Аннотация: Это новый вариант конкурсного рассказа "Кошачий бильярд". Он выходит в журнале "Юный техник". К сожалению, в урезанном виде и... опять под другим названием.
Владислав Ксионжек
ИГРЫ ДЕТЕЙ МЛАДШЕГО ШКОЛЬНОГО ВОЗРАСТА
-- Ой, пусти руку, мне больно! -- заверещал мой сын. Этот заигравшийся шалун только что умудрился облить кота из флакона, в котором жена хранила экспериментальную жидкость для удаления волос.
"Мне больно" -- это были ключевые слова. После них мне уже не хотелось применять в воспитательных целях "высшие меры" -- брать ремень, веник, прут, мухобойку, по-отечески дать оплеуху, или же завернуть ухо проказника багровым узлом.
По мере того, как жидкость впитывалась, раздражая и воспаляя кожу, кот все громче и все возмущенней мяукал. Бедный зверь! Самое худшее для него было еще впереди. Он пока не представлял, как шипеть на него будут соседские кошки, не признающие в качестве кавалеров плешивых, облезлых котов.
Мы с женой сыну многое позволяли. Ведь он был продолжением нашей породы. Ему передались по наследству неуемное любопытство, желание новых, рискованных впечатлений.
Но в последнее время нам стало понятно, что у свободы ребенка должны быть границы. Допустим, такие: Делай все, что захочешь, если заведомо знаешь, что страдать от последствий поступков будешь только ты сам.
Пускай в этом пример берет с нас.
Мы -- каскадеры науки. Естествоиспытатели в самом буквальном значении слов: "естество" и "пытать".
Приобщился к нашей работе он еще до рожденья. Прошел вместе с женой (когда мы не знали, что к внутренней полости ее живота уже прилепился комочек активно делившихся клеток) полный курс проверок приставок и катализаторов для телекинеза.
Это были очень тяжелые эксперименты. Нас помещали в условия, когда избежать неприятных, болезненных ощущений мы могли в единственном случае -- если бы нам удалось силой мысли двигать предметы.
Но зря обжигали нам ноги до волдырей, чтобы мы захотели поднять себя в воздух над раскаленным песком. Напрасно кололи ладони иголками, внушая, что мы можем удержать на весу колючие колобки. Морили без толку голодом, одевая в смирительные рубашки и принуждая в танталовых муках, истекая слюной, вытягивать шеи и губы, стремясь дотянуться до пищи, которую выставляли на стойки-подносы -- в пяти сантиметрах от рта.
Мы невыносимо страдали, но сверхъестественных способностей проявить не могли.
Хуже всех было жене. Возле кресла, к которому ее привязали, поставили маленький вентилятор, который включался и направлял в ее ноздри ароматы всяких вкусных вещей каждый раз, когда тело несчастной сжималось в конвульсиях голода.
После завершения серии экспериментов изголодавшаяся женщина начала поглощать пищу в неимоверных количествах. Все никак не могла насытиться и остановиться. Так что рождение сына прошло для ее фигуры почти незаметно.
Зато наш ребенок -- первый в Мире искусственный экстрасенс.
Он, правда, стесняется своих относительно скромных способностей к телекинезу и не любит их демонстрировать. Предпочитает утверждаться в классе за счет быстрой реакции и хорошей физической подготовки. С его легкой руки уроки превратились в турниры, где главной доблестью было пройтись рикошетной цепочкой ударов по ученическим головам.
Каждый раз, когда нас с женой вызывали к директору школы, мы приносили "откупные" подарки: авторучки с металлоискателями (чтобы вовремя находить положенные на стулья кнопки), инфра-преобразователи голоса (для того, чтобы голос учителя вызывал у провинившихся трепетный страх), телескопически раздвигающиеся электроуказки (одинаково эффективные и для обороны, и для нападения на нерадивых учеников), легко впитывающие влагу и быстро затвердевающие мелки (поэтому хорошо снимающие отпечатки пальцев у тех, кто тайно пишет на досках плохие слова).
У нас в запасе было много полезных, пока еще не выпускаемых серийно устройств. Мы делали все, чтобы сына не перевели "играть в высшую лигу" -- во двор.
Но скоро наша жизнь изменилась.
