка. Видела перед собой Антонио, но почему-то твердо считала, что это Минорский.
  
  * * *
  
  Не прошло и двух часов, как мы с Афелией въехали в город. Она сама была за рулем и уверенно вела темно-красную легковушку. Модели машины я не запомнила. Афелия сказала, что я должна выглядеть еще лучше и у нее для меня очередной сюрприз. Любила, однако, эта женщина делать сюрпризы.
  
  Мы остановились около невысокого здания со стеклянной витриной и вошли внутрь. Это оказался шикарный салон красоты, как я изначально и предположила. Афелия обо всем договорилась заранее, не ставя меня в известность.
  
  "О, у вас чудесные волосы! - воскликнула молодая парикмахерша, когда я устроилась в кресле перед огромным зеркалом. - Но мы сделаем их еще лучше. Благо, есть, где разгуляться".
  
  Она принялась погружать пальцы в мои волосы, поднимать их, разводить в стороны. И без конца улыбалась, как и Афелия, которая сидела позади меня и следила за действиями парикмахерши.
  
  "Сделай, сделай из моей девочки принцессу", - сказала Афелия, взяла пилку для маникюра и стала водить ей по ногтям.
  
  Сначала парикмахерша немного подравняла мои волосы, а затем принялась красить их, что удивило меня больше всего. Я просто дар речи потеряла, но не сказала ни слова против. Почему-то вдруг решила, что мне необходима эта перемена во внешности. Я всю жизнь была брюнеткой и гордилась своими волосами. Но теперь же мне удалось впервые взглянуть на совершенно другую себя.
  
  Волосы стали платиновыми, а я превратилась в блондинку. Даже не узнала себя в зеркале, когда парикмахерша сняла целлофановую шапочку с моей головы. Я аж дыхание задержала, а потом медленно выпустила ртом воздух.
  
  "Ты божественна! - воскликнула подбежавшая ко мне Афелия, обняла меня сзади за шею и поцеловала в щеку. - Моя киса великолепна!"
  
  * * *
  
  "Ты, правда, считаешь, что я хорошо выгляжу?" - спросила я, когда мы направлялись в дорогой бутик, где Афелия хотела еще и одеть меня, словно королеву, как она выразилась.
  
  "Ты прекрасна, самая красивая женщина, какую я только видела!" - ответила она, потом резко прильнула ко мне и коротко поцеловала в губы. Посреди улицы, у всех на виду.
  
  У меня сердце застучало в груди, я стояла, боясь посмотреть в сторону. А когда все-таки обернулась, увидела удивленные взгляды прохожих и смущенные улыбки на их лицах.
  
  В магазине мы провели часа три. Под конец я выдохлась полностью. Никогда так не уставала от примерок. Афелия критически осматривала каждый мой наряд и в результате купила для меня две шляпы с широкими полями - одну черную, другую красную, бордовое пальто, гламурные кожаные сапожки с блестящими стразами, а также несколько блузок и платьев разных расцветок.
  
  Себе Афелия не купила ничего. Все только для меня.
  
  "Почему ты все это делаешь для меня?" - спросила я ее, когда мы укладывали вещи в пакеты.
  
  "Понимаешь, я хочу кому-то сделать приятно, подарить свою любовь и заботу. Ощущаю в этом сильную потребность, вот здесь, - она поднесла руку к левой груди, - прямо в сердце, до боли ощущаю".
  
  С минуту мы смотрели друг дружке в глаза, а затем я вновь спросила:
  
  "А почему бы тебе не завести ребенка?"
  
  Афелия только хитро прищурилась, но ничего не сказала.
  
  Мы отнесли вещи в машину и отправились в кафе, чтобы выпить лимонада. Почти не разговаривали, только тянули розовый напиток из трубочек. Афелия же непрестанно сверлила мня взглядом. Протянула руку и нежно провела пальцами по моей щеке.
  
  "Только не целуй меня больше. Не позорь", - подумала я, но она только потеребила пальцами локон моих волос.
  
  "Какая ты красивая, - зачарованно прошептала Афелия, пожирая глазами мое лицо и грудь. - Какая красивая".
  
  Я допила лимонад, извинилась перед ней и вышла в туалет. Облегчившись, уже собиралась встать с унитаза, но внезапно дверь распахнулась и в кабинку ворвалась Афелия. Я вскрикнула, инстинктивно натянула трусики с юбкой, но Афелия опустилась на колени передо мной, обратно стянула с меня одежду, грубо развела мои ноги в стороны и сунула голову между них. Я застонала, когда она принялась целовать мою вагину. Язык Афелии проник внутрь, она с хлюпаньем втянула губами мой клитор, стала сосать его, нежно покусывать, потом оторвалась на несколько секунд, облизала губы и подмигнула мне.
  
  Еще она периодически покусывала небольшое металлическое колечко вдетое в мой клитор и слегка потягивала его зубами.
  
  О! Кажется, я забыла сказать, откуда это колечко появилось.
  
  После того, как Афелия устроила мне секс с Антонио и после того, как Нали родила ребенка, сюрпризы еще не окончились. Афелия сказала:
  
  "Сделаем тебе одно усовершенствование".
  
  Короче, она вставила мне маленькое металлическое кольцо в клитор. Крови и боли от прокола почти не было. Да и согласилась я на этот шаг как-то уж больно легко. Хотя пирсинг в интимном месте был для меня в новинку. Я никогда раньше не делала таких вещей.
  
  Итак, я продолжала неподвижно сидеть на унитазе в туалете кафе, зажав между зубами палец, чтобы не кричать, только слегка постанывала.
  
  Афелия высунула язык, вновь приникла к моей вагине и теперь стала лизать ее, словно мороженное, опуская и поднимая голову. Я не могла сдержаться и негромко скулила, по-прежнему закусив палец. Боялась, что кто-нибудь войдет в туалет и увидит здесь такое. Не очень-то хотелось в очередной раз становиться посмешищем. Хватило мне и поцелуя посреди улицы, хотя то, чем мы занимались в туалете кафе, вообще не лезло ни в какие ворота.
  
  "Все, хватит, - выдохнула я и отстранила голову Афелии, - Прекрати, пожалуйста".
  
  Она повела бровью и спросила:
  
  "Тебе не нравится, детка?"
  
  "Не нужно меня так называть!" - жестко сказала я, поднимаясь с унитаза и поднимая трусики с юбкой.
  
  Обошла Афелию, вышла из кафе и встала рядом с автомобилем.
  
  * * *
  
  Назад мы ехали в полной тишине, а когда оказались дома, я пошла в свою комнату, чтобы подумать о том, как быть дальше. Я собиралась в самое ближайшее время покинуть особняк Афелии. А вот куда идти не имела ни малейшего понятия. Не знала, куда пойду.
  
  Афелию я увидела в зеркале, когда сидела на кровати, размышляя. Она смотрела на меня с минуту, стоя у порога комнаты, а затем неожиданно захлопнула дверь и провернула ключ. Она заперла меня. Эта сука закрыла меня в комнате своего дома.
  
  "Что она делает? Умом тронулась?" - подумала я, ошарашенная таким поворотом событий.
  
  Вскочила с кровати и бросилась к двери. Прокричала, срывающимся голосом:
  
  "Что ты делаешь?! Зачем закрыла меня?!"
  
  Афелия не отвечала. Я прислушалась, решив, что она ушла. Но нет. Она была под дверью.
  
  "Красивая сука, - медленно проговорила Афелия. - Ты любишь трахаться и для тебя главное, чтобы в твоей ****е вечно находился член. Не можешь без этого. В жопу долбиться обожаешь не меньше. Я сама убедилась. Ты шлюха, конченная шлюха, мразь и шалава. Такой и я была. И я хочу верить, что ты изменишься. Но мне, по большому счету плевать на тебя, сучка. Ты сделаешь свое дело, отслужишь мне, а потом можешь дальше сосать члены. Мне плевать".
  
  Я слушала ее, а затем спросила:
  
  "Что за чушь ты несешь?"
  
  Афелия продолжила:
  
  "Ты не существуешь, в тебе нет души. Ты лишь тело, три дырки для пихания членов. Проститутка и шалава долбанная, - она помолчала, а дальше стала кричать: - Ты не человек! Тебя создали! Ты сделана уродами на их бездушной машине! Ты, как и я, элитная проститутка, созданная из частей тел других людей специальной машиной. Тебя должны были пустить на мясо, но... ты выжила и ты здесь. Это ошибка! Понимаешь? Ошибка!"
  
  Я молчала.
  
  Афелия говорила дальше. Она несколько раз повторила то, что меня создали. Меня искусственно создали из частиц чужих тел. Это было немыслимо. Конечно, я не поверила ей. А кто бы поверил?
  
  Я сказала:
  
  "Ты сумасшедшая".
  
  Я сказала:
  
  "Ты врешь"
  
  Я сказала:
  
  "Ты не в своем уме, тварь".
  
  Афелия же продолжала стоять на своем и твердить, что меня никогда не существовало реальной. Девять лет назад меня не было. Не существовало.
  
  НЕ СУЩЕСТВОВАЛО
  
  Я вскрикнула:
  
  "Это неправда! Я помню свое детство! Помню всю свою жизнь!"
  
  Афелия произнесла в ответ:
  
  "Твоя жизнь - фикция! Они наполнили твою голову фальшивыми воспоминаниями!"
  
  И тут я вспомнила Дашку, свою сестру. Сказала Афелии:
  
  "Послушай, у меня есть сестра. Дашка. Она меня ненавидит и я ее тоже, но она есть. Мы вместе росли. У нас общее детство. Я говорила с ней по телефону... не так давно".
  
  Афелия рассмеялась:
  
  "Дашка? Дашка, говоришь? Они создали и ее. Хотели использовать двух сестричек. Натуральных сестричек. Заложили вам в головы эту родственную чушь. Многие мужики, знаешь ли, любят поразвлечься с сестренками. Вы ведь похожи с ней, внешне похожи. А когда ты сбежала, исчезла, они ее отпустили. Выбросили на улицу. Рассчитывали, что у них будет шанс поймать тебя на приманку. Но... не получилось, как видишь".
  Я слушала и не понимала, о чем она говорит. Совершенно не понимала. Афелия сказала дальше:
  
  "Меня создали в двухтысячном, так же, как и тебя. Нас обеих должны были расстрелять, как и остальных, тогда, на чертовой расправе, а затем пустить на переработку. Но, ты сбежала за пять лет до этого, а я отработала свой срок и меня пощадили. Дэ, он же Решетников, наш с тобой бывший хозяин, трахал меня еще год, но я тоже сбежала. Как и ты. Я узнала всю правду о нас. О том, что мы не люди. Мы созданные модели и у нас нет прошлого, но есть будущее. Я не могу иметь собственных детей. Мало кто из нас, созданных таким способом, в состоянии родить. А вот ты можешь, я знаю это".
  
  Я подняла рукава блузки и посмотрела на руки. Ничего не увидела, но казалось, будто сотни насекомых ползали по коже. Ползали и ползали, щекоча своими тонкими лапками.
  
  
   (ВАЛЕРИЙ)
  
  Проснулся я от того, что кто-то под одеялом сосал мой член.
  
  "Что за бред?" - подумал я и откинул одеяло.
  
  Перед тем, как закричать от испуга, я вспомнил только что приснившийся мне сон: Карамель сидела передо мной на стуле в одном нижнем белье, и я принялся стягивать с нее трусики. Когда же снял их, то какое-то время удивленно смотрел на открывшуюся мне картину. Под ее трусиками ничего не было. Не было отверстия, только сплошная смуглая кожа.
  
  Теперь же был не сон. Совсем не сон. Кто-то сосал мой член. Откинув одеяло, я увидел Диану, свою мертвую сестру. Она была живой, голой и сосала мой член. Я закричал, хотел выбраться из кровати, но не смог пошевелиться. Оторвавшись от своего занятия, "Диана" посмотрела в мои глаза своими ничего не выражающими зрачками. Но ничего не сказала. И тогда я, толкнув ее ногой, выскочил из постели, натянул джинсы и кинулся вниз.
  
  Бартенев был один на кухне, пил чай, когда я ворвался туда с бешеными глазами и криками:
  
  "Что это?! Что за фокусы ты устраиваешь?!"
  
  К тому моменту я уже понял, что это дело рук Бартенева. Диана стала очередной копией, которую создал этот безумец с моей фотографии.
  
  Бартенев только рассмеялся в ответ:
  
  "Не понравился сюрприз?"
  
  Я выкрикнул:
  
  "Да пошел ты со своими сюрпризами знаешь куда?! В жопу!"
  
  Он сказал, поднимаясь:
  
  "Тише ты, всех разбудишь. Где она?"
  
  "Наверху. В моей комнате", - ответил я и последовал за Бартеневым, который уже поднимался по лестнице.
  
  Он успел схватить "Диану", когда я подбежал к двери в комнату.
  
  "Помоги мне", - произнес он и я заметил, что изо рта копии потекла белая пена.
  
  Мы вдвоем спустили "Диану" по лестнице и вынесли из отеля. Слава Богу, никто не заметил. Бартенев открыл заднюю дверь фургона, и мы погрузили ее внутрь кузова. Там же до сих пор находилась и бартеневская порноактриса.
  
  "Ты... ты мудак! - сказал я, когда мы шли обратно. - Что нам теперь с ними делать?"
  
  Бартенев промолчал.
  
  * * *
  
  День мы провели в отеле. Я отходил от шока, а Бартенев не переставая подшучивал надо мной по поводу того, что собственная сестра отсосала мне. Я сразу же пожалел, что рассказал ему об этом.
  
  "Наверное, и в страшном сне не мог такого представить, чтобы собственная младшая сестра..." - говорил он, ехидно улыбаясь.
  
  Вечером Бартенев предложил отправиться в город и выпить чего-нибудь. Я согласился, нужно было снять стресс. Конечно же, мы вновь взяли фургон старика, конечно же, с двумя копиями в кузове. И Бартенев был за рулем.
  
  "Как тебе та шалава?" - спросил он по дороге.
  
  "Какая? "Кирстен"?" - не понял я.
  
  "Да ни эта шалава, - сказал Бартенев, - безрукая шлюха".
  
  Я рассмеялся, хотя на душе было совсем невесело. А так и не ответил ничего.
  
  * * *
  
  Мы сидели в баре на окраине города, и пили водку. Мне захотелось напиться, но при этом вспоминалось то утро с Карамелью, когда я совершил нехорошее дело. И меня начинало тошнить от выпивки. И все же мы напились. Не могли по-другому. А что еще оставалось делать, когда порноактриса оживает на глазах, совершившая самоубийство подруга нападает на тебя, а мертвая сестра делает минет? Бартенев начал, а я его поддержал.
  
  Он опрокинул очередную рюмку и сказал:
  
  "Ты когда-нибудь смотрел снафф-фильм? А я видел. Там одну бабу изнасиловали, а потом насмерть забили железными пруть... - Бартенев не мог выговорить слово, - пруть... ями, короче. Это жесткое кино, скажу я тебе, мой друг. Еще я видел, как одна шлюха трахалась с мужиком, прыгала на его члене, а другой в это время лизал ее клитор и тут бах... член того, который трахал, выскальзывает из ее ****ы и попадает в рот того, который лижет. Представь, ржач какой, а?"
  
  Я улыбнулся и кивнул. Мы выпили еще по рюмке. Бартенев опять заговорил:
  
  "А еще видел, как порноактер кончил на лицо оператора. И представь себе такую сцену: мужик трахает бабу в жопу, а сзади его самого имеет в задницу другая баба с членом. Ни с искусственным, а с натуральным, своим. Потому что она гребаный транссексуал. Видел также я, как один мужик трахал бабу, а потом вытащил член из ее манды и принялся ссать туда, прямо в дырку этой шалавы. А ей нравилось, стонала сука... Еще, значит, в фильме каком-то такая шняга была: у девки во время самого разгара траханья порвалась силиконовая сиська. Представь себе только. Порвалась и оттуда какая-то херь потекла".
  
  Бартенев замолчал.
  
  "Это все самое важное, что ты хотел мне поведать?" - спросил я.
  
  "Пока что да", - ответил он, пожав плечами.
  
  "А знаешь, - проговорил я, - я ведь изнасиловал Карамель. На глазах у своей невесты".
  
  "Что ты за бред мелешь?" - нахмурился Бартенев.
  
  Я сказал:
  
  "Я изнасиловал Карамель. А она так и не узнала об этом".
  
  Он шумно выдохнул воздух, и мы замолчали. Потом Бартенев спросил:
  
  "В жопу трахал или в ****у?"
  
  Я не отвечал. Он повторил громче:
  
  "В жопу, мать твою, или в ****у?"
  
  Я оглянулся по сторонам, боясь, что кто-то мог услышать.
  
  "В жопу..." - снова начал Бартенев, но я его прервал, прокричав:
  
  "В ****у! В ****у трахал! Доволен?"
  
  Глаза Бартенева широко раскрылись, и он покрутил головой по сторонам. Я тоже осмотрелся. Люди, находящиеся в баре, несколько секунд удивленно глазели на нас, а потом вернулись к своим занятиям.
  
  И вдруг Бартенев начал смеяться. Смеялся он минут пять. Так сильно, что лицо его покраснело, а из глаз потекли слезы. Он принялся стучать кулаками по столу, не в силах остановить смех, а затем наклонился в сторону и упал со стула.
  
  "Проклятье!" - вырвалось у меня, когда я бросился поднимать Бартенева с пола, потому что сам он никак не желал вставать. Продолжал ржать, как ненормальный, валяясь на грязном и облезлом полу дешевой забегаловки.
  
  * * *
  
  Мы уже вышли из бара, когда Бартенев вдруг восторженно проговорил пьяным голосом, выпуская изо рта сигаретный дым:
  
  "О, педики нарисовались!"
  
  Я проследил за его взглядом и просто остолбенел. Двое парней лет двадцати целовались в губы метрах в десяти от нас.
  
