Незадолго до рождения дочери Марине начали сниться странные сны. Ну не то, чтобы сны. Это были, наверно, вещие грёзы.
Марина плавала в море.
Вода была тёплой и ласковой. Воздух - студёным, ночным. Он был частью мёртво-промозглой, давящей тьмы. А звёзды сияли жемчужно-опаловым светом из-под воды.
Марине очень хотелось нырнуть и рассмотреть их поближе, но не получалось никак. Живот не пускал. Он держал её как буёк-поплавок.
Роды прошли удивительно легко. Совсем без боли. Как будто ребёнок и не буравил выход из лона своей слишком большой, как у всех человеческих детёнышей головой, а отделился от материнского тела словно ртутная капля или созревший, но не сорванный вовремя плод.
Но это было нормально. В жизни Марины всё складывалось хорошо. Даже лучше, чем у других милых девочек, которых любили баловать и родители, и друзья.
Друзей у Марины всегда было много. Она их часто меняла на новых. Как будто ими питалась и старалась восполнить запас.
Однако всё изменилось после того, как Марина вышла замуж за сына "без пяти минут" олигарха и поспешила родить. (Чтобы не повторить судьбу мачех мужа, менявшихся едва ли не чаще, чем лимузины в гараже.)
С появлением дочери у Марины, как будто, переключилась полярность. Из энергетического вампира она превратилась в незащищённого донора. Любое общение её теперь утомляло. В том числе и с мужем, и с тестем, и с очередной мачехой мужа. А со своим ребёнком - втройне.
Марина худела и таяла на глазах. По вечерам, когда не было облаков, она закрывала двери будуара, ведущие в детскую и в общий супружеский холл.
Выходила на просторный балкон, садилось в кресло поближе к перилам, и смотрела на звёзды.
Теперь только с ними хотелось дружить. Нырнуть и навечно уплыть в небеса, чтобы никто никогда её не нашёл.
И однажды глубокой ночью чудо свершилось. Вдруг вспыхнули, падая (почему-то все сразу и вместе, как во время салюта) яркие жёлтые звезды, а по балкону подмосковной элитной усадьбы словно прошёл морской ветерок.
- Кто тут? - спросила Марина, не испугавшись лёгкого скрипа и песочного шороха в кресле напротив. - Что вам нужно здесь, от меня?
- Нужно не мне, а тебе, - ответил приятный женский ласково-бархатный голос. - Ты сама меня позвала.
- Кто вы? - повторила Марина с нажимом. - Вы не ответили на вопрос.
- Я - вечная странница. Люди нас называют кукушками космоса. Я - твоя настоящая мать.
О том, что мама с папой были ей не родные, Марина точно не знала. Но всегда считала себя не такой, как они. Она была далека от семейных забот и проблем, как нет, конечно, не гадкий утёнок, а лебедёнок, живущий на скучном птичьем дворе. Или вот, кукушонок, пригретый в гнезде серых маленьких птах - работяг.
Пускай не серых - кареглазых шатенов. А у Марины глаза были синими, волосы немного волнистыми и пушистыми, цвета электра - сплава золота и серебра. Когда-то давно, когда папа еще не стеснялся сажать Марину к себе на колени, он говорил, что от аромата этих волос у него кружится голова. Любил рассказывать девочке добрые сказки про принцесс и крылатых маленьких фей. Бессовестно баловал. Внушал своим обожанием, что смотреть на неё - уже счастье для всех.
- Плохо выглядишь, дочка, - сказала Кукушка с приторно-сладким сочувствием в голосе. (Очевидно, она превосходно видела в темноте.) - Боюсь, что ребёнок у тебя забирает слишком большую часть жизненных сил.
Почему-то Марина сразу поверила, что гостья - именно та за кого себя выдаёт.
- Зачем ты оставила меня на Земле?
- Мы же кукушки. Наши дети прожорливы. Они могут забрать жизнь матерей.
- Где вы живёте? На звёздах?
- Мы летаем везде. Мы как солнечный ветер. Мы как шлейфы комет. Мы как струи межзвёздного газа и пыли. Мы превращаться можем во всё.
Марина чутко ловила каждое слово, повторяла его про себя. Соглашалась, что всё так и есть, что подсознательно знала об этом всегда.
Теперь, когда снят был ментальный барьер, Марина почти без усилий начала изменяться. Вот, что-то сместилось в зрачках, и звёзды, как будто, "всплыли" со дна "океана". На балконе стало светло, словно сумрачным, звёздным, но всё-таки днём.