Во время проверки системы жилетов-громоотводов меня ударило током в семь тысяч вольт. Я остался в живых, не превратился в обугленный след на приборной панели только лишь потому, что сверхпроводящий страховочный контур частично проник в меня самого.
Я себя чувствовал чем-то вроде динамо-машины, работавшей на холостых оборотах. Энергия, которой вполне бы хватило на освещение многоквартирного дома, бурлила, плескалась и клокотала во мне.
Мое тело с тускло блестевшей, как олово, кожей на груди и на животе, долго возили на институтской служебной машине из больницы в больницу. Нигде не хотели меня принимать.
В конце концов, жена пересилила страх за ребенка и разрешила отвезти меня домой.
В кабинете соорудили что-то вроде защитного кокона-громоотвода из трех слоев медной сетки. По полу раскатали резиновые дорожки.
Меня положили на глубокий диван и не нашли ничего лучшего, как засыпать "покрывалом" привезенных из института магнито-резонансных шариков, которые были должны (все на это очень надеялись) впитать мой заряд.
Я был под неусыпным присмотром приборов, но едва не погиб потому, что система контроля вышла из строя. В ее контурах удивительным образом замедлилось время.
Шары давно уже стали потрескивать, потом нагреваться и даже подпрыгивать, как на раскалившейся сковородке, а на следящих экранах все было так же, как часа три назад.
Самое время было ставить на мне эксперименты по телекинезу. Не нужно было даже связывать руки. Ведь я пошевелиться не мог.
Мне очень хотелось поднять обжигающие тело шарики силой мысли. Однако и на этот раз у меня ничего не получилось.
Оставалось только ждать, когда начнется пожар, и когда очаг его (вместе со мной) закроет воронка пространственной кривизны.
Что такое воронка? Дыра. Лохматый клочок пустоты. Изолированный сектор пространства. Вроде отсеков на космических кораблях и подводных лодках. Но приводимый в экстренную готовность без помощи шлюзовых камер и переборок.
Недавно я сам испытал этот новый защитный прибор. Возможно, теперь стану первым, кому "повезет" сгореть дотла в черной дыре.
Когда ты вполне готов уже для того, чтобы услышать финальный аккорд, в тебе просыпаются чувства, о которых ты не подозревал. (Которые никто не смог "помочь" тебе разбудить за всю твою жизнь!)
Я ощутил новым шестым своим чувством, что за мной наблюдают. Не то, чтобы дружелюбно, злобно или бесстрастно. По другому. Как смотришь на сына или в зеркале -- на себя.
Нет, скорее, как режиссер на актера. Как поле, луг или степь на былинку, травинку, на что-то совсем уже малое, что на них проросло.
Частица высшей силы Природы -- ты сам. Этой силе не нужно придумывать имя и облик. Она может выбрать любую пар глаз для того, чтобы озарить светом тебя.
Мне показалось, что Мир для меня отразился в овальных щелках кошачьих зрачков.
Шарики, поднимающиеся над диваном, начинали светиться. Они были похожи на звездочки или на светлячков. Они кружились, сплетались в созвездья и приглашали включиться в какую-то мне пока еще не понятную, но увлекательную игру.
Я услышал детский восторженный голос:
-- Папа! Вот здорово! Ты умеешь двигать шарики лучше, чем я!
-- Как ты здесь оказался? -- спросил я, уплывая с дремотным течением звезд. -- Уходи. Здесь тебе быть нельзя.
-- Мне показалось, что здесь мяукал Пушистик. Я не знал, что ты дома. Можно я с тобой поиграю в шары?
Наверно какое-то время сын ждал мой ответ. А я слишком долго молчал. Я забыл, что говорить нужно при помощи слов.
Звезды стали смещаться. Я пытался их удержать, но, очевидно, у сына сил было больше. В какой-то момент все огни устремились к нему.
Я услышал его легкий вскрик, и сразу очнулся от сладкого сна.
Рой горячих сверкавших шаров проглотила дыра. Вместе с сыном. Он ушел "туда" вместо меня.
Кот ухитрился остаться. Он сидел у самой границы лохматого черного "облака", занимавшего угол комнаты почти до самой двери, и внимательно смотрел в пустоту. Так же вел себя, как и на даче, когда садился у всех на виду и с аппетитом следил из "засады" за полетами бабочек или стрекоз.