  Бартенев сказал:
  
  "Давай вмажем этим гомикам!"
  
  Я понял, что очередной заварухи не избежать. Если Бартенев трезвым был, словно граната с выдернутой чекой в руке, то на какие дела он был способен в пьяном виде, я даже боялся себе представить.
  
  Бартенев двинулся шатающейся походкой к парням, которые продолжали заниматься своим делом, не обращая на нас ни малейшего внимания. Я резко протянул руку и сжал его запястье.
  
  "Стой, - сказал я. - Давай не будет влезать в новые неприятности".
  
  Бартенев посмотрел мне в глаза:
  
  "Это пидоры, Валер!"
  
  "Плевать, - прошептал я. - Идем, прогуляемся".
  
  Но Бартенев не был бы самим собой, если бы послушался меня. Он вырвал запястье из моих пальцев и зашагал к парочке геев, которые стояли, взявшись за руки, и о чем-то говорили с широкими улыбками на лицах.
  
  "Эй, гомики! Любители подолбить в волосатую жопу! Жиды и педики правят миром!" - выкрикнул Бартенев, приближаясь к ним.
  
  Они обернулись на голос и внезапно Бартенев, взмахнув рукой, ударил одного из них кулаком по лицу. У парня брызнула кровь из носа, он вскрикнул, а второй пидор... то есть гомосексуалист... удивленно воззрился на Бартенева.
  
  Я стоял на месте, наблюдая за происходящим, и не собирался вмешиваться.
  
  Бартенев размахнулся и ударил в лицо второго, пока первый приходил в себя, зажав нос пальцами. Затем он вновь врезал первому, только теперь в живот, и тот согнулся, жадно глотая воздух. Бартенев резко взмахнул ногой и ударил его туфлей по лицу. Гей, перевернувшись в воздухе, упал на живот. Дружок же его что-то выкрикнул визгливым голосом и убежал, держась рукой за нос. Бартенев поднял ногу и со всей силы опустил подошву на грудь оставшегося парня со словами:
  
  "Может это тебя мужиком сделает, сука?! Падаль вонючая!"
  
  Гей закашлялся, а Бартенев отряхнул ладонью брюки и вдруг вытащил пистолет из-за пояса. Направил ствол на парня, который пытался прийти в себя.
  
  "Эй! - выкрикнул я. - Убери пушку! Ты совсем умом тронулся?!"
  
  Бартенев сымитировал голосом звук выстрела, дернул пистолетом, словно произошла отдача, а потом поднес ствол к губам и дунул на него. Убрал пистолет и наклонился к парню. Схватив его за волосы, обернулся ко мне:
  
  "Видел его рожу? Полный объебос".
  
  Бартенев улыбнулся, после чего сильно ударил гея лицом об асфальт. Кажется, тот потерял сознание. Бартенев направился ко мне, тряхнул головой, откинув со лба челку, и произнес:
  
  "Что у нас дальше?"
  
  * * *
  
  Мы оставили фургон недалеко от бара, и пошли прогуляться. Я понятия не имел, как мы будем возвращаться домой. Оба были пьяными, но я по крайне мере не шатался из стороны в сторону при ходьбе в отличие от Бартенева.
  
  "Знаешь, - сказал он, когда мы шли мимо заброшенных нежилых домов. Квартал этот был крайне неприветливым, и нам не встретилось ни одного человека. Пока не встретилось. Я же боялся, что вылезет какой-нибудь бомж или гопник, нападет на нас и тогда Бартенев точно устроит мокруху. - Я тут вспомнил настоящее имя твоей Карамели. Ее Натальей зовут. Наталья Колесникова. Тебя немало шокировала вся эта история с ребенком. Я прав?"
  
  Я молчал. Не хотел говорить об этом. Вспоминать.
  
  "Понимаю", - проговорил Бартенев с громким выдохом.
  
  Внезапно я вспомнил о своем коте Валике, которого оставил с соседкой перед отъездом. Почему-то сказал об этом Бартеневу, наверное, чтобы отвлечь его от воспоминаний. Не хотел их слышать.
  
  Сказал:
  
  "У меня дома кот остался. Валик".
  
  "Валик? - переспросил он со смешком. - У вас похожие имена, не находишь? Валерий и его кот Валик".
  
  "Пошел ты", - бросил я, тоже хихикнув.
  
  "Валер, как ты считаешь, - заговорил опять Бартенев. - Почему бабы снимаются в порно? Во всей этой грязи. Как так можно жить, я не понимаю".
  
  Я сказал:
  
  "Меня это, Бартенев, особенно не волнует".
  
  Он продолжил:
  
  "А ты не задумывался, каким способом мастурбирует эта Кристина безрукая из отеля?"
  
  "Мне до этого нет никакого дела", - ответил я, чувствуя приток злости. Этот человек мог вывести из равновесия кого угодно.
  
  Бартенев произнес:
  
  "Каким пошлым стал мир вокруг, не находишь? Ужас, ужас".
  
  Я отвернулся в сторону, улыбнувшись этим его словам. Смешно было слушать подобные заявления из уст Бартенева.
  
  Он спросил:
  
  "Ты когда-нибудь убивал человека?"
  
  У меня дрожь пробежала по спине, и я ответил:
  
  "Нет, конечно".
  
  "А я убивал", - буднично произнес Бартенев.
  
  "Неудивительно", - подумал я, почему-то и вправду совсем не удивившись
  его признанию.
  
  Мы прошли несколько метров молча и остановились напротив одного из недостроенных многоэтажных домов. Вокруг уже стемнело. Бартенев достал сигареты, и я последовал его примеру.
  
  "Что нам сейчас угрожает?" - спросил я, делая затяжку.
  
  "Агенты, - произнес Бартенев, - если таковые еще остались, охотницы, этот еще... копия..."
  
  "Минорский", - вставил я, и Бартенев согласно кивнул.
  
  Я хотел еще что-то сказать, но увидел бегущую к нам девочку лет пятнадцати. Сверстницу Дианы. Еще подумал, что это дети делают в такое время в таком месте.
  
  Девочка обратилась к Бартеневу, негромко пробормотав:
  
  "Сделаю минет за триста рублей. Если захочешь трахнуться, то подороже будет. Но в попку не даю".
  
  Я окаменел от этих ее слов. Пальцем двинуть не мог. Подумал:
  
  "И вот так сейчас подростки зарабатывают карманные деньги?"
  
  Потом взглянул на Бартенева, ожидая его реакции.
  
  "Неужели, он согласится?" - со страхом подумалось мне.
  
  Однако я смог вздохнуть свободно, когда Бартенев вытащил из кармана смятую тысячную купюру и протянул ее девочке со словами:
  
  "Иди лучше домой, детка".
  
  Она взяла деньги, смотрела на нас с минуту, открыла рот, чтобы сказать еще что-то, но не сказала. Развернулась и, убежав, исчезла за стеной дома.
  
  Мы с Бартеневым переглянулись и он произнес:
  
  "А я что говорю? Подумай, куда только мир катится. Шалавами уже из детского сада выходят".
  
  Я кивнул и хотел закурить, но в это время на мое плечо сзади легка чья-то ладонь и я, подпрыгнув от испуга, прокричал:
  
  "Мать твою!"
  
  Резко развернулся, выронив сигарету, и увидел перед собой женщину. Бартенев же рассмеялся над моей реакцией.
  
  "Простите", - выговорила она и тут я ее узнал.
  
  Глазам своим не поверил. Эта была та самая молодая женщина, которую я видел на похоронах Дианы и с которой занимался сексом во сне. И еще я душил ее в этом же сне. Сейчас она была одета в серое пальто, а длинные волосы также свободно развевались на слабом ветру.
  
  "Я Кальда, - сказала она. - А вы Валерий, я вас помню".
  
  Она не дала мне и слова вставить, снова заговорив:
  
  "Вы плохой человек. Издевались над сестрой, насиловали ее, как только хотели. Избивали до полусмерти. Вот она и умерла. Не выдержала, бедняжка".
  
  "Что?" - вырвалось у меня, я пребывал в полной растерянности.
  
  "Что за пургу она гонит? - вмешался Бартенев, глядя на меня. Затем обратился к ней: - Что за херню несешь, сука?"
  
  Кальда, ничего не сказав, бросилась мне под ноги и вцепилась пальцами в ширинку моих джинсов. Принялась расстегивать молнию.
  
  "Я буду сосать твой член, - выдохнула она, - буду сосать"
  
  "Что вы делаете?!" - выкрикнул я, схватил ее за плечи и постарался отстранить от себя.
  
  Кальда же вцепилась намертво. Я не помню, что делал в этот момент Бартенев, и лица его не видел, все мое внимание сосредоточилось на этой сумасшедшей.
  
  "Отпустите меня!" - процедил я сквозь зубы, но она уже просунула ладонь в мои джинсы и вовсю щупала меня между ног.
  
  Не знаю, что на меня нашло, но я неожиданно взмахнул рукой и сильно ударил ладонью ее по лицу. Кальда откинулась назад и упала на тротуар. Поднесла пальцы к щеке, стала ощупывать кожу. Я недолго смотрел в ее глаза, они были какие-то неестественные, переливающиеся, зеленый оттенок переходил в синий и обратно. Она ничего не говорила, молча сидела на земле и я, развернувшись, побежал к недостроенной высотке.
  
  В голове крутились сотни мыслей, и я никак не мог сообразить, что случилось и что теперь делать.
  
  В ушах звучали слова Кальды:
  
  "Вы плохой человек. Издевались над сестрой, насиловали ее, как только хотели. Избивали до полусмерти. Вот она и умерла. Не выдержала, бедняжка".
  
  Я стал подниматься по лестнице, пару раз запнулся и едва не упал. В конце концов, взбежал почти на самый верхний этаж и остановился на лестничной площадке. Обернувшись, увидел Бартенева, который поднялся за мной следом.
  
  Он хотел что-то сказать, но в это мгновение из-за его спины выскочила Кальда и снова набросилась на меня. Схватила руками воротник моей куртки.
  
  "Ты убил ее! Убил Диану!"
  
  Я больше не мог этого слышать, страшно разозлился и, вложив все силы, отбросил ее от себя, толкнув в грудь. Женщина не удержалась на ногах, опрокинулась назад и упала с лестничной площадки. Там не было ограждений. Она просто полетела вниз в глубокий проем. Я услышал глухой удар, когда Кальда рухнула на бетонный пол первого этажа. Пролетела же она этажей десять. Как сказал Бартенев, мы были на одиннадцатом.
  
  Он подошел к краю площадки и глянул вниз.
  
  "Всмятку", - таков был его вердикт.
  
  Я же затараторил:
  
  "Я не хотел, не хотел, не хотел".
  
  Бартенев произнес:
  
  "Плюнь на нее. Надо уносить ноги отсюда".
  
  Мы спустились вниз, и он остановился у трупа. Теперь и я все видел. В голове Кальды появилась глубокая трещина, а на полу растеклась лужа густой крови.
  
  "Ты ее знал?" - спросил Бартенев.
  
  Я сказал:
  
  "Видел один раз. На похоронах сестры. Но кто такая, не имею понятия, - помолчал, потом добавил, о чем тут же пожалел: - Еще мне сон приснился, в котором я занимался сексом с ней".
  
  Мне вспомнилась моя тогдашняя ночная поллюция, но об этом-то я конечно Бартеневу не сказал.
  
  "Ты трахался с ней во сне?" - повел он бровью.
  
  Я ничего не сказал, а Бартенев улыбнулся.
  
  "А то, что она сейчас говорила..." - произнес он, но я оборвал его криком:
  
  "Чушь! Полный бред! Ты поверил ей что ли?"
  
  Бартенев, проигнорировав мой вопрос, сказал:
  
  "Значит, она не охотница. Хотя... Кто же такая? У тебя нет ничего острого?"
  
  "Нет", - бросил я.
  
  "Ножа?" - не унимался он.
  
  "Да, я постоянно таскаю с собой нож!" - прокричал я, а затем прислушался к эху, что разнеслось по пустому зданию.
  
  "Пила, - вспомнил Бартенев. - Пила в фургоне".
  
  "Зачем? Что ты..." - воскликнул я, ничего не понимая, и мой голос сорвался на визг.
  
  "Вскрыть ее надо, - ответил Бартенев и вытащил из кармана три ключа, показал их мне. - Это было в телах предыдущих охотниц и если она одна из них, то..."
  
  "Мы не станем ее пилить, - твердо сказал я. - Пошли отсюда".
  
  Бартенев так и остался стоять около трупа, а я вышел на улицу. Почувствовал сильное головокружение и подумал, что сейчас упаду. Опустился на холодный асфальт и посидел, глядя в черное небо без звезд.
  
  Грустно улыбнулся, когда вспомнил, как Карамель однажды чмокнула меня в щеку и сказала:
  
  "Ты, Валера, достоин самого лучшего в жизни. Лучшей карьеры, лучших друзей, лучшей женщины. Не такой, как я. Лучше".
  
  * * *
  
  К моему облегчению Бартенев отказался от идеи вскрывать Кальду, и мы отправились обратно к фургону.
  
  Перед тем, как сесть за руль, он произнес:
  
  "Знаешь, не везет, это когда ты, напившись в говно, не успеваешь добежать до туалета несколько шагов и заблевываешь все вокруг, абсолютно все".
  
  Эти его слова звучали особенно забавно в свете дальнейших событий. Мы залезли в машину и я, было, подумал, что Бартенев уже достаточно протрезвел, но жестоко ошибся. Он хотел сказать что-то еще и уже открыл рот, но как раз в это мгновение из его рта вырвался поток рвоты. Не слишком сильный, но этого вполне хватило, чтобы заблевать руль и приборную панель.
  
  Я и сдерживать себя не пытался. Заржал, как сумасшедший. Отсмеявшись, похлопал Бартенева по спине и сказал:
  
  "Здорово получилось".
  
  Он ничего больше не говорил.
  
  Мы тронулись в обратный путь до отеля. Бартенев, несмотря на свое состояние, вел автомобиль. Сказал, что всегда трезв и это даже невзирая на случившееся минутой раньше. Я позволил ему вести "фольксваген" и поэтому в том, что случилось дальше, есть и моя вина. Во всяком случае, волноваться из-за того, что придется возвращать старику заблеванную машину, уже не пришлось.
  
  По дороге Бартенев поинтересовался у меня:
  
  "Ты когда-нибудь трахал мертвую бабу?"
  
  Я нервно рассмеялся, затем сказал:
  
  "Ты совсем чокнулся".
  
  Он не унимался:
  
  "А хотел бы трахнуть?"
  
  "К черту тебя, - отмахнулся я от него. - Не хочу и говорить о таком".
  
  Бартенев что-то неразборчиво хмыкнул себе под нос. Заговорил опять:
  
  "Я слышал про одного мужика, так он убил собственную дочь и целый месяц трахал ее труп. А еще ему стало мало ее естественных отверстий и он проделал несколько дополнительных в животе. Любил он, понимаешь ли, разнообразие в сексе".
  
  Бартенев хихикнул, а я посмотрел в окно и только теперь понял, что мы едем совсем в другую сторону. Отель остался позади. Более того, мы приближались к железнодорожному переезду.
  
  "Тебе нравится анальный секс в порно? А двойное проникновение? А в реале пробовал? Я думаю, что..." - снова заговорил Бартенев, но я его прервал, сказав:
  
  "Слушай, куда ты нас на хрен завез?"
  
  И в этот момент передние колеса фургона перескочили рельсы, а потом двигатель заглох.
  
  Это было, словно в анекдоте. Мы застряли на железной дороге.
  
  Бартенев принялся вращать ключ в попытке завести двигатель, но тот лишь глухо бурчал в ответ. Бензобак был почти полным, и я понятия не имел, что могло случиться. Но машина сломалась.
  
  В глаза мне ударил яркий свет, и я услышал гудок приближающегося поезда.
  
  Ощутил вибрацию рельсов всем телом. А за минуту до этого думал о том, что только поезда нам сейчас еще и не хватало. И вот, пожалуйста. Поезд мчится прямо на нас, а мы сидим в проклятом древнем фургоне, который сломался посреди долбанной железной дороги.
  
  Помню, тогда, в машине, я впервые в жизни орал таким отборным матом, какого никогда прежде не употреблял. Точно не могу воспроизвести, но кричал я что-то вроде этого:
  
  "Бартенев, еб твою мать! Заводи эту херову штуку и поехали! Поехали отсюда!"
  
  Видел, как по лицу Бартенева ручьями тек пот, а кожа его так побледнела, что он стал похож на мертвеца. Но при этом Бартенев не произносил ни слова. Только отчаянно вращал ключ в замке зажигания. А поезд, тем временем, неумолимо приближался.
  
  Дальше все происходящее было, словно во сне.
  
  В общем, не прошло и минуты, как мы с Бартеневым уже бежали со всех ног прочь от железной дороги. А локомотив поезда врезался в фургон. Я услышал позади себя скрежет, поезд унесся дальше, а "фольксваген" сдвинулся с путей и стоял на высокой насыпи гравия. Одна сторона фургона была глубоко вдавлена внутрь, а стекла все разбились и вывалились из окон.
  
  Я остановился, упер руки в колени и стал судорожно глотать ртом воздух, пытаясь восстановить дыхание. Смотрел на удаляющийся поезд и разбитый автомобиль старика. Подумал, что совсем не помню, каким образом нам удалось выбраться из машины. Все произошло автоматически, в состоянии глубокого шока.
  
  Бартенев стоял рядом и тоже смотрел на разбитый фургон. Я неожиданно осознал, что мы могли бы уже умереть, если бы не покинули машину. Но заговорил о другом:
  
  "Там же кейс был, в тачке".
  
  "Там были только копии. Только копии и бензопила, - отдышавшись, сказал Бартенев. - Кейс в отеле, в моей комнате. И еще кое-что".
  
  "Что?" - спросил я.
  
  Бартенев ответил:
  
  "Не знаю. Коробка какая-то".
  