В кресле напротив сидела красивая светская дама в длинном чёрном платье с глубоким вырезом на груди. Она была очень похожа холёным лицом на мачеху мужа, но только кожа была мраморно-белой, лишённой даже намёка на курортный загар.
С Кукушкой (как и с очередной увядающей королевой красоты, пытавшейся за деньги мужа повернуть время вспять) было в порядке не всё.
Слух Марины так обострился, что она могла слышать даже биение крови в сосудах, шелест воздуха в лёгких, журчание пищи в кишках.
У Кукушки, как будто, не было внутренних органов. Под гладкой розовой кожей пересыпался... песок. Он шуршал, когда лицо расплывалось в улыбке, когда по-кошачьи чуть-чуть выгибалась спина, когда рука взлетала с подлокотника кресла, чтобы грациозным жестом смахнуть со лба прядь светлых волнистых волос.
Но про то, что песок сыпется, говорят, имея в виду дряхлых старух...
- Сколько вам лет? - спросила Марина песочное существо в красивой кукольной оболочке.
- Много, - ответила мать. - Так долго, как мы, на Земле никто не живёт. И мы всегда должны выглядеть так, чтобы нами все восхищались и готовы были отдать добровольно частицу души и тепла.
Марине хотелось узнать, какая разница между "выглядеть" и "действительно быть", но она удержалась от, скорее всего, неприятных матери слов.
Мать была перед ней виновата? Ну и что, если так! Теперь всё изменилось. Всё теперь пойдёт по-другому. Они станут как сёстры. Летать будут вместе к планетам и звёздам, участвовать в самых-самых роскошных вселенских, а не земных псевдо-звёздных тусовках. Словом, вместе от жизни брать будут всё, что найдут, что не смогут спрятать от них, утаить.
Конечно, дочь Марины останется на Земле. Люди - вполне подходящая пища для кукушки-ребёнка. Они будут ему благодарны за то, что он позволит себя им любить.
Чтобы стать невесомой, нужно было забыть обо всём, что тянуло к Земле. Осознать, что жизнь - бесконечна. Поверить, что всё, что случилось когда-то, прошло сквозь тебя, не оставив следа.
У Марины вышло не сразу, но когда она представила мысленно всех, кто её пытался любить, но не смог отдать всю любовь и тепло без остатка, хотя она зябла и мёрзла даже в самые жаркие дни - её сорвало с кресла и закружило так сильно, как будто над креслом возник персональный маленький ураган. Руки, ноги - всё смешалось с леденяще-холодным, раздирающим воздухом. Хлопок - и тело распалось на снежинки-кристаллы, которые бросило в небеса.
Снежным вихрем пролетела Марина высоко над Землёй. И ветер был больше не нужен. Марина сама могла собой управлять.
Она поднималась всё выше и выше. Неслась в безвоздушном пространстве со скоростью близкой к скорости света без скафандра и без корабля. Уже не вихрь, а поток ярких красивых кристаллов. Синих - в цвет марининых глаз.
А вот и Кукушка. С трудом, но держится рядом. Она была похожа на тусклое облако пыли или на след кометы, лишённой ядра.
Марина подумала, что мать, в самом деле, очень стара. Наверно ей трудно впитывать свет Солнца и звёзд.
Кукушка, как будто, услышала мысли. Шепнула в ответ:
- Ты ещё глупая. Не нужно жалеть никогда никого.
Марина с этим вполне согласилась. Если полагалось так вести себя на Земле, то в космосе и подавно. Зачем обижать жалостью существа, которые могут летать, где хотят? Летать - значит видеть, что может понравиться, а если лететь очень быстро, то если понравится - брать.
В мире столько всего интересного! Даже рядом (по космическим меркам) с Землёй. Если бы Марина летела одна, она для начала непременно бы посмотрела, как выглядят следы астронавтов, оставленные на Луне. Проверила бы, не движутся ли ещё луноходы. Ну, хотя бы во время долгих лунных ночей, когда им, лунатикам, светит Земля?
Обязательно заглянула бы на Марс - поискать самородки в руслах высохших рек, а потом разложить все находки у "ног" причудливых скальных фигур, которых проказник-ветер сделал похожими на людей. Пусть попробует кто-то сказать, что на Марсе не было жизни, древней культуры и - фанатов у странных и страшных зубастых героев!
