Владелец клиники демонстративно посмотрел на тень от оконной решетки, которая в его кабинете заменяла стенные часы.
Время, отпущенное для интервью, закончилось. Пора была уходить. Но еще оставались вопросы, которые уважающий себя журналист приберегает до того момента, когда собеседник окончательно расслабится и утратит разумную осторожность.
- Андрей Николаевич, большое вам спасибо за беседу! - сказала Юля своим бархатным, профессионально-проникновенным голосом. - Я перед вами просто преклоняюсь. Вы столько сделали для обездоленных жителей нашего города. А скажите, почему вы заставляете их всех верить в то, что Земля... плоская?
Владелец, основатель и бессменный директор самого странного в городе (а может быть и во всей стране!) лечебного заведения даже не попытался изобразить на гладко выбритом, холеном, пропитанном дорогими французскими лосьонами лице подобие дежурной улыбки. Он за все платил деньги. Он, в том числе, знал цену и жестам, улыбкам, словам.
- А вы полагаете, что это не так?
- Я... Я... В школе нас учили...
- Тогда почитайте на досуге.
Андрей Николаевич повернулся на вращающемся кресле из крокодиловой кожи и вальяжно, как и полагается обладателю запонок с бриллиантами по два карата, протянул руку к антикварной конторке из мореного дуба. Среди лежавших на ней книг выбрал одну - самую тонкую, с красно-желтой суперобложкой.
На обложке книги, которую получила Юля, было написано: Томас Фридман "Плоский Мир: краткая история двадцать первого столетия".
Вскоре Юля забыла о подарке. Нет, она, конечно, полистала русский перевод "экономического бестселлера", написанного ее проницательным коллегой из газеты "Нью-Йорк таймс". Плоский мир. В том смысле, что новые информационные технологии сровняли с землей все барьеры, засыпали овраги, канавы и колдобины.
Жестокие торговые войны, борьба за поддержку крупнейших национальных корпораций и национальных правительств - это все уходило в прошлое. Теперь такие прыткие господа, как Андрей Николаевич, могли зарабатывать очень большие деньги, просто на своей популярности, на удачной харизме.
Но Юлю такие подробности трогали мало. Ее больше беспокоили перспективные темы новых статей. Она специализировалась на светских шутах, любителях эпатажа и городских сумасшедших. А большинство безобидных чудаков переселилось в последнее время в частную клинику Андрея Николаевича Скворцова.
Без особого удовольствия Юля написала уже три панегирика о меценате, не берущем денег за лечение с тех, кто в городе никому не мешал и, наверно, был по-своему счастлив.
Скучновато становилось жить. Даже неутомимая и успевавшая на все театральные премьеры, эстрадные шоу и гала-концерты Жар-Птица, считавшая Юлю своей "внучкой-побратимом", позвонила ей в очередной раз уже от Скворцова.
- Тамара! А ты-то как согласилась на лечение? - Воскликнула Юля. (Эту семидесятисемилетнюю, ярко накрашенную молодящуюся старуху, любившую втыкать в шляпки, платья и даже воротники зимних пальто черенки страусиных перьев, все друзья звали только на "ты".)
- Да так, - сконфузилась знаменитая общественная распространительница театральных билетов, - что-то я в последнее время стала быстро уставать. А наш драмтеатр уже третий месяц на ремонте...
Почему-то Юле стало очень тоскливо. Она разыскала в домашней подшивке среди своих "Субботних чудаков" нужный выпуск. Перечитала несколько самой же ранее выделенных строк:
- Артисткой никогда не хотела стать?
- Артисткой - нет. Папа у нас очень любил танцы. И мне передалось по наследству. Танцы - моя стихия.
- Сама с собой танцуешь?
- Ну что такое сама с собой? Мне говорят: "Ты идешь сама по себе". А я говорю: "Нет, я иду по Земле". И крепко держусь за эту земную мощь. Видно, земля и воздух меня несут. На крыльях радости.
У меня нет страха ни перед чем. Все-все-все болезни прошли. Знаешь, кроме одной. Я стала ненормальной. Ведь сейчас норма - уныние, угнетенность, боязнь. Боязнь смерти, завтрашнего дня...
Юля задумалась. Потом внимательно дочитала статью до конца и выделила маркером еще несколько слов своей подруги:
- Человек может передавать как здоровье, так и нездоровье. Если я наполняюсь энергией, турбина меня вращает, я передаю эту энергию другим...
- Ну, ты, Скворцов, и жлоб! - сказала Юля в сердцах и захлопнула подшивку. - Хочешь выдавить энергию из целого города!
Использовать служебное положение для борьбы со Скворцовым Юля не смогла. Скоро она сама стала его пациентом.
Рассудок у нее помутился внезапно. Как это принято говорить, на почве растущего страха перед реальностью.