  "А от чего ключи эти у тебя?" - поинтересовался я, вспомнив вдруг о них.
  
  "Я без понятия от чего они", - с громким выдохом произнес Бартенев.
  
  Я тоже тяжело вздохнул:
  
  "Нас теперь старик порешит на хрен".
  
  "И без тебя знаю", - махнул он рукой в ответ.
  
  Бартенев согнулся, уперев ладони в колени. Несколько минут восстанавливал дыхание.
  
  * * *
  
  Через полчаса мы уже брели по дороге к отелю. Бартенев на удивление протрезвел. Хотя то, что случилось с нами, выбьет хмель из кого угодно. Фургон мы так и бросили там, у железной дороги вместе с копиями Кирстен Прайс и Дианы внутри. Даже проверять не стали, во что они там превратились. Конечно, не стали. Итак, достаточно было впечатлений за ночь. А я-то думал, что ночь с пятницы на субботу стала первой и последней экстремальной ночью в моей жизни. Я ошибался. Но то, что ждало меня впереди...
  
  "Мы правильно делаем, что возвращаемся в отель?" - обратился я к Бартеневу.
  
  "А что нам еще делать? Есть предложения, куда податься?" - проговорил он.
  
  Я замолчал, подумал о том, кем все-таки была Кальда. Откуда знала Диану? Почему обвинила меня в ее смерти? Почему говорила такие ужасные вещи? Потом я произнес:
  
  "Знаешь, иногда ты разочаровываешься в людях. От этого больно, - я сделал паузу, но Бартенев молчал. Я чувствовал потребность выговориться и поэтому продолжил: - Это тяжело, когда тебя унижает и оскорбляет близкий человек, которому ты доверял долгое время и не ожидал предательства. Я говорю о Юле. Ты уже в курсе, что я помог ей вылечиться от рака..."
  
  Бартенев меня прервал:
  
  "Как ты говорил, она умерла?"
  
  Я сказал:
  
  "Сначала вскрыла вены, но осталась жива, а затем бросилась под поезд".
  
  "Мда... уж", - выдохнул он.
  
  "Только представь себе, я видел ее тело, разрезанное пополам. У нее все внутренности..." - я не смог договорить, к горлу неожиданно подступила тошнота, а желудок стало жечь от выпитого в баре и пережитого на железной дороге.
  
  Бартенев молчал, я увидел огни отеля и понял, что избежать неприятного разговора со стариком не удастся.
  
  Я опять произнес:
  
  "Понимаешь, я сделал все, чтобы помочь Юле. Потратил столько сил, столько было переживаний... а она перед тем, как порезать вены, накричала на меня, обозвала самыми последними словами... никогда я такого от нее не слышал и подумать не мог, что Юля способна так поступить со мной... но она накричала на меня и прогнала... как собаку".
  
  Бартенев ничего не говорил, и я посмотрел в его лицо, ожидая хоть какой-то реакции. Наконец, он сказал:
  
  "Валер, никогда не доверяй женщинам. Они все лживые потаскухи. Запомни мои слова".
  
  * * *
  
  В отеле нам снова удалось остаться незамеченными и пробраться в комнату Бартенева. Он, не произнося ни слова, открыл кейс и стал изучать его внутренности, словно надеялся там найти что-то еще, кроме гравюры.
  
  "Что ты там еще хочешь отыскать?" - спросил его я.
  
  И тут он испустил громкий вздох удивления. Продемонстрировал мне фото некого мужчины лет пятидесяти и произнес:
  
  "Это Дэ. Чертов Дэ, главарь агентов".
  
  "И что?" - спросил я.
  
  "А то, - ответил Бартенев, - что он и Решетников, мой бывший босс, это один и тот же человек. Он и держал твою Карамель. От него она забеременела, а потом..."
  
  "Все, - громко сказал я, - опять за старое? Не хочу этого слышать. Мне без разницы, понимаешь? Без разницы. Я хочу домой. Я устал. Я хочу вернуть Карамель".
  
  Бартенев проговорил:
  
  "Я сваливаю завтра утром отсюда на хрен. Ты со мной?"
  
  Я несколько опешил от его слов:
  
  "А как же Карамель? Ты ведь обещал..."
  
  "Ничего я тебе не обещал, - огрызнулся он, убирая кейс. - Пошла она на хер, проститутка твоя. Она даже ****у нормально брить не умеет. Буду я еще лишний раз жизнью рисковать ради такой херни, как эта шваль. Мало как будто мне дерьма досталось за эти дни. Я сваливаю, приятель".
  
  Я лишь тихонько хмыкнул, думая о том, что же теперь делать. Бартенев, тем временем, положил на кровать какую-то черную пластиковую коробку и принялся ее распечатывать. Я не хотел с ним и разговаривать больше, почувствовал обиду внутри себя. Мне было плевать на все. Абсолютно на все.
  
  Мне захотелось встать и во весь голос прокричать в лицо Бартенева:
  
  "Ну и проваливай, сукин ты сын! Проваливай отсюда!"
  
  Но я этого не сделал, а он уже извлек из черной коробки листы бумаги, на которых был напечатан какой-то текст.
  
  "Что это еще за дерьмо?" - прошептал Бартенев, вглядываясь в текст, и лицо его вновь побелело, как часом раньше в фургоне старика, когда на нас надвигался поезд.
  
  Я хотел спросить, что там, в этих бумагах, но прежде чем я успел открыть рот, Бартенев протянул мне один лист.
  
  "Взгляни только на это", - проговорил он каким-то бесцветным голосом и я, сжимая пальцами листок бумаги, ощутил, как у меня на руках поднялись волоски.
  
  
   (БАРТЕНЕВ)
  
  Он принялся перебирать руками листы бумаги, которые извлек из черной пластиковой коробки, вглядываясь в беспорядочный текст. Бартенев не понимал смысла, но продолжал листать беспорядочно сложенные страницы, пытаясь что-либо понять. На каждом листе стояла печать: "ЧЕРНО-БЕЛЫЕ ДНЕВНИКИ".
  
  На одном из них он прочитал:
  
  * * *
  
  "Она повернула голову, но в этот момент кто-то схватил ее сзади за волосы. Александра вскрикнула и дернула головой. Ее горла коснулось зазубренное лезвие, а краем глаза она заметила склонившегося над ней человека в белой маске. Попыталась вырваться, но не смогла. Кто-то крепко прижал ее к земле, поставив ногу на спину. Рот Александры заполнился кровью, когда лезвие рассекло кожу ее горла и проникло внутрь, врезаясь в плоть".
  
  * * *
  
  - Что это еще за дерьмо? - прошептал Бартенев, вчитываясь в слова. Он почувствовал, как остатки опьянения исчезли окончательно. Голова полностью прояснилась.
  
  Протянул лист с текстом Валерию, сказав:
  
  - Взгляни только на это.
  
  Валерий пробежал глазами текст и открыл рот от удивления.
  
  - Быть не может. Что это? - выговорил он хриплым голосом.
  
  - О ком там речь?
  
  - Александра... невеста моя.
  
  - Точно, я вспомнил, - сказал Бартенев, затем выхватил лист из рук Валерия и прочитал дальше:
  
  * * *
  
  "Режущая боль парализовала ее тело, молнией ударив в сердце, которое, казалось, вот-вот вырвется из груди. Она принялась судорожно глотать воздух, но он пузырьками выходил через рваную рану в горле вместе с ручейком крови. Александра почувствовала сильную боль и холод металла глубоко в задней части шеи, но лишь на секунду. Под ее лицом, тем временем, образовалась красная лужа, куда падали вытекающие из рассеченного горла капли крови. Издалека прозвучал чей-то искаженный голос, но Александра не разобрала слов... перед ее глазами опустилась полная тьма".
  
  * * *
  
  - Здесь ее убийство описано, - задумчиво произнес Бартенев.
  
  - Ерунда какая-то, совпадение, - сказал Валерий. - Это не моя Александра, не о ней речь там. Это похоже на эпизод из какого-то романа ужасов.
  
  Бартенев хмыкнул и принялся дальше перебирать страницы.
  
  Прочитал на следующей попавшейся:
  
  * * *
  
  "Истошно закричала Катя и на лицо Бартенева брызнула кровь. Ее лицо тоже окрасилось красным. Он понял, что между ними лежит серебристая металлическая балка, которая от выстрелов сорвалась с потолка и едва их не пришибла. Бартенев оглянулся, все целы, но откуда кровь? Катя подняла левую руку, вернее то, что от нее осталось, и тогда он понял.
  
  Какое-то время они смотрели на обрубок руки, оканчивающийся чуть ниже локтя торчащей белой костью. Вокруг кости свешивались рваные лохмотья мяса и кожи, а остальная часть руки лежала на полу придавленная железным блоком, из-под которого торчали несколько посиневших пальцев девушки".
  
  * * *
  
  - Твою мать, - выдохнул Бартенев и протянул Валерию второй лист. - Посмотри сюда.
  
  Валерий взял страницу из его рук, просмотрел текст, и тут в комнату заглянула Лада.
  
  - С вами отец хочет пообщаться. Спуститесь, пожалуйста, - сказала она и сразу удалилась.
  
  "Мы трупы", - подумал Бартенев, но поднялся с места.
  
  - Идем, - сказал он Валерию. - Ничего этот дед херов с нами не сделает.
  
  Пока спускались по лестнице, Бартенев спросил:
  
  - Как ты объяснишь чертовщину, что напечатана на тех листах? Моя фамилия там была.
  
  - И не только, - задумчиво произнес Валерий. - Там все произошедшее в клубе было описано. Ты, официантка...
  
  - Значит, там и конец всей этой истории должен быть, верно? - проговорил Бартенев, прервав Валерия. - Не хочешь взглянуть?
  
  - Пожалуй, нет. Чушь там полная. Я не верю.
  
  Бартенев вспомнил о том, что узнал в лаборатории агентов. Правду о Карамели. Та папка с каталогами моделей осталась в машине, но это уже было неважно. Главное, что он знал - Карамель являлась созданной моделью. Бартенев произнес:
  
  - Постой.
  
  Валерий остановился и посмотрел на него.
  
  - Знаешь, я должен тебе сказать... - начал Бартенев, но замолчал. Затем бросил, махнув рукой: - Ладно. Забудь.
  
  Валерий лишь удивленно повел бровью.
  
  * * *
  
  - Где моя машина?! - воскликнул старик, сидя на диване, как только Бартенев и Валерий сошли с последней ступени.
  
  - Произошел не очень хороший инцидент, - произнес Бартенев.
  
  Валерий прошептал:
  
  - Не рассказывай ему.
  
  Но Бартенев сказал:
  
  - Твою тачку поезд протаранил.
  
  Старик аж задохнулся от потрясения.
  
  - Что? Накажешь нас? В ментуру пойдешь? - с вызовом проговорил Бартенев.
  
  - Прекрати, - шепнул Валерий, дернув его за рукав.
  
  - Вы мне за все ответите! Оба! - выкрикнул старик, хлопнул рукой по подлокотнику и, встав с места, быстрым шагом направился к лестнице на второй этаж.
  
  - Соси член, педрила! - прокричал Бартенев ему вслед.
  
  - Господи, перестань! Что нам теперь делать? - вскинулся Валерий.
  
  - Помолчи, - бросил Бартенев.
  
  Взглянул на Ладу и Сергея, которые стояли недалеко от них. С презрением на лицах они удалились вслед за стариком. В гостиной осталась одна только Кристина, сидящая в кресле. Бартенев направился к бару, достал бутылку мартини и налил себе полный бокал.
  
  - Будете? - предложил он, оглянувшись на Валерия и Кристину.
  
  Валерий отрицательно покачал головой, а Кристина не отреагировала.
  
  - Я, пожалуй, отойду на минуту, - произнес Валерий и удалился из комнаты.
  
  Бартенев, делая небольшие глотки из бокала, медленно приблизился к Кристине.
  
  - Ты тоже злишься? - спросил он. - Мы не хотели, чтобы так...
  
  - Да пошел ты! - крикнула она.
  
  Бартенев только повел бровью.
  
  - Думаешь, тебе все позволено? - продолжила она, глядя на Бартенева. - Заявляешься сюда, берешь автомобиль отца, разбиваешь его, ходишь здесь, словно хозяин, мартини чужое пьешь.
  
  - Да что с тобой? - проговорил Бартенев, делая очередной глоток.
  
  - Ты урод самый настоящий, - сквозь зубы процедила Кристина. - Сначала я так и решила, но потом переменила свое мнение. Думала, что ошиблась. Увидела вдруг в тебе приличного и галантного мужчину. Но нет. Ты жалкое подобие человека, дерьмо самое настоящее.
  
  Бартенев поставил бокал на стеклянный столик, где уже стояли чашки и кофейник, подошел обратно к Кристине со словами:
  
  - Почему бы тебе не заткнуться, тварь? Ты самое жалкое существо, которое я когда-либо видел. У тебя даже мужика нет. Да и кто будет трахать такое ничтожество? Ты уродливая сука! Безрукая ***ня, которую даже подзаборный пес трахать не станет, - он помолчал, потом выкрикнул: - Уебище ты самое натуральное! Сдохни, сука!
  
  Бартенев рассмеялся, а Кристина вдруг встала с кресла, подошла к нему и со всей силы ударила острым носом туфли по его колену.
  
  - Тварь! - прокричал он, размахнулся и ударил Кристину кулаком по лицу.
  
  Она вскрикнула, а Бартенев ударил еще раз. Кристина не удержалась на ногах и упала на пол. Принялась плакать, что-то бормотать, а из носа ее обильно текла кровь. Губы тоже были в крови, и она выплюнула на пол несколько зубов.
  
  - Мало тебе?! Мало, уродка несчастная?! - проговорил Бартенев и с размаху ударил Кристину по лицу ногой.
  
  Послышался хруст, она опрокинулась на спину, громко закричала. Бартенев подскочил к ней и пнул в бок. Окровавленное лицо Кристины искривилось в гримасе боли, и она выгнула спину, приподнявшись над полом.
  
  Бартенев наклонился к ней, просунул руку под ее юбку. Кристина взвизгнула, когда его пальцы проникли в ее трусики. Он принялся двигать рукой.
  
  - Кто тебе бреет там? - спросил Бартенев, когда извлек руку из-под юбки и поднес пальцы к лицу. Понюхал их и торжественно провозгласил: - Похоть!
  
  Бартенев помолчал немного, оглянулся на лестницу. Сказал опять:
  
  - Я бы тебе даже свой член сосать не доверил. Посмотрим, как тебе это понравится, потаскуха.
  
  Он расстегнул ширинку, вытащил член и принялся мочиться на лицо Кристины, при этом громко смеясь.
  
  - Оставь в покое мою сестру! - услышал Бартенев громкий женский голос, но это была не Лада.
  
  Оглянулся, запихивая член обратно в брюки. Увидел женщину, которая стояла недалеко от него с большим кухонным ножом в руке.
  
  - Ты кто такая, мать твою? - спросил Бартенев.
  
  Женщина сухо проговорила:
  
  - Старшая сестра девочек. Я сразу же приехала, как только узнала, что здесь происходит. Отец впустил вас, как добропорядочных граждан, а вы здесь устраиваете такое. Какая же ты мразь. Таким людям нельзя жить.
  
  Она двинулась на Бартенева, а он тихо, но грозно сказал:
  
  - Только подойди ко мне.
  
  Кристина по-прежнему лежала на полу и сплевывала кровь вместе с выбитыми зубами.
  
  Женщина с ножом сделала еще один шаг к Бартеневу, и вдруг он резким движением вытащил из-за пояса пистолет, который был укрыт под рубашкой. Направил ствол на нее и спустил курок. Прогремел выстрел. Завизжала Кристина.
  
  Пуля вошла в глаз женщины, и струя крови ударила из ее головы, оросив пол гостиной. Несколько капель брызнули на лицо Бартенева, и он вытер щеку рукавом.
  
  Нож выпал из руки женщины и она сама громко рухнула на пол.
  
  "Доигралась, шалава", - подумал Бартенев, подходя к трупу и убирая пистолет за ремень.
  
  - Охотница или нет? - прошептал он, глядя в единственный целый и открытый глаз женщины. - Проверим.
  
  Бартенев взял нож и с размаху воткнул его в живот трупа. Кристина что-то бормотала, пытаясь подняться с пола. Он обернулся к ней:
  
  - А ты там помалкивай.
  
  Потянул руку на себя, разрезая плоть мертвой женщины.
  
  - О, Боже! - воскликнул, появившийся в гостиной Валерий. - Что ты делаешь?! Что ты делаешь, Бартенев?! Я хотел перед стариком извиниться, а ты здесь... Господи, я не могу на это смотреть!
  
  - Ну и не смотри, мать твою! Не смотри! Только не мешай мне! - прокричал Бартенев.
  
  - Кто она?
  
  - Сейчас узнаем, - произнес Бартенев, после чего принялся погружать руку в живот трупа.
  
  - Ох... Господи! - выдохнул Валерий и отвернулся.
  
  - Проклятье, - прошептал Бартенев, вынимая внутренности женщины и кладя их на пол.
  
  - Что? - откликнулся Валерий, стараясь не смотреть на происходящее.
  
  - Ни хера! Ни хера! Не охотница она. Будем Кристину вскрывать?
  
  - Слушай, - сказал Валерий. - Старика там нет.
  
  Бартенев выпрямился в полный рост, отошел от мертвой женщины и нахмурился.
  
  - В смысле?
  
  - Никого нет наверху. Ни старика, ни Лады, ни этого Сергея. Как сквозь землю прова...
  
  Валерий недоговорил. Внезапно прозвучал громкий выстрел. Бартенева отбросило назад, он рухнул на стеклянный столик, с которого со звоном полетели на пол чашки, кофейник и бокал с мартини. Стол разбился под весом тела, и Бартенев упал на осколки стекла и фарфора.
  
  - Шлюха... - хрипло выдавил он, а из его рта потекла кровь.
  