Не обошла бы, конечно, вниманием главный узел орбит. Так в планетной системе Солнца назвать можно Юпитер. На одном его спутнике порезвилась бы в струях гейзеров, взлетающих, как вулканологи с завистью, без надежды когда-то увидеть самим, говорят - на тысячи километров. На другом приняла бы живительный душ в грозовых метановых облаках. На третьем проникла бы ниточкой-ручейком сквозь мельчайшие трещины льда и погрузилась в нирвану, в не знающий бурь океан. Кто знает, может быть бы, отважилась даже спуститься к планете-протозвезде и заглянуть, как под крышку кастрюли, в кровавое пятно урагана, сравнимое по размеру с Землёй?
Но Кукушка твёрдо сказала, что это всё подождёт. На кольцах Сатурна начинался как раз ежегодный (по сатурнианскому календарю) бал "Дочерей - матерей". Нельзя его пропустить. Иначе Марина почти тридцать лет земных (во столько раз дольше Сатурн совершает оборот вокруг Солнца) не сможет считать себя настоящей кукушкой.
Прилетели, когда все уже разобрались по местам и цветам.
Вблизи кольца были похожи на радугу: синие, жёлто-красные, зелёные. Каждый цвет означает период жизни кукушек.
Если кристаллы зелёные, кукушки в расцвете жизненных сил. У молодых кукушек кристаллы светятся синим. Но больше всего было жёлтых и красных, увядших, кристаллы которых стёрлись временем в пыль.
Пролетая вместе с Кукушкой мимо унылого большинства, Марина ощущала их зависть, желание быть рядом с ней вместо той, которая в своё время бросила, а теперь так удачно нашла дочь на Земле.
Что за странное запоздалое чувство любви и ревности к детям - своим и чужим? Марина подумала, что наверно оно кукушкам свойственно только здесь, на балу, где дети служат им украшением - чем-то вроде нарядных синих праздничных лент.
В кольце было "душно". И начинало казаться, что "кружится голова". От бесконечного "вальса" планеты и звёзды сливались в такие же полосы, как кольца Сатурна. А значит, что всем, кто успел убедиться в никчёмности собственной жизни, теперь можно было считать, что весь мир состоит из таких, как они: ничтожных, жалких и мелких, но - неразрывных частиц вселенского круга всего.
Почему-то Марине в круге думалось так. И почему-то казалось, что кукушки в своём большинстве никогда не покинут колец. Будут вращаться в них вечно. Вернее пока не умрут. Ведь кукушки отнюдь не бессмертны. Они стареют и гаснут, как звёзды. Но если звёзды могут стать хоть немного моложе, вобрав в свои чрева галактический газ, то кукушки с этой целью заводят потомство. Дети, их дети собирают силу для них на Земле.
Мысль пришла слишком поздно. Когда Марина уже ничего не могла изменить, даже вырвав себя из липких объятий космической пыли, слипавшейся в псевдокристаллы, по сути и форме похожих на комаров, которые быстро растут, разбухают, получая возможность пить свежую кровь.
Вот так. В этом вся и любовь. Замкнуть круг поколений - значит жить. Если круг замкнуть на себя.
- Тебе понравился танец общения с Вечностью? - спросила Кукушка после того, как Марина сумела выйти из круга и избавить себя от непрошеных ласк.
- Я к вашим забавам ещё не привыкла. Мне показалось, я потеряла тысячу лет.
- Так и было, - ответила дочке Кукушка. - Теперь я моложе, чем ты. Но не сердись на меня, если сможешь. Разве дав тебе жизнь, я не заработала право вернуть половину себе?
Нет, Марина совсем не сердилась. Она стала намного мудрее. На тысячу лет. А достоинство мудрых - не хитрость, коварство и ловкость, а знание, что время не стоит совсем ничего без цели и смысла его проводить.
Что с того, что из пыли собрались кристаллы, и цвет их стал тёмно-зёлёным, каким был раньше на тысячу лет? Пыль - всегда пыль, даже если какое-то время будет выглядеть по-другому.
Для мудрых, зрелых кукушек возраст условен. Ведь время - лишь средство достигнуть поставленной цели. Но и цель никогда не бывает ясна до конца. Очевиден лишь пройденный путь. Ну что, продолжать запутываться в словах?
Марина знала, что бывший муж взял дочь с собой в кругосветку.
Иногда, принимая облик дельфина, Марина помногу часов плыла за шикарной прогулочной яхтой. Бывало, Наташа (ей уже исполнилось десять) махала приветливо вслед загорелой рукой.