Но если другие женщины, достигшие водораздела между первой и второй молодостью, начинали обижаться на зеркало и весы, Юля боялась брать в руки линейки, штанген-циркули и треугольники. Ей начинало казаться, что Мир то раздувается, поднимается в высоту, то стремительно падает, становится плоским. И тогда ее начинало мутить. У нее развивалась морская болезнь.
Скворцов наблюдал ее сам. Пытался лечить гипнозом. Научил играть на бильярде, наглядно демонстрируя стабильность всех трех измерений у дорогих шаров из слоновой кости.
Но только развил новую манию. Теперь Юля могла часами рисовать кружки на бумаге, а затем пыталась хотя бы один подцепить ногтем и скатить с листа на пол. Очень жалела, что пациентам в клинике ногти стригли коротко.
В соседних палатах было немало интересных персонажей. Телепаты, пироманы, энергетические вампиры, срыватели шапок и бесконтактные душители прохожих. Были такие, кто мог в любой момент заставить перегореть электрическую лампочку.
Скворцов хотел поселить Юлю по соседству с вежливым и обходительным Тяни-Толкаем, который до тридцати лет был нормальным мужчиной, а когда окружающий мир сплющился, внезапно поменял ориентацию, потому что к нему "приклеилось" тело женщины из соседнего параллельного мира.
Однако Юля была согласна делить палату только с Жар-Птицей.
Они жили неплохо. В просторной комнате стоял цветной телевизор, однокамерный холодильник с компактным отделением для льда, обеденный и письменный столы, две полутораспальных кровати, два стула и два кресла.
Все передачи шли в записи. Особенно часто повторялись программы про бездомных животных, обретших новых хозяев, про взятых из приютов детей и про новые памятники советским воинам-освободителям, открываемые в бывших республиках СССР.
Никого не запирали в палатах. Но почему-то в спортивном зале, кислородном баре и галерее для прогулок редко находилось больше полудюжины человек.
Исключение составляла утренняя линейка, когда все пациенты, санитары и врачи собирались в парадном холле второго этажа вокруг массивной бронзовой скульптурой черепахи, которая держала на своей спине трех слонов.
Постепенно Юля начала себя ощущать принадлежащей к касте избранных. В полном соответствии с теорией Фридмана вжимаемые друг в друга и до предела расплющенные миры выделяли энергетический сок. Он собирался в таких "выемках-полостях", какой была клиника Скворцова.
Вместе с другими пациентами Юля совершала ритуальные омовения на черепахе. Незримый обычным людям сок лился тоненькими струйками с потолка, стекал по головам, хоботам, хвостам и ногам слонов.
Тамара молодела на глазах. У нее была превосходная память, и по ночам до пяти, а то и до шести часов утра она образно, в лицах пересказывала Юле свои любимые спектакли.
Зажигать ночники не было нужды. Куриные (то есть, конечно, павлиньи) перья на голове Жар-Птицы светились ярким синим, зеленым, фиолетовым цветом.
Так уж вышло, что клинику Скворцова погубил театр.
Фатальной оказалась пришедшая в голову кому-то из отцов города мысль - пригласить на сумасшедшую премьеру после затянувшейся реконструкции драмтеатра настоящий сумасшедший дом.
Видимо хотели заинтересовать убыточным объектом культуры самого известного в городе мецената.
Жар-Птица блестяще справилась с распространением билетов. Для Скворцова, его заместителей и лечащих врачей были отведены ложи. Пациентов разместили в середине партера, вспомогательный персонал - по краям и на бельэтаже.
Ставили "Полет над гнездом кукушки" по роману Кена Кизи. В местном исполнении спектакль оказался не пафосным, не современным и немного сумбурным. Актеры никак не могли зацепиться за фразы про послушное большинство, свободу личности, недопустимость и губительность для личности подчинения общим абсурдным правилам. Но ничего, психам понравилось.
После спектакля автобусы за зрителями не пришли. Их некуда было отвозить. Клиника Скворцова "расплющилась" и перестала существовать в течение трех часов.
Когда все обитатели клиники смотрели представление, перекрытие верхнего этажа, на котором Скворцов за толстыми сейфовыми стенами устроил не предусмотренное ГОСТами и СНиПами частное хранилище драгметаллов, не выдержало нагрузки.
Несмотря на позднее вечернее время, весть о слитках драгоценных металлов, падавших прямо на улицу, быстро разнеслась по уважаемым городским кругам. Очень быстро прибрали к рукам все. Чуть запоздавшей налоговой полиции не дали забрать даже бронзовых слонов и черепаху.
Многие обитатели клиники остались работать и жить в драмтеатре. В том числе сам Скворцов. Он открыл в себе сценический талант. Особенно ему теперь удаются роли романтических любителей денег. Таких, как Скупой Рыцарь или адвокат Флинн.
Юлю пристроили в литчасть. Ее задача - осовременивание слишком нормативной лексики классических авторов, "спрямление" и "уплощение" чересчур заумных шуток и мыслей.
Сок из гибнущего под вселенским прессом Мира все еще вытекает. Теперь он по утрам собирается лужами в оркестровой яме театра.