  
  (КАРАМЕЛЬ)
  
  Афелия говорила, а я уже не могла слушать. Голова кипела. Дэ. Я вспомнила, это главный среди агентов в масках, которые охотились за Бартеневым. Он и есть Решетников, так сказала Афелия. Это было немыслимо, я не верила. Не могла верить. Она продолжила:
  
  "Я давно знала о тебе все. Я следила за тобой. Виктория моя подруга. Все было подстроено, она жива и здорова. А Дмитрий специально следил за тобой, мы давно следили за тобой. Они разыграли эту сцену убийства Виктории, а вот Дмитрий не должен был погибнуть. Его убили. Кто-то пытался спасти тебя. Кто же это, интересно, мог быть, ты не в курсе?"
  
  Я молчала. Афелия снова заговорила:
  
  "От Дмитрия требовалось доставить тебя ко мне. Но, чему я очень рада, ты сама лично пришла в мой дом. А все благодаря Нали, которая вот тоже нашлась и это также очень хорошо. И мы с тобой обе теперь счастливы, ведь так, Карамель?"
  
  У меня сердце оборвалось, когда она назвала меня Карамелью. Я опустилась на пол под дверью, не знала, что и думать по этому поводу. Афелия, меж тем, сказала дальше:
  
  "Пока за твоим новым приятелем гонялись люди в масках и странные женщины, я охотилась на тебя, дорогуша. Теперь ты поняла, что никогда не рождалась на этот свет? Поняла, сука? Тебя склеили из миллионов частиц кожи и плоти разных шлюх. И в результате вышла ты - еще одна дырка между ног, готовая служить родине".
  
  Афелия засмеялась, а я в полнейшем отчаянии закрыла уши руками. Не желала больше слушать этот бред. Я не верила ей. Ни единому слову этой суки. Этой твари.
  
  "Ты нужна мне только для одной цели!" - прокричала Афелия, и я расслышала ее крик даже через зажатые ладонями уши.
  
  Внезапно дверь открылась и Афелия, схватив меня за волосы, со всей силы дернула на себя. Я вскрикнула от боли, а она процедила сквозь зубы:
  
  "Вставай, сука!"
  
  Я стала медленно выпрямляться и, резко выбросив руки вперед, толкнула Афелию в живот. Она со вздохом отлетела в сторону, а я выбежала из комнаты, пронеслась по коридору, спустилась по лестнице и кинулась к выходу из дома. Когда толкнула дверь, та не открылась.
  
  "Закрыто! Эта тварь заперла меня в доме!" - пронеслось у меня в голове, и я стала судорожно соображать, как теперь быть. Мне необходим был выход из сложившейся ситуации. Я больше не могла оставаться в доме этой сумасшедшей.
  
  Афелия спускалась по лестнице со словами:
  
  "Никуда не денешься. Никуда, манда, не денешься от меня".
  
  Я коротко глянула на нее, после чего схватила первое, что попалось под руку, это оказался тяжелый стул, и швырнула в оконное стекло, которое мгновенно взорвалось сотнями осколков. Запрыгнув на спинку кресла, я шагнула на подоконник готовая выпрыгнуть из окна. Афелия кинулась ко мне в попытке удержать, но я сделала один шаг и прыгнула вниз. Ударилась коленом о землю, но смогла быстро подняться и побежала прочь от дома, не оглядываясь назад.
  
  Помню, я опять ощущала тогда ноющую боль между ног. Но ни с сексом, ни с чьим-либо посягательством на меня это связано не было. Всего лишь кольцо начало давать о себе знать, хотя до этого я ничего не чувствовала. Только небольшая резь в самом начале, когда Афелия его только вставила.
  
  Поравнялась с деревянной постройкой в саду, подумала о том, что скоро стемнеет, и вдруг услышала женский голос:
  
  "Сюда, скорее!"
  
  Слегка приоткрылась дверь, и я увидела за ней Нали. Она жестами подзывала меня к себе. Афелия же в это время уже обежала дом и гналась за мной, крича на бегу:
  
  "Карамель! Наташа! Ты не должна оставлять меня!"
  
  Я быстро юркнула в сарай и Нали закрыла за мной дверь. Осмотревшись, я увидела ребенка, который лежал на стеллаже, завернутый в рваные тряпки. Мальчик едва слышно что-то пищал, а Нали взяла меня за руку и произнесла:
  
  "Она сумасшедшая. Афелия безумна. Держит нас здесь, как рабов. Ей нужны только дети. Я не знаю зачем. Она заставила меня забеременеть, а теперь младенца отнять хочет, как отняла у многих других. Я сбежала, но потом мне стало так страшно, я боялась умереть одна, в неизвестности. А теперь и ты здесь из-за меня. Не нужно было нам сюда возвращаться, надо было бежать, бежать..."
  
  Я спросила:
  
  "О чем ты? Зачем ей нужны дети?"
  
  "Я не знаю, - произнесла Нали, а глазах ее стоял страх. - Не знаю. Но от тебя ей нужно то же са..."
  
  Она прервалась, потому что в этот момент ее шею сзади пробило лезвие ножа. Нали захрипела, а на мое лицо брызнула кровь. Я даже не закричала. Просто не поняла, что случилось. Видела теперь только тень позади нее. Нож кто-то вытащил из шеи Нали и ее тело, уже бездыханное повалилось на землю.
  
  И тут я увидела его. Это был он. Живой. Значит, мне не показалось. Его я видела рядом с домом Афелии, и он же убил в больнице моего преследователя, человека Афелии. И его же часы я нашла там. Это был Минорский. Живой. Но в то же время, я верила, что его похоронили. Я ведь не сошла с ума. Нет. Не сошла.
  
  Он вышел из тени, смотрел на меня какое-то время. И я заметила, что он стал другим. Это был Минорский и не Минорский в одно и то же время. И он и не он. Похож и не похож. У него была какая-то белая, почти прозрачная кожа без единого волоска на лице, шее, руках. Одеты на нем были легкая куртка и белые брюки. Такие же светлые волосы на голове. Он не выглядел ожившим мертвецом, он был каким-то другим. Словно, братом-близнецом.
  
  "Ну, здравствуй, любимая", - сказал двойник голосом Минорского, сжимая в руке нож с длинным и острым лезвием.
  
  Я хотела броситься к двери, но вдруг раздался громкий плач ребенка, Минорский резко обернулся к младенцу и со всего размаха всадил нож в его живот. Плач мгновенное прекратился, а изо рта мальчика брызнули струи крови.
  
  Минорский обернулся, когда я завизжала от шока так громко, что боль пронзила горло, взмахнул рукой и всадил мне в шею что-то острое. Иглу. Я, видимо, сразу же отключилась, потому что не помню, что было дальше. Но у него в руке был шприц, как и у того похитителя, подручного Афелии.
  
  А потом я пришла в сознание в соседней с этой комнате. Там был Минорский. Его двойник. Он привел меня сюда, дал диктофон и приказал рассказывать все о событиях последних шести дней. О том, что со мной случилось за это время, начиная с нашей последней фотосессии. Он знал о фотосессии. Понятия не имею, каким образом, но знал. Этот человек не был Минорским, хоть и внешне являлся почти точной его копией.
  
  Двойник Минорского сказал, что меня будет ждать мучительная смерть и никакие шутки Бартенева не пойдут в сравнение с тем, что приготовит для меня он.
  
  Сейчас я подумала, а что если Афелия была права? Если я действительно была создана искусственно? Если у меня не было прошлого и все мои воспоминания о детстве фальшивка?
  
  Нет. Я не верю.
  
  * * *
  
  Тихо...
  
  [шепчет]
  
  Кажется, кто-то идет. Я слышу шаги.
  
  Боже...
  
  Это он.
  
  Это он возвращается...
  
  Что будет дальше?
  
  Что дальше, когда история рассказана?
  
  Когда чертова история рассказана?
  
  История, полная боли, страданий и слез...
  
  Какой смысл был в этом? Какой?
  
  Я боюсь за себя, я боюсь за Валерия. Где он? Жив он или мертв?
  
  Я не знаю. Боже! Я не знаю.
  
  * * *
  
  Шум. Шелест. Шаги. Кто-то открывает дверь. Мне страшно. Очень страшно. Я говорю шепотом, потому что боюсь.
  
  Дверь открывается. Слышу ее скрип.
  
  * * *
  
  Я не знаю, что меня ждет, но
  
  [конец записи]
  
  
   (ВАЛЕРИЙ)
  
  "Шлюха..." - проговорил Бартенев, и кровь потекла из его рта.
  
  Я оглянулся, увидел Ладу, которая стояла с ружьем в руках и теперь целилась в меня. Бросил взгляд на Бартенева, и он был еще жив, глаза его лихорадочно бегали из стороны в сторону. В груди его зияло равное отверстие. Я увидел пистолет, рукоятка которого виднелась из-под спины Бартенева. Пару секунд думал, что делать дальше, хотел уже кинуться за пистолетом, как вдруг с лестничной площадки второго этажа упало тело. Прямо на Ладу. Прогремел выстрел и мою руку, словно огнем обожгло в районе бицепса. Я вскрикнул, брызнула кровь.
  
  Лада лежала со сломанной шеей и была мертва. Сверху на ней покоился труп Сергея. Я поднял голову, зажимая рану пальцами, увидел спину мужчины, заходящего в комнату.
  
  "Кто-то из агентов?" - подумал я, начав стонать от боли.
  
  Наклонился к Бартеневу, его глаза теперь были закрыты и я решил, что он уже умер, принялся вытаскивать пистолет из-под его спины.
  
  И внезапно Бартенев открыл глаза. Посмотрел на меня и прошептал с громким бульканьем в горле:
  
  "Это жизнь на Марсе, приятель. Это жизнь на Марсе".
  
  Он говорил, а из его рта брызгали мелкие капельки крови.
  
  Я подумал о том, как Бартенев мог все еще оставаться жив. С такой-то дырой в груди, из которой ритмичными толчками выплескивалась темная кровь. Затем глаза его остекленели, а кровь все продолжала течь изо рта.
  
  "Вот и конец, - подумал я, глядя на рваную дыру в центре груди Бартенева, которая уже не вздымалась от тяжелого дыхания. - Теперь действительно конец".
  
  Последние его слова так и остались для меня загадкой. Что же он имел в виду? Какая еще жизнь на Марсе? Конечно же, Бартенев оставался в своем репертуаре в плане высказываний. Даже за секунды до смерти. Интересно, какое слово было первым, которое он произнес в своей жизни? Я почему-то улыбнулся, когда смотрел на мертвое лицо Бартенева. Неожиданно мне стало легче, и в то же время я подумал о том, что теперь остался совсем один.
  
  Мне вспомнились слова Бартенева, произнесенные им после того, как Карамель толкнула его под грузовик, и ему чудом удалось избежать гибели. Он сказал тогда:
  
  "Я никогда не умру от руки шлюхи. Запомни мои слова!"
  
  Под шлюхой он, конечно же, подразумевал любую женщину вообще. Ну, вы уже хорошо знаете, каким был Бартенев, благодаря моему рассказу. Нет смысла что-то объяснять.
  
  И вот же она злая ирония. Бартенева в конце концов убила женщина. На него покушалась Карамель, Виктория едва не вышибла ему мозги. Бартеневу удалось выжить в схватке с агентами и охотницами, но... вот незадача: он подался в придорожный отель, чтобы найти временное укрытие и там же нашел свою смерть. От пули, выпущенной из ружья женщиной.
  
  А вообще Бартенев сам виноват. Я разве не прав? Он слишком любил переступать грань и привык уходить безнаказанным. Но у каждого своя судьба, от которой не сбежать.
  
  Осознание того, что Бартенева больше нет, пришло ко мне позже. Обрушилось, словно бетонная плита. Даже не верилось в это. Казалось, что таких людей невозможно убить. Такие, как он, не умирают.
  
  С другой же стороны, я понял, что только смерть и могла успокоить Бартенева. Подарить ту безмятежность, которую не смогла дать ему жизнь.
  
  По сути, Бартенев был самым настоящим отбросом. Женоненавистником и гомофобом в одном лице. А еще неудачником. Таких, как Бартенев, родители должны ставить в качестве негативного примера своим детям. Мол, вырастешь таким же, рано или поздно получишь пулю. [смеется]
  
  Я выпрямился с пистолетом в руке, огляделся по сторонам. Лада и Сергей были мертвы, неизвестная мне женщина мертва, Бартенев мертв и только Кристина еще подавала признаки жизни - моргала и чуть заметно двигала губами.
  
  Сверху раздался грохот, словно кто-то налетел на шкаф, и оттуда посыпалось разное барахло. Это и послужило сигналом к действию для меня. Я сунул пистолет Бартенева за ремень джинсов, подбежал к Кристине и поднял ее на руки. Вскрикнул от боли в руке.
  
  Я практически не отдавал себе отчета в том, что делаю, но почему-то внутренне был уверен, что это единственно верное решение. Нужно уносить ноги. Неважно куда, главное подальше из этого места.
  
  Только когда выбежал из отеля с Кристиной на руках, я понял, что фургона старика больше нет. Мгновенный испуг парализовал меня. Кто-то был в отеле и чинил там жуткую расправу, а я все еще находился здесь.
  
  Внезапно я увидел машину. Это был старый легковой "мерседес" красного цвета и я понял, что должно быть именно на нем приехал убийца. Бросившись к машине, я распахнул заднюю дверь и кое-как водрузил Кристину на просторное сиденье. Она была без сознания. Выражения ее лица я не мог рассмотреть из-за того, что все оно было залито кровью. Сам сел за руль, огляделся в поисках ключа зажигания, но не нашел. Да, это было бы слишком просто. Ключ, предусмотрительно оставленный убийцей в замке зажигания. На всякий случай я перерыл все вокруг, заглянул в бардачок, но безрезультатно.
  
  "Я попал", - пронеслось в голове, и я в отчаянии положил руки на руль, соображая, что делать дальше. Мысли путались, я уже не мог соображать. Окончательно выбился из сил.
  
  "Был бы жив Бартенев, так обязательно бы что-нибудь придумал", - мысленно заключил я, а вслух пробормотал севшим голосом:
  
  "А я не могу".
  
  И машину я тоже не мог завести любым подручным средством, как это умел Бартенев.
  
  Неожиданно я подумал о том, что не чувствую боль в руке. И тут же почувствовал. Вот так всегда, стоит только вспомнить. Поднес пальцы к ранению, осторожно пощупал, кровь уже стала течь меньше.
  
  Какой-то человек в желтом пиджаке вышел из отеля с ружьем Лады в руках. Это и был убийца, охотник, агент или кто он там еще. Мужчина подошел к автомобилю и в этот момент я увидел его лицо. И узнал. Я вспомнил его. Это оказался Минорский. Тот самый, чью копию сделали агенты. О чем мы и слышали на записи в той лаборатории. Сказать точнее, человек, которого я видел из машины, и являлся той самой копией.
  
  А Минорского я знал. Наглядно. Теперь, когда увидел, вспомнил. Он был одним из многочисленных знакомых Карамели. Ее то и имели в виду агенты, когда говорили о "дружке нашей звезды". Я видел Минорского несколько раз в компании Карамели, но лично с ним знаком не был. Тогда же, в отеле, он выглядел неестественно. Каким-то женственным. И я вновь вспомнил разговор агентов на диктофонной записи. Один из них говорил, что никогда не создавал копию мужчины и не знал, что из этого выйдет. Ведь все копии они делали из частиц женской плоти.
  
  "Минорский" открыл дверь и, наставив на меня дуло ружья, сказал:
  
  "Выметайся".
  
  Я не двинулся с места и он, схватив за руку, вытащил меня из автомобиля.
  
  "Двигай", - сказала копия, ткнув меня в спину дулом ружья.
  
  Мы вошли в отель и "Минорский" заставил меня помогать ему вытаскивать тела наружу. Старик уже лежал на первом этаже рядом с Сергеем и Ладой. Мы вынесли их тела из отеля и погрузили в "мерседес". Старика в багажник, а Ладу и Сергея уложили на заднее сиденье рядом с Кристиной, которая по-прежнему была без сознания. Или уже мертва. Я не знал. "Минорский" все делал одной рукой, а во второй держал ружье. Поэтому основная нагрузка ложилась на меня. Когда вернулись в отель, как я подумал, за телами Бартенева и неизвестной женщины, которую тот убил, я внезапно вспомнил о пистолете у меня за ремнем.
  
  Вытащил пистолет и наставил его на "Минорского". Все это время копия молчала и только иногда взмахивала ружьем, угрожая мне. "Минорский" резко обернулся и до того, как я успел нажать на курок, взмахнул ружьем и ударил по моей руке. Пистолет вылетел и угодил под кресло.
  
  "Лучше не выкидывай фокусов больше", - улыбнулся фальшивый Минорский, глядя на меня.
  
  Я стоял, потирая ушибленные пальцы, пока "Минорский" тащил из отеля труп неизвестной женщины, убитой Бартеневым. Тащил одной рукой за ногу, другой по-прежнему держал ружье. Тело он бросил рядом с машиной, обернулся ко мне. У меня возникла мысль убежать, но я вовремя одумался. Иначе, уже не рассказывал бы эту историю сейчас здесь.
  
  "Иди сюда", - бросил "Минорский" и я двинулся к нему на ватных ногах. Внезапно потерял чувствительность во всем теле.
  
  Он распахнул дверь и заставил меня положить труп неизвестной женщины в салон "мерседеса". Мне с огромным трудом удалось втиснуть тело между сиденьями, ведь сзади уже были Кристина, Лада и Сергей.
  
  Я почему-то подумал о том, сколько сейчас времени. Часов у меня не было, но я решил, что уже глубокая ночь или близится утро. Хотя было очень темно. Звезд на небе почти не оказалось, когда я поднял голову. Только огни отеля освещали пространство вокруг.
  
