Аннотация: Из раннего. Продолжение темы рассказа "Мальчик, Старик и Собака". Публикация в сборнике "Фантастика - 88/89". Аудиоверсия рассказа в каталоге передач "Модель для сборки".
Владислав Ксионжек
РЫЖИЙ
Кто не слышал присказку: весь мир - театр, вся жизнь -
игра. Но вещи разные - стоять на сцене или наблюдать за
действием из зала. Так уж заведено - мир меняется в
зависимости от того, какими глазами на него смотреть.
Страшнее мира нет, в котором живут равнодушные очевидцы.
Первое, что бросалось в глаза зрителю - шесть
деревянных столбов. Их только что очистили от коры, и они
глянцевито сверкали в лучах солнца. Лишь, прищурившись и
присмотревшись, можно было увидеть на верхушках столбов
перекладины, а на помосте, на котором столбы водружены,
шесть человеческих фигурок, стоящих на табуретках. Руки у
человеков связаны за спиной, головы просунуты в петли.
Если же, как говорят режиссеры, окинуть общий план,
становилась видна покрытая снегом деревенская площадь, за
ней - прорезавшиеся между сугробами избушки с
подслеповатыми окнами. Площадь оцепили эсесовцы в черных
как смоль тулупах и новеньких финских шапках. Внутри кольца,
ощерившегося стволами автоматов, толпились, жались друг к
дружке местные жители. Их согнали сюда по приказу офицера.
готовилось самое жуткое представление сезона - "Казнь
партизан".
Офицер - надменный пруссак с моноклем и стеком в руке,
манерно расхаживал, чуть волоча левую ногу, взад-вперед по
настилу. Лишь на секунду притормозил он возле первого
столба, где ожидал своей участи мальчик лет двенадцати.
Высоты табуретки ему не хватало и мальчик стоял на цыпочках,
вытянув шею и закусив губу от напряжения.
Это была "изюминка" представления - заранее
продуманная, хладнокровно подготовленная деталь.
Начало казни задерживалось, и офицер был неспокоен. Он
уже бывал в переделках и знал, что заминки ни к чему
хорошему не приводят.
Ждали переводчика. Бывший учитель немецкого языка,
продажный холуй, на этот раз предусмотрительно "заболел". Но
солдаты подняли его с постели и полуодетого погнали на
площадь.
Роль палача исполнял Рыжий. Правда этому двухметрового
роста богатырю-варягу больше подходил средневековый топор,
чем веревка. И уж конечно, Рыжий чувствовал себя на помосте
не в свое тарелке. Его стихия - море и ветер, отвага и сила.
А тут - безоружные человечки, да еще со связанными за спиной
руками. Уж если боитесь вы их, - мрачно думал варяг, то
порешите втихомолку, где-нибудь в овраге. Не выставляйте
собственное ничтожество напоказ. Эх, вернуть бы ему прежнюю
роль, он бы показал, кто по праву сильного должен здесь
командовать.
Привели переводчика.
- Ахтунг! - поспешил начать офицер.
Переводчик перевел, запинаясь, но от фразы к фразе голос
его звучал все увереннее: он переливал свой страх в злобу на
тех, по вине кого его подняли с постели, привели на площадь
под немецкие и партизанские пули.
- Тов... тьфу, граждане! Немцы учат нас, что
партизанами быть плохо. Партизан и тех, кто им помогает,
господа немцы будут строго наказывать...
Но оканчивал он вдохновенно, даже прибавляя кое-что от
себя. Было там и про негодных комсомольских щенков, и про
наглядный урок врагам рейха, и про то, что русский мужик
хорошего отношения не понимает и не ценит.
Офицер театрально взмахнул стеком и ткнул Рыжего в
спину: Начинай!
Так обходиться с Рыжим было нельзя. Варяг слегка повел
плечом, и стек лопнул, словно детская бамбуковая палочка.
Пруссак почернел словно свастика и потянулся за
пистолетом. Однако вытащить его не решился. Под шинелью у
Рыжего заиграли, вздулись мускулы. Еще мгновение - и офицер
окончательно передумал сводить счеты. Он сам выбил табуретку