Руки меня уже немного слушались. Я с трудом дотянулся до рубильника генератора кривизны. Будь что будет! Или спасемся, или все вместе сгорим.
Но ничего не случилось. Дыра продолжала клубиться на том же месте, где раньше.
Я много раз дергал рубильник. Потом, когда, наконец, с учетом "эффекта замедленной съемки" включилась тревога, мы вместе с женой пытались хотя бы немного подвинуть границу дыры. Куда там! Все равно, что руками сместить раскрученный маховик-гироскоп.
Пушистик все время сидел у самого края. Сидел и смотрел, обозначая ушами наверно какие-то звуки, которые были нам не слышны. И вдруг -- в ему лишь известный единственно верный момент взмахнул и ударил когтистой увесистой лапой.
Раздался звук, похожий на "пф-ф". Как будто спустила воздух автомобильная камера.
И все. Ни дыры, ни огней. Вместо них появился наш сын.
О его ноги терся забывший былые обиды Пушистик. Мурлыкал так громко, как будто внутри у него был мотор.
-- Папа, мама, вы видели? -- воскликнул сын, захлебываясь от переполнявших его чувств.
-- Видели что?
-- Как я заставил кружиться шары. Они меня слушались! Они такие горячие! Они похожи на звезды!
Я посмотрел в зеленые кошачьи глаза. В них по-прежнему светился далекий, неведомый космос.
Это значит: игра стала жизнью. А жизнь стала чьей-то игрой.
В искривленном пространстве меняться может масштаб. Иногда. Когда, например, на настольном поле фигурки игрушечных хоккеистов расположатся в точности так, как на настоящем большом стадионе. Или когда россыпь искрящихся шариков станет подобной скоплению звезд.
Со мной все почти хорошо. По ночам, правда, чешутся грудь и живот. "Оловянная кожа" сходит чешуйками тонкой фольги.
Шерсть у Пушистика отросла очень быстро. Но пушистой осталась не долго. Ведь в Природе все связно. Если время в каком-то месте замедлится, то наверстает в другом. А если какая-то "клетка" изволит вести себя вовсе не так, как должна, зачахнуть может весь "организм".
Кот постарел. Время на границе черной дыры очень быстро бежит.
Сын к нам вернулся зеркальным. Нет, не покрытым серебряной тонкой фольгой. Зеркальным в том смысле, что теперь у него сердце справа, а печень находится слева. Он ручку держит не левой, как с первого класса, а правой рукой. Да, к тому же, все норовит писать на арабский манер -- от конца строчки к началу.
Он потерял способность силой мысли сдвинуть даже маленький шарик.
Боюсь, он теперь "экстрасенс наизнанку". Мы не ощущаем его новую силу лишь потому, что она от нас далеко. Она ушла в бесконечность, к самым дальним из звезд.
Он ими может играть.
А значит -- сбивать их с привычных орбит. Срывать оболочки. Взрывать.
Мы этот ужас не видим. Свет сверхновых нескоро дойдет до Земли.
Что еще можно сказать?
Мы из института ушли.
Жена сидит на диете, но продолжает полнеть.
Я вместе с сыном готовлюсь к учебному году. Курс физики в школе вести буду я.
В свободное время от наведения в доме порядка и чистоты мы с повзрослевшим задирой и сорванцом говорим и о звездах, и о шарах несравненно меньших размеров. Например, о планетах. О том, что с их обитателями случится, если кто-то, как несмышленый ребенок, захочет в них чем-нибудь бросить или как-то иначе жестоко с ними сыграть.
Я пытаюсь внушить сыну мысль о том, что любое живое существо -- это тоже планета. А иногда и звезда.
Недавно мы показали сыну альбомы с фотографиями, которые снимались за год до его рождения. Он маму на них не узнал. Тогда она была худенькой, стройной, красивой, еще не пострадавшей от грубой, бездумной, невзрослой игры.
Ну а со мной по-прежнему почти все хорошо. Но я инвалид. Не могу летать на воздушных судах потому, что мои остаточные наводки под кожей сбивают их с курса.
Пушистик теперь любит сидеть на коленях у сына. Когда он ему чешет за ухом, кот утробно мурлычет. Я думаю, он уже слышит, что шепчут звезды для тех, кто завершает игру. Интересно, что они ему говорят?