  "Минорский" приказал мне сесть на переднее пассажирское сиденье, а сам устроился за рулем. Ружье он положил между креслами. "Минорский" ничего не говорил и я тоже молчал. Он завел двигатель, тронул автомобиль с места и мы поехали в неизвестном направлении. Отель остался позади с распахнутой входной дверью и трупом Бартенева, лежащем посреди гостиной.
  
  "Почему он оставил Бартенева?" - задался вопросом я, но, разумеется, ничего спрашивать у копии не стал.
  
  Мы ехали по трассе, и прошло уже около часа, когда мне вдруг стало нехорошо от запаха тел в машине, но вскоре "Минорский" затормозил на обочине. Я распахнул дверь и меня вырвало на песок. В этот момент он покинул салон автомобиля вместе с ружьем и принялся вытаскивать трупы. Скинул поочередно четыре тела в откос рядом с дорогой и те громко хрустели травой, пока скатывались вниз.
  
  Копия Минорского вернулась за руль, и мы поехали дальше. Теперь, кроме нас двоих, в машине находилась только Кристина. И больше никого.
  
  * * *
  
  Я увидел воду вдалеке и осознал, что мы приближаемся к морю. Пребывал тогда, словно в бреду каком-то и не мог уже отличить галлюцинацию от реальности. Рука болела, а глаза закрывались от кошмарной усталости. На зрачки опустилась какая-то плотная пелена, но сквозь нее я смог различить рельсы. Это были железнодорожные пути. Множество путей. И все они вели в море. Уходили в воду.
  
  На какое-то время я погрузился в некое подобие сна и вдруг услышал голос Юли:
  
  "Убирайся отсюда!!! Иди на ***!!! На хуй!!! Ублюдок!!! Сдохни!!! Убирайся, тварь!!! Ненавижу тебя!!! Ненавижу!!! Сдохни, ублюдок!!! Сдохни!!!"
  Потом Александры:
  
  "Забыл? Забыл сказать, что твоя сестра умерла? Это удивительно".
  
  И Карамели:
  
  "Да, мать вашу! Я убила этого ребенка! Родила и убила! Этими руками убила! Размозжила ему голову камнем! Убила я его! Убила!!!"
  
  Я распахнул глаза, почувствовал, как слезы обжигают кожу на щеках. Подумал о том, как сильно хочу увидеть Александру, обнять ее, поцеловать. Попросить прощения за все, что я сделал. Я так виноват перед ней. И неожиданно вспомнил о том тексте, что нашел Бартенев на базе агентов. Там описывалось убийство Александры. Но ведь это не было правдой. Не было. Я не верил. Это была ложь, этого не было. Все ложь. Ложь.
  
  "Минорский" в это время вытащил из "мерседеса" Кристину и крикнул мне, чтобы я выметался из автомобиля. Только тогда я понял, что мы стоим на месте.
  
  Я вышел и застыл на месте от увиденного:
  
  "Минорский" стягивал с Кристины юбку, все также орудуя одной рукой, в другой держал ружье. Потом он стянул с нее розовые трусики и обернулся ко мне:
  
  "Давай запихнем ей что-нибудь между ног?"
  
  Я промолчал. Кристина лежала на асфальте, лишенная сознания, в одной кофте без рукавов. Он добавил:
  
  "Твоему дружку Бартеневу бы понравилось".
  
  Я смотрел на Кристину и внезапно пошел дождь. Не просто пошел. Хлынул. Настоящий ливень. Обрушился с неба. Мое лицо залило водой, я моргнул, а когда снова взглянул на "Минорского", он уже держал в руке нож. Тот самый, которым Бартенев разрезал живот неизвестной женщины. А ружье лежало на дороге.
  
  "Минорский" развел в стороны ноги Кристины, и я бросился на него со зверинным рыком.
  
  "Не смей!" - выкрикнул я что-то вроде этого и "Минорский" резко взмахнул рукой с ножом. Острое лезвие распороло мой свитер.
  
  От неожиданности я глубоко вздохнул, закашлялся и, покачнувшись, упал на асфальт. А потом увидел, как "Минорский" всадил лезвие ножа во влагалище Кристины. Воткнул его туда и провернул по часовой стрелке.
  
  Кристина открыла глаза, закричала, вырвалась из объятий "Минорского" и, вскочив на ноги, быстро побежала в сторону моря. Все это произошло за какие-то несколько секунд.
  
  Не знаю, что на меня нашло дальше, но я внезапно выкрикнул:
  
  "Почему?! Почему ты убил их всех?! Почему?! Что тебе нужно?!"
  
  "Минорский" вытер рукавом лезвие и сказал, сделав движение рукой с ножом от себя к морю:
  
  "Дорога. Дорога из цветов плоти. У тебя есть время проститься с прошлым. Начинается будущее".
  
  Я молчал. Все также сидел на сырой дороге под проливным дождем, глотал воду и молчал.
  
  "Иди же, иди же за ней! Давай! - выкринул он, указав на Кристину. - У тебя еще есть время. Есть время пройти по этой дороге".
  
  Я видел, как Кристина упала на колени у самой кромки воды. Поднялся и побежал к ней. Асфальт кончился, начался песок, я запнулся о рельсы, упал, снова поднялся и побежал дальше.
  
  Опустился рядом с Кристиной и обнял ее. Положил ее спиной на свои колени. Принялся гладить по голове. Она негромко стонала и плакала.
  
  "Все будет хорошо. Теперь все будет хорошо", - почему-то сказал я, хотя сам не верил в произнесенное.
  
  Я смотрел перед собой и видел это. Море и рельсы. Множество железнодорожных путей, уходящих в бескрайнюю воду. Уже начало светать, и тусклая луна висела в небе.
  
  Я коротко взглянул на лицо Кристины, но его заслоняли растрепавшиеся волосы. Ноги ее были в крови, которая все текла и текла из ножевого ранения. Я вновь посмотрел на море. Волны едва слышно плескались вдали. Вода вздымалась, пенилась, опускалась, затем вновь пенилась и вздымалась.
  
  Почему-то это успокаивало. Я даже забыл о "Минорском". В голове не было никаких мыслей. Совершенно никаких. Мне хотелось так сидеть вечно. Держать на руках Кристину и смотреть на воду. Это так успокаивало.
  
  Кристина прошептала:
  
  "Почему ты так поступил? Почему позволил ему сделать такое с нами? Со мной? Я не хочу умирать. Мне страшно".
  
  Я не успел обдумать ее слова, как услышал сзади шаги по песку.
  
  "Копия" - подумалось мне, а дальше я ощутил острую боль в шее и отключился.
  
  * * *
  
  Пришел в себя уже здесь. В этой комнате. "Минорский" тоже находился здесь. Он и дал мне диктофон, а еще зачем-то забрал кулон Юли. Заставил рассказывать историю последних шести дней, которые предшествовали тому, как я тут оказался.
  
  "Минорский" сказал, что от этого зависит не только моя жизнь, но и жизнь Карамели. Он не сказал, где она, но мне стало легче. Главное, что она жива. Была жива. Еще мне вспомнились те три ключа, которые показывал мне Бартенев. Он говорил, что извлек их из тел охотниц. Я совсем о них забыл. Они так и остались, должно быть, в том отеле. Вместе с кейсом и теми текстами, "Черно-белыми дневниками". Но это уже неважно. Не имеет для меня никакого значения.
  
  Мне уже все равно, выживу я или нет. С меня хватит. Хочу, чтобы вся эта история стала сном. Кошмарным сном. Чтобы ничего этого не было. Хочу домой. Хочу домой.
  
  Я спросил "Минорского" об Александре и Кристине, не смог сдержаться, но он ничего не ответил. Просто оставил меня здесь...
  
  * * *
  
  По-моему, он возвращается. Я слышу.
  
  Я рассказал все, что смог.
  
  Говорить больше не о чем.
  
  А вот и дверь открывается.
  
  В любом случае, если кто-то прослушал эту запись, я хочу сказа
  
  [конец записи]
  
  
   21 сентября 2009, понедельник
  
  
  (МИНОРСКИЙ [КОПИЯ])
  
  Теперь у него было все, что нужно. При помощи портала он проник в мир невидимки, Самиллы, которая была мертва, и забрал то, что теперь по праву причиталось ему - первую часть "Черно-белых дневников".
  
  Дэ был мертв, как и все остальные, а это означало, что теперь никто не помешает ему воплотить собственные планы. Дэ оказался трусом и покончил с собой.
  
  Самилла явилась к агентам требовать свое, а в итоге они взаимоуничтожились. "Минорский" долго смеялся, когда узнал, как все это случилось. Ситуация сложилась весьма забавно.
  
  Свою деятельность "Минорский" хотел развернуть одновременно на нескольких фронтах.
  
  А дальше оставалось только наблюдать.
  
  Теперь, после своего воскрешения, "Минорский" многое знал. Знал, благодаря связи с первым уровнем портала. Черпал оттуда всю нужную ему информацию. Равно, как и Самилла, которая не была никакой ясновидящей. У нее всего лишь была связь с порталом.
  
  "Минорский" знал, что "Черно-белые дневники" имели неизвестное происхождение. Они не были написаны Самиллой. Она всего лишь завладела ими. А тот, в чьем распоряжении они находились, знал свое будущее. "Дневники" были изменчивы и могли подстраиваться под любые условия и разных людей.
  
  Но для "Минорского" это не было важным. Он прекрасно понимал, что "Черно-белые дневники" помогут ему в конструировании и восстановлении реальности. Его собственного прошлого в том числе. И это главное.
  
  "Минорский" был благодарен Дэ за то, что тот вернул его к жизни. Но отныне править желал самостоятельно. Править и наблюдать.
  
  Это так приятно.
  
  В распоряжении "Минорского" находилось все, что нужно: "Черно-белые дневники" в полном составе для реконструкции событий; ключи, которые Бартенев извлек из тел охотниц, оказав ему немалую услугу; кейс, который тот же Бартенев все-таки вскрыл, но не нашел применения содержимому; кулон Юли; фотографии Александры и Бартенева для копирования, а также диктофонные записи Карамели и Валерия, которые станут связующей ниточкой между забытым прошлым и новым будущим.
  
  Начиналось самое интересное. Игра, пешками в которой выступят люди. Не все из них будут реальными людьми: кто-то моделью-проституткой, кто-то копией с фотографии, как и он сам, но это не имеет большого значения. Главное, что игра состоится и начнется совсем скоро.
  
  Ему уже не терпелось. "Минорский" задался вопросом: а мог ли он при своей первой жизни поверить в то, что Карамель в действительности была создана машиной? Теперь ему эта истина открылась, но вот тогда нет, никогда бы не подумал о таком.
  
  "Сосала член эта девка вполне реально", - заключил "Минорский".
  
  Теперь же ему было безразлично, кто кем являлся раньше и кто кем стал теперь. У него появились пешки для игры, и это было превыше всего.
  
  Валерий - единственный подлинный объект. Станет подопытным кроликом номер один и будет подвержен эмоциональной и психической проверке. А также проверке на умение и желание прощать.
  
  Карамель - фальшивка, станет объектом номер два. Для нее истина превратится в кошмар.
  
  Бартенев - получит вторую жизнь с фотографии и возьмет на себя роль третьего объекта в игре. Будет подвержен испытанию под названием "Дежавю".
  
  Александра - станет собственной копией для исполнения роли статиста в эксперименте над Валерием по проверке на эмоциональный шок.
  
  * * *
  
  "Минорский" извлек гравюру из кейса Бартенева, вставил указательный палец в скрытый отсек и нажал небольшую кнопку. Крышка открылась, и он извлек изнутри мини-сейфа заключительный элемент - четвертый ключ.
  
  "А вот Бартенев не догадался, - подумал "Минорский" и покачал головой. - Принял сокровище за пустышку".
  
  Теперь "Минорский" знал, что Бартенев напрямую виновен в его смерти. В смерти оригинала. Ведь именно он сбил ту девчонку, а смерть ее повесили на Минорского. Несправедливо. Второму Минорскому не удалось лично поквитаться с Бартеневым, но ему еще представится такой шанс. А пока что тело Бартенева будет отдано на произвол судьбы. "Минорский" специально не стал забирать его труп вместе с другими жертвами, которые всего лишь подвернулись под руку. Жителей отеля убивать было необязательно, но "Минорскому" захотелось крови. И он не стал себя останавливать.
  
  Труп Бартенева остался в отеле, словно мусор и "Минорский" считал, что именно такой участи достоин этот человек. Быть оставленным и никому не нужным.
  
  Валерия "Минорский" просто отпустил. Тот должен был начать новую жизнь, немного забыться, а потом вступит в действие игра.
  
  Карамель он отпустил тоже, но предварительно внес кое-что новое в ее личность. А вернее просто забрал ее. Всего лишь один укол, последняя предсмертная разработка Дэ, и память человека стерта. Но это не все. "Минорский" ей кое-что и подарил. А именно кулон Юли в форме сердца и диктофон с записью истории Валерия.
  
  Карамель забыла все, абсолютно все. Но в ее распоряжении будут элементы истории. И это тоже часть игры.
  
  * * *
  
  "Минорский" вставил все четыре ключа в специальные гнезда и провернул один за другим.
  
  - Начинается! - воскликнул он и его голос эхом отразился от стен пустующей базы агентов. Бывшей базы агентов. Теперь здесь правил только он. Он один.
  
  Второй уровень портала был открыт, засветился синим огромный экран. "Минорский", хищно улыбаясь, взял в руки полное собрание "Черно-белых дневников".
  
  Портал был готов принять первые ингредиенты, которые и послужат каркасом для масштабной игры, что уже начала свое медленное развитие.
  
  
   (КАРАМЕЛЬ [НЕИЗВЕСТНАЯ])
  
  Она поняла, что не помнит. Ровным счетом ничего.
  
  Бежала сквозь лес, удаляясь от высокого здания с множеством зеркальных окон. Было светло, но она не знала, какое стояло время дня. Не знала, какой был день недели и какой месяц. А какой год? Цифры путались в голове.
  
  Она не знала, кем является сама. Не знала, кто она.
  
  Запнулась о ветку и упала. Вытянула руку, чтобы найти опору и...
  
  ...неожиданная острая боль пронзила запястье...
  
  "Что это такое со мной?"
  
  Она не могла пошевелить рукой. Все тело онемело, а кисть правой руки держало что-то тяжелое и не давало сдвинуть ее с места.
  
  "Капкан. Это капкан, - подумала она. - Я угодила в капкан".
  
  Дернула рукой и едва не потеряла сознание от дикой боли. Рванула на себя сильнее и, наконец, запястье освободилось из стальных тисков.
  
  Слезы радости хлынули из ее глаз. Она поднесла раненную руку к лицу, чтобы в свете луны осмотреть повреждения, хотя была уверена, что получила только несколько царапин.
  
  И закричала от ужаса. Когда увидела.
  
  Кисти руки не было. Только культя со свисающими по краям лохмотьями кожи, мяса, торчащей белой костью и потоком льющей крови.
  
  Она вскочила на ноги в какой-то неистовой агонии и понеслась через лес, не отдавая отчета в собственных действиях. Шок и боль переполнили все ее существо.
  
  Она не знала, бежала ли молча или вопила от страха. Она спотыкалась о ветки, кустарники, небольшие пеньки, падала, но поднималась на ноги и бежала вновь.
  
  Увидела дорогу, преодолела последние метры черного непроницаемого леса и рухнула на твердый асфальт.
  
  Ударилась головой, и только яркий огненный шар вспыхнул перед глазами.
  
  
  (ГОСТИ)
  
  Из коридора был отлично виден пол в комнате и Андрей присвистнул. Войдя в просторную гостиную, мальчишки принялись жадно оглядываться по сторонам, но Аня лишь недовольно скривила губы.
  
  - Какая гадость! - воскликнула она, поднеся ладонь ко рту.
  
  - Классно! - протянул Егор и сделал несколько шагов к трупу, лежащему на полу.
  
  Это был мужчина. Мертвый мужчина с дырой в груди, лежащий на крупных осколках стекла, которые, судя по всему, ранее представляли собой маленький столик. Также там валялись мелкие осколки разбитой посуды и длинные металлические ножки от стола. Парни встали рядом с трупом, пытаясь как можно лучше его разглядеть. Ане же было противно приближаться к мертвецу хотя бы на один шаг. Андрей окинул взглядом следы крови на линолеуме, ковре, мебели и ступенях лестницы ведущей на второй этаж.
  
  * * *
  
  - Что любопытного со жмуриком? - спросил Андрей, обратившись к Егору.
  
  - Смотри, я кое-что нашел, - сказал он.
  
  Егор протянул Андрею кожаный бумажник, найденный в кармане трупа. Андрей, раскрыв его, вытащил несколько купюр, две кредитные карточки и водительское удостоверение, на котором прочитал:
  
  БАРТЕНЕВ АРТЕМ АЛЕКСАНДРОВИЧ, дата рождения: 15.04.1975.
  
  Андрей окинул взглядом мертвого мужчину и сравнил его лицо с фотографией на удостоверении. Это был он.
  
  - Выглядит весьма солидно, - заключил Егор, глядя на рубашку и галстук, которые были надеты на трупе.
  
  - Занесло же дядьку в такую дыру, - усмехнулся Андрей, возвращая на место бумажник. - Теперь и нам можно поразвлечься немного. Что скажешь?
  
  * * *
  
  Через несколько минут Аня вышла из туалета и ее взору предстала жуткая картина: Егор держал в руках ножку разбитого стола и бил ей по ногам мертвого мужчины, а Андрей, расстегнув ширинку, мочился на лицо трупа, стараясь попасть в его рот.
  
  - Вы совсем с ума сошли, придурки?! - закричала Аня, бросившись к парням, которые надрывали животы от смеха, издеваясь над мертвецом.
  
  * * *
  
  - Смотри-ка, - гнусавым голосом прошептал Андрей и подошел к креслу.
  
  - Что там еще? - возбужденно выпалил Егор, в очередной раз поправляя очки на носу.
  