Марина ждала беды. Беда по пятам шла за всеми, кто Наташу любил.
Её дедушка по папиной линии был убит новой ревнивой женой. Ту, с которой была знакома Марина, безуспешно лечили от алкоголизма в закрытой швейцарской клинике в Альпах.
Наташин отец промотал почти всё наследство. От полного разорения его спасло только плохое здоровье. Врачи ему прописали свежий воздух, море, покой.
Он должен был протянуть от силы год или два. Но развязка наступила скорее. Марина совсем не учла, что кукушонок забирал силы не только отца, но и всех остальных, кто был на борту. У рулевых в том числе.
К счастью, когда яхта налетела на риф у необитаемых коралловых островов, Марина была совсем рядом.
Первой она выудила Наташу. Девочка барахталась и захлёбывалась в воде. От удара в корпус яхты сорвалась дверь каюты, и наследницу потерпевшей крушение финансовой империи выбросило из постели за борт.
- Что ты визжишь! - сказала Марина, поднимая повыше голову дочери. - Ты же у нас не такая, как другие соплюхи.
Девочка зло сверкнула глазами и едва не укусила спасительницу.
- Ну, ты и штучка! А тебя ведь спасать и не нужно. Ты умеешь плавать и дышать под водой. Греби вон туда. Там будет наш остров. Я тебя там найду.
Марина - значит "морская". Марина научилась брать силу у моря, а не у людей. Стихия нуждается в том, чтобы кто-то её укротил. Море злится и сердится на людей, если в нём нет русалок, тритонов, сирен.
Марина сделала так, чтобы волны несли уцелевших матросов на остров. Не на остров русалок, а на другой, куда уже бережно доставила бывшего мужа, чуть живого, наглотавшегося воды, выловленного на затопленной яхте, где он тщетно искал свою дочь.
- Ты, наверное, голодна? - спросила Марина с виду обычную девчонку. Ну, разве что избалованную вниманием, слишком гламурную для своих юных лет.
- Нет, я есть не хочу, - ответила Наташа. (И, правда, закоренелое чувствоголода, которое нельзя было насытить едой и которое не давало согреться даже в ванной с горячей водой - прошло!).- Мне теперь хорошо. Как вы научились так плавать? И глаза у вас такие морские, зелёные. Вы в воде - совсем как дельфин.
- Ты тоже так сможешь. Я тебе уже говорила. Хочешь плавать?
- Зачем?
- Плавать - значит летать.
Девочка решительно встряхнула мокрыми кудряшками:
- Когда папа умрёт, я полечу вон туда, - она показала пальцем на светлеющее предрассветное небо.
- Там холодно, - сказала Марина. - И там нет никого, кто тебя сможет любить.
- Но там ждёт меня мама.
- Тебе неверно сказали. Твоя мама там жить не смогла.
- Откуда вы знаете? - Наташа капризно поджала губы.
- Я была с ней знакома. Она была самой несчастной, обиженной, грустной звездой.
- Папа мне говорил, что ей было плохо и здесь, когда она жила с нами. Ей не хватало нашей любви.
- Наверно папа твой прав... - ответила Марина задумчиво. - А у твоей мамы тоже были мама и папа?
- Были. Но они умерли в ночь, когда мама ушла. Они жили от нас далеко. Я знаю, маме даже не успели сказать.
- Маме тогда знать это было не нужно. Не сразу, не все понимают, что если не ценишь любовь, то она иссякает. Ты папу любишь?
- Конечно. Ну... да!
- Но ты спокойно мне говоришь, что он скоро умрёт.
- Он слабый. Болеет. Что я могу сделать?
- Не забирать его силы. Останься со мной.
Говорят, в океане есть место, где гаснут даже циклоны, где всегда полный штиль, и где по ночам корабли плывут по воде как по продолжению млечной небесной дороги.
А по утрам, когда звёзды застенчиво прячутся в синеве небосвода, из глубин поднимаются звёздочки-пузырьки.
Они сияют матовым блеском в спокойной воде, и кажется, что это россыпи жемчуга, которыми морская царевна вздумала поиграть.
У царевны, наверно, есть мама. Или, может, русалка - сестра. Два силуэта, раскинувших крылья белёсых - не золотых, не седых - словно пена пушистых волос, можно увидеть в глубине под водой с борта восстановленной после крушения яхты, которая только на вёслах, без дизельной тяги заходит в этот район каждый год. Каждый год в один день. И если яхта пришла, это значит, что у людей тоже всё хорошо.