Сказочным образом ты попадаешь в совершеннейшие декорации крымского курортного городка. Бархатный сезон. Золото анонимно алхимически превращено в газообразную субстанцию и щедро наполняет бухточку над уютным пляжиком. Россыпи роскошных фруктов, курортники, бродящие в медитативной сомнамбуле. Купание в море, выжаривание на солнце беззаботность и обжорство сахарозой на фоне дисбаланса половых гормонов превращает их в летучих голландцев. Материален только ты в своей внутренней косности чувств. У тебя, верно, есть человеческое оправдание своей житейской пригруженности. Как верно и то, что нет тому божественного оправдания, и быть не может в принципе.
Но контекст пейзажа не терпит инородных вкраплений. И персонально для тебя сочиняется комплекс мер по превращению твоей придремавшей души в эфирообразное состояние. Для всех строгий дядька раболепно распахивает перед тобой ворота на пирс, и ты бредешь в самый его конец. Откуда у простых людей такая интуиция? Он понимает - тебе надо посоитствовать с морем, и сам бескорыстно рушит барьер, блюсти который он приставлен.
И вот ты глубоко выдвигаешься в море. У тебя с ним роман с богатой историей. Все детство, отрочество и юность ты был причастен к этой купели. Сперва она принимала тебя в свое лоно, как свою составляющую. Гам детворы, шарики брызг вовне, шарики солнца во время зажмурок, гам счастья внутри, все отражается во всем, иллюзия проникновенности оптических образов, аромата и вкуса до исчезновения ощущения границ детского тельца. Затем, однажды ты ловишь ласку струй на своем отроческом теле, и, не осознавая, что это начало твоей обособленности, ищешь, как снова встретиться с ней. Тело прибавляет в силе, все стремительнее его продвижения, все упруже потревоженная гладь, все утонченнее и звонче чувственность от соприкосновений на растущей скорости. Ты пережил штормы и подводную охоту, мужая в азартном дружеском противостоянии. Твою подружку оно фосфорицируя однажды превратило в бриллиант во время ночного юношеского празднества, будто шепнуло о твоей зрелости и открыло тайну предназначения женщины. В каждой твоей ипостаси оно изыскивало, чем культивировать твои черты. Сейчас, если умничать, у моря сложная задача. Ты вдохновенно бредешь вперед и первое из чего вышелушиваешься это из горестей и проблемностей, придуманных тобой и окружающими. Их тьма коварно уплотнилась за годы твоего отлучения от водной стихиалии. Достигаешь конца пирса и останавливаешься в начале нового урока. Чувствуя, что предметом будет любовь, ты раз отождествляешься с собой. Ритм. Ритм прибоя стирает границы твоей души распахнутой по старой дружбе навстречу морю, ритм стирает границы твоего тела распахнутого отсутствием рецепторной физиологической чувствительности, ритм стирает баррикады твоего интеллекта распахнутого бесконтрольностью периферии. В этом ритме восприятие окружающего мироздания завораживает. Все растворено во всем без намеков на дробление на обособленные составляющие. Иерархические схемы сосуществования растворяются, высвобождая действительность от своих пошло примитивных обрешеток. Оказывается, все сосуществует совокупностью бесконечных взаимоотражений и взаимослужений всему сущему. Служение это не нужно напряжено выдумывать или сочинять. В его парение нужно вот так погружаться чувственно и подсматривать, как замыкает круг мирозданья твой восторг, твое питательное осознание глубин лазурных, высей солнечных. В таком парении легко подсесть на самый залихватский вираж чайки, поучаствовать в отпочковании облаков, побыть гребнем пенной волны, стать любым из мириадов запахов овевающих тебя. Но нет к тому стимулов, ибо в цельном хоре все частности звучат как могучий камертон, приводящий в соответствие с благостью звучание твоей души. И длится это вечность вечную, и для тебя почти бесконечно удерживается в точке фокуса благодати.
В угоду не ясным для тебя причинам восторг все же проходит, ты истинный кончаешься, наступает бесконтрольное воссоединение того малого в тебе соответствующего музыке сфер с необозримым исконным фоном скалистого ландшафта. И вот ты снова ты. Обособленный, как-то необычайно нейтрально печальный, с истомой ускользающей в растущую надежду нежности. Точкой твоего приземления является посторонняя девушка. Ее хрупкий силуэт сливается с панно прибрежной скальной гряды. Окончательно маскирует ее соломенная шляпка и бриджи цвета выблекшего хаки. Когда она приземлилась на острие пирса, зачем? Ваши взгляды встречаются с невероятной по качеству жаждой. Тебе очень нужно избавиться от бешенной только что почерпнутой тобою энергии, а ей понежиться в оазисе, возникшем посредством тебя, будучи не потребителем его, но украшением и возможно даже смыслом. Ваш чудесный безмолвный союз обогащает вас несказанно. Волна твоего вторичного экстаза накрывает вас. Вы парите в ее лазури, и все токи ваших самостей снуют и переплетаются в причудливые протуберанцы. Такие сплетения, есть предположение, практически вечны, ведь они согласуются с Тактом вселенной. Не проблема, что девушка, наконец, вспомнила о зря истлевшей бесконечно белоснежной сигарете в благородном мундштуке и, скомкано затянувшись, ретировалась инкрустировать пережитое своей столичной снобливой рафинированностью. Тем более не проблема, что ты остался один с нарождающимся предвкушением обнаружения рассыпанного по всей твоей дальнейшей жизни драже с отведанным сегодня солнечным вкусом. После произошедшего вам действительно предписано локальное одиночество. Еще очень долго до того мига, когда встретишь ты свою земную любовь. Но встретишь непременно, был знак тебе сегодня. Еще парить тебе и парить одиноким кондором, собирая урожай почтения и веры в сбыточность твоих предчувствий в долетающих до тебя взглядах. Прелестный урок новых вариантов твоей потенциальной востребованости и предназначения завершается во внешнем проявлении. Спустя немного ни на что потраченного времени ты направляешься к воротам на пирс. Так марафонцы профи пробираются к старту - боясь расплескать установившийся баланс...