  - Пушка! - воскликнул Андрей и повернулся к нему с оружием в руках.
  
  - Ни хера себе, - смог лишь выговорить тот.
  
  Андрей принялся вращать пистолет в руках, пытаясь понять, заряжен он или нет. Слегка надавил на курок, но ничего не произошло. Стал снова крутить его, оглядывая со всех сторон. Поднес ствол ближе к лицу, присмотрелся к выгравированным на рукоятке буквам. Пистолет выстрелил.
  
  Егор захрипел, и Андрей перевел взгляд в его сторону.
  
  - Черт... - пробормотал Андрей онемевшим вдруг языком.
  
  Егор несколько секунд смотрел на него широко раскрытыми глазами, держась рукой за живот, а из-под его пальцев струилась кровь. Затем он медленно опустился на колени и с тяжелом вздохом рухнул лицом вниз.
  
  
  15 сентября 2009, вторник
  
  
  (КОСТЕНКО [ШЕФ])
  
  - Дэ, это Костенко, слушай меня. Сегодня я передам второй кейс со своим человеком. Там все, что нужно. Заключительный элемент. Четвертый ключ. За ним будут охотиться, как ты уже знаешь, но, таким образом, он выступит в роли приманки. Наша ясновидящая сука идет по ложному следу, благодаря мне. Не буду вдаваться в подробности, но мне удалось ее обмануть. Она охотится за вторым кейсом, принимая его за первый. О последнем элементе она даже не в курсе, но не стоит подпускать ее к нашему порталу. А вообще плевала она на второй уровень. Ей необходимо тело.
  
  А все это из-за тебя, между прочим. Если бы ты приложил хоть каплю ума, перед тем, как открывать портал, то из него бы не полезла вся эта херь. И не было бы этой проклятой ясновидящей невидимки и ее пособников. И ключи от второго уровня за исключением одного были бы у нас, а не у них. Они случайно совсем у невидимки оказались, а все потому, что ты дурак. Невидимка и ее охотники даже не подозревают о наличии у них этих ключей, они им не нужны абсолютно, зато нам необходимы, как воздух. Ведь мы даже не знаем, кто является охотником, а кто нет. Им может оказаться любой человек, любой прохожий на улице. Или даже кто-то из наших коллег и знакомых.
  
  Ладно. Охотники последуют к тебе вслед за кейсом. Таким образом, вы их и вычислите. Останется дело за изъятием. Ну а против главной сучки у тебя есть средство. Остается теперь надеяться, что все пойдет по плану. И будь осторожен, помни, что охотники могут находиться повсюду. В любом знакомом тебе человеке. Я тоже буду начеку. До связи.
  
  
  17 сентября 2009, четверг
  
  
  (БАРТЕНЕВ И АНЖЕЛА)
  
  Бартенев расстегнул ремень на брюках Анжелы, после чего стянул их с нее. За ними одним рывком снял желтые трусики, и она смущенно улыбнулась, соединив вместе колени. Бартенев решительно просунул под них руки и грубо развел ноги Анжелы в стороны. Провел ладонью по гладкой коже ее лобка.
  
  - Ух, у меня аж мурашки по спине, - произнесла Анжела, коснувшись пальцами щеки Бартенева.
  
  Она громко вздохнула и прикрыла глаза, когда Бартенев резким движением вошел в нее. Он принялся быстро двигаться между ног Анжелы, затем, не замедляя фрикций, наклонился к ее лицу и стал целовать приоткрытые губы, ощущая сладковатый привкус помады. Втягивал ее губы своими, слегка покусывая зубами. Бартеневу нравилось слушать, как Анжела стонала. Его это заводило.
  
  - Да, продолжай. Не останавливайся, - прошептала она, когда Бартенев оторвался от ее губ. - Это так классно, так классно. Целоваться и трахаться. Поцелуй меня еще. Поцелуй мои сладкие губки.
  
  Бартенев опустился ниже, стал целовать ее шею, затем груди, набухшие розоватые соски.
  
  - Войди в меня сзади, - произнесла Анжела, нежно отводя пальцами челку со лба Бартенева.
  
  "Первоклассная сука", - подумал он, медленно погружая член в анальное отверстие Анжелы.
  
  Она громко вскрикнула, когда он принялся толкать ее всем своим телом. Бедра Бартенева со шлепками ударялись о ягодицы Анжелы, и звук этот разносился по всему номеру вперемешку с его тяжелым дыханием и ее вскриками.
  
  - Да, да, - кричала она, - трахай меня, трахай, сильнее, сильнее, глубже, еще глубже.
  
  Они вместе находились на широкой и мягкой кровати. Анжела стояла на коленях, выгнув спину, вцепившись ногтями в одеяло, с горящим жаром лицом, а Бартенев продолжал совершать свои фрикции, приближая кульминацию.
  
  Наконец он вскрикнул, а потом задержал дыхание, когда почувствовал выходящий из его члена поток спермы, который устремился внутрь тела Анжелы. Ему нравилось это ощущение. Бартенев не спешил выходить из нее, хотел исторгнуть часть себя, влить в тело Анжелы до самого конца, до последней капли.
  
  * * *
  
  - Знаешь, - сказала Анжела, разливая виски по бокалам. - Я готова помочь тебе.
  
  Бартенев лишь повел бровью.
  
  - За кейсом меня послала Самилла, но я решила действовать по своим правилам.
  
  - Кто такая Самилла? - спросил Бартенев и осушил очередной бокал. Он уже был изрядно пьян и поэтому едва ворочал языком.
  
  - Это неважно, - ответила Анжела. - Главное, что я знаю правду, а она нет. Эта дура охотится за моделями тел, но в кейсе то их нет.
  
  - А что в нем?
  
  - Ключ. Второй у тебя, третий внутри меня и нам с тобой нужно его аккуратно извлечь. А четвертый необходимо отыскать. Он находится в теле третьей охотницы по имени Катя. Нам нужно найти ее. И тогда мы с тобой обдурим Самиллу, а также Дэ и всех остальных агентов. Ключами открывается второй уровень портала на базе агентов. Из первого явились мы. Самилла, я, Инга и Катя. Когда мы с тобой откроем второй уровень, а также завладеем "Черно-белыми дневниками", то все будет в наших руках. Мы начнем жизнь заново, другую жизнь, лучшую.
  
  - Я тебя не понимаю, - пробормотал Бартенев и лицо Анжелы внезапно раздвоилось перед его глазами.
  
  Она улыбнулась, наливая очередную порцию виски.
  
  - Ты все поймешь. Очень скоро поймешь.
  
  Анжела подняла бокал, и они негромко чокнулись. Она проглотила обжигающую жидкость, вытерла рукавом губы и произнесла:
  
  - А теперь тащи сюда кейс. Настало время истины.
  
  
  
  
  ДРУГАЯ ЖИЗНЬ - 2
  
  
   23 сентября 2009, среда
  
  
  (СВЕТЛАНА)
  
  "Мне уже все равно, выживу я или нет. С меня хватит. Хочу, чтобы вся эта история стала сном. Кошмарным сном. Чтобы ничего этого не было. Хочу домой. Хочу домой.
  
  Я спросил "Минорского" об Александре и Кристине, не смог сдержаться, но он ничего не ответил. Просто оставил меня здесь...
  
  * * *
  
  По-моему, он возвращается. Я слышу.
  
  Я рассказал все, что смог.
  
  Говорить больше не о чем.
  
  А вот и дверь открывается.
  
  В любом случае, если кто-то прослушал эту запись, я хочу сказа..."
  
  * * *
  
  Раздалось шипение, и Светлана выключила диктофон. Вернула его на тумбочку рядом с кроватью. Полежала несколько минут в задумчивости, глядя в стену перед собой.
  
  Улыбнулась, когда вспомнила о находке, которую сделала в больничном туалете. Обнаружила небольшое кольцо на своем клиторе. И сразу же сняла его. Вновь задалась вопросом, кем же она была до того, что случилось? А что, собственно, могло случиться? Почему она потеряла память и лишилась кисти руки?
  
  Одно было ясно: порядочные женщины не цепляют кольца на клиторы. Значит, здесь что-то не чисто. Не зря она опасалась и не хотела вспоминать.
  
  А рассказ Валерия Винарова не внес никакой ясности. Ответов по-прежнему не было. Вся эта запись показалась Светлане полнейшим бредом, который не имел к ней ни малейшего отношения. То, о чем рассказывал Валерий, являлось полным абсурдом. Большей части описываемого им не могло быть в реальности. И к ней не могло иметь никакого отношения.
  
  А что тогда диктофон делал в кармане ее юбки? Как сказал доктор. И еще этот кулон.
  
  Кулон.
  
  Светлана взяла его в руку и покрутила перед лицом.
  
  Кулон упоминался на записи. Это точно. И принадлежал он подруге Валерия Юле.
  
  "Но ведь я не могу быть этой самой Юлей?" - подумала Светлана, вглядываясь в красное сердце.
  
  Юле было девятнадцать лет, и она умерла.
  
  Светлану вдруг передернуло, когда она вспомнила слова Валерия. Как он рассказывал об увиденном в морге трупе, а потом еще неоднократно вспоминал об этом.
  
  Кулон был единственной реальной вещью, которая упоминалась в рассказе на диктофоне. А еще город. Ниаракамск, где она сама сейчас пребывала. Вторая половина истории происходила именно здесь. А вот название города, где проживал Валерий изначально, не упоминалось на записи. Но это было неважно.
  
  Рассказ Валерия показался Светлане достаточно бредовым, во многом лишенным смысла и мерзким. Да, он был мерзким. После прослушивания записи хотелось помыть руки. И забыть об этой мутной истории, как о страшном сне.
  
  "Слава Богу, я не участвовала во всем этом, - с облегчением подумала Светлана и сделала глубокий вздох. - Валерий этот и сам порядочный извращенец. Ни говоря уж об остальных выродках".
  
  Она была уверена, что не являлась ни одной из женщин, которых упоминал Валерий. Не могла ими быть. Какое-то внутреннее чувство, интуиция, ей говорили об этом. Светлана не запомнила почти никаких имен из записи, не запомнила и упоминаемых Валерием людей. Ей до них не было никакого дела. Совсем никакого.
  
  Светлане стало намного легче, после того, как она убедилась, что диктофонная запись почти не связана с ней. Только кулон. И город. Но это неважно. Главное, что у нее есть шанс начать все сначала.
  
  "Реальные места, - вдруг вспомнилось ей. - Заправки не в счет, а вот клуб "Красная похоть" и загадочный отель в конце".
  
  Светлана встала и подошла к окну. Отодвинула жалюзи и вгляделась вдаль. Дома, десятки и сотни домов, дороги, мосты, забегаловки, и торговые центры. Все это открывалось ей из больничного окна.
  
  "Нет, - заключила она. - Я решила начать новую жизнь, и я ее начну. Никто мне не помешает мне это сделать. Никто. Я не хочу вспоминать. Я не хочу, чтобы меня кто-то узнал. Я не стану посещать эти злачные места, упоминаемые на записи. Никто меня не заставит это делать. Я уеду. При первой же возможности покину этот чертов город".
  
  Светлана открыла левую оконную створку и вдохнула уличного воздуха. Он показался ей таким приятным и свежим, в отличие от больничных запахов, которые она терпеть не могла.
  
  Она подошла к тумбочке, взяла здоровой рукой диктофон, после чего вернулась с ним к распахнутому окну.
  
  - Я порядочная женщина. И всегда ей была. Никому не позволено портить мою жизнь. Сейчас, когда она только началась, - прошептала Светлана, последний раз взглянула на диктофон и медленно вытянула руку в окно.
  
  Разжала пальцы и проследила взглядом за падающим вниз с восьмого этажа диктофоном. Вернулась к кровати, взяла кулон и пошла обратно к окну.
  
  - И ты, дьявольская вещица, отправляйся-ка следом, - проговорила Светлана, оперевшись локтем на длинный подоконник.
  
  Швырнула кулон на цепочке в окно, проследив взглядом за тем, как слабый ветерок подхватил его и унес в сторону, после чего тот скрылся из вида за углом здания.
  
  
  
  25 сентября 2009, пятница
  
  
  (ВАЛЕРИЙ)
  
  Он был дома. В родном городе. В своей квартире. И не мог этому поверить. "Минорский" отпустил его. Просто отпустил. Сказал, что Карамель останется жива только, если он выполнит все условия. Одним из них было возвращение домой. "Минорский" сам все устроил. Даже выдал ему новый паспорт. Фальшивый, конечно, но от настоящего не отличить.
  
  Еще одним из условий было не пытаться найти Карамель. Не искать связи с ней. Это было тяжело, но Валерий понимал, что так лучше. Это единственное, что он мог сделать, чтобы спасти ее жизнь. Сам же он хотел думать, что с Карамелью все в порядке. Он больше всего хотел так думать. Заставлял себя сам думать так.
  
  Но "Минорский" также сказал, что все образуется само собой и встанет на места. Нужно только ждать. Только ждать. Валерий боялся на это надеяться, но все-таки полагал, что может быть еще сможет увидеть Карамель. Живой. Он боялся на это надеяться и думать о возможной встрече. Не хотел напрасно тешить себя ложными надеждами. Валерий хотел увидеть Карамель и в тоже время боялся. Сможет ли он посмотреть на нее прежними глазами? Сможет ли вести себя так, словно ничего не было? Словно, он не узнавал страшной тайны. Об убийстве ею ребенка.
  
  * * *
  
  Валерий стоял напротив квартиры Александры и не решался позвонить в дверь. Он держал в руках букет красных роз и боялся поднести палец к звонку. Ведь он так и не знал о ней ничего. Где Александра? Что с ней? Жива ли она?
  
  Никто не дал ему ответов на эти вопросы. В голове крутились только слова из того текста, который был у Бартенева. "Черно-белые дневники" агентов. Эпизод, в котором описывалось жестокое убийство Александры.
  
  "Это ложь, неправда, чей-то больной вымысел, подстава", - подумал Валерий, когда протягивал дрожащую руку к дверному звонку.
  
  Но все-таки надавил на кнопку. Раздался звонок, и Валерию захотелось сбежать. Он уже хотел развернуться, когда дверь неожиданно распахнулась.
  
  На пороге стояла Александра. Живая. Невредимая. Такая же красивая, как и раньше. Валерий не мог двинуться с места и произнести хотя бы одно слово. Какое-то время они смотрели друг на друга, лицо Александры излучало равнодушие.
  
  "Живая или копия?" - с ужасом подумал Валерий, но пришел к выводу, что все-таки живая. Ведь Александра была не такой, как копии Юли или Дианы и ни такой, как копия Минорского. Она была живой.
  
  - Аля, - вымолвил он, не чувствуя языка, и протянул ей букет цветов.
  
  Лицо Александры оставалось таким же непроницаемым, кукольным и Валерий испугался. Но она протянула руку, взяла цветы, а потом сказала:
  
  - Ты ублюдок. Трахаешься с кем попало, после чего исчезаешь неизвестно куда, а затем вот так просто заявляешься с букетом цветов, мол, все в полном порядке.
  
  Она помедлила немного, а потом закричала:
  
  - Убирайся! Знать тебя больше не хочу, подонок!
  
  И со всей силы швырнула букет роз в лицо Валерия. Дверь с грохотом захлопнулась, а он постоял немного в ошеломлении, затем наклонился за цветами, поднял букет и, развернувшись, медленно побрел вниз по ступеням.
  
  На улице Валерий, борясь со слезами, подошел к мосту и, размахнувшись, швырнул букет роз в бурлящую воду реки.
  
  * * *
  
  На кладбище было тихо. Валерий медленно брел среди могил в поисках одной единственной. Солнце едва пробивалось из-за туч, которые, плотной серой массой висели над этим местом, казалось, в любое время года.
  
  Наконец, он нашел ту, что искал. Памятника еще не было, только деревянный крест с именем и датами рождения и смерти:
  
  КАЛИНИНА ЮЛИЯ МИХАЙЛОВНА
  
  07.06.1990 - 18.09.2009
  
  И свежая цветная фотография стояла у подножия креста.
  
  Юля на ней улыбалась.
  
  Валерий опустился рядом с могилой, дотронулся пальцами до лица Юли на фотографии. Ощутил, как слезы побежали по щекам, и быстро смахнул их кулаком, коснувшись кожи перчаткой.
  
  - Прости... - прошептал он только одно слово.
  
  Больше не мог. Горло сводило, не позволяя говорить.
  
  Он оглянулся и увидел женщину, направляющуюся к нему между могил. Эта была Анастасия, мать Юли.
  
  "Проклятье", - подумал Валерий, поднялся, поправил воротник куртки и быстрым шагом пошел прочь от могилы Юли.
  
  Свободно вздохнуть он смог только в машине, когда обхватил дрожащими пальцами руль.
  
  * * *
  
  Студия встретила Валерия сырой осенней прохладой. Он долго думал, прежде чем решил наведаться на свое рабочее место. Но что-то заставило его прийти сюда, и теперь Валерий медленно обошел вокруг стола, проведя пальцами по гладкому дереву.
  
  Его взгляд упал на ворох почты, громоздящийся на столе. Среди многочисленных конвертов Валерий увидел большую плоскую посылку, завернутую в бумагу. На упаковке он прочитал: "Твоя Юля".
  
  Валерий спешно разорвал упаковку, вытащил большую картину в черно-белых тонах. Посмотрел на нее, а затем медленно положил на стол.
  
  "Откуда же это?" - подумалось ему, когда он смотрел на картину.
  
  Рельсы, уходящие в море. Мужчина, сидящий напротив темной воды. Женщина, лежащая на его коленях. Он обнимает ее за плечи. И у нее нет рук.
  
  На полотне стояла подпись Юли.
  
  - Боже, - прошептал Валерий, медленно опускаясь на стул.
  
  "Это же... это же... я? И Кристина? Быть не может этого. Откуда Юля знала? Но это же она рисовала. И она знала. Выходит, что знала".
  
  Внезапно ему вспомнились последние слова Кристины:
  
  "Почему ты так поступил? Почему позволил ему сделать такое с нами? Со мной? Я не хочу умирать. Мне страшно".
  
  Валерий задумался о том, кого она имела в виду: Бартенева или копию Минорского? Он так и не узнал, что стало с Кристиной, после того, как "Минорский" лишил его сознания.
  
  "Что же с ней стало?"
  
  Заглянул в бумажную упаковку из-под картины и обнаружил внутри конверт с диском. Вставил его в дисковод ноутбука, нажал кнопку воспроизведения видео.
  
  - Ох... - тяжело выдохнул Валерий, когда увидел то, что предстало его глазам на экране.
  
  Юля сидела на диване в своей комнате. Полностью обнаженная. И занималась мастурбацией перед камерой.
  
  И вдруг она заговорила:
  
  "Я любила тебя, Валера... даже не знаю, что это такая за любовь была... но любила... мастурбировала по ночам, думая о тебе... мечтала пососать твой член... хотела, чтобы ты полизал мою киску, трахнул меня... я так этого хотела... но, конечно, не могла тебе сказать об этом... ты ведь не понял бы... а теперь вот говорю, чтобы ты знал... ведь меня уже нет в живых, когда ты смотришь это видео..."
  
  Юля принялась плакать, при этом продолжая тереть пальцами вагину.
  
  "В общем... это странно все... я даже не могу свои мысли объяснить... не знаю, любила ли тебя, как мужчину или... просто хотела трахнуться с тобой... завидую твоей Александре и Карамели этой... ведь ты трахаешь их обеих, хоть и не хочешь признаваться мне в этом..."
  
  Валерий не мог смотреть дальше, перемотал видео в конец. Юля говорила:
  
  "Прости меня. Ты не сможешь понять меня, я это знаю. Прости меня и этого будет достаточно. Просто прости".
  
  Юля стала вытирать салфеткой половые губы, и Валерий выключил видео.
  
  Ощутил тошноту и, поднявшись со стула, побежал в ванную. Склонился над раковиной и его вырвало. Когда сплевывал последние капли слюны, на глазах снова навернулись слезы. Он набрал в ладони холодной воды из-под крана и ополоснул лицо.
  
  Вытирался полотенцем и в этот момент раздался звонок домофона.
  
  "Кто это мог прийти в мою студию?" - подумал Валерий, кинувшись к двери. Мысленно видел лицо Карамели, но не хотел оживлять надежду внутри себя. Задержав воздух в груди, включил экран видеокамеры у входа.
  
  Он увидел незнакомую женщину, которая стояла перед дверью. Валерий снял трубку и произнес:
  
  - Кто вы?
  
  - Ты меня не знаешь, - проговорила незнакомка. - А вот я прекрасно знаю тебя.
  
  - Вы ошибаетесь, - ответил Валерий, перебирая в голове лица, которые мог когда-либо видеть. Нет, эту женщину он не знал.
  
  - Впусти меня, тогда я все объясню.
  
  Валерий поколебался секунду, но все же вдавил черную кнопку. Дверь открылась.
  
  * * *
  
  - Закурить будет? - спросила незнакомка, усаживаясь в кресло.
  
  Валерий молча протянул ей пачку сигарет и зажигалку. Закурил сам.
  
  Женщина была примерно его возраста, с короткими рыжими волосами и веснушками на лице. Одета в темно-синие обтягивающие джинсы и короткое пальто болотного цвета с густым мехом на воротнике.
  
  - Я знала Кальду, - сказала вдруг она, затем приоткрыла губы и выпустила дым.
  
  Валерий опустился в другое кресло, заинтересованный словами незнакомки. Почему-то спросил:
  
  - Как вас зовут?
  
  - Это не имеет значения, - произнесла она, затягиваясь дымом.
  
  - Откуда вы знали Кальду? Кем она была? - проявил заинтересованность Валерий.
  
  Женщина прищурилась.
  
  - Она должна была помочь тебе. Если бы ты не убил ее там... она бы смогла убить Бартенева... и ты бы освободился.
  
  - От чего?
  
  - От его власти. От власти Бартенева над тобой.
  
  - Но... - начал Валерий, однако не нашел, что сказать. Затушил сигарету и продолжил:
  
  - Я ее видел на кладбище, на похоронах Дианы, тогда я еще не был знаком с Бартеневым... она знала мою сестру... еще она говорила, что Диана умерла из-за меня...
  
  Рыжеволосая женщина громко рассмеялась. Затем сказала:
  
  - Кальда следила за тобой. Знала, что будет. Знала, благодаря "Черно-белым дневникам". Мы с ней проникли в ваш мир из портала открытого агентами, которые преследовали Бартенева. Проникли вслед за Самиллой и ее подружками.
  
  - Самилла? - непонимающе проговорил Валерий.
  
  - Да. Главная героиня твоей пьесы. Ее роль исполнила Карамель. Охотницы, которые преследовали Бартенева, были ее подручными. Самилле было все равно, она бы и тебя убила, если бы агенты не прикончили ее. Самиллу интересовали только "Черно-белые дневники", при помощи которых она бы смогла управлять жизнями людей, твоей в частности. Как ты управлял ее жизнью в своей пьесе. А Самилла хотела, чтобы ваши роли поменялись. Она бы убила тебя.
  
  Женщина поднялась из кресла и подошла к окну. Продолжила:
  
  - То, что Кальда говорила о твоей сестре, было полным бредом, отвлекающим маневром. Бартенев бы убил тебя, если бы та девушка в отеле не выстрелила в него. Убил бы ненамеренно, случайно, но это бы случилось. К счастью...
  
  Она замолчала, а Валерий сказал:
  
  - Уходите отсюда. Мне нет никакого дела до этих историй. Вы врете мне. Я вам не верю. Я хочу забыть об этом. С меня хватит всей этой чертовщины, - он внезапно перешел на крик: - Я хочу забыть! Забыть обо всем! Убирайтесь!
  
  Валерий встал, подошел к двери и распахнул ее:
  
  - Уходите.
  
  Она обернулась, но не двинулась с места. Произнесла:
  
  - А ты уже в курсе, что твоя Карамель всего лишь кукла? Бартенев-то знал это. Ее агенты создали точно так же, как Бартенев создал Юлю, Диану и свою порноактрису. Только не с фотографии, а с разработанной ими модели. Они ведь сотнями проституток выпускали. Зарабатывали на этом. И твоя Карамель была одной из них. Она не человек, Валер, она кукла. Бездушная кукла. И нет в ней ничего человеческого. Абсолютно ничего. Пустышка, предназначенная только для одной цели - удовлетворять мужиков своими естественными отверстиями.
  
  Валерий задумался, затем улыбнулся, покачав головой.
  
  "Это неправда. Все неправда. Я ее не знаю. Это опять повторяется. Все с начала, с самого начала, кошмар этот. Я не выдержу больше".
  
  Он обхватил руками голову и процедил сквозь зубы:
  
  - Ты лжешь... я тебя знать не знаю, вижу впервые в жизни, - Валерий помолчал, затем крикнул: - Я сказал, уходи из моей студии! Быстро! Пошла вон, дрянь! Убирайся отсюда, сука!
  
  Рыжеволосая женщина улыбнулась уголком губ, бросила недокуренную сигарету на пол, после чего быстрым шагом направилась к двери.
  
  - Будь осторожен, - проговорила она враждебным тоном и вышла из студии.
  
  
  
  6 апреля 2011, среда
  
  
  (СВЕТЛАНА)
  
  Она счастлива вместе со своим супругом. Их дочери скоро исполнится один год. Ее муж - тот самый молодой доктор, Илья, который помог ей адаптироваться и вернуться к реальности.
  
  Светлана так ничего и не вспомнила из случившегося с ней. Она считает, что это к лучшему.
  
  Ее муж с этим смирился.
  
  Они живут в частном доме. Они любят друг друга и любят свою дочь Дайну.
  
  В этот день Илья на работе, а Светлана дома вместе с дочерью.
  
  Она выкинула из головы больницу и смирилась с тем, что у нее нет кисти правой руки. Почти привыкла обходиться без нее. Фантомные боли, мучившие ее несколько месяцев, пошли на убыль.
  
  Только иногда Светлана забывает об отсутствующей кисти и тогда случаются мелкие неприятности. Например, бьется посуда.
  
  Также поначалу было не слишком удобно держать на руках дочь, но вскоре Светлана научилась обходиться без пальцев правой руки. Это далось нелегко, но другого выбора не было.
  
  * * *
  
  Светлана уверена, что прошлое к ней уже не вернется, и она не узнает истины о своей жизни. Она не знает точно, сколько ей лет, но в новом паспорте стоит вымышленная дата рождения. А исходя из нее Светлане двадцать шесть лет. Потому что она чувствует себя именно на двадцать шесть и выглядит на двадцать шесть. Она не хочет ничего знать о себе. Ее пугает неизвестная истина. Она начала новую жизнь. Она счастлива. У нее есть любящий муж и любимая дочь.
  
  * * *
  
  Но именно в этот день, когда Илья на работе, а Светлана дома вместе с Дайной, она получает почту.
  
  Почтальон вручает ей лично в руки стопку из журналов и бумажных конвертов. Светлана не может удержать их все, и половина падает на пол. Она извиняется перед почтальоном и принимается поднимать упавшие конверты.
  
  Светлана проходит в комнату и принимается разбирать почту. Часть конвертов и журналы по медицине адресованы ее супругу.
  
  Она вскрывает только те конверты, которые адресованы ей. А их пять штук. Четыре среднего размера и один большой. В первых трех оказываются счета и рекламные брошюры.
  
  На четвертом и пятом большом в графе "от кого" написано: "От Минорского на память".
  
  "Минорский?" - думает она, и мурашки нехорошего предчувствия бегут по спине и рукам.
  
  Светлана вскрывает четвертый конверт и достает из него маленький DVD-диск и диктофон. Диктофон точно такой же, как и тот, что был обнаружен вместе с ней полтора года назад.
  
  Она вспоминает, что именно на той записи слышала эту фамилию. Минорский. В рассказе Валерия.
  
  Светлана смотрит на диктофон, и холодный пот струится по ее спине. Она решает выбросить все это, но что-то внутри нее не дает этого сделать.
  
  Она берет диск и вставляет его в дисковод плеера.
  
  * * *
  
  На большом экране плазменного телевизора появляется изображение. Светлана медленно опускается в кресло, когда видит себя. Одетую в черное обтягивающее платье и с длинными темными волосами, что ложатся на плечи. Сидящую на диване в какой-то комнате с шикарным интерьером и дорогой мебелью.
  
  "Девушка, что вы любите больше всего в жизни?" - произносит голос за кадром.
  
  Та Светлана, которая на экране, высовывает язык, затем смущенно улыбается, отводя глаза в сторону. На ее щеках заметно выделяется розовый румянец.
  
  И она говорит серьезным тоном:
  
  "Люблю ****ься, как шалава, и сосать, как пылесос".
  
  Оператор смеется, изображение наклоняется, а потом возвращается в нормальное положение.
  
  "Что у вас там еще?" - спрашивает Светлана на экране.
  
  "А у меня пососете?" - в ответ говорит мужчина с камерой.
  
  "А не пошел бы ты на ***, милочек", - произносит Светлана и показывает в камеру средний палец.
  
  "О..." - бормочет мужчина.
  
  Светлана на экране продолжает:
  
  "Лучше ты полижи мою дырку, пососи мою похотливую щелку между этих прекрасных ножек".
  
  Проводит ладонями по коленям.
  
  "Вставь свой огромный член в мою девственную попку".
  
  "Ох, мать... - начинает смеяться оператор, и изображение вновь отклоняется, прыгает. - Я больше не могу, умру сейчас".
  
  * * *
  
  Экран гаснет, а Светлана продолжает сидеть в кресле и не может двинуться с места.
  
  Она видела саму себя на экране. И прекрасно это понимает. Но не верит. Не верит, что была такой. Не хочет верить.
  
  Светлана подходит обратно к столу, берет в руки диктофон, собирается нажать клавишу воспроизведения, но вдруг решает не делать этого. Кладет диктофон на прежнее место.
  
  Вскрывает второй конверт, остервенело рвет бумагу пальцами левой руки, зажав его под мышкой. На пол падают листы бумаги с напечатанным на них текстом. Светлана трясет конверт и следом за листами из него сыплются фотографии. Много фотографий. Она опускается на колени и принимается рассматривать снимки, волосы свешиваются на лицо и она резко откидывает их назад, переворачивает фотографии, вглядывается в каждую из них.
  
  На всех фото изображена она. Светлана. В основном без одежды, выставляя на всеобщий показ свои половые органы и развратно улыбаясь.
  
  На одном из снимков она голая, к ее животу прикреплен накладной, имитирующий беременность. В рот вставлены скобы, раздвигающие губы. И одна находится между ног, похабно раскрывая вагину. А в волосы заплетена белая роза.
  
  "О, Боже! - думает Светлана. - Этого не может быть, я не такая, не такая".
  
  - Я не такая! Это не я! - кричит она, ударяя кулаком по ковру, а затем зажимает рот рукой.
  
  Дайна спит, и она может разбудить и напугать ее своими криками.
  
  Светлана берет в руки другой снимок и видит на нем себя, одетую в одну короткую черную кофточку и стоящую с широко разведенными ногами, а в это время в ее вагину вставлен длинный и толстый фаллоимитатор. На лице выражение полного блаженства. И еще она сжимает пальцами ручку большой детской коляски. И это со вставленным между ног искусственным членом.
  
  - Ну и гадость, - шепчет Светлана, принимаясь резать фотографии ножницами на мелкие кусочки. - Больше не хочу это видеть, это ложь, меня хотят опорочить.
  
  * * *
  
  Все фотографии разрезаны. Только мелкие обрывки валяются на полу. Светлана собирается все сжечь и забыть об этом, как о страшном сне. Илья ничего не узнает. Ничего.
  
  Она берет первый лист из тех, что были в конверте вместе с фотографиями и читает:
  
  "ЧЕРНО-БЕЛЫЕ ДНЕВНИКИ"
  
  "Что это такое?" - думает она и принимается листать дальше.
  
  В начале следующего листа напечатано:
  
  * * *
  
  "Картина была закончена. Юля отодвинулась от ватмана и несколько минут безотрывно смотрела на свое произведение. Все в темных тонах. Вода, песок, рельсы. Железная дорога уходит в море. У рельсов на земле сидит мужчина, а рядом с ним женщина, лежащая на его коленях. Ей больно. Она умирает. Или уже мертва. Он не может помочь. Им остается только смириться. И у женщины этой нет обеих рук".
  
  * * *
  
  Она пролистала несколько страниц и открыла следующий раздел. Прочитала первый абзац:
  
  * * *
  
  "Комок рвоты подступил к горлу в тот момент, когда он мочился в дорогой фарфоровый унитаз, находясь в шикарном особняке своей хорошей знакомой, владелицы подросткового модельного агентства. Спешно застегнув ширинку, Минорский в два шага преодолел расстояние до раковины и склонился над ней. Надрывно кашлянул и из его рта вырвался густой поток рвоты, в котором перемешались изысканные устрицы и элитное голубое шампанское".
  
  * * *
  
  Светлана перебирает еще несколько листов, но текст не читает. Она хочет сжечь все это. Все сжечь. И проклятые фотографии, и эти листы с бредовым текстом. Сжечь до прихода Ильи.
  
  "А вдруг их это не остановит? Что, если теперь мне постоянно будут присылать нечто подобное, чтобы смутить, запутать, поставить на неверный путь? Ведь это неправда, все это ложь. Меня хотят оклеветать. Но кому это нужно?" - думает она, пока идет к столу.
  
  Берет диктофон и решает уничтожить его вместе со всем остальным, но любопытство в ней пересиливает гнев. Светлана нажимает на клавишу воспроизведения, зная, что возможно это приведет к полнейшему разрушению ее, казалось бы, устоявшейся новой жизни.
  
  Сначала раздается шипение, а затем она слышит свой собственный голос:
  
  * * *
  
  "Холодно. Я не знаю, где сейчас нахожусь. Здесь темно, только настольный светильник едва освещает стол передо мной. На столе диктофон. Я должна говорить. За какие-то несколько дней моя прежняя жизнь рухнула, от нее ничего не осталось. Я заперта здесь. Меня здесь заперли. В этой комнате. Наглухо закрыли. Я не могу выбраться отсюда. Мне плохо. Мысли теряются. Но я расскажу о том, что со мной произошло за последние шесть дней.
  
  Меня зовут Карамель, пусть будет так. Я привыкла к этому имени, и оно мне нравится. Мне двадцать пять лет. Я была фотомоделью в стиле ню, мягко говоря. В основном же снималась в стиле, как сказал бы Минорский, порно-трэш. И мне это нравилось. Я хорошо зарабатывала. Эти штуки, знаете ли, пользуются хорошим спросом у извращенцев. Но я никогда бы не стала сниматься в порнухе. Ни за какие деньги не стала бы трахаться с мужиками перед..."
  
  * * *
  
  Диктофон выпадает из руки Светланы, а она опускается на колени и, наклонившись, упирается лбом в пол.
  
  В голове ее звучат слова:
  
   "Карамель"
  
  "Валерий"
  
  "Минорский"
  
  "Модель"
  
  "Порно-трэш"
  
  "От Минорского на память"
  
  "Наталья"
  
  Неожиданно Светлана вспоминает запись Валерия и слова Карамели, который он процитировал:
  
  "Да, мать вашу! Я убила этого ребенка! Родила и убила! Этими руками убила! Размозжила ему голову камнем! Убила я его! Убила!!!"
  
  Светлана, вытирая слезы, прокрутила пленку на диктофоне дальше.
  
  Услышала свой голос:
  
  * * *
  
  "Но я сбежала. Избавилась от ребенка и сбежала. Честно, не знаю, что руководило мною в те ужасные минуты. Роды прошли в каком-то трансе, я не воспринимала реальность. Когда младенец закричал, я инстинктивно схватила первое, что попало под руку. Это оказался тяжелый камень. Я испугалась, испугалась, что меня обнаружат. Мне пришлось убить ребенка. Пришлось сделать это.
  
  И дальше началась моя новая свободная жизнь..."
  
  * * *
  
  Светлана взмахивает левой рукой и бросает диктофон в стену.
  
  - Гори в аду! - кричит она, а ее голос, доносящийся из диктофона, обрывается, когда записывающее устройство разбивается об стену и падает на пол в виде обломков пластика.
  
  Светлана плачет, крутится на полу, дергает себя за волосы в истерическом припадке, из ее рта вырывается некая смесь рыданий и стонов. Потом она начинает визжать и скулить, опрокидывает стол, бьет по нему руками.
  
  Успокаивается, когда видит кровь, текущую из культи. Поднимается, подходит к шкафу и достает полотенце. Принимается наматывать его на руку.
  
  Голова раскалывается, и Светлана не может ни о чем думать. Только стоит, сжимая пальцами больную руку, в которой зарождается новая боль, пульсирует, сводя с ума.
  
  Она слышит плач дочери и бежит в детскую.
  
  Берет Дайну на руки, вытаскивает из кроватки, прижимает к себе, целует заходящуюся криком девочку, плачет сама, шепчет ей на ушко:
  
  - Не отдам, я тебя никому не отдам... никогда не отдам... ты все, что у меня есть... все, что у меня есть...
  
  Она шепчет эти слова, но сама их не слышит. Все звуки заглушает ее собственный голос, который звучит в голове, словно звон колоколов, который не дает забыть, прийти в себя, опомниться:
  
  * * *
  
  "Когда младенец закричал, я инстинктивно схватила первое, что попало под руку. Это оказался тяжелый камень. Я испугалась, испугалась, что меня обнаружат".
  
  испугалась, что меня обнаружат...
  
  что меня обнаружат...
  
  меня обнаружат...
  
  обнаружат...
  
  обна...
  
  * * *
  
  Раздается звонок в дверь и Светлана, придя в себя, идет открывать, держа на руках Дайну. По пути вытирает рукавом слезы на щеках.
  
  Распахивает дверь и видит перед собой незнакомую женщину. Она стоит, заведя руки за спину.
  
  - Кто... - начинает Светлана, но женщина ее обрывает:
  
  - Меня зовут Афелия. Я пришла за девочкой. Давай ее сюда.
  
  - Что вы говорите...
  
  - Антонио - отец девочки, а не твой муж. Помнишь, как трахалась с ним в моем доме? Тебе очень понравилось трахаться. Девочка теперь моя. Отдай ее мне.
  
  Светлана собирается захлопнуть дверь, но женщина внезапно ударяет ее чем-то по голове. Руки Светланы ослабевают, голова начинает кружиться, и она выпускает дочь из объятий.
  
  Незнакомка подхватывает Дайну и выбегает с ней из дома в вечернюю темноту. Светлана, придя в себя, кидается за женщиной.
  
  - Стой! Верни мою дочь! Верни ее! - визжит она, следуя за похитительницей, которую видит впервые в жизни.
  
  Дайна плачет, вырывается из рук Афелии, но та крепко держит девочку. Похитительница удаляется от дома, выбегает за ворота и уже приближается к дороге.
  
  Светлана думает о том, что впереди должна быть глубокая яма - будущий бассейн.
  
  Но слишком поздно.
  
  Ее ноги теряют опору и она падает. Погружается в кромешную темноту. Резкая боль в левой ноге пронизывает все тело. Светлана слышит громкий хруст, чувствует кровь, струящуюся из колена.
  
  И теряет сознание.
  
  
  
  14 июня 2011, вторник
  
  
  (ВАЛЕРИЙ)
  
  Он стоит перед дверью комнаты, за которой находится Карамель. Теперь ее зовут Светланой, и она уже почти два месяца проживает в приюте для бездомных. Валерий не видел ее с сентября две тысячи девятого, через три месяца будет два года. За это время он многое узнал о дальнейшей жизни Карамели, благодаря своим новым связям. Но Валерию не удалось найти хоть что-то о жизни Карамели до того, как ей исполнилось семнадцать лет. Пустота. Словно, ее и не существовало вовсе. Он вспомнил о словах той женщины, которая заявилась в его студию уже после случившихся событий.
  
  Рыжеволосая женщина сказала:
  
  "Они ведь сотнями проституток выпускали. Зарабатывали на этом. И твоя Карамель была одной из них. Она не человек, Валер, она кукла. Бездушная кукла. И нет в ней ничего человеческого. Абсолютно ничего. Пустышка, предназначенная только для одной цели - удовлетворять мужиков своими естественными отверстиями".
  
  Валерий не нашел подтверждения этим словам. И факт того, что Карамель была создана агентами, остался неподтвержденным.
  
  Она потеряла память и лишилась кисти правой руки после событий сентября две тысячи девятого года. Вскоре вышла замуж за врача и стала Светланой Никифоровой. У них родилась дочь по имени Дайна. В апреле две тысячи одиннадцатого Дайна внезапно пропала, а Карамель (Светлана) провалилась в глубокую яму во дворе собственного дома и сломала левую ногу. Ее доставили в больницу, но что-то пошло не так и ногу ниже колена спасти не удалось. Вдобавок во время ампутации Карамель была заражена неким вирусом, то ли сифилисом, то ли чем-то еще. Муж подал на развод из-за пропажи дочери и лишил Светлану всего. Так она оказалась на улице. Никому ненужной. И через какое-то время попала в приют для бездомных.
  
  Так, в двадцать семь лет Карамель, некогда успешная модель, потеряла абсолютно все. Свою прошлую жизнь, а затем и свою новую. Лишилась памяти, кисти руки и части ноги, заболела неизвестной болезнью.
  
  Валерий много думал об агентах и охотницах. После смерти Бартенева и после того, как "Минорский" отпустил его, он больше не слышал ни о ком из них. Вначале Валерий опасался, что охота продолжится за ним, но по прошествии времени практически полностью убедился в том, что это все в прошлом.
  
  В кейсе оказалась пустышка, Бартенев мертв, агенты и охотницы испарились. "Минорский" заставил его сделать запись, а потом отпустил.
  
  На этом история закончилась. История, в которой не было никакого смысла. И вот теперь он нашел Карамель совсем в другом городе, куда она перебралась с будущим мужем после выписки из больницы. Нашел в приюте для бездомных.
  
  * * *
  
  Валерий понимает, что зря приехал сюда, но все же толкает дверь и входит в палату. Видит Карамель. Они сидит в инвалидном кресле спиной к нему и смотрит в окно.
  
  Ее волосы грязного цвета, ни светлые и ни темные, спутанные, свисают с головы неровными паклями, ложатся на худые плечи.
  
  - Кто там? - оборачивается к нему Карамель.
  
  Ее раньше невероятно красивое лицо теперь бледное, худое, глаза запали, а под ними проступили темные пятна. Кожа на лбу и щеках воспалена и покрыта красными язвами, часть из которых полопалась и оттуда вытекает белая жидкость. Надеты на ней белая майка и спортивный костюм - куртка и штаны. Правая рука оканчивается культей, а левая штанина обрывается в районе колена.
  
  - Ва... Ва... лер... Валера? - шепчет Карамель и зажимает зубами нижнюю губу.
  
  Валерий стоит какое-то время в оцепенении, затем негромко произносит:
  
  - Ты вспомнила меня?
  
  Она принимается быстро кивать головой. Вытирает рукавом слезы и шепчет:
  
  - Вспомнила, все вспомнила. Наверное, шок. Когда провалилась в ту яму и сломала ногу, все вспомнила. Такова вот цена, - она бросила быстрый взгляд на левую ногу, - за воспоминания о прошлом. О жизни, какую никому не пожелаешь... Теперь я все помню. Я была Натальей, убила ребенка и сбежала от своего босса... затем стала Карамелью, встретила тебя... эта жизнь была раем... - Карамель больше не может сдерживать слезы и плачет, продолжая при этом говорить: - Потом началось все это... Почему мы поехали в Ниаракамск? Почему мы туда поехали? Я столько перенесла. Столько ужаса вытерпела. Ну почему? Я узнала о том, что никогда не рождалась... была создана этими агентами в качестве проститутки... - Карамель смеется сквозь слезы. - Ты знаешь уже об этом? Ну конечно знаешь. А... а Бартенев? Где он сейчас?
  
  "Значит, правда. Правда, что Карамель была создана агентами", - проносится в голове Валерия, и он говорит:
  
  - Он мертв. Бартенев мертв.
  
  Карамель медленно кивает, молчит с минуту, а затем вновь продолжает:
  
  - У меня началась новая жизнь. Я не хотела ничего вспоминать. Сознательно не хотела, ставила психологическую преграду и всячески оберегалась от правды, словно чувствовала... и вот... моя дочь... Дайна... я так ее люблю... представляешь, я вспомнила все... всю свою жизнь... а вот лицо дочери забыла... я не помню лица своей дочери... своей маленькой девочки, которую любила больше всего на свете, больше жизни... Почему я встретила эту Афелию? Почему она забрала мою дочь? Ответь мне...
  
  Валерий не понимает, о ком говорит Карамель.
  
  "Кто такая Афелия?" - думает он, но ничего не спрашивает у нее, только слушает.
  
  Карамель говорит:
  
  - И вот я оказалась здесь. - Она кричит: - Смотри, что они сделали с моим лицом! Они меня заразили чем-то! Заразили меня этой гадостью! - Карамель подносит руки к лицу и проводит по щекам, лбу, язвы лопаются, кровоточат еще сильнее, белая жидкость размазывается по коже вперемешку с кровью. - Ты поможешь мне? Поможешь ведь? Я хочу стать лучше... хочу искупить свою вину перед Богом... убийство ребенка... хочу вернуть дочь... хочу вырастить ее, подарить ей всю свою любовь... я смогу, Валер, я смогу это сделать... мне нужен шанс... я хочу стать другой... лучше... намного лучше, чем была раньше... хочу начать новую жизнь... у меня не было прошлого, но будет будущее... Поможешь? Ты поможешь мне? Пожалуйста... Ведь поможешь? Валер?
  
  Карамель замолкает, вытирает слезы, выжидательно смотрит на Валерия и он читает в ее глазах мольбу.
  
  - Я умру, если ты мне откажешь, - шепчет она. - Ты ведь не сделаешь этого? Простишь меня? Простишь за все, что я натворила? Прости меня. Помоги мне вернуть Дайну. Кроме нее у меня никого нет больше...
  
  Валерий молчит, только смотрит в ее глаза. Он решает, что должен рассказать Карамели о том, что изнасиловал ее тогда. Очистить совесть. Валерий открывает рот, чтобы сказать это, но Карамель говорит первой:
  
  - Скажи... скажи, что прощаешь... скажи это... и мы найдем ее, вместе найдем мою девочку... только скажи это... скажи, Валер...
  
  Валерий опускает глаза, смотрит в пол, но ничего не говорит. А потом разворачивается и выходит из комнаты. Закрывает за собой дверь и упирает в нее руку.
  
  Слышит голос Карамели:
  
  - Нет, нет, нет, нет... - принимается причитать она. Затем кричит: - Нет! Не уходи! Не бросай меня здесь! Не бросай меня! Не оставляй меня одну в этом кошмаре...
  
  Валерий слышит, как Карамель толкает дверь, но он ее держит. Не дает Карамели выйти из комнаты. Сам не знает, зачем это делает.
  
  Она кричит:
  
  - Господи, не оставляй меня здесь! Не бросай меня в этом аду!!!
  
  Карамель последний раз бьет в дверь, а затем Валерий слышит лишь ее плач. Он отпускает дверь и идет по коридору. Слышит ее отдаляющийся голос:
  
  - Не уходи... не уходи... прошу...
  
  Валерий оборачивается и видит, что Карамель в инвалидной коляске медленно следует за ним по узкому коридору. Ее губы беззвучно двигаются, а глаза застыли в одном положении. Он останавливается и в этот момент кресло Карамели переворачивается, и она падает из него на пол. Лежит без единого движения и вдруг к ней начинает сбегаться персонал приюта. Они поднимают ее, усаживают обратно в коляску, но Валерий разворачивается и продолжает движение к выходу.
  
  Оказывается на улице, шагает прочь от здания приюта, а потом переходит на бег. Он бежит, желая оказаться где-нибудь в другом месте. Желая забыть об этой женщине. Забыть навсегда. Никогда больше не возвращаться. Даже в мыслях. Вычеркнуть Карамель из своей жизни. Словно, ее и не существовало никогда.
  
  Никогда не существовало.
  
  Н и к о г д а
  
  
  
  (НАТАЛЬЯ / КАРАМЕЛЬ / СВЕТЛАНА)
  
  Она сворачивается калачиком на кровати, натягивает одеяло, скрывая под ним голову, бормочет что-то невнятное во сне. Она в приюте для бездомных, брошенная и никому ненужная. Лишенная всего в жизни.
  
  Когда-то у нее было все, а теперь не осталось ничего.
  
  Совсем ничего.
  
  Она спит на грязных простынях, в комнате с гниющими стенами, запахом застоявшейся мочи, сырости и плесени, но ночью не чувствует противного запаха, не видит окружающего ее кошмара, не слышит криков безумных стариков за стенами, жизнь которых также кончена, как и ее собственная.
  
  * * *
  
  Во сне она возвращается в прошлое.
  
  Ее зовут Карамель. Она является популярной моделью. Снимается для элитных изданий. Живет в роскошном доме и в ее жизни есть все. Абсолютно все.
  
  В ее жизни есть мужчины, готовые поклоняться ей, готовые подарить ей целый мир. Она красивая и любит секс. Мужчины готовы отдать все, что угодно за одну лишь ночь с ней. И она этим охотно пользуется.
  
  Разбивать мужские сердца - самое лучшее удовольствие для нее.
  
  * * *
  
  По ночам в приюте ей снится, как она подходит к большому зеркалу в своем доме. Любуется собственной красотой. Влюблена в саму себя. Ведь она прекрасна, божественна. Таких, как она, больше нет.
  
  Она - идеал...
  
  Она - само воплощение женской красоты...
  
  Она - Богиня...
  
  Она смотрит на свое отражение, поворачивается перед зеркалом, крутится, вытягивает пухлые губы в поцелуе, смотрит на свои упругие груди, любуется отражением голубых глаз, запускает пальцы в длинные волосы, разводит их в стороны, поднимает вверх, улыбается самой себе...
  
  Она так довольна жизнью...
  
  Ей так нравится жить...
  
  Она смотрит на свое отражение и в голове ее одна за другой проносятся мысли:
  
  "Я красивая... такая красивая... самая красивая... самая..."
  
  
  
  
  (БАРТЕНЕВ [КОПИЯ])
  
  "Чем женский оргазм отличается от мужского? Что испытывает женщина, когда ее трахают два мужика одновременно? Почему женщина на пике оргазма превращается в самое настоящее животное?"
  
  Этими вопросами задавался "Бартенев" по дороге к Шефу.
  
  Он гнал черную "лагуну" со скоростью почти сто километров, едва различая полотно дороги впереди. Вдобавок к вечерней темноте опустился густой туман, застилавший всю видимость. Только местами сквозь дымку виднелись деревья за обочинами трассы и огни фар редких встречных автомобилей. "Бартеневу" доставляла несказанное удовольствие такая езда вслепую, он любил риск. И часто не видел границ дозволенного.
  
  Сигарета упала на пол, когда "Бартенев" одной рукой пытался вытащить ее из пачки. Он чертыхнулся, сбавил скорость, наклонился, чтобы поднять сигарету, правой рукой придерживая руль. Как только "Бартенев" сжал сигарету указательным и средним пальцами, раздался удар, машина дернулась, и неясная фигура за долю секунды промелькнула перед ветровым стеклом. Он ударил по тормозам, и его резко бросило вперед. Автомобиль с пронзительным скрипом резины остановился посреди дороги, а из-под колес выбились серые облачка пара, моментально растворившиеся в завесе мглы.
  
  - Мать твою за ногу! - прокричал "Бартенев", спешно дергая за ремень, который вдруг заклинило. - Давай же, дрянь такая!
  
  Наконец ему удалось освободиться от ремня безопасности, он вылез из машины и, оставив дверь открытой, обошел "рено" спереди. На блестящем черном капоте проявилась едва заметная вмятина. Ветровое стекло осталось невредимым.
  
  "Бартенев огляделся
  
  по сторонам но вокруг
  
  
  было пусто ни единого
  
  
  
  человека или животного
  
  
  
  
  которые могли бы оставить
  
  
  
  
  
  вмятину на капоте
  
  
  
  
  
  
  что же это было
  
  
  
  
  
  
  
  ведь я же
  
  
  
  
  
  
  
  
  сбил кого-то подумал он
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  и уже хотел вернуться
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  в автомобиль как вдруг
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  услышал сбоку
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  чьи-то громкие
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  шаги быстро
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  приближающиеся
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  к нему от обочины
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Бартенев машинально
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  завел руку за
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  спину нащупал
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  пистолет за ремнем
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  и обернулся на звук
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  перед ним стоял мужчина
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  лицо которого скрывала тень
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Бартенев сделал шаг
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  навстречу незнакомцу
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  держа пистолет перед
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  собой но в этот момент
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  слева вспыхнуло зарево ярких
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  лучей Бартенев повернул голову и в глаза
  
  ему
  
  
  ударил
  
  
  
  мощный
  
  
  
  
  свет
  
  
  
  
  
  фар
  
  
  
  
  
  
  а
  
  
  
  
  
  
  
  до
  
  
  
  
  
  
  
  
  ушей
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  донесся
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  скрип
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  шин
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  по
  
  
  а с ф а л
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Мурманская область, Апатиты
  23 июня - 12 декабря 2011
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"